Дом номер тридцать

Глава 1

Назойливая мелодия разорвала сладкую дрёму. Лера, не открывая глаз, зашарила рукой возле изголовья кровати. На ощупь провела пальцем по экрану мобильника, зная, что через пять минут снова сработает будильник, но звук не прекратился.

– Чёрт! – выругалась она, с трудом разлепив глаза.

Тусклый свет экрана призрачным сиянием освещал крохотную спальню. За окном царила темнота.

«Не будильник, – поняла Лера. – Входящий звонок».

Ничего толком не осознав спросонок, девушка ответила:

– Алло.

– Лера, здравствуй. Это тётя Зоя.

«Какая на фиг тётя Зоя?!»

Девушка поднесла телефон к лицу: три двадцать утра.

– Соседка твоей бабушки, – продолжал женский голос.

Лера приложила трубку к уху, пытаясь вспомнить эту самую соседку. Мысли были вязкими и неповоротливыми, словно сон ещё не отступил.

– Да, слушаю, – недовольно проговорила она.

– Твоя бабушка… – собеседница замолчала на пару секунд. – Милая, твоя бабушка умерла.

Сначала Лере показалось, будто сказанное нереально, но потом в голове пронеслось: «Не может быть! Я собиралась к ней ехать через пару недель».

– Как? – только и смогла вымолвить девушка.

– Да во сне, милая. Легко ушла, не мучилась, – торопливо ответила тётя Зоя. – Ты приезжай. Хоронить ведь надо.

– Хорошо, – как заколдованная, ответила Лера.

Соседка Зоя ещё что-то говорила, но девушка не могла вникнуть в суть, её сознание затопил жгучий стыд.

«Почему? Почему я не поехала раньше? А теперь поздно. Не успела».

Лера не бывала в родном городе с самого детства. А в последний год внучка звонила лишь пару раз в месяц – и на этом всё. Много лет она обещала навестить бабушку летом или Новый год, и всякий раз находились дела поважнее.

Отчего-то девушке казалось, будто она должна почувствовать, как в кино или книгах, если что-то случится с близким человеком. Но никаких ощущений не было: типичный день, обычная ночь.

На чём закончился разговор, Лера не поняла. Она поднялась на ватных ногах, включила свет и принялась искать ближайший рейс, сжимая телефон в трясущейся руке.

Подходящий билет нашёлся удивительно быстро.

«Надо поспать ещё хотя бы час, потом решить рабочие вопросы, собрать вещи и на вокзал», – проговорила про себя Лера и повалилась обратно на кровать.

Сон не шёл, хотя веки казались тяжёлыми, а голова кружилась. Девушка прикрыла глаза, натянула на себя одеяло. Но вместо дрёмы пришли образы прошлого. Лера вспомнила, как в детстве каждое лето родители отправляли её к бабушке.

Мать не раз хотела забрать пожилую женщину к себе. Но та отказывалась наотрез. После смерти родителей внучка тоже заводила подобный разговор.

– Нет, – каждый раз отвечала Лидия Петровна. – Здесь родилась, здесь и помру.

Лера уже три года жила в Москве одна. Но бабушка всё равно отказывалась к ней переезжать.

* * *

Светило яркое весеннее солнце. Ещё холодный ветерок трепал волосы. Небо было ясным. Малоэтажные дома старого центра выглядели нарядными в утренних солнечных лучах. Все, кроме особняка купца Субботина, знакомого Лере с детства. Здесь, в комнате коммунальной квартиры, жила её бабушка. Сочная молодая зелень пестрела меж дворов и в переулках. Только у старого дома, к которому направлялась девушка, деревья стояли голые, словно высохшие от уныния. Стрельчатые окна и острые пики башен выделяли особняк на фоне старых купеческих строений.

Лера заправила за уши выбившиеся русые пряди, перехватила поудобнее ручку чемодана. Пластиковые колёсики противно скрежетали о брусчатку. Через десяток шагов ветер вновь растрепал её каре. Лера нервным жестом убрала волосы с лица.

Вдруг из-за кирпичной арки наперерез девушке выскочила толпа.

– А теперь обратите внимание на окна третьего этажа. Кое-где сохранилось оригинальное остекление. Прямо над ними можно увидеть башенки, увенчанные остроконечными пирамидами. Они имеются на углах, а также у эркера и центра торцевого фасада. Особняк – яркий пример стиля неоготика, – прозвучал искусственно усиленный голос экскурсовода.

От неожиданности Лера остановилась. Толпа заняла весь узкий тротуар. Люди задрали головы, уставившись на те самые башенки.

– Согласно архивным документам, первоначальное здание имело два этажа, – продолжал экскурсовод. – В тысяча девятьсот десятом году владельцем усадьбы становится потомственный почётный гражданин Субботин…

Лера чертыхнулась и пошла сквозь толпу. Кучка туристов вызвала в ней раздражение и даже злость.

«Там внутри бабушка ждёт, когда её проводят в последний путь, а снаружи собрались зеваки, чтобы поглазеть на остатки былой роскоши», – выругалась она про себя.

Толпа расступилась только после того, как пластиковые колёса чемодана проехали по чьей-то ноге.

– Эй, аккуратней! – возмутился незнакомец.

– Простите, – бросила Лера не оборачиваясь.

Когда она потянула тяжёлую деревянную дверь, из подъезда пахнуло чем-то прелым. После яркого дневного света девушку на секунду окутала темнота. Вскоре глаза привыкли к тусклому электрическому освещению. На полу всё та же вековая плитка, по бокам выкрашенные оливковым стены. Резная чеканка, когда-то помпезно украшавшая парадный вход, скрывалась под слоями краски. Лера провела по ней пальцами, вспоминая детство. Лестничный пролёт был ярко освещён, солнечный свет лился из трёхметрового окна. Девушка застыла на мгновение, прислушалась, а после зашагала по старым щербатым ступеням. На втором этаже Лера остановилась, ей вдруг стало не по себе. Казалось, будто старая коммуналка совсем не изменилась, даже запахи остались прежними.

Узкий, заставленный шкафами и тумбами коридор представлял собой почти правильную букву «П». Слева в арке прохода на советском турнике подтягивался парень. Лера ошалело уставилась на его спину. Пёстрые спортивные шорты и резиновые сланцы составляли весь наряд незнакомца. Тот не заметил девушку и продолжал пыхтеть, поднимая подбородок к турнику.

Лера кашлянула. Парень спрыгнул с турника, обернулся.

– Оу… привет, – удивлённо выдал он.

– Привет, – недовольно ответила Лера.

Парень посторонился, пропуская её.

– Ты к кому? – вдогонку спросил незнакомец.

Лера остановилась.

– К бабушке, – ответила она.

Парень убрал с лица светлую чёлку.

– Никита, – представился он и протянул руку.

Лера с недоверием глянула на его ладонь, а потом на обнажённый торс. Парень убрал руку.

– А-а, ты внучка Лидии Петровны, – предположил Никита, указывая в направлении бабушкиной комнаты.

Лера кивнула.

– Соболезную, – участливо произнёс парень.

– Спасибо, – проговорила девушка.

– Я тут комнату снимаю, вон, последняя по коридору. Не стесняйся, если с чем помочь надо.

– Спасибо, – бросила Лера и побрела дальше по коридору.

Ей хотелось поскорее отделаться от странного незнакомца, столь неуместного посреди ветхой старости особняка.

Она успела отойти на несколько шагов, когда над головой раздался громкий топот. Девушка подняла лицо к потолку.

– Что? – спросил Никита.

– Дети, что ли? – пробормотала Лера.

Парень нахмурился.

– Кто сейчас сверху живёт?

Никита пожал плечами:

– Никто. Над нами комнаты пустуют.

– Слышал? – уточнила Лера, указывая наверх.

– Нет, – недоумённо ответил парень.

– Ладно, ничего. Спасибо.

Никита снова пожал плечами, развернулся и зашагал в противоположном направлении.

Лера дошла до бабушкиной двери, потянулась пальцами к круглой стеклянной ручке и вдруг замерла. Ей стало необъяснимо жутко, словно, открыв эту дверь, она навсегда лишится чего-то важного, о чём даже не знала.

Дверь оказалась заперта. Лера обернулась, коридор уже был пуст.

Полумрак создавал тревожное предчувствие. Девушка сильнее потянула на себя стеклянную ручку, результат тот же – дверь не поддалась.

«Какая дура! – отругала себя она. – Ни ключа, ничего…»

Лера попыталась вспомнить, в какой комнате живёт тётя Зоя. Нужные воспоминания не приходили на ум. Тогда она постучала в соседнюю дверь. Тишина. Лампочка под потолком замигала. Сверху снова послышался топот.

– Чёрт! – в голос выругалась Лера и полезла в сумку за телефоном.

Нашла в истории вызовов номер, с которого звонила соседка. Не помогло, не было сети. Лера ещё раз громко выругалась, швырнула чемодан к стене и пошла обратно к лестнице, спустилась на пролёт – к огромному витражному окну, поднесла к нему телефон, вызов пошёл.

– Алло, – прозвучал голос пожилой женщины.

– Тётя Зоя, это Лера. Я здесь, приехала, уже в доме, – затараторила девушка, держа телефон в вытянутой руке.

Звуки гулким эхом разносились по лестничной площадке.

– Иду, иду, милая, – прозвучал в ответ искажённый булькающий голос.

Сеть снова пропала.

Лера поднялась обратно, в начале полутёмного коридора остановилась. Справа послышались далёкие шаркающие шаги.

Когда она разглядела ссутулившуюся старушку, поняла: это и есть тётя Зоя. Оказалось, память хранила образ бабушкиной соседки, только лет на десять моложе.

– Лера? – спросила пожилая женщина, подслеповато прищуриваясь.

– Да, это я.

– Ой, и не узнать. Я ведь тебя вот такой помню, – тётя Зоя показала высоту своего бедра. – Ну, пойдём. Заперла на всякий случай, а то мало ли что.

Лера пошла впереди. Ей одновременно не терпелось увидеть бабушку и было жутко от предчувствия предстоящего зрелища.

У бабушкиной комнаты тётя Зоя достала из кармана ситцевого халата ключ, провернула его в замке и распахнула дверь. Лера на ватных ногах шагнула внутрь, забыв про чемодан и вообще обо всём на свете.

Глава 2

Похоронные хлопоты превратились в нескончаемую череду бессмысленных действий: глупые очереди к участковому врачу и в ЗАГС, бесконечные решения – выбрать то или это. Лере казалось, будто всё происходит как в тумане. Не покидало только чувство стыда, что не успела, не застала, не почувствовала, не была рядом. Часы слились в один затянувшийся мучительный день.

Девушка осознала себя сидящей на бабушкином диване перед алым гробом с нелепыми чёрными рюшами. Ярко светил абажур под потолком, за окном горели фонари. Справа сидела тётя Зоя, слева почему-то Никита.

– Жутко, наверное, ночевать здесь одной, – сказал парень.

– Лера, если ты боишься, я могу остаться, – предложила соседка.

– Нет. Чего тут бояться? – ответила девушка и, повернувшись к парню, добавила: – Думаешь, она встанет среди ночи?

Лера вдруг подумала, что, случись такое, не испугалась бы, а бросилась к бабушке просить прощения за то, какой дрянной внучкой она была. Стыд жёг изнутри, вытесняя остальные чувства.

– Скажешь тоже, – хмыкнул Никита. – Ну и шутки.

– Я пойду, милая, до завтра, – попрощалась тётя Зоя и вышла.

– Хочешь, останусь? – спросил Никита.

– Не-е-ет. Спасибо, конечно, но мы знакомы-то… – Лера не успела закончить фразу.

– И что? Зато я бабушку твою знал, – перебил парень. – Она мне всегда помогала и вообще всем помогала.

– Это на неё похоже, – с улыбкой проговорила Лера. – Спасибо. Всё нормально, мне совсем не страшно.

– Я тогда пошёл. Если что, зови, последняя комната по коридору.

Девушка кивнула.

– Прости меня, – прошептала Лера, когда осталась одна.

Она уставилась на тело, некогда бывшее её бабушкой. Тянулись минуты, ничего не происходило. Комната осталась почти прежней. Лере даже показалось, будто со времён её детства ничего не изменилось, разве что обои выцвели да краска на оконных рамах облупилась. Девушка огляделась: три узких окна по одной стороне, напротив, в углу, старинная печь. Её дымоход давно неисправен. Лере вдруг захотелось провести пальцами по старым, едва сохранившимся изразцам. В детстве она представляла, будто это камин настоящего замка. Чугунная печная створка так и манила, будоражила воображение, и бабушке пришлось её заварить.

Девушка поднялась и медленно пошла по комнате, не обращая внимания на гроб, стоящий по центру на двух табуретках.

Молочного цвета изразцы были чуть прохладными на ощупь. Пальцы, словно в детстве, заскользили по трещинам и щербинкам, старательно замазанным бабушкиной рукой.

У соседней стены выстроились книжный шкаф, громоздкий телевизор на табурете и старинный резной буфет, втиснувшийся у окна. В желтоватых стёклах его верхней части бликовал свет уличного фонаря. Тут же, у подоконника, круглый деревянный стол на массивных ножках. На застиранной скатерти Лера увидела знакомую фарфоровую сахарницу, инстинктивно подняла крышечку, увидела кубики сахара и заплакала. Её словно прорвало. Детские воспоминания о том, как она бросала белые кубики в чай, а бабушка сидела рядом и улыбалась, резанули по сердцу. До того девушка держалась, понимая, что, кроме неё, некому организовать похороны, ведь родителей уже нет в живых. Слёзы катились по щекам, и Лера шмыгала носом, замерев у окна. Пейзаж расплывался перед глазами, словно по стеклу струилась вода. Улица была пуста: ни прохожих, ни проезжающих машин. После вечно неспящей столицы такая безлюдность поражала.

Вдруг что-то мелькнуло слева, в поле бокового зрения. Лера повернулась, утёрла слёзы тыльной стороной ладони. Будто солнечный зайчик прыгнул по зеркалам трельяжа. Этот атрибут всех советских квартир бабушка поставила в углу, между окном и диваном, прямо напротив буфета.

«Зеркала!» – ошарашенно осознала девушка.

