Спортивный детектив

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Александр Рыжов

Обет молчания

Ёшкино коромысло! Чтоб тебя перевернуло да шмякнуло!

Примерно так выразилась бы бабушка Леши Касаткина – незабвенная, но, к сожалению, преждевременно усопшая Анна Стефановна. А уж она говорила хоть и мало, зато смачно и слыла у себя на молдавском хуторе за особу, которая всегда имеет пару умных слов.

Все началось с банальной тренировки. Дублирующий состав ленинградской хоккейной команды «Аврора» готовился к новому сезону. Стояло лето 1976 года. Совсем недавно советская сборная взяла олимпийское «золото» в Инсбруке, имена Третьяка, Харламова и Михайлова гремели повсюду. Но скромная авроровская молодежка была еще очень далека от великих побед и мировой славы. Каждый мечтал для начала попасть в основную команду, засветиться в высшей лиге, ну а там уж показать себя во всей красе. А потом может быть, может быть…

На дворе плюс двадцать пять градусов, погода не самая хоккейная. Но, хвала Коммунистической партии и техническому прогрессу, в Ленинграде к середине семидесятых уже понастроили достаточно спортивных дворцов с искусственным льдом, так что команды получили возможность в любое время года оттачивать свое мастерство и повышать уровень.

Тренеру Николаю Петровичу Клочкову не приходилось никого подгонять. Дублеры сами прекрасно знали, что к сентябрю, когда стартует новый чемпионат, надо набрать хорошую форму, поэтому выкладывались на все сто. Иногда усердствовали даже чересчур, и это едва не обернулось для нападающего Касаткина катастрофой.

Катали очередную двусторонку. Касаткин в своей зоне получил шайбу, проскользнул вдоль борта на территорию соперника, обвел двух защитников и вышел один на один с вратарем Женькой Белоноговым. Не ожидал, что проход получится таким быстрым и удачным. Не ожидал этого и Женька. Засуетился, выехал из ворот, да как махнет ручищей в защитной перчатке! Он и так-то парень габаритный, а во вратарской амуниции и вовсе средневековым рыцарем выглядит. Короче говоря, врезал Касаткину блокером, в просторечии блином, прямо в левую скулу.

У Алексея искры из глаз посыпались. Забыл и про шайбу, и про игру, растянулся на льду, изо рта кровища хлынула. Клочков, конечно, сразу же прекратил тренировку и отправил побитого форварда в травмпункт.

Сделали рентген. Алексей боялся, что лицевые кости раздроблены и харю теперь перекосит на всю оставшуюся жизнь. Но обошлось. Врачи сказали: сильный ушиб, болеть будет долго, опухнет, посинеет, однако ни переломов, ни трещин, ни даже сотрясения.

Касаткин не знал, радоваться или огорчаться. Он никогда не считался везунчиком, прилетало ему часто, и травмы были делом обычным. Да и как иначе в таком суровом виде спорта?

До официальных игр еще больше месяца, успеет восстановиться. Тем более Николай Петрович решил дать команде отдых перед играми первенства и объявил каникулы до конца августа. Это хорошо, потому как игрок из Касаткина был бы сейчас совсем никудышный. Мало того, что челюсть дергало и саднило, так она еще и раздулась, шлем не застегивался.

Да шут бы с ним, со шлемом. Хуже всего оказалось то, что из-за опухоли он потерял способность говорить. В рот как будто подушку засунули. Максимум получалось мычание, настолько дурацкое, что у всех, кто не был осведомлен о случившемся, вызывало невольную улыбку.

Алексей испытывал нестерпимый стыд. Физию разнесло, вместо человеческой речи – что-то звериное… Хоть плачь! Он перестал выходить из дома, сидел целый день сиднем, на телефонные звонки не отвечал, а об ухаживаниях за профессорской дочкой Юлей, богиней и королевой красоты, перестал и думать.

