Тени Аль-Касира

Азкара: Империя Песчаных Теней

Они называли её «Страной Двух Ликов» – там, где пустыня целует море, а солнце рождает не свет, а дрожащий мираж. Азкара. Колыбель забытых богов и кладбище империй. Её пески хранили кости армий, поглощённых дюнами, а волны Зелёного моря шептали о кораблях, канувших в бездну с грузом проклятого золота.

Сердце Азкары билось в Аль-Касире – городе, выросшем на спине каменного дракона. Хребет Храмовой горы, испещрённый пещерами-гробницами, делил его пополам:

– Север сверкал мрамором дворцов, где шейхи пили вино из черепов поверженных врагов.

– Юг гнил в трущобах, где дети рождались с песком в лёгких, а старики умирали, прижимая к груди амулеты от сглаза.

Но истинная власть таилась под землёй. В катакомбах, где Братство Видящих хранило Скрижали Молчания – каменные плиты с предсказаниями, высеченными кровью первых пророков. Там, в лабиринтах, куда не проникал солнечный свет, воздух был насыщенным от запаха ладана и расплавленного серебра. Там рождались и умирали заклятья, способные приручить саму Бездну.

Дворцы шейхов возносились к небу на спинах рабов, их купола сияли, как слепые глаза богов. А под ними, в каменных кишках города, ютились алхимики, продающие сны в склянках, и дети-воры, чьи пальцы были быстрее кобры.

Реки Азкары давно высохли, но их призраки всё ещё текли под землёй, неся в своих водах обломки затонувших храмов. Говорили, что, если приложить ухо к камням Старого рынка в полнолуние, можно услышать, как демоны перешёптываются с душами утопленников.

Ветер с востока приносил запах серы – дыхание Пустыни Молчания, где песок обжигал подошвы, а в барханах прятались Врата. Те самые, что открыл Кассир Безумный, прежде чем тени съели его разум.

– Ты как всегда вовремя, – Лина швырнула в Аруина смятый свиток. – Карим рвёт бороду, клянётся, что твои глаза станут главным ингредиентом для его нового эликсира.

– Пусть попробует. – Он развернул пергамент. – Багровый уровень? Серьёзно?

– А ты думал, они розовых единорогов присылают? – Она закатила глаза. – Держи маску. Теперь ты – толстосум из Ваэрии. – Её губы изогнулись в улыбке, которой она очаровывала придворных, прежде чем вырезать их секреты. – Покровитель искусств, коллекционер древностей… и мой «благодетель».

– Наложница, которая пахнет сталью и полынью, – он кивнул на её запястье, где под браслетом из лунного камня прятался клинок.

– «Не волнуйся, я оставила нож за подвязкой… на случай, если твои „чувства“ станут слишком искренни».

Карим стоял перед Скрижалями, его плащ, цвета запёкшейся крови, колыхался, словно живой, пальцы дрожали над трещиной, сочившейся чёрным дымом. На груди Карима висел амулет – две змеи, пожирающие друг друга. Такой же был у отца Аруина в ночь гибели деревни. «Символ вечной войны», – когда-то объяснил наставник, но теперь Аруин видел: это была исповедь. Карим давно стал одной из змей. На столе лежала карта Аль-Касира – десятки красных меток, как язвы на теле города.

– Выспался? – голос наставника скрипел, как дверь в заброшенном склепе.

– Не особо.

Карим взглянул на его сжатые кулаки – кожаные ремни впились в запястья, оставляя красные полосы. «Ты всё ещё носишь этот камень?» – спросил наставник, кивнув на бирюзу. «Он напоминает, что не всё сгорает», – ответил Аруин, пряча лезвие в складках плаща.

– Они здесь, Аруин. В стенах. В воде. Даже в дыхании детей.

Аруин заметил на столе Карима каменную плитку с рельефом – существо с тремя ртами, пожирающее собственный хвост.

– Кто это? – он ткнул в изображение.

– Первый Пожиратель. – Карим провёл пальцем по трещине на плите. – Легенда гласит, что боги слепили мир из глины, а из обрезков родились они. Голодные ошмётки творения.

– Значит, они бессмертны?

– Нет. – Наставник накрыл плиту тканью. – Но чтобы убить тень, нужен свет, которого у нас нет.

Он провёл рукой над картой, и метки вспыхнули, складываясь в узор – три спирали, как на Вратах Бездны.

– Когда-то я верил, что можно запереть тьму снаружи. – Голос Карима звучал как скрип заржавевших весов. – Но она уже внутри. Мы – сосуд, а не щит.

Аруин шагнул ближе, заметив, как наставник прячет окровавленную тряпку – следы ритуалов, проводимых втайне.

– Ты говоришь как Кассир Безумный.

– Кассир был прав! – Карим ударил кулаком по карте. Красные метки поползли, сливаясь в кровавую лужицу. – Он пытался сжечь заразу, но испугался цены. А я… – он обернулся, и Аруин впервые увидел в его глазах не фанатизм, а усталость тысячелетнего стража. – Я готов стать мостом. Даже если сгорю.

