Вкус дикого мёда

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРОБУЖДЕНИЯ. Вместо предисловия

Мое знакомство с ведической культурой началось в тот день, когда в коридоре общежития для аспирантов университетский друг протянул мне отксерокопированную книжечку небольшого формата. Это была «Бхагавад-гита, или Песнь Господня» в переводе А. Каменской и И. Манциарли.

До сих пор отчетливо помню ошеломляющее впечатление, которое произвела на меня эта книга: «Если написанное здесь правда, то я должен жить по-другому». Слово «если» в этой формуле стояло для порядка. Горделивая привычка все проверять на собственном опыте не позволяла мне признаться, что на каком-то глубинном уровне я уже согласился со всем, что было написано в «Гите», хотя бы потому, что она возвращала моей жизни высший смысл. Внутренний голос настойчиво твердил: «Это не просто книга. Книги, даже самые лучшие, так душу не переворачивают. Сама Истина разговаривает с тобой. Разве не ты искал Ее? Разве не ты проклинал свою жизнь за то, что она насквозь лжива? Теперь тебе нужно просто принять все, что здесь сказано, и попытаться начать жить по-другому».

Мысль о том, что придется кардинально изменить свою жизнь, конечно же, испугала меня, но и обрадовала. Проклятые вопросы о смысле бытия мучили с детства, но до окончания школы, а потом химического факультета МГУ у меня оставалась какая-то надежда, что ответ на них найдется, когда я стану серьезно заниматься настоящим делом, к которому себя готовил, – наукой.

Однако, когда я поступил в аспирантуру и немного поработал в одной из лучших лабораторий Института молекулярной биологии, эта надежда рухнула, чуть не похоронив меня под обломками. Я не мог больше себя обманывать – наука оказалась такой же фальшивой бессмыслицей, как и все остальное.

Главная моя претензия к науке была связана с ее методологией. Для того чтобы понять, что такое жизнь, мне полагалось сначала умертвить объект своего изучения. И я никак не мог убедить себя, что жалобно верещавшие под моим скальпелем крысы, которым выпала честь пожертвовать своей печенью ради торжества науки, заблуждаются. С точки зрения науки, они были всего лишь расходным материалом. Но согласиться с этим означало согласиться также с тем, что и моя жизнь тоже всего лишь «способ существования белкового тела», столь же бессмысленная, как жизнь крысы.

Впрочем, одной методологией дело не ограничилось. За три года наблюдений над тем, что представляет собой «настоящая наука» и «настоящие ученые», мне стало гораздо труднее отмахиваться от сомнений в верности выбранного пути. Большинство людей, населявших научно-исследовательские институты, были откровенными карьеристами. Изредка среди них попадались те, кого действительно интересовала наука, но я вынужден был себе признаться, что больше не принадлежал к их числу. От мысли, что мне придется провести остаток своих дней, распивая чай за лабораторным столом и публикуя никому не нужные статьи в научных журналах, становилось тошно…

Оглядываясь назад, я понимаю, что в основе моего интереса к химии, приведшего меня сначала на химический факультет, а потом в Институт молекулярной биологии, лежало желание разрешить проблему смерти – желание, испокон веков двигавшее всеми алхимиками. Тогда, разумеется, я не мог себе признаться, что меня интересует «лженаука». Но когда я окончательно понял, что реальная наука не ставит цели ответить на кардинальные вопросы бытия, а довольствуется решением сугубо практических задач, да еще и сомнительными методами, я потерял к ней всякий интерес. К науке, но не к идее бессмертия.

Я продолжал по инерции просиживать дни и ночи в лаборатории, но ощущение, что я предаю себя, только усиливалось. Вариантов у меня было не много: либо беззастенчиво делать научную карьеру, смирившись с собственным лицемерием, либо выпасть из системы и посвятить себя поискам истины, без всяких гарантий ее найти. Первый путь я тихо презирал сам. Второй же, который рано или поздно должен был привести меня к религии (это было ясно даже мне), презирали все окружающие. О Боге в то время (1980-й год!) можно было говорить, только чтобы посмеяться над теми, кто в Него верит. Посмешищем становиться не хотелось. Вбитые со школьных времен мифы о том, что человек произошел из обезьяны, обезьяна – из амебы, а амеба завелась в первичном бульоне в результате ударов молнии, были во мне еще довольно сильны.

Поразительно, с какой легкостью маленькая книжечка дореволюционного издания с ятями и твердыми знаками, которую я даже толком не понял, обрушила стройную «научную» картину мира, десятилетиями складывавшуюся у меня в голове! С первых же слов Кришны в «Гите» было такое чувство, будто Он обращается прямо ко мне: «Ты мнишь себя самым умным, но почему тогда ты так несчастен? Как последний глупец, ты считаешь себя и других людей комками плоти. В этом, и только в этом, причина твоей скорби». Душа моя, о существовании которой я тогда еще не подозревал, откликнулась на эти слова радостным узнаванием – предчувствие бессмертия, почти изгнанное из сердца за годы прилежного изучения атеизма, снова очнулось во мне.

Кришна с самого начала указывал на ошибку, которую совершал и я, и все остальные. Вечная душа, оказавшись в материальном теле, отождествляет себя с ним и забывает о своей изначальной природе. Тело – всего лишь оболочка вечной души, скафандр, в который ее поместили, чтобы она могла взаимодействовать с окружающей виртуальной реальностью, достичь здесь своих иллюзорных целей и в конце концов разочароваться во всех материальных рецептах счастья. Соотнести себя с этой идеей было совсем нетрудно: надежды на материальное счастье к тому времени уже изрядно поистрепались, все мыслимые достижения обесценивались неминуемой смертью, но при этом что-то внутри упрямо отказывалось верить в смерть. Я же есть – меня не может не быть! Это какое-то недоразумение.

«Уже много раз на протяжении своей жизни ты менял тела. Где сейчас твое тело младенца или юноши? Их нет, но сам-то ты во всех этих переменах оставался неизменным свидетелем. В момент смерти произойдет точно то же самое: ты (душа) просто в очередной раз покинешь свое тело, пришедшее в негодность, и получишь новое. О чем тут скорбеть?» —продолжал Кришна, рассеивая последние сомнения.

Реинкарнация, про которую я читал у Платона и над которой подсмеивался вместе с Высоцким, в изложении Кришны из экзотической теории превращалась в нечто само собой разумеющееся – я ведь и вправду на протяжении этой жизни уже сменил множество тел, что не помешало мне остаться неизменным самим собой. В результате эта моя жизнь, казавшаяся конечной, переносилась в контекст множества прошлых и будущих жизней и приобретала гораздо более глубокий смысл. И даже эволюция видов жизни, описанная Дарвином, находила в «Гите» естественное объяснение: эволюционируют не тела живых существ, а сознание души, последовательно переселяющейся во все более и более высокоорганизованные тела.

Представления о трех изначальных качествах материальной природы, трех гунах, лежащих в основе всех явлений нашего мира, – невежестве, страсти и благости, – поразили своей простотой и объяснительной силой: я стал повсюду видеть отпечаток этих качеств. Мироздание из груды неодушевленных элементов таблицы Менделеева превратилось в живую и разумную систему, чутко реагировавшую на мои мотивы и справедливо награждавшую меня страданиями и наслаждениями. Временный материальный мир, казавшийся прежде головоломным ребусом, который мне надлежало разгадать, согласно «Бхагавад-гите», был всего лишь отблеском вечной духовной реальности. Мысль о том, что мир создан не для того, чтобы я изучал и улучшал его, а для того, чтобы я мог чему-то научиться в нем, тоже принесла огромное облегчение.

И даже то, что картина мира, нарисованная в «Бхагавад-гите», была откровенно теистической, не слишком меня испугало, потому что в этой книге не было ни одной догмы, которую полагалось принять на веру. «Бхагавад-гита» не ставила меня перед ультиматумом: уверуй и спасешься, а иначе тебе грозят вечные муки в аду. Кришна не пытался запугать, но обращался к разуму. Он не был грозной, карающей силой или Дедом Морозом из новогодних сказок, а говорил как друг и уважающий меня собеседник. Он доступно объяснял, что нужно делать, чтобы убедиться в Его существовании, и даже не просто убедиться, но увидеть Его своими глазами. При этом Он оставлял за мной свободу выбора, справедливо возлагая на меня ответственность за него…

Слова этой маленькой книги разбудили меня. Вся предыдущая жизнь, с ее радостями и горестями, бессмысленными победами и столь же бессмысленными поражениями, показалась очень длинным сном. Жить по-старому я уже не хотел, а по-новому – еще не умел. Не зря в тот вечер, когда я впервые прочитал «Гиту», я обрадовался и одновременно испугался: я понял, что мне придется всему учиться заново.

Мир, оказавшийся одушевленным, требовал к себе благоговейного отношения и не терпел эксплуатации. Мясо домашних животных из предмета первой необходимости стало отвратительным продуктом насилия. Линейное время с отчетливой точкой отсчета и роковой точкой конца, заставлявшее меня проводить жизнь в лихорадочной спешке, превратилось в бесконечное, циклическое. Мизерные по ведическим масштабам отрезки времени, отведенные на историю человечества, – от силы в несколько тысячелетий – расширились до миллионов лет, лишив мою жизнь эпохального значения. Это должно было поменять мое отношение к истории и охладить интерес к текущей политике. Ну и, наконец, мне надлежало уступить центральное место в мироздании Богу и начать учиться согласовывать свои желания с Его волей. Однако культурная среда, в которой я вырос и прожил всю жизнь, цепко держала меня в своем плену. Даже мои стеснительные и не очень последовательные попытки придерживаться вегетарианской диеты наталкивались не только на хронический дефицит фруктов и овощей, но и на непонимание, а то и агрессию тех, кто меня окружал. Словом, чтобы научиться жить по-новому, мне нужна была иная культура.

Я стал жадно читать все изданные и подпольные книги о йоге и о том, как жили и живут люди в Индии. Меня интересовали мельчайшие детали их быта – я пытался разглядеть, как в них отразилась картина мира, нарисованная в «Гите». Мало-помалу остальные занятия и интересы либо отпали, либо естественным образом срослись с моим главным интересом – постижением ведической культурной традиции. Уже тогда главным источником моего вдохновения стали распространявшиеся подпольно книги А. Ч. Бхактиведанты Свами Прабхупады, или Шрилы Прабхупады, как называли его последователи, – человека, открывшего эту культуру людям стран Запада. Именно благодаря его комментариям к «Бхагавад-гите», которые мне удалось прочесть несколько позже, я изучал ведическую культуру не как посетитель музея, с любопытством рассматривающий экспонаты в витринах, не как исследователь, столкнувшийся с курьезным явлением и пытающийся истолковать его с позиций того, что он уже знает, и даже не как иммигрант, которому поневоле приходится приспосабливаться к новой культурной среде и принимать чужие порядки. Скорее, мои попытки напоминали усилия восторженного путешественника, попавшего в удивительную экзотическую страну, побыстрее выучить ее язык, чтобы общаться с людьми на улицах, понимать песни, которые они поют, вместе с ними смеяться над их шутками и в конце концов приобщиться к их святыням, к которым не допускают случайных туристов.

Чем старательнее я пытался привести свою жизнь в соответствие с идеалами и ценностями ведической культуры, тем более чужеродным элементом становился в той культурной среде, где воспитывался и рос. Аллергическая реакция среды не заставила себя ждать: моей скромной особой вплотную заинтересовались органы, следившие за идеологическим целомудрием советских людей, и в конце 80-х я вынужден был эмигрировать в Швецию. Благо что перестройка шла уже полным ходом – иначе переселяться пришлось бы в тюрьму. В Швеции я поселился в ашраме1* – ведическом монастыре, где получил доступ к оригиналам писаний, лежащих в основе ведической культуры, и сам стал переводить на русский язык книги Шрилы Прабхупады. Работа так увлекла меня, что иногда я просиживал над переводами по десять-двенадцать часов в сутки. Тогда же я начал понемногу изучать язык Вед – санскрит.

В Швеции я получил посвящение от учителя бхакти-йоги, принадлежащего к школе бенгальского вайшнавизма. Эта школа была основана величайшим святым Индии, жившим в начале XVI в., Шри Чайтаньей Махапрабху. Согласно Ведам, за одну жизнь человек должен родиться дважды, и церемония посвящения – это символический акт второго рождения. В первый раз мы рождаемся от отца и матери и, по сути, мало чем отличаемся от животных: так же, как и они, мы отождествляем себя с телом и удовлетворяем базовые потребности – едим, спим, совокупляемся и обороняемся. Чтобы исполнить истинное предназначение своей жизни, человек должен родиться во второй раз – в духе. В этом рождении его отцом становится духовный учитель. Он открывает ученику мантру, подобную семени. Мантра – это секретная звуковая формула, в которой спрессован духовный опыт, из поколения в поколение передающийся в данной традиции. Матерью же дваждырожденного становятся священные писания, Веды, – они питают его и позволяют реализовать потенциал, заложенный в мантре.

В 1989 году я оказался в Индии. До сих пор помню первый глоток горячего и густого, как кисель, калькуттского воздуха! Стоит ли говорить, что меня интересовала не столько современная Индия, успевшая основательно подзабыть собственную культуру в попытках угнаться за Западом, сколько страна, давшая миру Веды и «Бхагавад-гиту», обитель великих йогов и святых, земля, по которой ступали Рама и Кришна? С тех пор мне удалось объездить ее вдоль и поперек и побывать во всех самых важных святых местах – от Бадарикашрама высоко в Гималаях до Канья-Кумари на южной оконечности Индостанского полуострова, от Двараки на крайнем западе до Джаганнатха-Пури на востоке. Я омывался в святых реках, источниках и водоемах, посещал знаменитые храмы и, главное, знакомился с людьми, воспитанными в ведической традиции: йогами, садху, монахами и простыми индийцами, впитавшими Веды с молоком матери. Я пытался увидеть, как в их обычаях, поведении и отношении друг к другу и к миру запечатлелись философские истины, открывшиеся мне в «Гите». В каждом из мест паломничества я слушал связанные с ними древние легенды и истории о чудесах, свершавшихся там, а также рассказы о великих святых, которые там жили. Так ведическая культура оживала для меня, я впитывал в себя ее идеалы милосердия, чистоты, смирения, правдивости, безоговорочного уважения к старшим, служения и преданности Богу.

Разумеется, далеко не сразу и не во всем у меня получалось следовать тому, чему учили мои воспитатели и священные писания. Однако даже эти порой непоследовательные и не всегда успешные попытки жить по духовным законам сделали меня гораздо счастливее. Чем больше я погружался в изучение ведической традиции, тем отчетливее понимал, что с помощью этой культуры можно решить не только мои проблемы, но и проблемы всех, кто окружал меня. В конце концов, корень всех наших проблем один – отождествление души с телом. Так я стал делиться своими находками и своим счастьем, давая лекции по разным разделам ведического знания.

В начале 90-х, после распада СССР, я вернулся в Россию – униженную и разворованную, но полную надежд на лучшее будущее. С какой жадностью люди из России и других стран бывшего Советского Союза впитывали в себя ведическое знание! На своем опыте и на опыте множества других людей я снова и снова убеждался в том, что Веды содержат в себе духовное решение всех проблем, с которыми столкнулось человечество, – нравственных, экономических, социальных, политических и экологических. Позже я нашел подтверждение тому в словах величайшего историка и социолога прошлого века А. Дж. Тойнби, автора монументального 12-томного труда «Постижение истории»:

«Сейчас становится все яснее, что, если человечество хочет избежать самоуничтожения, глава человеческой истории, имевшая западное начало, должна будет иметь индийское окончание. На этом крайне опасном этапе в истории человечества единственный путь спасения – это путь, найденный индусами в древности. Только отношение к миру и дух, присущие их цивилизации, могут позволить человечеству превратиться в единую семью».

В 2001 году я принял от своего учителя санньясу – посвящение в отреченный уклад жизни. С тех пор я объездил с лекциями полмира, рассказывая людям о самой древней и гармоничной культуре, позволяющей жить в мире с собой и другими. Некоторые приняли меня своим учителем. Однако я по-прежнему считаю себя всего лишь учеником в школе Вед, далеко не первым, хотя и не последним, – школе, в которую можно поступить, но которую едва ли можно окончить. Увлекательное путешествие, начавшееся сорок с лишним лет назад, продолжается.

Путь, который я выбрал, не был простым, но все его сложности с лихвой вознаграждались радостью узнавания истины. И ни разу у меня не возникало желания свернуть с него, каким бы узким и трудным он порой ни казался. Упанишады честно предостерегают всякого человека, становящегося на духовный путь, о том, что он не будет легким:

уттиштхата джаграта

прапйа варан нибодхата

кшурасйа дхара нишита дуратйайа

дургам патхас тат кавайо ваданти

«Восстаньте от долгого и мучительного сна! Отряхните с себя его остатки! В теле человека вы можете обрести величайший дар – дар просветления. Но для этого нужно будет встать на духовный путь, узкий, как лезвие бритвы. Великие мудрецы предостерегают: труден путь, ведущий к высшей цели» 2 .

Да, о многом я даже не подозревал, когда в полутемном коридоре общежития брал из рук моего друга маленькую отксерокопированную книгу «Бхагавад-гита, или Песнь Господня». Но я ни разу не пожалел о том, что отправился в это путешествие. Я обрел в нем такие богатства, о которых не смел и мечтать. Какие-то из них я нашел в своих географических странствиях по Индии, но большая часть все же была открыта мне, когда я путешествовал по духовной стране, навеки запечатленной на страницах священных писаний древней Бхараты – Вед, Пуран и Итихас. Именно этими богатствами я и решил поделиться с вами в книге, которую вы держите в руках.

О ВЕДАХ, ПУРАНАХ И ИТИХАСАХ. Несколько слов об источниках этой книги

Веды – самые древние священные писания мира. Никто не знает, когда они были созданы. Все попытки датировать их носят сугубо умозрительный характер. Точно известно только, что уже многие тысячи лет назад по ним жили люди, населявшие долины рек Инда, Ганги, Ямуны и Сарасвати. Сами предки современных индийцев называли свою страну Бхарата, что в переводе с санскрита означает «страна, люди которой привязаны к свету знания». И неслучайно: ни в какой другой стране древности ученость не ценилась так высоко. Тысячелетия назад эти люди изобрели десятичную и двоичную системы счисления, создали атомную теорию, построили гелиоцентричную модель Солнечной системы, проводили сложные хирургические операции под наркозом и даже умудрились вычислить скорость света. Из Вед выросло огромное число прикладных отраслей знания:

– аюрведа – ведическая медицина с уникальными методами диагностики и очищения организма, изучающая тело человека в неразрывной связи с космосом;

– расаяна – ведическая алхимия, наука об омоложении человека;

– джйотиш – ведическая астрономия и астрология, раскрывающая тайны закона кармы и тонкого влияния времени на нашу жизнь;

– йога – система психофизических упражнений, с помощью которых человек может избавиться от болезней, овладеть телом и очистить ум;

– натья-шастра – драматургическая теория, объясняющая, каким образом театральные постановки пробуждают в зрителях эмоции. В ней также разбирается теория эстетики;

– гандхарва-веда – учение о музыке и ее влиянии на наши эмоции;

– ньяя – логика и искусство ведения спора;

– вьякарана – лингвистика, грамматика;

– шикша – фонетика и чхандас – просодия;

– сахитья – литературоведение и поэтика;

– васту – ведическая архитектура и наука о тонкой организации пространства и ее воздействии на человека;

– калпа – наука о том, как проводить домашние обряды и ритуалы, приносящие процветание и здоровье;

– нити и дхарма – своды правил поведения, помогающие привести жизнь человека и общества в гармонию с законами мироздания, и т. д.

Самое поразительное, что все эти дисциплины, несмотря на древность, и поныне являются живыми, развивающимися науками, и даже люди в странах Запада проявляют к ним все больший интерес. Впрочем, живучесть – отличительная черта всех явлений ведической культуры – культуры, отразившей вечную духовную реальность и потому неподвластной времени.

С точки зрения самих Вед, эти прикладные науки играют вспомогательную роль, потому что главная задача человека – не устроиться удобнее здесь, в материальном мире, а постичь природу души и вырваться из бесконечного круговорота рождений и смертей. Однако потребность понять природу духа появляется у человека только после того, как он удовлетворил основные материальные нужды и на своем опыте понял, что даже это не сделало его счастливым. Поэтому Веды учат, как счастливо и гармонично жить в этом мире, исполнить свое предназначение и в конце концов вернуться в царство Бога – духовный мир.

Сами Веды – сложные по смыслу и композиции и гигантские по размеру сборники молитв на санскрите. Их всего четыре. «Риг-веда» состоит из стихотворных молитв, декламацией которых сопровождается главный ритуал Вед – ягья, жертвоприношение. «Яджур-веда» – сборник ритуальных формул в прозе. «Сама-веда» включает в себя гимны, предназначенные для пения, а «Атхарва-веда» содержит магические мантры и заклинания на все случаи жизни. По-другому четыре изначальные Веды называются самхитами, что дословно означает «собрание гимнов».

Эти гимны и молитвы обращены к различным девам, или деватам. Деваты – могущественные живые существа этого мира, обитающие на высших планетах вселенной. Тело деват состоит из более тонкой материи, чем наше. Отсюда их название – в буквальном переводе с санскрита девата означает «сияющий», «лучезарный». Деваты, или полубоги, как иногда переводят это слово, управляют разными сферами творения и награждают тех, кто поклоняется им, дарами, имеющимися в их распоряжении. Так, богиня Сарасвати может наградить человека ученостью и красноречием, Ваюдева – необычайной силой, Сурьядева – здоровьем и долголетием и т. д.

Веды предписывают поклоняться полубогам с помощью огненных жертвоприношений. Благодаря этому люди могли исполнить свои желания, не совершая греховных поступков. Проведенная по всем правилам ягья приводила в движение тонкие силы природы и таким образом помогала добиться желаемого результата. Однако, чтобы это произошло, сам ритуал должен быть исполнен с безукоризненной точностью. Поэтому гимны Вед были доступны только брахманам – священнослужителям, учителям и философам, посвящавшим жизнь очищению сознания. Никто другой ими пользоваться и не смог бы – слишком сложен был язык Вед и слишком высокие требования предъявлялись к тому, кто исполнял ритуал.

Хотя Веды и предписывают поклонение деватам, они отводят им не самое важное место в творении. Все полубоги – слуги Верховного Господа, единой причины бытия. Именно Господь, источник и средоточие всей силы, великолепия, славы, знания, самоотречения и красоты, наделяет деват их могуществом. В конечном счете это Он приносит людям плоды их жертвоприношений, и только Он может вызволить душу из круговорота рождений и смертей в материальном мире.

Веды (самхиты) не говорят о Господе прямо, хотя косвенно указывают на Него: экам сад випра бахудха ваданти – «Истина одна, но разные ученые люди называют Ее разными именами»3. Но Упанишады, раздел Вед, в который включены философские трактаты, метафорическим языком объясняющие природу сознания, ясно говорят о том, что изначальная причина всех причин едина и что единый Господь «пожелал стать многим»: эко 'хам баху сйам праджайейа4. Суть Упанишад заключена в широко растиражированной сегодня и потому почти утратившей изначальный смысл молитве:

асато ма cад гамайа

тамасо ма джйотир гамайа

мритйор мамритам гамайа

Веди меня от временного к вечному.

Веди меня из тьмы к свету.

Веди меня из смерти к бессмертию5.

Не исполнение мелочных материальных желаний, но решение главной проблемы человека, проблемы смерти, – вот главная тема и смысл Упанишад. Поэтому другое название для всех Упанишад – Веданта, «заключение, венец Вед».

Упанишады, так же как и самхиты (собственно Веды), относятся к категории шрути – откровения. Их мантры не созданы обычными людьми, но услышаны (а вернее, увидены) великими мудрецами в состоянии транса. Само слово упанишад означает «секретное знание». Под познанием в ведической культуре подразумевалась не механическая передача информации, а приобщение к живому духовному опыту. Неисчерпаемо многозначные мантры Упанишад были всего лишь звуковой формой, в которую облекался опыт, а носителем опыта был духовный учитель, гуру. Поэтому ученичество не сводилось к формальному изучению буквы писаний – строгое следование обетам, которые ученик давал гуру, должно было очистить его сознание и подготовить к восприятию откровения.

