Частная практика

Часть 1

Психиатр и некромант

– Катюх, а Катюх, скажи честно, ты частную практику ещё не свернула?

– Ещё нет.

– Значит, деньги тебе нужны? – поинтересовалась старая приятельница и глаза прищурила, этак, точно зная, что деньги нужны.

А кому они не нужны?

В бюджетной больнице и платят бюджетно. Нет, частные сеансы доход приносят, но не сказать, чтоб превеликий. Да и то в нынешние времена развелось психологов со справками и дипломами об окончании курсов. Причём курсов было множество.

И эмотологи.

Нумерологи.

Специалисты по концептуальному развитию личности.

Раскрыватели чакр и внутренних потенциалов. В общем, конкуренция росла, а самое обидное, что при всём том Катерина её не выдерживала. Ну да, чтоб решить проблему, надо её решать, а это не всегда приятно, чаще даже наоборот. Местами болезненно.

Как правило долго.

И зачастую сперва незаметно, что проблема решается. А в сети обещают исцеление за три сеанса или за четыре, если с индивидуальным сопровождением.

Вот и остались разве что старые и преданные. Да и те – с придурью.

– Нужны. Очень, – честно ответила Катерина. – Клиент есть?

– Есть. Только… как бы выразиться… немного необычный.

– Знаешь, обычные к психиатрам не ходят.

– Не в этом плане. Скорее уж… – Елена слегка смутилась, как всегда, когда заговаривала о той стороне, на которой теперь проводила большую часть времени. – Он некромант.

– Настоящий?

– Вполне.

– И что с ним? – поинтересовалась Катерина, потому что… потому что и вправду было интересно. Пациенты к ней всякие попадали, но большею частью случаи были весьма заурядными.

Зависимости разного рода.

Шизотипические расстройства во всём их чудесном многообразии. Навязчивые состояния и так, по малости, детские комплексы, подавленные страхи и желания.

– Утратил смысл жизни.

– У меня его нет, – Катерина разлила вино, которое Елена принесла с собой. Бутылка пусть без этикетки, видом своим внушала мысли о древности и немалой стоимости напитка. Да и сама Елена за прошедшее время изменилась. И даже не в том, что одежда на ней теперь не из секонда, купленная, чтоб было чего надеть. Скорее уж исчезла тоска из глаз, и это растерянно-обиженное выражение лица, детское такое, выдававшее, насколько ей плохо.

А теперь вот хорошо.

– Плохая шутка, да? – Катерина нарезала сыр и виноград достала, отметивши, что в холодильнике пусто, да и виноград она купила исключительно по душевному порыву.

Захотелось вот.

– Плохая. Дело в том, что, если это состояние не переломить, он погибнет.

– А сам он хочет лечиться?

– Сам он сейчас ничего не хочет.

– Сложно…

– Елизар заплатит, сколько скажешь.

– Да не в деньгах дело, – отмахнулась Катерина. – Деньги это… с друзей деньги брать как-то оно… я его и так гляну, но ты же понимаешь, что если он меня на хрен пошлёт и дверь закроет, то я ничего не сделаю. Даже если не закроет, то не факт, что сделаю. Глубокая депрессия требует медикаментозного лечения, а как таблетки на этого твоего… некроманта подействуют?

– Скорее всего, что никак, – Елена явно опечалилась. – У некромантов природная способность выводить всякие яды.

– А лекарство – это тоже яд.

– Именно.

– Ладно, глянуть я гляну, может, всё не так и запущено, – Катерина оторвала виноградину и вином запила. Вкусное. Такое вот, насыщенное, густое и тягучее даже. Бархатистое. – А ты не сиди, рассказывай, давай, с чего там всё началось… или постепенно развивалось? Хотя в любом случае что-то стало спусковым крючком. И пей давай, а то я опять одна наклюкаюсь… слушай, а жить он где будет? Надеюсь, твой Елизар не ждёт, что я приду, руками повожу и его приятель воспрянет к жизни?

– Не ждёт. Он, честно говоря, уже и не надеется. Понимаешь, когда некромант теряет смысл жизни, обычно всё заканчивается не очень хорошо. В лучшем случае он уходит на охоту и погибает…

– А в худшем?

– В худшем… воскресает после смерти и превращается в нежить.

– Так себе перспектива, – Катерина отметила, что странное дело, но этот, довольно бредовый по сути своей разговор, воспринимается ею вполне нормально. – Ну и с чего началось-то?

– С деревни, – Елена вино разглядывала. – Небольшой деревеньки. Мир… такой вот, магическо-техногенный… то есть…

– Магия и техника.

– Да. Как по мне, самое неудачное сочетание. В итоге ни то, ни другое толком не развивается, – поделилась Елена. – Но это не так важно. Нежить там водилась, но не сказать, чтобы много. В Гильдию поступила заявка о пропаже купца Ятрышникова с двумя приказчиками, холопами…

Песня, а не рассказ.

Купцы, приказчики, холопы. Прям чем-то родным, но подзабытым, повеяло.

– А с ними сгинула и дочка, которую купец с собой за какою-то надобностью взял. Хотя вдова утверждала, что он и раньше брал, но всегда возвращались вовремя. А в этот раз даже письма не послал. Сгинул и всё. Вдова вспомнила, что и вёл себя муж очень странно. Спешил. Суетился. Только приехал и сразу назад, что вроде как договор у него и спешить надо. Принесла она и вещи, а от вещей разило тьмой. Разбираться отправили Калинина.

– Этого некроманта? А зовут его как?

– Гремислав.

Необычненько.

– Он наведался в дом вдовы… то есть тогда ещё потенциальной вдовы. И прислал в Гильдию отчёт, что есть тёмный след. Что скорее всего купец и вправду находился под воздействием. И что Гремислав отправляется за ним, благо, поиск на крови сработал. Потом несколько дней тишины.

Катерина посмотрела бокал на свет.

– Елизар нашёл его за болотом в деревне. Раненого. Да мёртвого почти. Деревенские выдвинули жалобу на самоуправство, дескать, явился и убил барыню с её сыном, а ещё купца, дочь купца и кучу иного люду. Усадьбу поджог и сам, раненый, бежал от людей.

– А этот ваш Гремислав так поступить не мог.