На полу между ними упал медальон. Цепочка порвалась, как судьба.

Видящие собрались в Круге Молчания – пещере с акустикой, убивающей шепот. Карим ударил посохом о камень, и свечи погасли.

– Аль-Фарид ввозит шелка из-за моря, – голос наставника вибрировал в костях. – Вчера на его складе нашли три трупа. Глаза выжжены, на груди – знак Пожирателя.

Дариус заскрежетал доспехами:

– Почему не ударим сразу?

– Потому что, – Лина провела пальцем по зеркалу, – он пригласил всю знать на аукцион завтра. И среди гостей будет эмир.

– Ты войдешь в особняк как купец из Ваэрии, – Карим протянул маску Аруину. Кожа мерцала, как мокрая глина. – Лина будет твоей наложницей.

– Снова? – Лина закатила глаза. – В прошлый раз он чуть не сжег мне платок «случайной» искрой.

– Зато ты выиграла время, обливаясь слезами, – огрызнулся Аруин.

Карим вздохнул. Ему давно пора было привыкнуть.

Аль-Касир: Город, где сплетаются тени и золото

Солнце вставало над Аль-Касиром, окрашивая купола мечетей в цвет расплавленной меди. Город просыпался, как старый лев, лениво потягиваясь в дымке утреннего тумана. Его улицы – узкие, извилистые, словно вены на руке древнего бога – начинали наполняться гулом. Торговцы раскатывали ковры на базарах, разносчики воды звенели медными кувшинами, а с порта доносился крик чаек и скрип канатов. Воздух гудел от запахов: сладкий дым кальянов, острый аромат специй, прогорклое дыхание канализации. Здесь, на перекрестке пустыни и моря, смешивались не только товары, но и судьбы.

Старый город лепился к подножию Храмовой горы, как нищий к ногам царя. Дома из глины и камня, с плоскими крышами и решётчатыми окнами, теснились так близко, что соседи могли пожать друг другу руки, не выходя из дверей. Узкие переулки прятали тайны: здесь за ржавой дверью могла скрываться мастерская алхимика, где в колбах бурлили зелья цвета ночных кошмаров, а за ковром, висящим вместо входа, – подпольный игорный дом, где судьбы решались броском костей. Над всем этим царили базары – сердце Аль-Касира. Они гремели, как безумный оркестр: торговцы клялись пророками, что их шелк выткан нимфами, старухи ворожили на кофейной гуще, а мальчишки-попрошайки виртуозно вытаскивали кошельки из карманов.

Но стоило подняться по лестнице, вырубленной в скале, и Квартал знати открывался, как шкатулка с драгоценностями. Дворцы из белого мрамора с резными арками и позолоченными куполами отражали солнце так ярко, что слепило глаза. Внутренние сады, спрятанные за высокими стенами, благоухали розами и апельсиновыми деревьями. Здесь даже воздух казался гуще, пропитанный благовониями и властью. Но за роскошью скрывалась тишина – тревожная, как затишье перед песчаной бурей. Слуги шептались о том, что в доме купца аль-Фарида видели черные пятна на стенах, а дочь эмира по ночам кричит на забытом языке…

К югу от центра, у подножия порта, раскинулись трущобы – рана на теле Аль-Касира. Лачуги из гнилых досок и ржавого железа цеплялись друг за друга, будто боясь рухнуть. Здесь царил запах отчаяния: прокисший хлеб, моча, дым от сжигаемых трупов крыс. Дети с пустыми глазами копошились в мусоре, а по ночам из подземелий доносились странные звуки – то ли плач, то ли смех. Говорили, что именно здесь, в этой вонючей тьме, демоны находят своих жертв.

Но город жил. Жил вопреки. Порт принимал корабли из дальних стран, и матросы, пахнущие солью и чужими ветрами, несли в таверны истории о морских чудовищах и проклятых островах. Ремесленники выбивали узоры на меди, ткали ковры, вплетая в них молитвы, а поэты на площади Справедливости читали стихи о любви и потерях, под аккомпанемент ударов молота палача.

И над всем этим, как тень над пламенем, витало Братство Видящих. Их знак – Разорванное Зеркало (Круг, разделённый трещиной на две части. В одной половине солнце, в другой луна. Трещина изображена как змея, кусающая собственный хвост. Солнце и Луна стилизованы под зрачки.) – был изображён на дверях логова, выжжен на коже новобранцев, выгравирован на оружии и артефактах, вытатуирован на веках высших наставников (как символ видеть даже во сне). Город боялся их, ненавидел, благодарил. Потому что Аль-Касир знал: за фасадом рынков и дворцов скрывается иная война. Та, что ведётся в подземельях, где стены дышат, а тени шепчут.

Когда садилось солнце, и последний муэдзин звал на молитву, Аль-Касир затягивал раны. Гасил огни, запирал двери, крепче прижимал к груди детей. И ждал рассвета, зная, что ночь принадлежит не ему.