Упанишады неслучайно назывались «тайным знанием». Понять их смысл невозможно с помощью одной логики. Парадоксальные афоризмы Упанишад – предмет медитации, а не логического анализа. Даже аллегорические истории и притчи, включенные в их состав, нуждаются в расшифровке и имеют множество толкований. Поэтому сами Упанишады тоже были мало кому доступны. Но те же самые истины, которые открывались брахманам в результате медитации на ведические мантры и размышления над смыслом парадоксов Упанишад, подаются обычным людям в виде увлекательных рассказов из Пуран и великих исторических хроник, Итихас6*, – «Рамаяны» и «Махабхараты».

Строго говоря, эти книги не относятся в Ведам, но они являются естественным продолжением Вед, специально предназначенным для тех, кто не склонен к абстрактным философским рассуждениям и медитации, поэтому их иногда называют пятой Ведой7. Именно истории из Пуран и Итихас легли в основу того, что мы сейчас называем ведической культурой. На них воспитывались и выросли многие поколения людей в Индии. И уж тем более для нас, людей, воспитанных в культуре Запада, не сами Веды и Упанишады, а эти истории являются единственным ключом к ведическому наследию. Но даже их понять и оценить по достоинству подчас нелегко.

Случайного читателя сюжеты Пуран и Итихас, скорее всего, поставят в тупик. В лучшем случае он решит, что это непонятные аллегории, в худшем – примет за сказки, не заслуживающие к себе серьезного отношения. Некоторые из историй действительно являются притчами и не должны пониматься буквально. Другие описывают реальные события, происходившие в незапамятные времена как на Земле, так и на иных планетах вселенной с людьми, обладавшими сверхчеловеческими способностями. Но и те и другие объясняют нам, как действует наш ум, и позволяют яснее увидеть и понять наши проблемы. Уже в те далекие времена, когда создавались эти произведения, было ясно, что научить людей чему бы то ни было легче всего с помощью историй.

Согласно этимологическому словарю «Нирукта»8**, санскритское слово пурана означает пура навам – «истории глубокой древности, вечно сохраняющие новизну». Иными словами, истории, запечатленные в священных писаниях, представляют собой вневременные сюжеты, которые содержат ответы на вечные вопросы, встающие перед каждым человеком. Проживая события, описанные в Пуранах и Итихасах вместе с их героями, мы можем понять, как работает сознание, и отделить себя – вечную душу – от своего ума с его бессознательными инстинктами выживания и механизмами самообмана. Примерно то же самое позволяет сделать современный психоанализ и другие психотерапевтические техники. С их помощью можно со стороны посмотреть на программы, записанные в уме, и оценить их с точки зрения цели, которой мы хотим достичь. Однако при полном погружении в рассказы Пуран эти истории дают нечто несравненно большее: они вкладывают в сердце новые идеалы и ценности, заменяя вожделение, гнев, жадность, эгоизм, гордыню, зависть на сострадание, смирение, терпение и верность и таким образом подготавливают нас к нисхождению любви. Герои «Рамаяны» и «Махабхараты» —Рама, Сита, Лакшман, Хануман, Юдхиштхира, Бхима, Арджуна, близнецы Накула и Сахадева, Драупади, мудрый Бхишма и Сам Кришна – своими словами и поступками учат нас, как победить в битве со злом, которая постоянно идет в нашем сердце. Именно поэтому в ведическом обществе не существовало науки психологии в том виде, в каком мы знаем ее сейчас, а роль психотерапевтов с гораздо большим успехом играли святые люди, брахманы и духовные учителя, сохранявшие в своих пересказах живыми истории из Пуран, «Рамаяны» и «Махабхараты».

Восемнадцать главных Пуран записаны легендарным мудрецом Вьясадевой в конце Двапара-юги – бронзового века истории человечества. Огромные по размеру (около четырехсот тысяч стихов на санскрите), они повествуют о сотворении материального мира из первоэлементов, происхождении разных видов живых существ и планетных системах, видимых нам и недоступных нашему взору, из которых состоит наша вселенная. В них рассказывается о законе кармы, управляющем людьми, о гигантских исторических периодах, отделенных от нас миллионами лет, и о различных воплощениях Господа, в которых Он приходит в этот мир. Большое место в них отводится историям о подвигах великих царей прошлого и о частичном и полном разрушении мира в конце каждого цикла творения. Наконец, в них рассказывается о посмертных скитаниях души, о том, как освободиться из круговорота рождений и смертей, и о духовном царстве Бога, простирающемся за пределами мира материи9*.

«Рамаяна», поэма, созданная мудрецом Вальмики, рассказывает историю Рамы – Господа, воплотившегося в облике царевича одной из древних династий. Это история любви Ситы и Рамы – любви, которая встретила на своем пути множество препятствий, но преодолела их все и стала только чище и глубже. На Своем примере Рама показывает, как закалять сердце, соблюдая законы чести и ни на йоту не отступая от справедливости, чтобы в конце концов победить многоликое и ненасытное вожделение, воплощенное в поэме в образе демона Раваны. Только победив вожделение, человек может понять, что такое чистая духовная любовь, – это главный урок «Рамаяны».

«Махабхарата» – самый большой эпос мира: она в семь раз длиннее «Илиады» и «Одиссеи», вместе взятых – сто тысяч стихов на санскрите! Так же как и Пураны, она написана Вьясадевой. Эта великая книга заложила основы ведической культуры в том виде, как мы ее знаем, поэтому ее часто называют «пятой Ведой». Сюжет «Махабхараты» – вражда между двоюродными братьями, наследниками престола великого царства Куру, и выпавшие на долю пятерых царевичей, братьев Пандавов, испытания, которые привели к братоубийственной войне на поле битвы Курукшетра. Именно там перед началом сражения среднему из Пандавов, Арджуне, была рассказана «Бхагавад-гита». Главная тема эпоса – отношения Пандавов с еще одним великим воплощением Бога – Кришной, их любовь к Нему и готовность пожертвовать всем ради Него. Однако по ходу повествования Вьясадева то и дело отвлекается от основной сюжетной линии: он рассказывает истории о великих мистиках и мудрецах, легенды, связанные со святыми местами, объясняет, как лечить болезни и практиковать йогу, говорит о реинкарнации, влиянии звезд и многом-многом другом. Поистине, «Махабхарата» – грандиозная энциклопедия ведической культуры. «Того, чего нет здесь, нет нигде»10, – гордо пишет о ней сам ее автор. К сожалению, множество побочных историй иногда заслоняют от читателя суть и мешают понять ее главный смысл.

Это побудило Вьясадеву создать свое последнее творение, «Шримад-Бхагаватам» – «Прекрасное повествование о Боге». Хотя «Шримад-Бхагаватам» написан в жанре Пуран и является одной из них («Бхагавата-пурана»), он значительно отличается от остальных по изяществу стиля и философской глубине. Как и другие Пураны, «Бхагаватам» описывает космологию, разные формы медитации, йогу и проч., однако единственная тема этого произведения – чистая любовь к Богу, или бхакти-йога. Все остальные предметы затрагиваются в нем только в контексте главной темы и в связи с ней. Чтобы раскрыть тему любви к Богу, «Бхагаватам» во всех подробностях рассказывает историю жизни Кришны – Самогó Верховного Господа, приходившего на Землю пять тысяч лет назад. Подробнее всего Вьясадева описывает ранние годы Кришны, проведенные во Врадже, деревне простых пастухов.

Если другие ведические писания объясняют, как очистить сердце от держащих нас в материальном плену грубых эмоций (вожделения, гнева, жадности, зависти и проч.), то «Шримад-Бхагаватам» открывает доступ к возвышенным духовным эмоциям. Бесхитростная любовь обитателей Враджа к Кришне, в личности которого тесно переплелись божественное могущество и человеческая уязвимость, – высочайший идеал духовной любви и лучшее лекарство от материальной зависимости. Едва ли человечество знает другую такую книгу, в которой пронзительные описания любви столь органично сочетались бы с бездонной философской глубиной. Величайшие ученые и философы Индии соревновались между собой в попытках объяснить смысл этого произведения – на него написаны десятки подробных комментариев на санскрите и несколько на современных языках11. Среди знатоков Вед даже бытует поговорка: видйаватам бхагавате парикша – «Ученость человека проверяется его способностью объяснять смысл стихов “Бхагаватам”».

Все эти произведения написаны на санскрите – древнем языке ведической традиции, прародителе индоевропейских языков. О нем следует сказать особо. Сэр Вильям Джонс, один из первых западных санскритологов, писал:

«Санскрит, при всей своей древности, обладает удивительно развитой структурой. Он совершеннее, чем древнегреческий, богаче, чем латынь, и более выразителен, чем они оба. При этом он обладает поразительным сходством с обоими языками по глагольным корням и грамматическим формам, которое никак не могло возникнуть случайно. Сходство это столь велико, что ни один филолог, изучавший все три языка, не усомнится в их происхождении от общего корня – древнего языка, вероятно уже не существующего».

Любой язык является отражением опыта людей, говорящих на нем. Необычайное богатство санскрита – самое убедительное свидетельство богатства опыта людей ведической культуры, глубины и разнообразия их мироощущения. Так, одних слов, означающих «земля», в санскрите шестьдесят пять. Слово «вода» имеет семьдесят синонимов, «огонь» – тридцать пять. И это без учета производных слов, образующихся с помощью приставок или суффиксов. Причем ни один из синонимов не является избыточным – каждый из них отражает какую-то характерную сторону данного явления. Поэтому, например, слово «любовь» имеет в санскрите более двухсот значений, описывающих разные оттенки и проявления этого чувства.

Надо сказать, что вся ведическая культура была, по преимуществу, фонетической. Пожалуй, ни в одной другой культуре не придавалось такого значения правильности и чистоте произнесения звуков. И на то есть очень важные причины. Звук, в соответствии с метафизикой Вед, является изначальным и самым тонким элементом материального творения – поистине, в начале было слово. Открытия квантовой физики в XX веке подтвердили это: на элементарном уровне частицы материи приобретают свойства волны.

Фонемы санскритского алфавита называются акшарами, что значит «неуничтожимые». Это не просто бессмысленные слоги – каждый из них имеет смысл, расшифрованный в специальных словарях – «Эка-акшара-коша» (Словари слогов). Таким образом, санскритские слова, состоящие из фонем, имеют не просто условное значение, но несут в себе отпечаток смысла отдельных слогов.

Другое название слогов санскритского алфавита – варна, что буквально значит «цвет». Это означает, что на более тонком уровне восприятия звуки имеют цвет и могут быть увидены. На этом уровне образ и звук сливаются друг с другом. Погружаясь в медитацию, ведические мудрецы, риши, открывали звуки, лежащие в основе вещей нашего мира. Само санскритское слово риших (мудрец) означает мантра-драшта – «тот, кто увидел мантру». Точно так же провидцы могли видеть и слышать вибрации, исходящие, например, от каждого органа человеческого тела.

Интересно, что местоимение «я» на санскрите звучит как ахам, где «а» – первая фонема санскритского алфавита, а «ха» – последняя. Идея в том, что человек – венец творения – есть средоточие всех возможных звуков от «а» до «ха». Семь чакр, тонких энергетических центров, расположенных вдоль позвоночника и управляющих всеми органами человека, графически изображаются в виде лотосов с разным количеством лепестков, и каждый лепесток этих чакр резонирует с одним из пятидесяти четырех звуков санскритского алфавита. Это превращает фонемы санскрита из бессмысленных звуков в священные мантры. Так из понимания первичности звука и представлений о его могуществе возникла особая форма йоги – йога звука, или нада-йога.

Согласно Ведам, любой звук проявляется на четырех уровнях. Вайкхари, материальный звук, различимый на слух, – это всего лишь самый грубый уровень проявления звука. Тоньше него вибрация мысли – мадхьяма. Еще более тонкий уровень звука называется пашьянти – это вибрация на уровне идеи или образа. И наконец, четвертый уровень называется пара – тончайшая духовная вибрация, источник и причина материального творения. Человек, практикующий нада-йогу, или мантра-йогу, может постепенно, повторяя мантру, возвысить свое сознание и перейти из сферы грубого материального звука в духовный мир, где нет различия между звуком и предметом, который он обозначает.

Но, разумеется, санскрит не только язык магических заклинаний и мантр. Один из самых точных языков мира, он способен передавать тончайшие оттенки смысла и потому идеально приспособлен для передачи философских идей и сложных логических умозаключений. А еще санскрит – язык, как будто специально созданный для поэзии. Санскритские грамматисты описали более восьмисот стихотворных размеров и дали им названия. Практически все ведические книги, даже труды по математике, астрологии и аюрведической медицине, написаны стихами. Вот что в ХI веке писал об этом Аль-Бируни, исламский ученый-энциклопедист, проведший в Индии около тринадцати лет:

«За ней следует наука чхандас – это разделение стихов по размерам, соответствующее нашей метрике ['аруд], – без которой индийцы не могут обходиться, ибо их книги составлены в стихотворной форме с той целью, чтобы можно было легко заучить их наизусть и не прибегать в вопросах любой науки к книгам, разве что при крайней необходимости. А причина этого кроется в том, что сердце человека любит все, что имеет симметрию и порядок, и питает отвращение ко всему лишенному порядка. Поэтому можно видеть, как большинство индийцев привержены к стихам и очень любят декламировать их, даже если не понимают их смысла; а их слушатели при этом будут щелкать пальцами, тем самым выражая радость и одобрение. Прозаические произведения их не привлекают, хотя их легче понять» 12 .

Включив в книгу стихи и афоризмы из санскритских первоисточников, я рассчитывал усилить эффект соприкосновения читателя с этой удивительной культурой. Стихи на санскрите можно пропускать, а можно пробовать на слух и вкус, ловя в их звуках и ритмах ускользающие оттенки смысла самых древних священных писаний человечества.

***

Испокон веков учителя ведической традиции рассказывали истории из Пуран и Итихас своим ученикам. Слушание этих историй и размышление над ними воспринималось не как приятное времяпрепровождение, но как могущественная форма медитации, меняющая человека изнутри. Чанакья Пандит, собравший правила поведения людей ведического общества в виде стихотворных пословиц, подчеркивает необходимость подобной медитации в парадоксальном афоризме:

«Утром мудрые беседуют об игре в кости, днем – о женщинах, а по вечерам – о воровстве. За этими рассказами проходит их время» 13 .

Человек, хотя бы немного знакомый с ведическими писаниями, сразу поймет, о чем идет речь. Утром Чанакья советует слушать истории из «Махабхараты», центральным эпизодом которой является игра в кости между Юдхиштхирой и шулером Шакуни. В послеобеденное время следует читать о любви Ситы в разлуке с Рамой из «Рамаяны», а по вечерам – слушать рассказы из «Шримад-Бхагаватам», в которых описываются детские игры Кришны, воровавшего масло в домах пастушек Враджа.

Если верить пословице Чанакьи Пандита, истории и притчи из священных писаний помогают стать мудрее. На это я и рассчитывал, когда решил пересказать для современного человека ведические истории – в Пуранах написано, что самое большое благо от этого получает рассказчик. Думаю, что в книгу вошли не слишком известные истории из Упанишад, Пуран и Итихас. Я по возможности избегал историй, которые у всех на слуху, чтобы даже тем, кто знаком с традицией, было интересно. К историям из писаний я добавил несколько рассказов из устной традиции, чтобы читатель мог составить более или менее законченное представление о культуре Вед. Обрамив все истории небольшими комментариями, я попытался придать повествованию целостность и помочь людям, воспитанным в другой культуре, лучше понять их смысл. При этом, насколько возможно, я старался избегать назидательности. Мне больше по душе роль не наставника, а гида, пытающегося обратить внимание на детали, которые почти наверняка ускользнут от того, кто только начинает свое знакомство с ведической традицией.

Сначала я думал, что напишу книгу из трех частей. В первую должны были войти притчи и истории из Вед, «Махабхараты» и Пуран, во вторую – истории про Кришну, помимо тех, что рассказываются в «Шримад-Бхагаватам», а в третью – рассказы о великих поэтах, мудрецах и святых ведической традиции. Однако по мере написания каждая часть разрослась, так что получилось три отдельных книги. Первую из них вы держите в руках. С замиранием сердца я отдаю ее на ваш суд. Примерно так чувствует себя человек, решивший показать близкому другу места, в которых проходило его детство, – ему очень хочется поделиться своей любовью к ним, хотя он и понимает почти полную безнадежность этой затеи. И все же желание пересиливает. Он берет своего друга за руку и вместе с ним отправляется в путь…

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Цена настоящего счастья

Главный вопрос, на который отвечает «Шримад-Бхагаватам»: «Что есть высшее благо для человека?» Его задают Суте Госвами, рассказчику «Бхагаватам», мудрецы, собравшиеся в святом месте – лесу Наймишаранья. Если перевести этот вопрос на нефилософский язык, то он будет звучать проще и привычнее: «Как стать счастливым?» В сущности, все люди только тем и занимаются, что ищут ответ на него. Умные в своих поисках читают ученые книги и изучают философию, а глупые спешат поделиться со всеми готовыми рецептами дешевого счастья. Но и те и другие на поверку оказываются несчастными. Об этом парадоксе в «Шримад-Бхагаватам» говорит мудрый Видура:

«Все в этом мире трудятся не покладая рук, чтобы стать счастливыми, но никто не только не обретает счастья, но даже и от страданий не избавляется. Более того, чем упорнее люди трудятся, чтобы стать счастливыми, тем несчастнее становятся. Будь добр, объясни мне, почему так происходит. И расскажи, какой путь ведет к счастью». 14

По крайней мере, умные понимают, что если бы ответ на этот вопрос был так очевиден, как кажется глупым, то счастливых людей на свете было бы гораздо больше. В своих попытках докопаться до истины они рано или поздно приходят к выводу о том, что сначала неплохо бы ответить на другие вопросы: «кто я?», «зачем я живу?», «есть ли Бог?», «почему я страдаю?», «свободен ли я поступать, как мне вздумается?», «от кого зависят результаты моих поступков?», «что такое счастье?» – и только потом уже отвечать на самый главный – «как стать счастливым?».

Вопросы эти принято называть проклятыми, потому что они якобы «неразрешимы для ума и мучительны для сердца». На самом же деле людям просто очень трудно согласиться с теми ответами, которые найдены задолго до их появления на свет. Поэтому каждое новое поколение снова ломает голову над «проклятыми» вопросами, и каждое новое поколение уверено, что именно оно сможет найти формулу счастья. Однако счастливых в мире больше почему-то не становится. Так стоит ли изобретать велосипед? Может быть, лучше прислушаться к мудрецам ведической древности и попытаться примерить их ответы к своей жизни? Тем более что они, уважая нашу независимость, не давали прямых нравоучений, а облекали свои ответы в истории и притчи.

В детстве я очень любил ездить с родителями в Петергоф – бесконечные фонтаны, белоснежные статуи с их откровенной, волнующей наготой, в самом центре – золоченый Самсон, картинно разрывающий пасть льву, сразу за ним бесконечная даль Финского залива, а над всем этим пронзительно синее летнее небо с клубящимися облаками – как будто безумный скульптор загляделся на эту красоту и решил воспроизвести ее на небесах.

Из фонтанов, конечно же, самыми любимыми были фонтаны-шутихи, а из всех шутих – фонтан «Камни». Он представлял собой нагромождение булыжников, по которым полагалось бегать, нажимая на них, и иногда откуда-то из-под земли, из ее первобытных недр, вдруг начинали бить струи воды. В этот момент дети, носившиеся по камням, с визгом и смехом разбегались, чтобы снова вернуться, когда струи улягутся. Каждый ребенок при этом был абсолютно уверен, что именно ему удалось найти тот волшебный камень, от нажатия на который забили струи. Оставалось только проверить свое открытие. А то, что в следующий раз обнаруженный камень не работал, каждый объяснял по-своему. Словом, все расходились от фонтана мокрыми и счастливыми.

Много лет спустя я снова приехал в Петергоф, снова гулял по французскому парку, глядел на фонтаны, сросшиеся с детством, и на клубящиеся в небе облака и, конечно же, набрел на «Камни». Как всегда, здесь носилась стайка детей, и, как всегда, струи воды непредсказуемо, как в жизни, начинали бить из-под земли. Я стоял в стороне и наблюдал за игрой детей. Мне показалось даже, что я помню, какой именно из камней был тем самым волшебным.

Вокруг фонтана на скамейках сидели родители, терпеливо ожидавшие, когда их дети вдоволь наиграются и вымокнут. Оглядывая сцену, я увидел на стульчике рядом старичка в картузе. Он сидел, непричастный к восторгам, и скучающе читал газету. Со стороны нетрудно было заметить, что взрыв детского визга и хохота раздается как раз тогда, когда он как бы невзначай поворачивает замаскированный рычажок под ногой. Так в моей жизни стало одной иллюзией меньше.

Я задал себе вопрос: а почему же раньше мне даже в голову не приходило, что секрет фонтана не во мне, а в старичке? Ответ нашелся сразу: потому что, когда я сам бегал по камням, я был слишком увлечен идеей, что никто другой не может быть причиной этого чуда. Другие варианты меня просто не интересовали. В этот момент мне невольно вспомнилась история из Упанишад.

В те незапамятные времена, когда мир был только что сотворен и богатства его еще не были поделены, полубоги, или деваты, как их называют в Индии, то и дело сражались с демонами за власть во вселенной.

Согласно древним хроникам, полубоги и демоны происходят от одного отца и разных матерей. Иначе говоря, относительные добро и зло этого мира находятся между собой в кровном родстве. Это не мешает им соперничать за власть в материальном мире и в нашем сердце. Но в силу их кровного родства победившее добро то и дело оборачивается злом, а побежденное зло начинает прикидываться добром, так что подчас бывает трудно отличить одно от другого. Единственный верный признак, по которому относительное добро можно отличить от относительного зла, а полубогов от демонов, – это то, что полубоги обычно готовы принять наставления Бога и попытаться исправиться, а демонам это очень трудно сделать: добро до какой-то степени понимает свою относительность, тогда как относительное зло всегда претендует на статус абсолютного блага.

Но вернемся к нашей истории. Во время одной из таких войн деваты наголову разбили демонов. О, как же гордились они своей победой! Да и как им было не гордиться? Битва выдалась жаркая, не на жизнь, а на смерть, и победа досталась деватам с большим трудом. Они упивались своим величием, чествовали друг друга и превозносили до небес. И конечно же, каждый втихомолку думал, что именно его подвигам в этой войне полубоги обязаны своей победой.

Все бы хорошо, да вот беда: гордые обычно забывают о Боге – где уж помнить о Нем тем, кто опьянен славой? Обычно мы вспоминаем о Боге, только когда терпим поражение. Победа же слишком сладка, чтобы делить ее с кем-то еще, а тем более с Богом. Такое отношение вполне простительно демонам – чего еще ждать от них? Но деватам подобная забывчивость не к лицу, потому что гордыня очень быстро даже святых превращает в демонов. Поэтому Бог решил преподать им урок. По Своей милости Он появился на поле битвы в образе якши.

Якшами в Индии называют духов – хранителей кладов, ведическая версия гоблинов и гномов. Они, как правило, беззлобны, но для искателей сокровищ у них припасены испытания, которые удается пройти далеко не каждому. Иными словами, якша – это загадочный персонаж, который изредка вторгается в нашу жизнь, чтобы напомнить, что нам нужно найти сокровище, упрятанное глубоко в нашем сердце. Его появление – хороший знак. Впрочем, все зависит от того, как мы отреагируем на его приход.

Внезапно появившийся на сцене неказистый Якша с торжественным видом стал прогуливаться по полю сражения так, как будто это он одержал победу. Понятно, что деватам его поведение не понравилось. Дерзость должна быть наказана.

– Кто он такой?! Что это за выскочка?! И что он вообще здесь делает? – загомонили возмущенные полубоги.