– Некроманты не убивают людей. Без веской причины. Это… – Елена потёрла руку. – Не принято. В общем, началось разбирательство, потому что в Гильдии давно такого не случалось. И подобные обвинения всегда очень серьёзно рассматривают. Созвали комиссию.

– И?

– А вот тут сложно. Тела невинноубиенных или что там осталось сгорели вместе с усадьбой. А усадьбу явно поджигали. И весьма старательно, с четырёх концов, так, что даже защита от огня не справилась. Стены-то выстояли, а что внутри – в пепел обратило. Только вот тьму огнём взять непросто. И наличие её в пепле было установлено. Да и те же стены прилично впитали.

– А сам ваш Гремислав чего говорил?

– Сам? Сам он ничего не помнит. Вообще. В итоге удалось установить, что Гремислав явился по следу купца. Уничтожил нежить… скорее всего барыня и была ею. Остальные… погибли во время схватки. По официальной версии. Заодно выяснилось, что люди в округе регулярно пропадали, но так, понемногу, чтоб внимания не привлекать. Там и вещицы пропавших на конюшнях отыскали. Целый склад. Деревенские, сообразив, к чему идёт, переметнулись, стали говорить, что барыня странною была и боялись они её очень, а что нежить – знать не знали, ведать не ведали. А некроманта на вилы подняли из страху, что он всех в деревне прибьёт, потому как сам был на сумасшедшего похожий. Пришли к тому, что Гремислав действовал в рамках и не виноват. И деревенские невиноваты. И вообще никто не виноват.

Знакомый расклад.

Никто не виноват и отчётность закрыта.

– Он месяц у целителей провёл. И поверь, это много… очень. Тогда и сказали, что он сам не хочет поправляться. Нет, там такие целители, что… в общем, хочешь или нет, но вылечат. Сейчас Гильдия запретила Гремиславу дела брать. Скандал… сама понимаешь.

– То ли он украл, то ли у него.

– Именно. Но Елизар опасается, что как только запрет снимут, Славка пойдёт искать последний подвиг. Поэтому нужен…

– Психиатр. Психиатр для некроманта. Слушай, звучит, как название страшного любовного романа.

– Почему страшного?

– Потому что про психиатра. Или про некроманта.

– И кто из них страшнее? – улыбнулась Ленка.

– А вот и посмотрим.

Катерина ощутила давно позабытый азарт.

Гремислав старался слушать, что ему говорят, но получалось плохо. Сознание будто так и не избавилось от липкой паутины Кукольника.

Старого.

Опытного.

Прожившего не один и не два года под чужою личиной. Стоило прикрыть глаза, и он снова видел пухловатую женщину в старомодном платье и капоре. Мягкие ручки.

Атласные ленты на чепчике.

Улыбка.

Видел и стол с самоваром, над которым поднимался дымок. Белая скатерть. Фарфоровые тарелки с росписью. Вазочки с вареньем. И свежий хлеб.

Всё настолько человеческое, что даже он обманулся.

Он ведь не ждал кукольника.

– Присядь, мил человек, – голос у твари тоже был мягким, медовым. – Давненько у нас гостей не случалось.

Она наливала чай в блюдце и пила, прикусывая сахарок.

И блаженно жмурилась.

Тогда махонькие её глазки почти скрывались за румяными щеками.

– А как же купец?

Гремислав присел. Всё-то здесь дышало покоем. Усадьба, расположившаяся чуть в стороне от деревни, была старой, но ухоженной. Пусть деревянная, но дерево закляли и стало оно твёрже камня. А за остальным следили. Стирались шторы, чистились ковры, наверняка куда чаще, чем в обычном-то доме.

И пучки ароматных трав развешивали густо.

Вот запах ромашки, смешанный с вонью болиголова, и забивал тот характерный аромат, который свойственен любому логову.

– Купец… – губы растягивались в улыбке. – Купец… это разве гость… это уже родич. Сговорились мы с Афанасием Фёдоровичем. У него товар, у нас купец…

Гремислав дёрнул головой, сбрасывая морок воспоминаний.

И поднялся. Тело, помня о боли, двигалось нехотя. Да и казалось, стоит дёрнутся и откроются старые раны, кровь потечёт.

– Готов? – Елизар глядел мрачно, недобро.

Гремислав пожал плечами. Честно говоря, он с куда большей охотой остался бы в доме при гильдии, но… раз уж просят, почему бы и не сходить. Какая разница, где сходить с ума.

Да и матушке можно будет соврать, что лечится он.

Восстанавливается.

– Давай, – старый приятель попытался подхватить сумку, но Гремислав мотнул головой.

Не хватало.

Не настолько он ещё немощен. И вообще… это просто боль. И кукольник, мозги перекроивший. Она ведь, подыхая, смеялась в лицо. Мол, я сдохну, но и тебе не жить.

Не жить.

Не хочется совершенно.

– В общем так. Мир техногенный. Тихий… вон, целители под боком будут. Правда, практиканты, но там с ними старик Погожин теперь.

Гремислав вздрогнул и испытал острое желание остаться дома.

– Что он там делает? – удивление было вялым, но было.

– Следит за прохождением практики.

– Лично?

Елизар широко улыбнулся.

– А то… нагрешили они много.

Видать и вправду много, если Погожин оставил свой пост в Гильдии, чтобы лично практику курировать.

– В общем, помереть ты там не должен, – заключил Елизар. – А что до остального, то не вздумай Катерину обижать. Мы договорились, она с тобой поработает…

– Как?

– Хрен его знает. Но Елена утверждает, что душевные проблемы должен лечить отдельный специалист. У них там так принято.

– У меня нет проблем!

– Вот и расскажешь… и про то, что проблем нет, и про то, каких именно нет. Жить будешь на даче Елены. Можешь, конечно, и в перевалочной, но там стараниями Погожина сейчас очень людно. То вскрытия отрабатывают, то зачёты пересдают…

А при занудности старого целителя, надо полагать, пересдавать приходится много.

– Поэтому дача Елены – лучший вариант. Печка работает. Мебель есть. Дом надо протопить, всё же туда давненько не заглядывали. Еда в городе. Деньги я с собой дал. Если вдруг возникнут сложности – пиши. И помни… два месяца. Вот два месяца ты мне обещал!

