Желанный подарок

Пролог

– Пап… – тяжелый вздох крохи.

– М?

– Я хочу длугую маму.

Приплыли. Свадьба через два дня!

– А чем тебе Лика не нравится, котенок? Вы же подружились.

– Она злая. Она меня не любит. И тебя не любит.

– Почему ты так думаешь?

– Я не думаю. Я знаю. Слышала.

– Что слышала?

– Она тебя называла нехолошими словами, когда они с тетей Машей чай пили на кухне. Только это не чай был, а что-то невкусное…

– Откуда ты знаешь, что невкусное?

– Пахло неплиятно, – маленький кнопочный носик характерно сморщился.

– Понятно. А что за нехорошие слова?

– Мне нельзя повтолять.

Моя малышка иногда слишком послушна.

– Хм, ладно, кнопка, спи. Разберемся.

С нехорошими словами, невкусным чаем и не только…

Цикл "Мой. Моя. Мои" включает в себя романы:

1. "Подарок для дочери" – история Кати и Глеба

2. "Подарок для Градова" – история Киры и Павла (одноклассника Кати)

3. "Я тебя тоже люблю. Ромкины подарки" – история Даши и Романа (брата Киры)

4. "Желанный подарок" – история Кристины (подруги Даши) и Никиты (друга Градова)

Истории все разные, но так или иначе связаны друг с другом.

Все книги напечатаны и доступны на маркетплейсах

1. Никита. Блузка с фрикадельками

Лика уткнулась в телефон. Не глядя, тыкает вилкой в тарелку с овощами. Опять на диете.

Слева от нее Ксюша вяло ковыряется в тарелке с супом. Изредка поглядывает из-под бровей на Лику или меня. Подмигиваю. Вместо ответного мигания или улыбки вздыхает и дует пухлые губешки. Что-то у дочки в последнее время все чаще нет настроения. Я уже начал забывать, что у моего котенка есть очаровательные ямочки на щечках, когда она улыбается. И синие-синие васильковые глазки становятся еще ярче, когда дочка счастлива.

Когда ее взгляд потух, а смех затерялся в лабиринте грусти? Разве дети в этом возрасте могут так долго не радоваться жизни?

Мысленно делаю пометку поговорить с дочкой по душам. Вечером, перед сном. Ритуал у нас с ней такой, который я, к сожалению, часто нарушаю. Надо исправляться.

Пью кофе, листая последние отчеты. Наконец-то у меня полная картина по клиенту, и сегодня мы поставим в этом деле жирную точку.

В отдельной мультифоре собрано досье на подругу клиентки. Фото прилагается, с доски почета будто снято.

Сквозь пленку рассматриваю. Красивая. Повзрослела. Похорошела. Те же яркие зеленые глаза на пол-лица, пушистые ресницы, губки бантиком, волосы с шоколадным отливом. И взгляд дерзкий.

Во мне зудит узнать о личной жизни. Как она жила последние четыре года, как сейчас живет – муж, ребенок, счастлива?

Расстались мы не очень красиво, сам виноват. Поступи я тогда по-другому, как бы сложились наши отношения? А Ксюша – что было бы с ней?

Набираю смс Иванову, чтобы вызвал Шелест. Скидываю время и адрес. Мог бы и сам ей позвонить, но вдруг голос узнает и не поедет. Хотя… вряд ли она меня вспомнит.

Отправив сообщение, переворачиваю досье, читаю следующее.

Исподтишка наблюдаю за дочкой, делая вид, что увлечен документами. Она подчерпывает ложкой фрикадельку и, вместо того чтобы съесть, ловко кидает ее в тарелку Лики. Фрикаделька падает среди овощей, а брызги бульона отскакивают в стороны, в том числе на одежду Лики и экран ее смартфона.

– А-а! – с визгом подскакивает Лика, будто на нее не капли теплого бульона попали, а ведро кипятка на голову вылили. – Дрянная девчонка! Ты что делаешь?

– Лика! – рявкаю на благоверную.

Как она смеет оскорблять мою малышку? Ксюша молчит, насупившись.

– Никита! – Лика в бешенстве и не догоняет мой посыл. – Ты посмотри, что она натворила! Это же «Гуччи»!

Взглядом заставляю ее заткнуться, подавляю острое желание срифмовать это ее «Гуччи».

– Ксения, – строго обращаюсь к дочери. – Зачем?

– Оно само… – исподлобья смотрит на меня. Нахохлилась воробушком.

– Не делай так больше.

– Никита, – истерит Лика, – это что – все?

– Что именно?

– Твоя дочь!.. Она!.. Она…

Чувствую, Лика настроена на серьезный скандал. Что ж, мне тоже есть что ей сказать.

– Ксюш, – мягко обращаюсь к дочери, – если не хочешь кушать, иди к себе?

Дочь, кивнув, спрыгивает со стула. Зажав подмышкой любимого зайца, убегает в свою комнату. Прислушиваюсь к топоту. Когда убеждаюсь, что Ксюша далеко, закрываю папку. Отодвинув от себя чашку кофе, складываю руки в замок.

– Итак. Моя дочь… – не мигая, недовольно смотрю на Лику.

– Ты видишь, как она себя ведет? Портит вещи, меня ни во что не ставит! Она же специально это сделала, – Лика треплет блузку, принюхивается и брезгливо морщится.

– Ксюше скучно. Девочка требует внимания.

– Ты знаешь, сколько это стоит? – Лика оттягивает ткань на груди.

– Конечно, – преспокойно отвечаю. – Я видел списание со счета. Постираешь.

– Я?!

– А что? У тебя аллергия на порошок? На стиральной машине есть программа деликатной стирки.

– Какой ты… – передергивает плечами.

– Какой?

– Черствый!

«А ты бесчувственная», – хочется мне бросить ответное обвинение, но тактично перевожу тему.

– Я просто прошу больше уделять внимания Ксюше, – максимально спокойно доношу до супруги свое желание.

– Твоя Ксюша избалованная капризная девочка. Она меня не слушает! А ты ей во всем потакаешь!

А по-моему, избалованная и капризная сейчас стоит передо мной.

– Интересно, почему? Ровно до свадьбы моя дочь, по твоим же словам, была прелестным ребенком, а после вдруг стала капризной? Не ты ли ею занималась, будучи няней, дорогая? Если разобраться, это сказывается твое воспитание.

– Ты тоже отец! И тоже обязан заниматься дочкой. А не разрешать ей так себя вести со мной. Она должна меня уважать, а она вот, – Лика снова оттягивает блузку, демонстрируя пятна от бульона. – Ты ее поощряешь, а она переходит все границы!

– Ей еще нет и четырех лет! А тебе двадцать семь. Ты априори опытнее и мудрее маленькой девочки.

– Никита, я хочу своего ребенка. Твоего и моего!

– Ксюша в твои планы не входит, да? – я зол, меня несет. – В таком случае не вижу смысла продолжать бессмысленный разговор.

– Никита! Ты меня не слышишь! – психуя, Лика отходит к окну. Складывает руки на груди.

В обвинениях Лики есть львиная доля правды. Я тоже обязан заниматься дочкой, а я по горло увяз в расследованиях, сбагрив Ксюшу Анжелике. Думал, дочь сблизится с няней, Лика заменит ей мать, а по итогу сблизилась Лика со мной.

Растираю руками лицо. Тупик какой-то.

– Я тебя услышал, Лика. Я найду Ксюше няню, раз тебе некогда ею больше заниматься.

Лика оборачивается. Губы шевелятся как у рыбки. Она хлопает наращенными ресницами, не понимая, шучу я или нет. Не шучу.

Глупо надеяться, что жена будет любить мою дочь как родную. Няня – это выход. И отпуск вдобавок возьму, чтобы больше с дочкой времени проводить. Сразу как текущее дело завершу, так в отпуск.

– Ты сейчас серьезно, Никита?

– Вполне. Занимайся блузками и что там еще у тебя, – указываю на телефон.

– Я вакансии рассматривала! – вспыхивает.

– Я так и думал.

Встаю из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

– Никита, – Лика бросается ко мне, прижимается сзади, обнимая за талию, ластится кошкой, – давай я сама Ксюше няню подберу?

– Дочь моя. Я выберу.

– Молодую, красивую? – нервно смеется мне между лопаток. – Я буду ревновать.

– Не переживай, в нашей стране многоженство запрещено.

Снимаю с себя ее руки.

– У меня встреча через час. Зайду к дочке перед отъездом. Постарайтесь без меня жить мирно, окей?

– Окей, – со вздохом.

2. Никита. Заколдованные

Ксюша, как послушная девочка, сидит за своим столиком, увлечена картинками в детской раскраске. По бокам стоят еще два стульчика. В одном Зайка сидит, в другом Настенька – кукла ростом с Ксюшку. Перед каждым – альбомные листы и по несколько цветных карандашей.

Остальные игрушки в ряд сидят на диванчике, на полках или спрятаны в комоды. Детское трюмо с подсветкой вокруг зеркала завалено блестящими заколками, разноцветными резиночками, всякого рода расческами и косметикой.

Ищу место присесть.

Зайка у нас неприкосновенный, а вот куклу можно и потревожить.

– Разрешите мне присесть на ваше место, сударыня, – отправляю Настеньку на кровать, а сам сажусь на ее место.

Колени выше головы, зато с дочкой на одном уровне. Неудобно, но терпимо.

– Ну, маленькая проказница, и что это был за демарш?

– Какой такой демаш? – Ксюха поднимает на меня удивленные васильковые глазенки. Делает вид, что не понимает, о чем речь.

– Зачем фрикадельку Лике подкинула?

– Илина Федоловна говолит, мясо надо есть, – медленно и поучительно. И ни грамма раскаяния на лице.

За кряхтением в кулак сдерживаю смех.

С дочкой не поспоришь, а с Ириной Федоровной тем более. Ирина Федоровна – наша домработница. Добрая спокойная женщина, которая два раза в неделю убирает дом, готовит еду, но при этом остается тихой и незаметной. Ксюха ее любит.

– Лика расстроилась из-за блузки.

– У нее их полный шкаф, – это тоже похоже на слова Ирины Федоровны.

– И все равно портить чужие вещи нехорошо. Тебе бы понравилось, если бы кто-то порвал твою любимую книжку или нарисовал на ней какую-нибудь каляку-маляку?

– Нет, – подумав, дочь мотает головой. Откладывает карандаш в сторону, ручки на коленях. – Я больше не буду, – добавляет тихо, опустив голову.

– Я рад, что мы поняли друг друга, котенок, – с любовью глажу белокурую красавицу.

Чем старше становится дочка, тем больше походит на свою мать, Тасю. Тоже блондинка с шелковыми волосами, яркими синими глазами, и даже характер иногда проявляется Таськин.

А вообще Ксюха – прелестный ангелочек. Стоит взглянуть на нее, и в груди разливается тепло, гордость и умиление. Моя дочь. Моя кровиночка. Моя отрада.

Взгляд падает на наручные часы. Время.

– Мне нужно уехать, Ксю, дела.

– Можно с тобой? – дочь поднимает на меня васильковые глаза, полные надежды.

– Я бы с радостью взял тебя с собой, Ксюнь, но я еду работать. Там маленьким девочкам делать нечего.

Хрупкие плечики поднимаются и со вздохом опускаются.

– Но Лика остается дома, можете поиграть вместе. Я приеду, к вам присоединюсь.

– Не хочу с ней иглать. Мне с ней неинтелесно.

– Но раньше же она тебе нравилась?

– Ланьше она была длугая, а потом стала злой.

– Наверное, ее заколдовала злая колдунья. Нужно найти способ, как ее расколдовать, – снижаю голос до заговорщицкой интонации.

– Как? – шепотом спрашивает малышка, заинтересовавшись.

– Помнишь, в сказках всегда добро побеждает зло? – кивает. – Надо быть с Ликой доброй, и она обязательно расколдуется.

– Ладно, я поплобую.

Ксюха залезает ко мне на колени, обнимает за шею крепко-крепко. Пахнет от нее ее особенным детским запахом – смесь ванили, молока и сдобной выпечки. Так бы и съел.

– Пап, – кнопка встревоженно в лицо мне смотрит, – а вдлуг тебя тоже кто-нибудь заколдует?

– Меня? Да кто посмеет? Ты посмотри, какой я большой и страшный, – выпячиваю грудь колесом и руки напрягаю, показывая бицепсы, – все колдуны испугаются и разбегутся в разные стороны.

– Ты не стлашный. Ты добрый и очень-очень класивый!

– И ты у меня тоже очень-очень красивая. Я тебя очень сильно люблю.

– И я тебя люблю, папочка, – сжимает шею со всей силы.

– Задушишь, – смеюсь, наслаждаясь близостью с дочкой. – Отпускай, а то опоздаю на работу. До вечера, моя принцесса.

Точно надо отпуск брать. Так бы остаться с Ксюшкой дома, поиграть вдоволь, повеселиться, глядишь, и с Ликой бы у них контакт наладился.

Но я обещал. Тем более дело закончено.

Спускаюсь вниз.

Лика листает папку. Фото девушки лежит отдельно.

– Красивая у тебя работа, – ревниво тыкает пальцем в лицо Тины.

– Это – работа. Не ищи проблему там, где ее нет, лучше следи за дочкой. Я уехал, – забираю папку.

В машине кидаю ее на сиденье рядом. Мультифора с фотографией Шелест выскальзывает на пол.

Поднимаю и снова зависаю на ней, разглядывая. А потом достаю отчет Иванова и читаю про Тину.

Работает в городской поликлинике на полставки и еще на полставки в крутой платной клинике.

«Все-таки стала врачом», – усмехаюсь про себя.

Не замужем, детей нет. Другой личной информации не вижу.

Мне бы это досье пару лет назад, когда погибла Тася и я едва смирился с ее потерей. Или хотя бы несколько месяцев назад, до женитьбы на Анжелике.

Сам себя без Таси не вывозил. Лика своим появлением в рухнувшей в один миг жизни перекрыла страдания. Временно.

Зачем я сделал ей предложение? Ах да, няня моей дочки превратилась в страстную любовницу. В Ксюшке моей души не чаяла, и я решил, что лучшей мамы для нее не придумаешь.

