Качели времени. Материк сгоревших лилий

Глава первая. Ненависть-любовь

– Положи, дура, пока не поранилась!

Регина тут же наградила меня хорошей оплеухой. Я решил не заострять на этом внимание и продолжил собираться. Хотя я ведь прав! Да, нехорошо называть любимую женщину дурой, невзирая на то, что она и похлеще для меня наименования находит: ее острый язычок на многое способен. Но как еще охарактеризовать мою красотку, если она за оружие хватается без разбору? Конечно, тут все на предохранителях, но можно случайно активировать что-то. Оружие не любит поспешности и неаккуратности. И излишнюю горячечность не терпит. А Регинка опять вошла в штопор и опасна, прежде всего, для себя. Меня зацепит – беда небольшая. Но ведь и себе вред причинить может.

Я рыкнул, и отобрал у лисы очередной пистолет. На пороге оружейной нарисовалась Саша. Хозяйка лебединой планеты наконец-то отстала от меня и бросилась к бабуле с требованием, чтобы та меня вразумила. Ага два раза! Надеюсь, всемогущая окажется умнее.

Оглядев инвентарь, я понял, что уже собрал все необходимое. Притянул к себе Регинку, крепко ее поцеловал. Кто знает, может, теперь действительно в последний раз. Потом достал телепортационную пластину, нашел координаты своего звездолета, нажал на кнопку. И напоследок увидел, как Александра взмахнула рукой. Черт!

В следующую секунду я оказался в белой комнате. Да бабка прикалывается, что ли? Блин, точно прикалывается – рядом очутилась и Регина. Глянув на нее, я помчался к двери, которая уже начала закрываться, налег на створку. Но с той стороны сдаваться не собирались. Лиса оценила обстановку, начала возмущаться, а я, под аккомпанемент ее брани, все еще пытался пробить нам путь на свободу. Тщетно: дверь захлопнулась.

– Черт! – ударил я кулаком по стене.

И с удивлением обнаружил, что она мягкая. Присев, пощупал пол – тоже. Очень славно, прямо как в дурдоме. Впрочем, мне туда уже давно пора.

– Что это за место, блин? – развернулась ко мне разъяренная фурия.

– Все еще вневременность. Белая комната.

– И что нам тут делать?

– Вообще говорят, что тут думается хорошо. Но, мне кажется, нас сюда не за этим засунули.

– Конечно! – фыркнула Регинка. – Ты – и вдруг думать!

– Ну разумеется. Куда мне.

Я сел на пол и стал наблюдать за женщиной. Она же начала яростно колотить в дверь руками и ногами, попутно сообщая все, что думает о Саше.

– Мне кажется, она тебя не слышит. Тут хорошая звукоизоляция.

– А ты какого хрена расселся? – красотка решила сорваться хотя бы на мне. – Быстро встал и вышиб эту дверь!

– Ага, уже бегу, волосы назад, как Лия говорит. Если бы ее можно было вынести, ба нас сюда не отправила бы. Саша ж не дура.

Удивительно, но незапланированное заточение меня мгновенно успокоило. Уже и не хотелось куда-то лететь, чтобы где-то сложить свою дурную голову. Мы с Регинкой в одной комнате, наедине, что еще нужно для счастья? Правда, любимая злая как черт. Но ничего. Побесится и тоже успокоится. На крайний случай я даже знаю, как ее экстренно обезвредить.

Лиса же, увидев, что я не собираюсь что-то предпринимать для нашего освобождения, разозлилась еще сильнее, вздернула подбородок… Понятно, сейчас приложит меня о ближайшую стену. Спасибо бабуле за то, что они тут мягкие. Но странно: Регинка и глазищи сощурила, и рукой взмахнула. А я все еще сижу на месте. Она нахмурилась, подлетела ко мне и стала шарить по карманам.

– Регин?

– Опять какую-то блокировку против меня используешь?

– Милая, я хоть и тупой, но с первого раза запомнил, что все эти чертовы устройства создавались ценой твоих мучений.

Да, недавно я купил на черном рынке прибор, который защищает от телекинетиков1. Но Регина напомнила, что все такие приспособления разрабатываются путем жутких экспериментов и издевательств над обладателями дара. Ее саму два года мучили черные ученые2 и, вполне вероятно, моя защита была спроектирована именно ими. Вспомнив об этом, я приборчик тут же уничтожил. И новым не обзаводился.

– Раздевайся. – велела женщина, ничего не обнаружив в карманах.

– Регин?!

– Я хочу убедиться в том, что ты никакой прибор в трусах не припрятал.

– А, ну это пожалуйста. Хотя тебе прекрасно известно, какой у меня в трусах прибор содержится. Ничего он не блокирует.

Регина усмехнулась. Сложив руки на груди, она наблюдала за тем, как я разоблачаюсь. Уж не знаю, действительно ли красотка думает, что я разместил на теле какую-то блокировку или просто решила воспользоваться моментом, но смотреть на меня она любит. И это взаимно. Хотя только созерцанием дело редко ограничивается. Вот и сейчас, не успел я взяться за резинку плавок, как женщина моментально сократила разделявшее нас расстояние до минимума, прижалась ко мне.

– Тут я могу и наощупь проверить.

– Регин… – слова с делом у нее никогда не расходятся. – Регин, ты что творишь? А если Саша за нами следит?

– Она на нас не смотрит, когда мы остаемся вдвоем. Сама говорила. И раз уж она нас сюда засунула… А что, тут мои силы не действуют?

– Что? – когда она так близко, мне сложно сосредоточиться. – Может, не действуют. Или она специально меня защитила, чтобы ты по стенке не размазала. Ты же в гневе на что угодно способна.

– Вот же зараза!

– Так, ты убедилась, что на мне нет ничего постороннего, или еще ректальное обследование проведешь? Можно я уже оденусь?

– А если не разрешу?

– Блин, у меня с тобой скоро ум за разум зайдет. Не надо, пожалуйста. – я отстранился от красотки.

– Что не надо?

– Ничего не надо.

Я оделся и снова плюхнулся на пол. Регина удивленно на меня посмотрела. Сначала я хотел оставить все без пояснений. Она, хоть я и назвал недавно красотку дурой, баба умная, сама все понять должна. Но потом не выдержал.

– То льнешь ко мне, то прогоняешь, то опять льнешь. Нормально поговорить не хочешь, попытаться все начать с чистого листа тоже не хочешь. Зато как в трусы ко мне залезть, так никогда не откажешься! Чувствую себя вибратором на ножках!

– Ну, допустим, не бывает таких огромных вибраторов. Двухметровый вибратор, не приведи Хронос увидеть такое… – она села напротив меня, прищурилась. – Я тебе говорила меня в покое оставить? Говорила?

– Говорила. Я пытаюсь. А ты потом сама же сначала дерешься, затем…

– Оставить меня в покое не значит куда-то свалить и там героически убиться! – взвилась женщина, перебивая меня.

– А я по-другому не могу.

Я и правда не могу. Все эти годы, пока длится наша ненависть-любовь, я что уже только не пробовал. Но ничего не срабатывает. Регина убеждена, что вместе мы быть не можем. Я бы принял это, однако знаю, что она по-прежнему меня любит, как и я ее. А пока Регинка меня любит – она несчастна. Ни на кого другого женщина не смотрит, как и я, поэтому перевлюбиться в кого-то не может, пока моя морда маячит перед глазами.

И я понял, что надо устраниться. Но в нашем положении легче сказать, чем сделать! Первое время я честно пытался, однако слишком многое нас связывает. Что бы ни случилось между нами, я отец крестного сына Регины. Мы с маленьким Ониксом любим друг друга, он мне как родной. Поэтому я не могу просто так взять и исчезнуть из его жизни по доброй воле, иначе малыш будет страдать. А сейчас страдает его мама…

Тем более вышло так, что за свою долгую жизнь Регинка ни с кем особо не сошлась, у нее до того, как мы ей на голову свалились, даже друзей не было, только любовники. А это совсем не то. Теперь же все Архимеди – не просто друзья-приятели, а уже настоящая семья для моей ненаглядной. Поэтому мы постоянно сталкиваемся на многочисленных праздниках, семейных шашлыках, да даже просто так.

Чтобы полноценно устраниться из ее жизни мне, получается, надо разорвать отношения с собственным семейством, обидеть маленького крестника и все разрушить. Но я уже разрушил самое главное: наше счастливое совместное будущее. И не хочу топтать еще и осколки того, что осталось от моей жизни. Так что вот такая складывается ситуация: мы живем на разных планетах, да даже в разных галактиках… Однако постоянно пересекаемся. И это продолжает делать Регинку несчастной. Я про себя молчу, заслужил. Но видя, что происходит с лисой, как-то однажды осознал: устраняться надо. Радикально. Заодно и пользу из этого можно извлечь.

Еще до того как наши с Регинкой дорожки пересеклись, мы с братьями, Томом и Геком, организовали Отряд Галактической Охраны – сокращенно ОГО. Потом к нам присоединились наши размороженные властяне3 и мы даже успели послужить Вселенной. В процессе я и встретил любовь всей своей жизни.

Близнецы тоже нашли своих суженых на планете, которой правит Регина, и немедленно возжелали спокойной семейной жизни. Сложно их в этом винить. Вот и мы не стали. А с властянами я сумел справиться еще с одним дельцем4, в процессе которого мы вдобавок ликвидировали банду космических пиратов. Ну как ликвидировали? Сдали межгалактической полиции, получили благодарность и неплохую сумму за это.

И когда я решил самоликвидироваться, то стал охотиться за космическими пиратами. Так одним выстрелом можно убить сразу нескольких зайцев. Во-первых, я все же надеюсь, что когда-то удача мне изменит. Во-вторых, для своих детей я навсегда останусь героем, а не папашей-ублюдком, который изменил их маме. В-третьих, за первые два года охоты за пиратами я уже обеспечил безбедную жизнь Фениксу и Лидии. Регинку с Ониксом тоже в завещание включил. Представляю ее лицо, когда она об этом узнает. Даже жаль, что сам не увижу! Зато я надлежащим образом позаботился о том, чтобы лиса не смогла отказаться от этих денег, как она наверняка попробует сделать.

Алекс, мой двоюродный дед, считает, что я так, самопожертвованием, хочу расплатиться за ту боль, которую причинил любимой. Возможно. Но еще мне самому уже надоело терпеть эту чертову боль. Она со мной постоянно. Жить без той, кого любишь, причинять ей страдания и понимать, что из-за тебя она не может идти дальше – это очень больно. А я не железный герой в сияющих доспехах, чтобы всю жизнь так мучиться, а обычный дурной мужик. Так что я еще и ради себя, конечно же, стараюсь. Эгоизм – наше все!

Да, я все прекрасно про себя знаю: мне давно пора к психологу. И я даже ходил полгода! Но безрезультатно, к тому же, чтобы это сработало, надо и Регинку к специалисту отправлять, а она не пойдет, это я знаю точно. Так что мое решение, как она говорит, героически убиться – это единственный верный вариант. Знаю, моим близким будет больно, поначалу даже слишком больно. Но лучше поплакать, погоревать и жить дальше, а не бесконечно мучиться, как это происходит сейчас.

Глава вторая. Варианты

– Думаешь, я смогу дальше жить спокойно, если ты из-за меня погибнешь? – тихо спросила Регина.

– Почему из-за тебя? В голову не бери такие мысли.

– Мы же оба знаем.

– Так, Регин, стоп. Мы уже имели разговор на эту тему. Твоей вины нет, я сам себе злобный дурак. А ты дальше жить будешь. Придется. Постепенно успокоишься, выплачешь, забудешь. Полюбишь снова – многие за счастье почли бы назвать тебя своей. И… Ай!

Только что спокойная и даже печальная женщина вдруг подскочила, словно ее кто-то ущипнул за пятую точку, и отвесила мне такого леща, что я даже вскрикнул. Лиса возмущенно посмотрела на меня.

– Ты какого обо мне мнения?! Ты что думаешь, я смогу кого-то после тебя полюбить? Смогу так же смотреть на какого-то другого мужчину?

– Регин. У тебя всегда будут мужчины. Не потому, что ты без нас не можешь – еще как можешь. А потому что твое тело в этом нуждается.

– Да, любовники были, есть и будут. Особенно теперь, если ты снова ограничишь мне доступ к твоему прекрасному телу. Но никакой любви. Мало того, что я теперь ее боюсь. Я просто не смогу. Так что даже не заикайся.

Я ощупал скулу. Наверное, синяк будет. Потом притянул к себе лису, которая протестующе пискнула, но не стала вырываться. Погладил ее по голове.

– Мне горько от того, что наша любовь так на тебя подействовала. Не надо ее бояться, милая, не надо. Только от нас зависит, какой она будет: прекрасной или ужасной. И это я виноват в том, что мы пришли к такому вот финалу. Знаешь, раньше никогда не желал повернуть время вспять, но теперь, если бы мне дали такую возможность…

– Ты бы не полетел тогда на лебединую планету?

– Не угадала. Я никогда не хотел от тебя отказываться. Но с Силией я бы развелся сразу же, как мы спасли Налона и к тебе пришел бы уже свободным.

– Я бы тебя не приняла.

– Думаю, за тот чудесный месяц, когда мы готовились к свадьбе близнецов, ты бы передумала.

Регина улыбнулась и я тоже. Месяц и правда тогда был чудесный, самый лучший. Тогда она мне доверяла. И невзирая на то, что потом наши отношения стали более тесными в физическом плане, духовно мы отдалились. Я понимаю почему – лиса до сих пор не может отойти от моего предательства. Потому и боится теперь любви.

– А ведь я пытался. Хотел вернуться в тот день, все изменить.

– И?

– Саша меня сцапала. Сначала чуть не убила, а потом объяснила, что все равно бы не вышло. Она уже думала об этом, но убедилась, что мне в тот момент дороги нет.

– Кто же кем управляет? Вы временем или оно вами, если всегда, в самый важный момент, вы не можете ничего изменить?

– Время управляет всеми, Регина. А Саша с Алексом ему не хозяева, а слуги. Ты же тоже служишь своей планете, а не правишь ею.

– Угу. А ты можешь лечь?

– Э?.. Как-то я потерял нить разговора.

– Говорить о времени и нас я не хочу, потому что это печально. Приласкать меня не хочешь ты. Это еще печальнее. Значит, я буду спать. Но не на полу же! Это совсем печально.

Я улыбнулся, лег. Регинка тут же забралась на меня, вытянулась и закрыла глаза. В последнее время она сильно устает, наш конфликт ее выматывает, и блокатор не действует так, как раньше. Скорее бы Александра новый изобрела. А пока пусть поспит, раз есть такая возможность. Отдохнет, и я хоть полюбуюсь на нее, спящую. Лиса во сне милая, забавная. Словом, ничего общего с ней же, когда она бодрствует.

– И хватит сверлить меня взглядом. – пробормотала женщина. – Я и так из-за тебя не выспалась.

Я возмущенно хрюкнул, Регина в ответ фыркнула и обмен странными звуками мы завершили. Нет, нормально? Из-за меня она не выспалась! Да я, когда любимая засыпает, даже дышу только если это действительно необходимо. Вот несколько часов назад она отрубилась прямо в кабинете Хроносов, когда мы слушали чтение воспоминаний Архимеда5. Естественно, я не мог оставить ее на диване, и бабуля переместила нас на лебединую планету, где я уложил женщину в кровать.

Причем я честно хотел просто положить ее, укрыть и пойти поиграть с крестником. Но, как назло, на Регинке в этот день было очень узкое платье – впрочем, как и всегда. Я подумал, что если оставить ее в нем спать, то оно или порвется, или красотке неудобно будет в нем дрыхнуть без задних ног, поэтому все равно не выспится, или еще что.