Было такое.

И главное, не понять, как это Гремислав обещание выдал. Видать, кукольник точно мозги заморочил.

– И чтобы не отлынивал!

– Смеёшься?

– Какой тут смех, – Елизар подхватил под руку. – Ты… обещал. И делать будешь то, что скажет.

– Буду, – снова пообещал Гремислав, лишь бы старый приятель поскорее отвязался. – Силой клянусь… буду делать, что скажет.

– С тобой точно не всё в порядке, – Елизар покачал головой. – Ты бы не разбрасывался… ай, ладно. Пошли.

Портальщик был мрачен.

И переход отозвался во всём теле мышечной судорогой. Причём такой, что Гремислав и на ногах не устоял. Он и рухнул на пол в подвале, и вырвало его на тот же пол под возмущенный вопль дежурного. Впрочем, тотчас кто-то появился.

И не один.

Целители, чтоб их… подхватили, потащили. А сил сопротивляться у него не было. Елизар же целителей отгонять не спешил. Сумку вот нёс и смотрел с укоризной, отчего тошно сделалось.

– …мы с ним давно приятельствуем, – голос любезной Софьи Звениславовны звучал в ушах. – Очень солидный надёжный человек. Крепко нам с сыном помог.

Сын у Софьи Звениславовны хорош.

Высок и статен.

Волос светел. Глаза синие да яркие. Ни дать, ни взять – королевич из сказки. И понятно, отчего девица на него смотрит так, с восторгом. Можно сказать, взгляд отвести не способна.

Хотя и сама красива.

– Так, что тут у нас… некромант… одна штука.

– Две, – возразил слабый женский голос.

– Из пациентов пока один.

Вот это «пока» очень вдохновляло.

– Лапонька, раз уж вы сумели сосчитать до двух, может, скажете, что с ним не так?

– Его крючит?

– Это, безусловно, в какой-то мере верно…

Целителей Гремислав никогда не любил.

– …однако куда любопытнее узнать, почему этого достойного представителя Гильдии так крючит.

– Мышечный спазм?

– Чудесно… отчего?

– Вызван переходом?

– Почему?

Мышцы отпускало. И настолько, что Гремислав сумел сесть.

– Возможно… возможно… это как-то связано с проходимостью нервного сигнала? Переход вызывает лёгкую рассинхронизацию… – бодро говорила девушка с белыми кудряшками. – …которая в норме воспринимается как небольшое неудобство. Однако возможны некоторые непроизвольные индивидуальные реакции…

– Заучка, – бросил парень в сторону, за что и заработал подзатыльник от сухонького седовласого старичка. Гремиславу достался же предупреждающий взгляд, которому он предпочёл внять: если целитель хочет исцелять, то лучше не рисковать вмешательством.

Хуже будет.

– Недоучка, – бросил старичок. – А ты, милая, продолжай… что чувствуешь?

Девица подвинулась бочком и ткнула в Гремислава пальцем. Он ощутил острый укол диагностического плетения.

– У него сверхчувствительность! – воскликнула девица радостно и опять потянулась.

– Не стоит, – предупредил старичок. – Некроманты и так неудобные пациенты, а этот и вовсе… с особенностями и не только нынешними. Но да, у него временно развилась повышенная чувствительность к энергетическому вмешательству. Которая и проявилась в данном случае мышечным спазмом… почему?

Гремислав замер. Ему вот тоже было интересно.

– Ну… – девица смешалась и выдавила. – Не знаю…

– Вы ведь были ранены? – поинтересовался Погожин.

– Был.

– Серьёзно?

Гремислав молча задрал рубашку. Если от вил на память остались круглые ровные отметины, то вот багор, которым его волокли в лес, разодрал и кожу, и мясо. Да и вообще… он не должен был выжить. Только взял да выжил. Сила ли мира помогла, связь ли та, о которой он предпочитал не вспоминать. Главное, что выжил. А от ран только след и остался, кривой такой длинный рубец.

– Ужас какой, – охнула девица, зажимая рот.

А вот старик, нахмурившись, положил на рубец руки. И переместился выше. Ещё выше. Поглядел так, по-над очками, и сказал:

– Вы понимаете, как вам повезло? Вы чудом выжили… хотя некроманты в принципе твари живучие. Без обид.

Какие обиды? На целителей обижаться себе дороже.

– С вами работали… как минимум четыре круга… да… и энергии вкачали… ага, приличное количество. Вот идиоты.

Пальцы ощупывали. Мяли. Сжимали шрам. И показалось, что тот треснет и из него польётся сукровица. Опять.

– П-почему? – робко поинтересовалась девушка, которая стояла рядышком и теперь тянула шею, пытаясь разглядеть рубцы получше.

Раньше бы Гремислав порадовался, что привлёк внимание такой очаровательной девы. Теперь захотелось одёрнуть рубашку и в одеяло завернуться. Для надёжности.

– Потому что избыток энергии – это не всегда хорошо, а скорее даже наоборот… да, определённо… у нас налицо малый конфликт разнородных энергий, который усугубился противодействием собственного дара и небольшою индивидуальной особенностью. Это нормально, что любой дар спешит защитить своего владельца в том числе от чуждой ему энергетики… а сила целителей.

Лекцию студенты слушали превнимательно.

– И теперь ему… не помочь? – жалость в глазах девицы заставила хмуриться. Возникло желание провалиться под землю.

– Ну вы тоже скажете. Отнюдь. Помощь ему оказана и с избытком, – от Гремислава, наконец, отстали. – Скорее уж тот редкий случай, когда пациент нуждается в отсутствии лечения как такового.

Счастье какое.

– То есть, никакого силового воздействия. Покой. Отдых. И сильных энергетических возмущений стоит избегать. Дар использовать также не рекомендую.

– Долго? – уточнил Гремислав.

– Месяц. Возможно, два… кстати, использование данного мира для реабилитации – отличная идея, – Погожин потёр руки. – Кто скажет почему?

– Потому что разреженный магический фон будет способствовать оттоку чуждой энергии…

Нет, хватит с него пособием служить. Гремислав сполз с кушетки, убедившись, что стоит на ногах. И мрачно посмотрев на Елизара, который выглядел до отвращения довольным, уточнил:

– Дальше куда?

