Где никто не дышит

Пролог

Настал день собеседования. Я спокоен, всё идёт по плану. Это интервью для меня скорее формальность.

Защитил докторскую пару лет назад, рекомендации научного руководителя Шишкова и моей компании, публикации, стабильная психометрия, полученный нами патент, грамоты. Всё это делает меня, как сказал рекрутер, «кандидатом из учебника».

Кабинет простой, но до странности стерильный. Всё блестит: стеклянная перегородка, ровные белые панели на стенах, пластиковая мебель, ни одного лишнего штриха. Воздух пахнет новым пластиком и чем-то аптечным, как в операционной. Ни часов, ни окон.

Напротив меня сидит сотрудница отдела кадров. Молодая, но с той особой утомлённой точностью, которая появляется у людей, слишком долго работающих с чужими лицами, чужими голосами и резюме. Она в строгом костюме, без макияжа, очки в тонкой оправе. Вид уставший, но собранный.

Она открывает папку и листает мои документы. Кивает вежливо, но без удивления. Видно, уже знакома: мои данные в их системе не первый день. Бумаги скорее для подтверждения, чем для изучения.

– Игорь Николаевич, не буду спрашивать, кем вы видите себя через пять лет, – говорит с лёгкой улыбкой. – У вас прекрасное досье. Просто хочу уточнить пару вещей.

– Конечно, – сообщаю ей спокойным и ровным тоном.

– Вы действительно не испытываете дискомфорта в замкнутых пространствах?

– Нет. Это подтверждено тестами. – указываю кивком на папку.

– Отлично, – сообщает она и делает заметку на моих бумагах. – Просто уточняю. Сами понимаете, не каждый может трезво оценить изоляцию, пока не окажется в ней.

Я беру бутылку воды и делаю глоток. Чувствую лёгкий металлический привкус, как всегда. Не люблю ее, лучше пить магазинную, а не внутреннего производства компании. Хотя, в ее качестве я точно могу быть уверен. Закручиваю белую крышку, ставлю бутылку на стол.

– Не переживайте. Я все прекрасно осознаю и готов к трудностям.

– Замечательно. И еще один вопрос. Командная динамика бывает разной. Вам комфортнее в плотном взаимодействии или в профессиональном одиночестве?

– Я не солист, но и не сторонник ансамблей.

Девушка улыбается. Делает запись.

– Хорошо. С вашей стороны остались вопросы? – задает дежурный вопрос и откладывает карандаш.

– Нет. Готов начать хоть завтра.

Она одобрительно кивает, закрывает папку.

– Тогда с понедельника вас встречают. Формальности уладим в течение дня. Добро пожаловать в проект.

Я благодарю и поднимаюсь со стула. Выхожу из кабинета, иду по длинному коридору в сторону лифта, бросаю беглый взгляд в окно.

Пасмурно. Всё, как всегда.

Только чуть тише, чем обычно. Желтые листья деревьев, пустые улицы, ветра нет, на стекле сентябрьские капли дождя. Будто весь мир сделал вдох – и не выдохнул.

***

Можно ли услышать пустоту?

Не тишину – тишину можно уловить. Если ты её осознаёшь, значит, ты уже слышишь.

Вот комната, погружённая во тьму. Ты хлопаешь в ладоши – звук разносится, отскакивает от стен, возвращается к тебе. Всё просто.

А если внутри – пустота?

Если нет ни стен, ни углов, ни точек опоры?

Если только мрак и темнота, в которых ты постепенно перестаёшь существовать?

Можно ли услышать это? Почувствовать момент, когда она начинается?

Разум – твой. Только твой. Но иногда нечто вырывает тебя из самого себя.

И тогда ты натягиваешь на себя пелену – плотную, глухую, как вакуум.

И исчезаешь.

Глава 1

Резкий и скрипучий звук, словно кто-то провёл когтями по алюминиевому листу, выдергивает меня из вязкого тумана полусна. Голова пульсирует глухой болью, особенно в затылочной части, будто туда пришёлся сильный удар.

Мой взгляд расфокусирован, но постепенно окружающее начинает обретать чёткость.

Я лежу на решётчатом полу, его холодный металл неприятно давит в кожу. Сама решетка проходит прямой линией по всему прямоугольному помещению, от ближней до дальней стены.

Пространство вокруг освещается яркими лампами, встроенными в белый потолок, в котором через каждые несколько метров видны какие-то маленькие сетчатые воронки. Свет резкий, почти стерильным, как в операционной.

Я привыкаю к освещению и оглядываю помещение. Понимаю, что оно относительно просторное – около сорока квадратных метров, с белыми панельными стенами и невысоким потолком, примерно 2,2 метра, может чуть выше. Вдоль стен находятся встроенные купейные шкафы и какие-то ящики.

