Весенние истории
Иллюстрация на обложке Florans Ox
Иллюстрации Florans Ox
© Florans Ox, 2025
ISBN 978-5-0065-7598-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Не покидай
Он помнил этот день, словно это случилось вчера, а тем временем минул целый год. Как давно в том магазине он случайно зацепил тележку рыжеволосой девушки, которая о чем-то говорила по телефону, извинился. Посмотрел на неё и увидел смеющийся сияющий взгляд зелёных глаз и почему-то захотел познакомиться.
– Игорь, – представился он, не надеясь на ответ.
Она посмотрела на него озорным удивлённым взглядом и ответила:
– Алёна.
После разговора выяснилось, что они жили недалеко друг от друга, на одной улице через пару домов.
Она помнила, как завязалась их дружба, как он приходил по первому зову, если случилась беда, находил решение проблемы или просто утешал и подбадривал, как она ему звонила, как он приносил ей фрукты, её любимые конфеты и сэндвич с огурцом, когда она болела, и из-за того, что она не смогла найти ключ, а мама закрыла её в квартире и куда-то ушла, им пришлось поднимать пакет на верёвке в окно на второй этаж через форточку. Игорь никогда не жаловался, и она иногда задавалась вопросом, случалось ли в его жизни что-то плохое, или он скрывал такие моменты, чтобы лишний раз её не тревожить, и справлялся со всем сам, или не совсем доверял, чтобы открываться. Она очень надеялась, что не третье.
Солнце играло в рыжих волосах Алёны, когда она сообщила новость. Для Игоря словно мир перевернулся. Дружба? Да это была тщательно скрываемая любовь! Он смотрел на неё, пытаясь запомнить каждую черточку лица, пока она говорила о новой жизни, о далёкой стране, о возможностях, которые перед ней появятся. Внутри всё кричало:
«Не уезжай! Не покидай!».
Он помнил, как она рассказывала, что мечтала увидеть самые красивые в мире фейерверки, учила язык. Игорь иногда смеялся над тем, как она пыталась говорить на иностранном, таком чужом языке, и с правильной интонацией это казалось в её исполнении милым и забавным. Теперь же это выбивало почву из-под ног. Перспектива, казавшаяся практически невыполнимой мечтой, оказалась реальностью. Её отец получил новое назначение на работе, и им придётся переехать в эту страну. Мечты иногда сбываются, а иногда и разрушают чужую жизнь.
Алёна же, наблюдая за Игорем, чувствовала, как в груди нарастает отчаяние. Его улыбка, которая не сходила с его лица, потухла, в глазах – растерянность. Парень явно не был рад известию. Неужели он ничего не чувствовал? Неужели все их вечера, споры, смех ничего не значили? Она проглотила ком в горле и, собравшись с духом, спросила, что он думает об этом.
Игорь молчал, боролся с собой. Алёна уедет, и он останется один, со своей невысказанной любовью. Он не выдержал. Схватив её руку, он выпалил:
– Не уезжай! Я люблю тебя!
В глазах Алёны появились слезы. Она так надеялась на это и боялась этого, того, что её чувства взаимны. Сколько девушек мечтает об этом, услышать от любимого человека три заветных слова, но она стояла, опустив взгляд, как будто потеряла что-то важное. Она знала, что сделает ему больно, и это отдавалось невыразимой горечью в её груди.
– Я тоже тебя люблю, Игорь… – прошептала она.
Алёна крепко сжала его руку в ответ. Слёзы текли по её щекам, смешиваясь с солнечными зайчиками.
– Но я должна ехать, Игорь. Пойми, там теперь будет моя семья, моё будущее, моя мечта, – говорила она, не смея смотреть ему в глаза.
Игорь притянул её к себе, обнимая, утонув в рыжих волосах. Он вдыхал аромат её волос упиваясь их весенней свежестью, и цветочным ароматом и боялся отпустить. Вдруг она тут же исчезнет.
– Тогда я поеду с тобой. Куда угодно, лишь бы быть рядом, – в его голосе звучала отчаянная решимость, от которой у Алены забилось сердце.
Она отстранилась, заглянула в его глаза, полные любви и надежды. Может ли она принять такую жертву? Вдруг это не навсегда. Сомнения. Алёна снова взглянула в его глаза, прислушалась к своим ощущениям, словно проверяя их. Нет, он не отступится, не разлюбит. Так твердило её сердце.
– Ты готов всё бросить? Свою работу, друзей, дом? К тому же там сложно получить вид на жительство. Мы же поедем по рабочей визе. Ты и языка не знаешь, – с сомнением и опасением произнесла она.
