Красота

Если бы не она, этой истории бы не было.

Это короткая история. К сожалению. А может быть, к счастью, не знаю. Может быть, именно эта ускользающая из рук мимолетность не позволила ей превратиться в нечто бесформенное, размазанное во времени – и с непременно очень скучным и закономерным финалом.

А так, я всегда буду помнить Леру, как лучшее, что случалось в моей жизни. К сожалению, помнить – это все, что мне осталось.

Она работала в кофейне.

Самое смешное, что я даже не пью кофе. Терпеть не могу его резкий, терпкий вкус – даже разбавленный сахаром и молоком; и решительно не могу понять, что такого прекрасного люди находят в этой залитой водою горечи. Но в тот день, видимо, какое-то проведение, не иначе, привело меня в кофейню на пересечении Проспекта Энергетиков и улицы Ленина.

Была середина мая. Я шел с занятий в музыкалке – школьный ранец на одном плече, чехол с гитарой на другом. Закат окрашивал небесное полотно в ярко-алые краски. Воздух, слегка прохладный, наполненный ожиданием майской ночи, казалось, очищал изнутри с каждым вдохом. Чего-то очень хотелось, но я не знал, чего именно.

И почему-то решил, что хочется мне именно кофе.

Наверное, к этой мысли меня подтолкнула попавшаяся на глаза разноцветная вывеска с дурацкой надписью "Кофечайник". Из-за полуоткрытой двери заведения доносился терпкий кофейный аромат, который в ту секунду вдруг показался мне неожиданно притягательным. И я толкнул дверь и вошел внутрь.

За стойкой никого не было, и я даже подумал, что местечко как раз закрывается на ночь и я немного опоздал со своим внезапным желаниям выпить кофе. Но за столом, что тянулся вдоль одной из стен, непринужденно тусовалась стайка каких-то подростков, и явно не спешила покидать заведение. Тогда я подошел к стойке, и, немного подумав, нажал на кнопку звоночка.

Когда Лера появилась из подсобки, я сперва даже не обратил на нее внимания. Просто на периферии моего зрения мелькнул кто-то белокурый, и, кажется, женского пола. В остальном я был слишком увлечен изучением ассортимента.

Раньше я даже не подозревал, что существует столько разных видов кофе. И вот, когда я уже выбирал между макиато и айс-латте (понятия не имея, что значит и первое и второе), я услышал звонкий девичий голос:

–Вам что-нибудь подсказать?

Я обернулся и смущенно улыбнулся. Баристой оказалась симпатичная девушка лет шестнадцати. Наверное, подрабатывает здесь по вечерам или что-то вроде того, подумал я.

Очень скоро я понял, что у меня по какой то неведомой причине никак не получается отвести от нее глаз. И что-то сказать тоже не получается. В горле пересохло, и я лихорадочно вспоминал, что именно собирался ответить ей всего несколько секунд назад. Но вместо этого на языке вертелось всего лишь одно слово.

Красота.

Казалось, будто оно вытеснило собою все остальные слова, что прежде существовали в русском языке. Красота – это зеленые глаза, что так ярко светятся в лучах закатного солнца. Красота – это вьющиеся белые локоны. Красота – это полные алые губы, что столь сильно контрастируют с бледной кожей.

Вот что такое красота.

Не только это, конечно. Но в тот момент для меня не существовало ничего другого.

–Так вам что-нибудь подсказать?

Я вдруг осознал, как глупо, должно быть, выгляжу со стороны. И, совершенно точно, выдаю себя с головой. Надо было срочно брать себя в руки.

–Если честно, помощь мне бы не помешала, – я вновь виновато улыбнулся и развел руками, – я не очень во всем этом разбираюсь. Вот ма-ки-ато это что такое? И чем оно отличается от айс-латте?

На самом деле, мне было плевать, что такое макиато и чем оно отличается от айс-латте. Этот вопрос вообще интересовал меня меньше всего на свете. Но отчего-то захотелось поговорить с этой девчонкой подольше. Выйти за пределы стандартного набора "оплатакартойчекненуженспасибодосвидания".

Девушка улыбнулась мне в ответ. По крайней мере, мне очень хотелось верить, что она улыбнулась мне в ответ, а не просто выдала дежурную вежливую улыбку.

– Макиато – это эспрессо с небольшим добавлением молока, – объяснила она, – а айс-латте – это латте, только холодный.

– Ааааа… – протянул я, – теперь понятно.

На самом деле, я даже не вникал в то, что она говорила. Своим прекрасным, звонким голосом эта девчонка могла озвучивать хоть состав шампуня – я все равно был готов слушать ее речь, как самую чудесную музыку.

– Давайте тогда вот этот ваш… макиато. Маленький.

– Одну минуту.

Девушка отвернулась к кофе-машине, и я вдруг почувствовал какую-то легкую пустоту. Из-за того, что не видел ее лица. Словно бы без взгляда малахитовых глаз, о которых я и знать не знал всего пару минут назад, мир вдруг потускнел, потерял в красоте.

И я стал смотреть на ее вьющимися локоны. Лучики света играли в ее волосах. И я стоял, как загипнотизированный, слушая мерное гудение кофе-машины и доносящиеся словно откуда-то издалека голоса подростков.

Когда бариста снова повернулась ко мне лицом, и я вновь поймал на себе взгляд ее изумрудно-зеленых глаз, мне показалось, будто бы сама земля поплыла у меня под ногами.