Позади меня стоит заправленная койка с серым, безликим покрывалом и подушкой. Рядом со спальным местом располагается металлический стол, окруженный такими же стульями. Все очень лаконично. На столешнице несколько нетронутых бутылок с водой, их гладкие поверхности отражают холодный свет.

На задней стене, за койкой, что-то похожее на окно, но плотно закрыто массивными перегородками. Дверь, единственный очевидный выход, имеет странную форму – без привычной ручки или замочной скважины, но с каким-то углублением посередине.

Я осознаю окружение, но меня прерывают, вырывая из мыслей.

– Чёрт… Где я?! – раздаётся хриплый и напряжённый голос с оттенком страха.

Только сейчас обращаю внимание на мужчину, который, как и я, лежит на полу и пытается приподняться. Он находится справа, в нескольких метрах от меня. Выглядит ошарашенным и потерянным. Его взгляд мечется по комнате, не находя ответа.

Этого человека я вижу впервые.

Мужчина замечает меня и внезапно хватается за затылок, – Ах, ёп ты! – резко стискивает челюсть. На его лице отражается дискомфорт, а затем раздражение, вызванное болью. Смотрит на меня.

– Ты кто, блин?! – сквозь зубы бросает он.

– А ты? – спрашиваю в ответ, пытаясь встать. Колени предательски подкашиваются, и я тут же опускаюсь на койку, чтобы не рухнуть вновь.

В глазах плывёт, сердце колотится так, словно готово вырваться из груди.

– Виктор… – он называет свое имя, приподнимает туловище, зло сплёвывает на пол и всматривается в меня в ожидании ответа.

– Игорь.

Мужчина хмурится и говорит.

– Башка раскалывается… Что за хрень? Где я?

– Понятия не имею. Я ничего не помню… – бормочу себе под нос, оценивая ситуацию.

Он окидывает меня взглядом наполненным недоумением и щурится. Его лицо выглядит усталым и измученным. На вид ему около тридцати пяти – сорока лет. Коротко стриженные пепельные волосы, тёмные глаза, лёгкий оттенок смуглости на коже, выделяющиеся широкие поры. Он открывает рот, собирается что-то сказать, но слова так и не успевают сорваться с губ.

Справа слышится шум. Мы переводим взгляд.

Из-за соседней перегородки выглядывает перепуганная и взъерошенная девушка, таращится на мужчину, а затем на меня.

Секундное молчание.

Она нарушает его. Голос, как и ее вид, обеспокоенный.

– Что здесь происходит? Вы кто такие? Где я нахожусь?

Ошарашено разглядывает нас и проводит запястьем по затылку, затем смотрит на руку и вскрикивает.

– Чёрт, это кровь?! – дергает запястье, будто её жалит змея.

– Дай гляну, – говорю располагающим тоном, стараясь помочь. Встаю и направляюсь к ней.

Ее пальцы сжимаются в пластиковую перегородку, которая тянется от пола до потолка.

– Не подходи! – Она делает шаг назад, но пальцы не разжимает.

Останавливаюсь, хмурюсь.

– У тебя шишка… и небольшой порез, – подмечаю я, пытаясь говорить спокойно, но связки напряжены, и интонация подрагивает.

Мы уставились друг на друга с озадаченным видом.

Я решаю прервать нарастающее напряжение, повисшее в воздухе.

– Как тебя зовут? Ты что-то помнишь?

– Не уверена… – произносит растерянно, игнорируя мой первый вопрос, и сглатывает.

Пространство заполняет тишина, которую разбавляет лишь приглушённое кряхтение мужчины. Я внимательно смотрю на неё. Невысокая, не больше метра шестидесяти, на вид не больше тридцати, со светлыми окрашенными волосами каре и отросшими тёмными корнями. Аккуратный небольшой нос украшает пирсинг в левой ноздре. Её лицо немного суховато, без следов косметики, а серые глаза выглядят задумчивыми и настороженными. Вдоль щёк и на лбу уже заметны тонкие морщины – похоже, напряжение и усталость опережают время.

Она прерывает молчание и неуверенно проговаривает:

– Хотя, подождите… Только делала уборку… потом – темнота…

Понимающе киваю и хочу представиться девушке, но мысли путаются.

– Ясно… Я – Игорь, а это… – вопросительно перевожу взгляд на мужчину, пытаясь вспомнить имя, которое он только что произнёс, но оно тут же вылетело из головы.

– Виктор, – медленно произносит по слогам, замечая мою нерасторопность. Затем, постанывая, поднимается и садится за стол, облокотившись на него.

