Решение радикального уравнения

Глоссарий

Локации и реалии

Ангарида и Азания – два основных континента. Действие происходит в Ангариде.

Упомянуты следующие крупные страны

Сармо-Лиорская Конфедерация

Столица – Моск

Дворец Справедливости

Главное управление Службы общественной безопасности

Площадь Воссоединения

здание бывшего Генерального штаба

Окружной канал

Нагорный парк

Крон-Эмпаца – горнолыжный курорт в Алепайских горах

Наругини-Нару

      Столица – Нару-Пинчу

      Тенгийская долина

      Горы Мару

      Мару-Тенгийский объединенный центр экспериментальной физики

Ронийский Союз

      Столица – Салиуфеск

Шуора (находится в Азании)

Персонажи

В Мару-Тенгийском центре:

Фэй Арринт – фокальный персонаж, инженер-техник

Чаттал Боденас – инженер-техник, напарник Фэй

Акона Сингу – новый директор Мару-Тенгийского центра

Дагур Лайс – физик

Кофун Ирмтрау – физик

В Сармо-Лиории:

Орек Энзар – фокальный персонаж директор Службы общественной безопасности

Кеннеларт Нергар – член Высшего совета, звено Единого

Коста Нергар – ученый-физик, муж Фэй

Вигар Нергар – бывший директор Мару-Тенгийского центра

Хембери Вокс – член Высшего совета, Голос Единого

Сервилия Рассафаль – член Высшего совета, звено Единого

Медара Чанеф – секретарь Высшего совета, звено Единого

Фоэлан Тарзинд – член Высшего совета, звено Единого

Ильяна Тэйрис – жена Хембери Вокса, радикальная гуманистка

Беренд Эргипанчис – сумасшедший проповедник

Нимо Содерси – сотрудник СОБа

Дэйна Рис – сотрудница СОБа

Прочие:

Фету Ранги – наругинский физик

Паора Муофи – Голос Единого Наругини-Нару

ГЛАВА 1

Мару-Тенгийский центр эспериментальной физики, Тенгийская долина, Наругини-Нару

Фэй Арринт

Весна захватила Тенгийскую долину и забралась глубоко в предгорья Мару, хотя снег, особенно на северных склонах, всё еще оказывал упорное сопротивление, не желая поддаваться теплу и солнцу.

Ясное небо, зеленая дымка полей за озером и транспортным терминалом, прудик с горбатым мостиком, пушистые желтые ивы вокруг. Все радостно и оптимистично. Да здравствует весна!

День вообще обещал выдастся нелепым и суматошным. Возможно, хотя бы весенней погоде удастся его несколько скрасить.

Фэй Арринт как раз перешла мостик, когда завибрировал коммуникатор на запястье. Муж – кто же еще! Она непроизвольно улыбнулась – такой вот простейший глупый рефлекс, ответила на вызов и активировала встроенный голопроектор.

– Я скучаю по тебе, – сказал Коста.

– Я тоже.

Обменявшись этими крайне оригинальными репликами, оба рассмеялись.

Фэй остановилась у динамической инсталляции, призванной изображать превращения субатомных частиц. В воздухе вычерчивались запутанные линии траекторий и вспыхивали символы энергетических уравнений. За инсталляцией, окруженные цветущими плодовыми деверьями, виднелись корпуса Объединенного центра экспериментальной физики – ряд простых кубических зданий с огромными окнами. Намеренный эстетический лаконизм, в пику вычурным тенденциям современной архитектуры. Вигар, брат мужа, обозвал проект нагромождением примитивных стеклянных коробок.

– Я счастлив даже просто слышать твой голос и видеть тебя в проекторе, – сказал Коста. – Но недостаточно счастлив.

Фэй слушала его излияния, все так же улыбаясь.

