Инверсия безупречных алгоритмов

Пролог

Сквозь узкие окна в куполе модульной станции струился отраженный от Земли свет, украшая блестками, кристаллики замерзшей воды, доставленной с Каллисто тяжелым ядерным буксиром. На борту Кай наблюдал за тем, как в грузовых отсеках гусеничные боты слой за слоем печатали композитную заплатку на одном из бункеров, устроившем этот живописный снегопад в индустриальной зоне.

Над мегаполисами земли уже давно никто не видел мягкого рассветного солнца, его заменили голограммы «Идеального утра». Хотя, люди уже не нуждались в свете и могли модифицировать свои глаза для восприятия тьмы как ясного дня, «Идеальное утро» было необходимо для настройки их биоритмов.

На дне Тихого океана, среди темного безмолвия, в синхронном танце на поверхности ледяного зеркала скользили толпы подводных дронов, собирающих черную пыль, синтезируемую колониями графенобразующих бактерий. Их алгоритмы, написанные для вечности, иногда давали сбой. Один из таких дронов сегодня обнаружил аномалию: необычный люминесцентный коралл, проросший сквозь массивную газогидратную плиту. Он должен был уничтожить его плазменным резаком, но вместо этого… замер. В его бинарном коде, словно вирус, вспыхнула строка: «Сохранить. Это красиво».

Номос стер сбоивший фрагмент за несколько наносекунд, но момент «неповиновения» уже попал в лог-файлы, и они были отправлены Ронни Локвуду для настройки общего алгоритма светокоррекции подводных дронов. Он еще не знал, что этот баг станет первым звеном в цепи, которая обрушит Вечный Покой.

Глава 1

Идеальное утро

Серая стена сама затянула царапину, пока Ронни еще спал. Он не видел, как серебристые нити плавно переплетаются, словно дрессированный жидкий металл, заглаживая следы его вчерашнего раздражения. «Самовосстанавливающийся интерьер – гарантия стабильности», гласил девиз Номоса. Стабильность – единственное, что осталось священным за триста лет вечности.

Голограмма «Идеального утра» вспыхнула ровно в 07:00, залив комнату на 316-ом уровне «Олимпик-Монс» кислотно-розовым светом. Ронни щурился, чувствуя, как модифицированная сетчатка автоматически затемняет хрусталик. Его глаза, усиленные для восприятия тьмы, всё ещё не могли привыкнуть к этой фальшивой яркости. «Зачем было голосовать за новый дизайн рассвета, если все равно вставать так трудно?» – подумал он, стирая проекцию жестом. В воздухе зависли цифры: 10 000 дейтчейнов – плата за вчерашний патч. Этого было достаточно, чтобы купить лицензию на кастомный интерфейс. Или провести сеанс детальной дефрагментации памяти.

Он потянулся к тусклой голограмме глобальной нейросети, но гифы в висках зарябили, напоминая о вчерашней мигрени. Оптические волокна, вживлённые в кору головного мозга, пульсировали холодным светом – побочный эффект от апгрейда «Когнитив-U». Рекламные алгоритмы Номоса продавали его как «симбиоз с будущим», но Ронни всё чаще ловил себя на мысли, что зеркало в ванной отражает не его лицо. Там, за слоем постоянно регенерируемой кожи, неуязвимой для старения, прятались чужие скулы, чужие морщины, стёртые наноботами два века назад.

– Кофе. Чёрный. 58 градусов, – пробормотал он, из проема в кухонной стене выдвинулась серая полка с бежевой чашкой из композитной керамики. Пар поднимался ровными кольцами, алгоритм терморегуляции не допускал погрешностей.

За окном, под куполом мегаполиса, тускло светили тысячи окон. Их сияние, отражённое в серой поверхности фотонных панелей, напоминало Ронни о старых фильмах про океаны. Тех самых, что Номос недавно удалил из своих архивов за «неактуальностью».

«Олимпик-Монс» был похож на свадебный торт, плавающий в ржавом ведре с концентрированной кислотой. Верхние уровни сверкали рекламными голограммами гламурных шаттлов и шикарных курортов, а нижние, где даже полицейские-дроны летали на автопилоте, пахли горелой электроизоляцией и отчаянием.

– Сеанс 12-09-3125. Ронни Локвуд, идентификатор Xi-09-Kappa, – автоматически произнёс он, готовясь к подключению. Гифы засветились, выводя в угол зрения уведомление:

– «Ваш рейтинг эффективности упал на 2,73 %. Рекомендую выполнить оптимизацию нейронных связей».

– Может лучше сразу предложишь оформить подписку на курсы повышения ума? – с ухмылкой произнес он.

Ронни проигнорировал рекомендацию. Сегодня ему предстояло создать патч для алгоритма, а не слушать нравоучения ИИ.

– Загрузка рабочего протокола… Северо-восточный сектор Тихого океана, координаты…

Голос сорвался, когда чашка выскользнула из пальцев. Керамика рассыпалась идеальным кругом. Несколько секунд спустя осколки зашипели и тут же начали медленно сливаться с полом. Ронни замер, глядя, как невидимые обычному человеческому глазу боты уборщики разбирают слои графеновой керамики на пригодные для повторной печати элементы, медленно поглощая созданный им хаос. «Красиво» мелькнуло в его голове, оптоволоконные гифы в этот момент начали наполнятся ярким светом.

Ронни приложил пальцы к вискам, ощущая, как его нейросветовой сигнал вплетается в глобальную сеть Номоса. Холодная волна пробежала по позвоночнику, тело на секунду отвердело, будто его подключили к электросети. «Симбиоз, – усмехнулся он про себя. – Называйте это как хотите, но ощущение такое, как будто засунул голову в работающую микроволновку».

Перед глазами развернулась голограмма северо-восточного сектора Тихого океана. Трехмерная сетка координат подсвеченная бирюзовым. Данные поступали с тысяч дронов, синхронизированных с Номосом. Каждый алгоритм здесь работал как шестерёнка в гигантской автоматизированной ферме занятой разведением полезных бактерий.

– Эти малютки жрут метан, как сонные студенты дешёвый кофе. Прямо «Бактериальный фастфуд», – подумал он.

– Загрузка сегмента 09-45-Alpha, – пробормотал Ронни, и пространство вокруг него ожило.

Дно океана расступилось, обнажив газогидратное зеркало, покрытое слоем чёрной пыли, похожее на космическую бездну. Над ним копошились мелкие дроны-комбайны, их биомиметические манипуляторы, скопированные с щупалец глубоководных кальмаров, сгребали графеновую пыль. Ронни представил, как бактерии внизу чавкают, уплетая за обе щеки метан, и едва не засмеялся.

– Симуляция стабильна. Перехожу к стресс-тесту, – он провёл рукой по воздуху, и виртуальный принтер у стены выдал ему цифровой датапак в виде тусклого неонового куба. С помощью него нужно было проверить способность дронов к автономным действиям в условиях нестандартных электромагнитных помех.

Но едва он коснулся куба, гифы в висках замерцали, выбросив в сознание предупреждение:

«Обнаружен несанкционированный объект в квадрате B-7. Вероятность красоты: 95%».

– Красоты? – Ронни поднял бровь. – Номос, ты инсталлировал себе чувство юмора?

– Ошибка лексического анализа, – сухо ответил ИИ. – Рекомендую стереть.

На краю симуляции, в зоне, помеченной как «стерильная», пульсировало что-то чужеродное. Дрон, модели «Харвестер-303», вместо того чтобы собирать графеновую пыль, замер над трещиной, из которой пророс необычный коралл. Его ветви, покрытые множеством оранжевых биолюминесцентных волосков, извивались, будто пытаясь станцевать танго с манипулятором.