Незнакомка тяжело вздыхает, делает небольшой шаг вперёд.

– Я – Марина… – шмыгает носом. – Где я? – спрашивает с замешательством и бегло озирается по сторонам.

– К сожалению, не имею ни малейшего понятия, где мы находимся. – пожимаю плечами, не сводя с нее глаз.

В это время, мужчина слегка наклоняется, осматривает себя и бубнит.

– Что за шмотки на мне? Что за хрень происходит?

Мы втроем переглядываемся и только теперь замечаем: на нас одинаковая одежда, похожая на больничную, но куда более аккуратную.

– Я не понимаю. Где я? Что это за место? – надломленным и перепуганным тоном, проговаривает девушка.

– Похоже на какую-то изолированную камеру, – делюсь своими наблюдениями с ней.

– Скорее, долбанный бункер, – резко добавляет Виктор, обводя пространство оценивающим взглядом.

– С чего ты так решил? – удивляюсь его уверенному и категоричному ответу.

– Работал на подобных объектах инженером. Вот, затворы на ставнях в окнах видишь? – небрежно тычет пальцем в стену за моей спиной. – Да и сами окна, маленькие, будто ведут в такие же помещения или в комнату наблюдения. И дверь – не на петлях, а купейная, на магнитных замках.

– Комната наблюдения в бункере? Такое скорее бывает в лабораториях. – Замечаю и озвучиваю я.

Он пожимает плечами и слегка мнёт левой рукой мышцу на плече.

Девушка испуганно смотрит сначала на него, потом на меня.

– Что… это… значит? – взволнованно спрашивает Марина и облизывает пересохшие губы.

Я нервно вытираю вспотевшие ладони о хлопковые штаны, разворачиваюсь, направляюсь к койке и сажусь на край. Задумываюсь, стараясь трезво оценить ситуацию и не обращать внимания на паршивое самочувствие, что очень затруднительно. Мне явно нездоровится: тело периодически потряхивает, сердце бьётся слишком громко, невольно наталкивая на мысли о тахикардии, руки дрожат, а рвотный рефлекс то и дело подступает, не давая мне сконцентрироваться.

– Не знаю, – сжимаю пальцы в кулаки и вяло разжимаю, стараясь держать эмоции под контролем. – Виктор, помнишь что-то?

– Я… – начинает он и тут же замолкает.

Тишина. Мы озадаченно поглядываем на него.

– Виктор? – окликаю его.

Мужчина растерян.

– А? Да. Рабочий день. Вентиляция. Потом… свет… – он морщится, явно напрягая память. – Как будто отключили… А ты че, вообще ничего не помнишь? – переводит на меня взгляд.

– Вообще. Но у меня ощущение, что меня чем-то накачали. Испытываю тошноту, головокружение и сонливость.

– Я тоже! Состояние, как если бы отравилась. Или… Или отравили, – вскрикивает Марина, округляя глаза и прикрывая рот руками, словно жалея, что произносит это вслух.

Виктор кивает, соглашаясь и подтверждая наши опасения.

Девушка судорожно сглатывает, дышит неровно.

– Нас… нас похитили? Маньяк? – Спрашивает она, стараясь держать интонацию ровной, но он выдаёт её страх.

Я нервно сжимаю скулы и пытаюсь подавить рвотный позыв, который накатывает после её слов.

– Маньяк? Что за чушь? Кому мы нужны? – мужчина небрежно отмахивается.

Делаю глубокий вдох, чувствуя, как неприятный ком в горле постепенно рассасывается.

– Так, ладно. Давайте осмотримся? – с усилием поднимаюсь, поправляя резиновые тапочки. Направляюсь к двери.

Она и правда странная. Холодный металл, покрытый белой краской, глухая и тяжёлая. Рядом, в стене, расположен прямоугольный шершавый пластик, над ним горит едва заметная красная лампочка.

Виктор подходит сзади. Чувствую неприятный, кислый, густой запах пота и сигарет. Он слегка пинает дверь, затем несколько раз стучит по ней дубовым кулаком, прислушиваясь.

– Авиационный алюминий. Герметичная. Вот, видите круговую рукоятку? Она разблокирует замки.? – небрежно указывает пальцем, затем разворачивается к комнате и кивает в противоположный конец. – Там такая же. Двери с двух сторон.

Мы с Мариной переводим взгляды. Действительно, на дальней стене – точь-в-точь такая же дверь.

Виктор обходит меня, прищуривается и внимательно всматривается в прямоугольный шершавый пластик в стене.

– А это, мать его, сканер для ключ-карты. Если приложить её, рукоятка становится активной. Помещение открывается снаружи и изнутри, но без карты с нашей стороны его не открыть, – Виктор бьёт ладонью по стене и сплёвывает на пол.

