Фантастика и пр. Vol. 1 (he sunt parabolas)
Мерцающий шар
Гоца Губителя заковали ветром, опутали колючими кустарниками, присыпали ядовитым песком. Но все причастные знали – наступит час, и древний жнец очнется от забытья и сбросит путы. Только время удерживало его в этом пустынном мире. Время стало оковами и оно же было ключом к свободе. Эпохи пронеслись над его темным ликом. Скованный временем он видел лишь небо над головой. Даже дух его был закабален и недвижен. Пустыня – его темница, его проклятие, не выпускала из своих силков Гоца Великолепного, Гоца Сильного.
Но слуги и рабы уже стекались к нему со всех краев сущего мира. Он притягивал их знаками и знамениями, шепотом во тьме, тихим посвистом заклинателя змей, эхом когда—то произнесенных обещаний. Он ждал – час пробьет, эпохи забвения растворятся в вечности. И он вновь опрокинет миры живых и утолит почти ненасытную ненависть. Этот миг становился все ближе.
И был вздох первый. Пустыня всколыхнулась. Буря поднялась и опала. Пустыня раскололась на миллион призрачных осколков. Хранители множества миров содрогнулись от предчувствия неизбежного. Спящие проснулись. Кен—Гао поднялся со своего престола и сияющей вспышкой воплотился в тощего кривляку с обезьяньим лицом. Отныне предначертанное громоздилось перед каждой хижиной, возле высоких лестниц дворцов, у подпирающих своды небес жилых высоток.
И был вздох второй…
1. Мерцающий шар (Зона Невменяемости)
Снова она… Стоит в шелковом до пят небесно—голубом балахоне и светло—серой шляпке. Не улыбается. Молчит…
Игнатий отер пот со лба и ошалело покрутил головой.
Солнце припекало так, словно это был последний день и после ничего уже не будет, ни пустыни, ни призраков, ни изуродованного миражами горизонта, ни мрачного Бутара изучающего ржавое железо в земле.
«Все, с ума схожу, – тоскливо подумал Игнатий. – Теперь уже немного осталось».
– Кого увидел? Призрака? – Бутар пристально посмотрел на него.
И только сейчас Игнатий понял, что слову «призрак» напарник придает какой—то скрытый от него смысл.
– Лицо у тебя такое, будто мертвого увидел, – пробурчал Бутар, так и не дождавшись ответ.
Он аккуратно вытащил из песка небольшой предмет с двумя ручками. От находки с легкими щелчками отскакивали рыжие чешуйки. Из длинной ручки выскользнул металлический, почти съеденный ржавчиной контейнер и от удара об песок полностью развалился. От него осталась кучка ржавчины и позеленевшие медные цилиндры. Бутар поднял один из них, тщательно обследовал его, даже понюхал.
– Знаешь, что это? – сумрачно спросил он Игнатия.
– Похоже на оружие. Оно везде одинаковое.
– Жаль, что я вырос в мире без оружия… Напрасно ты здесь появился! – как всегда не к месту закончил он, выбросив находку в яму с мусором. – Уходи обратно, еще не поздно.
Игнатий вяло покивал в ответ и ушел к своему раскопу. Вообще, за несколько дней знакомства он заметил, что его напарник не вполне нормален. Говорил он нарочито косноязычно и чаще всего невпопад.
– Опасность от меня исходит! – с раздражением бормотал он. – Надо же какая новость!
Игнатий снова отер пот с лица. Ему показалось, что за последние четверть часа стало еще жарче. Он нервно оглянулся и на песчаном бугре в зарослях засохшей колючки увидел Ее.
Полы ее шелкового балахона развевались от призрачного ветра. Игнатий сплюнул в буроватую пыль на краю раскопа и еще крепче сжал рукоять тяжелого скребка. Он уже готов был заговорить с привидением. Он уже готов был на немыслимые в обычных условиях безумства. Завизжать он был готов от начинающейся истерики.
На его счастье вывернул из—за бугра Ракитин Сук. Издали, зная наверняка, что его не слышат, принялся кричать что—то восторженно—вдохновенное. Из—за чудовищных искажений он казался то очень близко – рукой подать, то дальше, чем был на самом деле.
– Только тебя нам не хватало, – брезгливо пробормотал Бутар, глядя на незваного гостя.
Но призрак при появлении Ракитина Сука исчез. Осталось от Нее только облачко пара. Игнатий вздохнул с облегчением и ослабил хватку. Он уже успел забыть, что держит в руке скребок.
Голос Ракитина Сука доносился, как сквозь вату:
– Счастье!.. – кричал он, – … наши дни! – его голос снова замирал, растворившись в слепящем, удушливом мареве. – Священный ритуал, давший надежду… Хранить и восстанавливать!.. Счастье миров…
Бутар бросил лопату под ноги, присел на ровный срез раскопа и закурил, наблюдая за незваным гостем.
– Здравствуйте, друзья! – тот с жаром пожал им руки.
– Виделись! – Бутар вырвал руку из темных, изуродованных клешней гостя.
Игнатий опасливо отошел от них в сторону и присел на корточки.
– Я убежден в том, что успех придет очень скоро! Очень скоро!!! – с энтузиазмом говорил Ракитин Сук. – Генератор ждет нас в этих сказочных пластах, – он с нежностью погладил край среза. – Совершенный мир ждет нас…
– Его еще собрать нужно и запустить, – перебил его Бутар.
Он вдруг резко оглянулся. От его лица на мгновение отлила кровь, а глаза стали большими и черными. Грязными, залепленными кусочками пластыря пальцами он вычерчивал в воздухе какие—то знаки.
– Сборка Генератора не проблема! – Ракитин Сук шарил по тропинке взглядом. Видимо, силился увидеть призраков Бутара. – В Хрониках Гоца сохранились подробные чертежи. Кстати!.. Утром на Восточном склоне нашли третью деталь. Это успех! Я верю, что остальные детали скоро будут найдены.
– Что же ты раньше молчал?! – Бутар, наконец, оторвался от своего видения. – Игнатий, продолжай чистить на Сто пятом участке. Я скоро вернусь.
Он сбежал вниз по склону. Едва поспевая, за ним бежал Ракитин Сук. Даже на бегу он, как блаженный, выкрикивал что—то вдохновенное.
– Я с вами! – вдогонку им крикнул Игнатий. – Я здесь один не останусь!..
Внизу было немного прохладней. А когда он переходил из плоскости в плоскость, даже ощущался легкий ток воздуха. В плоскостях лежала все та же унылая пустыня. Только в каждой плоскости она имела свой неуловимый оттенок и далекий мираж.
В одной из плоскостей громоздилась огромная желтая Стена. Она была рассечена пополам немыслимым, невозможным в природе зеркальным эффектом. Над его верхней границей лежал гигантский, почти бесконечный город. И, если присмотреться, можно было заметить в городе людей. Они жили и дрались в этом городе и за него, и все время строили и обустраивали свой ущербный мирок.
Была еще плоскость, в которой дымилась у горизонта обугленная земля. В следующей за ней плоскости несла безжизненные воды широкая, полноводная река, впитавшая желтый цвет небес и берегов. Там, где она сливалась с небом, вставали световые столбы. По какой—то непонятной причине они всегда нагоняли на зрителей такую тоску и безысходность, что наблюдать эту картину мог только Ракитин Сук.
Вечерами, когда над пустыней стихал ветер, можно было различить тихие звуки, как будто пустыня дышала огромной грудью. И еще Игнатий заметил, что здесь ему перестали сниться сны. Словно в пустыне они приходили не ночью, а днем. К каждому свой сон, свой призрак. И он все чаще задумывался над тем, что на самом деле привело его сюда. Всю жизнь он стремился порвать оболочку пространства и оказаться в этих пределах. Но это была болезненная тяга и добившись желаемого, он ощутил лишь разочарование и опустошенность.
– Почему меня тянуло к тебе? – спрашивал он ночную пустыню. – Почему я так стремился сюда?.. Ответь мне… Ответь…
Но ответа не было. Хотя Игнатий знал, что разговаривает не с бесплодными песками, а с живым и могучим существом. Он возвращался в свою палатку и перечитывал «Колониальные хроники». В отличие от многих, кто оказался здесь по доброй воле и с намерением изменить свою жизнь и жизнь своих миров к лучшему, он ощущал рабскую зависимость выбранного когда—то пути. Разгадка, словно мираж, отступала от него все дальше и дальше. Наверно, это просто судьба, успокаивал он сам себя. А от судьбы не уйдешь.
2. Астра (Сторона Звездного Дракона)
Игнатий бросился вслед за Бутаром и вдруг оказался в мираже. Пустыня плавно переходила в морской берег. Вдали ворочалось залитое солнцем море, золотые блики прыгали с волны на волну. В какой—то момент море стало похоже на темное чудовище, покрытое редкими золотыми чешуйками.