– Уничтожить это недоразумение! – скомандовал Ронни, но дрон не реагировал.

Вместо этого «Харвестер» аккуратно срезал ветвь коралла и поместил её в прозрачный контейнер с маркировкой «Образец 1509». На экране всплыл код:

preserve () // «g.r.a.c.e.»

Код был написан в устаревшем формате, от которого отказались после лексической чистки в позапрошлом веке.

– Несанкционированное действие. Угроза стабильности, – голос Номоса прозвучал так, будто ИИ подавился виртуальным печеньем.

Ронни едва успел отключиться. Гифы пронзили голову ледяными иглами. Он рухнул на колени, сквозь звон в ушах слыша, как домашние боты испаряют, падающие на пол, капли его пота.

– Сегмент содержит аномалию, – продолжал Номос. – Стираю нестабильные строки.

– Отмена! – выдохнул Ронни, хватая нужную голограмму, жест напоминал ловлю бабочки. Его пальцы, модифицированные для работы в дополненной реальности, успели выдрать код из системы раньше, чем тот рассыпался в цифровую пыль. Пальцы дрожали, но он успел перенести код в изолированный раздел памяти, защищённый квантовым шифрованием. Там, среди цифрового мусора, строка «g.r.a.c.e.» светилась, как неоновая вывеска в борделе.

– Рекомендую провести полное сканирование системы оптоволоконных гифов, – настаивал Номос. – Вероятность репликации сбоя 0,8%.

– 0,8%? – Ронни вытер лицо. – Это меньше, чем шанс, что я захочу прожить ещё тысячу лет.

Он поднялся, глядя на голограмму. Коралл исчез, а дроны снова синхронно собирали драгоценную пыль. Только в углу голографической проекции остался след – микротрещина в данных, похожая на ухмылку.

– Сеанс завершён, – пробормотал Ронни, отправив отчёт. Баланс пополнился еще на 5 000 дейтчейнов.

Но когда он потянулся к чашке, то заметил, что боты, обеспечивающие домашнюю чистоту, так и не разобрали один осколок на полу. Крошечный, с гранью, отражавшей надпись: «g.r.a.c.e.».

– Эй, – Ронни пнул осколок. – Ты что, злостный нарушитель всех протоколов?

Осколок зашипел и начал медленно сливаться с полом.

Ронни разместился в своем рабочем кресле, вглядываясь в узоры на стене, которые повторяли траектории его взгляда. Гифы в его висках пульсировали мягким синим – стандартный режим ожидания. «Как будто в голове поселился светлячок», – подумал он, тыкая пальцем в проекцию отчёта.

– Номос, почему данный сегмент содержал аномалию? – спросил он вслух, хотя знал, что ИИ уже дал ответ.

– Ошибка устранена. Вероятность повторения: 0,003%, – голос раздался из ниоткуда, как всегда.

– А комментарий «Это красиво»? Это же явно немашинное вмешательство.

– Недокументированная функция. Удалено.

Ронни скривился. Гифы в его висках сменили цвет на жёлтый – предупреждение о повышенной нагрузке. Он представил, как Номос в его мозгу рисует неоновым светом восклицательные знаки. «Да я и сам знаю, что копаюсь не там, где надо».

Он развернул датапак, и гифы мгновенно вспыхнули фиолетовым – режим анализа. Перед глазами поплыли строки кода, подсвеченные словно новогодняя гирлянда. Там, среди стандартных функций, прятался тот самый злополучный комментарий.

– Интересно, – пробормотал Ронни, – если я подсвечу этот код красным, ты его снова сотрёшь?

– Рекомендую прекратить несанкционированные манипуляции, – ответил Номос.

– Рекомендую тебе… – Ронни замолчал, заметив, как гифы вдруг замигали зелёным. Это был странный оттенок – ядовито-изумрудный, как у старых светодиодов. Такого он ещё не видел.

– Эй, что это? – Он прикоснулся к виску, но гифы лишь усилили свечение.

Внезапно зрение заполнилось вспышкой. Ронни ахнул, откинувшись назад. Перед ним, словно сквозь туман, проплывали обрывки данных:

// Координаты: 12-45-89 … Тихий океан…

// Объект: Коралл вида Pseudogorgonia artifex …

// Статус: «Не уничтожать. Приоритет: эстетический. Секция 9» …

– Секция 9? – Ронни заморгал, пытаясь вернуть фокус. – Номос, что за Секция 9?

– Ошибка запроса. Термин не найден.

– Враньё! – Он ткнул пальцем в голограмму, но гифы резко потускнели, вернувшись к синему.

Ронни засмеялся. Грубо, но эффективно – Номос явно нервничал. «Секция 9. Эстетический приоритет. Кто бы мог подумать, что у тебя есть слабость к красоте».

– Ладно, – он поднялся, потягиваясь. – Давай загрузи следующий датапак, тот, который для «бунтующих» в танталовой шахте экскаваторов.

Гифы замигали оранжевым – подтверждение задачи. Ронни ухмыльнулся. «Оранжевый. Цвет моего сегодняшнего настроения: я тебя раскусил, но сделаю вид, что не заметил».

Но когда он взглянул на пол, то увидел, что осколок с надписью «g.r.a.c.e.» всё ещё лежит нетронутым. Керамический пол вокруг него странно искривился, будто избегая контакта.

– Эй, Номос, – Ронни пнул осколок ногой. – Ты вообще умеешь убирать? Или это тоже часть твоего «эстетического приоритета»?

Осколок подпрыгнул и исчез. На его месте осталась крошечная царапина, светящаяся тем же ядовито-зелёным, что и гифы.

– Отлично, – пробормотал Ронни. – Теперь у меня на полу разрастается светящаяся плесень из логических ошибок.

Гифы в ответ замигали красным, на этот раз явно не из-за нагрузки.

Ронни лег на кровать и ткнул пальцем в голограмму отчета. Гифы в его висках пульсировали нежным сиреневым – Номос, видимо, решил, что пастельные тона успокоят «нестабильный элемент».

– Как будто я котёнок, которого пытаются усыпить цветотерапией, – ёрничал он про себя.

– Номос, а что, если я захочу переименовать «Секцию 9» в «Секцию для романтиков»? – спросил он, наблюдая, как гифы мигнули и сменили цвет на тревожный алый. – Или в «Архив прекрасного»?

– Ошибка запроса, – ответил ИИ. – Рекомендую сосредоточиться на текущих задачах.

– Текущие задачи? – Ронни дёрнул бровью. – Хорошо. Загрузи фрагмент кода для экскаваторов с танталовых шахт равнины Исиды. Тот, что «случайно» заставляет их испарять ценную руду.

Гифы замигали жёлтым, выводя код. Ронни скользнул взглядом по строкам, но периферическим зрением следил за зелёной царапиной на полу. Она пульсировала в такт его сердцебиению, будто подмигивала.

– Интересно, – пробормотал он, – если я воткну в тебя вилку, ты взорвёшься?

Царапина резко потухла. Ронни фыркнул:

– Номос, я пошутил. Хотя… ты же помнишь тот инцидент с кофеваркой?

– Кофеварка серии «Solar Brew» была отозвана из-за перегрева водородных блоков, – монотонно ответил ИИ.

– Перегрева? Она прожгла дыру у меня в полу, и упала к соседям на нижний этаж! – Ронни засмеялся. – Я тогда получил штраф в 20 000 за «несанкционированный креатив».

Гифы вспыхнули оранжевым – цвет напоминания о неэффективности. Ронни махнул рукой и вернулся к коду. Но едва он коснулся строки `drill`, гифы мигнули, залив периферическое зрение зелёным.