Марина, услышав это, бросается к двери и начинает колотить по ней, не жалея рук.

– Откройте! Вы слышите?! Кто-нибудь! – вопит она, не прекращая молотить по глухому металлу.

Ответа нет. Тишина.

– Угомонись ты! – раздражённо шипит Виктор, бросая косой взгляд.

Понимая, что это бесполезно, отступает от двери и глубоко вдыхает.

– Если нас всё же похитили, то зачем? За нами следят? – под конец её речь дрогнула, и Марина резко обернулась, устремляя взгляд по комнате. Застывает, будто видит что-то.

Я прочищаю горло, привлекая её внимание и выдёргиваю из ступора. Она поворачивается и смотрит на меня. В серых глазах мелькает страх. Затем неспешно осматриваю потолок и углы.

Догадка Марины оказывается верной.

В углах, утопленные в затемнённые ниши, за стеклом виднеются объективы камер. Рядом с каждой мигает красная лампочка, безмолвно подтверждая, что за нами действительно наблюдают.

Меня охватывает неприятное чувство, словно я оказался в клетке под пристальным взглядом невидимого хозяина. Каждое движение, каждое слово, возможно, даже дыхание – фиксируется кем-то там, за этими объективами.

Медленно прислоняюсь спиной к холодной стене и, как подкошенный, сползаю на пол.

Сердце колотится быстрее, пульс гулко отдаётся в висках, дыхание сбивается. В груди нарастает удушающее ощущение беспомощности, стены сдавливаю, сжимая пространство.

Страх неспешной, но уверенной поступью подкрадывается ко мне, как хищный зверь, готовый напасть на добычу.

Я изо всех сил стараюсь отогнать панику, но она уже чувствует свою силу – тянет к горлу ледяные пальцы. Касается кожи, готовится сжать тиски.

Нет! – одёргиваю себя.

Сейчас нельзя поддаваться.

Сейчас паника – мой враг.

Стискиваю зубы и пытаюсь взять себя в руки.

Виктор, заметив, как девушка оглядывает углы, ещё раз обводит помещение оценивающим взглядом. Затем молча направляется к ближайшей камере, прищуривается, словно пытается разглядеть что-то за стеклом, обречённо выдыхает и с силой бьёт кулаком по стене.

Марина со слезами на глазах вскрикивает от неожиданного приглушенного грохота.

Мужчина дышит с трудом и произносит:

– Записывают… А стены… Это углепластик. Дерьмо! – он выдыхает сквозь стиснутые зубы и слегка постукивает ими, дрожь пробегает по челюсти.

– Что за углепластик? – сбиваясь, неуверенно спрашивает девушка, глядя на панели.

– Промышленный материал. Дорогой, прочный и лёгкий. Этот ещё покрыт полимерами, поэтому похож на обычную пластиковую панель. – объясняет дежурно.

Марина начинает прерывисто дышать, ее охватывает крупная, нескрываемая дрожь. Плечи поднимаются, будто внутри идёт борьба между страхом и отчаянием. Губы трясутся, а пальцы судорожно сжимаются в кулаки.

Мне вполне может передаться её паника. Но этого допустить нельзя. Одного невротика более чем достаточно.Я глубоко вдыхаю. Облокачиваюсь о стену и, покачиваясь, поднимаюсь. Марина выглядит так, что готова в любую секунду разрыдаться, но из последних сил сдерживается. Её глаза блестят от влаги, взгляд мечется по комнате в поисках выхода, которого нет.

Тяжёлыми шагами, как если бы утопал в зыбком песке, я подхожу к столу и присаживаюсь на него.

Марина вдруг срывается. Дыхание становится резким, движения – нервными. В зрачках вспыхивает смесь страха и ярости.

– Эй! – истошно выкрикивает она, быстрым шагом подлетая к камере и вставая рядом с Виктором. Он вздрагивает, явно не испытывая восторга от громкого голоса.

– Слышите?! Что вам нужно?! Зачем вы это делаете?!

Виктор сжимает челюсти и хватается за уши.

– Не ори ты, ну! И так башка раскалывается. Они нас не слышат… – он нервно мотает головой. – Не ответят.

– Тогда разобьём! – девушка подбегает к столу и пытается поднять металлический стул, но тот оказывается привинчен к полу.

– Хрен там! – Виктор небрежно рявкает в её сторону. – Видишь стекло? Закалённое. Даже если ты будешь лупить по нему хоть башкой – не треснет.

Измученно выдыхая, я покидаю их – эта партитура не по мне. Прохожусь по помещению, изучаю, осматриваю его и заглядываю в шкафы, пока эти двое общаются.

