Когда Зацвёл Миндаль

Глава 1

Семья Людмилы приехала в Ташкент с Украины, из города Нежин, глубокой осенью сорок первого года, в первый год войны. Дедушка, отец её отца, мама, маленький братишка четырёх лет и она сама, однажды вышли из дома, чтобы добраться туда, куда доходило только эхо войны. Отец добровольцем ушёл на фронт в первые дни, как началась война. Мама долго провожала отца, крепко обняв его, никак не хотела отпускать, а маленький Митя, прижавшись к ноге матери, тихо плакал. Мать будто чувствовала, что больше не увидит своего мужа.

– Глебушка! Тебе же бронь давали, мог бы остаться… – начала говорить жена, но Глеб её перебил.

– Ну всё, Лидочка, будет, будет. Мы уже говорили об этом. Не могу я просто сидеть и ждать, когда другие уходят на фронт, гибнут там, негоже это мужику. Не инвалид. Мне пора. Дай Бог, война быстро закончится и мы погоним фашиста куда подальше. Я вернусь, слышишь? А ты жди, жди и надейся. За детьми лучше смотри, береги их. Лучше уезжайте отсюда, немец совсем рядом, – поглаживая жену по голове своей шершавой, рабочей рукой, говорил отец.

– Да куда же мы уедем, Глебушка? Семья не маленькая, как? – плача, спросила Лидия.

– Туда, куда немец не доберётся. Поезжайте в Ташкент, это город хлебный, голодными не останетесь, – ответил Глеб.

Лида промолчала, лишь сильнее прижавшись к мужу, да так, что оторвать её от себя, он не мог.

– Мне пора, дай детей обнять и с отцом проститься, – сказал Глеб.

Лида тихо отошла от мужа, прижав руки к груди. Глеб поднял сына и крепко обнял его.

– Ну что, Митяй, не балуйся, мамку слушай. А я тебе машинку привезу, – говорил Глеб, целуя сынишку в щёчки.

Малыш лишь понял, что папа скоро вернётся и привезёт ему игрушку.

Людмиле было семь лет, но и она не могла понять, что происходит, девочка лишь видела, как вокруг переполошились люди, стояли вокруг, со страхом в глазах. Как уходят мужчины, молодые и старые, в её понятии и сорокалетние были стариками. Мальчишки, закончившие школу, с рюкзаками за плечами, шли к назначенному пункту. Вот и папка уходил…

– Доченька, помогай мамке во всём, слушайся её. Ну… присядем на дорожку, – сказал Глеб, с грустью посмотрев на семидесятилетнего отца, который пришёл с Гражданской войны без левой руки.

Глеб вспомнил мать, которая вскоре заболела и умерла. Тяжело вздохнув, он встал и подошёл к отцу.

– Благословите, батя, даст Бог, возвернусь, – произнёс Глеб, обнимая и отца.

– Бей фашиста, сынок, шибко бей, чтоб неповадно им было топтать нашу землю, нечисти этой, – сказал старик.

– Ну, пойду я. Время, – сказал Глеб, проходя к выходу.

Подняв Митеньку на руки, Лида вышла следом за мужем, Семён Матвеевич остался сидеть на табурете. Старик был атеистом, но почему-то, невольно подняв правую руку, он перекрестил сына и застыдившись, быстро опустил её.

Глеб, не оборачиваясь, быстро прошёл через маленький двор и выйдя за калитку, пошёл в сторону сельсовета. По дороге, он встретил соседа Данилу, с которым учился в одном классе и работал на одном заводе.

– Привет! Ну что, дадим жару фашисту? – улыбаясь, спросил он.

– Там видно будет. Поговаривают, силища у них мощная, нелегко будет его сломить, – ответил Глеб.

– Ничего. И мы не лыком шиты, тоже силища, ого, – сказал Данила.

Был июль месяц сорок первого года. Приходили сводки с фронтов, от Глеба тоже пришло письмо. Дрожащей рукой, со слезами, Лида раскрыла треугольный конверт. Узнав корявый, мелкий почерк мужа, она улыбнулась сквозь слёзы и поцеловала исписанный лист бумаги.

– Живой… – выдохнула молодая женщина.

Уже совсем недалеко были слышны взрывы и стрельба, становилось жутко при мысли, что немцы совсем рядом. Семён Матвеевич принял твёрдое решение.

– Собирайтесь, мы уезжаем, – коротко сказал старик.

– Страшно, папа, как и куда мы поедем? Оставим дом… а если Глеб вернётся, где нас искать будет? – хотела возразить Лида, хотя никогда не перечила свёкру.

– Отпишешь ему в письме, как только устроимся. Поедем в Ташкент. Холодает… скоро зима, тяжело будет в дороге зимой. Собери самое необходимое. Дом стоять будет, куда денется? – с сомнением, сказал Семён Матвеевич.

Он понимал, что дом могут разрушить. Но и понимал, что жизнь дороже. Нет, о своей жизни он не думал.

– Я своё уже отжил, детей жалко. А эти нелюди не пожалеют ни малых, ни взрослых, – думал старик, сидя на скамье.

Лида взяла зимние вещи детей, свою телогрейку она надела на себя, пальтишки на дочку и на сына, замотала им головы платками и положила кое-что из еды. Так… сало, лук, яблоки со двора и полусухой хлеб, который был на вес золота. Зарубив последнего петуха, она отварила его, бульон они выпили, мясо завернули и с двумя узелками вышли из дома. Семён Матвеевич даже не стал заколачивать окна, просто закрыли входную дверь и всё. Лида со двора поклонилась дому, будто прощалась с ним навсегда, слёз не было, да и не до них было.

Доехали кое-как, с пересадками до узловой станции, но и там пришлось ждать более двух суток. Народ устало сидел, коротая время за разговорами, детей укладывали на скамьи, сами почти не спали. В вагон прибывшего поезда пришлось протискиваться, Семён Матвеевич правой рукой подхватил маленького Митеньку, Лида, подталкивая сзади, протискивала вперёд дочь Люду. Наконец, они сели в поезд, который и стоял-то всего минут сорок.

Душный вагон, плач детей, дым папирос, хотя просили не курить там, где находятся дети. Ехали почти две недели, с пересадками и ожиданиями. Первый поезд попал под бомбёжку, началась паника и суматоха, отовсюду слышались крики ужаса и плач детей. Из горящего состава, из окон вытаскивали детей и женщин, даже Семён Матвеевич одной рукой старался помочь. Мёртвые тела были разбросаны на земле, было трудно разобрать, что происходит.

Лида в панике искала маленького сына, крича во весь голос его имя. Люда бегала следом за матерью, когда увидела брата. Мальчик лежал рядом с рельсами, весь в крови.

– Мамочка! Митенька здесь, – дрожащим, испуганным голос, произнесла девочка.

Лида, увидев ребёнка, похолодела. Она медленно подошла к мальчику и упала перед ним на колени. Дрожащими руками, она расстегнула его старенькое пальтишко и прижалась ухом к его груди. Потом, посмотрев на Люду, схватилась за голову и истошно закричала.

– Митенька! Сыночек! Глебушка, прости! Не уберегла я твоего сына! Аааа.... – кричала бедная женщина, пугая этим дочь.

– Мамочка! Мне страшно. Мамочка… – плакала Люда.

Лида огляделась вокруг, она была не единственная в своём горе. Подняв малыша, она пошла в сторону поля. Положив ребёнка, она стала рыть землю руками, потом судорожно поискав глазами, нашла кусок дерева и продолжила дело. Видя, как мучается мать, своим детским умом Люда поняла, что надо ей помочь. Девочка бегала вокруг и в темноте ощупывая землю руками, искала, чем можно рыть землю. Наконец, схватив кусок железа треугольной формы, она вернулась к матери и стала тыкать железкой в твёрдую землю. Так продолжалось часа два, когда наконец яма была готова. Лида подняла с земли ребёнка и прижалась лицом к его груди, потом неистово стала целовать грязное личико и ручки. Люда стоя рядом и молча ждала. Аккуратно положив тельце в яму, закрыв лицо ребёнка платком, они вдвоём стали засыпать яму руками.

– Значит Митеньки больше нет? – услышала Лида голос свёкра и вздрогнув от неожиданности, повернулась к нему.

Поднявшись с колен, она бросилась к нему и дала волю чувствам.

– Простите меня, папа… не уберегла я сыночка. Глеб мне этого никогда не простит, – рыдая, говорила женщина.

Люда навряд ли осознавала, что происходит, но одно она поняла точно, война – это страшно. Это смерть и лишения.

– Не вини себя, дочка… война. Много погибших. Пошли, утро скоро, все идут до станции, – сказал Семён Матвеевич и первым пошёл прочь от маленького холмика.

Лида взяла дочь за руку и пошла следом, несколько раз оборачиваясь, будто хотела запомнить место, где только что похоронила сына.

Подойдя к разбомбленному поезду, Семён Матвеевич остановился. Светало и можно было различить вещи, разбросанные вокруг.

– Надо поискать, может наш узел с продуктами найдётся, – с сомнением сказал старик.

Искали молча и долго. Узлы с вещами их не интересовали, наконец, Семён Матвеевич позвал Лиду.

– Я нашёл небольшой мешок, тут крупа, сало и сухари. Лук, картошка вот… не знаю, чей мешок. Но и оставлять здесь нет резона, зазря пропадёт. А нам в дороге есть нужно. Пошли, – сказал мужчина.