– Знаю, – продолжал Коста, – всё это жутко банально, и к тому же я очень нервный. У меня мнение меняется по сто раз на дню. Но я хочу, чтобы ты была рядом. Виг сказал, что мне нужен психокорректор. Я думаю – может, обратиться сразу к отцовскому приятелю, Ореку Энзару? Попросить, чтобы порекомендовал своих сослуживцев или даже поучаствовал лично?

Коста шутил и радостно улыбался. Он, действительно, был счастлив просто видеть Фэй. Но недостаточно счастлив. Он хотел, чтобы Фэй бросила работу в Центре и вернулась в Моск, но не считал себя вправе ей навязываться.

Проходившая мимо компания знакомых физиков и инженеров дружно помахала ей. Фэй подняла руку и приветственно помахала в ответ.

– Фэй! – позвал Чаттал Боденас, ее сегодняшний напарник. – Что насчет моего последнего вопроса? Ты подумала?

Основным местом работы Чаттала, как и Фэй, была известная сармо-лиорская компания «Заслон», занимавшаяся поставкой радиоэлектронного оборудования и ремонтных ботов и их техническим обслуживанием. В Мару-Тенгийском Центре Чаттал провел всего месяц, иначе знал бы ответ. Слишком уж часто коллеги задавали этот вопрос Фэй: «У твоего замечательного во всех отношениях мужа есть хоть какие-нибудь недостатки?» Вот недостатками его брата никто не интересовался – они были всем известны, Виг их не скрывал и ими гордился.

Фэй привыкла якобы в задумчивости проводить пальцем по губам и бросать со снисходительной улыбкой:

– Так, пустяки, недостойные вашего внимания. Не могу их даже точно припомнить – общение с мужем плохо сказывается на моей памяти и умственных способностях в целом.

Что еще можно ответить, кроме как просто и необременительно отшутиться?

Но сейчас ей шутить не хотелось. Фэй видела, что в последнее время с Костой происходит что-то не то. Он стал тревожным, взвинченным и дерганым. Не на пустом месте – он, как и все члены их семьи, чуял давящую угрозу, неуловимую и неосязаемую для подавляющего большинства. Его настроение и желания колебались, подобно качелям, со все увеличивающейся амплитудой. Глупая аналогия. Лучше уж придумать что-то математическое, например, связанное с возрастающей синусоидальной волной.

Косту кидало из одной крайности в другую. «Поскорее возвращайся домой!» – «Нет, лучше оставайся! Ты должна быть нашими глазами и ушами в Центре!» Можно подумать, Фэй единственная, кто годится на эту роль – куча приятелей Косты и Вига никуда не делись, они по-прежнему работают на ускорителе. Хотя из семьи она, действительно, осталась здесь в одиночестве. И скучала, даже по Вигу – по производимому им шуму, неуёмному юмору и бьющей во все стороны без разбора энергии.

«Организационные» проблемы с новым ускорителем были предсказуемы. Он позиционировался как «научно-технологический прорыв, не имеющий равных во всей человеческой истории», в том числе и по потребляемым мощностям и денежным вливаниям. Проект был детищем Вига – старшего брата Косты, Вигара Нергара, выдающегося физика, лауреата всевозможных премий и прочее. Изначально ускоритель задумывали строить в Сармо-Лиории, которая должна была предоставить большую часть финансирования, технологических разработок и проектной документации. Однако остальные страны «цивилизованного мира» воспротивились, обвинили Сармо-Лиорскую Конфедерацию в мании величия и «неизжитых имперских амбициях», пугали катастрофическими последствиями, требовали отчетов о безопасности использования, опубликования всей документации, разглашения точных технических характеристик и последующего обсуждения по каждому спорному пункту.

