Три стороны одной медали

Размер шрифта:   13
Три стороны одной медали

Часть первая

Рассказы

Гололёд и мистика

Итак, десятый час вечера. Травмпункт. Последние три дня здесь многолюдно. Ещё бы! Гололёд на улице, однако. И воды по щиколотку. Каждый год ситуация повторяется, а власти ничего не делают.

– О! За два дня в Питере госпитализированы три сотни человек, – Илья Семёнович читает новости в смартфоне, ловко орудуя здоровой рукой. Другая подвязана шарфом через плечо. Кисть забинтована.

– Не хотелось бы оказаться триста первым, – шевелит он пальцами пострадавшей конечности, – вроде не сломана, но снимок надо сделать, – оглядывает он соседей по несчастью.

Всего у кабинета травматолога сидят в очереди человек десять. У мужика напротив над правой бровью сияет огромная синяя шишка. К утру скорее всего под глазом будет шикарнейший бланш! По правую руку сидит мужчина с правой ногой, его на такси привезли. Ходит с трудом. Точнее прыгает на левой ноге. На правую ему наступать больно. Двое с разбитыми лбами. Чуть поодаль расположилась бабка с костылями. Ступня замотана каким-то тряпьём.

Из кабинета в сопровождении санитара выходит дед. Его ведут в холл и усаживают на кушетку. Просят немного подождать. Через какое-то время к крыльцу подъезжает карета скорой помощи. Деда увозят. Один есть, – отмечает про себя Илья Семёнович. Над кабинетом загорается лампочка. Поднимается один из пострадавших – с заклеенной крест на крест пластырем пробоиной на лбу. Из-под пластыря торчит сложенная в несколько слоёв марля со следами крови и зелёнки.

Утренний хмель, прощаясь, машет ручкой из уходящего поезда. Боже, как же хочется Илье Семёновичу побежать вслед за поездом по перрону и запрыгнуть с ходу в последний вагон! Но делать нечего – он в лечебном учреждении, тем более сам пришёл сдаваться. На руку он «прилёг» ещё вчера вечером. Сначала вроде бы ничего, но после локоть стал опухать. Утром опохмелился и принял решение – надо бы показаться врачам, а то мало ли что…

Придётся после приёма в алкомаркет заглянуть – сетевые магазины уже к тому времени закроются. А сейчас что? Будем тупо молчать и ждать своей очереди? Ну уж нет… Не таков фрукт Илья Семёнович! Он не может безучастно взирать на казённые стены, ему поговорить хочется. Тем более, что и свободные уши в наличии. Актёрская болезнь! Как только аудитория расширяется до нескольких человек, Илья Семёнович тут же преображается! В нём просыпается философ и прирождённый оратор с ярко выраженными лидерскими качествами!

Хоп! И через пять минут он уже всех знает по именам, кто чем занимается и где получил травму. Например, Вениамин, тот самый мужчина с правой ногой, оказался водителем троллейбуса: неудачно вылез из салона после смены и растянулся на льду. Теперь вот прыгает. Николай с выдающейся шишкой на лбу – оператор станков ЧПУ – пошёл в магазин и со всей дури грохнулся прямо у крыльца. Студент Александр в фирменной куртке Сбермаркета – пеший курьер, очень уж хотел вовремя доставить заказ. Ему бы обойти опасный участок, так нет же – их штрафуют, если в срок не укладываются. Теперь просто писаный красавец – вся харя ободрана. А бабка с замотанной ногой вышла с собачкой погулять… Соседи подобрали её возле дома. Или Роман, доставщик пиццы, человек, по всей видимости, абсолютно бесстрашный – по льду на электровелосипеде! Клуб самоубийц! Илья Семёнович и сам-то не далеко ушёл – дёрнуло же его вчера вечером за добавкой сходить… Эх!

– Вот я и поплатился! – подытожил Илья Семёнович свою историю. Он встал со своего стула и занял свой дирижёрский пульт перед пострадавшими товарищами. Те по очереди тоже поведали истории своих злоключений.

Тут Илья Семёнович заметил, что Вениамин после своего рассказа уставился куда-то ему за спину и начал делать знаки товарищам глазами, показывая кивками головы на противоположную стену. Затем поднял глаза на Илью Семёновича и медленно направил указательный палец ему за спину. Илья Семёнович обернулся. На месте, где ранее сидел мужик с пробоиной на лбу, расположился новый посетитель. Причём он возник совершенно внезапно. Никто даже не заметил его появления, не слышал звука колокольчика над входной дверью. Он просто будто соткался из воздуха. Небольшого роста, в чёрном широком пальто чуть ниже колен, на шее ослепительно белый шарф, на руках чёрные кожаные перчатки. Брюки со стрелочками под цвет пальто, дорогие кожаные ботинки. Лицо круглое, бритое, маленькие очочки на носу с круглыми оправами на серебряной цепочке. Чёрная широкополая шляпа, как у членов политбюро на мавзолее в своё время. Прямо как из кинохроники материализовался.

Илья Семёнович аж сглотнул от неожиданности:

– Чёрт меня за ногу! Боже! Как на Берию-то похож! – зашептал он своей пастве, указывая большим пальцем себе через плечо, – Вылитый! Ни дать ни взять!

Мужики стали перешёптываться. Потом закивали головами.

– Ну ни хрена себе! Откуда он взялся? Не было же никого… И вот сидит…

Круглолицый совершенно не создавал впечатления пострадавшего: на лице ни единой царапины, ничего не заклеено, руки-ноги тоже, по всей видимости целы, судя по тому, как он ловко проник в помещение, не обратив на себя внимания. Гм…

– А вы, простите, за кем будете? – поинтересовался Илья Семёнович у незнакомца.

– За тем господином, что только что зашёл. У которого лоб заклеен, – спокойно ответил наглец. Вениамина аж передёрнуло:

– Как так? Не понял! Я за ним занимал, все же слышали, – обратился он к публике, те закивали головами, подтверждая его слова.

– Нет. Вы ошибаетесь, за ним занимал я, – без тени смущения произнёс самозванец и поправил на носу очки, – а вы уже за мной будете, – вежливо улыбнулся человек, похожий на Берию.

– Так ведь не было вас тут! – возмутился Вениамин, – его тут не сидело! Не сидело ведь его тут? – ища поддержки, забегал он глазами по товарищам.

– Не сидело! – хором заговорили все сразу, – мы бы заметили, – оно тут не сидело!

Круглолицый молча пожал плечами, типа, ничего мол не знаю и скрестил на груди руки, давая всем понять, что их мнение его совершенно не волнует. Даже отвернулся в сторону.

– Вот что, мужики, а пойдёмте-ка перекурим на крылечке, – предложил Илья Семёнович своим товарищам. Все тут же засобирались, Вениамин попросил помочь ему допрыгать. Его взяли под руки Николай с Александром и повели к выходу. Входная дверь за ними хлопнула, звякнул колокольчик, и все четверо закурили на крыльце, гулко о чём-то переговариваясь.

Их не было минут десять. Наконец звякнул колокольчик, входная дверь хлопнула и все четверо, весело о чем-то беседуя ввалились в помещение. Илья Семёнович шёл впереди и дирижировал здоровой рукой. Он явно был в ударе. Друзья осторожно посадили одноногого Вениамина на стул и пристроились рядом. Илья Семёнович встал напротив, он всё не мог остановиться и продолжал хохотать. Успокоившись, он откашлялся и продолжил свой монолог:

– Или взять хотя бы этого – с католической физиономией! Сидит…такой важный, надулся как дирижабль. Того и гляди лопнет – от собственной значимости! – небрежно кивнул он на круглолицего.

– Минуточку, – зашевелился мужчина в чёрном пальто, – а собственно, кто вам дал право меня оскорблять? Думаете, раз вы раньше всех тут оказались, то вам всё можно? Дедовщина тут не прокатит!

– А что я такого сказал-то? Вы посмотрите на этого господина, – обратился он к присутствующим, показывая на возмущавшегося, – меня не проведёшь! Я вашего брата за версту чую! У меня нюх на католиков!

– Никакой я вам не католик! Тоже мне новости: ещё и оскорбляют в присутственном месте! Католиком обзывают!

– Ну нет, вы слышали?! Он, видите ли, не католик! Тоже мне – праведник какой выискался! Да у вас, простите, рожа истового католика. Похож ведь, вы не находите? – обратился он к присутствующим.

Некоторые встали со своих мест и подошли поближе. Обвиняемый нервно заёрзал на стуле. Мужики бесцеремонно принялись разглядывать подозреваемого в католицизме несчастного. Показывали на него пальцами и перешёптывались. Кто-то в нерешительности пожимал плечами, но большинство согласно кивали головами:

– Да, есть в нём что-то такое, католическое, – вон как заёрзал, гадёныш, понимает, что раскусили его, ещё и под Лаврентия Павловича косит! – гудели мужики.

– Я же говорил! – обрадовался обвинитель, – католик – он и есть католик, его издалека видать, сразу его иезуитская сущность в глаза бросается. Не наш человек!

– Я вообще к религии никакого отношения… чего вы прицепились? – недоумевая развёл руками Берия, – прямо ерунда какая-то! У меня…

– Помолчите уже, – сделал останавливающий жест ладонью Илья Семёнович, – хватит оправдываться, не унижайтесь, Лаврентий Павлович. Не надо нас замасливать. Народ-то всё видит.

Новоиспечённый иезуит в сердцах махнул рукой и замолчал. Тут мимо всей честной компании прошествовал санитар с пустой коляской, открыл дверь и завёз коляску в кабинет. Потом вывез мужика. Тот гордо восседал в кресле-каталке. Голова перевязана. Мужик улыбнулся и торжественно поведал, подняв указательный палец вверх:

– Швы повезли накладывать!

Взглядами, полными уважения, его проводили до дверей лифта. Лампочка над дверью кабинета замигала. Иезуит Лаврентий вскочил с места и дёрнул ручку кабинета. На пороге он обернулся ко всей компании и злобно высунув язык, захлопнул за собой дверь.

– Вот же ж гад какой! – зашипел Вениамин.

– Да уж… – ухмыльнулся Илья Семёнович.

Но тут лампочка снова замигала. Мужики переглянулись: что бы это значило? Доктор что – теперь сразу по двое что ли принимает? Вениамин пожал плечами, но остался сидеть.

– Ну! Следующий! – раздался голос доктора из кабинета.

Вениамину помогли встать и довели до дверей. Он робко постучал и осторожно заглянул в кабинет. Затем обернулся к товарищам:

– Там его нет…

– Да заходите вы уже, хватит в дверях стоять! – в нетерпении прогремел доктор.

Минут через пятнадцать снова появился санитар с креслом-каталкой. Вениамина вывезли в коридор и попросили подождать.

– Чертовщина какая-то! – зашептал он, – доктор сказал, что никакой Берия в кабинет не заходил, а мне помимо рентгена стопы ещё и направление на томографию выписали. Чуть к психиатру на освидетельствование не направили. Еле отмазался. Сказал, что приснилось мол. Задремал малость. Лучше вам про того типа помалкивать.

Мужики переглянулись. Санитар вышел с бумагами, положил на колени Вениамину и укатил его в неизвестном направлении.

– Блин! Ну ладно мы с Александром головой треснулись… Так ведь все же его видели! – вопросительно посмотрел Николай на Илью Семёновича, – теоретически нам могло привидеться. Сотрясение и всё такое…

– Да, но я-то не стукался головой! – сглотнул Илья Семёнович, – массовое наваждение? Прямо мистика какая-то! Все же его видели… а я ещё и говорил с ним даже.

Дальше сидели молча. Каждый думал о своём. Естественно, ни о каком алкомаркете Илья Семёнович уже даже и не помышлял. У него, к счастью, оказалось ничего не сломано. Просто сильный ушиб.

Такие дела. Даже обычный гололёд в нашем городе порой бывает исполнен мистики.

31 марта 2024 г.

