Зачарованная Книга Желаний

В тихом омуте провинциальной библиотеки, среди запахов старой бумаги и несбывшихся грёз, скромная Элла находит утешение лишь на пыльных страницах чужих историй. Её собственная жизнь – серая акварель будней, лишенная ярких красок. До того дня, как в её руки попадает Он. Древний фолиант в переплете цвета грозовой ночи, без имени, но с тисненым символом, пульсирующим едва уловимым теплом. Книга, шепчущая о силе изменить судьбу одним лишь словом. Зачарованная Книга Желаний.

Первые, невинные на первый взгляд, желания оборачиваются каскадом комичных, а затем и пугающих последствий. Элла понимает: у магии острые края, а у каждого исполненного каприза – своя, порой непомерная, цена. Пытаясь исправить содеянное, она случайно пробуждает древнюю силу, заточенную в Книге – Дэймона.

Он – джинн. Не сказочный раб лампы, а язвительный, бесконечно уставший дух с глазами цвета старого золота, несущий бремя веков и горечь тысяч чужих желаний. Связанный с Эллой против своей воли, он вынужден стать её проводником и стражем в мире, где реальность трещит по швам от её неосторожных слов. Их столкновение – битва сарказма и наивности, льда и пламени. Но в вихре магического хаоса, в совместной борьбе с тенями прошлого и настоящего, рождается нечто большее, чем вынужденное партнерство. Опасное, запретное притяжение между смертной девушкой, ищущей свое место в мире, и бессмертным существом, жаждущим лишь свободы… или уже чего-то иного?

Но Книга – не просто инструмент. Она – ключ к древним тайнам, и её пробуждение привлекло внимание тех, кто жаждет её силы. Таинственный Коллекционер начинает свою охоту, и теперь Элле и Дэймону предстоит сражаться не только с последствиями желаний и собственными демонами, но и с силами, грозящими разрушить хрупкое равновесие мира.

Сможет ли Элла овладеть силой, не потеряв себя? Какую цену придется заплатить за свободу Дэймона? И что окажется сильнее – древнее проклятие или любовь, расцветшая на руинах разбитых надежд?

«Зачарованная Книга Желаний» – это вихрь эмоций, где магия переплетается с реальностью, юмор – с опасностью, а нежность – с горечью невозможного. История о том, что самые сильные желания – не те, что меняют мир, а те, что меняют нас самих.

Генадий Алексеевич Ени

2025

Глава 1: Тишина, впитавшая время

Тишина в читальном зале библиотеки Эшвуда была не просто отсутствием звука. Она была субстанцией. Плотной, вековой, сотканной из миллионов выдохнутых над страницами слов, невысказанных мыслей, легчайшей пыльцы времени, оседающей на корешки и души. Элла дышала этой тишиной, она обволакивала её, как старый, любимый плед, скрывая от резкости внешнего мира, от его суетливых требований и бесцветных дней, похожих друг на друга, как библиотечные карточки одного раздела.

Воздух был пропитан сложным парфюмом истории: терпкая сладость старой бумаги, ванильный призрак клея из переплетной мастерской миссис Дэвис, её предшественницы, чья тень до сих пор витала у окна с геранью, горьковатая нота дубовой полироли и – сегодня особенно явственно – озоновая свежесть и запах мокрой глины, доносимые затяжным апрельским дождем, превратившим мир за высокими стрельчатыми окнами в акварельный этюд сепии и индиго. Дождь барабанил по меди карниза свой монотонный, гипнотический ритм.

Элла катила скрипучую латунную тележку (скрип этот был так же привычен, как тиканье часов «Густав Беккер» над стойкой) к секции «Редкие издания». Её личное святилище. Здесь сумрак был глубже, лучи света, пробивавшиеся сквозь пыльные стекла, казались густыми, почти осязаемыми столпами, в которых лениво танцевали мириады пылинок – золотая взвесь прошлого. Здесь книги не просто стояли рядами – они дремали, храня в себе не только тексты, но и отпечатки пальцев давно ушедших читателей, призраки их вздохов, следы загнутых уголков страниц – маленькие тайные знаки общения сквозь время. Здесь Элла чувствовала себя не винтиком системы учёта, а скорее весталкой при храме умолкнувших голосов.