– Если ты говоришь, что это бункер и работал с ними, то знаешь, как из них выбраться?

– Ты прикалываешься? Похоже, что отсюда можно выбраться? Или слово «бункер» для тебя означает проходной двор? – злобно бросает в её сторону мужчина.

Девушка возмущённо упирает руки в бока.

– А можно как-то повежливее?

– А можно не задавать мне тупорылых вопросов? Иди вон помоги ему обыскать все, – он кивает в мою сторону.

– Не указывай мне, что делать! Понял? – она тычет его в грудь, дрожащей рукой.

– Да иди ты на хрен! Мужику своему будешь тыкать! – оскаливается он, возмущаясь.

– Да хорош! – прерываю я их перепалку. – Давайте вы мне оба поможете, а не будете страдать фигнёй? Мы все в одинаковом положении. Обыщите карманы и помещение.

Они молчат. Марина бросает на Виктора презрительный взгляд, вздыхает и проверяет свои карманы.

– Ничего… Хотя на что я надеялась. У вас тоже ничего нет? – С надеждой спрашивает она, обращаясь к нам.

Я ощупываю себя – ничего. У мужчины тоже. Мы отрицательно качаем головами.

Марина шумно выдыхает и идёт помогать осматривать шкафы и полки. Удивительно, но похоже, небольшой выброс адреналина слегка приглушает её панику.

Виктор направляется к другой двери и проверяет её. По его реакции всё становится понятно. Я обречённо продолжаю рыться дальше.

В ящиках лежат разные мужские вещи. Многие далеко не первой свежести – потрёпанные рубашки, футболки с выцветшими принтами, кое-где рваные джинсы и даже несколько пар изношенных ботинок, которые, кажется, прошли не одну сотню километров. В одном из отделений обнаруживаю упаковку воды. Небольшие пол-литровые бутылки в количестве десяти штук, без каких-либо опознавательных знаков, кроме небольшой этикетки на самой упаковке: «Стелица. Чистая питьевая вода. Негазированная.»

Рядом с ней лежат сухпайки в герметичной упаковке, аккуратно сложенные в ряд, и какие-то батончики, похожие на протеиновые. На них наклеена небольшая белая этикетка: "Для экстренных случаев". В какую жопу я попал? – невольно всплыло в голове.

Сами батончики разного вида: шоколадные, ореховые, некоторые с фруктовыми добавками. Видимо, кто-то позаботился о том, чтобы мы не остались голодными, но при этом не слишком избалованными.

В соседнем ящике оказывается то же самое, но упаковки уже вскрыты, а часть пайков явно кем-то использована. Вдобавок к этому там валяются пластиковые столовые приборы, несколько складных швейцарских ножей и даже пачка влажных салфеток.

– Еда? – спрашивает Марина.

– Да, похоже, что они не хотят, чтобы мы умерли с голоду, – отвечаю я и машинально поправляю воротник легкой серой кофты, надеясь избавиться от тяжёлого дыхания.

– А когда она закончится, что нам делать?

– Не знаю. Будем надеяться, что к этому времени нам удастся выбраться.

– Сколько там чего? – спрашивает Виктор, подходя к нам и осматривая провизию.

– Нуу… – пытаюсь сообразить. – На неделю точно хватит, если не налегать.

Он оценивающе кивает и задерживает взгляд на чёрном небольшом экране, встроенном в стену прямо перед нами.

– Опа, зацените, – он подходит к нему, внимательно осматривая.

– Похож на экран планшета, – размышляет Марина вслух.

– Ага, экран планшета в самом центре бункера, – язвительно бросает он себе под нос, но девушка слышит.

– Я сказала, что похож, а не что это планшет.

Мужчина язвительно хмыкает и проводит по нему пальцем.

– Терминал. С таких настраивается климатическая система в помещении и прочие приблуды вроде умного дома.

Экран не реагирует на прикосновения.

– Херня, не работает. Ещё бы работал…

Я приближаюсь и вглядываюсь.

На экране виднеются жировые следы от пальцев, которыми водили по нему до Виктора. Возникает ощущение, что мы здесь далеко не первые.

Марина будто читает мои мысли.

– Здесь уже кто-то был до нас? Да? – Она спрашивает тихим, перепуганным голосом и подходит ко мне.

Врать или что-то придумывать нет смысла, но и произносить это вслух мне не хочется.

Я лишь украдкой киваю.

Виктор осматривает остальные шкафы и часть бункера, обнюхивает углы за каждой перегородкой.