Крабовидная туманность

Витя осторожно дотронулся кончиком языка до больного зуба. – Ай! Болит, зараза! И шатается… Скоро выпадет, наверное. Да ладно – я всё равно им не жевал – только стенка от остова осталась. Но, с другой стороны, раз болит, то ещё не мёртвый. Жалко. Да и привык я к нему. Будет ещё одна брешь. И, похоже, не только во рту… Сначала с непривычки буду всё время языком её щупать, а потом и вовсе замечать перестану, как будто так всегда было. – Виктор остановился посреди комнаты. – Блин! Забыл за чем шёл…

Он почесал затылок и огляделся, – как жаль, что теперешнее своё состояние мне и сравнить-то не с чем. Я совершенно не помню вчерашнего мироощущения, как я себя чувствовал. Вроде было комфортно. Да-да-да! Я был цельным – ничего лишнего, твёрдо стоял на ногах. Одним словом – чувствовал себя в своей тарелке! И куда всё это делось? Экспромт:

– Я сейчас подобен зубу,

Что шатается в десне.

Сам себя шатаю сдуру –

Стану дыркою во рте!

Виктор злорадно ухмыльнулся. – Гы-гы-гы! Или лучше так:

– Ах, удалить меня не трудно!.. Я сам расшатываться рад!

Всё-таки день рождения Пушкина на носу, как-никак. Как бы повернуть время вспять? А – никак! -Напрасный это всё скулёж -

Его как фарш, -

Назад уже не провернёшь! Шабаш!!!

Виктор посмотрел на себя в зеркало. Щека над больным зубом заметно припухла. Неужели придётся сдаваться властям? Как-то не хочется идти на поклон к кровавым эскулапам. Есть же другие способы? Должны быть! Раньше прокатывало. Надо довериться интуиции! Что-то же должно случиться! Он закрыл глаза и сосредоточился. Через некоторое время пришло осознание, что он отождествляет себя со своим же больным и шатающимся зубом! Вот тебе раз, – подумал Виктор и тут же услышал эхом отклик в виде болевой пульсации, – вот тебе два, вот тебе три, вот тебе… – и далее по затухающей в сторону увеличения.

– Чёрт меня побери! – стукнул он себя ладонью по лбу и открыл глаза, – надо срочно поставить себя на место, а то так ведь и совсем можно из контекста выпасть. Как зуб из десны! Нужно попасть… нет… сначала нащупать, а потом уже попасть в нужную струю или тональность. Закрепиться…злиться-литься-дзинь-дзи-иы-нь! – это же в дверь звонят!!! Кого там нелёгкая принесла?

– Ой, Витенька, как хорошо, что ты дома! – на пороге стояла соседка по лестничной клетке Анна Николаевна, супруга Всеволода Яковлевича.

Нет, только не это, не сейчас, пожалуйста! – похолодело у Виктора в груди.

Всеволод Яковлевич Андреев – известный в недавнем прошлом литератор, поэт, с чьим мнением считались! По крайней мере, он сам так о себе говорил. И слыл местной знаменитостью не только поэтому. Чем старше он становился, тем его потрясающая способность попадать во всякие неприятности только усиливалась. Недавно, например, дёрнуло его засунуть голову в забор. Типа «а спорим, что пролезет» – естественно застрял! Тогда тоже за Виктором посылали. Пилить ножовкой прутья он не решился, а отогнуть не получилось – забор-то кованый. Спасателей пришлось вызывать. Позор на весь двор! Ребятню еле уговорили, чтоб в интернет не выкладывали – Анна Николаевна постаралась. Всеволод Яковлевич после этого месяц потом на улице носу не показывал. Гордо страдал дома. Молча. Тогда они с Виктором и сошлись. Сосед приглашал его к себе как бы в шахматы поиграть. На самом деле просто выпить очень хотелось с горя, а не с кем. Да и скрытно от супруги пронести в дом спиртное – задача трудная. А у Виктора это получалось мастерски. Да и не заподозрила бы она патлатого очкарика-программиста в таком коварстве.

– Что такое, опять во что-то вляпался? – сочувственно улыбнулся он, кивнув в сторону приоткрытой соседской двери.

– Ах если бы, ах, если бы… Хуже! Выручай, дружочек, вы с ним хорошо ладите, а мне бежать надо. Тебя-то он послушает, пристыдил бы ты его…

– Да что стряслось-то?

– Лежит окаянный! На диване. Второй день не встаёт, есть отказывается, – перешла соседка на шёпот, – разругался со всеми в редакции, его из состава жюри-то и выперли. Помирать, говорит, буду. Жизнь ему теперь не мила, говорит, без литературной деятельности. Ещё и в публикации отказали. Помоги, дружочек, только не говори, что от меня, – протянула она несколько купюр, – придумай что-нибудь, мол поклонники передали…

Виктор взял купюры и почесал затылок:

– Ладно, сейчас только переоденусь, сбегаю и приду. А вы дождитесь меня, не уходите, подыграете мне немного. Хорошо?

– Конечно-конечно! – благодарно закивала она головой и заговорщически подмигнула Виктору, – жду.

Виктор сбегал до магазина и позвонил в соседскую дверь. Анна Николаевна провела его к комнате, где на диване, закатив страдальчески глаза к потолку, лежал окаянный. В старых спортивках, майке и с мокрым полотенцем на лбу.

– Ба! Всеволод Яковлевич! – с порога радостно воскликнул Виктор, – а до меня, знаете ли, уже дошли слухи! Все только о вас и говорят! Переживают!

Всеволод Яковлевич мгновенно просиял:

– Так уж и говорят? Обо мне? – чуть приподнялся он на локте с дивана, но увидев маячащую за спиной посетителя супругу, тут же рухнул обратно со страдальческим выражением лица, – а что, говорят-то?

– Да говорят, что вы, Всеволод Яковлевич, в конец оборзели уже! – осуждающе покачал головой Витя, – ай-яй-яй! Так и говорят! Борзеете, говорят, не по дням, а по часам! Ну как же так, голубчик…

Всеволод Яковлевич никак уж не ожидал от Виктора такой обжигающе грубой правды. Уж от кого-кого, но только не от него. Он виновато засопел и отвёл глаза к стене. Потом заворочался на диване и жалобно так, будто из последних сил произнёс:

– Гитлер капут… Аня мне бы глоток воды напоследок, – изобразил он попытку приподняться с дивана, чтоб встать, но тут же без сил рухнул обратно.

– Да лежи уже, горе горькое, сейчас принесу! – махнула рукой Анна Николаевна и вышла из комнаты. Всеволод Яковлевич мгновенно обрёл силы и указывая на пакет, который держал в руке Виктор, быстро зашептал:

– Оно? Давай сюда ко мне под подушку, жена сейчас уйдёт на собрание, её до вечера не будет. Живо! – он еле успел убрать пакет, как вошла Ана Николаевна со стаканом воды в руках.

– Витя, ты говорил, тебе что-то понадобится, – спросила она.

– Да-да, так… Дайте подумать… А! Во-первых, откройте окна. На улице плюс тридцать, а у вас все закрыто, дышать нечем! И ещё мне понадобятся… Анна Николаевна, вопрос на засыпку, у подсудимого есть резиновые сапоги? – засиял Виктор, видимо, словив инсайд и смекнув что надо делать. Супруга подопытного сначала вытянулась в лице, а потом, осознав всю важность происходящего, поднесла руку к виску:

– Есть! Надо так надо, чего не сделаешь ради пользы дела! Может еще чего?

– Ещё понадобится отрез красной материи. Кумач или что-то в этом роде? Да, ещё бы поющие чаши… А! Чаши я принесу, у меня дома есть.

– Найдём. Много ткани надо?

– Нет. На голову ему после процедуры повяжем – так надо. Или просто полотенце, но только красное! Без рисунков. В смысле без уточек и квадратиков всяких. Биоэнергетика! – многозначительно сказал Виктор.

Анна Николаевна вернулась в комнату с отрезом красной ткани, как и просил Виктор. А вот резиновых сапог у Всеволода Яковлевича не нашлось. Зато нашлись ярко-зелёные калоши на два размера больше. Новые, ни разу не одёванные! Давно уже на антресолях пылились, ждали своего часа, наверное. Виктор сходил за чашами.

– Ну, Анна Николаевна, вроде бы всё есть. Начнём терапию. Уверяю вас, когда вернётесь со своего собрания, – мужа вы не узнаете! Можете смело отправляться и ни о чём не беспокоиться! – заверил Виктор.

– Спасибо, Витенька. А остальное, что ты просил, на балконе приготовила. Что бы я без тебя делала. Я пошла. До вечера.

Когда супруга ушла, Всеволод Яковлевич принял сидячее положение:

– А зачем всё это? Что ты задумал? – забеспокоился сосед.

– А лечить вас будем, Всеволод Яковлевич! Только вы не мешайте, а то всю терапию мне испортите, не касайтесь грязными руками моих светлых потуг. Я пока всё приготовлю, а вы можете начислять по чуть-чуть… По чуть-чуть, я сказал! Без фанатизма, ясно?

Пока больной накрывал на стол, Виктор принёс тазик с водой на донышке, несколько детских резиновых игрушек для купания, набор разноцветных сосок, детский стульчик для кормления и пару пелёнок развесёлой расцветки. Всё это Анна Николаевна приготовила для будущей внучки – супруги в скором времени готовились к рождению внучки. Дочь уже в роддом отвезли на прошлой неделе.

– Ну, вроде всё. Давайте по маленькой. Хлоп! А теперь рассказывайте: из-за чего весь сыр-бор-то? – выдохнул Виктор, – ваша жена говорила, что у вас там конфликт вышел? Я вас давно знаю – вы же не будете из-за каких-то там творческих разногласий ложиться и помирать от маразматического удара! Так ведь?

– Твоя правда, Витя, – закусывал огурчиком Всеволод Яковлевич, – это всё пустяки! Представляешь, эти старые пердуны обвинили меня в творческом примитивизме! Меня! – стукнул он себя в грудь, – я типа в детство впадаю!

– Ну с этим, я думаю, мы разберёмся. А на самом деле?

– Ох, Витя-Витя… Виноват я шибко перед супругой. Не удержался и согрешил, – повесил он голову, – как теперь признаться, ума не приложу. Вот от отчаяния и прилёг. Может простит меня-дурака на смертном-то одре, как думаешь?

– Вы? Согрешили? Да не в жизнь не поверю! Я же вас нашёл в таком немощном состоянии, что и подумать-то об этом страшно. Нонсенс! Чтобы вы – да Анне Николаевне после стольких лет жизни душа-в-душу взяли и…

– Витя! Как ты мог подумать такое! Молодёжь!.. Я не об этом! Дело в том, что она давеча захотела порадовать меня тортом-мороженым собственного приготовления! Ты же знаешь, как я его люблю. Помнишь мы тебя кусочком прошлым летом угощали? С ягодами! Объедение – согласись!

– Помню, ну и в чём тут грех? – недоумённо уставился Виктор на соседа, – не понимаю, – пожал он плечами.

– А при том! – стукнул он кулаком по столу, – я выпимши был вчера. Неприятности ещё эти. Ани дома не было, ну я и полез в холодильник. Очень уж жарко было. Нашёл в морозилке клубнику, что она для торта купила…и ягодку за ягодкой… В общем не заметил, как всё и сожрал! Пустой контейнер теперь! Она пока не заметила. Сегодня вот принести обещала развесного мороженого. А клубники-то и нет! Что делать – ума не приложу! Вот и пришлось впасть в самоуничижение! Ну как тут не отчаяться!

– Что-что?! Так это вы из-за клубники? Господи! Какая чушь! Из-за такой ерунды хоронить себя заживо? Ну вы совсем уж. Я-то думал, что-нибудь серьёзное… Целую методику разработал! Что я теперь вашей супруге скажу? Чаши магические принёс. Ладно. От плана не отступаем, я его доведу до конца, как и задумал. Спишем всё на вашу распущенность, то есть тонкую душевную организацию. Где контейнер из-под ягод? Пойдёмте купим и всё…

– Я не могу пойти… Мне стыдно, – опустил глаза Всеволод Яковлевич.

– Чёрт с вами! Сам сбегаю. Вечно с вами, поэтами, нянчиться приходится. И на водку тут без меня не налегайте, мне ещё вас фотографировать.

– Зачем?

– Это входит в терапию. И не спорьте! Так надо.

