Переполох в Академии Сказок
Глава 1. В Трипятнадцатом царстве
Третью весну неспокойно было в крошечной деревушке, что на самом краю Трипятнадцатого царства. И домов-то тут было, почитай, с пару дюжин, да съезжались сюда самые завидные женихи. Бывали и юные совсем, тощие, угловатые, с едва пробивающимися светлыми бородками, а бывали, напротив, статные бывалые мужи с проседью в висках. Причина же мужского безумия озадаченно грызла кончик пера, с трудом раздобытого на ярмарке, и с опаской выглядывала из сарая. По двору шёл батюшка, а подле него – очередной жених, гневно фыркающий, точно кобыла Зорюшка, когда мошка в ноздри залетит.
Едва след жениха простыл, Василиса осторожно высунула голову из сарая, где с той самой Зорюшкой пряталась, и тотчас была схвачена за руку отцом. За его спиной обнаружилась и матушка, стоящая в той самой позе, когда лучше бежать с глаз её долой: крепкие руки в бока уперевши и губы поджав.
– Опять спряталась! – воскликнул батюшка.
Василиса лишь голову подняла, да выпрямилась, плечи расправила. Знамо дело, спряталась.
– Да неужто, батюшка, ты бы меня за него замуж отдал? – возмутилась она.
– И отдал бы, как есть отдал! Сколько можно в девках сидеть, а ну как этот последний?!
– Да хоть бы и так! – махнула рукой Василиса. – Говорила же, батюшка, не желаю быть супружницей мужа знатного, вмиг и книги мои отберёт и вообще…
– Вот дурная девка, – вздохнул отец. – Толку от книжек твоих? Лучше б матери с курями помогла, да свиней покормила. А ещё лучше – замуж бы пошла уже, тогда глядишь, не пришлось бы и нам спину гнуть. Чем тебе этот не люб? И не стар, и не глуп, подарков привёз!
– Разве ж ты не слыхал? Жена ему нужна покорная, да молчаливая. Чтоб детишек рожала без счета, а на глаза показывалась, только коли позовёт. Неужто такой участи ты для меня желаешь?– отчаянно воскликнула девица.
– Василисушка, – не утерпела матушка, заметно помягчев, едва приметила блестящие слезы в уголках глаз дочери. – Так в том доля наша женская, быть у мужа в услужении.
Всхлипнула Василиса, да рукой махнула, твёрдо уверившись, что едва ночь темная наступит, соберёт она книги свои, да перо с бумагою, сбежит от тяжкой участи быть молчаливой мужниной женой. Туда сбежит, где умной девице слово сказать не постыдно.
*******
– Луша! Луша! – шептала рыжая востроносая девчушка в сарафане цвета лежалой травы. – Ну где же ты? Ой!
– Тссс, – приложила палец к губам такая же огненноволосая девица, выбираясь из придорожных кустов.
– Опять на сына княжеского любуешься? – вздохнула девчушка. – Бабушка гневается, негоже, говорит, ведьме к мужику привязываться, коли потом в одиночестве жить. Не гневи бабку, Луша, попадёт же хворостиной!
– Да и пущай попадёт! – отозвалась Луша, бросая прощальный взгляд на крепкую спину княжеского сына. – Разве ж такой жизни я хотела? В лесах от расправы прятаться, да втихую зелья варить?
– Ох, Луша, не нами заведено, не нам и менять…
– Знаешь, что, Марьюшка… А скажи бабке, что не сумела ты меня отыскать, сможешь?
– Тогда она меня того, хворостиной, – шмыгнула носом Марьюшка. – Я бы и сказала, да ты куда денешься? Сгинешь же одна! Сама знаешь, как крестьяне нас встречают, вилами да горящими палками.
Призадумалась Луша. Сестрица правду говорила, едва рыжие волосы в деревне завидят, так крику будет! Тяжела ведьмина доля, издавна повелось, ещё от Бабы Яги, что потерявшихся путников меж Явью и Навью водила. Теперича и ей суждено силы ведьмины от бабки принять да заботы все. А не хотелось дико, аж до солёных слез.
Иногда, лёжа на узкой лавке, служившей ей постелью, мечтала Луша о царевиче, что как взглянет в глазищи её зелёные, так и… Нет, не падёт замертво, влюбится так крепко, что не посмотрит ни на волосы рыжие, ни на силу ведьмину. А уж она ему женой покорной будет. Да не суждено было сбыться Лушиным чаяниям. Если только…
– Идём, Марьюшка, – решилась Луша. – Негоже тебе из-за меня хворостиной получать.
– Неужто силу примешь? – обрадовалась Марьюшка.
– Не приму, – твёрдо ответила ведьма. – И не сгину. Только не выдавай меня, слышишь? Ночью уйду. Есть одно место, где всякой ведьме рады.
Глава 2. Там лес шумит
Подпрыгивая на кочках и охая от попадающих под босые ноги колючек, бежала Василиса резвой козочкой к лесу. В руках её был один лишь тканый узелок с нехитрыми пожитками: перо, бумага, нижнее платье да краюха хлеба.
"Эх, лапти надо было прихватить, " – запоздало подумала девица, наступая на торчащий корень. Назад пути не было, коли прознают матушка с батюшкой про побег, мигом за первого встречного замуж отдадут. А там – прощай, наука! Какому мужику по нраву, когда жена над книгой сидит? Вот и бежала Василиса, пока её не хватились.
Уж впереди показалась знакомая тропка, что словно нарядная лента вилась меж деревьев. Призывно подрагивали мохнатые еловые лапы. Плавно покачивались на ветру тонкоствольные берёзки. Разное про лес этот говаривали. И что Леший в нём бродит, заплутавших путников заманивает всё глубже, где уж Кикимора в своё болото уводит. И что кто в лес этот вошёл, прежним оттуда не выйдет. Василиса считала, что сказки всё это детские. Разве кто Лешего этого видел глазами своими? А Кикимору? То-то и оно! А раз не видели, неча людей пугать, лес как лес. Деревья да травы только в нём всяческие, некоторые уж казалось бы и вовсе рядом быть не должны, а тут растут, как добрые соседи.
А уж о том, что возвращаются прежними, Василиса и вовсе знала лучше всех. Сызмальства бегала она за лесной ягодой тайком. Ягода та была крупная, сладкая, не в пример обычной полевой землянике. Забежала Василиса по тропке в лесную чащу, деревья покачались немного, да и скрыли беглянку от глаз людских. На то и рассчитывала девица. И всё же сюда бежала она не просто так.
В байки детские она не верила, да только вычитала в одной книге, что есть такая Академия, вход в которую стережёт волшебный лес. И чтоб попасть в неё, поплутать надо. Но коли нашёл – никто оттуда не вытащит, стал быть и замуж можно не ходить. А учиться Василиса страсть как любила. Настолько, что даже в историю с лесной Академией поверила. Деревья росли всё теснее, под ногами противно чавкала сырая земля. Но девица шла, выискивая то самое место. Вдруг услыхала она неподалёку, словно ветка под ногой треснула. Никак не одна она тут?!
***
– Лушенька, ты там осторожней, – всхлипнула Марья, крепко обнимая сестрицу. – Буду, Марьюшка, буду! И ты себя береги, на болота не бегай, с деревенскими детьми не заговаривай. Шибко не любят они нас. – Не бу-уду, – хныкнула девочка, прижимаясь к рыжей ведьме. – А ты весточку отправишь? – Коли смогу, – вздохнула Луша, – обязательно отправлю. Ну, пора!
Прихватила Лукерья узелок с краюхой хлеба, метёлку да котелок верный. Изо всей сил стараясь не шуметь, выбралась в окно избы, да устремилась прямиком в лесную чащу, где, говаривали, тайный ход в Академию волшебную.