В общем, все было скверно. И только лето продолжалось, жаркое, томное, прекрасное, но радовало оно своей прелестью кого угодно, кроме Касаткина.

Минуло дня три после злосчастной тренировки. И вдруг на пороге Лешиной квартиры нарисовался тот самый Женька Белоногов. Он пришел с повинной, принес бутылку армянского коньяка и торт «Прага» из кулинарии за углом. Попросил прощения и в качестве моральной компенсации предложил совместный выезд на природу.

А что? Зря, что ли, Клочков даровал своим крепостным волю? Времени свободного хоть отбавляй, погоды стоят расчудесные – смысл торчать в четырех стенах и киснуть от скуки? А он, Белоногов, знает неподалеку от Стрельны восхитительный лесок с изумрудными лужайками, дубами-колдунами и таким чистым воздухом, от какого в прокопченном Ленинграде давным-давно отвыкли. В эдаком раю и настроение само собой поднимается, и боевые ранения заживают быстрее.

Словом, уговорил. Единственное, что смущало Касаткина, – как с раздувшейся и отливавшей всеми цветами радуги ряхой сначала на метро через весь город пилить, а потом еще на тридцать шестом трамвае… Вот будет цирк для пассажиров! Не дай бог, у кого-нибудь «Смена» или «Зенит» под рукой окажется – снимут, и пойдет позорная карточка по рукам, будут над ней хохотать незнакомые люди. А когда станет Леша Касаткин знаменитым хоккеистом, вынырнет она откуда ни возьмись, опубликует ее буржуазная желтая пресса, и превратится он вместо звезды в посмешище для всего мира…

Ну да, занесло Алексея в предположениях и прогнозах. Но Белоногов не дал им развиться и выложил главный козырь. Его папа, бывший главный инженер канифольно-скипидарного завода из той же Стрельны, ветеран войны, а ныне почетный пенсионер, дождался своей очереди и приобрел за три тысячи рублей автомобиль «Запорожец», только что сошедший с конвейера автопредприятия «Коммунар». Папа замахивался на «Жигули», однако накопить за семь лет ожидания восемь тысяч целковых оказалось для него задачей непосильной.

Впрочем, и неказистый «ЗАЗ-968», прозванный в народе «чебурашкой», казался безлошадному Касаткину супермашиной. Обновленная светотехника, фары типа «европейский луч», двухконтурная тормозная система, удобные сиденья, как в легендарной «копейке»… Что еще надо для полного счастья? Преподнесла бы фортуна Алексею такое шикарное авто, он бы другого и не желал.

Выезд наметили на ближайший понедельник. Белоногов логично рассудил, что в выходные, да по отличной погоде в пригородные лесополосы повалят толпы походников с шашлыками и гитарами. А в будни всё куда спокойнее и тише, что и требуется людям, ищущим гармонии с флорой и фауной.

Предполагалось вначале, что поедут вдвоем. У Белоногова были права и доверенность на машину, он раздобыл палатку, доверху заправил сорокалитровый бак бензином и положил в багажник дополнительную канистру. Алексей дал ему денег на продукты (со своей непрезентабельной внешностью идти в магазин самостоятельно не захотел). Вроде все предусмотрели, проговорили, но планы едва не пошли прахом.

Во-первых, словоохотливый Белоногов проболтался о предстоящей вылазке в Стрельну своей невесте. Эту девицу с экзотическим именем Ариадна Алексей знал – сиживали как-то компанией в «Сайгоне». Ей недавно исполнилось восемнадцать, она после школы устроилась санитаркой в поликлинику Ленинского района и готовилась к поступлению на заочное отделение медицинского вуза. Экзамены начинались в двадцатых числах августа, и Ариадна целыми днями зубрила справочники и учебники. Она жаждала стать детским хирургом, но это было не единственное стремление ее разносторонней натуры. Кто-то ляпнул ей, что с таким именем – прямая дорога на сцену, и с недавних пор Ариадна параллельно со штудированием медлитературы упражнялась в хоровом и вокальном пении. В День Военно-морского флота она спела песенку с подмостков районного ДК, и это ее окрылило. Она где-то услышала, что в следующем году состоится первый Всесоюзный конкурс молодых исполнителей «С песней по жизни» и стала всерьез к нему готовиться. Ей страшно хотелось попасть в телевизор и стать популярной. Белоногов жаловался, что от романса «Отвори потихоньку калитку», который она голосила под аккомпанемент шуршащих страниц книги «Краткий курс анестезиологии», его мутит и тошнит.