Виктор убрал контейнер с только что купленной клубникой в морозилку, налил по рюмочке и продолжил:

– Теперь одной проблемой меньше. Главную причину мы устранили – ягоды на месте. Теперь перейдём непосредственно к разбору сложившейся ситуации. По-моему, вы в конец оборзели…

– Я? А что я сделал-то? Ну впал в уныние. Согласен, это грех… Такое с каждым может…

– А – то! Борзеть-то надо умеючи! Вовремя и со вкусом. Высокохудожественно! О как я сказал! Это должно быть возведено у вас в ранг искусства! Вы же поэт, ёлки-палки. А вы чуть что – сразу помирать. Смех – да и только! Знаете, кого вы мне напомнили на своём диване? Персонажа Сервантеса. Такой же бесполезный, морщинистый и вялый как этот…как его?

– Дона Кихота что ли? – удивился Всеволод Яковлевич.

– Его самого. Только до Дона вы не дотягиваете. Лежите как Между Ног Ламанчский!

– Витя, ты меня что – Между Ногом назвал?

– Ну да, Между Ног Ламанчский! К тому же ещё и оборзевший от своей несостоятельности. Теперь вот что. Садитесь-ка на диван и закатывайте спортивки выше коленей, – придвинул Витя таз с водой, – так-так, суйте ноги в калоши и опускайте в тазик с водой. Не брыкайтесь, делайте, что я говорю. Это для вашей же пользы.

Всеволод Яковлевич послушно всё исполнил, как было велено. Виктор повязал ему на голову яркую красную косынку из отреза, что принесла Анна Николаевна, и завязал под подбородком узлом. Придвинул к дивану детский стульчик для кормления, потом чуть помедлил, покачал головой и убрал его в сторону. Сунул ему в левую руку погремушку, а в правую вложил синюю резиновую уточку.

– Вот так – теперь похоже. Прямо как скипетр и держава! Стоп! Надо наоборот. Переложите. Аз есмь! Теперь соску! – засунул он ему в рот жёлтую пустышку, сидите и сосите как положено. С чувством сосите! – Виктор отошёл в сторону и с восхищением оглядел преобразившегося Всеволода Яковлевича. Затем взял оранжевую детскую пелёнку и повязал на шее пациента на манер слюнявчика.

– Вот теперь – как настоящий! Смотрим на меня, сейчас вылетит птичка, – достал он смартфон и принялся фотографировать обалдевшего Всеволода Яковлевича с разных ракурсов.

– Всё, голубчик! Фотосессия закончена! А теперь потрудитесь принять свой прежний облик, а то мне как-то, знаете ли, пить водку с несовершеннолетним царём как-то не комильфо. Посадят ещё… Ха-ха-ха!

Всеволод Яковлевич убрал все аксессуары и вернулся к столу.

– Не понимаю. Зачем всё это?

– А за тем, что теперь вы у меня под колпаком! Мне супругу вашу жалко: просто представил, что ей теперь нянчится аж сразу с двумя внуками. Причём один из них – уже престарелый! Это же ни в какие ворота! А теперь, если она мне на вас опять пожалуется, то мы пустим в ход компромат!

– Витя! Это же шантаж! Как же так? Как это низко с вашей стороны – взять и воспользоваться моим заведомо беспомощным состоянием! Это незаконно!

– А мучить супругу законно? Нас с ней оправдают, я в этом уверен. А вы в следующий раз задумаетесь, прежде чем начать из неё верёвки вить. Я без всяких угрызений совести выложу эти фотографии в домовой чат! Пусть все увидят, чем занимается наш знаменитый жилец!

– Какой позор! Какая низость! Вы не сделаете этого! Или сделаете?.. – закрыл Всеволод Яковлевич лицо руками.

– Всё в ваших руках, маэстро! Позвольте же нам всем гордиться вашим соседством! А вас же это будет держать в тонусе. Самодисциплина – великая вещь! Особенно для поэта. Вы согласны? И опять же…

– Да-да, я всё понял. Мне и так стыдно… Только не выкладывайте…

– Я надеюсь мы поняли друг друга? – протянул Виктор рюмочку соседу. Тот кивнул головой в ответ.

– Вот и славно! А что там у вас за конфликт вышел?

– Показал им свою поэму, а это старичьё заартачилось, мол тема не раскрыта, читать не будут, и всё такое. В общем я в стихах решил изобразить репетицию в театре. Взаимоотношения актрисы и режиссёра. Он ставит сказку о спящей красавице… А развязка не получается. Забуксовал я. Несколько раз переписывал – им всё не по нраву. Уж не знаю, что и делать… Сейчас принесу последний вариант, – встал он из-за стола, – может, что посоветуешь? Свежий взгляд нужен.

Виктор бегло пробежался глазами по листам:

– Так-так-так. Читается легко. Всё складно. Концовка, говорите, не получается? А вы сами-то какой её видите? Я тут вижу, всё перечёркнуто… А! Вы не знаете – как быстро прекратить сей балаган? Я вас правильно понял?

– Именно! Раньше у меня ловко получалось обрубать концы, а тут что-то не получается! Как-то в обыденность скатываюсь что ли. Все привыкли, что я обычно что-нибудь выкидываю этакое… Старею, что ли?

– Только вот не надо! Стыдно за возрастом прятаться. Есть у меня одна идейка! – Нужен конфликт! Пусть актриса с режиссёром разругаются прямо на сцене. Расплюются и разбегутся внезапно, как бы на пустом месте. И жирная точка будет поставлена. У вас раньше мастерски такие ходы получались.

– А из-за чего они разругаются-то?

– Из-за денег, конечно! Это же всегда актуально!

– Ну я не знаю… Он же сказку ставит. Для детей, всё-таки. Ещё и в стихах. Причём тут деньги?

– Деньги, дорогой Всеволод Яковлевич, всегда причём! Ну вот у вас режиссёр объясняет актрисе по сценарию:

– … на мраморном на постаменте, под балдахином там в углу

Не тронутая тленом – как живая – лежишь таинственно в гробу!

Далее он предлагает ей улечься в приготовленный гроб. Та идёт к гробу и ложится в него. Ей не очень-то уютно в нём, тесновато. Она жалуется:

– Ой, что-то руки затекли, и муха над лицом летает…

– Лежи, царевна, – и терпи!

Представь, что просто отдыхаешь!

Тебе всего лишь только лоб

Подставить под слюнявый рот

Для поцелуя Елисею,

Из гроба встать – и на поклон

Под ручку с молодым царём…

И всё! – Цветами закидают!

Вот. Как-то так… А актриса, значит, всё не унимается. Садится гробу и вытирает пот со лба рукавом. Режиссёру, понятное дело, это не нравится – реквизит-то дорогой. Она снимает свой роскошный головной убор, расшитый «золотом-брильянтами», и использует его в качестве веера. Режиссёр вскидывает руки:

– Ложитесь в гроб и успокойтесь!

Что трудно часик полежать?

Неймётся? Можно мух считать,

Ждать баснословных гонораров…

Ведь это чудо, а не роль!

Тем более, что текста – ноль! –

– Виктор в порыве вдохновения нечаянно смахнул со стола солонку. Та упала, но не разбилась, а просто откатилась в сторону. Оба замолчали и выдохнули с облегчением. Всеволод Яковлевич наклонился и подняв её с пола, продолжил импровизацию Виктора:

– За ваши жалкие гроши, что б меня мухи затоптали?..

Да я на пот вся изошла, а деньги не гребу лопатой!

Так поднимите ж мне зарплату! –

– с воодушевлением подхватил поэт. Виктор тоже не остался в стороне и продолжил слова актрисы:

– Я не желаю при такой жаре

Таинственно лежать в гробЕ!

Всеволод Яковлевич, изображая негодование режиссёра:

– Ах так?! Тогда ступайте вон!

Там очередь стоит за дверью,

Найду сговорчивей. Уверен,

Что многие сочтут за честь

Прилечь в гробу на этой сцене!

А вами движет только жадность –

Вы крабовидны как туманность!!!

Виктор вскочил со стула и возбуждённо выдал язвительную реплику актрисы:

– А вы… – никчёмный режиссёр!

И пьеса эта сущий вздор!

– Всё! Занавес! – вскричал Всеволод Яковлевич и полез обниматься. Виктор насилу высвободился.

– Гениально, Всеволод Яковлевич! Это просто гениально! Особенно про крабовидную туманность! Запишите пока из головы не вылетело. Ваши коллеги сдохнут от зависти! Видите? А вы говорили, что стареете. Выдать такое – дорогого стоит! Ещё можно изобразить обалдевшего Елисея, который должен эту кралю поцеловать. Типа он выходит на сцену и ни хрена понять не может: что, дескать, происходит? Почему мёртвая царевна раньше времени из гроба выскочила? Так и вижу его растерянный взгляд, как он руки в стороны разводит в недоумении.

– Эх, Витенька! Бросай ты к чертям свои компьютеры! В тебе же погибает великий поэт!

– Ну, пока вроде ещё не погиб… Держится на честном слове, шатается, правда, – потрогал Витя пальцем припухшую щёку.

– Что-что?

– Это я так… Не обращайте внимания. Вам остаётся всей этой концовке только придать поэтический вид. Причесать. Чтоб вся поэма в одной стилистике… Ну вы знаете. Рифмы там всякие… Вот мчится во весь дух читатель по строчкам и в ус не дует, что его в конце ожидает. И тут раз! Резко тормозит! А силу инерции никто не отменял! Останавливается как вкопанный, и ему тут же прожигает изнутри лоб раскалённым знаком вопроса: типа «как так?». И как из ушата на голову – обдаёт ледяной неопределённостью. Тут уж любой проснётся! У него просто выхода не будет. Потом медленно придёт понимание. Или не придёт. Но! Шрам от ожога вопросом – останется навсегда! Вот так надо работать, Всеволод Яковлевич! Так что ничего вы не утратили и ни в какую обыденность не скатились. Нет, ну надо же такое выдать: «Вы крабовидны, как туманность»! Да вашу поэму из-за одной этой строчки до дыр зачитают! На цитаты разберут. Попомните мои слова…

– Всё, Витя! Извини, я срочно сажусь работать. Весь хмель улетучился. Я всё уберу… Скоро жена вернётся, – засуетился Всеволод Яковлевич, бесцеремонно выпроваживая соседа из комнаты. Дверь за Виктором захлопнулась, и он очутился на площадке.

– Вот чёрт! Чаши-то свои забыл… А ладно, – махнул он рукой, – потом заберу.

У соседей всё было тихо. Ни ответа, ни привета. Как вымерли все. А на неделе, возвращаясь с работы, он наткнулся у дверей подъезда на Анну Николаевну.

– Здравствуйте, Анна Николаевна. Как всё прошло? Супруг не хулиганит больше? – вежливо поинтересовался он. Та подняла глаза и вскинула руки:

– А, Витенька! Как хорошо, что я вас встретила! Всё просто чудесно! Катя-то наша!.. Девочка – три шестьсот! Дашей назвали! Вот к ним поехала! А у Севы всё хорошо! Совсем другой человек! Бегает как молодой! Да, дописал! Представляете: сразу в четыре издательства! Нарасхват теперь! Что вы с ним сделали?

– Да так, ничего особенного, поговорили просто… – скромно опустил голову Виктор, – то хорошо, что хорошо кончается!

– Орешков не хотите? Я, вот, взяла на дорогу, – протянула она горсть Виктору. Тот без всякой задней мысли подставил ладонь и поблагодарил. Анна Николаевна попрощалась и поспешила к метро.

Гм… Да-а-а… Не ожидал такого эффекта. Что теперь с картиной делать? – размышлял Виктор, хрустя орешками, – распечатал, рамку фигурную заказал. Сорок на тридцать сантиметров. Всеволод Яковлевич во всей красе, нарядный весь такой: при калошах, с тазиком, и косыночка на голове повязана. Красота! Рожа серьёзная такая, небритая. Во рту соска. Уточка с погремушкой прилагаются. Они там сильно в фотоателье хихикали. Всем понравилось. А оставлю пока у себя. На память. В назидание потомкам! Ха-ха-ха! Стоп!!! Я же орешки!.. – Виктор остановился как вкопанный и дотронулся языком до кончика зуба. Стоит намертво, как литой. Не шатается и не болит. Потрогал щёку – никакой припухлости и сверхчувствительности. Но – когда? Нет, он совершенно не запомнил того момента, когда больной и шатающийся зуб перестал быть таковым. Ну дела… Вот что туманность крабовидная делает! Ай да сосед! Ай да сукин сын! Да уж – оба хороши. У дураков мысли сходятся – такое случается. – Ухмыльнулся Виктор и полез в карман за ключами.

