Ученица ведьмака

К ведьмаку в ученицы

Глава 1

Дом ведьмака стоял обособленно, на самом краю деревни. Аккурат после него начиналось кладбище.

С Власием в деревне не связывались.

Пока его жена жива была, худо ли бедно, но он хоть как-то с людьми общался. Не до хорошего уж соседства, но в знак приветствия всё ж головой кивнёт. А как жена померла, так он редко стал из дома выходить. Хотя поговаривали, что это днём его не видно. Ночами же он обходил свои владения.

Детей Бог не дал.

Характер у Власа был прескверный. Глядит исподлобья, как прожигает. Борода густющая, чёрная. Голос, что рёв медвежий. Ведьмаком кликать стали уже после того, как его жена преставилась.

Власий дар имел. Умел боль снимать, раны да переломы от его мазей как по волшебству заживали. Некоторые сплетничали, что и с нечистью ему поговорить не зазорно.

Не любил Влас людей. Сторонился, бирюком слыл. Правда, в помощи никому не отказывал. Да и как откажешь – на всю деревню, почитай, он один мужик и остался. Война проклятущая ни одну семью не обошла. Вот и остались на хозяйстве в деревнях да сёлах только бабы с мальцами на руках и старики беспомощные.

Почему Власия на фронт не забрали, то отдельная история.

Когда последнему мужику неутешная баба платком помахала, пришли к Власию двое. Сапоги начищены, взгляд из-под фуражки строгий. Решительно в дом зашли.

Чего уж там внутри происходило, то неведомо. Только поутру оба, седые как лунь, прибежали к Параскеве с мольбой увезти их от деревни подальше, чтоб колдуна проклятого не видеть.

Почему к Параскеве прибежали? Так её телега у калитки покосившейся уж запряжённая стояла. Баба в город собиралась по делам своим. Вот эти двое бедолажных и упросились с ней. Пока по кочкам да по полям ехали, служивые и рассказали всё по порядку.

Как только дверь за ними закрылась, и началось.

Усадил их Влас за стол, предложил кушанья разные. И откуда только что взялось! Вокруг люди голодают, бабы жилы рвут, чтоб детей прокормить, а у него тут и пельмени со сметаной, и поросятинка запечённая. А уж когда на стол запотевшую бутылку самогона поставил, служивые как умом помешались. На еду накинулись, да только ложку в рот – а всё обратно и вылезло.

Сидят друг напротив друга и видят, как то ли черви в ложках оказались, то ли пауки огромные. От свинины такой смрад пошёл, что и представить невозможно. Вскочить бы воякам да дёру дать, а не могут.

Ноги словно к полу приросли. Глядь, а пол-то в трясину превращается. Сам хозяин сидит в углу, глаза огнём пылают. Всю ночь Влас служивых стращал мертвяками да нечистью. Жабами болотными накормить пытался. К утру сжалился. Топнул ногой по полу, и враз все видения исчезли. Сидят служаки за столом пустым, будто и не было ночи страшной. Поднялся Власий, молча к двери подошёл, отворил её настежь и одним махом головы указал гостям, что пора и честь знать, засиделись.

Второй раз повторять не пришлось: подхватились мужики, да и бросились, как ошалелые, прочь из дома да от хозяина страшного. На Параскеву и наткнулись сразу.

С того случая никто больше к ведьмаку не совался. Решили поди, что и без него Родина обойдётся.

Так и остался Власий в деревне за единственного здорового да работящего мужика.

Люд деревенский хоть и боялся его, а всё ж, когда нужда случалась, обращались. Не отказывал Влас, хоть и без особого рвения, но помогал.

***

– Мить, ты живой? – с придыханием спрашивала Варвара, прижимая ухо к груди младшего брата.

– Жив покамест, – хрипел в ответ семилетний Митька. Несмотря на свой возраст, он изо всех сил старался быть настоящим мужчиной. А как иначе, ежели тятька на фронте сгинул, а матушка год как исчезла, не вернувшись из лесу. И остались сиротами он да десятилетняя Варя, его сестра.

Митька всегда старался придать себе серьёзности. Попервой-то без родителей совсем худо было, Варька плакала ночами, как щенок, от титьки оторванный. Вот Митька и решил взять над ней шефство. И воду в дом таскал – правда, по полведра. И дрова рубил. Да и вообще старался всячески показать Варе, что она за ним, как за стеной. И только ночью, забравшись на печь, позволял себе пустить скупую мужскую слезу, тоскуя и горюя о мамке с тятькой.

Конечно, Варвара видела, как старался младший брат. За скудным обедом украдкой ему лишнюю ложку похлёбки положить пыталась, страшась, как бы последнюю родную кровиночку судьба не отобрала.

И вот настал день, когда не доглядела. Зима хоть и сдала свои позиции, а всё ж ранняя весна теплом не баловала. Выскакивал Митька на улицу в рубахе тонкой, залатанной – вот, видать, ветерком холодным и прохватило.

К тому ж с едой совсем туго стало. Всё, что старались сэкономить, лишь бы до лета дотянуть, уже поскончалось.

Голодать начали. Хворь Митькина с особой силой навалилась: хрипеть стал, задыхаться.

В деревне хоть и пытались сиротам помочь, только с едой у всех худо было. А уж про лекарства и речи не шло. Знала Варя, что пришло время, которое она до последнего оттягивала. Придётся к ведьмаку идти, не справится Митька без помощи.

А как подумает об этом, так поджилки трясутся. Летом, на сене лёжа, подружки такие страсти про него рассказывали, что волосы шевелились.

"Эх, была бы мамка рядом, – думала Варя, – вместе бы пошли, чай, не так страшно, как одной".

Митька зашёлся в лающем кашле. Варя поднялась, налила в кружку кипятку с парой листиков липы и протянула брату.

– Мить, слышь чё, я решилась.

– На что? – не понял Митя.

– К ведьмаку пойду, – произнесла Варя и замолчала.

– Это ещё зачем? – хрипло ответил мальчик. – Ишь, чё удумала. Здоров я.

Словно в доказательство своих слов Митька сделал попытку подняться. Но тонкие ручонки затряслись, и он рухнул обратно на подушку.

Варя шумно вздохнула и, взявшись за одеяло, заботливо укрыла им брата по самый подбородок.

Ближе к вечеру Митька совсем занедужил. Огненным стал, бредить начал. Куски слов обрывались посередине, но Варя прекрасно понимала, что слова эти значили. В горячем бреду звал Митька мамку.

Варя тихонько отошла от кровати, надела старенькое пальтишко вышла из избы.

***

Влас вышел из дома и замер. В темноте, освещаемый лунным светом, стоял маленький силуэт.

– Кого чёрт приволок в ночь? – пробасил ведьмак.

Первым желанием Вари было броситься со всех ног прочь от грубого мужика. Но совсем другой страх сковывал сердце ледяной рукой. Страх за жизнь брата. И, сжав руки в кулаки, девочка сделала решительный шаг вперёд.

– Сирота? – грозно спросил Влас, узнав девочку.

– Здравствуйте, – робко ответила девчушка, стараясь не смотреть на бородатого ведьмака. – Митьке совсем плохо, может, травки какие дадите? Он у меня один остался.

Предательски защипали глаза. И вдруг такая тяжесть на плечи Варьки навалилась, что не удержалась она, заревела в голос. По-детски заревела, кулачками глазёнки закрыла и заскулила, как кутёнок.

– Зайди в избу, – скорее скомандовал, чем просто сказал ведьмак.

Варя не посмела ослушаться. Вошла внутрь и встала у порога. Глаза в пол вперила и шмыгает носом.

– Сказывай, чего надобно? – спросил Власий.

– Митька, – затараторила Варя, – брат мой, совсем плох. В кашле заходится, хрипит и словно огонь весь.

Ведьмак разглядывал ребёнка. Молчание затянулось, и Варька украдкой бросила взгляд на обстановку.

Добротный дом был у Власия, светлый внутри. По стенам кое-где пучки травы развешаны, мешочки на полке под самым потолком.

И тут взгляд девочки упал на стоящий у окна стол.

На нём на красивой небольшой тарелке лежал пирожок, а рядом стояла большая дымящаяся кружка, наполненная чем-то красным.

От вида пирога в животе предательски громко заурчало. Звук получился таким протяжным и скрипучим, будто старая несмазанная петлица отчего-то решила заговорить. Ведьмаку это показалось таким смешным, что он вдруг захохотал. Зычно, отрывисто, словно выплёвывая каждый смешок по отдельности. Варя стояла в растерянности, не понимая, как реагировать.

Девчушка уже давно приготовилась к худшему варианту. Ведь в страшных историях подружек были и такие, где говорилось о кровожадности ведьмака. Якобы выходил Власий ночами не просто так, а на охоту, поджидал путников нечаянных и кровь их пил. Оттого никто ни разу и не видел, чтоб ведьмак когда-либо за провизией в город ездил.

Так некстати всплывшая история с кровью вдруг захватила всё сознание девочки, и она с расширенными от ужаса глазами смотрела на кружку, стоящую на столе.

То, что из кружки валил густой пар, Варьку не смутило. Цвет жидкости был ярко-алым – этого было достаточно, чтобы ребёнок домыслил остальное.

Вдруг ни с того ни с сего Варя, развернувшись, резко дёрнула дверь на себя и вылетела из дома.

Она бежала по тёмной улице, а в голове звучал громкий смех ведьмака.

Ворвавшись в свою избу, она на лету скинула обувку и, забыв обо всём на свете, прыгнула на постель к брату и затихла.

Сердце, казалось, вот-вот и вылетит из груди.

Спустя время и сердце успокоилось, и дыхание в норму пришло. От лежащего рядом Митьки шёл жар, его монотонное сопение убаюкивало. Варя уже почти погрузилась в сон, как вдруг послышался скрип.

Тяжёлая низкая дверь отворилась, и в дверном проёме появилась огромная мужская тень.

Варвара зажмурилась от ужаса. Услышав, что тяжёлые шаги направляются прямо к ним, Варя слегка приоткрыла глаз. Сердце вновь застучало предательски громко, когда она поняла, что к ним в дом пришёл ведьмак.

Меж тем мужчина вплотную подошёл к кровати и, вытянув вперёд огромную руку, положил её на лоб Митьки. Мальчик не шелохнулся.

– Будет притворяться, – пробасил Влас, – вижу, что не спишь. Собери нужные вещи и ступай ко мне в избу.

С этими словами Власий наклонился и, окутав Митьку одеялом, как куль, взял его на руки.