Лида, крепко держа дочь за руку, пошла за свёкром. Шли они довольно долго, Семён Матвеевич, несмотря на преклонный возраст, был ещё крепким и выносливым. Перед глазами Лиды стояло личико её сына, она, не сдерживая слёз, шла, опустив голову, понимая, что в своём горе она не одна. Лида видела, сколько смертей принесла та бомбежка с воздуха, сколько было криков и боли.

– Проклятая война! Проклятые фашисты! Господи, помоги выдержать… – яростно сжимая кулаки, произнесла она.

До станции они шли не одни, таких беженцев с Украины было множество. Наконец, вдали показалась станция, к которой, уставшие от бесконечных мытарств и ходьбы люди, почти побежали. Семён Матвеевич с Лидой и внучкой, едва успели сесть в уходящий поезд. Душный вагон уже не казался таким душным, у всех было одно желание, быстрее доехать.

Ночь сменялся днём, едва перекусывая, люди берегли продукты, ведь неизвестно, что их ждёт впереди. Ехали молча, да и о чём было говорить, впереди неизвестность, позади… смерть и разруха.

Вдруг послышался сильный взрыв, от которого разлетелись стёкла в вагонах, но поезд, не останавливаясь, шёл вперёд. Взрывы повторялись, правда до состава не доходили, но в вдали показались танки. На лицах людей был страх и ужас. От неожиданного торможения состава, многие попадали вниз, началась паника.

– Лида! Держитесь вместе с Людой и бегите к лесу, там можно укрыться, – крикнул Семён Матвеевич, выпрыгивая из вагона.

– А Вы как же, папа? – воскликнула Лида, которой он помог спуститься, затем, схватив внучку, поставил её на землю.

– Не думай обо мне, я справлюсь. Бегите, я сказал! – крикнул старик и побежал в противоположную сторону.

Видимо, чувство самосохранения овладевает людьми, Лида, оглянувшись на свёкра, схватив дочь за руку, побежала к лесу, куда бежали и другие пассажиры поезда.

– Почему он не побежал с нами? – мелькнуло в голове Лиды.

Танки приближались быстрее, чем бежали люди, хотя они и были далеко от них. Но автоматная очередь, достигая бегущих людей, сразила тогда многих. В живых остались не многие, им удалось скрыться в лесу. Среди них были и Лида с дочерью. Танки в лес заходить не стали, они прошли мимо, видимо, к населённому пункту. Лида совсем не понимала, что происходит, где они находятся и что их ждёт завтра.

Глава 2

Схватив дочь за руку, Лида бежала с остальными глубже в лес. Уже стемнело, когда не стали слышны звуки двигающихся танков и стрельбы. Запыхавшись, люди медленно остановились и присели на землю. Все были очень напуганы, маленькие дети на руках матерей, плакали, иные просили есть. Уставшие и тяжело дыша, многие оглядывались, пытаясь понять, где они находятся и что же делать дальше. Но наступала ночь, надо было или идти дальше, или располагаться на ночь. А ночи были уже прохладные. Женщины снимали с себя кофты и телогрейки, кутая своих детей. Мужчин было мало, только несколько стариков. Кто-то протянул, сняв с себя, женщине пиджак, кто-то кутался в шерстяной платок. Слышались кашель и плач. Наконец наступила тишина, гнетущая и пугающая.

– Мамочка, я есть хочу, – тихо пробормотала Люда, прижимаясь к матери.

– Потерпи, доченька, вон, посмотри, меньше тебя дети и те терпят, – ответила Лида, обнимая дочь.

Вдруг, нащупав в кармане кофты сухарик, она так обрадовалась, будто нашла целую буханку. Вытащив сухой кусочек хлеба, Лида протянула дочери.

– На вот, погрызи, голод отпустит, – ласково погладив дочь по голове, сказала Лида.

Кажется, люди, от усталости и напряжения, немного расслабились и постарались уснуть. Задремала и Лида, прижав Людочку к груди. На рассвете, когда она открыла глаза, то с испугом увидела, что их окружили люди с автоматами и ружьями. Видимо, они стояли здесь давно и ждали, когда все проснуться. Озираясь, Лида стала будить лежавших рядом женщин. Когда все проснулись и медленно поднялись, один из мужчин, с автоматом в руках, обратился ко всем.

– Не бойтесь, люди! Сейчас вы все пойдёте с нами туда, где вас накормят. Там вы и согреетесь. Мы партизаны, прочёсывали лес и наткнулись на вас. Не бойтесь, немцы ушли, – громко говорил мужчина, в фуражке и телогрейке.

– Мамочка, а что значит партизаны? – тихо спросила Люда.

– Это хорошие люди, доченька, они сплотились, чтобы бороться с фашистами. Пошли, дорогая, они нас покормят, – ответила Лида.

Они прошли километра два, когда наконец дошли до большой поляны, где были сооружены деревянные домики и было несколько землянок. Стояли срубленные столы со скамейками, в титане кипела вода и на самодельном очаге, в кастрюле, варился обед. Людей рассадили и накормили, дав по кусочку хлеба. Все с жадностью ели, не произнося ни слова. Никто не знал, что их ждёт. Вдруг Лида увидела свёкра в сопровождении двоих людей, видимо, тоже партизан. Лида, вскочив, подбежала к Семёну Матвеевичу и крепко обняла его за шею. Люда тоже подбежала к нему и обняла его за ноги, с криком:

– Дедушка! Ты вернулся!

– Папочка! Родимый… Вы живы… живы… – плакала женщина.

– Вы отойдите, женщина. Товарищ командир, вот, привели его. В лесу прятался, – сказал один из парней.

– Кто таков? Почему прятался? – спросил командир партизанского отряда.

– Панкратов Семён Матвеевич. Свёкор её и соответственно, значит, дед этой девочки. Не прятался я, не хотел быть им помехой, чтобы они сами бежали от танков. Искал оружие, чтобы хоть как-то бороться с немцами, – ответил Семён Матвеевич.

– С одной рукой? Ладно, разберёмся. Есть хотите? Ну да, конечно. Садитесь, поешьте. Надо решить, что с людьми делать, – сказал командир и отошёл в сторону.

Семён Матвеевич сел за длинный стол, ему налили похлёбку и он с жадностью стал есть. Посовещавшись, было решено отправить двоих партизан в разведку.

– Осмотритесь там, если на станции нет немцев и всё спокойно, будем отправлять людей. Говорят, беженцы хотели ехать в Ташкент, надо им помочь, – сказал командир.

Парни вернулись поздней ночью. Людей накормили ужином и разместили для ночлега, где они крепко уснули.

– Ну что? Как там на станции? – спросил командир.

– Немцев нет, они ушли. Железная дорога тоже цела, даже составы стоят. Странно, что их немцы их не тронули. Вот, мы и продукты принесли им в дорогу, жители поделились. Народ у нас добрый и понятливый, – сказал один из парней.

– Хорошо, молодцы. Утром отведём людей на станцию и надо проследить, чтобы они благополучно сели в поезд. Хорошо, дороги не разрушены. Видимо, немцам не до этого было. Хозяйничают, гады… – с суровым лицом произнёс командир.

Утром, когда все поднялись, командир велел накормить всех, а было двадцать семь человек, в основном женщины, дети и несколько стариков.

– Товарищи! Сейчас вас отведут на станцию и посадят в поезд. Тут продукты вам на дорогу. Без лишнего шума и суматохи, собираемся и в дорогу, – громко сказал командир.

Собравшихся людей, командир решил сам сопровождать с отрядом вместе.

– Мало ли что? И так люди натерпелись, а среди них дети и женщины, – сказал он, собрав небольшой отряд.

Шли несколько километров, шли молча, так как все отдохнули, были сыты и успокоились. На станции, командир подошёл к начальнику станции и объяснил ситуацию, хотя и был удивлён, как он остался в живых и почему немцы станцию не тронули.

– Так ведь немцы стороной прошли, в четырёх километрах отсюда. Хотя и у них должна быть карта местности. Чёрт их поймёт, – ответил начальник станции.

– Когда прибудет поезд до Ташкента? – спросил командир.

– Ждём из Киева, давно должен быть. Уже на сутки опаздывает, – ответил начальник.

Поезд прибыл ближе к вечеру, в поезде было много народу, командир распорядился, чтобы разместили всех людей и удостоверившись, что всё в порядке, он с отрядом отправился назад в лес. Состав, простояв минут сорок, медленно стал набирать ход, потом плавно пошёл по рельсам. Люди, прибывшие из партизанского отряда и перенесшие шок, понемногу стали успокаиваться, кто-то задремал, дети тоже спали, иные, с тревогой посматривали в окна. Ехали несколько суток, останавливаясь на несколько минут лишь на крупных станциях. Тревога не покидала людей, они видели вокруг разрушенные дома, места боёв, с развороченной боевой техникой – жуткое зрелище.

Потом наступила тишина, вдалеке показались поля, засеянные хлопком и кукурузой. Наконец поезд, пыхтя, остановился на станции Ташкент. Все с облегчением вздохнули и без суеты стали выходить из вагонов. Видимо они были не первыми беженцами, как потом стало известно, в Ташкент прибывали люди и из других городов России, и из Ленинграда и Москвы. Поэтому, на станциях людей будто ожидали.