Глава 3. На неведомых дорожках
Тропа и правда была такая, что никто по ней идти не решился бы. Плотно смыкались еловые ветви, хлестали на каждом шагу по щекам. Под ногами же разрослись ежевичные кусты, коли наступишь на такой – вмиг уколешься. Страшились местные так глубоко заходить, одной лишь Василисе не впервой было. Но никогда не случалось здесь не то что зверя, букашку приметить. Оттого и думала она, что зачарованные тут места. А тут поди ж ты, крадется кто-то.Замерла от испуга Василиса, притаилась за колючим кустом дикой ежевики. Зверь то был али нет, а шел осторожно, будто таясь. Шорох слышался все ближе, девица покрепче сжала котомку. Чем она ей поможет, Василиса не ведала, да только свое добро словно сил придавало. "Вот сейчас поближе подпущу, а там видно будет, – решила девица. – Тропа тут тайная, не бывало такого, чтоб из деревни кто забрел. Стал быть зверь…"
Вдруг на тропу из такого же куста выбралась рыжеволосая девица в зеленом платье. Лицо ее было бледным, будто бы никогда солнца не видывало. Подивилась Василиса, был у них в деревушке и Васька-рыжий, и Гришка. У обоих на курносых носах и пухлых щеках россыпь пятнышек, они всегда говорили, будто это само солнышко их поцеловало. У девицы же кожа была светлая-светлая, а глазищи ярко-зеленые.
– Ведьма! – тихо охнула Василиса.
Рыжая девица подпрыгнула, по сторонам огляделась. Тут Василиса увидела, что прижимает она к груди такую же котомку, как и у нее.
– А ну выходь! – подрагивающим голосом приказала ведьма. – А не то заколдую! Али того хуже, прокляну!
Осторожно, стараясь не зацепиться единственным платьем об острые колючки, выбралась Василиса из укромного места. Так и застыли девицы, друг на друга глядя. Первой опомнилась рыжая.
– Ты кто такая? – уже бойко спросила она. – Раньше я тебя тут не видала.
– Так и я тебя не видала, – вздернула носик Василиса.
– И чего тебе здесь надобно? – прищурилась ведьма.
– А тебе? – не уступала голубоглазая девица. – Еще скажи, что не кралась ты тут, словно от кого бежишь!
– Так и ты, как я погляжу, не с пустыми руками, – возразила ведьма. А потом вдруг вздохнула и сказала. – Меня Лукерьей кличут. Угадала ты, ведьма я, в лесу живу.
– А меня Василисой, – улыбнулась девица. – Я из во-он той деревушки. От матушки с батюшкой убегла. Да и ты вон, прихватила чего-то.
– Прихватила, – грустно отозвалась Луша. – Бабка моя стара, повелела мне силу ее перенимать, да черту сторожить. Знаешь ведь, что такое черта?
– Черта… – задумчиво повторила Василиса. – Постой, уж не та ли это черта, что во всех сказках детских? Куда души сама баба Яга провожает? Так это ж сказки все… Или нет?
– Какой там, – отмахнулась Лукерья. – Бабка моя, Ядвига, и есть та самая. А я не хочу! – она топнула босой ножкой. – Счастья я хочу, понимаешь? Чтоб муж любимый да детки. А в лесу какое счастье?
– Да и у меня не лучше! – воскликнула Василиса. – Уж как отбивалась я от женихов, да батюшка велел: замуж иди за того, кто первый посватается. Ну не совсем первый, а после того, который как Зорюшка фыркал. До него был какой-то пузатый, будто индюк по двору вышагивал. А до него…
– Постой-ка, сколько ж женихов ты спровадила? – восхитилась Лукерья.
– Да я и со счета сбилась, – фыркнула Василисушка. – У них же у всех одно на уме: огород, коровы да дитяти, мал мала меньше. А я, может, учиться хочу. Отчего вот у царя-батюшка все ученые мужи – мужики? Может, бабы им там не хватает, глядишь, порядок навела бы…
Луша прыснула со смеху, глядя на ворчащую новую подругу. Росту в ней было чуть, да силы какой-то внутренней на дюжину мужиков бы набралось.
– Стал быть, убегла, – засмеялась Лукерья. Василиса кивнула. – И куда теперь?
– Слышала я, – осторожно начала девица, – что сокрыт в волшебном лесу терем огромный, там и схорониться можно, и полезным делам обучиться. Называется…
– Академия Сказок, – выдохнула Луша.
Глава 4. В тихом омуте
Настал через Василисы удивляться, неужто и впрямь не врут сказки? Хоть и бежала она из дому с надеждой в сердце, да до конца не верила. Теперь же, повстречав Лукерью, готова девица была весь лес обойти, под каждую травинку заглянуть, чтоб найти, где прячется заветный вход.
– Так что же ты, знаешь, как туда попасть? – воскликнула Васена.
– Коли знала бы, – вздохнула Луша, – не бродила бы по лесу до стертых пяток. Уж мне казалось, будто знаю я весь лес вдоль и поперек, без труда отыщу, где Академия. А нет, словно нарочно по одним и тем же дорожкам плутаю. А ты?
– Я-то и вовсе о ней лишь в сказках слыхала, – закручинилась было Василиса, но быстро передумала горевать. Голову высоко подняла да внимательно на ведьму поглядела. – Сталбыть так, – твердо сказала девица, – вдвоем всяко сподручней, чем по одной бродить.
– Знамо дело, – не стала спорить Лукерья.
– Так вот, пойдем искать вместе. Авось и заметим что.
На том и порешили. Прежде чем в путь двинуться, разложили девицы свои котомки на пеньках, запасы пересчитали. На двоих набралось у них три больших краснобоких яблока, два капустных пирожка да горсть сушек. С водой же было туго, слишком долго девицы по лесу бродили. Засобирались они в путь, чтоб до следующей ночи успеть или Академию отыскать, или хотя бы место такое, где звери дикие не нападут. А коли ручеек али озерцо отыщется, так и вовсе хорошо бы было.
– Я уже чешусь вся, не хуже соседского пса, – пожаловалась Василиса. – Мошки что ли покусали?
– Отродясь их тут не водилось, – со знанием дела возразила Луша. – Разве ж не видишь, лес диковинный. И деревья тут не так, как надобно растут, и звери живут не те, что должны. А еще… – она задумчиво поскребла локоть ногтями, – я тоже чешусь. Надо скорее к воде, может пыльца какая.
И девицы пошли. С каждым шагом идти становилось все труднее: болели уставшие босые ноги, все больше зудело тело, а лес, будто нарочно, становился все гуще и уводил от знакомых тропок все дальше. Сколько шли они, не ведали. Поначалу держались бойко, насколько могли: про жизнь свою друг другу рассказывали, чуть всплакнули о родных. Помечтали о том, как оно, в Академии, коли она отыщется. А потом так притомились, что и слово лишнее в тягость было.
– Васенка, гляди! – воскликнула Луша. – Водица!
И откуда только силы взялись? Побежала ведьма резвой козочкой туда, где блестело чистое, будто драгоценный камень, озеро. Вода в нем была прозрачная, так что всякую травинку на дне видать. И ни единой рыбешки, ни души.
– Краси-иво, – восхищенно протянула Василиса. – Озеро-то какое диковинное! Так и тянет искупаться!
Долго девицы не думали. Побросали котомки, осторожно зачерпнули водицу горстями, жадно пили прохладную воду, пока не напились вдоволь. Тут и на душе легче стало, и силы будто появились. Решив, что раз уж платьев запасных они не прихватили, ничего не будет постыдного, чтоб без ничего искупаться да сухое надеть. Оставили девицы свои платья на мшистом бережку и медленно вошли в прохладное озеро. Луша, привычная к купанию в речке, радостно плескалась, а Василиса тотчас покрылась мурашками. В родительском доме и кадушка была, в которой от солнца вода грелась, и банька справная.
– Как же хочется скорее в Академию Сказок попасть, – вздохнула она.
– Так и мне хочется, – ответила Луша, брызгая в нее водой.
В тот же миг точно сила неведомая капли подхватила, обрушила на девиц могучим потоком. Изо всех сил отплевываясь, пытаясь не захлебнуться, они лишь слышали, как эхо шепчет:
– Академия Сказок… Академия Сказок…
Глава 5. Пока моргает Леший
Девиц выплеснуло на берег, будто рыбешек, попавших в морскую волну. Вот только откуда бы ей взяться в крохотном озерце?
В мокрых волосах запутались водоросли, одежда осталась на берегу. Отплевываясь и отчаянно фыркая, выбрались Василиса и Лукерья на пологий берег. Будто бы и тот же, а словно другой, было в нем что-то неуловимое. Да и платья с котомками кто-то утащил.
– Дела-а, – протянула Луша, выжимая подол нижнего платья. – Чегой-то приключилось такое?
