Особенности национальной промышленности

Эпиграф

Все описанное здесь – чистый вымысел, хотя и изложенный в контексте реальных событий начала XXI века. Роль реальных людей, государственных структур и организаций в этих событиях – так же вымысел. Любое сходство с реальными людьми является чистым совпадением.

Начало истории

Проходная впечатляла своим величием и фундаментальностью. Молодой специалист, а именно будущий инженер-программист сидел в кожаном кресле и смотрел на бабушку в стеклянной будке. Мимо проходили люди, прикладывали электронные пропуска и проходили через турникет. В холле был сделан евроремонт. На окне висело объявление «Требуются», но прочитать его с улицы было невозможно, так как окна были плотно задернуты жалюзи. За турникетами на стене был виден большой белый стенд, на котором золотыми буквами было написано название предприятия: АО «НПФ «Параллелепипед». На стенде висели грамоты, медали, газетные вырезки и прочие документальные свидетельства героического пути предприятия. Внезапно с улицы шумно ворвался небольшой, крепко сложенный мужчина средних лет в помятом костюме (про таких говорит – легче перепрыгнуть, чем обойти). Размахивая кожаным портфелем в стиле 70-х, он попытался пройти через проходную без пропуска.

– А ну, Клава, открой!

– Я не Клава! – заголосила бабка.

– Все равно открой!

– А ты пропуск приложи!

– Ты что не знаешь, кто я?

– А мне все равно, пропуск прикладывай!

– Я тебе щас по шее дам, главного инженера не узнаешь?

– По шее? – спросила бабка и достала газовый баллончик.

Мужик пошумел, попытался перелезть через турникет, бабушка приблизила газовый баллончик к окошку. В итоге из глубин портфеля был извлечен пропуск и главный инженер прошел громко ругаясь и обещая уволить строптивую вахтершу. Она сидела с победным видом. Через несколько минут с той стороны проходной к турникету подошел приятной внешности пожилой интеллигентный мужчина с толстым кожаным портфелем, на вид очень тяжелым. Я подумал, что хотел бы работать с таким интеллигентным спокойным человеком и, думая, что это за мной, встал с кожаного кресла. В груди у меня защекотало от страха и предвкушения. Мужчина с тяжелым портфелем смущенно топтался возле турникета пытаясь приложить пропуск. Вахтерша, набравшаяся смелости после победы над главным инженером, закричала на него:

– Что у тебя в чемодане?

– Ничего.

– Покажи!

– Ой, я кое-что забыл, сейчас вернусь.

Мужик ретировался. Я сел обратно в кресло. Вскоре он вернулся, его портфель заметно сдулся.

– Ну что, показывать?

–Не надо!

– Как, Вы же попросили?

– А теперь не надо! Проходите не задерживайте!

За мужиком с портфелем появился еще один, стройный и высокий с молодцеватой улыбкой на лице и шикарными усами. Под мышкой он держал тубус с чертежами и еще кроме тубуса свернутые чертежи. Я опять встал с дивана и начал волноваться. Он попытался обойти своего менее удачливого коллегу.

– Стойте! У Вас там что? – заорала на него вахтерша.

– Чертежи!

– Чертежи нельзя выносить!

Бабка отвлеклась на интеллигента и заорала на него грубым басом:

– Да проходи ты!

Он вышел, но сразу же вернулся и сказал:

– Да мне не надо выходить, я пришел вам чемодан показать!

После этого он снова приложил пропуск, прошел через турникет обратно и удалился в дебри предприятия с красным лицом.

– Что там у вас? – переспросила бабка мужика с чертежами.

– Ээээ… Эскизы!

– Проходите тогда, не задерживайте!

С таинственной улыбкой мужик удалился. Тут к ограждению подскочил небольшой черноватый очень шустрый мужичок и спросил меня:

– Вы на собеседование?

Этот? Ну и ну. Я его совсем не так себе представлял.

– Да, я.

– Пройдемте.

Я подошел к вертушке. После пяти минут препирательств с бабушкой оказалось, что на территорию режимного предприятия пройти нельзя. Мужичок убежал и вернулся с начальником охраны, который повелительным голосом разрешил проход.

– У нас строго. Однажды даже жену директора не пустили. Директор, говорят, спустился и лично поблагодарил вахтера за бдительность. Впредь сказал тоже не пускать. А то мало ли чем он там занимается. На совещании, например, – при этих словах он двусмысленно захихикал.

Мы шли по директорской лестнице, сопровождающий посвящал меня в тайны директорской жизни благоговейным шепотом. Лестница была очень красивая: кованная решетка, красный ковер, на стенах и потолке – лепнина. Мы поднялись на второй этаж и оказались в светлом, просторном коридоре. Деревянные двери кабинетов блестели лаком, кабинеты имели золотые ручки, стены были оклеены дорогими обоями под ткань. Директорский коридор производил впечатление музея.

– Тут у нас иностранцы часто к директору ходят, поэтому все так представительно.

Таблички на дверях свидетельствовали о том, что мы шли мимо юристов, отдела системы менеджмента качества, планового отдела, экономистов, бухгалтеров и, наконец, пришли к отделу кадров. В отделе кадров посередине комнаты стоял стеклянный стол и кожаные кресла. Возле него горел электрический камин. По углам стояли столы, за ними сидели бабушки и две симпатичные девочки, над которыми висел плакат с изображением мозга и надписью «Нам нужен твой мозг!» При виде меня они зашушукались и начали хихикать. Я покраснел. Одна из девочек дала мне заполнять очень подробную анкету чуть ли не до 10 поколения, где жил, чем занимался, есть ли родственники за рубежом и не владею ли я языками народностей России.

– А для чего надо владеть языками народностей? – спросил я.

– Это такая анкета для службы безопасности, – ответила одна из девочек.

Я начал нервничать. Ничего такого в описании вакансии не было. Виталий Юрьевич спросил меня, умею ли я программировать. Это было ближе ко мне, и я сказал, что я мастер программирования. Он спросил: «Нормально делаешь, с классами там?» Я сказал, что конечно с классами, и упомянул для внушительности Страуструпа и банду четырех. Я ждал более серьезного испытания, возможно даже теста или домашнего задания на разработку программы. Но ничего этого не последовало. Шустрый мужичок убежал за начальником отдела программистов. Они вернулись через пять минут, и Виталий Юрьевич представил меня невысокому добродушному старику. Он немного прихрамывал и не видел на один глаз. Начальник отдела крепко пожал мне руку, а В.Ю. начал перечислять ему мои достоинства. Старик кивал головой. Я покраснел, потому что ничего из того, о чем говорил В.Ю., я ему не сообщал. Видать он старался представить меня в лучшем свете, значит я им нужен.

– Вы про БИУСы (боевые информационно-управляющие системы) знаете? – спросил меня старик.

– Да, конечно! – ответил я.

Наконец-то знакомая тема, хотя про BIOS (basic input/output system) я знал не много, но хотя бы я знал про него, в отличие от диковинных разновидностей операционных систем и технологиях, о которых они толковали. Они оба расписали, что у них полная социальная защищенность, есть своя поликлиника, база отдыха, испытательная станция, современное производство и офис недалеко от метро. Правда показать ничего не могли, так как все было совершенно секретно. Я испугался.

– А заграницу пускают?

– Да, мы же в основном с Индией работаем, поэтому даже наоборот, в Индию, Китай съездишь.

– Здорово, – сказал я. – А тестовое задание будет?

– Какое?

– Ну обычно дают тестовое задание сделать.

– Нет, не будет, у нас все данные секретные, мы даже приблизительно не можем тебе сказать, с чем придется иметь дело.

– Я много не знаю из того, что вы требуете… – сказал я.

– Ничего, – сказал начальник отдела. – Научим. Приходи через две недели, а то у нас сейчас сокращение, мы делаем реструктуризацию предприятия. Омоложение, вливаем новую кровь. Очень важно попасть между сокращениями, когда открыт набор. Иначе мы не имеем права набирать не предложив вакансии сокращаемым. Если они узнают, что такая вакансия есть скажут: «Конечно хочу, чего это программистом за хорошие деньги не работать».

– Кстати, о деньгах, сколько платить будут?

– Директор сказал обещать 10 тысяч каждому молодому специалисту.

– Это до или после налогов?

– Это все включено, с будкой и костями. Ну а когда получишь контракт – будут золотые горы под золотым дождем!

– А как получить контракт?

– Надо на деле доказать, чего ты стоишь. Это может очень быстро случится, а может и подольше, смотря как стараться будешь.

Но я то собирался очень стараться, поэтому мы пожали друг другу руки и меня отправили в поликлинику для прохождения медосмотра.

Поликлиника

Поликлиника была на соседней улице. В регистратуре никого не было, и я стал ждать, поглядывая в окно. Из окна было видно заднюю стену здания будущей работы – брандмауэр с кое-где пробитыми окнами. Вдруг окно на третьем этаже открылось и из окна выглянул мой бывший знакомый – интеллигентный мужик. Он огляделся и начал из окна спускать чемодан на веревке. Внизу подъехали Жигули, и вышедший оттуда молодой парень загрузил чемодан в машину. Затем пошли в ход стулья и целлофановые мешки, набитые чем-то тяжелым. Скоро все закончилось, окно было закрыто, вещи погружены, и машина уехала. Я стоял с открытым ртом. Из оцепенения меня вывел визг регистраторши. Я растерянно посмотрел на нее и спросил:

– Что нужно что бы стать у вас на учет?

– Сифилисом заболеть! – заорала она на меня, чем ввергла в еще большее изумление. – Не на учет стать, а завести карту! В «Параллелепипед» на работу устраиваетесь?

– Да.

– Лучше не идите.

– Почему?

– Да ходят тут всякие, я на них карту только заведу, только все анкеты заполню, а они уже приходят – увольняются!

– Я не такой, я еще в институте не закончил обучаться.

– Ладно, все вы так говорите, только бумагу переводите.

– А вы карточку заводите только после того как год отработает, – предложил я.

– Хорошая мысль! А то они то болеют, то умирают, то увольняются, все время карточки надо править. На каждого по 50 карточек лежит.

– А что часто болеют?

– Да то на кораблях по пьяни разобьются, то муха цеце укусит, то понос, то золотуха, то лихорадка, то малярия, то птичий грипп, то свиной. Отдыхают там со всякими конголезками, привозят кучу заразы, а ты их лечи тут.

Мне стало не по себе. Я даже сглотнул. Но от слов «корабль», «малярия», «конголезка» повеяло романтикой. Я представил, как я стою на палубе, вокруг меня плещется море, блестят волны, кричат чайки, абсолютно черная конголезка вожделенно смотрит на меня своими большими карими глазами. И вдруг она закричала на меня:

– Иди уже, что за тормоз! Господи, понабирают идиотов на полставки! Ты точно не уволишься, потому что ты мудак, и в конкурсе мудаков ты бы занял второе место! – заорала бабка.

– Почему второе? – от растерянности спросил я.

– Да потому что ты мудак!

Я поспешил уйти от разгневанной регистраторши и поднялся на второй этаж. Медкомиссия работала по конвейерному типу – в ней было всего три кабинета. На первом было написано: «Терапевт, хирург, невропатолог, проктолог – д.м.н. Долгопалец А.Д.», на втором: «Психолог, нарколог – к.м.н. Кальян К.А.», на третьем: «ЛОР, окулист, уролог, гинеколог – врач высшей категории Сексамбаева С.С.» «Слесарь-гинеколог» – хмыкнул я про себя. В кабинетах был сделан ремонт и было чисто, в отличие от общего обшарпанного состояния поликлиники. Комиссия мне понравилась: работали быстро и слаженно. Пока «ЛОР, окулист, уролог, гинеколог» одновременно проверяла мне зрение и простату, медсестра взяла кровь из пальца и тут же дала бумажку с результатами анализов. Вскоре я стоял с ворохом бумаг возле окошка с большой надписью «Касса». Там сидел представительный мужик с усами и в костюме.

– Я директор поликлиники. Кассирша отошла, попросила посидеть, – ответил он на мой недоуменный взгляд.

Строгая осанка и командный голос выдавали в нем бывшего военного.

– Я из «Параллелепипеда».

– Молодец. Давай бумажку.

Я протянул ему деньги и бумажку на которую он с размаху шлепнул штамп.

– А эти бумаги куда? – спросил я показывая на ворох бумаг, которые мне дали в кабинетах.

– Вот эту с печатью отдашь в отдел кадров, вот эту об оплате и чек не теряй, тебе возместят затраты. А остальные хорошо помни’ и забери с собой – пригодятся, – мужик засмеялся и захлопнул окошко.

Где бы ни работать, лишь бы не работать

В первый рабочий день на проходной меня встретил шустрый. Так как мой пропуск еще не был готов мы оформили разовый пропуск в бюро пропусков и прошли через вертушку. Я хотел было повернуть на парадную лестницу, но Виталий Юрьевич сказал:

– Не туда, – и повел меня через внутренний двор-колодец к черной лестнице.

Мы переходили с одной черной лестницы на другую по коридорам, стены которых были выложены из квадратных блоков зеленого стекла грубо замазанных раствором. В некоторых помещениях сквозь мутное стекло угадывались очертания мебели, но большинство помещений были пустыми. Увидев, что я разглядываю эти стены мой сопровождающий сказал:

– Это советские стеклопакеты, в этих стеклянных блоках вакуум, и они хранят тепло.

– А зачем вы их в коридоре сделали?

– В советское время строили из того, что есть, а не из того что хочется. Что достали, то скорее всего и поставили.

– А почему некоторые пролеты лестниц фанерой зашиты?

– Сегодня заказчики приезжают, а тут лежит дорога от кабинета директора до стенда, на котором им должны показывать наши пульты. Вот и заколотили, что бы лестницу не видно было, а то она уже почти обрушилась.

Мы прошли дальше. На одной из стен в пролете черной лестницы висел плакат «Олимпиада 80» символично изображавший олимпийские виды спорта. Под ним стоял неработающий советский автомат по продаже газированной воды с олимпийской символикой. Я засмотрелся на плакат и споткнулся. В темноте было плохо видно, но похоже одна ступень на лестнице была чуть выше. Заметив мою заминку мой сопровождающий сказал:

– Тут все спотыкаются. Столько народа попадало. По тому споткнулся тут человек или нет можно судить – местный ли он.

– А почему не починят?

– Весь пролет внесен в план реконструкции, но она движется очень медленно. Короче пока руки не дошли, а точнее нет денег.

В одном из коридоров была открыта дверь за которой я увидел большое пустое помещение, заваленное хламом. На стене была надпись: «Мы приложим все силы, чтобы воплотить в жизнь решения XXVI съезда КПСС!!!». В помещении одиноко ходил молодой высокий парень.

– Это у нас ремонт. Скоро тут будут новые помещения. Их цеха в офис перемонтируем. Уже не нужно столько цеховых помещений как раньше. Теперь все больше не руками, а головой работаем, а изготовление в Китае заказываем по нашим чертежам.

– Как в Китае? Они же секретные?

– Молодец, сечешь. Ну, ту часть заказываем, которая не секретная.

Одновременно с нами шла куча народа, в основном старики и молодежь.

– Опаздывать нельзя, все идут в одно и тоже время, поэтому так много народа. Раньше у нас столько народа по этим коридорам ходило, что опасно дверь открывать было, кого-нибудь зашибешь. Сейчас только по утрам так, в остальное время поспокойней, у всех телефоны, компьютеры, да и ходить уже некому, в 1990 году у нас работало 15000 человек на предприятии, а сейчас 400.

Толстые старушки с одышкой карабкались по ступенькам, так как лифт работал только на генеральской лестнице, а старые работники боялись туда ходить лишний раз. Дедушки и прадедушки шли с красными лицами, кто-то волочил ногу, кто-то хромал с палочкой. Все это воскресило в памяти картину Брейгеля про калек. Стало как-то не по себе. «Куда я попал?» – подумал я.

Мы с толпой вошли в огромное помещение. Люди растворилась среди бесчисленных лабиринтов, нагороженных в комнате из шкафов и полок поставленных друг на друга как этажерки. Каждый находился как бы в своем маленьком кабинете. Полки были завалены книгами из местной библиотеки, разворованной в 90-х, каталогами и материалами со всевозможных выставок. Рабочие места женщин были заставлены цветами, чашечками, статуэтками, на стенах шкафов висели фотографии, вырезки из журналов, календари. У мужиков на столах лежали стопки бесплатных газет, валялись какие-то платы и железяки. Посреди этого перегороженного поля в самом центре стоял стол. На нем стоял старый принтер и лежали груды папок с какими-то документами.

– Это место Миши Взбрыкина, можешь пока тут посидеть, – сказал В.Ю.

Я сел на красный матерчатый советский стул и тут же упал с него. Начальник покраснел, начал извинятся, стал просить у коллег лишний стул. Почти у всех в кабинетиках стояли гостевые стулья, но никто не спешил ими делиться. В итоге шустрый куда-то скрылся со сломанным стулом и вернулся с таким же, но исправным (почти исправным – спинка его была всегда в полулежащем положении).

– Это нашего эколога, хороший парень, видать на горшке сидит, – сказал начальник.