Их полагалось завесить. Тётя Зоя в этом помогала. Лера точно помнила, что трёхстворчатое зеркало они закрыли цветастой простынёй.

Простыня лежала на полу. Бабушка всё так же неподвижно покоилась в своём ложе.

– Что за…?! – вслух произнесла девушка.

Но не успела закончить фразу: что-то грохнуло над потолком, раздался топот.

«Никакого уважения! – зло подумала Лера. – Спать уже давно пора».

Она накинула простыню на трельяж, заозиралась, увидела за шторой швабру, схватила и принялась стучать в потолок. После адского дня нервы у неё были ни к чёрту.

Топот прекратился.

– Так-то, – прошипела Лера, отставила швабру и уселась на диван.

Ей не сразу вспомнились слова Никиты: «Над нами комнаты пустуют». А когда она припомнила его фразу, удивилась.

«Кто-то же топает над головой?»

Лера провела пару минут, прислушиваясь. Тишина.

Она снова осмотрела комнату. Трельяж всё так же был закрыт цветастой простынёй. У входа теснились два разномастных шифоньера, холодильник, массивная вешалка, рыжая шторка, которой бабушка закрывала дверь, тумба и этажерка около печи. Полосатые серо-голубые обои в тёплом электрическом свете казались ещё более старыми и пожелтевшими, словно осенние листья. Теперь Лера старалась не смотреть на гроб. Ей стало не по себе. Появилось ощущение чьего-то присутствия.

Девушка порывисто поднялась, проверила, заперта ли дверь. Оказалось, нет. Повернув ключ в замке, Лера немного успокоилась. Сама не понимая зачем, задёрнула шторку, как делала бабушка. Потом прошла к книжному шкафу, поправила иконы, что стояли на верхней полке.

Совсем успокоившись, Лера устроилась на диване, положила под голову подушку и стала смотреть на лепнину потолка. Длинные тени от абажура очерчивали квадратную комнату, одну из самых просторных на этаже. Красоту лепнины нарушали желтоватые пятна подтёков в углу и местами облупившаяся штукатурка. Незаметно девушка задремала.

Её разбудил громкий топот, будто кто-то нарочно прыгал над головой. На улице было темно. Лера разозлилась. Топот продолжался. Девушка схватила телефон, отперла дверь и, желая разобраться с ночным балагуром, направилась к лестнице. По пути она пару раз споткнулась, пока не включила свет в коридоре. На лестнице царила зловещая полутьма, в гигантское окно виднелась щербатая луна, жёлтый свет уличного фонаря тенями ложился на мозаичный пол. Лера остановилась, злость схлынула, сменившись тревогой. Было удивительно тихо. Неожиданно снаружи прогудел звук мотора. По ночной улице пронёсся автомобиль. Девушка, словно очнувшись от оцепенения, направилась дальше.

На третьем этаже перед ней предстал такой же длинный коридор, только обветшалый, будто нежилой. Скрипнули половые доски. В кромешной темноте Лера зашарила по стене рукой в поисках выключателя, нашла, щёлкнула тумблером, яркой вспышкой загорелся свет и тут же с хлопком погас.

«Господи, да никто уже не использует лампы накаливания, – подумала она. – Что за дыра?»

В коротком всполохе света Лера успела рассмотреть, что коридор совсем не так захламлён, как на её этаже. Она включила фонарик на телефоне и медленно пошла вперёд. Дощатый пол ужасно скрипел. Каждый шаг нагонял жути, будто девушка попала в фильм ужасов. Лера снова разозлилась и на себя, и на шумных соседей. Она уже подготовила гневную тираду, как вдруг заметила местами разрушившийся потолок. Кое-где штукатурка обвалилась, обнажая деревянные перекрытия. Старые обои отошли от стен и свисали пыльными шматами. Под ногами что-то хрустнуло. Лера посветила вниз: куча мусора, бумажных упаковок и тряпья. В затхлом воздухе пахло пылью. В носу защекотало. Девушка почувствовала рьяное желание вернуться.

«Ну нет!» – сказала она себе и, отшвырнув ногой тряпьё, направилась к комнате ночного балагура.

До того Лера встречала закрытые двери. А теперь справа впереди зиял чёрный провал. Дверь стояла рядом, будто кто-то сорвал её с петель и просто прислонил к стене. Девушка опасливо прошла мимо, боясь посветить в тёмный проём. Следующая дверь – нужная комната. Лера приблизилась, опустила телефон, прислушалась: ничего, ни топота, ни каких бы то ни было признаков жизни. Облезлая дверь чуть покосилась, ручка вовсе отсутствовала.

Девушка постучала. Гулкий звук разнёсся по коридору. От прикосновения дверь чуть подалась вперёд, приоткрылась. Лера опешила. В её детстве здесь часто не запирали двери, но сейчас складывалось впечатление полной необитаемости третьего этажа. По правде говоря, он был четвёртым. Дом стоял на склоне, и со стороны реки имелся первый полуподвальный этаж.

Девушка замерла. Свет от телефона перебивал полумрак, мешал рассмотреть в узкую щель, что происходит в комнате. Лера не решалась посветить внутрь. Приложив кулак к дверному косяку, она постучала ещё раз. Результат тот же: тишина. В темноте коридора ей вдруг стало неуютно, даже жутко.

Лера вспомнила детскую страшилку, что рассказывала ей подружка: «В чёрном-чёрном доме, за чёрной-чёрной дверью, в чёрной-чёрной комнате…»

Дверь и вправду была чёрной, только понять это было сложно: краска выцвела и облупилась.

«Тьфу ты! Что за бред лезет в голову?!» – отругала себя девушка и уверенно толкнула дверь.

Во тьме метнулась тень, или Лере так только показалось. Она вздрогнула. Дверь скрипнула и глухо ударилась обо что-то.

В комнате давно никто не жил. Девушка поняла это сразу.

Мешал слепящий свет телефона. Он толком не мог осветить комнату, а только пугал ещё больше. Лера дрожащими пальцами выключила фонарик. И, пока смотрела на яркий экран, ей казалось, будто кто-то наблюдает за ней из глубин брошенной квартиры.

– Кто здесь? – глупо спросила она.

Никто не ответил.

Когда глаза привыкли к темноте, Лера рассмотрела три окна, таких же, как в её комнате. Двое завешены тряпками, на одном – портьеры, в узкую щель между которых сочился свет уличных фонарей. Поломанная мебель была свалена по сторонам. В этих завалах девушке мерещились детские силуэты.

– Не смешно, – громко сказала она. – Выходи! Тебе что, по ночам больше шататься негде?

Лера вспомнила, как сама в детстве обожала лазать по всему дому, забираться в самые укромные места, например чердак. Только подвал остался для неё неизведанной территорией. Бабушка строго-настрого запрещала совать туда нос.

Девушка сделала пару неуверенных шагов. Свет уличных фонарей проникал сквозь полуистлевшую ткань на окнах. Лере захотелось сорвать её вовсе.

«Чертовщина какая-то, – подумала она. – Топот звучал прямо над головой, отсюда».

Впотьмах комната казалась значительно больше бабушкиной. Четвёртое окно Лера сначала не заметила. Заколоченное досками, оно пугало. Что-то было перед ним. Девушка силилась разглядеть чёрный силуэт. Было страшно включить телефон и увидеть нечто, скрывающееся во тьме. Дрожащими пальцами она всё же потянулась к мобильнику в кармане. В этот момент оглушительно хлопнула дверь. От неожиданности Лера вскрикнула. Волоски на её руках встали дыбом, по спине побежали мурашки. Девушка ощутила себя в западне и вдруг почувствовала, будто в лицо дохнули холодом. Крик застрял в горле.

На одну ужасающую секунду Лера оцепенела, а потом бросилась к двери, рывком потянула её и понеслась по коридору, спотыкаясь и хватаясь в темноте за стены. На лестнице она отдышалась, схватилась за перила, потом пошла спокойнее. Мурашки бежали по телу, в ушах стучало. В коридоре второго этажа горел свет. Как открывала дверь, не запомнила. От вида гроба по центру комнаты сердце зашлось в груди. Судорожными движениями она провернула ключ в замке, села на диван.

«Что это было?!Чёрт! Твою ж…»

Частое дыхание вырывалось из горла. Лера никак не могла унять дрожь.

«Чего ты напугалась, балда?» – спросила девушка сама себя и уставилась на потолок.

Ей чудилось, что, услышь она снова топот, с ума сойдёт от страха. Но было тихо.

Лера бросила взгляд на трельяж, простыня висела на месте.

«Померещилось, – заключила девушка. – В таком состоянии чего только не привидится».

Глядя в потолок и прислушиваясь, Лера просидела какое-то время. Позже она вспомнила, как днём тётя Зоя говорила, что дом хоть и памятник архитектуры, а находится в аварийном состоянии.

– Все, кто мог, давно уехали. Остались в основном старики да те, кому некуда податься. От властей разве чего дождёшься? Ещё к Олимпиаде обещали капитальный ремонт, и где? Вот половина комнат и стоят пустыми. Дом ветшает. Кто ж в таких условиях захочет жить? – говорила соседка.

От волнений минувшего дня Лера совсем устала. Потому убедила себя, что воображение разыгралось. Топот не повторялся, и девушка уверилась в этой мысли.

«Темнота, усталость и старый дом сделали своё дело, – внушала она себе. – Завтра пройдусь по верхнему этажу. При солнечном свете всё будет иначе».

Лера подошла к бабушке, взглянула на восковое лицо.

– Какая же я у тебя дура, – сказала она вслух. – Прости, за всё меня прости.

И так стало тошно от того, что не услышать больше её голоса, что всё остальное показалось пустяком.

– Почему же ты так держалась за этот дом? Сколько раз я тебя к себе звала? А мама сколько раз звала?

Лера вытерла выступившие слёзы. До рассвета оставалось несколько часов.

«Надо спать», – приказала она себе.

Ей очень хотелось достойно провести похороны, хоть в последний раз проявить заботу.

Глава 3

Утро выдалось тяжёлым. Лера не выспалась и чувствовала себя разбитой. Приходили люди, смутно знакомые и неизвестные. Все они превратились в туманную вереницу силуэтов. Подходили к гробу, прощались, уходили. Потом тётя Зоя скомандовала нанятым крепким ребятам, что пора выносить. Никита поднял Леру под локоть и легонько подтолкнул к выходу. Девушка уже не плакала, опухшими пустыми глазами она словно наблюдала со стороны. Кто-то вкладывал ей в руки деньги со словами соболезнования, кто-то обнимал.

Во дворе собралась толпа. В первую секунду Лера не могла поверить глазам. «Откуда столько людей? Неужели все пришли проститься?» Слёзы с новой силой покатились по щекам. Только в автобусе ей удалось успокоиться.

Ритуальное агентство сработало слаженно. От Леры только и требовалось, что оплатить то одно, то другое.

В спешке приехав из Москвы, она не успела найти столовую для поминального обеда.

– Перестань, у нас и справим, чай, не буржуи, – ответила тётя Зоя на жалобы девушки.

Лера заказала еду, купила в ближайшем магазине посуду и алкоголь. На общей кухне сдвинули столы, соседи принесли стулья и табуреты – у кого что было. Общее пространство пестрело разномастными шкафчиками и плитами. На натянутых верёвках под высоким потолком сегодня не было белья. Лера и забыла, что значит общая кухня и общий туалет. Она словно окунулась в далёкое детство. Даже погода была по-летнему жаркой и солнечной. Всё напоминало ей о днях, проведённых у бабушки.

Обед получился скромным и тихим, почти домашним. За столом не набралось и десятка человек: пожилой мужчина, грузная женщина средних лет, две старушки, тётя Зоя, Никита и сама Лера.

– На первом этаже у нас ещё Тамарочка живёт, искусствовед, но нынче она в командировке, – оправдываясь, сказала тётя Зоя.

– Эм… Столько людей утром было, – неуверенно произнесла Лера, жалея, что заказала много еды.

– Так будний день же, на работу всем, – ответила соседка Зоя. – Бабушка-то твоя всем помогала, вот народу и было.

Лера кивнула, хотя не поняла смысла последней фразы.

Сначала ели в тишине, после помянули добрым словом, и как-то незаметно на кухне остались лишь соседка да Никита.

«Ему, похоже, на работу не надо», – подумала Лера.

Она раскраснелась от духоты и выпитого. После всех волнений и терзаний наступило странное опустошение, захотелось поговорить о бабушке и о детстве. Эти два понятия были неразрывно связаны в её сознании.

– А сколько человек сейчас здесь живёт? – спросила девушка.

– Кроме тех, что были, ещё трое: Тамара, искусствовед, и бабушка с внучкой. Нехорошо так говорить, но что бабка, что внучка странные, не от мира сего, – начала тётя Зоя.

«Не эта ли внучка шлындает ночами по пустующим комнатам?» – подумала Лера, но уточнять не стала: ей показалось это неуместным.

– Тёть Зой, опять вы за своё? – встрял Никита.

– Ну а что? Так и есть, – ответила та, пожав плечами.

– Вы с бабушкой дружили, да?

– По-соседски дружили, это да, приглядывали друг за другом. Вот Никитка, что нужно подсобить, помогает.

Никита улыбнулся:

– Мне не сложно.

– Я ведь тебя ещё девчушкой помню, – проговорила тётя Зоя. – Озорная была.

Лера усмехнулась.

– Ты тут жила? – спросил Никита.

– На лето приезжала, когда маленькой была, – пояснила Лера. – Я бабушку к себе звала, а она ни в какую, – ей важно было это сказать.

– Бабушка твоя ни за что бы не уехала. Любила этот дом, – отрезала тётя Зоя.

– Угу, – протянула девушка.

– Да ты не кори себя, – вдруг сказала соседка.

Лера посмотрела удивлённо.

– Что не приезжала, – пояснила тётя Зоя, будто читала мысли. – У вас ведь, молодых, своя жизнь, свои заботы. Да и у нас тут, что греха таить, атмосфера специфическая, ветхость да уныние.

– Чего это уныние? – опять встрял Никита.

Тётя Зоя продолжила, словно не слышала парня:

– Мне бабушка твоя много рассказывала, хвасталась, какая у неё внучка, писательница.