Вообще, по-хорошему, надо было ее разбудить, чтобы сама себя в порядок привела перед сном. Но мне кажется, будить человека, который уже так замечательно и крепко спит – это издевательство. Поэтому я просто расстегнул молнию, раздел красотку и уложил. И не знаю, что там ей приснилось, но она меня к себе притянула, не просыпаясь, закинула свои длиннющие конечности на мою тушку и только потом успокоилась.

Пришлось покориться и попытаться уснуть рядом. Попытка даже почти удалась, но тут на улице что-то громко хлопнуло и Регина, вздрогнула, проснулась. А проснувшись, обнаружила себя голой и в моих объятиях, невесть что себе нафантазировала и начала обвинять меня во всех смертных грехах, и в парочке несмертных тоже.

Конечно, я не стал молчать. Во-первых, не люблю, когда она на меня орет – уже наслушался выше крыши. Во-вторых, я прекрасно помню ее историю, в частности то, как старый король пытался овладеть спящей Регинкой. Более мерзкого поступка представить не могу и потому возмутился, когда женщина решила, что я тоже на это способен! В-третьих, вот зачем мне пользоваться ее беззащитным положением и домогаться, пока она спит, если красотка и бодрствуя не отказывает мне в ласках?

Но донести до нее что-то, когда лиса вошла в штопор – это все равно, что горную лавину голыми руками пытаться остановить. В результате мы крупно поссорились, после чего я решил отправляться в очередную экспедицию по душу космических пиратов. И если б не бабка, уже бы маршрут прокладывал к одному темному местечку в соседней галактике.

Регина что-то пробурчала во сне. Я погладил ее по спине, она успокоилась. Однако странно, что бабуля до сих пор не проявилась и не сказала, какого черта она нас сюда запихнула. Вообще это и так понятно: наверное, хочет, чтобы мы помирились, успокоились. Но неужели Саша думает, что это так просто? Если бы проблема решалась таким образом, я бы сам уже давно попросил ее нас изолировать.

Мысли перескакивали с одной на другую, Регинка уютно сопела, я глазел на нее. И даже сам не заметил, как тоже уснул. Обстановка вокруг изменилась: в царстве Морфея я снова оказался на лебединой планете, в доме любимой. Лиса готовила завтрак, мило щебетала что-то, ласково улыбалась. Под боком, уткнувшись в арновуд, развалился крестный сын. Умом я понимал, что эта идиллическая картинка – всего лишь сон, и отчаянно не желал просыпаться. Но тихий вздох Регины, увы, мигом согнал с меня сонное настроение. Я открыл глаза и тут же обеспокоился, наткнувшись на ее печальный взгляд.

– Что такое?

– Сон приснился. Терпеть не могу хорошие сны! После них просыпаться не хочется, ведь наяву все не так!

– Понимаю тебя. Но мне больше повезло: ты приснилась и наяву тоже ты. Правда, во сне еще и крестник был… – я заметил удивление в ее глазах. – Ась?

– Ты же не телепат вроде.

– Тебе тоже это снилось? Твой дом, Оникс, утро…

– Угу.

– Наверное, это наша связь так себя проявляет. Мы даже сны одинаковые видим.

– Черт бы побрал эту связь. – Регина ткнулась носом мне в шею, вздохнула. – Так хорошо было… Знаешь, милый, почему я никогда не отказываюсь, как ты выразился, к тебе в трусы залезть?

– Да уж догадываюсь!

– Дурачок… Для этого мне и охранников хватало. Просто постель – это единственное место, где у нас с тобой все действительно хорошо. Где я забываю о том, что с нами произошло и могу быть просто женщиной, которую любит ее мужчина, которого любит она. Это как сон, только после него просыпаться не горько, а сладко.

Я крепче обнял Регину, поцеловал ее. И мысленно чертыхнулся, услышав бабулю.

– Да блин! Специально же побольше вам времени дала, чтобы вы, эээ… Пообщались. И что застаю в итоге?

Мы оглянулись и увидели возмущенную Александру. Регинка тут же вскочила с боевым кличем, и попыталась схватить всемогущую, но потерпела неудачу. Хитрая бабка явилась к нам голограммой.

– Черт! – прорычала лиса.

– Я что, дура, по-твоему? – усмехнулась Хронос.

– Мы тебя внимательно слушаем. – сказал я, занимая сидячее положение и привлекая к себе красотку.

– Спасибо. Значит так! Вы мне оба надоели, честно говоря, с вашими разборками, любовью и суицидальными мотивами. Так что у вас отсюда только три пути. Первый – выясняете отношения и договариваетесь об их окончательном статусе. Второй – наводите порядок в моих многочисленных архивах. И не надо смотреть на меня возмущенным троглодитом, Оникс. Там твои дети все перевернули, так что это справедливо. В процессе, может, и договоритесь до чего-то.

– А третий? Тише, Регин. – женщина уже начала закипать.

– Я вам стираю к чертовой матери память и забрасываю обоих на необитаемый остров.

– С какой целью?

– Чтобы вы нам тут нервы не мотали, а там с чистого листа все начали. Я уверена: вы быстро общий язык найдете.

– Какой замечательный вариант! – восхитился я.

– Еще чего! – возмутилась фиолетовая лиса. – У меня сын и планета, у него тоже дети.

– Так я ж не навсегда. – хмыкнула коварная Саша. – За детьми вашими есть кому присмотреть, на планету одного из близнецов отправим. Для Глизе два лидера и так слишком жирно. А вас через полгодика верну, когда вы уже друг без друга не сможете жить. Ну, что выбираете?

– Я за третий вариант. Регин, не дерись.

– Я требую меня выпустить. Это незаконно, в конце концов!

– Три часа вам на размышления. – Саша словно и не услышала подружку. – Подумайте, обсудите, решите. А я пока с делами разберусь. Не до вас сейчас, если честно, так что имейте совесть. И да, Оникс. Вариант с островом прокатит только при обоюдном согласии.

Александра исчезла. Я почесал затылок.

– Три часа во вневременности? А как мы узнаем, что они прошли вообще?

Под потолком тут же появились песочные часы. Я удивленно уставился на песок, который посыпался из верхней части в нижнюю.

– Это что за фокус? Здесь же время не идет!

– Какой же ты тупой, милый. – Регина погладила меня по голове. – Время не идет, но закон всемирного тяготения даже тут действует. Потому песочек и падает.

– А, ну да! Кстати о песочке – давай подробнее рассмотрим третий вариант. Определяться с нашими отношениями ты не хочешь, а я не хочу рыться в архивах Саши, даже если в них нашкодничали мои дети. Надо было крепче хранилище запирать. Так что предлагаю взвесить все положительные моменты, и…

– А я предлагаю тебе заткнуться и не тратить время даром. Раздевайся.

– Что, опять?!

Не удостоив меня ответом, Регина молча выскользнула из платья. Пришлось покориться воле любимой женщины. Знает, ведьма, как заставить меня делать то, что ей нужно.

Глава третья. Дела семейные

– Блин, время! – случайно кинув взгляд на часы, я обнаружил, что песка осталось на пару минут от силы, и начал спешно одеваться. – А мы так ни до чего не договорились.

– Ты что, пойдешь на поводу у этой манипуляторши? – фыркнула Регина и повернулась ко мне спиной. – Пуговицы застегни, пожалуйста.

– Честно говоря, меня и так все устраивает. Ты рядом, никто нам не мешает. Но если мы не выберем, бабуля выберет за нас, я ее знаю. Махнем на остров, а?

– Надеюсь, ты это не всерьез. Если Александра с нами такое провернет, я ее придушу, как только она нам память вернет.

– А счастье было так возможно!

– Тоже мне, Татьяна Ларина6. – фыркнула лиса.

Тут вдруг раздался стук. И не в дверь. Я удивленно покрутил головой по сторонам.

– Можешь войти, мы уже прилично себя ведем. – хмыкнула Регина.

– Отрадно слышать. – тут же проявилась Саша. – Что решили?

– Нихрена мы не решили! Выпускай нас давай!

– Я за остров. Но Регинка тебя потом придушит. – наябедничал я.

– Ничуть не сомневаюсь. Ни в твоих желаниях, Оникс, ни в твоих последующих действиях, Регин. То есть, вы ничего не выбрали. Я правильно понимаю?

Мы кивнули.

– Да будет так. – возвестила бабка и исчезла.

Я зажмурился, отчаянно надеясь лишиться памяти и услышать шелест волн. Но вместо этого услышал Регину.

– Ни хрена себе объем работ! Александра, ты офигела?

Я открыл глаза и с тоской обозрел несколько коробок с бумагами. Единственное, что украшало этот нерадостный пейзаж – возмущенная лиса.

– Кофе хоть можно? – сердито поинтересовалась она.

Рядом с женщиной появился журнальный столик с кофейником, чашками и большой бутылкой молока.

– А пепельницу? – и когда натюрморт дополнился пепельницей и даже сигаретами, красотка удовлетворенно кивнула. – Ура, хоть свои тратить не придется.

– Мне кажется, курить возле бумаг – плохая идея. – заметил я, рассматривая листы, исписанные крупным мужским почерком.

– Да видала я те бумаги! Мне их на своей работе хватает. – заметила Регинка.

– То есть, помогать ты мне не будешь? – я забрал у нее уже подкуренную сигарету, затянулся и отдал обратно.

– Не буду. И ты не ройся в этом всем, нефиг. – заметила она, делая приличный глоток кофе. – Ты правильно сказал: мы тут вдвоем, никто нам не мешает, даже обеспечили всем необходимым. Так что можем объявить бойкот и ничего не делать… Да блин, Оникс! Хочешь курить – возьми себе сигарету.

– После тебя вкуснее. И зря ты так. Если мы сейчас не приступим к работе, она еще что-нибудь выдумает. Как минимум – нам грозит остров от которого ты так яростно отмахиваешься. Как максимум – даже думать не хочу. Саша та еще приколистка, у нее фантазия будь здоров!

Регина подумала, оценила грозящие нам перспективы и, кажется, согласилась со мной. Затушив сигарету, она засунулась в ближайшую коробку, вынула пару листов, пробежала их глазами и нахмурилась.

– Это что вообще за бумаги? Послушай, что я тут вычитала!

– Ну?

Я уже заметил на боковой стороне одной из коробок имя – Парис. Наш очень далекий предок, отец Лии, в честь которой назвали мою сестру. Тот самый парень, который когда-то сдал Атлантиду мацтиконам7, чтобы вернуть любимую к жизни8. Я раньше всегда осуждал его за это, на что Саша отвечала, что у каждого из нас есть то, ради чего мы можем перейти почти любую черту. Просто перед нами, к счастью, такой выбор не встает. В ответ я всегда начинал спорить, доказывать, что уж я-то никогда бы так не сделал, да и никто бы не сделал. Но некоторое время назад перестал. А Париса даже сумел понять и пожалеть.

– Что страшнее – предать любовь или родину? – вслух зачитала Регина. – Кого надо спасать? Любовь или родину? Какой бы выбор я ни сделал, потерял бы и то, и другое. Так стоило ли вообще выбирать?

– Если бы он, потеряв любовь, выбрал тот же путь, которым я пытаюсь идти – не пришлось бы задавать таких вопросов. И кто знает? Может, не случилась бы самая великая трагедия в истории.

– О чем ты? – лиса поежилась. – Жутковато звучит. И твои слова, и эти записи…

– Что ты знаешь об Атлантиде? Возьми свитер. – я стал снимать пуловер.

– Лучше просто обними. Что я знаю об Атлантиде… Что ее погубили мацтиконы! Подробностями не интересовалась, это же было черти когда!

– Всего семь с половиной тысяч лет назад. – обнял я Регинку. – И история нашей семьи тесно связана с этой трагедией.

– А с чем вы не связаны? Рассказывай. Надо же быть в курсе дела, раз уж придется это все разбирать!

Я кивнул и начал издалека. Рассказал про Париса – мрачного и нелюдимого мальчишку, который буквально расцвел, когда случайно, еще в детстве, встретил свою Лилию. Про их взаимную любовь, про свадьбу, которая должна была навеки связать два сердца, но обернулась настоящей трагедией. Про последующую жизнь Париса и, конечно, о том, какую роль он сыграл в падении Атлантиды.

– Хорошо, что я никогда не хотела от тебя детей. – вдруг объявила лиса, когда я закончил повествование. – Ну то есть… Хорошо, что я не собираюсь больше становиться матерью, потому что отцом точно выбрала бы тебя. Ой, ну в смысле…

– Я тебя приблизительно понял. А вот почему речь зашла про деторождение – не понял. И вообще! – возмутился я. – Чем не хорош? Вон какие Феникс и Лидия прекрасные! Даже умные, несмотря на то, что я их папка.

– Да всем хорош, успокойся. – фыркнула Регина. – Генофонд у вас прекрасный, гениев дохрена, энергетически развитые, а внешне – лучше и не придумаешь. Но вечно у вас, Старковых и Архимеди, все не как у людей! Один в незапамятные времена половину Власты проредил, серийный маньяк-убийца. Другой мацтиконов создал, которые вообще половину Вселенной проредили… Третий полез куда не надо и потом во вневременности пришлось веками сидеть. Четвертый проредил уже Землю, я про Атлантиду молчу. Пятый все время перерождается: то живет, то воспоминанием существует, то бац – снова ребенок с памятью десятитысячелетнего человека. Бабка у тебя камикадзе, как и ты сам.

– Она мне еще и потомок. – напомнил я, тихо посмеиваясь.

– Да еще и эти ваши сложные семейные отношения. – жалобно посмотрела она на меня. – Я уже в них тысячу раз запуталась!

– Не страшно. – погладил я Регинку по голове. – Мы сами в них ни в зуб ногой. Просто все друг другу родные люди и все.

А сам удивился: как хорошо фиолетовая лиса знает нашу родословную! Всем досталось: Хаиму9, Гедеону, Даниилу, Парису и Архимеду. Ну с последними двумя ладно: про одного я сам только что рассказал, с другим она не так давно лично познакомилась. Однако я даже не знал, что Регинка в курсе про Хаима, блестящего энергетического дуэлянта доисторических времен. Ничего удивительного, конечно. Лебийка с нами уже несколько лет и наверняка Саша не единожды ей наши истории и семейную биографию рассказывала. Ум у Регины цепкий, память хорошая. Вот и запомнила.

Но создается ощущение, будто она и правда изучала нашу родословную, рассматривая меня в качестве отца для своего потенциального ребенка. Глупая мысль, конечно, просто принимаю желаемое за действительное. С деторождением я завязал, однако приятно думать, что любимая женщина хотела бы от меня ребенка. Впрочем, она так и сказала ведь – что в отцы для гипотетического малыша выбрала бы меня.

За одной дурацкой идеей в дурную голову пришла другая: подумать, как бы выглядел наш общий ребенок. Почему-то мне кажется, что это была бы девочка. Я где-то читал, что чем старше отец, тем больше шансов на появление дочери: они более живучие. А мне-то уже за тридцать. Хотя, конечно, это не тот возраст. Да и мне все равно, какого пола ребенок, ведь это не главное. Но упорно представляется именно дочка.

Глядя на Регину и вспоминая, как иногда, когда лиса спит, на ее лице поселяется милое детское выражение, я живо представил нашу крошку. Озорная непоседа, которую я обожал бы до умопомрачения. С хитрыми глазенками шоколадного цвета, как у мамы, с носиком-кнопкой. И с фиолетовыми непослушными локонами, которые я бы безуспешно пытался заплести в косички. А они бы тут же расплетались и рвали бы все резинки – тоже как у ее мамочки. У лисы даже волосы такие же свободолюбивые, как она сама и укротить их можно только резинками из очень прочной лески.