Начальник станции давал распоряжения, здесь были и из райисполкома, и из горкома. Стояли и местные жители, которые готовы были принять и приютить у себя вновь прибывших. Кто-то записывал фамилии и откуда прибыл человек. Кто-то организованно давал указания, кому и куда можно уже ехать.

Так, Семён Матвеевич с Лидой и внучкой, были отправлены в семью Гафуровых, которые проживали в махалле, находившейся недалеко от Боткинского кладбища. Двор был большим и дом состоял из четырёх комнат и большой террасы. Надо было отметиться в махалле, чтобы вновь прибывшим выдали карточки на хлеб.

Хозяин дома, Фахритдин акя, степенный мужчина, лет шестидесяти, работал разнорабочим на станции, его жена, тихая, скромная женщина, пятидесяти семи лет, Матлюба, радушно встретили прибывших и тут же усадили за стол.

– Для начала, поешьте, с дорог и прибыли. Потом вам покажут вашу комнату, – сказал Фахритдин акя.

Из дома вышла молодая девушка и поздоровавшись, поставила на стол кислое молоко в косушке и немного сухарей.

– Это наша младшая дочка, Фатима. Был ещё Хусан, близнец нашей девочки, но он умер, давно это было, ещё в младенчестве. Старший сын, Бахром, на фронте воюет. Его жена и двое их детей, живут с нами. Дети в школе, а Салима, невестка наша, на работе. Она работает в школе учительницей, скоро все вместе и придут, – говорил Фахритдин акя, с акцентом выговаривая русские слова.

Невысокого роста, с серьёзным лицом, густыми бровями и большими глазами мужчина, был одет в лёгкий чапан, с тюбетейкой на голове, перевязанной ситцевым, белым платком.

Лида с интересом разглядывала домочадцев этого гостеприимного дома.

– Вас как зовут, уважаемый? – спросил хозяин, почему-то посмотрев на его руку, вернее на то, что у Семёна Матвеевича её не было.

– Семён Матвеевич, для Вас можно просто Семён, уважаемый. Руку я потерял на финской войне. Спасибо Вам, что приняли нас в свой дом. Никогда не забудем Вашей доброты, – ответил Семён Матвеевич.

– Не стоит благодарить, это наш долг. Время тяжёлое для всех нас. Значит, воевали… А меня вот на фронт, не взяли просился я, сказали возраст. Может ещё возьмут, опять заявление написал, – сказал Фахритдин акя, посмотрев на плачущую жену.

– Я бы и сам на фронт пошёл, да куда без руки. Может мне работа какая найдётся? – выдохнул Семён Матвеевич.

– Ну… надо поспрашивать… если только сторожем на какой-нибудь склад, – ответил Фахритдин акя, принимаясь за маставу, которую Матлюба разлила всем по косушкам.

– Может и мою дочь можно в школу устроить? Ей семь лет исполнилось, а война не дала ей возможности пойти в школу. И я бы на работу устроилась, – спросила Лида.

– Вот поедИм и сходим в сельсовет, там всё и узнаем, – ответил Фахритдин акя.

Люда с аппетитом поела и спустившись с топчана, где все сидели за обедом, подошла к арыку, текущему под дувалом. Поев, встали и взрослые.

– Спасибо. Очень вкусный суп, – сказала Лида.

– На здоровье. Это мастава, – ответила Матлюба.

– Имена у Вас красивые, – впервые за много дней улыбнувшись, сказала Лида.

– А тебя как зовут, дочка? – спросила Матлюба.

– Лида. А дочку зовут Люда, – ответила Лида.

– Вижу, молодая ты… что же только одну дочку родила? – спросила Матлюба.

Лида опустила голову и заплакала.

– Сыночек мой, Митенька, в дороге погиб. Поезд с воздуха бомбить стали, стреляли долго… а ему только четыре годика и было. Сама там схоронила, в поле, – с трудом произнесла молодая женщина.

– Вай! Горе-то какое! Прости, дочка, я не должна была спрашивать. Разбередила твоё сердечко, прости. У меня самой сыночек умер, совсем крошечный родился, два дня не прожил. А вот старший, на фронте воюет. Как он там… душа за него болит, – заплакав вместе с Лидой, говорила Матлюба.

– Мой муж тоже воюет, ещё о сыне не знает. Как ему скажу, не знаю, – сказала Лида, вытирая глаза краем платка.

– Ну что, Матлюба, присмотри за девочкой, пусть с Фатимой посидит, а мы в сельсовет сходим. Пошли, – сказал Фахритдин акя.

Втроём, они вышли на улицу и пошли к сельсовету. Там им показали дверь, куда они должны были пройти. Ещё раз записав данные прибывших беженцев, которые подходили в порядке очереди, им предлагали место работы. Подошла очередь и Семёна Матвеевича с Лидой. Записав их данные, Семёну Матвеевичу предложили работу на заводе Ташсельмаш.

– Поработаете на проходной. Будете пропускать строго по пропускам, – сказали ему.

Лиде, которая до войны работала воспитательницей в детском саду, предложили пойти в детский сад.

– Вот направление, скажете, что Вас рекомендовали от сельсовета, – сказала пожилая женщина, в тёмном платке и в старом пальто.

Адрес Лида спрашивать постеснялась, но женщина написала на отдельном листочке номер детского сада.

– Это недалеко от дома, где Вы будете проживать, на трамвае всего три остановки, – сказала женщина.

Затем они прошли в другой кабинет, где им выдали карточки на хлеб. Лида и предположить не могла, что всё так быстро устроится. Довольные, они вернулись домой.

Часам к трём, пришли невестка Фахритдина акя и Матлюбы, Салима с детьми. Молодая женщина, лет тридцати и дети, мальчик девяти лет и девочка семи лет. Они подошли ближе и поздоровались. Дети обняли дедушку, потом и бабушку. Люда с вниманием смотрела на них.

– Ну, дети, познакомьтесь, это ваша новая сестра, Людочка, – сказал Фахритдин акя, обнимая детей.

– Людочка, дочка, подойди ближе, познакомься с детьми, – легонько подталкивая дочь, сказала Лида.

– Я Люда, – смело сказала девочка, по-взрослому подавая свою ручку.

– Акбар, ну чего ты встал? Малика, доченька, дай руку Людочке, – сказала Салима, улыбаясь.

Минут через десять, дети уже игрались, сидя возле арыка и что-то весело говорили друг другу.

Салима и Лида были сверстницами, Лиде тоже было столько же лет, что и Салиме. И к вечеру, они уже болтали, как давние подруги.

Глава 3

– Мужу отпиши, Лида, сыну моему, значит, мол… доехали до Ташкента, устроились на жильё у хороших людей, на работу тоже устроились. Ну, в общем, напиши, что у нас всё хорошо. Да… про Митеньку не вздумай писать, там, на фронте, ему ни к чему лишние волнения и слёзы. Вот возвернётся с войны, тогда и скажем. Адрес отпиши, куда он мог бы нам писать, – сказал Семён Матвеевич, устало сев на топчан.

Лида молча его слушала и при воспоминании о сыне, заплакала, вспомнив, как хоронила маленькое тельце ребёнка.

– Будет будет мокроту разводить. Война, будь она неладна, только бы Глеб вернулся. Неизвестно ещё, сколько она продлится и кому суждено выжить, – хмуро сказал Семён Матвеевич.

В этот же день, Лида написала письмо мужу. Написала всё, как велел свёкор. Ответ пришёл через два месяца, за это время, Семён Матвеевич, Лида и её дочь Люда, привыкли к новому дому, где к ним относились с теплотой. Ели все вместе, как говорил хозяин дома, Фахритдин акя, что Аллах пошлёт. По карточкам получали хлеб, Люду, Салима устроила в школу, где работала сама. Правда, девочка пропустила более двух месяцев, но Салима пообещала позаниматься с девочкой.

– Первый класс, девочке семь лет, мы с ней наверстаем, – сказала она директору школы.

– Так ведь девочка русскоязычная, а ты, Салима, преподаёшь в узбекских классах. Сможешь? – спросил преклонного возраста мужчина, в белой рубашке, в старом сером пиджаке и тюбетейкой на голове.

– Так мама её поможет, Аброр Анварович. Она воспитательницей работает, вместе осилим. Что мы, не научим девочку выводить палочки и нолики? Да и буквам обучим, не сомневайтесь, – говорила Салима.

И Аброр Анварович записал Люду в первый класс. Девочка училась старательно, вечерами занимаясь с матерью и Салимой, вскоре догнав учеников. Учительница была ею довольна и часто хвалила Люду.

Шли дни, в Ташкент пришла весна, с цветением урюка, вишни и яблонь, в горах зацвёл миндаль. От Глеба письма приходили редко, но и они радовали Лиду и Семёна Матвеевича.

– Жив, – выдыхал старик, украдкой смахивая скупую слезу.

Лида непременно целовала листочек, с корявым, мелким почерком мужа, ведь он прикасался к этому листу и плакала.

Все летние каникулы, дети игрались с соседскими ребятишками, с которыми Люда очень быстро подружилась.

Так прошёл ещё один год. Акбар перешёл в пятый класс, Малика и Люда в третий. Летние каникулы, дети беззаботны во все времена. Им нет дела до войны и до слёз взрослых.

Лето сорок третьего года. Однажды, воскресным, солнечным днём, во двор прибежал соседский мальчишка, подросток, лет двенадцати, с радостными криками.