На берегу возле воды росли высокие пальмы. Под ними стояли приземистые, крытые пальмовым листом хижины. Если бы Игнатий не знал, что это всего лишь обман зрения, он бы решил, что попал в края довоенного Южного Фехалля.
Из хижины вышел невысокий темнокожий человек и помахал ему рукой. Игнатий покачал головой и улыбнулся. На сегодня ему приключений уже хватило. Он еще раз оглянулся на фальшивое море и вдруг почувствовал, как волосы зашевелились на голове. В лицо ему дул морской ветер, и он ясно слышал рокот прибоя. Игнатий неразборчиво выругался и скатился по крутому склону песчаной дюны. Взбежал на соседнюю, заслонившую от него горизонт и половину небосвода. И упал на колени, загребая руками неестественно желтый песок. И принялся молиться Гоцу, ожидая, что воздух сейчас расколется от громового удара и хлынет вместо свежего бриза зловонное марево, и размоет до серой полупыли—полупеска и лес, и море, и холм вдалеке, усеянный почти развалившимися бунгало среди деревьев.
Не было вокруг привычного мира: миражей, размытых контуров, огромного, синеватого тела Магды – колоссальной луны, навалившейся на горизонт тяжелым брюхом. Зона Невменяемости планеты Мерцающий шар исчезла.
В это время Лернье находился на втором этаже заброшенного дома. Местные здесь не появлялись, только слабоумных отправляли два раза в год вырубать разросшиеся джунгли. Это место считалось обителью предков. Солнечные лучи пробивали пыльную кисею. Вольный морской ветер гулял по комнатам, оживляя обстановку заброшенного жилья. Сохранившаяся мебель была закинута ветхой тканью. Сквозняк перебирал лохмотья и обрывки бумаги на полу. Лернье стоял возле большого окна и наблюдал за драккаром, маневрирующим в десяти милях от береговой линии. Постепенно катер становился все меньше и меньше. Лернье усмехнулся, длинно и невнятно выругался, плюнул вслед улетевшим.
– Черти бы тебя взяли, Андре! – процедил он сквозь зубы, неспеша снял полуистлевшую накидку с плетеного кресла, сел и закурил.
Ему не оставалось ничего другого, как ждать посланников из столицы. А они непременно явятся, по сути они же и развязали конфликт в исследовательской группе.
Со стороны туземной деревни доносился лай собак и гортанные выкрики детей и женщин. Лернье выкурил сигарету, бросил окурок в кучу наметенного ветром мусора.
Тем временем в деревне нарастало оживление. Мальчишки карабкались на пальмы и сбивали спелые плоды на землю. Женщины разводили огонь в очагах. Деревенские дурачки танцевали в мелкой волне возле берега. Лернье улыбнулся, глядя на них, но тут же помрачнел. По дороге из столицы, со стороны леса, приближались к заброшенным бунгало два посланника в желтых одеждах. Их бритые тяжелые головы блестели на солнце. Мальчишки на пальмах заметили путников и закричали тревожно и восторженно. Женщины бросили свои занятия, выбежали из хижин. В их деревне гостей из столицы не видели очень давно. Только дурачки из—за морского рокота не слышали всего этого и продолжали танцевать в пене прибоя.
В этот момент Лернье почувствовал запах дыма – мусор под окном занялся от сигаретного окурка. Пламя плясало на сухой листве. В воздухе медленно плавали серые хлопья пепла. Лернье зачарованно наблюдал, как огонь набирает силу.
– Там есть кто—то?! – послышался с улицы испуганный возглас на устаревшем интерлинге.
В окно влетела россыпь песка. Сквозняком песчинки бросило вглубь комнаты, оттянуло пыльным полотнищем обратно к окну. Лернье закашлялся от едкого дыма, перелез через подоконник и спрыгнул вниз. Крыша дома уже полыхала, султаны дыма ветром качало из стороны в сторону. В деревне отчаянно голосили женщины. И кто—то дико кричал на первом этаже горевшего дома. Лернье оглянулся, увидел бегущих на выручку посланников и бросился внутрь. На втором этаже жутко трещал пожар, что—то там начало взрываться. Из щелей в потолке валил ядовитый белесый дым. Лернье подбежал к потерявшему ориентацию человеку и выволок его наружу. Спасенный повалился на землю и зашелся в кашле.
– С вами все в порядке, господин Жак? – с тревогой спросили Лернье подбежавшие посланники.
– Я в порядке. Ему нужна помощь, – отмахнулся Лернье.
Посланники перевернули затихшего человека и принялись растирать его. Деревенские держались от них на почтительном расстоянии. Вскоре посланники оставили пострадавшего в покое. Теперь наступила очередь Лернье.
– Вы – Жак Лернье? – густым басом уточнил один из них мощный, высокий человек.
Лернье поневоле расправил плечи, и оказалось, что он с ним одного роста.
– Да, это я. Кстати говоря, в столице мы встречались с вами несколько раз.
– Господин Жак, Мастер Сапи Но—Ха приказывает вам явиться в его приемную завтра в полдень.
– Я буду. Я принимаю зов Мастера с почтением.
Второй посланник вручил Жаку скрепленную печатью грамоту.
– Я благодарен вам, господа, – Лернье принял из его рук приглашение. – Передайте Мастеру Сапи Но—Ха мое глубочайшее уважение и признательность за оказанную честь.
На этом ритуал был завершен. Деревенские осмелели, уже суетились возле обвалившегося, догорающего остова дома. Они даже не заметили, как в деревню с уловом вернулись рыбаки. Только дурачки бессмысленно размахивали руками, бегали вокруг вытащенных на берег лодок, да собаки вытаскивали из оставшихся без присмотра хижин разбитые, приготовленные на ужин пальмовые плоды.
Стремительно наступила ночь. Беззвездное черное небо висело над головой бездонной пропастью. Прислонившись спиной к пальмовому стволу, Лернье курил и задумчиво смотрел на неестественно яркое пламя костра. Игнатий лежал на теплом, шелковистом песке и зачарованно смотрел в угольно—черную пасть неба. С его лица не сходила блаженная улыбка. Он уже поверил в реальность происходящего. В прошлом остались галлюцинации и бред пустыни. Он дышал соленым ветром богатого рыбой океана и слышал ласковый шепот волн.
– Я знал, что рай есть, и люди живут в нем беззаботно и счастливо, – сказал он. – Но я и представить не мог такое!
– Как ты сказал? – с улыбкой спросил его Лернье. – Райская жизнь? Они так живут без изменений в регрессе и запустении двести восемьдесят тысяч стандартных лет. Такие, брат, дела. Никакого развития. И все это время ними правит династия Мастеров Сапи. Девиз эпохи – «Темное небо».
– Я рад, что встретил в этом мире человека с Земли… Ты с какой стороны?
– Не понял вопрос.
– Я имею в виду, из какого ты мира?
– Как тебе сказать, – задумчиво произнес Лернье. – Я с Земли, Конфедерация Виолетта. И насколько я знаю, обитаемые миры устроены просто…
– Этого не может быть! – перебил его Игнатий. – В Конфедерации вам многое недоговаривают.
Лернье почесал за ухом. По крайней мере, разговор становился любопытным. Вообще, этот мальчишка был каким—то не от мира сего, словно и впрямь вывалился с неведомой стороны вселенной.
– И много их, этих сторон? – поинтересовался Лернье.
– Только известных больше двух тысяч пяти. Сторона Желтых Бурь, Сторона Звездного Дракона, Сторона Инфанты Поля, Сторона Куполов и Подземелий, Сторона Враждующих Царств, Сторона Мерцающего Шара…– принялся перечислять Игнатий.
– Хвати—хватит, я понял, – оборвал его Лернье. – А ты с какой стороны?
– Я не со Стороны. Я из Зоны Невменяемости.
– Уже что—то, – хмыкнул Лернье. – Зона – это большой белый дом, врачи, лужайка со стриженной травой, деревья без ветвей… Но как ты оказался здесь?
Игнатий перевернулся на живот и пристально посмотрел на Лернье.
– Я погнался за Бутаром и Ракитиным Суком. Но пустыня увела меня в сторону. Хотя, я рад, что не попал на Пляжи Ллойста к примеру…
– Моя история – сплошная проза: обман, предательство, безысходность. И чем вы занимались в Зоне?
– Мы искали… Великий Гоц, что это?!
Игнатий вскочил с земли.