–Любите кофе? – спросила девушка, протягивая мне стаканчик.

И мне вдруг стало очень обидно. Потому что я всего пару минут назад говорил, что совершенно не разбираюсь в кофе. А значит, она меня особо и не слушает. И улыбается мне только из вежливости, и вопросы задает тоже.

"С другой стороны, а почему должно быть по другому? – тут же одернул я себя, – для нее я ведь просто очередной клиент. Один из многих. И она даже не вспомнит моего лица через пару минут после того, как я выйду за дверь".

Конечно, это был голос разума, и говорил этот голос здравые и логичные вещи. Но мне все равно было грустно.

Я даже сам удивился этому чувству, а еще тому, насколько сильным и ярким оно было. Вообще, все мои эмоции и ощущения вдруг обострились, и стали куда сильнее и ярче, чем прежде.

– Что-то не так? – услышал я ее встревоженный голос. Черт, похоже, я веду себя слишком странно.

Я прикусил губу и рискнул вновь поднять глаза на девушку – мне казалось, будто один взгляд на нее может вновь выбить почву у меня из-под ног.

Черт, и все-таки она безумно красивая.

– Все хорошо, – хрипло ответил я, не узнавая собственного голоса, – а кофе я не люблю. Просто… решил дать ему шанс.

Девушка вдруг рассмеялась. Звонко и мелодично, словно бы весенняя капель застучала, или зазвенели колокольчики. И все же я заметил, что смеясь, она отчего-то прикрывает рот ладонью – как это обычно делают люди, что втайне чувствуют себя зажато и неуверенно.

– Вы так смешно это сказали – "дать ему шанс".

Против собственной воли, я улыбнулся и как-то несмело пробормотал:

– Да… Наверное.

Стоит ли говорить, что с тех пор я стал заходить в "Кофечайник" по три раза на дню?

Я бы наверное, делал это даже чаще, если бы только мог. День проходил так: утром я шагал в школу, и заходил за кофе. Смотрел на Леру (тогда я еще не знал, как ее зовут), и старался задержаться подольше, старательно искал темы для разговора, до тех пор, пока не начинал опаздывать. Запыхавшийся прибегал на первый урок, сердце быстро-быстро колотилось от бега, кофеина и чего-то еще.

Дальше первые четыре урока тянулись для меня бесконечной вереницей неторопливых, еле-еле сменяющих друг друга минут. Я в полуха слушал голоса учителей, даже порой о чем-то беседовал с соседями по парте – но мысли мои были не здесь, а примерно на километр южнее по Проспекту Энергетиков, где находилась кофейня с дурацким названием "Кофечайник". И я будто пытался загипнотизировать секундную стрелку часов, потому что именно от нее все зависело – как быстро пройдут эти секунды, которые потом сложатся в минуты, которые потом сложатся в часы, а потом наступит время обеда.

Затем я шел по проспекту, подставив лицо солнечным лучам, и лихорадочно придумывал, о чем бы таком еще поговорить с той девчонкой, чтобы продлить наше с ней общение хотя бы на несколько секунд. И весь мир казался таким живым, таким свежим, словно бы только-только родившимся.

И меня до жути пугала мысль, что так будет не всегда. Ведь это когда-нибудь закончится. Все кончается, и даже звезды коллапсируют, превращаясь в чёрные дыры. Что уж говорить о человеческом счастье, столь хрупком и мимолетном.

Я перешагивал порог "Кофечайника", с таким волнением, будто выходил на сцену театра в день премьеры – и премьера моя случалась по три раза на дню, на протяжении двух последних недель мая. Если Лера была за стойкой, я тут же ощущал, что сердце начинает биться где-то в глотке, а не там, где ему, вообще-то положено. Если нет – то я звонил в звоночек, и она появлялась, а дальше читайте чуть выше.

Так, один раз я задал ей вопрос, который, на самом деле, давно меня мучал:

– А вы что, в школу совсем не ходите?

Она рассмеялась, как она часто это делала, заставляя меня гадать, насколько этот смех искренний.

– Я школу в прошлом году закончила. Сейчас в техникуме учусь. Но там можно не ходить. Это все так, чтобы корочка была.

– А-а-а, – протянул я и зачем-то добавил: – а я вот в десятый решил пойти.

Она поставила передо мной стаканчик с маленьким макиато (до сих пор меня передергивает от этого вкуса) и неожиданно произнесла:

– Давай на "ты" уже. Меня Лера зовут.

– Серёжа, – представился я и, поймав на себе взгляд ярко-зеленых глаз, благоразумно отвернулся, чтобы не сгореть от этого холодного зеленого света. И стал снимать пленку с пластиковой трубочки.

– И что, вы… То есть, ты, без выходных работаете… аешь?

– Ну нет, что я, дурочка что ли? – судя по голосу, Лера улыбнулась, но смотреть на нее я не решался – был уверен, что от этой улыбки сгорю прямо здесь. Только кучка пепла останется, – с понедельника по пятницу. А по выходным я сплю.

– А на кого учишься?

– Громкое слово – "учишься". Разве ж это учеба? Вообще, на повара, но моей стряпней только тараканов травить.

– Зато кофе хорошо варишь.

– Это не я. Это кофемашина.

Я все-таки рискнул посмотреть на Леру. Она улыбалась.

– Вечером придешь?

Я сглотнул тяжелую, вязкую слюну и хрипло ответил: