Охотники на волков

Глава I

Битва в лесу

В канадской лесной глуши угасал холодный зимний день. Медленно восходил багровый шар луны, заливая безмолвные заснеженные просторы мерцающим сиянием. Все застыло в молчании: дневная жизнь уже отправилась на покой, ночные обитатели леса еще не начали подавать голоса. Под небом, усыпанным миллиардами звезд, раскинулось замерзшее озеро. Горы, поросшие черным и угрюмым еловым лесом, окружали озеро исполинским амфитеатром. Вдоль берегов глухой стеной стояли согнувшиеся под тяжестью снега и льда лиственницы, погруженные в непроницаемый мрак.

Огромная белая сова выпорхнула из темноты, пронеслась словно тень и вновь исчезла. Ее хриплое уханье будто возвещало о приближении таинственного часа, когда пробуждаются ночные существа. Снег, который валил весь день, теперь перестал. Ни малейшего дуновения ветерка не ощущалось в воздухе, ничто не тревожило белые шапки на ветвях деревьев. Только мороз усиливался. При таком лютом холоде человек, простоявший в лесу час неподвижно, может замерзнуть насмерть.

Внезапно тишину разорвал странный, жутковатый звук – гулкий, нечеловеческий, то ли вздох, то ли стон, от которого кровь начинает быстрее бежать в жилах, а пальцы крепче стискивают приклад ружья. Он исходил из рощи лиственниц. Затем стало еще тише, чем прежде. Лишь белая сова огромным снежным комом снова бесшумно скользнула в небе над озером.

Спустя несколько мгновений пугающий вздох прозвучал еще раз, но слабее. Человек, хорошо знакомый с Великой Белой Пустыней, сейчас вглядывался бы в темноту, напрягая слух и затаив дыхание; он безошибочно признал бы в странном звуке стон боли и агонии, изданный загнанным, умирающим животным.

Вскоре из заснеженной рощи медленно и осторожно показался огромный лось. Его ноздри раздувались, глаза лихорадочно блестели в лунном свете. Наклонив великолепную голову, словно под тяжестью массивных рогов, он остановился, пристально вглядываясь в стену лиственниц на дальнем берегу озера. Затем он побрел по глубокому снегу, покрывавшему лед, оставляя за собой кровавый след. В полумиле от озера чернела опушка елового леса; туда и стремился смертельно раненный лось, видимо надеясь обрести убежище.

Однако, едва отойдя от рощи, лось вдруг остановился, поднял морду к небу и насторожил длинные уши. У лосей необычайно тонкий слух; они могут за милю услышать, как плещется форель в ручье. Но сейчас вокруг царило бесконечное мертвое молчание, нарушаемое только заунывным уханьем белой совы где-то на другой стороне озера. Огромное животное стояло неподвижно, прислушиваясь. Лужица крови расплывалась на снегу под его передними ногами. Что за тайные звуки не давали ему покоя? Чуял ли он опасность? Самое внимательное человечье ухо не уловило бы ничего. Однако заостренные лосиные уши под широкими сохами рогов определенно что-то слышали. Лось поднял морду еще выше, повернул ее к востоку, фыркнул, повернулся к западу, снова зафыркал… То, что его тревожило, находилось на севере.

Откуда-то из глубин елового леса донесся новый звук – едва слышный, почти неуловимый для человека вой. Он повторялся и повторялся, понемногу приближаясь, становясь все определеннее: охотничий клич волчьей стаи!

Петля палача для убийцы, взведенное ружье для приговоренного к казни шпиона – вот что значит этот волчий вой для загнанного, раненого животного. Старый лось опустил голову с широкими рогами и мелкими шажками побежал на восток. Он мог бы укрыться среди лиственниц – бежать через открытое пространство было опасно, – но густой ельник казался ему более надежным убежищем.

Вдруг раненый лось снова застыл на месте, да так резко, что подогнулись передние ноги. Он споткнулся и рухнул в снег. С той же стороны, откуда доносился вой охотящейся стаи, донесся раскатистый звук ружейного выстрела. До стрелка было не меньше мили, а то и двух, но это не уменьшало страх короля Севера. Сегодня он уже слышал этот звук, и за ним последовала непонятная, необъяснимая резкая боль, а затем и слабость. Лось из последних сил вскочил, фыркнул, бросился к роще лиственниц и вскоре скрылся среди заснеженных деревьев.

Отзвучало эхо выстрела, и вновь стало тихо. Но не прошло и десяти минут, как опять раздался долгий одинокий вой. Завывание оборвалось резким взвизгом волка, идущего по следу, и тут же завыла вся стая. В тот же миг из-за деревьев показался лыжник. Пройдя десяток шагов по открытому месту, он остановился и обернулся к черной стене елей.

– Ты идешь, Ваби?

– Да, – отозвался голос из леса. – Поспеши! Не останавливайся!

Человек на лыжах снова повернулся к озеру и продолжил бег. Это был юноша, с виду не старше восемнадцати лет. Правой рукой он опирался на длинную палку. Левая, казавшаяся серьезно раненной, была перевязана импровизированной повязкой из толстого шарфа лесоруба. Лицо юноши покрывали кровоточащие царапины, и весь его вид говорил о смертельной усталости. Несколько мгновений он еще старался бежать, но вскоре остановился и дальше двигался пошатываясь. Через несколько шагов дыхание его пресеклось, палка выскользнула из немеющих пальцев. Юноша так ослаб, что даже не попытался подобрать ее. Несколько неуверенных шагов, затем колени его подогнулись, и он рухнул в снег.

В это время из лесу появился еще один лыжник, молодой индеец. Он тяжело дышал, но скорее от волнения, чем от усталости. Позади него раздавался вой быстро приближающейся волчьей стаи. Индеец оглянулся и на миг склонил гибкий стан к самому снегу, с обостренной чуткостью своей расы определяя расстояние до преследователей. Затем поискал взглядом своего товарища и не увидел его. Тревога вспыхнула в его глазах; поставив ружье между колен, он поднес сложенные рупором ладони к губам и издал клич, который в такую тихую ночь разносился на мили:

– Уоу-у-у-у! Уоу-у-у!

Услышав зов, лежащий в снегу измученный парень с трудом поднялся на ноги. Издав слабый ответный крик, он продолжил путь через озеро. Через пару минут молодой индеец уже догнал его.

– Сможешь идти дальше, Род?

Его товарищ попытался что-то сказать, но его ответ больше напоминал вздох. Прежде чем Ваби успел подхватить его, тот потерял остатки сил и во второй раз упал в снег.

– Боюсь… я… не могу, Ваби… – прошептал он. – Сил больше нет…

Молодой индеец бросил ружье и опустился на колени рядом с раненым другом, поддерживая его голову крепкими руками.

– Род, осталось совсем немного, – быстро заговорил он. – Дойдем до рощи, там влезем на дерево. Надо было сделать это раньше, но я не знал, что ты так далеко ушел вперед… Мы могли разбить там лагерь, и еще осталось бы три патрона, чтобы пересечь открытое место…

– Всего три?!

– Это все, что у нас есть. – Ваби склонился над товарищем, перегнувшись в талии, словно складной нож. – Обними меня за шею и держись крепче. Скорее!

Позади внезапно раздался вой волков, куда громче и отчетливее, чем раньше.

– Они вышли на открытое место и через пару минут будут на озере! – крикнул Ваби. – Обопрись о меня, Род! Вот так… Ты сможешь держать ружье?

Он выпрямился, покачнувшись под тяжестью друга, и они поковыляли к далеким лиственницам. Каждый мускул молодого индейца был напряжен до предела. Он куда отчетливее, чем его беспомощная ноша, осознавал грозящую им опасность. Еще три-четыре минуты – и стая настигнет их, а потом…

Ужасное видение вспыхнуло перед внутренним взором Ваби. Картина, которую он не мог забыть с детства: мальчик, растерзанный северными четвероногими убийцами прямо у него на глазах. Индеец содрогнулся. Если они не доберутся вовремя до рощи, если он не успеет выпустить три оставшиеся пули, их судьба предрешена. Правда, оставался еще один путь к спасению… Бросить раненого товарища и спасаться одному. Но эта мысль заставила Ваби лишь мрачно улыбнуться. Уже не впервые друзья вместе рисковали жизнью. В тот день Родерик доблестно сражался рядом с ним и был ранен. Стало быть, если они умрут, то вместе.

Ваби принял решение и крепче обхватил Рода. Он был почти уверен, что их обоих ждет смерть. Даже если они успеют добежать до лиственниц и забраться на дерево, им угрожает опасность замерзнуть насмерть, в то время как прожорливая стая будет караулить внизу. И все же, пока они были живы, надежда не угасала. Поддерживая друга, Ваби устремился вперед, прислушиваясь к волчьему вою и с каждым мгновением все острее ощущая, как тают его собственные силы.

Внезапно по какой-то необъяснимой причине вой умолк. Прошла минута, две, но стая все не появлялась на льду озера. Неужели они потеряли след? Затем индейцу пришло на ум, что последним выстрелом ему удалось ранить одного из преследователей и его сородичи теперь устроили каннибальское пиршество – этот прием уже не первый раз спасал беглецов. Едва он успел подумать об этом, как вновь раздался переливчатый вой и на опушке леса появилось около дюжины черных теней, быстро движущихся по их следу.

До лиственниц оставалось не больше четверти мили. Конечно, Род сумеет преодолеть это расстояние!

– Беги, Род! – крикнул его друг. – Ты отдохнул, а я останусь здесь и задержу их!

Ваби ослабил хватку. В тот же миг ружье выпало из ослабевших рук Родерика и зарылось в снег. Положив друга, индеец впервые толком разглядел его смертельно бледное лицо и полуприкрытые глаза. Ужас наполнил его сердце. Ваби опустился на колени рядом с неподвижным телом и застыл, сжимая в руках ружье. Его пылающий взгляд перебегал с пугающе неподвижного лица Рода на приближающуюся стаю. Теперь он отлично видел волков: они, словно муравьи, высыпали из елового леса. Около десятка уже были на расстоянии выстрела. Ваби знал, что с этим авангардом ему придется сразиться, даже если прочие по какой-то причине отстанут. Опустившись на колено, он подпускал их ближе и ближе, пока первые не оказались в двухстах футах. Тогда индеец с громким криком вскочил на ноги и бросился им навстречу. От неожиданности волки резко остановились и сбились в кучу, на что Ваби и рассчитывал. Он вскинул ружье и выстрелил. Пронзительный болезненный вой показал, что выстрел достиг цели. Ваби сразу же выстрелил еще раз, с беспощадной точностью поразив еще одного волка: тот подскочил на месте и безмолвно упал в снег.

Ваби, не теряя времени, подбежал к простертому на снегу Родерику, взгромоздил его на спину, сжал в руке ружье и кинулся к роще. Только раз он оглянулся и увидел, как волки толкаются, рычат и дерутся над телами погибших сородичей. Добравшись до лиственниц, Ваби опустил свою ношу и в изнеможении рухнул ничком. Однако через мгновение его черные глаза уже настороженно следили за волчьим пиршеством. Заметив движение темных пятен на белом снегу, говорившее, что кровавая трапеза заканчивается, индеец принялся карабкаться на нижние ветви лиственницы. Когда он потащил на дерево Родерика, тот открыл глаза. До сих пор раненый не подавал никаких признаков жизни. Но смертельная слабость начала понемногу отступать, и с помощью Ваби он сумел забраться на безопасную высоту.

– Уже второй раз ты спасаешь мне жизнь, Ваби, – сказал он, положив руку на плечо друга. – Один раз вытащил меня, когда я свалился в реку, второй – спас от волков… Я тебе сильно задолжал!

– Сегодняшний день не в счет!

Ваби поднял смуглое лицо, и друзья обменялись взглядами, полными любви и доверия, а затем одновременно повернулись к озеру. Волчья стая была отлично видна сверху – самая большая, какую Ваби встречал в своей жизни; он прикинул, что в ней по меньшей мере полсотни животных. Как голодные собаки, которым бросили несколько кусочков мяса, волки шастали вокруг места пиршества, обнюхивая снег, словно надеясь отыскать пропущенный кусок. Затем один из них вдруг остановился, задрал морду к небу, словно гончая, и издал охотничий клич.

– Ага, там две стаи! Я так и подумал, что их слишком много для одной! – воскликнул индеец. – Смотри, часть пошла по нашему следу, а другие остались обгладывать кости убитых собратьев. Эх, если бы не те разбойники, которые унесли твой винчестер и патроны, мы бы сейчас разбогатели! Но что…

Речь Ваби внезапно оборвалась, а рука, обхватывающая друга за пояс, напряглась так, что раненый юноша вздрогнул. Волки, шедшие по их следу, сбились в кучу на полпути между рощей лиственниц и местом недавнего пира. Голодная стая была охвачена необычайным возбуждением. Они наткнулись на лужу крови, оставленную умирающим лосем.

– В чем дело, Ваби? – прошептал Род.

Индеец не ответил. Его черные глаза широко раскрылись и разгорелись жарким пламенем, он едва дышал, вглядываясь в сумрак. Раненый повторил вопрос – и будто в ответ ему огромная темная тень с треском пронеслась сквозь рощу где-то внизу, ярдах в ста от юных охотников.

– Новый след! – выдохнул Ваби. – Волки пошли по горячему следу! Слушай! Они умолкли… Так всегда, когда они готовятся убивать!

Несколько мгновений – и на льду озера никого не осталось: все волки исчезли в лесу. Воцарилась мертвая тишина, а затем в чаще снова раздался вой стаи.

– Это наш шанс! – воскликнул Ваби. – Они нас потеряли, они идут за другой дичью!

Он отпустил Рода, которого поддерживал за пояс, и начал осторожно соскальзывать со своей ветки. Индеец уже готовился спрыгнуть на землю, когда стая вдруг снова повернула в их сторону. Громкий треск ломающегося подлеска послышался совсем близко. Ваби поспешно принялся карабкаться обратно.

– Скорее, лезем выше! – взволнованно призвал он. – Они возвращаются и сейчас пройдут прямо под нами! Если мы успеем подняться повыше, они нас не заметят…

Едва он успел выговорить эти слова, как огромная темная туша промчалась не более чем в пятнадцати футах от лиственницы, на которой охотники нашли спасение. Они и не догадывались, что уже встречались с этим огромным лосем: именно его Ваби подстрелил издалека утром в паре миль отсюда. Лося гнала по пятам алчущая стая. Волки низко держали головы, идя за раненым животным по кровавому следу; из их приоткрытых пастей вырывалось голодное рычание. Один за другим они проносились через небольшую поляну прямо под ногами юных охотников. Род никогда прежде не видел подобного зрелища; даже более опытный Ваби был заворожен им. Безмолвно наблюдали они, как свирепые голодные убийцы Белой Пустыни готовятся покончить с жертвой. Когда Ваби в лунном свете разглядел волков поближе, их вид многое ему объяснил: звери исхудали до того, что напоминали обтянутые шкурой скелеты. Род же в глубоком волнении видел только гибнущего лося, окруженного мощными, дьявольски жестокими хищниками, обезумевшими от близости желанной добычи.

Погоня пролетела внизу за одно мгновение, но этот миг на всю жизнь запечатлелся в памяти Родерика Дрю. Однако то, что началось потом, было еще страшнее, еще трагичнее. За миг до того, как стая настигла старого лося, обреченный лесной великан остановился и развернулся к окружившим его волкам. Род, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, как сквозь туман слышал клацанье зубов, рычание оголодавших хищников и отчаянный, безнадежный стон гибнущего животного.

У Ваби, напротив, кровь бурлила в венах от возбуждения; некогда это же чувство бросало его предков в битву. Ни единое мгновение расправы не ускользнуло от взгляда сына Белой Пустыни. Это был потрясающий бой! Ваби знал, что последние мгновения старого лося сочтены и что волки не уймутся, пока от туши не останется только обглоданный добела скелет. Индеец тихо протянул руку и прикоснулся к своему товарищу.

– Пора, – негромко сказал он. – Спускаемся. Очень тихо, с этой стороны дерева…

Ваби осторожно соскользнул вниз и помог спуститься другу. Когда оба оказались на земле, Ваби наклонился, как раньше, собираясь взвалить Рода себе на спину.

– Не надо, Ваби, я уже могу идти, – прошептал раненый. – Дай мне только опереться на тебя…

Ваби обхватил его за пояс, и они вскоре выбрались из рощи лиственниц. Четверть часа спустя друзья вышли к берегу небольшой замерзшей речки. На другом берегу, в сотне ярдов от них, подле огромной ели ярко горел костер. При виде огня оба испустили радостный вопль. В ответ на призывный окрик Ваби у костра поднялась темная фигура и ответила таким же далеко разносящимся индейским кличем.

– Мукоки! – радостно воскликнул юноша.

– Мукоки! – смеясь, подхватил Род, счастливый, что конец их испытаний близок.

В тот же миг он покачнулся, теряя сознание; Ваби бросил ружье и подхватил друга, не давая тому упасть в снег.

Глава II

Как Вабигун приобщился к цивилизации

Если бы только молодые охотники могли заглянуть в будущее, возможно, они постарались бы немедленно вернуться в факторию и эта ночь на берегу замерзшей Омбабики стала бы последней в их странствии по таежным дебрям. А может, и нет: предвидя счастливый финал, они все равно устремились бы навстречу опасностям, ибо любовь к острым ощущениям всегда горит в сердцах юношей, полных жизненных сил. Но будущее не было им открыто. Лишь многие годы спустя, сидя суровой зимой у жарко растопленного очага в окружении близких, они смогли восстановить в памяти всю картину и осознать, что ни за какое золото в мире они не расстались бы с захватывающими и трагическими воспоминаниями своей юности.