Смотря в удаляющуюся спину ведьмака, Варвара не знала, что делать. Дверь хлопнула, и в доме повисла звенящая тишина. Варьку колотило в ознобе. На негнущихся ногах она сползла с кровати, прихватила с вешалки Митькину верхнюю одёжу и пошла следом за ведьмаком.

Стоя на крыльце у дома Власия, девочка слегка замялась. И только она подняла руку, чтобы постучать, дверь распахнулась, открыв взору сумрак сеней.

Как только Варя вошла внутрь, дверь за ней захлопнулась сама собой. От неожиданности Варвара вздрогнула и в два прыжка оказалась на кухне.

В дальней комнате слышалось шевеление. Разувшись, девочка пошла на звук. В углу стояла кровать, на ней лежал Митька, а Власий суетился рядом. Варя тихонечко вошла и села на стул, стараясь не привлекать внимание.

Ведьмак поставил рядом с кроватью табурет и водрузил на него медную миску. Из миски шёл густой пар. Власий обмакивал в горячую жидкость тряпицу и бережно протирал грудь, лицо и шею Митьки. Мальчик никак не реагировал. Варя с ужасом понимала, что брат без сознания.

Обтерев Митю, Влас достал из стоящего рядом комода мешок. Развязав верёвки, из недр мешка ведьмак вытащил сухие листья. Оголив грудь ребёнка, он обмакивал каждый лист в миску с отваром и прикладывал его к груди, разглаживая на коже.

Варя как заворожённая смотрела за действиями Власа.

– Ступай в соседнюю комнату, к столу сядь да поешь, – не оборачиваясь к девочке, произнёс Власий.

Варя послушно встала и вышла из комнаты. На столе, как и в прошлый её приход, стояла тарелка с пирогом и кружка с красной жидкостью, только теперь она не дымилась.

Варвара подошла к столу и наклонилась к кружке, втянув воздух. Конечно же, её страшные домыслы не подтвердились. Красная жидкость не пахла кровью, правда, как должна пахнуть кровь, Варя и не представляла. Напротив, жидкость дивно пахла ягодами. Девочка села за стол, подвинула тарелку с пирогом поближе и откусила малюсенький кусочек.

Тесто буквально растаяло во рту, и тогда Варя решилась сделать глоток. Жидкость в кружке оказалась сладкой и вкусной. Видимо, это был ягодный взвар, и из-за насыщенности ягодами его цвет был таким ярким. Варька уминала угощение за обе щёки. Уже давно девочка не ела такой вкуснятины.

Полностью поглощённая процессом, она не сразу заметила, что позади неё в дверном проёме стоит ведьмак и молча за ней наблюдает.

Слопав всё до последней крошечки, девочка встала из-за стола.

– Где я могу помыть посуду? – спросила она.

Голос ребёнка слегка дрожал: всё же она испытывала страх перед своим благодетелем. Хотя сейчас, видя, как бережно Власий обращался с Митькой, она скорее испытывала робость. А ещё благодарность, ведь, несмотря на то, что она так глупо себя повела, удрав из дома ведьмака, он сам пришёл за ними.

Власий молча прошёл в кухню и указал девочке на таз и ведро с водой. Больше в тот вечер Варя его не видела.

Вымыв посуду, она прошла в комнату, где лежат брат, и устроилась на той же кровати, у Митьки в ногах.

Какое-то время она прислушивалась к происходящему в доме. Девочка обратила внимание, что дыхание Митрия стало гораздо ровнее. Она дотронулась до руки брата – тело Митьки всё так же было окутано жаром. Измотанная событиями этой ночи, Варя вскоре заснула.

Проснулась она под утро от чьего-то прикосновения. Открыв глаза, она увидела перед собой ведьмака. Он жестом указал ей, чтоб слезала с кровати: мужчине нужно было заняться мальчиком.

Варя послушно сползла на пол, но не ушла из комнаты, а встала чуть поодаль, чтоб опять понаблюдать за Власием.

Отчего-то внутри неё разгоралось странное чувство. Ей хотелось узнать, как строгий бирюк лечит людей. Власий не стал прогонять девочку. Откинув одеяло с мальца, он довольно хмыкнул.

Вчерашние мокрые листы, приклеенные к телу, высохли настолько, что буквально превратились в труху.

– Принеси полотенце с кухни, – скомандовал Влас, и девочка быстро побежала выполнять просимое.

Взяв принесённое полотенце, Власий намочил его в ведре с чистой водой и смыл с груди мальчика остатки листовой трухи. Затем он проделал те же манипуляции, что и прошлой ночью, и, укрыв Митьку одеялом, вышел из комнаты. Варя последовала за ним.

В этот раз в комнате на столе стояли две деревянные миски. В каждой дымилась каша. Власий вымыл руки, сел за стол и жестом указал девочке садиться напротив.

Усевшись на табурет, Варя взяла ложку и зачерпнула густую, кремоватого цвета массу. Каша оказалась необычной, и из чего она была сделана, Варька так и не поняла. В ней было всего понемногу. Пшено, ячмень, ещё какая-то незнакомая девочке крупа. Но самым странным было то, что в каше чётко различались высушенные лепестки цветов. Они придавали пище слегка кисловатый вкус, а в сочетании с сахаром делали кашу бесподобно вкусной. Доедая последние капельки, девочка даже подумала, что внутри неё вдруг стало так много силы, что ей непременно нужно было чем-то заняться.

В течение дня Варя вымыла посуду, вымела пол. Периодически заглядывала в комнату брата и слушала, как он дышит. Лекарство ведьмака явно приносило Митьке заметное улучшение.

В окно заглядывало весеннее солнце, но отчего-то Варваре не хотелось выходить на улицу. Она словно боялась потерять чувство, возникшее с приходом в дом ведьмака. Чувство необычайного спокойствия.

Девочка совсем перестала бояться Власия. Ближе к вечеру она даже подошла к нему совсем близко и, потянув за рукав его добротной рубахи, указала на дырку, невесть откуда взявшуюся.

Власий снял одёжу и протянул девочке. Варя проворно и аккуратно зашила прореху так, будто и не было её вовсе. Они почти не разговаривали, но Варвара и не пыталась приставать с речами, боясь, как бы не надоесть приютившему их ведьмаку.

Этим вечером она по привычке устроилась в ногах Митьки и уже приготовилась спать, как вдруг заметила, что из-под приоткрытой двери идут слабые всполохи света.

Спустившись с кровати, девочка на цыпочках подошла к двери и заглянула в щёлку.

Охвативший её восторг нельзя было скрыть, и она, позабыв обо всех страхах и приличиях, вышла из комнаты.

Не было сил оторвать взгляда. За столом в полумраке сидел ведьмак, держа открытые ладони перед собой. А по ним маленькой юркой мышкой скакал огонёк пламени. Ловко перепрыгивая с руки на руку, он словно танцевал. Его мягкий свет бросал отблески на лицо ведьмака, и не было в этом лице ни капли зла. В больших чёрных глазах плясали искорки, Власий улыбался.

– Как красиво, – восхитилась Варя, подходя совсем близко и сев на табурет. Влас молча смотрел на девочку, но огня на ладонях не тушил.

– А можно мне так? – наивно спросила Варвара и протянула раскрытую ладошку. Ведьмак осторожно поднёс свою огромную руку к ладони ребёнка, и огонёк ловко перепрыгнул на руку девочки.

Варя боялась пошевелиться. Поражённая этим зрелищем, не моргая смотрела на огонь.

– Совсем не жжётся, – почти шёпотом сказала девочка.

Подождав, пока Варя налюбуется на пляшущий огонь, Власий произнёс:

– Ему пора отдыхать, да и тебе тоже.

При этих словах огонёк ловко соскочил с ладони Варвары, вспыхнул, взмыв вверх, и растворился…

***

Утром Варя проснулась от прикосновения. Рядом с ней сидел взволнованный Митька.

– Варя, где мы? – спросил он шёпотом.

– У Власия дома, – ответила девочка. – Митька, ты два дня без сознания был, дядька Влас тебя выходил.

Беседу прервал вошедший в комнату ведьмак.

Митька подтянул одеяло к самому подбородку и не моргая смотрел на Власия.

– Ну, как себя чувствуешь? – спросил Влас и дотронулся ладонью до лба мальчика. Митрий как язык проглотил. Втянув головку в плечи, он наконец прошептал:

– Я здоров.

– Ну, не совсем, – пробасил Влас, – но ужо лучше. Варвара, поди с печи принеси стакан отвара, – обратился он к девочке.

Варя послушно встала и вышла из комнаты.

– Порядком ты напугал сестру, скажу я тебе, – произнёс Влас, смотря на Митьку.

– Я не специально, – насупился Митрий, – оно само.

– Ясно дело, само, – хмыкнул ведьмак, – с постели пока не вставай! Всё, что дам, выпивать будешь. До конца хворь выгнать надобно.

Митька кивнул в знак согласия. В комнату вернулась Варвара и протянула брату кружку. Митрий взял из рук сестры пахучий отвар и сделал глоток.

– Фу, гадость какая, – сморщился мальчишка.

– Без разговоров, – строго зыркнул на него Власий. И, зажав нос двумя пальцами, Митька залпом опрокинул кружку.

Медленно шёл Митька на поправку: сказался недостаток пищи. А Варька и радуется в душе, что подольше у ведьмака в доме поживут. Прикипела девочка к Власию. Он хоть и бирюк, а всё ж с добром к ним отнёсся. Опять же сытно при нём да тепло. А уж как интересно!

Давеча, когда Власия дома не было, Митька по обыкновению лежал в кровати, а Варя рядом сидела. И вдруг тихонько скрипнула дверь, и в комнату вошёл кот. Серый, здоровенный, хвост длиннющий да пушистый до безобразия. Вошёл, сел посреди комнаты и смотрит на детей.

– Эко диво, – нахмурился Митрий, – что ж это мы раньше его в доме не видели?

– И то правда, – всплеснула руками девочка, – а красивый какой!

Варя подошла к коту и погладила крупную голову. Кот благодушно заурчал и развалился на полу, разрешая ребёнку себя ласкать.

– Точно гром, – захихикал Митька, удивляясь, как громко мурчал кот. Коту тем временем надоело валяться на полу, и, ускользнув от рук Варвары, он запрыгнул на кровать к Митрию. Придавив мальчика своей тяжестью, он мял его своими лапками, слегка выпуская коготки.

Послышался звук закрывающейся двери, и в дом вошёл Власий. Разувшись, он направился в комнату, где обитали дети.

– Дядька Влас, – радостно кинулась ему навстречу Варвара, – отчего ж кота своего нам раньше не показывал?

– Нет у меня кота, – отозвался Влас, переступая порог комнаты.