Помню, как за два дня до свадьбы укладывал маленькую принцессу спать.

– Пап… – тяжелый вздох крохи.

– М?

– Я хочу длугую маму.

Приплыли. Свадьба через два дня!

– А чем тебе Лика не нравится, котенок? Вы же подружились.

– Она злая. Она меня не любит. И тебя не любит.

– Почему ты так думаешь?

– Я не думаю. Я знаю. Слышала.

– Что слышала?

– Она тебя называла нехолошими словами, когда они с тетей Машей чай пили на кухне. Только это не чай был, а что-то невкусное…

– Откуда ты знаешь, что невкусное?

– Пахло неплиятно, – маленький кнопочный носик характерно сморщился.

– Понятно. А что за нехорошие слова?

– Мне нельзя повтолять.

Моя малышка иногда слишком послушна.

– Хм, ладно, кнопка, спи. Разберемся.

С нехорошими словами, невкусным чаем и не только…

Но Лике мне, кроме слов дочери, предъявить было нечего. Она даже натурально расстроилась, что Ксюша ее оклеветала. И я поверил. Списал все на предсвадебную нервотрепку в нашем доме. Малышке она тоже передалась, вот и придумала Ликину «нелюбовь».

А дочь на самом деле оказалась права – после свадьбы Лике она стала неинтересна. То ли впрямь жену заколдовали, то ли меня чем-то опоили, ослепили, ваты в уши напихали.

Заколдованное королевство какое-то.

3. Кристина. Счастливо оставаться

Отчеты, отчеты, отчеты…

Откинувшись на спинку кресла, разминаю шею и плечи, прикрываю уставшие глаза.

Невыносимо. Подташнивает не столько от отчетов, сколько от необходимости находиться на одной территории с Анатолием. В памяти еще звучит его резкий тон и обидные слова, что на таких, как я, не женятся. Такими только пользуются. Он еще много чего говорил, не стесняясь в выражениях, а я стояла, обтекала униженная, обиженная, растерявшая уверенность в своей неотразимости и чувстве нужности. Ему.

Надо было ответить… Так же обидно и хлестко, чтобы задеть его самолюбие. Увы, онемела, оглохла, застыла. Потому что всегда считала, что мужчина, по-настоящему любящий свою женщину, не позволит себе обидеть ее. Анатолий оказался два в одном – и не любящий, и не мужчина.

После драки кулаками не машут. Если бы я не тормозила, то…

Прокрутила уже несколько сотен вариантов нашего диалога, жаль, нельзя эти варианты внедрить в мозг Анатолия, чтобы он знал, ЧТО я теперь о нем думаю.

Правильно говорят – от любви до ненависти один шаг.

Ненавижу!

Дура слепая! Недалекая!

Пальцы неконтролируемо мнут лист А4. Черт! Опять переписывать!

В дверь стучат, и тут же она открывается.

– Крис…

Вместе с голосом моей коллеги Агнии в кабинет вплывает корзина белых роз.

– Та-дам! – торжественно ставит ее мне на стол. Воздух тут же наполняется цветочным ароматом, который я вообще-то люблю, но не в данном случае. Я уставшая, и, кроме раздражения, эти цветы ничего не вызывают.

– Агния! – недовольно шипя, вытаскиваю бумаги из-под плетеной корзины. – Смотри, куда ставишь!

– Ай, плевать! Крис, ты только посмотри, какая красота! Да за таким букетом работать не надо!

Закатываю глаза. Стоимость букета еще ни о чем не говорит.

– От кого?

– Понятия не имею. Курьер принес на пост, просил передать Кристине Шелест.

– Так это мне? – изумленно таращусь на подругу, ищу хоть толику шутки на ее смазливом личике.

– Тебе, конечно, – уверенно и без намека на розыгрыш. – А ты о ком подумала?

– Точно не о себе, – усмехаюсь. – Ладно, следующий вопрос: от кого?

Вместе с Агнией роемся в бутонах в поиске карточки или какой записки. И когда надежда на нее исчезает, пальцы натыкаются на маленькую открытку у края корзины.

«Прости за грубость, любимая. Не знаю, что на меня нашло. Предлагаю все оставить как прежде. Твой А».

– От кого, Крис? – Агния заглядывает мне через плечо. Она про нас с Анатолием не знает. Вообще никто не знает.

Отворачиваюсь, отхожу к окну, сминая открытку в руках. Анатолий. Как у него все просто – оскорбить, унизить, плюнуть в душу, а потом просто «прости». На что надеется? Что я прибегу к нему и сделаю вид, что ничего не было?

Ну уж нет. Дудки, бывший любовничек. Жене своей лапшу на уши вешай.

– Кристин? – подруга трогает меня за плечо. – Ты чего?

– А? Ничего. Задумалась просто.

– От кого цветы-то?

А собственно, почему я еще здесь? Теперь меня ничто и никто не держит, а зарплата… Найду другую работу. В конце концов, в городской больнице врачей не хватает, возьму подработку.

Не отвечая Агнии, резво разворачиваюсь, в два шага оказываюсь возле своего стола, можно сказать, уже бывшего. Беру чистый лист и размашистым почерком пишу заявление по собственному желанию.

Вообще, почему я раньше это не сделала? Зато камень с души мгновенно упал и настроение улучшилось.

– Крис! Ты что делаешь? Он же тебя не отпустит…

– Он? Он как раз с удовольствием.

С заявлением в одной руке, прихватив корзину в другую, покидаю свой кабинет.

Быстро преодолеваю полукруглый холл частной клиники. По сторонам не смотрю. И так знаю, что все сотрудники смотрят и шушукаются. Видимо, выражение лица у меня слишком решительное и злое, еще и эти чертовы дорогущие розы привлекают внимание.

Перед кабинетом Калинина на секундочку задерживаюсь. Руки заняты, постучать нечем, не ногами же долбить. Поэтому, подцепив ручку локтем, открываю дверь.

А там…

Анатолий Сергеевич, он же завклиникой и мой уже бывший любовник, лобызается с Любочкой из процедурной. Зажал ее у шкафа и пальцы свои ей под коротенький халатик запустил. Паучище.

А Любочка пищит да губешки свои малиновые под его нахальный рот подставляет.

Фу, сейчас стошнит.

Со мной на работе ни-ни, а с остальными, значит, можно, даже не запираясь?

Дабы привлечь внимание, громко кашляю.

– Кристина Владимировна, почему без стука? – заметив, что в кабинете теперь они не одни, Толя отрывается от Любочки. Как ни в чем не бывало поправляет воротник своего белоснежного накрахмаленного халата и проходит к своему столу, садится в кожаное массивное кресло.

Любочка, что-то пискнув, отворачивается, спешно приводя себя в порядок.

– Руки заняты, Анатолий Сергеевич, – не особо скрывая брезгливость, сухо отвечаю. – Вот, это вам, – кладу перед ним заявление. – А это, Любаша, тебе. Шеф заказал, мне по ошибке вручили, – и сую ошеломленной Любе корзину с розами. – Все, счастливо оставаться!

Взмахнув рукой прощальным жестом, иду на выход, задрав подбородок кверху.

– Стоять! – рявкает Калинин. – Кристина Владимировна, мне вас заменить некем!

– Не мои проблемы, – не оборачиваюсь.

– С волчьим билетом уйдешь!

А вот это обидно. Если и правда осмелится – упадет в моих глазах ниже некуда.

– Мне все равно, – хорохорюсь.

– Тогда… тогда отработка! Две недели! По Трудовому кодексу!

– У меня еще отпуск не отгулян.

– Стерва, – плюет сквозь зубы.

В ответ от души хлопаю дверью.

Агния караулит меня снаружи. Глаза огромные.

– Ну что? Подписал?

– Подпишет, куда он денется.

– И что теперь?

– Пойду собирать вещи.

Агния семенит рядом. По полу мраморного холла асинхронно стучат наши с ней каблуки.

– Хм, а говорил – незаменимая.

– А он вообще много чего говорил.

4. Кристина. Подстава?

Анатолий врывается в кабинет минут через семь.

– Агния, выйди! – рычит.

Подруга сбегает.

Словно Калинин прозрачный и незаметный, продолжаю собирать свои вещи в коробку из-под «Снегурочки».

– Ты что устроила, Кристина? – не сбавляя тон, встает на пути заведующий. – Цену себе набиваешь? Я думал, ты умная девочка, а ты?

Смотрю на него снизу вверх. Никаких эмоций к нему не испытываю, даже странно.

– Вы, Анатолий Сергеевич, осторожнее с эпитетами, – голос тверд как никогда. – Я, будучи вашей любовницей, свою порцию выслушала, а вот как подчиненная – терпеть подобные оскорбления не собираюсь.

– Я тебя не отпускаю! – вырывает из моих рук органайзер с канцелярией, который я покупала себе сама. Ручки, карандаши, скрепки и прочие мелочи со звоном сыплются на пол.

– Не имеете права. Трудовой кодекс вам в помощь, я с ним тоже знакома.

– Я тебе характеристику испорчу. Тебя даже в санитарки не возьмут.

– Низко падаете, Анатолий Сергеевич.

– Ты…

Анатолий жестко хватает меня за локоть. Меня передергивает. Он этими пальцами Любочку только что лапал, может быть, даже успел в трусы ей залезть. Помыл хотя бы? Фу!

– Соблюдайте субординацию, Анатолий Сергеевич, – шиплю со злостью, выдергивая локоть из его щупалец.

– Кристина, – Калинин вдруг сдувается. Отступает на шаг назад, выставив руки вперед, типа сдается. – Я признаю, я перегнул… Давай все забудем, а? Останься. Я тебе зарплату прибавлю.

Ого, какие перемены.

– Незаменимых людей не бывает.

– А! Я знаю! – озаряется смазливое лицо заведующего. – Ты меня так любишь, что после какой-то ссоры бежишь прочь, чтобы мне насолить… Насолила, я понял. Учту. Больше не повторится.

Какой-то ссоры! И как язык поворачивается.

– Крис… я тебя люблю…

Ну фальшивит же!

– Пфф, – ядовито усмехаюсь. – У вас тут Любочкина помада на щеке. Сотрите, любвеобильный начальник, а то ненароком жена нагрянет или кто из коллег доложит…

Заведующий, изменившись в лице, бросается к зеркалу и стирает отпечаток малиновой губной помады под подбородком.

Окидываю взглядом в последний раз свой кабинет. Он у меня уютный. Был. Я буду скучать.

Кидаю сумочку поверх личных вещей, беру коробку.

Калинин преграждает мне путь.

– Рабочий день еще не окончен, – выдергивает вещи из моих рук.

В сумочке трезвонит телефон.

– Разрешите ответить, Анатолий Сергеевич? – протягиваю руку за сумкой. – Благодарю, – язвительно.

Вытаскиваю телефон. На экране незнакомый номер.

– Да?

– Кристина Владимировна Шелест? – льется из динамика мужской официальный тон. Калинин несомненно слышит каждое слово. Ну и пусть. Вдруг мне звонят из другой клиники и хотят предложить выгоднее местечко?

– Да, это я.

– Вас беспокоит следователь Иванов. Кристина Владимировна, вы проходите свидетельницей по делу Дарьи Денисовой. Вы не могли бы подъехать для оглашения дела? Адрес я вам скину.

– Сейчас?

– Да, сейчас будет очень удобно.

– А я на работе. Меня начальник не отпустит, – мстительно смотрю в лицо Анатолия. Оно у него пятнами пошло.

– Справку об отсутствии на рабочем месте я вам выпишу.

– Отлично, выезжаю. Жду адрес.

Отбиваю звонок, и тут же телефон пиликает входящим сообщением.

– Кристина, мы не договорили!

Оу, Калинин еще здесь? Таким взглядом на него смотрю, словно это не мужчина, с которым у меня еще недавно были отношения, а мерзкая букашка. А других чувств я к нему и не испытываю на самом деле.

– Извините, Анатолий Сергеевич, вы сами слышали, меня на допрос вызывают.

Взмахиваю телефоном с адресом.

С грохотом поставив коробку с моими вещами на стол, заведующий пружинистой походкой ринулся из кабинета.

Нервы бы полечил да с остальными женщинами разобрался. Так недалеко и до срыва. Клиника, между прочим, на деньги его жены куплена. По минному полю товарищ ходит. Как хорошо, что я уже ни при чем.

Вызываю такси к клинике.

Странно, но такси привозит меня в поселок, к частному дому, возле которого уже целый автопарк из дорогих автомобилей собрался. Напутал что-то следователь, наверное. Собираюсь ему звонить, спрашивать, но калитка вдруг открывается, ко мне выходит седовласый приятный мужчина. Со словами: «Вас только и ждем, Кристина», – приглашает меня в дом.

Пожав плечами, иду следом, смутно догадываясь, что здесь теперь живет Денисова. Красивый дом.

Мужчина, открыв дверь, пропускает меня вперед.

А там…

Лица, лица, улыбки, приветствия, имена… Карусель лиц, из которых я знаю только Дашу и Киру, а с их мужьями я знакома заочно. Ловлю себя на мысли, что такими я их и представляла. И безумно рада за подругу – она счастлива. Наконец-то ей повезло с любимым и родственниками.

– А это кто? – взглядом стреляю в мужчину, что стоит спиной ко мне и разговаривает с мужем Киры.

Черный пиджак обтягивает широкие плечи, брюки подчеркивают стройные ноги и узкие бедра. Благородная осанка. Силой и мужественностью за версту веет, трепет в груди вызывает. Вот бы еще на рожу смазливый был. Мне сейчас ой как не хватает красоты в жизни. Пусть на расстоянии.

– Я его в первый раз сегодня вижу, – шепчет Дашка. – Лучший друг Паши, сыщик. Никитой зовут.

– Мм.

Сыщик, значит. Как интересно. Если он спереди так же хорош, как сзади…

Даша тянет меня за собой, усаживает рядом, по другую сторону от жениха, который тут же обнимает мою подругу. Любит ее, невооруженным взглядом видно. Повезло Дашке с Романом, не то что с Игорем. Сколько ей, бедной, пережить пришлось из-за него…

Продолжая улыбаться, осматриваюсь. Взгляд сам собой примагничивается к незнакомцу. Интересный экземпляр.