Примерно тридцатью годами ранее тех событий, о которых дальше пойдет речь, молодой джентльмен, по имени Джон Ньюсом, покинул Лондон и отправился в Новый Свет. Судьба обошлась с ним немилосердно: сперва он лишился обоих родителей, а потом обнаружил, что из их небольшого наследства ему не достанется ни гроша. Он прибыл в Монреаль и там, будучи юношей деятельным и хорошо образованным, быстро достиг определенного успеха. Когда Ньюсом добился полного доверия хозяина, он был отправлен уполномоченным представителем, или фактором, в отдаленную факторию Вабинош-Хаус. Она располагалась далеко на севере, в направлении Гудзонова залива, в лесной глуши возле озера Нипигон.

На второй год единоличного правления в Вабинош-Хаусе – а фактор является практически королем в своих владениях – Джону Ньюсому нанес визит индейский вождь Вабигун. Он приехал вместе со своей дочерью Миннетаки, в честь красоты и добродетели которой впоследствии был назван город. Миннетаки тогда была совсем юной индианкой редкостной прелести. Если существует на свете любовь с первого взгляда, то именно она сразила Джона Ньюсома, едва он взглянул на прекрасную индейскую принцессу. С тех пор он принялся часто наведываться в селение Вабигуна, укрытое среди диких лесов в тридцати милях от Вабинош-Хауса.

С самого начала Миннетаки горячо отвечала на чувства молодого фактора, однако свадьбе противилась, и тому имелись очень серьезные причины. Уже много лет Миннетаки была обещана в жены молодому вождю соседнего племени, по имени Вунга, которого, впрочем, терпеть не могла. Однако от милости Вунги зависело благосостояние рода ее отца, поскольку Вабигун пользовался охотничьими угодьями своего могущественного соседа.

Как только стало известно, что Джон Ньюсом посватался к Миннетаки, между претендентами разыгралось жесточайшее соперничество. На фактора было совершено два покушения, а затем Вабигуну был предъявлен ультиматум. Миннетаки сама ответила на него, да так, что ее ответ разжег лютую ненависть и жажду мести в свирепом сердце Вунги. Темной ночью, во главе десятка воинов своего племени, он напал на селение Вабигуна, стремясь похитить его дочь. В яростном сражении были убиты старый вождь и несколько его людей, но нападение удалось отбить, и Вунга остался ни с чем. В Вабинош-Хаус было поспешно отправлено послание с просьбой о помощи – и теперь уже Ньюсом с десятком смелых мужчин спешил на помощь своей невесте и ее соплеменникам. Вунга попытался напасть еще раз, но был разгромлен и с большими потерями убрался восвояси.

Три дня спустя Джон Ньюсом и Миннетаки поженились в фактории Хадсон-Бэй. С того времени началась долгая и кровавая вражда, которая растянулась на два поколения. Вунга и его племя вскоре приобрели репутацию отъявленных разбойников; они так безжалостно преследовали остатки племени старого Вабигуна, что уничтожили его почти полностью. Последние уцелевшие нашли убежище в Вабинош-Хаусе. Охотников из фактории выслеживали и убивали из засады, а всех индейцев, приходивших к Ньюсому торговать, Вунга объявлял своими личными врагами. Шли годы, но ничего не менялось. Вражда не угасала. Со временем всех кровожадных дикарей в тех краях начали называть вунгами и считали их отличной мишенью для ружейного выстрела.

Между тем союз Джона Ньюсома и его прекрасной индианки был благословлен двумя детьми. Старшего мальчика назвали в честь его деда, старого вождя, Вабигуном, или сокращенно Ваби. Девочку, тремя годами младше, Джон Ньюсом назвал Миннетаки, в честь матери. И вот что любопытно: Ваби внешностью пошел всецело в своих индейских предков. Миннетаки же, напротив, не унаследовала дикой красоты матери: подрастая, она все сильнее напоминала белую родню отца. Черные как смоль волосы и большие темные глаза сочетались со светлой кожей и мягкими чертами лица. Ваби же, наоборот, с макушки до мокасин был вылитым индейцем: смуглый, гибкий, мускулистый, подвижный, как рысь, самой природой созданный для жизни в тайге. При этом своим быстрым, глубоким умом Ваби порой изумлял даже родного отца.

Когда-то любимым занятием Ньюсома было обучение своей лесной невесты. Когда же маленькая Миннетаки и ее брат подросли, целью родителей стало дать им наилучшее образование. Сперва их учили мать и отец в фактории; затем их на два года отослали в соседний Порт-Артур, чтобы дети воспользовались преимуществом хорошо устроенной школы. К тому времени, как Ваби исполнилось шестнадцать, а Миннетаки двенадцать, по их речи и манерам никто бы не догадался, что в их жилах течет индейская кровь. Однако по настоянию обоих родителей они не чуждались жизни племени своей матери и бегло говорили на ее родном языке.

В то время вунги стали особенно дерзкими в своих преступлениях. Эти разбойники даже не притворялись, что живут честной жизнью; они охотились на трапперов[1], нападали на индейцев, не разбирая племени, убивали и грабили всех, кто им попадался и не мог оказать сопротивления. Ненависть к Вабинош-Хаусу оставалась неугасимой; дети племени Вунги, казалось, уже рождались с ней в сердце. Многие давным-давно забыли истинную причину этой ненависти, но только не сам Вунга. Под конец он настолько обнаглел, что власти провинции объявили награду за его голову, а также и за головы нескольких его самых известных сообщников. Наконец разбойников удалось изгнать в отдаленные земли, однако их кровожадный вождь так и не был пойман.

Когда Ваби исполнилось семнадцать лет, было решено на год отправить его учиться в старшую школу в США. Молодой индеец – а все вокруг считали Ваби индейцем, и он гордился этим – категорически возражал против этого плана, приводя все возможные доводы. Страстную любовь к лесной глуши он впитал с молоком матери; все его существо восставало против больших городов с их шумом, сутолокой и грязью. Но Миннетаки сумела уговорить его. Всего на год, говорила она, а потом братец вернется и расскажет ей обо всем, что видел, и научит всему, чему учился сам. Ваби любил свою прекрасную сестренку больше всего на свете, и в конце концов, благодаря ее уговорам, а не доводам родителей, он все же отправился в путь.

Следующие три месяца Ваби старательно учился в Детройте. Но каждая прошедшая неделя лишь усиливала его одиночество и увеличивала тоску по сестре и родным лесам. Каждый новый день в городе был для него тяжким испытанием. Трижды в неделю он писал Миннетаки, и трижды в неделю сестра писала ему ответные письма, полные любви и поддержки. Впрочем, получал их Ваби только дважды в месяц, поскольку именно с такой частотой курьер забирал почту из фактории.

Именно во время своей одинокой школьной жизни Ваби познакомился с Родериком Дрю. Род показался Вабигуну таким же несчастным подростком, как он сам. Отец его умер, когда Род был еще младенцем, и остатки состояния как раз подходили к концу. Род встретил Ваби во время своей последней недели в школе – далее нужда, ставшая его неумолимым хозяином, отправляла юношу идти зарабатывать деньги. Как рассказал своему индейскому приятелю сам Родерик, его мать боролась до последнего, лишь бы ее сын учился, но теперь все возможности были исчерпаны.

Ваби ухватился за нового друга, словно за спасательный круг. Вскоре они уже были неразлучны, и в итоге Ваби переехал жить в дом миссис Дрю. Почтенная вдова была образованной, тонко чувствующей женщиной. Она полюбила Ваби почти как родного сына. В теплой домашней обстановке жизнь в городе уже не казалась юному индейцу такой ужасной, как прежде. Письма сестре теперь полнились восторженными похвалами в адрес его новых друзей. Немного погодя миссис Дрю получила благодарственное письмо от индейской принцессы из Вабинош-Хауса, и между дамами завязалась дружеская переписка.

Теперь двум товарищам уже не приходилось коротать время в одиночестве. Долгими зимними вечерами, когда Родерик возвращался со службы в торговом доме, а Ваби заканчивал учебу, они сидели у камина и молодой индеец красочно расписывал великолепную жизнь на просторах Великой Белой Пустыни. День проходил за днем, неделя за неделей, и в душе Рода росло желание своими глазами увидеть эту жизнь. Составлялись тысячи планов, придумывались тысячи будущих приключений. Мать Рода слушала, беспечно смеялась и строила планы вместе с сыном и его другом.

Но наконец для Ваби пришла пора возвращаться в леса, к матери-принцессе и к Миннетаки. В глазах у друзей при расставании дрожали слезы, и миссис Дрю плакала, провожая индейского мальчика к его народу. Время, последовавшее за отъездом Ваби, стало крайне болезненным для Родерика. Восемь месяцев их дружбы незаметно воспитали в нем совсем другую личность; и когда Ваби уехал, Родерику показалось, что друг забрал с собой часть его души. Наступила весна, промелькнуло лето. Из Вабинош-Хауса исправно летели письма для семьи Дрю, и ни разу индеец-курьер не привез в факторию почту, в которой не было бы послания для Ваби. И вот ранней осенью, когда первые сентябрьские заморозки окрасили листья северных лесов в алый и золотой цвета, от Ваби пришло длинное письмо. Оно принесло одновременно радость и беспокойство в маленький домик вдовы и ее сына. К письму прилагалось послание от самого фактора Вабинош-Хауса, письмо от его жены и небольшая записка от юной Миннетаки.

Все четыре послания настойчиво приглашали миссис Дрю и ее сына провести зиму в Вабинош-Хаусе. «Не опасайтесь, – писал Ваби, – что, оставив место, Родерик сильно потеряет в деньгах. Мы с ним за одну зиму заработаем больше, чем в Детройте можно было бы получить за три года. Мы будем охотиться на волков. Их в наших краях развелось невероятное количество, и правительство платит премию в пятнадцать долларов за каждый волчий скальп. Позапрошлой зимой я убил около сорока волков и считаю, что охота была не самой удачной. У меня есть ручной волк, которого я использую как приманку. Что касается ружей и экипировки, об этом не думайте, у нас все есть».

Несколько дней миссис Дрю и ее сын обсуждали это предложение, прежде чем отослать ответ семейству Ньюсом. Родерик умолял мать принять приглашение. Яркими красками он расписывал чудесную жизнь, которая ожидала их на севере, убеждал мать, что она пойдет на пользу их здоровью, и приводил множество разнообразных аргументов, лишь бы добиться желаемого. Однако миссис Дрю была полна сомнений. Их средства и так крайне невелики – так разумно ли Родерику отказываться от единственного постоянного источника доходов, который позволял им жить скромно, но в целом безбедно? Нынешнее положение Рода в торговом доме было весьма достойным, и зимой ему была обещана прибавка в десять долларов в неделю.

В конце концов они решили так: миссис Дрю на север не поедет, но позволит сыну провести у друзей всю зиму. Это решение и было отослано в Вабинош-Хаус. Через три недели пришел ответ от Вабигуна. Он писал, что встретит Родерика возле Спрюсвуда, что на реке Блэк-Стерджон. Оттуда они пойдут на каноэ до озера Стерджон, дальше переберутся на озеро Нипигон и таким образом успеют добраться до Вабинош-Хауса прежде, чем воду скует первый лед. На сборы оставалось совсем мало времени, и уже через четыре дня после получения письма Род прощался с матерью, садясь на поезд, который должен был умчать его в новую жизнь. Через одиннадцать дней юноша добрался до Спрюсвуда. Там его ждал Ваби в сопровождении индейца из фактории, и тем же днем после обеда началось путешествие вверх по реке.

Глава III

Как Родерик убил своего первого медведя

Итак, Род впервые в жизни углубился в самое сердце диких северных пустошей. Сидя рядом с Ваби на носу берестяного каноэ, которое несло их по реке Стерджон, юноша жадно впитывал красоту лесов и болот. Каноэ скользило по блестящей воде бесшумно, будто тень. Сердце Рода колотилось от радостного возбуждения, настороженный взгляд скользил по берегам, высматривая крупную дичь: Ваби сказал, что ее тут полно. На коленях Родерика лежал взведенный винчестер. Воздух был свежим и студеным из-за ночных заморозков. Время от времени золотые и багровые деревья смыкались над головой путешественников; порой черные ельники спускались к самой воде; иногда каноэ безмолвно проплывало мимо огромных, поросших лиственницами болот. В этой безбрежной глухомани царила таинственная тишина, нарушаемая лишь звуками лесной жизни. Куропатки тарахтели в кустах, стаи уток почти на каждом шагу с громким хлопаньем крыльев поднимались в воздух. Однажды поздним утром на второй день плавания Род так и подскочил из-за внезапного громкого шума в лесу, в паре шагов от их каноэ. Он видел, как гнутся и трещат молодые деревца, а Ваби прямо у него за спиной прошептал:

– Лось!

Руки юноши задрожали, по телу пробежал трепет напряженного ожидания. Род был пока еще далек и от хладнокровия старых охотников, и от того почти стоического безразличия, с которым люди Канадского Севера относятся к разнообразным звукам дикой природы. Родерика еще ожидала встреча с его первой крупной дичью.

Это произошло тем же днем, ближе к вечеру. Каноэ легко скользнуло за изгиб реки, и путешественникам открылась заводь, куда течением прибило множество пла́вника. Вечернее солнце уже скрылось за лесом, но озаренное его лучами скопление плавающих деревьев золотилось в теплом сиянии. На стволах, греясь в последних лучах перед наступлением зимних холодов, лежал медведь. С губ Рода сорвался резкий, взволнованный крик – до зверя было всего несколько десятков ярдов. Едва осознавая, что делает, юноша молниеносно вскинул винчестер к плечу, быстро прицелился и выстрелил. Медведь уже убегал, карабкаясь через коряги, но в этот миг споткнулся, однако сразу же вновь устремился под защиту леса.

– Ты его ранил! – закричал Ваби. – Стреляй еще!

Второй выстрел Рода как будто не возымел ни малейшего эффекта. От волнения юноша вскочил на ноги, забыв, что находится в легком каноэ, и в третий раз выстрелил в большого черного зверя, который уже добрался до края пла́вника. Каноэ покачнулось. Ваби и его спутник-индеец тут же навалились на противоположный крену борт и глубоко опустили весла в воду, но их усилия выручить безрассудного товарища оказались тщетными. Потеряв равновесие из-за отдачи собственного ружья, Род свалился в ледяную воду. Он погрузился с головой, но Ваби схватил его за руку прежде, чем тот начал тонуть.

– Не дергайся! Крепче держи ружье! Если мы попытаемся втащить тебя в лодку, она перевернется…

Ваби сделал знак старому индейцу, и тот медленно повел каноэ к берегу. Только тогда юноша усмехнулся, глядя на мокрого, несчастного Рода:

– Богом клянусь, третий выстрел был просто блестящим для новичка! Ты добыл медведя!

Несмотря на свое плачевное положение, Род издал радостный возглас и, как только его ноги коснулись дна, тут же бросился к скоплению пла́вника.

На куче мертвых деревьев он и нашел медведя. Тот был убит на месте: одна пуля пробила ему бок, другая голову. Стоя над своей первой большой добычей, мокрый и дрожащий от холода, Род поглядел на индейцев, вытаскивающих каноэ на берег, и разразился торжествующими воплями, слышными, должно быть, за полмили.

– Остановимся здесь лагерем и разведем для тебя костер, – со смехом произнес Ваби, подходя к другу. – Устроим славный пир, чтобы ты понял, ради чего стоит жить здесь, на Севере. Эй, Муки! – окликнул он старого индейца. – Разделай-ка того мохнатого парня! А я разобью лагерь.

– Мы можем сохранить шкуру? – спросил Род. – Это все-таки мой первый трофей, и я хотел бы…

– Конечно, мы ее сохраним. Помоги мне с костром, Род, быстрее согреешься!

В самом деле, Родерик, взволнованный случившимся, совсем забыл, что промок с головы до ног и что уже близится ночь. Первым делом нужно было сложить костер, и очень скоро яркий, трескучий, почти бездымный огонь длинными языками устремился в небо, озаряя пространство на тридцать футов вокруг. Ваби принес из каноэ несколько одеял и снял часть своей одежды, чтобы Род мог переодеться в сухое. Вскоре тот уже сидел, завернувшись в одеяла, в то время как его мокрая одежда сохла у костра. Род впервые видел, как индейцы мастерят шалаш для ночевки. Весело насвистывая, Ваби взял из каноэ топор, подошел к растущим поблизости кедрам и принялся срубать их нижние раскидистые лапы. Род, не снимая одеяла, принялся помогать таскать ветви, спотыкаясь и смеша спутников своим неуклюжим видом.

Не прошло и получаса, как шалаш из кедра был почти готов. Две большие, раздвоенные на концах ветви вкопали в землю в восьми футах друг от друга. В развилках закрепили небольшое деревце, служившее основанием крыши. Справа и слева наклонно поставили еще несколько толстых веток, а поверх набросали кедровые лапы. Когда Муки закончил свежевать медведя, строительство было завершено, а внутри устроены лежанки из ароматных кедровых веток. Вдыхая запах смолы и хвои, глядя на яркий костер, на лес, окутанный густой тьмой подступающей ночи, Род думал, что никакая картина или книга не способны полностью передать то, что он испытывает. А когда огромные куски медвежатины были положены запекаться в углях и аромат закипающего кофе смешался с запахом дорожных лепешек, шипевших на раскаленном камне, Род ощутил, что сегодня сбылись все его мечты.