Её пальцы – чуткие, привыкшие к диалогу с бумагой, к её гладкости и шершавости, к хрупкости ветхих страниц – скользнули по корешку, выбившемуся из стройного ряда. Чужой. Холодный под подушечками пальцев, словно кусочек льда, забытый в летний день. Книга была толще, тяжелее, облачена в кожу цвета грозовой тучи перед рассветом, индиго, втягивающий в себя свет. Ни единой буквы на корешке. Лишь тисненый в центре обложки символ – сложная вязь спиралей и острых углов, одновременно похожая на древний лабиринт, ключ и застывшую молнию. От книги исходил аромат, выбивающийся из общей гаммы библиотеки – не бумага, не пыль, но сухие степные травы, щепотка неведомых специй и… едва уловимый, тревожный запах озона, как перед ударом молнии.

Любопытство – тот внутренний огонь, что одновременно согревал и грозил опалить её тихую жизнь – вспыхнуло неудержимо. Элла, почти не дыша, высвободила фолиант из плена соседей. Он лег в руки с неожиданной тяжестью, словно был вырезан из камня. Потускневший бронзовый замочек в виде сплетшихся змей оказался не заперт. Сердце Эллы, обычно размеренно отбивавшее секунды в унисон с часами, споткнулось и забилось часто-часто, как птица в клетке. Она знала этот стеллаж как свои пять пальцев. Этой книги здесь не было вчера. Она бы почувствовала её присутствие, её… чужеродность.

Она провела пальцем по тисненому символу. Кожа под ним оказалась неожиданно теплой, живой. Или это просто её кровь стучала в кончиках пальцев? Книга словно выдохнула в ответ тихий, едва слышный вздох, от которого по руке пробежала рябь мурашек. Затаив дыхание, Элла открыла её. Страницы – плотные, цвета слоновой кости, с неровными краями – были покрыты каллиграфическим, завораживающе красивым письмом на языке, которого она никогда не видела. Чернила мерцали, меняя цвет от угольно-черного до расплавленного золота при малейшем движении. И между этими чужими, гипнотическими строками, словно водяные знаки, проступали еле заметные, почти стершиеся буквы кириллицы. Заметки на полях? Предупреждения?

«Вслушайся в желание сердца, не разума шепот. Но слово – отточенный клинок, мысль – эхо в вечности. Мера ответственности равна силе дара…» – прочла Элла шепотом, который показался ей чужим в этой гулкой тишине.

Желание сердца… Её сердце сейчас было наполнено не великими мечтами, а мелкой, но едкой занозой повседневности. Миссис Петтигрю. Её голос – пронзительный, как сверло дантиста, её бесконечные жалобы на сквозняки, соседей, правительство… Если бы только она могла… найти себе какое-нибудь поглощающее занятие. Прямо сейчас. Очень далеко отсюда. Хотя бы на час. Чувство вины кольнуло – нельзя так думать о пожилом человеке. Но усталость… Усталость была сильнее.

Элла горько усмехнулась. Книга, исполняющая желания. Прямо как в тех самых фэнтези-романах, которыми она зачитывалась, пытаясь сбежать из Эшвуда хотя бы в воображении. Наверное, кто-то из местных шутников подбросил. Красивая подделка, не более. И все же… слова уже слетели с губ, не спросив разрешения. Тихий, почти неслышный шепот растворился в пыльном воздухе:

– Пусть бы миссис Петтигрю… нашла себе нечто невероятно увлекательное. Прямо сейчас. И подальше отсюда. Всего на часок…

Ничего. Ни вспышки света, ни запаха серы. Книга в её руках оставалась тяжелым, молчаливым артефактом. Элла почувствовала укол разочарования, смешанный с трусливым облегчением. Магия – это сказки. Успокойся. Она бережно вернула книгу на место, решив утром всё же допросить миссис Хендерсон.

Но спустя десять минут, когда звенящая тишина библиотеки была взорвана телефонным звонком, и взволнованный голос внука миссис Петтигрю сообщил, что его бабушка каким-то немыслимым образом взобралась на столетнюю сосну в городском парке, пытаясь снять оттуда кошку мэра («Говорит, адреналин просто зашкаливает! Кричит, что это самое захватывающее приключение за последние тридцать лет!»), Элла ощутила, как по позвоночнику стекает капля ледяного пота, не имеющего ничего общего с апрельской сыростью. А книга на полке, как ей показалось, едва заметно потеплела.