19 июня 2024 г.

От работы кони дохнут

Максим подошёл к окну, склонился над подоконником, уперевшись локтями, и с тоской посмотрел на улицу. Дождь шёл уже неделю. А сейчас уже светает, и тяжёлые капли барабанили по карнизу всё реже и реже. Промозглый ноябрьский дождь уходил в прошлое. Залежи мокрого свинца в непроницаемом небе иссякали, давая надежду, что сегодня, возможно, даже выглянет солнышко. Было бы не плохо! Непогода заканчивается, а безумие только начинается, – горько подумал Макс, – и сегодняшнее утреннее «конепришествие» – тому подтверждение.

Уже два месяца Максим работал на удалёнке. Ему удалось убедить начальство, что работа над проектом пойдёт быстрее, если его не будут постоянно дёргать по пустякам, и что он теряет самое плодотворное время на дорогу вместо того, чтобы отдавать его проекту. И действительно, продвижение пошло значительно быстрее. Теперь он сам составлял своё рабочее расписание. Трудился с семи утра и строго до трёх часов по полудню, кроме выходных – это закон. Раз в неделю приезжал на работу с отчётом и демонстрировал свои наработки. Руководство было в восторге от его прыти. Но в последнее время выстроенная им чёткая логическая схема стала давать сбои. Максим стал замечать, что всё чаще ему хочется заняться чем угодно, только не прямыми своими обязанностями. Подумать только! Неужели – прокрастинация? Это – у меня-то? Да не может такого быть! Потому что этого просто не может быть никогда! Что бы я сам у себя крал драгоценное время? – в ужасе думал он. И действительно, раньше ничего подобного он за собой не замечал. Если уж пришла в голову идея, то он садился и трудился до самого конца. Поставил точку – всё! Свободен. Даже смеялся над коллегами, которые почему-то не могли себя заставить заняться делом, хотя прекрасно знали, что им надо делать. И вот он сидит дома за ноутбуком и раскладывает пасьянс! Сам! Нонсенс! Не на работе, как все нормальные люди, а дома! Ещё и богобоязненно озирается – как бы кто не заметил! Бред какой-то…

Но самое прискорбное, что пропал сон. Нет, Макс ложился всегда вовремя – годами наработанная привычка, но через полтора-два часа просыпался. И всё! Дальше начинался ад. Мучительное ожидание утра с непрерывным потоком мыслей в голове. Это могли быть отрывки телепрограмм и фильмов, с которыми он коротал вечера, вереница воспоминаний (иногда даже детских), философские и псевдонаучные изыскания. И всё это им домысливалось и перетекало одно в другое, образуя непрерывную цепочку абсолютно не логичных, с точки зрения нормального человека, событий. Он смотрел бесконечный фильм. Стоит ли тут говорить, что утром он вставал совершенно дезориентированным и уставшим человеком. Кофе и холодный душ на время приводили в чувство, но к обеду он уже клевал носом. Вспомнил, что уже давно собирался, да всё руки не доходили, но теперь-то уж сам бог велел, – и начал практиковать медитацию, по несколько раз на дню делать зарядку, занялся дыхательными практиками. Отчасти это помогало, но работа застопорилась. И тут он вспомнил о своём старинном приятеле Василии – тот как раз спец по таким необычным вопросам. В прошлый раз даже помог наладить отношения со своим ангелом-хранителем. Макс набрал его номер. Василий внимательно выслушал и обещал приехать ближе к обеду. Предупредил, что приедет не один. На вопрос «а с кем?», Макс услышал лишь загадочное «увидишь».

Часа через три в дверь позвонили. Василий привёл с собой интеллигентного вида молодого человека.

– Познакомься, Макс. Станислав Сергеевич Клёпиков, широко известный в узких кругах художник. С мировым именем. Но это страшная тайна. Молодой, но уже культовый. Он же Клёпа. По совместительству – врач-живодёр. Ха-ха-ха! – рассмеялся Василий, – я хотел сказать «зубодёр», стоматолог, в общем.

– А я о вас слышал, – пожал Максим руку художнику, – рад знакомству, проходите на кухню, я сейчас чайник поставлю.

– Я не всё по телефону понял. Ты что-то про образы говорил… А Станислав Сергеевич как раз специалист по таким вопросам. Рассказывай.

Макс посадил гостей за стол, поставил чашки, достал печенье и начал свой рассказ: и про вереницу образов, и про бессонницу, и про неведомую ранее прокрастинацию… Что голова не на месте. А необычно яркие ночные кадры в голове навевают грустные мысли о шизофрении. Клёпа достал из-за пазухи блокнот и упаковку цветных карандашей:

– Я с вашего позволения буду делать зарисовки, мне так лучше думается.

– Пожалуйста-пожалуйста, ради бога! – согласился Макс, разливая чай по чашкам.

Василий почесал голову, постучал пальцами по столу и начал:

– Видишь ли, голова – это вообще тёмный лес! – многозначительно улыбнулся он, и на лбу прорезались глубокие философские складки, – особенно, чужая! Хорошо, если лес светлый и ухоженный, тогда и гулять в таком лесу – одно удовольствие. Грибочки там, ягодки, птички поют… А если нет? Когда всё пущено на самотёк? Лес захламляется, становится непроходимым. Это уже – чаща! Дебри лютые. Не пройти, не проехать. Потеряться и сгинуть. В таком может поселиться неизвестно что…

– Нечисть, например?

– Нет. Нечисть, она тоже бардак не любит. Тут заведётся кое-кто похуже!

– Кто?

– Ну как кто? Партизаны, конечно! Нейропартизаны! Этих вообще потом хрен выгонишь! Похлеще внутричерепных тараканов будут, – тех хоть разогнать можно, или вытравить. Нейропартизаны же никогда не сдаются!

– Нейропартизаны?

– Они самые. Тогда – всё, пиши «пропало». Эти разбираться не будут – всё под откос пустят! Всё, к чему ты привык, всё, что с годами, казалось бы, давно устаканилось. Вековые устои, на которые ты привык опираться, текущие наработки – и те повырубят! На дрова пустят. Партизаны – они такие. Их хлебом не корми – дай только напакостить, или что-нибудь сломать. «Задание дадено – деревня взядена», как говорится. И что тогда остаётся?

– Что?

– Лесник нужен! Хороший и трезвый лесник! А лучше злой и нелюдимый.

– Почему обязательно злой?

– Ну… Тут как в анекдоте, помнишь? Пришли немцы и заняли деревню. Из леса вышли партизаны и выгнали немцев. Немцы собрались силами, выбили партизан из деревни и загнали обратно в лес. И так несколько раз. Потом немцы выбили партизан из леса. А те в свою очередь, разозлились и выбили немцев из леса. Так они гоняли друг друга по лесу… Пока лесник не пришёл.

– И что лесник?

– Как это что? Выгнал из леса и тех и других! А потом ещё и из деревни. Обоих.

– Лихо! А что мне с конём-то делать?

– Не понял. С каким ещё конём? Ты про это ничего не говорил.

– Да тут сегодня утром ко мне явился мебельный конь, понимаешь ли… Собственной персоной.

– Опиши.

– Да что тут описывать? Обычный такой мебельный конь, оранжевый с жёлтыми пятнами, глаза чёрные, блестящие… Лакированные, наверное. Плоский, из толстой фанеры, сантиметра в два толщиной, на подставке. Типа как на лыжах…

– Ну ты даёшь… Лошадь на лыжах! И что сказал?

– И-го-го, говорит, вот мол, я и пришёл.

– Тыгыдынский?

– Что-что?

– Ну ты его прогнал, когда, он «тыгы-дын-тыгы-дын» – ускакал? – Василий изобразил пальцами по столу, как скачет конь.

– Я его не прогонял, вообще-то. Да и потом он же на лыжах-подставках был. Как он тыгы-дын-тыгыдынькать-то будет, копыта ведь шурупами к лыжам прикручены! Понимать надо! Конь поржал-поржал, да и укатился из комнаты. Я потом всю квартиру обошёл, а его и след простыл…

– Нет. Тут лесник не поможет. Ну, знаешь… Это уже блажь. Не бери в голову, бывает…

– И пах он специфически. Думаю, хочет, чтобы я его воплотил в этот мир. Может, сто́ит, как считаешь?

– Попробуй. Хуже, я думаю, не будет, – Василий вопросительно посмотрел на Клёпикова, – Клёпа, тут, кажется, по твоей части.

Станислав Сергеевич буркнул «угу», продолжив что-то увлечённо рисовать у себя в блокноте. Даже головы не поднял. Максим ещё добавил чаю и достал пряники.

– Оранжевый, говоришь? С жёлтыми солнечными включениями…

– Да, с жёлтыми пятнами. – кивнул Максим.

– И деревянный? Это очень хорошо! – не отрываясь от зарисовок, высказал своё мнение Клёпиков, – дерево – материал тёплый, домом пахнет, уютом и спокойствием. Уверенностью в завтрашнем дне. Вот если бы конь хрустальным был, тогда всё было бы очень плохо. А так – беспокоиться не о чем.

В комнате зазвонил телефон, и Макс вышел.

– Родственник сейчас придёт. Брат мужа моей жены. Он у меня электролобзик с шуруповёртом попользоваться брал. Ремонт у себя затеял…

– Как ты сказал? Брат мужа твоей Маринки? Ха-ха-ха! Надо же, как всё сложно. Ну ты даёшь, Макс…

– Я так и сказал? Оговорился… Брат мой двоюродный, я хотел сказать.

– Да, Макс. Заговариваться начинаешь. Определённо: надо что-то с твоим конём мебельным делать. А сама-то Маринка где?

– Уехала по работе в командировку на десять дней. Завтра вечером возвращается.

– Одичал ты тут один. Ты случайно ничего такого не принимал?

– Ты же знаешь: я – противник всего такого. Даже алкоголя не пил. О! В дверь звонят. Валера, наверное, пришёл. Пойду открою.

В прихожей послышалась возня, и на кухне появился грузный лысоватый мужчина со сложной степенью родства. Он поздоровался с Василием. Живьём его Валера его раньше не видел, знал только со слов брата. Макс представил ему Станислава Сергеевича. Родственник поставил сумку у стола и уселся на табурет.

– А чего это вы на сухую сидите? – искренне удивился он.

– Валера, мы чай пьём, не откажешься? – достал Макс ещё чашку.

– Макс, я тут коньячку прихватил, – полез он в сумку, – спасибо за инструмент, – поставил он на стол бутылку.

– Не-е, Валера, спасибо! Я, пожалуй, пас. Василий, Станислав Сергеевич, вы как?

– Да мы, собственно, не против, – заулыбались оба.

Макс достал из шкафчика три рюмки, Валера налил. Они выпили и закусили лимончиком. На вопрос «по какому поводу собрание?» Максим вкратце пояснил брату, что Василий пришёл его проконсультировать по поводу утреннего происшествия. Валера внимательно выслушал, налил ещё три рюмочки и попросил повторить помедленнее. Максим же без задней мысли повторил про внезапный утренний визит мебельного коня и последующее его таинственное исчезновение. Ему было и невдомёк, что брат всё записывал под столом на телефон. Он уж никак не ожидал от Валеры такого вероломства. А тот выпил и проследовал в туалет. Через некоторое время у Макса опять зазвонил телефон.

– Чёрт-чёрт-чёрт! – выругался Макс, – Валера, мать твою, признавайся – твоих рук дело?!

Валера сделал невинное лицо и развёл удивлённо руками, типа он тут не причём. Макс переводил полный отчаяния взгляд то на Василия, то на Валеру. Василий вытянулся в лице – он явно не понимал, что случилось.

– Валера, ну ты и гад, всё-таки! Ещё брат называется! Сдал меня с потрохами! Твоими стараниями сейчас сюда мой шурин с супругой явятся! Какого хрена ты вёл запись?

– Да я… ничего плохого… Я хотел как лучше, пока Маринки нет. Он при храме…

– Да он же христанутый на всю голову! И жена у него такая же! Будто не знаешь, что у него язык без костей?! – покрутил в сердцах Макс пальцем у виска. Валера испуганно попятился и сел на стул.

– Ну всё, Вася, теперь всего его подписчики, соседи, да что там – полгорода будет знать, что его несчастный родственник, то есть, я – псих, что бесы меня одолели! Как тебе перспектива?