На рабочем месте не было компьютера, я разгреб бумаги и разложил их на общие стеллажи, принтер поставил на пол и сел, а точнее полулег на матерчатый стул. Больше делать мне было абсолютно нечего. Вскоре ко мне подошла молодая девушка, мы познакомились, и она показала мне где брать воду для чайника, где стоит этот самый чайник и дала почитать книгу про программирование. Я почитал. Было скучно, хотелось спать, но заснуть или даже просто закрыть глаза было невозможно, так как мой стол стоял посередине проходной комнаты и мимо меня все время ходили люди. Все остальные сотрудники находились в своих загороженных кабинетиках и только я один торчал посередине Думская башня на Невском. Вскоре пришел шустрый и дал мне коробку с документацией от одной из операционных систем, о которой он упоминал на собеседовании. Народ, как мне показалось, был в комнате неприветливый. Со мной никто не говорил, никто ко мне не подходил и не торопился меня учить. В туалете не было бумаги (тут я вспомнил слова директора поликлиники про бумажки). Мыла, полотенец и ершика тоже не было. После обеда ко мне подошла пожилая женщина и пригласила пить чай. Я согласился. Она повела меня этажом ниже. Там в пустом и обшарпанном помещении цеха стоял большой стол. За ним сидела компания и пила чай. На столе стояли печенья, выпечка. Сюда приносили кто что мог. Многие женщины были одинокими, а заботиться о ком-то хотелось, вот они и подкармливали молодежь, которой было в достаточном количестве, как сказала одна из них – реализовывали нерастраченный материнский инстинкт.

***

В скором времени режим моего рабочего времени установился: придя в 8 утра на работу я здоровался с соседями, пил чай и ложился на стол спать. Сначала я стеснялся, откидывался на спинку стула, прикрывал глаза и делал вид, что задумался. Но вскоре я заметил, что большая часть сотрудников в это время спокойно спит, и перестал стесняться. Более того, было не принято обращаться по рабочим вопросам в первый и последний час работы. Мой сосед спал и одновременно однообразно пальцем стучал по клавиатуре (это годы тренировок, это дорасти до такого надо!). Так как комната была проходная, то люди часто проходили мимо меня, хлопая дверью. Сначала я вздрагивал и просыпался, но очень скоро привык и перестал вздрагивать даже когда меня звали. В 9 часов было общее чаепитие, в 10 часов все садились играть в шахматы или шашки, молодежь уходила играть в настольный теннис расставленный на ремонтируемом этаже. Я ходил вместе со всеми, но не играл, а больше наблюдал за более опытными коллегами. Обед был с 12 до 12:45, выходить за пределы режимного предприятия можно было только в это время, в остальное время проходная была закрыта и пропуски не работали (у начальства и у избранных сотрудников работали). Поэтому во время обеда никто не ел, все ели или раньше, или позже. Когда же наступало время обеда, все выходили погулять по окрестным улицам, посетить почту, сберкассу, универмаг, кабачок. После обеда у тех, кто уже пообедал начиналась бурная деятельность. Все куда-то ходили, носили бумаги, звонили, совещались. В 15 часов начиналось второе чаепитие на нижнем этаже. Под занавес все расходились по рабочим местам заниматься своими делами и собираться домой. С первой зарплаты я накупил книг по программированию, принес их на работу и начал штудировать. В скором времени я стал большим авторитетом в программировании, много народа приходило ко мне на консультацию. После создания положительного имиджа я попросил шустрого дать мне компьютер.

– А что, ты уже документацию прочитал?

– Да.

– А если проверю?

– Проверяйте.

– Ну смотри, – сказал В.Ю. и вышел из комнаты.

Пришел он только к концу дня. Я напомнил про компьютер.

– Подожди, я сейчас, – сказал он и снова ушел.

Я ждал до конца рабочего дня. За 15 минут до окончания все спешно прекращали все свои дела и уходили домой. Я подождал еще и тоже ушел домой.

***

Однажды утром я как обычно крепко спал на своем рабочем месте. Проснулся я от того, что кто-то сильно треплет меня за плечо. Я открыл глаза. Рядом со мной стояли шустрый и начальник отдела. У меня пересохло в горле. Спросонья я очень испугался. Начальник отдела добродушно заметил:

– Молодец, надо же как быстро втянулся в коллектив!

Они оба заулыбались. При таком раскладе я чувствовал себя виноватым и все мои попытки как-либо качать права, как я себе это представлял, провалились. Вдруг вылетели все фразы из головы о том, как я им скажу, что уволюсь, если мне не дадут компьютер и работу. Я промямлил, что хотел бы, чтобы мне дали компьютер и задание. Начальник отдела сказал, что с компьютерами у них проблема и что он даже свой компьютер отдал программистам, так как у них много работы, а ему он не нужен.

– Работать можно на стенде, пока там компьютер свободен и на нем никто не работает, – предложил Н.О.

– Пошли на стенд, сейчас там никого нет, можешь поработать, я тебе задание дам, – сказал В.Ю.

– А что делать?

– Учиться.

Я обрадовался, мне стало легче от осознания, что до меня наконец-то дошли руки. В.Ю. дал мне задание, и я погрузился в работу. Вдруг я почувствовал, что возле меня уже какое-то время кто-то стоит. Я поднял голову и увидел молодого парня. Мы познакомились. Оказалось, что он тоже программист без компьютера из нашего отдела. Его звали Вова, он был из Липецка. Сначала он учился в Питере, а когда закончил, вернулся в родной город. Там он успел поработать электриком на одном из предприятий ВПК, но вернулся обратно, так как хотел быть программистом, а в Липецке были нужны электрики. Он снимал комнату в коммуналке напротив конторы и всегда опаздывал на работу.

– Понимаешь, официально можно не к 8, а к 8:05 приходить. Поэтому я выхожу ровно в 8, а там то шнурок порвется, то штаны, которые я хотел надеть грязные окажутся, то посрать приспичит… Вот и получается, что живу ближе всех и всегда опаздываю…

Я закончил свою задачу, и Вова повел меня к своему стенду, чтобы показать, чем он занимается. Его стенд представлял собой стол с прибитой к стене доской, из которой торчали гвозди. На этих гвоздях висели платы, соединённые тонкими кабелями, которые Вова называл «соплями». Он запустил программу тестирования на стоявшем на столе компьютере. Программа не работала.

– Пошли к разработчику платы, – сказал он.

Мы пошли по длинным коридорам и лабиринтам к разработчику платы. Разработчик долго смотрел через лупу на плату и в конце концов изрек:

– Все нормально, должна работать.

– Как ты это увидел? Через лупу? – спросил Вова.

– Конечно, я же ее разработал!

После долгих уговоров он нехотя пошел с нами. Когда мы пришли на стенд, разработчик посмотрел на результаты тестов и стал копаться в проводах-соплях проверяя целостность цепей при помощи щупа. В итоге он случайно задел шину данных, и мы увидели, что он надорвана.

– Вот в чем проблема! – сказал я.

– Да тут надо через COM разъем подключать, но у него попка раздрочена, – сказал разработчик.

– У него что? – переспросил я.

– Да я ему попку раздрочил, вот и подключил через LPT, – он говорил о платах и разъемах как о одушевленных существах.

Затем он зашел в соседнюю коморку и вынес коробку старых LPT-шных шин, порылся в ней и заменил порванный кабель. Старый он не стал выкидывать, сказав:

– Положу в коробочку, вдруг пригодиться.

Программа заработала, и я стал помогать Вове ее тестировать. Затем мы вернулись к стендовому компьютеру и стали дорабатывать тесты. Вскоре к нам подошел шустрый с каким-то бородатым мужиком. На вид ему было лет тридцать пять, он был одет в грязную водолазку и засаленные джинсы. В его бороде были крошки, чаинки, кусочки бумажек и еды. От него нестерпимо воняло потом. Если бы я встретил его на улице, я подумал бы, что это бомж.

– Это твой наставник – Ваня Фикалко. Он эколог.

– По образованию я тоже эколог, – зачем-то сказал Ваня. – Волею судьбы стал программистом, тут моя деятельность минимально вредит природе, – глубокомысленно добавил он.

– У него сейчас завал по задачам, поможешь ему, а заодно поучишься сразу на реальной системе.

От этих слов у меня загорелись глаза.

– Да, но где? Стендовый компьютер занят.

– А кто тут работает?

– Вова.

Шустрый посмотрел на Вову. Тот скосил глаза. Ваня предложил:

– Пошли ко мне, я тебе покажу метод парного программирования.

Оказалось, что эколог сидел в нашем кабинете за шкафами с одеждой, его было совсем не видно. Меня удивило неожиданное появление неизученного пространства в кабинете в котором, как мне казалось, я знал всех и всё. На краю грязного, заваленного бумагами и залитого чаем стола лежала пачка каких-то распечаток, на вершине которой стоял заварник с чаем. Рядом с ним стояла тарелка с целой горой использованной заварки. На пузатом мониторе летала надпись готическим шрифтом на немецком языке: «Arbeit macht frei» («Работа делает свободным»). Ваня предложил мне чаю, я тут же отказался (побрезговал).

– Да ты не понимаешь, это дорогой китайский прессованный чай, мне его знакомый электронщик прямо из Китая привез. Скоро закончится, а тот, кто мне его привозил слег с беличьим гриппом, так что пользуйся, пока я добрый.

Мне было неудобно начинать знакомство с отказа, поэтому я сказал, что лучше возьму кусочек себе и заварю на обед. Такой расклад его устроил, он отломил мне кусочек чая от круглого прессованного блина и завернул его в оторванную газетку. Я хотел сесть на второй стул.

–Нет, нет, нет! – запротестовал Ваня.

Его высокая нескладная фигура начала движение в тесном кабинетике. Он то и дело дотрагивался до меня, а я всячески старался уйти от этих прикосновений. Ваня, похоже, был кинестетом, поэтому все время норовил меня потрогать, похлопать, пожать, погладить.

– Ты садись на мое место. А я сяду рядом.

У Вани было два таких же как у меня красных матерчатых стула. Их спинки были сломаны и находились в полулежащем положении. Сидеть на них можно было только как на табурете или полулежать. Я сел на стул возле компьютера. Ваня сел на гостевой стул и с грохотом упал. При этом он смахнул со стола стопку бумаги, заварник, лепешку чая и тарелку с остатками заварки. «Ах вот куда Виталий Юрьевич отнес мой стул», – подумал я и почувствовал себя виноватым. Но Ваня совсем не стушевался и сказал, что он принесет другой стул. Взяв сломанный стул он исчез. Его долго не было и периодически было слышно, как он ходил по кабинету сопровождаемый возгласами: «Э! поставь стул!» «Это мой стул!» Наконец-то он вернулся с таким же стулом, сел на него и сказал:

– Есть такой продвинутый метод обучения – «парное программирование». Обучаемый садиться за клавиатуру, а учитель рядом и говорит, что делать. Ученик делает все своими руками. Потрясающее погружение в работу!

Из пачки бумаги упавшей на пол он поднял грязную, замызганную, залитую чаем бумажку, стряхнул с нее воду и сказал:

– Это – техническое задание. Сама программа уже есть, ее надо изменить в соответствии с новым ТЗ.

В документе были обведены места, в которых надо было сделать изменения.

– Срок? – спросил я.

– Вчера, или как у нас любят говорить – внезапно. Я уже эту задачу третий месяц держу, все никак руки не доходят.

– А где старый код?

– Вот он.

– А где директория?

– Вот.

Ваня любезно руководил мной и показал, где что лежит. Конкретные вопросы по коду он не знал, поэтому мне пришлось разбираться самому. В кабинетике ужасно воняло, из стула торчал гвоздь, который впивался в мой зад и мешал мне работать, но я мужественно продолжал разбираться с кодом. Страстное желание работать было таковым, что даже в туалет я бежал только тогда, когда было уже совсем невтерпеж. Все это время Ваня спокойно спал на втором стуле откинувшись на спинку. Я пропустил чаепитие и обед. За 15 минут до окончания рабочего дня Ваня резко встал и сказал:

– Все пора домой, вырубай машину.

– Я еще поработаю, – сказал я.

– Нет, нельзя. Чтобы задержаться надо кучу бумажек написать заранее, ты же на режимном предприятии работаешь! Как говорят военные: «Товарищи программисты, закончить программирование!»

Я вышел из кабинетика. Моя голова закружилась от резкой порции кислорода и от осознания, что я наконец-то работаю. Когда я сел на свой стул, то резко упал. «Так вот кому Ваня поменял стул!», – догадался я. Поднявшись, я решил не скандалить, а потом поменяться с кем-нибудь, ведь справедливости ради надо было сказать, что теперь я сидел на Ванином стуле. Должен же он был где-то сидеть в это время?

***

На следующее утро я попил чай и пропустив утренний сон сразу пошел к Ване. Он спал в танковом шлеме на втором стуле. Так как я не знал пароль к машине, я легонько потряс его за плечо, он сказал:

– Мне пофиг, я в танке.

Я потряс сильнее. Он вскочил с яростью на лице и занес кулак. Увидев меня он заулыбался и сказал:

– Я пошутил, я же пацифист.

Я спросил логин и пароль. Оказалось, что у него нет логина, а работает он от рута без пароля. «Странно», – подумал я и сел программировать. После того, как я детально вник в суть программы, оказалось, что Ваня за три месяца не внес в нее ни единой строки кода. Поскольку задание оказалось не очень трудным я быстро с ним справился и пошел докладывать Виталию Юрьевичу. Шустрый пришел посмотреть на результаты труда. Ваня снял шлем и молчал. Шустрый запустил программу ввел какие-то данные, он видимо знал, как быстро проверить программу. Закончив проверку он сказал, что все сделано и надо протестировать программу на стенде. Я обрадовано сказал, что это я сделал, а за три месяца ничего сделано не было. Ваня вскочил со стула и заорал:

– Что-а-а-а-а?

Я испугался. Он схватил столовый нож со стола и продолжил орать:

– Ты сделал? А я по-твоему, что делал? Я все подготовил и проанализировал, а ты лишь пару строк кода вбил туда, куда я тебе показал!!!

Я поспешил ретироваться.

– Ты куда?

– Программу тестировать.

– Мою программу? – заорал Ваня. – Не позволю!

Шустрый сказал:

– Ладно, девочки, не ссорьтесь. Сегодня программа должна быть протестирована и сдана в ОТК.

Я пошел на свое место. От расстройства я чуть не сел на сломанный стул, но вовремя спохватился. Взяв стул я пошел к Ване поменять его обратно. Ваня наорал на меня, сказав, что он не брал мой стул и что бы я катился, помощник хренов. Когда он ушел на стенд, я тайком махнул свой стул обратно.

***

Я подошел к соседу (стучавшему пальцем по клавиатуре во сне) и попросил рассказать, как передается ПО на тестирование. Он не понял вопрос. Тогда я коротко рассказал, как я представляю себе процесс передачи ПО на тестирование: надо выложить исходники на общий сервер, написать заявку на портале и через какое-то время тебе придет ответ с результатами тестирования. Он посмеялся и сказал, что у нас вообще нет такой профессии – тестировщик, и что ПО надо тестировать самостоятельно. Более того, у нас нет сети, так как начальник отдела (хромой и слепой семидесятилетний старик) в свое время не дал ее создать с пеной у рта уверяя, что это самая большая опасность для конторы.

– А как тогда протестировать ПО?

– Берешь дискету, идешь ногами на стенд и там тестируешь, как тебе это представляется правильным.

– А почему не на флэшке?

– У нашей ОС (операционной системы) нет дров для флэшки, она ее по умолчанию не понимает. Можешь написать дрова для флэшки, тогда можно будет носить на флэшке.

В конце нашего разговора я рассказал историю про опыт наставничества Вани Фикалко. Степан Семенович рассмеялся и рассказал, что Ваня действительно эколог и попал в контору, когда брали всех подряд, людей не хватало. Так у нас кроме эколога появился юрист, философ и лингвист. Эколог всем тут надоел, так как он разводит грязь и не смывает за собой в туалете, считая это неэкологичным.

– Не знаю, как он это дома делает, наверное, ходит пока говно крышке не мешает закрываться и только после этого смывает. Кроме этого он ходит по конторе с расстегнутой ширинкой, демонстрирует всем свои дырявые и нестиранные носки при всяком удобном случае. Летом приходит в шортах и шлепках на босу ногу. Недавно тут так кабинет провонял! Когда уже с начальником отдела начали искать источник аромата, оказалось, что воняет рыболовная сеть в кабинетике у эколога. По его словам он с подругой ловил вечером попутку, остановилась машина, а там его бывший однокурсник. Так он, когда выходил, случайно забрал пакет, стоявший на заднем сидении. А когда пришел домой, оказалось, что это пакет однокурсника с рыболовной сетью. Вот он теперь с ней на работу и с работы ходит в надежде еще раз встретить друга и вернуть ему сеть, ведь тот не дал ему ни адрес, ни телефон.

– И не удивительно, – сказал я. – Удивительно, что у него подруга есть.

– Тоже, наверное, эколог.

Мы молча заулыбались представив семью экологов, не смывающих в туалете за собой до полного его наполнения.

Антарктида

После серии стычек с экологом, мне удалось протестировать на стенде программу. Случилось это так – пока Ваня выяснял отношения с уборщицей возле туалета (она подозревала, что это именно он насрал в писсуар), я украл исходники (для этого и нужен пароль, его еще менять надо после того как поссорился с тем, кто его знает) и делая вид, что делаю что-то другое, протестировал их на стенде. После моего доклада В.Ю. похвалил меня и сказал:

– Прибор уже давно стоит в цеху, закачай на него программу и протестируй на нем. Одно дело на стенде работающая программа, другое дело – на реальном приборе. Затем, надо чтобы ты принял участие в сдаче прибора ОТК. Для начала подойди к начальнику производства.

– А он сидит в директорском коридоре?

– Нет, он сидит на антресолях.

– А как туда пройти?