Деватам очень хотелось проучить наглеца, но они не знали как. Дело в том, что во вселенской иерархии якши стоят гораздо ниже полубогов. Полубогам не пристало не то что сражаться, но даже общаться с ними. Разборчивость в общении – одна из тех добродетелей, которые, увы, легко превращаются в порок. Деваты топтались в нерешительности, понимая, что со стороны ее можно принять за трусость. В конце концов они отрядили к Якше самого младшего – повелителя стихии огня Агнидеву16. «Ему не привыкать якшаться с низкорожденными, – рассудили они. – Если уж он не брезгует пожирать в крематориях трупы, то общение с Якшей едва ли осквернит его».

– Пойди-ка и разберись, кто такой этот дерзкий Якша и что ему здесь нужно.

Воодушевленный возложенной на него миссией, Агнидева ринулся на незваного гостя. Уж больно ему хотелось продемонстрировать свою силу. Он уже предвкушал легкую победу, однако, не доходя нескольких метров, Агни как будто натолкнулся на прозрачную стену. Он попытался было пробить ее, но, как ни силился, не мог сделать больше ни шага. Невидимая сила, остановившая его, была так велика, что растерявшийся повелитель стихии огня стоял перед незнакомцем как вкопанный, забыв, зачем его послали. Якша же с улыбкой вопросительно смотрел на него, но, так и не дождавшись вопроса, сам с просил:

– Ты кто такой?

Знакомая история, не правда ли? Иногда нам кажется, что мы во что бы то ни стало должны понять, кто такой Бог. Мы рвемся Ему навстречу, нам кажется, что еще немного – и мы поймем Его. Но потом мы натыкаемся на какое-то невидимое препятствие и понимаем, что Бог так и остался тайной за семью печатями. «Сначала пойми, кто ты сам, а потом уже пытайся отыскать Меня. Ты не сможешь постичь Меня до тех пор, пока не поймешь свою ограниченность», – как бы говорит Он нам.

Немного придя в себя, Агнидева удивленно ответил:

– Как, разве ты не слышал про меня? Поразительно. Я – Агнидева, бог огня. Люди величают меня Джатаведой – тем, кто с самого рождения знает все.

Этимологически санскритское слово «агни» может значить очень многое, например: агре нийате ити агних – «Агни – это тот, кто всегда впереди всех». Или: агре найати нийамайати ити агних – «Агни – первый властитель и повелитель». Или: агам найати ити агних – «Агни – это тот, кто приводит в движение неподвижные вещи». Все это прозвучало в ответе полубога огня таинственному Якше, когда он гордо назвал свое имя, да еще и присовокупил к нему почетный титул «Джатаведа». Разумеется, Бог в образе Якши ждал от него другой ответ: «Другие величают меня Агни, но сам я не знаю, кто я и откуда, как я попал сюда и кто наделил меня всеми этими способностями. Если Ты знаешь, то расскажи мне об этом».

Услышав ответ Агнидевы, Якша с нарочитой вежливостью обратился к нему:

– У столь почтенного господина должны быть выдающиеся способности. Поведай мне: что ты можешь?

Агнидева как будто только и ждал этого вопроса.

– Я могу спалить все что угодно на земле. Все, что есть здесь, – в моей власти! Стоит мне захотеть, и я испепелю весь мир!

– О! Великолепно! Не изволишь ли продемонстрировать мне свою силу?

Якша сорвал маленькую травинку и положил перед Агни:

– Сожги-ка хотя бы ее.

Агни сделал вид, что оскорбился, хотя уже в тот момент сомнение закралось в его сердце. Он понял, что ему придется непросто, но отступать было поздно. Слишком много он наговорил Якше. Всю свою силу он вложил в дыхание. Сноп пламени вырвался из его рта, целая река напалма изверглась на маленькую травинку. Но травинка даже не пожелтела – она как была возмутительно зеленой, так и осталась. Казалось, будто знойное дыхание Агни сделало ее еще свежее.

Тут бы ему покаяться, упасть на колени и взмолиться: «Кто ты? И почему в твоем присутствии все мои силы иссякли?» Но нет. Не произнеся ни слова, Агни развернулся и с понурой головой возвратился к полубогам:

– Не смог я понять, кто такой этот Якша, – нехотя признался он.

Немного посовещавшись, полубоги решили послать на встречу с Якшей повелителя ветра Ваю, того самого, благодаря которому мы дышим. Он старше Агни, почтеннее и мудрее. «У него должно получиться», – думали они.

Но Ваю совершил ту же ошибку – он тоже ринулся на Якшу, искренне полагая, что серьезные проблемы в жизни можно решить наскоком, и, когда та же невидимая сила властно остановила его, он застыл в изумлении, начисто забыв о заготовленном вопросе. Вместо этого ему самому пришлось отвечать на вопрос Якши:

– Ты кто такой?

Увы, мудрости Ваю тоже не хватило, чтобы ответить на этот вопрос правильно. Как и Агнидева, он горделиво провозгласил:

– Я великий Ваю.

Ваю показалось, что этого недостаточно, поэтому он добавил:

– Люди величают меня Матаришвой!

«Вайу» на санскрите означает «вати сарватра гаччхатй айух прадаш ча – тот, кто веет повсюду и наделяет жизнью все живое». А эпитет «матаришва» значит «тот, кто реет высоко в небе, и тот, кто поднимает бури и ураганы, кто выкорчевывает вековые деревья и обрушивает горы».

Якша обрадованно улыбнулся:

– Матаришва! Неужели?! Везет мне сегодня на встречи с сильными мира сего! Тогда, наверное, ты сможешь сдуть травинку, которую не сумел спалить тот, кто назвался Агнидевой?

История повторилась. Всей мóчи Ваю не хватило, чтобы поднять в воздух ничтожную травинку. Якша загадочно улыбался, а посрамленному Ваю пришлось вернуться к полубогам ни с чем.

– Я не смог понять, кто такой этот Якша.

Тогда деваты обратились к царю полубогов Индре:

– О великий Магхаван, владыка всех знаний. От тебя не укроется ничто – ни на земле, ни в небесах. Пойди и узнай, кто такой этот Якша и что ему здесь нужно.

Санскритское слово «магха» означает «богатство», «успех», «слава», а также «жертвоприношение». Магхаван – «тот, кто обладает богатством и славой», но, конечно же, вряд ли, с точки зрения Упанишад, золото и драгоценности являются богатством. Называя Индру этим именем, Упанишада имеет в виду богатство знания.

Раззадоренный неудачами Агни и Ваю, Индра согласился. Говорится же, что после двух неудач приходит удача. Как и два своих предшественника, он ринулся навстречу Якше. Но в этот самый миг Якша… исчез, как будто его никогда и не было. Он просто растаял в воздухе. Растерянный Индра стоял перед тем местом, где только что прохаживался Якша, и думал, что делать дальше.

По сути, Упанишада аллегорически повествует здесь о трех попытках человека постичь Бога. Согласно Ведам, есть три плана бытия: Бхулока, земной план, – царство нашего эмпирического опыта; Бхуварлока, астральный план, – тонкоматериальный мир наших замыслов, мечтаний и метаний, и Сваргалока – материальный рай, план чистого ума, идеальное место, где могут исполниться все наши желания. Агни повелевает Бхулокой, Ваю – Бхуварлокой, а Индра – Сваргалокой.

Агни знает все, что творится на земле. Он олицетворяет собой эмпирический подход к познанию. Эмпирическим методом можно постичь нечто заведомо меньшее нас,но никак не Бога. Поэтому первая попытка постичь Бога наскоком, с помощью материальных органов чувств, оканчивается неудачей – Агни уходит посрамленным.

Реющему в небе ветру открыты более сокровенные тайны. Увы, тонкое эзотерическое знание тоже делает человека гордым. Поэтому Ваю, как и Агни, пришлось вернуться ни с чем.

Индре – повелителю высших планет вселенной – открыты еще более сокровенные секреты. Называя Индру Магхаваном, «тем, кто понимает смысл жертвоприношений», Упанишада как бы говорит нам: «Если ты хочешь исполнить все свои желания, тебе необходимо научиться приносить жертвы. Но Бог ждет от тебя не дешевых подачек в виде животных, зерен или топленого масла. Он ждет, что ты сожжешь в жертвенном огне свою гордыню».

Третья попытка вроде должна была оказаться успешной. Когда в своих поисках человек отказывается от стремления постичь Бога сам и просто покаянно склоняет перед Ним голову – разве этого мало? «Мало», – утверждает Упанишада. В тот самый момент, когда Индра захотел понять, кто этот незнакомец, Якша скрылся из вида, растаял в небе. Почему?

Богу нет нужды скрываться от незадачливых искателей Истины, подобных Агни и Ваю. Он знает, что, одержимые гордыней, они не смогут Его понять, даже столкнувшись лицом к лицу. Но Индра мудрее. Похоже, таинственный Якша знал, что в ответ на Его вопрос: «Кто ты?» Индра не станет хвастаться своим могуществом, а сам спросит: «Лучше скажи мне, кто ты, лишивший меня силы?» Но почему же тогда Он скрылся? Почему не открыл Себя тому, кто «знает секреты жертвоприношения»?

Ответ на этот вопрос составляет один из главных уроков Упанишад: никто не способен постичь Бога – Абсолютную Истину – сам, без помощи Учителя. Своими силами, может быть, кто-то сумеет узреть безличный духовный свет за пределами материального мира, хотя даже это маловероятно. Но чтобы постичь Бога и по-настоящему избавиться от гордыни, мало преклонить голову перед Ним – нужно суметь склониться перед тем, кто знает Его. Только в служении такому человеку можно избавиться от духа независимости и гордыни – главной помехи на пути познания Истины. Поэтому говорится, что Бог посылает искреннему искателю духовного учителя, а учитель уже открывает ему Бога.

Якша растаял в небе, но в тот же миг на сцене появилась прекрасная незнакомка. Вернее, не появилась – она была послана туда Богом. Сказать, что она была прекрасна, –значит ничего не сказать. Она была ослепительна. Небес‑ное сияние славы и красоты окружало ее. Индра сразу узнал красавицу: это была дочь Химавана, жена Шивы, посланница небес – Ума.

Имя Ума состоит из тех же букв, что и слог АУМ – изначальное имя Бога. Красота Умы – это красота мудрости. Когда Бог скрывается от нас, Он посылает нам навстречу духовного учителя, а учитель открывает нам имя Бога, неотличное от Него Самого.

Индра склонился перед Умой и с молитвенно сложенными руками спросил:

– Скажи мне, кто был этот Якша?

Ума с удивлением подняла брови, как бы упрекая Индру: «Уж тебе-то положено бы знать, кто это такой». Пристально глядя на Индру, она произнесла:

– Это Сам Брахман – Бог. Это Он одержал победу в войне над демонами, которой вы так гордились.

Как громом пораженный стоял Индра, пытаясь осознать смысл услышанного. В тот же миг Истина, гораздо большая, чем он, приоткрыла Себя ему, и слезы счастья и раскаяния сами покатились из его глаз.

Не знаю, как вы, но я ожидал от Упанишады туманного аллегорического ответа, красивой метафоры, фигуры речи, всего чего угодно, но только не лобового: «Глупец, как же ты не понял, что перед тобой был Сам Бог, которому ты всем обязан!»

Разумеется, это не значит, что учитель должен всегда говорить в лоб. Урок Упанишады гораздо интереснее. По сути дела, Упанишада утверждает: не так важно, что говорит учитель. Гораздо важнее, как он это говорит.

Разве мы не слышали от других, что Бог есть? Тысячи раз. Разве не приходили в раздумьях к выводу, что Он должен быть? Конечно. Разве сами не говорили об этом другим? Разумеется, говорили и даже доказывали с пеной у рта, пытаясь избытком энтузиазма перекрыть недостаток веры. Разве не казалось нам, что в попытках познать Его мы отреклись от многого? О да, мы делали все это. Но сомнения все равно не покидали нас. «Правда ли, что Он есть? Слышит ли Он меня?» Бог прятался от нас, и зыбкая вера сменялась отчаянием. Чего нам не хватало? Совсем немногого – услышать о Нем от того, кто не принадлежит к этому миру, и, в конце концов, совсем не важно, что он скажет нам. Гораздо важнее то, как он это скажет.

Откровение на то и откровение, чтобы его нельзя было понять, просто прочитав. Откровение должно открыться нам в нашем сердце, и есть один-единственный способ соприкоснуться с ним – услышать того, кто знает Истину.

Всего-то и нужно, чтобы в нашей жизни появился учитель, который, услышав наш вопрос, удивленно вскинет брови: «Как?! Ты до сих пор не понял, что все, чем ты гордился, дал тебе Бог?!» Молния в этот миг разразится над нашей головой, и ее вспышка на мгновение озарит тьму, покрывающую наше сознание 17 . Простые слова учителя потрясут нас, и мы вдруг поймем: «Каким же глупцом я был, когда считал себя причиной всего! Теперь я понял – это был Бог! Он посылал мне все мои победы, и Он же стоял за всеми моими поражениями! Это Он вселял в меня силы и лишал меня их. Он наделил меня разумом, с помощью которого я пытался отрицать Его существование. Это Он! Это Он! И наконец сегодня Он послал мне духовного учителя, который сбил с меня спесь и открыл мне глаза…»

***

Вот примерно какие мысли пришли мне в голову, когда я наблюдал за старичком с газетой, меланхолично крутившим педаль фонтана-шутихи, и вспоминал о том, как сам когда-то бегал по этим камням.

Нам трудно смириться с тем, что наше счастье зависит от кого-то другого. Но еще труднее нам признаться себе в том, что мы даже толком не знаем, кто мы. А чтобы ответить на вопрос «как стать счастливым?», нужно как минимум понимать, кто этот я, который ищет счастья. Неслучайно перед входом в храм Аполлона в Дельфах красовалась надпись: «Познай самого себя», а Кришна начинает с ответа на этот вопрос «Бхагавад-гиту». Не поняв, «кто я?», невозможно понять ничего другого.

Но нам некогда ломать голову над умозрительными проблемами. Мы торопимся. Наше воображение угодливо подсовывает нам картинку безоблачного счастья. Свято уверовав в свои грезы, мы в поте лица начинаем трудиться, чтобы осуществить их. Иногда мы даже достигаем поставленных целей, но только для того, чтобы воскликнуть: «Сбылась мечта идиота!» Тем временем наше воображение уже рисует другую картину счастья, за которой мы готовы пуститься в погоню. И так без конца.

На самом деле ответ на вопрос «кто я?» далеко не так очевиден, как может показаться. Чтобы найти правильный ответ на него, нужно потратить целую жизнь, а то и не одну, если верить следующей истории из Упанишад 18 .

– Атман безгрешен и чист, он не стареет, не умирает и не ведает ни горя, ни голода, ни жажды. Его желания всегда истинны, и все задуманное им сбывается. Если уж постигать что-то, то только атман, ибо только он достоин этого. Тот, кто познал атман, обретает власть над всеми мирами, и все его желания исполняются.

Эти слова произнес Брахма, учитель и прародитель всех живых существ во вселенной, выйдя из глубокой задумчивости.

История, которую я собираюсь рассказать, начинается с описания качеств чистой души, атмана, – того самого носителя «я», которого нужно познать. Когда душа перестает отождествлять себя с телом и умом, ее сознание начинает действовать по-другому: 1) такая душа выходит из-под влияния невежества, заставляющего ее совершать грехи; 2) старость с депрессиями, немощью и слабоумием не касается ее; 3) она полностью избавляется от страха смерти, потому что осознает свою вечность; 4) вместе со страхом уходит и скорбь по поводу материальных потерь; 5) она освобождается от унизительной потребности в материальных наслаждениях; 6) иллюзорные материальные устремления покидают ее; 7) у нее остается только одно желание – служить Богу; 8) что бы она ни захотела, все исполняется. Эти качества, вечно присущие душе, открываются в медитации или молитве святым самых разных традиций. Грех, старость, страх и горе покидают их, а добродетели, такие как сострадание, смирение, щедрость, терпение и проч., сами приходят к ним.

Слова Брахмы услышали и полубоги, и демоны в момент краткого перемирия. Собственно, к ним они и были обращены. Стоит ли говорить, что глаза у тех и у других загорелись – кто же откажется от такого?

– Если, познав атман, можно обрести власть над миром и исполнить все свои желания, значит, будем постигать атман, – не сговариваясь, решили и те и другие.

Санскритское слово «атман» в зависимости от контекста может означать «тело», «ум», «я», «природа», «сущность», «жизнь», «душа», «дух», «Высшая Душа», «Бог» и т. д. Оно происходит от глагола «ат», указывающего на непрерывное движение (сататйа-гамане). Иначе говоря, атман – это то, что приводит в движение инертную материю. Испокон веков люди пытаются понять природу активного принципа жизни. О природе жизни и сознания создано множество теорий, вот почему слово «атман» так многозначно – каждый вкладывает в него свой собственный смысл. Наша история из Упанишад рассказывает, как уже на заре творения взгляды на природу атмана разделились и почему этого нельзя было избежать.

От полубогов на обучение к Брахме отправился царь Индра, а от демонов – их предводитель Вирочана. В одно и то же время оба они предстали перед Брахмой со смиренно склоненными головами и попросили принять их в ученики. В надежде постичь атман они служили учителю, строго соблюдая все обеты ученичества, начиная с обета безбрачия.

Безбрачие, или целибат, на санскрите называется брахмачарьей. Буквально это слово значит «образ жизни того, кто постиг дух». Чтобы понять природу души, надо начать жить так, как живут те, кто ее постиг. Во все времена в любых духовных традициях люди, желающие осознать себя душой, давали обет безбрачия, то есть хотя бы на время отказывались от самого сильного из телесных наслаждений – наслаждения сексом. Это наслаждение накрепко приковывает душу к телу и не позволяет ей понять самое себя. «Что есть жертва? – Брахмачарья, ибо только с помощью брахмачарьи тот, кто знает душу, может обрести ее», – утверждает та же Упанишада 19 . Иными словами, только брахмачарья превращает теоретическое знание о душе в духовный опыт.

Заклятые враги, Индра и Вирочана, вместе служили учителю. Целых тридцать два года прожили они, деля друг с другом кров и стол. Во имя того, чтобы обрести духовное знание, они отбросили вражду, соперничество и ненависть – еще одна великая жертва, на которую пошли они ради достижения своей цели. Однако даже этого оказалось недостаточно. Ни строгое соблюдение обетов ученичества, ни долгое время, посвященное духовной практике, ни великие жертвы не гарантируют обретение настоящего знания.

По истечении этого срока прародитель всех живых существ вызвал к себе обоих и спросил:

– Ради чего вы служили мне? Что вы хотите?

– «Атман безгрешен и чист, он не стареет, не умирает и не ведает ни горя, ни голода, ни жажды. Его желания всегда истинны, и все задуманное им сбывается. Если уж постигать что-то, то только атман, ибо только он достоин постижения. Тот, кто познал атман, обретает власть над всеми мирами, и все его желания исполняются» – это твои слова, о учитель, не так ли? Мы служили тебе, желая постичь атман.

Брахма внимательно посмотрел на них:

– Атман – это тот, кого вы видите, заглядывая в глаза другому. Это и есть ваше истинное «я» – атман, бессмертный и не ведающий страха.

И Индра, и Вирочана подумали, что учитель имеет в виду отражение, которое мы видим, заглядывая в глаза человека, но на всякий случай решили переспросить:

– О учитель, мы видим такое же отражение в воде и его же видим в зеркале. Кто из них атман?

– Атман можно увидеть во всем этом.

Даже Брахме, духовному учителю всех живых существ во вселенной, иногда приходится соглашаться со своими неразумными учениками, чтобы не обескуражить их, особенно если ученики гордятся собой и думают, что и так уже все знают (а кто же сейчас так не думает?). Он дает здесь уклончивый ответ, как бы соглашаясь с их наивным представлением, что атман («я») и есть тело. Но тотчас предлагает им провести эксперимент, который еще больше введет в заблуждение Вирочану и поможет Индре понять истину.

– Загляните в сосуд с водой и скажите мне, видите ли вы там весь атман целиком.

Так они и сделали. Индра и Вирочана внимательно изучали свое отражение в воде, боясь упустить что-то важное. Выждав какое-то время, Брахма спросил:

– Что вы видите?

– Мы видим самих себя, почтенный, целиком, вплоть до волос и ногтей!

– А теперь нарядитесь как следует, наденьте лучшие украшения, подстригите волосы и ногти и снова посмотрите в кувшин с водой.

Индра и Вирочана послушно сделали то, что велел им учитель.

– Что вы видите сейчас?

– Мы снова видим самих себя! Мы нарядились, и наше отражение тоже наряжено. На нас богатые украшения, и они же на нашем отражении! Волосы и ногти наши аккуратно подстрижены – то же самое мы видим и на отражении в воде.

– Это и есть атман, бессмертный и не ведающий страха. Это и есть Дух.

Легко и спокойно стало на сердце у Индры и Вирочаны от этих слов – всегда приятно, когда учитель подтверждает то, о чем мы уже и так догадываемся.

Ни тени сомнения не появилось в их сердце, хотя учитель рассчитывал, что, увидев изменения в отражении, ученики задумаются. Украшения появились на отражении тела, а длинные ногти и нестриженые, спутанные волосы (атрибуты аскетичной жизни учеников-брахмачари) исчезли. Однако «я» осталось неизменным, ибо душа «не стареет, не умирает и не ведает ни печали, ни голода, ни жажды». Дав ученикам это задание, Брахма указывал на их ошибку. Но, увы, даже отправляясь на поиски истины, люди, как правило, хотят просто убедиться в том, что они и так уже ее знают. Когда же подтверждение это приходит к ним (а оно всегда приходит, так уж устроен этот мир), они радостно заключают: «Я так и знал!» – и покой нисходит на их сердца.

Но почему же тогда, возразите вы, учитель не поправил своих заблуждающихся учеников, а как бы подтвердил их заблуждение, сказав: «Это и есть атман, бессмертный и не ведающий страха. Это и есть Дух»? Комментатор объясняет: «Они хотели получить подтверждение и получили его, предпочтя не заметить вопросительную интонацию, с которой учитель сказал эти слова: «Это и есть атман, бессмертный и не ведающий страха? Это и есть Дух?»

Поблагодарив Брахму за науку, Индра и Вирочана на радостях отправились каждый в свое царство. А тот, проводив их грустным взглядом, сказал как бы самому себе, но в надежде на то, что ученики все-таки услышат его:

– Они возвращаются к себе, так и не поняв, кто такой атман, так и не обретя душу. Любого, кто поверит учению, которое приняли сейчас они, будь то полубог или демон, ожидает поражение. Он не сможет пройти по духовному пути до конца.

Но слова учителя уже не могли коснуться их слуха. Кто же слушает учителя, когда обучение закончено?

Довольный Вирочана, вернувшись домой, собрал вокруг себя демонов и возвестил им открывшуюся ему тайну – секретное знание, полученное от Брахмы:

– Тело и есть атман! Ему одному мы должны поклоняться, наряжать его, холить и лелеять, ибо с его помощью мы сможем исполнить все свои желания. И оно же принесет нам счастье как в этой жизни, так и в следующей!

Множество людей отправляются на поиски истины. Самые удачливые находят учителя и начинают служить ему. Но сколько из них возвращается назад, так не закончив обучение, нахватавшись обрывков знаний и вообразив, что они все поняли и теперь вправе учить других! Полубогов от демонов отличает не отсутствие желаний (желания есть и у тех, и у других) и не чистота помыслов (трудно ожидать, что с самого начала они будут абсолютно чистыми даже у тех, кто наделен божественной природой), но способность ставить под сомнение свое понимание истины и готовность дойти до конца в ее поисках. И оба этих качества, в свою очередь, не что иное, как проявление смирения.

С тех пор по этой причине любого, кто не делает пожертвований, не уважает старших, не верит в существование души, не творит добрых дел и не совершает жертвоприношений, люди называют демоном – асуром, ибо такова философия демонов. Убежденные в ее истинности, они одевают своих мертвецов в богатые одежды, наряжают их в драгоценные украшения, умащают и бальзамируют их тела, надеясь, что все это поможет мертвецам завоевать иной мир и наслаждаться в нем.