Перестаравшись, Ариадна сорвала голос. Говорить не могла, лишь по-рыбьи шевелила губами. Это происшествие вогнало ее в глубокую хандру, и Женька лихорадочно искал антидепрессивные средства. От лекарств она наотрез отказалась, к спиртному питала стойкое отвращение, поэтому он не нашел ничего лучше, как взять ее с собой в Стрельну.

– Она нам не помешает! – с жаром доказывал он Касаткину. – Будет молчать и книжки читать. Ты и не заметишь, что она с нами…

Спорить Леша не стал. Как поспоришь без голоса? Думал вовсе отказаться от загородного вояжа, но Белоногов так упрашивал, что отказать было невозможно. Не улыбалось Женьке провести два дня с безголосой, уткнувшейся в свои талмуды Ариадной. Не для того он, помимо канистры с бензином, загрузил в отцовского «ушастика» ящик пива…

И уже совсем накануне отъезда грянула третья беда, окончательно придавшая истории трагикомический оттенок. Белоногов, чтобы подбодрить свою приунывшую подругу, купил ей сдуру три двойных эскимо по двадцать две копейки за порцию. Он знал, что она обожает сладости, рассчитывал сделать приятное, но нарвался на крупный скандал. Ариадна берегла сорванное горло, укутывала его шарфом, несмотря на зной, и слышать не желала о поедании чего-либо холодного.

Но не пропадать же добру! Женька, тоже сладкоежка, сел и в один присест стрескал все три порции. А наутро охрип до такой степени, что вместо слов у него получалось утиное кряканье.

В итоге в Стрельну отправились трое калек, общавшихся между собой преимущественно жестами. Разве не смех? Алексей уже не чувствовал себя ущербным, даже как-то полегчало от осознания того, что у окружающих схожие неприятности.

Мысль отменить поездку отвергли без раздумий. Съестное закуплено, спиртное тоже. Если ждать, пока все придут в норму, может погода испортиться и Женькин предок вспомнит, что «Запорожец» нужен ему для каких-то срочных дел. Нет, раз решили, надо ехать.

И поехали.

В машине было душно, пахло кожзаменителем. Касаткин сидел сзади, за креслом водителя, и смотрел на проносящиеся мимо урбанистические ландшафты, которые чуть погодя сменились лесопарковыми пейзажами.

Проехали через Стрельну. Сбоку промелькнули корпуса Львовского дворца, похожего на средневековый замок с высокой зубчатой башней. Возле деревянного дома с гордой вывеской «Гастроном» Ариадна при помощи сложных манипуляций попросила Белоногова остановиться и купить ей бутылку минералки. Женька вылез из машины, вошел в маленькую продуктовую лавчонку, дверь которой была открыта для проветривания, и минут пять крякал там на разные лады, прежде чем продавщица поняла, что ему нужно.