– А мне кажется, она была бы блондинкой, в папашу. – с улыбкой заметила Регина, разглядывая мое лицо.

– Теперь ты проявляешь чудеса телепатии?

– Не только. У тебя выражение глаз такое… Несложно было догадаться, почувствовать, о чем думаешь. Ты так всегда смотришь на своих детей. И на моего Оникса тоже.

– А он и мне не чужой. Я не просто люблю его, как своего, он и есть мой.

– Но ведь генетически…

– Да плевал я. Если я научу этого парня тому, что умею, передам ему свои знания, воспитаю – какая разница, что там за ДНК? Главное не кровь, а единство мыслей, взглядов, душ. Тем более я люблю тебя, а он – часть тебя.

– Знаешь, я ведь тогда, когда Саша предложила не усыновлять ребенка, а вырастить его в инкубаторе – я даже хотела тебя попросить…

– А чего не попросила? – удивленно глянул я на нее.

Вот хитрая лиса! И ведь ничем не выдала своего желания стать матерью моего сына! Ну да, она уже в то время отпускала фривольные шуточки на мой счет и никогда не упускала возможность меня где-нибудь зажать. Но я тогда, стараясь усмирить непокорную плоть, которая на эту шикарную женщину реагировала бурно, как и положено в моем возрасте, даже не мог предположить, что все гораздо серьезнее.

– Ты же сразу, еще когда я обозначила желание стать матерью, заявил, чтобы я на тебя не рассчитывала. – фыркнула Регинка.

– Дурак был! Да и мы знакомы на тот момент были три дня. Тем более узнав, сколько у тебя любовников, я, опять же, сдуру, вообразил, что ты хочешь естественным образом…

– Это так страшно? – прищурилась женщина.

– Три дня, Регин. Хотя, наверное, ты правильно поступила. Я бы вряд ли согласился, обидел бы тебя отказом, но как тут согласишься? Ведь это огромная ответственность, обязательства перед ребенком, перед другими моими детьми. Вряд ли и через несколько месяцев, когда Саша предложила тебе инкубатор – вряд ли я и тогда бы мнение изменил. Сейчас-то без разговоров, конечно, хоть естественным путем, хоть в пробирку… Поэтому я крестный?

– Угу. Мне эти обряды до лампочки, ты знаешь. Но хотелось, чтобы вы были хоть так связаны, кум. Поэтому и крестный. Поэтому и Оникс.

– И все равно он мой сын. Не крестный, а просто младший. Феникс с Лидией уже давно Оникса братом считают тоже. И плевать я хотел на все эти хромосомы или как их там.

– Тогда один вопрос, Оникс. Как ты собрался учить нашего сына всему, что умеешь, передавать ему то, что знаешь и воспитывать, если планируешь героически погибнуть во цвете лет?

Регина пристально посмотрела на меня, а я взгляд отвел. Ну только что ведь все хорошо было! Вздохнув, лиса выбралась из моих объятий и стала копаться в коробках.

– Давай работать. – сказала она таким равнодушным тоном, что я чуть не взвыл. – Я, кажется, начало нашла.

Глава четвертая. Ошибка

– Человеку свойственно совершать ошибки и потом в этом раскаиваться. – прочитал я вслух с листа, который мне протянула Регина. В самом низу на нем и правда была единица. – Но большинство ошибок не стоят того, чтобы о них сожалеть. А как быть, если вся твоя жизнь – одна большая ошибка?

– Ты что, публичные чтения решил устроить? Эти письма не нам адресованы вообще-то.

– Парису уже все равно. И потом, он же для чего-то это писал. Я думаю, каждый человек, несмотря на все его деяния, заслуживает хотя бы того, чтобы его услышали. Даже чтобы судить кого-то, хоть это и не в нашей юрисдикции, для начала надо выслушать того, кого ты собираешься осуждать.

***

Человеку свойственно совершать ошибки и потом в этом раскаиваться. Но большинство ошибок не стоят того, чтобы о них сожалеть. А как быть, если вся твоя жизнь – одна большая ошибка? Ошибочность моего существования становится все яснее, чем дольше оно, существование, длится. И осознавать эту ошибку, в происхождении которой я не виновен, но плодом коей являюсь, я начал еще в детстве. Все мы родом из детства.

Уже будучи малышом, глядя на окружающих, наблюдая за ними, я чувствовал внутри себя какое-то неловкое чувство. Это сейчас, будучи взрослым мужчиной и мысленно возвращаясь к тому карапузу, которым являлся когда-то, я понимаю, что за чувство испытывал тогда и ощущаю сейчас. Чувство, что я неправильный, поломанный, не такой, как все. Но и в то время, своим детским умишком, ощущал дискомфорт, потому что не видел таких же, выбивался. Как случайная четверка, затесавшаяся в двоичный код. Как лишняя хромосома, из-за которой ее носитель не способен вести обычную жизнь, как все остальные. Как греческая буква Эпсилон среди китайских иероглифов.

Я – та самая неправильная клетка, из-за которой весь организм может поломаться, сложиться, как карточный домик при неосторожном дуновении ветра, сгореть, словно спичка. Мутировавшая клетка, которая не умерла, завершив свой естественный жизненный цикл, переродившаяся и подвергнувшаяся бесконтрольному делению. Я распространяюсь на здоровые ткани, превращаю их в патологические и заставляю медленно умирать окружающее меня пространство. Там, где есть ошибка, нет места здоровой жизни.

Но в детстве я бы так, конечно, себя не объяснил. Слишком слаб ум, слишком скуп язык. Я просто ощущал себя неправильным. Каждое утро, глядя в зеркало, я видел мальчишку – не такого, как все. Нет, внешне я ничем от остальных не отличался. Обычный карапуз, быстроглазый, с темным ежиком волос. Длинные руки плетьми висели вдоль тела, спина сутулилась, ноги заплетались одна за другую. Но это нормально – я только недавно начал ходить и еще не научился делать это хорошо.

Долго я и говорить нормально не умел: дикция была моим слабым местом. Даже удивительно, как окружающие меня вообще понимали? Еще удивительно было моим близким то, что первым моим словом стало не классическое «мама» или чуть более редкое «папа».

– Дедушка! – в один из дней воскликнул я, перепутав Ш и Ф. Но Нестор меня и так понял.

И удивился, как и родители, которые узнали о том, что я заговорил, приблизительно через неделю. Раньше им было некогда. Я же до сих пор считаю, что удивляться тут абсолютно нечему. Главной ошибкой моих родителей было то, что они меня произвели на свет. Их любимым детищем всегда оставалась наука. И зачем им сын понадобился?

Да, умом я все понимаю. Мы, атланты, потомки нибирийцев – самой развитой и высокоорганизованной расы во Вселенной. А у жителей Нибиру совершенно особый подход к воспитанию детей. С детства малышам читают не сказки, а энциклопедии, справочники, знакомят их с историей мира, обрушивают на ни в чем неповинные маленькие головы, все науки разом, растят чертовых юных гениев. Зачем?

Гедеон, помнится, тоже не был в восторге от такой «милой» нибирийской привычки. Когда я стал задавать слишком много вопросов о Лабиринте времени, в котором нахожусь, о призраке Лилии, который повсюду теперь меня сопровождает, мацтиконы, не знавшие, что ответить, привели меня к старику, который и рассказал об особенностях места, где мы все томимся. Мы с ним даже немного поболтали вне темы. Узнав, что я с Земли, дед даже проявил некоторое любопытство и осведомленность о наших порядках.

– И что, земным детишкам до сих пор читают на ночь не сказки, а энциклопедии? – дождавшись, пока я кивну, он разве что пальцем у виска не покрутил. – Идиотская привычка. Моему внуку тоже с самого детства голову наукой забивали. А вот дочке жена всегда сказки на ночь читала.

– Нибирийцы ведь высокоразвитая раса. – попытался пояснить я.

– Сколько бы еще они до своего нынешнего уровня ползли, если бы не Даниил. – проворчал старик. – Слишком стремительный прогресс тоже плох. Быстро они скакнули от остаточного мифологического сознания к научному пику. Вообразили себя самыми умными, отказались от народной мудрости, в сказках сохранявшейся…

– Но ведь сказки малоинформативны, это ересь. – возразил я тогда теми словами, которые слышал от своих современников, когда собственной дочке читал сказки на ночь.

– Будь ты моим сыном – я бы тебя выпорол за такие слова. В сказках отображается восприятие человеком мира.

– Первобытным человеком!

– А каждый младенец недалеко ушел от неандертальца, юноша. Даже гении во младенчестве пускают пузыри и боятся окружающего мира, как боялись их пещерные сверстники. Только тот путь, который человечество проделывало миллионы лет, они проходят за считанные годы, раз уж мозг позволяет. И сказки – важный этап первичного осознания бытия и своего места в этом мире. А вы его сознательно пропускаете. Кого растите в итоге? Хотя человек ко всему адаптируется…

Жаль, долго наша встреча не продлилась и больше подобных свиданий не предвидится. Ведь, кроме меня, это единственный человек здесь. А я соскучился по общению с себе подобными. Да и про сказки он, думаю, все верно сказал. Я, когда Лия была совсем еще крошкой, не стал мучить дочку энциклопедиями, как мучили меня в свое время. Помню это чувство: вроде бы каждое слово и понятно по отдельности, но в целом смысл ускользает. Уже тогда появилась мысль, что я неправильный, если даже энциклопедии, которые читают всем, воспринимаю так неадекватно.

И потому Лии я читал сказки, да. Долго искал их во вселенском информационном центре, некоторые даже собирал по частям – где-то начало увижу, где-то конец отыщу, потом середину. Иногда середину или конец даже выдумывать приходилось. Но уверен, что дочка запомнила их на всю жизнь и в те моменты, когда, открыв рот, слушала сказания о волшебных существах, королях и принцессах, точно не ощущала себя неправильной.

А вот посторонние, узнав о том, что моя дочь на ночь не слушает истории про Большой взрыв и теорию вероятности, снова считали неправильным меня. Ну да мне не привыкать и уже было наплевать, если честно. Однако объяснить им то, что мне впоследствии так хорошо растолковал Гедеон, я не мог – не такой умный, как он. Зато жена, мать Лии не возражала против сказок на ночь, и не подсовывала энциклопедии. Она эдемчанка, а эта раса со своими детьми не настолько безжалостна. Или просто менее чадолюбива и потому им все равно, что слушают дети на ночь? Супруга даже не пыталась забрать Лию, когда мы развелись, и она улетела на свою родину. Дочку ей, конечно, я бы и так не отдал. Но все равно странно. Наверное, неправильный я и жену выбрал неправильно. Хотя мне бы вообще лучше было не жениться – но тогда не было бы Лии. А она – самое ценное, что у меня осталось. Только с ней я бывал счастлив.

Однако до этого было и другое счастье. После долгих лет ощущения собственной неправильности. Я все, буквально все делал неправильно! Не слушал с пристрастием и любопытством энциклопедии, а засыпал, едва дед начнет очередную главу. Не проявлял жизнерадостность по каждому поводу, был необщительным и застенчивым, абсолютно нелюбознательным. Родители, наверное, стеснялись того, что я не такой, как все остальные малыши. Если, конечно, они вообще это поняли – мы так редко виделись, что своего сына они и не знали по сути.

***

– Это тот самый Гедеон? – уточнила Регина, доставая из пачки очередную сигарету.

А табачных палочек меньше не становилось. Молока в бутылке тоже, как и кофе в кофейнике. И температура напитков не изменилась. Из этого можно сделать определенный вывод – бабуля и правда не собирается нас выпускать, пока мы все не приведем в порядок.

– Угу. Отец Дании.

– А я думала, он совсем шизик был. Но насчет сказок я с ним согласна. Какие блин энциклопедии? В школе все расскажут, а я мать, не училка. Мое дело – сыну досуг обеспечивать. Голову ему и без меня забьют.

– Говорит женщина, которая сыну еще до рождения Всегалактическую энциклопедию читала. – потянулся я за сигаретой, но хитрая Регинка отвела руку в сторону. – Эй!

– Хватит меня обкуривать, целую бери! Ну да, читала. Пока не уснула нахрен сама за этим чтением. Дальше только сказки.

– Я тоже энциклопедии не читал. Нам Саша в детстве сказки рассказывала, я и решил, что не хочу своих этого лишать. А теперь оказывается, это еще и полезно. Дай сюда, говорю!

Но вредина отклонилась сильнее, не удержала равновесие и плюхнулась на пол. Регинка рассмеялась, а я навис над ней и попытался забрать сигарету. Но раньше она обвила мою шею рукой и притянула к себе.

– Опять пытаешься меня соблазнить?

– Всегда! – с готовностью откликнулась красотка.

– Даже погода более стабильна, чем твое настроение.

– Но менее постоянна, чем мои чувства. Эй! – завозмущалась женщина, когда я все-таки отобрал у нее сигарету. – Или кури нормально или не кури!

– Я же только с тобой, ты знаешь.

– Отдай. И бросай тогда.

– Сразу после тебя, милая.

– Уже бегу, волосы назад. Бросай тогда это чтение уже.

– Так вот зачем ты меня соблазняешь, хитрюга?

– Ну можно же совместить приятное с полезным.

Я снова принял сидячее положение и притянув к себе Регину, взял следующий лист.

– Ну блин, Оникс. Мне же так его и жалко станет. А предатели этого не заслуживают.

– Никто не знает, чего мы все заслуживаем. И кстати говоря, у меня готов ответ на твой предыдущий вопрос об Ониксе-младшем.

– И? – женщина мигом стала серьезной.

– Если мы станем одной семьей, у меня будет время научить нашего сына всему.

– Я хотела бы. Правда, очень. Но семья для меня – это прежде всего доверие.

– А предатели этого не заслуживают, я понял.

– Оникс… – Регина с сожалением глянула на меня и отстранилась.

– Слушай дальше.

Глава пятая. Родители

Мое первое, а впоследствии и самое постоянное воспоминание о родителях – их удаляющиеся спины. Образно говоря, конечно. Иногда я видел, как они уходили. Иногда – как загружали свою аппаратуру в лац и улетали. А чаще всего я их не видел. Но любил всегда и скучал постоянно, даже когда привык к тому, что родителей всегда нет рядом. Мне не хватало мамы и папы. И теперь не хватает, хотя уже моя дочь взрослее, чем были постоянно удаляющиеся спины тех, кто произвел меня на свет.

Я даже не знаю, как скоро после родов мама сорвалась в очередную экспедицию. Слишком мал был, чтобы запомнить. Но при достижениях нашей медицины, полагаю, это случилось очень скоро, как только мать оправилась и набралась сил. Первая неделя? Вторая? Дед, когда я как-то задал ему этот вопрос, сделал вид, что тоже не помнит. Хотя память у него слоновья.

Деда Нестора я даже одно время ненавидел. Думал, что если бы его не было, то родители проводили бы со мной больше времени. Ведь меня бы не на кого было оставить. Но потом понял: дедуля тут ни при чем. Вот он всегда был рядом и заменил мне тех, кого я должен был считать самыми родными людьми.

А все вокруг говорили, что я должен родителями гордиться. Но даже маленький я не понимал: как можно гордиться теми, кого ты не знаешь? Раз в несколько недель домой заявляются какие-то смутно знакомые люди, дарят тебе что-то, по их мнению, интересное, рассказывают про подземные пещеры, которые мне мало любопытны. А через пару дней пропадают, словно и не было их.