– Как же нет, когда…

Варя замолчала, растерянно уставившись на постель и на лежащего на ней Митьку.

– Митька, где же кот? – недоумевала девочка.

Митрий хлопал глазами, не зная, что и ответить.

– Был же кот! – воскликнул он вдруг. – Вон и следы от коготков остались.

Дети переглядывались, не понимая, как кот мог так быстро исчезнуть.

– Так то ж, верно, домовой был, суседко, – расхохотался Власий, – видать, решил поближе с вами познакомиться. А кота у меня отродясь не бывало.

Полночи дети перешёптывались, обсуждая появление домового. Конечно, дети знали, что у многих в домах они живут, но чтоб так, посередь бела дня выходил – чудеса!

***

Весну постепенно сменяло лето. Митька поправился окончательно, и хоть сам Власий словом не обмолвился, что придёт время и детям придётся уйти, всё ж эта безрадостная тема витала в разговорах детей.

Но судьба решила иначе.

Однажды отправился Власий в лес. Как уж так получилось, что оступился он, то неведомо.

Только хрустнула кость в ноге, взвыл ведьмак нечеловеческим голосом. Лодыжка распухла, на глазах заливаясь иссиня-чёрным цветом. Еле до дому дополз.

Пока суть да дело, время идёт – по дому Варя хлопочет, по сурьёзным делам Митька подсобляет. Лечит ведьмак свою ногу, латает кость сломанную.

В один из дней собрались у дома Власия все бабы деревенские.

Беда стряслась: снега хоть и много зимой было, а растаял, ушёл в землю-матушку, да, видать, не напитал её как следует. Дождей нет, высыхают колодцы. Как огород сажать без воды? Все посадки сгорят. К кому с бедой идти, как не к колдуну? Вдруг поможет.

– А и рад бы помочь, – пробасил Власий, – токмо сами видите, не ходок я. Пока кость не срастётся, нет от меня проку.

Разбрелись бабы по дворам, головы повесили. А к вечеру Варвара дождалась, пока Митька заснёт, да и подошла к ведьмаку.

– Дядька Влас, – начала она, – а скажи, неужто ты и впрямь мог бы с дождём помочь?

Власий разглядывал девочку, думая о чём-то, ему одному ведомом.

– Есть способ, только тебе что с того? – ответил ведьмак, хитро прищурившись. Он уже давно заметил, как девчонка подглядывает за ним, когда тот с духами общается. С одной стороны, его это забавило – мало кто сам будет нос совать в такие дела, за жизнь опасаясь. А Варька по пятам за ним иногда ходит, а порой только и видит ведьмак, как тень детская мелькнёт, когда он над зельем каким шепчет.

– Может, я чем подмогну, – наивно произнесла девчушка, – уж коль нога твоя пока нездорова? Да и людей жалко, как без посевов-то.

– Не хитри, Варя, – улыбнулся Власий, – сказывай, чего удумала.

Пунцовым щёки загорелись, глаза в пол девочка вперила и молчит. И ведь почуял ведьмак, что неспроста она разговор этот затеяла.

– Дядька Власий, – начала Варя, – боюсь, Митька здоров совсем, а ну как восвояси нас отправишь? Хорошо нам с тобой, страсть как уходить не хочется, да и страшно одним. А ежель я к тебе в ученицы пойду? Полезной тебе стану, тогда и не прогонишь нас.

– А сдюжишь ли? – чуть помолчав, спросил ведьмак. – Ты же видела, кто порой ко мне в гости хаживает.

Молчит девочка – а что тут скажешь? Конечно, она видела тех, кто к ведьмаку приходил. Тени чёрные по углам, как языки пламени, колыхались, и в доме так студёно становилось, что босой на полу стоять мочи не было.

Только ведь и добро видела. Приходил на задний двор к ведьмаку медведь молодой. Вечером поздним придёт, сядет под окном и ждёт, когда Власий выйдет. Поначалу Варька всё понять не могла, что Власий с медведем делает. А потом изловчилась да увидела: на боку мишки рана огромная зияет, вот ведьмак его и лечит. Мази особые закладывает. Лежит медведь, порыкивает, когда Власий ему на рану отвар льёт да промывает.

Тихонько ведьмак шептал мишке, что потерпеть нужно, словами ласковыми подбадривал. Всё Варя слышала, и так ей нравилось то, что Власий делал, что хотелось выбежать да сказать ему об этом.

Прервала свои раздумья Варвара.

– Сдюжу, дядька Влас, – с жаром выпалила она, – ничего не испугаюсь! И тебе помогу, и людям пользу сотворю. Научи меня, что делать нужно, да напутствие отцовское дай. Всё исполню!

– Этак подумать надо, – деловито поговорил Власий, – чай, не шутка тебе, ведь разное повидать придётся. Спать ступай, завтра днём поговорим.

Варя послушно ушла в комнату к Митьке и улеглась рядом. Конечно, в эту ночь ни о каком сне она и не мечтала. Лишь под утро забылась девочка тревожной дрёмой.

Весь следующий день Варя ходила с загадочным видом, погружённая в собственные мысли. И хоть Митька приставал с расспросами, ничего ему о разговоре с ведьмаком не сказала.

Ближе к вечеру подозвал Власий к себе Варвару и спрашивает:

– Хватит ли духу исполнить, ежель дело тебе поручу?

– Хватит, – твёрдо ответила Варя.

– Ну, смотри, – с ухмылкой сказал ведьмак. – К лесному озеру на закате путь держать надо.

– К лесному? – дрогнула Варя. – Так сказывают же, что русалки там озорничают.

– Вот как раз к ним тебе и нужно. Иль спужалась?

И хоть сердце ухнуло прямо в пятки, не показала Варя виду.

– Вот ещё, – спокойно ответила девочка и, махнув косой, ушла в дом.

Ведьмак, прищурив глаза, внимательно смотрел ей вслед. Конечно, он сразу учуял запах страха. Но то, как девчонка повела себя, ему явно понравилось.

Около восьми вечера Варвара подошла к Власию.

– Сказывай, чего делать нужно, – твёрдо произнесла девочка.

Власий подошёл к одной из полок и взял в руку два предмета.

– На вот, – сказал ведьмак, протягивая Варе деревянный гребень, – отдашь русалке, что к тебе выплывет. А взамен попросишь её чешуи. В этот мешочек сложишь, – с этими словами он протянул девочке небольшой холщовый мешочек.

Варя взяла гребень и невольно залюбовалась вещицей. Тёмное дерево было украшено выжженным узором, в небольших углублениях поблёскивали бирюзового цвета камушки.

От созерцания красоты Варю отвлёк Власий.

– Да смотри, русалки народ хитрый. Ежель ей гребень в руки попадёт раньше, чем к тебе чешуя, вмиг к себе в омут нырнёт и не дозовёшься.

Варя внимательно слушала все напутствия Власия. С одной стороны, девочке было тревожно и страшно отправляться одной на встречу с русалкой. А с другой – от предвкушения встречи с ней хотелось вприпрыжку мчать к лесному озеру.

Выслушав все наставления, девочка направилась к лесу.

Солнце ещё маячило на небосклоне, окрашивая землю в золото, а в лесу же уже стоял лёгкий полумрак.

Сам лес и тропу к озеру Варя знала неплохо. Лето, осень – такая пора, что успевай в лесу хозяйничать. Аккурат у озера был заболоченный участок. Клюква там росла – на радость взгляду, крупная, мясистая. Да и на грибы лес не скупился. Варя с подружками часто в лес хаживала, запасы на зиму заранее готовить начиная.

Вот и сейчас шла девочка да не боялась с тропы сбиться. Шла и не чуяла, как внимательно за ней наблюдают два тёмно-карих глаза.

К озеру подошла, уже когда солнце едва касалось макушек самых высоких сосен. Полное безветрие в лесу, озёрная гладь, словно зеркало: ни ряби, ни волнения, будто замёрзшая.

Стоит Варя и думает, как лучше русалку кликать: на бережку остаться или на мосток уйти.

Побоялась девочка на мост взойти – старый, доски местами сгнили.

"А ну как похулиганить решит и толкнёт", – решила Варя и пошла к берегу, где к воде был самый пологий спуск. С этого края кустарник совсем близко рос к воде, а перед ним вдоль бережка лежала узкая песчаная полоса. К пологой полосе Варвара и направилась.

Присела на корточки на бережок и руку в воду опустила. Колышется зеркальная гладь, рябь паутинкой по поверхности расползается. Сидит Варя в тишине. Ничего не происходит вокруг, только что тьма сгущаться сильнее стала да холодом от воды потянуло.

Поднялась девочка, увидела рядом с собой камень. Взяла да и кинула в воду. Громкий всплеск нарушил тишину леса, по воде пошли круги расходиться. И вдруг почти в центре озера над самой поверхностью вспыхнули два ярко-зелёных огонька. Задрожало всё у Варьки внутри.

Помнила рассказы матушкины, как горят глаза русалок, изумрудным цветом светятся.

Медленно огоньки приближаются, стоит Варя, дышать забывает, глаз от огней этих оторвать не может.

Ближе подплывает русалка, и Варвара уж рассмотреть её лицо может. Русалка меж тем подплыла так близко, что на руках по отмели к берегу ползёт. Почти на сушу выбралась и села, молча на девочку смотрит.

– Какая же ты красивая! – не удержавшись, воскликнула Варвара и ладони к лицу прижала.

В ответ на это русалка рассмеялась звонким, заливистым смехом.

Девочка рассматривала озёрную деву с восторгом в глазах. А и было, отчего восторгаться.

Изумрудные глаза, маленький вздёрнутый носик, губки, что лепестки алые. Длинные волосы русалки были сине-зелёного цвета. Перепончатые руки венчали острые коготки. От груди к хвосту всё тело, как самоцветами, было усыпано переливающейся чешуёй. Чешуйки отблёскивали то глубоким синим, то ярко-салатовым, то насыщенным фиолетовым цветом.

– Ты как здесь оказалась, дитя? – спросила русалка, и голос её журчал, словно лесной ручей.

– Ведьмак послал меня, – простодушно ответила Варя.

– Ведьмак? – удивилась русалка. – А что ж он сам не пришёл?

– Ногу в лесу повредил, ходить ему тяжко, – пояснила Варвара.

– И что же ведьмак от русалки хочет?

– Чешуйки твои, – улыбнулась в ответ девочка.

Русалка вскинула брови.

– Чешуйки? А не забыл ли он про откуп за них? – журчала русалка.

– Нет, не забыл, – помахала головой Варя, – гребешок расчудесный взамен прислал.

– Гребешок, – сощурила глаза русалка, – и только?