Демон, согласно этой истории, – не существо с рогами и клыками, но тот, кто поклоняется своему телу и верит в его воскресение после смерти. Наша душа, искорка духа, бессмертна и бесстрашна. Но когда она целиком отождествляет себя с материальным телом, в котором воплотилась, и не может представить себе существование вне и помимо него, у нее формируется ложное эго, аханкара. Это ложное эго начинает определять все мысли, слова и поступки человека. Санскритское слово «асура» (демон) этимологически происходит от двух слов: «асу» (животное, или чувственное существование) и «рамате» (наслаждается). Асушу рамате ити асурах – «Асура – это тот, кто черпает радость в плотских наслаждениях». Культ мертвецов, мумий и каменных истуканов – отличительная черта «жизнелюбов» всех мастей, от древних египтян до современных коммунистов. Наивные и такие, казалось бы, естественные представления о том, что я и есть это тело и даже в загробном мире сохраню связь с ним, имеют далеко идущие последствия: полностью уверовав в них, превратив их в свою религию, человек мало-помалу превращается в законченного демона.

Послушаем же, что случилось с Индрой, – в конце концов, нас интересует именно он. Как и Вирочана, он на радостях отправился в свое царство, чтобы поведать подданным открывшееся ему знание, но при этом не переставал думать о словах Брахмы. Хоть и не сразу, но он сумел уловить в них вопросительную интонацию: «Это ли атман, бессмертный и не ведающий страха?» И чем больше он думал, тем больше сомневался:

– Если атман, которого я вижу в воде, облачается в роскошные наряды, когда мое тело облачено в них, если на нем появляются те же украшения, которые я надеваю на тело, то значит, что атман станет слепым, если тело мое ослепнет, или одноглазым, если мое тело лишится глаза, немощным, когда тело состарится, и умрет, когда умрет мое тело. Что-то я не вижу, чему тут радоваться.

Оба ученика услышали одни и те же слова, но каждый понял их по-своему. Глубина нашего понимания зависит от чистоты ума. Поэтому ученичество в ведической культуре подразумевало не только и даже не столько слушание, сколько очищение тела и ума. Без очищения ума ученик, сколько бы он ни слушал учителя, так и останется со своей искаженной версией реальности.

С полдороги вернулся Индра к Брахме. Смиренно поклонившись, он поделился с ним своими сомнениями.

– Хорошо, Индра, я открою тебе более глубокую истину. Но сейчас ты еще не готов воспринять ее. Внутреннее препятствие мешает тебе, поэтому живи со мной еще тридцать два года.

Еще тридцать два года Индра провел в служении учителю, только для того чтобы услышать от него:

– Атман – это то, что остается от тебя, когда ты видишь сны. Это и есть твое истинное «я» – бессмертное и не ведающее страха.

И снова обрадовался было Индра, но опять размышления над словами учителя заставили его усомниться в том, что истина, открытая ему, безупречна. Опять он вернулся к Брахме с полдороги.

– То, что остается от меня, когда я вижу сны, не слепнет, не стареет и не умирает со смертью тела. Но иногда я вижу во сне, что меня как будто убивают. Во сне мне кажется, что я чувствую боль или плачу. Разве об этом ты говорил мне, когда описывал атман?

И снова Брахма попросил Индру оставаться его учеником еще тридцать два года. И еще долгих тридцать два года Индра соблюдал целомудрие. Аскеза ученичества слой за слоем снимала васаны – отпечатки чувственных наслаждений, накопленные душой за множество жизней. Все чище становилось сознание Индры, так что по истечении назначенного срока он смог услышать и понять слова учителя:

– Атман есть то, что остается от тебя, когда ты погружаешься в глубокий сон без сновидений и чувствуешь блаженство. Этот атман бессмертен и не ведает страха! Он и есть дух.

И снова Индра обрадовался.

– Так и есть. В глубоком сне без сновидений я забываю обо всех страданиях. Я не чувствую ни голода, ни жажды. В этом состоянии ни смерть, ни страх не властны надо мной, – думал он.

Однако опять его радость длилась недолго. Счастье полного забвения, которое приносит глубокий сон, при ближайшем рассмотрении оказалось проклятием.

– Но в глубоком сне я не помню себя. Я даже не могу сказать: «Это я!» В глубоком сне я не могу радоваться, что живу, не могу любить и общаться. Какой смысл в таком существовании, которое мало чем отличается от смерти?

И снова Индра со смиренно сложенными руками предстал перед учителем.

– Ты прав, о Индра! Я еще раз объясню тебе то, что уже сказал. Оставайся со мной еще пять лет. Ты должен избавиться от последнего небольшого препятствия, и тогда духовное знание во всей полноте откроется тебе.

Когда истекли последние пять лет ученичества, Брахма снова вызвал к себе Индру.

– О Индра! – сказал он. – Тело обречено на смерть. Оно уже объято смертью. Но в нем находится атман – душа, бессмертная и бесплотная. Как лошадь пристегнута к повозке, душа, сопровождаемая праной, пристегнута к телу постромками кармы. Оказавшаяся в теле душа смотрит на мир глазами, вдыхает ароматы с помощью носа, говорит, пользуясь голосом, и слышит ушами. Это ее мы видим, когда смотрим в глаза другому. Но пока она пытается наслаждаться смертным телом, отождествив себя с ним, ее удел – испытывать счастье и горе, порожденные кармой. Хотя на самом деле ни счастье, ни горе не могут коснуться бессмертной души.

Находясь в мире материи, душа, блаженная от природы, забывает себя. Но тот, кто понимает, что это он – душа – считывает мысли и желания, возникающие в уме, перестает отождествлять себя с грубыми и тонкими телесными оболочками. Своим внутренним оком – умом – такая душа способна созерцать красоту Господа. В конце концов она возвращается к Верховной Личности – Богу. Как огонь всегда стремится к солнцу, а вода – к океану, душа всегда стремится к Богу. Освободившаяся от всех оболочек индивидуальная душа забывает о материальных телах, в которых рождалась. Достигая Бога, она больше никогда не разлучается с Ним, она смеется, и играет с Ним, и катается на колесницах. Поистине, даже деваты склоняются перед Господом – Высшей Душой. Так они добиваются исполнения всех своих желаний и обретают власть над всеми мирами.

Упанишада завершает историю исполненной глубочайшего смысла мантрой:

«Медитируя на пепельно-синего, как грозовая туча, непостижимого Господа, я достигаю Его сияющей обители, исполненной духовного блаженства. А принимая полное прибежище в духовной реальности, я обретаю пепельно-синего, как грозовая туча, Верховного Господа. Я сброшу с себя все грехи, накопленные в материальном мире, как лошадь, трясущая гривой, и, как Луна, вырывающаяся из пасти Раху, во что бы то ни стало я вырвусь из темницы тела и достигну духовного мира – царства Бога. Воистину, достигну»20.

***

Главный урок этой истории в том, что настоящее знание не достается дешево, а полузнание только плодит невежество.

Вирочана, несмотря на долгие годы ученичества, так и не смог растождествить себя с телом. Держась за собственную правоту, он хотел услышать из уст учителя лишь подтверждение тому, что уже и так знал. Он не был готов поверить, что сознание может существовать вне и помимо тела. Так демон Вирочана стал основоположником материалистической философии, основанной на вере в то, что смысл жизни – потакать позывам плоти. Эта философия, как бы ее ни называли – гуманизмом, экзистенциализмом, фашизмом или научным материализмом, – имеет далеко идущие последствия. Кришна говорит о них в «Бхагавад-гите»:

«Люди демонической природы не знают, что можно делать, а чего нельзя. Нет у них ни чистоты, ни благонравия, ни правдивости. Они утверждают, что мир нереален, что у него нет основы и что нет Бога, который им управляет. Весь этот мир, считают они, возник из полового влечения, и нет у него иной причины, кроме вожделения. Придерживаясь таких взглядов, демонические люди, лишенные разума и не отдающие отчета в своих поступках, поглощены пагубной, греховной деятельностью, ведущей к уничтожению мира. Потакая ненасытному вожделению, опьяненные гордыней, тщеславием и самомнением, демоны пребывают в плену иллюзии и, очарованные преходящим, вершат свои грязные дела. Они убеждены, что высший смысл жизни человека – наслаждения плоти. Поэтому их до конца дней обуревают бесчисленные тревоги. Связанные путами сотен желаний, снедаемые вожделением и гневом, они готовы на все, лишь бы добыть деньги на чувственные наслаждения» 21 .

Соученик демона Вирочаны, Индра, оказался удачливее, но и его путь к истине был негладким. Сто один год понадобился ему, чтобы понять истину. Искра духовного знания попала в сердце Индры, когда он услышал слова учителя об атмане – вечном, не ведающем страха, страданий и смерти духе. Первые тридцать два года ученичества зародили в нем сомнение в том, что материальное тело может сделать его счастливым. Надежда на материальное счастье, коренящаяся в глубинных слоях нашего сознания (васанах), живуча. Первые тридцать два года ученичества ушли только на то, чтобы немного расшатать эту веру.

Вторые тридцать два года были потрачены на то, чтобы зародить сомнения в эзотерических практиках – по пытках найти счастье в тонких мирах, порожденных умом. Сколько людей в этом мире отождествляет душу с умом и принимает манипуляции с умом – от медитативных практик до психоделических путешествий – за духовность!

Еще тридцать два года понадобилось ему, чтобы понять, что безличные практики, попытки растворить свою духовную индивидуальность, в конце концов приводят к духовному самоубийству. Но одно дело – понять, что безличное освобождение от страданий не сделает душу счастливой, другое дело – избавиться от желания освобождения. Чтобы преодолеть это последнее препятствие, Индре потребовалось еще пять лет. Только после этого он смог по-настоящему осознать, что имел в виду его учитель, когда описывал природу души – бессмертной и не ведающей страха, которая «достигая Бога, никогда не разлучается с Ним».

Сто один год – значит целая жизнь. Иными словами, душа может избавиться от привязанности к оболочкам, покрывающим ее, за одну жизнь или даже за остаток жизни, но она должна целиком посвятить себя поискам истины: «Во что бы то ни стало я вырвусь из темницы тела и достигну духовного мира – царства Бога. Воистину, достигну!» Ибо решимость – та цена, которую нужно заплатить, чтобы познать себя.

Теперь самое время рассказать о гунах – трех качествах, лежащих в основе всех явлений этого мира. Без понимания того, как действуют гуны, невозможно понять, почему одних живых существ называют демонами, других – полубогами, а третьих – людьми.

Три гуны – благость, страсть и невежество – это три кирпичика, из которых построено мироздание. Теория трех гун материальной природы – трех элементарных составляющих нашего мира – одно из самых поразительных открытий мудрецов ведической древности. Слово «гуна» обычно переводят как «веревка», хотя, строго говоря, оно означает «нить». Несколько нитей, сплетенных вместе, превращаются в веревку. Идея заключается в том, что гуны не существуют по отдельности. Они всегда переплетены между собой, как три нити, образуя веревку, накрепко привязывающую душу к материи. Из хитросплетения гун возникает мироздание, в котором душа, искорка сознания, может делать свой выбор, отдавая предпочтение какой-то из них.

Будучи элементарной основой материи, гуны пронизывают все в материальном творении, начиная с самых грубых явлений и кончая самыми тонкими. В бесконечном множестве сочетаний друг с другом они создают многообразие нашего мира, подобно тому как три основных цвета – красный, желтый и синий – порождают бесчисленное множество цветов и оттенков, все дело только в пропорции.

Другой перевод слова «гуна» – «качество». На санскрите благость называется саттва-гуной, страсть – раджо-гуной, а невежество – тамо-гуной. Слово «саттва» в переводе с санскрита означает также «бытие», «добродетель», «мужество», «выносливость» и «ум». Слово «раджас» переводится как «туман», «облака», «пыль», «скверна», «помутнение» и «привязанность». А «тамас» – как «тьма», «глупость», «заблуждение», «мрак», «уныние», «грех».

Составляя основу ума человека, три гуны создают три типа людей. Саттва просветляет человека, помогает ему жить чистой жизнью, владеть собой, быть решительным, выносливым, но вместе с тем добрым, заботливым и любящим. Раджо-гуна порождает неуемную жажду наслаждений и делает человека гордым, эгоистичным и вспыльчивым – большая часть людей в наше время относится к этой категории. А под влиянием тамаса человек становится грубым, жестоким, невежественным, лживым, ленивым, трусливым и нечистоплотным. Эти качества ума человека побуждают его стремиться к вещам, имеющим схожую природу. Благостные люди предпочитают чистую, саттвичную пищу, а невежественные подпитывают свою природу пищей, имеющей качества тамаса. О вкусах не спорят – ими наслаждаются, причем каждый своим.

Каждая из гун привязывает душу к материи, принося ей иллюзию счастья. Тамас отупляет человека, почти полностью лишает его сознания и заставляет искать прибежище в вине, наркотиках и других одурманивающих веществах – чем не счастье? Раджас связывает путами бесконечных желаний и бурных эмоций. Саттва приносит спокойствие, здоровье, дает силы и энергию, делает человека отрешенным и терпеливым. Однако самый большой дар гуны благости – это проблеск истинного знания, интуитивное понимание вечности души и ее непричастности к преходящим печалям и радостям материального мира. Вот как об этом рассказывает аллегорическая история, которую мне довелось услышать однажды.

Некий купец вышел из своей деревни и отправился в долгий путь. Он нес с собой драгоценный груз. Дорога привела его в дремучий лес. Стоило ему вступить туда, как на него накинулись трое разбойников и обобрали беднягу до нитки. Затащив его в самую чащу, они стали решать, что делать с ним дальше.

– Какой смысл оставлять его в живых? Прикончим его, да и дело с концом, – сказал первый.

Он уже занес было нож над бедным путником, но его остановил второй:

– Подожди, уж больно ты скор на руку. Зачем убивать бедолагу? Давайте просто свяжем его по рукам и ногам и бросим здесь.

На том и порешили. Грабители связали путника, заткнули ему рот кляпом и оставили лежать в лесу. Прошло какое-то время, и несчастный увидел, что третий разбойник, тот, который все время молчал, вернулся. Он склонился к измученному страннику и, с состраданием глядя на него, стал развязывать его затекшие руки и ноги. Развязав купца, он вернул ему часть богатств и сказал:

– Прости нас, пожалуйста, таков уж наш промысел. Друзья мои очень жестоки, но мне больно видеть страдания наших жертв. Пойдем со мной. Я покажу тебе дорогу, которая выведет тебя из этого леса. Только, пожалуйста, очень прошу тебя, больше никогда не приходи в него.

Они долго шли по узким запутанным тропам – разбойник впереди, а за ним незадачливый купец. Лес становился все реже и светлее. В конце концов они оказались на опушке, и обрадовавшийся путник увидел большую дорогу.

– Иди, но помни то, о чем я тебе сказал!

– Господин, – обратился к разбойнику путник, – все это время ты был очень добр ко мне. Пойдем со мной в деревню, где я живу. Я щедро отблагодарю тебя.

– Спасибо тебе, добрый человек, но я не могу пойти с тобой, – ответил разбойник. – Мне не позволено жить там, где живут порядочные люди. Мое место – в лесу.

***

Ведические писания часто сравнивают мир, в котором мы живем, с дремучим лесом, а душу – с заблудившимся в нем путником. Три разбойника, заправляющие в лесу материального мира, – это три гуны: Саттва, Раджас и Тамас. Любого путника, случайно забредшего в лес, они обирают до нитки, лишая его подлинного знания. Затащив в самую чащу, они решают судьбу своего пленника. Тамас хочет убить его, полностью лишив сознания. Раджас сохраняет ему жизнь, но связывает по рукам и ногам веревками чувственных удовольствий. В присутствии двух других Саттва скрывает свои истинные качества, но, когда те удаляются, Саттва может прийти на помощь. Она помогает душе сбросить путы Раджаса и Тамаса и ведет ее за собою по узким тропинкам этого мира. В конце концов Саттва выводит душу на дорогу, ведущую в духовный мир. Напутствуя ее, Саттва говорит: «Эта дорога приведет тебя домой, иди по ней, никуда не сворачивая, иначе ты снова окажешься в нашем лесу, где тебя не ждет ничего хорошего».

В истории про трех разбойников есть одна существенная неточность: она возлагает всю ответственность за наши злоключения в дебрях материального мира на три гуны, а стало быть, и на Бога – творца мироздания. Обвинять саттву, раджас и тамас во всех наших бедах, конечно же, несправедливо. И уж тем более несправедливо обвинять в них Бога. На самом деле в лесу этого мира не гуны охотятся за душой, а душа, искорка божественного сознания, по неразумию своему охотится за сомнительными наслаждениями, которые приносят гуны.

Чистая душа на санскрите называется атман. Она безгрешна и не ведает ни старости, ни горя, ни смерти, но, когда та же душа попадает под влияние материи и начинает отождествлять себя с материальными телом и умом, ее называют джива – «несущая энергию жизни». Русское слово «жизнь» происходит от этого же санскритского корня. Присутствие дживы оживляет тело, а ее уход из тела называют смертью. Джива-душа относится к пограничной энергии Господа – духовная по природе, она с незапамятных времен блуждает в царстве материальной энергии, не находя ни покоя, ни пристанища 22 . Забыв о том, что ее настоящий дом – духовное царство Бога, душа тяжело сражается за существование здесь, в чуждом ей, холодном и жестоком мире.

Гуна страсти иногда возносит ее на вершину успеха, но только для того, чтобы гуна невежества снова низвергла ее в пучину горя и бесславия. Измучившись и разочаровавшись, джива начинает искать прибежища в саттва-гуне – уходит от мира, уединяется в лесу или в монастырской обители. Благость приносит ей иллюзорное чувство удовлетворения, но, стоит ей возгордиться и привязаться к этому чувству, как гуна страсти опять начинает соблазнять душу приманками эфемерного счастья.

Материальная энергия Бога, состоящая из трех гун, неслучайно называется майей – иллюзорной энергией. Внешне податливая, она дарует душе ложное ощущение господства над собой. Но если душа соблазнится этим, майя тотчас поработит ее. Так поначалу послушная и ласковая жена начинает помыкать мужем, когда он привязывается к ней. Настоящий повелитель майи – Бог. Он ждет, когда душа разочаруется и, отказавшись от своих попыток найти призрачное счастье в этом мире, обратится за помощью к Нему. В одно мгновение Он может рассеять иллюзию и вызволить душу из плена материи. Однако, прежде чем это произойдет, порой должны пройти миллионы лет.

Долгих двенадцать лет провели в лесной ссылке братья Пандавы, главные герои «Махабхараты». Непримиримый соперник Пандавов, Дурьйодхана, надеялся, что за это время дух его врагов будет сломлен тяготами изгнания, а их сторонники забудут своих покровителей или отвернутся от них. Но он просчитался. Трудности только закалили царевичей, омовения в святых источниках очистили их сердца, а великие йоги и отшельники, жившие в лесу, дали им свои наставления и благословения, сделавшие их непобедимыми. Давайте послушаем одну из историй, которую рассказал Пандавам во время их ссылки мудрец Маркандея.

В первое время ушедшие в изгнание сыновья Панду вместе со своей женой Драупади поселились в Камьяване, девственном лесу в трех днях ходьбы от Индрапрастхи – столицы их царства. Узнав о том, что произошло, Кришна, друг и покровитель Пандавов, пришел навестить их, чтобы утешить и вернуть им надежду. Сыновья Махараджи Панду и их целомудренная жена были несказанно рады Его приходу, однако гнев, клокотавший в сердце Бхимы, позор, пережитый Драупади, печаль и недоумение Юдхиштхиры немного омрачили радость от встречи с Ним. Только Арджуна сразу же позабыл обо всем, стоило ему увидеть своего друга. Кришна же, когда Он увидел царевичей, облаченных в одежды отшельников и живущих в убогом лесном шалаше, вознегодовал. Со слезами на глазах Он поклялся Пандавам и Драупади, что преступления Дурьйодханы и его приспешников не останутся безнаказанными. Но Он хотел также, чтобы несправедливо изгнанные царевичи задумались о глубинной причине всего, что случилось с ними…

Юдхиштхира и Кришна беседовали на лесной поляне. Бхима, Арджуна, близнецы Накула и Сахадева и Драупади сидели рядом и внимательно слушали их беседу. Неожиданно из лесной чащи вышел высокий, красивый отшельник. Яркое сияние, окружавшее его тело, свидетельствовало о многих совершенных им аскетических подвигах. На вид ему было не больше двадцати пяти лет, но, когда он после обмена приветствиями произнес свое имя, знакомое каждому обитателю Бхараты, – Маркандея Риши, они поняли, что перед ними знаменитый мудрец, самый древний из обитателей Земли, возраст которого насчитывает много тысячелетий.

Маркандея Риши, сын мудреца Мриканды, прославился тем, что ему удалось отвратить неотвратимую смерть. По карме ему было суждено прожить на этом свете всего шестнадцать лет. Одни говорят, что его защитило от смерти благословение Сапта-риши, семи великих йогов, сыновей самого творца нашей вселенной Брахмы. Другие утверждают, что мальчика, за душой которого уже пришла смерть, спас сам Шива. Третьи считают, что долголетие принесло ему безукоризненное соблюдение обета целомудрия. Если вдуматься, так ли уж важно, кто именно наградил Маркандею Риши долгой жизнью? Понятно, что, в конце концов, долголетие пришло к нему от Самого Господа, без воли которого даже травинка не шелохнется. Однако привычка искать непосредственные причины всех событий, забывая о конечной, очень глубоко сидит в человеке, вот и возникают разные версии историй, которые иначе начинались бы и кончались одинаково: «Вот что случилось по воле Господа…» О том, откуда берется у людей эта привычка, и будет наша история.

Семь калп – семь долгих дней и ночей Брахмы23* – суждено Маркандее Риши прожить здесь, наблюдая, как мимо проносятся тысячелетия, возникают и рушатся великие цивилизации, высыхают моря, скрываются под водой континенты, гаснет и снова зажигается Солнце. Он был свидетелем частичных разрушений этого мира, когда воды вселенского потопа поглощают низшие и средние планетные системы и вселенная погружается во тьму. А потом у него же на глазах снова появлялась жизнь: возникали планеты, начинало светить Солнце, и один за другим разные виды жизни заселяли мир. Если кто-то и может рассказать о том, как и откуда появляется жизнь, то это, конечно же, Маркандея Риши. Поэтому Махараджа Юдхиштхира, обрадованный появлением мудреца, спросил его:

– О великий мудрец, победивший смерть, много раз ты видел, как разрушается и вновь из небытия возникает этот мир. Ты видел творца нашей вселенной, Брахму. Говорят, что тебе даже довелось своими глазами увидеть Самого Господа Вишну, из которого возникло все сущее. Расскажи нам, что происходит, когда мир скрывается под водами потопа, и откуда снова возникает жизнь.

Услышав вопрос, мудрец посмотрел на Кришну, как бы прося Его дозволения ответить, и, только когда Кришна едва заметно кивнул ему, заговорил:24

– Когда заканчивается день Брахмы и наступает его ночь, приходит время пралайи – вселенского потопа. В течение дня Брахмы четырнадцать поколений полубогов сменяют друг друга. Четырнадцать раз на престоле райских планет воцаряется очередной Индра, но приходит его срок, и он умирает, уступая место другому Индре. Последняя Кали-юга в конце дня Брахмы – время полного упадка и разложения, когда торжествует низость, а чистота и благородство исчезают с лица земли. Невежество и страсть воцаряются в умах. Жизнь людей на Земле сокращается до смехотворно коротких сроков – мало кто из них доживает даже до ста лет! В это время уничтожаются остатки дхармы, праведности, хранящей мир. Хаос поселяется в сердцах людей, стихии огня и воды, больше не сдерживаемые праведностью, вырываются на волю и начинают уничтожать мир.

Сначала на небе появляется семь солнц, которые выжигают все сущее и выпивают всю воду из рек и морей. Пожары и засуха уничтожают все живое на земле и в ее недрах. А затем зловещие черные тучи, подобные стадам ревущих слонов, затягивают небо. Непроглядная тьма опускается на мир, и бесконечные потоки дождя уничтожают остатки живого.