Лера покраснела от смущения.

– Ого! Чё, прям писательница? – удивился Никита.

– Да, – тут же ответила соседка. – Лида, царствие ей небесное, и книжку показывала.

Лера не привыкла так представляться, от неловкости она не знала, что сказать, потому спросила:

– Читали?

– А как же, читала. Даже всплакнула в конце.

Никита уставился на девушку, будто хотел о чём-то спросить. Но тётя Зоя его опередила:

– Наш дом, видно, таки притягивает творческих людей. Вон Никитка у нас художник. – Она заговорщически посмотрела на Леру. – Тамарочка, опять же.

«Понятно, художник. И, похоже, безработный, – подумала девушка. – А по фигуре не скажешь».

Лера вспомнила, как накануне познакомилась с Никитой. Тогда как-то было не до него, а сейчас она не могла не отметить широкие плечи, поджарое тело и внушительный рост.

– Что пишешь? – спросил Никита.

– Романы, – коротко ответила Лера, ей отчего-то очень не хотелось рассказывать про свою писанину.

Парень хмыкнул то ли одобрительно, то ли удивлённо.

Повисла неловкая пауза.

– Тётя Зоя, вот вы говорите, здесь бабушка с внучкой живёт, а девочка какого возраста? – перевела тему разговора Лера.

А сама подумала: «Может, именно ребёнок шатался ночью по верхнему этажу, от того и топот. Мы-то в детстве где только не лазили. Правда, днём, не ночью».

– Какого возраста? – задумчиво переспросила соседка. – Да как ты была, когда к бабушке приезжала. Ой, помню, носилась по всем коридорам. А когда совсем маленькой была, пойдёшь по комнатам и везде стишки рассказываешь, песенки поёшь, там конфеты дадут, здесь пряник, идёшь потом – полные карманы. Помнишь?

Лера кивнула улыбаясь.

Тётя Зоя ударилась в воспоминания:

– А когда побольше стала, как-то раз, – она глянула на Никиту и хохотнула, – залезла на чердак, вся перемазалась как чертёнок. Вот Лида кричала. Это ж вечер воскресенья был, душевые-то заняты.

– Да, помню. Это у нас с подружкой игра такая была. Её на улицу не пускали, и мы в жмурки по всему дому играли.

Лера представила свою подругу, худощавую девчонку с вечно спутанными волосами. Давным-давно она не вспоминала о ней, не было случая.

– С какой подружкой? Сколько помню, ты одна бегала, – очень удивилась тётя Зоя.

– Ну как? Худенькая такая, с тёмными волосами, вечно лохматая, платья с рюшами носила.

Соседка нахмурилась.

– Не было у нас такой. Я всех жильцов помню.

Лера тоже нахмурилась, заёрзала на стуле. Ей стало тревожно.

– Это девяностые были. Твоего возраста детей здесь не жило. У Воробьёвых ещё в люльке Митька лежал, а остальные уж выросли, – припомнила женщина.

– Тётя Зоя у нас всё про всех знает, – добродушно проговорил Никита.

Похоже, он заскучал и старался увести разговор в интересное ему русло.

– Значит, ты сорванцом была? – спросил парень.

Лера пожала плечами.

Тётя Зоя посмотрела на часы и принялась собирать со стола.

– Я помогу, – подорвался Никита.

Лера тоже поднялась.

– Спасибо вам огромное, – произнесла она, обращаясь к соседке. – И тебе, Никита, спасибо за помощь. Я бы одна не справилась.

– Да чего уж там, – буркнула тётя Зоя. – Что теперь делать будешь? – спросила та.

– Вернусь домой, – ответила Лера, неся посуду к раковине.

– Что ты! А девять дней как же?

Лера замерла. Никита забрал у женщины стопку стаканов, поставил их в раковину.

– Значит, после вернусь.

– А с комнатой что? Тебе ж в наследство вступать. Нотариус у нас теперь на площади, где раньше аптека была, – произнесла дотошная соседка.

– Да… – многозначительно протянула Лера.

– Ну ладно, я пойду. – Женщина завернула пару кусочков пирога в полотенце и заковыляла к выходу.

– Спасибо, тётя Зоя, – ещё раз поблагодарила Лера.

Никита не торопился уходить, встал у раковины, схватился за губку. Тогда девушка сказала:

– Я сама перемою. Спасибо. Ты и так мне очень помог.

– Да я не сделал ничего.

Лера оттеснила парня от раковины, намекая, что ему тоже пора.

Никита помялся возле неё, а потом сказал:

– Ну ладно тогда. Если тебе будет одиноко или скучно, например, ты заходи. Можем прогуляться, на набережную или ещё куда.

– Хорошо, – кивнула Лера, не отрываясь от своего занятия.

Журчала вода по старым трубам. Девичьи руки порхали над тарелками. На общей кухне стало удивительно тихо. Парень ушёл.

Когда Лера загрузила доверху старенький бабушкин холодильник, было уже три часа. Измотанная, она опустилась на диван. Девушку настигло чувство опустошения.

«Вот и всё», – подумала она.

Комната казалась пыльной и душной. Лера распахнула все три окна. В лицо ей ударил свежий весенний ветерок. Снаружи ярко светило солнце. Фасады соседних зданий, залитые светом, напоминали о приближающемся лете. В солнечных лучах сверкали оконные стёкла. Пестрела молодая зелень. И только голые серые ветви под окном нагоняли уныние. Лера переставила горшки с геранью и уселась с ногами на широкий подоконник, как в детстве.

«Странно, – подумала она, глядя на горшки и кадки с цветами. – Во всём доме и возле него нет зелёных растений, а здесь, у бабушки, такой цветник».

Ветер задувал в окно, в ярком дневном свете плясали пылинки.

«Надо бы прибраться», – решила Лера.

Ей хотелось отвлечься, занять себя чем-то. Стыд никуда не делся. Девушка горько жалела, что так редко бывала здесь в последние годы. Она ведь так и не услышала последних слов, прощальных наставлений. Больше никогда бабушка не расскажет своих историй про долгую жизнь, про молодость.

Лера вздохнула. Какое-то время она так и сидела, обняв колени, бесцельно блуждая взглядом по купеческим особнякам, теперь ветхим и никому не нужным. Потом её внимание переключилось на убранство комнаты.

«И что теперь делать? Навести здесь порядок и продать? А где остановиться, если решу навестить могилку? Нет. Если здесь никто не будет жить, комната придёт в упадок, как те, на третьем этаже».

По спине пробежал холодок от воспоминаний про ночную вылазку наверх. Лера вспомнила, что собиралась осмотреться там днём.

«Ерунда, – сказала она себе. – Подумаешь, пустующий этаж».

Девушка слезла с подоконника с твёрдым намерением приняться за уборку, переоделась в шорты и футболку, а джинсы и чёрную рубашку повесила на стул. Ещё в Москве Лера поняла, что у неё совсем нет чёрной одежды. С трудом отыскалась лишь одна рубашка, да и ту она не носила.

В коридоре девушка столкнулась с одной из старушек, бывших на поминках. Та печально глянула на ведро воды в Лериных руках, потом спросила:

– Дочка, надолго ты у нас?

Лера остановилась, пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, девять дней справлю, потом уеду.

– Ты, если что, спрашивай, не стесняйся. У нас на кухне график дежурств висит, – сказала старушка и пояснила: – Кто когда в общих помещениях убирает. По кухне ты уж знаешь. Ох, беда-беда, всё меньше нас, стариков, остаётся.

– Хорошо. Спасибо, – произнесла Лера дежурную фразу и потащила дальше своё ведро.

В комнате она рьяно принялась за уборку. Сначала ей даже стало легче, мысли будто испарились от монотонной работы. Но горечь утраты вернулась, когда дело дошло до шкафов. Перебирая бабушкины вещи, Лера расчувствовалась. Ей хотелось расплакаться от нахлынувших воспоминаний.

Вытирая пыль с книжных полок, уронила фотографии. Те стояли без рамок, прислонённые к книжным корешкам. Лера расставила их как попало, закрыла стекло. В шкафчике буфета нашла бабушкин блокнот с рецептами, огладила кожаный переплёт, положила на стол. На трельяже в жестяной шкатулке хранились советские украшения: клипсы, бусы и броши. Лера помнила, как в детстве любила перебирать эти нехитрые сокровища. В тумбе трельяжа имелось второе дно. Девушка по наитию нащупала его рукой. Бабушка не раз упоминала, где хранит самое ценное. Внутри: деньги, сберкнижка, крохотный свёрток. Лера дрожащей рукой развернула тряпицу. В ней был кулон и записка. Кроваво-красный камень в оправе из чернёного серебра выглядел зловеще и одновременно удивительно притягательно. Искусно выполненные серебряные ветви оплетали багровый кристалл. Лера не видела прежде такого кулона, но было нечто смутно знакомое в блеске рубиновых граней.

«Что за камень?» – недоумевала она, любуясь.

Девушка даже поднесла его к окну, чтобы лучше рассмотреть, совсем забыв о записке. Он не походил на советские синтетические рубины: камень отличали несовершенства и слишком простая огранка. Кулон не был крупным, но казался массивным. Солнечные лучи проникали вглубь кристалла и терялись там, камень словно светился алым изнутри.

Как-то неожиданно набежали тучи. Схлынуло наваждение. Лера отвлеклась от кулона, вспомнила про записку.

На тонком, пожелтевшем от времени листке бабушкиной рукой было выведено: «Не надевай». Дальше текст терялся, но удалось разобрать неясное «бес». Чернила сильно выцвели, последнюю пару слов девушка и вовсе не смогла прочесть. Лера так и сяк крутила записку в руках – ничего.

«Без или бес? – вглядывалась в листок она. – Не надевай. Не надевать без чего?»

Оставив бесплодные попытки, Лера положила деньги в кошелёк, а сберкнижку и кулон обратно, в потайное место трельяжа.

«Что это вообще значит? Не надевай».

Очевидный смысл фразы девушка отмела сразу. Лидия Петровна не из тех, кто стал бы советовать, по какому поводу надевать украшения, и тем более хранить пустяковую записку вместе с деньгами.

«Это было для неё важно», – поняла Лера, но сил на разгадывание тайны не осталось, слишком тяжёлым был день.

Девушка, как могла, быстро закончила уборку, повалилась на диван. За окнами вечерело. Тучи слегка разошлись, и кое-где алели всполохи закатных солнечных лучей. Быстро темнеющее небо и яркие пятна на старых фасадах: вот что видела она через три узких высоких окна.

Дух пыльной старости уступил место навязчивому запаху бытовой химии. И это успокоило Леру. Она ощутила мимолётное чувство контроля над этим местом.

Есть не хотелось, девушка думала налить себе чаю, но идти на общую кухню не было сил.

«Если я тут задержусь, нужно будет купить электрический чайник», – подумала она, прикрыв на минутку глаза.

Лера проснулась от неудобной позы и холода. В открытые окна задувал ночной холодный воздух. Девушка не сразу поняла, где находится. Ей то ли снилось, то ли чудилось, будто она дома, в собственной спальне. Но здесь тёмный потолок взмывал высоко над головой, в окна светил жёлтый электрический свет. Фонарные столбы равнялись высотой со вторым этажом старинного особняка.

Девушка поёжилась, потёрла руками лицо.

Оконные рамы надрывно скрежетали, когда Лера закрывала их одну за другой. Во мраке комнаты ей стало неуютно. Мобильник показывал полчетвёртого утра. Девушка уснула как была, в одежде, на незастеленном диване. Она стащила со спинки дивана подушку, легла обратно. Теперь сон не шёл. Лера ворочалась какое-то время в темноте, потом взяла в руки телефон, проверила сообщения и почту. С горечью подумала, что через два месяца ей сдавать роман, а работы предстояло минимум на четыре.

«Как всё не вовремя», – чертыхнулась она про себя, отложила мобильник.

Девушка лежала, глядя на тускло подсвеченную лепнину на потолке. Свет уличных фонарей лился сквозь высокие окна, отбрасывая длинные тени. Последняя надежда снова заснуть испарилась.

«Ладно, всё равно не усну. Надо чем-то полезным заняться».

Лера включила торшер, полезла в сумку за ноутбуком, села за круглый стол у окна. Привычным жестом она раскрыла ноут и тут же закрыла. Бабушкин блокнот лежал на тумбе буфета. Девушка нахмурилась. Она точно помнила, что вынула его и положила на стол.

«Показалось», – подумала Лера, уселась поудобней на скрипучем стуле, потянулась к ноутбуку.

Что-то зашуршало за спиной. Девушка обернулась.

На полу лежали фотографии. Дверца книжного шкафа была закрыта.

– Что за хрень?! – выругалась Лера, вскочив на ноги.

По спине побежали мурашки, желудок ухнул куда-то вниз.

Девушка быстрым шагом подошла к двери, проверила замок: заперто. Потом потёрла глаза, моргнула пару раз. Фото всё так же лежали на полу.

«Помню, как уронила и подняла. Что за чёрт? Для маразма рановато».

Лера стояла в нерешительности, глядя на фотографии. Те лежали, словно девушка только что случайно смахнула их рукой. Медовый абажур торшера отбрасывал мягкие золотистые тени. В комнате царила тишина. Лера ущипнула себя: больно.

На секунду она представила, как ещё вчера по центру комнаты стоял гроб, и это её не пугало так, как упавшие на пол старые фото. Устыдившись необъяснимого страха, решительно подошла к книжному шкафу и небрежно рассовала фотокарточки между книг.

«Теперь точно не упадут».

Походив немного по комнате, Лера всё-таки села за ноутбук, открыла файл и долго всматривалась в строчки. Текст не шёл. В ночной тишине послышался далёкий гул машины. Выдавив из себя пару предложений, девушка уставилась в окно. Кусочек звёздного неба над малоэтажной застройкой казался удивительно ярким. Даже свет фонаря не перебивал мерцающие точки. Над самыми крышами небо чуть светлело, намекая на приближающийся рассвет.

Любовная сцена между главными героями теперь казалась Лере безнадёжно банальной и глупой.

«Сложно настроиться на романтический лад, когда ночуешь в чёртовой дьявольской усадьбе», – подумала она.