Происходящее забавляло Касаткина все больше. Он не жалел, что поддался на уговоры и выбрался из раскаленного, пропитанного выхлопными газами города. Правда, непонятно было, что они станут делать, когда доберутся до места. Допустим, приготовят обед, поедят, выпьют пива. А дальше? Ни байки потравить, ни международное положение обсудить. Кости партнерам по «Авроре» и то не перемоешь. У Ариадны хотя бы занятие есть, она с собой целый ворох книжек захватила, всю дорогу от Ленинграда сидит рядом с Женькой впереди, страницы перелистывает. Ради такого досуга можно было и дома остаться, не тащиться за тридевять земель…

Белоногов свернул на проселочную дорогу, и машину немилосердно затрясло. Она и по асфальту ехала не сказать чтобы мягко, а на грунтовке словно взбесилась, превратившись в норовистого скакуна. Седоков подбрасывало, Ариадна выронила учебник и беззвучно задвигала губами. Понять ее было немудрено: просила Женьку ехать потише. Он сбавил скорость, знаками принялся втолковывать, что конец пути уже близок.

Еще километров пять, и они повернули в лес. Автомобиль протискивался между деревьями, осыпаемый листьями и хвоей, покуда не затормозил на просторной поляне с притоптанной травой. Белоногов вышел, с наслаждением потянулся и что-то крякнул через плечо.

Касаткин поспешил покинуть тесный салон «Запорожца», где, несмотря на открытые оконца, воздух был спертым и кислым.

Снаружи дышалось отменно. Алексей попрыгал немного, разминая затекшие суставы, и стал вместе с Женькой вытаскивать из багажника пожитки. Ариадна осталась сидеть в машине, склонив русую голову над потрепанным томом. Они не стали ее трогать, проку от нее сейчас все равно никакого. Быстро поставили палатку, расстелили на траве покрывало. Заметно было, что за день-два до их появления на поляне уже кто-то пировал: меж стеблей валялись три порожние жестянки из-под «Завтрака туриста», яблочные огрызки, лоскут промасленной бумаги, целлофановый пакет и треснувшая стеклянная банка с этикеткой «Сок виноградный натуральный».

Алексей поморщился, он не любил свинства. Вместе с Женькой они сгребли мусор на край поляны, решив перед отъездом закопать его или довезти до ближайшей урны в поселке. Затем Белоногов взял котелок и пошел за водой к речке Стрелке, а Касаткин направился в заросли за хворостом.

Через четверть часа в обложенном камнями кругу уже пылал костер, над которым висел котелок с водой, Женька ножом вскрывал консервы с тушенкой, а насилу оторвавшаяся от науки Ариадна строгала колбасу на бутерброды.

Пообедали. Походный супчик из тушеной говядины наполнил желудки приятной, но не тяжелой сытостью, а пахучий чаек с веточками можжевельника добавил блаженства. Кинули жребий: кому мыть котелок и ложки. Короткую спичку вытянул Касаткин, вечный пасынок судьбы. Можно было, конечно, подождать, понежиться под солнечным светом, процеженным сквозь листву и потому не обжигающим, но после такого отдохновения разморит еще сильнее и полоскаться в холодной воде совсем не захочется.

Алексей со вздохом побросал ложки в котелок и побрел к реке. Щебетали птицы, рябь от легкого ветерка пробегала по кронам. Отовсюду веяло покоем и умиротворением.

Внезапно откуда-то из рощи донесся странный, диссонирующий с окружающим парадизом шум. Показалось, будто кто-то вскрикнул, а мгновение спустя послышалось нечто, похожее на потасовку. Касаткин замер у кромки воды с недомытым котелком в руках. Журчание реки мешало ему в точности расслышать и распознать то, что долетало из-за стоявших купно сосен и берез. Он окинул взглядом берег, приметил валявшуюся поблизости увесистую палку, вооружился ею и, пристроив котелок с ложками на пеньке, тихо зашагал к деревьям.

Подозрительные шумы прекратились. Он прошел между стволами в глубь рощицы, осмотрелся, прислушался. Никого и ничего. Притихшие птахи снова расчирикались, и напряжение постепенно отпустило Касаткина.

Он вернулся к реке, домыл посуду и вернулся в лагерь, решив не информировать спутников о своих страхах. Еще, чего доброго, трусом назовут.