В этом логовище целителей он точно не останется.

– Катерина, знакомься, это Гремислав. Гремислав, это Катерина, – Ленка сложила руки за спину и натужно улыбнулась. – Гремислав у нас некромант. А Катерина – психиатр по основному профилю. И практикующий психотерапевт. Надеюсь, вы подружитесь.

В глазах пациента читалась мрачная готовность сопротивляться до последнего.

А ничего такой…

Нет, не в этом смысле, потому что в этом смысле о пациентах думать крайне непрофессионально. Но вот в целом… здоровый. Елизар поменьше будет.

Попроще.

А этот… в плечах – косая сажень. Волосы светлые длинные, в косицу заплетены. Борода тоже светлая и всклоченная. Черты лица правильные, но выражение портит, то самое, говорящее о радости от её, Катерины, присутствия.

И ещё он здорово кого-то напоминал, но вот кого…

– Катерина, – она первой протянула руку, и некромант коснулся её с немалою опаской. Пожал, осторожно, как хрустальную.

И уставился.

И Елена тоже уставилась.

И Елизар, причём с немалым интересом.

– Что? – поинтересовалась Катерина, руку убирая.

– Ты как? – уточнила Ленка.

– Да нормально.

Не считая того, что согласилась взять в пациенты действующего некроманта из другого мира. Хотя… сколько она уже психиатром работает? Так что случался в её практике бред и поинтересней.

– Тогда мы, пожалуй, пойдём, – Ленка явно чувствовала себя не совсем уверенно. – Продукты мы закупили. Вам отдохнуть надо, договориться о визитах и всё такое. Ты же сможешь приезжать?

Сможет.

Этот момент уже обсуждали.

И заплатили Катерине вперёд. Прилично так заплатили, хотя она и отнекивалась, пусть и не изо всех сил, потому что деньги нужны. Очень.

Без денег Настьку вытащить не получится. Так что придётся как-то отрабатывать, потому что брать деньги за просто так, даже от друзей, Катерина не привыкла.

– Так… ты чай будешь? – на Ленкиной даче за прошедшие полгода мало что изменилось. Разве что продуктов прибыло. Ленка вечно их купить забывала.

Хотя… кто бы говорил.

– Чай? – некромант вздрогнул и выпал из своих размышлений.

– Чёрный? Зелёный? О, даже белый есть.

– Черный. Пожалуйста.

Вежливый. Уже хорошо.

– С сахаром?

– Если можно.

– Садись, – Катерина указала на стул. И некромант послушно сел. Вот, когда он не возвышался посреди кухни новогоднею ёлкой, даже как-то спокойнее становилось.

Это всё…

Успокоиться. Говорят, что психически здоровый психотерапевт – это нонсенс. Может, и так.

– Печенье. Конфеты. Бутерброды вот… я с утра не ела. Будешь?

Кивок.

Хорошо. Можно считать, что диалог худо-бедно выстраивается. Нет, не рабочий, но хоть какой-то. Катерина залила чай кипятком и занялась бутербродами.

– Со мной не надо нянчится, – голос у Гремислава мрачный и торжественный.

– Я и не собираюсь, – успокоила Катерина. – Я вот сейчас тебе чаю сделаю и поеду. А завтра вернусь и мы поговорим.

– О чём?

– О чём захочешь.

– Да? – и удивление. Глаза вот голубые и яркие. Нет, ну вправду, какой некромант с такими глазами. Ему бы витязей славянских играть. В витязя бы поверилось.

Или ещё викинга можно.

Точно. Натуральнейший викинг.

– Почему нет… слушай, а тебе не говорили, что ты на некроманта не похож?

– Я? – удивление чуть больше. И сомнение. – Чем?

– Всем. Некроманты должны быть бледные зловещие и в плащах чёрных…

Гремислав задумался и, задумавшись, бутерброд взял. Батон, варёная колбаса и сыр. Готовить Катерина не то, чтобы не умела, скорее вот… не нравилось ей это занятие.

Совершенно.

– Есть и такие, – согласился Гремислав. – Вкусно. Большое спасибо.

– Пожалуйста.

Закрылся, паразит.

Ничего. Даже интересно.

– Конфетку? – Катерина вытащила из шкафа коробку, очень надеясь, что срок годности ещё не вышел. – Кстати, а чем вообще некроманты занимаются?

– Нежить изничтожают.

Кратко и по делу. Хотя…

– А такие как ты? – некромант перед конфетами, которые выглядели вполне нормально, без налёта седины во всяком случае, не устоял. Выковырял он сразу три, правда, тотчас смутился и сделал вид, что коробка с оставшимися его не интересует.

– Такие как я… психиатры или психотерапеты? Вторые работают с травмами психики. Первые – с душевными болезнями. Если кратко.

– Это как?

– Это… скажем, если человек слышит голоса в голове, или у него возникает навязчивая идея, скажем, что соседи за ним следят, то это к психиатру.

– А если и вправду следят?

– Тогда психиатр увидит его адекватность и разбираться надо будет уже с соседями, – Катерина тоже взяла конфетку. Совместная трапеза сближает, особенно, когда твой собеседник ест то же, что и ты. Трюк простой, но вполне эффективный. – Обычно такие идеи – это проявления болезни. А болезнь требует препаратов.

– На меня не подействуют!

– Ну… а они тебе вообще нужны? – Катерина пригубила чай. – Ты слышишь голоса в голове? Или что-то иное есть, чего я не знаю?

Молчание. Сопение. И ещё пара конфет. И в чай ведь пять ложек сахара высыпал.

Ну да. Ему с его статью о фигуре переживать не след.

– Мне кажется, что твоя проблема, если она есть… – редко какой пациент готов признать, что она есть. – Скорее из поля работы психотерапевта. Подавленные воспоминания. Переживания…

– Как ты сказала? – Гремислав даже вперёд подался. – Подавленные… это…

– Это когда человек не помнит.

– Чего?

– Как когда. Случается, что некоторые моменты выпадают из жизни. Разум – сложная вещь. Он защищается порой. В том числе и скрывая воспоминания. Вот так выпадает из жизни день. Или событие какое-то. Или даже год… порой годы. Иногда бывает, что человек будто не помнит себя до какого-то возраста. Что совсем маленьким, это нормально, но вот когда не помнят лет до десяти там или одиннадцати – это уже настораживает.