Варя кивнула головой, и в подтверждение своих слов достала гребень и показала его русалке.

– Плохо видно, – начала русалка, – красив ли?

– Очень красив, – ответила девочка и сделала шаг вперёд, чтобы поближе показать гребень.

– Хорошо бы к гребню ещё и душеньку приложить, – вдруг зашипела русалка и, схватив ледяной рукой Варю за запястье, потянула на себя. И куда вся красота делась! Смотрит на Варвару нечисть: глаза, как щёлки, и рот скалит, усыпанный мелкими зубами. Закричала Варя, отпихивает её, а русалка сильная, уже по щиколотку девочку в воду затащила.

И вдруг из-за Варькиной спины с рёвом выскочил медведь. Бросился на русалку, тело и хвост ко дну песчаному прижал. Когтями длиннющими в гладкую плоть впился. Навис над русалкой, что скала, и рычит, щерится.

Не ожидала русалка, от боли вскрикнула, руку свою разжала. Варька на попу на бережок и плюхнулась. Отползла подальше и кричит:

– Не тронь её, миша! – А саму трясёт от страха. Сразу Варька своего спасителя косолапого узнала. Это он к ведьмаку с раной приходил.

Словно поняв слова девочки, отпрянул медведь от русалки и, порыкивая, уселся на бережок.

– Зачем ты так? – с обидой в голосе спросила Варя. – Такая красивая и такая злая.

Варька потёрла запястье.

– Участь моя такая, не вольна с ней сладить, – равнодушно ответила русалка, чуть дальше отплыв от берега. – Покажи гребень.

Варя вытянула руку вперёд, демонстрируя вещицу, но ближе к воде подходить не стала.

– Кидай, куда чешуйки сложить, – с одобрением оценив вещь, сказала русалка.

Девочка подняла с земли маленький камушек и, положив его в мешочек для веса, бросила в воду.

Через секунду, мокрый, он уже летел обратно на берег. Варвара подняла его и раскрыла – внутри переливалась разного цвета чешуя.

– Вот твоя плата, – крикнула девочка и бросила русалке гребешок.

Подхватив его ещё в воздухе, русалка взмахнула толстым хвостом и скрылась в темной глади.

Медведь тоже поднялся и, порыкивая себе под нос, скрылся за кустами.

Варька летела домой как ошпаренная, еле разбирая тропу в опустившейся ночи. Перед лицом ведьмака она предстала ещё до полуночи. Забрав из рук девочки мешок с чешуёй, Власий довольно хмыкнул.

– Перекуси перед сном, – произнёс он, подталкивая Варю к столу, – и спать отправляйся. Завтра можешь не вскакивать поутру. Заслужила.

Митька не спал и ждал сестру. Как только она вошла в комнату, он кинулся к ней с расспросами и претензиями. Как она могла так поступить – пойти выполнять задание ведьмака! Какое именно задание, Власий Митьке не поведал, и Варя тоже решила, что ни к чему пугать зазря брата, тем более что всё обошлось.

Она рассказала ему, как ходила в лес да у озера собрала чешую, но, конечно, и словом не обмолвилась про встречу с коварной русалкой.

Только вытянувшись на постели, девочка поняла, как она устала. События вечера не столько напугали её, сколько показали всю опасность и очарование колдовства. Окажись на её месте любимый Митька, она ни за что бы не позволила ему так рисковать. В размышлениях она заснула.

Этой ночью сон девочки был крепок, ей снилось озеро и множество мелких сверкающих рыбок.

Утром Варя проснулась от голосов. Она лежала в постели и прислушивалась.

"В каждый колодец по чешуйке брось, да никому не показывай, что бросаешь", – басил голос ведьмака.

"А ежели меня во двор не пустят?" – вторил ему голос Митьки.

"Тогда скажи, что без воды останутся!" – поучал мальчика Влас.

Скрипнула дверь, и Варя поняла, что Митрий убежал выполнять поручение.

Брат вернулся спустя час. Варвара к этому времени хлопотала по дому. Ведьмак внимательно выслушал отчёт и поблагодарил Митьку за проворность, особливо за то, что всё дело удалось провернуть и остаться незамеченным.

Ведьмак хоть и понимал, что помогает людям, только-ть народ, он что! Сегодня ты для них помощник, завтра враг лютый. С теми, кто колдовать умеет, завсегда так.

К вечеру того же дня полил дождь. Да такой, что бабы собак со дворов в сени позагоняли! Варька смотрела на улицу из окна и улыбалась. Вроде и погода испортилась, а на душе отчего-то легко и ладно было.

Наверное, потому, что улучила время остаться с ведьмаком наедине да и услышала от него самые важные слова: что даже если б она отказалась и не пошла к нему в ученицы, никогда б Влас их из дома своего не прогнал.

Ведьмак, он хоть и суровый, только-ть ничто человеческое и ему не чуждо…

Глава 2

Лето пролетело быстро. Грибов собрать, насушить, за ними черед ягод пришёл. Траву нужную обработать, огород опять же. Кружилась Варя по хозяйству, порой к вечеру с ног валилась, о недовольстве и не мыслила. Помнила, как голодала с братом Митькой. Народную мудрость про сани, которые с лета заготавливать надобно, быстро усвоила.

Митька тоже не отставал. То на рыбалку, то дрова в поленницу сложить. Видел брат, как сестрица старается.

Стоит сказать, что не с приказа ведьмака дети за работу хватались. Больше с уважения и в благодарность. Когда без мамки с тятькой остались, хлебнули горюшка. Волей болезни, навалившейся на Митрия, в доме Власия оказались. И с того дня благодарили судьбу, что так случилось. Спокойно им у ведьмака жилось.

Варя всё так же просила Власа поручать ей дела ведьмовские, только тот не шибко спешил обучать девочку. Если и поручал чего, то совсем безобидное. С погоста землицы принесть. Аль иглы на огне прокалить. Травки какой соседям отсыпать. Супилась Варька, зная, что посурьёзней дела могла сдюжить. Да только зачнешь об этом с Власием разговаривать, как тот цыкнет, глазами сверкнёт. Мол, радуйся, что вообще в такие дела посвящаю. И, вздохнув, замолкала Варвара, вспоминая тот единственный раз, когда Власий, сидя дома со сломанной ногой, девочку к русалке послал. Насколько тогда было Варьке страшно, настолько же и интересно! Мечтала она стать преемницей колдуна. Потому терпела, надеясь, что когда подрастёт, тогда Власий посговорчивей будет.

Правда, одному умению Власий всё-таки Варвару научил. Вернее будет сказать, напомнил о том, что она и так умела. Умение это у каждого младенчика имеется, да с возрастом пропадает. Поди каждая мать хоть раз да пугалась, видя, как дитя в пустой угол смотрит, взгляд оторвать не может. Так вот лишь для взрослого этот угол пуст. Дитяти-то своим зрением незамыленным видят кой-чего поинтересней. То, что наш мир населяет, незримо рядом присутствует, да на глаза не каждому показывается. Вот и научил ведьмак Варю, коль надобно будет, смотреть на мир глазами младенца.

День за днем спешил, ночь за ночью.

Однажды пришла в дом к Власию тётка Наталья.

– Сказывай, что за беда тебя привела? – буркнул Власий.

– Ох беда, Влас, – закачала головой женщина, – и впрямь беда. Ужо с неделю. То молоко свежее в час скинет, то в котомке зерновой червяки невесть откуда появятся. Все на случайность списывали. А давеча такое произошло, что я ноги в руки и к тебе.

Матвейка наш маленький спать плохо стал. Посередь ночи проснётся и плачем заходится. Мы уж и на зубки думали, и на животик. Дочка-то спроворнее, к дохтуру в город поехала. Первенец ведь, а ну как помрёт младенчик. Ничего дохтур не нашёл, здоров, говорит, Матвейка ваш. А он этой ночью опять заходился. Утром глядь, а он в синяках весь! Будто тыкал кто его. Дочка ревёт, беги, говорит, мамка, к Власию, спасать кровиночку надоть.

– Хм, – хмыкнул Влас. – Интересно.

А сам уже сообразил, что дело плёвое, видать прогневала Наталья домового, вот он и мстит.

– Ты иди, – говорит он, – Наталья, сподмогну, сегодня к вечеру Варвара моя придёт да всё нужное сделает.

Варька, как услышала, что Власий ей дело интересное поручить хочет, аж дрожать начала. Только соседка за порог, она вприпрыжку к Власу.

– Дядька Влас, неужто меня пошлёшь? Что делать, сказывай, всё исполню.

– Кыш, егозная! – нарочито строго произнёс ведьмак. – Время придёт, скажу.

И пошёл в свою комнату, оставив Варьку томиться в ожидании.

Время к вечеру ужо близилось, когда Влас Варвару окликнул.

– Смотри, значица, – серьёзно произнёс он, – думаю я, что домовой у Натальи разбушевался. Обидела она его чем-то. У бабы язык, что помело, видать и ляпнула не подумавши, а суседко услыхал. Его задобрить надо, чтоб не пакостничал. Наталье скажешь, чтоб стакан молока налила, булку сверху положила. Вот тебе коробочка, – ведьмак протянул Варе малюсенький резной сундучок из дерева, – скажешь, чтоб монетку сюда положила, бусину какую и пяток зёрен любых. Всё это за угол печки покладешь со словами:

"Дедушка-суседушко,

Не озлобляйся на хозяюшку.

Не серчай да не пакостничай.

А подарочек получи да примирися.

Вновь добрым старичком оборотися".

Но смотри, не просто поклади, а дождись, покудо суседко придёт! Взглядом его, как учил, усмотришь, так и иди к печи. Всё уразумела? Запомнила?

Варя немного помолчала, одними губами шепча обращение к домовому, и кивнула в знак согласия.

Вышла Варька из дому и направилась к Наталье. Та её у калитки поджидала, с тревогой вглядываясь вдаль.

– Уж думала и не придёшь, – произнесла она, пропуская Варвару вперёд себя.

– Как не прийти, ежель дядька Власий обещал, – ответила девочка. – Сумерек дождаться требовалось. Дядька Власий думает, что домовой у вас шалит, чем-то вы его обидели.

Наталья ничего не сказала, только перекрестилась быстро и поспешила за Варькой.

В доме было тепло и сумрачно. Из дальней комнаты доносилось тихое пение Татьяны, дочки Натальи. Та укладывала сыночка спать и пела ему колыбельную.

– Пущай все уснут, – поучала Варвара женщину, – а мы с вами в комнате с печкой останемся. Затеплим свечу и подождём немного. Как только домовой покажется, я всё и сделаю.