– Не утопли – и то хорошо, – вздохнула Васена, оглядываясь. – Книги вот только жаль.
– Дались тебе эти книги! – возмутилась ведьма. – Ты погляди лучше, где это мы? Разве ж наш это лес? Отродясь в нем таких высоких елей не водилось, чтоб аж небо подпирали. А там будто бы виднеется что?
Девицы взволнованно переглянулись. И правда, виднелся за еловыми лапами высоченный забор с острыми зубьями. Такой ни в жисть не перелезешь. Неужто повезло и ход тайный отыскался?
Не желая больше гадать, бросились Луша и Васена к забору, прямо так, как были, мокрые да лохматые. От радости нахлынувшей они позабыли и про приличия, и про страхи: дюже хотелось убедиться, что не зря все, что там, за забором, все мечты их сбудутся. Вот только сколько бы не бужали они, а ближе не становились. В конце концов девицы совсем поникли, рухнули на траву да пригорюнились.
– Вот знала я, что не все так ладно, – вздохнула Василиса. – Коли всех бы привечали, вход бы не прятали.
– Делать-то чего? – грустно отозвалась Лукерья. – Не обратно же в озеро лезть? Мне домой никак нельзя, живо дорогу в Навь сторожить приставят…
– А меня замуж выдадут, – всхлипнула Васена.
От тяжкой своей участи обнялись девицы, зарыдали в голос, распугивая редких бабочек. Так им было горько, вот взаправду говорят: близок локоток, да не укусишь. И с Академией той неладно вышло. Ни капельки не сомневались Василиса и Лукерья, что там, за островерхим забором именно она прячется, а ходу им в нее не было.
– Срамота, – донесся откуда-то незнакомый девичий голос. – Чегой-то теперь кого ни попадя зазывают?
– Тьфу на тебя, Аленка, – отозвался другой. – Только ты тут и утопла в платье да платочке. Остальные в чем были, в том и явились.
– Ну да, вы вообще в чешуе, – фыркнула Аленка.
– Так телу приятнее, – мелодично засмеялась вторая девица.
– Кто бы спорил, – все еще возмущалась Аленка. – Вот из-за вас теперь мы новеньких и встречаем. Чтоб успокоительным отваром добрых молодцев не поить. Шутка ли, тридцать три девицы в одной лишь чешуе! Все занятия в академии посрывали!
– Ишь, раскудахтались, – проскрипел кто-то. – Новых забирать будете, али водяного просить, чтоб обратно притопил?
Услыхав, что судьба их решается, подскочили Васена и Луша, смахнули слезы да закричали хором:
– Помилуйте, не надо нас топить! Куда хотите забирайте!
– То-то же, а то стоять тута, языками мелют!
– Да мы ж немножечко, дядюшка Леший, – оправдалась Аленка. – Только моргнешь, а нас уже и след простыл!
– Начинаю моргать! – предупредил скрипучий голос.
– Чего застыли? – тощая востроносая девица с бледным лицом и длинной русой косой выскочила из-за дерева. – Бежим, скорее, пока Леший пускает! А то накажут!
Дважды повторять не надо было, девицы подхватились и побежали за Аленкой, стараясь не потерять из виду ее алый сарафан и надеясь, что успеют, пока моргает Леший.
Глава 6. Заветная тропа
На бегу Луша осторожно коснулась Василисиной руки и шепотом спросила:
– Так Аленка-то, выходит, того, утопла?
– Выходит, и мы?.. – с ужасом ответила Васена.
– Вы чего там остановились? – поторопила девиц Аленка. – Неровен час караул сменится, надо успеть, пока богатырши на страже!
– Богатырши? – охнули хором девицы.
Аленка всплеснула руками.
– Вы чегой-то, совсем об Академии ничего не знаете? Так зачем сюда рвались? Ну слушайте.
И, не сбавляя шаг, она бойко затараторила.
– Академия-то наша уж, почитай, несколько сот лет стоит. Кого тут только не было! Говаривают, сама Яга когда-то захаживала, да только слухи, наверное.
– Почему слухи? – дрожащим голосом поинтересовалась Луша.
– Да она ж первородная колдунья, учил-то ее кто? – фыркнула Аленка. – В общем, учат тут всякого, кто путь нашел. И человека, и не совсем. Вон, волки серые есть, русалки да кикиморы. Ну и люди, конечно. Живут все дружно, всякое бывает, но чтоб насмерть супротив друг друга стоять – ни-ни. Вмиг все воспоминания потеряешь, да за воротами окажешься.
– А теперь кто учит? – спросила Василиса.
– Знамо кто, лучшие колдуны и колдуньи. Ведьминой науке, – она покосилась на Лушу, – правнучка самой Яги, в честь нее названная, Ядвига Ивановна. Она и зельям всяким научит, и целительству, и про мир за кромкой расскажет всякого, аж жуть. Могучая она, к ней сам сын Ильи Муромца, Святозар, сватался, ну тот, что ратному делу учит. Да только отказала она. А остальных-то девиц, кто не ведьмы, наукам всяким Любава Никитична да Настасья Петровна обучают, супруги, стал быть, богатырей наших. Вот уж у кого в руках все спорится! – Аленка восхищенно цокнула языком. – Да вы и сами все увидите, вон уж ворота!
У ворот стояли девицы, много их было, не счесть. Волосы – точно злато, на груди доспехи, сверкающие так, что непривычная Лукерья аж зажмурилась, а Васена с удивлением разглядела чешуйки. Воительницы были крепкими в плечах, сильными в руках и одинаковыми на лицо. Василиса удивленно ойкнула, а Аленка охотно пояснила:
– В чешуе, как жар горя, дочери тридцати трех богатырей.
– Чегой-то они все одинаковые? – прошептала луша.
– А то как же? Сестры же, батюшки-то у них тоже на одно лицо. Девки хорошие, чуть мужиковаты правда. Да и как иначе, коли у самого Черномора на обучении? Да, того самого! А сердца у них добрые, приветливые, так что не пугайтесь.
– Так это они в чешуе появились? – вспомнила Василиса.
– Было дело, – хихикнула Аленка. – Вся Академия поглядеть сбежалась.
Подошли девицы к воротам, где девы-воительницы стояли. "А ну как не пропустят? – подумалось Василисе". Но златовласые девы расступились, радостно приветствуя новых учениц. Аленка будто плыла между ними, отшучиваясь, здороваясь и даже обнимаясь с кем-то.
– Вам во-он в тот терем, – она махнула рукой на самый дальний. – Отыщете там Нафаню, домовой это, он вам и комнату справит, и остальное, чего для жизни надобно. А я побегу, меня Наяда ждет, надо бы мне плавать научиться, чтоб больше никто топить не смел.
Так грустно она это сказала, что Васена и Луша спрашивать не решились, догадались, что старая тут история. Захочет Аленка, сама потом расскажет. Им же самое время отыскать Нафаню да платья справить, не в одних же нижних рубашках щеголять.
– Значит, живая, – с облегчением вздохнула Луша, а Василиса радостно улыбнулась.
Глава 7. Отворитесь, врата
Путь до терема девицы быстро преодолели. Уж больно не терпелось им по-настоящему в Академии очутиться, а не только за островерхим забором. Да и платья, мокрые от купания в озере, неприятно липли к телу.
– Есть хочется, – вздохнула Луша, с грустью вспоминая наливные яблоки, оставленные на озерном берегу.
– И это тоже, – не стала спорить Василиса.
Ей куда больше мечталось о книгах из академской библиотеки. Девица представляла их увесистыми, с золочеными фолиантами и особо приятно пахнущими страницами. Такой аромат ей довелось встречать лишь раз, когда бывала она у дальней тетушки в городе. У зажиточной родственницы нашлась целая комната с полками, на которых теснились они: книги. И пахло там будто бы и бумагой, и чем-то неуловимым одновременно. Девица почти все время провела в этой комнате, листая книги и наглаживая корешки, пока тетушка не осерчала, что эдак никогда Василисе мужа не сыскать, и вообще-то ее сюда не просто так отправили. Такого восторга Васене больше испытать не довелось. Теперь же спешила она к незнакомому Нафане, чтобы как следует расспросить его обо всех местах, где в Академии книги живут.