И по какой причине я должен гордиться этими незнакомцами? Почему мне говорят, что я должен испытывать это чувство в их отношении? Да почему мне вообще указывают, какие чувства я должен испытывать?! Наверное, это правильно, когда детям объясняют, что они должны ощущать. Это просто я неправильный, поломанный. Вот и функционирую с ошибками, как какой-нибудь списанный робот.

Повзрослев, я понял, почему мне велели гордиться родителями. Ведь они ученые, профессионалы, которые все свое время посвящали работе, открытиям, трудились на благо человечества… Но упорно отказывался понимать другое: как можно осчастливить человечество, если при этом ты делаешь несчастными своих близких? Зачем производить на свет существо, которому ты посвящаешь меньше времени, чем своей любимой работе? Да-да, нибирийцы и атланты, их потомки, высокоразвитые, замечательные, благородные люди. Но сейчас я имею возможность наблюдать землян…

В сравнении с нашим обществом это – отнюдь не идеальное. У них существует до сих то, за что моим современникам и землякам стало бы стыдно: войны, убийства, воровство. У них есть деление на классы и касты, есть нищие и богачи, а в массе своей люди далеко не так счастливы, как мы. Про медицину и науку я и вовсе промолчу: слишком печально что-то про это говорить, как и про то, что они сделали со своей планетой. Это больно.

Но для большинства землян их близкие – самое дорогое, что у них есть. Они горой друг за друга и готовы убить за любимого человека. Не скажу, что нибирийцы не поддержат соплеменника или даже инопланетянина. Нет, они окажут помощь и совершенно постороннему, незнакомцу. Они трудятся во благо близких и далеких, для всего человечества. И что мне особо нравится у нибирийцев и атлантов: они не делят гуманоидов ни по какому признаку. Ни по полу или цвету кожи, ни по родине или расе, ни по доходу, ни по другим каким-то критериям. Есть хорошие люди, а есть не очень. Это единственный признак. Но хороших людей всегда больше.

Землянам до всего этого далеко. Но как бы хотел я родиться на Земле, в семье, где был бы самой главной ценностью своих родителей! Где мама на цыпочках бы подходила к моей колыбельке просто для того, чтобы посмотреть, как я тихонько соплю, уткнувшись носом в подушку. Где папа учил бы меня ходить и радостно подбрасывал в воздух после пары неуверенных шагов. Где моему первому слову радовались бы так, словно я совершил какое-то грандиозное открытие во всех сферах сразу. И где удаляющиеся спины родителей были бы самым редким для меня зрелищем.

Да, за такое счастье пришлось бы платить жизнью в несовершенном мире и множеством горестей. Но порой мелькает крамольная мысль: а может, потому и случается до сих пор у землян все то ужасное, в качестве противовеса безусловной любви к своим близким? Может, потому и нет всего этого у нибирийцев: им просто недоступна эта всепоглощающая любовь? Вот и нет у нас этих кошмаров, потому что нет страсти и безусловного инстинкта любви. Однако для меня лучше несовершенный мир с любовью, чем совершенный – но без такой вот любви.

И я прекрасно знаю, что такие семьи на Земле, увы, не все. Есть те, где не любят собственных детей, и эти несчастные малыши сочли бы, что мои родители куда как лучше, чем их собственные. Есть те, где отцы, даже если номинально присутствуют в семье, равнодушны к своему чаду. Есть те, где кого-то из родителей просто нет – совсем или в этой вот ячейке общества. Но я бы сыграл в такую американскую рулетку, где всегда есть шанс стать центром маленькой семейной Вселенной…

Увы! Нам не дано выбирать, где и у кого родиться. Так любил говорить Нестор. Надо с благодарностью принимать все, что у тебя есть. Однако смирение, которое у многих народов считается добродетелью, мне мало было знакомо. А вот стремление к счастью, к любви, присутствовало всегда. Но не всем дается то, чего хочется.

Тем не менее, мое детство, несмотря на отсутствие родителей и присутствие энциклопедий, сложно было назвать несчастным. Дедушка и бабушка действительно души во мне не чаяли. А еще, вероятно, чувствовали, как мне не хватает дорогих людей и старались это компенсировать. Именно дед стал самым близким для меня человеком, не считая Лилии, конечно.

Однако это я сейчас понимаю, по прошествии многих лет, когда могу оценивать свою жизнь с позиции взрослого разумного человека. В детстве я мало склонен был что-то анализировать. Мне не до того было: я выживал в этом огромном, непонятном и враждебном мире. Да-да, и идеальный мир может быть враждебным. Во всяком случае для того, кто оказался слишком для него неправильным.

Мне нелегко приходилось. От родителей я не получал той степени любви, в которой нуждался. Дед не мог до конца компенсировать ее недостаток. Взрослые окружающие постоянно говорили, что я должен делать и ощущать, тем самым подтверждая мысль о моей неправильности – ведь я чувствовал и хотел совершенно другого! А мои сверстники не давали спокойно вздохнуть.

Неправильный и странный мальчик, тихий и отказывающийся участвовать в их веселых забавах, всегда привлекал внимание. Если бы дело происходило на Земле, другие дети пару раз отлупили бы меня за мои странности и потом просто забыли бы о существовании неправильного Париса. Но мы же, повторюсь, высокоразвитая, мать ее, раса!

Поэтому мои сверстники, воспитанные толерантными и добрыми родителями, проявляли сочувствие и участие, о котором я их не просил. Они постоянно лезли ко мне со своими играми, со своей дружбой, пытались меня растормошить. Это я сейчас понимаю истинные мотивы их действий. А тогда мне казалось, что они надо мной издеваются. Не хотят оставить в покое непонятное диковинное создание и потому постоянно его достают.

И я ощущал насущную потребность избавиться от них. Поэтому первая секция, куда я попросил деда меня записать, стала секцией рукопашного боя. Нестор, конечно, удивился. Но отказывать мне не стал. И надо сказать, мне это пошло на пользу. Я стал сильным и ловким, научился мастерски управлять своим телом. А заодно показал назойливым сверстникам, что со мной лучше не связываться. Они быстро отстали от странного и неправильного мальчишки, который в ответ на их дружбу может и поколотить.

Дед и тренер, когда узнали, для чего я использую полученные умения, со мной серьезно поговорили. Объяснили, что силу и навыки нужно использовать только для самозащиты. По моему скромному мнению я и так это делал. Но пообещал им больше никого не бить без необходимости. Тем более и надобность в этом отпала.

Обещание я сдержал, а в секции быстро стал самым лучшим. И тренер, который заменил мне фигуру вечно отсутствующего отца, не мог нахвалиться на такого способного ученика, ставил меня в пример, любил. Тогда я сделал важное для мелкого пацана открытие. Любят за что-то. Наверное, во мне просто не было того, что могли бы полюбить мои родители. Ведь я неправильный для них. Но всегда есть шанс найти тех, для кого ты окажешься правильным.

***

Пока я читал, Регинка уже и кофе выпила, и покурила, и даже молоком полакомилась. Потом отсортировала еще несколько страниц по порядку. Краем глаза я наблюдал за лисой. Нелегко ей дается такое заточение, не любит моя подруга долго на одном месте сидеть. Вот и сейчас ей стало все надоедать. Значит, скоро войдет в штопор. А поскольку ее телекинез тут не действует, будет колотить меня вручную. Зря бабуля нас заперла. Страниц еще много, а голова у меня – предмет хрупкий и повреждениям подверженный.

– Что же получается? – воскликнула Регина, когда я замолчал. – Во всех бедах виноваты родители что ли?

– Скорее все из детства. Однако взрослый человек должен уметь справляться и с детскими обидами, и с последующими своими проблемами.

– Знаешь, я когда изучала на досуге земную историю… – женщина свернулась на мне клубочком и стала рассуждать с таким умным видом, что я едва удержался от смеха. – Так вот, был там один. Усы еще такие противные и когда говорил, словно гавкал.

– Гитлер?

– Вот! Он самый. Я прочитала, что он не состоялся как художник, что ли. Другого в литературный институт не приняли. Третьему еще там в чем-то отказали. И готово: маньяки, которые хотят весь мир в крови утопить, толкают какую-то абсурдную идею чистоты крови и превосходства одной расы надо всеми остальными. Или становятся революционерами, садистами. И все потому, что у них когда-то не сложилось.

– Думаешь, если бы им дали то, что они хотят, ничего этого бы не было?

– Думаю, они нашли бы обо что оскорбиться. Другие люди тоже знают, что такое отказ, но не выбирают убийства в качестве реабилитации уязвленного самолюбия. Ты верно сказал, что взрослый человек должен решать свои проблемы. Сам. Мне жалко этого Париса, как представлю маленького пацаненка, который не понимает, почему родители его не любят… Хотя я уверена, они любили его как умели! Но сейчас окажется, что и Атлантиду он предал из-за этого. И уже не жалко. Но вот того, маленького…

– Не из-за родителей он предал Атлантиду. И я понимаю тебя. Жалко маленьких, но вот так подумать – и маньяк-убийца, и отвратительный бомж, гниющий на лавочке, и распутная выпивоха… Все они когда-то были младенцами, умильными и беззащитными, которых, если повезло, просто обожали их родители. И маленькие сердечки которых просто переполнялись ответной любовью. Где, когда, на каком отрезке и что пошло не так? Не знаю. Но выбор, который они сделали взрослыми людьми – это только их выбор, их собственная ответственность. Иначе так можно что угодно на родителей свалить.

– Вот и твой Парис сделал выбор. Ужасный выбор. Но это его вина, а не родителей, даже если они его ненавидели. Что вряд ли соответствует истине.

– Я и не спорю. И он тоже. Парис прекрасно осознавал впоследствии, что он натворил и от своей вины не отказывался. Как и я. Давай следующий лист.

Глава шестая. Лилия

– Ну уж нет! – перехватила Регина мою руку. – Объявляю перерыв. У тебя голос уже садится и глаза скоро устанут.

– Читай сама.

– Тут не выписаны женские роли. И вообще, у меня другая работа: я тебя вдохновляю.

Я улыбнулся и обнял ее.

– Регин. Чем раньше справимся – тем раньше Саша нас отсюда выпустит.

– Ты куда-то торопишься? – изогнула она бровь.

– Нет, но ведь ты мечтаешь скорее от меня отделаться? Блин, и правда голос садится.

– Пока ты говоришь с такой сексуальной хрипотцой, мои мечты имеют строго противоположное направление.

– И все-таки ты озабоченная.

– А я не отрицаю.

Я погрозил ей пальцем и попытался дотянуться до аккуратно сложенной стопки. Но мой главный отвлекающий фактор, ничуть не ценя собственных же усилий, лег поверх этой самой стопки. И о чем Саша думала, когда решила нам доверить разбор этого архива? Мы же так мацтикон знает сколько времени провозимся. Хотя не могу сказать, что меня это сильно расстраивает.

– Я так понимаю, доступ к бумагам открывается только через доступ к телу?

– А ты не такой уж и тупой, милый.

Вот что я люблю в Регинке, помимо всех ее остальных великолепных качеств – она всегда прет к своей цели танком. И потому всегда добивается того, чего хочет.

***

Оказавшись в секции и добившись там первых успехов, я обнаружил в себе прекрасное качество: целеустремленность. Тренер меня хвалил, я видел, как мое тело становится более крепким, ловким, наслаждался этим результатом и пер к цели, словно танк. А еще радовался тому, что хоть в чем-то оказался правильным. Целеустремленность и желание добиться большего, стать лучшим в своем деле – качества, которые у нас высоко ценились.

Это сейчас я понимаю, что просто нашел дело себе по душе. Дело, занимаясь которым, я переставал быть неправильным, поломанным. Ведь тут я действительно быстро стал лучшим. И тем ужаснее осознавать, что именно из-за этого дела на меня в результате и вышли мацтиконы. Если бы я не стал лучшим в городе, вряд ли бы они ко мне обратились. Нашелся бы другой охранник с гнильцой, который провел бы их в Атлантиду. Или не нашлось бы таковых вообще и трагедии бы не случилось.

Хотя что это я? Все равно они бы выбрали меня. Ведь был рычаг, надавив на который костлявые твари превратили меня в полностью послушную марионетку. Другие то ли не имели того, ради чего могли бы преступить эту страшную черту, то ли оказались более стойкими. Правильными, честными, не такими, как я.

Но я ее, свою единственную, мое самое слабое место, не виню. Нет, конечно Лилия ни при чем. Она не заставляла меня спасать ее такой кошмарной ценой. А если бы была рядом – постаралась бы отговорить, вразумить. Но в том-то и дело, что ее уже не было рядом. По моей вине.

Если бы нам дано было знать заранее, что с нами случится, что к чему приведет! Уже много позднее, оглядываясь на прошлое, удивляешься: как стройно и логично идут события, одно за другим. И понимаешь, что каждый твой шаг определяет то, что будет дальше. А если ты в результате оказался в тупике или пришел не туда, где хотел бы оказаться, то значит где-то допустил ошибку, свернул куда-то, куда не надо было идти. Но все это становится понятно только потом, когда назад уже не повернуть.

Думаю, если бы я не пошел в секцию, но при этом встретился с Лилией, то у нас бы ничего не случилось. Не потому, что она не обратила бы на меня внимание – а я сильно изменился за три года занятий! Из нескладного и неловкого карапуза превратился в крепкого мальчугана, который ловко управлялся с собственным поджарым телом. Но Лилии было наплевать, она никогда не смотрела на внешность, а умела разглядеть то, что внутри. Она очень зоркая.

Просто я сам бы воспринял ее в штыки, как воспринимал раньше остальных детей. Но успехи в любимом занятии сделали меня более открытым, даже взаимодействовать с другими ребятами научили: я же не один в секции был. И у меня появились какие-то приятели, с которыми мы стали проводить время и после занятий. Еще бы сейчас вспомнить, как их звали, как они выглядели…

И вот, когда я уже вполне социализировался, добился успехов в занятии, которое оказалось мне по душе, перестал ощущать себя неправильным – тогда появилась она, будто специально ждала этого момента. Хотя в тот момент наша встреча казалась счастливой случайностью. Как-то у нас просто случились очередные соревнования, определяющие степень нашей подготовки и успехов. Проходили они примерно раз в три месяца и длились по три дня.

Здесь мы показывали тренерам и зрителям свою ловкость и силу, демонстрировали выносливость, выполняя многочисленные упражнения. Во второй день мы по одиночке проводили бой с невидимым противником. Оценивались красота и легкость движений, точность выполнения приемов. А на третий день был бой с партнером. Ну как бой? Скорее постановочное действо, мы все же были еще слишком малы для контактной драки и битвы до первой крови. Это все будет потом. Пока же зрелищность главенствовала над убойностью.

На этих соревнованиях всегда было много зрителей: друзья, родные. Конечно, Нестор постоянно приходил за меня поболеть. И даже родители пару раз заглянули! Как они гордились мной, как грели мне душу их сияющие лица… Я даже немного стал понимать их, когда вместо семейного ужина выбирал дополнительную тренировку в секции. Дело прежде всего! Вот только я оставлял дома вполне взрослых людей, которые принимали и разделяли мою точку зрения. А не разочарованного младенца, которому до лампочки все эти дела и которому не додали самого главного!

Но такие мысли я старался гнать от себя. Тем более родители ведь сделали первый шаг. Помню, случайно увидев их на трибуне, я буквально обалдел от счастья. В тот раз я показал лучшие свои результаты, практически птицей летал! Впоследствии, когда Лилия стала присутствовать на всех таких выступлениях, я тоже каждый раз превосходил сам себя.

А вот когда она пришла впервые, я, естественно, не знал, что где-то, среди сотни зрителей, сидит моя судьба. Да и не было бы ее там, если бы не наш жаркий климат. Лилия только недавно с родителями прилетела с другой планеты. И к температурам, привычным для меня с младенчества, еще не акклиматизировалась.