Глава 2: Цена легкости и гномий легион

Утро не принесло ясности. Наоборот, мир за окнами библиотеки утонул в молочно-белом тумане, который просачивался сквозь щели, пожирал контуры предметов, глушил звуки и пах сырым мхом и несбывшимися снами. История с альпинистскими подвигами миссис Петтигрю (которую, к слову, вернули на землю целой и невредимой, но пылающей энтузиазмом записаться в кружок скалолазания) пульсировала в висках Эллы назойливым вопросом: совпадение или закономерность?

Книга. Она чувствовала её присутствие даже спиной. Темный прямоугольник на полке в секции редких изданий словно втягивал в себя остатки света и покоя. Элла старательно избегала смотреть в ту сторону, погружаясь в механику работы: штампы на формулярах, тихий скрип картотечных ящиков, шелест газет. Пыталась читать – новый скандинавский нуар, – но буквы расплывались, а перед внутренним взором стоял лишь тисненый символ на коже цвета индиго. Страх – липкий, холодный – боролся с искушением, похожим на зуд под кожей. А что, если?..

Вчерашний звонок Лизы. Голос подруги – обычно звонкий, как колокольчик на двери её так и не открывшейся цветочной лавки – был серым и тусклым, как дождливое небо. Отказ в последнем гранте. Крах мечты, которую Лиза лелеяла с детства, засушивая между страницами гербариев первые фиалки. Элла видела её лицо – веснушки, потускневшие от слез, опущенные уголки губ. И чувство беспомощности – острое, почти физическое – сдавило горло. Она, Элла, окруженная мудростью веков, историями о героях и волшебниках, не могла сделать ничего, чтобы помочь самому близкому человеку.

«Вслушайся в желание сердца…» – прошелестел в памяти голос книги, вкрадчивый, как змей-искуситель. Разве желание помочь Лизе – не от сердца? Не ради себя.

Руки сами потянулись к полке. Дрожащими пальцами Элла снова извлекла книгу. Сегодня запах сухих трав и озона казался резче, а тисненый символ под пальцами – почти горячим. Страницы распахнулись словно по собственной воле, являя взгляду мерцающие строки кириллицы под чужеродной вязью.

«Ясность намерения – половина пути. Сила слова творит и рушит. Остерегайся легкости…»

Ясность. Нужно точно. «Деньги для Лизы». Нет. Слишком грубо, слишком опасно. Как они придут? Откуда? Элла закусила губу, пальцы комкали мягкую шерсть кардигана цвета вереска. «Пусть Лиза получит нужную сумму для открытия своей лавки…» – медленно формулировала она про себя, взвешивая каждое слово. – «…самым легким и благоприятным для неё способом. Быстро». Да. Легко, быстро и благоприятно. Что может пойти не так?

Она произнесла слова в гулкую тишину. Голос дрогнул лишь слегка. Книга в руках едва ощутимо вибрировала. Воздух на мгновение стал плотным, тяжелым, запахло грозой, а потом всё стихло. Только пылинки в солнечном луче закружились быстрее. Элла торопливо закрыла книгу, чувствуя себя преступницей, и сунула её обратно на полку. Сердце бухало где-то в горле.

День тянулся бесконечно. Каждый телефонный звонок заставлял её вздрагивать. Наконец, когда сумерки начали красить стены библиотеки в сиреневые тона, позвонила Лиза. Её голос был незнакомым – он звенел, переливался, задыхался от счастья.

– Элла! Ты… ты просто не поверишь! Это чудо! Помнишь, я рассказывала про прапрабабку Агату? Ну, ту самую, с гномами? Я её и не помню почти! И вот – звонит адвокат! Наследство! Представляешь?! Не миллионы, конечно, но… Элла! Это ровно та сумма, что нужна на аренду и первую партию роз! Вот до цента! Адвокат говорит, они сто лет не могли меня найти, какие-то там юридические проволочки, а тут – бац! – и всё решилось за один день! Легко и быстро! Просто невероятно!

Элла слушала, и улыбка медленно сползала с её лица, уступая место ледяному ужасу. Легко и быстро… Благоприятным образом… Прабабка Агата… Та самая, что умерла несколько лет назад… Почему именно сейчас?

– Элл, ты тут? – голос Лизы вернул её в реальность. – Есть только один ма-а-аленький пунктик в завещании… Я должна забрать всю её коллекцию садовых гномов. Всех. Адвокат сказал, там штук триста, если не больше! Их уже везут! Завтра утром будут у меня! Элла, куда я их дену?! Триста керамических рож! Они же заполонят всю мою квартиру!