Заветный терем был высоким, расписным с красивыми резными ставенками. Девицы подивились, что ставни все были разные: где-то скалился волк, где-то манила искрящимся хвостом русалка. Дверь оказалась тяжелой, девицы едва вдвоем с ней управились. Подалась она туго, со скрипом, но все же впустила. Так оказались Луша и Василиса в огромном зале, со всех сторон которого уходили ввысь разные лестницы: витые, царские, устеленные алым ковром, небрежно сколоченные из кривых бревен. Будто бы всякий, кто сюда приходил, свою лестницу нес, настолько они между собой непохожи были.
– И где искать этого Нафаню? – вздохнула Василиса, оглядывая пустой зал. – Весь терем обойти нам и седмицы не хватит, вон сколько тут коридоров да лестниц.
– Думаю, искать нам его не придется, – пробормотала Лукерья. – Слыхала я о нем, сам явится, коли позвать правильно. Меду надо побольше, да блюдце…
– Угу, и пирогов да молока. Хороший такой способ, главное, у нас ведь все есть, – фыркнула Васена. – Кто таков этот Нафаня?
– Домовой, их завсегда угощеньем задабривают.
– Домовой, сталбыть, – задумчиво протянула Васена. – А коли домофому встречать нас доверено, сталбыть, на службе он? А коли на службе, так и неча угощение наперед требовать!
– Ох, Василиска, сильна ты языком трепать, – покачала головой Луша. – Толку-то с твоих речей, если он без угощения не явится?
– Не явится, говоришь? – улыбнулась девица. И громко, так, что отозвался голос ее звонкий от стен и разлетелся по всему терему, крикнула, – Это что за домовой, у которого клочья пыли по полу катаются да двери раненным медведем ревут? Ой, непорядок, кому ж тут угощение нести, коли терем заброшен? Пойдем, Лушенька, поищем, кто в этой Академии правит, знамо дело, пропал Нафаня, нового домового звать надобно!
Лукерья охнула и испуганно прижала ладони ко рту. Налетел вдруг воздушный вихрь, враз высушивший девичьи платья, затворивший ставни и разогнавший пыль. В глазах щипало от ветра, да и на ногах устоять было трудно, так силен был вихрь. Девицы обнялись крепко, да завизжали, что есть мочи. Вдруг все стихло. Осторожно приоткрыв глаза, они увидели лохматого старика с длинной белой бородой. На нем была алая рубаха да штаны, подпоясанные золотой тесьмой. На ногах – лапти.
– Это кто здеся шумить?! – сердито спросил он. – Ужо и отойти нельзя, сразу пужать начинают!
– Уж простите нас, – поклонилась Лукерья, сердито зыркнув на смутившуюся Василису. – Позвать вас хотели, а угощений не нашлось. Но мы раздобудем и принесем!
– Тьфу, бестолковые, – беззлобно ругнулся домовой. – Новенькие чтоль? Тута все меня по имени кличут, коли всякий раз за угощение появляться, эдак я в штаны не влезу. Но пряников все-таки принесите, уж больно я на вас осерчал.
Василиса удивленно посмотрела на Нафаню. В то, что он осерчал, ей не верилось – уж больно озорные были у старика глаза. Она улыбнулась, рассудив, что пряников, коли они найдутся, ей будет не жаль. А домовой лучше уж коли другом, а не врагом будет.
– Принесем прянички, принесем, – пообещала она. – Нам бы только…
– Ох, горемычные, – покачал головой Нафаня. – Говорил я Кощею, говорил, неча через озеро водить, нет бы нормальную тропку сделать. Пошли, покажу вам, где жить будете. Там и одежда отыщется.
Глава 8. Хорошо там, где мы есть
Бодро переваливаясь с одной ноги на другую, будто колобок с ножками, Нафаня побежал по пустым коридорам. Девицы готовы были поклясться, что перед ним словно стеныы расступались: вот, казалось, мгновение назад и не было здесь этой резной двери, а теперь погляди – появилась. Стоит себе, сверкает искусно вырезанной картиной, на которой изображены…
– Это что же, мы? – охнула от восторга Василиса, разглядывая хрупкие девичьи силуэты.
– Ну не я же, – фыркнул Нафаня. – А иначе как понять, кто где поселился?
– Погодите, так это значит, где ставенки с русалками…
– Русалки тама и живут, – кивнул домофой. – Заходить-то будете али так, из коридора полюбуетесь?
Первой порог переступила Луша, сокрушаясь, что не прихватила с собой кота. Всякой ведь ведьме известно, перед собой надо пушистого мурлыку пускать, чтоб и злых духов отогнал, и с домовым… Девица покосилась на Нафаню. Нет, с домовым тут самой надо договариваться. И заселиться не успели, а уже задолжали крутобокому хранителю пряников.
Василиса осторожно огляделась и улыбнулась. Комната оказалась просторная и светлая, с белеными узорчатыми стенами и доброй сотней свечей в медных подсвечниках. Большое окно с распахнутыми ставнями пропускала столько света, что Васена невольно зажмурилась.
Хоть жить девицам и предстояло вместе, да кто-то позаботился и словно надвое комнату разделил. По правую руку стояла кровать с покрывалом цвета топленого молока, шкаф из светлого дерева, пока еще пустые полки для книг и тяжелый стол, рядом с которым обнаружился поистине царский стул с мягким сиденьем и чуть изогнутыми ножками. По левую руку кровать тоже была, но покрывало на ней – цвета осенней травы, глубокого болотного цвета. Остальная мебель тоже была темнее, из мореного дуба. А вместо книжных полок обнаружился пузатый, сверкающий начищенными боками котелок.
– Ляпота… – протянула Василиса, проводя ладонью по нежной ткани покрывала.
– Ляпота там, – довольно прищурился Нафаня и махнул в сторону неприметной двери, за которой девицы, визжа на весь терем от восторга, обнаружили огромную купальню с самым настоящим краном для воды и ночной горшок.
– Эдак и бегать никуда не надо, будто царевны какие, – восхитилась Луша.
Радостно вскрикивая, они с Василисой забегали по комнате, открывая шкафы, высовываясь в окно, то и дело открывая вентиль и пуская воду, а потом и вовсе застыли, обнявшись.
– Вот бесенята, – добродушно хмыкнул Нафаня. – Книги-то не забудьте. Да на обед ступайте, пока Печка не осерчала.
– Печка? – удивленно переспросила Василиса.
– А то кто же? Она, родимая. Эх и пироги у ней румяные выходят, – мечтательно протянул домовой. – Да и каши тоже хороши. Ну, чего расселись, поспешите, говорю! Я за дверью жду.
Девицы послушно закивали и ринулись наряды выбирать для первого в своей жизни обеда в Академии Сказок.
Глава 9. Когда я ем…
Раскрасневшиеся от волнения, девицы неловко переминались с ноги на ногу у дверей трапезной, куда их заботливо привел Нафаня. Заветное место оказалось в том же тереме, где им предстояло жить, только ниже на три лестницы и выше на две. Как такое может быть? Пока Луша и Васена бежали за неожиданно проворным домовым, поняли, что терем мало того, что зачарованный, так еще и пошутить не прочь. Лестницы и коридоры тут располагались так странно, будто кто-то ими чихнул, да разбрызгал. Вот и выходило, что сначала нужно было трижды спуститься вниз, затем пробежать по широкому коридору, свернуть в галерею, пройти по мостику, дважды подняться наверх…
– Хоть хлебные крошки кидай, – фыркнула Лукерья. – Эдак мы дорогу в наши покои ни в жисть не сыщем!
– А клубочек на что? – хитро прищурился Нафаня.
– Какой клубочек? – не поняла Василиса.
– Так вот этот, путеводный, сталбыть, – подмигнул домовой. – Я-то гадал, когда про него спросите.
– Как можно спросить про то, не знаю, что? – рассердилась Васена.
– Туточки всякое можно, – пожал плечами Нафаня. – На вот, не потеряй.
Алый клубок с толстой нитью перекочевал в подставленные ладони Васены. Нафаня со вкусом чихнул, огляделся и радостно заметил:
– Усе, девоньки, пришли. Вон она, сталбыть, трапезная. А мне пора, – и он исчез, словно растворился впрямо в воздухе.
Луша на всякий случай поводила по пустоте руками, убедилась, что домовой и правда исчез. Пока неясно было, лучше с ним или без него, но как бы то ни было, а в трапезную идти им предстояло вдвоем с Васеной.