Поэтому, утомившись от жары, юная исследовательница города, случайно забрела в спортивный комплекс – отдохнуть, охладиться. А там, привлеченная шумом из большого зала, тихонько проскользнула туда, уселась на свободное местечко и стала наблюдать за происходящим. И когда я вышел на мат, сразу заинтересовалась моей персоной. Может, поняла, что мы созданы друг для друга? Лилия не была провидицей, но всегда четко осознавала то, что верно для нее. И оказалось, что именно я, неправильный и все еще где-то ошибочный, оказался правильным для нее.

До сих пор не понимаю: почему именно я? Мальчишек в тот день выступало много, но только я привлек ее взгляд. Сама Лилия всегда пожимала плечами в ответ и говорила, что по-другому быть не могло. С ней я понял, что любовь – это что-то иррациональное. И что я ошибался. Любят не за что-то или вопреки. А просто потому, что не могут не любить.

Но это я потом осознал. Пока же снова показал лучший результат в своей группе. А потом, когда повернулся к зрителям, увидел, как к моим ногам легко летит лилия. Естественно, я не дал цветку упасть на пол, подхватил его. А потом, по траектории полета вычислил ту, что мне его послала. И увидел Лилию. Самая красивая девочка на свете, с длинными светлыми волосами-паутинками и большими, словно удивленными, сапфировыми глазами. Она сидела прямо напротив меня, радостно улыбалась и держала в руках цветы, собранные во время прогулки по городу.

Со всех сторон раздавались аплодисменты, тренер похлопал меня по плечу, похвалил в очередной раз. А я ничего не слышал. И не видел никого, весь мир вдруг сжался до одной единственной точки, в которой встретились наши взгляды. Все время тоже сжалось в одну секунду – в ту самую, в которую я нашел ее глаза своими.

Я бы вечность смотрел на Лилию, не отводя взгляда. Но тут в мой маленький мир, в котором не было никого, кроме нас, ворвался резкий свисток, извещавший об окончании мероприятия. Я сорвался с места, подбежал к трибуне. Так спешил, что перепрыгнул через две передние скамейки и даже не заметил этого. Боялся, что она вдруг убежит, исчезнет. Но девочка, которой я сразу же и безоговорочно отдал сердце, и не собиралась уходить. Дождавшись, пока я приближусь, она улыбнулась.

– Привет! – выпалил я. – Я Парис.

– Привет. Я Лилия.

– Я так и подумал. Тебя не могли назвать иначе… Ты меня подождешь? Я быстро!

– Я буду в холле.

Я кивнул и помчался в раздевалку, в душ, потом обратно. Мои товарищи, которые были свидетелями этой сцены, подшучивали надо мной, но я не обращал на них внимание. Только удивлялся тому, как легко у меня получилось завязать разговор с этой девочкой. Обычно я не так легко схожусь с людьми, долго набираюсь мужества, подбираю слова и часто случается так, что человек уже уходит – так и не догадавшись, что я стремился вступить с ним в диалог. Но тут все получилось само собой. Наверное, просто не могло получиться по-другому. Именно в тот момент я, будучи еще ребенком, уже понимал, что если есть на свете где-то твоя судьба, то уйти от нее не получится. Да и не захочется.

Я вылетел в холл, огляделся и с облегчением выдохнул. Вот она. Лилия улыбнулась мне, а потом мы, взявшись за руки, вышли из здания, пошли бродить по улицам. Много разговаривали, рассказывали друг другу о себе, она вспоминала планету, с которой прилетела на Землю, я говорил об Атлантиде.

Помню, позвонил Нестор, удивленный тем, что я еще не появился дома. Он ушел раньше, чем увидел, как я подбежал к Лилии. И когда я сообщил, что гуляю с подругой, дед, кажется, тоже все понял. Он не стал подтрунивать или что-то пытаться выяснить. Просто сказал, чтобы я обязательно проводил девочку до дома. Но я и так это собирался сделать. Хотя будь моя воля – я бы с Лилией в принципе не расставался.

Однако ближе к вечеру отвел домой Ли, а она тут же представила меня своим родителям и попросила разрешения пригласить меня на обед в ближайшие же выходные. Те ответили утвердительно, и я на невидимых крыльях полетел домой. Там меня уже поджидал Нестор. Я с порога заявил ему, что встретил ту самую. И что с того, что мне только недавно стукнуло восемь лет, а Ли и вовсе было на год меньше? Не надо коптить небо тысячу лет, чтобы понять: вот оно, твое. Тот человек, ради которого ты готов на все.

Глава седьмая. Когда ты меня полюбил?

– Восемь лет – и уже любовь? Какой кошмар! – ужаснулась Регина, выводя на моей спине своими коготками какие-то невероятные узоры.

– Ты там что, сканворд решаешь? Ну да, восемь лет. Они же более развитые эмоционально, умственно, психически, физически… У соплеменников прадеда Антея в четырнадцать и жениться уже можно.

– Какие-то первобытные нравы! Зачем? Ведь вы и живете дольше, нет никакого смысла так рано в петлю впрыгивать.

– Если петля – действительно рано. Я вот в свое время зря не подождал еще несколько годиков… Но если двое любят друг друга и это действительно любовь, то одни сплошные плюсы, как говорит Антей.

– Ну тебе уже за двадцать было. Интересно, а какие могут быть плюсы?

– Да, но я же дундук. Так что можно было еще подождать. Регин, мне так трудно сосредоточиться, чтобы тебе ответить.

– Так оденься.

– Зачем? Чтобы через пару десятков страниц снова поступила команда разоблачаться?

– А так она еще раньше поступит. Потому что ты сбиваешь с серьезного настроя меня. И вообще, тебе перед предком не стыдно?

– Ему уже давно все равно. – однако я все-таки начал одеваться.

Регинка права: так мы действительно это не дочитаем. Саша рассердится за неторопливость и еще что-нибудь придумает. А что-то мне подсказывает, что вряд ли ее придумка нам понравится. С мечтой об острове я уже мысленно попрощался, не пойдет бабка против воли Регины. Но так как она реально та еще приколистка, нас может ждать и что похуже.

– Так что там за плюсы? – женщина протянула мне чашку с молоком.

– Больше времени вместе.

Я и сам, честно говоря, недоумевал, зачем же жениться так рано. В особенности когда понял, что сам сильно поспешил. Но прадед, которому я адресовал этот вопрос, пояснил, что для него ранняя женитьба действительно плюс. Ну да, они с Эригоной до сих пор два попугайчика-неразлучника. И для них ранний брак стал возможностью поскорее познать все прелести любви – не только духовной, но и физической. Если тело, разум и психика готовы, то зачем еще ждать?

Тем более при таком раскладе детьми обзаводишься раньше, а когда они вылетают из гнезд, вы оба еще полны сил и желания проводить время друг с другом. Вроде как отстрелялись, можно и себе время посвятить. У землян вот не так: там, когда дети наконец начинают жить своей собственной жизнью, родителям уже просто хочется покоя, а романтика приобретает несколько иной вид, чем в то время, пока тело горит и душа жаждет открытий.

– Вы живете дольше землян. И здоровье лучше. – заметила Регина, когда я все это ей изложил. – И так времени друг на друга хватит. Разве что если ошибся в выборе партнера, можно скорее развестись и найти свою половинку, чтобы потом не выносить мозг тому, кто случайно оказался рядом, тем, что отдал ему лучшие годы своей жизни.

– Это точка зрения Антея, не моя. – напомнил я. – Иксион вот женился в двадцать. Мама тоже замуж за папу не в четырнадцать побежала. Постепенно возраст все равно сдвигается. Я бы его еще подвинул.

– А когда ты понял, что любишь меня? – вдруг выпалила Регина и тут же испуганно прикрыла рот ладонью. – Впрочем, вряд ли я хочу это знать.

Я удивленно на нее глянул. Есть у красотки такая привычка: вдруг выдавать что-то, что к теме не относится. Или относится, но косвенно. Однако судя по ее реакции, этот вопрос вырвался неожиданно даже для самой лисы.

– И что ты молчишь? – не дождавшись от меня ответа, проявила она чудеса логичности и последовательности.

– Так мне отвечать или ты не хочешь знать? – развеселился я.

– Отвечай, раз уж я это вслух сказала.

– Когда лишился тебя. Когда ты решила взять тайм-аут. Ну помнишь, мы искали Налона и, когда нам понадобился эмпат… – я решил было освежить ее память, но тут же получил по голове. – Не понял?!

– Значит, я по нему уже два года сохла, а до него только дошло! – возмутилась Регина.

– Ну я же тугодум!

– Нечего прикрываться тупостью! Когда тебе надо, до тебя быстро доходит!

– Блин, женщина, утихни! Я два года пытался не поддаваться на твои провокации, держать себя в руках, чтобы не взвалить тебя на плечо и не утащить, подобно первобытному человеку, в пещеру, как только предоставится удобная возможность – а их было немало! И не сомневайся, если бы я оказался свободен, воспользовался бы первой же! Но пока я усмирял буйную плоть, у меня просто не хватало ресурсов понять, что я чувствую всеми органами, а не только тем, который у меня ниже пояса находится! А когда ты устранилась, появились время и силы наконец-то головой подумать, а не…

Красотка перебила меня поцелуем, и я снова ничего не понял. Обычно, после прелюдии в виде затрещин, начинается красочная и фееричная ссора. Я уверен, она и сейчас назревала. Но лиса вдруг почему-то передумала. Не могу сказать, что я против, однако обычно она редко отказывается от хорошего скандала. И теперь, когда Регинка оторвалась от моих губ, я всем лицом изобразил огромное недоумение, а она рассмеялась.

– До определенного момента я вообще думала, что тебе мои приставания до лампочки. А ты, оказывается, изо всех сил с собой боролся.

– А эмпатию включить?

– Я боялась.

– Чего?! – тут я изумился еще больше.

– Ну ты всегда очень бережно ко мне относился, возился со мной, терпеливо сносил все мои истерики, в том числе и когда я перестала блокатор принимать. Но при этом, хоть охотно шел на телесный контакт, обнимал, прикасался, но все как-то… По-братски, блин! И я боялась, что если включу эмпатию, то и почувствую, что ты меня как сестру воспринимаешь или вообще жалеешь, из жалости со мной носишься.

– Жалеть близких – это естественно. Но про сестру ты загнула, конечно. Это каким импотентом надо быть, чтобы не видеть в тебе женщину?

– Я таких не встречала. Хотя иногда хотелось, если мужчины, в своем желании мной обладать, берегов не видели. – лиса вздохнула и положила голову мне на плечо. – А вот ты не то, что видел, крепко этих берегов держался.

– Дурак был!

– Может быть.

– Вот спасибо, дорогая!

– Всегда пожалуйста, милый. – хмыкнула она. – Может, если бы ты сразу поддался и дал то, что мне нужно было на тот момент, мы бы так не влипли.

– Я бы тебя все равно полюбил.

– Не уверена. Это еще одна причина, по которой я категорически против необитаемого острова. Ведь если лишить нас памяти, заставить забыть все, что было, и мы просто поддадимся зову природы, то в результате можем быстро друг другу наскучить.

– Я думаю, такого не произойдет. Но можем проверить!

– Не боишься того, что я окажусь права?

– Нет. Я уверен в своих чувствах. Ты все равно моя, что бы ни произошло между нами. Да и потом, нам же впоследствии вернут память, так что никуда ты от моей любви не денешься все равно.

– Хитрый. – улыбнулась Регина. – Все равно я не согласна. Потом окажется еще больнее.

– Не будем о грустном. Лучше скажи теперь, когда ты поняла, что любишь меня?

– Обойдешься!

– Регин!

Но упрямая лиса только показала мне язык в ответ. Однако я не сдался и стал ее щекотать, требуя ответа. Красотка засмеялась, начала извиваться и отбиваться.

– Это нечестно! Ты знаешь мое тело и используешь это знание против меня!

– Беру с тебя пример, ты же частенько так делаешь. Отвечай давай.

– Ну хорошо-хорошо, сдаюсь! Когда дворец разрушила. Ты стоял рядом со мной, держал меня за руку. А я вдруг поняла, что мое чувство к тебе – больше, чем просто желание оказаться в одной с тобой постели. Ты мне сразу понравился, красивый парень, с прекрасным телом, горячий – почему бы такого и не хотеть? Но твоя поддержка, твое стремление помочь мне, обнаружило еще и твою замечательную душу, твое большое сердце. Я поняла, что люблю вот этого прекрасного мальчишку рядом со мной, а главное, хочу, чтобы он, в смысле ты, и дальше в меня верил. Может, я и дворец смогла тогда разрушить не потому, что поверила в мощь своего телекинеза. А потому что любовь сделала меня сильнее.

– Ты бы его в любом случае в порошок стерла.

– И твоя вера в меня – это тоже важно. Но прежде всего любовь. Я потому вас всех тогда и расцеловала, потому что хотела иметь легальный предлог поцеловать тебя. А ты даже не заметил, что этот поцелуй длился дольше, чем со всеми остальными! – треснула она меня.

– Да блин! Я в тот момент, как и все остальные парни, пытался отреагировать на происходящее более-менее прилично! Ты же даже камень возбудить способна!

Регина засмеялась, но тут же посерьезнела. Я вздохнул. За эти годы я не только тело любимой превосходно изучил, но и стал очень хорошо понимать, что творится в ее голове. Только что женщина была счастлива, мысленно вернувшись в момент зарождения наших чувства. На старте любовь всегда окрыляет. Но от знания, к чему это привело, увы, никуда не деться.

– Регин… Давай попробуем сначала, умоляю тебя. Я не потащу тебя жениться завтра же. Дай мне шанс снова заслужить твое доверие. Не бойся боли, не бойся вторично во мне обмануться. Этого не будет.

– Ты уже женат, милый.

– А вот этот вопрос я решу даже не дожидаясь завтрашнего дня. Ба!

Регина тут же закрыла мне рот ладошкой и встревоженно на меня посмотрела.

– Не вздумай! Мне хватило двух твоих попыток. Если каждый раз кто-то страдает – это знак. Значит, нельзя так.

– Да что за глупость?! Неужели ты думаешь, что любовь нам дана в наказание, а не на счастье?

– А тебе мало двух намеков?

– Вообще было три попытки. – вдруг сказал против воли мой язык. – Просто ты не знала.

– Что?! И когда случилась третья?

– Когда Алекс меня по частям собирал. – неохотно признался я.

Да, был такой момент. Я крупно поссорился с Силией, объявил ей о разводе и полетел к Регинке. А лиса в тот момент была сильно не в духе, да и я еще не остыл. Поэтому поссорился и с ней тоже. После этого я снова улетел охотиться за космическими пиратами, даже поймал парочку. Но в процессе они неплохо меня порезали и я уже думал, что доигрался – однако чудеса Хроносовской медицины не дали мне наконец достичь своей цели. Регина, судя по ее глазам, тоже вспомнила тот момент и снова дала мне по голове.

– И тебе этого мало?

– Знаешь, у землян есть поговорка «Бог любит троицу». Все, три несчастья случились, мы лимит исчерпали. Можно начать с чистого листа.

– А я считаю, у несчастий нет лимита. И у намеков от дорогого мироздания тоже.

– Я имею другое мнение. Пора уже положить всему этому конец.

– Если разведешься – не попадайся мне на глаза. Я не хочу снова страдать.

– И почему тебе так хочется, чтобы Силия осталась моей законной вдовой? Ладно! Ба! Саша, я принял решение! Появись ты уже, блин!