В результате проект был формально передан под контроль планетарного сообщества и назначенного Мировым советом коллегиального органа, хотя фактическое руководство во многом осталось за Сармо-Лиорией, а справедливость назначения Вига директором Центра даже наругинцы не ставили под сомнение. Вига, конечно, подвинули в сторону, но лишь слегка. Он поумерил гордыню, смирился с новыми условиями, и до поры до времени всё шло, в общем и целом, гладко. Шло бы и дальше, если бы не наругинцы, «безвозмездно» предоставившие свою территорию для строительства и возжелавшие получить больше, чем вложили. Когда Мару-Тенгийский ускоритель заработал на полную мощность, Вигар Нергар, агент влияния Сармо-Лиории, стал помехой и от него постарались избавиться. Тем более что Виг, не любивший нагибаться, прогибаться, подгибаться, изгибаться и перегибаться, а также просто держать язык за зубами, такую возможность предоставил.

Он признал собственные ошибки в системе безопасности и настаивал на более детальном изучении вопроса, расчета вероятности возникновения макроуровневых топологических дефектов и цепной реакции. Для этого требовались эксперименты – вне заранее установленной очереди. Коллегиальному руководству проекта это не понравилось, и его члены большинством голосов высказались против. Виг на принятое решение наплевал, эксперименты одобрил и провел. Результатом стала официальная жалоба комиссии Мирового совета. В ней указывались вскрытые «факты предоставления внеочередного экспериментального времени некоторым ученым Сармо-Лиории» – именно так. Да не просто ученым, а ближайшим родственникам самого директора – его брату и матери, что было расценено как непростительный непотизм. К тому же самой комиссии пришлась не по душе интерпретация данных, полученных в ходе этих экспериментов.

Коста, а вслед за ним и Виг вынуждены были уйти. Конфликт сказался и на Фэй, занимавшейся исключительно инженерно-техническим обеспечением. Однако она осталась, хотя новое руководство постаралось усложнить жизнь – не только ей, но и большинству сотрудников.

Виг, уж будучи лицом неофициальным, всесторонне развил мысль о неправильном курсе наругинской политики. На конференции в Мировом совете, где обсуждалось финансирование научных проектов и куда его имели неосторожность пригласить в качестве эксперта, Вигар заявил, что правительство Наругини-Нару, потворствуя ряду радикальных движений, желает присвоить себе созданное чужими руками и стремится захватить фактический контроль над Мару-Тенгийском ускорителем, вбивая клин между Сармо-Лиорской Конфедерацией и остальными странами.

Это если излагать в смягченных формулировках, изрядно отличавшихся от оригинальных «загребущие ручонки», «бессовестно отжать», «вопиющая наглость» и прочего в том же духе. За словом в карман Виг никогда не лез.

Чаттал терпеливо дожидался, пока Фэй завершит разговор. После они присоединились к еще одной группе знакомых физиков, направлявшихся к главному корпусу. Несмотря на ранний еще час, в просторном атриуме толпились люди, и их всё прибывало. Прозрачная крыша была наполовину раздвинута. На газоны и дорожки, по обочинам выложенные галькой, падали солнечные лучи, складываясь в геометрически правильные узоры. Всё уютно, аккуратно и со вкусом. Мозаичные панно на фасадах, представляющие страны-участницы проекта. Аллегорические скульптуры, декоративные прудики с фонтанами, цветочные клумбы.

Сегодня намечался большой приемный день, начало которому должна была положить пресс-конференция. Ради этого смонтировали сцену и трибуну для выступлений. Прибыли очередная общественная комиссия по надзору и шуорская инспекция – одно другого хлеще. Гости совсем не желанные, но правила хорошего тона требовали их лицемерно обласкать.

Шуорская империя – известное пугало для цивилизованного мира. Шуорцы отличаются от прочих людей – психически и биохимически. Во всех них живет Император, они не способы повернуть против него свои помыслы. Император может приказать своим подданным умереть, подавив в них инстинкт самосохранения, принудив свои «клетки» к апоптозу. Все шуорцы – действительно, «клетки» единого организма. Это вызывает отторжение у остального «свободного человечества», которое видит перед глазами в лучшем случае – угрожающую альтернативу развития, а в худшем – собственное будущее.