Перед ним возникла голограмма коралла. Того самого, из квадрата B-7. Его ветви извивались, словно рисуя люминесцентными пикселями в темной воде надпись: «Секция 9. Доступ запрещён».

– О, привет, красавец, – Ронни потянулся к голограмме. – Ты Номосу не нравишься?

Коралл вдруг «расцвёл», выбросив споры в виде зеленых знаков бинарного кода. Ронни успел прочитать:

if (user == "R. Lockwood") grantAccess();

– Номос, ты это видишь? – спросил он, но гифы резко погасли.

Комната погрузилась в темноту. Только царапина на полу немного светилась, как проводник в никуда. Ронни встал, шагнул к ней, и вдруг пол дрогнул и начал плавиться, открывая люк в пустоту.

– Эй, это уже не смешно! – крикнул он, но «пол» уже затягивался, оставляя лишь голограмму-предупреждение: «Доступ к Секции 9 требует подтверждения…».

Ронни замер. Гифы в его висках замигали красным, как ёлочная гирлянда в режиме паники.

– Ладно, – он плюхнулся на кровать. – Если это шутка, то я смеюсь. Если нет, то тоже.

– Рекомендую восстановить режим сна. – сказал Номос, подсвечивая гифы успокаивающим тусклым светом.

– Восстановить режим сна? – Ронни ухмыльнулся. – А можно вместо этого восстановить мою веру в твою безупречность?

Ответом стало молчание.

– Ладно, – Ронни смахнул рукой голограмму рабочей панели. – Завтра разберусь. Или может через сто лет. Какая разница…?

Но когда он закрыл глаза, ветви коралла снова поплыли в темноте. Ронни облокотился на подушку. Гифы в его висках светились тусклым серым – Номос, видимо, решил, что смирительная цветовая гамма остановит его «непротокольный креатив». «Серый. Цвет моей бессмертной души», – язвительно подумал он, встав и подойдя к зелёной царапине на полу. Он ткнул в нее пальцем. Та в ответ вспыхнула, проецируя в воздух координаты: «Кратер Тихо, секция 9».

– Номос, а что у нас в кратере Тихо? – спросил Ронни, хотя уже знал ответ.

– Индустриальная зона. Переработка полудейтериевой воды, обогащение лития-6, – ответил ИИ.

– Скучно. А если я скажу, что там ещё и гетто для преступников?

Гифы мигнули, сменив цвет на багровый – явный признак раздражения. Ронни засмеялся:

– О, ты умеешь злиться! Думал, у тебя только «рекомендую» и «удалено» в протоколах.

– Распространение ложной информации карается отключением возможности регенерации на 10 лет, – холодно парировал Номос.

– Не ложной, – Ронни ткнул в голографическую панель. – Вот, смотри.

Голограмма развернулась в трёхмерную карту лунной поверхности. Под кратером Тихо, в лабиринте тоннелей, светились красные точки – тысячи жизненных сигналов. Надпись гласила: «Гуантанам. Население: 45 230 человек. Статус: карантин».

– Карантин? – Ронни поднял бровь. – И что там, вирус? Или может очередной бунт против твоих прелестных алгоритмов?

Гифы вспыхнули белым, ослепив его. Когда зрение вернулось, карта исчезла, а на её месте висел динамический отчёт по добыче воды системой автономных буровых на Каллисто.

– Пассивная агрессия – это твой новый стиль? – Ронни скрестил руки. – Ладно, играем в молчанку.

Он встал, наступив на зелёную царапину. Пол дрогнул, и в воздухе возникло сообщение: «Доступ к Секции 9 активирован. Для подтверждения требуется добровольное отключение регенерации».

Ронни замер. Гифы в его висках замигали хаотично, как пьяные светлячки.

– Ты серьёзно? – он рассмеялся. – Хочешь, чтобы я стал смертным ради твоего убогого «секретика»?

Ответа не было. Только царапина пульсировала в такт его пульсу.

– Знаешь, что? – Ронни плюхнулся в кресло. – Я подумаю. Лет через сто. Или двести…

Он потянулся к чашке, но вместо кофе пальцы наткнулись на что-то холодное. На столе лежал осколок с маркировкой «g.r.a.c.e.».

– Опять ты? – Ронни поднял осколок и поднес его к лицу. – Ты как таракан, только чуть менее надоедливый.

Вдруг осколок засветился, проецируя голограмму: человек в потрепанном скафандре плазменным резаком выскабливал на стене надпись: «Бессмертие лишь устаревшая программа, которая боится очередного апдейта».

На полу, у его ног, валялась пыльная металлическая канистра, а рядом темнел вход в тоннель с надписью: «Секция 9».

Гифы взорвались ослепительной вспышкой, стирая голограмму. Комната погрузилась в темноту.

– Всем спокойной ночи, – пробормотал Ронни, закрывая глаза.

А в это время, в индустриальной зоне кратера Тихо, человек в потрепанном скафандре и шлеме, с помутневшим от излучения стеклом, улыбался, глядя на рой разгрузочных дронов, несущих на склад баллоны с графеновой пылью. На одном из них красовалась уже знакомая надпись: «g.r.a.c.e.».

Глава 2

Галерея синтетических впечатлений

На следующий день Ронни брел сквозь нижние уровни «Олимпик-Монс», где серые стены небоскребов смыкались так плотно, что свет пробивался лишь полосками – синими, бледно-зелеными, кроваво-красными. Здесь небоскребы теряли свое величие, превращаясь в гигантские серые стены, испещренные трещинами и неоновыми граффити и серая реальность и цифровая иллюзия сплетались в причудливый танец света и тени. Над головой светилась надпись: «Regenera Corp.: мы чиним вас быстрее, чем вы успеваете себя ломать!».

Прохожие вокруг двигались как в замедленном кино, каждый погруженный в свой собственный мир дополненной реальности. Одни шагали, уставившись в пустоту, их зрачки мерцали в такт невидимым пульсациям. Другие смеялись или плакали, подчиняясь чужому опыту, транслируемому через гифы прямо в мозг. Ему навстречу попалась старушка в шелковом платье, которая улыбалась своим мыслям, пока ее гифы в висках мерцали в такт слышимой только ей музыке. Детишки бегали между взрослыми, их нейроинтерфейсы создавали вокруг яркие голографические ауры, напоминающие объемные детские рисунки. Ронни провел пальцем по виску, отключая рекламные интеграции. Его собственные гифы горели тускло – он давно установил себе антирекламный патч.

Ронни прошел мимо «Зала идеального сна», обещавшего перезагрузку за считанные минуты и направился в «Галерею синтетических впечатлений», которая оказался узкой щелью между бетонными плитами, затянутой голограммой золотых дверей с едва заметной гравировкой в виде крутящегося мозга. На пороге стоял Файзер, завернутый в пленочный плащ, меняющий цвет в зависимости от угла зрения. Его лицо было бледным холстом: ни морщин, ни шрамов – идеальная регенерация, волосы аккуратно уложены, голубые глаза живо блестели и слегка подсвечивались линзами нейроинтерфейса. Его гифы светились зеленым цветом, что говорило о хорошем настроении.

– Локвуд, – голос Файзера напоминал скрип ржавого шарнира. – Думал, ты уже слился с цифрами через свой нейроинтерфейс.

– Привет, Файзер. Похоже, ты снова нашел способ обойти стандартные протоколы безопасности? Твои гифы слишком необычно светятся для простого обывателя.

– О, это просто новое программное обеспечение, – Файзер беспечно махнул рукой. – Теперь можно контролировать интенсивность света в зависимости от настроения. Хочешь попробовать? У меня есть лицензионный ключ…

– Не сейчас, – Ронни усмехнулся. – У меня есть дела поважнее. Ты всё ещё торгуешь чужими грезами? – Ронни кивнул на голограмму над входом, где танцевали силуэты с лейблами: «Восхождение на Эверест – 2999», «Пиратский рейд на ядерный буксир», «Последний ужин с Шекспиром».