Регина схватилась за голову.

Глава восьмая. Если долго ждать – можно не дождаться

Александра появилась и, нахмурившись, воззрилась на нас.

– Что-то я не вижу, чтобы решение было принято единогласно.

– А такое условие ты только насчет острова ставила. Все, мы определились с нашими отношениями и статусом. Выпускай нас.

– Ничего мы не определились. – тут же заявила Регина.

Саша внимательно на нас обоих посмотрела, просканировала и отрицательно покачала головой. Я чуть от злости не лопнул.

– В смысле?! Ты же говорила, что выпустишь нас, если мы определимся. Я определился. Больше Регину доставать не буду, вот.

– Если суждено вам не быть вместе, это должно быть взвешенное решение, в результате которого каждый будет жить дальше своей жизнью, внук. Сейчас же вероятность того, что твои суицидальные порывы воплотятся в реальность высока, как никогда. Я не прошу тебя подумать о родителях, о детях. Ты почему-то считаешь, что все мы железные и легко проводим тебя на тот свет, хотя это не так. О ней подумай. – кивнула бабуля на Регину. – Ты же ее убьешь, если сейчас вот так улетишь. Так что разбирайте архив дальше.

– Спасибо. – выдохнула лиса.

– Не передумала насчет острова? – поинтересовалась как бы невзначай бабуля.

– Нет. Только хуже станет.

– Да вы сговорились, что ли? – возмутился я. – Ладно, Регин, давай мириться. Тогда ты точно не сможешь себя обвинить в происходящем, когда я улечу

И тут же получил подзатыльники от обеих.

– Регин, она не голограмма! Хватай ее!

Но вредина вместо этого еще раз поблагодарила бабулю и обняла ее. Та погладила Регинку по голове, а потом исчезла. Вот всегда так! Объединились против меня и уже дружат, забыв прошлые обиды. Я надулся и улегся посередине комнаты, стараясь не смотреть на лису.

– В смысле? – удивилась она, отыскивая следующий лист. – Тут работы еще непочатый край.

– Я со внеклассным чтением закончил.

– Уже не боишься, что Саша еще что-то выдумает?

– Самое страшное со мной уже случилось – я тебя потерял. Так что все ее придумки меня вообще не страшат теперь.

– Самое страшное, что может случиться с человеком – это смерть, а не потеря любви. И чтобы с тобой этого не случилось, мы будем сидеть тут столько, сколько потребуется. Не успокоишься, пока разбираем этот архив, я у Александры еще попрошу.

– Посмотрим, как быстро тебе это надоест.

– Заткнись и слушай. – велела она, принимаясь за чтение.

***

Не знаю, поверил ли мне тогда дед или нет. Но я действительно был настроен очень решительно, невзирая на свой юный возраст. С того дня мы с Лилией не расставались. Виделись ежедневно, переписывались по арновуду и даже посылали друг другу настоящие бумажные письма. Хотел бы я сейчас иметь хоть одно из них! Но вся наша переписка сгорела вместе с городом, и я не успел ее спасти. Впрочем, я любимую не смог спасти – что мне какие-то письма…

А ведь тогда мы и правда были счастливы. Помню, как удивлялись многие, когда обнаружили, как из хмурого и неразговорчивого ворчуна я вдруг превратился в улыбчивого, открытого пацаненка. Даже собственные родители, которые мало меня знали, и то обнаружили эту перемену. И это все она, Лилия. Моя Ли.

Я тогда готов был обнять весь мир, любил весь мир! Детские обиды на родителей вдруг куда-то испарились, я наконец-то смотрел на них без разочарования и так сильно их любил! Да, они вечно где-то за горизонтом, но ведь папа с мамой, в редкие визиты домой, стараются наладить контакт с единственным сыном. И даже подземный город мечтают основать и назвать его моим именем. Мне они, конечно, нужнее, чем все подземные города вместе взятые. Но каждый выражает свою любовь, как может.

И я выражал: ежедневно совершал моцион под окнами любимой, подбрасывая в них записочки, цветы, какие-то милые пустяки. Все вокруг находили, что это очень славно и трогательно. Родители Лилии сразу же отнеслись ко мне благосклонно. А потом выяснилось, что они еще и работают вместе с моими, так что мы быстро стали дружить семьями. Казалось, счастью не будет конца и края.

Ли словно расколдовала меня, превратила гадкого утенка в прекрасного лебедя. Она, не обладая никакими особыми способностями, сумела совершить настоящее чудо. А как иначе, когда самые чудесные глаза в мире смотрят на тебя с такой нежностью, что дух захватывает? Рядом с ней мне всегда хотелось быть самым лучшим! Хотелось быть достойным ее.

Но сама Лилия даже слышать не хотела про это самое «быть достойным». Она, самая лучшая, самая невероятная и необыкновенная, считала, что любви достоин каждый. И что дело вовсе не в том, что она какая-то удивительная, а в том – что мы две половинки одного целого. Насчет половинок я был согласен, но и ее удивительность всегда была для меня очевидной.

Годы бежали, а мы по-прежнему шли по жизни, держась за руки и намеревались никогда не выпускать ладони друг друга. Невзирая на то, что мы уже продолжительное время были вместе, всегда находили в любимом человеке что-то новое, удивительное. Я учил Лилию своим премудростям боевого дела и она с удовольствием тренировалась под моим чутким руководством. А сам я обучался у нее – Ли решила стать преподавательницей литературы. Я книги не любил с тех самых пор, как мне читали энциклопедии. Штудировал их по необходимости, в школе. Но раньше и представить себе не мог, что буду проводить вечера с томиком какого-нибудь нибирийского классика.

Однако с Лилией полюбил чтение, она открыла мне столько удивительных и новых миров! Вот книги я успел захватить, и только они теперь скрашивают мое одиночество на мацтиконской базе. Иначе бы я давно уже свихнулся. Я перелистываю страницы, пробегаю взглядом рассказы и повести, которые уже давно заучил наизусть. И мысленно снова возвращаюсь в то счастливое время.

Да, мы были счастливы. Причем настолько, что не хотели это самое счастье торопить и форсировать. По законам Атлантиды мы могли вступить в брак, как только Лилии исполнилось бы четырнадцать лет. Однако мы решили, что торопиться нам абсолютно некуда. Хотелось еще продлить то счастье, которое у нас было, прежде чем переходить к следующему его этапу.

Многие удивлялись такому нашему решению – но нам не было дела до их удивления. У нас своя история любви. Да, руки Ли я попросил, когда ей исполнилось четырнадцать. И она ответила согласием, а иначе и быть не могло. Но нам обоим хотелось не только не торопить собственное счастье, но и сделать день, когда мы станем одной семьей, идеальным. Поэтому мы не спешили, мечтали о том, какой будет наша свадьба, готовились к ней обстоятельно и обговаривали каждую мелочь. Сейчас я понимаю, что все это действительно были мелочи, которые не так уж и важны. Но тогда хотелось, чтобы каждая минута была волшебной – что во время торжества, что в процессе всей последующей супружеской жизни. Которая оказалась настолько короткой…

Конечно, мы сами себе организовали то еще испытание. Когда мы решили, что сочетаемся браком лишь после того как Лилия закончит обучение и ей исполнится семнадцать, нам было двенадцать и одиннадцать лет соответственно. И через пару годиков поняли, что придется проявить некоторое терпение, чтобы дождаться нами же назначенного срока. Оба молодые, полные сил и желания исследовать все стороны любви – мы все равно ждали, считая, что и с физическим проявлением чувства торопиться не стоит.

И хотя поцелуи становились все горячее, а объятия крепче, мы умудрялись держаться. Да, в Атлантиде не было никаких запретов на интимную жизнь до брака и нас бы никто не осудил. Но нам самим хотелось, чтобы все было по-честному. Если уж первая брачная ночь – то она и должна быть первой. Знаю, кто-то предполагал, что у нас с Лилией все уже было. Даже шуточки на этот счет отпускали. Быстро перестали: я по-прежнему оставался лучшим бойцом в городе. И даже мой тренер, помнится, сказал, что защита чести любимой женщины – это, пожалуй, тоже верное применение полученных в секции навыков. А заодно верный способ охладить пыл тех, кому не терпится засунуть любопытный нос в чужую постель, куда их никто не звал.

***

– А вот им бы как раз стоило жениться сразу по достижении брачного возраста. – заметил я, пока Регина прервалась на кофе. – Глядишь, не случилось бы трагедии. Все-таки если понимаешь, что это твое – надо это самое твое хватать сразу же, а не ждать не пойми чего. Иначе велика вероятность не дождаться.

– Ты все еще про Париса с Лилией? – закурила лиса уже не знаю какую по счету сигарету.

– И про них тоже. Но конечно про нас. Надо было тебя сразу хватать и не отпускать.

– А я вот так и согласилась. – фыркнула она.

– И поменьше спрашивать.

– За такое и в глаз схлопотать можно было. Тем более до определенного момента я бы все равно не решилась бы быть с тобой отсюда и до гроба.

– До первой брачной ночи близнецов?

– Не угадал. Хотя и эта ночь была важна. Мы узнали, что засыпать и просыпаться в объятиях друг друга – счастье. Если бы не это, возможно, не было бы и наших спонтанных ночевок, когда я больше всего хотела просто спать в твоих руках. Хотя, может, это и к лучшему. Не было бы их – ты бы уже успокоился.

– Я бы уже упокоился. На этом свете меня держат только наши все более редкие встречи.

– Интересно, как я могу одновременно и держать тебя на этом свете и быть твоим основным суицидальным мотивом?

– Запомни ты уже наконец: твоей вины в этом нет. И что за момент?

– Я не верю в брак до секса.

– То есть, ты поняла, что хочешь быть со мной только после того, как решила, что это невозможно? Какая горькая ирония судьбы! Но мы-то ладно, уже взрослые люди, как-нибудь бы разобрались. А они – вчерашние дети, у которых никого другого и не было. Все равно бы нихрена не поняли и считали бы, что все происходящее в их постели – норма.

– Как ты считал? – улыбнулась Регина.

– Ну не делай вид, будто этим недовольна.

– Тебя легко удивить и порадовать. В постели ты схватываешь на лету. И куда только девается твоя милая привычка тупить? Ты хорош, всегда заботишься о моем удовольствии, уже не испытываешь недостатка в опыте… Пожалуй, я довольна.

– Просто мы во всем идеально совпадаем.

– Но этого мало.

– Я устал с тобой спорить. Устал тебя просить. Если бы ты мне хоть намек дала, что это не напрасно. Но чем дольше мы тут сидим, тем больше я понимаю, что все бессмысленно. Тебя не уговорить, меня не переупрямить. Так и будешь тратить даром время?

– Мы во вневременности, милый. Тут время потратить невозможно.

– Чего ты добиваешься? Того, чтобы я забыл про тебя, вернулся к жене и жил дальше? – Регина кивнула. – Ты против насилия. А это насилие. Я не смогу жить с той, кого не люблю, узнав, что такое любовь.

– А чего добиваешься ты? Того, чтобы я переступила через себя, через свой страх и свою боль? Шантажируешь меня своей смертью, чтобы я сдалась и впустила тебя в свою жизнь, невзирая на то, что я тебя боюсь? Боюсь, что ты снова сделаешь мне больно?

– Ты так это воспринимаешь? Блин. – настала моя очередь хвататься за голову. – Нет, милая, вовсе нет. Я не хотел, чтобы так оборачивалось дело. Какой шантаж, ну о чем ты? Никогда, даже в страшных снах я не хотел тебя принудить к чему-то, тем более к тому, что ты говоришь. Я не прошу тебя чем-то ради меня жертвовать. Но я понимаю, что иначе спокойной жизни попросту не будет. Ты что, сможешь спокойно жить, если моя морда будет постоянно маячить у тебя перед глазами? Я уж про себя молчу. Или что, прикажешь мне вообще исчезнуть из поля зрения? Так слишком многим мы повязаны, чтобы я мог этот приказ в жизнь воплотить.

– Какое-то безвыходное положение. – Регина беспомощно на меня посмотрела. – И что делать?

Глава девятая. Самый счастливый день

– Есть целых два выхода.

– Не могу я тебе дать второй шанс, сколько раз повторять!

– Если бы я это имел в виду, то сказал бы, что есть три выхода.

– Опять начнешь про остров?

– Это временное решение с негарантированным эффектом.

– Тогда какой второй? Твои суицидальные настроения я и так чувствую, про них можешь не распространяться.

– Сохранять существующее положение. Даже сейчас нам хорошо вместе, так почему бы не ценить то, что мы имеем?

Вдруг подумалось: зачем я прошу об этом несчастном втором шансе? Если я просто буду рядом, в конце концов, Регина поймет, что мне можно доверять и успокоится.

– Нет, нехорошо. – вдруг покачала она головой.

– Как?!

– В постели хорошо. А за ее пределами каждый раз, как я на тебя смотрю, вспоминаю все, что было. И это нерадостные воспоминания, Оникс.

– Даже сейчас?

– Даже сейчас. Поэтому я постоянно тебя избегаю или использую против тебя силу. Чтобы не было этой боли. Или чтобы хоть как-то сделать ее меньше, причиняя боль тебе. Уж извини, но это в природе человека: пытаться вернуть боль тому, кто ее причинил. Мне это совместное заточение – хуже ножа в сердце.

– Саша! Ба! Александра! – завопил я.

– Что опять? – испугалась Регина.

Но я, не слушая ее, продолжал орать. Наконец, в комнате появился Алекс, на которого я посмотрел с немалым удивлением.

– Саша занята. – проинформировал он нас. – Вы что-то решили?

– Послушай, дед! Если вы так переживаете за то, чтобы я не самоубился, хорошо! Оставляйте меня тут, буду вам архивы в порядок приводить, книги по алфавиту раскладывать, каталоги переписывать. В общем, что хотите, то и буду делать, хоть целую вечность. Но ее отпустите. Нечего Регинку мучить, ей в одном помещении со мной хуже, чем в клетке с тигром.

– Я такого не говорила. – отрезала лиса. – Алекс, мы подождем, пока Александра освободится. И вообще, у нас тут еще куча дел. Извини, что отвлекли.

И дед, не успел я возразить, исчез. Я свирепо уставился на женщину.

– Регин, вот и нахрена?!

– Во-первых, вляпались мы в это вместе. Вместе и разгребать будем.

– Зачем? Если тебе больно на меня смотреть, а я готов избавить тебя от этой боли.

– Во-вторых, твое стремление меня освободить и сделать лучше для меня – это очень даже сексуально.

– Что, опять?!

– А в-третьих, секс – это отличное обезболивающее.

– Я вообще перестал тебя понимать. Ты мазохисткой стала?

– С тобой кем только не станешь! И вообще, читай дальше.

***

И вот наступил день, который обещал стать самым счастливым в нашей жизни. С самого утра улыбка подпирала мои уши: сегодня мы с Лилией навеки станем неразлучны! Нет, нас и раньше ничто не могло разлучить. Но в совершении брачных обрядов мы видели какой-то сакральный смысл. Для нас, представителей высокоразвитых рас, этот момент все равно был не просто каким-то там праздником или официальным действом. А чем-то более высоким, чем-то необыкновенным, великим.

Все в этот день казалось не таким, как всегда. Птицы пели по-особенному, воздух был другим. И даже Ли я словно впервые увидел, когда в нетерпении ждал у алтаря. Казалось бы, за десять лет знакомства мы уже наизусть выучили друг друга, но сейчас я и правда смотрел на нее совершенно иначе.

Ведь это моя невеста, которая уже через несколько минут станет женой. Жена… Непривычное еще для меня слово, но уже любимое, как ее имя, как ее руки. Как ее глаза, которые сейчас сияют необыкновенным светом. Как ее губы, которых я скоро коснусь на правах законного, любимого и любящего мужа.

