Двойная жизнь мисс Мэгги Стюарт

Пролог

«Нет, это не Рио-де-Жанейро,

это гораздо хуже. ..»

© «Золотой телёнок»

Палящее июльское солнце равнодушно смотрело на небольшую платформу, по которой такой же обжигающий, пахнущий какой-то горькой травой ветер лениво гонял обрывки бумаги, сухие листья и невесть откуда взявшийся в это время тополиный пух.

Выщербленные ступеньки вели на небольшую площадь, если этот пятачок выжженной земли можно было так назвать, конечно. Измученные зноем кусты с серой от пыли листвой тоже не слишком оживляли пейзаж. От площади в разные стороны отходили две когда-то асфальтированные дороги, на которых сейчас не было видно ни единой живой души. Судя по всему, полуденная жара всех загнала под крышу или в тень. Пахло пылью, нагретым деревом и – совсем немного – какими-то сладковатыми цветами.

Я огляделась, старательно гася в душе дурные предчувствия. Ну а что на них обращать внимание: я же уже всё равно здесь, и обратная электричка в любом случае будет только завтра, все остальные пролетают эту богом забытую платформу без остановок.

Решив на всякий случай узнать точное время, когда здесь останавливается нужная мне электричка, я отыскала взглядом здание железнодорожной станции с покосившейся табличкой, на которой с трудом можно было различить полустёртые буквы. Впрочем, название было вполне себе поэтичным: «Ручейки». То ли когда-то здесь были красивые ручьи с прохладной хрустальной водой, то ли просто у железнодорожного начальства случилось лирическое настроение – кто теперь разберёт.

Помимо трудночитаемой надписи на стене висели неработающие часы, которые показывали половину седьмого, хотя сейчас не было и четырёх, и какие-то явно старые объявления. Никакого расписания, естественно, и в помине не было. Впрочем, может быть, оно внутри станции? Там, где касса, ведь раз электричка останавливается, то должен же быть кто-то, кто продаёт на неё билеты, верно?

Забросив за спину рюкзачок и подхватив сумку, я спустилась по растрескавшимся от времени бетонным ступеням, стараясь не запнуться о торчащие обломки арматуры, и побрела в сторону станции. Потом подумала и поставила сумку на покосившуюся скамейку: вряд ли за то время, что я проведу в здании, кто-нибудь попытается стащить мои вещи. Это маловероятно хотя бы потому, что на всём обозримом пространстве никого не видно. А в злодеев, прячущихся за углом и только и ждущих момента, когда я уйду, чтобы схватить моё добро, верилось с трудом. Честно говоря, вообще не верилось.

Единственная имеющаяся в здании станции дверь встретила меня старым ржавым замком, явно висящим здесь уже не первый год, а может, и не первое десятилетие. Никаких объяснений или указаний на то, что билет можно приобрести там-то и там-то, не было. Я честно обошла здание по кругу и не увидела ничего, хотя бы отдалённо напоминающего окошко кассы или что-то в этом роде. Даже обычных окон – и тех не было. Может, местные жители пользуются какими-нибудь другими видами транспорта? Автобусом, например. Хотя отсюда до Москвы на автобусе ехать надо с несколькими пересадками, так что тоже то ещё удовольствие. К тому же на площади не было заметно никаких признаков пусть даже развалившейся остановки.

Впрочем, возвращаться в столицу в ближайшем обозримом будущем я не планировала просто потому, что там меня никто не ждал. Ключи от крохотной съёмной квартирки, в которой обитала последнее время, я по договорённости с хозяйкой оставила в почтовом ящике. На работе мне даже выдали всю зарплату за последний месяц, что оказалось чуть ли не единственным приятным событием. Пусть сумма и была для большинства москвичей смехотворной, но где-нибудь в провинции на эти деньги можно было худо-бедно просуществовать какое-то время.

Оглядевшись на всякий случай ещё раз, я вернулась к скамейке и, сдвинув вещи в сторону, осторожно села. Старая конструкция недовольно скрипнула, но выдержала. Я хотела было откинуться на спинку, но вовремя передумала: боюсь, такого этот раритет уже не выдержит.

Итак, что мы имеем в сухом остатке, как любила говорить моя приятельница и в прошлом коллега Дарья. А имеем мы без полутора сотен тридцать тысяч рублей, «челночную» сумку с пусть и не слишком новыми, но вполне приличными вещами, верный ноутбук и разбитое сердце. Прекрасный стартовый набор для новой жизни, ничего не скажешь! Ах да, ещё была распечатанная на принтере карта, с помощью которой я планировала добраться до деревни Синюгино.