Ариадна сидела на покрывале, углубившись в свою «Анестезиологию». Вялые лепестки огня в очаге еле пробивались сквозь сизый пепел. Белоногов разгреб его и засунул туда картофелины – чисто пионерский ужин. На крыше «Запорожца» стоял радиоприемник «Сокол», по которому передавали «Последние известия». Диктор вещал о выборах президента Мавритании, о запуске автоматической станции «Луна-24», об исчезновении над вулканом Чимборасо пассажирского самолета «Виккерс» и о том, что премьер-министром Мадагаскара назначен какой-то Жюстен с непроизносимой фамилией.

Все это было неинтересно. Касаткин подошел к приемнику, покрутил ручку настройки и попал на волну Ленинградского радио.

– Вниманию жителей поселка Стрельна и всех, кто в настоящее время находится в его пределах, а также в прилегающей местности! – натужно вырвалось из пульсирующего треска. – Органами внутренних дел разыскивается опасный преступник Чубыкин Дмитрий Анатольевич по кличке Великий Немой…

Все обратились в слух, даже Ариадна отложила книгу и навострила уши.

Далее перечислялись приметы гражданина Чубыкина, но, к сожалению, большая их часть утонула в шорохе и свисте эфира. Касаткин разобрал немногое: преступник, согласно оперативным данным, одет в серые брюки, кроссовки и зеленую рубашку с коротким рукавом. Под конец сообщалось, что означенный гражданин сегодняшним утром совершил дерзкое ограбление поселковой почты и угнал легковушку местного фельдшера, на которой скрылся в неизвестном направлении.

Радиослушателей призвали быть бдительными и в случае обнаружения бандита немедленно звонить в милицию по телефону 02. На этом экстренное сообщение завершилось, и началась музыкальная передача, посвященная предстоящему фестивалю в Сопоте. Касаткин убавил громкость приемника и озадаченно произнес:

– Ум-м-м!..

Это должно было означать: «Уматываем или как?»

Белоногов закрякал в ответ. Алексей пожал плечами: не понимаю. Ариадна досадливо скривилась, достала из машины свою тетрадь с конспектами, вырвала из нее листок и написала: «Не знаю. Давайте решать».

В переписку включился Женька. Он перестал изъясняться по-утиному и размашисто начертал: «Обидно. Только приехали. Я бы остался».

Завязалась дискуссия. Карандаш переходил из рук в руки, листок быстро заполнялся разномастными каракулями. Касаткин отстаивал свою точку зрения. Судя по всему, этот бандит действительно опасен: ограбление почты средь бела дня – не шутка. Он наверняка вооружен, пристрелить или зарезать кого-нибудь для него – пара пустяков. С ними Ариадна, хрупкая и слабая, неспособная себя защитить. Через несколько часов наступит ночь, а палатка – укрытие крайне ненадежное. Набредет на них Чубыкин – и что тогда? Порешит спящих, как слепых котят.

Для пущей убедительности Касаткин припомнил свое недавнее приключение у реки. Теперь он уже не был уверен, что вскрик и шум драки в лесу ему почудились. Наоборот, крепла убежденность, что там в самом деле происходил некий поединок и, может статься, кровопролитный.

Увы, не подействовало. Белоногов, который так давно настраивался на загородную вылазку, очень не хотел уезжать и приводил контраргументы. Бандит один, а их двое крепких парней, спортсменов с могучей мускулатурой, владеющих силовыми приемами. Неужели они с ним не справятся? А ночью можно по очереди дежурить, тогда он не застигнет их врасплох. Да и что ему делать в лесу близ поселка? Если угнал машину фельдшера, то давно уехал на ней вместе с добычей. И искать его следует не в Стрельне, а далеко отсюда. Не дурак же он, чтобы, имея транспортное средство, околачиваться в непосредственной близости от места преступления.