– А как же мы узнаем, что он покажется, разве ж его увидеть можно? – взволнованно спросила Наталья.

– Вам не можно, а я увижу, – ответила девочка. – Меня Власий научил. Вы, покамест, молочко приготовьте с хлебушком да гостинку в сундучок сложите, а дальше моё дело.

– Ох, – только и вымолвила Наталья, вновь быстро перекрестившись.

Уснула Татьяна с ребёнком. Стоящая на столе свечка отбрасывала на стены мягкий жёлтый свет. Тишина убаюкивала, и Наталья тоже стала клевать носом. Варька изо всех сил старалась не уснуть. Лишь бы не подвести ведьмака, порученное дело исполнить. Чтоб понял Власий, что совсем взрослая Варвара, любое задание ей по плечу.

Увидеть домового девочка не боялась. Много раз видела того, что в доме у ведьмака жил. Обычно он к Митьке на кровать котом запрыгивал. Брата он больше любил. Частенько в ногах клубком сворачивался. А когда Влас Варвару научил по-особенному смотреть, вот тогда она настоящий облик суседки разглядела. Ожидала девочка увидеть старичка, как в сказках сказывают, а увидела комок шерстяной, хвостик тонкий с кисточкой и ушки маленькие. Глазки бусинки, красным огоньком светятся. Юркий, как мышка.

Власий сказывал, что у каждого в доме свой домовой и по-разному выглядит. Рассказал, каких сам видел. Поэтому не шибко Варвара переживала, со всей серьезностью на поручение настроилась.

Поток мыслей прервал тихий шорох. Наталья вмиг глаза распахнула, про дремоту позабыла. Варя прислушалась, чтоб понять, откуда звук доносится.

Опять что-то зашуршало, но уже совсем в другом месте. Спустя пару минут шуршала вся комната. Из каждого угла раздавался не то скрежет, не то царапанье по деревянному полу. Варвара изо всех сил старалась сосредоточиться, чтобы понять, куда смотреть, чтоб суседку увидеть. И вдруг раздался надрывный крик ребёнка. Крику тут же начал вторить голос матери, пытавшейся успокоить малыша.

Наталья с Варварой бросились в ту комнату, где спала Татьяна с маленьким Матвеем.

Тётка Наталья кинулась утешать малыша, а Варя сосредоточилась и, применив своё умение, громко вскрикнула, тут же прикрыв рот ладонью. Рядом с кроватью на полу лежало нечто. Голова ребенка, покрытая жидкими волосёнками, чёрные провалы глазниц и огромный рот, усыпанный мелкими острыми зубами. Существо, замотанное в грязные тряпки, не имело ни рук, ни ног и передвигалось, словно гусеница, только гораздо ловчее. Сообразив, что Варвара его видит, оно быстро юркнуло под кровать и исчезло.

– Маменька, что же это? – всхлипывала Татьяна. – Глянь-ка.

На белокожей ножке Матвея виднелся кровавый след от малюсеньких зубов. Наталья посмотрела на Варвару глазами, полными слёз и страха.

– Не суседко тут у вас вовсе, – качая головой, произнесла девочка. – Я к Власу побегу, расскажу, что видела.

И Варька припустила со всех ног в сторону дома ведьмака.

Без умолку тараторила девочка, описывая Власу жуткое существо, увиденное в доме Натальи.

– Так то ж игоша! – удивленно воскликнул ведьмак. – Откель только взялся там бедолажный?

– Бедолажный? – всплеснув руками, воскликнула девочка. – Да он жуткий какой, Матвейку маленького покусал!

– Ты ежель не знаешь, так и помалкивай! – строго сказал ведьмак. – Игоша – несчастное дитя, не упокоенное, не отпетое да без имени. Младенца, как тряпку ненужную, закопали, вот он и пакостит. Места себе требует! Ох, люди, что творят, законы Рода попирают.

– Какие законы? – не поняла Варвара.

– А такие, что ежель народилась душа в мир, не важно, ждали его иль нет, а место ему в Роду давать надобно! Помнить о нём, не утаивать, даже если он позор материнский!

– Так при чем тут Татьяна, не пойму? – не унималась Варя. – Ейный Матвейка жив здоров.

– А вот с этим нам и придётся разбираться, – задумчиво ответил Власий.

– Может, упомнишь, Наталья, кто из девок в деревне на сносях был? – басил ведьмак. – С пару месяцев назад, может, месяца с три?

– Да разве ж упомнишь тут, – всхлипнула тетка Наталья, измученная бессонной ночью. – Да и потом, ежель это срам чей, то и скрывали поди. Ты лучше скажи, почему мы?! – взмолилась она. – Живем спокойно, в Матвейке души не чаем. Отродясь плохого другим не делали. И тут напасть такая.

– Напасть, – задумчиво произнёс ведьмак. – Так то ж дело в возрасте! Матвейка ваш – единственный младенец в деревне. Остальная ребятня сами ногами топают. Вот игоша к младенцу и приполз. Места себе ищет, изведёт Матвейку, а сам на его место встанет.

"Уууууу", – услышав это, завыла из соседней комнаты Татьяна.

– Да погоди выть-то, – обратился к ней Власий. – Надо мамку евонную сыскать. Тогда и дело уладится.

– Ага, – всхлипывала Татьяна, – мамку сыскать. Кто ж признается, что ребёночка, как срам, закопал?! Ой бедааааа, – качала девка головой, и слезы катились по её щекам.

– Сыщем, – твердо сказал Власий. – Но и с вас зарок возьму! Ежель я сюда бабу приведу, а потом слух про неё по деревне пойдёт – прокляну!

Зыркнул Влас на Наталью и, поднявшись, вышел из дома без оглядки.

Варька еле поспевала за широко шагающим ведьмаком.

– Дядька Влас, а как же мы её сыщем?

– По запаху, – бросил Влас и пошёл ещё быстрее, оставив позади себя остановившуюся в недоумении Варвару.

– А как это, по запаху? – уже дома, подойдя к ведьмаку, спросила девочка.

– Слушай да уразумей, – начал Власий. – Бабонька, потерявшая младенца, горем пахнет. Завсегда. Даже если она специально от младенца избавилась. Даже если снаружи и не горюет вовсе. То душа её плачет, душу младенца оплакивает. И запах энтот ни с чем не спутать. Так поздняя осень пахнет. Когда Явь листвой опавшей, как саваном погребальным, землю укрывает. Когда небо дождем её оплакивает, прежде цветущую, ныне же ко сну долгому отходящую. Так и душа бабоньки. Травит её грех поступка, радость жизни отнимает.

– Неужто запах этот такой сильный, что его можно на расстоянии учуять? – спросила Варя, видя, что ведьмак закончил речь.

– Иные могут и без помощи учуять, а тебе я порошок травяного сбора дам понюхать. Чтоб явственней запахи стали.

С этими словами ведьмак подошел к старому комоду и вытащил склянку с широким горлом, внутри которой находился светло-зеленого цвета порошок.

– Щепотку бери да как табак нюхательный подноси к носу. И вдыхай, – пояснил он.

Варя послушно взяла маленькую щепотку порошка и, поднеся к ноздре, вдохнула, сначала правой, потом левой. Необычный запах защекотал в носу, и Варька чихнула. Сразу ничего необычного не произошло, как бы девочка ни старалась принюхиваться.

– Да погоди ты, заполошная, – захохотал ведьмак, видя, как девочка силится что-то унюхать, с силой втягивая воздух. – Порошку, чтоб подействовал, время нужно.

Спустя час Власий и Варвара медленно шли вдоль деревни. Дом ведьмака стоял последним, опосля него сразу погост расположился. Это очень играло на руку. И начав с конца, они подходили к каждому дому и замирали.

Варьку распирало от эмоций. Действие порошка открыло для неё мир ранее неведомый. Оказалось, что у каждого дома свой, особенный запах. И это вовсе не про запах еды или, например, коровника. Это было что-то другое. У дома, где проживала одинокая старушка, Пелагея Тихоновна, пахло высохшей вербой. Варя хорошо знала этот запах. Принесённые в дом после Вербного воскресенья прутики вербы распространяли особенный аромат. Чуть смолянистый, с горчинкой.

А около дома тётки Галины, матери четырёх ребятишек, плавал аромат парного молока. Запах был едва уловим, но всё же Варя различила его.

Так, от дома к дому, они дошли до середины улицы.

Когда вдруг ведьмак остановился и шумно втянул носом воздух. Варя тоже принюхалась. Запах сырой земли устремился потоками в ноздри девочки. Отчего-то сразу вспомнилась сгинувшая мамка, и защекотало в носу, на глаза Варвары навернулись слезы.

– Оно? – вопрошающе взглянув на ведьмака, спросила Варя.

Власий молча кивнул и, отворив хлипкую калитку, вошёл во двор. Варвара направилась за ним.

В доме жила Капитолина, статная солдатка средних лет. Капа слыла серьёзной, мало разговорчивой, но отзывчивой женщиной. С мужем им Господь детишек не дал, может, потому и была мало улыбчивая.

Ведьмак подошёл к окну и тихонько постучал по стеклу. В глубине комнаты затеплился огонёк, и в окне показалось лицо Капы. Увидев поздних гостей, женщина удивленно уставилась на них.

– Поговорить надобно, – буркнул Власий и отошёл от окна. Спустя минуту скрипнул засов, и в дверях появилась Капитолина.

– Власий? – вопросительно произнесла она. – Что-то случилось?

– Случилось, солдатка, – мрачно ответил Влас, отодвигая женщину и без спроса входя в дом.

– Не много ль берешь на себя, колдун? – подбоченившись, с вызовом спросила Капитолина.

– Не больше твоего, Капа, – произнёс в ответ Власий. – Сказывай, пошто младенца сгубила?

Даже сумрак избы не смог скрыть вмиг побледневшее лицо женщины. Власий смотрел на неё, буравя взглядом.

– Душно, – вдруг прошептала Капа, с силой оттягивая ворот платья. – Душно как, – произнесла ещё раз она и рухнула на пол.

– Видит Бог, ежель народился бы живым, супротив мира пошла бы, а вырастила, не побоялась, – лёжа на кровати с закрытыми глазами, еле слышно говорила Капитолина.

История Капы оказалась стара, как мир. За Степана по любви вышла. Ладно жили, хата добротная, оба сильные да работящие. Одно омрачало – ребёночка Бог не давал. Ну и как водится, в таких вещах всегда баба виновата. Мол, она неплодна, порченая жёнка Стёпке досталась. Только Степан на козни да россказни внимания не обращал. Тоже любил свою Капушку. Так и жили, пока война не грянула. Ушёл Степан, Капе оставалось только ждать мужа.