– Матлюба опа! Матлюба опа! Фахритдин акя! Ваш сын идёт!

Матлюба, от волнения сев на тапчан, не могла подняться, женщина не могла поверить  в такую радостную весть. Фахритдин акя, услышав крики, вышел за деревянную калитку и увидел сына, в гимнастёрке и пилотке, с вещевым мешком за спиной. Широко улыбаясь, он быстрыми шагами шёл к дому. Игравшие во дворе дети, притихли в ожидании. Наконец, Матлюба, пересилив себя, поднялась и пошла навстречу сыну.

Фахритдин акя уже крепко обнимал Бахрома, прижимая к груди.

– Бахром… сынок… живой! Ты вернулся… вернулся… – бормотал мужчина.

– Бахром! Сынок! Радость какая! Ты дома, родной! – в свою очередь обнимая сына, почти кричала Матлюба.

Лида, стоя в стороне, улыбаясь, вытирала слёзы. Из дома выбежала Салима и бросилась к мужу. Стеснения не было, хотя раньше, она никогда бы не позволила себе обнять мужа перед его родителями. А они стояли и улыбались, глядя на них.

– Бахром акя! Вы вернулись! Вернулись… – плача, говорила молодая женщина.

– Ну всё, всё! Давайте сядем. Папа, мама… я всего на два часа, надо возвращаться. Простите меня… – произнёс молодой человек, высокого роста, крепкого телосложения, красивыми чертами лица похожий на мать, а прямым взглядом карих глаз, на отца.

– Как возвращаться? – почти разом, воскликнули родители парня и жена.

– Так получилось, простите. Мне недельный отпуск дали, но время на дорогу ушло, как я ни старался приехать пораньше, попутки, поезда… и вот,  через два дня мне нужно быть в части, – говорил Бахром.

Салима, вдруг опомнившись, вспомнила о детях и золовке, которая растерянно стояла в стороне и с улыбкой смотрела на брата.

– Акбар! Малика! Фатима! Ну что же вы стоите? Брата обними, Фатима, дети! Папу обнимите, – воскликнула молодая женщина.

– Салима, готовь на стол, пусть хоть поест и приготовь ему в дорогу поесть, – сказала Матлюба, пока Бахром обнимал и целовал своих детей, а Фатима стыдливо прятала глаза, уткнувшись в грудь брата.

– Ну как же это… может хоть на один день останешься, сынок? – спросил Фахритдин акя.

– Не могу, отец, боюсь, дорога займёт больше времени. Если опоздаю, мне дезертирство грозит. Я ведь в один день из пулемёта сбил два самолёта, языка важного взял, командир хотел к награде представить, но я попросил отпуск, очень по Вам тосковал, хотя это неправильно, война идёт. Меня на улице машина ждёт. Просто, на нашу узкую улицу, грузовик не смог заехать. Мне пора, папа, мамочка… я обязательно вернусь, – говорил Бахром, опять обнимая мать и детей.

Тут подошла Лида и с надеждой посмотрела на парня.

– Бахром… может слыхал… Панкратов Глеб, служит в пехотных войсках? – спросила молодая женщина.

– Нет, Лида, не слыхал. Простите. Воюет где-то, – ответил Бахром.

Салима поставила на стол суп, кусочки сахара и несколько кусочков сухарей.

– Поешьте, Бахром акя, путь не близкий, – сказала она, поглаживая мужа по плечу.

– Ой, чуть не забыл… – вспомнив о вещевом мешке и быстро развязывая его, сказал Бахром.

Он вытащил четыре банки тушёнки, столько же буханок хлеба, куски сахара, четыре куска хозяйственного мыла и две плитки шоколада. Положив всё на хантахту, он завязал мешок.

– Вот, ребята с части собрали, как узнали, что домой еду, – улыбаясь, сказал молодой человек, перекусывая, чтобы не обидеть родителей.

Все смотрели с изумлением на хантахту. В те годы, всё это было на вес золота, а мыло в особенности.

– Сынок, хлеб и тушёнку в дорогу возьми, тебе долго ехать, – сказала Матлюба.

– Не переживайте за меня, ойижон, нас хорошо кормят, поверьте, – опять обнимая мать, сказал Бахром.

Матлюба плакала, крепко обняв сына и отпускать его не хотела.

– Не пущу! Сыночек! Родимый мой… не пущу! – зарыдала бедная женщина.

– Ну что ты, Матлюба, успокойся. Отпусти сына, он вернётся, обязательно вернётся, – пытаясь оторвать жену от сына, с грустью проговорил Фахритдин акя.

Но всей семьёй они пошли проводить Бахрома до ожидавшего его грузовика, водитель которого нетерпеливо нажимал на сигнал. Лида шла следом, разделяя и радость, и боль с людьми, ставшими ей такими близкими и родными. Ещё раз обняв и расцеловав всех, Бахром сел на переднее сидение грузовика, который тут же тронулся в обратный путь. Матлюба и Салима ещё долго бежали следом, потом, остановившись, прижав руки к груди, обе заплакали.

Дни шли чередой, Лида работала в детском саду, Семён Матвеевич работал на заводе Ташселмаш. Семёну Матвеевичу, записав его и членов его семьи, в профкоме обещали дать квартиру, узнав, что они не собираются возвращаться обратно домой. Вечерами, они сидели с Фахритдином акя и подолгу разговаривали или на картонной доске, играли в самодельные шахматы.

Жизнь шла своим чередом, дни сменялись ночами, недели месяцами.  Приказом из Москвы, в начале войны, авиационный завод был переоборудован, работая круглосуточно, посменно, он стал выпускать оружие и боевую технику для фронта. От усталости и недоедания, люди часто просто падали возле станков, а наравне со взрослыми, работали и подростки. Люди лишь говорили, что время такое, на войне ещё тяжелее. И с лозунгами: "Всё для фронта, всё для победы", люди самоотверженно работали, редко отдыхая. Многие жители Ташкента добровольно сдавали кровь для раненых бойцов, лежавших в госпиталях и больницах.

Лида часто писала мужу, но от него редко приходили письма, потом и их вовсе не стало. Каждый раз, женщина, издалека увидев почтальона, ехавшего на велосипеде, выбегала к нему, но он лишь отрицательно качал головой. А зимой сорок третьего года, Лида получила извещение, где было написано всего несколько слов, которые врезались в её память на долгие годы: "Ваш муж, Панкратов Глеб Семёнович, погиб смертью храбрых" дата и всё.

Лида, заржав в дрожащих руках листок, никак не могла осознать значение слов. Она тяжело опустилась прямо на холодную в снегу землю и уткнувшись лицом в письмо, зарыдала. Увидев её из окна, Матлюба выбежала из дома. Женщина всё поняла без слов, увидев скомканный листок в руках Лиды. Сев рядом с ней, Матлюба обняла её и прижав к себе, заплакала, подумав в это время о сыне Бахроме. Они сидели так несколько минут, потом Матлюба, поднявшись, помогла встать и Лиде. Вечером, в их доме собрались и соседи, тихо обсуждая и ругая войну. Такие письма с похоронками, приходили во многие дома, это горе сплотило людей, хотя многие продолжали ждать своих близких, не веря, что их больше нет.

Семён Матвеевич в тот день не проронил ни слова, только замкнулся в себе, почернел лицом, а ночью, когда никто не видел и не слышал, заплакал. Он не стыдился своих слёз, ведь не стало его единственного сына. Люда не совсем ещё понимала, что случилось, только говорила, что папа погиб на войне, наивно веря, что он однажды вернётся и как раньше, поднимет её высоко и даст конфету.

Матлюба часто слышала, как Лида ночами плакала.  Каждый день, с репродуктора, Левитан говорил, что немцы войну проиграли и победа будет за нами, сообщал о взятых советскими войсками населённых пунктах, вселяя в людей надежду. И наконец, весной сорок пятого года, по всем радио и репродукторам, висевшим на уличных столбах, Левитан торжественно объявил, что немцы капитулировали и мы выиграли эту войну, поистине самую жестокую войну в истории человечества.

Надо было видеть радость людей, порой совершенно не знакомых, со слезами обнимающих друг друга. Люди, с надеждой, каждый день ждали своих близких. И часто слышались радостные возгласы, когда с фронта приходил очередной солдат. Семья Фахритдин акя тоже ждала Бахрома. И в конце мая, ранним утром, он вошёл в калитку. В этот день, Матлюба разожгла тандыр и испекла несколько лепёшек и самсу. Салима готовила плов, правда без мяса, но это было не столь важно. Дом вскоре наполнился людьми, Фахритдина акя и Матлюбу радостно поздравляли с возвращением сына, а Фахритдин акя с гордостью посматривал на грудь сына, где блестели ордена и медаль За отвагу. Матлюба, обняв сына, не отходила от него, Акбар и Малика сидели в ногах отца, на топчане. Салима всё хлопотала, бегая из кухни к топчану и обратно. Лида, чем могла, помогала ей. Женщина искренне радовались за всю семью Фахритдина акя. Только в душе и она, и Семён Матвеевич надеялись, что и Глеб вот-вот вернётся с фронта.

– На войне всяко может быть. Может в плен попал или раненый в госпитале лежит и память потерял. Вон, сын соседа Даврана, вернулся ведь. А они тоже извещение получили, – говорил невестке Семён Матвеевич.