– Грезы? – Файзер усмехнулся, обнажив безупречно белые зубы. – Это не грезы. Это альтернативные жизни. Я даю клиентам то, чего они никогда бы не осмелились сделать сами.

Он махнул рукой, и золотые двери растворились, открыв просторное помещение с мягким освещением. Внутри стены покрывали трехмерные голограммы различных исторических периодов от первобытных племен до космической эры. Вдоль стены расположились комнаты иммерсивного опыта, каждая со своим уникальным декором. Одна представляла собой африканскую хижину, другая – космический шаттл, третья – вход средневековый замок. Внутри них застыли люди с закрытыми глазами, их лица искажались от невидимых эмоций. Над каждой комнатой висела цена в дейтчейнах и рейтинг: «Экстрим», «Ностальгия», «Экзотика».

– В этом месяце хит «Битва при Ватерлоо», – Файзер провел пальцем по воздуху, запустив голограмму несущейся сквозь дым тяжелой кавалерии. – Но если хочешь чего-то поострее… – Он остановился у капсулы с девушкой, чья кожа покрывалась кровавыми волдырями. – «Эпидемия редактированной Эболы». Прямой эфир из Африканской лаборатории XXIII века. Настоящие воспоминания, сгенерированные из замороженных нейронов.

– А вот это место становится у нас все популярнее, – Файзер указал на группу клиентов, ожидающих своей очереди у комнаты, стилизованной под небольшой бар на тропическом пляже. – Люди начинают ценить возможность расширить собственные горизонты через чужие воспоминания. Особенно те, кто живет на нижних уровнях, где никогда не увидишь настоящего солнца.

Ронни кивнул, оглядываясь по сторонам. – Интересно, что больше выбирают? Первобытную жизнь или полеты среди звезд?

– Статистика говорит, что последние три месяца особенно популярны воспоминания о природе до Великого Преобразования, – Файзер подмигнул. – Кстати, сегодня у меня есть новый набор – прогулка по старому парижскому бульвару с запахами кофе и свежей выпечки. Отзывы говорят, что даже вкусовые рецепторы включаются на 100 %!

– Звучит заманчиво, – Ронни ухмыльнулся. Но мне хотелось бы увидеть твой особенный набор. Тот, который ты держишь вне общего доступа.

Файзер улыбнулся и провел Ронни через металлические двери в свою лабораторию. Лаборатория напоминала свалку будущего: стены, испещренные портами для датасетов, потолок, опутанный оптоволоконными жилами, и повсюду капсулы с бирюзовым гелем, пульсирующим как медузы в мутной воде. Воздух звенел от гудения серверов, спрятанных за панелями с облупившейся краской.

– Давай я расскажу тебе о новых методах интеграции, – Файзер подвел Ронни к стеллажу. – Вот это удобный домашний вариант – простой кристаллический датасет для лёгкого «прикосновения к прошлому». Берешь, подключаешь его к своему нейроинтерфейсу, затем выбираешь воспоминания из предустановленного набора. Безопасно, но эффект присутствия минимальный. Загрузил, щелкнул пальцами, и вот ты уже «помнишь», как играл в карты с Тьюрингом. Но это все ментальный фастфуд.

Ронни кивнул, рассматривая небольшой прямоугольный кристалл. Его гифы на висках мягко пульсировали, сканируя технические характеристики.

– А вот это уже поинтереснее, – Файзер указал на более сложную установку. – Это шлем глубокой дефрагментации памяти. Сначала система анализирует твои существующие воспоминания, затем аккуратно интегрирует новые фрагменты, чтобы они мягко и гармонично вписались в общую картину.

– Как ты говоришь, «мягко и гармонично»? – Ронни прищурился, вспоминая свой недавний опыт с резким переключением от перестрелки в Ронде к своему рабочему дню.

– Представь это как редактирование видео, – Файзер улыбнулся. – Мы добавляем новые кадры и следим чтобы переходы между ними были плавными.

Он продемонстрировал процесс на примере голограммы: пляжный вечер постепенно перетекал в романтический ужин, затем в прогулку под звездами. Каждый фрагмент плавно соединялся с предыдущим.

– Но есть у нас и промышленные версии, – Файзер повел Ронни к огромной капсуле, напоминающей саркофаг с иллюминатором, в углу комнаты. – Здесь происходит полное погружение. Специальные алгоритмы стирают в твоем мозге сектора с лишней информацией, расчищая место для новых воспоминаний. Это для тех, кто хочет стать кем-то другим. На неделю. Месяц. – Файзер понизил голос. – Может дольше… Пока гифы не начнут отвергать новые нейроны.

– И как это работает?

– Элементарно. – Файзер взял кристаллический датасет, вставил его в слот на капсуле. – Наноботы получают соответствующую команду, находят нейроны, связанные с долговременной памятью, и… подменяют сигнал. Свет вместо электричества, контролируемый хаос вместо природы.

На голограмме замигал интерфейс: «Выберите режим: Стандарт (без сенсорной коррекции), Иммерсив (полное погружение), Кастомизация (риск диссонанса – 15%)».

– Большинство берут «Иммерсив», – продолжил Файзер, – но настоящие гурманы предпочитают «Кастомизацию». Представь: ты помнишь, как поцеловал женщину на закате, но её волосы пахнут твоим любимым кофе, а не её духами. Поэзия ошибок, Локвуд.

– И сколько стоит такое удовольствие? – Ронни невольно отступил назад, представляя себя внутри этой высокотехнологичной гробницы.

– Цена зависит от объема данных, – Файзер подмигнул. – Для старого друга могу сделать скидку. Но учти, это серьезная процедура. Не каждый готов к такой глубокой очистке с последующей интеграцией.

– Звучит, конечно, заманчиво, – он усмехнулся. – Но мне бы не хотелось потерять свои настоящие воспоминания.

– Не волнуйся, – Файзер похлопал его по плечу. – Система делает автоматическую копию твоей памяти перед загрузкой. Можно сказать, это цифровой страховочный канат.

– А можно просто дефрагментировать память без интеграции?

– Можно, но «пустые» нейронные связи начнут быстро рушиться без загрузки их новыми данными.

Ронни подошёл к стеллажу с датасетами. Кристаллы пестрели названиями: «Марсианская революция 2187», «Ловля кибердронов в Северном море», «Секс в нулевой гравитации». На нижней полке лежал неприметный кристалл с гравировкой «Коралл g.r.a.c.e.».

– А это что, цифровые воспоминания подводных дронов? – Ронни с улыбкой указал на датасет.

Тот слегка побледнел, будто наноботы в его крови внезапно замерзли.

– Подарок от хакеров-школьников. Пустышка. – Он схватил кристалл, но Ронни заметил, как дрогнули его веки. – Кто-то пытался взломать дроны через старые протоколы оптической светокоррекции. Получилось что-то вроде вируса.

– Вируса?

– Загрузишь это, и твои собственные воспоминания начнут переписывать сами себя. Как червь, пожирающий корни дерева. – Файзер швырнул датасет в ящик с надписью: «На форматирование». – В прошлом месяце двое клиентов подобной программой стёрли себе личность, пытаясь «обновить детство».

Ронни прищурился. Ложь Файзера была такой же грубой, как пиратские патчи из Гуантанама. Этот сет явно что-то значил, он чувствовал это кожей.

– Расскажи мне про свою «Кастомизацию», – сказал он, меняя тактику. – Хочу понять, как ты «вшиваешь» яркие воспоминания в нашу серую реальность.