Словно в подтверждение этих мыслей в коридоре раздались скрипы, за окном что-то забренчало, будто ударилось о жестяной карниз.

Лера закрыла ноутбук, посмотрела на себя в зеркало трельяжа: волосы растрёпаны, взгляд ошалелый, под глазами пролегли тени. И всё же тёплый свет от абажура придавал лицу мягкости, свободная футболка на тоненькой фигурке напоминала о доме. Девушка приблизилась к зеркалу, присела перед ним, осмотрела себя более придирчиво, пригладила волосы, заправила за ухо с одной стороны.

Не зная, чем ещё себя занять, она повернула створку трельяжа. Отражение раздвоилось, потом утроилось, словно вселенная преломилась на множество мелких осколков. В раннем детстве Лера обожала играть с зеркалами. Вот и сейчас на неё напала ностальгия. Она повернула вторую створку, увидела в отражении свой затылок, ровный срез стрижки ниже подбородка. Какое-то время девушка увлечённо двигала одну из створок, отражения то превращались во множество мелких, то уменьшались до двух или трёх. Лера чувствовала себя гостьей в стране кривых зеркал. Игра продолжалась, пока в карусели отражений не мелькнула тень, чужеродная и пугающая. Девушка замерла, вглядываясь в зеркало, ища смутившее её в комнате. Липкий страх пополз по затылку, распространился мурашками по телу. Лера обернулась так резко, что закружилась голова.

Окружающее пространство было прежним. Медовые тени тянулись от абажура. В полутёмных углах никого. Отчего-то стало неприятно сидеть затылком к зеркалу, словно кто-то мог коснуться спины.

В этот момент над головой раздался топот, такой же, как вчера. От неожиданности Лера подскочила. В висках стучало, к щекам прилила кровь, а руки похолодели.

Топот продолжался.

Девушка включила верхний свет. Стало светлее, а на душе спокойней. Но, как назло, перед глазами встал образ жуткой тёмной комнаты на верхнем этаже.

«Ну уж нет, – подумала Лера. – Сегодня я на это не куплюсь».

– Можешь прыгать хоть до утра, – сказала она вслух, сама не понимая, к кому обращается.

Выходить из комнаты не хотелось. Даже захоти она в туалет, ни за что не пошла бы бродить по тёмному коридору.

Звуки стихли так же неожиданно, как начались.

Лере стало совсем не по себе. Она не могла понять природу своих чувств.

«Подумаешь, ночью кто-то не спит, – заключила Лера. – Мерещится ещё всякое. Фигня какая-то».

В момент, когда девушка почти убедила себя в чрезмерной фантазии и буйном воображении, топот послышался на этаже.

Это были не шаги, а именно топот, будто кто-то скакал по коридору вприпрыжку.

Лера посмотрела на дверь. Зазор над полом зиял чёрным провалом. Девушка инстинктивно погасила весь свет. Ей в голову пришла нелепая мысль: «Ночной балагур должен думать, что я сплю».

Лера беззвучно забралась с ногами на диван.

Топот оборвался. А через пару минут снаружи у двери скрипнула половица.

Девушка боялась громко дышать. Иррациональное чувство страха овладело Лерой. Умом она понимала, что нечего опасаться, но лоб покрылся испариной, а руки дрожали.

Топот раздался за дверью.

«Нужно открыть и прекратить этот балаган», – подумала Лера, но отчего-то было жутко даже пошевелиться.

Звук продолжался, действовал на нервы. Он казался совершенно неестественным.

«Кто бы стал скакать прямо на пороге ночью?»

Лера пребывала в странном оцепенении, пока топот не прекратился.

В звенящей тишине она опасливо спустила ноги с дивана, подкралась к двери. Не скрипнула ни единая половица. Девушке казалось, что темнота скрывает не только её, но и звуки. Она прислушалась.

Небо за окнами медленно начало светлеть. Стало тихо и спокойно, будто бы всё слышанное ранее лишь почудилось.

Лера прижалась к двери вплотную, прислонила ухо. Теперь она злилась на себя за глупый страх и разыгравшееся не к месту воображение.

Лакированное дерево приятно холодило щёку. В коридоре было тихо. Вдруг прямо на уровне лица по дверному полотну снаружи заскрежетало что-то, будто неизвестный острыми ногтями царапал дверь.

Лера вскрикнула и отскочила.

Инстинктивно она схватила швабру, брошенную у входа, гневно повернула замок и с мыслью «Ну всё!» распахнула дверь.

Тёмный коридор был пуст. Девушка тяжело дышала, нелепо держа швабру в руках. Её не покидало ощущение чьего-то присутствия. Лера шагнула за порог, запоздало подумав, что нечем посветить, а до выключателя несколько шагов. Было жутко ступать во тьму коридора.

Стало тихо: ни скрипов, ни шагов.

«Как мог хоть кто-то так быстро и беззвучно отбежать от двери?» – спросила она себя, начиная сомневаться в своём рассудке.

Лера слышала биение собственного сердца, оно, казалось, стучало у горла. В полумраке едва угадывались силуэты шкафов и тумб, блёклые очертания стен.

Девушка решилась, поняла, что не уснёт, не выяснив, какого чёрта здесь творится. Она сделала пару неуверенных шагов, когда что-то волосатое и влажное прыгнуло на неё из темноты. Лера заорала.

Глава 4

На крик прибежал Никита. Он спешно натягивал цветастые шорты. Лера не сразу поняла, что в коридоре стало светло. Она озиралась как сумасшедшая и размахивала шваброй.

– Чего орёшь? – недоумённо спросил парень.

Девушка молчала, оглядываясь по сторонам.

К стене жался бурый комок.

– О, котейка, – выдал Никита.

После темноты у девушки перед глазами плясали яркие пятна. Она присмотрелась. Самый страшный в мире кот вылупился на неё пустым взглядом: чёрная клочковатая шерсть вымазана бурым, морду пересекает уродливый шрам, правое ухо подрано.

– Ты чего орала-то? – повторил вопрос парень.

Лера не могла выговорить ничего связного, только:

– Тут… там… кто-то за дверью… скребётся.

– Блин, ты так весь дом перебудишь. Чего случилось?

Лера смотрела то на кота, то на парня. Страх схлынул. Она обрадовалась появлению Никиты, хоть и не хотела себе в этом признаться. Теперь коридор уже не казался жутким, пришло осознание, что в доме живут обычные живые люди и нет ничего пугающего и необъяснимого.

– Кошмар приснился? – предположил парень.

Лера кивнула.

«Дура дурой, – заключила она, представив, как выглядит. – Не объяснять же про тень в зеркале, упавшие фотографии и топот в нежилой квартире?»

– Извини, что разбудила, – пробормотала девушка.

– Ну… Ладно, бывает, – неуверенно выдавил Никита. – Швабру только опусти.

Лера нервно хохотнула.

Дальше парень совершил немыслимое: взял грязного уродливого кота на руки и стал гладить.

– Кто тут у нас такой пушистый и симпатичный? – шёпотом приговаривал Никита.

Лера опешила.

«Пушистый и симпатичный?!»

Парень заметил Лерин взгляд, смутился и произнёс:

– Да я обычно не сюсюкаюсь с животными, просто этот очень милый, – он помолчал и неловко добавил: – И ты его напугала. Вон как дрожит. Я сам офигел от твоих воплей, если честно.

– Милый? – переспросила Лера, не обращая внимания на последнюю фразу.

Разговор получался странным.

Девушка отставила швабру и, вспомнив про пугающий скрежет, стала осматривать дверь.

– Что там? – поинтересовался Никита.

– Ничего, – поспешно ответила девушка.

На двери и вправду ничего не было.

«Я схожу с ума», – обречённо подумала Лера.

– Тебе, наверное, сейчас тяжело. Хочешь, побуду с тобой? Всё равно уже, считай, утро, – неожиданно предложил парень.

Лера готова была отказаться, но Никита произнёс:

– Давай кофе выпьем, а?

Девушка колебалась.

«Странный этот Никита», – думала она, но заядлая кофеманка в ней хотела согласиться.

– Мне на работу скоро. Я всё равно заварю. Пошли? – уговаривал он, продолжая гладить кота.

– Ладно. Только без кота, – отрезала Лера.

– Да брось, – добродушно возмутился тот. – Или у тебя аллергия?

– Нет.

Никита зашагал по коридору в одних шортах, будто не сомневался, что девушка пойдёт за ним.

Лера прикрыла дверь и пошла.

На общей кухне Никита нашёл пластиковую коробку, налил коту молока, зажёг газовую колонку и начал варить кофе. Лера скромно присела на табурет, радуясь, что кофе не растворимый.

За окном занимался рассвет. Вскоре по кухне поплыл пьянящий запах любимого напитка Леры. Уродливый кот лакал молоко. Даже это простое действие выходило у него жутким. Он громко причмокивал, вздыхал совсем как человек, воровато оглядывался, поворачивая изуродованную морду. Лере было неприятно на него смотреть, но и отвести взгляд не получалось.

– Давно ты тут живёшь? – спросила девушка, чтобы нарушить неловкую тишину.

– Второй год, – ответил Никита.

В алюминиевой турке быстро поднималась пена. Парень поспешно снял кофе с плиты.

Лере досталась щербатая оранжевая чашка в горошек.

– Прости, нормальных кружек нет, – стал оправдываться Никита.

– Ерунда. Спасибо за кофе, – отмахнулась Лера. – А почему ты здесь решил снять комнату? Ну, то есть… – девушка замялась.

– Почему в такой дыре? – догадался парень.

– Ну да, – девушка смущённо кивнула.

– Во-первых, бюджетно. Во-вторых, люблю старинные особняки. Знаешь, чтоб лепнина, потолки три с лишним метра… Тут, кстати, столько всего сохранилось под реставрацию. У меня там даже окно заложено было, прикинь? Оригинальные блоки Фальконье, почти все целые. Хочешь, покажу?

– Эм… Может, в другой раз. – Лере ни о чём не говорило название. – Ты реставрацией занимаешься? – спросила она.

– Ну, немного. Люблю вещи с историей. – Он подсел к Лере, подул на чашку, сделал глоток. – Я-то любитель, а вот Тамара Васильевна много чего знает, подсказывала мне кое-что.

– Значит, любишь старые дома?

– Угу.

– Слушай, а на верхнем этаже вообще никто не живёт? – задала Лера интересующий её вопрос.

– Сейчас нет. Я когда заехал, в том крыле ещё жили. – Никита указал в сторону правого крыла, противоположного от жуткой комнаты, где ночью была Лера. – А потом, ну, знаешь, всё. Там наследники вроде есть, собирались продавать, но тут крыша потекла, одна из башен в прошлом году посыпалась. Короче, не нашлось желающих купить.

– Да, это не Питер, – многозначительно произнесла Лера.

– Это ты о чём?

– Ну, я слышала, богатые люди покупают коммуналки и делают себе шикарные квартиры в царских домах, в самом центре.

– А, это. У нас тоже бывает. Только масштабы здесь поменьше, не столица, согласен, – Никита сделал пару глотков, а потом спросил: – А ты что делать будешь?

– С чем? – не поняла Лера.

– Ну, с комнатой.

– Не знаю, – девушка пожала плечами. – Наверное, попробую продать. Не думала ещё.

– А жить не будешь?

– Не-е-ет.

Лера с трудом представляла жизнь в коммуналке, хоть и опустевшей. Она подумала, что бабушкина комната немногим меньше её студии в Москве.

«Но то отдельная квартира, своя кухня, ванная. Ванна…»

Девушка с грустью вспомнила её, сверкающую белизной, ужасно захотелось поваляться в горячей воде, не думая о времени, соседях, старом доме.

– Ну это ещё нескоро, полгода, потом только сможешь продавать, – заметил Никита.

– Да, – с грустью согласилась Лера.

– И, скажем честно, в таком виде не факт, – продолжал парень. – Вообще у комнаты шикарное расположение. Если там навести красоту, будет очень даже. Вкрай сдавать можно.

– Не знаю, – протянула Лера. – Думала про ремонт, но рано ещё планировать, – призналась она.

– Слушай, так если что, могу помочь.

– С чем? – не поняла девушка. – Ты же вроде художник?

Никита засмеялся.

– Ага, художник.

Лера не поняла.

– Ну да, художник. Так-то я на живопись учился. Но люблю старые дома, хобби у меня, что ли, такое. Я даже два года в Питере жил, работал там в бригаде у одного реставратора. Вот это классно было.

– Почему вернулся? – спросила Лера, отчего-то уверенная, будто Никита отсюда родом.

– Да не сложилось у меня с городом. Долгая история.

Девушка поднесла к губам чашку, сделала несколько глотков, думая, как подвести тему разговора к странному топоту на верхнем этаже.

– Так вот, могу помочь. Мне за радость будет, да и Лидия Петровна меня всегда выручала. Классная у тебя бабушка была, – продолжал говорить парень.

Лера замялась, не понимая, о какой конкретно помощи идёт речь.

– Да я не решила ещё, что делать, и неудобно как-то.

Напор парня её смущал.

«Знакомы всего ничего, два дня».

– Слушай, давай так: ты заходи ко мне, посмотришь, как у меня всё. Прикинешь, что хочешь по итогу. Будет долго, но результат того стоит, – проговорил Никита так, словно Лера уже нанимала его для ремонта.

– Ладно, посмотрю, – согласилась девушка, только чтобы сменить тему разговора.

На самом деле она не хотела сейчас думать о ремонте.

– Договорились, – сказал парень.

За окном совсем рассвело. Мягкий утренний свет проникал сквозь засаленное стекло.

– А ты завтракать не будешь? – удивилась Лера, глядя на кофейные чашки.

– Не, в такую рань кусок в горло не лезет.

Кот, про которого Лера забыла, оказался под столом. Уродливая животина принялась тереться о её ноги. Девушка вздрогнула от неожиданности и брезгливости.

Стараясь отпихнуть ногой кота, она сказала:

– Спасибо за кофе. Не буду мешать. Тебе, наверное, на работу собираться.

– Да не, это через пару часов.

Лера удивлённо подняла брови. Никита беззаботно прихлёбывал кофе, развалившись на стуле в своих нелепых цветастых шортах.

Повисла тишина.

Не дождавшись пояснений, девушка спросила:

– А где работаешь?