Ровно до момента, когда он оборачивается.

О черт! Не может быть! Вот это подстава!

В груди от волнения заходится сердце. Не могу дышать. Кажется, просторное помещение одномоментно превратилось в вакуум.

– Ты в порядке? – Даша, словно почувствовав во мне перемену, с тревогой вглядывается в мое лицо.

– Я? Да…

Ни черта не в порядке! Что он тут делает? Я все понимаю – земля круглая и т.д. и т.п., но не настолько же!

5. Кристина. Прошлое – 1

По стеночке выползаю из операционной, оставив за спиной свою группу. Денисова молодец – прогуляла, лучше бы я тоже сослалась на недомогание и осталась дома.

Кесарево сечение – это же жуть жуткая. Не-не-не, я к этому не готова, это не мое.

Перед глазами еще мерещится серо-кровавый шевелящийся мешочек, который высоко над пациенткой держит хирург, демонстрируя его нам, практикантам. Он только что был внутри человека! А еще эта пуповина… Бр-р!

Я не такая сильная, как считала себя ранее.

Подташнивает.

Наваливаюсь всем телом на дверь. Там, за ней, спасительный коридор и глоток свежего воздуха. Дверь поддается, я практически вываливаюсь из операционной.

Ноги слабые, голова кружится, в глазах темно, дышать нечем. Стягиваю с лица маску. Перебирая руками по крашеной стене, переставляю ноги в сторону, как мне кажется, окна. Оно далеко, а с каждым шагом почему-то становится еще дальше.

Пол под ногами плывет, потолок с белой лампочкой вдруг делают круг, и я куда-то падаю, падаю, падаю бесконечно долго.

– Девушка, эй, – кто-то не сильно, но ощутимо бьет меня по щекам.

Приоткрываю глаза. Лицо склонившегося надо мной мужчины расплывается, как и все вокруг.

– Что это с ней? – еще один мужской голос.

– Поплыла девчонка. Из операционной выскочила и в обморок грохнулась. Практикантка, наверное.

– На воздух надо.

– Мгм. Пойду отведу. Предупреди, что я ее забрал. Эй, тебя как зовут? – опять легкие шлепки по щекам.

– Крис… Тина, – еле как шевелю губами.

Не прилагая усилий, мужские руки поднимают меня, придавая телу вертикальное положение.

– Идти сможешь?

Я не знаю! Вместо ответа что-то булькаю.

Мужчина обвивает мою талию рукой, прижимая к боку, ведет к лифту. Он огромный и теплый. Пахнет вкусной туалетной водой. Сильный, надежный.

И в форме полицейского! Брюки темно-синие с острыми стрелками, рубашка голубая, пиджак, или китель, или как эта часть формы называется, я не знаю.

Свободной рукой мужчина нажимает кнопку вызова. Вместе смотрим на меняющиеся цифры. Не отпускает меня. А я вдруг не хочу, чтобы отпускал. И в лифте жмусь к его боку, и на крыльце тоже.

– Пойдем на лавочку присядем.

Голос какой у него красивый. Ласковый. А лица его я до сих пор не видела!

Притормаживаю на последней ступеньке крылечка. Он разворачивается ко мне лицом, а я наконец поднимаю на него взгляд.

Так я его себе и представляла эти несколько минут, пока он меня «спасал».

Чуть меньше тридцати лет. Хорошенький. Мужественное лицо, густые брови, прямой нос с едва заметной горбинкой, высокие скулы, легкая небритость. И губы – четкие, в меру пухлые, улыбаются.

– Тебе уже лучше, КрисТина?

Я пьяная! От свежего воздуха, наверное. И на автомате машу головой – нет. Меня ведет в сторону.

– Э-эй, куда! – мужчина не дает упасть, двумя руками прижимает меня к своей груди. – Не падать! – отдает приказ. А голос мягкий, обволакивающий.

Утыкаюсь ему в шею, обвиваю руками за пояс. Мой спасательный круг. Не отпускай.

– Мда-а, совсем тебе плохо, КрисТина. Куда ж ты в медицину поперлась, пошла бы вон в учительницы, что ли? Ладно, поедем, лечить тебя буду.

С тобой хоть на край света!

Он ведет меня до полицейской машины, что стоит у крыльца. Усаживает на переднее пассажирское, пристегивает.

Чувствую себя безвольной куклой, а взять себя в руки не могу. Да и не хочу сейчас.

Делаю вид, что сплю, когда спаситель садится за руль. Мягко урчит мотор, машина трогается.

В салоне его запах концентрированнее, просто бомбический, наполняю им легкие до отказа.

Глаза открываю, когда автомобиль останавливается и двигатель глохнет. Водитель некоторое время сидит молча, положив руки на руль и опустив на них подбородок. Задумчиво смотрит вперед, а я любуюсь красивейшим мужским профилем.

Почувствовав мой взгляд, поворачивается ко мне.

– Проснулась? Домой отвезти тебя?

Не хочу домой! Хочу быть с ним! Хоть еще немного!

– Ты обещал полечить…

Чуть кивнул с посылом – раз ты так решила…

Да!

Он выходит из машины, помогает выйти мне. Осматриваюсь. Перед нами гостиница. Встречаюсь взглядом с мужчиной. Он внимательно наблюдает за моими эмоциями. Ждет, что я передумаю. Ведем короткий немой диалог, где он спрашивает еще раз мое согласие, а я даю ответ, что согласна.

На ресепшене он берет ключ от номера, ведет меня к лифту. Я липну к нему как банный лист. Ничего не могу с собой поделать – тянет. Дышать им, чувствовать, ощущать его руки на своей талии, ловить желание в глазах.

В номер мы вваливаемся, целуясь как одержимые. Одежда слетает с реактивной скоростью.

Его язык, губы, руки везде на моем теле. Изучают, ласкают, иногда причиняют сладкую боль. Я снова падаю, потом парю, взлетаю, взрываюсь…

– Что ты делал в роддоме? – распластавшись на его груди, изучаю расслабленное лицо мужчины.

Не к жене же он туда приехал, да?

– Свидетельницу допрашивал.

– Ты следователь?

– Так точно.

– Тебе нравится твоя работа?

– О да… очень… – резко переворачивает меня на спину, впиваясь губами мне в шею. – Очень нравится…

Мне щекотно и мурашечно одновременно. Хохочу, извиваясь под ним, а сама кайфую от этого мужчины.

Где-то на полу звонит телефон. Не мой.

Никита нехотя встает с кровати. Перебирает вещи в поиске гаджета.

Перекатившись на бок, любуюсь им. Фигура великолепная – в меру накачанное тело, сильные руки, крепкие ноги. Античный бог.

Звонок обрывается, через несколько секунд снова звучит вызов.

Найдя гаджет, мужчина озадаченно смотрит на номер абонента.

– Слушаю… Что?.. – выражение лица меняется на обалдевшее. – Когда ты узнала?.. Это точно?.. Скоро буду.

Отбивает звонок и несколько секунд глупо улыбается в пространство. Обо мне как будто забыл.

– Никита… что случилось?

Взгляд у него такой удивленный и испуганный одновременно. Будто не ожидал, что не один в номере.

Присел на краешек кровати. Обласкав взглядом мою голую спину, по шею укрыл мое обнаженное тело одеялом, чтобы не соблазниться снова.

Внезапно это потрясающий мужчина из страстного горячего любовника стал чужим и холодным, хотя взгляд все равно остался ласковым.

– Тина… мне нужно уехать.

– Мы больше не увидимся?

Машет головой – нет. Я так и думала.

– Это хорошо, – бодро улыбаюсь ему. – Спасибо за лечение… Помогло…

6. Кристина. Прошлое – 2

Никита уехал раньше, но перед этим вызвал мне такси и, как оказалось, оплатил его. Хорошо, хоть не догадался заплатить мне за секс. Я бы от стыда умерла на месте. Я же не за деньги с ним!

Боже, что я натворила! С первым встречным!

Зато каким!

Да я бы повторила!

Хорошо, водитель не видит мое лицо, я спряталась сзади за спинкой сиденья. Щеки мои то красные от стыда, то я улыбаюсь во весь рот, вспоминая, как мне было хорошо в объятиях случайного мужчины. Он такой опытный. Внимательный. Горячий.

Сколько раз я сегодня видела небо в алмазах? Со счета сбилась.

Вот, стоит вспомнить, как белье опять мокрое…

Представляю выражение лица Денисовой, когда я ей расскажу о Никите. Пока едем до общаги, подбираю слова, какими буду описывать свой поступок. Но, даже поднимаясь по лестнице в нашу с Дашкой комнату, ничего адекватного придумать не могу.

Может, не рассказывать сегодня? Отложу на потом, до более удобного случая, когда сама смогу трезво дать оценку происшествию? Да, лучше так.

Даши в комнате нет, но сумочка, телефон и другие вещи здесь. Наверное, отлучилась в душевую.

Беру чайник, иду за водой. Мне нужно отвлечься, изобразить какую-то деятельность, чтобы не вариться в собственных переживаниях, не заниматься самоедством или тихо не поскуливать, вспоминая, как мне было хорошо. Неприлично хорошо.

Но…

Как только вхожу в комнату, вижу, как подруга стоит у стола, согнувшись почти пополам и схватившись за живот. Мысли о Никите мгновенно улетучиваются из головы.

– Ты чего, Денисова?

– Воды отошли…

Ой, мамочки!

Следующие сутки я провожу в том же роддоме, откуда меня забрал Никита. К счастью, его я больше не вижу.

Меня больше одолевают сомнения, звонить Игорю или нет. Он же должен знать о рождении сына, правильно? Но Дашка строго-настрого запретила ему говорить о малыше. Он ему не нужен.

И едва я заношу палец над экраном телефона, чтобы набрать номер Вербина, как мыслями возвращаюсь на несколько месяцев назад…

Несколько месяцев назад

Прибегаю с пар в общагу. Голодная – жуть, а через час бежать на работу.

Дашка сидит на кровати.

– Привет! Капец как есть хочется…

Бросаю сумку, хватаю чайник, чтобы набрать в него воды, у порога останавливаюсь. Что-то не так. Оборачиваюсь на подругу.

Взгляд в стену напротив, невидящий.

– Даш, ты чего? Случилось что?

Как будто не слышит.

Ставлю на стол чайник, внимательно смотрю на подругу и только сейчас замечаю в ее руках тест на беременность.

Блин, Дашка! Связалась с этим альфонсом Игорем, а он поигрался и налево умотал, а у нее теперь проблемы.

Он мне поначалу нравился. За Дашкой так красиво ухаживал, подарки дарил. Неудивительно, что подруга голову потеряла. Я ей даже немного завидовала, по-доброму. На парах прикрывала, когда та прогуливала. Мы с Денисовой мечтали, как будем ее замуж выдавать. Я свидетельница и крестная ее первенца – это без вариантов.

А потом утешала и платки подсовывала, когда Дашка догадалась о двойной жизни возлюбленного. И с кем! С Маргаритой, мать ее, Вячеславовной, нашей стервозной временной кураторшей. Другую выбрать не мог? Подальше от Дашкиных глаз?

А ей теперь вот – результат слепой любви расхлебывать.

Присаживаюсь рядом.

– Даш! – выдергиваю из ее пальцев тест с двумя красными черточками. – Беременна! – шепчу испуганно.

Это реально пугает, ведь мы обычные студентки, живем в общаге, незамужние, помощи ниоткуда никакой – и тут ребенок. Младенец… И ситуацию Даши я, как близкая подруга, примеряю на себя. И мне жутко страшно.

– Ему сказала?

– Когда? – тоже шепотом Даша отвечает. Ну хоть разморозилась, уже хорошо.

– Вот козел! А строил из себя… Что будем делать?

– Не знаю… Академ возьму после летней сессии…

– А может, это… ну… аборт? Пока срок маленький.

Предложила, а сама пальцами в деревянный край вцепилась, аж больно стало. На практике аборты нам еще не показывали, но информацию о последствиях дали расширенную.

У подруги беда. А ее Игорек преспокойно развлекается с другой. Так не пойдет. Ребенка сделал? Сделал. Пусть тоже берет ответственность на себя.

– Скажи ему, – протягиваю Дашке ее телефон. – Прямо сейчас пусть приедет, и поговорите.

– Не хочу. Как представлю, что он сейчас с Марго на той же кровати… Тошнит.

Марго временно замещает нашего куратора на практике. Стерва еще та. Ко всем придирается, а к Дашке особенно. Мы недавно узнали, что Игорь теперь с ней зажигает.

– Он должен знать, – настойчиво тыкаю Дашкиным пальцем пароль на ее телефоне, чтобы снять блокировку. – И пусть хотя бы материально помогает.

– Деньги принять от него не смогу.

– А жить на что? Ладно сама, а ребенок?

Гордая Дашка, упрямая. Но с тем, что на ребенка нужны средства, вроде соглашается.

Денисова пишет Игорю смс, что надо встретиться, есть серьезный разговор. Игорь не отвечает долго.

Пою Дашку чаем.

Раз аборт отменяется, значит, можно помечтать о ляльке. Гадаем, кто у нас будет – мальчик или девочка. Дашка хочет мальчика. Отчасти потому, что у нее в таком случае будет защитник, отчасти – чтобы вырастить из него настоящего мужчину, а не такого прощелыгу, как его отец.

Я бы не отказалась от девочки. Платьишки, туфельки, бантики, заколки…

Через час Игорь пишет Даше, что завтра в двенадцать будет ждать ее в кафе. И его совсем не заботит, что у нас занятия, а Дашка из-за него уже имеет несколько пропусков.

– Иди, я скажу, что приболела, – ободряюще глажу по спине подругу. – Хочешь, я с тобой пойду?

– Нет. Я сама.

О Никите я Даше так и не рассказала. Сначала рождение Сашки – пеленки, распашонки, колики, бессонные ночи… А потом новые проблемы в виде чокнутой мамаши Игоря. Между ними учеба, работа, попытки устроить личную жизнь…

7. Кристина. Неожиданно…

Коротко мазнув по мне равнодушным взглядом и точно так же по всем присутствующим, мужчина встал в центре комнаты.