Именно там, насколько я знала, располагался дом деда по отцовской линии, которого я никогда в жизни не видела. Самого Сергея Милентьевича уже давно не было в живых, а отец, даже когда находился в более или менее адекватном состоянии и к нему пускали посетителей, внятно ничего объяснить не мог. Так что пришлось рыться в интернете, чтобы понять, как добираться.

Раньше, когда ещё на нашу семью не обрушилась какая-то совершенно бесконечная череда несчастий, папа часто рассказывал, как в детстве ездил к деду в деревню на каникулы, как там было замечательно и как он хотел бы выбрать время и наведаться туда снова. Иногда они с мамой и с Юрой, моим старшим братом, даже начинали строить конкретные планы и чуть ли не выбирать день для поездки. Но что-то всё время мешало, и планы так и оставались планами.

А потом…

Сначала мама шагнула из окна своего офиса на седьмом этаже, предварительно выпив горсть сильнодействующего снотворного.

Затем выяснилось, что Юра зачем-то набрал кредитов под какие-то немыслимые проценты и, что самое страшное, под залог квартиры.

У отца один за другим рухнули три важнейших контракта, похоронив все надежды залатать дыры в семейном бюджете.

Вместе с контрактами растворился в тумане и мой жених, понявший, что из перспективной наследницы я в одночасье превратилась в девушку из неблагополучной семьи. А такие ни Илье, ни его родителям не были нужны даже на расстоянии.

Отказавшись пить выписанные врачом антидепрессанты, отец очень быстро довёл себя до нервного срыва и угодил сначала в клинику неврозов, а затем и в сумасшедший дом, как бы красиво он сейчас ни назывался.

Юра, поняв, что сам себя загнал в ловушку, в один прекрасный день исчез в неизвестном направлении, прихватив с собой всё более или менее ценное, что у нас оставалось. Он просто оставил меня одну разбираться с кредиторами, судебными приставами, больным отцом и всем остальным. К счастью, у меня было отложено немного денег, которых хватило на то, чтобы снять «убитую» однушку на самой окраине.

Я устроилась на работу в небольшую туристическую фирму, куда меня взяли исключительно благодаря тому, что я свободно говорила по-английски. Зарплата была небольшая, но стабильная. Её худо-бедно хватало на оплату жилья, самую простую еду и общественный транспорт. Вещи у меня пока были, и это спасало, так как покупка даже простой осенней куртки пробила бы в моём бюджете огромную брешь. Постепенно я начала успокаиваться.

И вот три дня назад директор фирмы, милейший Виктор Петрович, старательно пряча глаза, сообщил мне, что на моё место берут другого человека. Это, видите ли, просьба его близкого друга, отказать которому он ну никак не может. Поэтому ему очень жаль, но…

Вот тогда-то я и вспомнила о доме в Синюгино: наверняка он никому кроме меня не нужен, так что я хотя бы до зимы смогу в нём перекантоваться. Насколько денег хватит, конечно. Но попутно буду искать работу, отец говорил, что вроде как интернет там есть, пусть сигнал и не такой мощный, как в городе. Надеюсь, моему ноутбуку хватит. А дальше я старалась не заглядывать: всё равно судьба всё решит по-своему.

Чтобы добраться до дедовой деревушки, нужно было выйти на станции Ручейки и уже от неё каким-то образом доехать – ну, или дойти – до поворота с загадочным указателем «Завод». После этого повернуть направо и шагать в сторону этого самого таинственного завода около пяти километров. Если сложить два отрезка пути, то получалось в общей сложности чуть меньше десяти километров. Если средняя скорость пешехода составляет пять километров в час, то, значит, топать предстояло около двух часов. Вероятность того, что на этой пустынной станции появится какой-нибудь транспорт, стремилась к нулю.

Убедившись, что на мои вещи никто не покушается, я прошла немного по одной из дорог в робкой надежде увидеть хотя бы вдалеке что-нибудь похожее на дома или иной признак цивилизации. Но кроме пыльной дороги и унылых, обесцвеченных жарой деревьев ничего не рассмотрела. Прогулка в противоположную сторону закончилась точно с таким же результатом.

Придётся идти пешком, благо вещей у меня немного, и они не очень тяжёлые. Иллюзий я не испытывала и понимала, что уже через полчаса сумка покажется мне совершенно неподъёмной, я начну шипеть и ругаться сквозь зубы неприличными словами. Однако вариантов не было: что-то подсказывало мне, что я могу просидеть здесь до темноты, но так ничего и не дождаться. А ночевать в этом пустом и даже несколько зловещем месте мне не хотелось.