Той ночью, наслушавшись захватывающих историй, которые рассказывали Ваби и старый индеец, Родерик не спал почти до рассвета. Он лежал в шалаше и слушал, как где-то очень далеко завывает волк. Со стороны реки доносился таинственный плеск, в лесу то и дело пронзительно кричали ночные птицы. В следующие три дня тоже не обошлось без приключений. Одним холодным утром Род встал раньше всех, потихоньку ушел из лагеря, встретил благородного оленя, дважды в него выстрелил и оба раза промазал. Потом случилась захватывающая, но бесплодная погоня за плывущим через озеро Стерджон карибу. Ваби трижды стрелял по нему с большого расстояния, но тоже безрезультатно.

Глава IV

Нападение на Миннетаки

И вот чудесным осенним днем зоркий Ваби первым увидел бревенчатые здания фактории, едва заметные у опушки бесконечного леса. По мере того как каноэ подходило все ближе, индеец радостно указывал Роду на различные постройки. Вот магазин фактории, вот дома сотрудников, а вот дом самого фактора, где уже давно с нетерпением ждут Рода. По крайней мере, Родерик на это надеялся. Вдруг он заметил, как от берега отошло каноэ и направилось в их сторону. Кто-то махал белым платком. Ваби издал ликующий возглас и выстрелил из ружья в воздух.

– Это Миннетаки! – закричал он. – Она говорила, что будет ждать нас и выйдет навстречу!

Миннетаки! Легкая нервная дрожь пробежала по телу Рода. Зимними вечерами Ваби тысячу раз с гордостью рассказывал о сестре. Она всегда участвовала в его планах и знала все его секреты; мало-помалу Род неосознанно полюбил ее, хотя ни разу не видел. Два каноэ быстро сближались; несколько минут – и они уже качались рядом. Сияющая Миннетаки перегнулась через борт и с радостным возгласом поцеловала брата, а затем взгляд ее темных глаз с любопытством устремился на юношу, о котором она так много слышала.

Миннетаки тогда было пятнадцать лет. Как многие индейские девушки ее возраста, она выглядела уже почти сложившейся женщиной и в то же время была грациозна, словно пугливый олененок. Слегка растрепавшиеся на ветру волосы цвета воронова крыла обрамляли, как показалось Роду, одно из самых красивых лиц, какие он видел в жизни. В тяжелую шелковистую косу, падавшую ей на плечо, были вплетены несколько красных кленовых листьев. Выпрямившись в своем каноэ, она взглянула на Рода и улыбнулась. Он церемонно приподнял в ответ свою шляпу, но налетевший порыв ветра выхватил ее из рук и унес в озеро. Грянул веселый смех, к которому присоединился даже старый индеец. Этот маленький эпизод в один миг сломал лед; смеющаяся Миннетаки направила каноэ в сторону плавающей шляпы.

– К чему носить шляпу до холодов? – сказала она, возвращая Роду головной убор и приветливо глядя ему прямо в лицо. – Ваби тоже ее носит, а я нет.

– Тогда и я не буду, – галантно ответил Род, вызвав новый взрыв смеха; Миннетаки и Род переглянулись и покраснели.

Тем же вечером в фактории выяснилось, что Ваби распланировал всю зимнюю кампанию. В комнате, отведенной гостю в доме фактора, Родерика ожидало необходимое охотничье снаряжение: грозно выглядящий пятизарядный «ремингтон», такой же как у Ваби; длинноствольный револьвер крупного калибра; снегоступы и прочие вещи, необходимые для длительной экспедиции в лесной глуши. Также Ваби наметил на карте их будущие охотничьи угодья. В непосредственной близости от фактории на волков постоянно охотились, они стали малочисленны и чрезвычайно осторожны. Однако в дикой, нетронутой местности в ста милях к северо-востоку волки водились в изобилии, уничтожая множество лосей, оленей и карибу.

Там-то Ваби и планировал устроиться на зимовку. Время терять было нельзя: нужно успеть построить бревенчатое зимовье до того, как начнутся сильные снегопады. Поэтому было решено, что юные охотники отправятся в путь не позднее чем через неделю в сопровождении Мукоки – старого индейца, двоюродного брата убитого вождя Вабигуна. Муки, как прозвал его Ваби, был ему верным товарищем и помощником с самого детства.

Род наилучшим образом использовал те шесть дней, что они провели в фактории. Пока Ваби занимался торговыми делами в отсутствие отца, уехавшего в Порт-Артур, юная красавица Миннетаки давала Роду первые уроки лесной жизни. Он смотрел на нее, склонившуюся над свежим следом или стоявшую в каноэ с ружьем в руках, и его восхищение росло с каждым днем. Миннетаки на лесной тропе, с горящими румянцем щеками, сверкающими глазами и пышными волосами, словно наполненными солнечным теплом, волновала сердце восемнадцатилетнего юноши. От макушки до мокасин она казалась Роду настоящим совершенством. Он не уставал высказывать свой восторг ее брату, а Ваби с ним горячо соглашался. К концу недели Род и Миннетаки стали неразлучными друзьями. И не без некоторых сожалений юный охотник на волков встретил рассвет первого дня их большого путешествия вглубь диких земель.

Миннетаки по утрам вставала чуть ли не раньше всех в фактории. Род старался не отставать от нее, однако в то утро проспал и, еще лежа в постели, услышал со двора ее переливчатый свист – Миннетаки умела здорово свистеть, так что ему порой становилось завидно. К тому времени, как Род вышел во двор, девушка уже скрылась в лесу. Ваби и Мукоки, тоже вставшие раньше его, были заняты сборами, укладывая снаряжение по рюкзакам. Утро выдалось ясным и морозным; на озере блестела тонкая корка льда. Ваби несколько раз поднимал голову и издавал свой индейский клич, призывая сестру, но ответа не получил.

– Не понимаю, куда подевалась Миннетаки, – бросил он, затягивая ремни одного из тюков. – Вот-вот будет готов завтрак. Род, будь добр, сходи разыщи ее!

Род тут же направился в лес по тропинке, по которой, как он уже знал, любила гулять Миннетаки. Вскоре тропа привела его к усыпанному галькой песчаному берегу, где девушка часто оставляла свое каноэ. Было ясно, что совсем недавно она здесь побывала: ледяная корка вокруг каноэ обколота, словно Миннетаки проверяла ее прочность, слегка толкнув лодку. Дальше, судя по отпечаткам мокасин, она направилась вверх по пологому берегу, к лесу.

– Миннетаки! – громко позвал Род. – Оу, Миннетаки!

Он прислушался, но отклика не последовало. Юноше, бог весть почему, стало немного тревожно. Он поспешно поднялся к опушке леса и пошел среди зарослей по узкой тропинке, то и дело окликая сестру друга. Но ответа все не было. Может, Миннетаки свернула с тропы в чащу?

Тропинка вывела на влажное место, где некогда сгнил большой древесный ствол. На черном перегное отпечатки мокасин девушки виднелись очень четко. Там Род простоял целую минуту, не издавая ни звука и прислушиваясь. Его безотчетная тревога усиливалась. Отсюда до фактории было уже около полумили. Зачем бы Миннетаки заходить так далеко? Ведь она прекрасно знала, что сейчас время завтрака! Размышляя, он неосознанно рассматривал ее следы. Какие же у сестры Ваби маленькие ножки! Еще он отметил, что у ее мокасин, в отличие от большинства прочих, были небольшие каблуки.

Вдруг далекий, слабый крик привлек его внимание. Сердце Рода пропустило удар, кровь вскипела, и через миг он уже несся по лесу, словно олень. Через несколько десятков ярдов тропинка переходила в широкую прогалину, оставленную давним лесным пожаром. Там Роду открылось зрелище, от которого мороз пробрал его до костей. Он увидел Миннетаки – волосы растрепаны, лицо чем-то замотано – и двух индейцев, которые быстро тащили ее за собой по тропе все дальше в лес.

Несколько мгновений Род стоял на месте, от ужаса не в силах даже сделать вдох. Затем чувства вернулись к нему, мускулы напряглись. Последние дни парень упражнялся стрелять из нового револьвера, и сейчас тот был в кобуре на боку. Следует ли выстрелить? Не ранит ли он Миннетаки? Под ногами Род внезапно увидел толстую сухую ветку. Больше не раздумывая, он подхватил ее и пустился в погоню. Мягкая почва скрадывала шум его шагов. Когда до индейцев оставалось не больше десятка футов, Миннетаки попыталась вырваться и споткнулась. Один из похитителей схватил ее за плечо, случайно обернулся и увидел прямо перед собой разъяренного, словно демон, юношу с воздетой дубиной в руках.

Род издал яростный крик и вступил в битву. С сокрушительной силой его дубина обрушилась на плечо индейца, повалив того на землю. В тот же миг второй бросился на юношу сзади, обхватил за шею и начал душить. Миннетаки, чувствуя, что ее больше не держат, сорвала с лица повязку. Она молниеносно оценила происходящее: у ее ног ворочался, пытаясь приподняться, раненый индеец, а рядом, рыча, катались по земле второй похититель и Род. Индеец продолжал душить юношу, вцепившись в его горло смертельной хваткой. Увидев побелевшее лицо и вытаращенные глаза Родерика, Миннетаки не колебалась ни секунды. Она подхватила дубину и с пронзительным криком опустила ее на голову индейца. Второй, третий удар! Наконец смертельные объятия ослабли. Миннетаки снова вскинула дубину, чтобы ударить в четвертый раз, но в этот миг ее саму схватили сзади. Огромная рука сжала горло смелой девушки с такой силой, что крик замер у нее на устах. Тем временем Род с трудом дотянулся до кобуры, вытащил револьвер, уткнул ствол в живот индейца, который пытался его задушить, и выстрелил.

Глухо прозвучал выстрел, индеец с мучительным стоном упал наземь. При виде револьвера в руках Рода второй индеец отпустил Миннетаки и кинулся в лес. Девушка бессильно осела на тропинку и разрыдалась. Род, сразу забыв обо всем, подбежал к ней и принялся гладить по голове, говоря слова утешения.

Там их и нашли минут через пять Ваби и старый индеец. Услышав первый яростный вопль Рода, они со всех ног помчались в лес. Резкие выкрики Миннетаки во время схватки подсказали им верное направление. Чуть позднее на тропе появились еще несколько служащих фактории, догадавшихся, что в лесу происходит нечто скверное.

Попытка похищения Миннетаки, героически спасенной Родериком, вызвала неслыханный переполох в Вабинош-Хаусе. Один из разбойников был убит, и в нем узнали человека из племени Вунги. Теперь у молодых людей даже и речи не шло о скором уходе. Стало ясно, что вунги снова ошиваются где-то поблизости. С неописуемой наглостью они напали на девушку почти под стенами фактории. Она могла бы легко позвать на помощь, если бы ей сразу не заткнули рот. Двое индейцев нарочно вели ее по сырой земле, а сами крались по траве, и кто угодно решил бы, что девушка ушла одна.

Дерзкое нападение побудило жителей Вабинош-Хауса принять самые энергичные меры. На поиски разбойников были направлены четыре самых искусных индейца-следопыта. Несколько белых семейств организовали облавы в радиусе двадцати миль во все стороны от фактории. Теперь Миннетаки и другие девушки из фактории могли чувствовать себя в безопасности.

Ваби, Род и еще десяток охотников целую неделю прочесывали окрестные леса и болота. Однако вунги исчезли так же внезапно, как и появились. Наконец Ваби заставил сестру поклясться, что она и шагу не ступит из фактории без сопровождения, и вернулся к прерванным сборам. И вот в понедельник, четвертого ноября, Род, Ваби и Мукоки выступили навстречу приключениям, ожидавшим их в Великой Белой Пустыне.

Глава V

Как Родерик познал вкус охотничьей жизни

К тому времени уже очень похолодало. Лед сковал реки и озера, на земле лежал пока еще неглубокий снег. На две недели задержавшись с выходом, молодые охотники на волков спешили теперь изо всех сил. Обогнув озеро Нипигон с севера, на шестой день они вышли к реке Омбабика. Там их путь прервала сильная снежная буря, пришлось устраивать временный лагерь. Тогда Мукоки и обнаружил первые волчьи следы. Решено было остаться на пару дней, разведать охотничьи угодья. Наутро второго дня Ваби ранил старого лося – того самого, которого тем же вечером ожидал трагический конец, а потом парни устроили вылазку в северном направлении, надеясь обнаружить «страну доброй охоты», то есть встретить множество волков.

Мукоки остался в лагере один. В предыдущие шесть дней, стараясь пройти как можно больше до сильных снегопадов, Ваби и его спутники не задерживались для охоты, и их единственной пищей были консервы и вяленая оленина. Мукоки, чей колоссальный аппетит уступал только его выдающейся проницательности, решил по возможности пополнить их запасы. Вечером того дня, когда юноши ушли на север, старый индеец тоже покинул лагерь, рассчитывая час-другой прогуляться по окрестностям стоянки.

Повесив на плечо пару волчьих капканов, Мукоки тихо продвигался вдоль берега реки, поглядывая по сторонам в поисках дичи. Внезапно он наткнулся на промерзшую, наполовину обглоданную тушу благородного оленя. Очевидно, животное было убито волками накануне, а следы указывали, что в пиршестве участвовало не более четырех хищников. Богатый охотничий опыт подсказывал Мукоки, что волки непременно вернутся нынче же ночью, чтобы довершить трапезу. Поэтому он установил капканы рядом с оленьей тушей, слегка присыпав их снегом, и пошел дальше.

Вскоре старый индеец напал на свежий след оленя. Прикинув, что едва ли животное уйдет сейчас далеко по глубокому снегу, Мукоки пошел за ним. Однако через полмили он резко остановился, не удержавшись от изумленного возгласа. По следу оленя шел еще один охотник!

Теперь Мукоки крался вперед с величайшей осторожностью. И не зря: через двести футов к первой паре ног, обутой в мокасины, присоединилась вторая, а немного позже еще и третья. Движимый скорее любопытством, чем желанием получить свою долю добычи, индеец быстро и тихо пробирался через лес. Выйдя из густого ельника, куда его завели следы, Мукоки едва не споткнулся о тушу оленя, которого преследовал. Быстрый осмотр показал, что олень был застрелен пару часов назад. Охотники вырезали у него сердце, печень и язык, а также унесли задние ноги, бросив шкуру и все остальное. Мукоки был удивлен. Почему они пренебрегли большей частью добычи? Вдвое внимательнее он изучил следы мокасин. Вскоре он понял, что индейцы очень спешили: вырезав из туши самые лакомые куски, дальше они пустились в путь бегом.

Еще раз удивленно хмыкнув, старый индеец вернулся к туше, быстро содрал шкуру, завернул в нее лучшие куски оставшегося мяса и отправился в обратный путь. Когда он добрался до лагеря, уже стемнело, однако Ваби и Род еще не вернулись. Мукоки развел большой костер, повесил над огнем оленьи ребра и с нетерпением принялся ждать возвращения юных охотников. Полчаса спустя он услышал индейский клич Ваби и вскоре увидел его самого с потерявшим сознание Родом на руках.

Раненый юноша был незамедлительно перенесен в лагерь. Спустя несколько минут он уже лежал в палатке, укутанный в одеяла, неподалеку от живительного пламени костра, а Ваби наконец принялся рассказывать индейцу, что с ними случилось.

– Думаю, у него сломана рука, Муки. У нас есть горячая вода?

– Ранен? – спросил старый охотник, не отвечая на вопрос.

Он опустился на колени рядом с Родом, осторожно ощупывая его смуглыми пальцами.

– Стрелять?

– Нет, ударили дубинкой. Мы шли по лесу и встретили трех индейцев-охотников. Они как раз устроили привал и пригласили нас присоединиться к ним. Но когда мы ели, они напали на нас сзади. Род получил удар и лишился ружья…

Тем временем Мукоки быстро снял с раненого парня одежду, обнажив левую руку и бок. Рука распухла и почернела, на теле Рода повыше пояса виднелся большой синяк. Мукоки знал толк во врачевании ран: здесь, в безлюдных диких землях, этому учила сама природа. Он быстро, но довольно грубо провел осмотр, ощупывая и поворачивая больного так, что тот под конец закричал от боли. Однако индеец остался доволен.

– Сломанная кость – нет! – торжествующе заявил он, заканчивая осмотр. – Вот здесь большой рана.

Он указал на большой синяк на боку.

– Ребро почти сломанный, но не совсем. Мешать ему дышать, сильно болеть. Хороший ужин, горячий кофе, втирать медвежий жир – скоро станет лучше!

Род, приоткрыв глаза, слабо улыбнулся. Ваби издал громкий вздох облегчения.

– Не так плохо, как мы боялись, верно, Род? – воскликнул он. – Муки не надурить: если уж он сказал, что рука не сломана, значит так и есть. Дай-ка я заверну тебя в одеяло, а потом мы устроим такой ужин, от которого у тебя сразу все пройдет. Я чую запах свежего мяса!

Мукоки вскочил и подбежал к костру, над которым жарились оленьи ребра. Они уже покрылись коричневатой корочкой, а капающий с них жир наполнял ноздри дразнящим ароматом. Пока Ваби, следуя указаниям индейца, занимался перевязкой ран, тот уже подготовил роскошную трапезу. И когда перед раненым поставили щедрую порцию жареных ребрышек с кукурузными лепешками и дали в руки чашку дымящегося кофе, Род не мог подавить счастливый, хоть и несколько смущенный смех.

– Мне так неловко, Ваби, – сказал он. – Ты нянчился со мной, как с беспомощным ребенком, а теперь у меня, оказывается, еще и рука не сломана, зато я голоден как медведь. Мерзко я выгляжу, правда? Будто перепугался до смерти! Так и подумаешь: уж лучше бы мне в самом деле сломали руку!