2

Тени на базаре

Рынок Аль-Касира напоминал раскалённый котёл, где кипели голоса, запахи и алчность. Воздух гудел от криков разносчиков, звонких, как удары медных тарелок: «Свежие финики из Ваэрии!», «Амулеты от дурног о глаза – освящены в храме Иштар!», «Шёлк, тонкий как паутина!» Над головами колыхались полотнища из грубой ткани, натянутые между глиняными крышами, создавая призрачную тень. Но прохлады не было – только густой, липкий жар, пропитанный ароматом жареного нута, конского пота и гниющих фруктов, что валялись в сточных канавах.

Аруин шёл сквозь толпу, стиснув зубы. Его маска купца из Ваэрии – пухлые щёки, подведённые сурьмой глаза – прилипла к коже, как вторая плоть. Под шёлковым кафтаном, расшитым золотыми нитями, скрывался кинжал с рунами. Каждый шаг по неровному камню мостовой отдавался в висках. Сюда не стоило соваться днём. Базар кишел не только ворами – меж рядов с шафраном и медными кувшинами скользили они. Тени в человеческом обличье. Те, чьи зрачки слишком расширены, чьи пальцы оставляли на прилавках чёрные пятна.

– Дорогой господин, взгляните на этот лазурит! – Лина, закутанная в алый шелк с головы до пят, ухватила его за рукав. Её голос звенел фальшивой сладостью, но пальцы сцепились на его запястье стальным захватом. – Он защитит вашу жену от дурных снов…

Она кивнула на торговца, чья лавка была завалена камнями с трещинами, похожими на змеиные зрачки. Старик, с лицом, изборождённым морщинами-ущельями, улыбался слишком широко. На шее – три синих точки, как от укуса скорпиона. Знак.

– Жена предпочитает рубины, – буркнул Аруин, делая вид, что разглядывает бусы. Голос звучал чужим, заплывшим жиром и спесью. – Но твоя болтовня развлекает.

Лина засмеялась, звонко и пусто, поправляя вуаль на его лице. Шёлк скользнул по шраму-полумесяцу, но он не дрогнул.

– Аль-Фарид купил дочь стеклодува, – её губы едва шевельнулись, пока пальцы театрально перебирали бусы. – Вчерашний закат. Запер в западном крыле, за железной дверью с семью замками.

Аруин почувствовал, как по спине пробежал холодок, несмотря на жару. Западное крыло. Там, где в прошлом месяце нашли трёх служанок с выжженными глазами.

– Живая? – спросил он, сжимая рубиновый кулон так, что камень врезался в ладонь.

Лина наклонилась, будто поправляя пряжку его пояса. Её шёпот смешался с рёвом ослика, тащившего бочку с рассолом:

– До полудня. Потом… они пришли. Слуги видели дым из окна – голубой, как зимнее небо.

Он представил девочку – худенькую, с косичками, как у Амины. Как её плоть корчилась в голодном пламени, пока демоны пожирали душу. Его пальцы сами потянулись к кинжалу, но Лина резко вцепилась ему в локоть:

– О, взгляните на эти благовония! – защебетала она, таща его к соседнему лотку, где в стеклянных колбах клубились дымы цвета крови. – Аромат ночи Шахерезады!

Торговец, похожий на стервятника в парче, протянул склянку с жидкостью, пахнущей мёдом и разложением. Аруин закашлялся. За спиной что-то шевельнулось – чья-то тень легла на прилавок, слишком густая, слишком немая.

– Думаешь, там ловушка? – пробормотал он, делая вид, что нюхает духи.

Лина фыркнула, разбивая мираж веселья. Её зелёные глаза, видимые сквозь прорезь чадры, сверкнули сталью:

– Там дверь, – её шёпот стал лезвием. – Семь замков из чёрного железа. И запах… как в склепах Храма Молчания.

Он повернул голову, чуть не задев плетёную корзину с кобрами над собой. На площади у фонтана Самира обступала толпа. Юноша, красный как гранат, размахивал «древним» амулетом – куском ржавой жести с нацарапанными рунами.

– Э-этот оберег носил сам султан Азраил! – его голос срывался на визг. – Он… он защищает от песчаных духов!

Старуха в чёрном, с лицом, как смятый пергамент, тыкала ему в грудь костлявым пальцем:

– Два дирхама! И то лишь потому, что мой внук дурак!

Аруин вздохнул. Новички. Вечно лезут в самое пекло, чтобы доказать, что не щенки. Самир встретил его взгляд и замер, словно заяц перед удавом.

– Наставник! – он пробился сквозь толпу, спотыкаясь о край халата. – Я… я собрал сведения!

Аруин схватил его за плечо, оттащив от любопытных взглядов. Пальцы впились в кость – пусть запомнит боль.

– Аль-Фарид… – Самир задыхался, пахнул потом и страхом. – Наставник… я нашёл это в подземельях особняка. – Самир показал свёрток. Развернув ткань, он обнажил обугленный фрагмент каменной плиты с высеченными спиралями, переплетёнными в троекратную петлю. – Они… они повсюду. На стенах, полу… даже на потолке.