– Подавленные… и ты можешь их вытащить?

– Не вытащить. Я в голову тебе не залезу, – поспешила заверить Катерина. – Я могу помочь тебе залезть в свою голову и разблокировать эти воспоминания. Только… это будет непросто.

Кивок.

И сомнения. Такие сомнительные сомнения, что в общем-то нормально.

– И что нужно делать? – поинтересовался некромант, дожёвывая очередную конфету, причём шоколад он закусывал бутербродом с колбасой и сыром.

– Для начала не считать меня врагом.

– Я не считаю, – светлые брови сдвинулись над переносицей. – Просто…

– Навалилось?

Кивок.

– Дело не в том, что ты думаешь… точнее повторюсь. Разум любого человека – вещь очень сложная. Многослойная… скажем, вот мы сидим и разговариваем. Так?

Снова кивок.

И опять в этом движении видится что-то знакомое, такое вот… как будто случалось Катерине уже встречаться с этим человеком.

– Ты знаешь, что я не представляю опасности. На уровне понимания. Но ниже, – она чуть опустила ладонь. – Твой разум не готов мне верить. Он видит во мне потенциального врага. И спешит защищаться. Смотри, ты и сидишь в пол-оборота, так, чтобы легко вскочить. И нож к себе поближе подвинул.

Некромант покраснел.

Густо-густо.

И нож отодвинул.

– Это нормально, – поспешила успокоить Катерина. – С учётом того, что с тобой произошло…

– Знаешь?

– Рассказали. Вкратце. Я надеюсь, что ты и сам расскажешь.

Поджатые губы.

– Потом. Когда будешь готов.

– И когда?

– А тут уж как получится. Завтра. Послезавтра. Через неделю или месяц. Люди разные и с каждым приходится искать свой путь.

Он отодвинул нож ещё чуть дальше, но вот взгляд Гремислава то и дело на нём задерживался, а рука тянулась к поясу.

– Я здесь точно месяца на два застрял, – со вздохом признался он. – Так что…

– Так что для начала, думаю, нам просто нужно привыкнуть друг к другу. Знаешь, в моей практике некроманты пока не встречались. Вообще с точки зрения нормального человека вас не существует.

Некромант фыркнул, показывая, что думает о точке зрения нормального человека.

А потом потёр виски.

– Извини. Кажется… будет откат. Это… неприятно. Я пойду, полежу.

Поднялся…

И рухнул на пол.

– Вот… зар-р-раза, – сказала Катерина, дожёвывая бутерброд. – Ленка… ты мне не просто должна будешь… я тебя придушу, когда дотянусь.

Часть 2

Бытие и сознание

Песня.

Нежный женский голос пробивался откуда-то издалека. Такой тягучий, завораживающий.

Запах.

Такой характерный запах гнили и плесени, который со временем появляется в любом логове. Дерево под пальцами. Тяжесть, навалившаяся на грудь, будто сел на неё кто-то тяжелый.

А потом – ласковое прикосновение к волосам.

И снова голос, мурлычущий, нежный:

– Славный мальчик… сильный мальчик… хороший. Спи. А ты, доченька, пой ему, хорошо пой… чтобы не проснулся…

Надо проснуться.

Надо.

И Гремислав рванулся, пытаясь сбросить с груди тварь. Выбросил руки, окидывая её. Тварь затрещала, а потом его вдруг ударило.

Больно.

И он очнулся.

Лежащим на полу, сжимая в руках разодранную пополам подушку. Перья кружились по комнате, в которой пахло… деревом пахло. И ещё немного живым огнём, которого нежить не выносит.

– Кошмары? – любезно осведомился кто-то.

Кто…

Где…

Память возвращалась рывками. Ну да. Переход. Потом эта вот женщина странная с серыми внимательными глазами. И чаепитие. И откат, приближение которого Гремислав почуял, но понадеялся, что справится. А потом раз и отрезало.

И…

Он сел на полу.

– Некроманты все сильные или это просто ты такой? – женщина подняла с пола две половинки одеяла.

Стало невыносимо стыдно. Его пустили в чужой дом. А он вот… перья оседали на волосах, на плечах… на нижней рубашке.

Он не помнил, чтобы раздевался.

– Я…

– Тебя отключило. Ленка сказала, что это нормально, что после перехода порой накатывает. И что ты полежишь и отойдёшь.

Одеяло она отложила в угол.

– Я тебя на кровать перетащила. Всё-таки не лето на дворе, а тут сквозняки. Я всё же больше по душевным болезням, чем по соплям.

Стало ещё более стыдно.

– И раздела ты?

– В сапогах на кровать как-то… неудобненько, – она пожала плечами и улыбнулась. – Да ладно… одеяло старое, подушка тоже. Не думаю, что тебе претензию выдвинут.

Да, но… всё равно.

– Ужинать будешь? – спросила женщина, будто и вправду не произошло ничего такого. – Я как-то вот… не рискнула тебя оставлять одного. Мало ли. Ну и растопить здесь надо было, дом прогреть, да и в целом… картошка с тушёнкой сойдёт?

– Благодарю вас, – Гремислав поднялся и попытался поклониться. Хотя… в общем, слабость никуда не делась, напротив, теперь он как-то вот остро ощущал и затянувшиеся раны, и в целом собственную никчёмность.

– Мы, вроде, на «ты» перешли, – выражение глаз женщины изменилось. И вновь показалось, что она заглядывает в его мысли.

Или в чувства.

– Так что иди, мой руки…

– А…

– Пылесос за дверью. Умеешь пользоваться? – уточнила женщина.

Всё-таки она…

Необычная?

Пожалуй.

– Нет, – признался Гремислав. – Но я научусь.

Белые перья кружились под потолком, иные лежали рыхлыми кучками. Часть и вовсе прилипла к одежде и коже. И верно, зрелище собой Гремислав представлял презабавнейшее, если женщина не выдержала и всё-таки улыбнулась.

Но как-то…

Не обидно, что ли.

Красивая.

Высокая. Выше, чем должно быть женщине. Статная весьма. И сильная, если сумела его до кровати дотащить, но об этом Гремислав старался уже не думать.