Уф, не узнал.

– Ну вот, все собрались, можно начинать…

Разговоры стихли.

– Итак, что мы имеем на сегодня по делу Вербиной Натальи Геннадьевны…

Этот голос… Низкий, бархатный, обволакивающий… Слова не усваиваются, смысл теряется, я словно окунулась в изумительно прозрачное озеро с теплой водой и растворилась в нем вместе со звуками.

А Никита тем временем увлеченно рассказывает что-то про наследство. Вариации мужского тембра приятно проходятся по мне. Неужели он меня не узнал? Ни одного намека, что мы были знакомы…

Внутренне вздрагиваю, когда из его уст слышу свое имя.

Что-то о том, что за мной могли следить.

– Кто это был, как вы думаете? – и смотрит на меня. Строго в глаза. Ждет ответа. И по инерции задаю встречный вопрос:

– Кто?

– Помните, у Яны в садике работала воспитательница? – отводит взгляд на другую девушку.

Парочка, с которыми меня знакомила Даша, кивает.

– Людмила Николаевна Таланова работает уборщицей в клинике, где работаете вы, Кристина, – Никита снова смотрит на меня.

– Тетя Люся? – обалдев, хлопаю ресницами. – Не может быть! Это же божий одуванчик! Я за нее недавно просила, чтобы премию выдали…

– В тот день, когда Даша вам звонила и назначала встречу в торговом центре, Таланова была недалеко от вас, верно?

– Д-да…

С Дашей он на ты, а со мной как специально выкает…

– Она слышала этот телефонный разговор и тут же сообщила Вербиной время и место встречи, а той не составило труда приехать в этот центр и понаблюдать за вами. Как вы уже поняли, изменить внешность не так-то сложно, неудивительно, что охрана ее не узнала.

– А мы с тобой ведь ее чувствовали, – сжимаю пальцы Даши, вспоминая нашу встречу в торговом центре и ощущение слежки. Интересно, сам Никита нас охранял в тот день или другие люди?

– Кристина, я в город. Вас подвезти?

Снова выкает. И это коробит. Ни намека для окружающих, что мы когда-то были знакомы. Наверное, и вправду не узнал.

Вообще, хорошо, что не узнал. У него таких, как я, наверное, сотни было, как всех запомнить?

– Спасибо, я на такси.

– Мне не сложно. Все равно по пути.

Мешкаю, не зная, принять ли приглашение.

Мне бы лучше на такси. Хотя бы для собственного душевного равновесия. Но другая часть меня очень-очень хочет оказаться рядом с этим мужчиной. Пусть всего лишь на недолгие тридцать-сорок минут. В салоне его автомобиля. Пропитанного его ароматом. Порабощающей аурой. Вернуться в наше общее прошлое. Пусть оно было очень коротким – всего несколько часов, но оно у нас было!

– Я не кусаюсь, – Никита обезоруживающе улыбается. Но в глубине его глаз все как раз наоборот. Сожрет. Как пить дать – сожрет.

Нет, узнал! Точно узнал! Вида только не подает.

– Уверены? – я все-таки дергаю кота за усы, дразню, распаляю. Не получается по-другому.

– Абсолютно. У меня и справка есть.

Пф-ф. Тоже мне юморист.

– Пока, – Даша обнимает и целует в щеку. – Жду тебя в воскресенье в гости. Я так рада была тебя видеть.

– Я тоже.

Никита ждет меня возле своего внедорожника. Черного, опасного, как его хозяин. Открывает мне переднюю пассажирскую дверь.

– Благодарю, – пискнув, юркаю внутрь. И не даю ему сделать это самому – быстро пристегиваюсь.

Боковым зрением вижу, как усмехается.

Занимает водительское место, заводит двигатель. Махнув пальцами провожающим нас, трогается.

Мы долго едем молча. Минут десять точно. Поселок остался далеко позади, скоро въедем в город.

Сжав колени и максимально отодвинувшись к двери, пялюсь в окно на мелькающий пейзаж и ничего не вижу, кроме разноцветных расплывающихся пятен. Стараюсь абстрагироваться от этого мужчины, только плохо получается. Слишком много здесь его запаха – дорогой одеколон вперемешку с его личным, очень мужским, знакомым запахом. Он такой густой и возбуждающий, что я периодически закрываю глаза, наслаждаясь им. Низ живота тянет.

– Неожиданно, да? – бросив на меня короткий взгляд, Никита первый нарушает тишину.

– Не то слово, – соглашаюсь.

Неожиданно сегодня все. И в первую очередь – наша встреча. Как тесен мир!

Меня все-таки взрывает. Разворачиваюсь к нему вполоборота.

– Ты специально сделал так, чтобы я приехала к Даше? Мое присутствие там было необязательным.

Глупо выкать после того, что между нами было, пусть и прилично давно.

Прячет улыбку в уголках губ, тем самым выдает себя. Специально.

– Разве ты не хотела бы узнать, чем кончилось дело Вербиной?

– Мне Даша могла бы рассказать… потом.

– Ты обо мне вспоминала?

Вот так, да? В лоб? На мгновение опять задыхаюсь, но тут же беру себя в руки.

– Ой, только давай не будем ворошить прошлое. К тому же его у нас не было. И ты сегодня очень красноречиво это показал.

– Ты о чем?

– Ты сделал вид, что мы незнакомы!

– Проверял, узнала ли ты меня.

– Тебя забудешь, – бурча себе под нос, отворачиваюсь. Зябко становится. Обхватываю себя руками.

– Мне тогда нужно было уйти, – с нажимом.

– Мгм.

– Обстоятельства так сложились, что не мог я… связь с тобой поддерживать.

– Мгм. Мне все равно, Никита, правда. Ты меня лечил. И вылечил. Хватило одного сеанса. Я тебе благодарна. Мне от тебя ни тогда, ни сейчас ничего не нужно. Подвез сегодня, и спасибо.

Я вру. Никита мне был нужен. Точнее, не столько мне, сколько Даше, когда она спасала себя и сына от Вербиной. Он же полицейский, тем более следователь. Если бы я ему все рассказала, он бы смог нам помочь…

И поэтому я, набравшись смелости, решила его найти. Спустя почти три года.

Это было сложно. Почти невозможно. Ведь я не знала ни его места работы, ни фамилии. Только имя и внешность – красивый, высокий. Все.

Но я его нашла. Никита Островский. Капитан полиции, следователь.

В тот день, когда я пришла в его отделение в надежде на помощь, его коллеги мне сообщили, что его нет. Потому что у него сегодня свадьба…

Когда мы уже приедем? До города еще минут десять, потом еще петлять…

Невыносимо.

А с другой стороны…

Я хочу, чтобы дорога была длиннее…

– Выпьем кофе?

Это предложение звучит так неожиданно, что я изумленно таращусь на Никиту. Он в своем уме? Кофе?

– Давай, – язык мой живет отдельно от здравого смысла.

Метров через пятьсот Никита сворачивает к придорожной стоянке.

На первом этаже двухэтажного кирпичного здания кафе, на втором – отель с отдельным входом. Заправка, СТО тут же, на территории.

Испытываю что-то схожее с дежавю.

Да нет, что я себе придумала?

Никита глушит мотор, выходит первым. Через лобовое стекло наблюдаю, как он огибает машину. Красивый, статный, солидный. В животе опять трепещет.

Островский открывает мне дверь, подает руку.

Соглашаться или сказать, что я передумала? Звонок, может, срочный или смс, что на работу вызывают?

Сердце в груди вдруг колотится испуганным кроликом.

«Может, не стоит?» – безмолвно спрашиваю.

Его глаза улыбаются. И обещают, что я не пожалею.

Вкладываю пальцы в его протянутую руку. Сжимает крепко. И, щелкнув блокировкой, не выпуская мои пальцы, ведет в сторону…

Не в кафе, нет.

В отель.

А я безропотно иду следом, полностью выключив мозги и заткнув внутренний предостерегающий голос.

По чистенькой узкой лестнице молча поднимаемся на второй этаж. Милая женщина лет пятидесяти провожает нас по тихому коридору с ковровой дорожкой до двери номера. Вручив ключи Никите, исчезает.

Мою руку он выпускает внутри номера и только после того, как запирает за нами дверь. Ключ исчезает в кармане пиджака.

Прислоняюсь спиной к стене. Ноги ватные, мозг вообще в кисель. Зато внизу живота приятное трепыхание превратилось в ноющую боль. А я только и могу, что, не мигая и через раз дыша, наблюдать, как мое обезболивающее подходит к окну и задергивает плотные шторы, оставляя тонкую щель по центру. Рассеянный свет создает интимную атмосферу.

Никита оборачивается.

– Иди ко мне, – зовет низким баритоном.

Не могу! Конечности отказали! И язык, чтобы сообщить об этом, тоже!

– Тина…

Он подходит сам.

Вытягиваюсь в струну вдоль стены. Прикрываю глаза, направляя все силы на обоняние. Вкусно пахнет. Одеколоном и своим собственным мужским запахом. Который подсознательно я искала в других мужчинах. Ничего похожего, увы, не встречалось.

8. Кристина. Дежавю

Под моей щекой гулко бьется его сердце. Грудь равномерно поднимается и опускается. Мне невероятно хорошо. В животе сладенько звучат отголоски наслаждения. На теле не осталось ни одной клеточки, которую бы не целовали его губы, не кусали его зубы или не мяли нежные пальцы.

Сколько времени прошло? Я не знаю. Несколько часов точно. Яркая полоска света между шторами давно потускнела.

Теплое дыхание Никиты теряется в моих волосах, пальцы медленно рисуют вдоль позвоночника абстрактные рисунки, как и мои на его груди. Вторая рука лежит на моем бедре, а оно – на его бедрах. Максимально тесный контакт.

С моего лица не сходит блаженная улыбка. Фееричный секс! Еще лучше, чем в первый раз. И не похожий на те, что были не с ним.

Где-то в подсознании маленький червячок точит, что снова безропотно отдалась этому мужчине. Легко, не задумываясь.

Попробуй – откажи ему. Прет как танк, разум отключает одним прикосновением, поцелуем, шепотом.

О том, что так неправильно, я подумаю позже. Одно знаю – жалеть не буду. Сама хотела.

А еще внутри меня, в самом маленьком уголочке души, теплится крохотная надежда, что с этим мужчиной может все получиться по-настоящему. Вторая встреча ведь не случайно произошла? Сама судьба нас столкнула.

– Ты все так же работаешь следователем? В полиции? – меняю позу так, чтобы видеть его. – Даша сказала, ты сыщик.

Никита ответил не сразу. На сытого ленивого кота похож. Расслабленный.

– Из следователей я давно ушел. Открыл свое сыскное агентство.

– И как? Интересная работа? Тебе нравится?

– Открою тебе секрет – для неинтересных случаев у меня есть подчиненные. А ты? Чем занимаешься ты, КрисТина? – Никита выделяет мое имя в два слога, совсем как тогда, в нашу первую встречу.

– Можно подумать, ты не навел обо мне справки, пока историю Даши изучал.

– Совсем чуть-чуть. Хочу от тебя самой услышать. Врачом стала?

– Стала…

– А как же твои обмороки?

Мне кажется, в его голосе проскочили ревнивые нотки. Ведь «лечить» меня в таком случае мог не только он.

Но, может быть, мне хочется слышать эту ревность.

Чертово дежавю!

Его телефон звонит! На нем даже рингтон стоит тот же!

Вот только Никита как лежал, так и лежит, не стремится искать в ворохе одежды источник разрушения нашей кратковременной идиллии. Пальцы лишь на пару секунд замирают на моих позвонках, а потом снова продолжают играть на них как на клавишах.

Звонок прекращается, а спустя мгновение играет снова. По нервам долбит, крутит, выворачивает.

– Возьми трубку. Вдруг что-то важное, – не показывая сожаления, выпутываюсь из его рук.

Мне хочется заткнуть уши и не слушать, не подслушивать. Но оно как-то само слышится.

– Да?.. Что у вас случилось? – голос Никиты вдруг становится усталым. – Дай ей трубку… Алло, доча, в чем дело? Мхм… я понял. Скоро буду.

Дочь! У него есть дочь. И жена, конечно, тоже имеется. Как я могла об этом забыть?

«Да ты специально не вспоминала, – шепчет противный голос. – Тешила себя мыслью, что он разведен».

«Кольца на пальце нет», – оправдываюсь.

«Пфф», – фыркает.

«Почему тогда Никита здесь, со мной, а не со своей семьей?»

«А ты спроси».

«Не хочу портить образ случайного любовника».

В груди образовывается едкая горечь. Призрачная надежда, что мы могли быть вместе, превращается в пыль.

Во внезапно повисшей тишине слышно, как опасно трещит корпус далеко не дешевого телефона Никиты.

– Сколько ей… твоей дочери? – глухо звучит мой голос. Не могу заставить себя посмотреть на него.

– Неполных четыре.

– Как ее зовут?

– Ксюша.

– Красивое имя.

Мы по разные стороны номера. Я сижу на кровати, поджав под себя ноги, закутавшись в одеяло. Никита задумчивым взглядом вперился в полоску тусклого света между штор.

Мы снова чужие. Очень разные.

И больше всего мне жаль маленькую девочку, у которой я на несколько часов отобрала отца. О том, что творится с его женой, стараюсь не думать. Может быть, у него вообще практика такая – изменять ей с первой встречной.

И все равно мне перед ней стыдно.

– Никита! – подскакиваю. – Тебе пора! Тебя ждут!

Мне нужно двигаться, чтобы не истязать себя чувством вины и не показывать, как мне тошно.

Мне вообще должно быть все равно. Мы чужие люди, а секс, пусть даже повторный, не означает, что мы чем-то обязаны друг другу.

– Тина, – Никита ловит мою руку, дергает на себя, – я… – сглатывает. Через грудную клетку чувствую его надсадное дыхание и быстрое сердцебиение. – Я рад был тебя увидеть.

– Я тоже! – напускаю на себя легкомысленность. Пусть думает, что меня наша случайная близость нисколько не напрягла. – Давай скорее. Уже поздно, тебя ждут.