О царь, послушай, что случилось со мной, когда я, благословленный долгой жизнью, остался один в своем ашраме в Гималаях. Двенадцать лет без перерыва шел проливной дождь. Ураганный ветер гудел и завывал, гоняя по небу грозные тучи. Сверкали разноцветные молнии, грохотал гром, и тяжелые, словно колеса телеги, потоки дождя без конца обрушивались на землю. Дождь, потоками низвергавшийся из туч, переполнял океан, пока тот не вышел из берегов. Наводящие ужас гигантские волны, поднятые ураганным ветром, с ревом ринулись на сушу, поглощая все на своем пути – острова, горы и целые материки, и в конце концов добрались до моего ашрама, расположенного высоко в горах. Так весь мир оказался под водой.

Подхваченный и гонимый беспощадными волнами, с разметавшимися, спутанными волосами, терзаемый голодом и жаждой, измученный ударами волн и ветра, я оказался один посреди бушующего океана. Стихия носила меня в поглотившей мир бескрайней тьме. Чем дальше, тем больше я выбивался из сил, не понимая, куда меня несет. Скорбь, замешательство, страдание, безумное счастье и страх попеременно охватывали мой ум. Временами я испытывал такое отчаяние и боль, что принимал их за предсмертные муки. Но смерть, которая принесла бы облегчение, не приходила. Я потерял счет времени. Силы мои были на исходе, но нигде не было видно даже клочка земли, на которой можно отдохнуть.

В какой-то момент я взмолился всемогущему Господу, прося Его избавить меня от страданий. И – о чудо! – Бог откликнулся на мою молитву. Мне показалось, что на горизонте забрезжил свет и замаячила суша. Собрав остаток воли, я поплыл в том направлении, сражаясь с волнами. Подплыв ближе, я увидел крошечный клочок суши посреди бескрайнего океана, на котором рос гигантский баньян. Я не стал задавать себе вопрос: «Откуда взялся здесь остров?» Мне было не до этого. Из последних сил я плыл к острову, мечтая растянуться на суше у подножия дерева, но в этот миг я увидел, что в дупле на одной из ветвей баньяна лежит младенец. От изумления я даже забыл об усталости. Присмотревшись, я понял, что сияние, которое рассеивало тьму, опустившуюся на мир, исходит от Него. Пораженный, я подплыл еще ближе, гадая, кто этот ребенок и что Он делает здесь в полном одиночестве, посреди бушующего океана. Все – прошлое, настоящее и будущее – открыто мне. Но, сколько я ни силился, я так и не смог понять, кто передо мной.

Прекрасное тело младенца было голубым, как цветок льна. Лицо Его напоминало полную луну, а глаза были огромными и продолговатыми, как лепестки лотоса. Неожиданно младенец улыбнулся мне, и я, не веря себе, услышал Его гулкий голос, звучавший как будто внутри меня:

– Дитя, Я знаю, что ты устал. О Маркандея, отдохни здесь со Мной столько, сколько тебе нужно.

Изумление мое тотчас сменилось возмущением. В словах младенца мне почудилось пренебрежение. «Как Он смеет обращаться ко мне по имени? Кто Он такой, чтобы позволять Себе потешаться над моим преклонным возрастом и называть меня дитятей? Даже великие полубоги преклоняются передо мной. Сам Брахма величает меня долгожителем. Кем бы Он ни был, глумясь над моими аскезами и подвигами, младенец накликает на Свою голову верную гибель».

О гордыня человеческая! Увы, даже великие мудрецы не свободны от нее. Что же говорить о нас, грешных? Это она мешает увидеть Бога или снова заслоняет Его, когда Он, откликнувшись на наши молитвы, приходит к нам на помощь.

Не успели эти мысли промелькнуть в моей голове, как какая-то неведомая сила подхватила меня и, словно мошку, затянула внутрь младенца. Втянутый в Его чрево, я, к своему изумлению, обнаружил там всю Землю. Над ней простиралось бескрайнее небо, усыпанное звездами. Солнце, Луна и другие планеты тоже были на положенных им местах. Я увидел гигантские горы и безбрежные океаны – словом, все было по-прежнему. Желание постичь истину, причину всех причин, не покинуло меня, поэтому я пустился в странствия. На своем пути я встретил большие острова и материки, страны, леса, реки, города, рудники, поселения земледельцев и пастбища. Времена года в идеальном порядке сменяли друг друга, принося людям свои дары. Жизнь текла своим чередом. Все строго следовали установлениям Вед – брахманы декламировали ведические гимны, изучали священные писания и проводили жертвоприношения, кшатрии заботились о подданных, вайшьи разводили коров, сеяли и торговали, а шудры занимались ремеслом и служили другим. Счастье и процветание царили повсюду.

Продолжив свои странствия, я перенесся на райские планеты, населенные небожителями, где увидел Индру, Рудру, Адитьев, Васу и сонмы других полубогов. Во чреве младенца оказались планеты, населенные различными расами демонов, и места обитания великих йогов и мудрецов. В конце концов моему взору предстали оболочки невежества, покрывавшие вселенную25*. Я увидел, как действуют гуны природы, вводя в заблуждение всех живых существ. В этих странствиях прошли миллионы лет, но я так и не смог обнаружить, где кончается чрево чудесного младенца.

После долгого времени, проведенного в скитаниях, я понял, что так и не приблизился к своей цели – источник всего сущего по-прежнему оставался для меня загадкой. В конце концов, осознав свою беспомощность и воздев руки к небу, я со слезами на глазах стал молить Господа открыть Себя мне. В этот момент я почувствовал, как та же могущественная сила, которая втянула меня внутрь таинственного младенца, подхватила меня и выбросила наружу из Его тела. И опять я увидел безбрежный океан, простиравшийся от горизонта до горизонта, могучий баньян, росший на крошечном островке, и младенца в дупле. Сияние, исходившее от Его тела, было единственным источником света.

Младенец, как и прежде, улыбался. Я смотрел на ребенка, но уже по-другому, не как в первый раз. Завороженный Его красотой, я не мог оторвать от Него глаз, и память о муках, перенесенных мною, словно испарилась. Всю мою усталость как рукой сняло. Миллионы лет бесцельных скитаний и поисков показались мне одним мгновением – ничтожной ценой за счастье, которое я испытывал. Блаженство, заполнившее меня, было размером с этот бескрайний океан – нет, куда больше океана. Не только все мое существо – каждый атом вселенной был пронизан им. Сердце мое распустилось, как цветок лотоса под лучами солнца, глаза расширились от изумления и восторга, а волосы на теле встали дыбом. Упав ниц перед чудесным младенцем, прерывающимся от волнения голосом я взмолился:

– Кто Ты, о безупречный? Открой мне Себя и объясни природу Твоей майи, скрывающей Тебя. Я увидел всю вселенную в Твоем чреве. Значит ли это, что Ты проглотил ее? Что Ты делаешь здесь, посреди вселенского потопа? И сколько Ты еще собираешься быть здесь? Ты показал мне все эти чудеса, теперь же, будь добр, объясни их.

Снова я услышал рокочущий, как раскаты грома, голос:

– Никто до конца не знает Меня – ни полубоги, ни демоны. Но тебе Я помогу понять Себя, ибо редко кто ищет Бога с таким же упорством, как ты. Я – источник и причина всего сущего. Это ко Мне ты обращался в своих молитвах. И всякий раз, когда в твоей молитве звучала искренность, Я откликался на нее. В своем гималайском ашраме ты попросил Меня показать, как действует Моя майя, состоящая из трех гун, и Я показал тебе ее. Ты увидел разрушение, на которое обрекают мир тьма невежества и бури страсти, и почувствовал свою беспомощность перед ними. У Меня во чреве ты ощутил умиротворение и узрел порядок, в который приводит творение саттва-гуна. Но даже она не принесла тебе счастья. Ты упорно искал Меня – причину мироздания, но, пока ты полагался только на свои силы, Я не спешил открывать тебе Себя.

Я – изначальный Нараяна, ибо воды вселенского океана, называемые нара, – Моя вечная обитель (айана). В образе Вишну Я поддерживаю мироздание, состоящее из трех гун, как Брахма Я создаю эту вселенную, а как Шива разрушаю. Я Индра, предводитель полубогов, и Яма, повелитель смерти. Огонь – Мои уста, Земля – Мои стопы, Солнце и Луна – Мои глаза, высшие планеты – Моя голова, пространство – Мои уши, а вода – пот Моего тела. Из Меня исходят все живые существа, населяющие вселенную. Это Я даю брахманам плоды их аскез, кшатриям – их силу и храбрость, вайшьям – богатства, а шудрам – смирение. В каждую эпоху Я прихожу на Землю в человеческом облике, чтобы восстановить приходящую в упадок дхарму – нравственность и закон, а в конце юги Я принимаю образ всепожирающей Смерти и разрушаю низшие планетные системы, населенные подвижными и неподвижными живыми существами. Это Я, душа мироздания и первопричина счастья, покрыл Вселенную тремя шагами. Я сокрушаю гордыню гордых и привожу в движение колесо времени. Я пронизываю Собой мироздание – все сущее находится во Мне, но в то же время Я не в нем, ибо всегда нахожусь за пределами материи.

Смысл поисков Бога в том, чтобы, одухотворив свое бытие, научиться видеть, как Он проявляет Себя во всем. Речь не идет о примитивном пантеизме, когда Божество растворяется в своем творении. Видеть во всем дух – значит научиться во всем видеть личностную природу. Бог – изначальная личность. Сотворенный мир – слепок Его личности. Дух Его пронизывает все творение, наделяя все, в том числе и нас, индивидуальностью. Солнце, Луна, Земля, планеты, звезды, горы, реки, деревья, воздух – все это дышит и живет только потому, что Бог вдохнул в Свое творение жизнь. Материальные глаза повсюду видят только неодухотворенную мертвую материю, подчиняющуюся механическим законам, но глаза, очищенные слезами любви к Богу, повсюду видят биение жизни и Бога, стоящего за этим.

Никто не знает Меня, скрытого от людей завесой майи, даже такие великие мудрецы, как ты. Во всех твоих скитаниях Я незримо был с тобой. Я – источник всех страданий, которые ты испытал, но, поверь Мне, они были посланы тебе только для того, чтобы принести высшее благо. Это Я хранил тебя, когда ты носился по волнам потопа. Когда же ты, охваченный отчаянием, взмолился Мне, Я, отозвавшись на твою молитву, втянул тебя в Свой живот и показал вселенную внутри Моего тела. Пока длится ночь Брахмы, Я возлежу здесь среди вод вселенского потопа в образе младенца, поглощенный Своим блаженством, хотя нет никого древнее Меня. Когда же Брахма просыпается и начинается его новый день, Я заново создаю вселенную – звезды, небосвод, планеты, Землю, Луну, Солнце и всех живых существ.

Произнеся эти слова, Господь исчез, и я увидел, как воды потопа стали отступать. Начался новый цикл творения.

Маркандея на мгновение умолк, переведя взгляд на Кришну. Глядя Ему прямо в глаза, мудрец завершил свою речь:

– Вот что в незапамятные времена открыл мне лотосоокий Господь. По Его милости моя память сохранила все эти подробности, по Его милости я прошел через все ниспосланные мне испытания. И Он же привел меня сюда, чтобы я снова мог увидеть Его и рассказал тебе, о царь, эту историю. Знай же, что Сам Господь, источник и причина всех причин, снова пришел на Землю. Это Он, тот, кого ты считаешь своим двоюродным братом26*, сидит сейчас перед тобой.

***

Попытка обнаружить непосредственные причины всего, что происходит в этом мире, забывая о конечной причине, Боге, называется майей. Слово «майа», которое обычно переводят как «иллюзия», в буквальном переводе с санскрита означает «не это» («ма» значит «не», а «йа» – «это»). Материальная природа, состоящая из трех гун, позволяет живым существам, не желающим подчиняться власти Бога, принять ее за то, чем она на самом деле не является, – за ничейную энергию, специально предназначенную для их наслаждения. В «Шримад-Бхагаватам» Сам Господь говорит о том, как действует майя:

«Когда что-то кажется тебе оторванным от Бога и существующим независимо, знай, что это и есть Моя майя, которая иногда, подобно проблеску света, приоткрывает реальность, а иногда скрывает ее под покровом тьмы» 27 .

Желание по своему усмотрению наслаждаться энергией Господа побуждает живые существа отделять ее от Бога, а она позволяет им делать это, создавая иллюзию своей независимости. Так коварная соблазнительница своей доступностью распаляет в мужчине желание наслаждаться ею, но только для того, чтобы обобрать его до нитки. За крохи чувственных наслаждений нам приходится расплачиваться бесчисленными страданиями, болезнями и смертью. Гуны страсти и невежества покрывают наше сознание и, как Маркандею, миллионы лет носят во тьме по бурному океану материального существования, то вознося наверх, то низвергая вниз. Саттва-гуна может утешить нас, привнести гармонию и порядок в нашу жизнь и приоткрыть истину: «Ты навечно связан с Богом, а весь этот мир принадлежит Ему». Но даже она не способна открыть нам Бога, первопричину всего сущего, – только Сам Он в ответ на наши искренние молитвы может сделать это.

Пока же искреннее желание предаться Богу не пробудилось в сердце человека, он будет пытаться изучать материю с помощью микроскопа и телескопа, штурмовать космос и искать непосредственные причины всех событий, полностью уверенный в том, что сам может постичь мир и властвовать над ним. Душа, попавшая в эту западню, запутывается в хитросплетениях кармы – нескончаемой череды причин и следствий. Иногда ей кажется, что она наконец докопалась до причины всех причин, поняв которую можно будет изменить весь мир к лучшему, но уже в следующее мгновение оказывается, что и у этой причины была своя причина. А мир остается все таким же жестоким и исполненным страданий, и ядовитый корень зла продолжает приносить свои плоды.

Такая душа, как белка в колесе, вечно вращается в круговороте рождений и смертей, послушная закону кармы. О том, как разорвать дурную бесконечность причин и следствий, наша следующая история.

Закон кармы и перевоплощения души – еще одно великое открытие мудрецов ведической древности. Современному человеку жизнь часто представляется нагромождением нелепых случайностей, а он сам – либо героем, пытающимся навести в ней порядок, либо невинной жертвой рокового стечения обстоятельств. Впрочем, чего еще можно ожидать от бессмысленной вселенной, которая сама возникла из хаоса в результате Большого взрыва? Однако, если внимательно присмотреться к тому, что происходит с нами и другими людьми, мы начнем замечать, что все эти случайности далеко не так случайны, как может показаться. Самый внимательный наблюдатель поймет, что вселенная поддерживает равновесие, бесстрастно возвращая нам то, что мы сделали.

В соответствии с законом кармы, все происходящее с нами – закономерный результат наших действий в этой жизни или в прошлых. Осознание непререкаемости закона кармы помогает человеку принять ответственность за свои поступки, делает его совестливым и осторожным. Когда человек понимает, как действует карма, страдания, выпадающие на его долю, не озлобляют его, но учат доброте и благодарности. Если же, по неразумию своему, он попытается отрицать этот закон, то в конце концов обидится на весь мир и Самого Бога, обвинив их в несправедливости.

В истории из «Махабхараты» 28 , которую я собираюсь рассказать, закон кармы формулирует Кала – олицетворенное Время. Кому, как не Времени, бесстрастно приносящему людям плоды их собственных поступков, совершенных в прошлом, знать причину всего, что случается в этом мире?

йад анена критам карма

тенайам нидханам гатам

винашахетух кармасйа

сарве карма ваша вайам

«В смерти мальчика (сына Гаутами) повинны только его собственные поступки. Одна лишь карма – причина гибели человека, ибо все в мире находятся под властью кармы» 29 .

«Великая война кончилась. Тела всех убитых героев сожжены, и даже их вдовы выплакали все слезы. Но едкий дым от погребальных костров проник повсюду. От него никуда не деться. Он в воздухе, в домах людей, в царском дворце и в моем сердце. И конца этому никогда не будет… Никогда. Время невозможно повернуть вспять. Убитых не воскресить. И все это случилось из-за меня, из-за того, что я хотел править миром. Куда мне спрятаться от этого смрада? Как успокоить душу и сердце?»

Подобные мысли не давали покоя царю Юдхиштхире ни днем, ни ночью: «Я, только я виноват во всем этом ужасе». Никогда еще праведный царь, живший заботами о других, так много не думал о себе. Чувство вины глодало его, как собака – кость. Ни уговоры его братьев, ни ласковые слова любящей жены, ни даже увещевания великого мудреца Вьясы не могли ему помочь. За утешением царь пришел к смертельно раненному в этой войне Бхишме, старейшине их рода, одному из тех, перед кем он чувствовал себя виноватым. Юдхиштхира надеялся, что прощальные слова и, больше того, любовь мудрого Бхишмы принесут ему облегчение.

– Дед, скажи, что мне делать? Из-за меня на поле битвы полегли миллионы воинов, жены их овдовели, а дети остались сиротами. Как я могу искупить свой грех? Или только муки в аду сожгут его?

Неожиданная улыбка осветила лицо лежащего на смертном одре старого воина.

– Мальчик мой, как ты мог забыть, что душа ничтожно мала? Откуда ей взять силы, чтобы действовать в этом мире? Если тебе и нужно от чего-то избавляться, так это от иллюзии того, что в этом мире от тебя что-то зависит. Всевышний стоит за всем, что происходит здесь. Бог справедлив и милосерден. И чем скорее ты поймешь это, тем легче станет у тебя на сердце. Пока же ты будешь жить в иллюзии праведности и греха, привязанности и ненависти, порожденных желанием наслаждаться в этом мире, ты не узнаешь покоя.

Выслушай от меня историю, пришедшую к нам из глубокой старины. Это притча о вдове, охотнике, Смерти и змее.

Жила некогда бедная вдова по имени Гаутами. У нее был единственный сын, мальчик лет двенадцати, отрада ее печальной, до срока наступившей старости. Женщина была очень благочестивой. Каждый день она поклонялась Богу, поднося Ему лампаду, благовония и цветы. Однажды она послала сына в лес за цветами для поклонения, и, когда мальчик чуть-чуть углубился в заросли, неожиданно из кустов выползла черная кобра и укусила его. Мальчик вскрикнул и замертво упал на землю.

Мимо проходил охотник из той же деревни. Увидев, что случилось, охотник пожалел мальчика и его старую мать. Произнеся заклинание, он поймал змею, перехватил ее жгутом и бросил в свою суму. Так, со змеей и мертвым телом мальчика на руках, он пришел к дому Гаутами и постучал в дверь.

Когда несчастная женщина увидела почерневшее, холодное тело сына, она бросилась на него и, обняв, стала безутешно рыдать. Как безумная, она била себя кулаком в грудь и рвала на себе волосы, причитая и проклиная себя.

– Бедный мой мальчик, солнце жизни моей, ты ушел от меня из-за моих грехов. Муж мой, твой отец, умер в самом расцвете лет – и тоже из-за меня. Я всем приношу одни несчастья. Это я, подлая женщина, повинна в твоей гибели. Это мои злые мысли и греховные поступки приняли форму черной змеи и ужалили тебя. Чем искупить мне вину перед тобою? Как мне жить дальше? Скажи мне, мальчик мой, умоляю тебя, не молчи. Почему ты молчишь?!

Даже каменное сердце охотника защемило от жалости к ней. Он почувствовал комок в горле. Дав женщине немного выплакаться, он стал, как умел, утешать вдову:

– Не плачь, добрая женщина. Здесь, у меня в сумке, змея – причина смерти твоего сына. Скорее скажи, как мне убить ее. Хочешь, брошу ее в огонь, и она будет корчиться от жара у тебя на глазах, а хочешь – изрублю ее на куски. Она повинна в гибели твоего сына и потому заслуживает наказания.

Опечалилась Гаутами, услышав глупые речи охотника.

– Отпусти змею, охотник, и иди с миром. Дай мне оплакать свою судьбу. Глазам твоим не хватает зоркости, а уму – ясности, если ты говоришь такие речи. Только глупцы забывают о всесильном Провидении, управляющем нашей судьбой, корят других и отягощают себя новыми грехами. Пересечь бурный океан этой жизни может лишь тот, кто сделал свое сердце легким, совершая благие дела. Те же, чье сердце отягощено грехами, камнем идут на дно. Разве мало мне моих грехов, которые отняли у меня сына и тянут меня на дно? Зачем ты хочешь сделать меня соучастницей еще одного убийства?

Больно задели слова женщины жаждущего справедливого отмщения охотника.

– О чем ты говоришь? – сердито буркнул он. – Похоже, горе лишило тебя остатков разума. Ты во всем винишь себя, хотя виновник перед тобою. Убить змею не грех.

Я мог бы еще понять тебя, если бы не видел слез в твоих глазах и не слышал, как ты причитаешь. Слова твои были бы уместны в устах мудреца, неподвластного горю. Поверь, тебе станет легче, когда ты увидишь, как корчится в огне эта мерзкая тварь. Месть не нужна святым, но приносит облегчение тем, кого снедает горе.

– Горе мое, может быть, и стало бы легче, – ответила Гаутами, – если бы я видела в этой змее причину гибели сына. Но я-то знаю, кто повинен в его гибели. Муж мой умер из-за моих грехов, а теперь меня покинул мой сын. Это я повинна в его гибели. Что мне даст смерть бедной змеи? Брахманам не пристало обижаться, ибо мы знаем, что обида только множит боль. Покой же сердцу приносит прощение и раскаяние. Отпусти эту змею с Богом – созерцание ее страданий не утешит меня, но заставит страдать еще больше.

Но охотник не унимался.

– Разве ты не знаешь, что, убивая гнусную тварь, мы приносим благо и ей, и себе? Индра убил демона Вритру30, за что его до сих пор прославляют все мудрецы. Благо получили и демон, и его убийца. Кроме того, эта змея умертвила твоего ни в чем не повинного сына. Уничтожив ее, мы защитим других невинных от ее яда. Прикажи мне, и я убью ее у тебя на глазах.

Услышав эти слова, змея, скрученная жгутом, зашипела, а затем стала говорить человеческим голосом:

– Глупый охотник, чем я провинилась перед тобой? Ты говоришь, что хочешь спасти от меня невинных людей. Но я никого не кусаю просто так. Сама Смерть приказывает мне, кого я должна укусить. Я всего лишь выполняю ее приказы. Смерть велела мне укусить мальчика, и я укусила его, потому что пришло его время. Если уж кого-то и винить, то саму Смерть.

– Коли ты совершила этот грех, побуждаемая другим, то грех этот лежит и на тебе. Ты тоже виновата в нем, ибо у любого события множество причин. Причина появления горшка не только горшечник, но и гончарный круг. Ты одна из причин смерти ребенка и сама только что в этом призналась!

– Мне нечего скрывать. Да, я укусила мальчика, – согласилась змея, – но не по своей воле, так же как гончарный круг не по своей воле создает горшок, стало быть, и спроса с меня нет – круг приводит в движение гончар. За каждым событием стоит множество причин. Посуди сам, справедливо ли брать одну из них и наказывать, забывая обо всех остальных? Если ты хочешь наказать повинных в смерти мальчика, наказывай всех, а не только тех, кто попался тебе под руку.

Но охотника не так-то легко было запутать.

– Этак мы вовсе не найдем виноватых, потому что все будут прятаться за спиной друг у друга. Виноваты все. Без гончарного круга не было бы горшка. Попадись мне в руки сама Смерть, я наказал бы и ее, но тебе-то точно не уйти от возмездия.

– Глупец, – прошипела змея, – кто получает благо от жертвоприношения? Кто пользуется его плодами – жрец, который его проводит, или царь, заказавший его? Подумай сам! Я всего лишь послушная исполнительница воли Смерти. Иди и разбирайся с той, кто послал меня.

В этот момент сама Смерть появилась на сцене.