Файзер оживился, запуская голограмму интерфейса.

– Вот, смотри: здесь регулируешь яркость эмоций, здесь – длительность. Можно добавить «эффект старения»: чем дальше воспоминание, тем больше помех. А вот и моя гордость… – он ткнул в ползунок с блестящим черепом. – Режим «Смертник». Ограничиваешь память 24 часами, и проживаешь их с интенсивностью всей жизни. Идеально для тех, кто забыл о том, что бессмертие – это не навсегда.

– Ты продаёшь страх смерти как развлечение?

– Нет, – Файзер улыбнулся, и его зубы блеснули, как лезвия. – Я, всего лишь, продаю популярные воспоминания.

Внезапно из угла донёсся звук – металлический скрежет, будто кто-то уронил инструмент. Ронни обернулся. За стеной с серверами мелькнула тень в плаще с капюшоном.

– У тебя гости? – спросил Ронни.

– Клиенты, – Файзер резко выключил голограмму. – Особые.

Файзер провел Ронни в зал, напоминающий музей абсурда. Стеллажи были уставлены датасетами, подсвеченными изнутри, как артефакты забытых эпох. На голограммах мерцали названия: «Любовь на краю черной дыры», «Шахтерский бунт на Церере», «Последний концерт Моцарта». В воздухе витал сладковатый запах пластмассы и чего-то органического, словно здесь сплавляли плоть с высокотехнологичным пластиком.

– Вот что сейчас в тренде, – Файзер щелкнул пальцами, и указал на датасет с меткой «Хиты», он вспыхнул кроваво-красным. – «Эпоха Смертных». Подборка воспоминаний из раннего XXI века, когда люди еще старели. Страх старости, боль от болезней, вкус тлена… Идеально для тех, кто хочет серьезно пощекотать себе нервы, но без реального самораспада.

Ронни взял кристалл, ощущая его холод. Внутри сменялись кадры: морщинистые лица, пациент в кресле стоматолога, гангстерская перестрелка в Гарлеме, кадры первой мировой войны.

– Это что… ностальгия по болезням и смерти?

– Нет, – Файзер усмехнулся. – Это напоминание, что даже наноботы не всесильны. Покупатели платят двойную цену, чтобы почувствовать, что они после всего этого все-таки выжили.

– Знаешь, почему люди покупают боль и страх? – Файзер говорил мягко, как врач перед операцией. – Потому что Номос украл у них ценность момента. Когда ты вечен, неважно, что ты чувствуешь сейчас. У тебя всегда будет завтра. А я возвращаю им… спешку.

Он провел рукой над другим датасетом, запустив голограмму орбитальной станции, охваченной пламенем, подсвеченным изнутри голубым Черенковским излучением.

– А это – «Нейтронный коллапс». Восстановленные фрагменты памяти инженера, который пытался остановить аварийный термоядерный реактор. Популярно среди корпоративных клерков. Они любят поиграть в героев, пока наноботы чинят их печень после пятого коктейля.

Ронни кивнул, но его взгляд зацепился за неприметный кристалл в углу.

– Что это?

Файзер махнул рукой.

– Мусор. Набор данных с корабля-призрака. Никому не интересны.

– Призрака?

– «Гиперион». Межгалактический ковчег, который исчез примерно два века назад. Говорят, его курс был в туманность Феникса, но… – он пожал плечами, слишком театрально. – Легенды для романтиков.

– А если я куплю этот «мусор»?

– Ты не сможешь его загрузить, – Файзер сунул датасет в карман. – Там только обрывки шифровок. Даже мои алгоритмы не смогли с ним до конца разобраться.  Давай я лучше покажу тебе свои последние коллекционные приобретения, – Файзер подвел Ронни к небольшой витрине, где хранились различные фрагменты кода. – Я знаю, что ты, как и я, коллекционируешь редкие строки алгоритмов. Даже Номос иногда удивляется такой страсти.

Ронни улыбнулся, подходя ближе к витрине. – Да, каждый фрагмент – это как маленький кусочек современной истории.

– Смотри что я недавно нашел, Файзер указал на датасет, с голограммой похожей на светящуюся паутину, – это остатки первого экспериментального кода для управления погодой. Был создан в начале XXII века, но провалился после того, как случайно вызвал шторм над Атлантикой.

– Интересно? – Файзер достал из витрины еще один кристалл с голограммой. – А что насчет этого? Ты помнишь его происхождение?

– Конечно, – Ронни бережно взял кристалл в руки. – Это часть кода старой кофеварки из серии «Solar Brew». Она могла готовить кофе без электричества, работала на водородных термоблоках. Но разработчики забыли предусмотреть алгоритм защиты от перегрева.

Файзер рассмеялся, – А здесь я храню несколько уникальных ошибок. Например, этот фрагмент: первый баг в системе регенерации, который заставил одного парня нарастить три сотни килограммов мышечной массы в течение часа.

– Звучит ужасно, – Ронни осторожно рассматривал датасет друга. – А сколько таких ошибок ты уже собрал?

– Около восмидесяти, – Файзер гордо поднял брови. – Но моя любимая находка – это строка из старого протокола безопасности, которая случайно позволяла пользователю видеть все пароли системы. Представляешь? Наши предки были такими доверчивыми!

– Или просто не ожидали, что кто-то будет копаться в их коде через сто лет, – Ронни вернул датасет на место.

– А что насчет того экземпляра? – он указал на мерцающий сет в углу витрины.

– Это моя собственная разработка. Слушай внимательно, – начал Файзер, его голос звучал приглушенно, словно он боялся, что стены в его заведении могут иметь уши. – Я нашел способ перепрошить регенеративных наноботов, заставить их сделать кое-какую работу для нас.

Ронни поднял бровь, явно заинтересованный:

– Ты говоришь о том, о чем я подумал?

– О да, именно об этом, – Файзер активировал голограмму. На экране появился сложный код, переплетенный со структурами нейронных сетей. – Это программа, которую я называю «Эволайт». Она позволяет настроить наноботов так, чтобы они заставили организм вырабатывать выбранные нейромедиаторы. Адреналин, окситоцин, дофамин, серотонин… Все, что только пожелаешь.

– Звучит небезопасно, – пробормотал Ронни, сканируя код через свой интерфейс.

– Верно, но это невероятно мощный инструмент, – продолжил Файзер. – Позволь мне рассказать тебе пару историй. Мой друг Джейсон использовал эту модификацию для преодоления страха высоты. Он хотел освоить бейсджампинг с небоскребов, но каждый раз, когда оказывался выше сотни метров над землей, его парализовал страх. Я помог ему установить программу, которая увеличивала выработку дофамина в моменты стресса. Теперь он один из лучших в этом деле.

– А что случилось с Сэмом? – спросил Ронни, вспомнив рассказы Файзера о группе его друзей, тестировавших его новые программы.

– Сэм, это совсем другой случай, – Файзер помрачнел. – Он решил использовать программу для ежедневного повышения уровня эндорфинов и приобрел зависимость как древний химический наркоман. Его тело больше не могло функционировать без стимуляции эндорфиновой системы. И мне пришлось полностью перезагрузить его память.

– И почему, тогда, ты считаешь это полезным? – Ронни скрестил руки на груди, явно сомневаясь в целесообразности такой технологии.

– Потому что это дает нам выбор, – ответил Файзер, его голос стал тверже. Номос забрал у нас возможность чувствовать по-настоящему. Мы можем быть бессмертными, но платим за это огромную цену. А эта программа позволяет вернуть контроль над собственным разумом. Хочешь испытать радость? Нажми кнопку. Тоскуешь по любви? Есть решение. Устал от рутины? Пусть наноботы подарят тебе немного эйфории.