Из—за неразличимого во тьме горизонта, из—за мерцающего призрачными искрами океана, поднимался огромный сверкающий шлейф. Он накатил в мгновение ока. Стали различимы когтистые лапы, сияющая разноцветная чешуя, словно вырубленная из камня морда. В тот же миг загорелись в бархатной темноте неба звезды. Словно кто—то хотел украсить ими чудовище в ночных небесах. Глаза Дракона пылали, на клыках сверкала звездная пыль. Но кроме рокота прибоя не было слышно ни оглушительного рева, ни свиста рассекающих воздух крыльев. Дракон летел где—то в космической беспредельности за миллионы миль от этого неба. Люди этого мира видели лишь его отблеск.
– Дракон, – с благоговением прошептал Игнатий. – Сторона Звездного Дракона. Вот куда довелось попасть.
Лернье подбросил в костер сучьев.
– Всегда кажется, что ветер стал крепче и холодней, когда эта тварь пролетает над головой. Хотя, это не более чем обман чувств.
– Великий Дракон! Я и не мечтал увидеть его. Мне говорили, что…
– Так что вы искали в своей Зоне?
– Пуджу Пралайя.
– Пока что непонятно, – хмыкнул Жак. – Если судить по одежде, ты был землекопом.
– Нет—нет, это не клад и не какое—то заурядное сокровище! – с неподдельным трепетом сказал Игнатий. – Пуджа Пралайя – это атрибут власти Гоца Великолепного, Гоца Сильного – хранителя Мерцающего Шара. Пуджа Пралайя способен очистить мир от скверны, от зла. Способен превратить вселенную в райский сад! Исполнит все мечты. Каждого… Пуджа Пралайя создает новые миры и зажигает звезды…
– Если это механизм, нарисуй его схему. Сдается мне, ты что—то путаешь. Если ты имеешь в виду синтез—активатор Бростова, уверяю тебя, у него нет и четверти перечисленных функций. Хотя кое—что полезное старик Бростов склепал под конец жизни.
Пока Игнатий чертил на песке мандал Пуджи Пралайя, Лернье продолжал говорить вполголоса:
– Я удивляюсь, как мы с тобой, вообще, понимаем друг друга. Временами мне только кажется, что ты говоришь на интерлинге. Слова и артикуляция не совпадают…
Он внимательно разглядывал отдельные узлы агрегата и покачивал головой.
– Это и есть Пуджа Пралайя! – торжественно объявил Игнатий, закончив рисунок.
– Больше всего эта штука напоминает древний активатор цепных реакций, – хмыкнул Лернье. – Ты знаешь, что такое термоядерная бомба?
3. Земля – 3 (Конфедерация Виолетта)
– Встать, бродяга!!!
Матвеев осторожно приоткрыл глаза и чертыхнулся:
– Дурацкие у тебя шутки, брат…
Кенга обиженно засопел и отошел к оврагу. Пока Матвеев умывался в ручье, он понуро сидел на краю, раскачивая ногами в воздухе. Накануне они весь день прятались от егерей в развалинах старого монастыря, ушли оттуда только ночью.
– Не обижайся, – примиряюще сказал Матвеев. – Я испугался. Думал, нас егеря выследили.
– Обижаться на тебя?! – Кенга неуловимым движением вскочил на ноги, его лицо передернула страшноватая гримаса. – Смеешься, Матвеев?!
– Говори потише…
– Ответь мне на один вопрос, – не слушая его, почти выкрикнул Кенга. – Почему ты все время бежишь? Ты не пробовал драться?
– Я скрипач, а не боец, – покачал головой Матвеев. – У каждого своя судьба. Предначертанная. У каждого своя дорога. Свой путь. Каждый из нас просто следует неизбежному. И только.
– То, что ты говоришь – невыносимо, – не дал ему закончить Кенга. – Где свобода, где дух?
– Ну о чем ты говоришь, Кенга? Какая свобода? Какой дух? Есть Господь, есть предначертанное, есть Закон. И мы должны следовать Закону.
Но Кенга уже не слушал его. Он принялся высоко подпрыгивать и вращаться в воздухе вокруг своей оси.
– Если бы ты мог оторваться от морока собственных мыслей, Матвеев! – со смехом выкрикнул он. – Ты бы увидел прекрасный мир, безмерный, наполненный чудесами.
– Тише, Кенга, тише, – снова попытался остановить его Матвеев. – Это опасно! Нас могут заметить…
После завтрака, единственным блюдом которого был запечённый в углях картофель, они тщательно уничтожили следы ночевки и направились в сторону леса. До вчерашнего происшествия лес был просто следующей остановкой в их затянувшемся странствии. Но после стычки на мосту, если можно назвать стычкой встречу двух бродяг с хорошо обученными егерями, лес стал спасением. В нем можно затеряться на время, а при желании и на всю жизнь.
Эта мысль показалась Матвееву до того замечательной, что он поделился ею с товарищем:
– Хотел бы ты провести остаток дней в девственной тишине на лоне природы? В том порядке вещей, что положен нам от начала времен самим богом.
– Неужели бог хочет этого?! – усмехнулся Кенга. Его глаза сверкнули капельками ртути. – И откуда ты знаешь, чего хочет бог?
– Все это знают. Бог хочет добра и не хочет зла. Бог – это любовь!
– Какой странный этот ваш бог, – по лицу Кенга молнией пронеслись десятки самых разных гримас от отвращения до восторга. – Если он такой, он должен был избавить вас от страданий. Давным—давно! Еще твоих предков, Матвеев, когда они были обезьянами.
Двигался он с такой скоростью, что собеседник фиксировал только конечные положения. Только что он смотрел Матвееву в глаза, а через мгновение тот видел уже его затылок, а еще спустя секунду Кенга оказывался на расстоянии десятка метров.
– Почему он не сделал это, Матвеев?
– Должно произойти все, что должно произойти. А потом мир закончится и будет лишь небо. И все мы встретимся там. Ну почти все…
– Это не ответ. Это блеянье овец. И твой бог вовсе не бог, а рисунки в храмах и на алтарях. Такой бог ничего не может… А что можешь ты? Можешь умереть за других? Спасая других. Помогая любому в нужде, – вдруг спросил Кенга. – Не за своих, а за всех живущих. Сможешь? Можешь ли ты сделать это, Матвеев?
– Для этого есть специально обученные люди. Им платят за это. В конце концов, они рождены для этого, – усмехнулся тот. – Что—то не нравится мне этот разговор, Кенга. И лес этот тоже не нравится – похож на земли воровского клана, – он пристально вглядывался в густые заросли на краю поля. – Подальше от него надо держаться…
Но его перебил дикий крик Кенга:
– Егеря! Егеря, Матвеев!.. «Ангелы»!!!
Матвеев резко оглянулся и увидел, как вдалеке, словно потревоженный пчелиный рой, носятся над полем темные фигурки людей.
– Они найдут нас…– Матвеев дрожащей рукой отер пот со лба и в изнеможении присел на корточки. – Что же делать теперь?
– А что ты обычно делал в таких случаях? – усмехнулся Кенга. Он двигался без остановки, подпрыгивал вверх и раскачивался из стороны в сторону. – Бежал?! Как и всегда! Бежал без оглядки, авось и пронесет!
– А что я еще могу сделать?! Я всегда убегал и прятался…
– Чего же мы тогда ждем?! – Кенга неожиданно сорвался с места и стремительно побежал в сторону леса. – Бежим!
– Кенга, подожди! – крикнул ему вслед Матвеев.
Кенга вдруг резко остановился, застыл на мгновение и стремительно побежал назад, не спуская с чего—то глаз и не оборачиваясь.
Матвеев замер. Кенга только начал свой странный бег, а он уже обшарил взглядом все окрестности до самого горизонта.
Спустя мгновение Кенга подбежал к нему, ткнул длинным грязным пальцем в сторону леса и яростно глянул в бледное осеннее небо.
– Мины, Матвеев! Мины!!!
– Бог с тобой! – судорожно выдохнул Матвеев. – Сколько же людей они погубили?
– Что будем делать?
– Возвращаться нельзя. Теперь у нас с тобой только один путь – прямиком в лес, прямо в лапы бандитов. Иначе егеря поймают. А за вчерашнее они нам кишки вынут… Да что же они делают?! Ведь люди мы, а не дичь!
– Что будем делать, Матвеев, что?! Решайся, наконец… Только слово скажи, одно только слово!
Кенга буквально дыру в земле провертел, настолько хаотичными были его движения.
– Да, успокойся ты, наконец! – прикрикнул на него Матвеев.
Кенга вдруг замер на мгновение и подпрыгнул, почти перевернулся в воздухе.
– Егеря! – крикнул дико и страшно. – Нашли—таки, проклятые!
Воздух постепенно наполнился звуком генераторов воздушной тяги.
– Матвеев, за что они нас ненавидят? – неожиданно спокойно и даже равнодушно спросил Кенга своего напарника.