Сама поправляю ему воротничок рубашки, смахиваю невидимые пылинки с пиджака, разглаживаю складки.

– Красавчик! – удовлетворенно осматриваю и чмокаю его в щеку. Чуть задерживаю губы на его коже, чтобы поймать момент кратковременной близости и чуть его продлить.

– Я тебе позвоню, – скупые слова растворяются у меня в волосах.

– Ага, – отстраняясь, ищу в телефоне номер такси. – Какой тут адрес?

– Я тебя довезу.

– Да ну, зачем? Я сама.

– Я довезу, – железобетонно.

– Как хочешь, – пожимаю плечами.

В этот раз номер покидаем вместе, как едва знакомые люди. И в машину садимся молча, и едем, не говоря ни слова, до центра.

– Скажи свой адрес.

– Я покажу.

Кивает, не поворачивая головы.

– Тебя дома кто-то ждет?

– Зачем тебе эта информация? – горько усмехаюсь. – Ты что, надеешься, что мы будем встречаться?

– А ты против?

Я аж подпрыгиваю на пятой точке.

– Конечно, против! – взмахиваю руками. – У тебя семья, дочь, у меня своя жизнь! То, что случилось сегодня, ошибка!

Никита плотно сжимает губы. Пальцы до побеления впиваются в оплетку руля.

– Вот здесь высади, мне в магазин нужно, – завидя супермаркет, прошу.

Останавливается в кармане. Смотрит застывшим взглядом в лобовое.

Берусь за ручку двери, чтобы открыть ее. Медлю. Я еще не надышалась его запахом! Не наелась этим мужчиной!

– Никита… Я тоже была рада тебя увидеть. Прощай.

– Стой!

Тело безоговорочно слушает команду. Непонимающе наблюдаю за Никитой. Он тянется назад, за папкой на заднем сиденье. Ищет там что-то среди бумаг.

– Вот, – протягивает мне лист.

– Что это?

– Справка для работы, что тебя вызывали…

– А-а. Спасибо, – забираю. Пальцы не чувствуют бумагу.

– Я позвоню.

– Нет! И вообще, Никита, я могу тебя попросить кое о чем?

– Конечно.

– Не звони мне, пожалуйста. Никогда! И если вдруг встретимся, сделай вид, что мы не знакомы.

Выскакиваю из машины и мчусь прочь. Как можно быстрее и как можно дальше.

Хорошо, что уже темно и обида на моем лице не читается прохожими. Избегая освещенных мест, прячусь в подворотне. Зажав кулак зубами, глушу в себе рыдания.

Я жутко завидую жене Никиты и его дочери, что его они видят и будут видеть намного чаще, чем я.

«На таких, как ты, не женятся. Такими только пользуются», – звучат в голове убийственные слова Калинина.

9. Никита. Маленькая кулинарка

Дочь, сгорбившись, сидит на кровати в своей комнате. К груди прижат любимый заяц. Лицо зареванное.

Опускаюсь перед ней на корточки.

– Привет, котенок, – заглядывая в мокрые глазки, глажу коленочки в белых колготках. – Что за Ниагарский водопад у моей красавицы?

Всхлипывает.

– Мы немного поссорились, – за моей спиной материализовывается Анжелика. – Но уже помирились, правда, Ксюшенька? – голос добренький, но я чувствую в нем некую нервозность. Лика садится на кровать, прижимает малышку к своему боку. – Девочки иногда ссорятся, но потом обязательно мирятся. Мы же с тобой уже помирились, помнишь?

О, сколько фальши чувствую в женушке.

– Нет, – Ксюха, недовольно сопя, ведет плечиком, чтобы сбросить с себя ее руку, отворачивается от Лики.

Камень в груди увеличивается до размеров булыжника. Одну девушку обидел, тут другая страдает не меньше.

Кидаю на жену грозный взгляд.

– Анжелика, подожди меня в кабинете.

– Слушайте, дорогие мои, – приторно-сладким голосом запела Лика, аж зубы заныли от ее интонации, – а пойдемте все вместе чай пить? Ксюша, мы же с тобой тортик вкусный-превкусный купили, помнишь? Пойдем папу угощать.

– Нет, – упрямо сопит дочь.

– Подожди. Меня. В кабинете, – чеканю слова, чтобы до Лики наконец дошел посыл.

– А чай?..

– Лика! – рявкаю.

Фыркнув, подскакивает с кровати, при этом гневно сверкнув в сторону дочки глазами. Уходит.

Провожаю ее тяжелым взглядом до тех пор, пока за ней не закрывается дверь.

– Ксюш, расскажешь?

Кроха шмыгает носом. В груди щемит. Слезы дочери режут на лоскутки внутренности. Глушу в себе чувство вины – я там с Тиной душу свою реанимировал, а тут моя малышка от мачехи выхватывала.

Сажусь на кроватку, перетягиваю дочь себе на колени, обнимаю ее вместе с зайцем.

– Мне было скучно, и я лешила испечь тебе толт, – жалобно тянет малышка. – А она не лазлешила.

Ксюша ни разу не назвала Лику мамой.

– Почему не разрешила?

– Сказала, что она занята, а сама по телефону с кем-то болтала.

– И ты что?

– Я сбежала на кухню, пока она не видела, – дочь, оживившись, смотрит мне в глаза и эмоционально жестикулирует растопыренными пальчиками, – и стала делать тесто. Я по телевизолу смотлела. Это не сложно! Взяла миску, положила в нее сахал, яйца, молоко налила. А мука мимо плосыпалась, я хотела ее соблать в миску, а лучки не уделжали и улонили ее на пол. Все-все замалалось, понимаешь? Ва-абще все.

– Понимаю.

И представляю, какой бедлам творился в этот момент на кухне.

– Лика плибежала, начала олать.

– Сильно орала?

– Угу, – снова шмыг, и плечики поникли.

– Но торт вы все же постряпали?

– Нет, – дочь машет волосиками. – Сначала мы ждали, когда плиедет Илина Федоловна и все убелет. Потом пошли в магазин за толтом. Пап, она злая. Она только пли тебе холошей становится, а без тебя у-у-у, – Ксюха делает угрожающую моську и скрючивает пальчики, пытаясь напугать меня. И у нее, если честно, это получается.

– Я поговорю с ней. Она больше не будет на тебя орать. Хочешь, в воскресенье вместе торт состряпаем? Ты и я?

– Плавда? – дочь задирает голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Глазенки огромные, ясные, наивные. Очень похожие открытостью и доверчивостью на те, что я целовал пару часов назад. – А ты умеешь?

– Неа. Будем импровизировать.

– Это как – импозиливать?

– Это как получится. Идет?

– Идет.

Дочь заметно успокаивается и даже улыбается. Сама сползает с моих колен, бежит к столику, где у нее лежат листы и карандаши. Любит рисовать. Вся стена в ее миленьких детских шедеврах, будто стикерами, обклеена рисунками.

– Что ты решила нарисовать? – заглядываю через плечо.

– Наш с тобой толт. Вот тут будет вишенка, тут малинка, а вот тут шоколад, – тыкает красным карандашиком на точки на кривом круге.

– Напомни мне купить необходимые ингредиенты, а то начнем стряпать и чего-нибудь не найдем.

– Ага.

10. Никита. Примирение

Целую дочь в сладкую макушку. Оставляю одну.

– Никита, – Лика топчется возле двери. Подслушивала. – У меня в воскресенье весь день занят: парикмахерская, массаж, отбеливание, маникюр, педикюр, шопинг с Мари…

– И? – иду в сторону кабинета, уверенный, что жена пойдет за мной. Так и есть. Семенит сбоку, в лицо заискивающе заглядывает.

– Я услышала, что вы с Ксюшенькой торт собрались стряпать, а я не смогу вам составить компанию.

– Мы справимся без тебя, – со льдом в голосе. Я взбешен.

– Правда? А ты не будешь за это на меня сердиться?

Закрываю за нами дверь.

И одним движением припечатываю благоверную к стене, сжав за горло и приподнимая вверх.

– Ты чо? – испуганно распахивает глаза, встает на цыпочки, обхватывает мое запястье пальцами.

– Еще раз моя дочь будет из-за тебя плакать… – с яростью дышу ей в лицо. С трудом сдерживаюсь, чтобы не сжать пальцы сильнее. – Поняла меня? Поняла? – рявкаю.

– По… поняла, – лепечет.

Разжимаю пальцы, стряхиваю руку, отходя от жены.

– Псих… – шипит в спину.

В отражении окна вижу, как разглаживает шею. Но не уходит.

Зажимаю пальцами переносицу. В груди барабан, вздохнуть глубоко не получается. На душе гадко. Неправильное у меня в семье происходит. Где-то не там я повернул.

– Никита… – на лопатки ложатся ладони. – Прости…

Я все-таки дышу. Считаю до десяти, чтобы успокоить надсадный бой сердца.

У нас семья. Пусть в ней не все гладко, но семья же. Притремся.

Наверное.

Лика, приподняв мой локоть, ныряет вперед.

– Ты такой серьезный, – улыбается, обнажая ровный ряд очень белых зубов. В глубине глаз еще плещется страх и… возбуждение. – Меня это так заводит…

Кладет ладони мне на грудь, тянется за поцелуем.

Я не хочу ее руки, губы, не хочу запах ее духов, не хочу ее рядом с собой. Совсем.

«Это потому что ты сегодня был с другой, – нашептывает внутренний голос. – Наелся Кристиной».

Нет, не наелся.

После первого раза постарался ее забыть, потому что Тася оказалась беременна. Изменять ей совесть не позволила. И сегодня с Тиной спать не планировал, но увидел, и внутри все всколыхнулось как в первый раз. О жене даже не вспомнил.

Прислушиваюсь к себе – совесть перед Ликой не мучает, как будто изменять ей – привычное дело, а вообще-то до сегодняшнего дня я был ей верным.

А может, не стоит притираться? Вот мы с Ксюхой семья. Даже Ирина Федоровна часть нашей семьи. А Анжелика – лишнее звено.

– Лика, нам надо поговорить, – снимаю с себя ее руки.

– Я тоже хотела с тобой поговорить. Это важно, – Анжелика напускает на себя серьезность.

– Ладно, ты первая.

– Я почитала форумы, советы психологов… То, что происходит с Ксюшей, объясняется кризисом трех лет…

– А что с ней происходит? – скептически приподнимаю бровь.

– Она неуправляемая!

Так. Спокойно.

Вдох, выдох.

– Во-первых, моей дочери скоро четыре года, кризис трех лет благополучно пройден. Во-вторых, я уже это говорил, малышке нужно уделять внимание: играть с ней, заниматься, разговаривать, в конце концов, а не в телефоне сутками сидеть.

– У всех детей кризис протекает по-разному, – Лика намеренно игнорирует мое «во-вторых». – У Ксюшеньки затянулся немного. Нам нужно ее отдать в детский сад. У нее и возраст подходящий, и с детьми ей будет интереснее, чем с нами.

Лика что-то еще говорит, я смотрю на ее шевелящиеся губы, глаза и…

Я ничего к ней не чувствую! Вот вообще ничего. Я как будто из спячки вышел и теперь озираюсь, пытаясь понять, что изменилось за то время, пока я спал.

Кто эта девушка? Почему я на ней женился?

– Что? – вдруг шокированно распахивает глазищи Лика. – В смысле? Никита, я думала, ты меня любишь…

Я вслух сказал? И мне даже не стыдно.

– Я разве когда-то говорил, что люблю тебя? Я хотел, чтобы у моей дочери была нормальная мать. Ошибся.

Ошарашенное выражение лица Анжелы внезапно меняется на виноватое.

– Это ты из-за Ксюши все еще злишься, да? – заискивающе. – Ну извини, если тебе показалось, что я груба с ней. Я воспитываю ее как могу, как умею. Ну, может быть, где-то чуть-чуть перегнула. Я постараюсь найти к ней подход. А хочешь, я отменю все в воскресенье? Проведем выходные втроем. В парк сходим, на каруселях покатаемся. Еще в кино можно на детский мультфильм, кафе… О, я придумала! Никита, помнишь, ты говорил об отпуске? Предлагаю съездить на море. Ксюшеньке морской воздух только на пользу будет, и сами отдохнем от города. Хочешь, я сама подыщу путевки?

Жена, говоря последнее уже с волнительным придыханием, ластится ко мне как кошка, трется бедрами и грудью.

Я сытый!

Но она знает, как меня завести снова, даже если я устал или как сейчас – тупо не хочу.

– Я так люблю, когда ты сердишься, – сползает по мне вниз. – Меня это так возбуждает…

Пряжка ремня бренчит. Перехватываю ее пальцы, встречаюсь с ее поплывшим взглядом. Облизывает губы.

– Ладно, – разжимаю пальцы, позволяя ей продолжить начатое, – подбирай нам путевки, поедем на море.

11. Кристина. Злючка

Не удается стереть из головы картинки, в которых представляю Островского в кругу семьи. Какой он дома? Любит жену, дочь? Улыбается им, шутит, целует? Рассказывает, как ловко раскрутил очередное дело? Им гордятся? Наверняка гордятся. Я бы тоже гордилась таким мужчиной.

Мне жаль его жену. Никиту невозможно не любить, а он…

Такой нежный был сегодня со мной. Со мной, а не с ней!

Любимым не изменяют с первой встречной.

Что в первую нашу встречу, что сегодня, я его жену между нами не чувствовала. Никита как будто один. И создан именно для меня, а я – для него. И я даже корю себя за связь с Калининым – ненужное звено в моей жизни. Не потому, что у меня виды на Островского и я планирую разрушить его семью, боже упаси. Третьей и последующих встреч у нас точно не будет. А потому, что зря потратила себя, свое время, чувства на недостойного меня мужчину. Зачем? Ради места в клинике? Не стоило.

В подъезде ярко пахнет мужским парфюмом. Запах знакомый. Так пахнет в кабинете у завклиникой. Раздражает. Вытеснит сейчас из моих легких запах Островского, и ничего у меня больше от него не останется.