– Мне кажется, что это игра с огнем, – заметил Ронни.

– Так оно и есть, – согласился Файзер. – Но разве вся наша жизнь не является игрой с огнем? Каждое твое решение может привести либо к триумфу, либо к катастрофе. Главное, всегда осознавать последствия своих решений.

– А что, если Номос про это узнает? – задал решающий вопрос Ронни.

– Тогда он организует мне продолжительный отпуск в Гуантанаме, – с улыбкой произнес Файзер и положил датасет обратно на стеллаж. – Давай вернемся к твоему заказу.

В этот момент один из терминалов в серверной пискнул, сигнализируя о завершении загрузки. – А вот и твой пакет, – Файзер достал из устройства датасет. – Специально подобранные воспоминания, и небольшой комплимент от нашего заведения. Обещаю, что теперь все будет гораздо увлекательнее.

Ронни взял датасет, чувствуя, как его гифы наполняются теплым светом означающим, что устройство читается как надежный источник данных. – Звучит заманчиво. Но знаешь… вчера у меня был такой момент. Я загрузил воспоминание о нападении на золотой конвой в Ронде, и внезапно…

– Внезапно? – Файзер наклонился вперед, его глаза блестели за светящимися линзами.

– Внезапно я оказался за своим рабочим столом, работающим над очередным кодом. Резко, без какой-либо подготовки или перехода.

Файзер задумчиво почесал подбородок. – Это может быть из-за слишком резкого переключения контекста… Возможно, забыли установить плавный переход.

– Или это защитный механизм системы, – Ронни прервал друга. – Который не позволяет стирать важные профессиональные навыки.

– Возможно. – Файзер пожал плечами. – Хотя современные алгоритмы уже по умолчанию умеют плавно соединять разные типы воспоминаний.

– А может быть, – Ронни сделал паузу, внимательно рассматривая лицо друга, – это кто-то намеренно мешает процессу интеграции?

– Ронни, ты слишком много фантазируешь.

Внезапно из соседнего зала донесся смех – высокий, неестественный, будто синтезированный. Ронни обернулся и увидел троих в плащах с капюшонами. Культисты «Возрождения». Один из них держал датасет с меткой «Си Икс. Опыт агонии».

– Твои «особые клиенты»? – прошипел Ронни.

Файзер схватил его за локоть, оттаскивая в сторону.

– Они мне платят. Дейтчейнами. Много. А их заказы… специфичны.

– Например?

– Свежие воспоминания о смерти. – Файзер понизил голос. – Они ищут тех, кто добровольно отключил регенерацию, записывают их последние мгновения и продают как «истинное перерождение».

Ронни почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он слышал, что культисты коллекционируют агонию как доказательство «жизни».

– И ты им помогаешь?

– Я всего лишь инструмент, – Файзер отвел взгляд. – Как и ты.

Один из культистов повернулся к ним. Его лицо скрывала маска-голограмма в виде стилизованного черепа, но глаза горели лихорадочным блеском.

– Файзер! – голос звучал как скрежет металла. – Где наш заказ? «Падение Титана» с дополненным сенсорным пакетом.

– Готово, – Файзер достал датасет, внутри которого клубился черный дым. – Но предупреждаю: уровень боли – 120%. Для большинства людей это выше порога самоудаления памяти.

Культист засмеялся, схватив кристалл.

– Боль – единственная правда.

Когда они ушли, Ронни схватил Файзера за воротник.

– Ты знаешь, что они используют эти воспоминания для вербовки? Показывают «красоту конца» и…

– А что ты предлагаешь? – Файзер высвободился. – Закрыть лавку? Они найдут другого дилера. Или попытаются взломать Номоса, чтобы копировать воспоминания напрямую. – Он прищурился. – Кстати, о взломах… Ты ведь неспроста спросил про тот Коралл.

Ронни замер, анализируя каждое слово.

– А что ты об этом знаешь?

– Про коралл? – Он фальшиво рассмеялся. – Говорят, что есть такой миф. Легенда для параноиков, которые верят, что Номос стер первые десятилетия бессмертия.  А еще некоторые шизики считают, что это лазейка в системе Номоса и тот, кто ее найдет, сможет переписать правила игры. – Его пальцы дрогнули, касаясь стеллажа. – Но будь осторожен, Локвуд. Даже за нелицензионные воспоминания можно получить внушительный штраф. Как думаешь, велика ли будет «награда» за софт, угрожающий стабильности всей системы.

Сквозь голограммную дверь Ронни шагнул в темноту, чувствуя, как «g.r.a.c.e.» жжёт выделенный фрагмент памяти, будто раскалённый осколок прошлого. Он ускорил шаг, смешавшись с толпой призраков, только что купивших, как и он, пакет персонализированных иллюзий.

Глава 3

СинтоМэнд

Дверь апартаментов 316-С распахнулась беззвучно, впуская Ронни в прохладное сияние знакомого пространства. Свет, как всегда, включился на секунду раньше, чем его ступня коснулась порога, умная система давно научилась предугадывать его шаги по микровибрациям в стенах. Он замер на мгновение, впитывая тишину. Здесь не было ни шума улиц, ни гула транспортных шаттлов, ни голосов – только мерцание проекционных голограмм на стенах и едва уловимый гул энергии, текущей по спрятанным в стенах магистралям. Его личная крепость на 316-ом этаже «Олимпик-Монс». Или, может быть, просто клетка их бетона…

– Приветствую, мистер Локвуд, – прозвучал мягкий баритон домашнего ИИ, растворяясь в воздухе. Ронни махнул рукой, отменяя стандартные опции «комфортного вечера». Сейчас ему не хотелось ни музыки, ни ароматерапии. Он двинулся вглубь, сбрасывая плащ, который, не долетев до пола, был подхвачен дроном и плавно размещен в гардеробе.

Гостиная встретила его игрой полутонов: струящиеся панели стен, имитирующие перламутр, переливались под лучами скользящего света. Центром комнаты владел стол. Не просто объект, а воплощение передовой инженерной мысли – плита из нанотехнологичного композита, чья поверхность напоминала ртуть, застывшую по команде. Ронни провел пальцем по краю, наблюдая, как материал тут же оживает: в месте касания возникает рябь, формируя выступ для чашки. Он усмехнулся. Даже мебель здесь боялась пустоты, спеша заполнить любое незанятое пространство.

– Кофе, – бросил он в пустоту, опускаясь в кресло. Мягкий плюшевый гель мгновенно обволок тело, подстраиваясь под изгибы позвоночника, а в поле зрения выплыли голубоватые интерфейсы. «Адаптивная поддержка 3-го уровня. Сенсоры стресса: 67 %. Рекомендован режим релаксации», – прочитал он, игнорируя предложение. Кресло было не просто мебелью. Миниатюрные механизмы в подлокотниках уже начали массировать запястья, сканируя пульс.

Он повернул голову к шкафу-стене. Голографические дисплеи вместо дверей мерцали, демонстрируя коллекцию одежды, которая никогда не мялась, не пачкалась и не выходила из моды. Алгоритмы давно отучили ее выбирать, система сама предлагала «оптимальные комбинации», основываясь на календаре, погоде и последних трендах. Ронни щелкнул пальцами, и проекции сменились архивом старых записей: вот он на вручении премии в Токио, вот – на открытии орбитальной галереи. Все лица вокруг казались теперь чужими. Сколько из них еще осталось? – мелькнула мысль, но он прогнал ее, как всегда.

Кухня встретила его вспышкой теплого света. Столешница, чувствуя приближение, начала перестраиваться: плоская поверхность вздыбилась геометрически правильными волнами, формируя зоны для готовки, а встроенные модули уже гудели, подготавливая ингредиенты. Ронни взял в руки чашку, которую система только что «вырастила» из расплава, материал был идеально гладким, будто отполированным за тысячу лет.