Девицы толкнули тяжелую дубовую дверь, которая поддалась лишь с третьего раза, и застыли на пороге огромной залы.
– Красотища какая, – благоговейно прошептала Луша, разглядывая расписные стены, длинные дубовые столы, ломящиеся от самой разной снеди.
Ее шепот утонул в общем гуле, который тотчас стих, едва народ заметил робко стоящих на пороге девиц. Первым к ним подбежал юноша, зачем-то обнюхал, и, подвывая, сообщил остальным:
– Лю-юди.
– Конечно, люди, – дрожащим голосом ответила Луша. – А то кто же?
Трапезная взорвалась от общего хохота. Юноша улыбнулся и пояснил:
– Пафнутий я, оборотень. А тама вон, Лелея, она, сталбыть, русалка, самая, что ни на есть, настоящая.
Он махнул в сторону златоволосой девы, обнаженной до пояса, прикрытой лишь волосами. Разглядеть то, что ниже, мешала большая кадушка, в которой сидела русалка.
– А енто Аленка, она…
– Ступай, Пафнутий, – засмеялась Аленка, подбегая к растерявшимся девицам. – Мы уж познакомились. А у тебя там мясо без пригляду.
Оборотня мигом с места сдуло: видимо, оставлять без пригляду в трапезной ничего нельзя. Особенно еду. А проворная Алена подхватила Лушу и Васену под руки и потащила к одному из столов, где сидели одни девицы. По правую сторону – разодетые в яркие платья да сарафаны, в косах ленты, на ногах нарядные лапоточки. По левую – в простых немарких платьях, волосы распущены, спадают на плечи, на головах цветочные венки, а ноги босы.
– Тебе, Васена, к чаровницам, – Аленка махнула туда, где сидели девицы с косами. – А Лукерье к ведьмам.
Встречали Василису и Лушу радостными улыбками, словами добрыми. На столе – бульон наваристый да румяные пироги, а в кувшине – ягодный компот.
– Не зря мы так сюда хотели, – восщищенно шепнула проголодавшаяся Лукерья. Аленка кивнула.
Не успели девицы отобедать, как зазвонил вдруг колокол. Вмиг исчезло все со столов, а чаровницы и ведьма, как, впрочем, и все остальные, разом куда-то засобирались.
– Держись своих, – подсказала Аленка Луше, увлекая Васену за собой.
Глава 10. Учение – свет
Аленка по извилистым коридорам неслась еще быстрее, чем путеводный клубочек. Василиса с непривычки пробежала мимо нужного поворота, воротилась, боясь потерять новоявленную подругу, но, к счастью, Аленка уже сама выскочила ей навстречу.
– Не зевай, – укорила она. – Опоздаем на «домоводство», будем до вечера квакать!
– Как это, квакать? – не поняла Васена.
– Как лягушки на болоте, наказание у Настасьи Филипповны такое. Поменьше языком шевели, побольше лаптями!
Подгоняемая Аленкой, Василиса почти вбежала в просторную светелку, где уперев руки в крутые бока чинно расхаживала барышня в алом платье. Волосы ее были собраны в тугие русые косы, стянутые белыми лентами, на поясе повязан передник. Остальные чаровницы с придыханием следили за каждым шагом наставницы, стараясь не упустить ни слова из того, что она произносила. При виде Аленки, Настасья Филипповна нахмурилась было, но заметив Василису, сухо кивнула.
Девицы поспешили за свободный стол, на котором уже расставлены были плошки с разной снедью: капустными листами, румяными яблочками, куриными яйцами и мукой. В кувшине обнаружилось молоко, а на блюдечке – масло.
– Пироги-и, – восхищенно прошептала Аленка. И тихонько объяснила ничего не понимающей Василисе. – Настасья Филипповна, супруга Добрыни Никитича, домоводству учит. Как убраться дочиста, пятна всяческие выстирать, богатыря своего сытно накормить. А уж какие пироги печет, закачаешься! Сама печка у нее рецепты выспрашивает. Неужто и нам свезло, научит?
– А чары как же? – не поняла Василиса.
– Когда в животе пусто, никакие чары не помогут, – отозвалась Аленка.
Василиса спорить не стала, у нее и на сытый живот никаких чар не имелось. Оттого и ждала она пуще остальных уроков именно чародейского. А пироги ей печь и прежде приходилось, когда с матушкой и батюшкой жила. Да и по хозяйству хлопотала. Оказалось, недостаточно.
Стоило Настасье Филипповне открыть рот, воцарилась в светелке такая тишина, что слышно было, как бьется в оконце одинокая муха. А уж как сказывать начала, тут чародейки засуетились, достали перья да пергаменты, заскрипели, чтоб ни единого словечка не потерялось. Оказалось, что и пироги печь – наука великая. Муку-то просеять надо, чтоб тесто пышное было, благословения на пироги испросить, чтоб поднялось хорошо, да выпекалось румяно. Много еще премудростей всяких Настасья Филипповна поведала, а потом в ладоши звонко хлопнула и говорит:
– Времени у вас до заката.
– Настасья Филипповна, – робко спросила Аленка, – а проверять-то кто будет?
И снова замерли чародейки в ожидании ответа, будто бы и в этом было какое таинство. Василиса с ними замерла, опасаясь, вдруг за неправильный пирог в лягушку превратят. А наставница лишь усмехнулась:
– Шут с вами, малахольные, – засмеялась она. – Приведу вам богатырей! Только чур не чаровать, мигом заквакаете!
Заверив Настасью Филипповну, что чаровать никто и не собирался, девицы бросились кухарничать. Отовсюду слышались досадные возгласы: то яйцо мимо кадушки кто уронит, то тесто к пальцам прилипнет, да так, что не оторвать. Кроме Аленки да Васены пироги здесь никому не удавались. А уж когда до начинки дошло, Василиса и вовсе смеха не сдержала: девицы так спешили, что яблоки нарезали прямо с огрызками да косточками.
– Знатные пироги выйдут, – хихикнула она. – А что за богатыри-то, что все переполошились? Те самые, о которых в летописях сказывают?
– Нет, что ты, – отмахнулась Аленка, старательно заплетая из теста косичку, чтобы украсить круглый яблочный пирог. – Ученики Добрынины. Красавцы, как на подбор. Плечи – во! Ручищи – во! За таких и замуж пойти не стыдно.
– Так уж и за всех не стыдно? – восхитилась Василиса. – Девицы-то не сноровистые, ладно хоть старательные.
– Девицы тут не сноровистые, оттого что царевны. Все за них прежде маменьки да нянюшки делали, вот и не научились. Для них тут все в новинку. Зато носа не задирают, в грамоте помогают, коли попросишь. Наставники тут строгие, Нестор ох как непонятливых не любит, дюже серчает.
– Тоже в лягушек превращает? – ужаснулась Васена.
– Хуже! – отозвалась Аленка. – Строчки писать заставляет, пока мозоль от пера не появится.
– С грамотой и царевнами понятно. С богатырями в общем-то тоже. Замуж я не хочу, мне учеба важней.
– Это ты еще их не видала просто, – фыркнула Аленка, ойкнула и бросилась ставить пирожки в печь.
Василиса только плечами пожала. Ей таких богатырей и дома хватило, не от того она из родной деревни бежала, чтоб в те же сети угодить. Пироги у нее и дома справные выходили, румяные, с хрустящей корочкой да сладкими яблочками. Такие и тут испечь нетрудно было. Главное для себя Васена услыхала, кроме домоводства здесь и другие уроки есть, грамота, например, чародейство. Сталбыть, точно не зря.
Она мерно раскатывала тонкое тесто, раскладывала печеные сахарные яблочки, узорчато защипывала края, чтоб в печи не раскрылись, не вытекли горелым соком. В приоткрытое окно слышалось, как щебечут на улице птички. Доносился свежий аромат зеленой листвы, спелых яблок, что висели прямо тут на дереве, лишь руку протяни. Васена глянула в окно и охнула, разглядев на соседнем дереве золотистую грушу. Недолго думая, она вытянула руку, сорвала сочную грушу, споро нарезала и бросила в пирог, перемешав с яблоками. Потом вдруг собственной смелости испугалась. А ну как груши тут какие-нибудь заповедные, сорвешь такую, обернешься каким-нибудь козленочком или еще чего похуже.