А тут, оказывается, наругинцы решили подружиться с шуорцами…

Инспекцию возглавлял посол Шуорской империи в Наругини-Нару, и местные власти объявили этот визит новой вехой в международном сотрудничестве. Планировалось, что шуорцы и члены общественной комиссии проведут в Центре целый день, осматривая «научные достопримечательности», а потом всё завершится совместным торжественным приемом. Во имя взаимопонимания и дружбы народов. Фэй поморщилась – от сладкой патоки официальных заявлений у нее слипались внутренности.

На сцене красовалась эмблема Мирового совета – земной шар с цветущей ветвью Дерева Жизни. Новый директор Акона Сингу, темнокожая наругинка с шапкой мелко вьющихся волос, поднялась на трибуну, схватилась рукой за край и энергично подалась вперед. Она выступила с небольшой торжественно-приветственной речью, которую Фэй не слушала, и прошлась по изменениям и дополнениям к системе безопасности – о них все сотрудники были уже извещены.

– И главное – конечно же, повышенные требования к инженерно-техническому персоналу, – недовольно буркнул Чаттал, предпочтя выразить свои мысли вслух. – Личное присутствия и необходимость отвинчивать и завинчивать всё подряд своими руками.

– Инженеры и техники отныне будут ходить с натруженными мозолистыми ладонями, – подначил Дагур Лайс, начальник одной из лабораторий.

В новых требованиях речь шла и об усовершенствовании оборудования: разработке более стабильных клапанов, которые бы в случае внештатной ситуации сбрасывали высокое давление, дополнительных проверках всех силовых контактов в ускорительном кольце, внедрении диагностической системы, способной предсказать перепад напряжения в сверхпроводящих магнитах, и введении более строгих процедур допуска персонала в подземные помещения.

– Как вы думаете, «Заслон» теперь тоже вытеснят из проекта? – спросил Дагур.

Чаттал зловредно ухмыльнулся:

– Пусть для начала найдут новых поставщиков и квалифицированных инженеров с опытом подобной работы.

– Ну, часть клапанов-то уже поменяли на наругинские, – Дагур пожал плечами. – А ваш «Заслон» – вот незадача – не наругинская компания.

В чем Дагур прав, так это в том, что в любимчиках нынешнего руководства сотрудники из Сармо-Лиории не ходили.

– У нас сплоченный и дружный коллектив. Руководство стремится к тому, чтобы мы все вместе работали должным образом для достижения общей цели, – межу тем довольно косноязычно закончила речь Сингу.

После своего не слишком длинного выступления директор вынуждена была отбиваться от беззастенчиво наседавших на нее вопрошающих.

Членов комиссии по надзору, по большей части, интересовали вовсе не космологические, физические или технические тонкости. Им нужно было внимание, общественный резонанс, скандал, наконец. А потому вместо конструктивного обсуждения посыпались вызывающие вопросы и обвинения.

– Доктор Сингу, вам известно мнение бывшего директора Центра доктора Нергара и его требования по строительству еще одного защитного контура?

– Как я уже отметила, мы приняли меры по улучшению безопасности. Ускоритель надежно защищен от утечек любого вида излучения и критических поломок оборудования. У нас нет причин полагать, что может случиться нечто из ряда вон выходящее.

– Вы рассматривали представленные им вероятностные модели генерации топологических дефектов и преобразования материи?

– К сожалению, у нас до сих пор нет четких рабочих решений.

– Планируете ли вы отложить эксперименты, связанные с использованием орбитальных гравитационных лазеров? Согласно некоторым расчетам, принимаемое от них излучение способно воздействовать на бозонные конденсаты. Данный вопрос пока никак не изучен.

– Я не вижу оснований для каких-либо опасений насчет конденсатов, а стало быть, и для отсрочек, – ответила Сингу. – За всё время мы не получили подтверждения возможности такого исхода. Напомню – я уже отвечала на вопросы по безопасности. Я ученый. Получение новых результатов – моя профессия. Нам известны критические допущения. Из них следует, что вероятность неконтролируемой реакции стремится к нулю.

