Закон-и-Честь! – 5. Реванш Закона

Глава 1

Благополучно ускользнув от глаз переодетых агентов, миновав кольцо оцепления, беглецы вскоре поймали кэб. Джек продолжал изображать девчонку, а Крейг заботливого папашу. Кэб без особых проблем довёз их до восточной окраины города, выходящей на обширные, теряющиеся на горизонте леса, и высящиеся над волной тёмно-серых деревьев увенчанные заснеженными шапками едва различимые далёкие горы. Восточная часть столицы была на удивление растянутой и разбросанной, густо засаженной фермерскими угодьями, полями, пастбищами и производила впечатление заурядной провинции. Здесь время словно остановилось в прошлом веке. Никаких новомодных штучек типа заправочных водяных колонок для паромашин или электрических столбов на несколько миль вокруг. Чтобы дойти от одного дома к другому требовалось преодолеть по неважным разбитым дорогам не одну сотню ярдов.

Здесь, в самой настоящей глухомани, старинный трёхэтажный особняк-крепость, отданный под городскую психиатрическую больницу, смотрелся довольно самобытно, словно чужеродный нарост на теле. Лечебница располагалась на небольшой возвышенности, окружённой редким, окультуренным парком и высокой, утыканной пиками, оградой из железных прутьев. Путь на территорию больницы шёл через большие кованые ворота. Очертания крытой замшелой черепицей многоуровневой крыши, башенок и шпилей были видны ещё издали. Нет нужды говорить, что психушку все местные жители обходили десятой дорогой.

Возница высадил Крейга с Джеком прямо у ворот. Получил плату и, следуя наставлениям Крейга, отогнал упряжку на противоположную сторону дороги. Там же становился и стал ждать, пока Крейг вернётся. Хотя по его глазам учёный понял, что он, не желая и лишней секунды задерживаться возле столь сомнительного заведения, погнал бы лошадей прочь, без устали пощёлкивая бичом. Крейг видел, как удивлённо расширились его глаза при виде выскочившего из кабины Джека, успевшего скинуть девчачье платье. Но Гордон не скупился, и кучер получил достаточно, чтобы не только ждать, но и не задавать лишних вопросов. Крейг и Спунер остались стоять под накрапывающим дождём на развезённой дороге. Ближайшие городские дома, в основном частные старинные особнячки и фермерские подворья, остались в полумиле позади. Мерсифэйт, собственно, уже находилась за пределами городской черты. Она словно зловещий часовой возвышалась над окрестностями, будто незримо наблюдая за всем происходящим вокруг неё…

Крейг сразу обратил внимание, что ведущая к больничным угодьям дорога была изрядно накатанной. Как предполагал учёный, помимо центральных ворот, в окольцевавшей Мерсифэйт ограде должны быть ещё одни. И соответственно ещё одна дорога, скрытая от посторонних глаз.

Оставшись вдвоём, Крейг и Спунер немедля пошагали к воротам. Прямо за ними располагалась будка привратника. А за железной оградой рвали цепи здоровенные чёрные мастиффы, в шипастых ошейках и с жаждой крови в маленьких злобных глазках. Под лоснящейся шкурой перекатывались литые мускулы, мощные челюсти скалились страшными на вид клыками. Псы, натягивая цепи, вставали на дыбы и безумолчно лаяли на подошедших к воротам людей.

Из строжки немедля выбрался привратник. Дородный детина с плечами портового грузчика и физиономией потомственного каторжника был выряжен в утеплённый сюртук и широкополую шляпу с высокой тульей. На поясе верзилы висела связка ключей.

– День добрый, – неожиданно вежливо поздоровался привратник, бросая цепкий, придирчивый взгляд на посетителей. Он поднял руку, и мастиффы как по волшебству умолкли. Огромные псы, ворча, уселись на землю и принялись с самым независимым видом вычёсывать блох. Они даже не смотрели на стоявших по ту сторону ограды потенциальных жертв. Но Крейг им не очень то верил. Уж больно невинный видок был у присмиревших собак.

– О, добрый день, – тут же расплылся в широчайшей улыбке Гордон. Его пальцы крепко сжимали правую ладошку Спунера. – Мы бы хотели увидеть кого-нибудь из персонала больницы.

– Вам назначено, сэр? – привратник с любопытством уставился на Джека. – Вижу, что вас сюда привело отнюдь не праздное любопытство.

– Да, беда-беда, вы правы, – притворно вздохнул Гордон. – К сожалению, я не записывался на приём и о нашем визите никому не ведомо. Но думаю, что при сложившихся обстоятельствах мне уделят всё же лишнюю минутку.

Привратник с самым важным и серьёзным видом кивнул:

– Верно. Доктор Аткинс никому не отказывает в помощи. Сочувствую вам, сэр. Ваш сын?

– Племянник. Его родители недавно умерли. И я взвалил на свои плечи всю нелёгкую ношу и ответственность за его воспитание. Он мне и вправду очень дорог.

– Я ни капли в этом не сомневался, – сочувственно сказал привратник, понимающе ухмыльнувшись. – Прошу вас, сэр, проходите.

Он зазвенел ключами и приоткрыл врезанную в одну из створок ворот калитку. От взгляда Крейга не скользнуло, что навесы калитки и сам замок были очень прочными и надёжными. Да и вообще окружающая территорию Мерсифэйт десятифутовая ограда из заостренных железных прутьев производила неизгладимое впечатление.

За воротами сразу начиналась щедро посыпанная гравием широкая дорожка, ведущая вглубь двора, прямо к колоссальному зданию лечебницы, возвышающемуся над обильно растущими внутри ухоженными деревьями. Земля вокруг них была усыпана опавшими перепревшими листьями. Мастиффы не обратили на вошедших ни малейшего внимания, всё так же увлечённо занимаясь своими собачьими делами. Однако Крейг, не выпуская руки Спунера, невольно приостановился. Правильно истолковав его замешательство, привратник сказал:

– Не волнуйтесь, сэр, собаки надёжно привязаны. И выдрессированы похлеще, чем в цирке. Мы отпускаем их на ночь. А днём они сидят на цепи. Идите прямо по дорожке и выйдете к парадному входу. Там всегда найдется, кому встретить.

– Благодарю, мистер, – Гордон приложил два пальца к полям котелка. – Вы были очень любезны. Пойдём, Джек. Я познакомлю тебя с очень хорошими людьми. Они непременно помогут тебе.

Спунер радостно гукнул и пустил слюни. Скосив глаза к переносице, он из всех сил лыбился, как самый настоящий дебил. Он старательно переставлял ноги и вовсю размахивал свободной рукой. Правой же он держался за ладонь быстро идущего по дорожке Крейга. Джек полностью вжился в роль сумасшедшего ребёнка. Он непрестанно что-то бормотал под нос, без устали шевелил губами, надувал пузыри. Его глаза, казалось, жили самостоятельной жизнью, то вращаясь как беличьи колёса, то закатываясь уходящими за горизонт солнцами.