Аруин медленно провёл пальцем по символу. Края спиралей обожгли кожу холодом, оставив иней на кончиках.

– Хорошая работа, – он толкнул Самира к узкому проходу между лавками. – Теперь беги в обитель.

– Но я могу помочь! – юноша выпрямился, тень от его худого силуэта дрожала на стене, как пламя свечи.

Аруин наклонился, чтобы их лица оказались на одном уровне. Маска купца вдруг стала тесной, как удавка.

– Твоя помощь – не сдохнуть раньше времени. – Он ткнул пальцем в грудь Самира, где под рубахой скрывался амулет с глазом Иштар. – Если демон почует в тебе это – тебя разорвут раньше, чем успеешь вспомнить молитву.

Самир побледнел, но за спиной Аруина раздался смех. Лина, облокотившись на лоток с кинжалами, щурилась на солнце:

– Послушайся, птенец. Мёртвые герои – худшие любовники.

Она швырнула ему сушёный инжир. Самир поймал на лету, сжал в потной ладони и кивнул. Его тень попятилась первой, прежде чем он сам растворился в толпе.

Лина вздохнула, поправляя шаль.

– Жалко его. Такие горят ярко… и быстро.

Аруин не ответил. Он смотрел, как торговец шафраном сворачивает ковёр с изображением трёхглавого змея. На обратной стороне, мелькнувшей на секунду, была вышита руна – спираль с крючком на конце. Знак Пожирателя.

– У них везде глаза, – прошептала Лина, следуя за его взглядом. – Даже в солнечном свете.

Она взяла его под руку, и они затерялись в толпе, как два призрака в шёлковых масках. Где-то за спиной, в рёве базара, послышался скрип – словно кто-то точил нож о каменное сердце Аль-Касира.

Особняк Аль-Фарида возвышался над Аль-Касиром как грифон над добычей. Аруин поправил маску, из-под которой проступали щеки купца из Ваэрии – поддельная полнота, пропитанная ароматом розовой воды, вызывала тошноту. Лина шла в полушаге позади, её пальцы с алым лаком легли ему на плечо. Шёлковые рукава «наложницы» скользили как змеиная кожа, открывая запястья в золотых браслетах-удавках – тонкая насмешка над ролью. В веерообразной шкатулке у неё на поясе дышала бомба из священной смолы.

– Бархат чешется, – прошептала она, поправляя диадему, сплетённую из лживых жемчугов. – Твой «щедрый шейх» мог бы выбрать ткань потоньше для подарка эмиру.

– Ты сама вызвалась быть украшением, – Аруин не обернулся, следя за стражей у мраморных колонн. – Или забыла, как придушила шелком трёх охранников в прошлый раз?

Лина рассмеялась звонко, как предписывал образ, но её ноготь впился ему в шею под воротником:

– Украшения бывают смертоносными, дорогой. Напоминать, как ты уронил кинжал в фонтан, испугавшись собственной тени?

Они замерли у портала с мозаикой пожирающих друг друга драконов. Лина внезапно вытянула руку, заставив браслеты звякнуть в такт её словам:

– Твоя Амина… Носила бы этот театр лицемерия? – Шёпотом, но так, чтобы эхо донесло до стражей фальшивую игривость.

Аруин ощутил, как под маской вспыхивает шрам-полумесяц.

– Она верила, что даже в аду можно отыскать искру человечности, – голос его стал глуше.

– А ты выжег её в себе, чтобы заменить рунами? – Её веер прикрыл губы, но не скрыл ледяной усмешки. – Бедный мальчик. Боишься, что твоя искра – всего лишь отражение в зеркале демона?

Он не успел ответить. Двери в зал аукциона распахнулись, выпустив волну шафранного дыма. Лина мгновенно преобразилась: томный взгляд, изгиб шеи, будто готовая принести себя в жертву на алтаре богатства. Её босые ступни в сандалиях с позолоченными цепями бесшумно скользили по ковру, словно она и вправду была тенью знати.

– …и этот сосуд эпохи Древней Империи! – глашатай ударил посохом, показывая на кратер с трещиной в форме змеи.

Лина приложила руку к груди в фальшивом восхищении, шепча сквозь улыбку:

– На шее у Аль-Фарида – три царапины. Демон уже вылизывает рану для нового тела.

Аруин кивнул, отмечая неестественный блеск в глазах хозяина особняка. Правая рука купца дёргалась под шелком, будто марионетка на нитях.

– Дочь стеклодува в западном крыле, – Лина сделала вид, что поправляет ему воротник, вонзив ноготь в кожу. – Если опоздаешь – станешь частью коллекции.

Грянул гром. Но это был не удар с небес – люстры с костяными подвесками вдруг ожили, заскрипев на цепях. Воздух наполнился свистом рассекаемых клинков. Лина, уже отбросившая шкатулку с бомбой, сорвала с диадемы иглу-шпильку:

– Жертвоприношение началось. А ты всё ещё в маске, Видящий.