– Пошли, – сказал В.Ю. – Сам ты не найдешь.

Антресолью называли технический полуэтаж над цехом, половину которого занимали коммуникации, а вторую половину – кабинеты, в которые в свое время был стащен хлам со всех помещений, когда там проводился ремонт. Начальник производства сидел в своем кабинете вместе с двумя мужиками средних лет, они пили чай из стаканов в подстаканниках. На столе стояла сахарница, заварник, чайник, ваза с конфетами, макет подводной лодки и подставка с большим моржовым клыком с выгравированной картиной изображавшей чукчей, чумы и оленей. Компьютера на столе у него не было. В углу стояло красное знамя, расшитое золотыми буквами. Остальное пространство кабинета было завалено картонными коробками с какими-то бумагами. Начальник производства рассказывал историю, мы прислушались:

– Ну а мне надо срочно домой, в Ленинград, жена позвонила – рожать собралась, а я в Мурманске. Не было билетов. Я зашел к знакомому подводнику, а он мне говорит, что они скоро в Кронштадт должны пойти, может подбросить. Тут ему звонят и говорят доложить готовность к выходу в море. Он говорит: «Лодка сейчас стоит у стенки». А ему отвечают: «Если ПЛ в 15:00 не выйдет в море, то к стенке станете вы!» А у меня один чемодан и тот со мной. Ну я и согласился. Подводники не знают, куда и с каким заданием они поплывут, им прямо перед выходом передают конверт, они в море выходят и как от берега отойдут, капитан вскрывает конверт с заданием и только тогда узнает куда и насколько они ушли. Поэтому и загружают ПЛ всегда по полной программе, как в автономку. Вышли, короче, мы в море, открыли конверт, а там приказ – в автономку на полгода. Так и колесил полгода с ними подо льдами. Когда подлодка подо льдом идет, звук нереальный. Даже тишину соблюдать не надо, все и так молчат, как воды в рот набрали. Вернулся я опять в Мурманск через полгода, жена уже меня схоронила и чуть не развелась.

– У меня так знакомый вышел на площадку мусор выкинуть, а вернулся через три года, – сказал один из пивших чай мужиков.

Воспользовавшись паузой мы с В.Ю. поздоровались с присутствующими и обменялись рукопожатиями. Начальник производства показал рукой, где нам следовало занять место.

– Михалыч, ты лучше расскажи, как ты на Антарктиду ездил.

– Да как, на самолете летал.

– Ну как там аэродром устроен?

– Да никак не устроен, просто снежная поляна. Да и я пьян сильно был, не очень хорошо помню. Помню только резкий ветер в лицо и летит на тебя снежная пыль, такая острая, что лицо от нее мгновенно краснеет как от миллионов мелких порезов. И прямо ты смотреть не можешь, лицо опускается вниз.

– Ну а белого медведя видел?

– Сам ты белый медведь. Какие медведи в Антарктиде? Там пингвины.

– Ну ладно, что пингвины?

– Да ничего. Стоят тихонько, яйца греют. Их толпы, и все гадят, вонь – ужасная. Потом понемногу привыкаешь, но все равно долго рядом с их колониями не продержишься.

– А правда что если пингвин упадет, то его надо поднимать, и даже есть специальность такая на Антарктиде – «поднимальщик пингвинов»?

– Это не правда, пингвин сам может встать. Они приспособлены к холодам и льдам даже лучше, чем люди, так что волноваться за них не надо. Я и на севере был. Белых медведей, правда, не видел, а вот про оленя расскажу. Как-то пошли мы с метеорологами, человек 10 нас было, в чукотскую деревню к бабам.

– Как в чукотскую деревню? В Антарктиде?

– На севере, говорю же. Слушай внимательнее, балда. Так вот, приходим, ведут нас в чум большой, а там нас женщины ждут. Стоят, хихикают, глазки строят. В одежде из оленьих шкур. Ну один видать уже бывалый метеоролог говорит: «Разбирайте смелее ребята, времени мало». А выбор, собственно не большой, они все приблизительно одинаковые, особенно в зимней одежде. Все похватали, а я замешкался. Осталась только одна, я подхожу к ней, беру ее за руку, тащу. Не идет. Я думаю, ну может в первый раз, стесняется, смотрю, уже все разошлись, делом занимаются. Говорю ей: «Да пошли же!» А она мычит, ничего не понятно. Потом вдруг говорит: «Я олень!» Я говорю мол молодец, пошли скорее. Она опять мычит что-то про оленя. Я говорю: «Да пошли уже, вон уже скоро обратно пойдут». А она мне: «Я – олень!» Тут я начал что-то подозревать – догадываться… Пригляделся, точно! Это мужик, который баб привел из деревни! Вот облом!

Мы громко заржали.

– Это он забыл, как сказать по-русски, что он мужик, вот и говорил – «Олень»! – захлебываясь от смеха комментировал Михалыч. – Метеорологов обычно 9 было, а я в последний момент подключился, вот мне бабу и не привели! Не знали! – рыдал от смеха Михалыч.

Шустрый вклинился в беседу:

– Михалыч, наш молодой специалист написал программу, хочет установить на прибор документирования ПД-1 (читается – ПэДэ-раз).

Начальник производства тут же успокоился, мужики сразу исчезли.

– Что же вы, суки, полгода тянули? У нас из-за вас простой. Дело не в простое, все перегружены, специалистов мало, – противоречил сам себе Михалыч. – Да что тебе объяснять, сам все знаешь. Если бы вы в Арктике так работали, то не один бы не вернулся. Эх, вы! Ну ладно, пошли на производство.

Мне он понравился: уверенный, сильный, полярник. Интересный мужик. Он повел нас на производство. Производство состояло из двух цехов доступ в которые был из длинного общего коридора, над которым была сделана антресоль с которой мы спустились по металлической винтовой лестнице. Первый цех имел только одну дверь в общий коридор и был закрыт на замок. Перед дверью была прибита железная доска с выгравированной ладонью и висел какой-то прибор.

– Ты тут никогда не был? – спросил меня начальник производства.

– Не был.

– Тут у нас новый цех. Антистатический пол даже в коридоре! Вот прибор для снятия электростатики с человека. Надо руку приложить, когда входишь, а потом работать, надев на палец кольцо, к кольцу шнур привязанный к шине заземления – все время статику снимают. Правда мы тут не работаем, разработки у нас старые, все в О1 (то есть в серийном производстве), чертежи никто менять не хочет, приходиться все по старинке на паяльных станциях делать вручную. А этот цех пока не внедрен. Вот раньше у нас тут цехов было! Все сами умели делать. А потом переделали цеха под кабинеты и сидят теперь там замы, замы замов, и ни хрена не делают.

Тут двери производства с шумом распахнулись и внутрь ввалились два пьяных мужика с рохлей, доверху нагруженной какими-то ящиками.

– Мать перемать! – закричал начальник производства. – Вы что же по антистатическому покрытию ящики таскаете?

– Грузовой лифт не работает.

– Тащите через второй этаж!

– Да как же? По лестнице?

– Не знаю, по улице тащите, как хотите тащите, только не по антистатическому покрытию!

Мужики начали плеваться и потащили ящик обратно бормоча что-то вроде: «Всегда таскали и ничего».

Начальник производства позвал Людмилу Михайловну – толстую бабу начальника цеха и начал поносить ее нецензурной бранью, смысл которой сводился к тому, что надо закрывать двери на производство:

– Тут все должны в скафандрах ходить, а вы платы руками или подмышкой по 10 штук носите, а потом брак найти не можете! Уволю на хрен! – резюмировал он свою речь.

– Это вас надо уволить! В цех ходите раз в год, вон нас затопило! – завопила Михайловна.

– Полярники не боятся ни потопа, ни увольнения! Это вас Лень из биде залил.

– А мне сказали, что трубу прорвало, – сказала Михайловна.

– Пошли к тебе расскажу.

Посередине производство было перегорожено на два цеха двухэтажным строением до самого потолка: на первом этаже была инструментальная кладовка и склад ПКИ, а на втором этаже – кабинет начальницы цеха, к ней надо было подниматься по железной лестнице. В кабинете было большое окно, которое выходило на первый цех, где стояли паяльные станции и работали монтажницы. На второй цех с антистатическим покрытием и новым оборудованием, выходила глухая стена, спиной к которой сидела Михайловна. Тут же был налит чай с коньяком, появились печенюшки. Мы присели. Начальник производства начал рассказывать:

– Когда у нас новый зам по финансам появился, он узнал, что у директора свой туалет в кабинете. Ну и начал просить, чтобы ему тоже поставили. Наши мужики-сантехники посмотрели и говорят: «Невозможно, все коммуникации по другую сторону здания, не по коридору же сортирную трубу тянуть». Тогда новый зам по финансам позвонил в «Рассвет», в отдел конструирования подлодок, они ему сделали проект как можно сделать, чтобы трубы по коридору не тянуть (в подводных лодках и не так выкручиваться приходится), и он с этим проектом пошел к директору. Короче в итоге сделал себе толчок прямо в кабинете, негоже ему срать с простыми людьми. А подсоединили его так, что он теперь на директора сливает, через его систему. Вот все и начали ржать, мол новый зам гадит на директора. Сначала ржали, а потом тоже стали просить сделать. Стал личный туалет предметом престижа. Когда уже у всех по толчку стало, что бы снова отличаться, зам по финансам сделал себе биде. Тогда все тоже стали просить биде. Но директор был тверд, и всем отказал. Так Лень, зам по развитию, очень творческий человек, сделал себе не отдельное биде, а просто на стене прикрепил душ специальный с краном и кнопкой. Открыл кран, нажал кнопку и моешь жопу. Вот он уходил с работы, попользовался, кнопочку то отжал, а краник закрутить забыл. Под давлением кнопочку выдавило ночью, и водичка полилась в цех.

– Странно как она пролилась – ведь его кабинет дальше?

– Ну да, над новым цехом с антистатическим полом на потолке защита от протечек сделана, вот и течет дальше на паяльные станции.

– Так нам станции починят?

– Не знаю, директор, как узнал, что новое оборудование цело, так обрадовался, что не стал тему развивать.

– Как же нам работать? – тут же заголосила Михайловна.

– Не боись, заявку на ремонт я подал главному инженеру. Ты у него акт о подтоплении взяла? Нет? Надо брать любую бумажку, что бы потом прикрыть ею свой нежный зад в случае атаки. А то тебя еще и виноватой сделают.

В дело пошел уже не чай с коньяком, а чистый коньяк, причем чокались все «по партийному» (это когда рюмку полностью обхватывают рукой, чтобы, когда чокаешься, не было слышно звона).

– Ведь ты же срок по прибору срываешь, – пенял начальник производства Михайловне.

– Это не я, а программисты, – тут же парировала начальница цеха.

– Хватит на них валить, вот их представитель, они уже все сделали. У тебя своих косяков много – и трещины в раме и ржавчина на болтах. Ты когда свои косяки устранять будешь?

– Трещины нечем заварить – нет аргоновой сварки, а ржавчина от потопа.

– От какого потопа, она у тебя уже месяц как была. Скажи мужикам, вон Денису, пусть закрасит трещины и поменяет крепеж.

– Ой, с Денисом такая история! На последнем мероприятии он выпил лишнего и пошел в инструментальную кладовку. Ну я думаю, человек относительно новый, надо проверить, что он там делает? Захожу, а он онанизмом занимается! Здоровый мужчина, уже за 30, а он как подросток!

Все заржали, Михайловна густо покраснела и спросила:

– Как теперь быть?

– Хорошо, что сказала, я теперь с ним за руку здороваться не буду, – сказал начальник производства.

– Да и не с кем здороваться, запил он, уже третий день звонит и просит наших баб написать за него заявление на день за свой счет.

Потом мы пошли в цех к прибору. Я установил ПО и попробовал запустить тест. Программа как взбесилась. Она писала откровенный бред. Я пообещал разобраться и остался. Вся остальная компания вернулась в кабинет начальницы цеха продолжать пить коньяк. Ко мне подошел Вова.

– Что Вова, опять стендовую машину забрали?

– Ну да.

– А у меня тут проблема.

Вова взял осциллограф. Через 15 минут запусков программы и измерения сигналов, он сказал, что плата не работает. У меня возникло дежавю. Мы пошли к начальнице участка монтажа, но без Михайловны она отказалась с нами разговаривать.

– У них тут строго, – сказал Вова.

Мы позвали начальницу цеха. Она пришла с монтажницей, и они начали вдвоем голосить, что такого не может быть и это наша программа не работает. Я готов был сдаться, но Вова сохранял спокойствие и настаивал на своем. В итоге, они согласились открыть корпус и посмотреть. После первого же взгляда монтажница сказала:

– Ой, я кажется плату верх ногами поставила!

– Как можно плату вверх ногами поставить? Там что нет защиты от дурака?

– Не от дурака, а от непрофессионального пользователя, – поправил Вова.

– Так конструктора нарисовали, у них унифицированный разъем, хочешь так, а хочешь вверх ногами ставь. А у нас сроки горят, вот монтажница впопыхах и ошиблась. Нас всегда торопят, надо сделать за 10 минут, а потом сидим полгода ничего не делаем. Почему не дают нормально сделать? – начала оправдываться Михайловна.

Плату перемонтировали, программа тут же заработала правильно. Контролер ОТК приняла у нас прибор и поставила свой штамп в формуляре. Усталые и довольные мы с Вовой пошли к себе с чувством выполненного долга. Когда мы выходили из производства мы столкнулись в дверях с мужиками, которые тащили рохлю с ящиками по антистатическому полу.

Праздник

Праздники в «Параллелепипеде» называли поминками. На них все сидели, молчали и мечтали поскорее уйти. По крайней мере так было у программистов. Заводилами всегда было производство: большое количество очень непосредственных и сильно пьющих людей делало эти праздники веселыми и опасными. На этот раз праздник был у Михайловны, ей исполнилось 60.

– А давайте Михайловне подарим столько денег, сколько ей исполнилось лет!

– Ого! Что, прямо 60 тысяч подарим?

– А что, ей прямо 60 тысяч исполнилось?

Нас с Вовой тоже пригласили на производственный праздник, сказал принести свою посуду и стулья.

– Стулья там не просрите! – напутствовал нас В.Ю.

Праздник открыл зам по производству, вышедший по такому поводу в народ.

– Уважаемая Людмила Михайловна, когда я тебя спросил, что тебе подарить на юбилей, ты мне ответила, чтобы я не перекладывал свои проблемы на тебя.

Все засмеялись, так как эти слова Михайловна любила и часто употребляла. Когда смех затих, Шарагин продолжил:

– Поэтому я решил подарить тебе универсальный подарок джентльмена – цветы!

Из коридора вышла секретарша и вынесла огромный букет. Все зааплодировали, и одобрительно заулюлюкали. Михайловна поблагодарила начальника за то, что ради ее юбилея он пришел на производство. Шарагин на производстве не показывался годами, обычно он сидел в своем кабинете в директорском коридоре и все ходили к нему. Он был очень гостеприимный: чай, кофе, печеньки, к тому же у него всегда было, что завлекало других замов зайти к нему после тяжелых встреч с Какиным или просто похмелиться. Благодаря этому он всегда знал самые последние новости, что опять же привлекало к нему народ, который целый день толпился у него. К Шарагину можно было обратиться за помощью в решении любых вопросов, кроме производственных. За решением производственных вопросов надо было идти к начальнику производства Шарашкину, которому и передали слово. Его тост начинался с благодарности всему производству, перечислению ключевых людей, начиная с Михайловны:

– Не буду всех называть, что бы кто-то не остался неназванным, – закончил он первую часть тоста и от благодарностей перешел к пожеланиям:

– Что для дамы главное? Нравится мужчинам. Поэтому мы хотели подарить тебе ящик водки и выпить его самим. Но потом подумали и решили, что главное для женщины – это нравится себе, поэтому решили подарить тебе карту в магазин косметики!

Все захлопали и начали чокаться.

– А сегодня еще Маше исполняется 45! – сказала Михайловна.

– 45, 45, скоро старость – 50! Соси большой, не будь лапшой! – закричали мужики и подняли рюмки.

Маша тоже подняла рюмку и улыбнулась. Она была глухонемой монтажницей, отличницей производства. Секрет ее продуктивности был в том, что она, в отличие от слышашеговорящих коллег, не сидела часами на чаепитиях, не курила по полдня, ни с кем не болтала, а работала.

– Вот уйду на пенсию, хватит уже! – кричала выпившая Михайловна.

– Ой, кого ты пугаешь! Леди с дилижанса, пони легче! – хором орали мужики.

– Не ходи! Я там был, ничего интересного! – орал стараясь перекричать хор пьяных мужиков 70-ти летний Петрович.

Старики много вспоминали:

– Вот в советское время мы как корабль сдадим, так напивались, что аж на столах скакали, начальству морды били, а они запирались в своих кабинетах и сидели там молча. А там не так хорошо было сидеть, как сейчас, в советское время туалетов в кабинетах не было!

Было много шуток про возраст, про импотенцию. Рядом со мной разговаривали рабочие:

– Меня вообще на сварку брали, купили 4 вида сварочных аппаратов и не на одном не дают работать, стоят в новом цеху под пленкой.

– Вот станешь импотентом со своей сваркой!

– Ой, напугал, одной проблемой меньше, – отвечал второй. – Зато сварщик как балерина на пенсию раньше выходит.

Рядом сидящий дед сказал на полном серьезе:

– Когда я импотентом стал, у меня столько свободного времени появилось! Ты не поверишь, у меня такая тяга к рисованию проснулась!