– Сейчас в баре.

«Понятно, – подумала Лера. – Безработный художник, мастер по ремонту и по совместительству бармен».

– В смысле, сейчас стену в баре расписываю. Сегодня должен закончить. Тут недалеко, в паре кварталов.

– А-а-а, – произнесла девушка.

«Всё-таки художник», – заключила она.

– Сейчас прикорну часок, а потом можно и позавтракать, – выдал Никита.

– А кофе?.. Не уснёшь теперь.

Лера окончательно уверилась в странности парня.

«Зачем было звать меня на кофе?» – недоумевала девушка.

– Кофе мне не помешает. Главное, не ори так больше. Чего ты, кстати, кричала?

Лера решила, что в нынешней обстановке вряд ли будет выглядеть ещё большей дурой, потому сказала честно:

– Эм, сначала наверху, прямо над головой, раздался громкий топот. Ты сказал, что там никто не живёт. Да я была там, поднималась, жутко выглядит.

Дальше Лера пересказала свои предположения про ночного балагура, заметив, как странно шататься ночью по нежилому этажу. Она попыталась объяснить леденящее ощущение чьего-то присутствия.

– Потом топот раздался в коридоре и прямо у двери, – продолжила девушка. – В дверь кто-то скрёбся, понимаешь? Я открыла, чтобы разобраться. И тут на меня прыгнула эта жуткая тварь. – Лера указала на кота.

Никита улыбнулся.

– Ничего он не жуткий, – сказал парень про мерзкую животину, что тёрлась о Лерины ноги.

Девушка наконец отпихнула кота. Тот зашипел, но всё-таки отошёл.

Проговорив то, что так её напугало, Лера осознала всю наивность своих страхов.

– Брось, тебе показалось. Дом старый, здесь вечно то скрипы, то сквозняки. К тому же… – Никита замолчал, не закончив фразу.

– К тому же что?

– Ну… Дом повидал немало историй. Бывает, происходят странности, по мелочи. Не обращай внимания.

На кухню вошла старушка в ситцевом халате, та, что встретилась днём Лере в коридоре.

– Доброе утро, – бодро проговорил Никита.

– Чё это ты в такую рань не спишь? – вместо приветствия произнесла та.

– Да вот кофем девушку угощаю, – насмешливо ответил парень.

– Вижу, – буркнула пожилая женщина и, шаркая тапками, направилась к плите.

– Доброе утро, – проговорила Лера.

– Доброе, – ответила старушка. – Давайте-ка, не засиживайтесь. Тут вам не кофейня. Приготовили – и к себе.

– Намёк поняли, – добродушно ответил Никита.

Лера в два глотка опустошила чашку.

В этот момент кот чёрной тенью шмыгнул к двери.

– Ой, – напугалась старушка. – А этого кто притащил?

– Сам прибился, – сообщил парень.

– Пушистый какой. Породистый, что ли?

– Не знаю, – Никита пожал плечами.

Лера мысленно всплеснула руками.

«Породистый?! Да что с вами всеми не так?» – хотелось воскликнуть ей.

В её глазах кот напоминал помесь крысы и гиены.

Старушка принялась кашеварить, больше не обращая внимания на парочку молодых соседей.

– Ладно, пошли, – прошептал Никита.

Они помыли каждый свою чашку и вышли за порог кухни.

– Ты что, во всякую мистику веришь? – спросила Лера, продолжая незаконченный разговор.

– Не.

– Сам же сказал: «В доме происходят странности».

С кухни доносилось бренчание посуды, шумела вода в раковине.

– Мистика – это для девчонок. Поживёшь здесь, сама поймёшь. Этим дом и интересен. Он вроде как живой, понимаешь? – рассуждал Никита.

Лера помотала головой.

Они дошли до развилки, пора было прощаться.

– Ну как тебе объяснить? Это прям настоящий особняк с привидениями, только привидений нет, но атмосфера есть. Что-то вроде такого.

Лера не особо поняла, что парень имел в виду.

«Привидения либо есть, либо нет. Что это ещё за среднее значение?» – думала она.

– Обстановка тут особая, антураж, – пояснил Никита. – Ты сама-то веришь в призраков или во что-то типа того?

– Н-нет, – неуверенно ответила Лера.

– Ну ладно, – хохотнул он. – Заходи вечером.

Не дожидаясь ответа, парень развернулся и зашагал по коридору.

Лера закатила глаза.

«Ага, зайду, как же. Заняться больше нечем», – думала она по пути до комнаты.

Девушка обернулась. Широкоплечая фигура скрылась из виду. Пустой узкий коридор навевал тоску. Лера вздрогнула от воспоминаний о ночных приключениях и уродливом коте, порадовалась, что больше не видит жуткой животины, распахнула дверь и стала рыться в старом холодильнике в поисках того, чем можно поживиться.

Глава 5

Время близилось к обеду. Лера сидела за ноутбуком и строчила как сумасшедшая. Она заперлась в комнате и не выходила с самого утра. На неё нашло небывалое воодушевление, что было странно для сложившейся обстановки. Пальцы порхали над клавиатурой, чёрные буквы ложились на белый экран.

Лера боялась спугнуть нежданный прилив вдохновения.

За окном гудели машины, откуда-то доносился детский смех и визг, слышались обрывки разговоров прохожих. Всё это сливалось в монотонный фоновый шум, который словно бы гипнотизировал, вводил в своеобразный транс. Под этот шум строчки летели одна за другой. Сюжет легко тёк сам собой без всякого плана и порядка, слова находились будто из ниоткуда. И девушка продолжала стучать по клавиатуре, не замечая ничего вокруг.

Она отвлеклась только тогда, когда надрывно заурчал живот. В распахнутые окна ярко светило солнце, дул тёплый ветерок. Погода была по-летнему жаркой.

Лера поняла, что невероятно устала. Спина затекла от долгого пребывания в одной позе. В глаза словно песка насыпали.

«Ладно, потом перечитаю», – решила она, закрыла ноутбук, поднялась.

Пришлось идти на общую кухню, чтобы разогреть остатки поминального обеда. Снова есть холодные пироги Лере не хотелось. Там же она сделала себе чай и на бабушкином жестяном подносе понесла еду в комнату.

После обеда девушку разморило. Бессонная ночь давала о себе знать. Мыть посуду не было сил, и Лера решила, что сделает это потом.

Солнечный свет заливал комнату, ослеплял. Девушка зашторила окна, оставив их открытыми. Приятный ветерок создавал прохладу, пыльные портьеры чуть колыхались. Захотелось прилечь и закрыть глаза на пару минут. Лера не стала противиться порыву, легла на диван, подмяла под себя подушку и мгновенно провалилась в сон.

Ей снилось, будто она шла по тёмному коридору верхнего этажа. Повсюду висела паутина, липла к лицу и волосам. Но коридор был чистым, ухоженным, жилым, а потолок, напротив, старым и прогнившим. Выглядело так, будто прошлое и настоящее соприкасались в одной реальности. Лера искала подругу. Водить в жмурки выпало ей, и она уже битый час не могла найти Нину. Неисследованными остались подвал и чердак. Лера направлялась к последнему.

Стены расплывались неясными тенями, как это часто бывает во снах. Коридор казался бесконечно длинным, девушка шла и шла, но, казалось, не сдвинулась с места. Лера смутно помнила тот день. В видении он представал искажённым, причудливым.

Неожиданно картинка сменилась. Лера не заметила, как осознала себя стоящей под пыльными балками. Стропила скатной крыши угадывались в полутьме. В щели заколоченного окошка лился дневной свет. В нём плясали пылинки. Лера засмотрелась на игру теней и света. Ощущение чьего-то присутствия отвлекло её. Чудилось, будто в тёмных углах под скатами крыши скрывается нечто и ждёт момента, чтобы потянуться безобразными руками.

– Нина! – окликнула подругу Лера.

Из дальнего угла послышался смешок. Девушка пошла на звук. Неожиданно что-то побежало по плечу, защекотало шею. Лера брезгливо смахнула паука, замешкалась, споткнулась, рухнула на пол. Стоя на четвереньках, она заозиралась. Из-за опорного столба выглядывала тень, нечеловеческий силуэт. Лера силилась рассмотреть впотьмах пугающее нечто, как вдруг тень метнулась к ней, а сзади на плечо легла холодная ладонь.

Девушка вскрикнула детским голосом, обернулась. Метрах в двух на фоне заколоченного окна стояла Нина: лицо закрыто длинными спутанными волосами, бледная кожа почти светится в чердачной полутьме, неизменные рюши на подоле старомодного платья.

– Испугалась? – спросила та холодным потусторонним голосом.

Задыхаясь от нахлынувшего ужаса, Лера открыла глаза. Сновидение ускользало, оставляя в памяти лишь обрывки. Девушка не могла понять, что напугало её. Из сна она запомнила Нину и чердак, но в детстве множество раз Лера лазила там вместе с подругой. Образ странной девочки стёрся из воспоминаний, потерял точность и чёткость, остались только смазанные черты бледного детского лица.

– Что за чёрт? – произнесла вслух Лера, глядя в потолок и пытаясь отдышаться.

Девушка попыталась вспомнить, пугала ли её подруга: нет. В юные годы Лера с детской непосредственностью воспринимала всё вокруг, может, оттого и не боялась?

Мягкие вечерние тени ползли от задёрнутых штор. В щели портьер виднелись окрашенные алым светом дома.

Лера вспомнила жуткую тень из сна, вздохнула.

Что-то чёрное зашевелилось у ног.

Девушка дёрнулась, села одним рывком.

Страшный, изуродованный кот не мигая смотрел прямо ей в глаза. Взгляд его был пугающе осмысленным.

– А ну, пошёл! – закричала девушка.

Кот не сдвинулся с места, только надрывно мяукнул. В этом звуке Лере почудилось вполне человеческое: «А-а-а!»

Стало не по себе.

Девушка уже намеревалась запустить в кота подушкой, но стало противно от мысли, что наволочка коснётся клочковатой шерсти.

Тогда Лера встала с дивана и принялась медленно пятиться к двери.

– Как ты только сюда забрался, образина волосатая? – спросила она кота.

Тот вытянул заднюю лапу и стал облизывать её неестественно длинным языком.

«Фу», – подумала Лера, потёрла глаза, пытаясь избавиться от наваждения.

Кот развалился на диване.

Лера повернула ключ в замке, дивясь тому, как мохнатая тварь проникла внутрь.

– Брысь! – как можно увереннее прикрикнула девушка.

Кот посмотрел на неё устало и обиженно. Леру пробрало холодом от того, насколько человеческим показался этот взгляд.

– Ну, давай же, уходи! Не то швабру возьму.

Четвероногий гость вальяжно побрёл к двери, словно всё понимал. У холодильника остановился, потёрся облезлой спиной.

– Нет у меня кошачьей еды. Иди отсюда! – снова прикрикнула Лера.

Кот её пугал. На секунду девушке почудилась зловещая ухмылка на звериной морде. Обычно Лера с добротой относилась к животным, но в этой животине было нечто такое, от чего мурашки бежали по спине.

Наконец-то кот вышел. Девушка поспешно закрыла за ним дверь, чуть не прищемив мохнатый хвост.

Часы показывали полшестого.

«Ладно. Надо перечитать, что написала, и что-то сообразить на ужин», – решила Лера и села за ноутбук.

Вчитываясь в написанное, девушка всё больше хмурилась. Сюжет романтической истории начинал походить на хоррор. Такого Лера не планировала и теперь не могла понять, как это вышло. Девушка всматривалась в строчки, будто в чужой текст. Она никогда не писала, следуя плану. Но в этот раз история вышла из-под контроля, словно её рассказывал кто-то другой. Незаметно навалилось странное оцепенение. Леру несло по волнам сюжета, будто стороннего наблюдателя. Вдруг посреди текста главная героиня сказала:

– Лера, вспомни!

Девушка вздрогнула, встряхнула головой, сбрасывая оцепенение, принялась искать глазами странную реплику, не нашла. По спине пробежал холодок. Лера перечитала всё ещё раз: ничего. После секундного колебания она закрыла ноут, ошарашенно уставилась в стену.

«Что за шутки?» – недоумевала девушка, впервые подумав: – Надо ехать домой, с меня хватит».

Лера похлопала себя по щекам, пару раз ущипнула: больно.

– Вспомни, – произнесла она вслух, будто пробуя слово на вкус.

Лера посмотрела на антресоль одного из шифоньеров, вспомнила, что бабушка среди прочего хлама хранила там старые фотоальбомы.

«Ладно», – решилась она, подтащила к шкафу табурет, проверила его на прочность и полезла.

Дверца антресоли поддалась не сразу. В носу защекотало от пыли. Внутри теснились свёртки, коробки и тряпьё. Лера, встав на цыпочки, зашарила рукой.

В момент, когда девушка нащупала альбомы и потянула на себя, сзади метнулось нечто. Лера почувствовала это спиной, успела наполовину обернуться, как вдруг кто-то выбил табурет из-под ног. Она ощутила секундное падение и резкую боль. Ободрала руку о деревянный подлокотник дивана и здорово приложилась головой об пол. В первые мгновения было сложно сделать вдох, и всё же Лера заозиралась в поисках обидчика. Комната была пуста, только смутная тень солнечным зайчиком скользнула по зеркалу трельяжа да слишком сильно колыхнулась штора. Девушке стало страшно.

Неожиданно в пугающей тишине за дверью прозвучало:

– Мяу!

– Твою мать! – выругалась Лера, кое-как поднялась.

Табурет со сломанной ножкой валялся рядом. Секунду назад она готова была поклясться, что видела кого-то, чувствовала чьё-то присутствие. А теперь сомневалась.

«Ни минуты не хочу здесь оставаться!» – подумала Лера, схватила телефон и выскочила за дверь.

По пути чуть не пришибла дверью кота.

– Опять ты?! – бросила она зло и помчалась по коридору.

На лестнице первого этажа раздражение схлынуло, девушка пошла спокойнее. Ужасно болела рука, ныл затылок.