Некромант сражался с пылесосом и оба – с остатками перьев. Причем выражение лица Гремислава было мрачно-торжественным, а старый пылесос, здоровый и неповоротливый, то возмущённо гудел, то фыркал, перьями давясь.

Но убрали.

Более-менее.

Потом ужинали. Картошку Катерина, кажется, пересолила слегка, но в целом вышло неплохо как для человека, который с готовкой был не так, чтобы в ладах. В тему пришлась и банка огурцов, обнаруженная в Ленкином подвале.

– Тут до станции дорога есть. Если так, то не особо и далеко, но сейчас зима, – говорить о делах не хотелось, да и пациент снова преисполнился тревожной подозрительности.

И нож к себе подвинул.

И место занял так, чтобы подальше от Катерины устроиться.

И недавний кошмар ему вспоминался, а с ним ещё что-то, поскольку пребывал он в глубокой задумчивости, кажется, не слишком понимая, где находится, и только щека время от времени дёргалась. Вот ведь… почему-то захотелось подойти и погладить. А это тоже не нормально. Раньше у Катерины не возникало желания гладить пациентов. Но это наверное обстановка так действует. Вот если бы в кабинете приём вела, чтоб как положено…

– Так что дорогу иногда заметает. Я вас завтра в город могу отвезти… если надо.

– Спасибо.

– Да в общем не за что… я сегодня останусь.

Вздрогнул.

И уставился.

Глаза посветлели. Бледные такие. Испуганные.

– Не стоит переживать, – Катерина дотянулась до огурца. Судя по тому, что маленькие и хрустящие, чуть островатые и в целом вкусные, мариновала их не Ленка. Она, как и Катерина, к готовке и делам хозяйственным приспособлена была слабо. – Я не собираюсь приставать к тебе.

Уши некроманта опять покраснели.

Вот…

Надо было у Ленки больше выяснить. Что он такой-то стеснительный? Или они все? Или в их мире женщина вообще не имеет права на инициативу и теперь Катерина по неосведомлённости своей нанесла несчастному серьёзную душевную травму?

– Я… не думал даже…

– Ночь, – она указала на окно, за которым царила темень. – И снежит. Дорогу скорее всего занесло. Здесь их вовсе не чистят. И я боюсь, что просто-напросто застряну. А завтра возьму тебя с собой и поможешь.

– Конечно, – выдохнул Гремислав и головищей мотнул. – Я с радостью… но ваш супруг может дурно о вас подумать.

– О тебе, – поправила Катерина. – И не подумает. Нет у меня супруга.

– А жених? – зачем-то уточнил некромант.

– И жениха нет. И в нашем мире совместная ночёвка никого ни к чему не обязывает. Ясно?

А то мало ли… решит, что репутация Катерины пострадает и примется её спасать. Нет уж.

– Дача большая. Комнат несколько. Я лягу в кабинете, там есть неплохой диван. В студенческие времена мы здесь частенько задерживались. Я, Ленка и Оленька… а потом и Настька.

Сказала и отвернулась к окну.

– Что-то случилось?

А он чуткий.

Вон и подобрался. Или просто контакт удалось установить? Слабый, конечно, но хоть какой-то.

– Случилось. Выросли. Разъехались… вон, у Ленки свадьба скоро. У меня работа…

И хватит.

А этот смотрит. Голову чуть склонил и смотрит. Внимательно. И надо бы ловить момент, но совершенно не хочется.

– У Ленки был совершенно потрясающий отец. Он нас многому научил. Мы в меде все познакомились… только я на психолога пошла, а Ленка вот в анатомичке пропадала… Олька у нас травматолог.

А Настька просто дура.

Но Катерина её вытащит. Пока не знает, как, но…

– А у вас там есть врачи?

– Целители, – Гремислав сам собрал тарелки и отнёс на кухоньку. И чая заварил. – Это похоже, но не совсем то… к слову, ты меня не боишься?

– Да как-то нет.

– Я некромант.

– Это я поняла. Хотя, честно говоря, оно как-то всё равно не воспринимается. В нашем мире нет некромантов… и нежити. Да и в целом магии.

С чайником электрическим Гремислав справился сам. И с чаем вернулся.

– Люди некромантов боятся.

– Почему?

Гремислав пожал плечами.

– Не знаю. Не думал как-то. Просто вот… даже дома меня… мне… не рады? Нет, не совсем правильно. Рады, конечно. Всегда были. И будут. Но… матушка может находиться рядом со мной. Отец. Сёстры.

– Много их?

– Две. Цветане восемь, а Милолике – тринадцать. Её уже и сватают, но отец согласия не даст. Рано ещё.

– А она? Или у вас мнение женщины мало кого интересует.

Гремислав поставил перед Катериной кружку с чаем. А за окном гудел ветер. И к самому окну прилипли белые пятна снега.

– Отчего же. Разве добрый родитель будет своего ребенка неволить? Но порой влюбленное сердце слепо…

– И глухо. И в целом человек теряет остатки ума, – проворчала Катерина. – Знакомо… значит, семья у тебя большая. А твоя?

– Некромантам с этим сложно, – он снова устроился на прежнем месте, подальше от Катерины. – Говорю же… нас боятся. Или…

Гремислав задумался.

– Мы неприятны? Обычным людям. Силу, как ни контролируй, когда её много, то она вот прорывается. И рядом с некромантом тяжело находиться. Маленькие дети плачут. Взрослым вот тягостно. Маги, те могут защититься, но под защитой – это как… в доспехах целый день. Тяжко.

– Странно, – Катерина к себе прислушалась, отметив, что никаких особых неудобств не испытывает. – Ничего не чувствую.

– Может, сила сбоит. Или мир ваш, – как-то Гремислав это не слишком уверенно произнёс.

– Может, – согласилась она. – Посмотрим. А как ты вообще стал некромантом? Точнее как поняли, что ты – некромант?

– Это было предопределено, – он бросил в чай пять кубиков сахара. Потом подумал и добавил ещё два. – Мой отец – князь…

– Так ты, выходит, княжич?

Кивок.