Вдруг он замирает, чуть выпрямляется и неспешно проговаривает:

– Ну чё, значит, мы реально не первые посетители в этом долбанном санатории счастья. На всех кроватях спали. Вот эта вообще воняет потом. – Он тычет пальцем в постель посередине и продолжает: – Только я что-то не врубаюсь. Койки-то четыре, а нас трое. Значит, где-то потерялся один.

Марина осторожно и нехотя предполагает:

– Может, умер?

– Что? С чего бы? – Виктор поворачивается к ней, недовольно скривившись.

– Ну, нас же накачали какой-то дрянью. Меня до сих пор тошнит и кружится голова. Может, этот бедолага не перенёс… Ну, как его? – показывает что-то кистью, поднося ее к вене.

– Укола? – заканчиваю за неё я.

– Что?.. – Она делает паузу. – Да… А что мы…? – Девушка замирает и надавливает указательным пальцем на бровь, словно пытается найти или вспомнить нужные слова.

Мы с Виктором переглядываемся и смотрим на неё.

– Ты чего? Всё хорошо? Попей воды, – обеспокоенно направляюсь к столу, открываю бутылку и подаю ей.

Марина протягивает руку, но случайно роняет бутылку, так и не взяв её.

– Извините, я немного растеряна и путаюсь в мыслях. Забыла, о чём говорили, голова, как карусель.

Виктор цокает языком и уходит дальше осматривать помещение.

– У меня тоже головокружение. Но не переживай, скоро пройдет. – Я улыбаюсь Марине, стараясь её подбодрить. Она молчит, но кажется, что улыбается глазами в ответ.

Девушка вроде бы успокоилась, что не может не радовать. Тем временем Виктор открывает раздвижную дверь в конце помещения.

– Тут санузел. Туалет, душевая… – замечает он, заходит внутрь и поводит рукой под краном, но тот не реагирует. – Похоже, не работает. Либо воды нет, либо сенсор кривой.

Мы заходим следом. Осматриваясь, замечаю унитаз необычной конструкции. Чтобы проверить наличие воды, нажимаю на кнопку в стене. Жидкости не оказывается – вместо этого срабатывает механизм: целлофановая упаковка сжимается, втягивается в отверстие и тут же заменяется новой.

– Ни хрена себе система ниппель! – удивляется Виктор, осторожно почесав шишку на затылке. – Только не понимаю, а на фига?

– И правда… – задумчиво произносит Марина. – Работаю уборщицей, а такое вижу впервые.

Я напрягаю память, пытаясь вспомнить, где встречал подобные системы, и машинально провожу рукой под краном, который проверял Виктор. Не сразу, но сенсор срабатывает исправно. Напора почти нет – вода течёт тонкой, заваливающейся вбок струёй. Похоже, головокружение даёт о себе знать.

– Ну славно, хоть вода есть, – с едва заметной радостью замечает девушка.

Я киваю и оцениваю всё остальное.

Санузел выглядит стерильно чистым, как будто его только что обработали антисептиком. Стены гладкие, без швов, из материала, напоминающего тот же углепластик. Потолок ровный, но с какими-то небольшими сетчатыми отверстиями, как и в основном помещении. Под ним, на стене напротив входной двери, идёт вентиляционный короб, а в его центре – прикрытая решеткой панель. Под панелью, на полу, стоит небольшая пластиковая стремянка, около полуметра в высоту.

– Хм… Интересно, зачем она здесь? – указываю на неё и смотрю на Виктора.

– О! – Он быстро залезает на неё и снимает решётку с короба, но оступается.

Решетка с грохотом падает вниз, а его опорная нога срывается, но мужчина хватается за выступ проёма, удерживает равновесие. Слышится тяжёлое, хриплое дыхание. Я вглядываюсь, пытаюсь оценить его состояние. Вижу профиль и побелевшее лицо. Он напрягает мышцы шеи, старается прийти в себя. Показывает рукой, что всё под контролем. Снова встаёт на стремянку – на этот раз неспешно, размеренно. Обводит глазами проём, заглядывает внутрь, вертит головой влево и вправо, затем протискивается вбок на пол тела и замирает.

– Там можно вылезти? – оживлённо спрашивает Марина, поднимаясь на цыпочки.

Виктор кряхтит и через мгновение возвращается. Отрицательно качает головой.

– Нельзя. Там через несколько метров с одной стороны такая же герметичная перегородка, как на окнах, а с другой – решётка. И ещё какие-то осколки, похожие на поликарбонат. – Он показывает несколько небольших кусков, а затем выбрасывает их в мусорку в углу.

– А зачем тогда такая вентиляция? И откуда стекло? – Поникшим тоном спрашивает Марина, потеряв огонёк радости.

– Господи. – процедил Виктор. – Чтобы ты спросила, – пробурчал и кривясь сполз со стремянки. – Я знаю не больше твоего.