Лера повернула к чёрному ходу и вышла во двор. В глаза ударил солнечный свет. Косые алые лучи тянулись из-за фасадов соседних домов. Здесь склон резко уходил к Волге, от того маленький дворик будто сползал вниз. У глухой стены ближайшего дома буйно цвели кусты, но ближе к особняку они увядали. Справа на натянутой верёвке меж покосившихся столбиков женщина развешивала бельё. Присмотревшись, Лера узнала соседку Зою.

– Добрый вечер, – без всякого выражения произнесла девушка.

Для неё вечер перестал быть добрым.

– Здравствуй, – ответила тётя Зоя, обернулась и охнула: – Что с тобой? Взмыленная какая-то. А руку это ты где ж так разодрала?

Лера остановилась.

– С табуретки упала. На антресоль полезла, – пробубнила она.

– Ну-ка, присядь. – Тётя Зоя отставила таз с бельём, повела Леру к лавочке.

– Да ерунда, – стала отнекиваться девушка.

– Дай гляну, – настаивала соседка.

Лера уселась вслед за ней на лавочку, показала ушибленное предплечье.

– Ты это, когда содранное промоешь, бадягу приложи, – посоветовала тётя Зоя.

Лера отвернулась и закатила глаза. «Ладно, что не подорожник», – подумала она.

– Бадяга – самое то, и синяки быстро сойдут, – продолжала соседка. – Аккуратней надо. У нас потолки ого-го, высота какая. Да и табуретка небось старая была. Ты бы у Никитки стремянку спросила, у него есть. А то так ведь и расшибиться можно.

– Хорошо, – только и ответила Лера.

Посмотрев на руку девушки ещё несколько секунд, тётя Зоя заключила:

– До свадьбы заживёт.

Лера усмехнулась про себя этой присказке. «Кого вообще волнует рука, когда в доме чёрт знает что происходит?» Девушка никак не могла понять: воображение разыгралось или странности происходят взаправду.

– Ко мне заходи, у меня и борный спирт есть, бадягу тебе дам, – заботливо проговорила соседка.

– Спасибо, не надо, у меня всё есть, – машинально ответила Лера.

– А ты к нотариусу-то ходила? – спросила тётя Зоя.

Ей явно хотелось поговорить.

– Нет ещё.

– А с комнатой что будешь делать?

– Не знаю пока, – ответила Лера.

«И чего всех так интересует этот вопрос?»

Не добившись развёрнутых ответов, тётя Зоя потеряла к Лере интерес, вспомнила про бельё, вернулась к тазу и верёвкам.

Лера решила написать лучшей подруге. Переписка получилась ни о чём, но девушке стало легче, вернулось ощущение привычной рутины. В конце переписки Лера вкратце описала жуткий особняк и пообещала прислать фото самого страшного в мире кота. Подруга только посмеялась, приняв всё за очередную шутку.

«Хоррор пишешь?» – сострила она.

«Ага, если бы», – ответила Лера, думая о том, во что превратился её текст.

«Давай позвоню, покажешь свой жуткий дом», – предложила подруга.

«Внутри не ловит. Я во дворе».

«Ладно. Тогда сфоткай всё».

«Ок».

«Держись там. Чмоки».

Лера убрала телефон и стала бесцельно осматривать двор. Ей в голову пришла мысль, что завтра же нужно сходить к нотариусу, а после сразу уехать.

Сбоку, у пристройки, что раньше была конюшней, стоял пожилой мужчина и курил. Такого персонажа Лера не видела в доме. Он был одет, словно советский инженер: аккуратно и в то же время чудно. Лере стало неловко пялиться на мужчину, она перевела взгляд на бельё. Тётя Зоя ушла. Разномастные простыни, оставленные ею, колыхались на ветру. Лера засмотрелась на движущуюся ткань. Порыв ветра бросил волосы девушке в лицо. Когда Лера убрала пряди, ей почудилось старомодное кружево в разрезе меж простыней. Сухая трава скрывала нижнюю часть ткани. Казалось, за ней кто-то есть. Сами собой волоски на руках встали дыбом. Лера огляделась. Мужчины уже не было. Пустой двор нагонял жути.

Лера неожиданно разозлилась на саму себя. Она решительно направилась к верёвкам, принялась отдёргивать простыни.

– Что ты делаешь? – послышалось откуда-то сверху.

Отдёрнув последнюю простыню, Лера задрала голову. На балконе третьего этажа, облокотившись о перила, стоял Никита.

Не дождавшись ответа, он крикнул:

– Пошли ко мне. Поднимайся.

Лера замешкалась.

– Приглашаю на ужин, – уточнил Никита. – Отказ не принимается.

Обещание ужина убедило девушку. К тому же ей не хотелось оставаться в одиночестве. Всё случившееся складывалось в тревожную картину.

Хотя Лера считала парня подозрительно навязчивым, она всё же крикнула в ответ:

– Ладно, поднимаюсь.

Никита скрылся за балконным проёмом.

Глава 6

Лера не успела постучать в дверь, как та распахнулась. Перед девушкой стоял Никита в футболке, джинсах и с босыми ногами.

– Заходи, – сказал он и посторонился в приглашающем жесте.

Лера прошла внутрь, огляделась и ахнула. Она и представить не могла, что из комнаты можно сделать такое.

Глубокий серый цвет стен контрастировал со светлым потолком и сохранившейся лепниной. Одна стена была молочно-белой, местами сквозь побелку проступала старинная кирпичная кладка. Было много дерева тёплых тонов, и везде картины. Леру удивил длинный дощатый стол у самого большого окна. Опорой столу служили две станины от швейных машин. На нём в хаосе теснились краски, кисти, холсты и куча всего. Винтажное кресло стояло в углу у балконной двери, рядом – торшер, между двумя узкими окнами – кровать и деревянная резная тумба. Широкие подоконники сплошь были уставлены разнообразными предметами: стеклянными вазами, банками с кистями, рулонами бумаги, свечами в винных бутылках. Комната была прямоугольной и вполне просторной, метров двадцать. Леру поразило то, как идеально сочеталось несовместимое: стиль, напоминавший лофт, и роскошь царских интерьеров, грубое дерево и отголоски былых времён. Присутствовало множество старинных и совершенно разных вещей, но в то же время всё было выдержано в общей гамме: серый, коричневый, медовый, бутылочно-зелёный. Ничего лишнего, в кажущемся беспорядке словно бы и состоял продуманный дизайн.

Лера рассудила, что не удивилась бы, увидь она подобный интерьер на глянцевых страницах.

Кованая люстра на высоком потолке создавала мягкие тени. За окнами почти стемнело.

Картины висели на стенах, стояли на полках и даже на полу. Лера заметила пару холстов за изголовьем кровати. Рисунки её поразили. Мрачные, но безумно красивые, словно написанные для готических романов, они сразу привлекли внимание. Девушка медленно перемещалась по комнате, рассматривая их. Никита возился у стола, расчищая пространство. А Лере стало бесконечно стыдно за то, как она думала о парне.

«Он талантлив, по-настоящему талантлив», – поняла Лера.

Девушка заметила печь у входной двери, простую голландку без изразцов. Рядом скрывалась двустворчатая дверь, сливаясь цветом со стеной.

– А это что? – спросила Лера, указывая на дверь.

– Ща покажу. Ты пиццу любишь?

– Конечно. Кто не любит пиццу?

Никита положил на дощатый стол две коробки.

– С работы шёл и про тебя подумал, – пояснил парень происхождение пиццы. – Мы же договорились, что вечером зайдёшь. Пошли, покажу. Тут у меня вроде кладовой. Это вторая комната хозяйки.

Никита открыл двустворчатую дверь. Лера заглянула внутрь. Крохотная комнатушка, очень узкая и вытянутая, метров пять-шесть от силы, зато с окном. Здесь были свалены тюки и коробки, стояли рейлы с одеждой, рулоны холстов, пустые подрамники и велосипед.

Лера присвистнула.

– М-да, – протянул Никита. – Тут раньше кто-то жил, представляешь? Почти как в чулане.

Девушка удивлённо приподняла брови.

– Вот эта стена, считай, картонная, – Никита постучал по глухой стене. – А эта так и была, с дверью. Вот так делили квадратные метры во времена уплотнения. Кому-то не повезло. Наверное, семейных – в комнаты побольше, а одиноких – вот так.

Лера задумалась, а потом спросила:

– Две двери. Здесь анфилада была? Ну, до революции.

– Думаю, да. Когда твоей комнатой займёмся, разберём стену и посмотрим, есть там дверь или нет.

– Разберём стену? – ужаснулась Лера.

Капитальный ремонт она точно не планировала.

– Ну да, старые обои снимем, – пояснил Никита. – Обычно такие двери зашивали фанерой или просто обоями заклеивали, чтоб от соседей отгородиться.

– А, понятно.

– Ну как тебе, нравится? – Никита обвёл рукой комнату.

– Ещё бы! Ты сам всё сделал?

– Да, почти всё. Когда обои снимал, приятелей позвал. В итоге обои чуть ли не фрезой пришлось срезать в некоторых местах.

– Почему?

– О, тут было много слоёв, а самые старые от времени так склеились, что как камень стали, не отдерёшь. С кирпичом долго возился, боялся испортить. Идём, а то пицца, наверное, остыла.

Никита уселся за стол, Лера опустилась в кресло. Парень раскрыл обе коробки и, недолго думая, схватил кусок, принялся жевать. Девушка, не заметив тарелок, сделала так же.

– М-м, вкусная, – заметила Лера.

– Ага, моя любимая пиццерия.

– Спасибо.

– Да я ещё ничего не сделал.

– За пиццу.

Парень улыбнулся.

– Скажи, сколько будет стоить ремонт? – спросила Лера.

Она решила уточнить это сразу, на берегу.

– Не знаю, – ответил Никита с набитым ртом.

Лера посмотрела на него вопросительно.

– Давай я тебе проект бесплатно нарисую? Расскажешь, что примерно хочешь видеть, что тебе нравится. А потом уже можно будет приблизительно посчитать, во сколько встанет ремонт, – продолжил Никита, помолчал и добавил: – Только я не инженер, точных чертежей не будет. Проект – что-то вроде визуализации.

Лера перестала жевать после слова «бесплатно». Её насторожило такое рьяное желание парня помочь. И в то же время хотелось на всё согласиться. Девушка осознала, что, если ввяжется в ремонт, нескоро сможет уехать отсюда.

Никита понял эту заминку по-своему.

– Не переживай, я на таких квартирах собаку съел. Распланирую так, как не всякий дизайнер сможет, – проговорил он.

– Что ты, я не сомневаюсь. Просто как-то неудобно бесплатно, – нашлась девушка.

Никита махнул рукой. Лера заметила, что она у него испачкана краской.

– Просто переживаю, вдруг денег не хватит, тогда и затевать не стоит, – объяснила она.

– Ладно, давай начнём с проекта, а там посмотрим, – предложил Никита.

Лера кивнула.

Она ещё ни разу в жизни не делала ремонт и ничего в нём не понимала. Но в компании парня ей неожиданно стало спокойно. Лера взглянула на него совсем другими глазами. Никита не рисовался, ничего из себя не изображал. Хотя поначалу казалось иначе.

Пока девушка размышляла, парень зажёг свечи.

«Ого, – подумала Лера. – Это уже не по-соседски».

Никита достал два фужера и бутылку вина. Лера не успела возразить, как он её откупорил.

«Ладно, хуже не будет», – решила девушка, думая о том, как ей не хочется возвращаться в комнату, где происходит чертовщина.

– За знакомство, – весело сказал Никита.

– За знакомство, – повторила Лера.

Повисла неловкая пауза. Никита смотрел добрым открытым взглядом из-под светлой чёлки.

– Эти картины все твои? – спросила Лера, чтобы нарушить тишину.

– В основном.

– Какая твоя любимая?

– Хм. Моя любимая всегда та, что пишу сейчас.

– Которая? Покажешь?

Никита смущённо улыбнулся и пошёл на балкон.

– Идём, покажу. Масло сильно пахнет, – пояснил он.

Лера вышла вслед за парнем.

На балконе царил сумрак, пахло вечерней свежестью и еле уловимо едкой краской.

Никита включил настенный фонарь. Лера в который раз подивилась тому, как здорово он всё оборудовал.

На старой, облупившейся тумбе, прислонённый к стене, стоял холст. Лера поняла: он не закончен. Настенный фонарь создавал резкие тени. В ночной полутьме картина казалась особенно мрачной. У Леры защемило сердце. По центру был изображён силуэт девушки, сидящей с ногами на подоконнике узкого высокого окна. Хрупкая фигурка обнимала свои колени. А с обеих сторон к ней будто бы тянулись неосязаемые тени.

Лера всматривалась заворожённо и чувствовала нечто вроде дежавю. От этого ощущения стало зябко и неуютно.

– Образ пришёл, – поделился Никита. – Это пока только набросок. Хочу, чтобы чувствовалось, как в окно врывается ветер, треплет волосы.

– Очень красиво, – перебила его Лера, – и тревожно. То есть атмосфера тревожная.

– Пожалуй, – согласился парень.

– А по бокам – это что?

– Не знаю пока, ещё не понял.

Лера хмыкнула, а у самой по спине пробежал холодок.

– Это вроде как борьба света и тьмы. Пока она сидит в прямоугольнике света, с ней ничего не может случиться. Но тени наползают и пугают её, – объяснил Никита.

Лера вздрогнула.

– Ты замёрзла?

– Нет, но тут и правда свежо, – неловко ответила Лера и тут же спросила: – А как ты придумал этот образ? Откуда он взялся? Увидел где-то?

– Да нет, просто пришёл в голову. Я даже объяснить не могу, у меня иногда так бывает, как будто из ниоткуда.

Лера немало изумилась, хотя и с ней случалось такое. Только образы она писала не красками, а словами.

– Ладно, идём, а то совсем замёрзнешь, – сказал Никита. – Ночи ещё холодные, вот скоро лето будет… – мечтательно заметил он. – Любишь лето?

– Да, только не жару.

– Верно, я тоже.

Никита уселся на кровать с бокалом. А Лере стало неловко, и она медленно пошла по комнате, рассматривая всякие безделушки.

– Ну а ты? Давно пишешь? – вдруг спросил парень.

– Нет, пару лет, – преуменьшила Лера.

– Да ладно?