– Если мы рассуждаем о событии, которое никогда не происходило, или о процессе, который плохо изучен, любая оценка, которую мы можем представить, – лишь обоснованное предположение. Мы не в состоянии определить, какие риски будут приемлемы, и мы не можем компенсировать предположительно разрушительные последствия негативного события малой вероятностью этого самого события.

– Неизвестность последствий всегда была спутником прогресса, – заявила на это директор. – И жизнь любого человека сопряжена с рисками. Никуда от них не деться. Однако позволю себе еще раз напомнить – по всем расчетам, риски минимальны. Эксперимент аттестован как безопасный и перспективный. Оснований волноваться нет.

Вопросы не прекращались, зачастую язвительные, а иногда и совершенно бестактные.

– Считаете ли вы себя достаточно компетентной для новой роли? Не в обиду вам будет сказано, но в научном плане вы и в подметки не годитесь вашему предшественнику.

– Не гонитесь ли вы попросту за дешевой популярностью?

– Вы паразитируете на том, что сделано не вами. Может, вы вообще не до конца разобрались, как и что здесь работает?

Сингу, в конце концов, не выдержала:

– Я привыкла к цивилизованным дебатам. Если вы не будете выражаться вежливо и уважительно, я не стану продолжать эту беседу.

Похоже, день для директора начался не лучшим образом. Фэй злорадствовала, хотя это и было недостойным поведением.

– Не хочу дальше всё это слушать, – сказала она Чатталу. – Пойдем лучше работать. Что у нас?

Чаттал достал планшет и стал просматривать список текущих заданий по ремонту и техобслуживанию. Он прокручивал пункты списка один за другим, а тот всё не заканчивался. Как обычно. Множество стандартных плановых проверок. Всё по делу. Ускоритель – штука вовсе не безобидная. Потребляемых им совокупных мощностей, пожалуй, хватит, чтобы погрузить в преисподнюю половину континента, а возможно, и весь целиком.

«Ускоритель» – обиходное название. А также успокоительное и метонимическое. По факту, Объединенный центр экспериментальной физики располагал собственными водородными термоядерными установками, генераторами нейтронов, комплексом связанных с планетой орбитальных станций, телескопов и мощнейшими квантовыми излучателями разного типа.

Да и в самом лабиринте проложенных глубоко под Мару-Тенгийской долиной туннелей, запрятанные в дальних слепых ответвлениях, окруженные дополнительными слоями защиты, в том числе и силовой, скрывались вещи куда более опасные, чем магнитное кольцо, по которому носились пучки элементарных частиц. К таковым относились установки лазерной имплозии, ударно-волновые излучатели, ловушки для антивещества, генераторы квантовых жидкостей, в том числе бозонного и каонного конденсатов.

Виг, любитель троллинга и черного юмора, использовал собственное «рабочее» наименование – «разрушитель пространства-времени». С его точки зрения, оно куда точнее отражало функциональность и потенциальные возможности Центра. В конце концов, это название стало достоянием общественности. На той самой конференции Мирового совета по финансированию физических проектов Виг оторвался по полной программе.

– Это особо охраняемый объект, – заявил он в числе прочего. – Нас и без того вынудили взять в проект группу шуорских физиков. Пустить туда еще и шуорскую инспекцию – это феерически дурная идея.

Виг использовал и другую крайне экспрессивную лексику, никак не подобающую столь выдающемуся ученому, закончив свою речь замечательными словами: «Вы об этом еще пожалеете!»

Большинство работавших в Центре ученых и инженеров в той или иной степени разделяли мнение, столь эмоционально высказанное прежним директором, и были против навязанного Мировым советом нового руководства. Фэй не сомневалась – если бы мужнин брат захотел, то без труда устроил бы саботаж в своем детище, «бессовестно отжатом» наругинцами. Однако Виг думал, прежде всего, о науке и лично просил сотрудников продолжать работать, не увольняться и не срывать плановых экспериментов.