Они шли по дорожке, мимо сбросивших листву голых деревьев, скрипя подошвами по мелкому гравию. Дорожка постепенно поднималась всё выше и выше, убегая вверх по склону и покоряя словно срубленный гигантской бритвой пологий холм, на котором и было возведено более двухсот лет назад монументальное строение. Угрюмое, напоминающее замок в миниатюре здание поликлиники надвигалось на них, увеличиваясь в размерах с каждым шагом. Мерсифэйт состояла из трёх этажей и была выстроена в виде буквы П. Парадный вход располагался как раз во впадине, между выдвигающимися вперёд крыльями здания. Двери прятались за поддерживающими козырёк колонами, по обе стороны колон растянулись могучие контрфорсы. В простудившееся, болезненно серое небо устремлялись острые шпили башенок, усеянные многочисленными молниеотводами. Стрельчатые окна были забраны решётками, стены сложены из массивных булыжников, черепичную крышу покрывал мох. Больница одним своим видом вгоняла в ступор, до того зловеще она выглядела, словно старинный дом, населённый злобными призраками из какого-нибудь модного бульварного романчика.

Остановившись перед уводящими вверх, к окованным стальными проклёпанными полосами дверям, ступенями, гости поликлиники несколько неуверенно оглянулись. Правда, Джек не переставал что-то бубнить под нос и похрюкивать, подозревая, что за ними уже давно могли следить. Крейгом же внезапно овладела удушающая паника. Ему резко и категорически разонравилсяих так называемый «план». Какой ещё к чертям план?! Да бежать отсюда надо, бежать без оглядки… Запереть в этих страшных стенах ребёнка? Крейг никогда не был особым любителем детей и знал Джека всего ничего, но ещё крепче сжал его ладошку. Он посмотрел через плечо. Растопырив корявые ветви, деревья настороженно следили за ними. Дождик усиливался, ветер пытался расшевелить намокшую палую листву. И тишина. Абсолютная тишина. Напряжённая, гнетущая, убийственным многотонным грузом давящая на уши. Учёный перевёл взгляд на выросшего перед ними мрачного каменного колоса.

– Спокойно, спокойно, мой мальчик. Всё будет хорошо, – Крейг посмотрел на агукающего Джека и ободряюще улыбнулся. Если их подслушивали с помощью невидимых хитрых приспособлений или же следили, то невидимые наблюдатели ничего не заподозрят. Просто высокий важный мужчина подбадривает своего явно безумного отпрыска. Но Крейг уловил мелькнувшую в глазах Джека горячую благодарность и ощутил усиленное пожатие детских пальцев. Мальчишка всё понял. Он боялся, сильно боялся и слова Крейга истолковал как единственно верные.

Они поднялись по широким растрескавшимся ступеням, и подошли к высоким и широченным двухстворчатым дверям. Крейг прикинул, что без тарана их точно не вышибить. Крепость. Натуральная крепость. Учёный не знал, кто построил эту домину и для каких целей, но сейчас она выглядела неприступным средневековым замком, способным выдержать любую осаду.

Крейг взялся за дверное кольцо из потускневшего отполированного железа и со всей силы застучал по металлической пластине. Гулкие лязгающие звуки пронзили сгущающуюся вокруг них гробовую, разбавленную лишь шорохом дождя да посвистом ветра тишину. Гордон дал бы голову на отсечение, что их приближение давно заметили и долго ждать у дверей им не придётся. Как выяснилось, он и тут оказался прав.

…– в общем, я лишний раз убедился, что деньги, ложь и доверчивость способны творить чудеса, – горько сказал Гордон Крейг, едва пригубив горячего чаю. – Нас встретила медсестра, провела в приёмный покой, где нас принял один из врачей лечебницы. Забегая вперёд, скажу, что Аткинса мы так и не увидели. Важная птица, директор, он не будет терять время на очередного заурядного пациента… А Джек блеснул во всей красе. Он даже, ты не поверишь, обмочился, чтобы заставить психиатра поверить в свою невменяемость! Я же хитрыми намёками дал понять, что хочу избавиться от «чокнутого родственничка» и был бы очень признателен, если бы он подольше оставался в таком замечательном заведении, как Мерсифэйт. Пришлось изрядно раскошелится…

После ужина мужчины сидели в гостиной напротив зажжённого камина и пили традиционный вечерний чай. Крейг заканчивал рассказ. Миссис Монро хлопотала неподалёку, прислушиваясь к их разговору и вставляя броские реплики.

– Мне очень не понравилось то, что я увидел. Я не стал заходить в отделения для пациентов, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Я должен был играть роль хитрого и злого дядюшки, который жаждет скинуть камень с шеи. Но сама атмосфера больницы, этот запах лекарств и стерильности, практически осязаемое ощущение витающего в воздухе безумия, невидимое давление на разум, всё это очень нервировало меня. Когда я вернулся в кэб, у меня дрожали руки.

– Многие больницы похожи на ваше описание, – сказал Джентри. Разомлевший от съеденного ужина и тепла полыхающего камина, Джентри блаженно вытянул ноги, сидя в глубоком мягком кресле. И ему уже не хотелось хватать учёного за воротник.

– Но не во всех с необычайной лёгкостью соглашаются за деньги провернуть грязные незаконные аферы. Именно с лёгкостью. Ей богу, как же мне там не понравилось. Джек остался в очень дурном месте. Меня до сих пор не покидает уверенность, что я видел лишь доступную всем изнанку Мерсифэйт, её светлую сторону… И она испугала меня, подавила. Что же тогда представляет собой её тёмная сторона?!

– Вы словно только что вышли из запертого дома, где просидели всю жизнь. Покинули Радужную страну, где каждый день светит солнце и звучит радостный смех, – сказал, поморщившись, Джейсон.

Джульетт преувеличенно громко грюкнула кочергой о каминную решётку, вороша полыхающие поленья. Видимо престарелая вдова была не согласна с утверждениями своего ненаглядного жильца. Она вполголоса проворчала:

– Бедный мистер Крейг, пережить такой стресс…

Учёный послал домоправительнице благодарную улыбку и воскликнул:

– Право слово, как же мне будет вас не хватать, миссис Монро! Ей Богу, была бы моя воля – взял бы вас с собой!

– Полноте, полноте, – смущённо покраснела старушка. – Лестное предложение, благодарю. Но вам бы следовало взять с собой кого-нибудь помоложе и попривлекательней, чем старая дребезжащая развалина.

Джульетт кокетливо поправила выбившуюся из-под чепца седую прядку. Крейг чуть было не подавился чаем, а Джентри сказал:

– Никто никуда с вами не поедет, Крейг. Вы сами вляпались в это де… Хм. В эту лужу. Сели в неё. Потому что решили, что умеете лучше всех ловить преступников. Пошли наповоду горячего мальчишки. Чёрт! Я не меньше вашего волнуюсь за этого маленького засранца… Но думаю, что не так страшен чёрт, как вы нарисовали. Ночь он точно продержится. А с утра я уже буду у дверей Мерсифэйт. Вустер выписал мне пару отгулов. Думаю, этого времени хватит, чтобы разобраться в этой, не скрою, подозрительной ситуации. Печёнкой чую, что Джек влез куда не следует.Разберёмся! А сейчас я хочу одного – завалиться спать. И чтобы меня никто не тревожил. У меня выдался на редкость трудный и, мм, собачий день.