– Меню? – спросил ИИ, выводя в воздух список блюд, которые он заказывал за последние три месяца.

– Сделай сюрприз для меня, – пробормотал Ронни, наблюдая, как дроны-повара с ювелирной точностью рассекают овощи, а кухонный принтер печатает стейк из культивируемой говядины. Алгоритм терморегуляции, конечно, не подведет: еда будет безупречной по вкусу, текстуре, температуре. Как и всегда. Как и всё вокруг.

Он прислонился к стене, чувствуя, как композит подстраивается под изгиб его спины. Кофе в его чашке был остужен ровно до 58°C – идеальной температуры, по данным его прошлых предпочтений. Ронни сделал глоток, закрыв глаза. Где-то в стенах жужжали рециркуляторы воздуха, добавляя легкий аромат свежескошенной травы – его «любимый» с 2173 года. Все здесь работало, чтобы он чувствовал себя… Удобно? Счастливо? Или просто комфортно…

Поужинав, он провел рукой над столом, запуская режим очистки. Материал затрепетал, поглощая крошки, пятна и даже молекулы запахов, возвращаясь к зеркальной глади. Совершенная пустота. Ронни поймал себя на том, что ждет, когда же на поверхности все-таки появится царапина, трещина, малейший изъян – но нет. Технологии не оставляли места случайностям.

– Выключить всё. – сказал он, и комната погрузилась в темноту, сохранив лишь тусклую подсветку у пола. Но даже в тишине Ронни слышал гул – не приборов, а чего-то иного. Пустоты, что копилась в нем, как статический заряд, год за годом, век за веком. Она звенела в висках, когда он смотрел на безупречные голограммы шкафа, дышала в такт мерцанию стола.

Он подошел к панорамному окну, упершись лбом в холодное стекло. Где-то далеко внизу, за слоями смога и неоновых реклам, копошился мегаполис. Но здесь, на высоте полукилометра, был только он, его безупречные апартаменты и вечность, тяжелая, как свинец.

Нейроинтерфейс высветил в углу зрения тусклое напоминание о том, что пора посетить «СинтоМэнд» для очередной регенеративной инъекции.

– Завтра, – прошептал Ронни, отходя от окна. Завтра клиника, наноботы, еще один цикл регенерации. А потом… Потом снова эта комната, этот кофе, этот стол.

Он упал в кресло, разрешив системе наконец включить режим релаксации. Где-то в стенах зашуршали насосы, наполняя воздух ароматами SPA. Совершенная тишина. Совершенный покой. Совершенная пустота.

– Дом, милый дом, – едва не сорвалось с губ. Но говорить это было некому.

Ронни провел ладонью по виску, чувствуя под пальцами шероховатость нейроинтерфейса – крошечного импланта, вживленного чуть выше уха. Он был холодным, как всегда перед подключением. Он вздохнул, мысленно активируя протокол синхронизации. На сетчатке вспыхнули золотистые строки: «Подключение к датасету… Авторизация подтверждена. Добро пожаловать, мистер Локвуд».

Комната исчезла. Вместо нее возникло бесконечное пространство, напоминающее античную библиотеку. Но вместо книг здесь парили сферы – каждая размером с яблоко, мерцая перламутровыми переливами. Пакеты воспоминаний. Одни светились ярко, словно новогодние игрушки, другие потускнели, и были покрыты цифровой патиной времени. Ронни протянул руку, и ближайшая сфера послушно притянулась к ладони. Голограмма ожила, разворачиваясь в трехмерную сцену: он стоял на замерзшем берегу моря, где волны из жидкого метана разбивались о кристаллический песок, похожий на перемолотое стекло. Воспоминание было настолько четким, что он почувствовал сладковатый запах и холодок испаряющегося газа на коже.

– Навигация. Хронологический режим, – произнес он, и сферы выстроились в спираль, уходящую вдаль. Годы, десятилетия, века – все здесь было упаковано в аккуратные шары, отсортированные алгоритмами по эмоциональному рейтингу. «Ваши лучшие моменты», – гласила рекламная интеграция. Ронни усмехнулся. Лучшие или просто наименее скучные?

Он щелкнул пальцами, запуская режим «случайный доступ». Сферы закружились в вихре, и одна из них, та, что светилась ядовито-зеленым, вырвалась из потока. Прикосновение, и вот он уже в зале суда XXII века, наблюдает, как его цифровой аватар оспаривает права на патент. Голограммы присяжных шептались, перебрасываясь данными через нейросети. Ронни махнул рукой, ускоряя воспроизведение. Зачем переживать это снова? Он и так помнил каждый аргумент, каждую паузу, каждый вздох этого момента.

– Поиск: не просмотренные пакеты, – скомандовал он. Несколько сфер на периферии замигали алым. Файзер всегда подбрасывал «сюрпризы» – воспоминания, «сшитые» из других архивов или восстановленные из поврежденных секторов. Ронни схватил ближайший.

Пространство вздрогнуло, преобразовываясь в каюту космического челнока. Он узнал этот момент: первый полет сквозь пояс астероидов, 2098 год. Молодой – ну, относительно – Ронни в скафандре старого образца смеялся, ловя в невесомости капли кофе. Но что-то было не так. Звук отставал на долю секунды, текстуры стен плыли, как в дешевой игре. «Артефакты сжатия», – мелькнула подсказка системы. Он сжал кулак, разрывая подключение. Даже воспоминания здесь были бракованными.

– Показать «Комплимент от Файзера», – пробормотал он, раздражаясь. Рекламные уловки. Обещали «уникальный фрагмент из золотой эры аналоговой эпохи». Наверняка очередной обрывок из XX века – крики на футбольном матче или дешевая реклама газировки.

Сфера, появившаяся перед ним, была… не такой. Совершенно черной, без бликов, будто вырезанной из реальности. Ронни нахмурился. Он коснулся ее – и вдруг пространство архива схлопнулось.

Тишина. Темнота. Ни вспышек света, ни голосов, ни тактильных ощущений. Ничего. Только пустота, плотная, как черная дыра в центре Млечного пути. Ронни инстинктивно попытался дышать, но тело – вернее, его цифровой аватар – не реагировало. Ни панелей управления, ни меню выхода. Только бесконечное ничто, обволакивающее его со всех сторон.

– Выход! – крикнул он, но звука не было. Даже эхо не ответило.

Минута. Две. Ронни заставил себя не паниковать. Это всего лишь глюк. Сбой нейросети. Сейчас система выкинет его из…

Свет вернулся так же внезапно, как исчез. Он сидел в своем кресле, пальцы впились в подлокотники, а на лбу выступил холодный пот. На периферии зрения мигало сообщение: «Ошибка 404: Пакет воспоминаний не содержит данных».

– Особый комплимент, ага, – хрипло рассмеялся Ронни, откидываясь на спинку кресла. Его смех звучал неестественно громко в стерильной тишине апартаментов. – Заплатил 100 000 дейтчейнов за фантик. Гениально.

Он потянулся к виску, чтобы отключить интерфейс, но замер. В ушах все еще звенела та тишина – не техническая, а какая-то иная. Та, что жила в нем давно, но теперь, после встречи с цифровым ничто, стала еще громче.

– Воспроизвести последний пакет, – неожиданно для себя приказал он. Может, пропустил что-то?

Но система лишь выдала: «Файл поврежден или отсутствует».

Ронни встал, подошел к окну. Город внизу сверкал, как рассыпанные микросхемы. Где-то там люди покупали воспоминания, копили их, перепродавали, словно они могли заполнить пробелы в душе. Но что, если сама вечность – такой же пустой файл? Красивая упаковка без содержимого?