– И что ты рисуешь?

– Ничего не рисую, говорю же – только тяга появилась.

Еще один дед рассказывал про своих многочисленных женщин.

– Так ты Вася – любитель! – восклицает Петрович.

– Сам ты любитель, я профессионал! Знаешь, как правильно бабу из бухгалтерии трахать? На бухгалтерских счетах! Садишь ее на счеты и катаешь туды сюды. Ни с чем несравнимое удовольствие! Но не более 4-х пудов бабу, а то счеты не выдерживают, костяшки рассыпаются.

– Они теперь на компьютере работают, нету у них счет. Да и у нас нет ничего тверже карандаша.

– Я уже в том возрасте, что когда мне девушка молодая улыбается, я проверяю застегнута ли у меня ширинка или не обляпался ли я чем.

– Плохо не то что я дедушка, плохо то, что спать с бабушкой!

Поскольку зам по производству уже ушел, то один из сборщиков предложил:

– Давайте и за руководство выпьем! Михалыч, тебе тоже желаем здоровья, счастья, долголетия! Если что – чтоб срок поменьше дали, лучше вообще условно!

Михалыч махал на всех рукой, стеснялся и кричал:

– Да чего за меня, не у меня праздник, вон за именинниц пейте!

У меня сложилось впечатление, как будто я попал на деревенский праздник – много водки, шуток, много всякой еды, правда принесли ее заводские женщины и я побрезговал – из чего они готовят и в каких условиях? Поэтому мы с Вовой ели покупные пельмени и слушали ожесточенный спор:

– Михалыч, почему у нас на производстве нет корпоративов?

– Приглашаю всех женщин на корпоратив в баню у меня на даче! – кричал Михалыч.

Монтажницы переглядывались и хихикали, Михалыч у них был в почете.

– Вон программисты то на чайную церемонию, то на греблю, то на веревочный тренинг ходят, а мы в цеху все время бухаем.

– Так они по 600 рублей скидываются! Будете по 600 руб скидываться?

Тут на праздник пришел начальник нашего отдела с бутылкой с заспиртованной змеей, которую ему привезли из Китая. Он каждый раз ставил ее у нас на стол во время наших праздников -«поминок», но никто ее не пил, боялись змею.

– Тут много говорили разных тостов в честь именинницы, – начал он.

Но народ был пьяный и не слушал. Он постучал вилкой по рюмке.

– Вроде и добавить больше нечего, – сказал он.

И тут кто-то продолжил за него:

– Поэтому дай я тебя просто поцелую!

Раздался оглушительный смех.

Мы с Вовой переглянулись, у нас в отделе никто так с начальством не смел говорить. Мы поделились этой мыслью с рядом сидящим электронщиком.

– В советское время ты любому начальнику мог сказать, что думаешь, и никто бы тебя не уволил просто так, за тобой партия стояла. Было кому заступиться, а сейчас уже не то, попрешь против хозяина – тебя тут же выпрут на мороз, вот и молчат все, дети капитализма.

– Ага, нонче не то что давеча – заладил свое, – сказала сидевшая рядом монтажница.

Вечер заканчивался, все сильно перебрали. Денис Петров плохо себя вел. Его выводили за проходную, но он опять возвращался и буянил. Мы с Вовой пошли в туалет порыгать пельменями и когда возвращались видели, как Денис Петров дал в морду Михалычу, как потом оказалось за то, что тот не хотел пожать ему на прощанье руку. Стулья были окончательно сломаны, на полу валялись остатки еды и пластиковая посуда, на столе был разлит спирт и валялась змея.

– Весело, но водка паленая и пельмени второй сорт, – заключил Вова.

Свои стулья мы все-таки просрали.

Status

constructus

Поскольку в цех нас привел сам начальник производства, Михайловна стала считать нас блатными и скоро мы стали своими в цеху. Она очень не любила, когда что-то происходило в цеху без ее ведома и со временем у меня выработался алгоритм правильного взаимодействия с ней: прийти к ней в кабинет, послушать полчаса нытья, брани и сплетен, поорать друг на друга (опционально, то есть как пойдет) и в итоге решить вопрос за оставшиеся пять минут. У Михайловны был зам – молодой парень, которого устроил на эту должность зам по производству Шарагин (то ли родственник, то ли сын друга). Шарагин мечтал со временем сделать его начальником цеха. За это Михайловна не любила их обоих, но достать до зам по производству она не могла, поэтому все шишки сыпались на мальчика, она писала начальнику производства на него докладные, в которых жаловалась, что он не выполняет поручения и не соблюдает субординацию, просила его уволить, понизить, лишить премии. Из-за боязни что он ее подсидит, она работала даже в отпуске. Как-то раз мы с Вовой пришли в цех в это самое время.

– Можете нам помочь? – спросили мы Михайловну.

– Я в отпуске.

– А кто за вас?

– Никто за меня! – и тут начался ор на полчаса.

Так ничего и не добившись мы пошли обратно на стенд и по пути встретили молодого зама Михайловны.

– Ты за Михайловну?

– Нет, не дает другим, и сама ничего не делает. Идите к начальнику производства пожалуйтесь.

Нет, на Михайловну жаловаться себе дороже, это мы уже знали. Когда мы вернулись в свой кабинет В.Ю. сказал, что меня искал начальник отдела.

– А чего он на мобильный не позвонил? – спросил я В.Ю.

– Да вот как раз собирался, – ответил В.Ю.

Начальник отдела не умел и не любил пользоваться современной техникой. Он часто ныл, что программисты его обманывают, говорят, что готово, а потом оказывается не готово. На мой взгляд было странно возглавлять самый прогрессивный отдел настолько некомпетентному человеку. Однако на его место никто не спешил, так как директор был страшен в гневе: орал, ругался, оскорблял. Ходил слух, что он довел одного главного конструктора до сердечного приступа, после чего тот уволился и стал работать в охране, открывать шлагбаум (возглавил ОКР «Шлагбаум» – как шутили параллелепипедовцы).

– Я был у директора, – сказал Н.О.

– Опять орал? – спросил В.Ю.

– И орал, и анал. Нам поручили разработать новую верхнюю панель для морского пульта.

– У нас есть новая панель от пожарной станции. Предлагаю ее переделать под морской пульт, – предложил В.Ю.

– Ну вот вам начальника конструкторского отдела в помощь и приступайте.

Мы с В.Ю. пошли к начальнику конструкторского отдела. Все программисты очень любили ходить в конструкторский отдел, так как там было много молоденьких и симпатичных девушек. Они шли туда для того, чтобы забеременеть, официально оформить декретный отпуск и получить все полагающиеся выплаты. Услугами самих ВПК-шников при этом они не пользовались. Начальник конструкторского отдела внимательно нас выслушал и сказал:

– Разрабатывайте, я не против.

По пути обратно В.Ю. сказал:

– Этот работать не будет, придется опять все самим делать. Завтра приступим.

Эскизный этап

Был пропущен.

Техническое проектирование

Тоже было пропущено.

РКД

После небольшого препирательства между начальником нашего отдела и конструкторского последовал доклад наверх. В итоге нам на проект выделили девочку-конструктора. Это была не сильно симпатичная спортсменка с очень хорошей фигурой, глупенькая, но живая и очень бойкая. Так же в нашу команду попали Вова и эколог. Возвращаясь с установочного совещания в кабинете начальника конструкторского отдела, где нас познакомили с Дашей, Вова спросил меня:

– Как тебе Даша?

– Не знаю, надо пробовать, – ответил я.

– Попка у нее как орешек.

– И мозг как орешек, – встрял в нашу беседу эколог.

Между Вовой и экологом разгорелся спор, они отстали в районе стенда, а я пошел к В.Ю.

– Виталий Юрьевич, нужно сначала провести техническое проектирование, разработать общее ТЗ, на его основе написать частное техническое задание (ЧТЗ) для программистов, а уж потом подключать нас, – сказал я.

– Нам некогда проектировать, надо уже рисовать и сдавать в архив КД. А заодно начать разрабатывать ПО. Для этого мы обопремся на прототипы. Из последних сданных проектов есть панель от пожарной станции, которую делали для индусов. Предлагаю ее посмотреть и подумать, что там можно позаимствовать.

После этого мы пошли на стенд, где стоял один из экземпляров пожарной станции. Скопировав себе исходники я сел за рабочее место на стенде, чтобы их посмотреть. В.Ю. подошел ко мне и сказал, что он нашел для меня компьютер. Мы пошли в бухгалтерию. Там средних лет женщина разговаривала с Дашей.

– О, привет! Ты чего тут? – спросил я.

– К маме зашла.

Тогда я заметил, что средних лет женщина действительно очень похожа на Дашу лицом, только она была очень толстой.

– А я за компьютером.

Мама Даши показала компьютер недавно уволившейся бухгалтерши и попросила на всякий случай ничего не стирать из папки «Отчеты» и «Черная Б.Г.» (это фамилия уволившейся бухгалтерши, а не то, о чем вы подумали). Мы забрали компьютер и понесли его к нам в кабинет. Когда все увидели новый компьютер, собралась толпа и начали мне помогать подключиться. Когда компьютер был собран и подключен, оказалось, что конфигурация у него была практически топовая. Все с завистью смотрели на меня.

– Странно, что в бухгалтерии компы лучше, чем у программистов, – прокомментировал мой сосед.

Я развернул среду разработки и запустил исходники. Но разобраться я в них не смог, код был запутанный и полный всяких странных костылей, переменные в нем назывались los_parametros_1, los_parametros_2 и так далее. Я показал это В.Ю. и сказал, что это совершенно нечитаемый код и без документации мне с ним не разобраться, проще заново написать.

– У нас так многие делают – завязывают все на себя и становятся незаменимыми специалистами. Если вдруг конфликт – у тебя всегда есть страховка от работодателя.

– Я думал исходники должны быть написаны сопровождаемо, разработана документация и храниться это все должно на общем сервере?

– Так и должно быть, но… Добро пожаловать в реальную жизнь, сынок!

Бабушка с татуировкой дракона

Игорь Якоревич (кличка Якорь) приходит на работу в крайне мрачном настроении. Через некоторое время по его приходу из его кабинетика раздается звук: «П-ш-ш-ш! Буль-буль…». И в общем пространстве нашего кабинета с улыбкой на пол-лица появляется Якорь, держа в руке кружку с чаем (на самом деле там джин с тоником). Его кабинетик ближе всего к моему столу, поэтому мы часто с ним общаемся по утрам. В этот раз он увидел на моем столе компьютер и поздравил меня с потерей девственности:

– Теперь ты настоящий программист! Не всем программистам в «Параллелепипеде» дают компьютер, некоторые так и увольняются не став счастливыми обладателями персональной машины. Теперь тебе еще нужно соорудить кабинетик, а то торчишь тут как Александрийский столп на Дворцовой.

Он активно берется за дело, мы сдвигаем общие шкафы таким образом, что полки повернуты наружу, а задние стенки образуют мой небольшой кабинетик. В нем темно и откуда-то из пучин своего кабинетика Игорь Якоревич приносит настольную лампу. Вошедший В.Ю. некоторое время с недовольной миной наблюдает эту картину и говорит:

– Было одно нормальное рабочее место, но и тут нагородили.

Но разобрать не говорит.

– Тут в соседнем кабинете нынче днюха, нас позвали напицца, – продолжает В.Ю.

– Наверно на пиццу? – спрашиваю я.

– Ну, пойдем узнаем, – говорит В.Ю.

Все перемещаются в смежный кабинет, там день рождения у одной из бабушек-программисток. Она очень активная, молодиться, любит путешествовать и всем об этом рассказывать, всегда в хорошем настроении, у нее есть татуировка с драконом. На своем рабочем месте она всегда сидит в наушниках, слушает аудиокниги. С ней легко и приятно общаться, она всем помогает советами и делом.

– Сегодня у меня день рождения, а с понедельника я в отпуске, – сказала бабушка.

– У меня два отпуска, первый – когда у моего начальника отпуск, а второй – мой, законный, – ответил ей Якорь.

– У меня татуировка дракона, потому что я в год дракона родилась, – сообщает веселая бабушка Якорю. – А вы в какой год родились?

– В год динозавра! – сообщает Якорь.

– Нет такого животного! – смеется веселая бабушка.

– На самом деле их всех нет! – отвечает Якорь.

Мы с Вовой берем пиццу и отходим к окну.

– Я тут с мамой Даши познакомился, она оказывается в бухгалтерии работает.

– Это многое объясняет, я все думал, как это юное дарование вообще на работу взяли, – влезает в нашу беседу непонятно откуда взявшийся эколог.

– А ты чего пиццу с мясом жрешь? Ты же веган? – агрессивно спрашивает Вова.

– Пицца – это настолько эротично, что даже веган не может устоять в отличие от твоей Даши, – парирует эколог.

– Что ты хочешь от Даши? – повышая голос спрашивает Вова.

– От Даши я ничего не хочу! – ржет в ответ Ваня.

Вова краснеет, я чувствую, что сейчас будет скандал и увожу его показать свой кабинетик.

– Как там у тебя с Дашей? – спрашиваю я его по пути.

– Знаешь сколько ей лет?

– Откуда я могу это знать, я же не в бухгалтерии работаю.

– Ей 27 лет. На обеде я затащил ее к себе. Она полежала со мной в кровати, поплакала, сказала, что еще девственница, не готова к отношениям и предложила дружить.

– Дааа… Дружбой ночью не займешься. Есть еще 27-ми летние девственницы?

– Я вообще потерялся по жизни, я уже сомневаюсь, смогу ли я когда-нибудь нормально работать? Или буду тут вечно торчать и бездельничать? – начал ныть Вова.

– Наберешься опыта и пойдешь в иностранную компанию, не переживай.

– Это ты может сможешь так сделать, а я уже в Липецке так отсидел, сбежал, приехал сюда и тут тоже самое. У нас не контора, а школа сисадминов.

– Почему сисадминов?

– Большинство молодежи, которая отсюда увольняется не может работать как программисты, потому что так ничему и не научились, при этом сильно разленились. У самых толковых получается стать системными администраторами, у остальных все сводиться к бездумному хождению между почти одинаковыми конторами. Так что не засиживайся тут.

Если ты случайно вспотел – покажись начальству

Пока Вова погрузился в отношения с Дашей я погрузился в работу. Однажды утром, устав разбираться в исходниках пожарной станции, я начал сочинять такое письмо для Вовы:

Дорогой друг! Пока ты играешь в заброшенном цеху с Дашей в теннис, я хотел бы описать тебе то, с чем приходится иметь дело каждый день, то, что вызывает нескончаемое отвращение и боль в кишечнике. Не удивляйся, что в описании этом ты не встретишь слова "дизайн", равно как и слова "архитектура", не говоря уж о таких нежно любимых мною словосочетаниях как "разделение функциональности" и "управление сложностью". И наверно, ты уже догадываешься, почему. Дело в том, что эти красивейшие и благозвучнейшие термины, к моему великому прискорбию, невозможно употребить для описания переданных мне исходников.

Когда мы имеем дело с запутанным кодом, мы обычно говорим – "темный лес". Но ЭТО – даже не лес! Это похоже на выжженный после падения Тунгусского метеорита и зараженный радиацией бурелом, в котором уродливые, покореженные деревья сплелись в оцепенелых объятьях, ощетинившись ядовитыми иглами dynamic_cast-ов! На этих исковерканных мертвых деревьях паразитируют безобразные ленточные черви switch-case-конструкций, глумливо извивающиеся на десятки страниц! Они плодятся как зомби после ритуала Вуду, подстегиваемые порочной практикой copy-paste.

Среди бурелома кровавой, всепроникающей жуткой мглой течет туман магических переменных, большинство из которых называются los_parametros_N. Бесстыдно обнажаются plain-C-объявления функций, двойные указатели рябят в глазах, оттесняя сиволапые и неуклюжие циклы, в которых место простых переменных высокомерно заняли итераторы. Корявые и глючные, STL-подобные контейнеры подобно клещам-сосальщикам гнездятся в интерфейсах framework-a.

И над всей этой безобразной, остервенелой, погрязшей в безумстве и распутстве клоакой, зловонным какодемоном возвышается основной класс, cpp-файл которого насчитывает без малого 10000 строк! Горе тому, кто заглянет в его гниющее нутро! Разнообразные функции безо всякого разбора громоздятся одна на другую. Вложенность циклов и if-else-конструкций легко разменивает второй десяток. Любая логика здесь оступается и с воплем проваливается в смердящую трупной вонью бездну!

Всплески радости и волны отчаяния накатывают на меня во время компиляции этого кода! Я жалею только об одном: почему разработчики компилятора gcc не оснастили свое детище выходом на звуковую карту? Я бы с превеликим удовольствием посмотрел на лица авторов этого говнокода, когда компилятор раз за разом воспроизводил бы подобающие случаю булькающие и пердящие звуки!!!

Я так увлекся написанием этого текста, как не заметил, что сзади меня кто-то стоял и читал мое письмо.

– Смешно, это про что ты пишешь?

Я вздрогнул и оглянулся. С благодушной улыбкой на лице сзади меня стоял Якорь со своей неизменной кружкой с чаем (на самом деле не чаем).

– Виталий Юрьевич дал мне задание написать код для новой верхней панели и дал исходники от пожарной станции как образец, а я в них никак разобраться не могу.

– Так это я делал! – воскликнул Якорь. – Что тебе там не понятно?