Вот ведь. И главное, окажись Гремислав каким-нибудь бароном там или графом, или герцогом, возникло бы чувство… несоответствия? Пожалуй. А вот княжич – это да. С физии если, то истинный княжич. И Катерина сидит вот, пьёт чаи с княжичем-некромантом.

Может, и она свихнулась?

На пару с Ленкой?

А что, история знает примеры массовых психозов. Хотя там исходные данные слегка иные.

– У нас титулов нет, – пояснила она. – Никогда княжичей не видела. Извини.

– Да ничего. Матушка… когда стала княгиней, то над ней провели ритуал, – чай Гремислав размешивал неспешно и старательно. – Князь много власти имеет. Но дана она, чтобы землями править мудро, ко всеобщее радости и благоденствию.

Это уже звучало сказкой.

– А потому и вкладывают в женское чрево дар света, от земли исходящий, с тем, чтобы дитя в утробе ещё дар этот приняло. И чтобы он дитя переменил. Тогда рождается новый княжич. Светлый. И с землёй своей он связан, силу из неё черпает и её же бережёт, о ней заботится.

Звучало красиво.

– А некроманты при чём?

– В мире свет и тьма в равновесии пребывают. Нельзя кому-то отдать свет, не отдавши и тьму. Вот второй ребенок обычно и получается некромантом.

Охренеть.

Катерина и охренела. И прихлебнула чайку.

– Значит, твой брат… князь. А ты некромант?

– Будущий князь, – по лицу Гремислава пробежала тень. – А я – некромант. Не думай. Я не в обиде. Дома меня любят и уважают. И каждый знает, что я принял силу свою платой за благополучие княжества.

Живая жертва.

– Кроме того некромантом быть куда интереснее чем князем, – он улыбнулся. – Князь… мой отец не способен надолго свои земли оставить. Слабеет он без них. А я вот могу по мирам ходить.

– Их много?

– Очень. Разные. Есть открытые, которые связаны с другими… как вот города и сёла дорогами. Они и торгуют, и обмениваются. Порой – воюют, но это уже сложнее. Есть полуоткрытые, в которые можно попасть. Портальщики строят переходы, если имеется надобность. Есть запертые, ещё не готовые впустить в себя иную силу ли, людей ли. Или такие, как твой, что лишь начали сбрасывать защитный покров.

– Тебе это нравилось? Твоя работа?

– Да, – он ответил просто и ничуть не задумываясь. – Меня обучали с малых лет. Когда знаешь, каков у ребенка дар, это просто. Потом, когда я начал входить в силу, пришлось уехать. В Гильдию. Это… это нужно. Молодые некроманты не всегда способны сладить с даром и могут нечаянно навредить себе или кому-то…

Он осёкся и помрачнел.

– Ты этого боишься? – очень тихо спросила Катерина.

И по выражению лица поняла – угадала.

– Ты не помнишь, что случилось там, верно? – момент был подходящим, потому что сам Гремислав не скоро решится. – И боишься, что те, кого ты убил, могли оказаться людьми?

Огромная рука сдавила кружку.

И разжалась раньше, чем та треснула.

Вдох.

Выдох.

Контроль у него потрясающий.

– Да, – ответ тихий. – Но…

– Не обязательно говорить сейчас. Просто… я теперь хотя бы знаю, что ты хочешь вспомнить.

– А я не знаю, хочу ли. Дело закрыто. Меня признали невиновным.

– Признали. Они. Кто именно, понятия не имею. Но дело не в них. Дело в тебе самом. Верно?

Молчание.

И слышно, как там, снаружи, вздыхает и стонет ветер. И в вое его слышатся голоса, которые переговариваются, перешёптываются на разные лады.

– Если… если и вправду я убил… человека? – тихо спросил Гремислав. – Если не все они были… нежитью? Что тогда?

И Катерина совершенно честно ответила:

– Не знаю.

Утро началось с телефонного звонка. Причём на часах было четверть седьмого.

Катерина застонала и сняла трубку.

– Да, – произнесла она тихо, но тоном, который должен был бы пробудить в собеседнике если не совесть, то хотя бы сомнения в том, что стоит звонить людям в такую рань.

– Катерина Андреевна! – раздался нервный голос, который она узнала сразу и сумела сдержать стон. – Вы где? Я тут к вам приехал! А вас нет! А мне надо!

– Доброго утра, Матвей Степанович, – Катерина закрыла глаза, испытывая преогромное желание телефон отключить.

– Да, доброго… вы мне нужны!

– Зачем?

– Вы должны меня спасти!

– От чего?

Спокойствие. Только спокойствие. И ноги вытянуть. И попытаться разогнуться, потому что диванчик времён её теплых воспоминаний оказался вовсе не так уж мягок. То ли годы сказались, то ли собственный Катерины возраст.

– От меня самого! – нервически воскликнул Матвей Степанович. И Катерина представила, как он отирает платочком бритую голову. – У меня снова эти мысли… эти самые… про общественное благо!

– Вы хотите его совершить.

– Я хочу набить морду подрядчику.

– И как это пойдёт обществу на благо?

– Так… ворует же, паскуда, – голос Матвея Степановича обрёл некоторую долю спокойствия. – Не у меня. У государства. И раньше я бы в долю вошёл, а теперь вот морду набить тянет и так, чтоб покаялся. Это ж ненормально!

– Совершенно, – Катерина, сдержав стон, села. – Вы правы… это ненормально. Но вы усилием воли желание подавите.

– Я подавил. Но… с каждым разом оно всё сложнее! И с женой опять же…

– Которой?

Жен у Матвея Степановича было четыре и все – бывшие.

– С Машкой… это вторая, – он вовремя спохватился, что Катерина не помнит. – Я знаю, что у неё муж нынешний без работы остался. Позвонил. Предложил помочь. Говорю, вот позаботиться о тебе хочу. Не чужие же ж люди! А она меня матом… нет, я понимаю, что раньше я был так себе мужем… но сейчас-то искренне хочу позаботиться! И позабочусь.

– Возможно, не стоит заботиться о людях, которые этого не хотят?