Шло время, в один из дней собралась Капитолина в соседнее большое село, по делам. Задержалась допоздна, домой в ночи уж возвращалась. Там они её и встретили. Двое. Морды бородами по самые глаза заросли, волосья не мытые, не чесанные и глаза по-звериному смотрят. Зря кричала Капитолина. Ночью, да в лесу, кто ж услышит.

Очнулась под утро, от росы продрогла. Еле с земли поднялась. Ноги под юбкой в крови, рубашка на груди разорвана. Кое-как себя в порядок привела и задами до дома поползла, чтоб ненароком кого в таком виде не повстречать. Об одном молилась, чтоб никем незамеченной осталась. Дома в кровать повалилась и почитай сутки без сознания провалялась. А как получшело, так и забыть постаралась. Как страшный сон.

Спустя три месяца поняла, что затяжелела. Вот тогда-то её в холодный пот и бросило, чуть с ума не сошла. Полдня посередь комнаты простояла, как дурная. Много чего она в те ночи передумала. И про то, что не её вина была в том, что детей они со Стёпушкой не нажили. И про то, что не сможет мужу в глаза посмотреть. Он на войне, а она… Поверит ли, что снасильничали над ней? Или кумушки соседские домыслами накормят. Поначалу твёрдо решила – не будет ребёнка! А как к концу четвертого месяца малыш зашевелился, так все сомнения отбросила. Мой он! И пущай, что не от мужа. Пущай не в любви, а во злобе людской зачатый. Мой! Сама выращу, супротив мира пойду!

Платья себе перекроила, чтоб пошире да живот соседям в глаза не бросался. Тем более что всю жизнь Капа крупной да дородной была. Только не суждено было Капе материнское счастье изведать. Ближе к седьмому месяцу занедужила, кровью пошла да в одну ночь и разрешилась. Сизо-красного цвета тельце исторгла утроба. А он уж и не дышал. До утра Капа волчицей раненой провыла. А поутру достала чистые тряпки, завернула тельце да и прикопала в конце огорода, под старой березкой. Вот и решились махом все проблемы, ни срама тебе постыдного, не оправданий перед мужем, не пересудов кумушкиных. Всё землей покрыто да травой порастёт.

– Разве ж я знала, что такое случиться может? – закончила свой грустный рассказ Капитолина. – Скажи, ведьмак, а игоши эти, они боль или холод чувствуют?

– Нет, Капа, – спокойно ответил Влас, – тоску только, по дому, по матери. Оттого и озлобляются, что найти не могут. Пакостят да место своё в мире ищут. Вот что, Капитолина, дело это надо до конца довести. А то изведет игоша Матвейку, тогда уж на твоей совести смерть ребёнка будет. За молву людскую ты не бойся. Всё сделаю, чтоб быльём твоя исповедь поросла. И завтра к вечеру жду тебя в доме Натальи. Одно только скажи, мальчонка иль девка?

– Мальчик, – ответила женщина и заплакала, прикрыв ладонями лицо.

Тяжело поднялся Власий и, коротко махнув Варьке головой, вышел, прикрыв за собой дверь.

Уже подходя к своему дому, он обратился к Варваре:

– Беги к Наталье да скажи, что всё получилось у нас. И завтра к вечеру пусть ждёт гостей.

Наталья, как услыхала, что ей ведьмак передал, даже расплакалась от радости. Вторую ночь они с Татьяной поочередно спали, держа Матвейку на руках, чтоб не дай бог игоша зла не причинил маленькому.

Утро за хлопотами пробежало, день за отдыхом прошел. Настал вечер. Власий с Варькой заранее к Наталье в дом пришли. Спустя полчаса пришла и Капитолина. Вошла в дом, глаза поднять не смеет.

– Полно, Капа, – миролюбиво встретила её Наталья, и обняла. – Всяко разно в жизни бывает.

Капитолина с благодарностью посмотрела на Наталью.

– Ну, бабоньки, – хлопнул себя ведьмак по ляжкам, – слухайте сюда. Ты, Наталья, приготовь нам три столовых прибора, а сама с дочкой и внуком в спальню идите, нечего вам тут делать. Ты, Варька, на печку лезь да смотри в оба. Уроком тебе будет. А ты, Капа, пока о главном подумай, хоть и больно тебе, только нельзя ребятёнку без имени. Оттого он игошей и сделался, что не по-людски с ним. А как появится, так ты его перекрести и назови по имени.

Наталья поставила на стол просимое и ушла в дальнюю комнату, к дочери. Варвара притулилась на печке.

Ночь раскрашивала небосклон чёрными красками. В темноте и тишине сидели за столом Власий и Капитолина. Ближе к ведьминому часу (3 часа ночи. прим.авт.) затеплил Влас свечу. Перед собой и Капой поставил тарелку с ложкой, а третий прибор с угла стола пристроил.

– Знаешь, Капа, колыбельную? – обратился к женщине ведьмак. Та в ответ кивнула.

– Запевай потихоньку.

Капитолина немного помолчала, вспоминая слова, и затянула:

Ба́ю ба́ю ба́ю спать,

Нощь настала почива́ть,

Сла́док мамин голосо́к,

Спи спокойно, мой сыно́к.

В зы́бке кроха почива́й,

Свои глазки закрыва́й.

Небо звёздами горит,

Мало чадо в зы́бке спи́т.

Млеко по́ небу текёт,

Мама пе́сенку поёт,

Убаю́кала бай бай,

Милый сыне засыпа́й…

По щекам женщины текли слезы, комок, подступивший к горлу, мешал тянуть слова. Варька, сидевшая на печи, спрятала лицо в подол и тоже беззвучно заплакала.

Где-то в углу раздалось шуршание. Варвара наскоро вытерла глаза от слез и уставилась в сторону звука. Игоша закопошился, подползая ближе к сидящим за столом Власу и Капитолине.

Девочка вновь с ужасом смотрела на сморщенное сине-красное лицо, жидкие волосенки и провалы черных глазниц. Сейчас игоша не улыбался, чему девочка порадовалась, вспомнив жуткий, растянутый от уха до уха оскал.

"Приходи, дитяти, место занимати.

Место лучшее, тебе выделенное.

Полноправное, Богом данное.

Всё тебе и память в устах, и крест в стопах", – произнёс Власий.

Выполз игоша на середину комнаты и застыл.

Огонь свечи едва освещал его. Но и того, что увидела несчастная мать, хватило, чтоб Капитолина бросилась перед ним на колени и, зарыдав в голос, крикнула:

– Прости ты меня, миленький мой, прости, родной, прости свою мать нерадивую, Васенька.

И, подавшись вперёд, женщина перекрестила его. Резкий порыв невесть откуда взявшегося сквозняка затушил пламя свечи, погрузив комнату во мрак. Власий вынул из кармана коробок спичек и вновь запалил свечу. Капа так и осталась сидеть на коленях. А перед ней на полу лежала пропитанная кровью и грязью тряпица, в которую она той страшной ночью завернула тельце своего мёртвого сына.

– Ну вот и всё, – тяжело выдохнул Власий. – Осталось исполнить сказанное. Пойдем, Капа, – обратился он к женщине, – покажешь, где сына схоронила, поставим ему крест в ноги.

– Так не крещённый же, – подняв заплаканное лицо к ведьмаку, произнесла Капа.

– А ты не майся этой мыслью, Капитолина, неужто Господь во грех вменит, что душе мытарствующей через крест покой дадим…

– И не страшно тебе было на печи одной сидеть? – спросил Митька сестру, когда та закончила рассказывать.

– Страшно, конечно, но и жальше тоже, – отвечала ему Варвара. – И тётку Капу, и малыша несчастного. Оно вон как, оказывается, бывает, кажную душу в Роду признавать надо, ежели не хочешь, чтоб она сама о себе напомнила…

– Ну, здравствуй, Капа, – пробасил Власий, усаживаясь на предложенный стул. – Как дела твои, бабонька?

Спросил, а сам взгляд на печку, почти под потолок, бросил. Там в углу сидел полупрозрачный малец. Белые короткие волосенки торчали в стороны, как пух одуванчика. Ярко-синие, ларузитовые глаза поблескивали, внимательно смотря на гостя.

– Благодарствую, Власий, – с теплотой улыбнулась Капа, проследив за взглядом колдуна.

– Ощущаешь его? – махнул в сторону домовенка Влас.

– Как родного, чувствую, – вновь улыбнулась Капитолина. – Особенно вечерами, как приляжешь на кровать, он тут как тут. По голове гладит, как кот мурлычет. А давеча вообще с косичкой в волосах проснулась.

– С косичкой это хорошо, – поднявшись, произнес Власий, – знать, переродился игоша, простил. Оно ведь как. Игоши одного добиваются, чтоб приняли да имя дали. Тогда он в благодарность духом домашним становится. Суседкой. Добре за хозяйством следить станет.

– Очень я тебе, Власий, благодарна, – провожая ведьмака, произнесла женщина. – Камень с души упал. И так доля черна, а ещё и это тянуло.

– Камень-то упал да место освободил. Вот и заполни его теперь светлой памятью. Да почаще суседке пряничек свежий подкладывай, – хитро улыбнулся Влас и пошел восвояси.

Глава 3

Первый раз Ксанка потеряла сознание спустя две недели после того, как они с мамкой вернулись с базара. Прям посреди комнаты упала. Выгнулась, пена ртом пошла, радужки глаз глубоко закатились, представив взору перепуганной матери лишь белки с красноватыми прожилками. После припадка пару часов без сил лежала. Старый фельдшер прикатил тем же вечером на телеге, запряжённой такой же старой и уставшей кобылой.

– Эпилепсия, – безучастно констатировал он.

– Эписли чего? – с недоверием посмотрела на старика мать Ксанки.

– Падучая по-простому, – повторно вынес вердикт он.

– О-о-оххх… – горько выдохнула женщина и закрыла лицо фартуком.

Мать ездила по знахаркам, а приступы меж тем случались всё чаще и чаще. И отходила после них Ксанка всё сложнее.

– Постой, мальчик, – обратилась к пробегающему мимо пацанёнку незнакомая женщина. – Говорят, в вашей деревне знахарь есть? Не знаешь ли, где живёт?

– Как не знать, – ответил малец и, обернувшись к галдящей ватаге своих друзей, от которых только что убегал, крикнул: – Митька, подь сюды, тут до дядьки Власия пришли.

От толпы мальчишек отделился один и подбежал к ним.

– Здравствуй, Митя, – улыбнулась незнакомка.

– Вообще-то меня Димитрием кличут, – серьёзно ответил парнишка, – Митькой только свои. Вам дядька Власий нужен?