– Вы обещали рассказать, – тихо напомнил Крейг, смотря в опустевшую чашку. Джентри поджал губы.

– Обещал,– лицо старшего инспектора словно окаменело, пляшущие в гостиной тени рисовали на нём причудливые узоры. – Сегодня много чего произошло…

В прихожей раздался пронзительный трезвон телефонного аппарата. Все находившееся в гостиной люди непроизвольно вздрогнули. Правда, каждый по своим причинам. Джентри поднял голову и спокойно сказал:

– Миссис Монро, я сам возьму. Это меня.

Джульетт проводила отправившегося к телефону молодого человека перепуганным взглядом и перекрестилась. Этим вечером в её дом вернулся совсем другой человек. Что-то неуловимо изменилось в Джейсоне. Как будто какой-то кусочек его сущности остался за захлопнувшимися дверьми, на промозглой улице. Крейг озабоченно задумался. Джентри не хочет говорить. Или же не хочет говорить в присутствии пожилой женщины?

В гостиную старший инспектор вернулся в пальто и шляпе.

– Меня срочно вызывают на работу. Крейг, собирайтесь, поедете со мной. Звонил Вустер. За мной пришлют паромобиль. Я всё расскажу вам по дороге. Миссис Монро, прошу нас простить.

Учёный медленно поднялся на ноги. Он, не отрываясь, смотрел на заострившееся лицо Джентри. По подбородку старшего инспектора потекла тоненькая струйка крови, выглядевшая в тускло освещённой комнате чёрной ниточкой. Джентри прокусил губу и даже не заметил этого. Крейгу стало страшно. Он даже на стал выпытывать, чем заслужил такую привилегию – участвовать в намечающемся полицейском расследовании и что такого важного хочет сообщить ему Джентри, раз даже готов взять с собой. Расскажет. Всё-таки он всё расскажет.

Глава 2

Джек Спунер устал. Оказывается, изображать из себя придурка не так легко и просто, как он думал изначально. Прикидываться тупым кретином и переодеваться в маскирующие наряды – не одно и то же. Особенно когда тебя проверяют на вшивость серьёзные специалисты. Но пока, кажется, он выигрывал. Они выигрывали. Умудрились-таки с Крейгом обвести персонал лечебницы вокруг пальца.

Осматривающий Джека в приёмном покое психиатр – важный и седовласый джентльмен с видом законченного умника в белом халате поставил ему грозный даже на слух диагноз – диссоциативное расстройство, совмещённое с психогенной амнезией. Джек ни черта не понял из этих слов, но звучали они и впрямь стрёмно. Про себя мальчишка поклялся их запомнить, чтоб при случае обязательно козырнуть новоприобретёнными знаниями. Как бы там ни было, а Джека приняли на постой, прописав ему курс медикаментозного лечения, определили в отдельную палату и до отбоя перевели в общий зал, своеобразную игровую комнату для местных обитателей. На следующее утро у него были назначены первые процедуры, а пока что он был предоставлен сам себе и мог потратить свободное время на знакомство с будущими соседями. Впрочем, предоставлен сам себе, было сказано с натяжкой. За пациентами присматривали санитары. Но Джек быстро понял, что эти бульдожьи морды относятся к своим обязанностям спустя рукава и больше заглядываются на снующих по коридорам огромного здания медсестёр.

Первая фаза операции закончилась успешно. Но сердце Джека непроизвольно ёкнуло, когда изображающий добренького дядюшку учёный потрепал его по голове и сказал весёлым голосом – я буду навещать тебя, Джек! Игра на публику. Но в глазах учёного появилась настоящая тревога. Крейг хотел, чтобы Джек это видел. И он увидел. И это понимание не прибавило ему спокойствия. Но заставило с удвоенной осторожностью относиться к окружающим. Если Гордон чем-то явно обеспокоился, то негоже Джеку это игнорировать.

Дюжий санитар отвел Джека в душевую комнату, где их ждала ещё совсем молодая и вполне себе симпатичная медсестра. При других обстоятельствах Джек обязательно бы улыбнулся ей, но сейчас только тупо пялился коровьими глазами и продолжал бормотать под нос непроизносимую лабуду. Хотя вряд ли бы сестра ответила ему взаимностью. В голубых глазах девушки не мелькнула никакого сочувствия. Она раздела его догола, и пихнула под напор холодной воды. Джек чуть было не заорал в голос, когда на него полился показавшийся ледяным дождь. Всё тело моментально покрылось пупырышками, а зубы принялись выбивать чечётку. Проклятье! И почему ему никто не сказал, что в психушках так поступают с пациентами?

Из-под душа Спунер выполз, трясясь как припадочный, и всё так же бормоча под нос. Только на этот раз отборные ругательства. Но так, чтобы никто не услышал. Его глаза немилосердно щипало от попавшей хлорки, душу жгло стыдом пополам со злостью. Джек с трудом сдерживался, чтобы не прикрыться ладошками. Но мальчишка понимал, что психам наплевать на приличия. И тут его ждал первый, не очень приятный сюрприз. Или приятный. Смотря как посмотреть. Верзила-санитар куда-то подевался и в облицованный кафельной плиткой и пропахшей дезинфекцией комнате они с медсестрой остались вдвоём. Гладкие плиты пола пронзали его ступни ледяными иглами, с него стекала вода, мокрые волосы торчали во все стороны. Джек держал руки опущенными вдоль тела, дрожал, как заячий хвост и без устали шевелили губами. Мысленно же он проклинал всё и всех на свете. Включая самого себя и свои благородные позывы.

Медсестра, высокая худощавая молодая женщина лет тридцати, с убранными под шапочку светлыми волосами, одетая в белоснежный халатик, терпеливо ждала его. Она сощурила безучастные голубые глаза. Джеку её взгляд почему-то сразу не понравился. Кошка, смотрящая на мышь. Розовые губы девушки искривились в странной улыбке. На щеках образовались ямочки. Вся возникшая у Джека симпатия к этой девахе внезапно бесследно испарилась. Какого чёрта она так на него пялится?!

– Смотрю, ты замёрз, малыш, – низким грудным голосом произнесла она. – Меня зовут Норма. Сестра Норма. Мы будем часто видеться. Но наша первая встреча будет особенной. Ты на всю жизнь запомнишь её. Если, конечно, в твоей бедной глупой голове осталась хоть капелька мозгов. Видишь ли, я должна как следует обыскать тебя.

Хорошо, что Джек и так трясся осиновым листиком, а по коже бегало миллион мурашек. Иначе от её слов он бы точно покрылся ими и тем самым выдал, что понимает всё сказанное. Джеку стало плохо. У него разом ослабели ноги. Он стоял голый, худой и жалкий, посреди стерильной, холодной и пустой комнаты, усердно лупал глазами и заставлял себя лыбиться во всю ширь. Что задумала эта белобрысая сучка? Какой на хрен обыск?! Он же раздет, совершено раздет! Что она хочет у него найти? И где? И тут Джека озарило. Он чуть не взвизгнул, когда понял, где.А когда Норма, не прекращая улыбаться, вытянула из кармана халатика тонкие резиновые перчатки, у него закружилась голова.