Алексей исчерпал все доводы, но переубедить упертого Женьку не сумел. Написал в отчаянии: «Фиг ли мы здесь забыли? Скучно же! Сидим в тишине, пиво теплое, а к вечеру комарье налетит – сожрут с потрохами».

«От комарья у меня мазь, – парировал Белоногов, как и полагалось голкиперу, – а заняться тоже есть чем. Поиграем».

«Во что? В молчанку?»

«В карты. Я с собой захватил. А еще у меня мяч волейбольный, можем бечевку между деревьями натянуть»

«В волейбол? Втроем? Смеешься?»

«Вдвоем. Ада медицину учит, ей не до нас».

Тут они вспомнили про Ариадну, которая незаметно выпала из дебатов и лежала на покрывале, глядя в книжку и болтая босыми ногами.

«Раз голоса разделились, пусть она нас рассудит, – предложил Алексей. – Как решит, так и будет».

Белоногов кивнул и постучал карандашом по плечу Ариадны. Она повернула голову. Женька показал ей на испещренную писаниной страницу и дал понять, что они с Касаткиным ждут ее вердикта.

Она задумалась, но ненадолго. Пристроила бумагу на учебнике и застрочила: «Давайте подождем до завтра. Здесь так классно! Не хочу уезжать».

Вопрос, к неудовольствию Касаткина, был решен самым легкомысленным образом. Вдохновленный победой Белоногов отыскал на средних волнах передачу «Музыкальный глобус», и над поляной зазвучала жизнерадостная латиноамериканская мелодия из развивающейся Аргентины. Ариадна в такт ей задрыгала пятками, а угрюмый Алексей присел возле потухшего костра и стал прутиком выкатывать из золы пропекшиеся картошины.

Его одолевали безрадостные думы. Удовольствие от поездки, и без того сомнительное в свете все еще болевшей скулы, было окончательно смазано. Сиди теперь и пялься в кусты, откуда каждую секунду может выскочить разбойник в серых брюках, зеленой рубашке и с обрезом. Три выстрела – три трупа. И никакие силовые приемы не помогут…

Совсем себя застращал. Но тотчас стало совестно: ничего еще не произошло, а он уже дрожит, как осиновый лист. Тьфу… Женька прав: их двое, молодых и сильных. Вряд ли бандит вообще к ним сунется. Незачем ему лишний переполох устраивать, внимание к себе привлекать. А взять у них нечего, кроме машины, но у него же своя есть, зачем ему вторая?

Белоногов достал из бардачка карты, и они сели играть в подкидного. Скоротали время до вечера. Лес был тих, низкое, клонившееся к горизонту солнце запуталось в перекрестьях ветвей, жара понемногу спадала. Как и следовало ожидать, активизировались комары и прочая мошкара. Белоногов раскочегарил потухший костер, подбросил в него остатки наломанных днем сучьев и позвал Касаткина за новой партией хвороста.

Алексей показал ему глазами на Ариадну: дескать, а как же она? Одну оставим? Женька развел руки в стороны и изобразил огромную охапку, что в переводе с языка жестов значило: если пойдем вместе, наберем много, до утра хватит. Он подошел к Ариадне и двумя пальцами показал ей шагающие ноги. Помахал в сторону чащи, постучал по наручным часам и показал пять пальцев, теперь уже кончиками вверх. Пытался донести до нее, что они с Касаткиным отлучатся буквально на пять минут.

Ариадна была не из пугливых, к тому же после недолгого перерыва на карточную игру она снова погрузилась в чтение, поэтому отозвалась рассеянным кивком. Белоногов поставил подле нее на покрывало негромко бубнивший приемник и резко крутанул регулятор громкости.

– Вы слушаете «Театр у микрофона»! – проорало радио так звонко, что с соседних березок, заполошно стрекоча, разом снялась целая стая сорок.