– Знахарь местный, – кивнула женщина в ответ.

– Пойдёмте, до дому сведу, – сказал Митрий и, не дожидаясь, двинулся вглубь деревни.

Через пять минут они стояли у калитки добротного деревянного дома. Во дворе, поставив таз со стираным бельём на высокий пень, хлопотала юная девушка. Заметив брата с незнакомкой, она вытерла руки о передник и подошла к ним. Открыв калитку, Варвара вопросительно посмотрела на женщину.

– Вот, до дядьки Власа пришли, – буркнул Митрий и, нырнув под рукой сестры, побежал к крыльцу.

– Проходите, – улыбнувшись, произнесла девушка. – Меня Варварой звать.

– А я Татьяна, – отозвалась женщина и направилась за Варькой к дому.

Открыв дверь, Варвара пропустила Татьяну вперёд. Миновав сумрачные сени, женщина шагнула в большую светлую комнату. За обеденным столом на длинной крепкой лавке сидел крупный бородатый мужчина. С другой стороны, болтая ногами, уселся Митрий, явно настроившийся погреть уши, слушая пришлую незнакомку. Он отлично знал, что к Власию только местные обращались с обычной хворобой. А ежель кто издалека жаловал, стало быть, что-то посурьёзней стряслось.

– Откуда путь держишь? – пробасил Власий.

– Ох, издалека, родимый, беда у меня стряслась, – произнесла женщина и, не дожидаясь приглашения, устало рухнула на стоящий рядом стул.

– Знамо что беда, – усмехнулся Влас, – ко мне с занозой не приходят. Ну, вещай о беде своей.

И рассказала Татьяна, что дочка её, Ксанка, ни с того ни с сего занеможила. Название болезни еле выговорила.

– А теперь и вовсе в себя не приходит, – закончила женщина и залилась слезами.

– Как не приходит? – не понял ведьмак.

– А так, – всхлипнула Татьяна и продолжила: – С каждым разом после припадка всё дольше в себя приходила. А в последний раз, как упала, пена ртом пошла, выгнулась кровиночка моя, словно кто невидимый её заломить пытался, да и замерла. Ни к вечеру, ни на следующее утро глаза не открыла. Вроде и дышит, да едва заметно. И деревянная вся да холодная. Как нежива-а-а-я, – протяжно заголосила тётка, закрыв лицо натруженными ладонями.

– Ну, будя, – сказал Влас, подойдя к ней ближе и положив руку на плечо. – Отдохни покамест с дороги, а мне покумекать надобно.

И, наказав Варваре поухаживать за гостьей, ушёл в свою комнату.

Закрыв за собой дверь, Влас уже привычным движением задёрнул занавески и создал в комнате полумрак. Затеплив свечу, бросил щепоть сухой травы в колыхающийся огонёк. Тот сразу же затрещал, и в помещении запахло полынью. Развернувшись, Влас подошёл к изображённому прямо на стене Древу. Нарисованное чьими-то умелыми руками, оно выглядело немного странно. Небольшой ствол с кроной и огромные, мощные корни расползались почти на половину стены небольшой комнаты. Концы некоторых корней заканчивались привинченными к стене окружностями, на которых стояли оплавившиеся свечи. В центре ствола тоже была такая окружность, но побольше диаметром, и свечка, стоявшая на ней, была толще. Её Влас и затеплил.

"Благословите, деды рОдные", – прошептал ведьмак и, закрыв глаза, сел напротив Древа.

Татьяна прихлёбывала ароматный чай и слушала без устали болтающую Варвару. Дверь в комнату Власа открылась, и девочка замолчала. Две пары глаз уставились на мужчину.

– Плохо дело, – безо всякой прелюдии произнёс Влас. – Не вижу душу её на нашей земле, не здесь она, разве что телом только.

Прикрыв лицо руками, Татьяна тихонько завыла.

– Не реви ты, – обратился к ней Влас. – Надобно дойти до тебя да проверить кой-чего. Посмотреть на твою Ксанку.

Ведьмак бросил короткий взгляд на Варвару. Этого девочке хватило, чтоб она начала сборы.

– Курочек не забудь покормить, – напутствовала Варька брата. Тот супился, потому что Влас не разрешил Митрию с ними идти. Оставил в доме по хозяйству за старшего.

– Без соплей знаю, – огрызнулся брат и отвернулся.

– Ну, Митенька, ну, не обижайся, я тебе потом всё-всё расскажу, – пыталась загладить вину перед братом Варька. Завидев выходящего из дома Власа, девочка дала ещё пару указаний Митьке и, поцеловав его в макушку, пошла за ведьмаком.

Димитрий проводил сестру долгим тревожным взглядом. Он всегда так смотрел, когда девочка уходила с Власом к какому-нибудь горемыке, чтоб оказать помощь.

"Далось ей это ведьмовство, – думал Митька, – опасно же". Впрочем, послушать Варварины рассказы про очередное их с Власом дело он был охоч. Постояв ещё с пару минут, до тех пор, пока силуэт сестры не скрылся вдали, Митька вздохнул и поплёлся кормить курей.

Бледная девочка, лет десяти, лежала на кровати и едва заметно, но всё же дышала. Варя стояла у изножья, и её сердце сжималось от жалости. Синие венки проступили на худеньком личике. Глаза под закрытыми веками неестественно быстро бегали туда-сюда. Влас сидел рядом с Ксанкой, держа её холодную руку в своей руке.

– Видишь, в чём дело? – обратился ведьмак к Варваре.

– Вижу, – коротко бросила Варька. А видела она, как одну голубую нить, выходившую из тела девочки, оплели нити чёрные, что ручейком уходили вниз. Через дощатый пол, через подвал, устремляясь совсем в другой мир.

– На базар, говоришь, ездила? – спросил Влас, повернувшись к Татьяне.

– На базар, – закивала та, – а при чём тут это?

– А при том, – вздохнул ведьмак, – угостили там твою Ксанку. Да заменой сделали.

– Как это? – не поняла женщина.

– Просто. Отливали недуг с кого-то да мёдом обмазывали, чтоб болезнь на него липла. А потом мёд в дело пустили, чтоб здоровый человек его съел. А дальше – ещё проще. Со здорового сила к Смертушке в залог больного потекла. Один поправляется, другой чахнет. Крепка, видать, на вид твоя девка была, раз посчитали, что здоровья хватит, чтоб недужному поправиться. Ну, или, как грится, дашь на дашь. Мобыть, ребятёнка и отливали.

Татьяна стояла, как обухом по голове шибанутая. Вспомнила, как её краснощёкая Ксанка подлетела к ней радостная, леденец красный в руках держа. Петушком сахарным её старушка угостила. И невдомёк матери было, с чего бы. А оно вон как вышло.

– Как же это? – только и вымолвила она и осела на стул. – Ребёнок ведь.

– Ну, – хмыкнул ведьмак, – тут, понимаешь, как залог удачи. Молодая, здоровая, к старикам-то чего цепляться, не ровен час, сам к Смертушке отойдёт. Со взрослым ещё сложнее, а дитя что? Сунул гостинку, а он и рад стараться, вопросов не задаёт.

Женщина даже моргать перестала. Смотрит на Власа, как на неведомого зверя, и словам его верить не хочется.

– Как же теперь? – сбросив оцепенение, прошептала она.

– Есть способ, – ответил Влас. – Но не мне за него браться. Стар я для этого, не выберусь. Ежель спомощница моя согласится. Но прежде мне с ней сурьёзно переговорить надобно. Дело опасное.

Татьяна умоляюще взглянула на Варвару и со слезами на глазах вышла из комнаты, оставив ведьмака с ученицей одних.

– Ты, Варя, слушай да кумекай, – начал Власий. – Ежель решишь, что не стоит рисковать, суда тебе не будет. Вертаемся домой и живём как прежде, не судьба, знать, девке землю топтать. А коль решишься, тут подготовку и начнём.

– Сказывай, что опасного тут? – попросила Варвара.

– Тело Ксанки тут, да призрак уж на той стороне. Чью-то чужую, чёрную нить, Недолей предопределённую, вплели в судьбу девочки насильно. Изменить то можно, да только для этого на той стороне нужно вложить призраку в руки науз белый, который я 12 пятниц Макоши вяжу. Развязать тот науз если, то Великой Матери белая нить судьбу, Недолей начертанную, изменит и укажет из Навьего мира дорогу в Явь. А уж тут я на подхвате. Опасность тут что ни на есть прямая. Вход в Навь найти не сложно, сложнее там душу нужную сыскать. А помочь в этом только Ягиня может. Только она одной ногой там, другой тут находится. Вопрос – решишься ли к ней пойти?

– Ягиня? – опешила Варька. – Так то ж сказки, про Бабу-ягу-то.

Конечно, с тех пор как Варька к ведьмаку в ученицы постучалась, она на многое стала по-другому смотреть, во многое поверила. И русалок видала, и с суседко беседы вела. Один раз даже Бая в лесу видела, не говоря уж про косматого Лешака. Но Баба-яга?!

– А неужто она и впрямь съесть может? – с недоверием посмотрела на ведьмака Варька. – Не верится что-то.

– Ну, съесть не съесть, сказки-то, всё ж таки, сочинялись не просто так, а чтоб шальных отпугнуть по лесам шастать. Но завести в Навь может да не выпустить.

Варвара задумалась. Виданное ли дело, Баба-яга. Где-то внутри ещё шевелился червячок недоверия, а потому любопытство взяло верх, и Варя решительно произнесла:

– Согласная я!

Полночи Власий давал ученице наставления. Учил, как себя в Нави вести. Затем пошёл к Татьяне и протянул ей шкатулку, наказав, чтоб она всю ночь в неё колыбельную пела, ту, что маленькой Ксанке перед сном всегда напевала.

Поутру, ещё раз всё повторив, в узел сложив то, что могло девочке понадобиться, а главное, шкатулку не забыв, благословил Влас Варьку в путь.

До самого леса проводила Татьяна Варвару. Груз вины залёг на сердце женщины. Знамо ли дело, чужого ребёнка в чащобу отправлять. Да к кому! К Нюрке Костянихе! К дрянной старухе, что из вредности и злобы своей с деревни ушла да избу себе в лесу построила. Не сразу Нюрка Костянихой-то стала зваться. А опосля того, как в молодости хвороба на неё напала неизвестная. Повезла её мать к знахарке в дальнюю даль, почитай, год её в деревне не видели, уж и забывать стали. А она возьми да и вернись. Кто увидал, те ахнули. Нога одна иссохла совсем. Как будто мышцы изнутри срезали да кожей кость обмотали. Глаз один бельмом заволокло. А мать её и вовсе не вернулась тогда. Да только никто спросить не решился, что да как. Злобная она стала. Одним глазом зыркнет так, что кровь стыла. Правда, дар у ей открылся. Знахарствовать помаленьку начала. Только-ть из-за злобы её не ходили к ней. Вот она в один день и решила вообще с деревни уйти, больно уж люди её раздражали.