На свой четвертый этаж поднимаюсь пешком. Не тороплюсь. Оттягиваю тот момент, когда останусь одна в четырех стенах. В сумке бутылка вина, сыр и виноград – я же с работы уволилась, чем не праздник.

Впереди остается последний пролет. Сверху шорох какой-то раздается. Поднимаю глаза и застываю, опешив.

– Кристина…

И вид такой виноватый-виноватый, как у пса, что новый диван разодрал и сейчас готов отхватить от хозяев.

– Какие люди и без охраны, – жалить и колоть хочется больнее. Отчасти потому, что у самой на душе гадко. – Или вы с охраной? – возле перил задираю голову вверх, высматривая на лестнице кого-нибудь притаившегося. Внизу тоже никого. – А где Любочку спрятали? Или, не дай бог, жена за углом караулит?

– Крис…

– Что вы здесь делаете, Анатолий Сергеевич? – вкладываю в голос максимально холода.

Ни разу здесь не появлялся.

Вид такой, будто на прогулку вышел – кроссовки, голубые джинсы, тонкий свитер в клетку, ветровка. Поводка с мелкой тявкающей шавкой не хватает. Я знаю, у его жены есть такая.

Медленно поднимаюсь по лестнице.

– Я к тебе. Нехорошо как-то расстались…

А сам сверху пристально в лицо мое вглядывается. Потекшую тушь я стерла еще перед супермаркетом, надеюсь, после прогулки уже не сильно заметно, что я плакала.

– Нехорошо? А по-моему, замечательно.

– Ты все еще обижаешься на меня? Ну, извини. Крис, что мне сделать, чтобы заслужить твое прощение?

– Исчезнуть из моей жизни.

– Это невозможно, – разводит руками.

– Не боитесь, что жена узнает?

– Ай, плевать.

– Даже так? – выгибаю бровь дугой. – И давно вы стали таким смелым? Одумайтесь, Анатолий Сергеевич, из-за какой-то любовницы клинику можете потерять.

Ни для кого не секрет, что клиника принадлежит жене Калинина. Она его старше на десять лет, в дела практически не вмешивается – доверила управление супругу.

– Ну хватит злюкаться, любимая. Тебе не идет, – Анатолий, скалясь, вырывает из моей руки сумку. Тоже мне, джентльмен. – Пригласишь?

– Извините, но нет.

– Кристина, хватит уже… – Толик свободной рукой притягивает меня к себе, тычется носом мне в волосы, пыхтит там. – Хочу тебя!

А я – нет! Я вообще не понимаю, зачем мы встречались. На что я надеялась?

– Анатолий Сергеевич, вам домой пора! – вырываюсь.

– Я не уйду, – вжимает меня в себя сильнее. – Я же вижу, тебе плохо, Кристина. Ты расстроена, глаза заплаканные. Прости, я повел себя как последний козел.

– Вы думаете, я из-за вас плакала? – озаряет меня.

– А разве нет? Застукала меня с Любой. Она пыталась меня соблазнить, но больше этого я не допущу. Совсем персонал распоясался, субординацию не соблюдает…

Мне так смешно, что я даже прекращаю попытки вырваться из сети этого паука. Пусть мой придурочный бывший начальник потешит себя мыслью, что бабы из-за него слезы льют.

Этажом выше хлопает дверь. Калинин отскакивает от меня назад как ужаленный. Делает максимально деловое лицо. Мне еще больше смешно от его трусости. Зажимаю рот рукой, чтобы не расхохотаться в голос, но слезы предательски накатывают на глаза. Опять Калинин надумает себе что попало.

Сверху спустился сначала мопс на поводке, потом его хозяйка показалась.

– Здравствуй, Кристина.

– Добрый вечер, Мария Петровна, – едва не прыскаю от смеха.

Соседка замедляет шаг, проплывая мимо в темно-зеленом мохнатом спортивном костюме с капюшоном. Оценивающе осматривает с ног до головы Анатолия, словно примеряет его ко мне. Мопс обнюхивает его ботинки и брюки, сморщивается еще сильнее.

Съешь его, Чаппи, или обмочи хотя бы. С меня консерва за это.

Но мопс, виляя задом, трусит вниз вслед за хозяйкой.

– Какое чудовище, – шепотом хмыкает Калинин, вращая глазами в сторону соседей. Кого он имеет в виду – собаку или женщину, уточнять не стала. Мне все равно и смеяться расхотелось.

Калинин вдруг выходит из коматоза. Нагло расстегивает молнию на моей сумке, сосредоточенно начинает рыться там.

– Где твои ключи? О, – вытаскивает бутылку, улыбается во все свои тридцать два, – то, что нужно.

– ВАМ не нужно, Анатолий Сергеевич, – разозлившись, отбираю у него бутылку и сумку. – До свидания! А лучше – прощайте.

– Кристина! – несносный мужчина встает перед моей дверью, звездочкой раскидывает руки и широко расставляет ноги. – Ну ладно я, ладно – наши отношения. Не хочешь, не надо. Но клиника!.. Вернись, пожалуйста.

– Нет, – упрямо качаю головой. – У меня нет никакого желания там работать.

– Я тебя прошу… умоляю…

Оу, это что-то новенькое!

– Хотя бы отработай, как положено, две недели, чтобы я замену тебе подыскал.

И снова этот взгляд побитого пса.

Я не хочу! Я уже настроилась забыть маршрут в ту сторону!

– Пожалуйста… – складывает брови домиком.

12. Кристина. Нетайная тайна

– Пожалуйста… – складывает брови домиком.

Ведь не отстанет. В конце концов, что такое две недели? Искать новое место работы можно и в клинике.

– Ладно, черт с вами, Анатолий Сергеевич. Но, – поднимаю палец вверх, – только две недели!

– Йесссс! – расцветает Калинин майской розой. – Отпразднуем наше примирение? – тянет паучьи пальцы к бутылке.

– Обалдеть не встать! Какое нахрен примирение? У нас только деловые отношения, не забывайте об этом, Анатолий Сергеевич.

– Злючка, – лыбится миролюбиво.

Правда, недолго. Его телефон в кармане ветровки подает признаки жизни.

Вытаскивает. Лицо мгновенно меняется на подобострастное. Без слов понимаю – жена. Прижав к губам указательный палец, показывает мне, чтобы молчала, принимает вызов.

– Да, дорогая? Я где? Скоро буду. Да… с клиентом встретился по дороге, задержался…

Не глядя на меня, бывший бежит вниз по ступенькам, что-то там объясняя благоверной.

Слава богу, ушел. А я дура, что согласилась на отработку. Теперь придется две недели терпеть его рожу в клинике. Ладно, постараюсь по минимуму сократить наши пересечения.

Дома, не включая свет, разуваюсь и прохожу сразу на кухню. Щелкаю выключателем, зажигая подсветку на кухонном гарнитуре. Мягкий свет разливается по небольшой, но очень уютной, моей любимой кухне. Ставлю бутылку на стол, достаю сыр и виноград и только после этого иду обратно в прихожую. Сумочку привычным жестом вешаю на крючок, плащ – на плечики и в шкаф.

Тихо в квартире. Я вообще люблю одиночество, особенно после рабочего дня, но не сегодня. Сегодня день выбил меня из колеи: увольнение, неожиданная встреча с Никитой и секс с ним, Калинин под моей дверью, согласие доработать под его руководством…

За один день потеряла равновесие в этой жизни.

Переодеваюсь в домашнюю одежду.

В ванной долго мою руки, умываю лицо, стираю косметику. Жаль, что память нельзя очистить. Оставить только приятные моменты, а темные пятна смыть ватным диском.

Мою виноград, режу кубиками сыр и наливаю в бокал рубиновый напиток.

– За неполное увольнение, что ли, Кристина Владимировна? – поднимаю бокал своему отражению в кухонном окне. – И как ты согласилась?

Сама не понимаю.

Одно знаю точно: с Калининым больше никаких, кроме рабочих, отношений. Самой от себя противно, как вспомню, что спала с ним.

Мне ведь казалось, что между нами чувства. Я придумала себе любовь, сама в нее поверила, идеализировала ничтожество. Которое на деле живет, как паразит, на шее у жены, обманывает ее.

Какие же они разные – Никита и Анатолий.

Не, ну одинаковые они в одном – оба изменяют женам.

А в остальном – полные противоположности.

Никита, несмотря на наличие жены и ребенка, идеален как внешне, так и внутренне. В постели просто бог. Местами нежен, местами требователен и груб, но точно знает, что нужно мне и ему тоже.

Калинин проигрывает ему во всем: пафосный, изворотливый, щуплый. Меня передергивает при воспоминании, как его губы касались меня, как пальцы ласкали, как вообще мы были близки.

Где были мои глаза, когда я подпустила к себе Толика? На что я повелась? Ах да, на обещания сказки, необходимость быть кому-то нужной…

Так, все! Хватит думать о мужиках! Ни один из них не достоин меня. Я сама по себе, и одной мне тоже неплохо.

Наливаю второй бокал. Открываю галерею в телефоне. Там сохранены фотографии, что мне прислала Денисова.

– За тебя, Дашка, – выпиваю вино.

Я за нее искренне рада. Роман – достойный мужчина. И от чокнутой Вербиной спас, и замуж позвал. Колечко на руке Дашки чудесно смотрится, и сама она такая счастливая. Саша совсем взрослый. Я ведь с крестником еще путем не пообщалась, он уже и забыл обо мне. В воскресенье поеду в «Детский мир», куплю ребенку игрушек, а потом нагряну к Дарье в гости. Отвлекусь хоть.

В голове шумит, душа требует развлечений. Позвонить, может, кому?

Листаю телефонную книжку. Хорошо, что у меня нет номера Островского и нет возможности скомпрометировать его ночным звонком перед женой. Что я бы ему сказала? Что он лучший мужчина, которого я встречала в своей жизни? И что буду ждать в ответ? «Вы кто? Извините, ошиблись номером». Аха-ха, смешно.

Это очень хорошо, что нет его номера – не придется завтра жалеть о своем поступке.

Может, Даше позвонить? Подруга спит, скорее всего, а если ее Роман не дает ей уснуть, то все равно им не до меня.

Это печально, когда, перебрав все сохраненные контакты, не знаешь кому позвонить, чтобы пообщаться на одной волне. Так жалко себя. Кошку, может, завести?

Налив третий бокал, подхожу к окну. Ночной город радостно сверкает всевозможными вывесками и огнями. На небе звезд не видно – еще с вечера небо затянуло серыми облаками. В голове шумит и кружится – вино на голодный желудок дало себя знать.

Телефон в руке вдруг оживает. С удивлением смотрю на абонента. Агния! Как я могла о ней забыть? Вот же та жилетка, которая скрасит мое одиночество.

– Привет, полуночница, – смеясь, приветствую коллегу, – чего не спишь?

– Да за тебя, дуреху, волнуюсь. Как ты там?

– Я? Отлично. Вино вот пью. Хочешь присоединиться?

– Не, мне завтра на работу.

– Ты не поверишь, мне тоже.

– Ты нашла новую работу?

– Увы, возвращаюсь на старую.

– Но как?!

– Калинин лично пришел, слезно умолял не уходить.

– Да ты что?! Крис, я требую подробности! Прямо сейчас!

– Да какие там подробности, – отмахиваюсь и делаю глоток полусладкого напитка. – Договорились, что две недели я все-таки отработаю, пока он мне замену найдет.

– Ой, Крис, это чудесная новость. Я так рада.

– Серьезно? Я что-то уже жалею, что согласилась.

– Слушай, Кристинка… – Агния чуть заминается. – А правда, что вы с Калининым… ну это… шуры-муры, короче…

Глоток вина попадает в не то горло, и я, чертыхаясь, кашляю. Подруга терпеливо ждет моего ответа.

– С чего ты взяла? – восстановив дыхание, уточняю.

Если ходят слухи, то дойдут и до жены Калинина, а мне это совсем не нужно. То, что ее «уши» в клинике есть, знают все с самого ее основания.

– Девчонки шептались, у меня спрашивали, но я ни-ни, Крис.

– У меня с Калининым ничего нет, – твердо заявляю в трубку, мгновенно протрезвев.

– Но было?

Агния слишком любопытна.

– У меня звонок на второй линии, извини, дорогая, – поспешно отключаюсь.

Прислоняюсь лбом к прохладному стеклу.

Капец!

Где мы с Толиком проколись?

Я наивно думала, что никто ничего не замечает.

Завтра же поговорю с Калининым. Ни дня там больше работать не буду.

13. Кристина. Ценный работник

Калинина с утра нет. Он опаздывает на планерку аж на десять минут, чего раньше за ним не водилось.

Приходит взъерошенный, без настроения. Обводит всех собравшихся суровым взглядом, чуть тормозя на мне. Дает короткую установку на неделю.

– Вопросы есть?

Коллеги под впечатлением от вида шефа, сидят притихшие.

– Вопросов нет, все свободны.

Э-э, а почему ни слова не сказал о моем увольнении? Должен же был предупредить коллег, что я ухожу и открыта вакансия на мое место. Клиника-то у нас крутая, сюда устроиться – мечта многих врачей.

Задерживаюсь. Любочка выходит последней, бросая ревнивые взгляды на меня и Калинина. Агния перед ней делает мне жест поддержки. Улыбаюсь ей уголком губ, благодарю легким наклоном головы.

Не двигаюсь со своего места.

– В чем дело, Кристина Владимировна? – проводив взглядом последних, холодно цедит сквозь зубы Калинин. – У вас остались ко мне вопросы?

– Остались. Анатолий Сергеевич, почему вы не предупредили персонал, что я увольняюсь?

– А надо? – рычит с колючим льдом в голосе. Но и я с ним разговариваю сугубо деловым тоном.

– Конечно! Мне нужно будет передать дела преемнику. По себе знаю, как тяжело с нуля начать работать на новом месте. Вы уже подали заявку в отдел кадров?

– Подам. У вас все?

Мда, не настроен на конструктивный диалог Анатолий Сергеевич.

– Почти. Хочу предупредить, что о нас с вами в клинике ходят слухи. Удивительно, что не о Любочке с вами, а обо мне. Я, естественно, все отрицаю, но вы, пожалуйста, будьте осторожны.

