НУАРТ №11. Журнал им. Саши Невской. Зима 2024—25
Редактор Артём Антропов
Редактор Леон Стрелков
Благодарности:
Сергей Викторович Кузнецов
Наталья Анатольевна Кузнецова
ISBN 978-5-0065-8056-5 (т. 11)
ISBN 978-5-0065-4388-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
текст, орфография и пунктуация авторов
сохранены без изменений
ЕГОР СЕРГЕЕВ
ПЕТЕРБУРГ
Петербург я полюбил за совпадения. Все знают, что Петербург – город совпадений. Здесь ты обязательно окажешься там, где нужно, тогда, когда нужно. Другое дело, что никто не говорит, что тебе это должно понравиться. Петербург тебе вообще ничего не должен. В прошлом августе я из-за нескончаемых дел завис допоздна в центре, и освободился уже к полуночи. Мне казалось, что я забыл о чём-то важном, от этой навязчивой мыли я отмахивался, как от квартирного комара. Но из квартиры уйти, а из Петербурга уехать нельзя – особенно из внутреннего. Я шёл через Сенатскую, освещённую жёлтыми фонарями и глазами влюблённых парочек, когда в наушниках заиграла знакомая песня. Та самая, которая играла на перроне Ладожского вокзала 31 августа 2014 года. Я посмотрел в телефон и остановился. Исаакиевский Собор молчаливо возвышался надо мной и над всеми людьми в мире. В телефоне пиликнула полночь и сменилась дата. 31 августа 2024 года. Я живу здесь уже десять лет.
ВИНА
- Улеглась в конец строки
- неказистая вина.
- Зубки, глазки, коготки.
- Девять жизней, смерть – одна.
- Этот лес непроходим.
- Влез, ругаясь и грубя.
- Девять смехов, страх один:
- не добраться до тебя.
- Через дрожь, через вино,
- спотыкаясь в запятых.
- Есть одно большое «но»
- во всех таинствах святых.
- Во всех песенках простых,
- что в бреду поёт поэт.
- Во всех лесенках крутых,
- что ведут тебя на свет.
- В каждом теле чёрный ад,
- что белеет каждый день.
- Гладко стелешь – жёстко спать,
- жёстко стелешь – та же хрень.
- Вышел из лесу – река.
- Петербург стоит, устав.
- Мы повисли, как ЗК,
- друг у друга на крестах.
- От тебя такой разлад:
- слово пишешь – рвёт нутро.
- До тебя рукой подать,
- словно нищему в метро.
- Так держись, не пей до дна
- валерьянку из ноль-три.
- Девять жизней, смерть – одна.
- Это я к тебе, смотри.
ЛЮДИ, А МОЖЕТ КОШКИ
- Гравитация перекидывает снежинки
- в ладонь из ладони.
- Засыпает Дворцовую. Засыпают чужие дети.
- Жонглируют тёплыми мыслями о подарках
- в искрящихся, звонких маленьких головах.
- А где-то салют, с фальстарта рванувший в небо.
- Мне снятся мёртвые люди, а может кошки.
- Замученный стон: замученная вебкамщица
- с экрана рифмует бога на ох и ах.
- И в этой сплошной метели не разобраться,
- не распознать своих и чужих, цвета и оттенки,
- коммунальные или ещё какие-то службы.
- Всё слилóсь в единое целое – и летит.
- Над усталой Невой, над каменным Петербургом.
- Мы думали мы большие, а мы – не то чтоб.
- Мы вспомнили, что крещёные (да неужто) —
- ничто нас теперь в правоте не разубедит.
- Только разве что гравитация,
- перекидывающая нас, лёгоньких,
- из ладони в ладонь (а ладоней у неё множество).
- Хлопнет в какие-нибудь, вшибёт с разбега в гранит.
- Мне снятся мёртвые люди, а может кошки.
- За меня может кто-то в метели этой тревожится.
- Меня может кто-то в метели этой хранит.
ПЕТЕРБУРГСКОЕ
- Солнце в граните. Колодцы, мосты и львы.
- Твои маленькие ледяные руки.
- У немцев была своя фрау Рифеншталь,
- а у нас и без этого в каждом городе – триумф воли.
- Особенно в этом, где вырастая из коммуналок,
- угловатые мальчики с перепонками между пальцев
- влюбляются в девочек с перепонками между ног.
- В неброской роскоши полуобморочного танца
- оставляют их на ночь, пока не сведут Дворцовый.
- С солёного неба вдумчиво смотрит бог
- на пьяниц у баров, ухающих как совы.
- И всё-таки странно,
- ведь эти люди камни таскали
- на шершавых горбах, захлёбывались в болотах,
- эти люди на тряпки рвали пушками небо,
- плевались шрапнелью и переломанными зубами,
- эти люди ели собак, голубей и кошек,
- их самих с каруселек слизывала блокада —
- это всё-таки странно, как такое возможно —
- обладатели вот таких ледяных ладошек
- каждый раз восставали замертво
- против ада.