Оглядевшись на всякий случай ещё раз, я выпила воды из предусмотрительно наполненной ещё в городе бутылки, вздохнула, поправила рюкзачок, поудобнее перехватила ручки сумки и, сверившись с картой, зашагала по пыльной дороге.

Глава 1

«Чтобы обнаружить место, найти которое невозможно,

нужно потеряться! Иначе все бы знали, где оно находится».

© «Пираты Карибского моря. На краю света»

Несмотря на удобную обувь, идти было не так чтобы легко: давила жара, которая, казалось, достигла своего пика. Солнце жарило совершенно беспощадно, а деревья, растущие по обочинам, никакой тени не давали. Единственно, что порадовало, – это обнаруженная мной метрах в пятистах от станции колонка, как ни странно, даже работающая. Я от души напилась, наполнила изрядно опустевшую бутылку, умылась и, подумав, намочила бейсболку. Может, мокрая кепка хоть как-то убережёт меня от зноя?

Как я и предполагала, сумка вскоре стала казаться такой тяжёлой, словно вместо одежды в ней лежали кирпичи. Я упрямо шагала вперёд, утешая себя тем, что после указателя «Завод» сверну в лес, где наверняка будет прохладнее. При этом я не переставала прислушиваться, надеясь, что раздастся звук мотора и я увижу попутную машину или трактор, мне уже практически всё равно. Хоть мотоцикл с коляской! Но вокруг раздавалось только ленивое жужжание немногочисленных, к счастью, слепней. Видимо, жара загнала в тень даже этих ненасытных кровососов.

Надо сказать, что я росла человеком исключительно городским и о сельской жизни представление имела крайне смутное, базирующееся в основном на художественной литературе и красочных фильмах, которые я иногда смотрела по «National Geographic», «Animal Planet» и «Discovery». Поэтому мне казалось, что лесная дорога должна быть красивой: высокие вековые деревья, тянущиеся к солнцу, изумрудная трава с яркими звёздочками цветов, мелькающие то там, то тут алые ягоды земляники или шоколадные шляпки грибов. И всё это под аккомпанемент звонких птичьих трелей.

Пыльная, с проступающими кое-где остатками древнего асфальта дорога совершенно не вписывалась в нарисованную моим буйным воображением картину. Я, конечно, предполагала, что действительность будет отличаться и, скорее всего, не в лучшую сторону, но не настолько же!

Ягоды в траве, возможно, и были, но под толстым слоем серой пыли разглядеть их не представлялось возможным. Поэтому вскоре я перестала таращиться по сторонам и смотрела исключительно под ноги, иногда только поднимая голову и всматриваясь вдаль в надежде увидеть долгожданный указатель.

– Интересно, кому пришло в голову строить железнодорожную станцию там, где вокруг вообще никто не живёт? Какой в этом смысл?

От безысходности я начала разговаривать сама с собой. Как говорится, с умным человеком и поговорить приятно. Правда, учитывая нынешнюю ситуацию, назвать меня умной можно было только с большой натяжкой.

– Правильно говорил папа: дураков не сеют, не жнут, они сами родятся, – противореча сама себе, заявила я через какое-то время. – Вот ты, Маргоша, дура и есть, как ни крути.

Имя своё я не то чтобы не любила, но отечественный кинематограф неожиданно подложил мне большую такую, хорошо откормленную свинью. Папу моего зовут Павлом Сергеевичем, следовательно, я – Маргарита Павловна. И практически все, кто смотрел чудесный фильм «Покровские ворота», считали своим долгом в разговорах со мной обязательно восклицать, цитируя Савву Игнатьевича: «Натюрлих, Маргарита Павловна!» или «Аллес гемахт, Маргарита Павловна!» Более начитанные интересовались, где же я потеряла своего Мастера. В общем, я часто жалела, что родители не назвали меня как-нибудь попроще, Олей или Машей. А с другой стороны, не обозвали какой-нибудь Эсмеральдой или Олимпиадой – и спасибо им за это большое. Нет, так-то я к редким именам отношусь достаточно спокойно, особенно если они свои, родные, славянские. Но все эти Клеопатры, Селены, Анны-Луизы… Не понимаю! Так что, если честно, мне ещё грех жаловаться: Маргарита – достаточно безобидный вариант на фоне всеобщего лёгкого сумасшествия.