Мукоки, который как раз вонзил зубы в огромный жирный кусок мяса, засмеялся и поднял перепачканное в оленьем жире лицо.

– Очень болеть, о да! – подтвердил он. – Можно заболеть еще больше! Начать сильно тошнить!

– Йуху! – в восторге взвыл Ваби. – Как тебе такая идея, Род?

Хохот охотников эхом разносился в ночи. Вдруг Ваби резко оборвал смех и принялся вслушиваться и вглядываться в темноту, куда не достигал свет костра.

– Как думаешь, – спросил он Рода, – они идут за нами?

Несколько мгновений все молчали. Затем Ваби вернулся к своему рассказу и поведал Мукоки о событиях минувшего дня: как в чаще, в нескольких милях за озером, они наткнулись на индейцев-охотников, как воспользовались их гостеприимством и как жестоко поплатились за доверчивость. Нападение в разгар трапезы было таким внезапным, что Род даже не успел схватиться за оружие, и один из индейцев скрылся с его винтовкой, патронташем и револьвером. Ваби, однако, застать врасплох не удалось, и завязалась жестокая драка. Если бы не помощь Рода, ему пришлось бы плохо. Однако Род и сам пострадал, получив два тяжких удара то ли дубинкой, то ли прикладом. Ваби так вцепился в свое ружье, что отобрать его не удалось, и разбойники после краткой отчаянной борьбы сбежали в лес, удовольствовавшись тем, чтó украли у белого парня.

– Нет сомнений, это были вунги, – закончил рассказ Ваби. – Удивительно, почему они нас не убили? У них было полно удобных моментов, чтобы застрелить нас, однако их больше интересовало наше оружие, чем жизни. Может, они опасаются мести Вабинош-Хауса?

Ваби умолк. Лицо его было тревожным. Мукоки тут же принялся рассказывать о своей нынешней находке и о загадочных индейцах, которые так куда-то торопились, что бросили мясо.

– Любопытно, – пробормотал Ваби. – Это, конечно, не те, с кем столкнулись мы с Родом, но наверняка принадлежат к той же банде. Как бы не оказалось, что мы поблизости от одного из тайных убежищ Вунги. Мы-то полагали, что он скрывается на западе, в районе Тандер-Бэй. Именно там его сейчас выслеживает мой отец. Похоже, Муки, мы разворошили осиное гнездо! Самым разумным было бы убраться из этих мест как можно быстрее!

– Кстати, мы сейчас представляем собой отличную мишень, – заметил Род, устремив взгляд в кромешный мрак по ту сторону реки. Заливающий берег лунный свет не мог пронизать черную стену леса.

Он не успел договорить фразу, как позади него раздался тихий шорох – кто-то двигался позади шалаша из еловых лап, – а затем сопение и низкий вой.

– Тихо! – напряженным голосом приказал Ваби.

Он осторожно раздвинул еловые ветви и медленно выглянул в отверстие.

– Что там, Волк? – шепотом спросил он.

Неподалеку от их шалаша, напряженно прислушиваясь, застыл поджарый зверь. Хоть он и был в ошейнике, одного взгляда на него хватило бы, чтобы понять, что это не собака, а волк. Ваби воспитывал его со щенячьего возраста, но так и не смог вытравить из него инстинкты хищника. Только соскользни с него ошейник – и Волк радостно удрал бы в лес разыскивать своих диких родичей. Характерная волчья морда была обращена к небу, уши подняты, а из горла доносились тоскливые, приглушенные завывания.

– Поблизости кто-то есть, – сообщил Ваби, быстро возвращаясь в шалаш. – Муки…

Его слова оборвал заунывный переливчатый вой Волка.

Мукоки без лишних слов вскочил на ноги, взял револьвер, покинул шалаш и исчез во мраке. Родерик лежал тихо. Ваби, схватив винтовку, повернулся к нему:

– Ложись вон там, Род, в тени, – туда не достает свет костра. Может, это просто лесной зверь ходит вокруг лагеря. Но надо в этом убедиться.

Через десять минут молодой охотник вернулся.

– Ложная тревога, – со смехом сообщил он. – Выше по ручью лежат остатки оленьей туши. К ней сейчас подбираются волки, и это не дает покоя нашему зверю. Муки расставил там капканы. Так что утром мы, возможно, уже добудем первые скальпы!

– Где Мукоки?

– Остался караулить у костра. Его черед до полуночи, а потом на пост заступлю я. Нельзя быть беспечными, когда поблизости враги.

Род беспокойно поерзал:

– Что будем делать завтра?

– Будем делать ноги! – с чувством ответил Ваби. – Конечно, если ты сможешь идти. Судя по тому, что мне рассказал Мукоки и что видели мы сами, эти леса просто кишат вунгами! Проложим тропу вверх по Омбабике, уйдем отсюда на два-три дня пути и только тогда разобьем новый лагерь. Вы с Муки выступите, как только рассветет.

– А ты… – начал Родерик.

– А я сбегаю на озеро, к лиственницам, и соберу волчьи скальпы. Там лежит твое месячное жалованье, Род! А теперь отправляйся спать, дружище. Спокойной ночи, крепких снов – завтра вставать на заре!

Юные охотники, измученные всем, что выпало на их долю за последние сутки, мгновенно погрузились в сон. Настала полночь, прошел еще час, потом другой, но верный Мукоки не стал будить их. Ни на миг не теряя бдительности, старый индеец следил за окрестностями лагеря. С первыми проблесками зари он развел костер, выгреб из него кучу полыхающих углей и принялся готовить завтрак. За этим занятием его и застал Ваби.

– Не думал, что ты сыграешь со мной такую шутку, Муки, – сказал он, и румянец смущения проступил на его смуглом лице. – Ты очень добр, но прошу, старина, не надо обращаться со мной как с ребенком!

Он ласково положил руку на плечо стоявшего на коленях Мукоки. Старый охотник, обратив к юноше обветренное, морщинистое лицо, ответил ему теплой улыбкой. Больше пятидесяти лет Мукоки прожил в канадской глуши. Именно он когда-то носил маленького Ваби на плечах, он впервые повел его в лес, заботился о нем и учил всему, что знал сам. Мукоки и Миннетаки больше всех скучали по Ваби, когда его отправили учиться. Мукоки был человек замкнутый и мрачный, и вся любовь в его сердце была отдана Ваби и его сестре. Для них он стал вторым отцом, молчаливым, бдительным опекуном и преданным другом. Ласковое прикосновение Ваби было достаточной наградой за бессонную ночь, но Мукоки лишь пару раз довольно хмыкнул себе под нос.

– Вы иметь плохой день, – ответил он. – Очень устать. Я хорошо, лучше, чем спать!

Он встал и протянул Ваби длинную вилку, на которой, словно на вертеле, поджаривал кусок мяса.

– Ты следить за мясом, – сказал индеец. – Я идти проверять капканы.

Род, который к тому времени уже проснулся и услышал его последние слова, крикнул из шалаша:

– Погоди, Мукоки, я пойду с тобой! Хочу поглядеть, попался ли волк!

– Нюх говорить, один есть, – ухмыльнулся старый индеец.

Через несколько минут Род выбрался наружу, полностью одетый и с гораздо более здоровым цветом лица. Встав перед костром, он осторожно вытянул одну, а затем другую руку перед собой, слегка поморщился и сообщил друзьям, что чувствует себя как обычно, за исключением боли в правой руке и боку.

Двигаясь неторопливо – «чтобы Род снова стал собой», как выразился Ваби, – двое охотников шагали вверх по реке. Было пасмурное, серое утро. В воздухе порхали крупные хлопья снега – предвестники того, что еще до полудня снова разразится метель. Капканы Мукоки были поставлены не более чем в одной восьмой мили от лагеря; и когда охотники прошли изгиб реки, индеец остановился. Проследив за его взглядом, Род заметил нечто темное, лежащее в снегу неподалеку.

– Есть один! – воскликнул Мукоки.

При их приближении темное пятно зашевелилось, резкими, конвульсивными движениями раскидывая снег. Еще несколько мгновений – и охотники были рядом.

– Волчица, – сказал индеец.

Он покрепче взял топор и начал осторожно подходить к пойманному зверю. Род увидел, что передняя лапа волчицы угодила в челюсти одного капкана, а другой вонзил стальные зубы в ее заднюю лапу. В таком положении волчица не могла предпринять ничего для своей защиты. Она припала к земле, скаля белоснежные клыки и беззвучно рыча. Ее глаза светились болью и яростью, и лишь тощее тело затряслось крупной дрожью, когда индеец с топором подошел вплотную. Род, не привыкший к подобным сценам, почувствовал невольную жалость к ней, однако потом вспомнил, как они с Ваби едва спаслись от стаи предыдущей ночью.

Два-три быстрых удара топором – и волчица упала замертво. Со сноровкой, присущей только индейцам, Мукоки достал нож, крепко ухватил голову волчицы пониже ушей, сделал четыре молниеносных надреза и рывком сорвал с нее скальп.

Род, не успев обдумать свои слова, выпалил:

– Вот так ты снимал скальпы и с людей?

Мукоки поднял взгляд, раскрыл рот и издал звук, почти напоминающий обычный человеческий смех. Обычно, когда старый индеец смеялся, он издавал такие странные булькающие звуки, какие Род и Ваби не смогли бы воспроизвести, даже если бы попытались.

– Никогда не снимать скальпы с бледнолицых, – отвечал он. – Мой отец снимать скальпы, когда молодой. Большой мастер!

Даже когда они вернулись в лагерь, Мукоки все еще посмеивался себе под нос.

На завтрак ушло не более десяти минут. Начинался снегопад. Если не мешкать с выходом, то к полудню их следы, несомненно, полностью заметет, а в земле, где полно вунгов, лучшего нельзя и представить. Однако Ваби очень хотелось вернуться за волками, убитыми на озере. Охотники не опасались потерять друг друга и потому решили так: Род и Мукоки отправятся вверх по замерзшей реке, а Ваби пойдет к озеру и нагонит их до наступления темноты.

Вооружившись винтовкой, револьвером, ножом и топориком с острым лезвием, молодой индеец, не теряя времени, покинул лагерь. Четверть часа спустя Ваби осторожно вышел на берег озера – на то самое место, где произошел неравный бой между старым лосем и волками. Одного взгляда хватило, чтобы понять исход этой битвы. В нескольких десятках ярдов Ваби увидел огромный обглоданный скелет и череп, увенчанный гигантскими рогами. Эх, видел бы это Род! Итак, героический лось проиграл. Однако его голова – самая большая, какую видел Ваби, – лежала в снегу. «За эту голову могли бы дать долларов сто, а может, и больше», – подумал он, подходя поближе и оглядывая место побоища. Да, бой был страшный: пара обглоданных волчьих скелетов валялась здесь же, один вперемешку с костями лося, другой футах в пятидесяти. Головы волков были нетронуты зубами сородичей, и Ваби, сняв с них скальпы, поспешил дальше.

На полпути через озеро, в том месте, где Ваби дважды стрелял, он нашел останки еще двух волков, а на опушке ельника – еще одного. Должно быть, этот зверь был ранен и его сородичи расправились с ним позднее. Ваби углубился в лес, отыскал полянку, где стрелял еще раньше, и нашел там пару волчьих скелетов. Когда он закончил поиски, у него было семь скальпов.

Возле останков лося Ваби снова задержался. Он знал, что индейцы часто замораживают головы лосей и карибу, а голова с великолепными рогами была заманчивым призом… Но они вернутся месяцы спустя – как же ее сохранить? Если повесить на дерево, то ее стащит первый же проходящий мимо индеец либо испортит оттепель. Внезапно ему в голову пришла идея. Почему бы не устроить то, что белые называют «индейским ледником»! Ваби, полный энтузиазма, тут же приступил к воплощению своего замысла. Непростой задачей было оттащить гигантскую голову к роще лиственниц. По пути Ваби внимательно осмотрел ее. Голова была изрядно обглодана волками, но в фактории местные искусники-индейцы исправляли и не такие повреждения. Выбрав раскидистое дерево, под сень которого почти не попадали солнечные лучи, юный индеец вытащил топорик и принялся за работу. Через полтора часа упорного труда он выкопал в мерзлой земле обширную яму глубиной три фута. Затем заполнил ее слоем снега, плотно утрамбовывая его прикладом револьвера. Уложив туда голову, Ваби засыпал ее снегом, а сверху землей и тщательно утоптал ногами. Закончив, он насыпал над тайным хранилищем сугроб, вырубил топором метки на двух соседних деревьях и отправился догонять друзей.

«По тридцать долларов каждому, – прикидывал он на ходу, держа путь к Омбабике. – Земля не оттает до июня… Лосиная голова и восемь скальпов по пятнадцать долларов каждый – неплохо для одного дня работы, старина Род!»

Поход за скальпами занял около трех часов. Все это время валил снег, и, вернувшись к старому лагерю, Ваби обнаружил, что следы Рода и Мукоки почти занесены. Стало быть, они ушли по реке уже давно. Ваби наклонил голову, защищая лицо от метели, и бросился в погоню. Все терялось в десятке ярдов перед ним – так силен был снегопад. То один, то другой берег реки полностью пропадал из виду в снежной круговерти. «Превосходная погода, – думал Ваби. – Наилучшая, чтобы скрыться от вунгов!» К ночи они уже уйдут за много миль вверх по реке. Не останется никаких следов, указывающих, в какой стороне исчезли охотники. Около двух часов Ваби шел по следу, который становился все более отчетливым. Похоже, он быстро нагонял товарищей! Но уже сейчас снег настолько сгладил следы, что случайный человек мог бы принять их за след лося или карибу.

К концу третьего часа, прикинув, что прошел уже миль десять, Ваби остановился, чтобы отдохнуть и подкрепиться: запас снеди он прихватил утром в лагере. Индейца поражала выносливость Рода. По его прикидкам, Род и Мукоки сейчас находились не более чем в трех-четырех милях от него, если тоже не устроились пообедать, что он находил весьма вероятным.

Вокруг застыла мертвая тишина. Даже щебет пуночек не тревожил молчание леса. Ваби долго сидел на поваленном дереве абсолютно неподвижно, вслушиваясь в белое безмолвие. Этот снежный день зачаровывал его. Холодный покров зимы величественно и неотвратимо накрывал весь мир до самого Гудзонова залива, и ни один зверь не смел выбраться из норы и нарушить его нетронутую белизну.

Внезапно раздался звук, который вырвал Ваби из оцепенения и заставил вскрикнуть. Это был четкий, раскатистый выстрел из винтовки! А затем еще один и еще – Ваби насчитал пять.

Что все это значило? Юный охотник вскочил на ноги, его сердце бешено колотилось, каждый нерв был напряжен. Он мог поклясться, что узнал звук винтовки Мукоки. Но старый индеец не должен был стрелять дичь, об этом они договорились заранее. Неужели на них напали?!

И в следующий миг Ваби быстро, словно олень, уже несся по следу.

Глава VI

Загадочные выстрелы в глуши

Торопясь к месту стрельбы, Ваби отбросил привычную осторожность. Все в нем трепетало от мысли, что еще несколько минут – и помогать друзьям будет поздно. Даже сейчас, пожалуй, он уже опоздал: на эту мысль наводила полная тишина, последовавшая за пятью выстрелами. С огромным волнением он прислушивался на бегу, пытаясь уловить хоть какие-то звуки битвы: выстрелы из револьвера Мукоки, ликующие крики победителей… Но если его друзья угодили в засаду, то все уже кончено. Ваби до боли в глазах вглядывался в белое марево снегопада, и тишина убеждала его, что надежда тщетна. Наконец его палец задрожал над спусковым крючком, а с губ сорвался тихий стон.

Впереди речушка становилась все у́же, пока не исчезала среди раскидистых кедров. Темная стена леса придавала теснине мрачный, зловещий вид. Вокруг уже начинали сгущаться серые сумерки: дни в ноябре были совсем коротки. Перед тем как нырнуть под угрюмую сень кедров, Ваби на миг остановился и прислушался. Он не слышал ничего, кроме биения собственного сердца, что молотом стучало в его груди. Тишина казалась ему гнетущей. Чем дольше Ваби вслушивался в нее, тем меньше ему хотелось идти вперед. То был не страх, но иррациональное чувство: там, в снежном мраке, кто-то есть…

Повинуясь почти звериному инстинкту, Ваби бросился плашмя на землю. Он не видел и не слышал впереди никакой опасности, но продолжал вжиматься в снег, словно волк в засаде. Он поднял ружье и приготовился стрелять в то, что медленно, крадучись двигалось к нему из этого лесного мрака. В том, что нечто, а точнее, некто приближается, у юного индейца не было ни малейших сомнений. Он был неподвижен, лишь глаза блестели от возбуждения. Минута проходила за минутой, но по-прежнему не было слышно ни звука. Затем откуда-то из кедрового леса донеслось внезапное испуганное щебетание кукши. Это было предупреждение, знак быть наготове. Кто-то мог бы подумать, что птицу спугнула лиса или она вспорхнула, когда мимо прошел карибу или лось. Но для Ваби эти нежные, тревожные звуки совершенно определенно означали, что приближается человек.

В тот же миг он сорвался с места и метнулся в укрытие под сень прибрежных кедров. Некоторое время Ваби крался среди стволов, держась берега речушки; затем вновь остановился, затаившись за вывороченными корнями упавшего дерева, вглядываясь в темное пространство между кедрами. Кто бы там ни двигался, он должен был пройти в нескольких шагах от него. Вдруг застрекотала рыжая белка – намного ближе, чем до того раздался голос кукши. Ваби застыл: ему послышался тихий глухой стук, будто кто-то случайно задел прикладом сухой ствол. Затем в снежном сумраке юному индейцу привиделась неясная тень. Она возникла в метели и снова исчезла, а затем появилась снова – намного отчетливее, чем раньше. Никаких сомнений не было: некто, вспугнув кукшу, медленно и беззвучно приближался.