Решив как-нибудь осторожно выспросить о них у Аленки, Василиса прибрала на столе, подмела пол и уселась на лавку ждать, пока пироги поспеют. А пока они в печи румянились, Васена лениво слушала, как мечтали девицы о богатырях, хвалили их крепкие плечи, умелые руки и румяные щеки. Будто все, как на подбор, прекрасные царевичи, только и думающие о том, как бы супругу среди чаровниц отыскать. От таких мыслей Василисе было весело, но девиц она не осуждала. У каждой свои мечты, у кого-то – науками овладеть, у кого-то – богатырем.
Едва заалело закатное солнце, в светелку вернулась Настасья Филипповна. Чаровницы подготовились, как могли: красиво разложили пироги на столах, разлили молоко по кружкам, нащипали щеки, чтоб румянились. Последнее от наставницы не укрылось, она снисходительно улыбнулась, обходя столы и принимая работу.
– Недурственно, недурственно, – кивала она, а девицы вздыхали с облегчением.
В основном, у всех было это самое «недурственно», лишь два раза Настасья Филипповна укоризненно прицокнула языком, глядя на заливающихся слезами чаровниц с подгоревшими пирогами.
– Вы, девицы, ступайте петухов кормить, – приказала она. – Глядишь, научитесь время правильно считать.
Чаровницы всхлипнули, но в курятник покорно отправились. А наставница поравнялась с Василисиным столом. Аленка, получившая свое «недурственно», маячила за плечом Настасьи Филипповны, поглядывая на Васенины пироги. От них так явственно пахло грушами, что девица смутилась. Вдруг все-таки нельзя?
– Ох, ладные пироги, – улыбнулась наставница, вызвав удивленный вздох чаровниц. – Вижу, руки у тебя золотые. Звать как?
– Василиса, – молвила Васена.
Настасья Филипповна одобрительно кивнула и хлопнула в ладоши. Распахнулись широкие двери, впуская тех самых долгожданных богатырей, о которых так щебетали чаровницы. Василиса охнула, поглядеть и правда было на что, точнее на кого. Все, как на подбор, высокие и крепкие, с могучими плечами, голубыми глазами и золотистыми, завивающимися в красивые кудри волосами. Таких она и прежде видала, только поодиночке, когда свататься к ней приезжали. Ни тогда они сердце девичье не тронули, ни теперь.
Богатыри, тем временем, останавливались подле приглянувшихся чаровниц, кланялись, пробовали пироги, нахваливали хозяек. Василиса зазевалась на миг, когда услышала глубокий, словно бархатный голос прямо подле себя:
– Ну что, чаровница, чем потчевать будешь?
От неожиданности Васена охнула, подняла глаза и замерла. Лукаво улыбаясь, на нее глядел добрый молодец. Глаза его были темно-синими, будто ночное небо, волосы черные, как смоль. Он был высоким, подтянутым и жилистым, видно было, что сила в нем недюжинная, но какая-то иная, колдовская. Как он к богатырям угодил, неведомо.
– Звать тебя как, чаровница, – усмехнулся молодец.
– Василиса, – прошептала девица, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе. – Угощайся.
Она подняла кувшин с молоком и едва не разлила его на стол от волнения. Так вот как оно бывает, когда повстречаешь того самого, от которого убегать не хочется? Испугавшись своих мыслей, Василиса собрала все силы, чтобы подлить молока в кружку и не промахнуться.
– Я тебя прежде не видел, – мягко сказал темноглазый богатырь. Или не богатырь? – Я Ратислав.
– Ты чародей? – вырвалось у Василисы прежде, чем она подумала, что наверное, такое спрашивать не стоило. Особенно у того, от кого замирало девичье сердце.
– Вроде того, – как-то кисло усмехнулся Ратислав. – Правнук Кощея. Повинность вот отбываю за то, что меч прадеда в ужа превратил.
– Того самого? – охнула Васена.
– Того самого, – угрюмо подтвердил правнук Кощея. – Так ты кормить будешь пирогами али баснями?
– Ой! – смутилась Василиса, чувствуя, как безо всякой свеклы раскраснелись щеки. – Пирогами, конечно. Вот капустный, а вот с яблоком и грушей.
Она снова смутилась, вспомнив, как тянулась рукой из оконца. Поборов смущение, спросила свистящим шепотом у Ратислава, казавшегося ей более подходящим для этого вопроса, чем Настасья Филипповна:
– Они же не заповедные?
– Груши? – удивленно переспросил молодец и вдруг звонко засмеялся. – Нет, конечно, обычные. Кто же станет заповедные груши перед жилым теремом растить? Мигом сожрут! Они в другом месте растут.
– В каком? – заинтересовалась Василиса.
– В заповедном, конечно, – пробормотал Ратислав, доедая пирог. Он поглядел на Васену и, хитро прищурившись, спросил, – Хочешь, покажу?
Заповедных груш Василисе прежде никто не показывал. У женихов, что к батюшке свататься приезжали, все как-то просто было. Коли и привозили что, так уже сорванное, собранное в корзины. Даже диковинные цветы были уже не живыми, срезанными и замотанными в сырую тряпку, чтоб по дороге не завяли. А тут такое! Настоящие, волшебные. Мгновение поколебавшись, Василиса робко кивнула.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Ратислав. – Я зайду на рассвете, одевайся теплее. А пироги у тебя славные.
Он подмигнул и ушел, оставив Василису в растерянных чувствах.
– Дела-а, – прошептала где-то рядом Аленка. – Никогда не слышала, чтоб правнук Кощея смеялся…
Глава 11. Сила земли
Лукерья спешила за ведьмами, стараясь не упустить шустрых босоногих девиц из виду. Краем глаза заметила она, как скрылась Василиса с чаровницами за поворотом, а Луше, как оказалось, путь лежал прочь из терема. Ведьмы, весело переговариваясь, бежали к лесу, тому самому, где вынырнули из озерца они с Васеной.
Прежде казавшийся мрачным да неприступным лес теперь преобразился: приветливо шелестели деревья, а солнечные лучи путались в их кронах, веселыми пятнышками плясали на извилистой тропке. Луша и синие ягоды на кустах углядела, но рвать не стала. Всякая ведьма знает, в чужом лесу хозяйничать не след. Хотя ведьмы в академии были, прямо сказать, с причудами.
Вроде и явились не вчера, да только то и дело ойкали и ворчали, наступая на острые коряги. Две болтливых девицы даже ухитрились заплутать, кричали да аукали, пока их не отыскала за широким дубом крепкая ведьма в зеленом платье. Она казалась старше и увереннее, чем остальные, и Луша решила держаться подле нее, целей будет. Оказалось, девица еще и умом не обижена:
– Ты откуда такая будешь? – с интересом спросила она. – Меня Ярославой кличут.
– А я Лукерья, – улыбнулась девица. – Из Трипятнадцатого царства…
– Постой! Неужто самой Яги правнучка? Так ты ж… – она прижала широкую ладонь ко рту. А потом пробормотала изумленно, – Чудные дела творятся…
– Всякие творятся, – отмахнулась Луша. – Врата в Навь и без меня есть кому схоронить, а я пока наукам обучусь всяческим. А ну как силы мне не хватит али премудростей каких?
Ярослава задумчиво пожевала губу, а потом медленно кивнула, соглашаясь. Премудростей, знамо дело, много не бывает. Она оглядела Лукерью с ног до головы, словно оценивая. Приметила загрубевшие от ходьбы по лесу босые ноги, прицокнула одобрительно, глядя на тонкие проворные пальцы с мозолями от плетения оберегов.
– Ох, непросто тебе здеся будет, Лукерья, – покачала она головой. – Эти то, – она кивнула головой в сторону остальных ведьм, – не за премудростями явились, а за женихами. И что-то мне подсказывает, что и ты неспроста от доли своей тяжкой сбежала.
– Неспроста, – кивнула Луша. – А и пускай будет, как должно. Коли суждено мне одинокой каргой врата сторожить, сталбыть, ворочусь домой да приму свою силу. А вдруг свезет?
– И премудрости, – ехидно напомнила Ярослава, и девицы тихонько засмеялись.
Так, за легкой беседой Лукерья не заметила, как вышли они прямо на лесную опушку, где стояла крепкая изба. На крыльце их уже ждала крутобокая домовитая баба. Глаза у нее были зеленые, точно листья, а улыбка теплая, словно солнечный лучик. В русых косах запутались грибы да ягоды, и вот чудеса, они словно и не портились.