Ариадна от неожиданности подскочила. Женька сделал успокаивающее движение и повернул регулятор в обратную сторону. Громовой рев опять сменился приглушенным бормотанием. Женька потыкал ногтем в приемник, затем в свое ухо, пояснил таким манером, что под рукой у Ариадны простейшая и надежная сигнализация. Стоит включить звук на полную катушку, как они услышат и прибегут.

С тем и удалились. Не сговариваясь, решили в дебри не забираться, набрать топлива для костра где-нибудь поблизости, благо сухого валежника вокруг хватало с избытком. Для ускорения процесса разделились, условившись встретиться в лагере. Касаткин шел от дерева к дереву, подбирая ветки, как вдруг прямо перед ним что-то блеснуло. Он всмотрелся, сделал пять-шесть шагов и с опаской выглянул из-за кряжистого дуба.

На опушке стоял автомобильчик серебристой окраски – двухдверная малолитражка, известная в народе под названием «божья коровка». Такие уже десять с лишним лет как были сняты с производства, но все еще оставались во владении у некоторых автолюбителей, служили верой и правдой.

Касаткин бросил собранный хворост и, озираясь по сторонам, подошел к машине. В ней никого не было, полуоткрытая водительская дверца поскрипывала на ветру.

Алексей заглянул в салон. Потертые сиденья, стекла в царапинах и слой дорожной пыли на приборной доске свидетельствовали о том, что хозяин автомобиля не слишком о нем заботится.

Сзади хрустнуло. Касаткин как ужаленный развернулся на сто восемьдесят градусов и прыгнул за машину.

Но это был всего лишь Белоногов. Обеспокоенный отсутствием напарника, он пошел на поиски и сейчас озадаченно выглядывал из кустарника.

Алексей указал ему на обнаруженную машину и вымолвил:

– Ум-м… а-а… эм-м?

Это был вопрос: «Откуда она здесь?»

– Ер-р… кр-ри… кру-ри? – глубокомысленно откликнулся Белоногов.

Это могло истолковываться как угодно, но ближе всего по контексту подходило: «Еще какие-нибудь туристы приперлись?»

Касаткин оглядел опушку в радиусе метров десяти от «божьей коровки». Трава примята, но не похоже, чтобы здесь топталось больше одного-двух человек. И «топталось» – не то слово. Кто-то вышел из машины, чуть-чуть походил около и ушел под покров леса. Нигде ни палатки, ни кострища, ни каких-либо иных признаков пребывания людей, выехавших, чтобы насладиться лесным Эдемом.

Белоногов сунулся в салон, пошуровал в нем и выудил белую кожаную сумку. Расстегнул пряжку, приподнял клапан. Из сумки пахнуло медикаментами. Касаткин заглянул в нее и увидел шприцы, ампулы, пузырьки с лекарствами.

И тут его осенило. В радиосообщении говорилось, что Чубыкин угнал машину стрельнинского фельдшера. Вот же она! Грабитель и впрямь был неглуп. Он использовал юркую малолитражку, чтобы скрыться с награбленным из поселка. Загнал ее в лес и бросил, поскольку сообразил, что номер и описание автомобиля будут моментально разосланы всем постам ГАИ.

Денег, похищенных из почтового отделения, в машине, разумеется, не оказалось, грабитель унес их с собой. Где он теперь и куда держит путь, можно только гадать.

Тем не менее фельдшерская букашка будет ценной находкой для следствия. Касаткин покрутил в воздухе указательным пальцем, словно вращал воображаемый телефонный диск.

– Крак! – утвердительно ответил Белоногов.

Да, надо без промедления ехать в поселок и звонить в милицию. Не до отдыха уже, гражданский долг важнее. Женька вернул белую сумку на место и захлопнул дверцу.

– А теперь, мой маленький дружок, мы побеседуем с тобой о несклоняемых существительных, – разнесся над лесом задушевный голос ведущего Николая Литвинова.