Татьяна как узнала, что Власий Варьку к Костянихе посылает, даже противиться начала, мол, плохая это задумка. Да спросила, почему ведьмак сам в лес не идёт. Получив ответ, что в его возрасте из Нави его попросту могут не выпустить, женщина опять заплакала. И своя дочь помирает, и чужую девочку загубит, а ну как не выберется та из леса или Костяниха зло сотворит?

Варвара, как могла, успокаивала Татьяну. Тем более она теперь и сама подуспокоилась. Пошутил, выходит, Власий, ни к какой Бабе-яге он её не посылает, а к обычной ведьме деревенской. А уж их Варька не боялась, сама ведь не промах, да и дядька Влас такие слова над ней читает, что ни одна ведьма зло причинить не смогла бы.

Доведя девочку до леса, Татьяна поначалу порывалась отправиться с ней, вдвоём всё ж сподручнее. Но Варя была непреклонна. Ей ведьмак дело поручил, ей и исполнять. Женщине только и оставалось провожать девочку взглядом до тех пор, пока та не скрылась за деревьями, да перекрестить в спину украдкой.

Хоть и поняла по разговору Варя, что к Костянихе мало кто с деревни хаживает, да только тропка едва заметная в чащу всё ж вела. По ней Варвара спешно и бежала. На дом Костянихи наткнулась словно невзначай. Не на поляне стоял он, а прям посередь бурелома. Заваленные деревья, словно забор, который строил великан, валялись вокруг небольшой, приземистой избы.

"Ну, раз курьих ног нету, знать, точно не бабка-ёжка", – усмехнулась про себя Варька и полезла напрямик через наваленные брёвна. У самой двери остановилась и огляделась. Не было тут огородика разбитого, благодаря которому старуха могла бы зимой выживать. Утварь никакая не валялась. Ни одного следа, говорившего о живущей тут хозяйке, не смогла Варвара сыскать.

Поднялась девочка на крыльцо, занесла руку, чтоб постучать, как дверь вдруг внезапно распахнулась, и из темноты проёма резко появилось страшное лицо старухи. От неожиданности Варька отпрянула и, сделав шаг назад, завалилась на пятую точку.

"Их-хи-хи", – тут же прозвучал скрипучий смех, и на свет из избы вышла старуха.

Девочка внимательно рассматривала ведьму. Жидкие седые волосёнки неопрятными клоками свисали до плеч. Крючковатый нос, казалось, касался верхней губы. Один глаз старухи был совсем белый, зато второй был просто неестественной синевы. Он выделялся драгоценным камнем, по ошибке оказавшимся на безобразном лице старухи.

Костяниха улыбалась, растянув тонкие губы почти до ушей, отчего лицо казалось ещё ужаснее.

– Насмотрелась? – обратилась бабка к Варваре. – Теперь сказывай, зачем пришла.

Поборов оцепенение, девочка поднялась с земли и отряхнулась.

– Дело к вам есть серьёзное, – спокойно ответила Варя.

– Чую, что дело, – проскрипела старуха и перестала улыбаться. Она подошла к Варе совсем близко и начала принюхиваться. – Ох, чую, – продолжила она, – сколько защит на тебе стоит. На ту сторону собралась, знать. Ну, проходи в избу, потолкуем.

Старуха развернулась и пошла в дом, Варя последовала за ней.

Переступив порог, Варвара остановилась от неожиданности. Внутри изба оказалась просто огромной. Коридоры петляли в разные стороны, упираясь в двери. Одни из них были открыты настежь, другие плотно затворены. На нескольких дверях висели тяжёлые ржавые замки. Совсем рядом с Варварой оказалась дверь, прикрытая наполовину. Любопытство взяло верх, и девочка заглянула в проём. То, что она увидела, заставило Варьку застыть в изумлении. Прямо от двери, петляя, уходила вдаль узкая тропка, с обеих сторон окружённая густой, сочной травой. На кончиках травы висели, переливаясь, прозрачные капли росы. Безбрежное небо только начинало светлеть, а в воздухе застыли рваные клочья густого белого тумана.

Сообразив, что задержалась, Варька оторвала взгляд от красоты наступающего утра и двинулась по коридору дальше. Две следующих двери были закрыты. Проходя мимо одной, Варя неожиданно отскочила, испугавшись громкого и тяжёлого удара изнутри. Ржавый замок от толчка закачался, но выдержал натиск.

Следуя за старухой, Варвара прошла мимо трёх следующих дверей. И за каждой был целый мир. Одна скрывала лес и реку. За второй была белоснежная зима. За третьей Варя заметила тени и силуэты. Они сновали туда-сюда, словно слепые котята, не понимающие, куда им идти.

И застучало сердце девочки чаще. Поняла она, что Власий не ошибался, называя старуху Бабой-ягой. А вот люд деревенский просто не знал, кто с ними жил столько лет. Страшно Варьке стало. Ведь оказалась она в доме той, о ком страшные сказки слагали да пугали детей малых, чтоб в лес не ходили.

Вдруг ведьма остановилась и, сощурив синий глаз, внимательно посмотрела на Варьку.

– Поняла, что ль? – спросила она Варвару, ехидно улыбнувшись.

– Что поняла? – переспросила девочка.

– Кто я такая, – ответила старуха. – Я запах страха за версту чую. А ты боишься.

– Боюсь, бабушка, – честно призналась Варя. – Я ведь думала, что приду к обычной ведьме. Их-то я совсем не страшусь. А только ты вовсе не обычная.

– Да и ты непроста, как я погляжу, раз видишь то, что за моими дверьми находится, – произнесла Баба-яга. – Но всему свой час. Проходи покамест да усаживайся, положено молодицу с дороги помыть, накормить да спать уложить. А там видно будет, – закончила старуха и хитро улыбнулась.

После этих слов Варька совсем сникла. Вспомнила, как Власий упреждал, что стращать Яга начать может, и главное – одну ночь в доме её переночевать да не испужаться.

Вошла Варвара за старухой в комнату и застыла. Высоченный потолок цвета ночного неба сходился куполом и был усеян тысячами ярких звёзд. А в центре висела огромная круглая луна. В каждой стене комнаты была дверь. Одна представляла собой арку, исписанную горящими знаками, с отливавшими золотом петлями и таким же золотым замком. Вторая дверь была словно создана из переплетения стволов и корней деревьев. А третья – из чёрных досок, чёрной ковкой да костями белыми обрамлённая, как провал в пустой глазнице черепа. Смотришь на неё, и будто затягивает внутрь, манит и пугает одновременно.

– Усаживайся, гостья дорогая, – вывел девочку из раздумий скрипучий голос старухи. – Потчевать тебя буду.

Варвара послушно присела за стоящий в центре комнаты стол. Яга села напротив и хлопнула в ладоши. Тут же на столе перед девочкой оказалась полная миска супа. В зеленоватого цвета бульоне что-то копошилось и переворачивалось. Девочке поплохело, она подняла глаза на старуху и встретилась с ней взглядом. Яга внимательно следила за каждым движением Вари.

– Что с тобой, девица? – сощурив синий глаз, спросила она. – Иль яства мои не понравились?

– Нет-нет, что ты, бабушка, – спохватилась Варвара, понимая, что старуха может разозлиться – Вкусный суп, очень вкусный.

Варька схватила ложку и опустила её в тарелку. Помешивая неприятное зелье, девочка дула на него, делая вид, что хочет остудить суп. И как только ложка погрузилась в гущу, на поверхность бульона вдруг всплыл человеческий глаз.

– Батюшки! – вдруг вскрикнула Варя и вскочила из-за стола. – Руки-то, руки с дороги не помыла, негоже за трапезу да немытой.

Старуха нервно поджала губы и, сделав жест рукой, произнесла:

– С комнаты налево.

Варя поспешно засеменила в указанном направлении. Остановившись у рукомойника, шумно выдохнула. На глаза навернулись слёзы. Нужно было что-то срочно придумать, или придётся есть зелёное варево. От одной мысли об этом комок подступил к горлу, а желудок сжался в тугой узел. Ещё немного постояв, Варя умылась холодной водой и решила, что нельзя ей гневить Бабу-ягу, а значит, придётся есть.

"Дак я глаза закрою и не так противно будет", – убеждала себя девочка. И вдруг её осенило. Ведь говорил Власий, что Яга проверки устраивать будет. А уж на колдовство старуха великая мастерица! А ну как морок на Варьку наслала и потешается. И придумала девочка посмотреть в тарелку, как она умеет, ежель хочет нечистиков увидеть.

– Не долго ли руки моешь? – донеслось из комнаты. И Варвара храбро решила вернуться за стол. Будь что будет, нет у ней выбора, она должна пройти испытания Бабы-яги!

Вернувшись в комнату, девочка села за стол. Слегка скосила глаза да по-особому, из-под ресниц глянула. А в тарелке-то просто суп, что ни на есть густющий да наваристый. Кружочки золотистые поверху плавают, лучок поджаристый, морковка тоненько настругана. Да и не глаз вовсе всплыл на поверхность, а клёцка картофельная. Отлегло у Варьки с души, схватила она ложку и давай за обе щёки наяривать. Смотрит Яга на девочку, молчит.

– Что ж хлебцем суп не прикусываешь? – спрашивает она и подвигает тарелку с ломтями хлеба. Беглый взгляд на хлеб Варя бросила, а он весь в плесени синей, да червячки по нему ползают. Изловчилась девочка, опять по-особому глянула. Лежат на тарелке ломти ноздрястые да с корочкой румяной. Взяла Варвара кусок, в рот отправила и от удовольствия аж зажмурилась – вкуснющий!

– Ладно уж, – вдруг произнесла старуха и хлопнула в ладоши. Морок вмиг растворился, и увидела Варя перед собой обычную еду. – Вижу, многое умеешь. Чую теперь, от кого пришла, только не жалко ему тебя в Навь отправлять? – спросила Яга.

– Я, бабушка, сама вызвалась, – тихонько ответила девочка.

– Вызвалась она, – передразнила её старуха и вздохнула. – Ох, сердца добрые, в этом их горе, в этом их награда. Не буду тебя морочить больше. И испытывать не буду. Добрая душа у тебя, раз не испугалась за чужого человека в Навь идти. Помогу.