На экране планшета Чаттала расцвела оранжевая иконка, а Фэй прислали по коммуникатору сигнал о срочном вызове.

– Сектор 3-21. – Чаттал ткнул в угол экрана, активируя схему.

– Это же шестьдесят километров отсюда, – прикинула Фэй. – Другой конец ускорительного кольца.

– Обеспечение личного присутствия инженерного персонала на месте происшествия является приоритетной задачей, – скучным голосом процитировал Чаттал выдержку из новых требований безопасности.

Данный пункт парадоксальным образом шел сразу после пункта о сокращении численности этого самого персонала.

– Неужели ты против? – удивился Кофун Ирмтрау, еще один знакомый Фэй физик. – Ты же сама заявила, что не хочешь дольше необходимого присутствовать на этом мероприятии.

– Все-таки вам, инженерам, везет! – вздохнул Дагур. – Лично я предпочел бы бродить по туннелям, подальше и от шуорцев, и от общественной комиссии, и от нашего нового начальства.

У Дагура это никак не получится. Ведь сегодня вовсе не рядовой рабочий день. Визит гостей был приурочен к важному эксперименту с участием расположенных на орбитальных станциях глейзеров. Подготовка заняла два года, всё было строго распланировано по времени, включение квантовых генераторов, ректенн, инжекторов и новых поворотных магнитов на самом ускорителе синхронизированы до наносекнуды. Даже мизерная вариативность выведет всю систему из строя, сделает ее непредсказуемой.

Дагур, как и остальные ученые, нервничал – идея публичного эксперимента ему не нравилась.

– Что там, в этом секторе? – полюбопытствовал Кофун.

– На первый взгляд, ничего страшного. – Чаттал вгляделся в схему на планшете. – Скорее всего, проблема с контактом. Диагностическая программа показывает, что он сильно нагрелся под действием тока, возник дуговой разряд, успевший повредить стенку криогенной системы, прежде чем ток был погашен. Один из ботов уже занимается устранением последствий и починкой.

– Так просто вы не отделаетесь – если упало напряжение в криогенной системе, температура может подскочить до точки кипения гелия.

– У нас же стоят усовершенствованные клапаны, поставленные из самого Нару-Пинчу. Будем надеяться, что они сработают, как надо. К тому же сектор относится к резервной системе и в эксперименте не задействован.

– Это значит, что в нынешних обстоятельствах начало эксперимента не отложат, – мрачно заметил Дагур. – Сингу не может себе позволить ударить в грязь лицом, выйти за рамки графика или бюджета. У нее нет на то достаточного авторитета.

Фэй была согласна – слишком дорого. И в прямом смысле, и в переносном – чревато репутационными потерями для нового руководства.

Люди из внутреннего двора постепенно переместились в главный корпус, в Зал управления. Со всех четырех сторон туда вели огромные раздвижные двери. Вогнутые стены были увешаны экранами, а на расставленных повсюду дугообразных перегородках смонтированы десятки дополнительных панелей. На экраны выводились как данные детекторов, регистрировавших и идентифицировавших частицы, так и сигналы с видеокамер и датчиков, расположенных в разных секторах ускорительного кольца.

Те из ученых, кто не участвовал в сегодняшнем эксперименте, но хотел понаблюдать за ним, могли забраться на застекленную галерею, проходившую вдоль верхней части стен. Вообще-то галерея предназначалась для экскурсантов. Центр экспериментальной физики организовывал экскурсии для всех желающих. Желающих было много, и записываться приходилось не меньше чем за полгода. Сегодня роль экскурсантов выполняли шуорцы и общественная комиссия Мирового совета. Инженерный персонал в Зале управления задерживаться не стал – у каждого имелись свои задания.

К сектору 3-21 можно было добраться и по туннелю в монорельсовой капсуле, но Фэй с Чатталом решили воспользоваться флайером и долететь поверху – через поля и подножия гор, под которыми пролегало ускорительное кольцо. Поблизости от сектора находилась одна из служебных станций дальнего доступа – бетонный бункер с лифтом.