Ариадна подала сигнал! Касаткин с Белоноговым забыли про машину и, не разбирая дороги, помчались к лагерю. Изодрали одежду, искололи руки и через полминуты были на месте.

Ариадна стояла у костра, держа горящую головню. Из динамика неслась задорная песенка о том, как правильно произносить в разных падежах слова «пальто», «кашне» и «какаду». Касаткин, разогнавшись, снес приемник ногой. Тот отлетел к «Запорожцу», стукнулся о бампер и затих.

– Ум-мо? М-мэ?

Кто? Где?

На поляне посторонних не было, однако Ариадна, судя по ее виду, испытывала волнение и воинственно размахивала головней.

– Кр-рям! – Женька вытянул руку в направлении густого ежевичника. В ту же секунду оттуда, точно артист из-за раздвинувшихся кулис, вышел субъект в форменных брюках, темно-синем кителе с лейтенантскими погонами и милицейской фуражке. В пятерне он сжимал пистолет Макарова.

– Руки вверх! – проговорил субъект тоном, не допускавшим возражений. – Кто такие?

Касаткин замычал, Белоногов принялся подражать селезню, а Ариадна зашлепала пухлыми губками.

Незнакомец в обмундировании насупился и выразил явное недовольство:

– Что за цирк, ёрш твою клещ? Вы мне давайте по-русски… Как звать и откуда прибыли?

Касаткин медленно опустил руки и продемонстрировал ладонями подобие раскрывающейся книжки.

– Паспорт? – угадал незнакомец. – Давай, показывай! Только без фокусов. Пистолет у меня заряженный, выпалю, не промажу.

Алексей достал из машины документы – свои, Женькины, Ариаднины, – протянул их стопкой милиционеру. Тот, не выпуская пистолета, неуклюже пролистал паспорта, вчитался в фамилии и адреса.

– Из Ленинграда, значит? А в лесу что делаете?

Белоногов покивал на костер, на покрывало, на «Пионерскую правду» с разложенной на ней печеной картошкой. Мол, разве непонятно?

– Ясно. – Субъект вернул им паспорта и опустил пистолет. – А чего мычите-рычите? Воды в рот набрали?

Насилу удалось растолковать, что виной всему – проблемы с речевым аппаратом. Представитель закона явно не блистал интеллектом и не факт, что поверил бы в эту невероятную историю, но вдруг пригляделся к Касаткину и воскликнул:

– Слышь… я тебя где-то видел! Ты, часом, в хоккей не играешь?

Повезло, что попался заядлый болельщик, который не только за сборную по телику переживал, но и пару раз бывал на матчах «Авроры», когда Касаткина пробовали заиграть за основу. И ведь запомнил! Может, и не семи пядей во лбу, но в наблюдательности ему не откажешь. Для милиционера качество похвальное.

– Участковый Бареев Василий Станиславович, – представился он, когда все недоразумения остались позади, и взмахнул вынутым из нагрудного кармашка удостоверением. – Исполняю служебную надобность. Про Чубыкина слыхали?

Белоногов поднял с земли умолкший радиоприемник, щелкнул по нему – слыхали, мол.

– А знаете, почему он Великий Немой? Говорить не может. Вроде как это у него от рождения. Ущербный, ёрш твою клещ. От этой ущербности его на уголовщину и потянуло. Утвердиться, значит, захотел. Уже три года по всему Союзу гастролирует, сберкассы грабит, почты… Теперь смекаете, почему я на вас пушку наставил?

Еще бы не смекнуть! Человек ищет немого, а ему целых три попадаются. Выбирай, не хочу.

– Ладно, расслабьтесь. По другим приметам вы не подходите. Он постарше вас будет и лысый, как коленка. Не встречали никого похожего?

Касаткин, отвечая сразу за всех, отрицательно помотал головой и прибег к испытанному средству. Он взял Ариаднину тетрадку и накорябал на чистой страничке: «Мы никого не видели, но нашли машину с медицинской сумкой».