Ваби вскинул к плечу винтовку. Его палец коснулся спускового крючка – одно легкое движение лежало между жизнью и смертью. Но Ваби слишком долго жил в Великой Белой Пустыне, чтобы спешить стрелять. Он продолжал следить за тенью, которая ярд за ярдом приближалась к нему. Вот она разделилась – теперь стало ясно, что через лес идут двое мужчин. Они крались пригнувшись, как будто в любой миг ожидая нападения. Сердце Ваби радостно забилось. Похоже, Мукоки и Род все еще живы, иначе зачем бы вунги проявляли подобную осторожность! Но тут ответ сам собой явился в его мозгу, и Ваби похолодел. Вунги расправились с его друзьями, а теперь крадутся обратно по их следу, чтобы убить его…

Очень медленно и плавно палец молодого индейца начал давить на спусковой крючок его винтовки. Пусть пройдут еще дюжину футов, а затем…

Тени вдруг остановились. Их головы сблизились, словно что-то обсуждая. До них оставалось не более двадцати ярдов. Ваби чуть опустил винтовку и начал вслушиваться в их неразборчивое бормотание. Наконец до него донесся обрывок фразы на английском:

– …Все в порядке!

Конечно, это произнес не один из вунгов. Но тогда…

– Хоу, Муки! – тихо позвал Ваби. – Род!

В следующий миг трое охотников на волков уже сжимали друг друга в объятиях. Род был смертельно бледен, а бронзовое лицо Мукоки застыло, ясно показывая, в каком огромном напряжении находились эти двое.

– Это ты стрелять? – шепотом спросил Мукоки.

– Нет! – Глаза Ваби широко распахнулись от изумления. – Разве не ты?

– Нет!

Всего одно слово наполнило происходящее совершенно новым смыслом. Кто же сделал эти пять выстрелов? Охотники озадаченно уставились друг на друга. Не говоря ни слова, Мукоки многозначительно ткнул пальцем в сторону русла реки за кедрами. Он, видимо, полагал, что выстрелы донеслись оттуда, но Ваби покачал головой:

– Я не видел следов. Никто не переходил через реку.

– Я решил, они там! – прошептал Род, указывая в сторону леса. – Но Муки сказал – нет.

Довольно долго они оставались на месте и прислушивались. Наконец примерно в полумиле раздался вой одинокого волка. Ваби кинул взгляд на Муки:

– Волк напал на человеческий след. Но я там не проходил!

– И мы тоже, – отозвался Род.

Кроме этого протяжного воя, ничто больше не нарушало тишину приближающейся ночи. Мукоки первым повернулся и двинулся дальше вверх по ручью, остальные последовали за ним. Речушка, вдоль которой они шли, через несколько миль превратилась в узкий ручей, стиснутый крутыми стенами скалистого ущелья. Вода здесь грохотала между валунами, так что больше по руслу идти было невозможно. Вскоре в исполинской каменной стене возник пролом, куда и вели следы Мукоки и Рода. Десять минут – и все трое вскарабкались на гребень, где с подветренной стороны большой скалы еще тлел костер. Здесь старый индеец и его спутник разбили лагерь и ждали Вабигуна, когда услышали выстрелы. Мукоки тоже решил, что на Ваби напали из засады, и поспешил на помощь.

Под скалой был сложен уютный шалаш из благоухающих сосновых веток. У костра лежал большой запеченный кусок оленины: Мукоки уронил его при звуке выстрелов. Место для лагеря было выбрано безупречно. После долгого тяжелого дня в пути сквозь метель молодые охотники глядели на него с удовольствием, которое не могло омрачить даже осознание, что враги где-то неподалеку. Ваби и Род уже разводили заново костер, когда их внимание привлекло странное поведение Мукоки. Старый воин ничем не помогал им: он стоял, опершись на винтовку, безмолвный и неподвижный, с молчаливым неодобрением наблюдая за их усилиями. Ваби, стоя на колене, вопросительно взглянул на него.

– Не разводить огонь, – качая головой, сказал старый индеец. – Нельзя здесь оставаться. Идти дальше – за гору!

Мукоки вытянул длинную руку, указывая на север.

– Река здесь течь через скалы, много шума, – продолжил он. – Делать водопады, потом хорошее болото для лосей. Потом опять широкий, ровный. Мы сейчас идти через хребет. Всю ночь будет снег. Утром вунги приходить – не найти наш след. Оставаться здесь, выступить утром – оставлять след, хорошо видно!

Ваби поднялся на ноги. На его лице отразилось глубокое разочарование. С самого рассвета он не присел, а часть пути вообще проделал бегом и сейчас настолько устал, что был готов подвергнуться опасности ради отдыха и горячего ужина.

Род, хоть его путь был короче, чувствовал себя еще хуже. Несколько мгновений парни мрачно смотрели друг на друга, и в их взглядах отчетливо читалось все, что они думали в этот миг о Мукоки. Однако Ваби был достаточно мудр, чтобы не спорить со старым следопытом. Если Мукоки сказал, что здесь оставаться опасно, – что ж, значит, так оно и есть, и глупо закрывать на это глаза. Мукоки был одним из самых опытных охотников своего племени, и во всем, что касалось жизни в лесу, Ваби безоговорочно доверял ему. Поэтому молодой индеец ободряюще улыбнулся Роду, которому явно требовалась поддержка, и начал заново собирать рюкзак, который только-только снял с плеч несколько минут назад.

– Вершина не очень далеко. Две-три мили – и делать лагерь, – добавил Мукоки. – Идти медленно. Потом плотно ужинать.

Из санок, на которых охотники тащили бо́льшую часть снаряжения, успели достать всего несколько вещей. Мукоки упаковал их снова, и троица путешественников двинулась в путь. Теперь им предстояло преодолеть хребет одной из тех диких и живописных возвышенностей, которые в Канадской Белой Пустыне называют горами. Ваби, сгибаясь под тяжестью рюкзака, шагал первым. Он выбирал самую гладкую дорогу для саней и подрубал топором мешающие тонкие деревца. В дюжине футов за ним следовал Мукоки, волоча сани. За санями, надежно привязанный крепкой веревкой из лосиной шкуры, трусил Волк. Род, бесполезный в прокладывании тропы, с самым легким рюкзаком за плечами замыкал процессию.

Сумерки быстро сгущались. Хотя до Ваби было не более десяти ярдов, Род изредка видел только его мелькающий силуэт. Мукоки, согнувшийся под тяжестью упряжки, был почти незаметен. Только Волк оказался достаточно близко, чтобы составить компанию измученному и подавленному юноше. Еще утром Род был полон энтузиазма, но сейчас он отдал бы что угодно, чтобы хоть на одну ночь вернуться в факторию, к милой Миннетаки. Род представил, как они сидят у очага и очаровательная девушка рассказывает ему какую-нибудь индейскую легенду о птице или звере, встреченном в этот день…

Видение Вабинош-Хауса вылетело из головы Родерика самым неожиданным и неприятным образом. Мукоки на миг остановился. Род, замечтавшись и не заметив этого, продолжил идти, налетел на сани и с размаху упал на них, заодно сбив с ног и Мукоки. Ваби, бегом вернувшись назад, обнаружил кучу-малу из людей и вещей; Род ворочался внизу, а упавший на него Мукоки пытался выпутаться из постромок санной упряжи. В каком-то смысле эта небольшая авария даже пошла на пользу: Ваби, обладавший чувством юмора, присущим скорее белому человеку, чем индейцу, принялся хохотать во все горло, и Род, когда ему помогли встать и вытряхнуть снег из ушей, присоединился к нему.

Чем выше они поднимались, тем сильнее сужался гребень. Слева, далеко внизу, грохотала река. Род понял, что они идут совсем рядом с пропастью. Хаотические груды валунов и обломков скал, сброшенных со склонов гор катаклизмами минувших тысячелетий, сильно мешали путешественникам. Приходилось делать каждый шаг с особой осторожностью. Рев потока становился все громче и громче. Роду казалось, он различает массивную черную тень, что возвышалась над ними, уходя в небо.

Несколько шагов спустя Мукоки поменялся с Вабигуном и пошел первым.

– Муки был здесь раньше! – крикнул Ваби на ухо Роду. Его голос почти тонул в оглушительном грохоте. – Мы там, где река падает с горы!

Охваченный волнением, Род забыл об усталости. В самых смелых мечтах о приключениях он не воображал себе ничего подобного. Каждый шаг приближал их к краю бездонной пропасти, в которую низвергалась грохочущая река, однако вокруг было по-прежнему ничего не видно. Родерик напрягал зрение и слух, каждое мгновение ожидая услышать предостерегающий окрик Мукоки. Наконец по правую руку из тьмы проступила огромная тень. Род наконец осознал, где находится. Они поднимались уже не по хребту, а по горному карнизу: слева – пропасть и шум потока, справа – отвесная скальная стена. Насколько широк был этот карниз? Под ноги Роду подвернулась какая-то палка; он поднял ее и бросил в темноту слева. На миг он остановился, прислушиваясь, но звука удара так и не дождался. Значит, пропасть была совсем рядом! Холодок пробежал по спине юноши. Да уж, ничего подобного не испытаешь, гуляя по городским улицам!

Вокруг по-прежнему царила тьма, но Род чувствовал, что тропа идет вверх. Он слышал, как тяжело дышит Ваби, толкая груженые сани, и устремился вперед, чтобы хоть немного помочь ему. Они поднимались еще около получаса, пока шум водопада не начал постепенно отдаляться. Скальная стена справа тоже исчезла. Спустя пять минут Мукоки объявил привал.

– Вершина, – бросил он. – Делать лагерь здесь.

Род не смог сдержать радостного возгласа. Ваби со стоном облегчения сбросил с себя упряжь. Только не знающий усталости Мукоки сразу принялся искать удобное место для ночевки, и после краткой передышки юноши присоединились к нему. Вскоре было выбрано подходящее место, укрытое от ветра выступом скалы. Пока Мукоки расчищал его от снега, Род и Ваби вооружились топорами и отправились в ближайший сосняк нарубить пахучих ветвей для шалаша. Не прошло и часа, как лагерь был разбит и языки костра, потрескивая, устремились в черное небо.

В первый раз с тех пор, как покинули заброшенный лагерь по ту сторону хребта, охотники осознали, насколько они голодны. Мукоки сразу же принялся готовить ужин, а Род и Ваби пошли на поиски дров. К счастью, рядом обнаружились несколько высохших тополей – лучшее в мире топливо для костра. К тому времени, как оленина и кофе были готовы, друзья притащили целую гору дров, которой с запасом хватило бы на ночь.

Мукоки устроил костер между входом в шалаш и скалой, так что жар огня, отраженный от каменной поверхности, возвращался к охотникам, окутывая их живительным теплом и озаряя золотистым сиянием. Обволакивающее тепло и сытная пища оказали на Рода мощное воздействие: едва закончив ужин, он ощутил, что его непреодолимо клонит в сон. Засыпая на ходу, он забрался в шалаш, зарылся в груду ветвей и мгновенно погрузился в забытье. Последнее, что он видел, – как Мукоки подкладывает дрова в костер и пламя взвивается на дюжину футов, выхватывая из холодной темноты таинственный хаос диких скал.

Глава VII

Танец оленей

Ночь выдалась скверной и беспокойной для Родерика Дрю. Предыдущий день измотал его до последнего предела; каждый мускул ныл, мешая спать. Пока Ваби и Мукоки, привычные к подобным испытаниям, спали как убитые, городской парень Род мучился от странных безумных кошмаров, от которых часто пробуждался. Несколько раз он резко садился в своей куче сосновых веток, пытаясь понять, где находится, и постепенно с облегчением осознавал, что разбудившие его жуткие видения – всего лишь сон.

Проснувшись чуть ли не в десятый раз за ночь, Род приподнялся на лежанке, и тут ему показалось, что он слышит снаружи шаги. Он потянулся, протер глаза, прислушался, однако было тихо. Его товарищи спали крепким сном. «Показалось», – решил Род и снова улегся на сосновые ветки. Однако не прошло и нескольких мгновений, как он подскочил как ужаленный. Сомнений быть не могло: совсем близко от хижины снег поскрипывал под чьими-то осторожными шагами…

Затаив дыхание, Род внимательно слушал… Ни единый звук не нарушал тишины, только в костре потрескивали головешки. Неужели все-таки приснилось?

Полностью проснувшись, с широко распахнутыми глазами Род медленно поднялся с постели. Все его мускулы были напряжены в ожидании возможной драки. Некто ходил позади хижины: приближался, удалялся, затем останавливался… Догорающий костер продолжал отбрасывать красноватые блики на отвесную стену скалы. В этом неверном свете Род разглядел что-то движущееся. Незнакомец ползком подбирался к спящему шалашу.

В первый миг юноша застыл на месте как парализованный. У него тут же промелькнула мысль, что вунги все же выследили их и теперь подкрадываются к спящим. Его рука случайно коснулась ружья Ваби, и Род вздрогнул от прикосновения к холодному железу.

Будить товарищей было слишком поздно. В тот миг, когда Род схватил ружье, ползущая фигура вдруг поднялась, словно собираясь прыгнуть. Выстрел прозвучал как раскат грома. Крик боли – и через миг все уже были на ногах.

– На нас напали! – закричал Род. – Скорее! Ваби, Мукоки!

Он так и стоял на одном колене, с прижатым к щеке дымящимся ружьем, направленным в сторону скалы. В сумраке, поодаль от костра, кто-то корчился в снегу в предсмертных муках.

Жилистая фигура старого индейца опустилась на колено рядом с Родом, подняв ружье, а у них над головой встал Ваби, направляя в темноту свой огромный револьвер.

После минуты напряженного ожидания Ваби прошептал:

– Похоже, ушли.

Род, дрожа от волнения, ответил:

– Я убил одного.

Мукоки отступил, проделал отверстие в задней стенке шалаша и выскользнул наружу, держа винтовку наготове. Ваби и Род слышали, как скрипит снег под его ногами. Старый воин фут за футом крался во мраке. Вот он уже рядом со скалой…

Молодые охотники увидели, как Мукоки внезапно выпрямился, и услышали тихое хихиканье. Затем индеец наклонился, поднял что-то с земли и швырнул в сторону костра.

– Много большой вунга! Род убить славный толстый рысь!

Род издал стон разочарования и упал навзничь на кучу веток. Ваби испустил боевой вопль, эхом раскатившийся в ночи. Лицо Мукоки расплылось в широкой ухмылке.

– Много-много вунга! – повторил он, посмеиваясь. – Славный толстый рысь, хороший выстрел – прямо в морда! Мукоки кажется, совсем не похож на бандит-вунга!

Род наконец выбрался из шалаша, чтобы взглянуть на свою жертву. Вид у него был пристыженный, щеки раскраснелись, на губах играла смущенная улыбка.

– Давайте, смейтесь надо мной! – заявил он с вызовом. – А если бы это были вунги? Ей-богу, если на нас опять кто-нибудь нападет, я и пальцем не шевельну! Будет ваш черед отбиваться!

Впрочем, несмотря на насмешки друзей, Род безмерно гордился своим метким выстрелом. Рысь была довольно крупным хищником; очевидно, ее привлек запах остатков ужина у костра. Ее осторожные шаги и услышал Род. Что касается Волка, едва почуяв рысь, он спрятался и сидел тихо, отлично представляя, чем ему грозит встреча с заклятым врагом его племени.

Мукоки, не теряя времени, с индейской сноровкой принялся снимать шкуру с еще теплого животного.

– Идите спать, – сказал он юношам. – Я опять разводить большой костер, а потом спать тоже.

От этого приключения была по крайней мере одна польза: оно избавило Рода от ночных кошмаров. Он крепко заснул и на следующее утро проснулся поздно. День был ясный, солнце сияло в чистом небе. Ваби и старый индеец готовили завтрак у костра. Ваби весело насвистывал, и этот свист, как ничто другое, убедил Рода, что теперь вунгов опасаться нечего. Стряхнув остатки сна, молодой охотник присоединился к товарищам.

Вокруг, куда ни посмотри, простирался зимний пейзаж. Скалы и лес, укрытые глубоким снегом, ослепительно сверкали на солнце. Только теперь Род увидел Север во всем его величии. Лагерь был разбит на самой вершине хребта, и перед глазами юноши миля за милей разворачивалась бескрайняя Белая Пустыня, простиравшаяся до самого Гудзонова залива. Не находя слов, Род смотрел вниз: леса чередовались с холмами и долинами, лента реки уходила вдаль, теряясь в дымке, заснеженные озера белели в темной рамке сосновых рощ… Это была вовсе не та мрачная дикая глушь, о которой он читал в книгах. То, что Род видел перед собой, было прекрасно так, что захватывало дух. Сердце юноши учащенно билось, кровь приливала к щекам, в груди стало тесно от восторга.

Мукоки тихо подошел к нему и низким гортанным голосом произнес:

– Двадцать тысяч лосей – там, внизу! Двадцать тысяч карибу-у-у! На двадцать тысяч миль нет дом, нет человек!

Родерик, чувствуя, как по коже пробегают мурашки, заглянул в лицо старому охотнику. В глазах Мукоки появился странный, загадочный блеск. Он впивался взглядом в бесконечные дали, словно его зрение было способно проникнуть далеко за горизонт – все дальше и дальше, до голых диких скал Гудзонова залива.

Ваби подошел к Роду и положил ему руку на плечо.