Её последние слова потонули в рёве толпы.

Стены особняка взвыли, как живые. Обои, расшитые золотыми кобрами, вздулись пузырями, и из трещин поползли каменные змеи – их чешуя, чернее ночи, шипела, оставляя за собой шлейф едкого дыма. Дым впивался в лёгкие, пахнув горелой кожей и прокисшими надеждами. Гости, ещё минуту назад толкующие о ценах на шелка, превратились в стаю перепуганных шакалов: дамы в парче рвали подолы, цепляясь за разбитые витрины, купцы в расшитых кафтанах давили друг друга, пытаясь укрыться за позолоченными вазами. Хрусталь звенел, рассыпаясь алмазным дождём, а в воздухе висели обрывки криков: «Спасите!», «Демон!», «Горим!»

– Западное крыло! – Аруин рванул Лину за руку, срывая с лица маску-личину. Кожаный расплав скользнул вниз, обнажив шрам-полумесяц, белевший на щеке как метка рока. Лина в ответ дёрнула капюшон – рыжие волосы рассыпались медными искрами, осветив помеченный рунами кинжал в её руке.

Они ворвались в западный зал, и адское пекло ударило в лицо. Под потолком, словно проклятый маятник, раскачивалась девочка – её тонкие запястья были скованы цепями, а платье цвета пепла сливалось с клубящимся дымом. Внизу, под ней, булькала яма с нефтью – чёрная, маслянистая, отражавшая языки пламени, лизавшие стены.

– Она пуста. Душа ушла, – Лина провела пальцем по лезвию, и руны вспыхнули синим. Кровь на клинке, ещё тёплая от недавней схватки, зашипела, свернувшись в бурые капли.

– Но плоть горит! – Аруин уже рвался вперёд, когда стена за спиной девочки взорвалась.

Багровый свет хлынул в комнату, и сквозь груду обломков вполз Он. Демон был похож на паука, сплетённого из расплавленного железа: восемь лап, острых как минареты, вонзались в камень, оставляя дымящиеся трещины. На брюхе – десятки человеческих лиц, вмёрзших в плоть. Они кривились, смеялись, плакали, выкрикивая обрывки фраз на забытых языках. Аль-Фарид, прилипший к спине чудовища, будто марионетка с оборванными нитями, тянул к ним руки – его пальцы, длинные и синие от некроза, свисали как гнилые плоды.

– Слепые щенки! – голос демона скрежетал, будто гора стекла сыпалась в пропасть. – Вы пришли на зов трупа?

Аруин не стал отвечать. Он швырнул бомбу из лунного серебра – шар, шипящий священной смолой, – и мир вздрогнул. Лина в это мгновение вывела в воздухе руну «Вихрь»: бирюзовые линии вспыхнули, и ураган, рождённый из ничего, подхватил их, швырнув к окну. Стекло взорвалось наружу, но пламя уже лизало потолок – фрески с танцующими богинями почернели, превратившись в теней, корчащихся в агонии.

– Зеркало! – Аруин, пригнувшись, указал на панель в резной раме. В стекле, искажённом жаром, отразился демон – но вместо паучьих лап у него были руки молящихся, а лица на брюхе плакали кровавыми слезами.

Лина, не раздумывая, метнула кинжал. Зеркало треснуло с мелодичным звоном, и отражение взвыло. На миг демон застыл, скованный невидимыми цепями, – этого хватило.

Из тени колонны вырвалась цепь Дариуса – каждый звон горел рунами подавления. Стальная удавка сомкнулась на брюхе чудовища, и лица завизжали в унисон. Аруин прыгнул вперёд, кинжал в руке сверкнул дугой – и вонзился в единственный глаз Аль-Фарида.

Тело купца рухнуло, но демон уже таял, распадаясь на пепел и хриплый смех:

– Ты опоздал, Видящий… Мы уже в твоих стенах… В твоих снах…

Логово Братства Видящих – подземная цитадель, которая располагалась под старым кварталом Аль-Касира, на глубине 30 метров. Вход замаскирован под заброшенный храм богини-покровительницы города. Статуя богини с выбитыми глазами держит чашу, где когда-то горел священный огонь. Чтобы активировать вход, нужно повернуть голову статуи на 180 градусов и произнести пароль на древнем языке «Видящий, но слепой».

Ложный вход ведёт в колодец с ядовитыми шипами.

Стены внутри высечены из чёрного базальта, покрыты рунами-оберегами, которые светятся синим при приближении демонов.

В коридорах слышен шёпот ветра, холодные стены, от которых дрожь пробирает до костей и кажется, что за спиной кто-то стоит, даже если вы один. Комнаты в убежище освещаются бледными светлячками в стеклянных шарах, подвешенных к потолку.

Центральный зал «Сердце Скрижали» круглый, с

куполообразным потолком. В центре – каменный стол с картой Аль-Касира, где красными чернилами отмечены демонические активности. На стенах – фрески, изображающие историю Братства: битвы с Пожирателями, ритуалы, падение первых наставников. Пол выложен мозаикой в виде глаза, слезящегося чёрным нефритом.