Но шли дни, а от Глеба вестей так и не было.

Глава 4

Осенью сорок пятого года, Семёну Матвеевичу от завода дали квартиру, напротив госпиталя, в двухэтажном доме, на втором этаже, с двумя большими комнатами. Дом был старой постройки, хозяева сдали квартиру в начале войны и уехали к родственникам в Казахстан. Деревянные полы, высокие потолки, толстые стены… правда, квартира была обшарпанная, нужен был ремонт. Казалось, ремонт в этой квартире не делали со дня постройки, а дом был довольно старый, видимо, построенный ещё в начале века. Только не до ремонта было, война только закончилась, но Фахритдин акя сказал, что Бахром сам побелит стены квартиры извёсткой.

– В воскресенье надо на базар сходить, думаю, два ведра извести хватит. За один день управится. Вон, от сырости, под потолком аж плесень завелась, – сказал он, оглядывая квартиру.

– А пока поживите у нас, куда вам торопиться? Хорошо ещё, что старые жильцы мебель оставили, – сказала Матлюба Лиде.

– Да, и кровати есть, и стол со стульями. На кухне даже шкаф есть и стол.  Купим только занавески на окна, ну и коврик какой-нибудь старенький, – ответила Лида.

– Не нужно ничего покупать. Я ведь перед самой войной поменяла в доме занавески, старые постирала и сложила, они ещё очень хорошие, их и повесим. И коврики дам, в зал и спальню. Нужно кое-какую посуду для вас отобрать. Зачем нам столько, – будто говоря сама с собой, Матлюба открыла старый комод и вытащила тюль и ситцевые занавески.

Правда, цветы на материале немного выцвели от солнца, но Лида сложила руки от удовольствия.

– Какая прелесть! Хоть экономия будет и на базар не нужно идти. Спасибо Вам, Матлюба опа. Мы Вам так благодарны за всё! Столько доброты и тепла мы нашли в Вашем доме. Вы замечательные люди! – искренне восклицала Лида.

– Ну что ты, дочка. Все мы люди, война проклятая. Нежели вы приехали бы к нам, если бы не война? А ты верь и жди. Мало ли что в жизни бывает, вдруг твой муж жив, – обняв Лиду, сказала Матлюба.

– Пять месяцев прошло, был бы жив, уже бы вернулся. Но если вдруг такое случится, Вы ему новый адрес скажите, – ответила Лида.

– Конечно, дочка. Но пару недель вы у нас оставайтесь, дети, вон как подружились. Жаль и отпускать вас. Бахром завтра с утра пойдёт в вашу квартиру, побелит. А вы с Салимой тоже идите, окна помойте, полы. Потом и вещи заберёте, а я пока посуду для вас отберу, – сказала Матлюба.

На следующее утро, Бахром уехал на базар и купив известь, поехал на квартиру вместе с Семёном Матвеевичем. Щётка в доме была и на побелку ушёл весь день. Повязав голову белым платком, Бахром по два раза побелил обе комнаты. Салима с Лидой вытерли окна и полы, повесили занавески и квартира была готова для переезда. Матлюба сложила в ящик посуду, даже нашла в кладовке  небольшой казан и шумовку и положила в сумку пару скатертей. Фахритдин акя вызвался помочь довезти вещи и они втроём уехали.

Так Семён Матвеевич и Лида с дочкой переехали на новую квартиру, вернее, на старую. Семён Матвеевич продолжал работать на заводе, Лида ездила в детский сад вместе с Людой, которая прощалась с матерью и бежала в школу.

Размеренно шла жизнь, в воскресные дни, они непременно ходили в дом Фахритдин акя и Матлюбы. Ничего не менялось в их жизни, Салима через год забеременела и ещё через девять месяцев, благополучно родила здорового мальчика, на радость Бахрому.

Люда перешла в шестой класс, прошло три года, как кончилась война, от Глеба вестей так и не было. Лида понемногу стала успокаиваться, жизнь не стояла на месте. Да и люди стали отходить от ужасов войны, многие тогда не дождались своих близких. Лида была не одна в своём горе, но время шло.

Семёна Матвеевича попросили написать заявление об уходе.

– Семён Матвеевич, у Вас всё-таки возраст далеко за пенсионный, да и тяжело Вам работать, сами понимаете, – сказали ему.

И ему пришлось написать заявление по собственному желанию и уйти с работы. Назначенная собесом пенсия, была совсем небольшой.

– Всё лучше, чем ничего. Сейчас всем непросто, – успокаивал он себя.

Потихоньку, они попривыкли к новой квартире. Лида с базара принесла матрасы, курпачи и одеяла с подушками, они с Людой спала в спальне, на двух железных кроватях, а Семёну Матвеевичу купили раскладушку и на ночь ставили в большой комнате. Жили, как все в те годы.

Шли годы, Люда заканчивала школу, меняясь на глазах, из девочки она выросла в красивую девушку. Как-то вечером, за ужином, когда Люда уже спала, Семён Матвеевич внимательно посмотрел на Лиду, которой исполнилось тридцать девять лет. Было начало пятидесятых, вроде и жизнь стала много лучше.

– Негоже тебе, дочка, одной куковать. Люда выросла, скоро вылетит из домашнего гнезда, у неё своя жизнь будет. Тебе бы замуж выйти, Глеб, видать, уже не вернётся. А ты молодая, красивая баба, я уже старый, ни сегодня- завтра помру. Подумай, одной оставаться тоже не сладко, – сказал старик.

От его слов, Люда поперхнулась. У неё и в мыслях никогда не было, чтобы снова выйти замуж.

– Господи! Папа! О чём это Вы? Нет, я не могу… Глеб… – запинаясь от стыда перед свёкром, начала говорить женщина, но Семён Матвеевич её перебил.

– Нет Глеба, Лида! Как нет и Митеньки. Убили сына моего, забрала война проклятая, как забрала миллионы людей. Я о тебе беспокоюсь. Одна ведь останешься. А так… может и ребёночка ещё сможешь родить, – сказал он.

Лида зарделась от стыда и ничего не смогла ответить свёкру, лишь покачала головой.

– Подумай, прежде чем отказываться, дочка. У нас на заводе мужчина работает, просился на фронт, да его не отпустили, бронь дали. Оно и правильно, на заводе тоже хватало дела. Так вот, ему лет сорок, может чуть больше. Слышал, недавно мать похоронил, одинокий вроде, нет… брат младший есть, с нашей Людой ровесник. Отец с фронта не вернулся. Давай-ка, дочка, я тебя с ним познакомлю. В воскресенье приглашу в гости. И отказа не приму. Я в ответе за тебя и внучку, перед людьми и Господом, хотя и атеист. Но чёрт его знает… может и есть Он, Бог-то. В последнее время часто думаю об этом. Наверное, помирать мне скоро, – задумчиво произнёс Семён Матвеевич.

Лида с удивлением посмотрела на него и вдруг заплакала.

– Не говорите так, папа. Вы же здоровы и полны сил. Куда торопитесь? – сказала она.

– Так все там будем, как не крути… может встретимся "там" с Глебом, а? Как думаешь, дочка? – спросил старик.

– Наверное… я не знаю, папочка. Только не нужно больше о смерти говорить. Жутко от Ваших слов становится, – ответила Лида.

– Ладно, поздно уже. Постели мне, спать лягу. А в воскресенье, жди гостя, я всё сказал, – сказал Семён Матвеевич, поднимаясь из-за стола, опираясь о стол правой рукой.

Лида ничего ему не ответила, не хотела расстраивать. Быстро встав с места, она разложила раскладушку и застелив её, убрала со стола и ушла в спальню. В эту ночь, Лида уснуть не могла, она слышала, как похрапывал Семён Матвеевич, слышала тихое дыхание дочери, которая спала у противоположной стены и лёжа с открытыми глазами, вспоминала мужа.

Сказать, что они очень любили друг друга, она не могла. Жили, как все. Глеб увидел её на скамейке в парке и сам подошёл к ней. Они и не встречались толком, Лида и опомниться не успела, как стала его женой. Глеб никогда не был ласковым, но Лида до него не знала парней, ни о каких ласках она тогда и думать не могла.

Жила с матерью в одной комнатушке, вскоре, мама умерла и она осталась совсем одна. Может и замуж согласилась выйти, чтобы одной не оставаться, она не могла сейчас ответить на этот вопрос. Да и отца своего она никогда не видела, лишь слышала, что мама родила её от женатого мужчины, а он из семьи уходить не собирался, вот и пришлось матери скрыть от всех, кто отец её ребёнка, чтобы не навредить ему, время такое было.

Наверное, Глеб по-своему любил её, иначе, зачем бы он женился на ней. Девушек много было, но он выбрал её. Но Лида привыкла к Глебу, он никогда не бил её, как некоторые мужья, пил редко, да и то, как приходил пьяный, так сразу засыпал. Вроде и жили спокойно. Правда, на работе, когда дети спали, за чашкой чая, девочки обсуждали свою семейную жизнь, интимные её стороны, говорили, как хорошо бывает им в постели. Лида молчала, она не знала, что в постели с мужем должно быть хорошо. Да, она родила двоих детей, но видимо, не дано ей было почувствовать, как женщине бывает хорошо с любимым мужем.