– Но муж-то у неё без работы. А сама в декрете сидит. Алёнка, моя третья которая, та вон тоже сперва отказывалась, но ничего, привыкла… наверное. Правда дурит, переехать надумала, на Севера. Я ей сразу сказал, что ей на Севера нельзя, там климат для женщины неподходящий! Предложил домик купить. В Крыму. Вот мозгами понимаю, что дурь несусветная, что валила бы она на свои Севера, а не могу отпустить… заболеет же… у Сабинки ухажёр новый. Он мне не нравится категорически. Мудило ещё то, если по роже. А она не слушает…

Катерина прикрыла глаза.

Думать не хотелось.

Хотелось упасть на диван, поёрзать, выбрав место поровнее, чтоб старые пружины не пробивали рёбра, и накрыться с головой пуховым одеялом.

– Катерина Андреевна… спасайте.

– От чего?

– Не знаю… выясните! Давайте я ещё раз тесты ваши пройду!

– Вряд ли там что-то изменится, – она всё-таки села, но не выпустив одеяло. Растопленная на ночь печь успела остыть, как и сам дом. – Матвей Степанович, вы здоровый человек. Со здоровой психикой.

– Но… как здоровый… я не здоровый. Не здоровый я! Я раньше был здоровый! А теперь… теперь вот… херня какая-то творится! Взятку дать надо хорошему человеку, чтоб вопрос решил один в мою пользу. А я не могу! Вот меня прям от одной мысли про эту… самое… трясёт всего! Или вон… другой вопрос решить… с одним… несговорчивым, из-за которого того и гляди контракт со стройкой уйдёт. Год назад я бы сказал прессануть и всё. День-два и проблемка решилась бы. А тут прям душа болит, что человека из дома выживаю… что это, Катерина Андреевна?

– Совесть, – Катерина спустила ноги с дивана и потрогала пол. Так и есть, леденющий. – Это, Матвей Степанович, называется совесть. Проснулась она у вас.

– Так пусть опять заснёт! Я ж разорюсь! Я уже пробовал… ну, как вы советовали… десятину духовную… на храмы там, приюты…

– Не вышло?

– Сперва-то отпустило. А потом… потянуло проверить, что там… и знаете, воруют, сволочи! – это было сказано с искреннейшим возмущением. – И там, и сям… и управы на них никакой. А меня крючит! Вот натуральнейшим образом. Главное ведь даже не это! Главное, что мне заботиться не о ком! А я хочу! Людка, первая, так та за границу умотала… так и написала, что у меня совсем крыша поехала, что с моею о ней заботой жить невозможно! Мне бы разозлиться, а я переживаю, ночей не сплю, маюсь, как она там… и заботится хочу. И о ней, и о других тоже…

– Это естественное желание нормального человека, проявлять заботу о близких. Просто… у вас ведь, если не ошибаюсь, больше из близких никого?

– Никого, – согласился Матвей Степанович. – Сиротинушка я…

Ага.

Здоровенный бритоголовый сиротинушка, который в руке подкову согнуть может. Сам показывал и хвастал ещё, что силы в нём почти столько же, сколько дури.

Но дури всё равно больше.

От неё таблетку и просил. Волшебную. Для мозгов.

– Наверное, поэтому всё, – голос Матвея Степановича сделался задумчив. – Что сиротинушка… и заботиться мне не о ком. Может… я подъеду? Глянете? Я как с вами поговорю, то легшает.

– Подъезжайте, – разрешила Катерина. – Только… давайте часам к десяти? Я не в городе.

– Может, машинку прислать?

– Не надо.

Не хватало ещё.

– Значит, договорились… вы уж придумайте чего, Катерина Андреевна… я ж и вправду свихнусь так вот. Или разорюсь. Или и свихнусь, и разорюсь сразу.

И отключился.

Катерина подавила зевок. И подумала, что в принципе можно было бы и доспать. Но потом подумала, что нехорошо обманывать себя. Уснуть она не уснёт, только промается и разозлиться. А значит, надо вставать.

И проверить второго своего пациента.

Ввязалась на свою голову…

Она пошарила под диваном и вытащила тапочки. Выглянув в окошко, Катерина обнаружила что там всё ещё темно.

Ну как…

Небо скорее синее, чем чёрное. Снег сыплет, но как-то вяло, словно нехотя. И фонарь, что характерно, горит, тот, который за воротами. Свет фонаря ложится жёлтым кругом на снег.

И некроманта, который по этому самому снегу кружится.

С палкой в руках.

Было бы смешно… смешно не было. Совсем. Катерина сползла с кровати, как была, с одеялом, подобралась к окну. Сквозит слегка… и газеты отклеились. И надо бы на стеклопакеты заменить. Но кому и когда.

И зачем?

Но видно всяко лучше.

Вот Гремислав замер… не просквозило бы его в одной-то рубахе. Нет, штаны тоже имелись, но вот смотреть на некроманта было холодно, и Катерина поплотнее закуталась в одеяло. А некромант снова начал… танец? Бой? Или что-то среднее? Главное, красиво двигается, плавно, текуче. И видно, что привык он так… разминаться?

Нехорошо подсматривать.

Но и отвернуться неправильно, потому что именно сейчас он таков, каков есть. Без масок, без желания что-то спрятать от неё, будто Катерина враг. Да и в целом-то… ничего плохого она не делает.

Просто смотрит.

А потом Гремислав обернулся, и Катерина поняла: почувствовал. А может, и увидел. Первым порывом было отскочить от окна, притворившись, что её здесь нет. Но с порывами своими Катерина давно уже научилась бороться. А потому просто помахала рукой.

В конце концов, если так жаждал одиночества, мог бы и получше спрятаться.

Надо бы чайник поставить. Небось, после таких зарядок любой нормальный человек от чаю не откажется. И ненормальный тоже. Катерина знала точно.

Она добрела до кровати, чтобы скинуть одеяло и даже одеться успела, когда телефон зазвонил вновь. Номер был незнакомый.

– Да?

– К-кать? – тихий шелестящий голос заставил её замереть. – К-кать? А ты н-не дома?

– Настюша? Ты… где?

– Я… мы… п-приехали. Я… д-думала… а ты вот…

– Я за городом. На даче у Ленки. Ты… ты к тёте Свете зайди. Я у неё ключи оставила. Я сейчас выеду. Скоро…

Дорогу точно ещё не чистили, а значит, скоро не получится.

Но если на утренней электричке, то, может, и быстрее.