– Муки там родился, – сказал он. – Очень далеко, отсюда не разглядеть его родные края. В тех землях он рос и постигал охотничью науку. Видишь огромную гору вдали? Отсюда ее можно принять за облако. До нее тридцать миль! А вон то озеро – правда, кажется, что до него не больше ружейного выстрела? А на самом деле оно в пяти милях отсюда. Если через него пойдет волк, лось или карибу, мы легко его увидим.

Несколько мгновений все трое стояли молча. Затем Ваби и Мукоки вернулись к приготовлению завтрака, а Род, словно околдованный, стоял, смотрел и размышлял. Какие неразгаданные тайны, какие ненаписанные еще книги, какие скрытые сокровища хранит этот необъятный Север? Никогда прежде сюда не ступала нога белого человека, а туземные племена тысячи и тысячи лет ведут здесь точно такую же жизнь, как их доисторические предки…

Когда Рода позвали завтракать, он почти с сожалением оторвался от своих мечтаний, что, впрочем, никак не отразилось на его аппетите, и он с удовольствием принял участие в утренней трапезе. Тем временем Ваби и Мукоки приняли решение сегодня не идти дальше, а провести в этом лагере весь день до следующего утра. Тому было несколько причин.

– Дальше нам не пройти без снегоступов, – объяснил другу Ваби. – И нам придется взять выходной, чтобы научить тебя ими пользоваться. Кроме того, снег занес все звериные тропы. Лоси, карибу, а особенно волки и другие хищники не высунут нос наружу до вечера. Пойдем сейчас – никого не найдем и, главное, не сможем узнать, какого рода дичь здесь водится. Это сейчас самое важное. Завтра-послезавтра мы уже сумеем разобраться, кто тут обитает и в каком количестве, и уж тогда разобьем зимний лагерь.

– Значит, вы решили, что мы уже далеко оторвались от вунгов? – спросил Род.

Мукоки хмыкнул:

– Вунги не идти через горы. Полно отличный охотничий угодья позади. Они оставаться там.

Пока длился завтрак, Род забрасывал индейцев сотнями вопросов о той бескрайней неизведанной глуши, куда им предстояло идти, и каждый их ответ только подстегивал его желание скорее выступить в поход. Сразу после еды Род потребовал, чтобы его научили ходить на снегоступах, и весь следующий час Ваби и Мукоки водили его взад-вперед по гребню горы, подсказывая, как ставить ноги, аплодируя, когда он делал успехи, и безмерно веселясь, когда он вверх тормашками летел в снег. К полудню Род ощутил, что уже вполне освоил этот способ передвижения.

День проходил чрезвычайно приятно, однако Род наконец заметил, что Ваби временами что-то беспокоит. Застав друга одиноко сидящим в шалаше в мрачных раздумьях, Род потребовал объяснений:

– В чем дело, Ваби? Что идет не так?

Ваби тут же вскочил на ноги.

– Род, тебе когда-нибудь снились вещие сны? – спросил он с усмешкой. – Мне, кажется, один такой приснился прошлой ночью, и теперь он очень беспокоит меня. Почему-то не могу перестать тревожиться о людях в фактории, особенно о Миннетаки. Ты, конечно, скажешь, что все это чушь собачья… Погоди-ка… Слышишь? Это свистит Мукоки!

Вскоре и сам старый индеец появился из-за выступа скалы.

– Смотреть, очень смешно! – тихо позвал он. – Ходить сюда, смотреть, быстро!

Он обернулся и бросился к краю хребта. Парни устремились за ним.

– Карибу! – прошептал Мукоки, указывая вниз. – Много карибу играть!

Примерно в миле от них, на равнине, раскинувшейся между горой и опушкой леса, около полудюжины животных развлекались самым удивительным образом. Тогда Род впервые толком увидел карибу – канадского северного оленя, о котором так много читал. Карибу встречались за полярным кругом столь же часто, как обычные олени в более южных широтах. В этот миг они предавались удивительной игре, известной в окрестностях Гудзонова залива как танец карибу.

– Что это они вытворяют? – взволнованно спросил Род.

– Веселиться как безумный! – хихикнул Мукоки, притягивая его поближе к скале, которая скрывала их от оленей.

Ваби облизнул палец и поднял его над головой – самый верный индейский способ определить направление ветра. Та сторона пальца, куда ветер не попадал, оставалась влажной, а противоположная, обдуваемая им, быстро высыхала.

– Ветер в нашу сторону, Муки, – объявил он. – Можно попробовать подстрелить оленя. Ступай! Мы с Родом останемся здесь и за тобой понаблюдаем.

Краем уха Род слышал, как Мукоки тихо ходил к лагерю за винтовкой, но глаза юноши ни на миг не отрывались от диковинного зрелища внизу, на равнине. К играющим карибу тем временем присоединились еще двое. Род видел, как солнце вспыхивает на их раскидистых рогах, когда они внезапно запрокидывают головы. Трое или четверо карибу вдруг помчались вдаль так быстро, словно их преследовал самый кровожадный враг. Пролетев ярдов триста, они столь же внезапно остановились, будто враг выскочил из засады прямо перед ними, круто развернулись и опрометью кинулись обратно к стаду. Олени проделывали такие штуки по двое, по трое, снова и снова. Беготню карибу чередовали с причудливыми плясками. Не будь Род так изумлен, он хохотал бы от души, как Ваби за его спиной. Очередной олень выскакивал на открытое место и принимался кружиться, прыгать, лягаться, разбрасывая вокруг себя снег. Наконец он прыгал в воздух, растопырив в разные стороны все четыре ноги, словно задавшись целью рассмешить все стадо, а потом стремглав уносился вдаль, в очередной безумный забег, и несколько оленей устремлялись за ним по пятам.

– Карибу – самые забавные, быстрые и сообразительные животные на Севере, – сказал Ваби. – Если ветер от охотника, они могут учуять его даже за горой и услышать за полмили. Смотри!

Ваби указал вниз. Мукоки между тем уже спустился к подножию хребта и теперь двигался прямо к карибу.

– Черт возьми, они же его заметят! – вырвалось у Рода.

– Нет, если Мукоки себя не выдаст, – улыбнулся молодой индеец. – Ты не забыл, что мы смотрим с высоты? Равнина отсюда кажется гладкой и ровной, но на самом деле там полно кустарника. Могу поспорить, Мукоки ничего не видит дальше ста ярдов перед собой. Он верно взял направление и идет словно по просеке, но, пока не выйдет из кустарника, он не увидит карибу, и они его тоже.

С каждой минутой волнение Рода усиливалось. Сидя наверху, он наблюдал, как шаг за шагом, словно на карте, перед ним разыгрывалась охотничья игра. Не часто белому парню удается увидеть подобное! Перед ним словно раскинулась сцена, созданная самой природой, где всякий куст, всякий камень должны были сыграть свою роль. Каждый акт этой драмы разворачивался прямо у него на глазах.

Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Юноши заметили, как Мукоки остановился, приподнялся и вскинул руку, чтобы проверить направление ветра. Затем он снова пригнулся почти к самой земле и продолжил медленно и плавно, фут за футом, подкрадываться к карибу.

– Он не видит их, но слышит! – прошептал Ваби. – Смотри, прикладывает ухо к земле. Теперь он опять на верном пути. Старый добрый Муки!

Индеец пополз дальше. От волнения Род сжал кулаки; ему не хватало воздуха. Неужели Мукоки никогда не выстрелит?! Сверху казалось, что он уже в двух шагах от стада!

– До карибу еще далеко, Ваби?

– Примерно четыреста ярдов. Слишком рискованно, можно промахнуться. И Муки еще не видит оленей.

Род схватил товарища за руку:

– Смотри! Вот, сейчас!

Мукоки остановился. Медленно, почти не двигаясь, он опустился в снег. С вершины хребта он казался не более чем черным пятнышком. Все карибу вдруг застыли в разгар игры, почуяв близкую опасность. В тот же миг грохнул выстрел.

– Ай, плохо! – воскликнул Ваби, вскакивая на ноги.

Все восемь карибу уносились вдаль через равнину. Последовал еще выстрел, потом еще три подряд. Одно из убегающих животных упало, но потом вскочило и кинулось вслед за остальными. Ударил последний, пятый выстрел. Раненый олень снова упал, попытался подняться – и рухнул окончательно.

– Отлично! Муки взял его с пятисот ярдов! – смеясь, с облегчением воскликнул Ваби. – Сегодня на ужин у нас будет свежий стейк!

Мукоки, уже не таясь, вышел на равнину и перезарядил винтовку. Затем он быстро пересек оленью «танцевальную площадку», теперь красную от крови, вытащил нож и склонился над горлом раненого карибу.

– Я спущусь, немного помогу ему, – сказал Ваби. – Ты не ходи, у тебя болят ноги, а подъем тяжелый; лучше разведи огонь побольше, мы скоро принесем мясо.

Весь следующий час Род собирал дрова на ночь и заодно тренировался ходить на снегоступах. Его восхищало, как легко и быстро он способен на них перемещаться; и Род радовался, что способен, как остальные, пройти двадцать миль за день. Совсем неплохо для городского парня!

Предоставленный своим мыслям, Род в какой-то миг обнаружил, что с тревогой размышляет о вунгах и Миннетаки. Почему беспокоился Ваби? Неужели его так растревожил обычный сон? Роду не верилось: должно быть, была еще какая-то причина для страха, о которой он не знал. Да и почему бы вунгам не перебраться через хребет, как это сделали они сами? Род задавал себе этот вопрос десятки раз в течение дня, хотя Мукоки и Ваби, покинув земли вунгов, выглядели вполне беспечными.

Глава VIII

Как Мукоки потревожил древние скелеты

Уже смеркалось, когда Ваби и старый индеец вернулись с мясом карибу. Не теряя времени, принялись готовить ужин: завтра охотникам предстоял долгий день. Они предполагали выйти с рассветом и, вероятно, идти до самой темноты. Всем не терпелось приступить к зимней охоте. Не только у Мукоки загорались глаза при виде каждого нового звериного следа на снегу. Даже Волк то и дело с волнением вытягивал шею, поднимал морду и принюхивался, точно готовясь к той важной роли, которую ему предстояло сыграть.

– С завтрашнего дня – если ты, конечно, выдержишь – мы будем проходить по двадцать пять – тридцать миль в день, – говорил Ваби, поглядывая на Рода поверх куска жареной оленины. – Возможно, мы найдем хорошие охотничьи угодья уже завтра к полудню, а может, нам придется идти еще два или три дня. Потом устроим зимнюю стоянку, и начнется веселье!

Той ночью Роду показалось, что он едва заснул на своем ложе из сосновых веток, когда кто-то принялся его трясти. Открыв глаза, он увидел веселое лицо Ваби, озаренное отблесками костра.

– Подъем! – с улыбкой воскликнул индеец. – Шевелись, Род. Завтрак готов, вещи собраны, а ты все еще спишь. Что же тебе такое снится?

– Миннетаки! – не моргнув глазом отвечал его друг.

Минуту спустя он уже был снаружи – поправлял одежду и приглаживал взъерошенные волосы. Еще не рассвело; поглядев на часы, Род узнал время – четыре утра. Муки накрыл завтрак на плоском камне у костра и, не теряя ни минуты, приступил к еде.

Небо едва начинало светлеть, когда маленький отряд покинул стоянку. Острее, чем когда-либо, Род теперь чувствовал потерю винчестера. Как же он вступит в охотничий рай без оружия? Он был так огорчен, что поделился чувствами с Ваби. Тот немедленно предложил отличное решение: они будут попеременно пользоваться его винчестером. Большой револьвер тоже будет переходить из рук в руки, так что никто из друзей не останется безоружным. Это решение сняло тяжкое бремя с души Рода; вдобавок Ваби настоял, чтобы его друг взял ружье первым.

Спустившись со скалистого гребня в долину, покрытую глубоким снегом, парни вместе впряглись в сани, а Мукоки пошел первым, прокладывая тропу. Когда стало светлее, Род вдруг осознал, что не может отвести глаз от старого индейца. Мукоки был не только знаменитым следопытом – в своем племени он известен искусством прокладывать тропы. В открытой низине, по которой сейчас пробирались охотники, Мукоки оказался в своей стихии. Снег так и летел из-под его снегоступов, оставляя позади ровную, широкую, хорошо утоптанную дорогу, так что парням не грозило проваливаться в рыхлые сугробы при каждом шаге.

Отойдя около полумили от горного хребта, Мукоки остановился, поджидая, пока его догонят остальные.

– Лось! – крикнул он, указывая на характерный след на снегу.

– Смотри, Род: снег еще не слежался там, где он прошел, – сказал Ваби. – Видишь, снежинки с краев осыпаются во вмятину? Старый здоровенный лось прошел тут меньше часа назад!

Чем дальше продвигались охотники, тем больше признаков лесной жизни появлялось вокруг. Они дважды пересекли след лисы; чуть дальше им попалось место, где маленькая злодейка задрала крупного белого кролика. Снег был покрыт ошметками шерсти и пятнами крови, часть тушки осталась недоеденной. Ваби, забыв о том, что они решили не терять времени даром, остановился и принялся рассматривать место лисьего пиршества.

– Эх, если бы узнать, какая это была лиса! – воскликнул он, обращаясь к Роду. – Но это невозможно. Все лисьи следы одинаковы. Если бы мы могли различать лисиц по следам, то сколотили бы целое состояние!

– О чем ты, не пойму? – спросил Род.

У Мукоки слова Ваби вызвали только одобрительную ухмылку.

– Если это красная лиса, то есть обычная рыжая, то ее шкура стоит всего десять-двадцать долларов, – объяснил молодой индеец. – Чернобурка стоит примерно пятьдесят долларов; крестовка – серебристо-черная – от семидесяти пяти до ста. А уж если…

– Большой серебристый лиса – большой куча серебра! – усмехаясь, подхватил Мукоки.

– Да, серебристая лиса стоит очень дорого, – подтвердил Ваби. – Обычная шкура – от двухсот долларов, безупречная – от пятисот до тысячи! Теперь понимаешь, как было бы здорово, если бы лисиц можно было различать по следам? За чернобуркой, крестовкой или серебристой лисой мы бы погонялись. Но почти наверняка та лиса – самая обычная…

С каждым шагом возрастали знания Рода о дикой природе и ее обитателях. Он впервые увидел волчьи следы, напоминающие крупные собачьи, изящные отпечатки копыт благородного оленя и смазанные следы рыси. Он смотрел на круглый отпечаток копыта лося размером с человеческую голову и пытался вообразить величину самого зверя. Роду рассказали, как отличить следы маленького лося от взрослого карибу. Каждая миля приносила что-то новое.

Раз пять за утро охотники устраивали короткие привалы. К полудню Ваби прикинул, что они прошли двадцать миль. Род очень устал, но заявил, что легко пройдет еще с десяток.

К вечеру вид местности изменился. Река, вдоль которой они двигались, теперь превратилась в бурный поток, стиснутый обледеневшими берегами. По сторонам поднимались заросшие соснами холмы, высились нагромождения скал, то и дело попадались огромные валуны. С каждой милей лесная страна становилась все живописнее. В нескольких милях к востоку поднималась высокая острая скалистая гряда. Начали часто попадаться маленькие замерзшие озера и ручьи.

С каждым шагом охотничий азарт Ваби и его спутников все возрастал. Их окружали бесчисленные свидетельства того, что здесь обитает множество пушных зверей. Пора было выбирать наилучшее место для зимней стоянки, и они пошли медленнее, внимательно глядя по сторонам.

Поднявшись на огромный пологий холм, охотники остановились наверху, захваченные открывшимся перед ними необычным видом. В углублении на вершине холма, будто в чаше, лежала круглая лощина в дюжину акров с небольшим озером в середине. Кедры, сосны и березы окружали озеро плотной стеной. Можно было тысячу раз пройти мимо холма и не увидеть этот райский уголок, заметный лишь с самой его вершины.

Не говоря ни слова, Мукоки сбросил с плеч тяжелый рюкзак. Род последовал его примеру, Ваби отстегнул постромки саней. Волк, натягивая ремень, жадно вглядывался в сторону лощины, словно чувствуя, что именно там будет их зимнее обиталище.

– Что скажешь, Муки? – наконец нарушил молчание Ваби.

Мукоки усмехнулся с явным удовлетворением:

– Отлично. Нет плохой ветер. Много дров, много вода.

Освободившись от ноши и оставив Волка привязанным к саням, охотники спустились к озеру. Но едва они подошли к нему, Ваби резко остановился и, указывая на дальний берег, воскликнул:

– Глядите!

В сотне ярдов от них, почти скрытая деревьями, виднелась хижина. Даже с того места, где они стояли, было ясно, что она давно заброшена. Дом окружали высокие сугробы, над крышей не поднимался дым. Никаких признаков жизни ни внутри, ни снаружи.

Охотники медленно подошли поближе. Ясно, что хижину построили очень давно. Нижние бревна уже начинали гнить, на крыше пустили корни молодые деревца. Дощатая дверь, выходившая на озеро, была заперта, а единственное окно, глядевшее в ту же сторону, закрывали ставни.

Мукоки попробовал открыть дверь, но у него ничего не вышло. Очевидно, дверь была заперта накрепко, причем изнутри.

Любопытство охотников сменилось настороженным удивлением. Если в хижине пусто, то кто же запер дверь и ставни?

Несколько мгновений все трое стояли молча.

– Странное дело, – пробормотал Ваби.

Мукоки согнулся возле двери, прислушиваясь, но изнутри не доносилось ни звука. Тогда он снял снегоступы, взял топор и подошел к окну.