– Добрались, девоньки, – ласково поприветствовала она юных ведьм, и те отозвались радостным гулом. – Ну полно, дело у нас сегодня непростое, не у всякой выйдет. А попытаться надобно. Да и времена сейчас такие…
– Какие? – тотчас шепотом спросила Луша у Ярославы.
– После расскажу, – отмахнулась та.
– Я гляжу, у нас гостья? Али обучаться удумала? – послышался мягкий голос, и все ведьмы повернулись к Лукерье. Она смутилась и тихо ответила:
– Обучаться, коли позволите.
– Отчего бы не позволить, – засмеялась женщина. – Ты, поди, догадалась, кто я?
– Лешачиха? – осторожно произнесла Луша.
– Верно, – и снова улыбка озарила румяное лицо супруги Лешего. Казалось, что она и вовсе не умеет хмуриться и злиться. – А ты?..
– Лукерья, из Трипятнадцатого царства, – вздохнула юная ведьма.
– Понимаю, – одобрительно качнула головой Лешачиха. – Сама такой была, не желала матушкин дар принять, да только судьба-то везде отыщет.
– А какой дар? – полюбопытствовала Лукерья.
– Знахарка она, – пояснила Лешачиха. – Мне-то казалось, в травах разбираться много ума не надо, да и скучно это. А теперь вона как, среди них и живу. Ну, девоньки, поспешим, пока солнце еще высоко!
И они поспешили. Лес оказался невелик, сразу за ним простилалось поле, полное пестрых цветов. Лешачиха забралась в самую серединку, блаженно прищурилась, подставляя румяное лицо теплому солнцу, а потом обратилась к ведьмам:
– Кто знает, зачем мы здесь?
Со всех сторон послышался шепот, а потом одна из девиц выпалила:
– Травы для отвара собирать?
Ярослава фыркнула, сдерживая смех, а Лешачиха покачала головой.
– Кто ж вот так запросто собирает? Всякой травинке свое время. Ох, девоньки, огорчаете вы меня. Ночью сегодня полнолуние, али забыли? – снова послышался шепот. – То-то же! Самое время теперь силушкой природной напитаться, а тут и место подходящее.
– И что, – пискнула черноволосая девица, – так всем и достанется?
– Сила не пирог, Маланья, – отозвалась Лешачиха, – чтоб все по кусочку разбирали.
Тут Лукерья поняла, что коли надо, может Лешачиха и суровой стать, да только печалить супругу лесного хранителя ей не хотелось. А что делать она и так догадалась, хоть прежде и не доводилось.
– А можно я попробую? – робко попросила Луша.
Лешачиха задумчиво пробормотала:
– Пробуй, коли не шутишь. Что делать, знаешь?
Чувствуя на себе внимательные взгляды ведьм, Лукерья кивнула. Встала так, чтобы пальцы ног смотрели туда, где опустится через несколько часов солнечный блин за верхушки деревьев. Подняла руки, ладонями к небу. И зашептала благодарственные слова всему живому и неживому, что питает издавна всякую ведьму своими силами. Трижды повторила Луша, а когда ей показалось, что ничего не вышло, вдруг почувствовала она необъяснимую легкость, словно подняло ее, как пушинку, да на землю обратно опустило.
– Сильна, – одобрительно сказала Лешачиха. – А ну, девицы-красавицы, становитесь. Слушайте заветные слова, да повторяйте за мной. Только от сердца, не пустозвоньте.
Ведьмы загалдели, как деревенские куры. Толкаясь, словно им на широком поле тесно, одна за другой поворачивались они лицом к заходящему солнцу. Лишь Ярослава подмигнула, да осталась стоять подле Луши.
– А ты чего? – спросила Лукерья.
– А я в прошлое полнолуние так приняла, что потом две седмицы отходила, – засмеялась она. – Вот и наказала мне Лешачиха в этот раз лишь ведьм-первогодок сопроводить, а сама чтоб ни-ни. Погляди, вот умора!
Яра не отрываясь глядела на ведьм, визжащими голосами требующих себе силищу невиданную прямо сейчас и прямо в обе ладошки. Лешачиха фыркала, но помалкивала, справедливо рассудив, что сама природа научит лучше. Так и приключилось: откуда ни возьмись набежали черные тучи, заполнили прежде ясное небо, да пролились таким ливнем, что ведьмы бросились врассыпную. Далеко убежать, правда, не успели: все стихло также быстро, как и началось. Удивительно, но Луша, Ярослава и Лешачиха стояли совершенно сухими, словно и не бушевала мгновение назад в поле гроза. Цветы тоже не примялись, лишь незадачливые юные ведьмы яростно выжимали мокрые платья да расплетали косы.
– Подождите, – испуганно воскликнула Лукерья, – это не все!
По полю катился огромный огненный шар. Он приближался с голодным звериным ревом, и от ужаса Луша застыла на месте и не могла отвести взгляда. Она лихорадочно вспоминала, когда и кому успела так насолить, чтоб ее небесный огонь заживо жег, но ее мысли прервал гневный крик Лешачихи:
– Богумил! В который раз говорено?! Опять пшеницу подпалили!
– Только чуточку, – раздался прямо из пламени веселый голос. – Горыныч, выдыхай!
– Ложи-ись! – завопила Лешачиха, и все девицы рухнули наземь, как подкошенные. Над ними пронеслось горячее пламя, сменившееся ядреным дымом.
– Горыныч? – зашептала Луша на ухо Ярославе. – Тот самый?!
– Внук того самого, – отозвалась Яра.
– В честь деда назвали?
– Почти, – девица неожиданно хихикнула. – У них, эт самое, с мозгами-то не очень. Огонь выдыхает, сталбыть, Горыныч. Этот вот меньшой.
– А Богумил кто таков? – допытывалась Луша.
– Младший сын Ивана-царевича, кровопийца эдакий! – возмущенно ответила Ярослава.
– Иван-царевич кровопийца? – не поняла Лукерья.
– Сынок его, – пробурчала Яра. – В нем мозгов столько же, сколько в Горыныче, столько кровушки тут всем выпил, что на дюжину кровососов бы хватило и еще бы осталось. Вон, погляди, набедокурил и доволен!
И Лукерья поглядела. На золотые кудри, ясные голубые глаза, крепкие плечи под закопчённой, когда-то белой рубахой. Залюбовалась широкой радостной улыбкой, а когда Богумил вдруг на нее посмотрел, затаила дыхание, покраснела от смущения, да уставилась на свои босые ноги.
«Вот оно, оказывается, как бывает, – подумалось Луше. – Когда суженый пред тобой является».
То, что явился этот самый суженый не пред ней одной, было неважным. Как и то, что залихватски свистнув, Богумил вскочил на чешуйчатую спину Горыныча, и, крикнув «Лети!», понесся прямо над головами гомонящих ведьм. Пролетая над Лушей, трехглавый змей вдруг замедлился, и этого мгновения хватило Богумилу, чтоб вложить в непослушные Лушины ладони букет полевых цветов, тут же собранных, хитро подмигнуть, и скрыться в лесу.
Глава 12. Ведьмины сплетни
За ужином в трапезной было шумно. Собрались и те, кто к обеду не поспел: богатыри, что под предводительством Добрыни сыновей первого Горыныча догнать пытались, златокудрые племянницы Черномора, сторожившие заветным академские врата, юные домовята, наказанные Нафаней за какую-то провинность и теперь ворчащие, что весза ь день оттирали ведьминские котелки от застарелых зелий.
Громче всего смеялись за тем столом, где то и дело мелькала светлая голова Богумила. Младший сын Ивана, бодро размахивая руками, что-то рассказывал, остальные царевичи хохотали так, что аж богатыри к ним подсели, не стерпели.
– А оно ка-ак полыхнет, – воскликнул Богумил.
– А ведьмы-то чего? – спросил кто-то. За ведьмаческим столом мигом стало тихо, Луша даже услышала, как тихонько бормочет проклятье пяточной мозоли Ярослава. Завидев, что губы остальных колдуний также шевелятся, а милосердие у них явно было не в чести, Лукерья со вздохом зашептала обережное заклятье. Эдак они хором так Богумила проклянут, что одна лишь пяточная мозоль от него и останется.