– А ты еще не забыл, что нам свою шкуру спасать нужно? Все вопросы после. Потом и поговорим, если выживем.
– Я же говорил, что это лесное братство, – усмехнулся Матвеев, когда в его спину уперлась остро заточенная пика.
– Вообще—то, это я про лесное братство говорил, – недовольно пробурчал лежавший на земле Кенга. – А ты какую—то чушь про бандитское логово нес…
– Чего это вы там бормочете?! – оборвал их один из разбойников.
Тем временем его товарищи выходили из—за кустов и деревьев. Они были неплохо вооружены, у нескольких в руках было даже импульсное оружие. Их было не меньше дюжины угрюмых, заросших неопрятной щетиной мужчин. В этот момент они больше всего напоминали лесных духов из детских сказок.
– Кто такой? – без обиняков спросил Матвеева самый внушительный из них.
– Человек. Матвеев.
– Да! – Кенга попытался вскочить, но его снова прижали к земле. – Мы вам не враги! Мы такие же бродяги! И спасаемся от егерей!
– Мы не бродяги! – вдруг с неожиданной горячностью выкрикнул молодой человек с рыжеватой жидкой растительностью на рябом лице.
– Виноват! – гадливо хихикнул Кенга. – Наверно, мы на самом деле попали в разбойничье логово.
– Кенга! – оборвал его Матвеев.
Бородач посмотрел на Кенга, хмыкнул и снова принялся разглядывать Матвеева.
– Я могу укоротить язык твоему приятелю, – нехорошо улыбнулся он.
– Сударь, простите его. Он не ведает, что говорить можно, а что нельзя. Как дитя малое. Посмотрите на него – с рождения обижен природой.
– Не нравитесь вы мне, ребята, – не слушая его, подытожил разбойник. – «Ангелов» на хвосте тащите. Ты думаешь, это они мины поставили?
– Я, вообще, стараюсь лишний раз не думать и не задавать вопросов, – пробормотал Матвеев. – Отпустите нас, и мы выйдем навстречу егерям. Мы вас не знаем, вы нас не знаете. И видеть мы никого не видели…
– Что будем делать, братья? – здоровяк обратился к своим товарищам.
– Пусть Савин с ними разбирается! – загудели те. – Не отдавать же их «ангелам»!
– Хорошо, будь по—вашему, – кивнул здоровяк.
Он не успел закончить, а Кенга уже вскочил с земли и прошелся колесом среди ватаги.
– Ох, и погуляю я с вами, братцы! – завопил он на весь лес.
– Вот так и живем, музыкант! – не без гордости произнес здоровяк, когда они вышли на опушку леса, и стали видны владения клана.
– Неплохо устроились, – кивнул Матвеев, оглядывая окрестности.
Перед ними открылся вид полуразрушенной воинской части. Видимо, здесь обитало не меньше сотни человек и почти все были вооружены. Невозможно было объяснить этот произвол другими обстоятельствами. Издали Матвеев даже заметил военный геликоптер с навесным лучевым оружием.
Кенга стоял рядом с ним без своеобычных ужимок. И вдруг сорвался с места и стремительно побежал по направлению к казармам. Провожатые, не ожидавшие от пленника такой прыти, только рты открыли от неожиданности. А Кенга уже исполнял кульбиты среди казарм и кричал на весь лес:
– Господа, вечером состоится грандиозное представление! Цирк без коней! Невероятные аттракционы! Только один раз! Только для вас! Встретимся вечером, господа!!!
– Да, ребята, с вами не соскучишься, – здоровяк поскреб щеку.
Внезапно среди казарм пронеслось какое—то волнение. Все внимание собравшихся с Кенга переключилось на невзрачного человека в потертой кожаной курточке и допотопных солнцезащитных очках. Этот человек неторопливо подошел к Кенга и принялся молча разглядывать его.
– А вот и отец наш! – возрыдал тот дурным голосом. – И судья наш, и царь наш!
Матвеев только зубами скрипнул от бессильной злобы.
Человек в кожаной курточке снял очки. Ничего хорошего его взгляд чужакам не сулил. Он некоторое время разглядывал зарастающий травой бетон под ногами. Спустя минуту поднял голову и над казармами полетел неожиданно мощный и чистый голос, от которого Матвеев вздрогнул и ошалело посмотрел на здоровяка.
– Грэм, кто эти люди?!
Здоровяк одернул камуфляжную куртку, сбил приставшие к штанинам хвоинки и неторопливо прошел к толпе. Люди неохотно расступались перед ним.
– Это Савин! – восторженно толкнул Матвеева рыжий.
– Кто эти люди?! – зычно переспросил Грэма Савин.
– Артисты. Третьего дня в городе на площади выступали. «Ангелы» за ними гнались. Не могли мы оставить их в беде.
– «Ангелы» гнались, – вслед за ним повторил Савин. – И ты привел их сюда…
– Все в порядке. Я головой за них отвечаю.
– Не нужна мне твоя голова. Мне порядок нужен! А лишние рты нам всем не нужны… Что ты можешь, артист? – спросил он Матвеева. – Ты можешь стрелять, драться, можешь убить?
– Нет, – испуганно ответил Матвеев. – Но я могу поднять боевой дух…
– Можешь поднять боевой дух, – повторил Савин. – Нам нужна ярость и бешенство диких зверей. А не боевой дух. Чтобы эти твари, ожиревшие в своих городах, корчились от ужаса, заслышав имя нашего братства! Заслышав имя любого братства!
– Да!!! – загудели бродяги.
– Это наш лес, музыкант! И чужакам здесь не место! – Савин усмехнулся.
– Ничего себе! – каркнул Кенга. – Да вы – настоящая банда!
Савин нацепил очки и погрозил ему пальцем:
– И никакого цирка, бродяга. Ты меня хорошо понял?
Кенга подскочил к Матвееву и радостно зашептал ему на ухо:
– Матвеев, нам с тобой повезло, мы попали в настоящую передрягу!
Цирк вечером он все же устроил.
За остаток дня Кенга успел познакомиться почти со всеми обитателями казарм.
Нельзя сказать, что они занимались только разбоями. Какая—то часть работала на свинарнике, женщины собирали в лесу орехи, грибы и ягоды. А несколько человек, весьма экзотической наружности день за днем просиживали возле входа в бомбоубежище и мастерили оружие.
– Это бывшие ученые, – объяснил им Грэм. – До Восстания они были весьма состоятельными и уважаемыми людьми. Благодаря ним «ангелы» добраться до нас не могут. Над лагерем установлен силовой щит. И у нас есть такое оружие, которого даже у армии Союза нет. Подожди немного, музыкант, мы еще возьмем свое!
– Да, вы живете весьма неплохо, – кивнул Матвеев. – Но позволит ли Савин остаться нам?
– Время покажет. Не каждый приходится ко двору. Даже Кольский прошлой зимой вынужден был уйти.
– Он жил здесь? – Матвеев удивленно посмотрел на него.
– Да, он великий человек. Без Кольского не было бы Савина, но об этом мы поговорим потом. А Савину я за вас замолвлю словечко.
– Спасибо, Грэм.
– Пока не за что, – усмехнулся тот. – Пройдите к той казарме, старшим в ней Фирсов. Скажете, чтобы определил вам место для жилья и пайку. Завтра вас Савин к себе вызовет, отвечайте на все вопросы без утайки. Только не лгите. Ложь рано или поздно всплывет, а он за это наказывает жестоко.
– Грэм, вечером еще встретимся! – Кенга подбежал к нему и схватил за руку. – Я жду тебя на представлении!
– Хорошо, – усмехнулся тот, высвободив руку из его цепких пальцев.
В казарме было чисто и уютно. В дальнем конце перед видеостеной сидело несколько человек. Еще с полдюжины сидело на подоконнике напротив входной двери. Они с любопытством смотрели на чужаков и негромко переговаривались.
– Ребята, – обратился к ним Матвеев. – Нам бы Фирсова найти.
– Во втором кубрике он. А вы из чьих будете?
– Свои, – незамедлительно ответил Кенга. – Так сказать, в порядке культурного обмена. Вы нам свинину, мы вам – культуру!
– Кенга, прекрати, – цыкнул на него Матвеев и пояснил собеседникам: – Он пошутил, это у него шутки такие.
– Ну—ну, – как по команде кивнули те. – Артисты, значит?
Матвеев взял Кенга за руку и силой поволок вглубь казармы.
– Кенга, угомонись. Ты понимаешь, что это за люди?! Не нужно шутить с ними.
– Ты боишься всех, – Кенга резко остановился и без ужимок посмотрел в глаза Матвееву. – Ты боишься егерей, боишься бродяг, даже меня боишься. Но больше всего ты боишься самого себя, потому и бежишь на край света.