– Да ладно, Макс, забей. Пусть думают, что хотят, тебе-то что с того? Ты же нормальный… В целом…

Через полчаса в дверь позвонили. На кухню со скорбными лицами вошли патлатый Виталик, шурин Макса, и его супруга Настя в платочке. Виталик в своё время физмат закончил, в НИИ закрытом несколько лет проработал, а потом ни с того ни сего вдруг ударился в религию, всё бросил, жену на это дело подсадил. Квартиру Настину продали, купили дом за городом и оба прислуживают при храме. Живут натуральным хозяйством. Там у них что-то вроде общины.

Макс рассадил гостей за столом, налил родственникам крепкого сладкого чаю, как они любят, конфеты перед ними поставил в розетке.

– Максим, мы всё слышали, – начал Виталик, – Валера запись прислал, а мы как раз в город за покупками приехали, как тут не помочь? А то ведь вон оно как… Ай-яй-яй. – Покачал он участливо головой.

Валера, чтобы хоть как-то реабилитироваться опять полез в сумку и достал ещё одну бутылку коньяка:

– А давайте ещё накатим, всё образуется, ты не переживай Макс, мы тебя в беде не бросим, чай не чужие люди, – подмигнул он Виталику, тот еле заметно кивнул в знак согласия. Супруга с укором глянула на Валеру, потом обречённо на своего безвольного супруга.

На самом деле все прекрасно знали, что Виталику пить нельзя: он пьянеет мгновенно, но быстро приходит в себя, а потом, как правило, ничего не помнит. Валера шепнул Насте, что вызовет им такси, пусть не волнуется, он мол поможет с доставкой тела. Та немного успокоилась. Василий с Валерой и Виталиком выпили и закусили конфетами. Потом ещё и ещё разик. Наконец Виталик поднял к потолку осоловевшие глаза и зарычал:

– На горох! – уставился он на Макса, – я говорю на горох! – хрипел он, указывая на пол.

Все сразу поняли, что он хочет сказать. То есть, по его непререкаемому мнению, Макс должен был немедленно встать коленями на горох, дабы совершить акт покаяния. Истово молиться и каяться, пока бесы не изыдут.

Макс для виду кивал головой и благодарил за дельный совет. Виталик ещё немного похрипел и успокоился, повесив голову. Макс пихнул Василия под столом ногой и кивнул на дверь, предлагая выйти покурить на площадку. Клёпа закрыл свой блокнот и тоже поднялся из-за стола.

Когда они вышли и закрыли за собой дверь, Макс шёпотом сказал:

– Дал бог родственничков… Вася, выручай. Надо бы от них избавиться. Придумай что-нибудь.

– Гм…О! Мы с тобой приглашены на вечер поэзии в центральном доме литераторов! Как?

– Отлично! Они точно за нами не увяжутся. Тем более Валера знает, что виноват. Поэтому и вызвался их до дома доставить. Минут через десять Виталик оклемается, я его знаю.

Когда друзья вернулись на кухню, то ужаснулись. Валера размахивал электролобзиком и уверял Виталика, что порежет бесов и их мерина на куски, а тот лишь одобрительно кивал и улыбался:

– Правильно, так их всех! Но сначала – на горох и покаяться! Иначе – анафема!

– О! Макс вернулся. Ты это… В следующий раз, как только он появится, ты его лобзиком на куски покромсай. Покроши на опилки!

– Кого? – спросил Макс.

– Как это кого? Троюродного коня, конечно! Надо его расчленить и сжечь, чтоб и следа не осталось!

– Но сначала – на горох! И покаяться, как следует! – вопил Виталик.

На том и порешили. Настя увела Виталика в ванную и засунула его голову под холодную воду. Макс заварил крепкого кофе и напоил на дорогу родственников. А сам для правдоподобия достал из шкафа костюм и стал демонстративно примерять перед зеркалом, интересуясь у Василия, какой, по его мнению, к нему лучше галстук подойдёт. Как и ожидалось, родственники не изъявили желания пойти сопровождать друзей на какой-то там вечер поэзии. Отнеслись с пониманием. Валера вызвал такси, и они покинули квартиру.

– Да… Кровожадные же у тебя родственники. Один, как истинный петербуржец, склонен к расчленёнке, другой возомнил себя инквизитором. Хороши – нечего сказать.

– Погоди, это ещё не всё. Виталик наверняка уже Маринке успел стукануть. Завтра ещё и перед ней оправдываться придётся, ну да – ничего. Она у меня с юмором, сам знаешь. Ну так что с конём? Ваше мнение?

Василий вопросительно посмотрел на Клёпикова. Тот открыл свой блокнот и показал зарисовки Максу.

– Похож? – поинтересовался художник с мировым именем.

– Вылитый! Даже улыбается, хоть и деревянный. Чудесный рисунок! Только подставки не полукругом, как ты нарисовал, а прямые. Как лыжи.

– Мы чуть обыграли образ. Придали статус игрушечного коняшки. На нём и покачаться можно. Как на радуге. Символ детской непосредственности. Это – солнечный образ, взрыв эмоций, символ чувственного наслаждения…

– Добавь секса в махровую обыденность! Даёшь раскрепощение! – вставил Василий.

– …и сексуальности тоже. Тебе надо выбираться из добровольного заточения, Максим. Выходить в люди. Отпустить эмоции. Помните песню ЧАЙФов?

«…а я похож на новый Икарус,

А у меня такая же улыбка!

И как у него, и как у него

Оранжевое настрое-е-е-ние»!

Если уж конь сам явился, то дело твоё близится к завершению. Начинай ездить на работу. Это новые люди, впечатления. Удалёнка больше не нужна. Хватит в четырёх стенах киснуть. Так ведь и перегореть можно. Знаете, я вам двоим ужасно благодарен. Мне поступил заказ на новую колоду метафорических ассоциативных карт. Мы в связке с группой психологов работаем. Я почти закончил работу над образами, не хватало только двух. Я в ступор впал. И вот, благодаря этому случаю, последние две карты готовы. Первая – твой оранжевый конь, примерный набор значений я вам озвучил. А вот и вторая, последняя. Тут вообще целый кладезь толкований получится. В зависимости от поставленного вопроса. Сморите.

Станислав Сергеевич перелистнул страницу и показал картинку. Ночь, полная луна, зловещие облака, из-за которых выглядывают колючие звёзды. На переднем плане монах в чёрной рясе, с огромным крестом на груди. Лица не видно из-за спадающего капюшона. Монах вскинул руки в замахе, в руках бензопила, на цепи которой пляшут блики луны. За его спиной чуть поодаль на возвышенности виднеются купола старого монастыря.

– Да уж, – хором выдохнули Василий с Максом.

– А может, действительно куда сходим? – предложил Василий, – суббота же, всё-таки.

– Нет уж, я лучше в баню пойду, хмурь выгонять, – решительно сказал Макс, – а в понедельник тогда с чистой совестью – на работу!

– А я в мастерскую, эскизы надо подготовить. А мебельного коня бояться больше не стоит, Макс. Он больше не придёт. Уверен! Стараниями твоих родственников: кому же захочется, чтобы его электролобзиком на куски покоцали!? Приятного мало, – рассмеялся художник Клёпиков.

– Спасибо вам, ребята! А я-то уж думал, что кукухой поехал! – поблагодарил Максим.

– Тебе спасибо! За яркие образы. Как напечатают, пришлю тебе колоду в подарок.

– Давай, Макс, не скучай! Маринке пламенный привет, – попрощались друзья и вышли на площадку, – звони, если что.

Макс закрыл за ними дверь, повесил дежурный костюм обратно в шкаф и весело насвистывая мотив «Оранжевого настроения» принялся собирать в сумку банные принадлежности.

19 ноября 2024 г.

Смотрящий

Пришлось мне как-то в гостях задержаться… Метро через час закрывается, говорю, пора и честь знать. Бу-бу-бу, бу-бу-бу, – ты и так не часто у нас бываешь, мог бы и до утра остаться, у нас есть, где… Нет уж, спасибо, говорю, я как-то не привык. Как-нибудь в другой раз… И вышел себе на улицу.

Темно, холодно, и дождик моросит… Октябрь. Конечная станция метро в двух шагах. И вдруг слышу за спиной:

– Молодой человек, молодой человек! – я обернулся, – я к вам обращаюсь, не заставляйте меня…

Гляжу: бежит за мной какой-то невысокий господинчик в тёмном плаще и шляпе и руками машет, что б я остановился. Какого лешего? Чего от меня надо? Попрошайка? Нет, не похож. Я обернулся и подождал. Мужчинка подбежал и, тяжело дыша, поклонился в знак признательности:

– Битый час за вами бегаю, уморился уже…

– Да я только вышел, – развожу я руками, – что вам угодно? Чем могу?..

– Нет-нет, вы не подумайте… Я давно уже за вами бегаю. Ф-у-фу, извините, и не спорьте со мной – уж мне-то видней! Я историк и известный блогер, у меня свой канал в…

– Поздравляю. И что?

– Как что? Ну как это что? Блогер же я…у меня канал…

– А я-то тут каким боком? Я на метро опаздываю, извините.

– Я известный историк и блогер! У меня – каналы на разных платформах, если вы не в курсе, то мне уж точно можно доверять. Я опираюсь только на проверенные, архивные и научные данные! Никаких домыслов и слухов! Только сухие факты! Дело в том, что древние персы…

– Да что вы ко мне…какое мне-то дело до ваших персов? Идите уже…

– Не слушайте никого! Они все шарлатаны! – машет он рукой позади себя.

– Кто? – поднимаю я глаза за его рукой. Смотрю – к нам бежит ещё один, тоже в плаще и шляпе. А за ним ещё – такой же! Что за блядство! Да они со всех сторон сбегаются к площади! Подбегает второй:

– Что этот негодяй-самозванец вам наговорил? Это он-то историком себя называет? Неуч и диссидент! – отталкивает вновь прибывший первого, – ещё во времена третьего царства…

– Да заткнитесь уже! – повысил я голос, – тут уже толпа собирается, я домой тороплюсь.

– Я тоже блогер! – выкрикнул ещё один прибежавший.

– Как? И вы – бо́бер?

– Не бобёр, а…

– Да хоть квадробобер!!! – топнул я ногой по луже, – какое мне-то дело?!

Между тем вокруг образовался целый круг этих полоумных. Все поголовно в плащах и шляпах. Только цвета и фасоны разные. Спорят и ругаются между собой. Воспользовавшись их самозанятостью, я прошмыгнул к дверям станции. Юркнул внутрь, проскочил через турникет и стал спускаться по эскалатору. Фу! Слава богу! Что за наваждение!? Домой!

В вагоне решил полистать новости в смартфоне. Сижу, читаю, никого не трогаю. Да и трогать-то некого: в такой час пассажиров почти нет, все уже дома – на диванах. Блогеры они, видите ли… Какого лешего? Спасу от них нет! Сидели бы у себя в аккаунтах, так нет же – они теперь и реале принялись домагиваться! Ютуб перекрыли, вот они и повылазили из мониторов на свет божий.

Я вышел на своей станции и тут же увидел ещё одного: этот господинчик явно меня тут поджидал и сразу направился прямо ко мне, благо других припозднившихся пассажиров вместе со мной не наблюдалось. И этот – в плаще и в шляпе! Неужели опять на историка нарвался?

– Молодой человек, молодой человек, – поспешил ожидающий ко мне, протягивая руки, – прошу вас, подождите, я ничего плохого к вам и в мыслях…

– Что? Вы тоже блогер? – остановился я в нерешительности, доставая сигарету, – да что вы меня преследуете-то все? Ну не интересуюсь я историей! Оставьте меня в…

– Нет-нет! Выслушайте, пожалуйста! Я – не блогер и не историк, я – Спикер! Да-да, можете называть меня Спикером. Я лишь представитель блогерского движения, координатор. Сам я никаких каналов не веду, но представляю интересы блогеров разных направлений, понимаете ли…

– Знаете, как-то мне от этого…ну совсем не полегчало. Гора с плеч не свалилась. Я тут только что чудом избежал непонятно чего: от толпы блогеров-историков сбежал.

– Я сейчас вам всё объясню, давайте отойдём отсюда, а то мы как на ладони, – пригласил он жестом, – тут скверик с фонтаном и скамеечками, очень уютный. Разговор есть.