В Библиотеке находятся книги, свитки из кожи демонов, кодексы в железных оковах. Библиотека находится под защитой Голема-библиотекаря, созданного с помощью магии из глины и пергамента, который умеет читать мысли и нападает на тех, кто крадёт фолианты.

В Лаборатории стоит зловонный смрад гнили и серы, здесь находятся котлы с кипящей чёрной смолой – яд для демонов, полки с органами в банках (глаза демонов, сердца теневых зверей), инструменты: иглы из костей мёртвых, нити из волос демониц. В Мастерской масок на стенах висят основы для маски.

Жилые кельи Видящих не отличаются роскошью: каменная кровать, сундук с личными вещами, ниша для свечи.

На низшем уровне находится тюрьма для демонов:

– Ячейки с решётками из лунного серебра.

– В одной из камер – демон-болтун, который предлагает сделки в обмен на свободу.

Логово Братства отражает их философию – «Чтобы видеть свет, нужно погрузиться во тьму». Каждый камень здесь пропитан жертвами, страхом и надеждой. Это не просто убежище, а живой организм, который защищает своих обитателей и уничтожает чужаков.

Подземный тренировочный зал Братства напоминал гигантский улей, высеченный в скале. Сводчатые потолки, покрытые копотью от факелов, нависали над головами, а стены хранили следы тысячелетних ударов – трещины от мечей, обугленные пятна от заклинаний, царапины когтей.

– Зал клинков, в котором находились манекены с рунами, имитирующими демонов, при их активации атакуют. Стены в нём были покрыты царапинами от ударов. Воздух в нём гудел от звона металла и криков новобранцев

– Зал молчания, комната для медитаций. Звуки здесь исчезают, а воздух насыщен дымом успокаивающих трав.

– Ловушка-лабиринт, для испытаний новобранцев. Стены двигаются, выпуская ядовитых змей или иллюзии.

Тренировочный зал.

Лина провела углём по лезвию, выводя руну «Вихрь». Символ засветился тускло, как подёрнутый дымкой.

– Руны – не просто рисунки, – Лина ткнула в свой клинок, где руна «Вихрь» пульсировала синим. – Каждая требует крови: временные чертят углём, постоянные – выжигают на плоти. Если попробуешь – не известно, сможешь ли выдержать. «Временные – слабее, зато не жгут душу, – она щёлкнула пальцами, и руна погасла. – Но если хочешь настоящей силы…» Она приподняла рукав, показав три постоянные руны на запястье. «Эти горят, как адский огонь. И плата – кусочек твоей жизни»

– Когда я смогу нанести руны на себя? – спросил новобранец Сайрус.

– Когда отложишь в сторону деревянный меч и перестанешь быть похожим слепого котёнка, в общем не скоро…, – улыбнулся Аруин.

Дариус, словно гора в доспехах из матовой стали, шагал между учениками. Его голос гремел, заглушая стук клинков:

– Спину прямее, Ренар! Ты сражаешься, а не кланяешься демону!

Молодой человек, едва удерживающий деревянный меч, попытался выпрямиться, но споткнулся о собственные ноги. Дариус фыркнул, подхватил его за шиворот и поставил на место:

– Ещё раз упадёшь – будешь чистить уборные до следующего полнолуния!

В углу зала, на каменном выступе, сидел Аруин. Его чёрный плащ сливался с тенью, а глаза, холодные как сталь, следили за каждым движением. В руках он вертел кинжал из лунного серебра – лезвие мерцало тусклым светом, будто впитывая окружающий мрак.

– Боишься, что он сломает твоих птенцов? – Лина возникла рядом бесшумно, словно вырастая из полумрака. Её зелёные глаза блестели с насмешкой.

– Боюсь, что ты сломаешь их раньше, – Аруин кивнул на карту в её руке – та была испещрена похабными рисунками.

– Это образовательные материалы. – хихикнула Лина.

Кухня Братства, утро.

Захра, сжимая в руках свёрток из грязного плаща, входит на кухню. Карим, разбирающий карту демонических активностей, поднимает глаза:

– Ты принесла… кота?

Из свёртка высовывается чёрная морда с янтарными глазами. Кот фыркает, вырывается и тут же исчезает в стене.

– Он сам прибился у портала, – бурчит Захра, делая вид, что не заметила, как кот украл у неё кусок вяленой рыбы из кармана. – Говорят, такие демоны приносят удачу.

Стена дрожит, и кот, наполовину застрявший в камне, начинает громко мяукать. Захра пытается вытащить его, но Шайтан-паша царапает юношу и снова растворяется в воздухе.

– Удачи? – Карим поднял с пола рыбий хвост, оставшийся от «подарка». – Кажется, он уже начал.

– Руки выше, – Дариус ударил мечом по деревянному кинжалу Самира, и тот едва не выронил его. – Демон сожрёт тебя быстрее, чем я успею сказать «недотепа».

– Я… я стараюсь, – Самир поправил хват, вспотевшие пальцы скользили по рукояти.