После небольшой дискуссии стало понятно, что исходники писались разными людьми в разное время, код мигрирует из одного проекта в другой и давно зарос лишними ветками, функциями и классами, документации на него никогда не было. Его давно надо было почистить, но никто этого делать не хотел. При этом загрузка у программистов была не очень большая, по большей части они бездельничали, но рефакторингом заниматься не спешили. После небольшой борьбы с кодом Якорь помог мне его скомпилировать, и посоветовал не лезть внутрь, а лишь дописать и изменить код в нужных местах.

– Плох тот программист, который ругает чужую работу, а сам не может ее продолжить. В крайнем случае будет у тебя время – отрефакторишь, – резюмировал он.

После завершения разработки программы я создал специальный имитационный модуль, который генерировал поток сообщений, и на корабле, изображенном на верхней панели, задвигались пушки, замигали разными цветами пиктограммы, начала отображаться информация о состоянии всех систем. Энтузиазм у меня был такой, что я снова перестал ходить играть в теннис и выходить на прогулку в обеденное время. Вова один раз подошел ко мне, но поняв, что я очень занят, переключился на Дашу и больше работать мне не мешал.

Даша взяла конструкторскую документацию от пожарного пульта, заняла в нормоконтроле новые децимальные номера и положила в архив копию старой документации под новыми номерами. Таким образом мы закончили проектирование и отдали всю документацию в производство. Я пошел доложить Виталию Юрьевичу. Он уважительно сжал губы и посмотрел на меня одобрительно качая головой.

Пожар

Я шел по директорскому коридору. За стремительную разработку верхней панели мне объявили благодарность с занесением в трудовую книжку, о чем я и шел ознакомиться в отдел кадров. В коридоре я встретил девочку лет четырех-пяти. На спине у нее была приколота бумажка: «Если встретите эту девочку, приведите ее, пожалуйста, в отдел кадров, к. 217». Я очень люблю детей, поэтому, улыбаясь, спросил ее:

– Привет! Ты откуда?

– Я из отдела кадлов! – бойко ответила девочка.

– О! А мне как раз туда! Покажешь где это?

Девочка деловито взяла меня за руку и отвела в 217 кабинет. Там мне дали ознакомиться с новой записью в трудовой книжке: «Объявить благодарность за проявленную инициативу при разработке верхней панели морского пульта и большой личный вклад в освоении данного изделия в производстве». Кроме этого, дали копию приказа с пространным хвалебным текстом. По пути обратно в свой кабинет я встретил Вову и показал ему копию приказа. Он прочитал и спросил:

– И даже премию не дали?

– Нет.

– И зарплату не повысили?

– Тоже нет.

– Ну отлично. Еще бы написали: «Похлопать по спине».

– Ага, – засмеялся я. – Или «Похлопать ниже спины».

Вова было рассмеялся, но тут же поник.

– А у меня в коммуналке пожар был.

– Да ты че?

– Да, хозяин сдавал свою комнату, на эти деньги бухал, а сам жил на кухне, спал на диване. Заснул пьяный и сигарету не потушил. В итоге коммуналка ночью вся сгорела, так как там весь коридор был застроен самодельными этажерками, где все хранили разный хлам. Я еле выскочить успел, а хозяин сгорел.

– Да, не повезло.

– Не повезло знаешь в чем? В том, что это было очень, очень дешево. Других таких предложений в этом районе я не нашел. Я пока живу в гостинице, но это очень дорого для меня. Вот смотри, какое я объявление нашел. Вова протянул мне мятую бумажку, на которой я прочитал:

Сдам разъебанную в хлам комнату в коммунальной квартире 6 кв. м. в центре 10 000р., для настоящих экстремалов со стальными яйцами! Есть практически все, но все не пригодно к использованию. За то я новый кран в ванной установил, шторы постирал и ведро с тряпкой купил, микроволновка в подарок, а также весь хлам, который остался от предыдущих жильцов! Комната хорошо впишется в интерьер САДОМАЗО или какой-нибудь склад. А еще, я готов купить мешок цемента, строительные средства чтобы устранить казусы, о которых вы еще не знаете, но это пока сюрприз. Все тайны сразу не открою. Возможны варианты понижения оплаты, коммуналка оплачивается ОТДЕЛЬНО! + покажу как не платить за электричество. СУППЕР ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЛЯ ДОЛГОЖИТЕЛЕЙ С ПЕРСПЕКТИВОЙ В БУДУЩЕЕ! ПОНИЖЕНИЕ ОПЛАТЫ: за 9 000 р. в мес. если оплачиваете 6 мес вперед, за 7 000 р. в мес. если оплачиваете 12 мес. вперед. Так же, если сделаете ремонт – оплата остается прежней. Для очень жадных: могу сделать хороший ремонт, но тогда уже будет от 15 000 р. в мес. + коммуналка. Для риэлторов и желающих так сказать пощекотать нервы и пощупать все наяву – просмотр платный от 200 р. за визит. Просмотр из коридора 100 р. просмотр одним глазом 50 р. ГРУППОВЫЕ ЭКСКУРСИИ 10 р. с человека (не менее 10 чел.), просмотр с улицы в окно -БЕСПЛАТНО! В связи с моей загруженностью по работе вынужден сделать такой тариф, нужна компенсация. Есть плюсы: 1 – это лучше, чем жить на улице, 2 – хуже вы уже не сделаете, 3 – нету тараканов и прочей живности, так как они тут не выживают, 4 – если у вас есть кошка, то я не парюсь за ободранные обои, 5 – если у вас есть собака, соседи там глухие пусть хоть завоется, 6 – затопить вы сможете только бомжей в подвале, 7 – я отличный парень со мной можно договориться!

Тел.

– Теперь мне надо либо другую работу искать, либо тут повышение получить, вот иду к В.Ю. договариваться, – прокомментировал Вова.

Когда мы вошли в комнату эколог стоял у стола В.Ю. и рассказывал:

– Вот сейчас унитазы такие, что когда говно плюхается, брызги летят, а раньше, там была такая полочка, и говно на полочку падало, поэтому не брызгалось. Но был недостаток – надо было потом хорошо ершиком поработать. Вот поэтому я сначала бросаю побольше бумаги, чтоб не брызгало. Я вообще люблю в этом деле много бумаги.

– Это все хорошо, но ты понимаешь, ты туда бумаги накидаешь, потом наложишь, затем еще бумаги накидаешь, а потом оставляешь. Следующий за тобой нажимает кнопку – и засор. Понимаешь, столько бумаги топить – это не экологично! – увещевал его В.Ю.

Эколог и В.Ю. обернулись на нас.

– О! – Сказал В.Ю. – Раз вы все тут вместе собрались, расскажите, как у вас дела идут по верхней панели?

– Мне срочно нужно в отпуск, месяцев на девять, – сказал эколог.

– А ты забеременей и в декрет пойдешь, как наши девочки-конструктора. Иди к начальнику отдела, скажи, что ты верхнюю панель доделывать не будешь, он тебе и зачать поможет, – предложил В.Ю.

Эколог поспешил слиться, Вова покраснел, а я специально молчал, так как знал, что В.Ю. провоцирует их, а сам все знает из моих докладов. Тут Вова начал рассказывать про пожар и в завершение сказал:

– Мне теперь нужно больше денег, чтобы я не уволился, мне жить негде.

– Ну ОК, пошли к НО, – ответил В.Ю.

– Я с вами хочу, я же отличился, – сказал я и показал В.Ю. приказ.

– Я знаю. Это я писал, – заулыбался В.Ю. – Ну пошли вместе.

Мы пришли в кабинет к НО. Он сидел и что-то писал в своем фирменном ежедневнике. В.Ю. коротко изложил ему историю про пожар и про верхнюю панель.

– А панель вместе делали?

– Да, – сказал Вова и покраснел, я промолчал.

– Хорошо, сегодня как раз к директору с кадровыми вопросами иду, доложу. Заодно, Виталий, доложу наши предложения по освоению лишней прибыли.

Мы вышли в приподнятом духе и спросили В.Ю.:

– А что за лишняя прибыль? Можно нам свою долю?

– У нас тут неожиданно организовалась прибыль сверх плана, директор собирает предложения куда потратить. Я ему заказал 10 топовых машин для программистов. Но директор сказал, что очень дорого, вот я и раскидал на 20 средних машин.

– У нас будут новые компы? – спросил я.

– У нас просто будут компы? – съязвил Вова.

– Ну пока не точно, там еще с производством большая конкуренция, у них все станки еще советские, оснастки не хватает. Посмотрим, но я думаю вероятность очень большая, в конце концов мы же основная трудовая сила предприятия, его мозг!

Есть ли у директора душ(а)?

Поводом для больших скандалов часто служат незначительные формальные причины. Вот и в «Параллелепипеде» забастовка рабочих началась с небольшого происшествия. Новый разнорабочий Гаврила из службы главного инженера начал всем рассказывать, что он был в потайном кабинете генерального директора, и видел там кухню с посудомоечной и стиральной машинами, большую комнату для застолий, свой туалет, биде, а главное (что и стало предметом споров) – душ с горячей водой. Дело в том, что горячей воды в общих туалетах не было, а из душевой для рабочих давно сделали подсобное помещение, потому что желающих мыться холодной водой не было. Это всегда было предметом ожесточенных споров, так как по законодательству рабочим в цеху был положен душ. Руководство всегда отмазывалось, мол это вы сами там сделали подсобку, разберите ее и мойтесь. Информация о том, что у директора есть душ, да еще и с горячей водой, породила волну возмущения в рабочей среде. При этом начальники отделов и выше, особенно те, кто начал свою карьеру в советское время, не видели ничего страшного в том, что директор сделал себе такие условия.

– А ты точно видел этот душ?

– Да я там лампы менял, кран открывал, там бойлер висит, и всегда горячая вода! – убежденно доказывал Гаврила.

– А еще у директора свой ресторан и табачный бизнес, – добавляли бабушки-монтажницы.

– Да вы же сами хотели строить капитализм – нате! – орал на них начальник производства.

Я, Вова и Даша стояли в цеху и смотрели на этот стихийный митинг немытых рабочих.

– А нам новые компы купят! – похвастал Даше Вова.

– Не купят, – категорично заявила Даша.

– Откуда ты знаешь?

– У меня мама в бухгалтерии работает, забыл?

– Значит на станки?

– Директор сказал, что так как слишком много заявок, он не может выбрать и, чтобы никого не обидеть, решил купить себе новую машину. А то он один на совещания в «Рассвет» на Волге приезжает, остальные уже не мерседесах.

Мы помолчали и пошли к себе. Увидев В.Ю. сказали:

– Не будет нам новых компов. Директор новую машину себе покупает.

– Да не может быть, я вчера был на совещании, он подтвердил, что рассматривает еще, наше предложение в первой очереди!

– А его предложение вне очереди, – съязвил Вова.

В.Ю. побежал к Н.О. Из кабинета были слышны возгласы возмущения. В.Ю. выскочил оттуда весь красный и сказал:

– А вы правы. Будет машина. И, да, Вова, тебе и экологу повышают зарплату, а тебе, – тут он кивнул в мою сторону. – Директор сказал пока достаточно благодарности, ты еще слишком мало у нас работаешь.

Я остолбенел. От стольких подряд идущих несправедливостей мне захотелось уволиться, энтузиазм что-либо делать у меня пропал.

Начальник сектора

За рефакторинг кода я так и не сел. Наверно с теми программистами, что писали его до меня обошлись так же, поэтому код и был такой фиговый. Как ты относишься к людям, так они относятся к рабочему коду. Я стал больше времени проводить в теннисном зале, но скоро мне пришлось оттуда уйти, так как его завсегдатаями были эколог (чемпион по теннису) и Вова (тоже был неплох). Эколог всем рассказал про то, что меня прокатили с повышением зарплаты и очень часто на эту тему шутил при всех:

– Ты просто не познал Дао «Параллелепипеда»! 7% усилий порождают 64% результата!

Вова тоже стал ко мне относиться холодновато и надменно. Эх Вова, Вова! Ты же был мне лучшим другом! Действительно, люди остаются с тобой только до тех пор, пока им это выгодно, и всегда найдётся больше желающих погрустить вместе с тобой, чем порадоваться за тебя. Когда тебе было плохо, я был рядом с тобой! Но как только мне дали компьютер, и я начал выделяться на работе, ты стал меня топить, радоваться любой моей неудаче. А ведь я прикрывал тебя, когда ты гулял с Дашей вместо того чтобы работать, одолжил тебе денег на гостиницу, когда все тебе отказали…

Я стал ходить в другой полуразрушенный цех, там висел турник на стене и было существенно меньше народа. Приходили сюда только парни, делали пару подходов и уходили. Я приходил и тоже делал подходы к турнику пока никто не видел, так как я не был силен в подтягивании. Если же кто-то был в цеху, я смотрел в окно, делая вид, что жду своей очереди. В один из дней, я застал в этом цеху нашего разнорабочего Гаврилу. В другом конце цеха он выставил пирамидой целую гору старых унитазов, а сам стоял перед этой конструкцией с одним из унитазов в руке. Тут у меня зазвонил телефон, я поднял трубку.

– Ты где? – спросил Виталий Юрьевич.

– На территории.

– Зайди к Н.О. в кабинет, дело есть.

Тут Гаврила бросил унитаз, он с грохотом врезался в пирамиду из других унитазов. Брызнули осколки во все стороны, в помещении поднялась пыль.

– Что там у тебя происходит?

– Да это на производстве шумят, сейчас приду, – сказал я и повесил трубку.

Когда я пришел в кабинет там уже сидел В.Ю. и Н.О. рассказывал ему про книгу «Справочник терапевта»:

– Это страшная книга, у нас ее в советское время все читали и придумывали себе болезни. Был у меня инженер в подчинении, приходит к терапевту в медчасть, рассказывает, а тот: «Не понимаю». «А ты 38 страницу посмотри!» «А-а-а-а!!!» И на больняк. А потом через 3 недели прилетает загоревший из Ялты!

Тут Н.О. прекратил «вечер воспоминаний» и обратился ко мне:

– Мы решили не только орально и текстуально тебя поощрить, но и повысить в должности и окладе. Теперь твоя должность будет называться «Начальник сектора».

– А что это за сектор?

– Ну у нас есть генеральный директор, под ним – Директор-НТЦ-1. Научно-технический центр состоит из пяти отделов, один из них наш – программистский, кстати, самый большой по численности. А уже отдел состоит из секторов по 3-5 человек. Вот начальником одного из этих секторов тебя и назначили.

– То есть у меня будут подчиненные? А кто?

– Ну для начала отдадим тебе эколога и Вову, а потом уже посмотрим.

Я помолчал, подумал и предложил:

– А можно мне не отдавать их? Я лучше себе из новых наберу.

Н.О. и В.Ю. переглянулись.

– Да ты растешь! Прямо настоящий начальник! Правильное решение! Ну тогда у тебя пока пустой сектор будет, я буду приглашать тебя на собеседования, и ты сам наберешь себе людей.

– Отлично, спасибо! А вообще у нас какая организационная структура – функциональная или проектная?

– У нас форма организации называется «Семья»: батя на кухне рассказывает, что кому делать, а кто не сделает – бьет по лбу ложкой.

– Теперь понятно. А то было не понятно, – ответил я и вернувшись на рабочее место сел рефакторить код верхней панели.

Крупная компания возьмет в аренду дураков

На производстве начали работать с нашей документацией и посыпались вопросы. Оказалось, что конструкторская документация разрабатывается по тому же принципу заимствования из прототипа. Во время производства все ошибки в КД записывались в специальный журнал опытного производства (ЖОП). После изготовления конструктора должны были откорректировать документацию по замечаниям из ЖОПа, но до этого никогда не доходили руки. Рабочие ругались и кипятились:

– Да сколько можно? Мы каждый раз при постановке на производство говорим вашим конструкторам, что надо исправить ошибки, потом эти ваши конструктора приходят с рулеткой, меряют что получилось по факту, копируют ЖОП и уходят править КД. Но с каждым следующим запуском КД оказывается неоткорректированной! И снова приходит новая девочка-конструктор с рулеткой в руках, и история повторяется!

– А как же вы работаете с такой КД? – спросил я.

– В прошлый раз мы выбросили КД, потом засунули все круглые штуковины в маленькие отверстия, стянули винтами все что на это напрашивалось, а потом забили оставшиеся детали молотком.

– Я вообще программист, к конструкторам не имею отношения. Как говориться – не моя головная роль! – парировал я.

– Тебе надо, ты иди и пинай своих конструкторов, мы по этим говно-чертежам работать не будем! Как потом это приемке сдавать? – голосила Михайловна.

Заряженный энтузиазмом я побежал к начальнику конструкторского отдела:

– Дыру удалось закрыть, но теперь нужно действительно откорректировать чертежи, по ним ничего нельзя купить, все ПКИ устарели, а в конструктиве много ошибок.

– Вам что, лишь бы купить? Я не для этого чертежи рисую! – заорал начальник конструкторского отдела. – У меня столько задач! Вон самолет надо сделать в престольном исполнении, для царя! Новый корабль для индусов! Подводную лодку для китайцев! А ты тут со своей панелью! Что мне НЕ ДЕЛАТЬ, чтобы откорректировать твои чертежи?

– Мозги не ебать. Остальное делай. И срочно, – раздался сзади меня зычный голос начальника производства, входящего в кабинет.

Они оба засмеялись и пожали друг другу руки и приобнялись. Когда Владимир Игоревич (так звали НКО) нанылся, Михалыч ему сказал:

– Вова, кончай ныть, у всех куча работы и нет людей. Видишь парень старается, он из тех, кто пытается подразобраться, на таких энтузиастах держится наша контора.