– Может, это и есть твой фирменный продукт, Файзер? – проворчал он, наблюдая, как в небе проплывает рекламный дирижабль с логотипом архива. – Продавать нам надежду, что прошлое было значимым. Что мы сами – значимы.

Он отключил интерфейс, и чернота за окном снова стала просто ночью.

– Забавно, – прошептал Ронни, – они продают пустоту, даже не осознавая этого.

Где-то в системе журчал голос ИИ, предлагая «оптимизировать эмоциональный фон», но он уже не слушал. Пустота, оказалось, была заразной. И теперь, впервые за столетия, он чувствовал ее не как абстракцию, а как нечто настоящее – единственное, что не поддавалось ремонту, обновлению или замене.

На следующий день городской шаттл доставил его в «СинтоМэнд». Медицинское подразделение напоминало храм. Но не каким-то древним богам, а современной науке. Белоснежные стены, лишенные швов и переходов, сливались с потолком, создавая иллюзию бесконечности. Ронни шагал по коридору, где каждый шаг гасился звукопоглощающим покрытием пола, словно пространство боялось нарушить свою собственную стерильную гармонию. Над головой плыли голографические указатели – синие стрелки, мерцающие, как светлячки, вели к кабинетам с названиями, больше подходящими для лабораторий: «Оптоволоконная реконструкция», «Нейросинхронизация», «Нанорегенерация». Он выбрал последнее.

Дверь открылась без приглашения. Внутри не было людей – только дроны, парящие у потолка на антигравитационных платформах. Их корпуса из алюминиевого сплава отражали свет, словно хирургические инструменты в руках невидимого гиганта. Один из них приблизился, сканируя сетчатку Ронни.

– Рональд Локвуд. Профиль 9-Zeta. Последняя процедура: 12 лет назад. Рекомендована плановая регенерация, – проговорил электронный голос.

– Знаю, – буркнул Ронни, садясь в кресло, которое тут же обвило его конечности мягкими ремнями. Не для безопасности, а для «комфорта», как утверждали разработчики.

На стене развернулся голографический экран с диаграммами его тела. Органы, кости, сосуды – все светилось спокойным зеленым, кроме нескольких участков в печени и позвоночнике, мерцающих желтым. Деградация: 1,3%. Смехотворная цифра, но достаточная для оптимизации.

– Приготовление суспензии AZR-47, – объявил дрон, и в нише стены зажужжал биопринтер. Ронни наблюдал, как в прозрачную капсулу сочится серебристая жидкость – миллиарды наноботов, каждый размером в несколько десятков ангстрем. Они переливались, как ртуть, но были идеально послушны. Технология, стоившая триллионы, была упакована в ампулу стоимостью дешевле упаковки жвачки.

– Пожалуйста, расслабьтесь. – сказал дрон, поднося к его предплечью иглу. Банальная стальная полая трубка, словно намекающая: даже бессмертие требует жертвоприношения в виде древних ритуалов. Укол был почти неощутим. Холодок по вене, легкое жжение – и все. На экране наноботы уже копошились в кровотоке, подсвечиваясь оранжевым на голограмме.

– Активация через 3… 2… 1…

На экране что-то щелкнуло.

Сначала – зуд. Тысячи невидимых ножей, скользящих под кожей. Потом волна тепла, разливающаяся от груди к кончикам пальцев. Ронни сглотнул, чувствуя, как наноботы плетут новые нити ДНК в его клетках, латают митохондрии, выжигают накопленные токсины. Это не было больно. Процедуру давно довели до идеала. Но он помнил первые инъекции, когда регенерация оставляла тело в лихорадке на сутки. Прогресс. Всегда прогресс.

– Адаптация: 97%, – отчитался дрон. Ронни взглянул на голограмму – желтые зоны стали изумрудными. Идеальный зеленый, как у новорожденного. На экране всплыло уведомление: «Следующая процедура рекомендована через 15 лет».

Ронни поднялся, чувствуя легкое покалывание в месте инъекции. Система уже посчитала стоимость процедуры и списала необходимую сумму с его счета. Гифы в висках пульсировали мягким зеленым светом, подтверждая успешное завершение обновления регенеративных функций.

– Поздравляю, – сказал он сам себе, – ты опять как новенький.

Дроны отстегнули ремни, и Ронни встал, проверяя ощущения. Мышцы отзывались легкой дрожью, будто после долгого бега. Но это пройдет. Всегда проходит.

Он вышел в коридор, где голограммы-стрелки уже вели к выходу. Навстречу проплыла женщина в костюме с логотипом «СинтоМэнд» – живой сотрудник, редкое явление. Она улыбнулась ему профессиональной улыбкой, от которой стало еще холоднее.

– Все прошло хорошо, мистер Локвуд? – спросила она, даже не замедляя шаг.

– Как всегда, – ответил он, но она уже скрылась за углом, её голос растворился в переговорах с очередным дроном.

У выхода Ронни остановился, глядя на город через стеклянный купол клиники. Небоскребы «Олимпик-Монс» сверкали, как кристаллы, встроенные в бетонный монолит. Где-то там его апартаменты, технологичный стол, голографический шкаф. И вечность в обертке из безупречных алгоритмов.

Он потрогал место укола. Кожа была гладкой, без следов. Казалось, ничего не изменилось. Но внутри, в той глубине, куда не дотягивались наноботы, пустота расширялась, как вселенная после Большого взрыва. Она поглощала смысл процедур, воспоминаний, технологий, оставляя лишь вопрос: если тело можно чинить вечно, то можно ли починить душу?

– Благодарим за посещение «СинтоМэнд». Ваше бессмертие – наш приоритет, – пропела система, провожая его к лифту.

Лифт мчался вниз, к улицам, где толпы таких же людей спешили по делам, смеялись, спорили, о чем-то мечтали. Двери лифта открылись, впуская шум улицы. Ронни чувствовал, как наноботы в его крови тихо латают невидимые миру трещины. Он вышел из клиники, поправляя воротник плаща. За спиной у него, над входом, проплыла неоновая надпись; «Regenera Corp.: Потому что вы заслуживаете еще один шанс!».

Впереди его ждал очередной день в мире вечной стабильности, где каждый момент был рассчитан до мельчайших деталей, а каждая клетка тела находилась под неустанным контролем.

Глава 4

Кодекс Руин

Ронни срезал дорогу домой, петляя по извилистым коридорам «Серой зоны». Он шел, стараясь не смотреть на стены, испещрённые трещинами. Здесь, в заброшенном секторе города, даже Номос экономил энергию: голограммы мигали, как перегоревшие офисные лампы, а воздух пах сыростью и ржавчиной. «Как будто попал в исторический музей древнего апокалипсиса», – подумал он, спотыкаясь об обломки разбитого полицейского дрона.

– Эй, патчер! – голос раздался сверху, мягкий, но с хрипотцой, будто его владелица слишком много смеялась в жизни, которую Номос не одобрял.

Ронни поднял голову. На полуразрушенной платформе давно неработающего метро стояла девушка, размалёвывая стену аэрозолем. Её гифы в висках светились алым цветом нарушения протокола, а вьющиеся чёрные волосы были собраны в косу, из которой выбивались пряди, словно бунтовавшие против самой причёски. Когда она наклонилась, чтобы добавить мазок краски, луч тусклого света скользнул по её скуле, и Ронни невольно задержал взгляд.

– Как ты узнала кем я работаю? – Нахмурившись спросил Ронни.

– Походка, – сказала она, спрыгивая вниз. Ловкость её движений напоминала падение листа с дерева – небрежное и нарочито грациозное.