Я сел на скамейку и закурил. Спикер встал напротив меня и начал:

– Видите ли, мы… Уже давно назрел вопрос об упорядочивании блогерского движения, он просто висел в воздухе. А то, кто в лес, кто по дрова, понимаешь, прямо – кто во что горазд! И вот наконец дело сдвинулось с мёртвой точки. Идёт глобальный передел сфер влияния, если вы понимаете, о чём я. Эпоха дикой и беспринципной охоты за подписчиками уходит в прошлое. Работа по приведению к общему знаменателю была проделана просто титаническая! Все хотят хайпа, славы, иногда не очень чистоплотными методами. Порой даже откровенно безнравственными. Были созданы гильдии блогеров. По тематике, методологии донесения контента, направлениям. Кстати, вы нарвались на историков не случайно – они единственные так и не смогли прийти к согласию. Не смогли выдвинуть единого представителя. Как в басне у Крылова, помните: когда в товарищах согласия нет… Басня «Квартет», кажется, называется.

– Лебедь, щука и рак!

– Простите, перепутал. Так вот, история штука такая: всяк норовит по-своему толковать, типа только у него единственно правильное мнение. Трудные ребята эти историки.

– Скорее, исте́рики! Чуть не передрались там на площади, с пеной у рта друг на друга кидались.

– Это они за вашу подписку бились.

– Да я историей как бы особо не интересуюсь. Только если что-то конкретное, нужное для дела. И далась им моя подписка…

– Понимаю. Так вот… Получилось сорок три гильдии в общей сложности. Вроде профсоюзов. Самая многочисленная – это профсоюз эзотериков, теологов, тарологов, астрологов всех мастей, экстрасенсов и прочих колдунов, магов и волшебников. Ну вы поняли: их сейчас очень много. Их представляет – объединённый комитет из нескольких представителей. У других – по одному делегату. Кстати, представитель многочисленных популяризаторов альтернативной истории – тоже один! Казалось бы, уж у них-то есть, где разгуляться, но нет – хорошими ребятами оказались, смогли между собой договорится. Коучи, психологи разных направлений – тоже без проблем. Есть даже профсоюз народных целителей. Ну, вы видели, сейчас всё можно найти в интернете. Каждый зарабатывает, как может. Правда с монетизацией нынче проблемы. Самые настырные это, конечно, политологи. Их сносят, но они опять возрождаются. Кстати, сетевики, в отличии от телевизионных персонажей, ведут себя намного приличней.

– Да-да, я вас понял. Но я -то тут каким боком? От меня вам что надо? Я не блогер и не собираюсь ничего вещать. Других слушаю редко, по случаю. Поздновато уже и дождик…

– Вот! И я о том же. Мы вас выбрали! Общий оракул выбрал – это нейросеть такая. Перейдём к делу. Вы по всем параметрам подошли: не заинтересованы, писатель (опять же), здоровый скепсис и непредвзятость… Да и просто – хороший вы человек, Сергей Владимирович!

– Ну уж вы, прямо, – развёл я руками, – так уж и…

– Нам видней! Тут делегаты вас ждут.

– Что-то я никого не наблюдаю.

Спикер хлопнул в ладоши, и улица зашуршала. Из всех щелей засочились под фонари личности в плащах и шляпах. Очень много и все мокрые – видно, давно дожидаются под дождём. Блин, да сколько же их? Все на меня смотрят и чего-то ждут. Окружили мою скамейку в несколько рядов – и молчат. Бить явно не собираются.

– Что вам угодно, господа? – как можно более непринуждённо откинулся я на скамейке, – я чем-то обязан?

– Ну вот мы и пришли… – услышал я из десятков уст, – извольте…

– Они сейчас представляться станут, вручать верительные грамоты как представители тех или иных сообществ, – пояснил Спикер, – вы уж не ругайтесь, они проинструктированы. Так теперь положено. Сорок три… Ай! Звонят, извините… Простите – уже сорок четыре – ещё один на такси подъехал. Ну, где вы ходите? – обернулся Спикер к горящим фарам отъезжающего автомобиля.

– Прошу прощения! Но я – за доказательствами ездил! – пухленький мужчинка с чем-то объёмным под плащом протиснулся к моей скамейке.

– Ладно, но согласно очереди!

– Да, господи, я вас всех не запомню! Уважаемый Спикер, мне что теперь на них на всех надо будет подписываться? Да я же запутаюсь! С ума сойти!

– Напротив. Это ваше личное дело. Но вот мониторить эфиры вам придётся регулярно. Всё на ваше усмотрение. Не извольте беспокоиться, мы всё подготовили! Абрам! – крикнул Спикер, – где тебя черти носят?

Тут же послышался жалобный ржавый скрип, и на тротуаре нарисовался сутулый моложавый дворник в оранжевой жилетке, в шляпе, с пейсами и в очках. С тачкой, доверху наполненной свитками пергамента, по виду – старыми.

– Не берите в голову – это закос под старину (я про свитки). А еврея мы выписали для антуража, зато прямиком из Израиля. Он – настоящий. Пусть учится! Не всё коту – масленица! Тачку сюда к господину подвези, живо! Потом отвезёшь, куда он скажет, понятно объясняю?

– Да, господин. – покорно склонил голову дворник и злобно зыркнул исподлобья.

– Рекомендательные письма от гильдий и работников умственного и не очень-таки умственного труда. Вызывайте по одному. Я отойду, с вашего позволения. Вам чего-нибудь поднести? Вид у вас уж больно усталый.

– Да у меня и денег-то нет…

– А вы в смартфоне посмотрите.

Чёрт возьми! Десятки поступлений. По чуть-чуть, но в общей сложности…мягко говоря…Блин! Откуда?! И идут – и идут!

– Так вы как? Согласны? Мы и на довольствие вас уже поставили, как видите. Теперь вы Смотрящий! Всея Руси! Влиятельная фигура, серый кардинал…

– Конечно же – да! – возликовал я, – а что делать-то нужно? Я смотрю, тут и дамы есть – тогда вина принесите, фруктов… Ну вы сами там разберётесь! Ну-с, господа блогеры прошу! Абрамчик, подвези-ка сюда повозку, сейчас посмотрим…

Гм… Смотрящий! Это я-то? Никогда бы не подумал! Есть в этом слове некий ореол таинственности. Почему-то сразу представил себя в переполненном вагоне метро в час-пик. Еду, держусь за поручень, а сам думаю, что окружающие небось даже и не догадываются, что в вагоне инкогнито присутствует сам Смотрящий! Это придаёт уверенности, внутренней силы, если хотите. Очень аппетитное чувство! Льстит самолюбию. Вскоре появился Спикер с двумя пакетами, набитыми всякой снедью. Абрам притащил складной столик и принялся расставлять вино и закуски. Мужчины помогали открывать бутылки и разливать вино по пластиковым стаканчикам.

Я взял первый попавшийся свиток и развернул:

– Так… Наталья, руководитель клиники Примитивной Медицины…

– Превентивной, прошу прощения!

– Тут опечатка. По Фрейду, надо сказать. Так, а от меня-то что требуется? Зачем пожаловали, Наталья Батьковна?

– Просто засвидетельствовать своё почтение. Как-то так.

– Считайте, что почтение принято и при свидетелях! Абрам! Вина даме налей, живо! Да подсуетись ты уже, а то на родину поедешь! Воевать, кхе-кхе-кхе… – закашлялся я. Сам не ожидал, что такое когда-либо выдам. Тот опять злобно зыркнул.

Следующим оказался представитель семейства эзотериков и иже с ними в составе объединённого комитета из семи человек:

– Разрешите представиться. Виктор Эдуардович, доктор эзотерических наук, магистр…

– Э-э-э… Виктор Эдуардович, давайте опустим регалии, тут у меня всё написано. Это долго. А то ваш диагноз полстраницы занимает, этак мы до утра не управимся…

– Скорее, титул, – поморщился доктор.

– Простите, титул, конечно, титул. Не обижайтесь, я не хотел вас обидеть. Вырвалось. Просто я человек весёлый… А так – я и сам не чужд эзотерическим штучкам, интересуюсь, знаете ли, с детства всем таким этаким. Даже пишу иногда об этом, может читали?

– Обязательно прочту! Ваше здоровье, господин Смотрящий! – поднял он стакан.

– Не привык я ещё к подобному обращению, можно просто по имени отчеству. И вам не хворать.

Далее были криптозоолог Николай, за ним председатель сообщества альтернативной истории Денис Игнатьевич, мастер на все руки Пал Палыч, рукодельница Василиса, потом делегат от блогеров-музыкантов, длинноволосый кузнец Василий… Тревел-блогеры… Нет, – думаю, – если я с ними со всеми буду чокаться, то меня так надолго не хватит. Надо попридержать коней. Они пусть угощаются, а я буду только стакан в знак приветствия поднимать, как на официальных приёмах в кремле делают.

А вот представитель гильдии бьюти-блогеров оказался небритым мужиком. Представился Геннадием. Ну конечно же! Кому как не Геннадию отдуваться за них всех! Это меня развеселило. Главарь воинствующих ЗОЖников, праноедов и веганов неприятно удивил своей наглостью: нет бы как воспитанный человек налил себе в стаканчик и спокойно выпил. Но то ли халява ему голову вскружила, то ли он от природы такой – схватил со стола бутылку и стал лопать прямо из горла! Фу! Гадость какая! Потом ещё полбутылки за пазуху спрятал – думал я не заметил. Ну да ладно, в семье, как говорится, не без урода. Будь ему пусто!

Конспирологи, популяризаторы науки, обозреватели товаров, цен и услуг… Да! Генсек политологов порадовал! Очень интеллигентный и воспитанный молодой человек, в круглых очочках, а-ля Джон Леннон. Оказывается, знаком с моим творчеством, следит за публикациями и даже скачал пару моих книг! Ну согласитесь – это же сразу располагает к собеседнику. Сразу видно – хороший человек!

Между тем моросить уже перестало. Периодически подъезжали машины такси и забирали от скверика отстрелявшихся делегатов. Толпа вокруг скамейки заметно редела. Наконец остался один – тот, что подъехал последним. Номер сорок четвёртый, кажется. Уж с ним-то я могу и по нормальному выпить. Спикер тоже оживился. Достал из-за пазухи припрятанную до поры до времени бутылку вискаря. Я поднялся со скамейки и немного поприседал, а то ноги совсем затекли.

– Ну-с, милостивый государь! Представьтесь, пожалуйста, – обратился Спикер к сорок четвёртому, – как я понимаю, верительной грамотой вы ещё не обзавелись…

– Афанасий! Конспиролог-авантюрист! Я представляю авантюрную конспирологию, круто замешанную на юморе и здоровом абсурде!

– Что это у вас там под плащом топорщится?

– А-а-а, это интрига для нового ролика, – загадочно улыбнулся авантюрист, поглаживая себя по оттопыренному плащу.

– О как! Что-то новенькое, но конспирологи вроде уже были, – начал было Спикер, – почему бы вам не примкнуть к ним?

– Э – нет! Господин Спикер! Это наш человек, – вступился я, – тут немного другое! Можно сказать, коллега мой! Я примерно тем же самым и занимаюсь, только в литературе. Хожу вокруг да около, а он взял и сформулировал! Юмор это – вещь! И что, Афанасий, ваш контент пользуется спросом?

– Ну… Так. Пока не особо, но число подписчиков растёт…

– Вот видите, товарищ Спикер, мы с вами присутствуем при рождении нового направления блогерского движения. Где можно ознакомиться с вашим контентом?

– А я пришлю вам ссылочку на свой канал, правда пока там всего шесть роликов…

– Непременно посмотрю! Вы меня заинтриговали. А теперь, любезнейший, прошу оставить нас с товарищем Спикером наедине, аудиенция окончена. Нам надо обсудить ряд технических вопросов.