Размышляя таким образом, я мужественно шагала – назовём это так – по пыльной дороге, решив про себя, что буду останавливаться каждые пятьсот шагов. Счёт вслух не давал паникёрским мыслям захватить сознание. Когда проговариваешь цифры и стараешься не сбиться, становится некогда думать о том, что дорога никогда не закончится, а я рано или поздно просто шмякнусь в пыль и буду сидеть там, пока не состарюсь или не дождусь попутного транспорта. Если бы тут вообще никто никогда не ездил, то дорога давно заросла бы травой, верно? Значит, надежда всё ещё остаётся.

– Четыреста девяносто девять… Пятьсот!

Я буквально уронила сумку на очень кстати подвернувшийся пятачок высохшей травы и шлёпнулась на обочину, уже не думая о том, что она вся в пылище. На покосившемся километровом столбике, который оказался как раз напротив меня, можно было с определённым трудом различить цифру «295». Очень хотелось верить, что это не расстояние до ближайшего населённого пункта, ибо столько я ни за что не пройду, даже пытаться не буду. Лучше уж вернусь на станцию и тупо дождусь завтрашней электрички, авось за неполные сутки со мной ничего не случится. Поспать можно и на шаткой скамейке, ежели что.

Наверное, если бы я не отдала ключи от квартиры, я бы так и сделала. Но возвращаться в Москву и начинать заново искать жильё и работу, имея в кармане неполные тридцать тысяч? Смеяться можно начинать после любого слова…

Посидев немного, я с громким кряхтением поднялась на ноги, чувствуя, как они сразу же начали болеть, взяла сумку и…

– Раз… два… три… четыре… пять…

На цифре триста сорок восемь я увидела впереди торчащий из кустов, таких же пыльных и невзрачных, как и всё остальное вокруг, указатель. Прочесть издали то, что на нём было написано, я не смогла, но разглядела, что это одно достаточно короткое слово. Молясь всем святым, какие только существуют, я ускорила шаг и вскоре радостно пискнула: на когда-то синем фоне было написано «Завод 4» и нарисована стрелка, показывающая куда-то вправо.

Господи, неужели это значит, что через четыре километра я доберусь до цивилизации? Ведь не может же стрелка указывать на отсутствующий населённый пункт. Даже если там проживает всего одна какая-нибудь бабушка-старушка, я всё равно смогу узнать у неё хоть что-то. В частности, как от этого таинственного Завода добраться до дедовой деревни.

Вдохновлённая радужными перспективами, я решительно зашагала вперёд, и даже сумка уже не казалась такой неподъёмной, как десять минут назад.

Метров через пятьдесят после указателя я увидела неширокую, но вполне наезженную грунтовку, уходящую куда-то в лесную чащу. Наконец-то я сверну с этой до чёртиков надоевшей дороги!

Бросив прощальный взгляд на равнодушно-серые кусты и пожухлую траву, я перебралась через неглубокую канаву, заросшую бурьяном, и оказалась в блаженной тени. Где-то высоко надо мной шумели верхушки деревьев, в листьях бодро пересвистывались невидимые птицы, а трава, не запорошённая дорожной пылью, радовала насыщенным зелёным цветом. Правда, тут же оживились комары, которые, надо думать, оголодали до полной невозможности, но я была согласна даже на них. Главное – мне в лицо не светило солнце, а в нос не лезла поднимаемая горячим ветром пыль.

Даже сумка, к которой я за прошедшее время прониклась самой искренней, незамутнённой ненавистью, стала казаться не такой увесистой и неудобной.

Я шла, наслаждаясь тенью, сквозь которую, конечно, проникало солнце, но оно было совсем не жгучим, а ласковым, нежным. Вот правильно говорят: всё познаётся в сравнении. Сейчас я тоже шагаю по дороге в неизвестность, но насколько этот путь даётся мне легче предыдущего! Не пугают ни четыре километра, ни сумка, ни то, что воды в бутылке осталось всего на несколько глотков. Наверняка в этом симпатичном лесу найдётся подходящий ручеёк, в котором я смогу умыться и набрать воды.

Главное – успеть дойти до хоть какого-нибудь жилья, пока не стемнеет. Я как-то смотрела передачу, в которой улыбчивый симпатичный журналист рассказывал, каким опасным может стать в сумерках, казалось бы, светлый и приветливый лес. Я тогда очень впечатлилась и порадовалась, что уж меня-то никаким образом занести в вечерний лес не может. И вот – пожалуйста, топаю по постепенно сужающейся грунтовке. Впереди лес, позади лес, и по бокам, что характерно – он же.