Когда Лилия, сама похожая на цветок в своем легком и воздушном белом платье, появилась на дорожке, ведущей к алтарю, все встали. Ее отец взял под руку мою суженую и повел ее ко мне. Я оглянулся на тренера – попросил его быть моим свидетелем, и он не отказал. Мужчина улыбнулся. Мои глаза вернулись к самому любимому лицу и до конца церемонии я не сводил глаз с невесты.

Я поклялся любить Ли, защищать и беречь до конца вечности, а то и дальше. В тот момент я был уверен, что сдержу это обещание. А как иначе? Я же люблю ее больше жизни! Лилия в ответ поклялась никогда меня не оставлять и быть со мной всегда. Вот она, как выяснилось, выполнила свою клятву. А я, дурак, не знал…

Момент, когда я поцеловал любимую, навсегда остался самым счастливым в моей жизни. Все стали нас поздравлять, аплодировать, желать всего-всего-всего. А мы никого не слышали и не видели, будто бы на этой маленькой площадке перед алтарем мы внезапно остались вдвоем во всем мире.

Над головой вдруг пролетели голуби, что нас отвлекло и удивило. Мы не планировали заставлять бедных птиц томиться в клетках ради пущего эффекта, поэтому ничего такого в нашей торжественной программе не присутствовало. Очевидно, глупые пернатые просто совершали ежедневный моцион и так все совпало. Много позднее я где-то прочитал, что голуби – символ мира и любви. И даже рассмеялся от того, насколько нелепым и лживым было тогда их появление над нами! Лучше бы у нас над головами закружили черные вороны. Я бы, вероятно, насторожился, и…

Но прошлое не изменить, а происходящее не предвещало, что всего через несколько часов свадьба обернется трагедией. Пока что мы принимали поздравления, танцевали первый танец, сидели за праздничным столом… Все от души радовались за нас и мы были благодарны нашим гостям за это. Однако постепенно стали уставать от происходящего и решили провести немного времени в компании друг друга, чтобы отдохнуть.

Свадебные торжественные наряды, такие красивые, но удобные только для того, чтобы в них сидеть, мы сменили на более привычные шорты и майки. А потом, взявшись за руки, отправились гулять по материку. Я знал одно местечко, обнаружил его недавно и понял, что Лилии оно понравится. Вот и вел ее туда. Навстречу гибели любимой.

Шумная свадьба и гости остались уже позади, мы даже перестали их слышать. Лилия с удовольствием осматривалась по сторонам. Место, куда я ее привел, находилось у подножия скал, защищавших город. Там, за ними, плескалось море и его соленый запах доносился сюда. А вокруг все утопало в зелени, в цветах. Тихо трещали цикады, пели птицы и нам снова показалось, что мы остались одни на целом свете. И никого нам больше не нужно было.

– Я люблю тебя, Ли.

– Я люблю тебя, Парис.

Я уже почти поцеловал свою любимую супругу, уже даже коснулся ее губ. Но вдруг задрожала земля под ногами, мы услышали детский испуганный крик и, не сговариваясь, рванули в сторону звука. Уже стало понятно, что произошло: энергия планеты снова пыталась найти выход.

Земля – уникальный проект нибирийцев, равного ему не было и, думаю, не будет. Наши предки умудрились сделать неживое живым, превратить мертвую и холодную планету в цветущий оазис. Но все же работа еще продолжалась, ведь невозможно покорить себе небесное тело всего за пару-тройку столетий.

Собственная энергия планеты, генерирующаяся в ее ядре, пыталась пробиться на поверхность, искала выход, чтобы не разорвать Землю изнутри. Нибирийцы помогали ей в этом, оборудовали в местах ее самого наибольшего скопления специальные запасники, где собирали и контейнировали эту мощь должным образом. Но она периодически проявлялась и в других местах, била из-под земли смертоносными белыми гейзерами.

Такие районы тут же оцепляли, чтобы никто не пострадал. Энергия способна сильно обжечь человека, а если он оказывался в эпицентре ее потока, то и вовсе моментально сгорал. Поэтому все места, где она пробивала себе путь на свободу, тут же регистрировали и никого туда не пускали, пока не усмирят непокорную стихию.

В Атлантиде энергия не бунтовала уже несколько десятков лет. Она не очень любила обжитые районы, предпочитая более дикую местность. И почему в тот день ей вдруг приспичило проявиться именно в этом прекрасном, тихом и уединенном местечке? Почему?! На этот вопрос я никогда не найду ответа.

А тогда я и вовсе ни о чем не спрашивал. Мы с Ли прибежали к месту, где готовился выйти на поверхность очередной энергетический сгусток и увидели дерево, корни которого уже погружались в почву. Но самое ужасное заключалось в том, что среди листьев мы заметили испуганного мальчугана лет четырех. Зачем он пришел сегодня сюда, чего ради забрался на это проклятое дерево, которое привлекло бунтующую энергию? Снова только вопросы и ни одного ответа на них!

– Это же маленький Гиппократ, сын врача! – Лилия бросилась к дереву.

– Стой на месте! – велел я, обгоняя ее.

Какая разница, чей он сын и как его зовут. Надо спасти ребенка! И я, ловко прыгая по ветвям, добрался до малыша, который крепко в меня вцепился и полетел обратно, прижимая его к себе. А краем глаза заметил, как на дерево взлетела Ли. Черт!

Я поставил паренька на землю и велел отбежать от края ямы, в которую начало проваливаться дерево. А сам развернулся, готовый поймать любимую.

– Прыгай!

И она бесстрашно разомкнула руки, полетела вниз – Лилия всегда мне доверяла и знала, что я ее поймаю. Я бы ее поймал… Но тут из-под земли взметнулся белый столб пламени, дерево, мигом им охваченное, вспыхнуло и исчезло. Я увидел такие любимые и безмерно удивленные сапфировые глаза. Волосы-паутинки, будто таявшие в нестерпимо ярком белом свете. Руки, протянутые ко мне, словно растворились, погас сапфировый цвет.

Дальнейшее я помнил смутно и словно видел со стороны. Будто душа моя воспарила от этого ужасного места и, застыв, наблюдала за происходящим. Лилии уже не было, не стало в одну секунду. А мое тело, только что бывшее таким сильным, ловким, вдруг одеревенело и стало падать в яму, из которой по-прежнему било белое пламя.

Вот еще немного, и я тоже исчезну, растворюсь. И кто знает, может, окажусь в мире, где мы с Лилией действительно будем вместе, никогда не разлучаясь, как обещали друг другу всего пару часов назад? Но нет! Ребенок, которого я успел спасти, собрал все свои немногочисленные силы, толкнул меня в сторону. А потом потащил подальше от страшной ямы. Тащил, ревел, звал на помощь. И вскоре его услышали.

***

– Пожалуйста, не надо дальше, не надо. – попросила Регина, когда я отложил очередную прочитанную страницу.

Женщина тихо плакала, спрятав лицо у меня на груди. Я крепче обнял ее, прижал к себе, стал укачивать, как маленькую. Зря Саша заставила нас разбирать именно этот архив. Лиса только внешне вся из себя крутая, сильная, уверенная, с вечной нахальной улыбочкой… А подо всей этой броней прячется маленькая уязвимая девочка, которая все близко принимает к сердцу. Даже то, что было семь с половиной тысяч лет назад.

Глава десятая. Бы

Не знаю, сколько мы так просидели. Но лишь когда моя футболка промокла насквозь, а я умудрился укротить фиолетовые локоны, и заплести их в толстую красивую косу, Регина все-таки успокоилась.

– Что ты там сделал? – удивилась она, ощупывая голову.

– Будет у тебя новая прическа. – протянул я ей чашку с кофе и сигареты.

– Спасибо, милый.

Я снял футболку и повесил ее на ручку двери. Может, немного подсохнет, а то скоро, чувствую, моей подружке опять предстоит вытирать слезы. Когда я уже научусь носовые платки с собой носить?

Сев рядом с Региной, я тоже налил себе кофе. Лиса удивилась – она знает, что я больше всего люблю молоко, а на бодрящий напиток обычно даже не смотрю. Но сейчас почему-то захотелось. После таких горьких страниц нужно, чтобы и на языке стало горько. Для полной гармонии, так сказать.

– Почему как только человек окажется на вершине счастья, нужно сразу же скинуть его с этого пика в самый низ? – спросила Регина. – Что за адские качели, усмешка, издевательство…

– Если бы я знал. Если бы я знал, как этого избежать, мы бы сейчас тут с тобой не сидели.

Я мысленно вернулся на несколько лет назад, в то самое прекрасное утро. Первое утро, когда мы проснулись вместе. Я тогда открыл глаза пораньше и долго любовался любимой женщиной, которая за ночь умудрилась заползти в мою пижаму и сейчас спала, распластавшись на мне. И кажется, моя тушка стала для нее самым удобным ложем, несмотря на наличие очень даже комфортного ортопедического матраса под нами.

Как счастливы мы были в то утро! Я едва не растаял, пока смотрел на нее, спящую. И она, я это помню, буквально светилась от переполнявшей ее нежности, от любви. Нам тогда казалось, что у нас впереди множество таких прекрасных пробуждений. Когда мы, как Парис с Лилией, словно остаемся одни на свете и нет никого и ничего, кроме нас.

А уже через пару часов тоже все изменилось и наше счастье пошло трещинами, рассыпалось мелкими осколками. Да, все точно так же. За одним исключением: лиса, слава всему, осталась жива, хотя едва не погибла от той боли, которая разрывала нас обоих. Спасибо Саше за то, что она ее вытащила. А вот свой чертов сильный организм, который не дал мне замертво упасть на месте, я благодарить не стану.

Да, впоследствии, когда первая, самая сильная волна боли улеглась и мы с Региной снова смогли смотреть друг на друга, было много совместных пробуждений. Но уже не таких радостных, светлых и счастливых, как в то, самое первое, утро.

Просыпаясь, я по-прежнему обнаруживал, что любимая спит на мне. Все-таки нас и во сне тянет друг к другу, а прошлое над царством Морфея власти не имеет. Но вступает в свои права, едва мы открываем глаза. Иногда проявляет милосердие и чуть запаздывает, однако никогда не оставляет нас в покое.

Теперь, просыпаясь, Регина снова дарит мне улыбку. Но та быстро тает, как таял я от умиления, рассматривая ее спящую. В глазах любимой женщины снова появляется уже ставшая привычной нотка грусти, а я начинаю ненавидеть себя еще больше, чем обычно. Что угодно бы отдал, лишь бы ей не пришлось снова и снова вспоминать ту боль, да вообще чтобы ей не пришлось это переживать.

Когда мы стали близки, совместные пробуждения тоже слегка трансформировались. Наверное, лиса права: в постели у нас действительно все хорошо, поэтому и просыпаться не горько. Если, конечно, она не выгоняет меня сразу посреди ночи после того, как все закончится. Тогда утром Регина не такая печальная, часто даже ласковая, нежная. Каждый раз она буквально душит меня поцелуями, стараясь надышаться мной, как и я ею. Потому что знаю: очень скоро она в очередной раз пошлет меня к черту и наша идиллия рассыпется осколками точно так же, как тогда рассыпалось наше счастье.

– Ждать, надеяться, мечтать. – произнесла женщина. – Задыхаться от счастья, представляя, каким чудесным будет общее будущее. И потерять все в один момент. Это так больно…

– Прости. – не знаю, в который раз я произнес это слово.

Регина, не поворачиваясь, нашла мою руку, погладила ее.

– Я знаю, тебе тоже больно. Понимаю. Но нет у меня сил, чтобы эту боль излечить.

– Я заслужил. Ты – нет. И Парис не заслужил.

– Катастрофическое стечение обстоятельств. Какие же мы, бабы, порой дуры. – Регина словно почувствовала мое недоумение во взгляде, повернулась и грустно улыбнулась. – Вот кто ее просил бросаться следом?

– Можно подумать, ты бы не бросилась. – покачал я головой.

– Да, в семнадцать лет – наверное. – согласилась она. – Теперь нет. Не потому, что слишком дорожу своей жизнью. А потому что знаю: ты справишься лучше и не надо отвлекать – тогда тем более справишься.

– Да неужели? – отобрал я у нее сигарету.

– Опять начинается! Я понимаю, о чем ты. Надо было не бросаться грудью на защиту твоего семейного счастья, дать тебе все сделать самому. Я же говорю – дура.

– Я с тобой, как всегда, согласен. И да, твоя красивая грудь не для того предназначена, чтобы лезть на амбразуру.

– Оникс! Нашел момент, блин.

– Успокойся, озабоченная, я не о том. Но оценить твою красоту можно в любой момент.

– Не в любой. – женщина задумалась, глянула на меня. – Так что получается, я сама виновата?

– Нет конечно. Мне надо было просто поменьше тебя слушать.

Конечно, Регина не виновата. Ее реакция на то, что я хотел уйти из семьи, вполне понятная, естественная. Она не хотела никому горя, а еще не хотела становиться причиной этого самого горя. А я не нашел слов, чтобы объяснить, что она – не причина. Причина в том, что наш с Силией брак, несмотря на двоих детей, несмотря на прожитые вместе годы, несмотря ни на что, был обречен.

Силия выходила замуж не за меня, а за того меня, которого сама себе успела нафантазировать за десять лет нашего знакомства. А я, едва не лишившись головы на мацтиконском астероиде10, поддался зову инстинкта размножения. До чего дурной инстинкт! Почувствовав смертельную опасность, он велит нам размножаться, плодиться, чтобы сохранить популяцию. Хотя в смертельной опасности вот вообще не до деторождения! Но это понимаешь уже разумом, а инстинкты часто заглушают его голос.

И получилось то, что получилось. Мои гормоны решили, что Силия вполне подходит для размножения: молодая, здоровая, красивая женщина. Мы сказали друг другу заветное «да», размножились, выполнили заложенную природой программу и… И все. Гормоны сделали свое дело, гормоны могут уходить. Супруге пришлось обнаружить, что рядом с ней совсем не тот, кого она полюбила, приноровиться и притерпеться к человеку, который стал ее мужем. А я вообще долгое время ни о чем таком не думал. Регина права – мне думать в принципе в новинку. Да и не с чем было сравнить.

А надо было думать! Но я то мчался в очередную экспедицию, то занимался детьми, домашними делами, то рвался мир спасать. Некогда. Как я теперь жалею об этом! Ведь, если бы действительно подумал раньше, возможно, к Регинке прилетел бы уже свободным. Тогда все было бы иначе. Я не думаю, что лиса права и при таком развитии ситуации не случилось бы нашей любви. Все бы случилось. Тем более нет у меня привычки завязывать романы на одну ночь. Так что никуда бы она от меня не делась.

Как не делась бы и в том случае, если бы я поговорил с Силией сразу же, когда понял, что люблю Регину. Вот тогда я и правда вел себя, словно последний мудак! Начал роман с любимой, но при этом не вылез из постели жены и это все привело ко вполне себе закономерному результату. Да, я помню, как лиса угрожала мне расставанием, если я уйду из семьи. А какого хрена я вообще ей об этом сообщал? Чтобы что?

Надо было уходить и потом ставить Регинку перед фактом. В конце концов, это только наши с Силией дела и не надо было вмешивать в них любимую. А я чего-то боялся, чего-то ждал. Вот и дождался.

– Ведь ты бы меня все равно приняла тогда.

– Не факт, что сразу.

– Ничего, подождал бы.

– Но история не знает сослагательного наклонения. Если бы ты тогда поговорил с женой раньше… Если бы Лилия послушалась Париса… Такое маленькое, ничтожное «бы» сломало столько жизней.