Замечаю, как физиономия девушки перекосилось в презрительной мине. Она молчит, но ощущуается ее гневливость.

Мне не нравятся их взаимоотношения, но и вмешиваться я не хочу, лишь методично продолжаю осмотр.

Под краном умывальник из того же материала, что и стены – без единого стыка, плавно перетекающий в поверхность стойки. Над ним висит большое заляпанное зеркало в тонкой металлической раме. Вижу свое отражение: истощённое лицо – бледная кожа, усталые зеленовато-серые глаза с тенью синяков, тонкий нос с едва заметной горбинкой. Густые, слегка растрёпанные брови, небрежная щетина с вкраплением седины, каштановые волосы, тускло поблёскивающие от лёгкой сальности, подчёркивают этот образ измождённости. Выгляжу скверно и болезненно, а лицо, кажется, утратило былую свежесть, добавив мне несколько лишних лет к моим тридцати восьми.

Само зеркало кажется странным. Странно, оно явно не выбивается из общего тона чистоты. Я постукиваю по нему костяшками пальцев – звук оказывается приглушённым, не характерным для стекла.

– Акриловое… – замечаю вслух, стараясь сдержать очередной рвотный позыв, вызванный головной болью и тяжёлым дыханием.

– Боятся, что мы разобьём его и… навредим себе? – опустошённо спрашивает Марина, обводя нас взглядом.

– Пф… Ты-то наверняка, – небрежно бросает Виктор в её сторону и выходит обратно в основное помещение.

Она провожает его осуждающим и недоброжелательным взглядом, а когда он выходит, едва заметно шепчет:

– Козёл.

Едва заметно поднимаю уголок рта и выдавливаю ободряющую улыбку.

Девушка неспешно выходит, я следом. Память, помятая, как зажеванная бумага в принтере, начинает постепенно разглаживаться. Я припоминаю и сообщаю им:

– Кстати, такие системы слива бывают на лабораторных объектах. Гидроизоляция и повышенная санитария.

– Значит, либо бункер, либо лаборатория, – подводит итог Виктор изнурённым голосом.

Марина на миг застыла и перепугано воскликнула:

– А что, если нас накачали веществами и наблюдают за реакцией?! Как в каком-нибудь дурацком фильме?

– Что за бред? – Мужчина хмурится и напряженно смотрит на неё.

Она, немного мнется и продолжает:

– Ну сам подумай, до нас здесь были другие, совсем недавно. Ты сказал, что дверь герметичная, а Игорь, что мы в условиях повышенной санитарии. Может, похитители тестируют что-то на ничего не подозревающих людях?

– Типа чего? Дури какой-то или вируса? – Скептически спрашивает он, но в речи проскальзывают нотки переживания.

Марина, будучи перепуганной, ёжится от этих слов.

Виктор переводит взгляд с неё на меня, недобро кривится и чешет нос.

– А что значит «бывают на лабораторных объектах»? Это ты откуда выудил?

Его подозрительный взгляд вполне оправдан, но мне нечего скрывать.

– Я нейробиолог, знаю, как они могут выглядеть.

Он хмыкает.

– Ясно. Только мне кажется, что лаборатории – это типа склянки и прочая научная хрень. Нет?

– Ты прав, да.

Я делаю паузу и добавляю:

– Но только для наблюдателей, а не для испытуемых. Подопытные крысы живут в аналогичных, но животных условиях. И тоже под постоянным наблюдением. Вот и тут, попробуй, отличи…

– Бррр. Давай обойдемся без этой философии. – перебивает Виктор, демонстративно отводя взгляд, будто сама мысль об этом его пугает.

Марина заметно мрачнеет и странно поглядывает на меня.

Я лишь пожимаю плечами и, через пару секунд, говорю:

– Давайте закончим с осмотром этой тюрьмы. Может, найдём что-то. – Меня невольно передергивает под их взглядами.

Мы осматриваем помещение вдоль и поперёк. Открываем каждый шкаф, заглядываем в ящики, проверяем даже самые неприметные уголки комнаты, но ничего особенного не находим.

Кроме еды, воды и чужих личных вещей, нам удаётся обнаружить небольшую аптечку в белом пластиковом контейнере, спрятанном в одном из шкафов. Внутри аккуратно разложены бинты, шприцы в индивидуальной упаковке, эластичный жгут, несколько видов таблеток и пилюль в блистерах, а также маленький флакон антисептика и одноразовые перчатки. Медкомплект выглядит так, как если бы его собрали с учётом всех возможных травм и ситуаций, словно здесь не просто ожидали людей, а готовились к их долгому пребыванию. На самом контейнере – небольшая голубая наклейка. Она кажется знакомой, но вспомнить, откуда, не удаётся.