– Ы-ы-ы… – тоскливо замычал Джек. Улыбка едва не раздирала ему рот, превратившись в оскал. От прилива жуткой паники Джек едва не вдарился в бегство. Дьявол, эта стерва хочет залезть к нему в задницу!

– Я заметила, у тебя очень симпатичная попка, малыш, – весело сказала Норма, подходя к нему. – Клянусь, тебя понравится. Наклоняйся.

Джек, окаменев, попытался прикинуться глухим. Норма же истолковала его поведение по-своему. Она лишь вздохнула и с неожиданной силой сжала его плечо тонкими пальчиками.

– Да, вижу, ты совсем не понимаешь меня.

Она с силой надавила на его плечо, заставляя согнуться пополам. Когда её обтянутый холодной скользкой резиной палец с размаху залетел к нему в зад, у Джека чуть не вылезли глазам из орбит, а рот распахнулся в безмолвном гневном крике. Его уши превратились в полыхающие факелы. Чёрт возьми, какой позор! Да он сдохнет, но никогда и никому не расскажет о том, что сейчас пережил, даже под самыми страшными пытками!

– Вот и молодец!– Норма стянула перчатки и потрепала с трудом выпрямившегося Джека по щеке. – Умничка. А это тебе в награду.

В следующую секунду её пальцы цепко и жадно впились ему в мошонку. Только огромным, чудовищным усилием воли Джек заглушил рвущийся наружу вопль. Да что же это происходит?! Неужели эта свихнутая сука хочет ему все причиндалы оторвать?!

– У тебя славный стручок, – промурлыкала Норма, опустив глаза и рассматривая его гениталии. – Только смотрю, он совсем не рад мне. Но ничего, у нас ещё будет уйма времени. Давай я помогу тебе одеться.

Спунер, который в те секунды едва не зарёкся на всю оставшуюся жизнь вообще подходить к особам противоположного пола, жадно схватил сунутый ему свёрток с больничной одеждой…

На редкость дерьмовый день неумолимо приближался к вечеру. И за это время Спунер помимо осознания всех минусов затеянной каверзы понял ещё несколько интересных вещей. Во-первых, сидеть в большой зале и наблюдать за беспомощными потугами законченных психов удовольствие не из приятных. Во-вторых, с хавчиком в больнице расписание было весьма жёстким. Джек периодически погладывал на огромные настенные часы, но час шёл за часом, минута за минутой, а сигнала к ужину ещё никто не подавал. Обед он и так пропустил. Неужели помимо купания в ледяной воде и всяческих извращений тут ещё и морят голодом? М-да, и это он ещё относится к пациентам первого класса, у которых есть на воле родственники с тугими кошельками!

В-третьих, его намётанный глаз не раз и не два замечал, что иногда кое-кто из обслуживающего персонала больницы периодически проводил через игровую комнату одетых в больничные робы людей, которые совсем не смахивали на безумцев. Они создавали впечатление вполне приличных горожан, неведомо как угодивших в это весёленько заведеньице. Но эти люди долго не отсвечивали. Они и проходили через игровую залу только потому, что та располагалась на пресечении коридоров и свободно контролировалась со всех сторон. В дверных проёмах то и дело мелькали огромные туши санитаров. А ещё Джек понял, что помимо закоренелых недоумков, в больнице находились и пациенты вполне вменяемые. Забитые, затюканные, с подавленной волей и беспредельной тоской в затравленных глазах, но встреть он их на улицах Раневола, в жизни бы не подумал, что они имеют постоянную прописку в Мерсифэйт. Жертвы случаев, подобных разыгранных им с Крейгом. Скорее всего.

Разумеется, тех, кому тут было, на взгляд Джека, самое место, тоже хватало с избытком. Они-то и составляли подавляющее большинство. Что Джека не очень радовало, как будто ему мало уязвлённого самолюбия и стыдливого жжения в заднице! В большущей зале, обставленной весьма скромно по меркам среднезажиточного обитателя столицы, но прямо-таки по-баронски с точки зрения Джека, находилось добрых три дюжины человек обоих полов. Насколько скумекал воришка, тут были те, у кого реально существовал шанс на излечение. Которых могли без всяких опасений выпустить погулять. Правда, непрекращающегося надсмотра никто, конечно, не отменял. Джек не был светилом в области психиатрии, но догадывался, что видит только так называемые цветочки. Настоящих буйных и чокнутых идиотов тут не было. Как не было и никаких признаков Элен Харт или Генриетты Барлоу. Что совсем мальчишку не устраивало. Время неумолимо тикало, а он ничего ещё не добился.

Большие окна, позволяющие свету проникать с улицы, снаружи были забраны прочными решётками. С высокого потолка свешивались старинные кованые люстры. Но от Джека не ускользнуло, что в люстрах горели электрические лампочки. А к зданию больницы не шла ни одна проводная линия. Получается, что у них собственное обеспечение энергией. Очень удобно, признал Джек. Особенно если нужно поджарить кому-нибудь мозги. В игровой зале не было ни одного острого или колюще-режущего предмета. Неброская, но надёжная мебель, мягкие игрушки, книги, мячики, головоломки. Среди гомонящих и самозабвенно проводящих время больных с завидным постоянством прохаживались медсёстры. Как только Джек ловил на себе пристальный взгляд одной из женщин в белом халате, он немедля покрывался мурашками. Да нет уж, дудки, больше он не позволит издеваться над собой! Он не из этих, тех, которые не совсем такие…

В ожидании ужина, выслушивая бурчание в пузе и посматривая на часы, Джек изучал своих временных собратьев по несчастью. При этом не забывал пускать слюни и не прекращал попыток неловко сложить из деревянных кубиков с закруглёнными краями стену. В зале периодически раздавались пронзительные вопли и возникали споры. Сумасшедшие с истинно детскими обидами принимались выяснять отношения и тогда в ссоры спешили вмешаться медсёстры. Ссоры возникали на пустом месте, из-за совершеннейшей ерунды. Кто-то у кого-то взял без спроса любимую игрушку, сломал любовно возводимый в течение трёх часов из конструктора домик, дорисовал на создаваемом шедевре что-то своё, плюнул кому-то на голову, пихнул в спину, обозвал плохим словом на букву Ж. Да мало ли что! Среди всех этих взрослых, но тронутых головой людей Джек ощутил себя в детском аду. Работный дом отдыхает, вынужден был признать он. И это он ещё сидит в отделении для спокойных пациентов, которых не надо утихомиривать в количестве трёх дюжих санитаров на одного. Хорошо, что я не стал переигрывать, пришла запоздалая мысль. Джек на миг представил себя среди конкретных дебилов и ему стало тошно. Да ну на хрен.