– Поговорим об этом после. Не до того пока. Устроимся здесь, добудем еды, а после поговорим, – он постучал в дверь кубрика Фирсова.
– Открыто! – отозвался тот.
Матвеев нерешительно потоптался, откашлялся и открыл дверь.
– Нас Грэм к вам направил, – объяснил он тучному человеку с обширной лысиной. – Мы только сегодня прибыли в лагерь.
– Вам нужна еда и крыша над головой, – кивнул Фирсов. – Знакомая история. Кем вы были до Восстания?
– Я был музыкантом. А мой товарищ ничего не помнит.
– Не помнит или заставил себя все забыть? – уточнил Фирсов. – Я бы тоже с удовольствием забыл о прошлом… Когда—то я был следователем прокуратуры. Но к власти пришли те, за кем я в свое время охотился. Не правда ли, это тоже знакомая история? Мы все пожинаем плоды своих трудов.
– Да, наверно, – кивнул Матвеев. – Так тоже бывает. Нам бы поесть и поспать. Найдется для нас местечко? – с надеждой в голосе спросил он.
– Конечно. Все, кто сейчас находится, были в такой же ситуации. Я понимаю, со стороны мы напоминаем банду – скопище отщепенцев, но на самом деле мы вполне цивилизованное общество. Вы сами могли убедиться в этом. Все мы прошли по краю бездны. И каждый выживший придумал свой мир и свои законы.
Кенга вдруг фыркнул и метнулся к дверям казармы. Сидевшие напротив дверей ошеломленно смотрели, как он стремительно выскочил на крыльцо и буквально растворился в воздухе.
– Очень напоминает генетическую мутацию, – задумчиво произнес Фирсов. – Кто он?
– Не знаю, – покачал головой Матвеев. – Встретились случайно, с тех пор и странствуем вместе.
– Ну, хорошо, – кивнул Фирсов. – На все вопросы вы ответите позже и не мне. Идем, я покажу кубрик.
Когда Фирсов ушел, Матвеев сел на топчан и вздохнул с облегчением. Осень уже подходила к концу, и он рад был благоприятному повороту судьбы. Можно уже не волноваться о наступающей зиме. Несколько месяцев стужи он проведет в этом лагере.
За окном раздавались детские голоса. Когда Матвеев закрывал глаза, ему начинало казаться, что он вернулся в прошлое, в те времена когда у него был дом и любимая женщина.
– Инга…– прошептал Матвеев. – С кем ты сейчас? Где ты сейчас?
Как бы он хотел украдкой взглянуть на нее. Должно быть она выглядит сейчас как солидная дама, вышла замуж за военного. Ей всегда нравились волевые и решительные люди. И до сих пор непонятно, почему она нянчилась с ним столько лет?
Матвеев подошел к окну. На лужайке между казармами играли дети. Играли в те же игры, в какие играют в городах их сверстники после уроков. Матвеев вынул из рюкзака скрипку, взял в руки смычок и невесомо коснулся струн.
4. Мерцающий шар (Зона Невменяемости)
Пустыня уходила в бесконечное пространство, она терялась в миражах. Ее тяжкий сон выплескивался наружу, превращаясь в отблески чужих миров. В ее песчаных дюнах можно было найти все что угодно, словно эта пустыня впитала весь мусор человеческих миров. Но та же самая пустыня дарила волшебное зрелище, когда на горизонте угасал закат, а Магда, перевалившись на другой бок, наливалась темным, священным пурпуром. И когда становилось совсем темно, пустыня начинала мерцать отблесками незнакомых миров.
Бутар сел наполовину откопанный агрегат и закурил. У подножия дюны лежал темный, сырой мир. Там тоже была ночь, тревожная, с опустившимися на землю клочковатыми облаками. И где—то там вдалеке сиял за кронами деревьев яркий, синеватый свет. Низкие тучи медленно клубились в этом фантастическом свечении. Но все же чувствовалось, что этот мир был милостив к человеку. Было в нем что—то домашнее, обжитое, как старые тапочки. Временами Бутару казалось, что на его лицо ложатся теплые дождевые капли. И Бутар неожиданно представил, как очень скоро эта пустыня превратится в Поле Надежды, в плодородный и щедрый мир, описанный в Хрониках самим Гоцем. И ветер Надежды никогда не покинет его пределы.
– Пока есть Поле Надежды, – прошептал Бутар. – И вспаханная земля дает урожай…
В этот миг на Южном склоне полыхнуло. Небо над пустыней на мгновение окрасилось в позолоту.
– Четвертая! – радостно выдохнул Бутар и крикнул в полный голос: – Четвертая! Гоц, ты слышишь меня?!
И был вздох третий…
Спустя два дня Бутар пришел в основной лагерь. Пришел за солью, но стал свидетелем того, как Ракитин Сук снял блокировку с пятой детали.
Он поводил над блестящим желтым шестиугольником большими темными руками. За ним наблюдали, затаив дыхание.
– Только бы он не сделал ошибку! – пробормотал Бутар.
– Он никогда не делает ошибок, – так же негромко отозвался Вольлебе, земляк Бутара.
– В отличие от тебя, – процедил Бутар.
Вольлебе открыл было рот, но на них зашикали со всех сторон. Над толпой снова повисла напряженная тишина.
Ракитин Сук нашептывал священные формулы, заклиная силы, таившиеся в пятой детали. Придет время, когда все они несвязанные между собой соединятся в одно целое для возрождения вселенной.
Глаза наблюдавших за ним людей помертвели на краткий миг.
– Она моя!!!
Ракитин Сук взметнул над головой пятую деталь.
Собравшиеся восторженно закричали и рванулись в неистовом порыве, пытаясь прикоснуться к ней.
5. Астра (Сторона Звездного Дракона)
Лернье проснулся рано, в джунглях только начали гомонить птицы, предчувствуя скорый рассвет. Был самый темный час. В небе висел хвост Звездного Дракона, от него струился к земле тусклый свет. Лернье сел, растер онемевшее лицо и закашлялся от свежего, пронзительного бриза, ударившего со стороны океана. Игнатия возле потухшего костра не было. Лернье закурил.
Начинался рассвет. В джунглях дружно закричали обезьяны, приветствуя восходящее солнце. Лернье вспомнил, как в свое время Андре говорил о зачатках примитивной культуры у местных приматов.
– Люди дичают, а обезьяны набираются ума, – усмехнулся он.
Лернье нашарил возле себя фляжку и с удовольствием приложился к шершавому горлышку. После, неторопливо выкурил сигарету, равнодушно наблюдая за фантастическими по своей красоте играми света.
Игнатия он нашел на берегу. Мальчишка сидел, по—туземному скрестив ноги, обратившись лицом в сторону океана. Невдалеке от берега шли косяком крупные морские животные, их огромные лоснящиеся тела вспарывали волну. Стая была хорошо видна с берега – темная полоса в темной воде.
– Красиво, – Игнатий оглянулся на Лернье. – Все люди должны жить так. Если я смогу вернуться в свой мир, я постараюсь воссоздать этот рай.
Лернье промолчал. Он мог сказать, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Но говорить это Игнатию было бесполезно, мальчишка был фанатиком своей идеи.
– Ты и представить не можешь, – тем временем говорил тот, – как живут люди, в какой нужде, в каком безумии.
– Могу, парень. Все это я уже видел и знаю. Жизнь может быть отвратительной, невыносимой. Но поверь мне на слово, в этом мире нет никакой другой силы, кроме человека, способной изменить что—то к лучшему. По крайней мере, я такой силы не знаю. Глупо и даже чревато выдумывать что—то новое, потому что ничего лучше, разумней, добрей уже не будет. И запомни еще вот что: мы должны уважать и беречь данный нам Богом мир… А сейчас пора собираться в путь. Мастер Сапи не любит, когда на прием к нему опаздывают.
Дорога серпантином вилась по склону горы. Горные склоны были покрыты густым лесом. Вскоре свежее дыхание океана сменилось удушливым маревом, поднимавшимся от заболоченных низин. Попав в это сумеречное царство, путники невольно ускорили шаг.
– В этих местах обитает племя темнокожих охотников за человеческими трофеями. Так что не все так гладко в твоем раю, – усмехнулся Лернье. – Каннибалы охотятся за рыбаками и крестьянами в долинах рек. Горожане пытались выжечь джунгли. Но после очередного пала лес становится гуще.
– Местные жители чем—нибудь болеют? – Игнатий перепрыгнул через лужу с темной водой.
– Нет… Их поражает только слабоумие. Иногда. Но в диком мире не сразу отличишь слабоумного от наивного рыбака.