– Старания хороши для монахов, – Дариус сел на бочку, доставая яблоко. – Ты должен злиться. Ненавидеть. Бояться. Всё, что заставляет сердце биться как бешеное.

Он швырнул яблоко в стену – плод взорвался, обдав Самира липким соком.

– Вот твой враг. Убей его, пока он не стал компотом.

Самир, смущённый, неуклюже замахнулся на яблочные брызги. Дариус фыркнул:

– Худший удар за всю историю Братства. Но… – он поднял с пола уцелевший ломтик, сунул его Самиру в рот. – Если будешь жевать, пока бьёшься, хоть рот займёшь.

Юноша поперхнулся, но усмехнулся. Его следующий удар был твёрже.

Самир стоял у стены, сжимая деревянный кинжал. Его рубаха промокла от пота, а ладони дрожали.

※※※

9 лет назад:

Ночью в деревне Умраль ветер выл, как раненый зверь. 10-летний Самир прижимался спиной к глиняной стене, чувствуя, как дрожит сестрёнка у него на руках. Отец, сжимая топор с обугленным лезвием, перекрывал собой дверь.

– Спрячь их подпол! – крикнула мать, швырнув в окно горшок с тлеющими углями.

Сквозь щель в ставне Самир увидел, как тени с рогами волокли соседа к колодцу. Мужчина кричал, цепляясь за камни, а демоны смеялись звуком ломающихся костей. Сестра вскрикнула, и одна из теней обернулась. Её глаза – две ямы в лице – уставились прямо на него…

Утром они бежали по пепелищу. Отец, с перебинтованной рукой, нёс сестрёнку. Мать молчала, сжимая в кулаке обгоревший амулет. Демоны ушли, но их взгляды всё ещё ползали по спине Самира, как пауки.

※ ※ ※

– Эй, новичок! – Лина подошла, вращая в пальцах кинжал. – Покажи, как ты будешь резать глотку Пожирателю.

Самир рванулся вперёд, но ноги заплелись. Он рухнул на камни, выронив оружие. Смех новобранцев прокатился эхом.

– Встать, – Аруин появился рядом, не повышая голоса. – Демон не будет ждать, пока ты соберёшься.

– Я… я не могу… – Самир поднял глаза, и Аруин заметил, как зрачки юноши на миг расширились, став абсолютно чёрными.

За спиной Самира тень на стене дёрнулась. Не так, как должно – она замедлилась, будто тянулась к его пяткам. Лина нахмурилась, но Аруин едва заметно мотнул головой: «Молчи».

– Повтори удар, – приказал он, бросая Самиру кинжал. – И не смотри под ноги. Ты не ребёнок.

Подземный зал Братства. Поздний вечер. Сводчатый потолок теряется в полумраке, лишь несколько светлячков в железных клетках бросают жёлтые пятна на каменный пол. На столе – карта патрульных маршрутов, помеченная восковыми точками. Воздух пахнет сыростью и ладаном.

Дариус сидел на грубо отесанной скамье, его взгляд прикован к песочным часам у края стола. Последние зёрна упали в нижнюю колбу.

– Он опоздал на три часа, – голос звучал глухо, будто из глубины колодца.

Захра, разбирая кинжалы на столе, даже не подняла головы:

– Может, задержался у торговцев. Или упал в колодец. Бывает.

Тарик стоял у двери, пальцы впились в косяк так, что побелели суставы. Он смотрел на пустой коридор за спиной – тёмный, как провал в памяти.

– Элиот… он всегда возвращался вовремя. Даже когда мы патрулировали Проклятый рынок и…

– Всегда – слово для сказок, – Захра воткнула кинжал в стол. Лезвие завибрировало, разрезая тишину. – Твой друг – не первый, кого проглатывает Аль-Касир.

Дариус поднялся, его тень накрыла карту. Восковые метки растаяли под теплом жаровни.

– Сектор семь. Его последний маршрут.

– Там дренажные тоннели Первой Империи, – Захра нахмурилась, впервые за вечер оторвавшись от оружия. – Даже крысы туда не лезут.

– Значит, нам есть что искать, – Дариус взял с полки свёрток с факелами. – Готовьтесь. Выходим через южный люк.

Тарик шагнул вперёд, перекрыв путь к двери:

– Я иду.

– Ты ещё зелёный, – Захра перекинула через плечо свёрток с тросами. – Сгниешь в первой же луже.

– Он мой напарник, – Тарик вытащил из-за пояса медный медальон – подарок Элиота. – Невыносимо бездействовать, мне кажется что-то случилось.

Дариус кивнул, бросая ему связку железных шипов:

– Без геройств. Следуешь приказам.

Дариус замер у края провала, вглядываясь в пульсирующую тьму. Влажный воздух канализации висел густым саваном, пропитанным запахом гниющей плоти и медью старой крови. Стены, сложенные из чёрного базальта времен Первой Империи, покрывали резные лица – они плакали каменными слезами, их рты забиты глиной, словно кто-то хотел навеки запечатать их предсмертные крики.