И вот теперь, его нет. Первые годы, она тосковала по Глебу, всё-таки столько лет прожили вместе. Теперь, женщина и сама не знала, любила ли она его. Мысли в голове Лиды кружились, не давая ей уснуть. Заснула она лишь под утро, напоследок подумав о том мужчине, о котором ей говорил свёкор.

В этот день, выйдя с работы, Лида решила пойти в дом Матлюбы. Салима была её близкой подругой, но на Лиду у женщины почти не оставалось времени. Маленький ребёнок, повзрослевшие Акбар и Малика, да и в доме дел хватало, невестка, всё-таки. Но увидев Лиду, Салима очень обрадовалась. Они крепко обнялись и сели на топчан. Увидев Лиду, из дома вышла Матлюба.

– Лидочка! Давно не заходили. Как поживаете, дорогая? Семён акя как? Людочка… совсем забыла до нас дорогу, – ворковала женщина, обнимая Лиду и присаживаясь рядом.

– Семён Матвеевич просил передавать Вам всем привет. Он почти никуда не выходит, постарел. А в последние месяцы, совсем осунулся, сдал. Люда школу в этом году заканчивает, много занимается, в институт хочет поступать. Говорит, инженером-строителем буду, – говорила Лида, будто оправдываясь за дочь и свёкра.

– Как быстро летит время. И Малика наша, и твоя Людочка, совсем девушки. Акбар, вот, должен из армии вернуться и тоже в институт будет поступать. Да… дети растут, мы стареем. Салима, дорогая, накрывай на стол и чай горячий завари, – сказала Матлюба.

Кивнув головой, Салима быстро ушла и через несколько минут вернулась с подносом в руках.

– Я не надолго, Матлюба опа. Пришла с Вами посоветоваться… ведь Вы мне, словно мать, – опуская глаза и не зная, как начать разговор, сказала Лида.

– Правильно. И ты мне, словно дочка и не словно, а дочка. Я так тебя и чувствую. Что случилось, Лидочка? У тебя всё хорошо? Что-нибудь с нашей Людой? Она ведь здорова? – с беспокойством спрашивала Матлюба.

– А… да, здорова, конечно… я не о ней… я о себе хотела поговорить… вернее, посоветоваться, – проговорила Лида, нервно теребя в руках платочек.

– Да что случилось-то? Не томи, говори уже, – нетерпеливо спросила Матлюба.

– Даже не знаю, с чего и начать… вчера свёкор сказал… что мне нужно замуж выйти… представляете? Для молодых-то мужей нет, с войны сколько ребят не вернулись… а он мне такое предлагает, – наконец произнесла Лида.

Матлюба несколько минут молчала, потом дотронулась до руки Лиды.

– Прошло долгих шесть лет, как закончилась война, дочка. Если бы Глеб был жив… прости, дорогая… но Семён Матвеевич прав. Дочка твоя выросла, ни сегодня – завтра замуж выскочит… свёкор твой старый совсем… сколько ему? Под восемьдесят? И что будет, когда его не станет? Он прав, одна ведь останешься, – долго говорила Матлюба.

– Вот и свёкор так же говорит… а мне стыдно, Матлюба опа, стыдно! Дочь взрослая, а может Глеб жив? Что тогда? – взволнованно спросила Лида.

– Я сказала тебе, что думаю. Решать тебе, дочка, – ответила Матлюба.

Немного посидев с ней и Салимой, Лида ушла, так и не получив ответа на мучивший её вопрос.

А в воскресенье, ближе к обеду, в её квартиру позвонили.

– Андрей пришёл, я сам открою. Иди к себе в спальню, – сказал Семён Матвеевич и пошёл к двери.

Казалось и он волновался не меньше Лиды, которую просто трясло. Через пару минут, Лида услышала голоса из прихожей. Приятный, низкий голос Андрея и немного скрипучий голос свёкра. Семён Матвеевич позвал Лиду и она вышла к гостю. Перед ней стоял молодой человек, лет сорока двух, уж совсем не похожий на Глеба.  С приятным, чуть грубоватым лицом и с крепкой шеей улыбчивый, высокий, с шевелюрой тёмных волос, тогда как Глеб был светловолосый и ниже ростом. Андрей протянул руку Лиде.

– Здравствуйте. Андрей. А Вы Лида, – сказал молодой человек, пожимая руку Лиде.

– Здравствуйте, Андрей, – ответила Лида, стараясь быть более- менее спокойной.

Только от волнения, у неё были холодные пальцы и она быстро убрала руку и пригласили гостя за стол.

– Ну и ладно. Вы тут пообщайтесь, а я пока прогуляюсь, – надевая на голову серую кепку, сказал Семён Матвеевич и направился к входной двери.

Лида была ошеломлена.

– Но, папа! Я думала… Вы посидите с нами… – растерянно пробормотала Лида.

– Я скоро вернусь, – бросил старик и быстро вышел.

Наверное, ему в этот момент было очень тяжело. Не этого он хотел, он ждал сына, хотел, чтобы они жили, как раньше, до войны. Но тряхнув головой, он спустился вниз и вышел на улицу.

Весеннее солнце играло лучами, во дворе росли деревья, создавая тень над скамьёй, на которую он тяжело опустился.

– Вот и ладно… видимо, судьба… – прошептал Семён Матвеевич и глубоко выдохнув, вытер скупую слезу, которая скатилась по его морщинистой щеке.

Глава 5

Лида растерянно смотрела на Андрея, совсем не зная, как себя вести с ним, забыв пригласить его сесть за стол. Но Андрей сам сел и указывая Лиде на стул, попросил её сесть.

– Садитесь, Лидочка, в ногах правды нет. Мне и самому неловко, волнуюсь, как мальчишка, – потирая лоб и улыбаясь, сказал молодой человек.

– Правда? – с облегчением выдохнув, через силу улыбнулась Лида.

– А то! Не каждый день знакомишься с красивой, молодой женщиной, – ответил Андрей, внимательно разглядывая Лиду.

– Ну да… а я так вообще второй раз в жизни, – ответила Лида.

– Я так понимаю, в первый раз знакомились со своим мужем? Расскажите о себе, Лидочка. Мы, вроде как… жить будем вместе. Семён Матвеевич – мировой мужик! Правда, прямо мне об этом не сказал, но я понял… Волнуется он за Вас и Вашу дочь… Люда, кажется? – говорил Андрей, не сводя с молодой женщины своего взгляда, чем очень её смущал.

– Да, она к подруге ушла, заниматься. Выпускные экзамены скоро. А мой свёкор, очень хороший человек. И сын его был… в смысле… а может он жив? Жив и вернётся? Ведь и так бывает, верно? – вдруг с надеждой спросила Лида.

Немного помолчав, Андрей тяжело вздохнул.

– Не знаю, что Вам сказать, на фронте не был, не отпустили. Весь год заявления писал, но сказали, на заводе мастера нужны. Оно и верно, для фронта оружие выпускали, награду за труд дали. А совесть не на месте. Все воевали, а я… в тылу отсиделся, – с досадой выговорил Андрей.

– Не говорите так, это же неправильно. Вы тоже не сидели сложа руки, всю войну у станка простояли, – горячо сказала Лида.

– Вы правда меня не осуждаете? – пристально посмотрев на неё, спросил Андрей.

– Нет конечно! Думаю никто не имеет права Вас осуждать. Тем более, Вы награду от правительства получили. Не просто так же Вам дали орден, – сказала Лида.

Волнение с разговором прошло, ей даже стало жаль этого крепкого, высокого, симпатичного мужчину. Андрей вдруг взял её руки в свои и прижался к ним губами.

– Что Вы делаете? – с ужасом воскликнула Лида, вырывая руки и пряча их под стол.

– Я Вам совсем не нравлюсь, Лидочка? – спросил Андрей.

– Женщину о таких вещах не спрашивают, тем более, на первой встрече. Давайте лучше чай пить. У меня и печенье есть и даже несколько конфет, – улыбнувшись сказала Лида и налила ему чай в гранёный стакан.

Обжигаясь, Андрей сделал пару глотков. Вернулся с улицы Семён Матвеевич и сел с ними за стол. Лида хотела встать, но он удержал её за руку.

– Сядь, дочка. Не маленькие дети. Что решили? – спросил Семён Матвеевич.

Лида стыдливо опустила глаза. Андрей посмотрел на старика и улыбнулся.

– Семён Матвеевич, не торопите нас, Вы же видите, Лида ещё в сомнении, – сказал молодой человек.

– А ты? Ты тоже в сомнении? – пытливо посмотрев на Андрея, спросил Семён Матвеевич.

– Да мы толком ещё и не поговорили. Может сходим в кино, а, Лидочка? – спросил Андрей.

Лида подняла голову и посмотрела на Семёна Матвеевича, тот кивнул головой.

– Сходите. Чего не сходить. А я дождусь Людочку, надо и с ней поговорить, – ответил он.

– Нет, папа, не торопитесь, прошу Вас. Она может не так понять, да и не решили мы пока ничего, – попросила Лида.

– Ладно, идите. Опоздаете в кино, – сказал Семён Матвеевич.

Что шло на экране, Лида не замечала и не понимала, Андрей держал её за холодную от волнения руку и сжимал её. Лида попыталась отнять руку, но молодой человек сжал её крепче и поцеловал, от чего по телу молодой женщины прошла дрожь.

– Ты мне очень нравишься, Лидочка, – прямо в ушко Лиды, прошептал Андрей.