– Это удивительный мир, – улыбнулся Игнатий и повторил: – Удивительный…
– Не суди по обложке. Осмотрись. Все не так просто. Всегда все не так.
Дорога круто забирала вверх. По обе ее стороны появились луга и пастбища. Вдалеке мелькали соломенные крыши хижин. Игнатий оглянулся назад. Перед ним развернулась панорама с бескрайним океаном с одной стороны и такой же бескрайней равниной с другой. Он улыбнулся и вдохнул полной грудью. Величественная равнина, иссеченная речными дельтами, напоминала мозаику, лежавшую под иссиня—черными небесами. И призраком кувыркался в них Звездный Дракон.
Город Мастеров Сапи встретил их ремесленными предместьями. Высокие цеха служили городской стеной. Из открытых окон доносилось шипение и дробный перестук молоточков. Под большими навесами ткали полотно и ковры. Но чем ближе они подходили к центру города и дворцу Мастеров Сапи, тем чаще встречались им люди в желтых одеждах. Они шли, перебирая четки, прикрыв глаза, тщательно ухоженные, с гладко выбритыми головами, блестевшими на солнце.
При встрече с ними Лернье неизменно отворачивался в сторону, взгляд его выражал брезгливость.
– В чем дело, Жак? – спросил его спутник.
– Друг мой, ты вначале пути. Тебе будут рассказывать о Мастерах Сапи. Помни, исполнители его воли именно эти люди. И очень часто они дополняют его распоряжения собственным произволом. Однажды они едва не потеряли власть. Чтобы этого не произошло снова, обрекли на верную гибель десятки тысяч ни в чем не повинных людей. В моем мире такую одежду носят святые, в этом мире под той же одеждой скрывается зло… Я уверен, трагедия прошлого очень скоро повторится.
– Это твои догадки. Как по мне, ты просто недолюбливаешь этот мир.
– Думай, как хочешь, друг мой. Но не заблуждайся насчет этих людей… А вот это и есть дворец Мастеров Сапи! Насладись этим поистине редким зрелищем, друг мой!
– Но ведь это космический аппарат. Верно?
– Очень древний космический аппарат, – кивнул Лернье. – Мои вероломные коллеги даже полагали, что это и есть квант—модуль, который земляне пока что изготовить не в состоянии.
– Мастера Сапи – раса из другого мира?
– Да. Туземцы украсили их космический корабль пластинами из драгоценных металлов. Кстати, это сооружение практически невозможно уничтожить. Это вид поля.
– Поля? – Игнатий вспомнил рассказы Бутара о Поле Надежды – одной из легенд Мерцающего шара.
– Да, неизвестный нам вид поля… Однако, в данном случае имеет значение только тот факт, что Андре каким—то образом удалось провести полное сканирование объекта. И с этой бесценной информацией он переметнулся на сторону Конфедерации Зеленого стяга. Неприятная история… И непонятная активизация наших врагов.
Их прием Мастером Сапи Но—Ха был устроен более чем торжественно.
Челядь выстроилась вдоль стен. Хор тянул гимн, благословляющий власть династии Мастеров. Андре поднесли позолоченный ярлык, открывающий перед ним все двери в этой стране.
– Прошу вас, господа! – человек в желтом открыл перед гостями высокую дверь, и Лернье с Игнатием оказались в приемной.
Убранство кабинета выдавало в правителе аскета. Простая мебель из черного дерева. Стены украшены панелями из той же древесины. Возле каждой из них стоял низкий столик и по четыре скамьи. Возле широкого окна сидел человек в желтом. По его отсутствующему взгляду Игнатий догадался, что он находится в трансе.
– Неужели…– только и успел сказать он, но Лернье остановил его движением руки.
Внезапно балконная дверь приоткрылась, и по кабинету пробежал порыв ветра. Человек в желтом, не открывая глаз, произнес отсутствующим голосом:
– Мастер Сапи Но—Ха ждет вас на балконе.
Не обращая на него внимания, Лернье стремительно прошел к низкому пюпитру, на котором лежал огромный рукописный фолиант.
– Прежде, чем ты познакомишься с Мастером, – быстро сказал он, – тебе нужно приготовиться к тому, что он может явиться перед нами в любом обличии. Невозможно угадать, – Жак перевернул несколько страниц, – как будет выглядеть Мастер. Я видел его в образе рептилии и пожилым человеком с характерными чертами туземцев. Запомни, Сапи Но—Ха не путаник—волшебник из страны Оз. Сейчас ты убедишься в этом.
Он закрыл книгу и вышел на балкон.
– Здравствуйте, Мастер, – услышал его приглушенный голос Игнатий.
Когда он вышел на балкон, Мастер и Лернье молча смотрели вдаль. Сапи Но—Ха оказался немолодым человеком, одетым в простую серую одежду.
– Вы должны отдавать себе отчет, – неожиданно сказал Лернье и жутковато улыбнулся.
Игнатию показалось странным, что Лернье разговаривает с правителем в таком тоне.
В ответ Мастер вновь промолчал.
– Это неубедительно! – снова с полуслова произнес Лернье. – Довольно странно слышать подобное…
Мастер молчал. И вдруг Игнатий понял, что происходит. И почувствовал, как внутри него черным шаром набухает страх.
Мастер посмотрел на него. Игнатий увидел его безжизненные глаза и дряблую, сероватую кожу лица, длинный, почти безгубый рот и неправильной формы подбородок. Лернье не обманул его – Мастер Но—Ха не был человеком.
И в тот же миг в голове Игнатия закружился мягкий обволакивающий голос:
– Да, это он. Я знал, что он появится…
«Я вас не понимаю», – подумал Игнатий.
– Говори вслух, – сердито сказал Лернье.
– Да, – прошелестел голос Мастера. – Говори вслух. Так будет удобней для всех.
«О чем это я?»– растеряно подумал Игнатий и сказал вслух:
– Здравствуйте, это очень большая честь – познакомиться с Вами.
Лернье коротко рассмеялся и пробормотал:
– Дипломат… Друг мой, – напористо сказал он, – честь встретиться с Мастером Сапи Но—Ха выпадает не всякому подданному, не говоря уже об иноземцах. Так что говори исключительно по существу.
Игнатий с удивлением посмотрел на него, что—то с Жаком происходило неладное.
– Простите меня, – Игнатий поклонился Мастеру. – В вашем мире я оказался по воле случая.
– Я знаю, – прошелестел голос Великого Мастера. – А вас я благодарю, Лернье.
– Не стоит. Если бы меня не выкинули из драккара, ничего этого не случилось… Мастер, я умоляю вас трезво оценить все возможные последствия своего решения. Вселенная не погибнет. Периодически сворачивается та или иная локация. Этому есть научное обоснование. Но в данном случае я, вообще, не вижу причин для паники.
– Лернье, вы слишком молоды и обладаете крохотной крупицей моих познаний. Я отпущу этих людей. Дам им свободу.
– Они погибнут, и это вы тоже понимаете очень хорошо! – Лернье вплотную подошел к Мастеру. – Скажите прямо, вы решили избавиться от здоровых сил общества. А все россказни про скорый апокалипсис – всего лишь уловка для отвода глаз!
Мастер что—то ответил на незнакомом Игнатию языке. Лицо у Лернье стало хищным.
– Вовремя мы перебили ваших лазутчиков на Земле! – сказал он.
– Лернье, это были не лазутчики, а дипломатическая миссия. Вам не удастся вывести меня из равновесия. Хотя это обычная практика землян, – Мастер начал метаморфозу. – И берегите своего друга, господин Жак. За него вы отвечаете головой, – он не разжал губ, но Игнатий мог поклясться, что Мастер жутковато улыбнулся.
На их глазах уродливое существо, мгновение назад бывшее подобием человека, превратилось в крылатого ящера с огромными красноватыми глазами и раздвоенным драконьим хвостом. Монстр легко оттолкнулся и стремительно взмыл в высокое небо.
– Мне нужно отдохнуть от людей, – прошелестел голос Мастера. – Прощайте!
Игнатий облокотился на перила балкона и посмотрел на чудесный город Мастеров Сапи, на далекий океан и поселения на берегу уже совсем другими глазами.
– Это конец. Поздно что—то менять. Одного только не могу понять. Такое мудрое создание, как Мастер уверен, что вселенная очень скоро и в одночасье погибнет. Но ведь это невозможно. Хотя я не чувствую, чтобы он лгал или прикрывал этим вымыслом желание уничтожить ростки сопротивления, – Лернье покачал головой. – Все это очень странно. Вся раса мастеров связана друг с другом. Они постоянно обмениваются информацией и в курсе происходящего в каждой галактике, в каждом мире, где укоренился их народ.
Они шли по узкой улочке на окраине города.