– Если бы маленький Гиппократ не оттащил Париса.

– Я не думаю, что так было бы лучше!

– Тогда, возможно, Атлантиду не погубили бы мацтиконы. Не всегда чья-то смерть – это трагедия, Регин.

– Я знаю, к чему ты клонишь. Но я не согласна с тем, что твоя смерть хоть кому-то сделает лучше.

– Тебе ведь больно на меня даже смотреть. Я теперь, узнав об этом, не понимаю, куда себя деть, как быть, что сделать. И по-прежнему считаю, что…

– Возможно, со временем я привыкну.

– Уже столько лет прошло. Не привыкла же.

– А если с тобой что-то случится, мне будет больно постоянно.

– Не будет. Вот тогда боль со временем притихнет, уйдет на задний план. Смотри, Парис же привык.

– И предал Атлантиду.

– Ну к тебе, думаю, никто с таким предложением не сунется и…

– Оникс, заткнись пожалуйста. Не хочу об этом говорить. И думать тоже не хочу.

Регина сердито на меня посмотрела, но не стала возражать, когда я привлек ее к себе. Ткнувшись носом в мое плечо, она вздохнула и притихла. Ну хотя бы прикасаться ко мне ей не больно, и на том спасибо. Можно было бы, конечно, пытаться довольствоваться этим, и в нынешней ситуации ничего другого не остается.

Но я ведь хочу не только спать с любимой женщиной! Да и она, думаю, не согласится на такую роль. Зачем делить постель с тем, на кого в остальное время смотреть не хочется? Тем более у нее есть альтернатива в виде охранников. На них и смотреть не больно, и время с ними проводить приятно. Хотя, конечно, прежде чем думать за лису, надо, ради разнообразия, спросить ее мнение.

– Тебе и правда хорошо в постели со мной?

– Да, несмотря на то, что мы закрыли еще не все пробелы… Лучше, чем с кем бы то ни было, это точно.

– Не больно, как в остальное время?

– Нет. К чему эти вопросы?

– Как насчет того, чтобы ограничить пока наши отношения только таким образом?

– И что? – она посмотрела на меня, прищурилась. – Ты согласишься быть моим очередным мальчиком по вызову?

– Я соглашусь быть твоим единственным мальчиком по вызову.

– Вот как! Хотя в результате этого ограничения я все равно ничего не теряю. Но меня пугает это твое «пока». Оникс, я же прекрасно понимаю, что надолго тебя не хватит, ты захочешь большего и…

– Статус изменится только если ты захочешь. И будет все как ты захочешь. Мне-то чего жаловаться? Ты будешь моей, позволишь себя любить, не придется с кем-то тебя делить. Все равно у нас не просто секс и мы оба это знаем.

– И ты перестанешь искать приключения на свою голову?

– Конечно! – лиса недоверчиво фыркнула. – Ну правда, ведь мне надо будет беречь свое тело для твоего удовольствия.

– Я не знаю. И вообще не могу рассуждать о сексе, когда ты так близко и без футболки! Хочется не болтать, а делать.

– Ну так тебе никто ничего не запрещает.

Глава одиннадцатая. Ненавидеть мир проще

Хоть маленький Гиппократ и не дал мне свалиться в эту белую бездонную яму, энергия обожгла и меня тоже. Три дня я болтался между жизнью и смертью. Три дня Нестор, призвав на помощь все свои знания, умения, созвав коллег и лучших врачей планеты, боролся за мою жизнь. Зачем? Впрочем, это глупый вопрос, конечно. Мы всегда отчаянно сражаемся со смертью, надеясь вырвать из ее рук тех, кого любим. У деда получилось. У меня – нет.

Три дня перед моим мысленным взором проносилось одно и то же. Удивленные глаза, протянутые ко мне руки, которые тают в этом безжалостном белом свете. Три дня все повторялось снова и снова. И лишь в последние сутки видения, терзающие меня, вдруг отступили, перестали глодать тупыми клыками мою душу.

Я обнаружил себя в том самом месте, куда привел Лилию в день нашей свадьбы. Сам, взяв за руку, отвел ее туда, где оборвалась жизнь моей любимой. Если бы знал, что веду ее на эшафот, собственноручно бы себе ноги сломал! Если бы я мог заранее знать, чем обернется эта наша прогулка!

– Не кори себя, любимый. – вдруг услышал я голос, который, я был уверен, остался за чертой прошлого.

А повернувшись, увидел Лилию. Вся в белом, как и в день нашей свадьбы, она смотрела на меня без укора, только с невероятной любовью во взгляде.

– Я виноват. Ты погибла из-за меня.

– Не говори так. Ты не виноват, Парис. Никто не виноват, понимаешь? Просто такой оказалась моя судьба. Жаль, что тебе пришлось страдать из-за этого. Жаль, я не могу забрать с собой твою боль.

– Если бы я успел тебя спасти. Если бы я не привел тебя туда…

– Тише, тише. А то ты так договоришься до того, что тебе вообще не надо было меня узнавать.

– А вдруг? Может, если бы мы тогда не встретились, ты была бы жива и счастлива. Не со мной, но жива!

– Парис, никто не знает, что было бы в другом случае. Одно я знаю точно: я была счастлива с тобой. Я благодарна тебе за это счастье. И я хочу, чтобы ты продолжал жить за нас обоих. Тогда я и дальше буду счастлива.

– Как можно жить без тебя?

– Настанет время и мы будем вместе. Но пока ты должен пройти свою дорогу. Если уж суждено нам было разделиться – значит, тебе предстоит сделать еще что-то важное. Прежде чем мы снова будем вместе.

Впоследствии, вспоминая эти слова, я недоумевал: неужели злое мироздание, судьба или кто там, оставили мне жизнь, чтобы я погубил тысячи других? Чтобы я стал предателем? Или это была такая проверка на прочность, которую я не прошел? Жаль, нельзя найти того, кто распоряжается нашими жизнями и потребовать ответа! Пути Господни неисповедимы – так говорят земляне. Воистину! Потому что и теперь я не могу понять, зачем же я остался, если спасение моей жизни стало казнью для всех остальных?

Но тогда я не знал грядущего. Не знал и дед. А то бы, не сомневаюсь, не стал за меня бороться, а лично поспособствовал бы моей скорой отправке на тот свет. Он был бы в этом стремлении абсолютно прав. Бедный Нестор, ведь его ждет совершенно кошмарная судьба – и тоже из-за меня.

А тогда он меня все-таки вытащил. Как раз после того, как мне привиделась Лилия, я окончательно пришел в себя. Кое-как выполз из своей комнаты, добрался до кабинета деда и услышал, как Нестор разговаривает с кем-то. Прислушался – это был врач, отец маленького Гиппократа, который оказался не в том месте и не в то время.

Уже позднее, наблюдая самого Гиппократа, я не раз и не два спрашивал себя: а что я ощущаю по отношению к этому мальчишке? Очень легко было бы свалить всю вину за произошедшее на него. Ведь если бы он не полез на это дерево, ничего не случилось бы. Или если бы родители лучше смотрели за своим шалопаем… Очень легко. Но почему-то не получалось.

К Гиппократу я чувствовал благодарность. Нет, вовсе не потому, что он меня тогда спас, как я спас его самого минутой раньше. А потому, что впоследствии он ни разу не вспоминал о том случае. Спасибо ему за это. И еще я чувствовал восхищение, когда, в момент атаки мацтиконов, увидел, как этот парень отважно сражается с врагами, с теми, кого я впустил в город. Он, все еще совсем мальчишка, ставший врачом, как и отец, не спасовал и честно дрался с теми, кто напал на его родной город.

Помню, когда мерзкая костлявая тварь, подкравшись сзади, пронзила его мечом, он с разворота еще успел снести ей голову. Да так и замер навсегда, с легкой улыбкой на устах. Для того я его спасал, чтобы через два десятилетия увидеть его смерть? Я тогда побежал к нему, хотел отогнать мацтиконов, которые уже стали вынимать тяжелый меч из его рук. Мародеры! Но в этот момент меня переместили на корабль, болтающийся где-то за Луной. А Атлантиду тогда же потряс взрыв, поставивший точку на мерзком существовании захватчиков города и на жизни его защитников.

Но это тоже случится позднее. Пока же я слушал отца Гиппократа, который объяснял деду, что категорически нельзя стирать мне память о прошедших десяти годах. Нестор, понимающий, что эта трагедия меня буквально раздавила, от отчаяния готов был решиться на такой шаг. Готов был заставить меня забыть Лилию.

– Крайне опасно. – возражал врач. – Такие потрясения не проходят бесследно. И стирать настолько важный отрезок жизни, когда мальчик стал мужчиной, учить его всему заново – нет, Нестор, я не рекомендую. Ты просто не сможешь его адаптировать. Да еще и облучение энергией… Неизвестно, какую роль оно сыграет, если изъять воспоминания. Плюс его уникальная сила – нет, это все крайне опасно.

Мимолетно я удивился: какая еще уникальная сила? Впрочем, мне все равно. Сейчас важно было защитить память о любимой, если уж я не смог защитить ее саму. Поэтому, не постучавшись, я распахнул дверь.

– Не лишай меня памяти, дедушка. Это единственное, что у меня осталось.

Нестор подскочил ко мне, обнял и пообещал этого не делать. Потом, вместе с врачом, привел обратно в мою комнату, помог улечься. Эскулап осмотрел меня, что-то написал в рецепте и, пообещав зайти завтра, удалился. А дед долго и молча сидел со мной в тот вечер, гладил по голове, как маленького и не покинул меня, пока я, все еще слабый, истративший немногочисленные силы на марш-бросок до его кабинета, не смежил веки.

Дальнейшее мое физическое восстановление проходило быстро. Все же я был молодым парнем, сильным и здоровым. Поэтому внешне скоро ничего не напоминало о трагедии – разве что глубокая вертикальная морщина между бровей. Со внутренним дело обстояло гораздо хуже. От этой травмы я так и не излечился.

Ночами меня все так же преследовали кошмары, в которых я раз за разом терял Ли, не успевал ее спасти. Просыпаясь, я отправлял насквозь мокрую подушку в сушку и на автомате выполнял все привычные действия. Пока руки и ноги двигались, в голове бился один вопрос: зачем все это? Почему? Почему мир продолжает существовать, как ни в чем ни бывало? Люди идут по улицам, солнце все так же катится по небу, все такое же, как и раньше.

Если бы планета сейчас погрузилась во тьму, недра земные разверзлись, с неба стали бы падать горящие угли – пожалуй, я бы воспринял это без удивления. Так и должно быть, ведь в моей жизни уже случился конец света. Но нет! Миру было наплевать на мою трагедию. Впрочем, могу ли я винить мир за равнодушие? В нем страдает так много людей, странно было бы, если бы Вселенная вдруг выделила меня среди всех. На каком таком основании, спрашивается?

Постепенно я привык и даже смирился. Просто ничего другого мне не оставалось. Но случился откат. Невзирая на то, что никто так и не стер мне память, я вернулся к стартовой позиции. Снова стал угрюмым нелюдимым букой, каким был до встречи с Лилией. Хотя так, наверное, было даже легче. Ненавидеть этот мир проще, чем продолжать его любить после случившегося.

***

– Блин, Оникс! – взвизгнула Регина, когда я укусил ее за ухо.

– Больно? – тут же обеспокоился я.

– Нет, но внезапно. Мурашки… – потянулась она как кошка.

Я аккуратно изъял очередную страницу из рук женщины, а саму ее заключил в объятия.

– Зачем мы продолжаем это читать? Давай уже позовем Сашу.

– Затем, что я еще не решила. И вообще, раз уж мы так углубились в эту историю, я хочу ее до конца изучить. Не люблю что-то бросать, не доделав.

– Ладно, тогда перекур. И обсудим причины твоей нерешительности заодно.

– Вот настырный. – улыбнулась лиса.

А я фыркнул. Да, я настырный, но и Регинка упрямая! Два сапога пара, как нас ба называет. И сейчас я боюсь, что из чистого упрямства она отвергнет очередное мое предложение. Но ведь это неплохой вариант!

– Это неплохой вариант. – озвучила лиса мои мысли. – В нынешней ситуации, можно сказать, самый лучший. Мы получаем то, что нужно нам обоим, безо всяких трагедий и боли. То, что можем, и хотим дать друг другу. Но…

– Опять это «но»!

– Но я боюсь, что ты что-то задумал. И не делай такое тупое лицо, Оникс, будто ты и «задумал» – это что-то такое, что в одном предложении встретиться не может. Я тебя знаю, ты хитрый.

– Честно? Я просто надеюсь, что со временем ты сама захочешь сменить статус наших отношений на еще более положительный. Вот и вся моя задумка. Как всегда, я надеюсь на то, что время все расставит по своим местам.

Я и правда надеюсь, что со временем боль утихнет. Зато Регина сможет убедиться в том, что мне можно доверять, привыкнет, что я всегда рядом и не захочет больше расставаться. В сущности, мой план не изменился. Просто форма немного другая – та, в которой любимая может меня выносить и в которой я смогу давать ей не боль, а удовольствие.

– А если нет, малыш? Зачем что-то менять, если меня все будет устраивать? За гипотетическими журавлями в небе я гоняться не хочу.

– Ну значит мне надо молиться, чтобы я вдруг не стал импотентом, чтобы продолжали функционировать мои руки и… – начал перечислять я, но Регина, хмыкнув, треснула меня. – Регин!

– Я тебя поняла. В любом случае у тебя останется возможность делать то, что мне нравится. Но я опасаюсь, что ты сам не выдержишь, тебя снова потянет на выяснение отношений, смену их статуса.

– Я терпеливый и умею ценить то, что есть. Особенно если на другой чаше весов лежит нехилая такая вероятность потерять самое дорогое. Ну на крайний случай можно будет попросить бабулю снова нас запереть здесь и выдать еще один архив!

– Вот негодяй. – сообщила мне, рассмеявшись, женщина. – Мы еще с этим не разобрались. Я за это время как раз подумаю, взвешу все «за»… А кстати говоря, твоя бабка нас кормить собирается? Не то, чтобы я проголодалась, но пить пустой кофе уже надоело.

– Ба! Ты бы нам десерт какой дала, мы ж тебе не архивные рабы, чтобы голодом нас морить! – возопил я.

А потом мы с лисой бурно возрадовались, увидев на журнальном столике горячие сырники со сгущенкой. Пожалуй, так действительно можно еще парочку архивов разобрать!

Глава двенадцатая. Новая знакомая

Время шло. Я стал телохранителем, как и намеревался, защищал людей, сопровождал их на другие планеты, население которых было не настолько миролюбивым, как на Земле или на Нибиру. Или берег их покой здесь, в Атлантиде, если гости опасались, что на них может кто-то покуситься. Хотя тут такого не случается.

А вот на других планетах приходилось держать ухо востро. Я даже умудрился пару раз заработать легкие ранения, но мои клиенты не пострадали. Хоть кого-то я защитил и смог уберечь от ужасной участи. Но каждый раз, когда довольные клиенты благодарили меня, я вспоминал Лилию. А вот ее я защитить не смог…

Как-то раз я сопровождал делегацию с Эдема. Несколько ученых и просто любопытствующих прибыли на Землю, посмотреть на Атлантиду, изучить ее. Сюда постоянно кто-то прилетал и с годами интерес к наукограду нисколько не угас. Я привычно встретил гостей на космодроме, который находился там, где гораздо позднее раскинется Армения, проследил за тем, чтобы все загрузились в летательные аппараты и последним зашел внутрь, отдавая по рации команду пилотам.