– Я что-нибудь придумаю. Всё, что угодно, ради тебя. Лишь бы вместе, лишь бы рядом, – решительно произнёс он.
Игорь обнял ее, чувствуя, как отчаяние отступает, сменяясь волной нежности и предвкушения новой, совместной жизни, не зная, выйдет ли у них всё, что запланировано. Впереди их ждала неизвестность, но теперь они знали, что справятся со всем вместе, рука об руку, с любовью в сердце.
Только попроси
Я заметил, как она изредка вытирает слезы еще в начале четвертого урока. Мы дружили с Маринкой сколько себя помню. Наши отцы дружили еще со школьной скамьи, а мы и того раньше. Отец чуть ли не с пелёнок твердил мне, что я должен оберегать, защищать и помогать Марине, ведь я старше на целых четыре месяца и семь дней. Вот и приходится.
До этого момента мы делились всем, даже самым сокровенным, но с периодом взросления у нее появились какие-то секреты от меня, тайные переписки и звонки. Я особо не возражал, так как по её счастливому виду понимал, что у неё всё хорошо, хотя где-то в глубине души было немного не по себе. Это легкое беспокойство поселилось во мне, как тихий сквозняк в давно обжитой комнате. Я наблюдал за ней, за ее расцветающей красотой, за искрящимися глазами, полными новых, неведомых мне чувств. И хотя я радовался ее счастью, маленький червячок сомнения грыз меня изнутри. Зависть? Возможно.
Мне казалось, что между нами выстраивается невидимая преграда, воздвигнутая из её тайн. Я чувствовал себя отстраненным, словно зритель в театре, наблюдающий за захватывающим спектаклем, в котором мне больше не отведена роль. Это было странное, болезненное чувство – видеть, как моя подруга вступает в свой собственный, недоступный мне мир.
Но вдруг её райский сад поменял свои краски. Марина стала раздражительной и замкнутой. Тут я понял, что что-то случилось, что-то плохое. На все мои расспросы либо отмахивалась, мол, всё в порядке, или доходила до агрессии, мол, не твоё дело. Я старался не вмешиваться, но душа кричала о том, что ей нужна моя помощь и что она о ней не попросит. От этого было больно и досадно, ведь мы же друзья. А как же доверие и взаимопонимание?
Это как видеть человека, тонущего в реке, и не иметь возможности протянуть руку. Чувство бессилия разъедало изнутри. Каждый её взгляд, полный тоски и отчуждения, отдавался эхом в моём сердце. Я ловил себя на мысли, что постоянно думаю о ней, анализирую её поведение, ищу признаки того, что её мучает. Но все попытки заканчивались ничем. Марина словно воздвигла вокруг себя неприступную стену, и я не знал, как её разрушить. Оставалось лишь наблюдать и надеяться, что рано или поздно она откроется мне.
И вот сегодня слёзы. Тут-то я и не выдержал. Когда она выходила из класса, я схватил её за рукав и оттащил в сторону.
– Так, выкладывай, почему глаза на мокром месте? – не терпящим возражения тоном произнес я, строго глядя на неё.
Она отвела взгляд от неловкости.
«Нет уж, теперь не отвертишься», – решил я.
– Всё в порядке. Я сама разберусь. Тебя это не касается, – как всегда ответила она, всхлипывая от рыданий.
– Аха, эту туфту я уже от тебя слышал. Теперь хочу услышать правду. Мы друзья или кто? – искренне возмутился я.
Марина тяжело вздохнула. Её рассказ был коротким. Запала она на одного парня в нашей школе, учится в выпускном классе. Зеленоглазый блондин, спортсмен, отличник и вообще самый популярный парень в школе. Ну и числилась за ним слава сердцееда. Короче, Маринка под этот гнет и попала. Ведь осмелилась ему в портфель сунуть записку со своим номером телефона и признанием, что он «её краш»1. Тот, к её удивлению, ей позвонил, разговорились и договорились встретиться. И тут пошло-поехало. Видел я их пару раз вместе, но расспрашивать её об этом, естественно, не стал. Ещё подумает, что ревную или счастье её разрушить хочу. Так вот, этот хмырь просёк, что она от него без ума, и стал требовать от неё доказательство этой самой любви к нему известным способом. Я аж побагровел от ярости.
– Понимаешь, мне страшно, я не готова, а вдруг… А он… говорит, значит, ты меня недостаточно любишь, – всхлипывая и вытирая слезы, говорила Маринка.