Мы перебираем содержимое набора, но ничего подозрительного не находим. Никаких записок, инструкций, улик. Просто стандартный комплект первой помощи.

На этом всё.

Я неспешно опускаюсь на койку, рядом с которой очнулся. Металлическая рама скрипит под моим весом, а тонкий матрас оказывается жёстким и неудобным. Виктор задумчиво прохаживается по комнате, явно пытаясь что-то осмыслить, а затем плюхается на стул за столом, устало выдыхая. Марина, не говоря ни слова, занимает соседний стул и пасмурно уставившись в одну из стен.

В помещении воцаряется глухая, почти звенящая тишина. Каждый из нас переваривает происходящее. Меня всё ещё подташнивает, головная боль давит на виски, тяжело дышать, а мысли мечутся в голове, разбиваясь друг о друга. Судя по виду моих сокамерников, они чувствуют то же самое.

Если нас похитили, то зачем? Почему нас заперли здесь и не выходят на контакт? Что это за место, и почему именно я? Был ли это чей-то тщательно спланированный эксперимент, наказание или нечто большее? Вопросы рождаются один за другим, но ни один из них не находит ответа.

Марина прокашливается и прерывает молчание:

– Слушайте, может, узнаем друг о друге чуть больше? У вас есть кто-то, кто будет вас искать?

Виктор отрицательно мотает головой, как и я.

Повисает тишина, но через пару секунд женщина снова говорит:

– А вдруг нас похитили не просто так, а преследуя какую-то цель? Ведь это не может быть случайностью.

– Какую цель? Например? – косо смотрит на неё мужчина.

– Ты про то, что нас может что-то связывать? И общие детали похищения? – я перевожу на неё взгляд, почесав щетину, которая кажется мне непривычной.

Она едва заметно кивает и произносит:

– Да, любые варианты. Похоже, что мы здесь застряли и надо разобраться во всем. Начну с себя.

Глава 2

Я подвигаюсь ближе. Девушка не спеша проводит пальцами по уху, случайно обнажая облупленный голубоватый маникюр. Кажется, она собирается с мыслями, формируя слова в голове. Сделав глубокий вдох, Марина наконец заговорила. Её голос звучит чуть тише, чем я ожидал.

– Так… Ну, это было 24 февраля 2025 года. Вахта началась обычно, проснулась в 7:30, как всегда, как жаворонок…

– Ты гонишь? – раздражённо перебивает её Виктор, сводя мышцы скул. – Можно без этого мутного символизма. Мне вот это совсем неинтересно слушать. Ближе к делу – где работаешь, а потом уже про день похищения!

Марина слегка смущается, её губы на мгновение поджимаются в тонкую линию. Она посматривает на него с укором, но всё же следует его требованию, переходя сразу к сути.

– Ладно, – речь становится разборчивее и немного резче. – Я уборщица. Работаю в закрытой клининг компании, которая обеспечивает сотрудниками частные и режимные объекты. Не квартиры и не офисы, а промышленные и технические зоны. Устроиться туда сложно, всё через конкурс. Компания серьёзная, с высокой секретностью.

Скептически хмыкнув, Виктор прищуривается.

– Ха. Что за бред? – пробормотал он, недоверчиво скривившись и окинув ее надменным взглядом. – Так вообще бывает? Какая компания будет терять огромный пласт клиентов и заниматься такой хренью?

Марина выдерживает паузу, а затем с явным раздражением отвечает:

– Бывает. Это то же самое, что закрытые частные охранные предприятия. Они тоже работают исключительно с особыми объектами. Туда не берут людей с улицы и оформляют только тех, кто уже имеет опыт, подписывают договоры о неразглашении. Компания считается элитной в какой-то степени.

Виктор громко смеётся, запрокидывая голову назад, демонстрируя слегка неровные, желтоватые зубы.

– Ты что, особенная уборщица, типа? – продолжает он, явно наслаждаясь моментом.

Марина осуждающе фыркает, в её зрачках сверкают огоньки призрения.

– Представь себе! – резко бросает она, а в голосе звучат нотки злости и оправдания. – У меня высшее техническое образование. Я в совершенстве знаю английский, испанский и немецкий. Прошла квалификацию и курсы по биобезопасности, обращению с опасными отходами и стерилизации помещений. Ещё курс выживания в экстремальных условиях и замкнутых системах. Умею работать с водоочистителями и ремонтировать некоторые неисправности.

Я округляю глаза, поражённый её словами. Виктор тоже перестаёт смеяться. Теперь он смотрит на неё с заметно изменившимся выражением лица.

– Прикалываешься? – пробормотал он, почесав за подбородок.