– Вообще, я в школе ещё писала всякую ерунду, ну ты понимаешь, детские глупости. Я ж не думала, что в писатели подамся.

– А что так?

Лера пожала плечами.

– Это же несерьёзная работа – писатель, – сказала Лера словами родителей.

– Как тогда ты дошла до жизни такой? – шутливо спросил Никита.

– Интернет виноват, – усмехнулась Лера. – Я, вообще-то, экономику изучала. Ну и писала для развлечения. Потом подружка мне говорит: «А ты выкладывай». Дальше как-то завертелось. После универа работы не было, точнее, не брали без опыта. И вот я здесь.

– Понятно, – протянул Никита.

– Откуда у тебя столько ваз? – спросила Лера, желая сменить тему разговора.

Цветное стекло красиво блестело в электрическом свете. Выставленные на широком подоконнике вазы образовывали гармоничную цветовую палитру.

– А, эти? Что-то отдавали, что-то дарили, какие-то купил на барахолке, даже с помойки парочку принёс. Сначала одна появилась, а потом они сами расплодились. Мне нравится именно цветное. Когда сюда приходит солнце, очень красиво, – поделился Никита.

Лера представила, как солнечные лучи играют на стекле, отбрасывают цветные блики.

«Экстравагантное хобби для парня, – подумала она. – Творческая личность, бывает».

– А я думала, ты в них цветы ставишь, – подколола парня Лера.

Никита засмеялся.

– Многовато цветов надо, – сквозь смех выдавил он.

Глядя на его открытую улыбку, девушке тоже захотелось смеяться. На мгновение она забыла обо всех тревогах.

«Он красивый», – подумала Лера, удивляясь тому, как Никита не похож на парней, которых она знала раньше.

– Я просто барахольщик, люблю вещи с историей, не могу пройти мимо, – оправдывался Никита. – Хочешь, тебе подарю? Забирай любую, какая нравится.

– Нет, не надо. Они тут так красиво стоят, по цветовой гамме даже. Но спасибо.

Лера задержалась у грубых деревянных полок. На них вперемешку стояли картины, плакаты в простеньких рамках, фотографии и куча мелочёвки. Внимание девушки привлекло старое фото особняка Субботина. На чёрно-белом снимке дом походил на настоящий замок. Заломы и истрёпанные углы выдавали солидный возраст фотографии. Лера потянулась, сняла её с полки.

– Будто замок из книг о Гарри Поттере, – пробормотала она. – Сейчас он выглядит уже не так.

– Да, – согласился Никита. – Посмотри, какой плиткой облицован фасад. А балкон центрального фронтона? Все башни целые.

Лера вгляделась в маленький фотоснимок. Качество его оставляло желать лучшего.

– Сейчас всё выглядит печально, – продолжил парень. – Часть фасада над центральным балконом стала осыпаться, и её просто закрыли уродливыми жестяными листами.

– Да, видела. Выглядит убого, – согласилась Лера.

– Это оригинальное, аналоговое фото. Может быть, даже одно из первых, – с гордостью поведал Никита.

– Правда?

– Да, в подвале нашёл.

Леру охватила смутная тревога от мысли о подвале.

– А что ты там делал? – спросила она.

– Сокровища искал, – хохотнул Никита. – Ну, мебель, точнее, её остатки, всякие вещицы интересные. Там полно забытых вещей. Мне вообще показалось, что туда уже полвека никто из жильцов не ходит.

– Нашёл что-нибудь стоящее?

– Да, вот тумба, одна станина оттуда, еле дотащил, и мелочёвка всякая. У меня ещё фотографии есть. В подвале целую стопку нашёл. Правда, мне это стоило седых волос.

Лера посмотрела на светлые волосы парня.

– Образно, нет у меня седых волос. Так фото показать?

– Давай, конечно. А что там в подвале такого?

Никита полез под кровать и стал поочерёдно вытаскивать обувные коробки. В них чего только не было.

– Да жутковатое место. Я, вообще-то, во всякую такую фигню не верю, но даже у меня мурашки по спине побежали. Не знаю, как-то там не по себе, – ответил он, продолжая перебирать коробки.

Лера поставила фото на место и стала наблюдать за парнем.

– Нашёл. Здесь, по ходу, – бросил он и раскрыл картонную коробку.

Среди прочего Лере бросилась в глаза маленькая шкатулка с перламутровой камеей. Разом ноги стали ватными. Девушка вспомнила, как они с Ниной в этой шкатулке прятали секретики: Лера – красивые стёклышки, бусины и камушки, а Нина – сушёных жуков и дохлых пауков.

– Это моя шкатулка. Мне её бабушка дарила, – изумлённо сказала Лера.

Фраза получилась резкой, будто бы девушка обвиняла Никиту в чём-то.

– Твоя? – удивился тот. – А я её в подвале нашёл. Ну ладно, забирай.

Он протянул шкатулку Лере. Но та не торопилась брать её в руки.

– Я в детстве с ней играла, прятала там свои секретики, – зачем-то проговорила Лера.

– Прятала секретики? – засмеялся Никита.

– Как она в подвале оказалась? Я никогда не была в подвале, – продолжала Лера.

Парень посмотрел на неё озадаченно, потом сказал:

– Да мало ли как. Может, бабушка твоя старьё туда отнесла или кто-то из жильцов нашёл, а потом в подвал за ненадобностью.

– Ты же говоришь, в подвал никто не спускается.

– Мне так показалось. Тут же живут в основном старики, а там ноги переломать можно.

– А ты сам часто бываешь?

– Не, мне одного раза хватило. Тем более осенью подвал сильно затопило, теперь вряд ли там что-то ценное осталось. Так она тебе нужна? – снова спросил Никита, протягивая шкатулку.

После такой странной тирады отказываться было неудобно, и Лера взяла её.

Потёртая лакированная поверхность блестела. Девушка, как зачарованная, обвела пальцем выпуклый силуэт камеи, нащупала маленький ключик, повернула. Раздалась леденящая душу мелодия, будоражащая нечто забытое в глубинах памяти.

– А у меня не играла, думал, сломана, – удивился Никита.

– Ключик надо немного потянуть, – пояснила Лера.

– Вот те фото. Садись. – Никита похлопал ладонью по кровати.

Лера присела рядом с ним.

– Тебе не жутко хранить всё это в комнате? – спросила она. – Ну, знаешь, чужие вещи сохраняют энергетику. А ты, наверное, даже не знаешь, чьи они.

– Жутко? Да брось. Если так рассуждать, дом вообще всякое повидал.

Лера поймала себя на мысли, что ей-то как раз жутко в этом доме.

– Веришь в городскую легенду? – спросил Никита заговорщически и стал показывать фотографии. – Здорово было бы, окажись, что на снимках дочь Субботина. Вот, посмотри. Судя по одежде, похожа.

Лера придвинулась вплотную к парню, прижалась к его плечу.

Первая фотография сохранилась плохо, лиц почти не рассмотреть: большая семья в просторном зале. На втором снимке Лера увидела девочку за столом перед книгой, рядом стояла молодая женщина. Общий план лишал лица деталей, разглядеть их было сложно. Леру смутило нечто знакомое: то ли рюши на платье, то ли круглый стол у окна.

Девушка взяла фотокарточку в руки, силясь разглядеть лицо девочки со снимка.

«Она напоминает Нину, – поняла Лера. – Нет, просто возраст тот же, и платье похоже», – тут же успокоила она себя.

Определить цвет волос по чёрно-белому изображению не удавалось. И как назло, лицо девчушки пересекал залом.

– Что за городская легенда? – спросила Лера Никиту, чтобы отвлечься от странного чувства дежавю.

– Ты что? Городская легенда про этот дом. Не знаешь, что ли? – Никита даже снимки отложил.

– Не знаю.

– Ну ты даёшь, – удивился парень.

– Как-то краеведением не увлекалась, – парировала Лера.

– Да брось, известная легенда. Ты что? Она даже в экскурсионную программу входит. Ходят тут вокруг дома толпами. Знаешь, как экскурсия называется? – увлечённо спросил Никита.

– Нет.

– «Дьявольская усадьба», – сообщил он.

Лера отложила снимок, подошла к оставленному бокалу, сделала большой глоток, поперхнулась, закашлялась.

– Ты чего?

– Не в то горло попало. Так что за легенда? – спросила Лера, а у самой холодок пробежал по спине.

– Про дочь Субботина. Ты, наверное, знаешь, что в этой усадьбе толком никто не жил до самой революции, а ведь дом был специально перестроен по проекту известного архитектора. Вот об этом и легенда.

– Дом с привидениями? – усмехнулась Лера, хотя ей было не до шуток.

– Для туристов да. Но история не в этом, – начал рассказ Никита.

Лера пододвинула стул ближе к кровати, уселась напротив парня, приготовилась слушать.

– По слухам, Субботин купил усадьбу для дочери и перестроил её в совершенно нехарактерном для средней полосы России стиле – неоготике. По легенде, дочь Андрея Андреевича, начитавшись рыцарских романов, мечтала о собственном замке с башенками, – Никита указал на старое фото усадьбы, которое Лера недавно рассматривала. – На самом деле неизвестно, для дочери Субботин купил дом или для семьи в целом. Так считают из-за лепнины на фасаде, той, где девушка изображена. Вроде как это и есть юная Субботина.

Лера кивнула.

– Ладно, суть не в этом, – продолжал Никита. – Субботины жили здесь недолго, поселились в новом особняке, а через пару месяцев съехали. При том что усадьбу перестраивали почти пять лет. Потом какое-то время комнаты сдавались в наём. Про этот период есть своя легенда, якобы комнаты снимал князь Кугушев, возглавлявший масонскую ложу, и все заседания проходили у него на квартире под стильной неоготической башенкой. Следующим владельцем особняка стал Мартинсон или Маркисон, о нём мало известно, он и вовсе здесь не жил, собирался перепродать. Ему помешала революция. В итоге к январю тысяча девятьсот девятнадцатого года двенадцать квартир особняка были заселены новыми жильцами.

– Спасибо за экскурс. А легенда-то в чём? – недовольно поинтересовалась Лера.

Никита выдержал театральную паузу, а после сказал:

– По официальной версии, дочь Субботина скончалась от чахотки. А по легенде, она навсегда осталась в этом доме. Что-то случилось с ней здесь, что-то жуткое и необъяснимое. Потому семейство спешно съехало, и дом долго никто не хотел покупать. А ведь усадьба – лакомый кусочек: центральная улица у Волги, шикарный особняк. Что здесь могло случиться? И почему странности на этом не закончились?

Последнее он произнёс потусторонним голосом, изображая диктора с ТВ3.

– И дух её бродит по тёмным казематам, вторгаясь по ночам в жизни живых, – страшным голосом нараспев добавил парень.

– Ну ты и сказочник. Отлично выдумал, – заметила Лера.

– Ничего я не выдумал. Эту байку каждые выходные экскурсовод рассказывает в свой рупор, – притворяясь обиженным, проговорил Никита.

Лера чувствовала необъяснимое беспокойство. Череда пугающих странностей сама собой наводила на мысль о потустороннем.

«Нет, я в такое не верю. Ерунда всё это», – сказала себе девушка.

– Что ещё расскажешь? Может, сам призрака видел? – насмешливо спросила она.

– Не, но несколько лет назад одна контора снимала часть первого этажа для квестов. Ну, знаешь, страшилки для взрослых, типа игра такая.

– Знаю, – перебила Лера.

– Так вот, сначала всё шло хорошо. Восторженные отзывы и всё такое. А потом с гостями стали происходить всякие неприятности. Началось с мелких, а как дошло до серьёзных травм, конторе пришлось сворачивать декорации и съезжать.

Лера подумала, что для неё проживание здесь тоже превращается в квест, а мелкая неприятность с табуретом вполне могла обернуться серьёзной травмой.

– Откуда только ты всё знаешь? – иронично поинтересовалась девушка.

– Тётя Зоя, – кратко пояснил Никита.

Лера прыснула.

Парень довольно улыбался.

– Всё хотел спросить: чего у тебя с рукой-то?

– А, да ерунда. С табуретки грохнулась, – объяснила Лера. – На верхние полки полезла, а ножка подломилась.

– Ну ты даёшь. У меня стремянка есть, бери когда надо.

– Ладно, спасибо.

– Я всем соседкам хожу шторы снимать, а то ведь расшибутся, – зачем-то добавил Никита.

– Ты говоришь, для квестов снимали часть этажа. А сколько вообще комнат пустует? – спросила Лера, прикидывая в уме количество жильцов.

– Да больше половины, – ответил парень.

– Почему? – удивилась Лера. – Как ты там сказал? Лакомый кусочек, центральная улица у Волги.

– Сейчас Куйбышева центральная. К тому же дом разваливается. Ты наверху-то была? Вот где квесты надо проводить. Там и без декораций жутко, – выдал Никита.

– Да, пожалуй, – протянула Лера, вспоминая свою ночную вылазку наверх.

«Надо всё-таки сходить туда днём», – решила девушка.

– Давай фотки досмотрим, – предложил Никита.

Лера снова подсела к нему на кровать.

Парень подобрал стопку фотографий, и они стали разглядывать дореволюционные наряды и интерьеры.

Два снимка запечатлели пару: мужчина с аккуратной бородой и привлекательная женщина средних лет. Присутствовали фотографии дома и групповые портреты. Все они сохранились не слишком хорошо, но рассматривать их было интересно.

Неожиданно в руках у Леры оказалась фотокарточка с крупным портретом ребёнка. Часть снимка была утрачена, аккурат по подбородок девочки. Зато можно было рассмотреть детали: светлое платье с рюшами, волнистые локоны на плечах, кукла в руках и кулон на груди.

Леру словно током ударило. Тёмный камень, та же огранка, форма оправы. Она его узнала: бабушкин кулон.

– Можно я её возьму? – спросила девушка у Никиты. – Потом верну.

Лера хотела сравнить фото с кулоном.

«Не может же быть, чтобы это был он», – с тревожным чувством думала она.

– Да, – легко согласился Никита. – Только зачем тебе портрет без лица?

– Для книги надо, – сказала Лера первое, что пришло в голову.

– Бери, мне не жалко, – проговорил парень.

Лера сложила обрывок фотографии в шкатулку. Тревожное чувство нарастало.