– Я сам знаю, что мне делать. Идите работайте, Кристина Владимировна.

– Как скажете, Анатолий Сергеевич.

Агния, как верный пес, поджидает за дверью.

– Ну что?

– Понятия не имею, – развожу руками. – Спросила, подал ли заявку в отдел кадров, чтобы замену мне найти, ничего не сказал. Что-то без настроения он сегодня.

– Ой, я его таким еще не видела. Взгляд, заметила, у него какой? Может, дома что…

– Я тоже подумала, что дома.

Надеюсь, это не наша с Толиком связь вылезла наружу его женушке? Докажи потом, что это было в прошлом.

Хотя мне-то чего бояться? Это вон Любочка пусть трепещет.

Следующие несколько дней проходят без изменений. Мы с Калининым не пересекаемся, что меня безумно радует. Но и насчет преемника тишина, что огорчает, но, в конце концов, это же не моя проблема. Доработаю срок и спокойно уйду.

Потихоньку дописываю отчеты, предупреждаю пациентов, что в дальнейшем они будут наблюдаться у другого врача. Куда ухожу я? Пока не знаю.

Обзваниваю другие клиники, но все как будто сговорились – свободных вакансий нет, если будут – обязательно позвонят. Может, и к лучшему? Отдохну немного. В конце концов, у меня есть и вторая работа – в городской поликлинике. Зарплата в разы меньше, спроса больше, но это все равно работа, опыт, практика.

В пятницу все же иду в отдел кадров узнать, когда подписывать обходной лист.

– Какой обходной лист? – таращит на меня глаза сквозь стекла очков Галина Ивановна, наш кадровик, приятная полненькая дама около пятидесяти лет с черными-пречерными бровями-дугами и орлиным носом, отчего напоминает кавказскую женщину.

– Ну как же, я заявление на увольнение Калинину отдала еще в начале недели.

– Не было никакого заявления. А ты увольняешься?

– Да. Еще неделю по ТК отработаю, и все.

Галина Ивановна распереживалась, зарылась в бумаги на столе, в столе, в шкафу, подняла папки с архивами.

– Не, ну я же не сошла с ума и на память не жалуюсь еще. Не было твоего заявления, Кристинка. И Анатолий Сергеевич ничего не сказал, когда я к нему за подписями ходила.

– И он не давал распоряжения искать мне замену?

– Нет.

– Странно. Пойду к нему, спрошу сама.

– А он на больничном.

– О как. И давно?

– Как раз перед твоим приходом звонил.

То-то я с утра его машину на стоянке не видела. Надо было вчера к Галине Ивановне наведаться.

– И что мне теперь делать?

– Позвони ему?

Вот звонить совсем не хочется. Даже по работе.

– А может, вы сами, Галиночка Ивановна? – строю умоляющие глазки этой доброй женщине.

– Ладно, я сама.

Галина Ивановна набирает Калинина. В тишине кабинета слышу долгие гудки из динамика ее телефона.

– Не берет. Сейчас я его жене позвоню.

О-ей.

Но почему бы и нет.

Галина Ивановна находит в списке контактов нужный номер, звонит. Гудков немного.

– Алло? – раздается спокойный женский голос.

– Анастасия Вячеславовна, добрый день, это Хорошева из клиники…

– Слушаю вас, Галина Ивановна.

– Извините, что беспокою, просто я не могу дозвониться до Анатолия Сергеевича.

– Чего вы хотите?

– Видите ли, у нас увольняется одна сотрудница, Кристина Шелест, – Галина Ивановна выразительно смотрит на меня, я киваю. – Так вот, Кристина говорит, что заявление отдала Анатолию Сергеевичу еще в начале недели, а я его в глаза не видела, заявление это. Мне же надо замену ей найти, приказ подготовить…

– Минуту.

Практически не дыша, Галина Ивановна ждет ответа, свободной рукой тихо постукивая кончиком ручки по столу. В трубке тишина.

– Галина Ивановна? – спустя паузу слышим жену завклиникой. – Муж говорит, что заявления в глаза не видел, об увольнении Шелест впервые слышит.

– И что же делать? – кадровик растерянно смотрит на меня. Я на нее с удивлением. Что за новости? Калинин с ума сошел?

– Попросите сотрудницу временно отложить увольнение.

«Нет!» – машу головой.

– А если она не захочет?

– Сделайте так, чтобы захотела, – отрезает Калинина и отключается.

– Кристина, ты сама все слышала, – Галина Ивановна кладет телефон на стол и сочувствующе разводит руками.

– Угу. Только не понимаю, что задумал Калинин и почему меня не может отпустить его жена.

Мое заявление, помимо шефа, видели как минимум Агния и Любочка. Считай, свидетели. А Калинин почему-то в позу встал. Так я и правда решу, что ценный кадр.

В принципе, если не брать в расчет бывшего любовника, работать мне здесь нравится.

– Останешься?

– Подожду, когда Калинин явится, там решу.

14. Никита. Неприкосновенная

Сквозь сон слышу, как тихо открывается дверь в спальню. Маленькие босые ножки топочут до кровати, а потом в ногах чувствую возню и пыхтение.

– Папа! Папочка! Вставай! – Ксюха в любимой пижаме с гномиками прыгает по кровати. Еще плавая во сне, рефлекторно кладу руку на пах, спасая самое важное.

– Ксюша, дай поспать, – Лика возится, отодвигаясь на другой край, натягивает на голову подушку.

– Папочка, вставай! – дочь падает на коленки в опасной близости от моей головы. За ресницы оттягивает мне вверх веки. – Восклисение наступило!

– Сегодня суббота, – пытаюсь выбить себе фору в один день.

– Нет! Я у Илины Федоловны еще вчела сплашивала, вчела была суббота, а сегодня восклисение.

– А что у нас в воскресенье?

– Мы толт хотели испечь, забыл, что ли? Нам еще ингидиденты покупать.

– Забыл, – каюсь. – Давай попозже? Еще магазины закрыты.

– Сколько?

– Полчасика.

Ложится рядом на подушку. Чувствую ее запах и тихое дыхание. И кажется, слышу, как падают и взлетают пушистые реснички. Спустя полминуты маленький пальчик скользит по моему носу, на щеки, шею. Там щекочет кожу. Как тут спать?

Терплю щекотку, делаю вид, что сплю.

Пальчик по кадыку поднимается к подбородку, до рта. Резко хватаю губами его и зажимаю.

Ксюшка, пугаясь, выдергивает его из моего рта, звонко и громко хохочет, дергаясь всем телом.

– Да дайте же поспать! – недовольно взвизгивает из-под подушки Анжелика.

– Тс-с, – прижимаю палец к губам. – Не буди Лихо, пока оно тихо. Пойдем тихонечко.

– Собилаться? – шепотом.

– Ага.

Осторожно слазим с кровати, поглядывая на Лику.

Как воришки, на цыпочках крадемся из комнаты. По пути беру свою одежду.

Закрываю за собой дверь, чтобы не щелкнул замок.

Наша игра малышке нравится.

– Умылась?

– Да, – глазки бегают влево-вправо.

– Обманщица. Дуй в ванную, я завтрак сделаю.

– Я буду шалики, – убегает в ванную. Там шумит вода.

Провожу ревизию шкафов и холодильника. Что там на торт надо? Вспомнил бы про обещание заранее, припрятал бы готовый торт из кондитерской. Нет, конечно, стряпать мы будем, но за результат не ручаюсь.

В шкафу нахожу коробку с шариками, молоко в холодильнике свежее. Спасибо Ирине Федоровне – следит за этим. Варю себе кофе.

Ксюха прибегает свежая и умытая.

Насыпаю в две пиалы шоколадные шарики, заливаю молоком.

– А втолая кому?

– Мне.

– Папочка, это же для детей! – смеется.

– А ты представь, что я маленький.

– Это очень тлудно! У тебя соплей нет.

– А при чем тут сопли?

– У всех мальчишек во дволе есть сопли.

– Неправильные в нашем дворе какие-то мальчишки, – ворчу.

Наслаждаясь обществом друг друга, едим шарики. Ксюха, загибая пальчики, перечисляет, что, по ее мнению, нужно класть в тесто для торта. Главное, что я уяснил – надо много сахара, а то будет невкусно. И нет – ничего не слипнется.

Лика приходит. Спросонья хмурая. Дочь замолкает.

– Доброе утро, дорогая, – напоминаю женушке об этикете.

– Доброе, – бурчит.

Понятно, без настроения. Не дали выспаться.

– Я поела, спасибо, папочка, – Ксюша слезает со стула, осторожно несет пустую пиалу с ложкой в раковину. Тянется на цыпочках. Пиала плюхается в раковину, раскалываясь надвое. – Ой…

– Оно само? – подмигиваю, показывая, что не сержусь.

– Само, – веселеет расстроенная было малышка.

– Давай-давай, поощряй, – ворчит за спиной Лика. – Скоро без посуды останемся.

– Иди одевайся, – игнорируя жену, обращаюсь к дочке, – поедем за продуктами.

Убегает.

– Никита, я не понимаю, почему ты ей все прощаешь. Напакостила – должна быть наказана.

– Во-первых, Ксюша еще маленькая, чтобы убирать за собой посуду. Она элементарно не дотягивается. Тут косяк, признаю, надо было самому убрать. Во-вторых, наказывать за что? За желание убрать за собой? Ребенок в следующий раз даже не подумает что-то сделать. А так опыт приобретет, будет знать, что надо быть аккуратнее.

– Ай, все, – раздраженно отмахивается, – что ни скажи, у тебя всегда аргументы. Ксюша прям неприкосновенная.

Со стуком ставит на стол тарелку с овощами и питьевой йогурт.

– Не надоело эту дрянь есть? – киваю на ее завтрак. – Скоро сама позеленеешь от нее.

– Это здоровое питание! – возмущенно.

Закатываю глаза. Мне, если честно, все равно.

– Никита, я тут подумала…

– ?

– Сейчас, – подрывается, бежит из кухни, через несколько секунд возвращается с журналом в руках. – Вот, смотри, – показывает мне Дарью, невесту Романа Вертинского. Она стоит среди роз, рекламирует какой-то салон.

– И что?

– Ты же знаешь Киру Вертинскую? Ее муж – твой друг…

– И?

– Ты не мог бы замолвить за меня словечко? Понимаешь, на месте этой девушки могла бы быть я. Разве я не хороша и не фотогенична? – жеманно вертится передо мной в профиль и анфас. – Слушай, а давай их к нам в гости пригласим, я подружусь с Кирой, и она не сможет отказать жене лучшего друга ее мужа, да?

– Пользоваться друзьями не в моих правилах.

– Даже для меня? – строит из себя обиженную.

– Исключений нет. – Надулась. – Ладно. Я подумаю.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – кидается мне шею и щебечет: – Я с вами поеду по магазинам. Ксюшеньке новые наряды прикупим, девочка у нас растет, гардероб надо обновлять почаще.

– Мы только за продуктами.

– В торговом центре есть все! Я скоро! – чмокая меня в щеку, убегает наряжаться.

У нас семья – да. Надо притираться.

15. Кристина. Свидетельница

Брожу по супермаркету детских игрушек в поиске подарка для крестника.

Половина этажа – игрушки, вторая половина – детская одежда. На первом этаже продукты, на третьем – одежда для взрослых.

Что нужно мальчишкам четырех-пяти лет? Тут столько всего – глаза разбегаются. И народу много – дети между рядами носятся с коробками, родители за ними бегают, коробки отбирают… Моя идея понаблюдать за близким к Сашкиному возрасту детьми не увенчалась успехом. Маленькие ураганчики с ног сбивают, шумят, плачут, что-то требуя, а кто-то, наоборот, визжит от восторга.

В конце концов, набираю Дашу. Она берет трубку почти сразу.

– Привет, подруга!

– Крис! Привет! Как я рада тебя слышать! Ты где? У тебя шум какой-то.

– Я в торговом центре. Слушай, Даш, я по делу. Хочу Сашке твоему подарок выбрать, может, подскажешь, что хочет наш ангелочек?

– Наш ангелочек завален игрушками – от папы, бабушки, дедушки, старшего брата, теть и дядь. Я не знаю, куда их девать! – подруга хохочет. – Саша, – обращается к сыну, – тетя Кристина спрашивает, какой подарок тебе подарить.

– Робота хочу, – слышу тоненький голосок ребенка.

– Вот, слышала? Робота у нас еще нет.

– А какой, какой робот-то?

– Понятия не имею, Крис. Сашка сам не знает. Слово услышал от Лешки, вот и ляпнул.

– Ясно все с вами. Ладно, буду брать робота на свой страх и риск. А потом к вам. Адрес тот же?

– Тот же, тот же. Приезжай, у нас пирожки сегодня. С яблоками.

– М-м, пирожки! Тыщу лет не ела домашних. Особенно с яблоками. Скоро буду.

Не успеваю убрать телефон в сумочку, как меня едва не сбивает с ног маленькая девочка. Хорошенькая такая, беленькая, с мягким зайцем в обнимку. И одета в стильный джинсовый комбинезончик, а за спиной милый рюкзачок в виде кошачьей мордочки.

– Папочка! – кричит громко-громко. – Я потелялася и опять нашлась!

С умилительной улыбкой слежу взглядом за девчушкой. Какая прелестная куколка! Тоже такую хочу! Завидую родителям.

Девочка добежала до конца ряда и врезалась в мужские ноги. Тут же была поднята высоко-высоко вверх крепкими руками.

– Очень хорошо, что нашлась, я думал уже полицейский наряд вызывать на поиски, – басит по-доброму мужчина.

– С собаками? – хохочет девочка.

– Обязательно с собаками.

У меня сердце трепыхается под ребрами, потому что отец этой девочки – сам Никита Островский!

И он меня не заметил, так поглощен своей дочкой. И в тот момент, когда он, кажется, хочет оторвать от девочки влюбленный взгляд и посмотреть в мою сторону, я резко отворачиваюсь и прячусь в проходе другого ряда.

В ушах оглушающе колотится пульс, но среди гама других маленьких и взрослых покупателей я выделяю только голоса Островского и его дочери.