Оранжевая иконка сменилась красной. Дело принимало серьезный оборот. Повреждение криогенной системы, утечка хладагента. В туннель выброшено несколько десятков тонн гелия. Очевидно, предохранительные клапаны с задачей вывести наружу избыток газа не справились. В результате крепления криостата разрушились, около сотни поворотных магнитов сектора вышли из сверхпроводящего состояния.

Между тем эксперимент уже начался. Всё проходило согласно расписанию.

– Мне это не нравится, – мрачно изрек Чаттал.

А кому такое может понравиться? Разве что шуорцам!

Из автоматически формируемых отчетов не было ясно, почему ремонтный бот не сумел или не успел вовремя устранить неполадку и купировать последствия. Фэй боролась с соблазном обвинить в этом измененный регламент техобслуживания и его близоруких авторов с их «усовершенствованными методами управления и работы».

Бункер станции дальнего доступа стоял прямо посреди зеленеющего поля. Фэй с Чатталом вскрыли люк и зашли внутрь. Из глубины шахты привычно потянуло ледяным сквозняком. Они облачились в защитные костюмы, прикрепили ручные дозиметры. Перед тем как надеть перчатку, Фэй приложила ладонь к панели управления. Кабина лифта бесшумно скользнула вниз и остановилась на уровне -3.

В обе стороны тянулся бесконечный туннель, утыканный силовыми кабелями и трубами, внутри самых больших из них непрерывно циркулировали пучки стабильных частиц. На участках секторов использовались магниты разных конструкций: соленоиды, двойные диполи, фокусирующие квадрупольные линзы. Упрятанные в стальные воротники намотки располагались как вдоль, так и вокруг, позволяя создавать поля разной направленности.

К потолку крепилась металлическая балка – по ней перемещались боты, выполнявшие текущий ремонт и рутинные проверки. Боты контролировали работу датчиков и детекторов, отслеживали температуру, содержание кислорода в воздухе, уровень радиации и ее источники. В общую систему безопасности пересылались подробные изображения проинспектированных областей, сделанные в видимом, инфракрасном и рентгеновском спектре.

Инфракрасные датчики зарегистрировали скачки температуры, достигавшие на некоторых участках почти ста градусов. Также отмечались точечные помехи, на первый взгляд не связанные между собой. Что-то, определенно, было не так.

– Запахло жареным! – нервно и неуместно прокомментировал Чаттал

– Давай лучше займемся делом и разберемся с тем, что имеем.

– Желательно – не отворачивая клапаны вручную, – снова пошутил Чаттал.

Фэй активировала встроенный голопроектор и вызвала объемные схемы всех участков сектора.

Отключилось девяносто шесть магнитов, встроенных в общее кольцо. Чтобы их починить или заменить, потребуется не меньше двух месяцев. Уйма потерянного времени, энергии и денег. Благодаря системе демпферов срыв сверхпроводимости даже в десяти магнитах не имел критического значения, однако сейчас масштабы неисправностей были намного больше. Демпферов и защитного силового поля оказалось недостаточно.

Случайная поломка? Крайне маловероятно. Диверсия – так, кажется, это называется. На первый взгляд, относительно безобидная в плане последствий. В ней удобно обвинить, например, Вига. Можно даже рассматривать присутствие самой Фэй в этом месте как своего рода улику. А то, что она очутилась здесь уже после инцидента – так это следствие попытки замести следы и создать себе алиби…

«Нет, конечно, – Фэй тут же отмела эту мысль. – Слишком сложно. Такое обвинение не сработает». А если предположить, что это лишь один из побочных эффектов, и главная цель – куда серьезнее? Сектор 3-21, действительно, не был задействован в эксперименте, а вот с теми, которые располагались ниже, на уровне -4, в отдельных помещениях, дело обстояло иначе.