Когда мы остались вдвоём, я устало выдохнул и спросил:

– И всё-таки, я не очень понимаю: какова, собственно, моя-то функция как Смотрящего? Просто голова идёт кругом, сплошная каша… Все эти доктора примитивных наук…

– Понимаю. Слишком много информации, и всё сразу! Не мудрено потеряться. Ну да – ничего. Пусть поуляжется, а там вы постепенно всё разложите по полочкам, и картинка начнёт складываться. Наша организация построена по принципу профсоюзов советского образца. Не застали? Суть – взаимовыручка и поддержка членов организации. Все регулярно платят членские взносы, суммы ничтожны, и многие даже не осознают, что вносят свою лепту в общий котёл. Но, если вдруг кто оказывается в тяжёлой жизненной ситуации, помощь приходит незамедлительно. Подчас оттуда, откуда её меньше всего ждут. Это зависит от сообщества или гильдии, в которую он входит. Для примера: вы наверняка читали чудесные истории в Телеграмме, как у какого-нибудь астролога-неудачника всё было плохо… Денег нет, жрать нечего – прямо хоть ложись и помирай! И тут бедолаге попадается на глаза какой-нибудь заговор, духовная практика, или он с отчаяния проводит старый обряд… А потом – бац! И откуда ни возьмись вдруг находятся деньги, причём в самых неожиданных местах. Муха по полу пошла, муха денежку нашла! Блогер ликует, ему вдруг резко начинает везти во всех начинаниях. Естественно, он грешит на свои магические способности. И пусть себе грешит! Главное, что человек в себя поверил, а тут уже чисто психология начинает работать. Аудитория чувствует его уверенность и идёт за ним. Но мы-то с вами понимаем, что никакого волшебства тут нет и в помине. Коллегия принимает решение оказать товарищу материальную помощь. Касса взаимовыручки. С миру по нитке! Блогеров сейчас очень много, и если каждый по чуть-чуть… То наберётся в конечном итоге ого-го как много! Фонды постоянно пополняются. Своё «министерство финансов», юридическая служба, штат высококлассных IT – специалистов… Всё разрулим. Ваша задача – держать руку на пульсе, вы способны предвидеть на шаг вперёд, я не раз в этом убеждался, читая ваши произведения. Вот и сейчас: только-только появились, а уже новое направление нарисовалось!

– Но я ведь не смогу с утра до вечера смотреть ролики… Крыша же съедет.

– Никто и не заставляет! Нужно просто периодически мониторить происходящее в сети, делать выводы, иногда оставлять комментарии, рекомендации. Естественно, не под своим именем. Заведёте себе несколько аккаунтов, мы с этим поможем. Просто наблюдайте за тенденциями. Число блогеров постоянно растёт, некоторые не брезгуют плагиатом, задвигают на авторские права, позволяют себе экстремистские выпады, разжигание межнациональной ненависти, некоторые бессмысленно и вульгарно богохульствуют, безобразно ругаются матом, не привнося ничего высоко художественного – просто так – как дети малые. Это всё надо выявлять с целью дальнейшего пресечения подобного рода деятельности. И тут ваше мнение будет решающим – вы, по сути, председатель худсовета! Выносите предписание – а я уже через руководителей гильдий иду дальше. Я понятно объясняю?

– Вполне. Но почему именно сегодня?

– Астрологи настоятельно рекомендовали. Мне стоило больших трудов всех тут собрать. Некоторым пришлось дорогу и проживание оплачивать, многие из других регионов приехали.

– Да… Трудная у вас работа…

– Но зато интересная! И главное, – вы должны оставаться за кадром! Инкогнито! Ни в коем случае не афишировать род своей деятельности. И в своём литературном творчестве тоже – обходить эту тему стороной. Тут нужна регулярность, на долго из поля зрения не пропадать, а то можно совсем из контекста выпасть. График работы – на ваше усмотрение. Связь будем держать по электронной почте. Сейчас наши специалисты над этим работают. У нас будет отдельный зашифрованный канал связи. По готовности я вам сообщу. А пока начинайте потихоньку знакомиться с контентом. Запомните: ваше довольствие зависит от регулярности просмотров, а не от их количества. Рекомендации и комментарии оцениваются отдельно…

Он всё говорил, говорил… А у меня в голове уже играло басовое вступление из известной песни Виктора Цоя. Потом зазвучали и слова, навсегда выжженные в моём сердце ещё в старших классах школы:

«Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив.

Мы хотим жить, мы живучи, как кошки.

И вот мы пришли заявить о своих правах. Да!

Слышишь шелест плащей? это мы!

Дальше действовать будем мы!».

-… Эй! – потряс меня за плечо Спикер, – вы меня слушаете?

– Да-да, конечно. Просто задумался, извините. Мотаю на ус.

– Ну, пока вроде бы всё. На сегодня достаточно. Я вам вечером позвоню. Абрам! Поди сюда! Сергей Владимирович, вы же тут рядом живёте? Тут ещё пара целых бутылок, три початых и кое-какая закуска. Заберёте с собой? Оставлять жалко, а мне ехать далеко.

– Да не вопрос!

– Абраша, запакуй всё как следует. Отвезёшь, куда господин скажет, потом можешь быть свободен до вечера. Ясно?

Абрам всё исполнил в лучшем виде. Мы попрощались со Спикером и направились к моему дому. Меж тем я глянул в смартфон: почти четыре часа утра! Ничего себе посидели. Тут идти-то всего метров триста…

Я шёл неспеша, и ощущал, как внутри разрастается нечто огромное. Чувство причастности к чему-то глобальному и важному. Да, теперь я участник, причём далеко не рядовой, надо сказать, участник. От меня теперь много чего зависит. Но никакого давления я не испытывал, скорее, некое заслуженное удовлетворение, признание заслуг что ли… И уж я, в кровь из носа, но постараюсь не подвести, это точно!

Мы остановились у дверей моего подъезда. Я «обрадовал» Абрама тем, что надо поднять всё на четвёртый этаж, лифта нет. За два захода мы вдвоём занесли все свитки и остатки угощения ко мне в прихожую. Я поблагодарил помощника и отпустил его восвояси. Что теперь? Уже утро. Но поспать всё равно надо. Со свитками решил разобраться после. Голова гудела и звенела от обилия впечатлений. Выпил залпом стакан вина, покурил на балконе и постарался успокоиться. Потом разделся и забрался под одеяло, свернувшись калачиком… Надо будет всё разложить по полочкам, отдохну и начну… Вот проснусь, и начнётся у меня совсем другая жизнь… А вечером начну… просматривать… кролики…это не только ценный мех, но и три-четыре килограмма диетического, легкоусвояемого мяса… Мням-мням…Уф-ф-ф…

9 ноября 2024 г.

Нет худа без добра

С моей соседкой по лестничной клетке старшеклассницей Дашей произошла удивительная метаморфоза. А всё из-за несчастной любви, как это часто бывает в её возрасте. Первая любовь – она ведь как первый блин – почти всегда комом. Слава богу, что всё обошлось. Нынешние подростки к этому делу совсем не приспособлены, нет у них внутреннего стержня что ли, бесхребетность сплошная… Чуть что – сразу с крыши скидываются. Даже из-за пустяков. Постоянно в интернете натыкаюсь: этот из-за компьютерной игры под поезд бросился, другому планшет не купили – в окно шагнул, третьего в компанию не приняли, так он в отместку таблетками до полусмерти закидался… Еле откачали. Да уж… В наше время тоже, конечно, случались подобные эксцессы, но они не носили столь массового характера. Скорее, это было исключением из правил. А тут любовь фигурирует. Это уже более чем серьёзно. Дашина мама, понятное дело, на измену подсела: как бы дочурка чего не выкинула, всего ведь можно ожидать. Она натура эмоциональная, импульсивная. А Даша разговаривать на эту тему не желает, всё в себе держит – и от этого только страшней становится. Тамара Васильевна даже все свои таблетки ко мне принесла:

– Пётр Николаевич, подержите пока у себя, хорошо? Я заберу, когда всё уляжется, а то, как бы Дашка чего не удумала.

А мне что? Мне не трудно. Тем более, мы с её бывшим мужем в институте учились вместе, на одном факультете. Да и Дашу я с пелёнок, можно сказать, знаю. На глазах у меня росла. Соседи уже лет семь как развелись, но я поддерживаю отношения с обеими сторонами. Дашин отец повторно женился, у него теперь другая семья. Иногда навещает дочь, бывает и ко мне заглядывает. Тамара Васильевна не против их общения.

К чему это я? Извините, отвлёкся. Ах, да! Так вот, Даша в окно выбрасываться не стала – всё-таки, пятый этаж, как-то не солидно. Если бы захотела таблетками, то нашла бы их в другом месте. Даже вены не стала резать в ванной… Нет! Даша поступила по-другому. Она просто начала есть мух!!! Да-да, вы не ослышались! Поймает муху – и в рот. Благо реакция у неё – будь здоров! На дворе середина лета, недостатка в мухах нет. Тем более, помойка в ста метрах от дома. Лови себе да ешь на здоровье! И она с удовольствием уплетала их за обе щёки.

Я не раз натыкался на неё в подъезде. Стоит возле окна и ловит на стекле. Раз! В кулачок и в рот! Ням-ням-ням… Меня каждый раз чуть не выворачивало от такого зрелища. Фу! Тамара Васильевна ко мне зачастила по этому поводу. А что я могу посоветовать? Я старый холостяк, в детях особо не разбираюсь. Скажите спасибо, мол, что руки на себя не наложила. Согласен, слабое утешение. Приплёл что-то из психологии. Типа произошло замещение одного понятия – другим. Не помню, что это за термин такой, но явление довольно распространённое. Вытеснение с целью минимизации отрицательных переживаний за счёт удаления из сознания того, что эти переживания вызывает. Такая защитная реакция. Но почему именно мухи? А чёрт его знает! Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало… Со стороны это отвратительно, конечно, выглядело.

А Даша придумала запасаться мухами впрок. Рано утром или в вечернее время, когда на улице мало людей, она выходила с бумажным кульком на охоту. Наловит в кулёк – и домой. При подругах она мух старалась не есть, но в сумочке у неё всегда с собой был кулёк со стратегическим запасом. Как разнервничается, отойдёт в сторонку, отвернётся – и раз! – парочку в рот. Прожуёт и как ни в чём не бывало дальше хихикает с подружками.

Однажды вечером раздался звонок в дверь. На пороге Тамара Васильевна сама не своя.

– Что с вами, да на вас лица нет! С Дашей что? Проходите на кухню, я тут винишком балуюсь, не откажетесь? – спросил я.

– Не откажусь, Пётр Николаевич, большое спасибо. Представляете, прихожу я с работы, а Дашка сидит перед телевизором и мух своих трескает…

– Ну трескает… И что?

– Как что? Как это что? Она их молоком запивает!

– Ну запивает, и что в этом такого? Всё не в сухомятку, – пожал я плечами.

– Да у неё же с детства непереносимость лактозы! Сразу понос и рвота! Так всегда было! С двухлетнего возраста! А тут сидит и мух молоком запивает!

– И давно это она молоком балуется?

– Уж и не знаю! Я на работе всё время. А тут в холодильник заглянула, а там пара литровых упаковок с жирностью три и два процента! И в мусорке несколько пустых молочных пакетов. Я её в поликлинику к терапевту записала на завтра.

– Вы это вот что… Есть у меня один знакомый психолог, крутой специалист. К нему очередь на месяц вперёд. Я сейчас ему звякну, запишу вас. Он поможет. Сходите вместе с Дашей. Он интересный человек. Думаю, ей понравится. Минуточку…

Терапевт выписал направление на анализ лактазной недостаточности. Даша всё сдала. Никаких патологий! Уровень лактазы оказался в норме! Как так, спрашивается? А вот так! Чудеса! Или же мухи помогли? Гм…

А что же мой психолог? А ничего! Позадавал вопросов, выслушал обеих и улыбнулся:

– Тамара Васильевна, Дашенька, беспокоиться нечего. Ничего страшного…

– Как это «ничего страшного»? Она мух ест и молоком запивает! А у неё непереносимость! – возмутилась Тамара Васильевна, – с этим надо что-то делать! Вы психолог или кто?!

– А с чего вы взяли, что у неё непереносимость лактозы? Уже – нет! Вот и анализы это подтверждают. Может, раньше и была. А теперь-то – нет! С вашей дочерью теперь всё в порядке, уверяю вас.

– А мухи?

– Что – мухи? Кто знает: может быть, если бы не мухи, то так и осталась бы непереносимость. Не было бы счастья, да несчастье помогло! Тут радоваться надо! Даша теперь мороженым настоящим может наслаждаться! А оно того стоит, Дашенька, уж поверь мне! А что касается мух… Осень на пороге. Скоро мухи совсем исчезнут! Йогурты будем кушать, не так ли, Дашенька?