Не знаю, что мной двигало. Я притянул её к себе и обнял. Она уткнулась мне в грудь и разревелась. Я же решил, что вырву ноги тому кретину.
– Ладно, успокойся, я с ним поговорю, – произнес я, когда поток слез у Марины иссяк.
– Не надо, пожалуйста, – сказала она, вцепившись в мою рубашку.
– Ты за меня переживаешь или за него? Я просто с помощью доводов и аргументов, и в крайнем случае применения физического воздействия объясню ему, в чём он был неправ, – спокойно ответил я.
Маринка уставилась на меня, будто только что увидела, и отстранилась, видимо, вид у меня был самый серьезный, может, даже устрашающий.
– Да не дрейфь ты. Он козёл, а ты самая лучшая, – сказал я и пошёл прочь, сунув руки в карманы брюк.
Поговорить с этим щёголем всё-таки пришлось, правда, разговор был коротким и неприятным. Пришлось ему объяснить, кто он и что из себя представляет, и если ещё раз увижу его рядом с Маринкой, он зубов недосчитается. Тот было засмеялся, что, мол, я и рядом с ним не стоял, что и я, и Марина – быдло рабоче-крестьянское, а он, видите ли, сын богатых родителей и оказал бы ей великую честь, если бы был у неё первым. Свою тираду он договорить не успел, прямой удар в солнечное сплетение прервал его монолог на самой трогательной ноте. А удар между ног надолго отобьет охоту к постельным похождениям. Ходили слухи, что все, с кем он «дружил» из девчонок, рано или поздно доказывали ему свои чувства понятно как, что все его ухаживания заканчивались ненавязчиво-принудительным сексом, а кто и по собственной воле, наслушавшись комплиментов, прыгали к нему в койку. Ходили также сплетни, что для некоторых девушек это закончилось серьёзными последствиями и хирургическим вмешательством в шестнадцать-то лет, а он типа: «Ну я же ничего никому не обещал, они сами». И «эти сами» потом ходили словно в воду опущенные, с разбитыми сердцами и рухнувшими надеждами, наблюдая, как в тот же омут попадают и другие.
Не хотел я, чтобы Марина повторила их ратный подвиг, ведь хватило же ума попросить дать ей время на подумать. А сама вовсе не хотела, терзалась, мучилась, но мне так ничего и не сказала, пока я к стенке не припёр. Досадно.
Когда я позвонил ей и сказал, что у меня серьёзный разговор, она ждала меня у подъезда моего дома, прохаживаясь от волнения около скамейки, напряжённо смотря себе под ноги и тихо бормоча. Завидев меня, бросилась бежать ко мне.
– Ну слава богу, живой, – с облегчением вздохнула она, не увидев на мне видимых повреждений.
– Какое недоверие к моим способностям! Ты же только попроси. Я же для тебя запросто, – усмехаясь, ответил я, сделал вид, что обиделся.
– Я в тебя верю. Ты самый лучший друг на свете, – сказала она и, подойдя ко мне вплотную, крепко обняла, положила голову на плечо, и я отчётливо услышал стук своего сердца.
Я улыбнулся и отчего-то покраснел.
– С геометрией поможешь? – спросил я как обычно.
Она посмотрела на меня своими ясными голубыми глазами и засмеялась.
– Конечно, друзья же должны помогать друг другу, – сказала она, и мы вместе вошли в подъезд.
После мы сидели в моей комнате, Марина объясняла какую-то теорему. Её объяснений я не слушал, всё никак не мог сосредоточиться на информации, которую она старалась вдолбить в мою голову. Из моих мыслей всё не выходило, что, если это повторится и меня не окажется рядом, что потом. Я содрогнулся от этой мысли, но всё никак не мог придумать что-нибудь, чтобы избежать такого. Познакомить её с парнем не слишком красивым, чтобы особо не влюбилась, и чтобы морду, если что, не жалко было бить. Однако после серьёзных раздумий решил, что единственный выход – это всегда быть рядом.
– Слушай, Марин, после того как закончим школу и технарь или что ты там заканчивать собралась, выйдешь за меня замуж? – спросил я, найдя панацею от всех болезней.
Марина замолкла, остановив свой бесполезный, как оказалось, монолог, и посмотрела на меня как на умалишённого.
– Тебя случайно по башке ничем тяжёлым не били? Совсем что ли с головой не дружишь? Я кому всё это три часа рассказываю? Забиваешь голову ненужной хренью. Так бери тетрадь и записывай, – рассердилась она, будто не слыша мою последнюю фразу.
А я улыбался и думал, что это замечательная идея и когда-нибудь, возможно, так и случится.