А солнышко, между прочим, всё ниже и ниже сползает к верхушкам деревьев, явно собираясь в ближайшее время закатиться за них. При этом дорога, по которой я вначале шла так оптимистично, и не думает заканчиваться. Интересно, сколько я уже прошла? По ощущениям – не меньше двух километров, во всяком случае, сумку я перекладывала из руки в руку уже раз двадцать. Значит, осталось примерно столько же…

Стараясь рассуждать логически, я стала высчитывать, сколько времени я уже иду в сторону Синюгино. Из электрички я вышла без четверти четыре. Допустим, полчаса я потратила на то, чтобы оглядеться на привокзальной площади и решить, куда двигаться дальше. Часа два, не меньше, я шла по пыльной дороге, следовательно, сейчас седьмой час.

Решив проверить свои вычисления, я остановилась, скинула рюкзачок и извлекла из бокового кармана простенький смартфон. Мой новый айфон Юра, удирая, прихватил с собой вместе с оставшимися деньгами и драгоценностями, которые мы ещё не успели продать.

При мыслях о брате в сердце снова поднялась обида, которая так и не прошла и, скорее всего, никогда не пройдёт. Я вспомнила сочувствующе-пренебрежительный взгляд продавца в салоне связи, когда я попросила подобрать мне самый простой и, соответственно, недорогой смартфон. Кстати, телефон оказался пусть и непрезентабельным, но вполне надёжным и удобным.

Ещё в Москве я его отключила, так как в дороге он мне был не нужен, а в дедовом доме вполне могли отключить электричество в связи с тем, что там долгое время никто не жил. Поэтому заряд стоило экономить, он мне мог понадобиться для какого-нибудь важного звонка. Какого именно, я не знала, но на всякий случай аппарат выключила. Последние месяцы быстро научили меня быть экономной и предусмотрительной.

Я нажала кнопку, и вскоре смартфон послушно мигнул экраном, уведомив меня о том, что сейчас без двадцати семь. Надо же, как я всё правильно посчитала!

Но радость от собственной сообразительности быстренько увяла, когда я осознала, что максимум через час в лесу реально стемнеет. Фонарика у меня нет, а расходовать батарею телефона для того, чтобы освещать дорогу – расточительство в чистом виде. Значит, надо энергичнее шевелить уставшими ногами и постараться преодолеть оставшееся расстояние в рекордные сроки. Ну болят ноги, и что дальше? Можно, конечно, идти и в темноте, но что-то мне подсказывает, что лучше этого не делать. Вряд ли местные хищники, а они наверняка тут водятся, испугаются моей сумки.

Как оказалось, перспектива встретиться на узкой дорожке с недружелюбно настроенными зверями действует на уставший организм ничуть не хуже лошадиной дозы какого-нибудь энергетика.

Постепенно на дорогу опускались сумерки, придавая окружающей действительности мистический вид. Между деревьями то тут, то там стали появляться клочки тумана, и я никак не могла вспомнить, бывает в лесу туман или нет. Здесь он в любом случае был…

Неожиданно дорога сделала крутой вираж, и я оказалась перед достаточно большой канавой, заполненной туманом. Она перерезала дорогу, и обойти её, особенно в неотвратимо сгущающейся темноте, было практически нереально.

Рассудив, что вариантов всё равно нет, я попыталась осторожно спуститься, цепляясь свободной от сумки рукой за траву. Казалось бы, сухая земля не должна быть скользкой, однако я почувствовала, как моя нога внезапно поехала куда-то вниз, а пучок травы, за который я ухватилась, легко выдрался из земли. Я даже толком ничего сообразить не успела, лишь почувствовала короткую вспышку острой боли где-то в районе шеи, а потом сверху навалилась темнота.

К счастью, обморок продолжался не очень долго, и вскоре я со стоном поднялась сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Покрутила головой в разные стороны и поняла, что, как ни странно, ничего себе не сломала.

Туман был со всех сторон, я словно купалась в нём, и в другой ситуации, наверное, нашла бы в этом некую прелесть, но сейчас мне было не до ерунды. С трудом выбравшись из канавы, я выдохнула и с восторгом, описать который у меня не хватило бы слов, увидела впереди столб с табличкой. Туман мешал рассмотреть название населённого пункта, и я подошла поближе.

Буквы на какое-то время расплылись у меня перед глазами, словно я случайно надела очки с неправильными диоптриями, затем вспыхнули странными серебряными искорками и в итоге сложились в надпись «Блайзбери».

Глав