– Опыт и алкоголизм всегда побеждают молодость и энтузиазм, – саркастично заметил В.И.

– Дай ему в помощь Людмилу Николаевну, она опытный конструктор и быстро сделает. Тут делов-то!

– Да занята она.

– Пошли спросим.

Мы пошли по большому помещению, перегороженному шкафами и этажерками. В кабинетиках возле окон и в углах сидели бабушки, а в проходе – молодые девушки. Попасть на козырное место можно было двумя способами – либо пересидеть всех, либо отличиться. Иногда попадались такие отличившиеся молодые девушки, сидевшие возле окон. Мы подошли к женщине лет 50-ти, очень бойкой и активной. Возле нее в проходе сидела Даша. Она тоже подошла. После непродолжительной беседы Л.Н. взяла флэшку с чертежами и обещала посмотреть. Даша смотрела на меня надув губы. Мы разошлись, я пошел с начальником производства, нам было по пути. Когда мы отошли подальше он так прокомментировал нашу встречу:

– Владимир Игоревич вообще адекватный, но его нужно убедить, а если убедишь, то это еще не факт, его может кто-нибудь другой по пути в кабинет переубедить. В общем болтается он как лист в проруби. Да тут еще эти сокращения снова начались. А у него бабушки, которые умеют работать, но не хотят, и девочки, которые хотят работать, но не умеют. Кого сокращать? Девочек, которых только что набрали? А зачем набирали? Бабушек? А кто работать и учить девочек будет? Вот такая нелегкая судьба у начальника среднего звена в «Параллелепипеде». Директор он что? Ему вынь да положь. Он в народ не ходит. Он общается с замами, у которых хорошие условия, и они ему в рот смотрят, а у народа никакой мотивации нет, еще этот душ с машиной… Вот раньше у нас был директор, он на предприятии весь путь от фрезеровщика, через партию, институт, инженера, начальника отдела, зам директора прошел, он никогда в кабинете не сидел. Таких называли -красный директор. В советское время у директора было 15000 человек подчиненных и 2 зама. Сейчас у директора 400 человек и 20 замов и их количество продолжает расти.

– А что у нас опять сокращение?

– Да, объявили сокращение на 5% от общей численности, но вас сокращать не будут. У нас тут есть целые службы которые непонятно чем занимаются. Например, отдел технической магии, у которого не было заказов больше 15 лет. Половину их хотели сократить, так их начальник написал служебную записку, с обоснованием почему их сокращать нельзя. Директор наложил резолюцию: «Согласен». Зам по кадрам написал новую служебку, мол они не посещают, работы для них нет и приложил к старой служебке. Директор наложил резолюцию: «И с этим согласен». Вторая резолюция перевесила и уволили весь список, а заодно и того, кто писал первую служебку. Из-за обилия таких служб КПД у нас как у паровоза – всего 7%. Куча людей, а работать некому, хоть в аренду их бери.

Летай как К-52, рази как «Кинжал»

– Вот тебе первое задание как начальнику – к нам приезжают представители заказчика, надо им показать верхнюю панель, – сказал мне утром В.Ю.

– Она только с производства вышла, еще не все отладили, может не работать, – предупредил я.

– Точно не будет работать, генеральский эффект. Надо сделать чтобы работала. Пошли на стенд обсудим.

Стенд – это специальное помещение двойного назначения, с одной стороны уже изготовленные изделия проходят на нем отладку, с другой стороны происходят демонстрации этой техники заказчикам. Наш стенд разделен на 2 части: презентационную и техническую. В технической проведены провода, коммутаторы, стоят стойки с оборудованием и общие рабочие места (на одном из которых я начинал работать). В презентационной части висит проектор, доска, стоят стулья как в кинозале, а в конце располагается большой стол для переговоров. Вдоль стены смежной с технической частью стоят наши изделия, провода от задней части которых уходят через стену в техническое помещение для коммутации с серверами.

По пути на стенд мы увидели Гаврилу, который заколачивал лестничные пролеты, через которые должна была пройти комиссия заказчика.

– Я больше ломать люблю, думаю вот на снос домов пойти работать, – зачем-то поведал нам Гаврила.

На стенде царило оживление, на стенах висели плакаты, на проекторе была запущена презентация. В центре стояла красивая блондинка лет 35-ти с пышным бюстом. Пуговицы на ее блузке вот-вот должны были отлететь от напряжения в разные стороны. Мужики смотрели на ее бюст и были такие же напряженные, как пуговицы на ее блузке.

– Это она будет презентацию делать? – с сомнением спросил я.

– Да, это Маша Губинская.

– Я бы ее пригубил!

– А она бы тебя погубила. Она начальница отдела маркетинга, а также его единственная работница. Слухи говорят, что по совместительству она еще и гражданская жена нашего директора.

– А она сможет доложить?

– Еще как! Она, когда демонстрировала пожарный пульт, выходила и кричала: «Авария в отсеке!» так и хотелось бросится ее спасать!

Мы подошли к ней.

– Добрый день, Маша! Вот разработчик верхней панели, – сказал В.Ю. и показал на меня пальцем.

– Павел, – представился я.

– Очень приятно, – сказала Маша и к моему удивлению ловко орудуя тачпадом грамотно рассказала:

– Вот здесь, когда у вас проходит команда «Верхнее включено», должна загореться надпись «Выход на палубу запрещен». А когда я на нижней панели выдам ЦУ, у вас носовая пушка должна замигать красным – означает, что она отработала по цели.

– Ну «Выход на палубу запрещен» я легко сделаю прямо сейчас, а вот с ЦУ есть проблема. У нас пока верхняя и нижняя части не связаны, у меня нет протоколов обмена информацией, они секретные, я никак их достать не могу.

– Виталий Юрьевич, ну тогда как обычно, – сказал она улыбнулась и отошла в сторону.

– А как это – «Как обычно»? – спросил я у В.Ю.

– Сядешь на время показа за стенкой, в техническом помещении, типа работаешь, и когда услышишь условную фразу про ЦУ, нажмешь на своем имитаторе кнопку, чтобы пушка замигала.

– А, это можно, – сказал я.

***

В назначенный день контора блестела как невеста на утро перед свадьбой. По парадной лестнице никого не пускали, весь поток пустили по черной. Но, поскольку пролет на 2 этаже был забит фанерой, то часть народа в этот день не смогла попасть в свои кабинеты и рассредоточились по всей конторе – старики пили чай у знакомых, молодежь играла в теннис.

Маша с указкой в руке порхала как бабочка. Сзади нее стоял генеральный конструктор Густов, готовый в случае тяжелых технических вопросов жалить как пчела. По команде Маши: «Выдаю ЦУ!» я включил пушку на носу. Пушка замигала и потухла. Цель была поражена. А вот военные не были поражены. Они похоже даже не были поражены бюстом Маши. Они молча смотрели на происходящее, не подавая никаких признаков жизни. Когда проектор показал последний слайд с надписью «Чем больше в армии дубов пультов, тем крепче наша оборона!» последовал первый вопрос от заказчика:

– А почему у вас контора называется «Maritime Tech Innovations»?

Все переглянулись. На такой сложный вопрос Маша ответить не могла, поэтому вперед вышел генеральный конструктор и сказал:

– Да нет же, у нас контора «Параллелепипед» называется.

– Да как же нет, когда я на вашем сайте видел, – сказал адмирал. – Что с вами не так? Вы что, нерусские?

– Да русские мы, это второе название для индусов, они «Параллелепипед» ни написать, ни выговорить не могут.

– Если вы русские, почему у вас портрет главнокомандующего на стенде не висит?

– Не порядок, исправим, товарищ адмирал. Есть у нас и портрет главнокомандующего, и красное знамя. А есть ли у Вас по технике замечания?

– Есть. Вот я пришел на вахту, – адмирал подошел к пульту, остановился и сделал глубокомысленную паузу. – Мне тут 8 часов сидеть, – и опять сделал паузу. – Куда я фуражку положить должен? А? Лист бумаги мне нужен, место для журнала, углубление для карандаша не помешало бы. Да и если я устану, прилечь мне где?

– Журнал теперь в электронном виде, но мы можем тут навесить столешницу, перед нижней панелью, в ней сделать прорезь для карандаша, а сбоку крючок для фуражки. Просто это стендовый образец, так сказать без эргономики, – ответил генеральный конструктор.

– А вот эти болты у вас на панели – почему они ржавые? Мне это как серпом по горлу, пульт может и не совсем работать или чего-то может не хватать, но ржавчины на нем быть не должно!

– Главное, чтобы работало, – ответил генеральный конструктор. – Болты – это не важно.

– Пофиг как там оно у вас работает, главное, чтобы блестело! Если не блестит я воспринимаю это как личную угрозу своему спокойствию и благополучию. И почему у вас болты эти так сильно выпирают? Еще при первых полетах в космос доказали, что если обезьяна достает до болта она обязательно его открутит! Или повесит на него фуражку! Срочно поменяйте болты!

Генеральный конструктор попросил записать в протокол все замечания, чтобы в конце встречи подписать его.

– А с Боковым из «Рассвета» вы работаете? – спросил адмирал.

– Я лично бок о бок с Боковым работаю. С ним все согласовано, на всех чертежах его автограф имеется.

– Ну тогда ладно, давайте к банкету приступать, – разрешил адмирал.

Всю челядь выгнали из помещения стенда, а женщины из столовой начали накрывать стол для совещаний. По пути обратно я удивился уровню вопросов от военных, на что В.Ю. глубокомысленно ответил:

– Воинская служба ума не прибавляет.

– Ну хотя бы один вопрос по существу он мог задать?

– Военные – люди второго сорта, но именно от них зависит будем ли мы жить и вообще существовать как отдельное независимое государство или нет. Да ты не думай, это главный такой, а вон те молодые офицеры – они грамотные, с говном тебя съедят, когда ты сдаваться будешь.

Испытательная станция

Наступило время проводить испытания пульта, который был почти готов за исключением одной детали – не работало сопряжение верхней и нижней панелей. Для того, чтобы сделать это сопряжение нужны были специальные протоколы передачи данных, а они, во-первых, были секретные, а во-вторых, их никто никогда не видел. Даже специальный дед, который был почетным (и по нечетным) сотрудником в отделе программистов, взятый специально для того, чтобы знакомиться с секретами и отдыхать на даче (а не по заграницам) не мог найти этих протоколов в секретке. Обращения в «Рассвет» оставались либо без ответа, либо ответ был настолько туманным, что было не понятно, есть ли у них самих эти протоколы или нет.

Я пришел к НКО. Он сидел в окружении молоденьких конструкторш, смотревших на него влюбленными глазами, и рассказывал о своей командировке на Камчатку:

– А вы знаете, что на Камчатку нельзя попасть по суше? Нет дороги. Либо по воздуху, либо морем. Мы туда в самые холода прилетели, а там в гостинице – бассейн с водой из горячих ключей прямо под открытым небом. Там очень жарко, туда труба с холодной водой подведена для охлаждения. Я там плавать начал в размашку, а мне спасатель говорит: «Слышь, мужик, ты так не плавай, сердце может не выдержать». Ну мы со Степой сели, он мне что-то рассказывает, меня так расслабило, я его в фоне слушаю, он что-то говорит и периодически пропадает, я думал, что это я засыпаю, посмотрел на него, оказывается, что это у него на лысой башке образуется сугроб, и он ныряет что бы его смыть. Потом я пошел в номер и меня так вырубило! Я никогда так крепко не спал!

– А медведей там много? – спросила одна из девушек.

– Да, там в тайге их много. Чтобы посрать нужно вдвоем с ружьем идти. Один дело делает, второй охраняет. Или, например, медведи знают, что люди хорошие грибы собирают, поэтому караулят их на тропинке, по которой местные ходят в лес за грибами и на обратном пути садятся и ждут. Человек возвращается, видит медведя, бросает корзинку с грибами и убегает. Те, кто давно живут, корзинку не бросают, просто высыпают грибы и идут обратно в лес собирать.

– А они часто нападают на людей?

– Нападают не часто, но встретить их можно. Мы со Степой пошли погулять и увидели медведя, роющегося в мусорном баке. Туда шли 40 минут, обратно добежали за 10.

– А они большие?

– На Камчатке они большие, потому что рыбу едят, а вот в Красноярске маленькие, как собаки. Тайга пустая, есть нечего, так они по дачам да по помойкам лазят. Шкуру можно купить за 5 тыс. рублей, а штраф – 250 тыс. рублей. Отстреливать запрещено, поэтому их очень много развелось.

– А вы пробовали мясо медведя?

– Мясо медведей червивое, его есть нельзя. Проволочник, червь такой – очень их мучает. Вообще в дичи много паразитов, опасных для людей, ее лучше не есть. Хотя в ресторанах есть медвежатина, но я не уверен, что это именно она.

Тут я прервал его рассказ и спросил:

– Владимир Игоревич, кто от вас на испытания поедет? Камчатский медведь или красноярский?

Девчонки захихикали.

– Нет, не медведь. Вы поедете.

– Но я не конструктор, как я могу за вас поехать?

– Да не скромничайте, вы уже почти конструктор.

Владимир Игоревич пустился в длинные разглагольствования в стиле «Я не буду делать за вас свою работу». Из его разговора я понял, что он подумал, что я хочу забрать Л.Н., но я попросил Дашу, и он сразу же согласился:

– А, Дашу? Забирай!

Я подошел к Даше. При моем виде она сделала обиженную мордашку и отвернулась.

– Даша, тебе надо будет со мной поехать на испытательную станцию сопровождать испытания пульта от вашего отдела, я с Владимиром Игоревичем согласовал, оформляй командировку.

– Зачем, это же не я конструировала, а Л.Н. Вот ее и бери с собой!

– Ну ты же начинала, вот и разберешься заодно, что ты как маленькая! Ты же хочешь в конце концов научиться?

Даша хотела, немного покапризничав она согласилась. Вову я не пригласил. И эколога тоже.

***

Техника была упакована на производстве и погружена в грузовик. Испытательная станция «Параллелепипеда» находилась между Калищем и Алкашевкой. Мы приехали на станцию после окончания рабочего дня. Народ уже разошелся по домам. Я нашел начальника испытательной станции и попросил его:

– Надо помочь разгрузить машину, дайте людей.

– А вы что же не люди? Вдохновите личным примером! А то вы впихиваете невпихуемое в кузов, а они потом путают педали! – начальник станции был немного пьян и настроен воинственно.

Но я был к этому готов, В.Ю. из запасов отдела передал мне для него бутылку коньяка. Я вынул ее и сказал:

– Это Вам лично от генерального директора.

– От самого! Ого! Что такой важный груз?

– Да, важный. На корабль. Тяжелый. По расчетам наших конструкторов должен прямое попадание ядерной бомбы выдерживать.

– Ладно, пошли ко мне в кабинет.

Придя в кабинет, начальник испытательной станции позвонил паре человек, которые были на круглосуточном дежурстве и попросил помочь разгрузить машину. Затем он достал рюмки, и мы стали пить коньяк «по партийному». Когда мы начали вторую бутылку (но уже не коньяка, а простой беленькой, которую НИС достал из своего сейфа) за окнами раздались крики и грохот. Я выглянул в окно. На земле валялся разбитый ящик, из него вывалился наш пульт.

– Как же он у вас попадание ядерной бомбы будет выдерживать? – кричали мужики.

– Он же должен на платформе через амортизаторы зафиксирован быть! – вопила Даша.

Начальник испытательной станции подошел ко мне, посмотрел в окно и сказал:

– Главное мониторы не разбили, остальное Вася завтра сделает. Не волнуйся, у него руки золотые, прямо из плеч растут.

И мы продолжили пить водку.

Фееричные испытания

На следующий день я проснулся в гостинице при испытательной базе. Как я туда попал, я не помнил. Ужасно болела голова. Моего чемодана не было, а я, простите за подробности, был весь в еде. Попив воды я пошел искать Дашу и нашел ее в соседней комнате. Гостиница при базе представляла собой большой деревянный дом. В каждой комнате жили прикомандированные параллелепипедовцы. Найдя Дашину комнату я не заходя, а выглядывая из дверного проема спросил не видела ли она моего чемодана. Она сказала, что не видела, и послала меня к управляющей. Управляющей была бабушка лет 70-ти. Она тоже моего чемодана не видела. Походив по местам боевой славы я не нашел даже следов своих вещей. Позвонив Виталию Юрьевичу я попросил его посмотреть, нет ли моего чемодана в машине. В.Ю. отзвонился через полчаса и сказал, что машина приехала назад пустая. Все это время я пытался отстирать в раковине вещи и вскоре понял, что у меня это не получается. Перебежками я добежал до кабинета начальника испытательной станции и спросил нет ли у него каких вещей на смену. Он с удивлением посмотрел на меня и спросил:

– Мы знакомы?

– Мы вчера с Вами пульт разгружали, который упал, обещали, что Вася все починит, – напомнил я.

– А, вспомнил! Семеновна! – позвал он секретаршу.

Вошла дородная женщина.

– Семеновна, свари нам кофе и позвони Степанычу – попроси принести полный комплект рабочей одежды.

Мы пили кофе. Чуть позже пришел Степаныч и начал ныть:

– Зачем тебе форма?

– Да вот человек вчера неаккуратно разгружал пульт и заблевался, надо на подмену.

– Какой размер нужен? Такого большого нет, это надо к Семенычу, у него есть.

Полчаса спустя вся испытательная станция знала, что приехавший на испытания нового изделия программист неаккуратно пил водку с коньяком и заблевал единственный комплект одежды.

– Что ж он бестолковый такой, запасную одежду не взял?