Лида в темноте повернула к нему голову и посмотрела на него, пытаясь понять, правду ли он говорит, но почувствовала горячий поцелуй на своих губах. Лиду, словно током прошибло. Женщина вновь почувствовала себя молодой и беспомощной. Как только Андрей отпустил её, она быстро встала и стала проходить между рядами к выходу, он пошёл за ней. На улице было темно, Андрей догнал Лиду и удерживая за плечо, остановил.

– Куда ты? Почему убежала? – спросил он.

– Не знаю… сама не знаю, что со мной, – пробормотала Лида, уронив голову ему на грудь и заплакав.

– Ну что ты, дорогая. Всё же хорошо. Давай мы с тобой поженимся, Лидочка. Будем жить у меня. Я живу недалеко от завода, домик свой, небольшой, отец ещё строил, двор, опять-таки. И Семёну Матвеевичу на земле лучше будет. У меня брат школу заканчивает, через год в армию уйдёт. Потом, наверное, в институт поступит, – обнимая Лиду и прижимая к себе, говорил Андрей.

– Надо с Людой поговорить, не знаю ещё, как она это воспримет. Боюсь я, Андрей, так быстро всё происходит, аж страшно, – ответила Лида.

– Вот и поговори с дочерью и я брату скажу. Думаю, Семён Матвеевич это сделает лучше тебя. Пошли, я провожу тебя домой, – обняв женщину за плечи, сказал Андрей.

Возле подъезда дома, они остановились. Андрей долго и нежно целовал Лиду в губы.

– Меня никто так не целовал… – почему-то подумала она, вспомнив, что Глеб вовсе не любил целоваться.

– Чего лобызаться, мокроту разводить? – недовольно говорил он, когда Лида однажды сама попыталась его поцеловать.

На работе, подруги говорили, как это приятно и как это возбуждает. Но Лида никогда, никакого возбуждения не чувствовала, а в постели просто хотела, чтобы "это" скорее закончилось. Наверное, молодая женщина лишь теперь почувствовала, что значит возбуждение и волнение, потому, что ей было очень хорошо, от ласковых прикосновений Андрея.

– Ну я пойду? Поздно уже, – прошептала она, когда Андрей наконец отпустил её.

– Ты как маленькая. Мы взрослые люди, Лидочка. Может ко мне пойдём? Не хочу тебя отпускать, – прошептал Андрей в ответ.

Лиде тоже не хотелось с ним расставаться, но она подумала о свёкре и дочери.

– Нет… пойду я. Папа должен был уже поговорить с Людой, мне нужно знать, согласна ли она на наш с тобой брак, – высвобождаясь из объятий Андрея и делая шаг к подъезду, сказала Лида.

– Хорошо, я завтра после работы зайду к вам. До свидания, дорогая, – сказал Андрей и развернувшись, быстро зашагал в сторону дороги.

Лида тихо открыла дверь квартиры и вдруг услышала голоса из комнаты.

– Твоя мама молода, Людок, ты уже взрослая девочка, должна понимать. Она с твоим отцом и счастливой побыть не успела, война забрала его, – говорил Семён Матвеевич.

Через минуту, Люда ответила.

– Да понимаю я, дедушка, не маленькая. И кто он? Ну… будущий муж моей мамы? – спросила девушка.

– Хороший человек, дочка. Сам его с твоей матерью познакомил. На заводе мастером в цеху работает, на хорошем счету, награду имеет, – ответил Семён Матвеевич.

– Воевал, значит? – спросила Людмила.

– Нет, на войну его не отпустили, за хорошую работу, на заводе бронь получил, – ответил Семён Матвеевич.

– Ааа… – разочарованно ответила девушка.

– Чего "аааа" ? Думаешь, ему легко было? Сколько раз на фронт просился – не отпустили. Если бы все воевать ушли, кто оружие для фронта изготавливал, а? Работник он значит отличный, раз оставили, – строго сказал старик.

– Ну и что ты от меня хочешь, дед? Чтобы я благословила их, что ли? Может его ещё и папочкой называть? – сыронизировала Людмила.

– Никто тебя не просит, чтобы ты его папой называла и благословения твоего не надо. А мать тебе в обиду не дам, так и знай, – ответил Семён Матвеевич.

– Ну и ладно, пусть женятся, мне то что. Лишь бы меня не трогали. Вот закончу школу, в институт поступлю. Закончу институт, может на стройку уеду, сейчас везде инженеры-строители нужны, – сказала Людмила.

Лида вошла в комнату.

– Как есть хочется… а вы уже поели? – спросила она, улыбнувшись, делая вид, что только что вошла и не слышала ничего из того, о чем они говорили.

– На плите картошка жареная, горячая ещё. Садись, поешь, мы уже, – ответил Семён Матвеевич.

Но опять есть картошку, надоело, Лида с трудом проглатывала её и запивала чаем. Она прятала от дочери глаза и губы будто горели, от поцелуев Андрея.

На следующий день, к ним пришёл Андрей. Люда, с любопытством подростка, разглядывала его, забыв поздороваться.

– Добрый вечер Семён Матвеевич. Лида… здравствуй, – ласково посмотрев на женщину, сказал Андрей.

– Здрасьте! – хмыкнув, поздоровалась наконец и Люда.

– Здравствуй, Людмила, – ответил Андрей и положил на стол две горячие лепёшки, что было большой редкостью в те годы.

Людмила, взяв одну, с удовольствием понюхала.

– Как вкусно пахнеееет… – нараспев, произнесла она, закатывая от удовольствия свои красивые глаза.

Лида очень волновалась и с напряжением ждала, как же дочь примет её будущего мужа.

– Так отломи кусочек и ешь, – засмеявшись наивности девушки, сказал Андрей.

Людмила быстро отломила кусок от лепёшки и сунула в рот.

– Горячая ещё, – с наслаждением сказала Людмила.

– За стол садитесь, чай пить будем, – сказала Лида.

Когда чай был выпит и от лепёшек не остались даже крошки, Андрей посмотрел на всех и почему-то взял Лиду за руку, от чего она густо покраснела.

– Семён Матвеевич… Людмила…я пришёл вам сказать, что хочу жениться на Лидии. Что скажете? – спросил он.

Наступило молчание, Людмила конечно знала, что это должно было произойти, но и она была растеряна.

– Что же… совет вам да любовь. Так вроде говорят, – произнёс Семён Матвеевич, а в глазах была такая тоска, что Лида не могла этого не заметить.

– А жить где собираетесь? – невпопад спросила Людмила.

– Собираемся, Людочка, надеюсь, мы все вместе будем жить в моём доме. Я говорил уже твоей матери, у меня свой дом, не Бог весть какой, но на земле и дедушке твоему будет лучше, верно, Семён Матвеевич? – спросил Андрей, не выпуская руки Лиды.

– Э, нет! Мы с дедом тут останемся, правда, дедушка? Сама буду за ним присматривать, – заявила Людмила.

– Нечего за мной присматривать, не инвалид. Негоже нам отдельно от матери жить. Молодая ты ещё, за тобой самой надо присматривать. А я сегодня есть, а завтра меня нет, – ответил Семён Матвеевич.

– Что значит, тебя нет, дед? Ты что, умирать собрался, что ли? И думать об этом не смей. Ладно, как ты захочешь, так и будет, я на всё согласна, только ты о смерти больше не говори. Я так тебя люблю, дед, – чуть не плача, произнесла Людмила.

– Дурочка! И я ведь вас с матерью люблю. Только смерть не спросит, можно ей зайти, или нет. Приходит, когда ей вздумается. Ладно… в воскресенье с утра и переезжать будем, а эту квартиру вернём государству, – ответил Семён Матвеевич.

До воскресенья оставалось два дня, Андрей на заводе договорился насчёт грузовика и сам, в солнечный, воскресный день, приехал на нём к дому Лиды. Вместе с шофёром, он поднялся на второй этаж и хотел было позвонить в дверь, но она оказалась открытой. В этот день, им не суждено было переехать в дом Андрея.

Глава 6

Андрей, подумав, что дверь открыли для него, ведь вчера они договорились, что он с утра приедет за ними, не позвонив в дверь, зашёл в квартиру. В комнате никого не было, удивившись, молодой человек заглянул на кухню, но там он тоже никого не нашёл.

– Лида! Я пришёл! Вы где? – громко спросил Андрей.

Из спальни, где обычно спали Лида с дочерью, с мрачным лицом вышла Люда.

– Мы здесь, дедушке плохо, – тихо произнесла девушка.

Андрей изменился в лице.

– Как плохо? Вчера же он хорошо себя чувствовал… – пробормотал молодой человек и быстро прошёл следом за Людой в спальню, куда она тут же вернулась.

На кровати Лиды, в расстёгнутой на груди рубашке, лежал Семён Матвеевич и смотрел в потолок. Лида сидела на корточках перед кроватью и плакала.

Андрей на цыпочках подошёл ближе.

– Надо машину скорой помощи вызвать. На углу почта, там телефон есть, я сбегаю, – сказал он, собираясь выйти.

– Не нужно никуда бегать… сядь, Андрей. Сегодня сына во сне видел… зовёт меня… с ним и Митенька наш… улыбаются… хорошо им вместе. А ты, Лида… не жди мужа, не дождёшься его, он "там", – с трудом говорил старик, тяжело дыша.