Дюжина ударов – и один ставень треснул. Мукоки приблизил нос к пробитому им отверстию и с подозрением принюхался. В ноздри ему ударил спертый сырой воздух, но внутри по-прежнему царила тишина. Тогда старый индеец снова принялся за дело. Разбив остатки ставней, он подтянулся, просунул внутрь голову и плечи и так застыл, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

– Давай, Муки, залезай, – торопил его стоявший позади Ваби.

Однако Муки ничего ему не ответил. Целую минуту он оставался неподвижным и безмолвным как камень. Затем очень медленно, словно опасаясь разбудить спящего, он опустился на землю. Когда Мукоки повернулся к молодым охотникам, на его лице было такое выражение, какого Ваби отродясь не видел.

– В чем дело, Мукоки?

Старый индеец судорожно вздохнул, словно ему не хватало воздуха, и прохрипел:

– Там внутри мертвый! Чертова куча мертвецы!

Глава IX

Как Родерик нашел мешочек из оленьей кожи

Затаив дыхание, Род и Ваби смотрели на старого воина, и веря, и не веря ему. Непривычное выражение его лица особенно их поразило.

– Чертова куча мертвецы, – повторил Мукоки.

Когда он поднял руку, чтобы смахнуть с лица прилипшую паутинку, Ваби заметил, что рука индейца дрожит.

Юноша усмехнулся и в следующий миг уже сам заглядывал в окно, просунув внутрь плечи и голову. Немного погодя он обернулся, взглянул на Рода и нервно рассмеялся. Он явно тоже был поражен, но не так, как Мукоки, для которого зловещее содержимое хижины, подобно выстрелу в упор, стало полной неожиданностью.

– Загляни туда, Род!

Его друг приблизился к черному провалу окна. Странное ощущение охватило его: сердце сильно билось, но не от страха, а от какого-то неприятного чувства, которому он не мог найти определения. Грудь сдавило, и Род на миг вообще пожалел, что решил заглянуть внутрь. Тем не менее он медленно просунул голову в пролом. Внутри было темно как ночью. Но постепенно глаза Рода привыкали к темноте, и вскоре он уже мог разглядеть дальнюю стену. В глубине комнаты угадывались очертания стола; на полу, рядом с опрокинутым стулом, лежало нечто, напоминающее кучу ветоши. Род покосился вбок, вцепился в подоконник и издал сдавленный крик. Как зачарованный, он уставился на то, что находилось слева от него на расстоянии вытянутой руки. Некогда оно было живым человеком; скалясь в ужасной усмешке, на Рода пустыми глазницами смотрел скелет.

Бледный и дрожащий, Род отскочил от окна.

– Я заметил только одного, – выдохнул он, вспомнив возглас Мукоки.

Ваби, к которому уже вернулось самообладание, рассмеялся и пару раз хлопнул друга по спине. Мукоки только хмыкнул.

– Так надо было оглядеться по сторонам, а не шарахаться от первого же скелета, – насмешливо ответил Ваби. – Хотя тут стыдиться нечего. Богом клянусь, даже Мукоки затрясся, когда их увидел! Полезу внутрь, попробую открыть дверь изнутри.

Без всякого трепета молодой индеец забрался в окно. Род, быстро успокоившись, последовал за ним. Мукоки снова всем весом навалился на дверь. Ваби несколько раз ударил топором – и дверь распахнулась так внезапно, что старый индеец ввалился внутрь, рухнув на колени.

В хижину хлынул поток света. Глаза Рода сами метнулись к скелету возле стены. Тот полулежал, опираясь спиной на бревна, будто человек устроился подремать много лет назад и не проснулся. На полу рядом с этим ужасным обитателем хижины растянулся во весь рост еще один скелет, а под перевернутым стулом обнаружилась куча костей, явно принадлежавших какому-то животному. Род и Ваби, наклонившись, изучали сидящего у стены мертвеца, когда их внимание привлекло восклицание Мукоки. Тот с изумленным видом стоял на коленях рядом со вторым скелетом, указывая пальцем на некий предмет, застрявший среди костей.

– Нож! Они драться – убивать его!

Из того, что было когда-то грудной клеткой, торчала сгнившая рукоять длинного ржавого ножа. Глубоко прорубив плоть и кости жертвы, орудие убийства все еще находилось там, куда его когда-то вонзили.

Род с ошеломленным видом поднял голову.

– Но кто это сделал? – пробормотал он.

Мукоки ухмыльнулся и указал в сторону мертвеца возле стенки:

– Он.

Повинуясь единому порыву, все трое подошли к сидящему скелету. Одна из рук мертвеца покоилась на том, что некогда было ведром, но давно уже полностью сгнило. Костяные пальцы крепко сжимали сверток, похожий на кусок бересты. Другая рука отломилась и лежала на полу. С этой стороны Мукоки оглядел мертвеца особенно внимательно. Вскоре индеец нашел то, что ожидал увидеть: короткую косую зарубку на одном из ребер.

– Этот умереть здесь, – объяснил он. – Ему вонзить нож в ребра. Плохая смерть! Сильно болеть, умирать долго. Плохой удар!

– Тут нечем дышать! – сказал Род. – В этой хижине уже лет сто не открывали дверь.

Мукоки встал, подошел к опрокинутому стулу и поднял звериный череп.

– Собака, – проворчал он. – Дверь, окно закрыта. Мужчины драться, оба убит. Собака умирать от голод.

Пока все трое возвращались по своим следам к тому месту, где Волк охранял сани, богатое воображение Рода рисовало ему картину ужасной трагедии, произошедшей много лет назад в старой хижине. Для Мукоки и Ваби эта пугающая находка была просто очередным событием полной приключений жизни в глуши – чем-то занятным, но не имеющим особого значения. Однако Род, выросший в городе, впервые столкнулся с подобной кровавой жутью, если не считать схватку с индейцами рядом с Вабинош-Хаусом. Он представлял себе смертельную битву в сумрачной хижине, двоих мужчин, сцепившихся в яростном поединке. Он почти наяву видел, как они боролись, слышал крики и звуки ударов. Вот один падает, убитый на месте, а его торжествующий убийца отползает к стене, чтобы встретить смерть немного погодя… И собака! Какую роль в схватке сыграла она? А потом долгие дни сводящего с ума одиночества, муки голода и жажды – и наконец гибель… Эти ужасные, привязчивые картины вспыхивали в мозгу Родерика, и он не мог избавиться от них.

Почему поссорились те двое? Какая причина была у кровавой ночной дуэли? Родерик решил, что дело было ночью, потому что двери и окно были заперты. Многое бы он отдал, чтобы разгадать эту тайну!

На вершине холма Род наконец очнулся и вернулся в реальность. Ваби уже впрягся в сани. Настроение у индейца было отличное.

– Нам здорово повезло! – воскликнул он. – Хижина просто великолепна. Чтобы построить такую же, нам пришлось бы потратить недели две!

– Мы там поселимся? – смутился Род.

– В хижине? Само собой! Она в три раза больше, чем мы построили бы сами. Даже странно, зачем тем парням был нужен на двоих такой большой дом. Как ты думаешь, Мукоки?

Индеец пожал плечами. Ему было достаточно знать, что бывшие обитатели хижины убили друг друга, а насчет прочего он и не собирался строить догадки.

Вскоре у двери хижины была свалена гора зимнего снаряжения.

– А теперь за уборку! – жизнерадостно объявил Ваби. – Муки, помоги мне с костями. Род, осмотри там все как следует. Выбрасывай все, что сочтешь нужным.

Это задание еще больше разожгло любопытство Рода. Теперь он был весь во власти напряженного ожидания. А вдруг он сумеет обнаружить какую-то зацепку, которая поможет им раскрыть тайну давнего преступления? Один вопрос так и стучал в голове у парня. Почему они поссорились? Почему?!

Копаясь в пыльных вещах, Род поймал себя на том, что повторяет этот вопрос вслух. Он пнул старый самодельный стул, собранный из стволов молодых деревьев, раскидал кучу мусора, поднимая тучи пыли каждым движением, и даже вскрикнул от восторга, обнаружив в углу два древних ружья. Их замки покрывал густой слой ржавчины, а стволы были длиной почти с самого Рода. Осторожно, почти нежно, юноша взял в руки одну из этих реликвий ушедшей эпохи.

– Ружья с Гудзонова залива, – сказал Ваби. – Такими пользовались еще до рождения моего отца!

Затаив дыхание, с колотящимся сердцем Род продолжал поиски. Пыльные лохмотья старой одежды – судя по всему, когда-то это были куртка и шляпа – расползлись в его руках, когда он только прикоснулся к ним. На столе громоздились ржавые кастрюли, жестяное ведро, железный чайник, остатки старых ножей, вилок и ложек. На краю стола Род заметил некий сверток. В отличие от прочего тряпья, он не распался в прах, когда его взяли в руки. Рассмотрев находку, Род обнаружил, что это маленький мешочек из оленьей кожи – очень тяжелый! Дрожащими пальцами он сорвал гнилую веревку и высыпал на стол горсть зеленовато-черных камешков, напоминающих окатанную гальку.

– Сюда! – дрогнувшим голосом закричал юноша.

Ваби и Мукоки, убиравшие из дома кости, как раз вернулись в хижину. Ваби подскочил к другу и взвесил один из камешков на ладони:

– Похоже на свинец или…

– Золото! – выдохнул Род.

Сердце его билось как бешеное. Ваби поспешил к свету, вытащил нож и провел по одному из кусочков. Прежде чем Род успел заглянуть ему через плечо, молодой индеец воскликнул:

– Это золотой самородок!

– Так вот почему они дрались! – радостно воскликнул Род.

Он нашел причину убийства! Какой-то миг для него это было важнее, чем сама находка. Зато Ваби и Мукоки тотчас пришли в невиданное возбуждение. Сумка из оленьей кожи была вывернута наизнанку; со стола мигом сметены все остальные предметы; каждый укромный уголок и щель обысканы с огромным энтузиазмом. Все молчали, одержимые лишь одной мыслью: найти, найти еще золото! Так этот драгоценный металл разжигает искры тайного огня, той жажды, что скрывается в каждом человеке. Род тоже присоединился к поискам. Каждая тряпка, каждая пыльная куча ветоши, все бесформенные обломки были просеяны, рассортированы, раскиданы по полу. Однако новых находок не обнаружено. Примерно через час трое охотников прекратили поиски, не в силах скрыть острое разочарование.

– Похоже, это все, что есть, – признал Ваби.

Это была самая длинная фраза, которую он произнес за последние полчаса.

– Надо будет сделать еще кое-что. Вычистим хижину, а завтра снимем старый пол. Кто знает, что там под ним окажется? И в любом случае его надо перестилать. Уже смеркается. Если хотим устроить себе годное место для ночлега, надо поторопиться.

Не теряя времени, охотники принялись очищать хижину от древнего хлама. К закату бревенчатый пол был устелен сосновыми ветками, поверх развернуты одеяла, рюкзаки и припасы аккуратно сложены в углу – как выразился Ваби, «удобно, словно в каюте». Напротив открытой двери был разведен большой костер. Исходящие от него свет и тепло придавали уюта заброшенной хижине. А когда внутри зажгли еще пару свечей, эту ночевку признали самой комфортабельной с начала путешествия. Мукоки устроил на ужин настоящее пиршество: жареная оленина, холодные бобы, приготовленные старым индейцем на предыдущем привале, лепешки и горячий кофе. Трое охотников накинулись на лакомства так, словно не ели целую неделю.

Прошедший день был долгим и трудным, но пережитое волнение мешало им сразу после ужина завернуться в одеяла и заснуть, как они поступали раньше. Путешествие подошло к концу, самые тяжелые испытания позади. Новая жизнь – самая счастливая из возможных – уже начиналась. Завтра им не нужно целый день идти через лес. Лагерь разбит, и можно приступать к увлекательному делу, ради которого они и прошли столь долгий путь. А вечерами они могут отдыхать и заниматься чем угодно.

Тем вечером Род, Мукоки и Ваби засиделись допоздна. Несколько часов они разговаривали, подкидывая дрова в ревущий перед дверью костер. Их беседа раз за разом возвращалась к произошедшей в хижине трагедии. Много раз они по очереди взвешивали в ладонях золотые самородки – полфунта драгоценных грязных комочков, – и постепенно перед ними возникала полная приключений жизнь тех давних дней, когда нога белого человека не ступала в эти земли. История теперь выглядела вполне понятной. Эти люди, вероятно, были старателями. Они нашли золото, потом поссорились, не договорившись, как поделить найденное, ну а закончилось все бешеной поножовщиной.

Но где они нашли золото? Этот вопрос не давал покоя охотникам, и они обсуждали его далеко за полночь. В хижине не обнаружилось никаких рудокопных орудий – ни кирки, ни лопаты, ни лотка для промывки. Тогда Ваби пришло в голову, что строители хижины тоже были охотниками. Они случайно нашли несколько золотых самородков и собрали их, не используя лотка.

В ту ночь в лагере почти не спали. С первыми лучами солнца все трое снова принялись за работу. Сразу после завтрака охотники стали снимать старый прогнивший пол. Одно за другим молодые деревца, из которых тот был собран, выкидывались наружу, пока не обнажилась земля. Теперь каждый ее фут был тщательно перекопан; нижние венцы подрыты, а потом снова засыпаны землей; вытащен весь мох, которым проконопатили щели между бревнами. К полудню в хижине не осталось ни единого неосмотренного местечка.

Золота больше не нашлось.

В какой-то мере это открытие принесло друзьям облегчение. Нервное напряжение понемногу начало отпускать Ваби и Рода. Навязчивая мысль о золоте скоро выветрилась из их сознания, и они снова начали радостно предвкушать долгожданную зимнюю охоту. Вскоре Мукоки срубил несколько молодых кедров для нового пола, парни вымыли каждое бревно озерной водой, а потом собрали несколько бушелей мха, чтобы заново законопатить щели.

В тот вечер ужин был приготовлен на железной секционной плите, которую они привезли с собой на санях и которую установили поверх старой печки-каменки. При свете свечей друзья принялись заново конопатить хижину. Ваби то и дело запевал непривычные для уха белого человека индейские песни; Род насвистывал, пока у него не заболело горло, а Мукоки хихикал, что-то бормотал себе под нос и болтал с неослабевающей словоохотливостью. Десятки раз они поздравляли друг друга с удачей. Восемь волчьих скальпов, превосходная рысья шкура и золотые самородки долларов на двести – и все это за одну неделю!

После ужина Мукоки вскипятил в кастрюле варево из жира и костей карибу. Когда Род спросил, что это за странный суп, индеец взял связку капканов и опустил их в кастрюлю.

– Капканы вкусно пахнуть, – объяснил он. – Лиса, волк, куница приходить на запах.

– Если не проварить капканы в мясном супе, – добавил Ваби, – девять зверей из десяти, особенно волки, к ним не подойдут. Они почуют запах человечьих рук, которыми трогали железо. Но запах жира подманит зверей и сделает их беспечными.

К вечеру, когда охотники улеглись спать, их зимний лагерь был в целом обустроен. Оставалось только сделать три койки, но эту несложную задачу мог выполнить любой, у кого останется немного свободного времени. Следующим утром, нагруженные капканами, они уже прокладывали первые охотничьи тропы. Особенно их интересовали следы волков, ибо Мукоки считался величайшим охотником на волков на берегах Гудзонова залива.

Глава X

Как Волк стал спутником людей

За эту ночь Рода дважды разбудил Мукоки, открывавший и закрывавший дверь хижины. Во второй раз Род приподнялся на локте и принялся сонно наблюдать за старым воином. Стояла ослепительно-ясная ночь, в дверной проем потоком струился лунный свет. Юноша слышал, как Мукоки, хихикая, что-то бормочет себе под нос, но никак не мог понять, чем тот занят. Наконец, когда любопытство взяло верх, Род встал, завернулся в одеяло и присоединился к индейцу.

Мукоки стоял неподвижно в дверном проеме, уставившись в небо. Род проследил за его взглядом. Луна висела прямо над хижиной. Небо было безоблачным, а свет – таким ярким, что на дальней стороне озера можно было разглядеть каждую ветку. Мороз стоял лютый; Род почти сразу ощутил на лице его уколы. Однако он не заметил в небе ничего особенного, кроме великолепной луны.

– В чем дело, Мукоки? – спросил он.

Старый индеец на миг взглянул на него, и Рода поразила таинственная, всепоглощающая радость, которая читалась в каждой черточке его лица.

– Волчья ночь! – прошептал он.

Мукоки оглянулся на спящего Ваби.

– Волчья ночь! – вновь проговорил Мукоки и как тень скользнул в сторону молодого охотника.

Род наблюдал за его действиями с растущим удивлением. Он видел, как тот наклонился над Ваби, потряс его за плечи.

– Волчья ночь! Волчья ночь! – повторял он снова и снова.

Ваби проснулся и сел, откинув одеяло. Мукоки вернулся к двери. Он был полностью одет. Взяв винтовку, он молча вышел в ночь. Стоя у открытой двери, Ваби и Род провожали взглядом поджарую фигуру Мукоки, которая быстро неслась через озеро, вверх по холму и дальше, в дикую лесную глушь. Род мельком взглянул на Ваби: широко раскрытые глаза юного индейца были полны мистического страха. Не говоря ни слова, Ваби вернулся в хижину, подошел к столу, зажег свечи и оделся. Затем он встал на пороге хижины и громко свистнул. В ответ раздался хриплый вой ручного волка из его обиталища рядом с хижиной. Ваби свистнул еще раз десять, но ответа не получил. Тогда быстрее, чем Мукоки, он пересек озеро и взбежал на вершину холма. Но старый индеец исчез в бесконечных белых просторах, сияющих под луной.