– Чемодан у него украли при разгрузке.

– Не украли, а проебал. Пить на работе не надо и ничего не украдут.

– А был ли мальчик? Точнее чемоданчик?

В итоге подходящего по размеру комплекта фирменной одежду ни у кого не нашлось, и начальник станции подошел к своему кабинетному шкафу и вытащил из него новенький рабочий костюм с надписью «Параллелепипед» на спине. Протянув его мне он сказал:

– Что за народ? Ничего не допросишься!

Я поблагодарил, переоделся и пошел смотреть на пульт. Начальник испытательной станции пошел со мной.

– А Безнадежных почему не приехал? У него что, опять жопа заболела? – спросил он меня по пути.

И тут мне все сразу стало ясно, как будто я всю жизнь прожил с замом по качеству. Начальник испытательной станции выразил всю специфику работы с ним одной фразой.

– Нет, у него зуб заболел, – ответил я.

– В прошлый раз ему жопу резали, есть такая гнусь – парапроктит, картинки в интернете лучше не смотри. Почище геморроя. Говорили, что он жопу не моет, а может от частых сношений с начальством заболел. И так каждый раз – как испытания, он хворает, даром, что зам по качеству.

Два испытателя стояли перед тепловой камерой в которой стоял наш пульт и разговаривали:

– Что и говорить, на верфях вон украли винт от подводной лодки. Ну вот скажи – кому он нужен? Его же даже на металлолом не сдашь? Как они его через проходную пронесли?

– А как заметили?

– Ну как, монтировать стали, а его нет. Что там было! Море крови, горы костей!

– Может он только по документам и был, его хоть кто-то видел?

Я спросил:

– А где представитель военной приемки?

– Он пошел к себе. С утра на запуск пришел и разрешил ОТК за него участвовать.

– А ОТК где?

– Поручило нам и пошли к себе.

– А они нормальные? Проблем потом не будет? Типа не были, не знаем, не участвовали?

– Да оба ненормальные и некрасиво себя ведут, но приемка хуже. Тут недавно сквозные матричные интерфейсы привели к случайному запуску ракеты, так приемка теперь ничего не подписывает и никуда не ходит на всякий случай.

– Ну у нас не сквозной, у нас вполне себе юзер-френдли интерфейс. А где Вася?

– Он пытался сделать коктейль «Олигарх на 5 авеню», взял духи – «Олигарх» и «Пятое авеню»: смешал, выпил и отравился.

– Да ладно врать, – я уже разобрался в местном юморе. – Где он? Надо чтобы он пульт выровнял, покрасил и полирнул.

– Спит в кладовке, но ты его не буди, он если не поспит злой жутко, делать ничего не будет. Подожди до вечера как отойдет, поставишь ему пиво, и он все сделает.

– Раньше в ларьках была услуга – подогрев пива. Но ты не казак, если пиво просишь подогреть, несмотря на мороз, – прокомментировал второй испытатель.

– А жена его ругать не будет, что он на работе задерживается? – спросил я. – Мне то все равно тут торчать, я командировочный.

– Его жена тебе спасибо скажет, что он не в гараже пиво водкой полирует, а на работе изделие.

– А есть у вас еще инженер по эксплуатации? Мне бы полирнуть пульт в одном месте и дальше на вибрацию ставить.

– Ну Слава есть…

– А где его найти?

Более старший собеседник говорит:

– Это я Слава.

– А по отчеству Вас как? – спрашиваю я.

– С такой зарплатой можно просто Слава. Но у меня руки прямо из мозга растут, я полировать только коньяк портвейном умею. Не торопись-пись-пись, лучше Васю дождись-дись-дись. Быстрее получиться.

– Почему быстрее?

– Потому что после Славы переделывать не надо будет! – заржал второй мужик.

Пленарное заседание

Все положенные по группе исполнения испытания (на вибрацию, удар, соленую воду и прочие) пульт выдержал вполне достойно. А вот сопряжения верхней и нижней панелей так и не было. Однако это никого не смущало, более того, этот вопрос никто на поднимал и решили испытания заканчивать. Из «Параллелепипеда» приехало много народа: начальство, военная приемка и даже Вова с экологом. В актовом зале собралось большое пленарное заседание. Генеральный директор в белом костюме вышел на сцену и начал речь:

– Товарищи! Давно мы уже не делали ничего нового! И вот – новый пульт! В нем все новое – новый конструктив, новая электроника, наконец новое программное обеспечение: системную часть мы переписали по требованию нашего заказчика на российской операционной системе, а верхнюю часть сделали на Windows, так как наши операционные системы пока не могут так хорошо работать с графикой.

Я стоял возле В.Ю. и сказал:

– Нижнюю часть никто не переписывал, как была для индусов, так и осталась.

– Этот пульт может выдержать даже ядерный взрыв! – продолжал свою речь директор.

– Но не может выдержать падение из кузова грузовика, – продолжал я.

– Не мешай директору врать, – перебил меня В.Ю.

В середине пламенной речи на сцену выбежала маленькая местная дворняга и сначала дружелюбно обнюхала ногу директора, а затем начала ее трахать. В зале раздались смешки.

– Чего он ее не стряхнет? – спрашивали параллелепипедовцы местных.

– Она злая жуть, лучше подождать пока кончит, – отвечали испытатели.

– Ну что же, давайте без медленных танцев начнем работу комиссии! Пленарное заседание объявляю открытым! – кончил директор и дворняжка одновременно.

Комиссия разбилась на группы и начала рассматривать протоколы испытаний. Реальный образец изделия смотреть никто не спешил. Шла бурная дискуссия:

– Не соответствует ТТЗ (тактико-техническому заданию)! – восторженно кричал военный представитель.

– Дайте ответить! – кипятился один из разработчиков.

– Надо было раньше думать! Вы вообще соответствие протоколов ТТЗ проверяли? Ставим замечание!

– Не надо замечание, оно же остановит испытания, давайте рекомендацию!

– Вам слова не давали!

– Почему я не могу сказать? Я тоже член комиссии!

– Ты член, после которого руки моют! – вопил военный представитель. Это был его звездный час. Столько времени посылаемый в сад, теперь он прибывал в экстазе.

Страсти кипели, но неминуемо наступило время обеда. Начальник испытательной станции пригласил всех в соседнее помещение. Когда мы прошли туда, там стоял накрытый стол, ломившийся от еды, в центре стола – запотевшие бутылки.

– Так, что это такое? В рабочее время? – строго сказал начальник военной приемки.

Начальник базы начал оправдываться:

– Я старый человек, я так привык, еще не перестроился…

– Ладно, хватит пиздеть, пошли за стол, – с добродушной улыбкой начальник ВП похлопал его по плечу.

Все смеются (начальник приемки пошутил – смеяться надо обязательно). Больше всех на застолье выступает эколог. Он рассказывает о новом проекте, о программном обеспечении, о протоколах передачи данных. Все молча жуют и много пьют.

– Протоколы передачи данных – это наша фишка, наше ноу-хау!

Я сижу и думаю: «Ты зачем о них говоришь? Завалить нас хочешь?» Мне очень хочется его ударить под столом. Но все молчат. Никто ничего не спрашивает и не поддерживает его монолог. Звякают рюмки, исчезает со стола еда. Эколог наконец-то замолк, ест кислую капусту и пьет молоко.

– Ты бы не мешал молоко с квашенной капустой, обосрешься, – говорит ему Вова.

– Не бойся, я привычный к такой еде, – отвечает ему эколог. – Если и обосрусь, то от осетрины со взбитыми сливками, а не от капусты с молоком!

Выпив, начали травить байки:

– У нас в 90-е бандиты на схрон купили передатчик. Схрон далеко в лесу был, там не ловил мобильник. Когда их взяли, пришли к нам. «Почему у бандитов ваш передатчик?» А мы отвечаем: «Они купили, не запрещено, он же не секретный!»

– Те кто жил в 90-е никогда не говорят «Раньше было лучше».

– Да, беспредел был, тогда чуть титановую лодку мафии не продали, – говорит начальник приемки. – Я вот когда молодой был поехал сдавать нашу технику с представителями предприятия. Был такой главный конструктор Долбня. А у нас ничего не работает. А лодку хотят со стапелей спускать. Я говорю Долбне: «Надо отменить спуск, у нас же ничего не работает». Он говорит: «Молчи». Пламенные речи, красные знамена, близиться спуск. Я ему опять: «У нас же даже на стенде не работало? Давай остановим спуск?» А он мне: «Положись на мой опыт, сынок». И когда уже лодку отвязали и начали выталкивать из эллинга, выбегает какой-то мужик в костюме и кричит: «Остановите спуск!» Долбня поворачивается ко мне и говорит: «Вот видишь!»

Все смеются, начальник приемки пошутил, надо смеяться.

– Да, раньше было лучше! Лимонад не тот и пиво не то.

– И кокс не так уже цепляет и бабы холоднее стали. Когда говорят «раньше…», я всегда отвечаю «а вот еще раньше…» Два дня назад было воскресенье, а два месяца назад – майские каникулы, а полгода назад – отпуск. Если смотреть назад – то и будет казаться, что там лучше. Ты смотри вперед, а все эти «нонча не то, что давеча», оставь!

Я подумал: «Какая же жопа будет в будущем, что я тоже буду твердить, что раньше было лучше…»

Вдруг эколог выскочил из-за стола и выбежал в коридор. Как потом выяснилось, он побежал в туалет. Однако, если ты не знал где находится туалет, то шансов найти его самому не было. Здание было старое и планировка была сложная, строенная и перестроенная в разные времена. Более того, среди местных была даже традиция – всегда провожать людей в туалет, чтобы нигде случайно не насрали (были и такие случаи). Вбежав в большой испытательный цех, заставленный огромными термобарокамерами в виде бочек (производства ГДР, между прочим), эколог увидел большой ящик и приставленную к нему лестницу. Не имея времени искать другое, более укромное место, взлетев по лестнице он прыгнул в ящик, присел и начал загружать ящик своим грузом. В это время открылись ворота цеха и въехал погрузчик, державший на вилах наше изделие. Подъехав к ящику, он остановился. Подошел стропальщик, заглянул в ящик и закричал:

– Стой! Стой! Тут человек!

Человек с огромной скоростью выскочил из ящика и стремительно убежал. Рабочие недоуменно смотрели ему в след. Уже в коридоре до эколога донесся их крик: «Бля-я-я-я-я-я!» Один из рабочих пошел на банкет доложить начальнику испытательной станции о происшествии.

– Ну уберите, – сказал он.

– Мы говно убирать не будем, пусть кто насрал, тот и убирает.

– Он тут есть?

– Нет, не видно, и раньше я его тут не видел.

– Нужно сегодня погрузить, начальник ВП должен опечатать ящик!

– Мы убирать не будем, хочешь – иди сам убери.

– Так грузите, – скомандовал начальник испытательной станции.

***

Члены комиссии, основательно нагрузившись, подписали по кругу протоколы, в которых все замечания после распечатки вдруг стали называться рекомендациями («Их не надо устранять», – думали представители промышленности, «Это то же самое, что замечания, их надо обязательно устранить, просто чтобы сейчас не тормозить отгрузку», – думали представители заказчика). После этого избранных пригласили в баню. Приемка отказались, руководство слилось, в итоге в бане оказалась та часть представителей «Параллелепипеда», которая меньше всего имела отношения к производству и испытанию изделия. Мы с Вовой и Дашей пошли гулять к озеру, где глубокой ночью нашли валявшегося в кустах бухого эколога, голого, всего в дубовых листьях от веника.

– Ваня, ты как тут оказался?

Еле передвигая языком эколог поведал нам следующую историю:

– Михалыч, оказывается профессиональный банщик. Он отфигарил меня веником, потом намазал медом. Было липко и противно. Задолбал за 2 часа: тут сядь, туда иди, стой, лежи… Еще и все пиво выдул, пришлось пить беленькую…

– Надо его отнести в гостиницу, не тут же бросать, – предложил Вова.

Мы взялись за эколога, но он был весь липкий, поэтому решили сначала бросить его в озеро. Мы раскачали его на руках и бросили в холодную воду. С диким криком он выскочил из воды и убежал куда-то в лес.

– Надеюсь он завтра не вспомнит этот эпизод, – прокомментировал Вова.

Dura lex, sed lex – закон суров, но это закон

Ранним утром молодежь играла на волейбольной площадке. Но игра не задавалась, то ли от слишком раннего времени, то ли от выпитого вчера алкоголя. Тут на площадку вышли девчонки в обтягивающих спортивных лосинах и попросились тоже поиграть. И пацаны виртуозно запрыгали превозмогая боль. На лавочке возле волейбольной площадки сидели Н.О. и эколог.

– Ваня, ты зачем в ящик нагадил? Зачем фуражку у военпреда украл? Зачем сломал дверь в цеху? И почему ты голый по лесу бегал и орал? Или это не ты был?

– Это был я. Только не украл, а тихонько взял. Не нагадил, а слегка пометил. Не поломал, а разобрал. И не орал, а пел!

– Если не умеешь пить, то не надо начинать! – возмущался Н.О.

Я не играл в волейбол. Как только меня включили в проект по верхней панели, меня, первое – перестали приглашать на уборку территории (а жаль, там было прикольно – уберешь листья, подметешь, поболтаешь с девчонками и с полдня домой), а второе – я перестал ходить на молодежные мероприятия, включая теннис в заброшенном цеху. Не потому что я стал сноб, а потому что у меня не было на это времени. Вот и сейчас пока все играли я сидел в думках об изделии. Ну хорошо, испытания пройдены, изделие отгружено. Протоколы секретные, я к ним не допущен, не имею права с ними знакомиться, это противозаконно. Как же сделать сопряжение без протоколов? Из задумчивости меня вывел грозный крик начальника испытательной станции:

– Где этот придурок???!!!

– Какой придурок? – спросил эколог.

– А! Вот ты где! Древние римляне называли таких как ты говнюками! Ты зачем в ящик насрал? –зычным басом заорал НИС.

Эколог вскочил и убежал в лес. Видимо аргументов для ведения спора у него не было. Начальник испытательной станции побежал за ним. Я подсел к НО и спросил:

– Как же нам изделие сдавать, если у нас протоколов нет?

НО ответил мне с хитрым ленинским прищуром:

– Не волнуйся, мы же как-то раньше сдавали. Просто у нас традиция такая – все делать через задницу и в последний момент. Поедешь на корабль и там разберешься.

– А я на корабль поеду?

– Хочешь?

– Хочу.

– Значит поедешь.

– А он на море?

– Можно так сказать, он на верфях.

– А что там делать?

– Настроить и запустить наше оборудование, сопрячь его со всеми системами, пройти ШИ и ХИ.

– ШИ и ХИ? Это на китайском?

– Почти. ШИ – это швартовые испытания, ХИ – это ходовые испытания.

– Но у нас же даже на стенде не работает, у меня же там заглушка в виде имитатора, я ее сам придумал!

– Ну допишешь программу прямо на корабле по реальным данным. Так все делают.

– Но ведь надо сначала сделать ТЗ, описать протоколы обмена данными, написать программу, отладить ее, а потом на корабле проверить и сдать? Так по ГОСТу, а это закон. Разве нет?

– По закону да, но по факту все пишут программы на корабле. Потом две недели позора при сдаче заказчику, и ты сможешь всем рассказывать, что был на настоящем военном корабле.

– А я и на ходовые испытания попаду? Прямо на корабле?

– Ты да, на корабле. Потому что все важные дядьки поедут на ржавом советском теплоходе, следом за кораблем.

– Не, я лучше на новом корабле.

– Это ты от неопытности говоришь. Корабль узкий, его при качке сильно болтает, а спят там прямо в рубке на досках. А на пароходе каюты с широкими кроватями, ресторан, танцплощадка, женщины. По 2 каюты на каждого члена комиссии – в одной он, в другой его фуражка. А если станет двигатель, может взять на буксир – полезная в общем вещь.

– Кто кого может взять на буксир?

– Ну конечно старый пароход наш новый корабль! Сейчас двигатели на Украине делают, из рук вон плохо делают, все время ломаются. Мы все хотим сами освоить, но куда там! Не так вдруг осваивают такие изделия.

– А если что не так пойдет?

– А если что не так, то начальство расширит тебе кругозор.

– Что сделает?

– Познакомят тебя с прекрасным миром гомосексуализма.

Свистать всех на верх!

– У вас тут нихера не работает! – кричал будущий капитан грозно ходя по кораблю. – Почему корабль до сих пор не готов к выходу в море?

– Потому что люди, которые его делают давно уже на пенсии должны отдыхать, а они тянут тут свою лямку из последних сил.

– Я что вас пожалеть должен? Когда это корыто ко дну с экипажем пойдет, вот тогда я пожалею! Их, их детей, жен, матерей пожалею! А вас на канифас блок через вентиль-дудку натяну!

– И деньги не платят, а если и платят, то гроши!

– Этот корабль почти в миллиард государству обошелся!

Грозный военный с главным конструктором подошли к носовой пушке. Возле нее терся какой-то подозрительный дед бомжеватого вида.

– А ты кто такой? – рявкнул на него военный.

– Я главный конструктор этой пушки, – пролепетал дед.

– А почему Вы в таком виде?

– Да тут все время красят, если новую одежду одеть, запачкаешься, – пояснил ГК.

Капитан замялся и спросил:

– Вы вообще откуда?

– Я из города Нижние Херы.

– Вот сколько у вас зарплата?

– 2500 рублей, – ответил Г.К.

«Ого, даже у меня 12 после повышения», – подумал я.