Джек сидел за столом, раз за разом пытаясь сложить из непослушных кубиков стену. А на душе становилось всё муторней. М-да уж, торча в этом зале, на виду у всех, он вряд ли сможет что сделать. Разве только дождаться ужина и развода по комнатам. С возможными ночными приставаниями от медицинского персонала. Спунер как-то слыхивал, что в подобных учреждениях над сумасшедшими людьми порой учиняют втихаря всяческие безобразия. Особенно если они достаточно молоды и привлекательны. Изначально Джека поразил тот факт, что его, по сути совсем ребёнка, четырнадцатилетнего мальчишку, без обиняков записали в пациенты и поместили в общий зал. Теперь же он видел, что не одинок. В игровой комнате находилось наравне со взрослыми ещё несколько детей примерно его возраста или постарше.

Один из подростков, долговязый веснушчатый паренёк с коротко остриженными волосами сидел неподалёку от Джека. Он склонился над листом бумаги, с силой зажав в пальцах карандаш. Джек чуть приподнял голову, пытаясь рассмотреть, что он там рисует. Паренёк со скрипом водил карандашом по столу, продавливая бумагу и только чудом не ломая графитовый стержень. А ведь при случае и карандашом можно убить, пришла в голову Джека мыслишка. Значит, ещё раз убедился он, я нахожусь в компании привилегированного класса, местной элиты. Не совсем чокнутых людей. Но я так же могу тут сидеть хоть до посинения, неделями, и так и не увидеть девчонок! Джек насупился. Чёрт-чёрт-чёрт! Он теряет время. Протирает штаны на заднице. Джек тут же скривился ещё свежим воспоминаниям. Но как быть? Не может же он просто взять и уйти из этой комнаты! Что он скажет, что хочет в туалет и для этого ему нужно обойти всё здание? Которое, к слову, было преогромным. И Джек не исключал наличия подвального этажа. В котором, с наибольшей вероятностью, и скрывалось всё самое интересное и таинственное, не предназначенное для общего взора.

Ну попросится он в туалет, ну отведут его за ручку. Какой-нибудь добрый санитар с физиономией уставшего мясника даже поможет ему расстегнуть штаны. Дальше то что? Сбежать? Прикидываясь идиотом, с воплями помчаться по больничным коридорам, попутно заглядывая во все открытые двери? И надеяться, что за одной из них окажется Элен или Генри? Точняк, их план, как опасался Крейг, полное дерьмо. Что было хорошо на словах, совсем не подходило в условиях суровой реальности. Жопа, эта была полная жопа.

– Жопаааа!!! Жопааа!!! – совсем рядом с Джеком раздался истошный вопль. Спунер чуть не подпрыгнул от неожиданности вместе со столом. Какого дьявола?!

Как выяснилось, поднял хай один из больных. Толстый низенький человечек лет сорока с отполированной как биллиардный шар лысой головой и косыми, смотрящими в разные стороны глазами. Он истошно вопил, изливая весь гнев на своего соседа по столику – согнутого старика неопределённого возраста, разительно отличающегося от толстяка. Общего у них было одно – больничные серые робы, напоминающие Джеку самые дешёвые пижамные пары. Толстяк, брызгая слюной, надрывался белугой, тыча в старика похожим на сардельку пальцем, и посекундно оглашал залу словом «жопа». Из чего Джек сделал вывод, что словарный запас лысого недоумка весьма ограничен.

Причина возмущения толстяка состояла в том, что старик отобрал у него головоломку, над которой толстяк бился несколько часов, пытаясь состыковать два картонных элемента. Старик же, которому явно всё надоело, увлечённо, не обращая внимания на воющего лысого, уже складывал в общую картинку последние кусочки. Джек усмехнулся. Он бы, наверно, тоже не выдержал. К месту криков спешила медсестра. Половина психов не обращала на происходящее ни малейшего внимания, продолжая заниматься своими делами, другая половина с детским любопытством, вытягивая шеи, ожидала, чем всё закончится. Джек был в числе последних. Хоть какое, но развлечение. И вообще тут надо держать нос по ветру и тщательно анализировать всё подряд. Вдруг пригодится?

Джек исподлобья смотрел, как медсестра что-то настойчиво говорит разъярившемуся толстяку. Медсестрой, поспешившей на разбор полётов, оказалась Норма. Джек не слышал, какие именно доводы привела Норма, но вопли толстяка тут же стихли. Он ещё несколько секунд возмущённо посопел, дико вращая косыми глазами, потом надулся и сел за стол. Норма обратилась к старику. Тот же, закончив складывать головоломку, с невозмутимым видом подтолкнул мозаику своему громогласному товарищу. Увидев картинку целиком, толстяк немедля заулыбался и, тоненько захихикав, принялся осторожно водить пальцами по поверхности мозаики.

Норма погрозила старику пальцем и, не добившись от того никакой видимой реакции, со вздохом отвернулась. Старик же сложил руки на груди и принялся насвистывать незатейливую мелодию. С него было как с гуся вода. Джек невольно усмехнулся. Не исключено, что этот забавный дед, так же, как и он, только косит под психа. А может и впрямь сейчас витает где-то в заоблачных далях в неведомых странах…

Мимо увлёкшегося рассматриванием необычного старика Джека лёгким бесшумным шагом матёрой хищницы прошла Норма. Мальчишка в последний момент успел нацепить на лицо маску недалёкого тупицы и усердно заулыбаться. Сердце тревожно подпрыгнуло в груди. Чёрт, чуть не спалился!

– А как себя чувствует наш новенький? – приторным сахарным голоском заворковала над Джеком Норма. – Освоился, малыш? Никто не обижает?

– Ааа… Нее… – усердно замычал Джек. Кубики выпали из его пальцев. Светловолосая улыбчивая медсестра с твёрдыми пальцами, безучастными глазами и судя по всему маниакальной страстью к маленьким мальчикам здорово пугала Спунера. Он был готов залезть под стол и изобразить буйный припадок, лишь бы избавиться от её навязчивого внимания.

– Понятно. Ты, наверно, уже проголодался! Потерпи ещё немножко. Через полчаса будет ужин. Тебя проводят в столовую. Сомневаюсь, чтобы ты в последнее время хорошо питался…

Норма наклонилась к Джеку. Её губы зашевелились рядом с его левым ухом. Тёплое дыхание молодой женщины, казалось, опаляло кожу. У Спунера по всему телу встали дыбом волосы. Он едва сдерживался, чтобы не завопить во всю глотку. Норма словно не замечала всех происходящих с ним изменений и продолжала заговорщицки шептать:

– Я же видела, насколько ты исхудал… Одна кожа да кости! Признаюсь, твой дядюшка показался мне ещё тем мерзавцем. Настоящий скупердяй. Наверняка он морил тебя голодом. Сомневаюсь, что он вообще любит детей. А я люблю.

Медсестра игриво укисла его за мочку уха и, выпрямившись, наконец-то отошла. К немыслимому облегчению Спунера, покрывшегося целым табуном крупных мурашек. Что происходит? О чём эта грымза ему толковала? Джек почувствовал, что его всё глубже и глубже засасывают зыбучие пески хитроумно расставленной ловушки. Проклятье, а ну вдруг Норма удумает ночью прийти к нему в палату и… И что? Что она посмеет с ним сделать? Да всё что угодно! У обескураженного Джека второй раз за несколько минут выпали из онемевших пальцев кубики. Дело дрянь. Долго ему не продержаться. А если его раскусят? Тогда вообще кранты. Почему-то Джек ни капли не сомневался, что руководству поликлиники очень не понравится, что в их дела влезлидва посторонних и очень любопытных носа.