– Там, – Захра указала кинжалом вниз. Лестница, склеенная из костей и смолы, уходила в бездну. Ступени скрипели под ногами, будто шептали проклятия.

Тарик поправил молот на плече, его пальцы дрожали. Он старался дышать ровно, как учили в Братстве, но холодная рукоять оружия казалась чужой. Ему всего девятнадцать. Первая вылазка за стены цитадели.

– Держись сзади, – Дариус бросил через плечо. – Смотри под ноги. Они спустились вниз.

Рынок Тишины.

Потолок здесь был высок, как в храме, но вместо фресок – коконы из паутины, в которых шевелились тела. Свет исходил от шаров, подвешенных на цепях из сплющенных черепов: внутри них метались духи, бьющиеся о стекло, как мотыльки в ловушке. Между гниющих прилавков сновали продавцы – существа в плащах из высохшей кожи, их лица скрывали маски из птичьих клювов и детских ладоней.

– Сюда, сюда… – зашипел голос из тени. Старуха с руками, как обугленные ветви, протянула Тарику склянку. Внутри плавала крошечная русалка с лицом его младшей сестры. – Всего монетку… всего монетку…

– Не смотри, – Захра толкнула его вперёд.

Тарик кивнул, сжимая молот. Его горло сжалось, когда он увидел товар:

– Ребёнка в клетке, чьи глаза заросли грибницей.

– Зеркало, где вместо отражения ползли черви, складывающиеся в слова «Спаси меня».

– Книгу, переплетённую из живых губ, шепчущих на языке, от которого кровоточили уши.

Султан Без Лица ждал их у алтаря из обсидиана.

Его плащ был сшит из ночи – ткань поглощала свет, оставляя лишь очертания. Вместо лица – дыра в реальности, мерцающая, как звёздная бездна.

– Дариус… – голос Султана был как скрип ножа по кости. – Ты принёс мне новую игрушку?

Он поднял руку, и тени ожили. Из щелей в полу выползли гости рынка:

– Человек с головой жабы, чей язык был усеян младенческими зубами.

– Женщина, чьё тело состояло из сплетённых крысиных хвостов.

– Ребёнок с пустым животом, где копошились жуки-скрипачи.

Тарик отступил, наткнувшись на прилавок с амулетами. Его молот задрожал.

– Стой, – Дариус прикрыл юношу собой. – Это иллюзии. Дыши.

Захра шагнула вперёд, её кинжалы сверкнули.

– Где новобранец, тварь?

Султан рассмеялся. Из его «рта» вырвались мухи, сложившиеся в слова:

П-О-Ч-В-А

У-Д-О-Б-Р-Е-Н-И-Е

– Он стал семенем… – Султан махнул рукой, и стены зала раздвинулись.

Сад Костей.

Корни, похожие на жилы, прорастали сквозь сотни тел, вплетённых в стену. Посреди, на троне из черепов, сидел новобранец. Его грудь разорвал росток с цветком, чьи лепестки были языками пламени.

– Смотрите… – Султан коснулся цветка, и из бутона выползли мотыльки с лицами мёртвых Видящих. – Мой урожай созрел.

Тарик застонал. Молот выпал из его рук, грохнувшись о камень.

– Нет… – он упал на колени, закрывая лицо. – Это… это Элиот… он был с нами вчера…

Тени рванулись со стен, как стая голодных псов. Одна – обвила шею Тарика, впиваясь ледяными зубами. Другие – пригвоздили Захру к полу.

Дариус ударил мечом в пол. Руна «Гнев» на клинке вспыхнула, ослепив тварей.

– Захра! Дверь!

Она метнула серебряный шип в потолок. Свод рухнул, завалив выход.

– Через Сад! – Дариус схватил Тарика за плащ. – Вставай, солдат!

Они прорубались сквозь корни, которые хлестали, как бичи. Тарик, стиснув зубы, занёс молот:

– За Элиота!

Удар расколол трон. Новобранец рухнул на землю, его тело рассыпалось в песок.

– Бегите! – Захра бросила дымовую бомбу. Пепел смешался с тенями, ослепляя Султана.

Они вырвались на поверхность, когда тоннель рухнул. Тарик, дрожа, смотрел на свой молот – на нём остался след от корня, похожий на слезу.

– Я… я не смог… – он уронил оружие.

Дариус положил руку ему на плечо:

– Ты жив. Это главное.

Захра разжала кулак. В ладони лежал цветок из Сада – его лепестки шевелились, пытаясь укусить.

– Он вернётся. Но теперь мы знаем его сердце.

Над ними кружили вороны. В их криках слышалось обещание: Урожай ещё не собран.

После побега из подземного рынка Захра заметила на камнях необычный узор – пепел, выложенный в форме спирали, светящейся тусклым синим.

– «Это не случайно…» – она присела, коснувшись пепла. – «Султан метит путь для своих слуг. И ведёт он к воде».

– «Единственное место, где ещё осталась „вода“ в этом проклятом городе – старый акведук» –