– Как вы живете на эти деньги? – удивился военный.

– Ну у меня еще пенсия, дача с огородом. Первые полгода тяжело, а как грибы с ягодами пойдут – тогда легче.

Военный опять замялся, потом спросил:

– Как идет запуск изделия?

– Да вот пушка задние стопоры срезает! У нее сзади стопоры, которые не должны ей давать сделать полный оборот, она возле них должна останавливаться, а она их срезает при повороте.

– Хорошо, продолжайте работать! – сказал военный, пожал руку ГК и пошел дальше.

– Теперь вы поняли, почему? – торжествующе сказал главный конструктор корабля.

– Пушка ладно, но почему корабль течет? У нас же завтра должен был первый выход в море состояться? А вдруг шторм?

Дело в том, что перед выходом в море корабль должны были проверить на проникновение воды. Но вспомнили об этом, когда рабочий день уже закончился. По приказу начальника верфи к пирсу подъехали пожарные машины, бросили концы в залив и полили корабль с брандспойтов. Утром пришедшие люди обнаружили воду почти во всех помещениях.

– Потому что неправильно так делать, люки не все закрыты были, вот вода и попала. Краской воняет, поэтому на ночь открывают проветрить иначе с утра зайти невозможно.

– Ну это допустим, но как вода оказалась в плафонах? Тоже через дверь затекло?

– Но свет то горит, значит можно плыть.

– Ладно, разбирайтесь, завтра корабль должен выйти в море.

***

Я был спокоен за свое изделие. Придя в первый день в капитанскую рубку я нашел все секретные протоколы, которые просто валялись на столе. Место где у них должен был быть гриф секретности было вырезано ножницами. «Ну с протоколами каждый может», – подумал я, и дело у меня быстро пошло. Вскоре мое ПО было готово, и верхняя панель замигала в такт кораблю. Там было очень много толковых ребят из разных городов, с которыми я быстро подружился, они помогли мне сопрячься со своими системами. Поэтому последнее время я просто лазил по кораблю, общался с людьми и ждал выхода в море. Периодически меня звали «на инструктаж» – заводили за стойки, там уже стояли рюмочки и бутерброды с колбасой. Откуда все это бралось, и кто за все это платил, я не знал. Кроме того, на корабль уже завезли экипаж, который должен был выйти в море, а впоследствии служить на этом корабле после передачи его флоту. Это внесло с одной стороны оживление, с другой стороны добавило проблем с воровством. Особым спросом пользовалась любая одежда – от куртки до дырявых носков, не брезговали ничем, даже блокнотами и ручками, оставленными на столах. Я познакомился с жаргоном и теперь знал почему борзые караси (служащие от 1 года до 1,5 лет) не любят бески (бескозырки) и все время шхерятся по кубрикам (прячутся в каютах, чтобы не заставили работать, обычно что-то красить). Как говорил капитан (как оказалось впоследствии – вполне нормальный мужик): «На корабле так: если движется, надо отдать честь, если не движется – надо покрасить!»

В последний день перед выходом в море команда чем-то провинилась, поэтому вместо того, чтобы готовиться маршировала на площадке возле пирса и пела строевую песню:

Попробуй mwah-mwah, попробуй джага, джага

Попробуй у-у, мне это надо, надо

Опять мне кажется, что кружится голова

Мой мармеладный, я не права!

Я с удивлением наблюдал за неспешными приготовлениями к выходу в море. Почему-то мне казалось, что команда должна бегать как ошпаренная по кораблю, а не маршировать. Я пошел в рубку в которой стояли все пульты управления кораблем и встретил там Вову. Перед нашим пультом стоял военный представитель из нашей приемки и кричал:

– Почему крючок не сделали? Шапку я куда повешу?

– На хуй себе повесишь, Коля! Не изображай адмирала, – ответил ему один из дедов-главных конструкторов.

«Смело, сейчас Коля разберет его на кости, ссыплет в мешок и выбросит за борт», – подумал я. Но Коля промолчал и ушел дальше бухать в шару (это такое помещение на верфи, где была наша база, хранилось оборудование, была небольшая мастерская, зона отдыха с диванами и проч.). Мы с Вовой решили сходить на нижнюю палубу и проверить наш прибор документирования. Там уже сидел эколог и пил чай из термоса.

– Ты проверил прибор документирования? Пишет? – спросил Вова эколога.

– Я за вас свою работу делать не буду! – ответил эколог.

– Понятно – проверим сами.

Мы стали тестировать прибор документирования. Экрана у него не было, но если нажать на нем определенную комбинацию кнопок, он начинал печатать последние 10 записей. По ним можно было понять: во-первых, работает ли прибор – пишутся реальные данные или какая-то чепуха, во-вторых: есть ли связь – время должно быть текущее, а в-третьих, не поменял ли кто-то опять протокол передачи данных (тоже пишется какая-то чепуха). Времени у нас было много, поэтому работали мы не спеша, вдумчиво. На стене периодически что-то хрипел ГГС. ГГС – это громкоговорящая связь, она состоит из банана (микрофона с тангетой (то есть кнопкой)) и динамика. Такие комплекты развешены по всему кораблю. Чтобы позвонить по ГГС, надо снять банан, зажать тангету и сказать что-то вроде: «Кают-компания, у вас там старшего матроса Цыдендоржиева нет?» А в ответ услышать голос из кают-компании: «Нет, Яши тут нет». Продолжить можно так: «Да где же этот хуй ходит!» Из минусов ГГС – все это слушает весь корабль, в том числе ответ Яши: «У нас на флоте не матерятся. У нас тех, кто матерится, за хуй и за борт! Цыдендоржиев у аппарата». Но наш ГГС похоже был неисправен, возможно от того, что в него попала вода, а может он так всегда работал. Скоро из плафона опять полилась вода. Мы выбежали в коридор. Там было задымление. Стремительно взлетев по вертикальному трапу мы побежали на выход. На пирсе стояли пожарные машины и заливали корабль. Нас уже ждал В.Ю.

– Я уж думал сгорите. Вы что сигнал тревоги по ГГС не слышали?

– У нас похоже ГГС неисправен, он все время что-то хрюкал непонятное.

– Вот видишь, вроде ерунда, а может стоить жизни тем, кто на корабле. Вообще моряками могут быть только очень смелые люди. В море вот так на пирс если что не выбежишь.

Выход корабля в море отложили до устранения последствий пожара.

Люблю я шторм в пивной, а море на картинке

Корабль был готов к отплытию. Уже убрали трап, оставалось отдать концы и отплыть. Мы с Вовой стояли на палубе и махали рукой. В.Ю. остался на пирсе и махал нам в ответ. Вдруг к пирсу подбежал эколог и закричал:

– Эй, на корабле, скиньте трап!

На него никто не обращал внимания. Немного побегав туда-сюда по пирсу, он полез на корабль по канату. Все стоящие на палубе и на пирсе внимательно смотрели за его перемещениями.

– Надо же, я только крысу видел, чтобы так ловко по канату лазила! – сказал моряк, стоявший рядом с нами.

Эколог благополучно долез и скрылся в трюме. Корабль отдал концы и отчалил. Как только мы вышли в море началась сильная качка. Есть два вида качки – бортовая и носовая, в зависимости от направления волны. Бортовую качку легче переносить, но в этот раз корабль шел навстречу волне, нос высоко подлетал, замирал на мгновенье и резко падал вниз. Легче всего носовую качку переносить где-нибудь в середине корабля, но наше помещение с пультами было в носу, поэтому нас сильно подбрасывало. В таком состоянии я не мог не то что работать, просто сидеть. Безумно хотелось прилечь, но кают с кроватями на корабле для нас не было, я вспомнил рассказ Н.О. про белый пароход. Я пошел в рубку с нашим прибором документирования, она была ниже и посередине корабля и качка чувствовалась там меньше. То, что там не работал ГГС, и можно было сгореть или утонуть в первую очередь меня не волновало – так мне было плохо. Придя я обнаружил там Вову и эколога. Они притащили откуда-то доски и соорудили нары прямо в проходе, положив доски на приборы. Я прилег с ними. Сверху на меня капало из плафона, но мне было все равно.

– Корабль сначала большой проектировался, потом стал поменьше, потом пушки на корме заменили пулеметами, самолеты – вертолетом. В итоге получился корабль – невидимка: потратили 1 млрд., а его даже над пирсом не видно. Катер, а не корабль, – разглагольствовал эколог.

Я заметил, что ему совсем не плохо, а лежит он скорее от безделья, так сказать зашхерился (спрятался).

– Тебя не укачивает? – спросил его я.

– Есть такое мнение, что в прошлом корабли были деревянными, а люди – железными. Сейчас – наоборот, – философски заметил Ваня.

– Так что там с БЧ? – продолжил беседу Вова.

Мне было совсем плохо, слова эколога были как во сне.

– Корабль состоит из боевых частей, это такое историческое название: БЧ-1 – штурманская, БЧ-2 – ракетно-артиллерийская, БЧ-3 – минно-торпедная, БЧ – 4 – связисты, БЧ-5 -машинно-котельная или электромеханическая, БЧ-7 – радиотехническая или управления.

– А БЧ-6?

– Это авиационная.

«Откуда он все это знает?» – подумал я. Нашу беседу прервал мичман. Увидя эколога он разразился гневной триадой:

– Если ты навалил кучу, посмотри, как какашки в бездну улетают – это очень увлекательное зрелище. А то ты так – навалил, отвернулся и ушел. А дальнейшая судьба тебя их не интересует. Это же дети твои – ты их породил, ты и должен их судьбой поинтересоваться!

Закончил же он свою речь очень грубо:

– Будешь срать и не смывать – заставлю сожрать. Понял?

– Льва срать учит, – парировал эколог уже после того как мичман скрылся в коридоре и продолжил туалетную тему:

– На каравеллах срали на носу корабля, там вместо палубы решетка была, на нее и присаживались, во время шторма столько людей за борт смыло… Нормальный туалет только у капитана в каюте был – в виде свисавшей будочки. А теперь вполне с комфортом делают. А вообще мне больше срать в старых советских поездах нравиться, там такая педаль, нажимаешь и все просто падает вниз на рельсы, очень экологично получается. Да и вообще в поездах такой сервис: кровати мягкие, проводница сначала чай предлагает, потом сразу постель… Ухх!

– Раньше в поезде до Липецка давали тапочки, а теперь вместо них дают беруши. Тапочки то можно было в уши заткнуть, а вот беруши на ноги не наденешь. Вообще все время ухудшают этот подарок за твой счет, – поделился Вова.

***

По окончанию испытаний меня повесили на Доске почета и дали грамоту, а эколога повысили до начальника пустого сектора. Вову никак не поощрили, так как ему и так недавно повысили зарплату.

Заместитель

– Виталий Юрьевич, за что эколога назначили начальником сектора, – кипятился я. – Я теперь понял, зачем он на корабле торчал, аж по канату полез.

– Понимаешь, у нас так принято – поощрять тех, кто в море ходит. Иначе как ты людей стимулировать будешь на объекты ездить? Некоторых уже вообще никаким стимулированием не заставишь. Вон Сергей не поехал, Серый не поехал, Серуля не поехал, Серенький тоже не поехал. А эколог поехал.

– Но он же там шхерился в рубке с прибором документирования и занимался сибурде (симуляция бурной деятельности)!

– Да ты не кипятись, у нас тут плохая новость. Начальник отдела умер. Сегодня ночью. Вечером пошел на прогулку перед сном, пришел, лег на кровать и умер. Сердце разорвалось.

Я замолчал.

– И что теперь? Кто будет НО? – спросил я.

– Теперь я на его место врио. Даже срио – случайно исполняющий обязанности. А ты на мое – будешь заместителем начальника отдела.

Я представил, как позеленеет эколог.

– Ну мы теперь все по-другому сделаем? Сеть в отдел протянем? Компьютеры новые пробьем? Стулья купим? – спросил я.

– Конечно! – ответил В.Ю.

Когда мы выходили через проходную в обеденный перерыв, на доске объявлений висел портрет Н.О. с траурной лентой, перед доской на тумбе стояла вазочка с гвоздиками.

– Вова, когда ты уже тут висеть будешь? – спросила Даша.

Мы прыснули.

– Когда умру. Даша, ты так долго тут работаешь и не знаешь, что это не доска почета, а некролог? Тебя черная ленточка и цветы не смущают? – спросил Вова.

Даша покраснела:

– Я как-то никогда не вчитывалась.

– Пойдем вчитаемся.

Мы подошли к доске объявлений и начали читать некролог, описывающий славный трудовой путь нашего начальника отдела (фамилия его была Запорский).

– Хороший мужик был, но на мой субъективный взгляд задержался он на работе. Начальник отдела – нервная должность. Если бы не работал, может и проблем со здоровьем меньше было бы, и прожил бы дольше, – прокомментировал Вова.

Меня привлек другой документ висевший на доске объявлений, я показал на него Вове. Это был приказ:

П Р И К А З

В связи со срывом сроков изготовления, испытания и сдачи заказчику Изделия ПД-1 приказываю:

Лишить 100% премии сотрудников АУП (административно-управляющего персонала):

Генеральный директор – Какин Л.К.

зам по науке – Кураж Ю.И.

зам по финансам – Безденежных Б.Д.

коммерческий директор – Ленинен В.И.

зам по работе с ГОЗ – Бедин Б.Д.

генеральный конструктор – Густов Г.Г.

зам по закупкам – Закупаев К.К.

зам по логистике – Лупиногин Л.Л.

зам по качеству – Безнадежных Б.Н.

зам по производству – Шарагин А.А.

начальник производства – Шарашкин С.М.

начальник цеха – Криворучко Л.М.

начальник участка – Плотненькая П.Л.

директор НТЦ – Мозголей М.М.

начальник отдела – Запорский Н.О.

Лишить 50% премии ИТР (инженерно-технических работников):

Волосатых, Бабин, Кот, Бутылкин, Мешок, Фейсик, Лобысевич, Подкидько, Миловзоров, Нехорошкин, Гавнетдинов, Самко, Кошмарчук, Валенко, Клумбищев, Залупин, Брыкалкина, Похотнюк, Инянкина, Нанонанин, Мордагалямов, Набыйморда, Маклай, Сираев, Ус, Куроедов, Бухал, Галимов, Бензорук, Тихоумов, Изгадин, Трахман, Угрик, Тупиков, Соусов, Губадурина, Попец, Рулев, Дундаревич, Майборода, Попытайкин, Ебатулин, Лихобаба, Неупокоев, Козолиз, Крайний.

Генеральный директор (подпись) Л.К. Какин

– Смотрите, какая у директора роспись! – сказал Вова.

Мы посмотрели на подпись генерального директора Какина, начинавшаяся со слова КАК и завершавшаяся большой закорючкой в виде вопросительного знака.

– Роспись в Сикстинской капелле, а это – подпись, – сказал я. – Меня больше удивляет то, что директор сам себя премии лишил за срыв срока.

– Конечно, у него табачный бизнес, ему можно, – ответила Даша.

Во время прогулки Вова рассказал, что он увольняется:

– Тебя замом сделали, эколога – начальником сектора, а меня даже на доску почета не повесили. Вот я недавно встретил своего однокурсника из Липецка, у него огромная зарплата, интересные задачи, конференции в Германии, корпоративы в Финляндии, командировки в Англию. А потом он спросил у меня: «А ты чем занимаешься?» Я отвечаю: «Корабли строю». А он мне: «Ну ты же не один корабли строишь? Конкретно ТЫ чем занимаешься?» И я не смог объяснить. Один из признаков раздолбайства – невозможность объяснить, чем ты занимаешься. Какой-нибудь пекарь и тот полезнее, он всемирную энтропию повышает, а мы ее понижаем.

Вскоре Вова написал заявление и демонстративно положил его на свой стол.

Чистка отдела

Сразу после назначения начальником сектора эколог перестал ходить на работу. По поручению В.Ю. я позвонил ему, и он рассказал, что не ходит на работу потому что сломал палец на ноге, когда одевал носок. Это стало поводом для разнообразных шуток о стирке носков. Когда эколог наконец-то вернулся, В.Ю. вызвал его в свой кабинет. Заодно позвал и меня.

– Почему у тебя нет больничного листа? – спросил он эколога.

– Да что мы в школе в самом деле?

– Ты официально устроен, значит у тебя должен быть больничный лист на все время твоего отсутствия.

– Я обслуживался в частном травмпункте, а не в поликлинике. Они больничные не выдают.

– Тогда надо было сходить в поликлинику и взять больняк там. Как теперь тебе это время оплачивать?

– Я куплю больняк и принесу вам если очень нужно.

– Ты знаешь, что больняк уже не купишь так просто, если нет знакомого врача.

– У меня девушка врач, завтра принесу вам больняк.

Ни завтра, ни послезавтра больняк не появился. Тогда В.Ю. снова вызвал эколога и предложил:

– По собственному или по статье?

– По статье, – сказал эколог и заулыбался, так как думал, что по статье его не смогут уволить.

В.Ю. лишил его всех надбавок, оставив сидеть на голом окладе в 1500 рублей. Затем оформил приказ об отсутствии на рабочем месте, собрал нужные документы и эколога уволили по статье, хотя он очень просил в последний день оформить по собственному. Кроме того, проходя мимо места Вовы, В.Ю. подхватил его заявление (последние 2 недели оно лежало у Вовы на столе и когда кто-нибудь подходил к нему с заданием, он показывал его и говорил, что увольняется и делать ничего не будет), подписал и передал в отдел кадров. Народ в отделе напрягся от его решительности.