– Да ничего, – неожиданно смутился царевич. – Даже не взвизгнули.
– И Лешачиха не наказала? – недоверчиво поинтересовался тот же голос.
– Чего не знаю, того не знаю, – фыркнул Богумил. – Мы с Горынычем раньше улетели.
Трапезная взорвалась от молодецкого хохота. К проделкам наследника самого Ивана все привыкли, оттого никто и переживать не стал, когда грозный голос, исходящий словно из самих стен, потребовал Богумила немедля явиться пред светлы очи верховного наставника.
– Верховный наставник это кто? – шепотом уточнила Луша у Ярославы.
– Папенька его, – хихикнула ведьма. – Вы ж туточки недавно, акромя покоев своих да нескольких наставников никого и не видывали. Значицца так, слушай.
– Ох, постой, я Васену кликну, – всполошилась Лукерья.
Едва любознательная Василиса уселась подле ведьм на лавку, Яра завела рассказ:
– Стал быть, так. Академия наша, уж почитай, полвека на нонешнем месте стоит. Построили ее здесь не случайно, сказывают, именно здесь впервые чудо сказочное произошло: Иван-царевич меч-кладенец прямо из земли вытащил, когда с Кощеем бился. Это после уже сели они да потолковали, миром все разрешилось. Но поляну сокровенную приметили, когда решили недорослей сказочной науке учить, вспомнили про волшебное место, теремов понастроили. Верховный, стал быть, наставник туточки – сам Иван-царевич.
– А он чему учит? – заинтересовалась Васена.
– Да ничему, – фыркнула подбежавшая Аленка. – Всем супруга его заправляет, Василиса Премудрая. Он за порядком приглядывает, чтоб не нападал никто, да ученики дел не натворили.
– Плохо, видать, приглядывает, – засмеялась Васена. – Коли сын его…
– Ты на Богумила не гляди, – покачала головой Яра. – Пусть он и недолгого ума, да колдовских сил в нем достаточно. От матушки унаследовал. И вот что чудно, стоит ему колдовать начать, вмиг преображается.
– Это как? – удивилась Луша.
– А так, недаром за ним ведьмы по пятам ходят. Чудо как хорош, силен, могуч… И главное-то что, дурь всю будто ветром сдувает, – пояснила Ярослава.
– А наукам-то всяческим учиться сюда хоть кто-нибудь пришел? – возмутилась Василиса. – Только и разговоров про богатырей да царевичей, а как же книги всякие?
– Книги, Василисушка, это хорошо. Да только кто, акромя Василисы Прекрасной, красоте женской научит? Кроме Настасьи Филипповны – пирогам да похлебкам правильным?
Васена только отмахнулась. Про заповедные груши вспомнила, покраснела смущенно. В самом деле, не ей девиц попрекать, что прежде всех желаний мужа хорошего отыскать мечтают. Она, может, за наукой и бежала, женихов ей и в родной деревне хватало. А таких черноволосых, с глазами цвета ночного неба ни единого не встречала. Взглянул бы он на нее, коли пироги бы подгорели? Позвал бы на груши глядеть?
После трапезы разбрелись девицы по своим покоям. Поднимались здесь затемно, еще до крика первых петухов, как Василиса Прекрасная наказывала. Поговаривали, прежде она лягушкой зеленой была, да только при правильном уходе любая жаба царевной станет. Главное, чтоб душа была светлая, улыбка искренняя да руки золотые. Всего этого у бывшей лягушки было вдосталь, оттого и приглянулась она старшему брату Ивана-царевича. По давней традиции, нарекли его также Иваном, вот и вышло, что в одном роду два Ивана да две Василисы сошлись.
– А не много ли Василис на одну Академию? – задумчиво пробормотала Луша, расплетая рыжие косы. – Глядишь, и тебе второе имя достанется.
– Главное, чтоб не обидное, – вздохнула Васена. – Чаровницы говаривали, до того, как Кощея победил, верховного наставника все Иван-дурак кликали. Только об этом тсс, не говори никому.
– За такое недолго и с Академией проститься, – хихикнула Лукерья. – Знамо дело, молчать буду. А ты чего почивать не ложишься?
– Я потом, – смутилась Василиса. – Я же книги тутошние разглядеть не успела, так сейчас хоть одним глазком…
– Ну давай, добрых снов, – улыбнулась Луша, с блаженным видом забираясь под покрывало.
– Добрых снов, – отозвалась Васена.
Убедившись, что подруга уж третий сон глядит да в подушку сладко посапывает, Василиса бросилась к огромному платяному шкафу, что высился на ее половине. Сколько бы не убеждала себя девица, что она только на груши поглядеть, да только и растрепанной да ненарядной пред Ратиславом показаться не хотелось. Переплела она наскоро золотые косы, надела темно-синее платье и белые сапожки, приготовилась было ждать, как вдруг кто-то тихонько постучал.
Сердце Василисы забилось испуганной птицей, а ну как Луша проснется, засмеет. Хотя видела же она, как подруга в трапезной на Богумила глядела, не стала бы она осуждать. Как бы ни боялась Васена, а дверь отворять все же отправилась.
– Я уж решил, что ты передумала, – с легкой полуулыбкой укорил Ратислав. Как и прежде одет он был в черную рубаху и черные штаны. Одобрительно взглянул на Василису, отчего та смущенно потупила взор, и почти ласково произнес. – Морозно вечером, озябнешь.
Васена молча кивнула, прихватила пеструю теплую шаль и выскользнула из комнаты, оставив мирно спящую Лукерью нежиться в постели. По коридору шли молча, Василиса за кощеевым правнуком едва поспевала. В отличие от нее, Ратислав дорогу знал хорошо, на поворотах не плутал. Пару раз девица даже потерялась было, но Ратислав мигом ее нашел. В конце концов он притомился проверять, слышны ли за его спиной легкие девичьи шаги, протянул Василисе широкую мозолистую ладонь.
– Идем, а то утром тебя Нафаня отыщет, осерчает, – ухмыльнулся он.
Василиса робко взяла его за руку, удивляясь, неужели Ратислав к простому труду приучен. Хотя отчего бы и нет? Это о Кощее слухи ходили, что он лишь злато пересчитывает, а для остального у него слуги имеются. Правнук же его мог и иначе жить.
– О чем задумалась? – спросил Ратислав, едва они миновали двери терема и вышли во двор, вдыхая свежий вечерний воздух. Пахло цветами и яблоками, Василиса даже зажмурилась от счастья.
– Хорошо здесь, – призналась она. – Спокойно и благостно.
– Это ты за полдня поняла? – засмеялся богатырь.
– Разве не так?
– Так-то оно так, – не стал спорить Ратислав. – Вот только коли было бы все спокойно да, как ты говоришь, благостно, не пропадали бы мы у Добрыни Никитича целыми днями на ратном поле. Ждут чего-то наставники, только нам не докладывают.
Василиса вздрогнула. А ведь слышала она что-то от Луши про странные слова Лешачихи, да значения не придала.
– Ну, не пугайся, – улыбнулся Ратислав. – За заповедными грушами мы сегодня точно успеем.
И, не выпуская девичью руку из своей, правнук Кощея уверенно направился к лесу.
Глава 13. Заповедные груши
Ратислав шел спокойно, не оглядываясь по сторонам. Васена же отчего-то то и дело подпрыгивала и охала, стоило только заслышать шорох или хруст ветки под ногой. Она же так никого и не спросила, отчего зовутся груши заповедными, почему идти глядеть на них надобно ночью. Вдруг они с Ратиславом и вовсе идут в запретное место? Правнук Кощея и так наказан, пуще некуда, а ей, Василисе, в Академии остаться хочется.
– Никак испугалась? – уголком губ усмехнулся Ратислав. – Хочешь, назад воротимся?
Васена гордо подняла голову, взглянула в глаза богатыря, теперь казавшиеся черными, словно угольки. И о чем она только думала? Высек бы батюшка хворостиной за такие дела, коли узнал, да и прав был бы! Увязалась за незнакомцем, да еще и в ночи! Эка невидаль, груши! Да в родной деревне груш этих едва ли не больше, чем капусты в поле!
– И ничего я не испугалась, – вымолвила упрямица прежде, чем подумала, что это была последняя возможность вернуться в терем.