Триста. Садовых. Гномов. Слова упали в тишину библиотеки, как камни. Легко. Быстро. Благоприятно… для последней воли прабабки Агаты. Но для Лизы? Элла представила её маленькую квартирку, заставленную ухмыляющимися, бородатыми, остроконечными…

Раздался резкий, визжащий звук. Потом – треск. Элла обернулась. Витрина с инкунабулами – гордость библиотеки – пошла паутиной тонких трещин, расходящихся от невидимого центра. Просто так. Сама по себе.

Паника. Холодная, удушающая, она поднялась от желудка к горлу. Это не совпадение. Книга. Реальна. Опасна. Нужно отменить! Всё отменить! Она рванулась к полке, выхватила тяжелый фолиант, лихорадочно перелистывая страницы, ища спасительное слово, заклинание отмены, хоть что-нибудь!

– Нет! Пожалуйста! Я не хотела! – бормотала она, слезы застилали глаза, мешая разобрать мерцающие символы. – Я только помочь хотела! Отмени! Верни всё назад! Я не буду больше! Прошу!!!

Её голос сорвался на крик отчаяния. И в то же мгновение книга в её руках взорвалась слепящим сине-золотым пламенем. Воздух загудел, завибрировал, запахло не просто озоном – раскаленным металлом, песком пустыни и чем-то древним, чужим, от чего замирало сердце. Невидимая сила швырнула Эллу спиной на стеллаж. Книги – друзья, утешители – посыпались на неё, как обвинители.

А когда свет померк, оставив после себя пляшущие пятна перед глазами, она увидела его. Посреди хаоса из бумаги и пыли, окутанный легкой золотистой дымкой, стоял мужчина. Высокий, гибкий, облаченный в нечто темное, струящееся, как застывший дым. Волосы – цвета воронова крыла в лунном свете. А глаза… глаза цвета старого золота, жидкого янтаря, смотрели на неё сквозь ресницы такой длины, что это казалось почти неприличным. И во взгляде этом смешались вековая скука, острое, как игла, презрение и бесконечная, как сама пустыня, усталость.

– Что, опять двадцать пять? – его голос был низким, бархатным, с легкой хрипотцой, словно песок пересыпался по шелку. – Можешь звать меня Дэймон. И, судя по этому очаровательному погрому, нам с тобой, дитя, предстоит весьма… увлекательное сотрудничество.

Глава 3: Пыльца вечности и вкус озона

Мир Эллы схлопнулся до размеров пятачка между стеллажами, где золотая пыльца, оставшаяся от вспышки, медленно оседала на рассыпанные томики Диккенса и сестер Бронте. Дэймон. Имя прозвучало в оглушенной тишине, как удар по натянутой струне. Она сидела на полу, окруженная руинами своего упорядоченного мирка, и смотрела на него – на существо, сотканное из магии и сарказма, пахнущее грозой и пылью забытых дорог.

Он окинул её взглядом – медленным, оценивающим, как ювелир разглядывает сомнительный камень. В глубине его янтарных глаз не было и тени удивления. Лишь океан скуки, чуть подернутый рябью брезгливости. Его темные одежды, без единого шва, казалось, были сотканы из самой тени, они струились и переливались при малейшем движении. Черты лица – резкие, почти хищные – были совершенны той пугающей, нечеловеческой красотой, от которой перехватывало дыхание.

– Дитя? – Элла услышала свой голос, тонкий и чужой. Шок отступал, обнажая нервы, натянутые до предела. – Мне двадцать шесть лет.

Уголок его губ, очерченных так четко, словно их рисовал великий мастер, едва заметно дрогнул. Насмешка просочилась в золотые глаза.

– О, прошу прощения за мою многовековую неточность. Целых двадцать шесть кругов вокруг вашего желтого солнца ты копила жизненный опыт, чтобы вызвать нашествие керамических уродцев и разбить антикварную витрину силой собственного испуга? Похвально. Большинство моих… подопечных метили выше. Власть над миром, вечная молодость, воскрешение любимой канарейки… Твои амбиции поразительно… приземленные. Или это просто недостаток воображения?

«Подопечных»? Он знал! Про гномов, про витрину… Значит, он… он часть книги? Её порождение? Её страж?