– Покажи-ка ещё раз фото, где девочка с женщиной, – попросила она Никиту.

Тот протянул всю пачку фотографий. Лера нашла нужную, присмотрелась внимательнее.

«Похожа, пугающе похожа», – поняла она.

Все краски разом сошли с лица девушки. Лере захотелось немедленно уйти, побросать в чемодан вещи и больше никогда не возвращаться в этот дом.

«Хватит с меня странностей», – решила она.

Лера дрожащей рукой протянула парню фотографии.

– Спасибо за ужин, за всё. Мне пора, уже поздно, – произнесла она, поднялась.

За окном было черно. Зажжённые свечи наполовину прогорели.

– Подожди. Ты куда? Мы даже пиццу не доели, – удивился парень.

– Правда, мне пора. Спасибо тебе большое за вечер.

Уже у двери Никита придержал Леру за локоть.

– Брось, не так уж поздно. Давай музыку послушаем, – предложил он.

Лере было неудобно вот так уходить, но и оставаться уже не хотелось. Она улыбнулась в попытке смягчить неловкий момент. Дело было не в парне, а в самом доме, в странном ощущении, что он порождал.

– Давай посидим ещё немного, – настаивал Никита.

Лера колебалась.

– Слушай, я для тебя ужин организовал и теперь жду ответную услугу, – насмешливо проговорил парень. – Потанцуй со мной. Баш на баш.

– Что? Танцевать? – удивилась Лера.

– Да, под приятную мелодию. Будем переминаться с ноги на ногу в центре комнаты, вот и всё, – со смехом в голосе пояснил Никита.

– Может, лучше завтра я тебя на ужин приглашу, и будем квиты? – спросила Лера и осеклась, вспомнив, как только что хотела сию секунду уехать.

– Ну, можно и так. Но я хочу танец, – отрезал Никита. – Чего тебе делать в комнате одной? Не на работу же завтра. Оставайся.

Парень казался Лере очень милым со своими неуклюжими фразочками и доброй улыбкой. Девушка представила, как вернётся к себе в комнату, полную пугающих теней и тревожных предчувствий, и передумала уходить. Поняла, что не хочет оставаться в одиночестве.

«Ночью всё равно некуда податься, а утром решу», – заключила Лера.

Никита заметил эту перемену.

– Сейчас поставлю что-нибудь, – бросил он. – Что любишь?

Лера пожала плечами.

– Ладно, на мой вкус, – проговорил парень.

Когда зазвучала медленная мелодия, до Леры наконец дошло, к чему всё это: ужин, свечи, вино. Никита приблизился к ней. От неловкости девушка засмеялась.

– Что? – спросил парень.

– Извини. Ты что?.. – Лера замялась, а потом всё-таки спросила прямо: – Это свидание, что ли?

– Нет. Нет, конечно. Это просто по-соседски, – иронично ответил Никита.

– По-соседски? – саркастично переспросила Лера.

– Ага, – бросил Никита.

А Лера подумала: «Как глупо будет привязаться, ведь мне всё равно уезжать». Но ей так хотелось чего-то нормального в круговороте странностей последних дней: симпатичный парень, приятный вечер, ни к чему не обязывающий разговор.

Когда зазвучала медленная мелодия и Никита взял её руку в свою ладонь, приобнял за талию, Лере вдруг стало спокойно. Она расслабилась и на мгновение забыло обо всём.

Какое-то время они бессмысленно кружились на одном месте, словно два школьника, пока Лера не нарушила незримую дистанцию между ними. Девушка придвинулась ближе, почти прижалась к груди парня. Тот замедлил шаг, склонил голову, коснулся щекой Лериного виска.

Прозвучало несколько треков, когда заиграла быстрая мелодия, разрушая момент. Лера чуть отстранилась. Но Никита не выпустил её руки, а вдруг закружил, потом легко толкнул на кровать, тут же плюхнулся рядом. Лера подумала, что если он сейчас полезет целоваться, то она тут же уйдёт. Никита просто повернулся к ней и сказал:

– Хороший вечер.

Лицо парня было так близко, что Лере стало неловко. Никита смотрел так, словно ждал чего-то. Лера разглядела его густые светлые ресницы, волевой изгиб подбородка, губы. Чтобы увеличить дистанцию, она откинулась на мягкое покрывало и выдохнула:

– Да, хороший.

Никита опустился рядом и стал смотреть в потолок.

Лера лихорадочно соображала, что бы такого спросить, как нарушить неловкое молчание.

– Когда ты начал рисовать? Где учился? – поинтересовалась она.

– С самого начала рассказать? – уточнил Никита.

– Угу.

– Я начал рисовать на обоях за креслом. Там мама не сразу замечала. Поэтому влетало мне через раз.

– Что? – Лера засмеялась.

– Да, так начался мой творческий путь, – с притворной серьёзностью проговорил Никита.

– Нет же, серьёзно, где ты учился? – сквозь смех спросила Лера.

– Говорю же, на обоях.

Лера сама не поняла, как снова оказалась близко-близко к лицу Никиты. Она улыбалась.

– А после обоев?

– После была художественная школа, потом училище. Позже хотел в Строгановку поступать, не вышло. Вернулся домой и в Питер рванул искать удачи.

В этих коротких сухих фразах Лера ощутила дух свободы и жажду приключений. Воображение подкинуло образ художника, идущего за вдохновеньем.

– В итоге ты нашёл что искал? – спросила она.

Никита кивнул:

– В каком-то смысле.

– Расскажи про Питер, – попросила Лера.

Никита рассказывал, мастерски подбирая образы, невзначай касаясь пальцами Лериной руки. А та лежала на спине, боясь пошевелиться, спугнуть нахлынувшее ощущение спокойствия.

После Лера долго говорила о себе. Никита слушал, шутил невпопад.

Свечи давно погасли. Небо за окнами стало светлеть. До рассвета оставалась пара часов.

К себе Лера возвращалась в приподнятом настроении. Наспех застилая диван, она думала о Никите. И только укрывшись одеялом, вспомнила о шкатулке, которую принесла с собой. Лера убрала её в буфет, подальше от глаз. Как назло, теперь шкатулка не шла из головы. Проваливаясь в дрёму, Лера видела образ девочки со старых фотографий. Она не заметила, как в комнату пробрался чёрный кот.

Глава 7

Настасья стояла у парадного входа дома номер тридцать на улице Дворянской и, подняв лицо к небу, рассматривала шпили башен, резные решётки стрельчатых окон, причудливые балкончики, барельефы фасада. Она знала, что Андрей Андреевич не скупился на обустройство новой усадьбы, но никак не ожидала такого размаха. Новый особняк походил на средневековый замок.

Настасья в который раз с благоговением подумала: как ей повезло попасть в столь состоятельную семью. Она уже третий год служила гувернанткой при младшей дочери Субботиных. Девочка была прелестна: умна, прилежна, жизнерадостна и миловидна, словно ангел. Словом, не доставляла Настасье никаких хлопот.

За спиной прогрохотали колёса повозки. Девушка обернулась. Возничий чуть шею не свернул, глядя на диковинный дом. Настасья улыбнулась. Из парадной доносился Ниночкин смех, мальчишечьи голоса.

Из-за дубовых дверей выглянула Агашка в белом переднике.

– Настасья Филипповна, – с упрёком позвала она и скрылась в дверном проёме.

Гувернантка бросила последний взгляд на фасад и пошла урезонивать детей.

Спальня Настасьи оказалась небольшой, но хорошо обставленной и уютной. Девушка раскладывала в шкафу нехитрые пожитки, когда в комнату влетела Нина.

– Настасья Филипповна, Настасья Филипповна, а вы башенки видели? – лепетала она. – А балкончик над входом? А колонны? Папенька сказал, что на фасаде это я. Видели? Видели?

Настасье пришлось напомнить девочке о манерах. Но детский восторг вызывал улыбку. За прошедшие годы девушка привязалась к Нине. В самых смелых, несбыточных мечтах она представляла, что выйдет замуж за знатного человека и заведёт детей, таких же прелестных, как Нина. А та болтала без умолку, а потом потянула Настасью за собой.

– Пойдёмте, я вам комнату свою покажу. Она прямо под башней, как у принцессы, – щебетала девочка.

Тёмные локоны подпрыгивали на хрупких плечиках, когда Нина вприпрыжку неслась по коридору.

Восторги не утихли даже к вечеру. За учёбой Нина никак не могла сосредоточиться. Настасья её понимала и была не слишком строга. Девушка сама дивилась и дому, и обстановке. Богатое убранство поражало воображение, хотя девушке казалось, будто она уже привыкла к роскошной жизни семейства Субботиных.

Когда урок был закончен, Нина сказала:

– У меня ведь завтра именины.

– Знаю, – улыбнулась Настасья.

Нина прильнула к девушке и заговорщически прошептала:

– Говорят, накануне именин нужно гадать на заветное желание.

Девочке очень не хватало материнского тепла, да и общества сверстниц тоже. В доме были лишь старшие мальчишки. А мать девочки – Елизавета Ивановна – была скупа на эмоции и крайне занята общественной работой.

– Глупости какие, – ответила Настасья. – Суеверия, и только.

– Настасья Филипповна, вы же не откажете мне в именины? – стала просить Нина. – Погадаем ради забавы. Одной как-то жутко.

– Нина, завтра важный день, придут гости. Нужно лечь пораньше. Неужели тебе хочется на такое ребячество тратить время? – наставительно проговорила Настасья.

– Хочется, очень хочется.

– Кто тебе сказал эти глупости про гаданья?

– Дама.

– Какая дама? – удивилась Настасья.

В комнату вошла Елизавета Ивановна. Нина отпрянула от девушки. Мать осуждала подобные ласки.

Разговор пришлось прервать, но девочка шёпотом проговорила:

– Пожилая дама, что здесь жила.

Настасья удивилась. Она знала, что Андрей Андреевич перекупил усадьбу у другого купца, а после начал перестраивать. «Вполне может быть, что здесь жила пожилая дама. Но зачем говорить ребёнку подобные глупости? – подумала Настасья. – Причуды господ не понять».

Собирая книги и тетради, Нина снова принялась за своё.

– Настасья Филипповна, а завтра? Давайте завтра, после именин, – канючила она.

Елизавета Ивановна устроилась с книгой на софе и теперь недовольно поглядывала на гувернантку. А Нина продолжала уговаривать. Она порой забывала, что Настасья ей не подруга, а может, только делала вид. Девочке не хватало общения.

– Хорошо, завтра, – согласилась Настасья.

На завтра, по случаю именин дочери, хозяева отпустили Настасью. И та собиралась поехать к сестре.

Девушка рассудила, что Нина устанет от впечатлений дня и к вечеру позабудет о глупом гадании.

Когда Настасья вернулась в дом, гости ещё не разошлись. Она незаметно проскользнула в свою спальню через задний ход, повесила дорожное платье, зажгла свечу и села с книгой у окна.

В новый особняк провели электрический свет, но при лучине Настасье было привычней. Свечной огонёк отражался в стекле, играл мягкими бликами. Вскоре совсем стемнело. Откуда-то со стороны гостиной доносились разговоры, слышались шаги горничной по коридору.

Книга была скучной. Настасье показалось, будто она задремала. Когда открыла глаза, свеча оплыла, а звуки смолкли: ни возни прислуги, ни громких голосов гостей. Девушка отложила книгу, потушила свечу, взглянула в окно. Полный месяц низко висел над маленьким двориком. Ясное ночное небо выглядело чёрным полотном. Луна казалась яркой, как никогда. Серебряный свет отбрасывал таинственные тени. Настасья залюбовалась и вдруг заметила маленькую фигурку внизу, у заднего входа: длинная белая сорочка, тёмные локоны рассыпаны по плечам.

«Нина, – поняла она. – Застудится же», – тут же пришло в голову.

Настасья открыла окно. В лицо ей ударил прохладный ночной воздух.

– Нина, – почти шёпотом позвала она.

Девочка стояла спиной и никак не реагировала.

Настасья окликнула её громче. Ничего.

В этот момент гувернантка испугалась: «Если хозяйка узнает о ночных прогулках Нины, мне влетит. Пусть сегодня отгул, но случись чего, виновата буду я».

– Нина! – ещё раз позвала Настасья, изо всех сил стараясь никого не разбудить.

Девочка не двигалась, стояла, словно каменная.

Настасья накинула халат и выскочила в коридор, торопливо зашагала к лестнице.

«Что ей в голову взбрело? – гневно думала гувернантка. – Нина всегда была самой послушной из детей».

Настасья злилась на себя за то, что уснула, не дождалась, пока разойдутся гости, не пошла проведать девочку.

«Но Нина давно не дитя и всегда следовала распорядку».

Спешно спускаясь по лестнице, Настасья заметила свет в кабинете Андрея Андреевича. Дверь была чуть приотворена. Девушка постаралась как можно тише прошмыгнуть мимо. В щель приоткрытой двери она невольно увидела хозяина дома. Тот сидел за письменным столом, схватившись обеими руками за голову. Тускло горела лампа. В кабинете как будто присутствовал кто-то ещё. Тень ложилась на зелёное сукно столешницы. Настасья заторопилась к чёрному ходу. Ей стало не по себе.

На улице осенний ветерок растрепал волосы девушки. Она плотнее запахнула халат, шагнула навстречу маленькой фигурке. Нина стояла не шевелясь, словно оцепенела. Теперь Настасье стало совсем неуютно.

– Нина, ты что здесь делаешь? – окликнула она девочку.

Та не ответила, не повернула головы.

Настасья подошла ближе, на расстояние шага. Холодный сентябрьский воздух пробирался под халат, мурашками расходился по телу. Девушкой овладел необъяснимый страх. Нина стояла неподвижно. Ветер трепал белую сорочку. Тёмные локоны скрывали лицо.

На двор ложились бледные тени. Чёрные окна особняка безмолвно взирали на происходящее.

«Ещё не всё спят. В кабинете горел свет, – напомнила себе Настасья. – Надо увести девочку в дом».

Она коснулась Нининой руки: ничего, будто кукла. Тогда Настасья, сделав над собой усилие, заглянула девочке в лицо. Та словно спала, уставилась немигающим взглядом в пустоту.