– О охотник и ты, глупая змея! Меня проклинают многие, но еще никто не осмеливался грозить мне. Чтобы посмотреть на тебя, храбреца, я пришла сюда. Попробуй одолеть меня. Пока еще это никому не удавалось! Однако несправедливые слова твои задели меня: я не виновата в гибели мальчика. Я всего лишь исполняю волю всесильного Времени! Время – повелитель всех живых существ. Оно правит всем в этом мире, и даже великие боги находятся в его власти. Оно порождает все в этом мире и всему несет гибель. Если уж предъявлять кому-то счет, так это Времени. И коли у тебя хватит сил и смелости, заодно обвини его во всех других смертях и несправедливостях, творимых людьми. Лишь вечное Время – причина всего, что происходит здесь.

Змея обрадовалась этим речам.

– Ты слышал, охотник? Хватит мучить меня. Сама Смерть подтвердила тебе мою невиновность.

Но охотник не хотел сдаваться. Каждый день он убивал животных и потому был со смертью на «ты». Он ответил:

– Я выслушал и тебя, и Смерть: вы обе повинны в гибели мальчика и потому должны быть наказаны. И если не в моих силах наказать Смерть, то уж тебя-то, подлая змея, я смогу наказать. Если вы считаете себя невиновными и если виной всему вечное Время, то почему, когда я поступаю дурно, я испытываю гнев и раздражение, а когда делаю что-то хорошее, получаю удовольствие? Если бы только Время было виновато во всем, то чувства эти не пробуждались бы в моем сердце. Вы поступили дурно, а теперь пытаетесь все свалить на Время.

В этот миг само Время в человеческом облике предстало перед охотником.

– О охотник! До каких пор ты будешь искать виновных? На своем веку мне приходилось видеть много искателей справедливости. Но никто из них сам не смог избежать наказания. Потому что каждый из них искал виноватых: у них просто не оставалось времени для того, чтобы подумать о собственной вине. Я ни к кому не питаю ни пристрастия, ни вражды – я всего лишь приношу людям то, что они заслужили своими поступками. Во всем виновата карма этого ребенка – не я, не змея и не Смерть. Только карма – причина его гибели. Я же всего лишь послушный исполнитель закона кармы. Как свету всегда сопутствует тень, так и карма тянется за каждым нашим поступком.

Как гончар лепит из глины все, что захочет, так и карма лепит человека. В смерти ребенка не повинны ни его престарелая мать, ни змея, ни сама Смерть, ни даже я, вечное Время. Желая наслаждаться, он причинял боль другим, и сейчас боль эта вернулась к нему. В своей смерти виноват лишь он сам, а все мы только послушные инструменты его кармы. Если ты хочешь уничтожить боль, уничтожь сначала ее причину – желание наслаждаться в своем сердце, и боль исчезнет сама.

Слова Времени утешили Гаутами. Она перестала плакать.

– Отпусти бедную змею, охотник. Видишь, я больше не плачу. Сын мой умер и предстал перед Богом. Скоро мой черед. Не я повинна в его гибели, но только я повинна в постигшем меня горе. Твоя месть так же бессмысленна, как и мое горе. Сегодня ко мне всего лишь пришло письмо, которое я когда-то написала самой себе. Больше я не хочу писать себе такие письма.

Бхишма продолжал: «Когда Гаутами произнесла эти слова, Время скрылось из виду. И тотчас же в воздухе растворилась Смерть. Черная змея, говорившая человечьим голосом, воспользовавшись замешательством, уползла. Гаутами успокоилась. И даже охотник вдруг почувствовал, что ему стало легко на сердце. Только окоченевшее тело мальчика все так же лежало на земле, как бы напоминая, что, пока мы живем, нам нужно успеть избавиться от мстительности, горя, жалости к себе, страха и вины и с благодарностью склониться перед Верховным Господом, стоящим за всем сущим.

Отпусти и ты, о царь, свое горе. Люди попадают в рай или в ад в результате поступков, продиктованных желанием наслаждаться. Вступив в эту войну, ты всего лишь исполнял свой долг – не злоба и не месть двигали тобой. Не ты убил всех этих воинов – они полегли на поле битвы, пожиная плоды своих дел, которые в должный срок принесло им бесстрастное Время».

***

Мудрый Бхишма учит нас:

«Несчастья приходят к человеку из-за его же дурных поступков, совершенных в прошлом. Поэтому ему не пристало винить в своих бедах Провидение или Время» 31 .

Охотник в этой притче олицетворяет людей, ищущих непосредственных виновников всего происходящего на свете. Недалекие и мстительные, они становятся судьями и умножают ряды борцов за справедливость, потому что не верят в справедливость Бога. Платя злом за зло, они только увеличивают количество зла и страданий в этом мире.

Гаутами же относится к людям, которые, подобно Юдхиштхире, без конца корят и наказывают самих себя. Вина парализует и иссушает их сердце. Чрезмерно требовательные к себе, они в глубине души сомневаются в милосердии Бога, видя в Нем только судью. Это две стороны одной медали, два лика гордыни, и еще неизвестно, какой из них хуже.

Те, кто по-настоящему понял закон кармы, не обижаются на то, что происходит с ними, но и не погружаются в бесконечное пережевывание своей вины. Они с благодарностью принимают данный им урок, потому что понимают, что в конце концов за всем стоит Всевышний. Они никого не винят, полагаясь на Его справедливость, и не казнят себя без конца, уповая на Его милость. Чувство вины и раскаяния не сосредоточивает таких людей на себе, но питает в них любовь к Богу. Единственное лекарство против кармы – не месть и не навязчивое самоуничижение, но деятельная благодарность и естественное смирение.

тат те ’нукампам су-самикшамано

бхунджана эватма-критам випакам

хрид-ваг-вапурбхир видадхан намас те

дживета йо мукти-паде са дайа-бхак

«О мой Господь, тот, кто смиренно ждет, когда Ты прольешь на него Свою беспричинную милость, терпеливо снося все последствия своих прошлых ошибок и почитая Тебя в сердце, словами и телом, несомненно, достоин спасения, которое становится его законным правом» 32 .

Обратили ли вы внимание на слова, которые произнесло олицетворенное Время: «Как гончар лепит из глины все, что захочет, так и карма лепит человека» 33 ? Карма не только стоит за всеми событиями, которые случаются с нами – хорошими и плохими, она определяет наш характер. «Посеешь мысль – пожнешь поступок; посеешь поступок – пожнешь привычку; посеешь привычку – пожнешь характер; посеешь характер – пожнешь судьбу». Любое наше действие оставляет след в памяти и отпечатывается в подсознании, память порождает желания, а желания заставляют нас повторять то же самое действие:

«Делая выбор, человек причиняет боль другим или избегает насилия, действует жестоко или проявляет доброту, придерживается законов нравственности или нарушает их, говорит правду или лжет. Но, что бы он ни делал, в следующих жизнях под влиянием своих же поступков он будет снова и снова совершать то же самое» 34 .

Так карма формирует качества человека, а вместе с ними и его восприятие реальности.

Пандавы, пятеро сыновей Махараджи Панду во главе с Юдхиштхирой, учились у Дроны – великого знатока и учителя военного искусства. У него же проходили обучение сыновья Дхритараштры, двоюродные братья Пандавов и их вечные соперники во главе с Дурьйодханой. Учились там и другие дети, и одни из них тянулись к скромному и спокойному Юдхиштхире, других же больше привлекал хвастливый и заносчивый Дурьйодхана. Видя это, Дрона решил преподать своим ученикам важный урок. Однажды утром он попросил их позвать к себе Дурьйодхану. Когда Дурьйодхана предстал перед учителем, он велел ему:

– Отправляйся в путь и приведи ко мне человека, украшенного добродетелями.

Долго не было Дурьйодханы. Когда же он наконец вернулся, то сказал Дроне:

– О учитель! Я обошел множество городов и деревень, но мне нигде не повстречался хотя бы один хороший человек. Повсюду мне попадались только грубые, злые, сварливые, завистливые и подозрительные люди. Прости, но я, как ни старался, не смог выполнить твой приказ.

Тогда Дрона велел позвать к себе Юдхиштхиру.

– Отправляйся в путь и приведи ко мне дурного человека. Я буду ждать.

И снова много дней прошло, прежде чем Юдхиштхира вернулся. Понурив голову, он предстал перед Дроной:

– Мой господин, как я ни старался, я не смог выполнить твой приказ. Нигде мне не встретился хотя бы один дурной человек. Я сам был удивлен – никогда не думал, что в мире столько добрых, гостеприимных и душевных людей.

Дрона собрал вокруг себя остальных учеников.

– Как по-вашему, кто из них прав? – спросил Дрона.

Ученики молча переглядывались друг с другом, не решаясь вынести свое суждение. Тогда учитель сказал:

– По-своему правы оба, ибо человек видит в мире только отражение своего ума. Запомните хорошенько: больному желтухой весь мир кажется желтым.

***

Карма человека хранится в подсознании. Каждый наш поступок в материальном мире оставляет в нем отпечаток. Эти отпечатки в зависимости от наших мотивов и самих поступков несут в себе энергию трех гун. Так гуны окрашивают наш ум в свои цвета. В «Махабхарате» Бхишма говорит, что, согласно писаниям, живые существа в этом мире бывают шести цветов: черные, бурые, синие, красные, желтые и белые. Каждый из цветов представляет собой определенное сочетание трех гун – тамаса, раджаса и саттвы.

Ум человека, окрашенный его кармой, становится той призмой, через которую он смотрит на мир. Синее стекло кажется синим лишь потому, что пропускает через себя только лучи синего цвета. Глядя на мир сквозь призму своего ума, мы видим в нем только то, что он может пропустить. Завистливый повсюду видит зависть, а благородный – благородство, скупому везде чудится скупость, лживый всех подозревает во лжи, лицемерный обвиняет людей в лицемерии, а настоящий святой не видит в людях ничего, кроме святости.

Бхишма продолжает:

парам ту шуклам вималам вишокам

гатакламам сидхйати данавендра

гатва ту йони прабхавани даитйа

сахасрашах сиддхим упаити джӣвах

«Белый – лучший из цветов. Он чист и безгрешен, ибо свободен от примеси привязанности и неприязни. Нет в нем ни горя, ни томления, и потому белый цвет приносит совершенство. Многие тысячи раз обусловленная душа должна будет рождаться в этом мире и совершать тысячи добрых дел, прежде чем станет белоснежной» 35 .

Предыдущая история – иллюстрация закона кармы в его частной формулировке: «Выборы, которые человек делал в прошлом, предопределяют его вкусы и предпочтения, а стало быть, и судьбу». Некоторые считают, что вера в закон кармы превращает человека в фаталиста. Веды как будто соглашаются с этим:

«Живое существо рождается здесь под влиянием кармы и умирает, тоже послушное карме. Карма же приносит ему счастье и горе, страх и страдания. Воистину, все подвластно карме!» 36

Но на самом деле закон кармы не приговаривает душу к вечному заточению в темнице материального мира. Наоборот, знание этого закона помогает выйти из-под его власти: виджнанам карйа-карана-карма-нирмуктам – «Духовное знание позволяет человеку разорвать бесконечную цепь причин и следствий кармы» 37 .

Об этом еще одна история из Упанишад 38 .

На заре творения все было очень просто: демонов, людей и полубогов нельзя было перепутать друг с другом. Но со временем эти природы (так и хочется сказать «гены», хотя правильнее будет сказать гуны) перемешались. Если мы поглубже заглянем в свое сердце, то, скорее всего, обнаружим в нем все три начала. Божественная, человеческая и демоническая природы уживаются в нас и иногда устраивают войны прямо там, в нашем сердце. Но в те незапамятные времена, когда боги были еще богами, демоны – демонами, а люди – людьми, когда внутренние конфликты еще не мешали им жить, все они, задумавшись о своем предназначении, пошли на выучку к творцу и изначальному учителю всех существ во вселенной – Брахме.

Сейчас уже с трудом верится, что было время, когда никто не путал живое знание, преображающее сердце, с мертвой информацией, загромождающей мозг. В наш «просвещенный» век люди уверены, что обучение может быть заочным и что, сидя за компьютером, можно приобрести все необходимые знания. Однако настоящее знание неделимо, его невозможно разбить на биты информации и перегружать с одного носителя на другой. Настоящее знание – это способность видеть мир неразрывно связанным с Богом. И дается оно только тому, кто обрел цельность сердца.

Когда срок обучения в школе творца подошел к концу, ученики явились к учителю, чтобы услышать его напутствие. Первыми к нему подошли полубоги. Смиренно сложив ладони, они попросили:

– Скажи нам, о чем мы должны всегда помнить?

Выждав мгновение, Брахма торжественно произнес всего один слог:

– ДА!

Услышав его, полубоги просияли:

– Спасибо, Учитель!

– Что вы поняли?

– Произнеся слог «ДА», ты имел в виду дамйата – «Обуздывайте себя!» Благодарим тебя – это как раз то, что нам нужно было услышать.

– Вы правильно поняли, что я хотел вам сказать, – улыбнулся творец.

Следом за богами к Брахме обратились люди. Он закрыл глаза и снова произнес:

– ДА!

Люди благодарно склонили голову:

– Мы поняли, что ты хочешь сказать нам, Учитель.

– Что вы поняли?

– Ты хочешь сказать нам датта – «Отдавайте!»

– Вы правильно поняли меня, – подтвердил Учитель.

Последними к нему подошли демоны:

– Напутствуй нас, чтобы мы тоже смогли правильно прожить свою жизнь.

И снова Учитель произнес тот же слог:

– ДА. Вы поняли меня?

– Конечно, – ответили демоны. – Ты сказал нам то, что мы должны были услышать: дайадхвам – «Будьте милосердны». Разумеется, ты прав, чтобы хорошо прожить жизнь, мы должны учиться милосердию.

– Вы правильно поняли меня. Милосердие – единственное, чему вам нужно научиться здесь.

С тех самых пор, когда в небесах гремит гром: «ДА-ДА ДА», он напоминает нам об этих трех уроках: «Дамйата! Датта! Дайадхвам! Обуздывайте себя! Не скупитесь! Всегда будьте милосердными!»

***

Поступки в прошлой жизни создают наш характер в этой, предопределяя, какая из трех гун материальной природы – благость, страсть или невежество – будет преимущественно влиять на нас. Но главный смысл истории в том, что любой человек, вопреки мнению бихевиористов и фаталистов всех мастей, может измениться к лучшему. Да, невежество ожесточает ум, страсть делает его ненасытным, а благость внушает желание тонких наслаждений. Но на то нам и дан разум, чтобы мы не шли на поводу у своего ума. Жестокий человек может научиться состраданию, жадный – щедрости, а склонный к наслаждениям – воздержанности. И нужно-то для этого совсем немного – принять духовного учителя и позволить ему раз будить в нас дремлющий разум. Но кто готов на это?

Всего три урока мы должны усвоить за свою жизнь. Гром, то и дело разражающийся над нашими головами, напоминает об этом. Но мы упрямо делаем вид, что не понимаем, о чем говорят небеса. Вот и приходится нам снова и снова оставаться на второй год в школе Творца.

По наивности своей люди полагают, что, создавая материальный мир, Бог хотел сделать парк аттракционов, но что-то у Него не заладилось. На самом же деле мир, изначально созданный из благости, страсти и невежества, не площадка для развлечений, а большая школа. Поэтому уже на элементарном уровне материальная природа морально небезразлична. Она предоставляет людям возможность сделать нравственный выбор и затем отвечать за его последствия. Однако, чтобы делать выбор, душа должна обладать свободой.

Предыдущая история показывает, каким образом люди делают свой выбор. Произнося многозначительное «ДА» в ответ на просьбу учеников, Творец оставляет им полную свободу. Ученики, хорошо знавшие санскрит, вполне могли истолковать его наставление по-другому, например: «дамaйата» – «подчиняйте и покоряйте», или «дабхнута» – «обманывайте, притворяйтесь», или «дандайата» – «наказывайте, карайте». Что позволило им понять наставление учителя правильно, а не истолковать его так, как им того, наверное, хотелось? Комментатор этой истории дает интересный ответ: «Пробужденный разум, в котором слова учителя вызвали раскаяние и боль от осознания собственных слабостей».

Это объясняет, почему люди далеко не всегда пользуются дарованным им разумом или, вернее, пользуются, но не по назначению: в основном тогда, когда им нужно оправдать свои слабости. Пробужденный разум причиняет боль, потому что мешает человеку обмануть себя. Слишком беспощаден его приговор: «В твоих слабостях и пороках нет ничего похвального. Перестань выдавать свою жестокость за твердость, скупость – за рачительность, необузданность – за душевную широту. Самооправдания не сделают тебя счастливым, как бы ты ни старался. Единственный путь к счастью – победить слабости и подняться над собой». Кому захочется услышать такой приговор и жить с ним? Гораздо легче успокоить себя пошлой поговоркой «Ничто человеческое мне не чуждо» и продолжать свои отчаянные попытки найти безоблачное счастье в этом мире. Именно поэтому мы предпочитаем, усыпив разум, воображать себя всегда правыми – так легче жить 39 *.

Следующая история рассказывает о том, как нелегко жить с пробужденным разумом.

Однажды, когда сыновья Махараджи Панду были еще маленькими и жили в доме своего учителя, гурукуле, из дворца пришел посланник – проверить их успехи в учебе. Первым он вызвал старшего из царевичей – Юдхиштхиру. Посланник надеялся, что тот покажет пример остальным. Однако на вопрос, сколько уроков он освоил, Юдхиштхира с готовностью ответил, что пока выучил самое первое предложение в книге, по которой их учили. При этом он как будто даже не был смущен. Проверяющий не мог поверить своим ушам, поэтому переспросил:

– И это все? Знаешь ли ты что-нибудь еще?

Не без колебаний мальчик сказал, что, пожалуй, знает также второе предложение.

– И только?! Чем же ты занимался все это время, лентяй?!

Волна негодования захлестнула посланца. Он был уверен в том, что старший царевич блеснет своими познаниями, а вместо этого он с вызовом признается, что за целый год не двинулся дальше первой страницы букваря. «Пожалеешь розгу – испортишь ребенка», – мелькнуло у него в голове.

Он схватил прут для наказаний и стал прилюдно пороть мальчика. При каждом ударе тело Юдхиштхиры вздрагивало, он морщился от боли, но молчал. Ни слезинки не выступило на его глазах, ни одного звука не вырвалось из горла, наоборот, в какой-то момент все увидели, как на лице его сквозь гримасу боли проступила ясная, блаженная улыбка. Заметив ее, проверяющий оторопел: «Что он задумал? Почему улыбается?!»

Сомнение несколько охладило его пыл, и в этот момент взгляд его упал на первую страницу раскрытого букваря. Это была та же книга, по которой он когда-то учился сам. Великие мудрецы древности подобрали стихи, которые должен был запомнить каждый изучающий грамоту. На первой странице он увидел знакомую строфу, с которой начинался букварь:

Никогда не позволяй гневу одолеть себя.

Терпи и всегда оставайся спокойным.

Он снова посмотрел на безмятежное лицо мальчика, покорно ожидавшего продолжения порки, и увидел, что губы его беззвучно шевелятся. Ему показалось, будто он слышит, как мальчик шепчет: «Никогда не позволяй гневу одолеть себя. Терпи и всегда оставайся спокойным».

Розга сама выпала из его рук. Посланник поднял мальчика и прижал к себе.

– Прости меня, на глазах у всех я вышел из себя, – сказал он. – Гнев то и дело овладевает мной. Похоже, что я не осознал даже самой простой истины в этой жизни – а ведь с нее начиналась и моя учеба. Ты же сумел остаться спокойным и невозмутимым, даже когда я несправедливо наказывал тебя. Поистине, ты знаешь больше, чем я.

В ответ на эти слова Юдхиштхира поспешно возразил:

– Нет-нет, господин, это я должен просить у вас прощения. На самом деле в какой-то момент, когда вы били меня, в глубине сердца я почувствовал обиду. Вы были правы, когда наказывали меня, – за все это время я не выучил толком даже одного предложения.

Слова эти еще больше поразили проверяющего. Ведь ничто не мешало мальчику молча согласиться. Кто на его месте отказался бы от такой похвалы, к тому же вполне заслуженной? Никто и никогда не узнал бы, что в сердце своем он ощутил тень обиды. Зачем же ему было прилюдно каяться? В этот миг вдруг откуда-то из глубин памяти посланника всплыло давно забытое им второе предложение в старом букваре:

Всегда говори правду и ничего, кроме правды.

***

Только разум приносит человеку свободу. Да, с пробужденным разумом сложнее жить, но он помогает делать правильный выбор, хранит нас от ошибок, не позволяет подличать и лгать, побуждает заботиться о других, проявлять щедрость и великодушие. Так разум выводит нас из-под власти кармы и делает счастливыми. Счастье, которое он приносит, не самое простое и не самое очевидное, но зато самое надежное и долговечное.

Об этом наша следующая история.

Как во всех других древних культурах, главным обрядом, рекомендованным Ведами, было жертвоприношение – «йаджна» 40 * на санскрите. Нам, людям, воспитанным в культуре стяжательства, жертвенные обряды кажутся варварством, хотя на самом деле варвары – это люди, незнакомые с тонкими законами природы. И закон щедрости – один из них.

Жертвоприношения учат эгоистичного по природе человека отдавать и находить в этом счастье. С чистым сердцем отдавая то, что у нас есть, мы ничего не лишаемся. Сама вселенная позаботится, чтобы возникший таким образом вакуум заполнился. Поэтому в «Бхагавад-гите» Кришна говорит, что жертвоприношение – это способ исполнить все свои желания, достичь процветания и одновременно очистить сердце. В щедром и чистом сердце проявляется знание, а знание освобождает человека от накопленной кармы и вырывает ее корень – желание наслаждаться в материальном мире.

После битвы на Курукшетре пятеро братьев Пандавов во главе с Махараджей Юдхиштхирой совершили великое жертвоприношение коня, ашвамедхаягью. Как и положено, они сначала поклонились Кришне и Балараме, омыли Их стопы и провели пуджу, а потом, когда сам обряд жертвоприношения кончился, стали щедро раздавать подарки брахманам и кормить всех собравшихся. Угощение удалось на славу. Горы риса и жареных овощей, озера топленого масла и сгущенного молока, реки напитков превратили поле брани, на котором проходил обряд, в пиршественную залу. Счастливые люди, опьяневшие от обильной пищи и подарков, на все лады прославляли щедрость Юдхиштхиры, а музыканты били в барабаны и трубили в раковины. Брахманы и их многочисленные домочадцы благословляли великодушного царя, и даже шудры, нищие, слепые, калеки – все были довольны. Все понимали, что, даже если Юдхиштхира и совершил какие-то грехи или оплошности (а кто из правителей может их избежать?), сейчас они сгорели в огне этого великого жертвоприношения, а их следы были смыты с него потоками благодарности подданных.

Юдхиштхира и его братья сидели взволнованные и счастливые, но Кришна хотел преподать им (а вместе с ними и нам с вами) важный урок. Даже тень гордыни не укроется от Его всевидящего ока.

Откуда ни возьмись, посреди всеобщего ликования у жертвенного алтаря появился мангуст. Мангуст, уничтожающий змей, считается священным животным. Его появление – добрый знак, поэтому взоры всех собравшихся обратились на него. А мангуст41* был необычный: шерсть на его хвосте и спине была привычного серобурого цвета, зато голова сияла, как будто кто-то позолотил ее. На глазах у всех мангуст стал кататься в пыли, а потом поднялся на ноги, отряхнулся и презрительно фыркнул:

– Опять обманули! Мне сказали, что здесь состоялась ягья, но на поверку никакая это не ягья, а сплошное притворство!

Уставившись на Махараджу Юдхиштхиру своими темно-синими глазами, мангуст с горечью произнес:

– Все твои подарки и жертвы, о царь, на самом деле не стоят даже одной меры ячменной муки, которую отдал гостю нищий брахман с Курукшетры.