Ноги сами двигаются по параллельному ряду. Там есть маленькие щелочки между коробками, через которые можно подглядеть за отцом и дочерью, оставаясь незаметной.

Мимо меня быстрым шагом проходит молодая женщина и сворачивает туда, откуда только что сбежала я. Красивая крашеная блондинка в узких черных брюках и ветровке молочного цвета. Взгляд холодный, сама как снежная королева. И явно чем-то недовольная.

– Ксюша, ты почему от меня убежала? – гневно выговаривает, подойдя к своим. – Никита, она опять меня не слушает! Платье не захотела мерить.

– Я спляталась, – оправдывается малышка, крепко обнимая отца за шею. – И уже нашлась.

– Нельзя убегать от родителей, – шипит мамаша.

– Лика, не устраивай сцен, – сухо предостерегает жену глава семейства.

– Вот ты опять! – психует Лика. – Ее защищаешь, а меня ни в грош не ставишь!

– Успокойся!

– Я спокойна! – громким шепотом взвизгивает истеричка.

Мне неудобно быть свидетельницей семейного скандала. Очень жаль маленькую девочку. Каждое слово матери в сторону малышки ранит меня, и мне хочется эту боль забрать у Ксюши. Даша никогда не позволяла себе ругать Сашку, тем более на людях. С детьми же всегда можно договориться, а если что не так – обсудить, объяснить, но наедине. А тут целая драма на глазах доброй части города.

– Все, с меня довольно, – рычит Никита. – Мы домой.

Разворачивается, по-прежнему держа дочку на руках, и быстрым шагом идет к выходу. Ксюша, всхлипывая, прячет личико у него на плече.

– Никита! У нас же программа! – топает каблуком его жена, но Островский даже ухом не ведет и очень быстро скрывается в толпе других родителей.

Взмахнув волосами, словно кобылица, мамаша девочки семенит тоже на выход, явно собираясь догнать мужа и дочь.

Я еще какое-то время стою на месте, ошеломленная увиденным. Если у Островского подобные сцены в норме вещей, неудивительно, что он гуляет налево.

– Мама, вот он! – вздрагиваю от пронзительного голоса какого-то мальчугана. Оборачиваюсь, мальчик тащит в руках коробку с изображением робота. Коробка больше мальчишки, но сколько удовольствия на лице ребенка!

– Ты где его нашел? – спрашиваю мальчика, присев перед ним на корточки. – Мне тоже такой нужен.

– Там, – малыш мотает головой назад и с самым серьезным видом поясняет: – Там еще дядька стоит с вертолетом на пульте управления.

Что за дядька с вертолетом на пульте управления?

Но, поблагодарив «консультанта», иду в указанную сторону и вскоре действительно нахожу стеллаж с роботами. А в проходе между рядами стоит тот самый «дядька»: картонная фигура счастливого белозубого парня лет восемнадцати с вертолетом в одной руке и пультом в другой. Мое настроение, прекрасное с утра, сейчас прямо противоположно настроению этого парня.

Глаза застилают горячие слезы.

Не глядя, хватаю коробку с роботом и тороплюсь на кассу, но предварительно издалека всматриваюсь в очередь. Не хочу встречаться с Островским. Хоть я и просила его при встрече сделать вид, что мы не знакомы, не уверена, что у нас обоих это получится. А подставлять его перед женой и дочкой ни за что не буду.

16. Кристина. У Даши

Такси, как в первый раз, останавливается у частного дома в пригородном поселке. Расплатившись, выхожу, набираю Дашу сообщить, что приехала, пусть встречает. Цепляю на лицо радостную улыбку, хотя на душе булыжник – я еще не отошла от увиденного в детском магазине.

Осматриваюсь. Конец лета радует солнечными денечками. Небо синее-синее, низкое, деревья темно-зеленые, цветы в каждом дворе, и аромат от них густой, хоть ложкой ешь. В городе такого не припомню.

– Наконец-то! – подруга вылетает со двора и практически падает мне в объятия. – А мы ждем, ждем…

– Главное, чтобы пирожки мне оставили, – смеюсь, обнимая в ответ.

– Ты что, мы тазик напекли. Семья большая, мужиков много, – хвастливо. – Хорошо, что сейчас все на работе, так что до ужина у них есть шанс, что останутся. Проходи.

– Дай хоть посмотрю на тебя, – кручу Дашку, рассматривая с ног до головы. – Похорошела как, загорела, расцвела. Ромка твой молодец, правильную дозировку сексуальной терапии выбрал.

– Кристина, ты не меняешься, – смеется польщенная Денисова и тянет меня за собой во двор.

Цепной пес тянет носом воздух и вяло тявкает в мою сторону.

– Ого, какой красавец. Брутальный мужчина, – не рискую протянуть ему руку, чтобы погладить.

– Это Дозор, наш спаситель и лучший друг Сашки. Представляешь, однажды сын спрятался в его будке и уснул, а мы чуть в розыск не подали. Хорошо, Рома догадался заглянуть. Бабушку чуть до инфаркта не довел.

– Грозный пес. И Саша его не боится?

– Поначалу боялся, но после того, как скормил ему тазик пирожков, они теперь не разлей вода. Правда, Саше щенка подарили, Дозор немного ревнует.

– Какой красивый дом! – кручу головой во все стороны. – В прошлый раз ничего не успела рассмотреть. А запах, запах какой у вас тут стоит, м-м!

– Ты еще сад Алены Дмитриевны не видела. Там тако-ое!

– Ай, заинтриговала…

– Но сначала чай! – Даша приглашает в дом.

– Согласна.

– Привет! – выпрыгивает откуда-то из боковой комнаты Сашка. Футболка синяя с наклейкой-машиной впереди, шортики длинные, носочки. Очаровательный гномик.

– Ты ж мое солнце! – бросаю сумочку и коробку с роботом на пол, присаживаюсь, распахивая руки. Саша падает мне в объятия. – Не забыл свою крестную!

Прижимаю к себе худенькое тельце, трусь носом о светленький ежик, наслаждаясь неповторимым детским ароматом. Вот мужчина моей мечты, а не всякие там двухметровые-широкоплечие-женатые.

– А ты ко мне приехала? – любопытный малыш заглядывает в глаза. Его такие огромные, ясные, чистые.

– К тебе и к маме. Соскучилась ужасно. Смотри, что я тебе привезла.

Сашка нетерпеливо ерзает и выскальзывает из объятий в ожидании подарка.

– Что это?

– Робот, как ты просил. Ты такой хотел?

Малыш с серьезным видом принимается разглядывать упаковку.

– Ну, – смешно хмурит светлые бровки, – такого у меня нет. А он правда умеет убираться?

– В смысле? – перевожу недоуменный взгляд на Дашу. Она тоже удивлена не меньше моего.

Саша деловым тоном поясняет:

– Леша рассказывал, что есть такие роботы, которые ездят по дому куда хотят и мусор собирают, а нам ничего делать не надо. Можно на диване валяться, семечки щелкать, а робот все уберет.

Дашка зажимает рот ладошкой, чтобы не прыснуть со смеху.

– Нет, солнце мое, это просто игровой робот, – оправдываюсь перед крестником, – а того, про который Леша говорил, в магазине игрушек не было.

– Ну ла-адно, этот тоже сойдет, – смилостивился крестник.

– Что же вы гостью на пороге держите? – с той же стороны, что и Саша, выходит Дашина новая свекровь. Пока еще не официальная, но это не важно.

– Пойдем есть пирожки, – Саша берет меня руку и тянет за собой.

Даша, с улыбкой наблюдая за нашим с сыном общением, только безмолвно с гордостью показывает «вот так».

– У нас уже к чаю все готово, – женщина разливает чай из пузатого стеклянного заварника.

На столе чаша с румяными пирожками, сахарница, вазочка с конфетами. Под столом трется о ноги милый щенок.

– Алена Дмитриевна, мама Ромы, – напоминает мне Даша, знакомя нас. – Кристина, моя лучшая подруга. Мы учились вместе, только я в академ ушла, потом с концами, а она доучилась.

– Ничего, и ты доучишься, – Алена Дмитриевна ласково гладит Дашу по плечу.

– Очень приятно снова познакомиться, – слегка киваю, приветливо улыбаясь. – В прошлый раз у вас столько гостей было, что я почти никого не запомнила. Киру только знаю.

И Никиту, как оказалось.

– А это Грей, – Сашка, пыхтя, поднимает щенка. – Мне Яна и Костя подарили.

– Он чудесный, – треплю собакена за уши.

– Этот чудесный уже сгрыз две пары тапочек, – ворчит Алена Дмитриевна. – Давайте, девчонки, за стол. Ой, а у меня наливочка есть вишневая, будете? Вкусная-я. Сама делала.

– Алена Дмитриевна, вы так аппетитно рассказываете, что у меня уже слюнки текут.

– Во-от, наш человек, – радуется женщина и вытаскивает из шкафчика бутылку с темно-рубиновой жидкостью и три бокала на высокой ножке.

– Мне чуть-чуть, – предупреждает Дарья. – Я только попробовать.

– Ты чего это? – с подозрением кошусь на подругу. – Поди, это? – киваю ей на живот.

– Ага, – выдают сияющие глаза.

– О-обалдеть. Какая прекрасная новость, Дашка! – расчувствовавшись, обнимаю ее. – Я так рада за тебя!

17. Кристина. Подруга на выданье

Алена Дмитриевна разливает нам вино.

– М-м, какой запах, – прикрываю глаза, вдохнув аромат ягоды.

– Ты пробуй, пробуй. У меня девчонки сейчас непьющие, а то бы давно от наливки ничего не осталось.

Делаю глоток. Сладковатый напиток растекается во рту чудесным вишневым нектаром.

– Очень вкусно! И пьется легко.

– А то!

Сашка пьет морс из стеклянного бокала. Одни глазенки торчат над ободком. Играем с ним в перемигивание. Такой классный мальчишка.

– И когда свадьба?

– Решили не торопиться, – загадочно улыбается Дашка. – Через месяц.

– Через месяц – это решили не торопиться? – недоумеваю и ищу подтверждение на лице присутствующих. – Я думала, под это определение попадает месяцев пять-шесть.

– Ну, в моем положении, – Дарья кладет руку на животик, – расписать нас могут хоть завтра, но Рома хочет большой праздник. В ресторане.

– Класс! Дай угадаю – в «Орхидее»?

– Ну конечно, – удивляется Алена Дмитриевна и подливает мне вина, – у зятя собственный ресторан, а мы в другой, что ли, пойдем?

– И ты свидетельница, – ставит перед фактом Денисова. – Ты обещала, помнишь?

– Помню. Я только за. А кто свидетель?

– Мы еще не знаем.

– Кристина, а ты замужем? – неожиданно спрашивает Алена Дмитриевна, очевидно решив, что наливочка уже должна подействовать и развязать язык.

– Нет.

– А мужчина хотя бы есть?

– Нет. Вместо мужчины у меня есть две работы, – пытаюсь переключить ее внимание в другую сторону.

– Слушай, – Дашина свекровь косится на нее, явно что-то задумав, – есть у меня на примете один холостой кандидат… Ему бы женщину, да чтоб в ежовых руках его держала…

– Алена Дмитриевна! – таращит на нее глазищи Даша. – Это кого, интересно, вы Кристинке сватаете? Уж не Шурика ли?

– А почему бы и нет? Нормальный же мужик. В горящую хату вон бросился, не раздумывая…

– Крис, Алена Дмитриевна шутит, Шурик вообще не то, что тебе нужно.

– Почему? – реакция Даши удивляет.

– Он запойный. Оно тебе надо?

– Ну что ты за Кристину решаешь, Дашенька. Пусть познакомятся, а вдруг… Ведь и парня жалко, пропадает один, и подруга твоя одинокая.

– Не-не-не, Алена Дмитриевна, пьющие не мой идеал, – смеясь, машу на нее руками, – я уж как-нибудь сама.

– Ну, мое дело предложить… А то, может, сходишь, пироги соседу отнесешь, присмотришься? – и во взгляде столько надежды, что у меня даже мелькает мысль, что, может, и правда отнести пирожки загадочному соседу – любителю выпить. Нет-нет! Не надо мне такого счастья.

– Пойдемте лучше в сад, – выручает всех Дашка. – Я обещала Кристине вашими розами похвастаться.

– Пойдемте. А это с собой возьмем, – Алена Дмитриевна прихватывает бутылочку, а мы – бокалы. Идет впереди нас.

Саша с коробкой с роботом семенит за бабушкой, за ним неуклюже переставляет лапы Грей, мы следом.

Даша виснет у меня на руке, притормаживая.

– Крис, – понизив голос, – не вздумай поддаться на уговоры. Я про Шурика. Алена Дмитриевна поначалу меня за него сватала, сейчас вот на тебя переключилась.

– Слушай, Дашка, – так же тихо парирую, – не зная тебя, я бы подумала, что ты его для себя приберегла.

– Скажешь тоже! Мне, кроме моего Ромы, не нужен никто.

После презентации мне розового участка уединяемся с Денисовой-будущей-Вертинской в беседке. Алена Дмитриевна осталась возиться с любимцами, щенок улегся спать на солнышке, Саша с нами рядышком – вытащил робота из коробки, изучает его со всех сторон, нажимает кнопки. Робот передвигается маленькими шажочками, машет руками, издает стреляющие звуки.

С улыбкой наблюдаю за эмоциями ребенка, делая маленькие глотки вина. Вроде понравился ему мой подарок, хоть и не такой, какой хотел ребенок, но это уже другой вопрос.

А вот маленькая девочка Ксюша ушла из супермаркета в слезах и без игрушки, потому что ее обидела мать. К горлу периодически подкатывает булыжник, не дает глотать. Жалко девочку.

– Кристин… – Дашка трогает меня за запястье. – Ты так странно смотришь на Сашку… У тебя что-то случилось?

– Ничего, – криво улыбаюсь, пряча за ресницами набежавшую влагу. – Сашка у тебя классный. Так вырос. Я тебе так завидую, Дашка. Тоже хочу ребенка. Девочку. Маленькую такую, беленькую, с кудряшками. Глазки синие-синие, как это небо, щечки пухленькие…