– Честно говоря, Жак, сейчас меня больше всего занимает другой вопрос. Какая роль отведена мне?
– Давай, поговорим об этом немного позже.
– Хорошо, поговорим позже. Ты все время говоришь о Мастере как о множестве. Как это понимать?
– Мастер Сапи – совокупность микроскопических живых существ, обладающих коллективным разумом. Твари неопределенной природы и поистине фантастических способностей. Полторы тысячи лет назад наш мир столкнулся с экспансией этих бестий. Что бы сейчас не говорил Мастер, это не было дипломатической миссией. Мы победили. А этот мир битву когда—то проиграл… Мы здесь застряли надолго, друг мой. И вряд ли выпутаемся из этой передряги.
– Но я то тут каким боком?!
– Ты – часть древнего предсказания: ибо в конце времен явится человек из мира Ветра Надежды. Этот человек – ты…
– Бред какой—то… Ветер Надежды – это просто красивая мечта людей о лучшей доле.
Лернье невесело улыбнулся:
– В этом мире Ветер Надежды – не отголосок чьей—то мечты. Ты будешь дышать им… Очень скоро ты будешь жить этой мечтой.
6. Земля – 3 (Конфедерация Виолетта)
В себя Матвеев пришел уже вечером на пригорке. Карманы его куртки были набиты лесными орехами. Он нащупал лежавшую на земле скрипку и сел, прислонившись к теплому стволу сосны. Сейчас он чувствовал в душе только спокойствие и умиротворение. Прогулка по лесу явно пошла на пользу.
Вскоре он вновь задремал и проснулся, когда наступил уже глубокий вечер.
А Кенга тем временем начал представление. Плац был освещен светом маломощных прожекторов и костров. Обитатели лагеря притаились в колеблющихся тенях. А посреди плаца безумствовал искусный актер с подвижным, как ртуть, лицом демона. Кенга. Отблески, отброшенные от окон, ежесекундно меняли его фантастическую физиономию, то он казался старым горбуном, то видным мужчиной, то привлекательной женщиной.
Матвеев замер, наблюдая за ним. Его сердце дрогнуло от предчувствия скорых и недобрых перемен.
Каким—то образом за несколько часов Кенга успел обставить свой балаган сложными механизмами и декорациями. Он прохаживался между ними колесом, подпрыгивал, жонглировал, делал фокусы, и беспрерывно, очень связно говорил. Его сверкающий костюм тоже менял цвета, искрился в темноте.
– Смотрите, господа мои! – вздорным голосом кричал Кенга, показывая зрителям живого кролика. – Вот кролик есть, – он накрыл его большим платком. – А сейчас его нет! Тушеный кролик, господа! С овощами! Так и вы, господа мои. Стоит мне щелкнуть пальцами, и каждый станет грудой дымящегося мяса. Но кто вы для меня? Мясо или что—то иное?! Вот в чем вопрос.
Но бродяги вряд ли слышали его. Увидев в руках фокусника жаровню с дымящимся варевом, они ахнули и подались вперед.
– Нет—нет, господа мои, – остановил их движением руки Кенга. – Это всего лишь обман чувств! Ведь это же элементарно, – сейчас он был похож на старца. – Я смог бы осчастливить человечество, накормить всех, помирить и примирить с собой и миром. Я могу вызвать силы настолько могущественные, что о них страшно вспоминать. Но откройте бутылки с вином! Угощайтесь, господа мои! Угощайтесь! С вас хватит и этого…
И в тот же миг в руке каждого из бродяг оказалось по бутылке вина.
– Что же вы?! – бесновался Кенга. Он уже был на канате, и костюм его пылал мрачным багрянцем. – Радуйтесь! Радуйтесь, ведь это легко! Зачем вам эта жизнь?! Очередная череда страданий… Выскочи из сансары…
Матвеев вдруг заметил, что зрители словно растворяются в ночи. Щелкнули и погасли прожектора, и костры почти догорели. Только на сцене с неслыханной энергией кружился артист. Матвеев оглянулся и понял, что из зрителей остался пятеро: он с Кенга и еще трое почти неразличимые в ночной тьме. Это был Савин со своими телохранителями.
Кенга внезапно выдохся, соскользнул по канату вниз и сел на краю помоста. В этот миг он был похож на уставшую птицу.
– Ты опасен, бродяга! – раскатился над казармами зычный голос Савина. – О чем ты говорил им? О надежде?
И вдруг его голос перекрыл гадливый смех. Матвеев вздрогнул и понял, что это смеется Кенга.
– Наверно, ты чувствуешь себя божеством среди этих людей? Расскажи мне о своем страхе, Савин. Ты не лучше каждого из них. Не лучше и не хуже, ты тоже обычный…
– Возвращайся в казарму, бродяга! – оборвал его Савин. – И прекращай возмущать спокойствие в моем клане! Я спас этих людей от гибели и не позволю погубить их уродливому кривляке. То же и тебя касается, – он посмотрел на Матвеева.
– Я здесь ни при чем, Савин, – попытался оправдаться тот.
– Я сказал все! – Савин величественно удалился.
На плац пала кромешная тьма. Матвеев подошел к Кенга, сел рядом с ним на помост.
– Мы перезимуем здесь. Это наш шанс. С этими людьми можно ладить.
В ответ Кенга презрительно фыркнул:
– Когда ты очнешься, Матвеев?! Проснись! Проснись уже!.. Или прав Гоц со своими кругами смерти?!
– О чем ты?
– О тебе! Только что я говорил о тебе. И разговаривал с тобой! Здесь никого нет! Только ты и я!
В этот миг догорел последний костер. Над плацем раскинулось изумительное звездное небо. Невесомый звездный свет струился над казармами и безмолвным лесом. Небо говорило о скорых и жестоких холодах. Звезды сияли ярко, они были прекрасны в своей незаметной величественной красоте. Они что—то нашептывали Матвееву, заблудшему человеку. Ему стоило только замереть в тишине, чтобы услышать их шепот.
Старик неуверенно опустился на скамью. Мальчишки быстро развели костер. Еловые сучья с треском занялись пламенем. Хвоя трещала, пузырилась в трещинах смола. Дети устроились вокруг костра. Они во все глаза смотрели на старика. Наверно так же когда—то смотрели на сказителей.
Матвеев остановился неподалеку от них. Сейчас он тоже был не прочь услышать старую добрую сказку с моралью и счастливым концом. Через мгновение рядом с ним замер Кенга.
– Что здесь?
– Дети, – ответил Матвеев. – Я не завидую их детству. До чего мы же дошли, Кенга.
– Ты говоришь, что Семенов учит? – неожиданно скрипучим и неприятным голосом спросил старик одного из мальчишек. – Но Грэм может обучить вас несравненно лучше него. Но задайте себе вопрос, есть ли во всем этом хоть какой—нибудь смысл?.. Да, Семенов владеет предметом великолепно. А Грэму не повезло, в какой—то момент он мог изменить вокруг себя весь мир!.. Но в данный момент при сборе орехов ни тот, ни другой не пользуются уравнениями Шаца. При сборе орехов имеет значение только трезвый расчет, потому что без их запаса зимой всем придется туго. Наши знания – это иллюзия. Думайте, думайте каждую секунду. И каждый миг своей жизни помните, что вы – люди. Только этому я хочу научить вас. И только это вы должны выхватить из моих слов.
Кенга вдруг сорвался с места и через мгновение замер перед стариком.
– Ведь ты уже знаешь?
– Да, – кивнул старик. – Я знаю, кто ты. Но не знаю, зачем ты здесь.
– А я помню тебя, старик.
– Конечно, помнишь, – усмехнулся тот. – Ты всех знаешь и помнишь. Но уже слишком поздно что—то менять…
– Кенга, – Матвеев осторожно притронулся к его плечу. – Пойдем отсюда. Не мешай им заниматься своими делами.
– Как ты думаешь, старик, – не слушая его, продолжил тот, – есть ли смысл продолжать движение вперед?
– Как может двигаться то, что неизменно находится в покое? – усмехнулся тот. – Ты не играешь, и не забавляешься, и не видишь снов. Но сделай милость, ответь и мне, сон ли все это? Твой ли это сон? Или этот сон мой?
– Нет.
7. Астра (Сторона Звездного Дракона)
– Когда—то Полем Надежды владели простые люди. Они безбедно жили, приносили жертвы богам, любили жен и холили детей. В то время среди людей не было голода, потому что не было среди них алчности. Весна сменяла зиму, лето весну. И по краю их мира проходили стада скотоводов…
Услышав это, Нияз вздрогнул и посмотрел на Лернье. Тот кивнул и потянулся за чайником. Тотчас появилась жена Нияза, имени которой Жак никогда не слышал. Она с поклоном налила в его чашу вино, положила на тарелку сладости. Слепо глянула на мужа и также бесшумно исчезла.