Задетые священнослужители подошли ближе к дерзкому животному и, разглядывая его, возмущенно заговорили (больше обращаясь к царю, чем к мангусту):

– Кто ты такой? И что дает тебе право так отзываться о нашей ягье? Все заповеди Вед были выполнены нами до мельчайших подробностей. Топленое масло возливалось в огонь, все мантры были произнесены с безукоризненной точностью. Каждый из полубогов получил положенную ему долю подношений. Пожертвования раздавались нашим царем в смиренном настроении – никто не заметил даже тени гордости в его словах и во взгляде. Принимая из его рук дары, никто не чувствовал себя униженным. Все получили то, что им было нужно. Брахманам поднесли богатое вознаграждение, кшатрии смогли состязаться в справедливых поединках и турнирах, вайшьям было обещано покровительство, шудр щедро похвалили за их служение, все желания женщин были исполнены, а усопшие предки получили положенные им подношения. Во всей округе нет ни одного человека, оставшегося голодным. Никто, кроме тебя, о дерзкий мангуст, не осмелился упрекнуть нашего царя!

Мангуст невозмутимо ответил:

– Не сердитесь понапрасну, досточтимые. Сначала выслушайте меня, и вы поймете, что я говорю чистую правду. Я расскажу вам историю, которая произошла на этом самом месте всего несколько лет назад. А если вы не поверите, что такое возможно, то посмотрите на меня: я живое доказательство истинности моих слов – после этой истории половина шерсти на моем теле стала золотой. Слушайте же!

Недалеко отсюда жил брахман с женой, сыном и невесткой. Они были очень бедны. Единственным пропитанием для них служили колоски и зерна, остававшиеся на полях после того, как крестьяне увозили урожай, да скудные подношения детей деревенских жителей в награду за обучение грамоте. Ели они только раз в день, после заката солнца, и если в какой-то день у них не оказывалось еды, то постились до следующего заката.

Но однажды на землю пришла засуха. Зерно не уродилось. Крестьяне голодали, а бедному брахману и всей его семье приходилось совсем туго. Целыми днями под палящим солнцем они ходили по выжженным полям и подбирали оставшиеся зерна, которые не успели склевать птицы, а вечером делили все между собой, читали положенные молитвы, делали скромное жертвоприношение и съедали по пригоршне собранного зерна. Однако скоро на полях не осталось ни зернышка. Вся семья голодала несколько дней подряд, пока, наконец, отец не принес в дом одну меру ячменной муки, кем-то поданную ему из жалости.

Помолившись вечером, они приготовили из нее похлебку, чтобы подкрепиться, и разделили поровну между собой. Однако в этот момент кто-то тихо постучал в дверь их хижины. Отец открыл дверь: на пороге стоял путник-брахман – гость, посланный судьбой. Все вскочили со своих мест и захлопотали вокруг него. Честная и чистая жизнь научила их радоваться радостям других людей и сокрушаться о чужом горе, поэтому их радость при виде незнакомца была неподдельной – они ликовали оттого, что могут послужить кому-то.

К речи ученого мангуста стоит добавить, что одна из главных заповедей Вед гласит:

матридево бхава

питридево бхава

ачарйадево бхава

атитхидево бхава

Научись служить матери, как самому Богу.

На отца смотри как на Бога.

Через учителя с тобой говорит Бог.

И Сам Бог приходит в твой дом как незваный гость 42 .

– Дом наш благословен сегодня. Заходи и раздели с нами трапезу, – сказал хозяин.

Он усадил гостя на подстилку из травы куша, омыл ему ноги и поставил перед ним свою тарелку с ячменной похлебкой. Голодный гость быстро съел всю похлебку и пожаловался:

– О брахман, живот мой не насытился, голод не утих, а разгорелся еще сильнее. Не мог бы ты дать мне еще что-то?

Гостеприимный хозяин стал растерянно оглядываться по сторонам, зная, что в доме ничего больше нет. Тогда жена пришла на помощь мужу:

– Отдай ему мою часть, прошу тебя. Это наш гость. Я буду только рада послужить ему.

Брахман посмотрел на свою исхудавшую, рано состарившуюся жену, облаченную в лохмотья.

– Я не могу принять от тебя этой жертвы, – сказал он. – Ты не ела несколько дней подряд и едва держишься на ногах от голода. Прошу тебя, съешь это сама, а я что-нибудь придумаю. Муж не должен позволять жене голодать. Священный долг мужа – заботиться о ней. Я покрою свою голову позором, если приму от тебя эту жертву.

– О мой господин, чем я прогневила тебя? – взмолилась женщина. – Для жены муж все равно что Бог. Ты дал мне сына, ты кормил и поил меня. Ты дал мне все. Я вижу, какой жизнью ты живешь, и сердце мое исполнено благодарности к тебе. Почему же сейчас ты отказываешь мне в праве оказать тебе небольшое служение? Как я смогу есть, если знаю, что мой бог голодает?

Жена брахмана заплакала, умоляя мужа взять ее долю. Поколебавшись, он принял от нее тарелку и поставил перед гостем. Гость быстро съел и эту порцию и попросил еще.

Тогда сын брахмана сказал:

– Возьми, пожалуйста, мою часть и накорми нашего гостя. Сын обязан помогать родителям в исполнении их долга. Ты сам учил меня, что сын должен смотреть на отца как на Бога.

– Нет, я не смогу лишить тебя причитающейся тебе части, – ответил брахман. – Ты молод, тебе надо есть. Я уже старый и привык голодать. Я почти не чувствую голода, а у тебя в желудке бушует огонь.

Но юноша не отступал:

– Отец, подумай сам: как я смогу есть что-то, зная, что ты и наш гость остались голодными? Кусок застрянет у меня в горле. Сам Бог пришел сегодня к нам в дом – как мы можем отпустить его голодным?

Брахман не смог отказать своему сыну. Он поставил еще одну тарелку перед гостем. А гость, покончив и с ней, все равно не почувствовал сытости. Тогда жена сына стала умолять свекра взять ее долю. Брахман не хотел принимать от невестки жертву, но и она начала упрашивать его:

– Твой сын, которому я служу и поклоняюсь, служит и поклоняется тебе. Мое тело и вся моя жизнь даны мне только для того, чтобы я могла служить тем, кто старше меня. Без твоего покровительства и защиты я пропаду в этом мире, а если твоя милость будет со мной, то чего мне бояться? Если ты действительно хочешь сделать меня счастливой, это совсем нетрудно: возьми мою долю и отдай нашему гостю.

Что оставалось брахману? Довольный в сердце, он взял тарелку невестки и поставил ее перед гостем. А гость съел все ее содержимое и сказал:

– Теперь я полностью насытился. Я пришел, чтобы испытать тебя. Ты с честью выдержал испытание – накормил меня по всем правилам. Даже тени жадности или неприязни я не сумел усмотреть в тебе. Голод обычно лишает человека мудрости и терпения, но любовь и преданность могут победить голод. Ты отдал мне все, что у тебя было, с чистым и радостным сердцем, и потому дар твой принят Богом – небесная колесница уже ждет тебя и всю твою семью, чтобы забрать вас в духовное царство.

Чтобы как следует понять слова ученого мангуста, пожалуй, стоит привести еще один стих из Вед – о том, как нужно жертвовать:

шраддхайа дейам ашраддхайа ‘дейам

шрийа дейам хрийа дейам

бхийа дейам самвида дейам

…

иша ведопанишад этад анушасанам

Отдавая, отдавай с верой и почтением,

никогда не отдавай с презрением.

Отдавай все, что можешь, – не скупись.

Отдавай со смирением, с благоговением и с радостью в сердце <…>,

ибо таково учение Вед и такова воля Бога 43 .

Мангуст на минуту замолчал, оглядев собравшихся вокруг него брахманов.

– Теперь вы поняли, что я имел в виду? Мне повезло: всего несколько крупинок этой ячменной муки, из которой приготовили похлебку, упало мне на голову, отчего она стала сиять, как золотая. С тех пор я мечтаю, чтобы все мое тело сияло золотом. Я не пропустил ни одну ягью в округе. Остатки жертвенных даров стали моей пищей, но шерсть на моем теле так и осталась бурой. Когда же я услышал, что праведный царь Юдхиштхира затеял великое жертвоприношение, я подумал, что это мой последний шанс, но и здесь ничего не случилось. Поистине, все твои дары, о царь, не стоят не то что меры ячменной муки, отданной брахманом, но даже крупицы той муки, которой он накормил своего гостя.

***

Санскритский корень «йадж», от которого происходит слово «йаджна», имеет три смысла: «поклоняться Богу»; «давать повод для общения»; «раздавать дары» 44 . Самой распространенной формой жертвоприношения были огненные ягьи, когда под чтение ведических мантр в огонь возливалось топленое масло, кидались зерна и целебные травы. Иногда такие обряды длились по несколько месяцев, а то и лет. В перерывах мудрецы и брахманы рассказывали поучительные истории из Пуран, а цари, устраивавшие их, раздавали всем участникам щедрые дары. Таким образом жертвоприношение превращалось в великое празднество – празднество приношения своей независимости в жертву Всевышнему.

Любая ягья учит нас, скупых и невежественных людей, постепенно отказываться от привязанностей – сначала самых грубых, таких как привязанность к материальной собственности, а потом и более тонких, таких как привязанность к почету и славе, чтобы в конце концов мы могли без сожаления отказаться от нашей самой сильной привязанности – привязанности к своей так называемой независимости, своему ложному «я» – и обрести настоящее, духовное счастье, отвергнув его материальные суррогаты.

«Счастье? Помилуйте, о каком счастье вы говорите? Рама был несправедливо изгнан в лес на четырнадцать лет. Его жену украл и почти год держал взаперти демон Равана. А потом ее оклеветали, и Рама, воплощение справедливости, изгнал ее из дворца. Праведные и великодушные Пандавы сначала вынуждены были прятаться в лесу от преследований Дурьйодханы, потом проиграли в кости свое царство. Драупади, их целомудренную жену, пытались прилюдно опозорить. В довершение ко всему они были сосланы в ссылку на тринадцать лет. И это вы называете счастьем?»

Мой воображаемый оппонент прав. С ним сложно спорить. Кто из нас не задавал себе вопрос: «Почему в жизни так много страданий?» И ладно бы страдали люди злые, порочные, а то ведь страдают в основном чистые и праведные. И на кострах их сжигают, и в тюрьмах гноят, и в ссылку ссылают, и клеветой поливают. Тогда как злодеи и нечестивцы благоденствуют и процветают. Это только в сказках смирение и терпение всегда бывают вознаграждены, а в реальной жизни часто праведники не получают никакой другой награды, кроме собственного смирения и терпения. Строго следовать всем заповедям священных писаний и так непросто, а тут еще и не дают покоя сомнения: чего ради оставаться праведным, если жизнь легче от этого не становится? Существуют ли реальные доказательства того, что праведность и исполнение долга – вопреки очевидности – сделают человека счастливым?

Похожий вопрос задала однажды Юдхиштхире его верная жена Драупади. Послушаем их беседу.

Сосланный на долгих тринадцать лет в ссылку царь Юдхиштхира, четверо его братьев и их жена Драупади поселились сначала в Двайтаване, уединенном лесу на расстоянии трех-четырех дней пути от бывшей столицы их царства Индрапрастхи. Они обосновались на берегу большого лесного озера с кристально чистой водой. Непритязательному Юдхиштхире жить на природе нравилось гораздо больше, чем в душной роскоши царского дворца. Да и не привыкать ему было – многие годы он и его братья из-за козней Дурьйодханы и так провели в скитаниях по лесу. А в Двайтаване к тому же вместе с ними поселились многочисленные брахманы, которые предпочитали терпеть лишения вместе с царем-изгнанником, чем получать подачки от порочного Дурьйодханы. Дни напролет проводил Юдхиштхира в беседах с ними, обсуждая священные писания, пока его младшие братья заботились о пропитании или упражнялись в воинском искусстве. Если бы не память о долге перед подданными и не чувство вины перед женой и братьями, он, наверное, простил бы своих обидчиков да так и провел бы в лесу остаток своих дней.

Однако Драупади не могла успокоиться. Память о том роковом дне, когда брат Дурьйодханы попытался раздеть ее на глазах у великих воинов, была еще слишком свежа. Боль от пережитого унижения усиливалась во много крат, когда она видела, как безропотно переносит все тяготы несправедливой ссылки ее муж, как будто смирившийся с беззаконием. Готовность мужа все простить своим обидчикам казалась ей малодушием. А когда она думала о том, что в это же самое время жестокосердный Дурьйодхана, виновник всех их бед, благоденствует, да еще и, наверное, насмехается над ними, гнев, клокотавший в ее груди, выплескивался наружу слезами и упреками.

В один из дней, когда солнце перевалило за полдень и медленно клонилось к закату, обратив к мужу прекрасное заплаканное лицо, Драупади заговорила:

– О царь, объясни мне, что происходит? Если добродетели всегда сопутствуют победа и успех, то почему ты оказался здесь и лишился царства? Никогда, даже во сне, ты не поступался праведностью. Так почему же неудача постигла тебя, а сын слепого царя, Дурьйодхана, торжествует победу? Ты сейчас сидишь на подстилке из сухой травы, а он восседает на троне из слоновой кости. Глядя на это, я могу прийти только к одному выводу: добродетель, кротость, готовность простить своих врагов, правдивость и прямота не могут принести благополучия. Ты всегда защищал дхарму, но она, вопреки поговорке, не защитила тебя45*. Ты живешь добродетелью, она твой воздух и хлеб. Во имя нее ты, ни минуты не колеблясь, отказался бы от меня и своих братьев, если бы перед тобой встал такой выбор. Ты служишь святым людям всем, что есть у тебя в распоряжении. Ты никогда не проявлял неуважения к старшим, равным и даже младшим. Хотя ты владел огромным царством, ты не возгордился. Ты совершал великие жертвоприношения и без конца раздавал пожертвования. В своей жизни я не встречала человека более чистого и невинного.

Драупади испытующе посмотрела в глаза мужа. Поймав на себе его сострадательный взгляд, она немного смутилась, но все же продолжила:

– И тем не менее Провидение жестоко обошлось с тобой. Во время игры в кости оно затмило твой разум, и ты проиграл все – свои богатства, царство, братьев, самого себя и даже меня. Скажи мне: как человек, подобный тебе, – чистый, добрый, во всем знающий меру, щедрый и правдивый – мог поддаться азарту? Ведь пристрастие к азартным играм – порок. Откуда он у тебя? Я до сих пор не могу понять, как эта страсть могла затуманить твой разум.

Есть культуры, в которых неудобные вопросы младших к старшим приравниваются чуть ли не к святотатству. Но в ведической культуре не существовало запретных тем. Нельзя запретить человеку сомневаться, поэтому в разговорах со старшими были запрещены не сомнения, но бесплодный и высокомерный вызов. Все остальное было позволено.

Юдхиштхира терпеливо слушал жену. Он понимал, что на сердце у нее накипело и ей нужно выплеснуть все свои сомнения. После небольшой паузы Драупади снова заговорила, и голос ее дрожал от обиды:

– Все живые существа действуют по воле Господа. Это Он сводит людей вместе, так что они становятся инструментами кармы друг друга. Когда люди убивают друг друга, это на самом деле Он руками одних убивает других. Бог вездесущ, и даже травинка не шелохнется без Его воли, но при этом Он прячется за завесой Своей энергии, чтобы никто не мог уличить Его: «Это сделал Бог». Однако прозорливые мудрецы видят во всем Его руку. Господь играет с нами, как ребенок – с деревянными игрушками. Мы называем Бога отцом, но разве отец станет поступать так со своими детьми? Глядя на то, как страдаешь ты и как благоденствует Дурьйодхана, я не могу не думать, что Он держит зло на одних и благоволит к другим. Почему Он позволяет твориться беззаконию? Почему в этом мире торжествует зло? Если же допустить, что Он не вмешивается в наши дела, тогда получается, что всегда побеждает сильнейший, а удел слабых остается только оплакивать.

Кого не мучили подобные сомнения? Чья вера в Бога не шаталась при столкновении со страданиями – собственными или дорогих нам людей? Драупади не побоялась произнести вслух то, что верующие люди обычно прячут в потаенных уголках сердца. Тем важнее для нас услышать ответ Юдхиштхиры.

Царь видел, что разум его жены помутился от горя. Сколь бы сильным ни был разум человека, эмоции, если дать им волю, все равно берут над ним верх. Юдхиштхира терпеливо ждал, когда Драупади выскажет все, что накопилось у нее на сердце, и, только когда она умолкла, стал отвечать:

– Ты красиво говоришь. Трудно не заслушаться твоими речами. Еще труднее не согласиться с ними. Беда, однако, в том, что ты говоришь на языке людей, утративших веру в Бога. Ржавчина сомнений разъедает твою веру. Пойми, что долг на то и долг, чтобы человек исполнял его, не ожидая результатов. Ты же хочешь поставить праведность в зависимость от ее плодов. Тот, кто исполняет дхарму, ожидая награды, торгует своей праведностью, пытаясь обменять ее на благополучие. Такой человек хуже, чем вор. Я иду путем дхармы только потому, что верю в Веды и хочу доставить удовольствие Всевышнему, а не потому, что жду за нее награду. У меня нет других мотивов. Моя вера в добродетель – высшая награда для меня, ибо она придает мне силы и спокойствие. Тому, кто сомневается в дхарме и словах святых людей, следующих дхарме, закрыт доступ в вечное царство Бога, как низкорожденным закрыт доступ к изучению Вед. Такому человеку не на что опереться в жизни.

Юдхиштхира пристально смотрел на жену. Драупади под его взглядом опустила голову, а он продолжал:

– То, что ты не видишь немедленных результатов дхармы, еще не повод сомневаться в ней. Никто, даже правители этой вселенной – полубоги, не знают, когда праведность или грех принесут плоды. Но подумай сама: если бы добродетель перестала приносить благо, весь этот мир давно уже погрузился бы во тьму. Никто здесь не пытался бы спастись или постичь Истину. Если бы аскеза, целомудрие, изучение священных писаний, правдивость и благотворительность не приносили плодов, люди давно прекратили бы творить добро и опустились бы до уровня животных. Хаос и беззаконие тогда воцарились бы в мире. Ты своими глазами видела, что дала праведность таким мудрецам, как Маркандея, Вьясадева, Нарада и Майтрея. Все эти святые, вкусившие духовное блаженство, превозносят дхарму как высшую обязанность человека.

Имена этих мудрецов ведической древности могут ничего или почти ничего не сказать нам. Но разве мы сами хотя бы раз в жизни не встречались со святыми людьми и не ломали голову над загадкой их нелогичного счастья?

Голос Юдхиштхиры звучал все громче и отчетливее:

– Сомневаться в их словах и поступках – значит сомневаться в истинности священных Вед. А сомневаться в истинности Вед – значит перестать верить в существование Бога. О Драупади, разве благие дела могут быть бесплодными? Разве может порок остаться безнаказанным? Не сетуй на Бога, просто попытайся понять Его волю и склони перед Ним свою голову – только это принесет тебе покой и умиротворение. А без них возможно ли счастье?

Объявив Бога мифом, люди заодно с Ним перевели в ту же категорию все священные писания и все добродетели. Так появились миф справедливости, миф сострадания, миф чести и миф любви. В мире мифической нравственности зло лишь условно отличается от добра, и порок остается безнаказанным, ибо «если Бога нет, то все позволено». И все же люди судорожно держатся за эти мифы, понимая, что, когда они рассеются, жизнь превратится в сущий ад – ад, в котором никто не сможет быть счастливым 46 *.

Пока царь говорил с женой, на землю опустились сумерки. Ночные цикады завели свою бесконечную песнь, сливавшуюся с потрескиванием костра и криками ночных птиц. Брахманы, собравшиеся на поляне, где происходила беседа, внимательно слушали речи Юдхиштхиры, одобрительно кивая головами. Свет костра ярко освещал его строгое лицо, так что казалось, будто оно само светится внутренним светом, рассеивая опустившуюся на землю тьму. Или так оно и было?

Слезы катились по щекам Драупади. Слова мужа как будто вскрыли внутри нее долго зревший нарыв. Она чувствовала облегчение. Юдхиштхира был, конечно же, прав. Действительно, разве может праведность оказаться бесплодной? Если что-то и делает ее бесплодной, то только наше ожидание награды за нее…

***

Все ищут счастья. Глупцы хотят приобрести его по дешевке и потому находят свое счастье в наркотиках и вине. Это делает их еще глупее. Глупость – их расплата за дешевые наслаждения. Мудрые не поддаются на подобные соблазны. Они готовы платить за счастье настоящую цену, идя трудным путем праведности. Счастье приходит к ним сначала как безмятежность и тихая радость, а потом – как неземное блаженство. Оно делает их еще добрее и мудрее. Мы же – люди, находящиеся посередине, – пытаемся урвать радостей от жизни то тут, то там. Не потому ли мы всегда несчастны?

«В этом мире счастливы только самые глупые из глупых и те, кто обрел высший духовный разум. Все остальные, находящиеся между этими двумя полюсами, обречены на страдания» 47 .

ГЛАВА ВТОРАЯ. Об учителях, учениках, знании и невежестве

Приравняв знание к информации, люди Нового времени 48 * сделали тьму невежества, которая и так покрывала их сознание, еще непрогляднее. Один из величайших учителей бхакти-йоги Бхактисиддханта Сарасвати приводил слова Галилео Галилея, ставшие, по сути, девизом нашей цивилизации: «Измерь измеримое и сделай измеримым то, что измерению не поддается».

Одержимый желанием все измерить аршином своего разума, современный человек уверен, что сможет таким способом осмыслить полноту Истины. Поэтому в своих попытках постичь окружающий мир он пытается дробить единую и неделимую Истину. Биологи изучают живые организмы, убивая и препарируя их, генетики выделяют из хромосом гены и манипулируют ими, химики разрушают и снова синтезируют молекулы, физики расщепляют материю на элементарные частицы, а медики разбирают людей на органы и лечат отдельные болезни, а не человека. В результате ученые – «верховные жрецы» религии материализма – обманывают самих себя и всех остальных – им достаются только крохи информации, а Истина – живая и неделимая – ускользает. Настоящее знание – это не набор разрозненных фактов, заученных или накопленных на жестком диске компьютера, и даже не способность манипулировать ими. Знание – это соприкосновение с Истиной, которое позволяет увидеть единство всего сущего и вписать свою жизнь в контекст бытия.

Истина слишком велика, чтобы ее можно было постичь нашим куцым рассудком. Чтобы постичь ее, нужно преклониться перед ней, тогда она, довольная нашим служением, может открыть себя нам. Этот путь постижения Истины называется нисходящим – не мы сами должны докарабкаться до истины, но она сама нисходит к нам.

Упанишады так говорят об этом:

найам атма правачанена лабхйо

на медхайа на бахуна шрутена

йам эваиша вринуте тена лабхйас

тасйаиша атма вивринуте танум свам

«Невозможно познать Истину (атму) благодаря глубокомысленным объяснениям, проницательному разуму или незаурядной эрудиции. Истина открывается только тому, кого сама выберет» 49 .

В давно минувшие времена люди постигали знание не в университетах, но служа Учителю. Главное, чему надо научиться от учителя, – это смирение и ученичество. Все остальное само откроется смиренному человеку в свой срок.

В течение тысячелетий ведическая традиция передавалась в неизменном виде благодаря непререкаемому авторитету учителя – гуру, которого ученик должен был почитать наравне с Богом, потому что только гуру может открыть ученику Бога. Служение гуру делает сердце человека глубоким и таким образом позволяет ему вместить истины, намного превосходящие обыденное сознание. Поэтому Веды превозносят людей, научившихся служить духовному учителю, называя их великими душами:

йасйа деве пара бхактир

йатха деве татха гурау

тасйаите катхита хй артхах

пракашанте махатманах

«Смысл Вед сам собой открывается только тем великим душам, которые непоколебимо верят в Бога и духовного учителя» 51 .

Упакошала жил в ашраме своего гуру, знаменитого мудреца Сатьякамы, как брахмачари. Это значит, что ему приходилось исполнять всю черную работу по дому и заботиться о том, чтобы жертвенный огонь, который должен был напоминать человеку, что вся его жизнь предназначена для жертвы, никогда не погас. Долгих двенадцать лет Упакошала трудился, исполняя любые приказы учителя.