– Ты… ты джинн? – выдохнула Элла, пытаясь подняться. Колени дрожали.

– Какая проницательность! – Дэймон картинно хлопнул в ладоши, звук получился сухим и резким. Золотистая дымка вокруг него колыхнулась. – Прямо в яблочко. Я – мелкий шрифт под звездочкой. Подарок в нагрузку к основному призу. Дэймон. Джинн, исполняющий… ну, скажем так, корректирующий желания очередного неосторожного владельца этой проклятой книги. К которой я прикован… – он театрально возвел глаза к потолку, и на мгновение Элле показалось, что она увидела в них отражение звездного неба, каким оно было тысячи лет назад, – …так давно, что перестал считать столетия. И теперь моя незавидная участь – разгребать последствия чужой глупости и благих намерений. То есть, твоих.

Слова сочились ядом, но под ним, как темная вода под тонким льдом, угадывалась горечь такой глубины, что у Эллы защемило сердце.

– Я не хотела… – голос сорвался. Слезы обиды, страха и какого-то иррационального стыда обожгли глаза. – Я просто хотела помочь! Лизе! Миссис Петтигрю – это вообще… нелепость! А витрина… Это ты виноват! Зачем так пугать?!

– Я прихожу, когда меня зовут, – его голос стал тверже, бархат исчез, уступив место стали. Он шагнул к ней, двигаясь с текучей грацией змеи. – А твой весьма эмоциональный вопль: «Отмени! Верни!» – был вполне однозначным призывом. Хотя и столь же бестолково сформулированным, как и твои предыдущие порывы щедрости.

Он навис над ней, тенью падая на рассыпанные книги. Запах озона стал гуще, Элла почувствовала, как электричество пробежало по коже. Его глаза – близко, слишком близко – казались окнами в другую, древнюю и жестокую вселенную.

– Заруби себе на носу, библиотекарша, – прошипел он так тихо, что его слова потонули бы в обычном шуме, но в этой звенящей тишине прозвучали оглушительно. – Магия – это не забава из твоих сказочек. Особенно магия этой вещицы. Она не «отменяет». Она ломает. Перекраивает реальность по своему усмотрению. И за каждое движение иглы берет плату. Гномы – это пыль. Просто рябь на воде. Настоящая буря еще впереди.

Он небрежно махнул рукой в сторону разбитой витрины.

– Это – эхо твоего желания. Диссонанс в гармонии мира. Чем сильнее эмоция, чем больше судеб ты затрагиваешь своим «хочу», тем громче этот диссонанс. И тем больше… грязи мне приходится убирать.

– Но… как же… исправить? – пролепетала Элла, цепляясь за надежду, как утопающий за соломинку.

– Исправить? – Дэймон тихо, безрадостно рассмеялся. Смех царапнул по нервам. – Можно попробовать залатать. Новым желанием. Ювелирно точным. Рискуя пропороть ткань реальности еще сильнее. Или… смириться. Жить с последствиями. Твоей подруге – с гномами, библиотеке – с трещинами, а миру – с мелкими аномалиями, которые теперь будут вспыхивать тут и там, как болотные огни. Выбирай, хозяйка.

Последнее слово он выплюнул, словно скорлупку от ядовитого семечка. Элла смотрела в его золотые глаза, видя в них не только цинизм, но и отражение бесконечного плена. И впервые страх смешался с чем-то новым – странным, колючим сочувствием. И упрямством. Она это начала. Она должна попытаться исправить. Даже если помощник ей достался… такой.

– Хорошо, – сказала она, и с удивлением обнаружила, что голос её обрёл твердость. Она поднялась на ноги, отряхивая с кардигана пыль веков и недавнего крушения. – Что делать?

В глубине янтарных глаз Дэймона мелькнуло нечто похожее на удивление. Он отступил на шаг, возвращая ей немного личного пространства. Насмешливая маска вернулась, но сидела уже не так плотно.

– Для начала, – он обвел взглядом погром, – убери этот хаос. Терпеть не могу работать в бардаке. Создает иллюзию, что Вселенная окончательно сошла с ума. А потом… подумаем, как твоё неуемное человеколюбие загнать обратно в рамки приличий. И, пожалуйста, постарайся воздержаться от желаний. Хотя бы до заката. Мои нервные клетки, в отличие от содержимого этой книги, не бессмертны.