Даша нерешительно кивнула головой и посмотрела на мать:

– Мам, и мороженое тоже…

– Вот и славненько, Дашенька! Мухи – пища сезонная, сегодня есть, а завтра нет. А молочка в магазинах всегда в наличии. Будьте здоровы. Петру Николаевичу от меня привет передавайте.

Про анализы и о том, как прошёл визит к психологу, я узнал много позже, ибо на следующий день после визита Тамары, я уехал в длительную командировку. Меня не было в городе пару месяцев. Я вернулся из командировки к концу октября. Учебный год уже был в разгаре, и Дашу я почти не видел. Лишь изредка мелькнёт её белая куртка во дворе и исчезнет за углом. Чем кончилась эпопея с мухами я не знал. Как-то встретил на улице Тамару Васильевну и поинтересовался на счёт Даши.

– А с Дашей всё хорошо, Пётр Николаевич! Учится!

– А с насекомыми как? – попытался разговорить я соседку. Да куда там! Отмахнулась от меня как от назойливой мухи и побежала по своим делам. Я постоял-постоял, пожал плечами и побрёл к остановке. Что ж, если бы было что-то плохое, то она бы рассказала. Стало быть, беспокоиться не о чем. Всё наладилось.

Как-то воскресным днём я решил прогуляться по центру и совершенно неожиданно оказался на Дворцовой площади. У Эрмитажа выстроилась километровая очередь. Ах да! Сегодня же бесплатный вход! В честь чего-то там… Не помню. Утром в интернете прочитал. По электронным билетам, кажется. Подошёл поближе и тут вижу – Даша! Стоит себе в очереди и по телефону с кем-то разговаривает. Смотрю, она меня увидела!

– А, здравствуйте, Пётр Николаевич! – замахала она мне рукой, – тоже решили по музеям пройтись?

– Здравствуй, Даша! Нет, что ты. Я так… Просто мимо проходил. А ты что одна тут?

– Нет, меня друг пригласил. Он в туалет отлучился. Мы тут уже сорок минут стоим, очередь почти не двигается.

С другом, значит. Уже не плохо. И тут она достаёт из сумочки бумажный кулёк. У меня аж в груди похолодело! Неужели? Даша поймала мой испуганный взгляд и лукаво улыбнулась. Я указал пальцем на кулёк и грустно спросил:

– Мухи?

– Что вы! – звонко рассмеялась она, – какие мухи?

– Даша, – попытался я придать голосу строгие нотки, – с мухами в Эрмитаж…как-то нехорошо. Что люди-то подумают?

А она лишь подняла меня на смех:

– Какие мухи, снег уже на асфальте! Где я вам мух в ноябре наловлю? Ну вы даёте! Семечки!

– Ффу-у! – выдохнул я с облегчением, – я-то уж, грешным делом, подумал…

– С мухами давно покончено! Ваш психолог помог, спасибо вам огромное!

– С семечками в Эрмитаж… А впрочем, тебе – можно! А вот с мухами – нежелательно! – рассмеялись мы уже оба. Даша ловко отвалила мне в ладонь из своего кулька немного семечек. Я поблагодарил, пожелал удачи и, сославшись на дела, поспешил прочь.

И вот с тех самых пор, как только я вижу человека, лузгающего семечки, так сразу перед глазами почему-то всплывает картина: бумажный кулёк, набитый дохлыми мухами на фоне зимнего Эрмитажа.

8 января 2025 г.

Рыжая

С утра пораньше я явился к мемориалу в парке Лесотехнической академии. Как вчера вечером и задумал. Гранитная стела на холме: Вечная память героям Октябрьской Революции. По сути, это – курган братского захоронения. Сколько тут покоится героев революции не известно. От четырнадцати до двадцати пяти. Но это не точно. В основном местные рабочие, а также моряки экспедиционного отряда Балтийского флота, погибшие в боях с войсками стран Антанты, высадившихся в 1918 году Архангельске. Так же есть несколько индивидуальных захоронений. На одном из надгробий я увидел и свою фамилию. Однофамилец, а может быть даже и родственник, кто его знает. Именно здесь вчера я и словил мощнейший инсайд: остановился закурить по пути домой и словил. По всему телу! Спрятался в тени густых крон деревьев от палящего солнца и меня накрыло. Прямо на границе света и тени. С одной стороны яркий солнечный день, а с другой спокойная и исполненная собственного достоинства её величество Тень. Ещё не известно – что лучше. Я тогда предпочёл тень пеклу. И не прогадал. Из тени – всё как на ладони видать. Даже мысли гуляющих вырисовываются. Как в театре: в зале темно, а сцена залита светом. Кроме того, теневая субстанция оказалась настолько плотной на ощупь, что из неё можно было лепить фигуры. Потрясающее открытие! Я простоял так довольно долго, а инсайд оказался таким значительным, что его даже пришлось распихивать по карманам – в голове всё не унесёшь! Вот и решил с ура пораньше явиться сюда за разъяснениями. Тем более, что воскресным утром кроме собачников и злостных бегунов никого в парке не предвидится. Те и другие относительно безобидны. Не блещут обилием мыслей. Особенно с утра. А из тени все мысли на свету отчётливо просматриваются. Некоторые особенно режут глаз, даже в очках с затемнёнными стёклами! Вот неспеша проплыли мимо несколько старушек с пёсиками. Приземлённые и бытовые помыслы: как выцветшие, песочные фасады старых домов. Совершенно безопасные – умиротворяют и обезоруживают наповал! Вот мимо пробегает девушка… Но что я вижу! Это я поторопился записать утренних бегунов в безобидные. От неё так и бьёт током! Яркие ломаные линии ядовитых фраз, борозды как от метеоров в ночном небе вспарывают тенистую субстанцию. Искры брызжут во все стороны от её смазливой физиономии. Да она же матерится на чём свет стоит! А с виду и не скажешь: бежит себе по дорожке и помалкивает. А смотрится это всё весьма эффектно, особенно отсюда – из тени. В сущности, мат красиво выглядит, если по делу. Но слух режет. Мне, по крайней мере.

И тут я вдруг начинаю чувствовать на себе чей-то пронзительный взгляд. За мной явно кто-то наблюдает. Предельно искренне так… Истово наблюдает! Озираюсь по сторонам и замечаю девушку, выглядывающую из-за дерева. Кокетливо так выглядывающую… В свадебном платье! Огненно-рыжие волосы и укладка, соответствующая поводу. Твою же мать! – думаю, – ну не хрена себе! Как так? Невеста! А где свита, гости, прочие атрибуты… Ан нет! Никого поблизости. Невеста – и всё тут!

– Да-да! Не пугайтесь! У меня тут действительно свадьба намечается! Я – настоящая, вы не подумайте! И платье тоже… – она вышла из-за дерева и пошуршала прямиком ко мне.

Блин! Ну ничего себе! Вся в белом и ослепительно красива! С аккуратным букетиком – типа кинуть – кто следующий.

– Мы знакомы? – промямлил было я, и тут же осмелев, повертел головой по сторонам и добавил:

– Ты как здесь? Понимаю, глупый вопрос, – но где – все?

– Да вот, не задалось… Мне – ты нужен! Поехали?

– Куда? – попытался я было сделать непринуждённый вид. Не получилось. Увидел свою испуганную рожу со стороны!

– А пойдём на тракторе кататься?! Тут за холмом бесхозный стоит… Тракторист отошёл куда-то, и ключи оставил.

У меня душа ушла в пятки: невеста, курган… Чёрт возьми, а она – красивая девка! Хоть и невеста чья-то.

– …А… как?..

– А как хочешь, так и зови! И я тебя – тоже, Фарух, например, – залилась она звонким смехом.

– Фарух? Только не это! Как угодно – только не Фарух!

– Хорошо, Сепсис.

– Ну уж это…согласен созвучно, как-то… Звучит болезненно, но терпимо. Ты – кто, девица? Где все? Я вот…

– Пойдём ко трактору, он тут за курганом. Покатаемся под шумок! У них тут субботник перед первым сентября намечается, вот и пригнали технику. Тракторист где-то бегает, у нас есть время. Умеешь?

– Бр-р-р! – затряс я головой, – у меня даже прав нет, в детстве когда-то…на мопеде…

– Я поведу! Забирайся!

Где-то я её видел. До боли знакомая физиономия! Но где? Я послушно проследовал за ней к трактору. Русич ТВ-904 – накануне о нём читал в интернете. Они у нас под окнами ездят по утрам – асфальт поливают. Жутко гудят – спать мешают.

– А тебя-то как…

– А тоже – как хочешь. Ты же помнишь меня… Пошевели извилинами. Меня нельзя забывать!

Я послушно забрался в трактор.

– Дуня, Дуся – нет! Я буду звать тебя Катей! Идёт?

– Да как угодно! – она подобрала длинное платье, забралась в кабину и втиснулась на место водителя, пододвинув меня.

– Ну! Сморщи попу. Расселся! В тесноте да не в обиде, как говорится. И в радости, и в горе…

– …И во веки веков. Аминь, – подытожил я, пристроившись на одну ягодицу с краю. Несколько манипуляций и трактор затрясся.

– Ну, поехали, женишок! Вот накинь, – сняла она со спинки сидения оранжевый жилет. Я послушно натянул на футболку. А что – похоже! Какого, собственно хрена! Азм есмь!

– Стоп! Чего-то не хватает, – она достала из своего букета белую розочку и протянула мне, – приколи к жилетке. Вот теперь – как настоящий!

Блин! Кто она такая? Почему мне до боли знакомо её лицо? Ямочки на щеках – как в голливудских роликах – ослепительно сверкают… Бзыннь!.. Словно зуб блеснул в респектабельно-успешной улыбке. Вспышка – и ты у её ног! Немыслимо! Но тем не менее, я всё же почувствовал еле уловимый запах её пота. Лёгкий такой – как аромат духов: всё-таки в свадебном платье на такой жаре. Оно хоть и выглядит воздушным, но всё-таки сложносочинённое. Плечи открыты, фата ещё эта… только обзору мешает. Она стянула с рук длинные, по локоть, кружевные перчатки и положила на колени. Шмыгнула носом. Ну надо же – живая! Я сижу и трясусь рядом. Мы медленно по дорожке выезжаем из парка под железнодорожным мостом и съезжаем на первый Муринский. Дорога пуста, машин почти нет – тихое воскресное утро.

– Куда? А нас не арестуют? Мы всё-таки технику угнали? – опасливо озираюсь я по сторонам.

– Всё нормально, они не посмеют невесту, тем более – у тебя жилетка! Да успокойся уже! Мы едем кататься! Эх! Один раз живём! – весело кричит она, сдувая фату с губ.

Тут я замечаю, что за нами медленно ползёт машина ГАИ. Вот же ж закон подлости! Гаишники нагоняют нас слева и плетутся параллельно. Вы бы видели их физиономии! Оба как аршин проглотили! На дорогу – ноль внимания, вылупились на нас и рты разинули! Чешут прямо по трамвайным путям. Впереди с проспекта выворачивает нам на встречу трамвай. Мы немного прижимаемся к обочине, но скорость не сбавляем. Гаишники замечают опасность и съезжают с путей. Катя, или как её там, видя моё замешательство, шарит под сиденьем и достаёт пакет с логотипом «Пятёрочки».

– Держи руль прямо! – Извлекает из пакета одной рукой парочку грязных (с моей точки зрения) картофелин, приоткрывает на ходу дверь, надкусывает одну из картофелин, сплёвывает на пол и как заправский революционный матрос, закусив свою фату, аки ленту от бескозырки, швыряет надкусанную картофелину прямо в лобовое стекло гаишникам!

– Получи, фашист, гранату! – шипит она. Следом полетела вторая. Потом с силой захлопывает дверь и берёт у меня руль. Картофелины смачно с брызгами попадают в цель! Я, задыхаясь от восхищения, хватаю воздух ртом – уж никак не ожидал такого… Гаишники в панике дают по газам и уходят далеко вперёд. Метров через триста сворачивают к обочине и останавливаются. Выходят из машины и беспомощно пялятся на нас. Мы торжественно и нарочито медленно проезжаем мимо. А они, глупо хлопая глазками то на меня, то на мою на мою спутницу, молча провожают нас взглядом. Им грустно. Очень грустно.

Продолжить чтение