- По Дворцовому в старых санках везут ребёнка.
- Руки прячет от ветра в варежки шерстяные.
- Всё возможно теперь, всё в наших руках отныне.
АЛЕКСАНДР ОРЛОВ
ПЕТЕРБУРГ
Петербург – родные пенаты, руины и гавань. Символично не называется, так сказать, всуе, но, конечно же, духом его мой лирический герой отравлен, пропитан, прокурен. Геоточка зрения. Все прочее – в стихотворениях.
- * * *
- Всего лишь одна вселенная…
- Вечер медной смолой
- По созвездиям метрополитена
- Прибивает меня к мостовой…
- Мегаполис млечного света
- Осыпает снежники огня-
- Это всего лишь звёздное небо
- И потрогать его нельзя.
- от языков ладоней
- Улетает в дождливый солод…
- Песками последних молний
- Вьются бражники-самолеты…
- Глухой перчаточник-город
- Шепчет, точно любовник,
- Прятать пальцы в землистый холод,
- В сумеречный крыжовник…
- Только так я могу коснуться
- Капель чужих дыханий…
- Лампадное масло улицы
- Акварелью на одеяле,
- Кафельной паутиной
- Под босыми ногами.
- На губы серебристой пылью
- Капают звезды из кранов…
- Влажная астра на шее
- И орхидеи в глазах —
- Утром ты перед зеркалом
- Все это будешь смывать!
- Скомканный ветер кожи
- Разлетается птицами брызг!
- Любишь цирк и мороженое,
- А это всего лишь миг…
- На спинах домов затлели
- Радужные облака…
- Это всего лишь вселенная.
- А это всего лишь я…
- * * *
- Купол неба дымится разводами,
- Змея улиц сбросила луж рябью
- Шкуру дышащего бензином дракона и
- Катает пасхальные фары…
- Сотни солнц прозябают в витринах,
- Белым льдом прилипают тела…
- Асфальты скалят серебристые льдины —
- Колесует земноводная зима.
- Вгрызается в ложбинку засов,
- Замерзает чей-то кофейный помет…
- В замерзшем озере часов
- Светофоров обратный отсчёт.
- Составляют полосатые карты,
- Спят усталые праведники, невежды.
- Постигает игла усталого аппарата
- Весь эротизм шитья одежды.
- Пахнет дыхание симфонией пряностей,
- Где-то в зубах жгучего роя колкость —
- Не по технике безопасности
- Сдавливаю проводом двуязычий голос!
- * * *
- Я привык вдыхать дым других
- В этом портовом городе —
- Недосоленных жабр мык,
- Цокают чайки на проводе…
- Море приносит к ногам
- Керосины всех Хиросим
- Вся любовь морякам, рыбакам,
- Всем любимым, конечно, другим…
- С горизонта на космос неон —
- Вечер перестает быть мертвым…
- По карманам ключи без замков,
- А в волосах самолеты!
- Я будто бы масляный бес
- Среди языков эмалевых…
- Достучался давно до небес,
- Но в спину сопят магистрали,
- Где каждый снова о боге,
- Как слезы бездомной собаки —
- Вот вам уже целое море,
- Вы до сих пор не устали?
- Перемотай на площади
- Уроборосы урбанистов!
- Мир пахнет соленой вощью,
- Бреют до крови бризы…
- Я вот однажды утром
- Пройдусь по незнакомому городу —
- Мне на завтрак яичных сутр
- По горло уже довольно!
- Счастье голым быть и безногим,
- Случайным табаком на песке…
- Море мурчит безмолвно…
- Оставьте ключи себе.
ГЕОРГИЙ БАСИЕВ
ПЕТЕРБУРГ
Когда только переехал, любил повторять, что Петербург для меня, словно абьюзер, качающий на эмоциональных качелях – я обожал его летом также сильно, как ненавидел зимой. Но чем дольше я нахожусь в его плену, тем больше мне нравится такой контраст, составляющий саму его суть. А еще искренне люблю петербуржцев – мало что вдохновляет меня также, как они.
- * * *
- Постум иль Прокуратор,
- Старый мой римский друг.
- Я пишу тебе из зимних вьюг
- Захудалого Петербурга,
- Печалей моих демиурга.
- Сдвинув к финалу декабрь,
- Право, друг мой, становится странным
- Не найдя себя сильно пьяным,
- Верить в дни, когда старое солнце
- Горизонт покидало в полночь.
- Объясняться, наверное, поздно.
- До чего отвратительна водка,
- Новостей расчлененная сводка,
- Прямо скажем, совсем не бордо.
- Словно шмель про чужое гнездо.
- Я едва ли пою грациозно.
- Пусть декабрь, два века уж точно,
- Декабристом как быть не модно,
- Да и красных дворцов волхвы,
- Позабыты гранитом Невы.
- И нас бросивший крестный Йозеф,
- Избежавший карельской метели,
- Навсегда пришвартован в Микеле.