Джек чуть приподнял голову, обводя нарочито остекленевшим взглядом зал, заполненный одинаково одетыми людьми, у которых на сорок душ вряд ли наберётся больше мозгов, чем сможет уместить голова ребёнка. На миг ему сделалось не по себе. Джеку показалось, что за внешним больничным лоском, за бросающейся в глаза стерильностью кроется нечто странное. Неправильное. Загадочное, безумное, опасное. Словно за брошенной в лицо ловкой рукой фокусника мишурой из доброжелательных улыбок медсестёр и надёжных спин санитаров пряталось что-то зловещее. Атмосфера тревоги и безнадёги незримо окутывала убранство Мерсифэйт. Безумие… Джек чуть не расхохотался. О чём это он, чёрт возьми?! Он же торчит в сумасшедшем доме! Как тут ещё должно быть?

Двоякость. Двуличие. Он видит изнанку. Одну сторону медали. Он видит лечебницу взором, доступным многим. А из-за невидимой стороны просачивается, словно гнилостные болотные испарения, аура подавляющего страха, животной паники, бесконечной боли и рвущей душу тоски… Джек судорожно втянул в себя воздух. Эге-гей, да он уже сам начинает рассуждать как заправский псих!

Глава 3

…Ужин. За свою жизнь Джеку доводилось едать всякой гадости. Он был неприхотлив в плане еды и практически лишён брезгливости. Мог сожрать что угодно, если это что-то будет хоть отдалённо напоминать пищу. Однако же, уныло ковыряясь в тарелке с жидкой овсянкой, он не мог не признать, что на харчах в психушке нещадно экономят. Овсянка была недосолённой, количество масла в ней равнялось одному кусочку на десятивёдерный чан, хлеб был чёрствым, а налитый в стакан компот цветом напоминал анализы. На вкус, кстати, тоже. Что там говорила Норма о его худобе? Она что, намекала, что на такой дерьмовой жрачке он вскорости превратится в кабана?

Любопытно. На вид недостатка в средствах клиника явно не испытывала. А кормили не лучше, чем в работном доме. И это ужин в общей столовой для неопасных привилегированных пациентов, между прочим. Чем же кормят особо буйных, помоями, что ли? Здоровенные мастиффы у главных ворот в шкуры едва вмещались. Да и присматривающие за порядком мордатые санитары явно не на хлебе с водой живут. А может это одна из метод лечения пациентов? Специальная дета? Разгрузочный день? А завтра, например, здесь начнётся обжираловка. Впрочем, это уже не его проблемы. Завтра его уже тут не будет.

Согрев себя этой мыслью, Джек без аппетита дожевал кашу. Чего не скажешь о его новых компаньонах. Психи, фактически все как один, наворачивали так, что за ушами трещало. То и дело сёстры подносили желающим добавки. Столовая размерами не уступала игровой комнате и располагалась в восточном крыле здания. Всё на том же первом этаже. На больших окнах всё те же железные решётки. На улице уже сгущался вечерний сумрак, грозя перейти в непроницаемую ночную тьму. В столовой горели электрические лампочки. Огромный камин, расположенный в одной из стен, как показалось Джеку, не использовался по назначению уже много лет. Зато от труб парового отопления шло устойчивое тепло. Что и говорить, а больница была технически оснащена по первому классу. Уж в этом Джек разбирался. Да, денег на больницу не жалели. У Спунера было особое чутьё на невидимые потоки финансовых вливаний.

В столовой были установлены несколько длинных укрытых скатертями столов, за которыми при случае могло уместиться человек двести, не меньше. Но скорее всего, остальные пациенты больницы трапезничают в иных условиях. Кривясь, Джек допил компот и с отвращением вытер губы засунутым ему за ворот слюнявчиком. К слову, далеко не все из жующих рядом с ним людей были знакомы с назначением сего нехитрого гигиенического предмета. Кто-то беспрестанно сморкался в него, кто использовал, как головной платок. Один тип на глазах Спунера аккуратно обмотал слюнявчиком ложку, будто она была раскалена добела. Он осторожно ел овсянку, перед каждым глотком усердно дуя на неё. Некоторые половину не доносили до рта, а роняли на пол. Иные же умудрялись залить всё вокруг компотом. Кто-на на дальних задворках стола устроил перестрелку из скатанных кусочков хлеба. Джеку оставалось только поблагодарить себя за неторопливость. Он вошёл в столовую последним и уселся с самого краю уставленного приборами стола.

Его ближайшим соседом был тощий, похожий на бледного червя мужик лет сорока с засаленными, до плеч волосами и лицом, изрядно побитым оспой. Рябой склонился над своей тарелкой, широко расставив локти, так, что кончики его волос окунались в стакан с компотом и вкрадчиво разговаривал с овсянкой. Спунера разобрало невольное любопытство. Он ещё никогда не видел, чтобы кто-нибудь запанибратски беседовал с кашей! Не забывая пускать слюни и изредка что-то похрюкивать под нос, Джек оттопырил в сторону рябого ухо. Как выяснилось, патлатый псих справлялся о здоровье овсянки, как она провела этот день, и как поживает мистер Бобкинс. Судя по довольной роже рябого, овсянка отвечала ему полным пониманием…

Чертыхнувшись, Спунер возвёл очи горе. Господи. Да здесь и вправду, даже если абсолютно вменяем, то обязательно вскорости свихнёшься! И тут взгляд Джека упал на закреплённый на потолке, под одной из несущих дубовых балок рупор с отведёнными в сторону проводами. Хм, что это? Обычный электрический громкоговоритель или же тревожная система? Вдруг это сирена, готовая взвыть во весь голос? Скорее всего, точно такая же штуковина была установлена и в игровой комнате. Просто Джек не заметил. Зато он заметил рядом с настенными выключателями большущие красные кнопки, прикрытые круглыми решётчатыми дверцами с замочными скважинами. И почему-то Джеку показалось, что ключики к этим скважинам есть у каждого члена больничного персонала.

Да тут система безопасности почище, чем в Радостном причале, подумал Джек. Радостным причалом обитатели Дна называли центральную городскую тюрьму общего режима. А что, очень даже похоже. Решётки, мощные двери, санитары вместо надзирателей и медсёстры взамен фараонов. Вот только Спунер поймал себя на том, что до сих пор не увидел ни одного из врачей. Ну, не считая того, кто ставил ему диагноз в приёмном покое. Неужели у специалистов так много работы, что они безвылазно сидят по кабинетам? Или же просто все разъехались по домам? Наверняка в больнице существует уже годами отработанный график дежурств…

Интересно, во сколько здесь начинается отбой? И спросить то ни у кого не спросишь. Джек нетерпеливо заёрзал на жёстком стуле. Часов в десять, не позже. Подъём примерно в шесть, может, в семь. Начало процедур и курса лечения. Что-то уж больно не хотелось Джеку испытывать на себе все чудодейственные способы излечения безумия от местных коновалов. Скорей бы утро. Скорей бы увидеть хмурую физиономию Джентри. Конечно, инспектор будет зол и возмущён. Наговорит ему кучу неприятных вещей о безответности и неоправданном риске, о том, что он в жизни не видел более непродуманного подхода к делу… Спунер с трудом сдержал разъезжающиеся в невольной улыбке губы. Да он бы с радостью выслушал во сто крат больше, только бы этот миг настал.