За двенадцать лет Брихаспати, планета, символизирующая духовное знание, обходит весь Зодиак. Он не торопится – духовная жизнь не терпит суеты. Чтобы знания, полученные от учителя, полностью преобразили человека, изменили его материальную природу, он должен быть готов ходить в послушниках хотя бы двенадцать лет.

Все друзья Упакошалы, не ставившие перед собой слишком высоких целей, давно отучились и покинули ашрам. Только он – лучший из учеников – продолжал все так же смиренно и терпеливо прислуживать учителю, не осмеливаясь спросить, когда же тот наградит его духовным знанием. А гуру, довольный им, не подавал виду, что замечает старания юноши, – он терпеливо ждал, когда жажда познания в сердце Упакошалы станет такой сильной, что сметет последние препятствия. Недаром самого учителя звали Сатьякама – «жаждущий Истины».

Гуру молчал. Молча продолжал служить ему Упакошала. Милость нельзя потребовать – ее можно только терпеливо ждать. В конце концов даже жена Сатьякамы не выдержала и взмолилась мужу:

– Этот юноша много лет служит тебе верой и правдой. Он во всем ограничивает себя и печется о жертвенном огне. Открой ему сокровенное знание, иначе, я боюсь, ты прогневишь бога огня, Агни, – свидетеля его усердия и твоей черствости.

Ничего не ответил ей Сатьякама. Он даже не взглянул на своего ученика. Не проронив ни слова, он собрался в дорогу и вышел из дома. Такое бывало и раньше: иногда он уходил в долгие путешествия – наведать бывших учеников или посетить святые места. Но на этот раз молчаливый уход учителя в глазах Упакошалы мог означать только одно: «Учитель недоволен мною. Он не собирается открывать мне Истину, значит, вся моя жизнь была напрасной».

Тоска по бесконечному, давно поселившаяся в душе Упакошалы, в этот момент стала невыносимой. Пламя его отчаяния разгорелось гораздо сильнее, чем жертвенный огонь, за которым он ухаживал. Он решил поститься. Вернее, не так: в его охваченном безысходностью сердце не осталось места для мыслей о еде. Поэтому, когда сострадательная жена духовного учителя позвала ученика на обед, тот ответил:

– О матушка, какой смысл принимать пищу, которая лишь питает во мне нескончаемые желания? Ум мой постоянно мечется в поисках наслаждений. Страх и сомнения измучили меня. Бесконечная череда рождений и смертей ждет меня впереди. Зачем плодить невежество? Спасибо за доброту, матушка, но я не буду есть…

Услышав его слова, три пламени, горевшие в жертвеннике, заговорили друг с другом: «Он так долго и так прилежно служил нам. Его служение не может пройти даром. Хотя бы из благодарности к нему мы должны открыть ему секреты бытия».

Огонь – стихия, порождающая, преобразующая и уничтожающая мир. Служение жертвенному огню для людей ведической культуры было выражением благодарности изначальной энергии творца. «Риг-веда» начинается с гимна Агни и заканчивается другим гимном в его честь. В соответствии с Ведами, существуют три главных разновидности жертвенного огня. Они олицетворяют энергию солнца, энергию луны и энергию праны (сознания). Постигнув эти три энергии, мы сможем понять, как действует мир, в котором мы живем.

В тот же миг жертвенный огонь вспыхнул с новой силой. Его неземной свет залил все вокруг, и пораженный Упакошала услышал внутри себя хор голосов, давших ему наставления о том, как увидеть Истину, прячущуюся в глубине его сердца. Разрозненные явления, известные ему, вдруг сложились в единую величественную картину непрерывного бытия. Мир перестал казаться нагромождением нелепых случайностей и бессмысленных страданий. Юноша почувствовал бесконечное блаженство, разлитое повсюду. Какофония мыслей, которую Упакошала постоянно слышал в своей голове, вдруг превратилась в прекрасную музыку, а его крошечная жизнь перестала быть фальшивой нотой, режущей слух, и гармонично вплелась в дивную мелодию, зазвучавшую у него в сердце.

Сколько продолжалось это чудо, никто не знает – несколько мгновений или много месяцев. Время остановилось для Упакошалы. Он сидел, погруженный в транс, пока снова не услышал те же голоса: «Дитя, теперь ты знаешь, что такое огонь, оживляющий мир. И теперь ты знаешь, кто такой Бог, сотворивший вселенную. Тебе больше не о чем печалиться. Довольные тобой, мы приоткрыли тебе Истину. Дождись учителя. Он даст тебе все остальное!»

Упакошала медленно отворил глаза. На пороге ашрама стоял возвратившийся учитель.

– Эй, Упакошала! – строгим голосом окликнул его гуру.

– Да, мой господин.

– Что с тобой, мой сын? Лицо твое сияет так, будто ты постиг Дух. Кто открыл тебе это знание?

– Кто, кроме тебя, мог открыть мне его? – смутившись, ответил Упакошала.

Он знал, что только учитель – и никто другой – может дать ему знание. Густая краска стыда залила его лицо. Но гуру невозможно обмануть. Он ждал, сурово нахмурив брови.

– Это они научили меня, – наконец признался юноша, кивком указав на языки жертвенного огня. – Посмотри, о учитель, сейчас этот огонь даже выглядит иначе, чем раньше.

– Чему они научили тебя? Скажи мне без утайки, – так же строго спросил учитель.

Упакошала, запинаясь и смущаясь, стал рассказывать, что он понял в своем трансе.

Выслушав его, Сатьякама удовлетворенно улыбнулся.

– Огонь научил тебя, как жить в этом мире. Огонь даже позволил тебе соприкоснуться с духовным знанием. Но это только самое начало. Теперь, если ты хочешь постичь Истину целиком, слушай меня…

***

Нет смысла раскрывать здесь то, что рассказал Упакошале мудрец Сатьякама. Да это и невозможно – мы просто прочитаем написанные на бумаге слова и решим, что отныне знаем Истину, и тем самым обманем самих себя и других. А Истина, живая и многогранная, так и останется вне нашей досягаемости. Потому что Истина осеняет только смиренных и терпеливых и ускользает от тех, кто думает, что Ее можно постичь своими силами.

О том, какой губительной может быть иллюзия знания, обретенного неверным способом, – следующая история.

Знание приносит благо только смиренным. Гордецов оно делает еще более гордыми. Поэтому получить истинное знание можно только от учителя. Любое другое «знание» суть невежество. Оно лишь умножает гордыню и зависть, и плоды его всегда горьки.

Жили некогда два друга-мудреца. Один, по имени Райбхья, был большим знатоком Вед, а другой, по имени Бхарадваджа, – обычным аскетом, каких много было в стародавние времена. Слава Райбхьи гремела повсюду. Он был знатоком «Атхарва-веды» и потому мог изгонять злых духов, исцелять сложные болезни, снимать или насылать порчу, привораживать, обрекать на смерть и делать множество других вещей, пользующихся у людей спросом. Известен он был и своим вспыльчивым нравом, так что люди побаивались слишком близко общаться с ним, и все же поток приходящих к нему за помощью никогда не иссякал.

В отличие от Райбхьи, Бхарадваджа был человеком простым и непритязательным. Он любил аскезу и искренне восхищался своим ученым другом. Райбхья, в свою очередь, ценил чистое и смиренное, свободное от зависти сердце Бхарадваджи и втайне надеялся, что общение с ним когда-нибудь и его самого сделает таким же счастливым и умиротворенным.

У Райбхьи было два сына – Арвавасу и Паравасу, которые своими познаниями даже превосходили отца. Каждый день десятки людей стекались к ним с просьбами. Ни дня не проходило, чтобы они не совершали каких-то жертвоприношений. Иногда даже могущественным царям приходилось месяцами ждать, когда подойдет их очередь. Дом Райбхьи процветал, и слава его с каждым днем становилась все громче. А у его друга и соседа Бхарадваджи почти ничего не было – только убогая хижина, накопленные аскетические подвиги да привязанность к сыну, которого звали Явакрит. Сын его, как и отец, был аскетом и находил удовольствие в суровой аскезе – ничего другого он не знал и не умел. Люди за спиной потешались над ними: мол, что еще остается делать полуграмотным брахманам?

Мудрый отец Явакрита не принимал насмешки глупцов близко к сердцу – счастливые неуязвимы для глупости и зависти. Но юноша мечтал о славе. Увы, простота и незлобивость не передаются по наследству. Они приходят в награду за смирение. О, как обидно было Явакриту ловить на себе насмешливые или пренебрежительные взгляды посетителей, приходивших в дом Райбхьи. Как больно ему было видеть благополучие, которым наслаждается семейство соседа! Пожар зависти в его сердце разгорался все сильнее. В конце концов юноша принял для себя решение: «Я буду совершать суровую аскезу и умерщвлять плоть до тех пор, пока великие боги не появятся передо мной и не вложат мне в сердце все знание Вед. И когда это случится, люди станут почитать меня так же, как Райбхью и его сыновей».

О зависть человеческая, поистине, ты можешь отравить сердца и проникнуть в разум даже великих мудрецов и отшельников! Сердце, отравленное тобою, лишается сна и покоя, а разум, в который ты проникла, изобретает губительные способы возвышения над теми, к кому ты обращена. Казалось бы, что может быть похвальнее, чем желание постичь смысл Вед? Постичь смысл Вед – значит понять Бога. Вопрос только для чего? Для того, чтобы исполнить предназначение человеческой жизни, или для того, чтобы доказать свое превосходство над другими?

Бхарадваджа видел, что творится в сердце сына. Как только не пытался он охладить его пыл!

– Сынок, какой смысл завидовать нашим друзьям? – говорил он Явакриту. – Каждому дается только то, что он заслужил. Завидовать другому – значит не верить в справедливость Бога. Если тебе мало того, что у тебя уже есть от Бога, если ты хочешь понять смысл Вед, иди к учителю. Обратись к мудрецу Райбхье, стань его учеником, служи ему верой и правдой, и знание Вед откроется тебе. Зависть к нему сменится благодарностью, а благодарность очистит твое сердце. Никто еще в этом мире не обрел знание Вед без служения гуру, потому что настоящее знание приходит только к смиренным. Беда в том, мой сын, что ты ищешь не мудрость, а власть; не удовлетворение, а почет; не Бога, а дешевое восхищение людей. Одумайся, прошу тебя!

Но Явакрит был молод и упрям, а уязвленное самолюбие мешало ему услышать мудрые слова отца. Несмотря на все его увещевания, Явакрит отправился на берег Ганги и там, в девственном лесу, начал совершать аскетические подвиги.

В разгар летнего зноя он разжигал четыре костра по четырем сторонам света и, не шелохнувшись, сидел между ними, пока солнце не закатывалось за горизонт. В холодную пору, когда ледяной ветер, дующий с Гималайских гор, пробирает до костей, он по горло погружался в воды Ганги и оставался в реке целый день. Ни ветер, ни дождь, ни раскаленное солнце не могли остановить юношу. Погруженный в аскезу, он забыл обо всем на свете – любой ценой он хотел обрести знание Вед. Никаких других желаний не осталось в его сердце. В конце концов жар его тапаса стал таким сильным, что даже боги на райских планетах почувствовали его жжение53*. Сам царь райских планет Индра, не понимая, ради чего юный аскет умерщвляет плоть, решил испытать его. В образе пожилого брахмана он пришел к тому месту на берегу Ганги, где Явакрит совершал аскезу, и, поприветствовав его, сказал:

– О Явакрит, мне жаль тебя. Зачем ты мучаешь себя? Ты хорош собой, молод, силен. Чего тебе не хватает? Скажи мне, что ты хочешь. Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?

Явакрит, не прекращая своей аскезы, внимательно посмотрел на старика. Под его пронзительным взглядом оболочки лжи спадали сами собой. Он понял, что перед ним Индра, могущественный полубог, повелитель небожителей, милости которых он домогался. Меньше всего он хотел разгневать того, кто стоял перед ним. Со всем смирением, на какое был способен, Явакрит решил попросить благословение, и не только для себя:

– О Индра, я хочу от тебя одного: пусть отныне любой дваждырожденный54** вместе со священным шнуром мгновенно получает знание Вед. Пусть оно сразу раскрывается в его сердце. Пусть никому больше не нужно будет жить в доме гуру и служить ему. Если ты дашь мне это благословение, все дваждырожденные будут с благодарностью помнить мое имя.

Уже тогда, в те баснословные времена, желание посмертной славы двигало спасителями человечества! С тех пор число непрошеных спасителей выросло в геометрической прогрессии, так же как и число бед, которые они принесли людям.

Ответ этот рассмешил Индру.

– Вот, оказывается, что ты замыслил! О непобедимый Явакрит, никто не сможет исполнить твое желание. Даже сам великий Брахма, творец этой вселенной55. Каждый в этом мире получает по заслугам. Здесь за все нужно платить. А если кому-то что-то и достается без труда, этот дар никогда – запомни, никогда – не приносит ему пользы. По-настоящему наслаждаться можно только тем, что мы заработали сами – своим трудом и пóтом. И уж тем более это относится к священному знанию Вед. Неужели ты забыл, что река Вираджа, отделяющая материальную сферу творения от духовного мира, состоит из пота тех, кто изучает Веды? Поэтому, какие бы аскетические подвиги ты ни совершил, желание твое не может быть исполнено. Законы Бога непререкаемы!

Явакрит ничего не ответил. Сжав зубы, он продолжил свою аскезу, которая с каждым днем становилась все суровее. Так прошло несколько лет. Жар его аскезы выжег вокруг него всю растительность на берегу Ганги. Случайные люди боялись даже посмотреть ему в глаза, горевшие адским пламенем. «Никто и никогда, – каждый день твердил он себе, – не заставит меня отказаться от своего желания. Либо я умру, либо все знание Вед раскроется в моем сердце».

И снова Индра принял обличье старого брахмана, но на этот раз не стал подходить к Явакриту. Он пристроился на берегу Ганги в том самом месте, где Явакрит обычно совершал омовение, и стал сыпать пригоршнями песок в стремительную воду. Очень скоро туда прибыл и сам Явакрит. Он стал омываться, с любопытством наблюдая за тем, что делает старик. В конце концов он не выдержал и спросил:

– Почтеннейший, что заставляет тебя заниматься этим странным делом – кидать песок в воды Ганги? Чего ты хочешь добиться?

– О премудрый отшельник, разве ты еще не понял? – ответил старик. – Я хочу сделать плотину, чтобы люди могли переправляться по ней на другой берег Ганги. Поколения людей в будущем будут ходить по этому мосту, с благодарностью вспоминая мое имя.

Явакрит, как ни пытался, не смог сдержать улыбки:

– С чего ты решил, что пригоршнями песка можно перегородить могучую Гангу? Разве ты сам не видишь, что речные воды уносят твой песок, стоит ему коснуться их?

Старый брахман невозмутимо продолжал делать свое дело.

– Ты заблуждаешься, о непогрешимый, – отозвался он. – Чтобы перегородить Гангу, достаточно набраться решимости. Пусть на это потребуются годы, но я добьюсь своего.

– Теперь я понял, почему говорят, что старость даже мудрых превращает в несмышленых детей, – грустно заключил Явакрит. Старик как будто только этих слов и ждал:

– Зря ты так думаешь. По миру идет молва о великом аскете Явакрите. Ты наверняка тоже слышал его имя. Говорят, он совершает великую тапасью ради того, чтобы все дваждырожденные могли постичь Веды, не пройдя обучение у духовного учителя. Если он надеется, что у него все получится, то почему я не могу надеяться на то же самое?

Явакрит внимательнее присмотрелся к лукавому старику.

– О повелитель райских планет, это опять ты? Знай же, что тебе не удастся заставить меня свернуть с избранного мною пути. Разумеется, ты был прав, когда сказал, что люди получают только то, что заслужили. Но вспомни, не пришлось ли тебе пропустить в рай Тришанку, когда за него попросил великий тапасви Вишвамитра56? И разве не пришлось тебе некогда уступить свое место в раю демону Бали57? Стало быть, затея моя не так уж безнадежна!

– Неразумный! – сбросив обличье старца, Индра в последний раз попробовал образумить юношу. – Почему бы тебе не вспомнить, сколько мог наслаждаться раем грешный Тришанку? И долго ли смог наслаждаться райским царством Бали? Как грешник не может оставаться в раю, так и в сердце, не очищенном смирением, не может проявиться духовное знание. Но ты прав – Тришанку оказался на мгновение в раю, и ты тоже получишь то, о чем просишь. Совершенная тобой аскеза не пройдет даром. Ты получишь знание и обретешь могущество, которого нет даже у Райбхьи! Радуйся, мальчик. Ты сможешь сполна насладиться плодами своей кармы.

Произнеся это, Индра исчез. Слова его больше напоминали проклятие, чем благословение, но даже это не смутило Явакрита: его желание исполнилось! Победители не склонны к размышлениям – им не до этого. На радостях Явакрит даже забыл о том, что хотел облагодетельствовать всех дваждырожденных. Ему было вполне достаточно того, что его собственное желание исполнилось. Он примчался к отцу и, сияя от счастья, сообщил ему новость:

– Моя аскеза принесла желанный плод!

Как ждал отец возвращения Явакрита! Но слезы радости очень скоро высохли у него на глазах. Когда он услышал, что пообещал сыну Индра, сердце его сжалось от нехороших предчувствий.

– Твоя тапасья, сынок, выросла из зависти. Гордыня порождает гордыню, зависть умножает зависть, и плоды их всегда горьки. Я знаю, что тебя не остановить, поэтому умоляю тебя только об одном – не подходи близко к дому мудреца Райбхьи, чтобы не навлечь на себя его гнев.

Тревожные предчувствия отца не могли омрачить торжество Явакрита. Конечно, он пообещал, что не будет никак общаться с Райбхьей, но на самом деле каждым своим поступком пытался доказать себе и другим, что превосходит Райбхью и его сыновей. Одну за другой он стал одерживать победы в диспутах со знатоками Вед. Слава о нем разнеслась повсюду. Люди из отдаленных деревень начали приходить к нему за помощью, и всякий раз он ревниво поглядывал, насколько большая толпа собралась перед домом Райбхьи. Ликованию Явакрита не было предела, когда в один прекрасный день он увидел, что посетителей перед его жилищем больше, чем толпилось во дворе у соседа. Сам того не подозревая, он продолжал завидовать Райбхье. Увы, свою торжествующую зависть он принимал за счастье.

Поистине, мир был бы другим, если бы в нем можно было отвратить неотвратимое! Прошло несколько месяцев. Холода кончились. Гималайские горы покрылись ковром цветов. Теплый, ласковый ветер, пропитанный их ароматом, кружил голову и заставлял закипать кровь. В лесу играли олени и распушали хвосты павлины. Полная луна светила в ясном небе.

С приходом весны странные мысли стали крутиться в голове Явакрита. Он был по-прежнему молод и больше не умерщвлял свою жаркую плоть. Случилось то, что должно было случиться. Часами бродил Явакрит в одиночестве по лесу, охваченный сладостным томлением. Однажды на закате юноша пришел к реке, чтобы совершить омовение, и увидел невестку Райбхьи, жену его младшего сына. Не подозревая, что посторонний мужчина смотрит на нее, она выходила из реки после вечернего омовения. Мокрая одежда плотно облегала ее молодое, стройное тело. Женщина пела какую-то песню – никогда в жизни Явакрит не слышал ничего чудеснее этих звуков. О, как же прекрасна она была в лучах заходящего солнца! Ни молитвы, ни слезы старого Бхарадваджи не смягчили Провидение. Не смог сдержать свои бурные чувства накопивший силы Явакрит. Напрасно рыдала и умоляла его одуматься беззащитная невестка Райбхьи. Не зря, нет, не зря тревога не покидала сердце Бхарадваджи!

Вспомнил ли в тот миг Явакрит зловещие слова Индры о том, что недолго ему придется наслаждаться плодами своей аскезы?

Когда Райбхья застал свою невестку в слезах и услышал ее рассказ, план мести тотчас созрел у него. Разъяренный, он вырвал из головы два волоса и со страшными заклинаниями бросил их в жертвенный огонь. В тот же миг из огня появились женщина, как две капли воды похожая на его невестку, и ужасный демон, готовый сожрать всех и вся.

– Наш повелитель, мы готовы исполнить любой твой приказ! – прорычал демон.

Глаза Райбхьи налились кровью.

– Сделайте так, чтобы безбожник Явакрит больше не осквернял эту землю! – приказал Райбхья.

Стоит ли рассказывать, что было дальше? Если и да, то только ради того, чтобы повторить пророческие слова Бхарадваджи: «Гордыня порождает гордыню, зависть умножает зависть, и плоды их всегда горьки». Впрочем, у этой истории счастливый конец. Ради него, наверное, тоже имеет смысл рассказать, чем все закончилось. Всем нам хочется верить, что история, какой бы грустной она ни была, завершится благополучно. Это вселяет в нас надежду на то, что и у печальной истории нашей жизни тоже будет хороший конец. А иначе зачем жить?

Соблазнительница нашла Явакрита вечером в лесу и, заманив в свои объятия, хитростью отобрала у него сосуд с водой. Так он лишился возможности совершить очистительный обряд – ачаман, что сделало его уязвимым для колдовства Райбхьи – защитные мантры без ачамана не имеют силы. Преследуемый демоном, Явакрит метался повсюду в надежде найти чистую воду, но ручьи и колодцы пересыхали при его приближении. В отчаянье он ринулся домой, в свой ашрам, но от Провидения не убежишь – слепой привратник не узнал его и преградил ему путь. Упрямый Явакрит встретил смерть от руки демона на пороге собственного дома.

Не помогли Явакриту его подвиги. Он хотел спасти человечество, но не смог спасти самого себя. Его собственная животная природа, которую ему не удалось победить, уничтожила его. Не зря предостерегал его Индра! Не зря умолял усмирить гордыню его престарелый отец. Не зря заклинали они Явакрита преклонить свою голову перед учителем, ибо какой смысл овладеть Ведой, но так и не суметь овладеть собой?

Бедный отец Явакрита, вернувшись из леса, нашел у порога своего дома бездыханное тело сына. Причитая и проклиная жестокого Райбхью, он развел погребальный костер, чтобы сжечь тело юноши и сгореть вместе с ним. Проклятие Бхарадваджи, как гром, пало на голову Райбхьи и членов его семьи: вскоре его собственный сын Паравасу убил отца, перепутав в темноте с оленем, и сам, обуреваемый жадностью, поссорился со старшим братом, которого обвинил в смерти отца.

Снежный ком кармы должен был бы похоронить их всех, если бы старший сын Райбхьи, Арвавасу, не нашел в себе силы разорвать заколдованный круг. Он не стал отвечать злом на зло. Своим смирением Арвавасу в конце концов умилостивил Бога и вернул к жизни всех, начиная с Явакрита, которому был дан еще один шанс понять Веды.

***

Так счастливо закончилась эта история. Разумеется, нам, людям, не привыкшим к чудесам, трудно поверить в такой финал. В нашей жизни гордыня, увы, всегда порождает гордыню, а зависть всегда умножает зависть. Но, рассказывая ее, Вьясадева, великий автор «Махабхараты», хочет не только убедить нас в неотвратимости закона кармы, но и научить, как выйти из-под его влияния, – просто суметь не ответить злом на зло. Мир был бы иным, если бы все люди могли следовать этому совету.

В ведической культуре принято отдавать мальчиков из семей высших сословий с пяти или шести лет на попечение учителя. Мальчики, в отличие от девочек, не должны обучаться дома. У них слишком сильный и упрямый ум. Они рано начинают свысока смотреть на родителей, а родителям чаще всего не хватает терпения и настоящей любви, чтобы справиться с их высокомерием и упрямством. Им легче махнуть на мальчика рукой и позволить ему делать все, что он хочет, чем воспитывать его, растя из него настоящего человека. Поэтому в тепличных условиях родительского дома у мальчика развивается не разум, но хитрость, не смирение, но притворство. В доме же учителя, под любящим и строгим присмотром гуру мальчик учился быть смиренным, честным и беспрекословно слушаться старших. Сами по себе эти качества – великий плод ученичества.

Как и положено, родители отправили смышленого мальчика Упаманью на обучение к знаменитому учителю Вед Айода-Дхаумье. Вместе с несколькими другими учениками он поселился в доме гуру