Когда Ваби вернулся в хижину, Род уже растопил плиту. Ваби присел рядом, протягивая к ревущему пламени посиневшие от холода руки.

– Брр! Жуткая ночь!

Он рассмеялся, смущенно взглянув на Рода, но в его глазах уже появился прежний огонек. Вдруг он спросил:

– Миннетаки когда-нибудь рассказывала тебе о странностях Мукоки?

– Нет, – с недоумением отвечал тот. – Не больше того, что рассказывал мне ты.

– Время от времени на него находит… ну, не то чтобы приступ безумия, скорее некое наваждение. За много лет, что я его знаю, я так и не понял, что это такое. Да, порой мне кажется, что он в самом деле малость не в себе. Все индейцы фактории уверены, что Мукоки иногда сходит с ума и виной этому – волки.

– Волки? – изумленно повторил Род.

– Да, волки. На то у Мукоки есть серьезные причины. Много лет назад, когда мы с тобой еще не родились, у Мукоки были жена и ребенок. Матушка и другие жители фактории рассказывали, что Мукоки просто обожал сына. Вместо того чтобы проводить целые дни на охоте, как прочие индейцы, он торчал в своей хижине, играя с мальцом или обучая его всяким штукам. А отправляясь на охоту, Мукоки носил его за спиной. Он был самым бедным индейцем в окрестностях Вабинош-Хауса, но в то же время самым счастливым. Однажды Мукоки принес в факторию связку шкурок, чтобы обменять их на подарки для ребенка. Он рассчитывал вернуться домой в тот же день, но что-то задержало его до темноты, и он решил заночевать в фактории. Однако его жена начала беспокоиться, и вечером она, посадив сына за спину, отправилась навстречу мужу. И тогда…

Устрашающий вой ручного волка на миг прервал рассказ Ваби.

– …и тогда она вышла навстречу мужу, однако так и не встретила его. Что было дальше, никто толком не знает: люди из фактории предполагали, что она поскользнулась и поранилась… Словом, на следующий день по пути домой Мукоки нашел жену и ребенка мертвыми, наполовину обглоданными волками. С этого дня Мукоки полностью переменился. Он стал самым известным охотником на волков в наших краях. Вскоре после той трагедии он перебрался жить в факторию и почти никогда не расставался со мной и Миннетаки. Время от времени, очень холодными ночами, когда ярко светит луна, вот как сейчас, индейцем овладевает безумие. Волчья ночь – вот как он это называет. Он ничего не объясняет, не отвечает на вопросы; никто не в силах удержать его дома, и он никому не позволяет сопровождать его. Нынче ночью он пройдет много, много миль. Но скоро он вернется, причем в таком же здравом рассудке, как ты или я. И если ты спросишь его, куда он ходил, он скажет, что просто «вышел оглядеться»…

Род слушал друга с огромным вниманием. Теперь, когда он узнал о семейной трагедии Мукоки, старый индеец стал для него совсем другим человеком. Прежде Род воспринимал Мукоки как дикое существо, плоть от плоти лесной глуши; теперь же в нем родилось глубокое, горячее человеческое сочувствие к нему. Слезы заблестели на глазах у юноши.

– Что Мукоки имеет в виду под «волчьей ночью»? – спросил он.

– Муки – просто чародей, когда дело доходит до охоты на волков, – ответил Ваби. – Он изучает их уже двадцать лет и знает о волках больше, чем все охотники этой страны, вместе взятые. В каждый его капкан непременно попадается волк; по одному лишь следу он может рассказать о звере сотню вещей. А что касается волчьей ночи… То ли особое дуновение в воздухе, то ли свет луны, то ли некий сверхъестественный инстинкт подсказывает Муки, что в подобную ночь рассеянные по холмам и долинам волки начинают собираться в большие стаи и солнце застанет их на склонах гор. Посмотрим, прав ли я. Если Мукоки завтра вернется, то ближайшая охота на волков будет весьма необычной! И наш Волк сыграет в ней важную роль…

Несколько минут в хижине царило молчание. Печь раскалилась почти докрасна, пламя ревело в трубе, а парни сидели и слушали голос огня. Род поглядел на часы: они показывали без десяти минут полночь, однако спать никому из них не хотелось.

– Наш Волк – необычный зверь, – негромко проговорил Ваби. – Конечно, можно сказать, что он предатель своего племени, который заманивает на гибель собственных сородичей. Но это неправда. У Волка, как и у Мукоки, есть свои причины так поступать. Пожалуй, это можно назвать местью. Если ты запрокинешь ему голову, то нащупаешь на шее огромный шрам. А из левого бока, сразу за передней лапой, у него вырван кусок мяса размером с кулак. Когда-то Волк угодил в наш капкан на рысь. Он тогда был еще щенком – месяцев шести, как сказал Мукоки. И вот, когда он был в капкане, беспомощный и раненый, трое или четверо его соплеменников решили им позавтракать. Мы с Мукоки появились как раз вовремя, чтобы спасти его от родичей-каннибалов. Мы решили оставить Волка себе, зашили раны, приручили его… Завтра ты увидишь, как именно Мукоки научил его мстить.

Часа через два Род и Ваби все же погасили свечи и легли спать. Однако Род еще долго ворочался, не в силах заснуть. Он думал, где сейчас бродит Мукоки и как он в тумане безумия находит путь в снежной пустыне. Когда Род наконец заснул, ему приснились индианка с маленьким ребенком, окруженная рычащими голодными волками; но потом ребенок исчез, женщина превратилась в Миннетаки, а волки – в мужчин. Толчок в бок вырвал его из этого кошмара. Открыв глаза, он увидел Ваби, указывающего куда-то за дверь. Род посмотрел и увидел Мукоки, который как ни в чем не бывало сидел на пороге хижины и чистил картошку.

– Привет, Муки! – воскликнул юноша.

Старый индеец взглянул на него с привычной усмешкой. Безумная ночь в лесу не оставила никаких следов на его лице. Весело кивнув, он вернулся к готовке, будто только что встал после ночного отдыха.

– Время подниматься, – сказал он. – Большой охота сегодня. Много солнце, много свет. Найти много волков на горе!

Парни вылезли из-под одеял и начали одеваться.

– Во сколько ты пришел? – спросил Ваби.

– Сейчас, – ответил Мукоки, указывая на горячую плиту и очищенный картофель. – Только что развести огонь.

Ваби бросил на Рода многозначительный взгляд.

– Что ты делал прошлой ночью? – спросил он.

– Большая луна, – проворчал Мукоки. – Светло, можно стрелять. Видеть рысь на холме. Видеть следы волка на оленьей тропе. Не стрелять.

Вот и вся история – ничего другого юноши вытянуть из Мукоки не смогли. Однако во время завтрака, когда Мукоки повернулся к плите, чтобы закрыть заслонку, Ваби бросил еще один взгляд на Рода и прошептал:

– Посмотрим, прав ли я. Он выберет путь на холм.

Когда индеец обернулся, Ваби спросил:

– Как ты думаешь, Муки, нам сегодня, наверно, стоит разделиться? Можно ставить капканы вдоль ручья, что течет на север, а можно к востоку, за холмом… Что скажешь?

– Хорошо, – кивнул старый охотник. – Вы двое идти на север, я пойду за холм.

– Нет уж, – быстро вмешался Род. – Пусть Ваби идет вдоль ручья, а я пойду с тобой.

Мукоки, польщенный предпочтением, оказанным ему бледнолицым парнем, довольно ухмыльнулся и принялся пространно описывать юношам свои планы. В итоге решено было всем вернуться в хижину пораньше: оказалось, старый индеец был твердо уверен, что нынче ночью состоится первая большая охота на волков.

В то утро Род заметил, что Волка не стали кормить. Почему – догадаться было несложно.

Затем поделили капканы. Их привезли из фактории множество, самых разных видов: около пятидесяти маленьких – на норку, куницу и прочих мелких пушных зверей, пятнадцать капканов на лис и столько же больших – на рысей и волков. Ваби унес с собой двадцать маленьких капканов и по четыре больших, Род и Мукоки взяли около сорока. Оставшееся после готовки мясо карибу было разрезано на куски для приманки и поделено поровну.

Все приготовления были завершены еще до восхода. Когда самый край солнца показался над лесом, охотники уже выступили в путь.

День выдался яркий – один из тех безоблачных, пронзительно-холодных дней, когда, по индейским поверьям, Великий Создатель Вселенной лишает солнца весь мир, чтобы оно могло сиять во всей красе над северными лесами. С вершины холма, под которым притаился их дом, Род с безмолвным восторгом озирал сияющие белизной леса и озера. На несколько мгновений трое охотников остановились на вершине, а затем разошлись в разные стороны.

Спустившись с холма, Мукоки и Род вскоре вышли к ручью. Не пройдя и полусотни шагов, старый индеец указал спутнику на древесный ствол, упавший поперек ручья. Снег на этом «мосту» был испещрен следами крошечных лапок. Мукоки окинул быстрым взглядом окрестности и сбросил с плеча тюк с капканами.

– Норка, – объяснил он.

Перейдя ручей по льду, он подошел к упавшему дереву с другой стороны, где маленькие следы отпечатались на покрытых снегом сухих ветвях.

– Здесь жить семья норок. Три, четыре, пять крошка. Ставить ловушка тут.

Никогда прежде Род не видел такой ловушки, какую затем устроил старый индеец. На конце ствола, по которому норка проложила след, он построил из веток нечто вроде крошечного вигвама. Внутри был положен кусочек оленьего мяса, а перед входом тщательно закопан в снег капкан. За двадцать минут Мукоки построил два вигвама и установил два капкана.

– Зачем ты строил домики? – спросил Род, когда они пошли дальше.

– Зимой падать много снег, – объяснил индеец. – Строить дом – уберечь от снега капкан. Не строить – выкапывать капканы всю зиму. Норка чуять мясо – заходить в вигвам – попадать в ловушка. Строить вигвам для каждый маленький зверь. Но не для рысь. Рысь видеть дом – обходить его кругом и уходить в лес. Рысь – умный. Волк и лиса – тоже умный.

– Сколько стоит норка?

– Пять доллар, не меньше. За хороший шкурка – семь-восемь доллар.

В течение следующей мили было установлено еще шесть ловушек для норок. Ручей теперь бежал вдоль высокого скалистого хребта, и Род заметил, что в глазах Мукоки загорелся новый огонек. Он больше не высматривал следы норок – его взгляд непрерывно обращался на залитую солнцем горную гряду, раскинувшуюся впереди. Он шагал медленно и осторожно. Говорил он теперь шепотом, и Род последовал его примеру. Часто оба останавливались, всматриваясь в безжизненные скалы. Дважды они ставили ловушки на лис на звериных тропах; в диком овраге, усеянном поваленными деревьями и грудами камней, они напали на след рыси и установили по капкану на входе и выходе из оврага; но Мукоки мыслями все время был где-то далеко. Охотники теперь шагали примерно в пятидесяти ярдах друг от друга. Род ни на шаг не опережал осторожного Мукоки. Внезапно юноша услышал негромкий оклик и увидел, что спутник манит его, с жаром махая рукой.

– Волк! – прошептал Мукоки, когда Род подошел ближе.

Он указал на следы в снегу, напоминавшие очень большие собачьи.

– Три волк! – торжествующе продолжил индеец. – Выходить из норы нынче утром. Сейчас греться под теплым солнцем где-нибудь на горе!

Дальше они шли только по волчьему следу. Вскоре охотники наткнулись на объедки кролика и множество лисьих следов – там Мукоки поставил еще один капкан. Следующую ловушку поставили у ручья, возле следов дикой кошки. То и дело ручей пересекали оленьи следы, но индеец не обращал на них особого внимания: его целью были волки. К трем первым вскоре присоединился четвертый, затем пятый, а через полчаса след еще трех волков под прямым углом пересек тот, по которому они шли, и пропал среди лесистой равнины. Лицо Мукоки сморщилось от радости.

– Много волки! – воскликнул он. – Много там, много здесь! Отличный место для ночной охота!

Вскоре ручей свернул в сторону от гребня и прорезал извилистое русло через небольшое болото. Здесь следов дикой жизни было столько, что сердце Рода начало колотиться и кровь забурлила от волнения. Местами снег был буквально изрыт оленьими следами. Звериные тропы тянулись во всех направлениях, с десятков молодых деревьев была обглодана кора. Каждый новый шаг свидетельствовал о близком присутствии дичи. Мукоки теперь продвигался вперед с обостренной, почти болезненной скрытностью. Казалось, ветки сами уклоняются с его пути, а когда Род случайно задел снегоступом ствол дерева, индеец в преувеличенном ужасе воздел руки. Так, почти не дыша, они двигались через болото около двадцати минут. Внезапно Мукоки остановился и поднял руку. Юноша понял, что индеец заметил добычу. Медленно и плавно он присел, поманив к себе Рода. Когда тот тихо и медленно подкрался к нему, Мукоки протянул спутнику винтовку и одними губами приказал:

– Стрелять!

Род схватил ружье и устремил взгляд вперед, поверх согнувшегося Мукоки. От представшего зрелища у него затряслись руки и перехватило дыхание. Не более чем в ста ярдах от него стоял великолепный самец оленя, обгладывающий тонкие веточки орешника. Еще два оленя виднелись поблизости. С огромным усилием Род взял себя в руки. Олень стоял боком, голова и шея вытянуты вверх – идеальное положение для смертельного выстрела. Род мгновенно прицелился и нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел; животное рухнуло, сраженное на месте.

Род еще не опустил ружье, а Мукоки уже устремился к упавшему оленю, на бегу снимая тюк с плеча. К тому времени, когда юноша добрался до своей добычи, старый индеец уже достал большую флягу для виски. Без всяких объяснений он вонзил нож в горло еще трепещущего животного и быстро наполнил флягу кровью. Закончив работу, Мукоки поднял флягу повыше с чрезвычайно довольным видом.

– Кровь для волков, – объяснил он. – Они любить кровь. Учуять – приходить нынче ночью вся стая. Нет кровь, нет приманка – нет большой охота!

Мукоки говорил теперь обычно, не понижая голос, и Род понял, что он считает свою задачу на сегодня выполненной. Вырезав из туши сердце, печень и отрезав одну из задних ног, индеец вытащил из тюка длинную веревку, обвязал мертвого оленя за шею, другой конец веревки перекинул через ближайший подходящий древесный сук и с помощью Рода поднял тушу повыше, чтобы до нее нельзя было дотянуться с земли.

– Если мы не вернуться сюда ночью, волки его не достать, – сказал Мукоки.

Закончив с оленем, они продолжили идти через болото. Его дальний конец начинал плавно подниматься от ручья к холмам, превращаясь в обширную долину, усеянную огромными валунами и поросшую редкими елями и березами. Прямо за ручьем вздымалась одинокая скала, которая сразу же привлекла внимание Мукоки. Ее обрывистые склоны были слишком круты, чтобы взобраться наверх, кроме одного-единственного, на котором росла пара деревьев. Однако даже снизу было заметно, что вершина скалы плоская.

– Отличное место для волчья охота, – заявил индеец. – Много волков на болотах, в горах. Мы звать их сюда. Стрелять оттуда!

Он указал на густой ельник в отдалении.

На часах Рода был уже полдень, и охотники сели перекусить принесенными с собой сэндвичами. Через несколько минут они выступили в обратный путь. За болотом Мукоки резко повернул направо и поднялся на вершину хребта, рассчитывая по нему вернуться к лагерю. С хребта открывались бескрайние виды сурового лесного края. С одной стороны возвышенности плавно спускались к равнине, с другой – обрывались почти отвесными стенами футов в пятьсот высотой. Внизу, в узкой и темной теснине, шумел ручей. Несколько раз Мукоки подходил опасно близко к головокружительному краю пропасти, пристально вглядываясь вниз. Наконец, держась за растущее на обрыве деревце, он осторожно вернулся на тропу и пояснил:

– Весной там должно быть много медведь!

Но Род думал не о медведях. Он снова размышлял о золоте. А что, если там, на дне этой мрачной пропасти, и хранилась тайна, что умерла вместе с двумя неизвестными охотниками полвека назад? Нарушаемая лишь плеском воды тишина, повисшая между этими каменными стенами, изгибы ручья, само сумрачное ущелье, куда не проникал свет слепящего зимнего солнца, – все твердило о трагедии давних времен. Неужели разгадка именно там?

Род поймал себя на том, что раз за разом повторяет про себя этот вопрос. Он шагал за Мукоки, обдумывая его на разные лады. Наконец он схватил индейца за руку и без всяких сомнений воскликнул:

– Мукоки, золото нашли на дне этого ущелья!

Глава XI

Как Волк мстил своим сородичам

С того часа в груди Родерика Дрю зародилось странное, навязчивое желание. Он как будто угодил в извечную ловушку для человека, имя которой – погоня за золотом; ради нее он был готов даже отказаться от зимней охоты. Теперь история двух скелетов из старой хижины обрела для него законченность. В те дни, когда они еще были облечены в плоть, охотники нашли золотую жилу, где самородки можно было собирать прямо с поверхности, голыми руками; и эта жила находилась совсем рядом. Больше Роду не казался странным тот факт, что в хижине не нашлось больше золота. В мгновение ока он разгадал эту тайну. Те двое устроили драку вскоре после того, как обнаружили самородки, – что может быть логичнее? День-два – и начались ссоры из-за того, как делиться, из-за прав на месторождение. Может быть, золото первым нашел кто-то один – он и потребовал себе бо́льшую долю. Как бы то ни было, содержимое мешочка из оленьей кожи представляло собой всего лишь результат первой разведки. Род был в этом уверен.