Генриетта, Элен. Джек сразу погрустнел. Он покосился на рябого, которой со слезами уминал кашу, посекундно выспрашивая у мистера Бобкинса прощения. Как же ему, чёрт возьми, разнюхать о девушках? Ни малейшей зацепки, ничего. Ни одного намёка, что они здесь. Идиоты, неужели они с Крейгом могли подумать, что внутри лечебницы всё пойдёт гладко и складно? Как выяснилось, попасть сюда было самым плёвым делом. Ладно, думай, думай, дубина… Где их могут держать? Ну уж точно не у всех на виду! Скорее всего, в отдельных палатах, для тяжелобольных. А может и вообще в каких-нибудь подземных казематах. На невидимой стороне, в царстве запахов тревоги и страха. Только там! Здание больницы огромное. И спрятать в нём двух человек не тяжелее, чем схоронить в стогу сена пару иголок.

Может и ему внезапно имитировать трясучий припадок? Или же накинуться на санитаров? Насколько велики шансы, что его отправят в место, где, вероятно, томятся и пропавшие девчонки? Немного поразмыслив, Спунер с разочарованием вынужден был отказаться от этой идеи. Не такая уж он важная птица. Скорее всего, стоит ему выкинуть какой-нибудь фортель, он тут же профилактики ради схлопочет промеж глаз, а завершатся его подвиги ударной дозой успокоительного с последующим привязыванием к кровати в собственной комнате и личными пожеланиями сестры Нормы доброго сна.

Неизвестно, сколько бы ещё Джек раскидывал мозгами и терзался бесплотными идеями, если бы в его жизнь не вмешался случай. Впрочем, так зачастую и происходит. Решение проблемы возникает само собой, спонтанно. Ярким цветком расцветая у тебя под носом. Не сказать, что в данном случае решение выглядело самым наилучшим и безопасным, но это был своего рода шанс. А шансов Мерсифэйт отмеряла крайне редко и очень скупо.

После ужина их вывели из столовой. Завсегдатаи клиники привычно разбредались по своим берлогам. Некоторых отводили медсёстры. Скучающие санитары почти не обращали на пациентов внимания. Комната Джека, как он быстро понял, находилась на втором этаже. Вездесущая Норма взяла его за руку и, улыбаясь, сказала, что покажет ему место, где он теперь будет спать. Для этого требовалось выйти в холл и подняться по лестнице.

Светловолосая медсестра тащила его за ручку, как едва научившегося ходить ребёнка. Джек изо всех сил старался идти как можно медленнее. Он вяло загребал ногами и цеплялся носками башмаков за дубовый паркет. Норма стоически терпела все его выкрутасы. С её лица не сходила довольная улыбка. Которая, кстати, Джеку совсем не нравилась. Он ощущал себя ведомым на убой барашком.

Они поднимались по ступенькам, когда в холле появились эти люди. Двое мужчин. Один среднего роста, в длиннополом плаще с поднятым воротником и низко надвинутой на глаза шляпой. Спунер никогда его не видел. А у него была отменная память на лица. Впрочем, как такового, лица этого человека видно и не было. Словно он нарочно скрывал его. Зато второго… Второго мужчину, облачённого в пальто, шляпу-цилиндр и перчатки, Джек уже имел сомнительную честь лицезреть ранее. Совсем недавно. И когда Спунера обожгло вспышкой узнавания, у него чуть ноги не подкосились. Дьявол его раздери, а он что тут делает?! А вдруг он запомнил Джека? И сейчас ткнёт в него длинным сухим пальцем и крикнет на весь холл: эй, я знаю этого мальчишку, никакой он не сумасшедший, он явно самозванец, не тот, за кого себя выдаёт!

Джек непроизвольно сжал пальцы Нормы. Медсестра удивлённо посмотрела на него. Она никак не могла увязать внезапного проявления чувств у своего подопечного с появлением в холле гостей лечебницы. Они поднялись до середины лестницы. А Джек старался быть как можно более незаметным. Он даже идти стал быстрее. Украдкой косясь вниз, Джек увидел, что вновь прибывших сопровождает прилично одетый джентльмен умного вида, в наброшенном поверх дорогого костюма белоснежном халате. Наверняка один из ведущих специалистов, решил Спунер. Определённо не последняя больничная шишка. Может даже, личный подручный Аткинса. И скорее всего иначе и быть не могло. Учитывая, кто именно пожаловал в больницу и то, что их встречал лично этот тип… Джек ещё раз бросил быстрый взгляд на эту парочку. Один из прибывших быстро удалился с врачом в направлении западного крыла. Они о чём-то переговаривались. Второй, невозмутимо осмотревшись, остался терпеливо коротать время в холле.

Игнорируя расставленные вдоль стен кожаные диваны, старый знакомец Джека застыл непоколебимой статуей, заложив руки за спину. Он так и не увидел Джека. По правде, у Спунера не было уверенности, смог бы этот тип теперь его узнать. С момента их встречи Джек малость преобразился. Но бережённого бог бережёт. Оказавшись на опоясывающей холл галерее, Джек облегчённо перевёл дыхание. Пронесло. Но что, чёрт его возьми, он здесь делает? Поздновато для визитов… И тут Джека будто молнией пронзило. Он дёрнулся, вызвав новый недоумевающий взгляд Нормы.

– Что-то ты возбудился на вечер, малыш, – проворчала она. – Любопытно!

Но Джек впервые не обратил на её слова внимания. Он лихорадочно размышлял, уже совершенно не заботясь, куда его ведут. Он запомнил направление, по которому ушли врач с прячущим лицо гостем. Это сейчас было намного важнее. И, кажется, Джек начал догадываться, кем мог быть этот второй человек. Особенно учитывая, что он преотлично знал, кем был первый.

Элен точно здесь. Они приехали к ней. Тут других вариантов и быть не может. В лицо мальчишки бросилась кровь. Всё сходится и подтверждается. Аткинс, Гиллрои… Они все повязаны одной прочной верёвкой. Надо что-то делать. Времени в обрез. Джек это нутром чуял.

* * *

Элен задыхалась от злости. От злости, отчаяния и беспомощности. Господи, как же она хотела сейчас умереть! Но девушка подозревала, что даже этого ей не дадут сделать. Не позволят. Как можно умереть в настолько хорошо оснащённой по самому последнему слову технического прогресса клинике? Да уж, с виду обычная психбольница на поверку оказалась оборудована не хуже Королевского госпиталя. И работающие здесь люди, несмотря на то, что были полными психами, своё дело знали крепко.