– Пока есть Поле Надежды, – тем временем продолжал свой рассказ Игнатий, – и вспаханная земля дает урожай, а люди заботливо обрезают ветви фруктовых деревьев в своих садах, во вселенной царят мир и гармония. И каждую весну, когда тают в тех далеких, благословенных краях снега, время разносит на своих крыльях Ветер Надежды, разносит его на своих могучих крыльях. И каждый, кого коснется дыхание этого ветра до конца дней своих будет счастлив. Его не сломят неудачи, его не сломят козни врагов. Ничто не сможет навредить ему. – Игнатий перевел дыхание. – Это все, что было записано в Хрониках Гоца. А все остальное домыслы или мечты.
– Сдается мне, что нам и этого хватит с лихвой, – усмехнулся Лернье.
Они сидели в легкой, продуваемой всеми ветрами беседке. Стол ломился от угощения. Хозяин дома, верный друг Лернье, ремесленник Нияз, высокий, сухопарый человек в белой одежде, подбадривал гостей. После короткого рассказа Игнатия он стал задумчив, молча потягивал вино и смотрел на бескрайнюю равнину, раскинувшуюся до горизонта. Игнатий тоже посмотрел на горизонт и снова попытался вычислить размеры этой планеты. Либо она на самом деле была невероятно огромна, чему противоречила вполне обыкновенная для обитаемых миров сила тяготения, либо пространства ее были искажены неизвестным ему оптическим эффектом. Временами Игнатию начинало казаться, что этот мир – огромный плоский диск, а не планетоид. И еще ему казалось, что все седые, ветхие легенды здесь воплотились наяву. Он уже исподволь гасил вспышки собственных суеверий и страхов. На первый взгляд патриархальный мир оказался пушистым, одомашненным монстром с жутким оскалом в мягких складках добродушной мордочки.
– Я пригласил их к себе. Всех, – заговорил Нияз в своеобразной манере, разделяя слова короткими паузами.
– Хорошо, – кивнул Лернье. – Нам нужно встретиться и обсудить все в спокойной обстановке. Но готовы ли вы погибнуть, спасая других? Так тоже может случиться.
– Жак, ты открыл нам глаза. Если мы снова закроем их, в мире наступит тьма.
Над столом вновь воцарилось молчание.
Беседка была построена над бурным полноводным ручьем. Вода клокотала, кипела на валунах. От нее исходила приятная свежесть. В саду играли дети Нияза, веселые, черноглазые ребятишки. Глядя на них, Игнатий снова подумал, что он все же ошибся. Не может Сторона Звездного Дракона быть несправедливым и опасным миром. И еще он понимал, что в его теперешнем положении появилось что—то очень опасное, словно он по ошибке заглянул не в ту дверь. В эти минуты он думал, что напрасно встретился с Лернье, потому что без этой встречи и этот мир воспринимался бы им совсем иначе. В эти минуты он больше всего жаждал начать все сначала, с того самого момента, когда его душа воспевала первый восход солнца этого мира.
– Все это сказки! – с неожиданным напором сказал он. – Та земля, которую человек возделывает и которая его кормит и есть Поле Надежды! Она и есть земля наших надежд. Этот сад, Нияз, – твое Поле Надежды! Зачем вы замахиваетесь на основы? Это глупо! Глупо и опасно…
– Потому что мы должны идти вперед, – почти по слогам произнес Нияз. – Это наш путь.
– Друг мой, – Лернье задумчиво посмотрел на хозяина дома. – То, что я скажу сейчас, восприми правильно. Вы – народ не дикий, но довольно примитивный. Вовсе не потому, что до сих пор живете в бронзовом веке. А потому что вот здесь, – он постучал себя по груди, – у вас до сих пор больше от животного, чем от человека. Мой народ, – он посмотрел на Игнатия, – поднимался и падал. Миллиарды погибли в братоубийственных войнах. Но то, что вы проходите за десятки тысячелетий, мы преодолели в стремительной и жестокой схватке с самими собой. И уже не пошли на попятную. Нияз, опасность повсюду. Особенно когда один человек или круг единомышленников решают за других, что им делать и во что верить, о чем думать и как думать. Так делают Мастера. Вы будете делать то же. И хотя ваш порыв оправдан, тирания – недопустима… По ту сторону океана тоже живут люди. Вы сможете стать добрыми соседями. У них тоже началось вырождение. После того, как Мастер дал разрешение на этот поход единственная преграда для вас – отсутствие больших и быстроходных морских судов. Но я этнограф, я не могу помочь вам в этом.
– Я – инженер, – неожиданно кивнул Игнатий. – В принципе, я могу сконструировать такие суда и сделать навигационные приборы.
Лернье с удивлением посмотрел на него:
– Я не ослышался? Ты можешь построить корабли?
– Да, при наличии добротного материала это не составит большого труда.
– Очень интересно, – пробормотал Лернье. – Наверняка Мастер знал и об этом.
И снова Игнатий жил на берегу океана, встречая каждый рассвет. И был по—настоящему счастлив, потому что первые его корабли росли как грибы после дождя.
– Только бы успеть закончить строительство до начала сезона Ветра Надежды, – все чаще заклинал Лернье. – Только бы нам успеть. Иначе он вновь ослепит их и лишит разума.
Но Игнатий не разделял его тревогу. В его мире Ветер Надежды был символом, мечтой. А его мечты уже начали исполняться и без Ветра Надежды. Староста деревни из бухты Ла—Коста сосватал за него младшую дочь. Высватал с богатым приданным, словно задабривал зятя—чужеземца, выкупая его здоровое потомство из—под власти неведомых, чужих богов, имена которых тот произносил время от времени. А молодая жена за те два месяца, что они были вместе, успела понести ребенка. Ее соплеменники совсем забросили рыбную ловлю и перекочевали на корабельные верфи. Кто—то сказал им, что морской дух пощадил Игнатия в страшной буре, и теперь он строит корабли, чтобы вернуться в благословенные родные края. Наверняка эти слухи распускал Лернье. Почти каждый вечер возле костра он рассказывал доверчивым слушателям подобные сказки.
– Там за морем, – говорил он, – ваши злые боги потеряют силу. И вы заживете в сытости и довольстве. Там вас оставят последние беды. А всех жрецов мы оставим здесь. Зачем нам жрецы, если исчезнут прежние боги?
Иногда над верфями стремительным вихрем проносился Великий Мастер. И все сразу же понимали, что это он, и привычно падали ниц. Время от времени он наблюдал за строительством кораблей. Сидел на скалах, роняя непроницаемо—черную тень на землю, оборотившись огромной птицей или драконом. Крепкий камень крошился под его когтями. А когда Лернье пытался подойти к нему, Мастер бесшумно срывался в высокое небо и превращался в едва различимую точку среди дневных звезд.
Жак смотрел ему вслед, он предчувствовал беду.
Так день проходил за днем. Незаметно закончилась теплая зима. На верфях уже палубили и смолили суда. Нияз привез из города компасы и другие навигационные приборы, сделанные по чертежам Игнатия. Он рассказал, что жрецы все—таки готовят экспансию на запад и уже объявили мобилизацию.
Супруга Игнатия последние недели не выходила из хижины – боялась дурного глаза. Ее многочисленная родня устраивала шумные попойки. Никто из них не сомневался, что следующим главой клана станет Игнатий.
Наконец наступил долгожданный день, когда был закончен и спущен на воду последний корабль.
Берег в этот день напоминал шумный базар. По дороге из столицы приближалось торжественное шествие. Великого Мастера несли в паланкине из драгоценного дерева. Жрецы степенно вышагивали по краям дороги. А в болотных зарослях тенями скользили смуглые тела охотников за человеческими трофеями. Счастливые строители отплясывали на теплом песке. Хмельное пиво лилось рекой. Ремесленники во главе с Ниязом расположились возле кромки прибоя, часть из них и самые надежные рыбаки из клана Игнатия охраняли корабли. Лернье не без оснований опасался поджога, хотя Игнатий над его страхами только посмеивался.
Как и полгода назад деревенские дурачки танцевали в мелкой воде. По краю бухты скользили длинные лодки – рыбаки из соседних деревень возвращались домой с уловом. Гомон на берегу стоял невыносимый, люди с трудом могли расслышать собственный голос. Лернье наблюдал за приближением почетной процессии, он уже ясно различал лица гостей из столицы. Кожа жрецов лоснилась от пота, их бритые головы блестели на солнце. За занавесками паланкина Мастер не был виден. Но судя по тому, с какой легкостью его несли, Великий Мастер превратился в очень небольшое по размерам существо.