Рисованная жизнь
Промозглый, пронизывающий ноябрь. Листья отшуршали своё, промокли, превратились в тёмную кашу, и молча лежат, затоптанные и униженные несущимися прохожими. Прохожие тоже затоптаны ноябрём. Их взгляды сердиты, но рассеянны – никому сейчас нет дела до окружающих. Только бы добраться до тёплой батареи.
Я невидим для других, но сам замечаю всё. На мне чёрная куртка, чёрные штаны. Капюшон скрывает лицо. В руке – поводок, на конце поводка – Рэй. Маленький король* шит-цу. Пока Рэй занят своими собачьими делами, я играю в любимую игру.
Мимо идут две девушки. Одна – в длинном сером пальто, из-под которого выглядывают классические чёрные брюки. Вторая – в коротенькой кожаной юбке, тоненьких колготках и куртке, едва достающей до талии. Обе без шапок, волосы Первой распущены и черны, у Второй собраны в высокий блондинистый хвост.
Что-то щебечут.
– … И её не приняли… – доносится до меня обрывок фразы Первой.
– Кого? – рассеянно бросает Вторая.
– Да работу мою! Ты вообще слушаешь?
Они уже далеко, я не улавливаю продолжения, но этого мне достаточно. Мозг уже рисует сюжеты и раскрашивает подробностями. Девочки-студентки, подруги, учатся на разных факультетах. Поэтому Вторая не знает, про какую работу ей говорит Первая – у них разные дисциплины, расписания. Вторая не может сосредоточиться на диалоге, думает о парне. Чем он занят? Почему отказался за ней приехать? Она ведь так легко оделась в надежде, что он сегодня побудет её водителем. На этой мысли Вторая дует губки.
Моё сознание торопливо наносит новые мазки. Они познакомились в универе, когда объявили набор в клуб "Слово", посвящённый искусству говорить на публике. Первая пошла туда, чтобы справиться со страхом выступлений. Вторая – чтобы её парень видел, что она много чем интересуется. По той же причине она вступила в литературный клуб и секцию по киберспорту.
Студентки скрываются вдалеке, и я переключаюсь на медленно идущую мимо меня женщину. Она что-то бормочет, не разобрать. На ней куртка цвета растоптанных листьев, резиновые сапоги, коричневый берет. Руки в карманах, но я хорошо представляю их себе – морщинистая, потемневшая кожа, плохо гнущиеся пальцы.
Пенсионерка, трое детей. Младший сын навещает чаще других – у него пока нет жены, старшие давно живут своими жизнями. "И они ещё упрекают меня, что я люблю его больше, они же меня бросили…" – читаю я в её влажных глазах.
Она не понимает, что сама его выделила, лелеяла больше всех, оттого старшие и не приезжают. Я вздыхаю. Рэй тявкает и поджимает лапу.
– Ещё немного, Рэй. Последняя игра, – обещаю я.
Парень в пальто и бежевом толстом шарфе остановился в трёх метрах от нас, достал из кармана бумажку и отправил в мусорку.
Он идёт со свидания с девушкой, которую навязали ему дядя с тётей. Ну познакомься, милая девушка, чего ты. Своди её куда-нибудь.
Он сводил. В ресторане Милая Девушка почти всё время молчала, а если выжимала словечко, тут же краснела. Не справившись с её стеснением, он стал молча поглощать свой стейк и смотреть в окно. Милая Девушка склевала салат, пошуршала в сумке, вынула ручку и смятый чек от покупки ботинок, расправила его, написала свой номер, сунула парню. Смущённо улыбнулась. Снова густо покраснела.
Парень проводил Милую Девушку до подъезда, слегка потряс её руку и ушёл. Приближаясь к своему дому, выбросил смятую бумажку в урну.
Рэй потянул домой. Его тоже воротит от ноября. Долго торчать на улице он не хочет.
– Идём, идём, малыш. Съедим что-нибудь вкусненькое.
Его маленькие ножки бегут впереди меня, я иду неспеша, чищу голову от чужих жизней. Мы топчем тёмную кашу из листьев. Смотрю наверх – над головой с треском начинают моргать фонари. Ещё один день ноября отдан прошлому.