Её могут пытать до бесконечности. Подводить к крайней черте и отступать. Балансировать на границе смерти. А современная наука в случае чего поможет вытянуть её обратно, на сторону ещё живых. Покончить жизнь самой лично ей так же никто не даст. Если не прикажут, разумеется. Элен сморгнула выступившие в уголках глаз слёзы. Это было хуже всего. Наиболее унизительно и мерзко. Сжиматься всякую минуту в ожидании приказов. Зная, что не сможешь противостоять кодовым фразам и властному голосу доктора Аткинса. Он стал для неё царём и богом. Единственным властителем её разума. И она ничего не могла с этим поделать.

Окончившаяся полным провалом попытка к бегству привела девушку в эту комнату. Она не была похожа на обычную больничную палату. И не только за счёт наличия специального металлического стола, к поверхности которого её привязали мягкими кожаными ремнями. Стол при помощи специального механизма мог поворачиваться вокруг своей оси и даже подниматься вертикально. Элен более всего он напоминал дыбу, на которой она была растянута с разведёнными в сторону ногами и опущенными вдоль туловища руками. С неё сорвали шапочку, так что её волосы разметались по столу, но оставили больничную рубашку. Обнажённые руки и ноги покрывали тысячи мурашек. Грудь равномерно вздымалась, с искусанных губ девушки срывалось натужное дыхание. Больше она не могла пошевелить ни пальцем.

В палате совсем не было окон, свет лился из подвешенных к потолку светильников. Входная железная дверь была закрыта. Пол устилал дубовый паркет. Вдоль одной стены стояли шкафчики, напротив другой – письменный стол с креслом. Кушетка. Два стула. Комната скорее выглядела как чей-то неброский и простенький кабинет. Всё консервативно, строго, ничего лишнего. Вот только этот проклятущий стол никак не вписывался в общий интерьер. Наверно она не первая, кто оказывался к нему привязан, подумала Элен. Возможно, это и впрямь кабинет одного из её мучителей, где он обычно ведёт беседы с пациентами. А пациенты бывают разные. Поэтому наличие подобного стола с ремнями никогда не помешает. Но не в её случае. Она то нормальная! Она абсолютно здорова, несмотря на все усилия Аткинса и его клики уверить её в обратном.

Девушка мысленно напряглась. На её лбу крупными градинами выступил пот от чудовищных усилий. Но тщетно. В её состоянии она была неспособна и пёрышко сдвинуть. Проклятье! Насколько же она слаба… И насколько сильны её враги. Аткинс. Жуткий монстр, только с виду похожий на человека. Элен чуть не теряла сознание от страха всякий раз, как представляла его входящим в комнату. К ней вернулись прежние чувства. Действие наркотиков окончательно развеялось. Она вновь стала бояться. Эмоции снова захлёстывали её, терзали обузданный разум, истязали пленённую душу. Единственное, что ей оставалось, это думать. Но много ли толку от этих скромных возможностей? Думай, не думай, а ремни от этого не расстегнутся и двери не отворятся. Чёрт, и впрямь остаётся только уповать на внезапное появление прекрасного принца! Элен мысленно усмехнулась. Мышцы лица так же не слушались её…

Она уже потеряла счёт времени. Сколько она провела растянутой на этом холодном столе? Час? Два? В животе громко урчало, в горле пересохло. Хорошо хоть, пока не хотелось в туалет. Обмочиться прямо тут Элен как-то совсем не прельщало. А может она и не хочет, потому что Аткинс дал ей специальную команду.

Из глаз девушки потекли очередные ручейки слёз. Совсем она раскисла… Только и делов ей осталось, что валяться тут беспомощной куклой, да тонуть с собственных соплях и слезах. Элен всеми силами возжелала, чтобы произошло хоть что-то! Что угодно, только бы побыстрей. Она устала от безысходности, от постоянных тревожных ожиданий, от страха. Пусть уж лучше к ней наведается Аткинс, чем вот так лежать и вздрагивать от каждого шороха, пытая саму себя страшными мыслями. Подобное бездействие хуже всего! Так она и впрямь вскорости с ума сойдёт!

Психиатр сказал, что её пришли навестить. Старый друг. Врёт, конечно. Элен была готова заложить последние отпущенные ей часы за то, что Аткинс лжёт. У неё нет таких друзей, которые пришли бы к ней в гости сюда, в здание Мерсифэйт. Скорее всего, это друзья самого Аткинса, которых чокнутый мерзавец пригласил поглазеть на неё. Кто знает, какие он устраивает тут представления с беспомощными жертвами? Вдруг у него есть немало знакомых богатых извращенцев, которые за определённую сумму не отказывают себе в радости позабавиться с пациентами? Дьявол, зря она об этом подумала, понурилась Элен. Быть изнасилованной каким-то жирным ублюдком прямо на этом столе, будучи не в силах даже пискнуть, как-то совсем не пришлось ей по нутру.

А может… А может и впрямь это прекрасный принц? Который, возможно, захочет выкупить её у злобного чудовища в белом халате, освободить. Взять к себе в дом и зажить с ней долго и счастливо, до старости плодя детишек! Если бы смогла, она бы захохотала во всю глотку. Что-то ей подсказывало, что в самом ближайшем времени она увидит этого прынца…

Не успела Элен об этом подумать, как скрипнула дверь, ей голые ноги лизнул холодный сквозняк, а комнату заполнил преувеличенно добродушный голос Абрахама Аткинса.

– О, мисс Харт, надеюсь, я не заставил вас долго скучать? Иногда я веду себя, как последний плебей, недостойно гостеприимного хозяина. Прошу меня простить.

Голос Аткинса перемещался вместе со звуком его шагов. И вот он встал в изножье кровати, одетый всё так же, с тем же хитрым блеском в маленьких колючих глазках. Психиатр пригладил бородку и сказал:

– Ваш взгляд по-прежнему способен опалить без огня! Тут всё понятно без слов… Я понимаю, каково вам. Сочувствую. Но напоминаю, что мы вместе с вами служим более высокому делу. Не забывайте об этом, моя дорогая. Помните, я говорил, что вас пришли навестить? Радуйтесь, встреча с вашим старым другом сейчас произойдёт. Он уже за дверью, только и ждёт, чтобы войти…

Сердце Элен испуганно рванулось из груди, низ живота заледенел. Ну, ты сама этого хотела, дурёха… И чем тебе только не нравилось лежать тут себе, да спокойно поплёвывать в потолок?!

–Ещё хорошие для вас новости. На время свидания с вашим старым приятелем я верну вам способность двигаться. Конечно в пределах этого стола! Развязывать вас точно никто не будет. Но вы опять сможет шевелиться и говорить. Ваш друг особенно указывал на это обстоятельство. Думаю, вам будет, о чём потолковать!

Аткинс коротко рассмеялся. Лающий противный смех. Элен не спускала сузившихся глаз с его кадыка, поросшего коротенькими жёсткими тёмными волосками. С какой бы радостью она вцепилась ему в глотку. Ненависть на миг снова пересилила страх, заставляя девушку, не отрываясь, смотреть ему прямо в лицо.

– Ладно, не смею больше отнимать у вас время, – Абрахам на миг задержался у изголовья и ласково коснулся щеки Элен. – Растай.

Глав