– Папочка, миленький, не говорите так. Не оставляйте нас, как же мы без Вас жить будем? – сквозь слёзы говорила Лида.

Люда, стоя у изголовья кровати, схватившись за спинку, сжимая руки, плакала.

– Дедушка… нет… я не хочу, чтобы ты уходил… – бормотала она.

– Андрей? Подойди, – Семёну Матвеевичу говорить стало ещё тяжелее.

Андрей нагнулся над стариком.

– Семён Матвеевич, я скорую вызову, разрешите? Всё будет хорошо, врачи Вам помогут… – просил Андрей, трогая старика за плечо.

– Я… я надеюсь на тебя… Андрей… не оставляй их, прошу… бере… бе… ре… ги… – не договорив, Семён Матвеевич закрыл глаза и замолк.

Наступила гнетущая тишина. Андрей был растерян, он и предположить не мог, когда утром приехал с нанятым грузовиком, что тут случится такое. Его мысли прервал крик Лиды, которая, поняв, что свёкор умер, упав на грудь старика, зарыдала.

– Нет! Папочка… нет… – закричала она.

Людмила, встав на колени перед кроватью, уронила голову на твёрдые, худые ноги Семёна Матвеевича и обхватив их руками, тихо плакала. Причитать девушка не умела или стеснялась. Андрей тронул Лиду за плечи.

– Лидочка… сожалею, дорогая… это ужасно. Всё же, надо скорую вызвать, доктор должен констатировать смерть и дать соответствующую бумагу. Поднимайся, дорогая, Семён Матвеевич был старым, хотя и казался крепким. Видимо, сломала его война и смерть внука и сына. Я схожу, вызову скорую, – сказал Андрей и вышел.

Лида, ничего не соображая, посмотрела ему вслед. Потом поднялась и взяла из шкафа белую простыню. Накрыв свёкра, она увела дочь в другую комнату.

– Вот и дедушка нас покинул, доченька. Одни мы с тобой остались, – обняв Людмилу за плечи, проговорила Лида.

– Мамочка… он на твоей кровати умер… как же ты на ней теперь спать будешь? – вдруг спросила Людмила.

– Ну что ты такое говоришь, Людочка? Не об этом сейчас думать надо. Вот- вот доктор приедет, к похоронам готовиться надо. А я и не знаю, что в этих случаях надо делать. Хорошо, Андрей приехал, он и поможет, – сказала Лида.

Андрей с почты позвонил в службу скорой помощи и дав адрес, объяснив ситуацию, остался ждать на углу дома. Крытая машина, похожая на автобус с приплюснутым носом, с нарисованным красным крестом, подъехала минут через пятнадцать. Андрей, увидев машину издалека, махнул рукой. Потом вместе с женщиной врачом, лет семидесяти, с седыми волосами, под белой косынкой, с худощавым, суровым лицом, он поднялся в квартиру. Женщина прошла в спальню, где лежал Семён Матвеевич и отбросила простыню. Лида и Андрей зашли следом, Люда заходить не стала, сказав, что боится мёртвых.

– Старый человек, многие и не доживают до его возраста. Имя, отчество и фамилия покойного? – спросила она, сев возле комода и доставая из сумки бланк.

– Семён Матвеевич Панкратов, тысяча восемьсот семьдесят второго года рождения, – ответила Лида, сжавшись, при слове "покойного".

– Значит ему исполнилось восемьдесят лет? С похоронами не тяните, на улице жара, тело долго не продержится. Вот, возьмите, с этой бумагой в поликлинику пойдёте, вам справку выдадут, а по справке получите свидетельство о смерти. До свидания, – вставая, сказала женщина и взяв сумку, ушла.

Андрей проводил её до машины и поблагодарив, вернулся в квартиру.

– Давай бумагу, сам схожу в поликлинику, гроб надо заказать и место на кладбище. Сегодня не успеем, завтра похороны, – сказал Андрей и взяв бланк, ушёл.

– Мамочка, он что… на ночь останется? – с ужасом спросила Людмила.

– Он твой дед, Люда, не на улицу же его выносить. О чём ты только думаешь! Живых надо бояться, а не покойников, – сердито сказала Лида, накрывая свёкра простыней.

– Ну да, я понимаю… только я к Райке пойду ночевать. Я тут не останусь, мне страшно, – заплакав, сказала Людмила.

Рая жила с ними в одном доме, в соседнем подъезде и училась с Людмилой в одном классе.

– Хорошо, пойдёшь, только позже. Надо в комнатах прибраться, к похоронам готовиться, – ответила дочери Лида.

Андрей вернулся часам к четырём и протянул Лиде свидетельство о смерти.

– Утром гроб привезут, я пару венков заказал и место на Боткинском кладбище тоже будет готово завтра к двум часам дня. Я сегодня останусь, вам одним не справиться, – сказал он, ставя на стол бумажный пакет с продуктами.

– Спасибо тебе, я бы одна точно не справилась. Видишь, как всё обернулось? Видать, сама судьба против того, чтобы мы поженились, Андрей, – тихо сказала Лида, с грустью посмотрев на Андрея.

– Ну что ты такое говоришь, Лидочка? Теперь, когда Семён Матвеевич, перед своей смертью, сам взял с меня слово, чтобы я о Вас с Людой заботился, разве я могу оставить тебя и твою дочь? Давай потом об этом поговорим, дорогая. Я очень голоден, да и вы, наверное, ещё ничего не ели. Надо для начало поесть, – сказал Андрей.

– Ты прав, прости. Я быстро чего-нибудь приготовлю. А это что? – спросила Лида, посмотрев на стол, где стоял пакет.

– Я пару лепёшек купил, Люда же их любит, взял тушёнку и макароны, – ответил Андрей, раскрывая пакет и выкладывая всё на стол.

– Так я пожарю макароны с тушёнкой? Я быстро, – ответила Лида и ушла на кухню.

Люда сидела за столом и плакала.

– И как вы только в такое время о еде можете думать? Там дедушка лежит… а вы! Эээххх! – высказалась девушка, посмотрев на мать.

– Послушай меня… мне тоже больно, что его не стало. Но мы живые люди и нам нужны силы, понимаешь? Силы, чтобы достойно проводить твоего дедушку. Мы со вчерашнего вечера ещё ничего не ели. А есть надо, как не крути, – сказала Лида, ставя на плиту кастрюлю с водой, для макарон.

– Я есть не буду, – буркнула Людмила, посмотрев на лепёшки, лежавшие на столе.

– Ладно, иди к своей Райке, утром приходи пораньше, похороны будут, – устало сев на стул и подперев голову рукой, сказала Лида.

Спорить с дочерью именно сейчас, ей совсем не хотелось.

– Ну я пойду? – поднимаясь, спросила Людмила и взяла со стола одну лепёшку.

– Им и одной хватит, – подумала девушка, направляясь к выходу.

Лида лишь кивнула головой. Пожарив макароны с тушёнкой, Лида собрала на стол и они с Андреем молча поели. Андрей ел с аппетитом, Лида же с трудом глотала еду.

Вечерело, Лида очень устала, она вспомнила, как рано утром, когда на улице ещё только светало, её разбудил Семён Матвеевич, едва тронув за плечо. Лида тут же открыла глаза и спросонья не сразу и поняла, что мужчине очень плохо. Но увидев его лицо, Лида вскочила с кровати, Семён Матвеевич едва держался на ногах.

– Мне плохо, очень плохо… – с трудом произнёс старик и опираясь здоровой рукой о спинку кровати, зашатался. Лида обняла его и помогла лечь на свою кровать. Она слышала, как он с хрипом дышал.

– Папочка, может скорую вызвать? – с испугом спросила Лида.

В таком состоянии, она никогда свёкра не видела. Он был всегда крепким и почти никогда не болел.

– Не нужно скорую, да и откуда телефон? Ближайший только на почте, а там сейчас закрыто, – устало закрывая глаза, произнёс Семён Матвеевич.

– Может воды? – спросила Лида.

Семён Матвеевич промолчал. Лида подумала было, что тот уснул, но нагнувшись над ним, поняла, что он без сознания. От плохого предчувствия, руки у неё тряслись, она побежала на кухню и налив в стакан воды, вернулась обратно. Брызнув в лицо Семёну Матвеевичу воду, Лида увидела, как дрогнули его морщинистые веки и он медленно открыл глаза.

– Не пугайся, Лида… но кажется, мой час пробил. Ухожу я… – тихо говорил старик.

– Не говорите так, папа! Всё ещё образуется и Вы поправитесь, – заплакав, ответила Лида.

– Неее… сам устал, хочу к сыну уйти. Ты прости, если что… если меж нами что не так было.... – говорил Семён Матвеевич.

Лиде казалось, что он бредит, страх сковывал её тело, руки и пальцы ног похолодели, хотя в начале лета и было жарко.

– Не говорите так, папочка, я Вас очень люблю. И Людочка без Вас не сможет. Прошу Вас, ради нас, живите, – с мольбой говорила Лида.

От их голосов, проснулась Люда и с испугом посмотрела на мать, потом перевела взгляд на дедушку и быстро вскочила с кровати.

– Дедушка? Что случилось? Ты заболел? Мамочка, почему ты плачешь? – спрашивала девушка, ничего не понимая.

– Дедушке плохо… – лишь сказала Лида.

Всё это промелькнуло в голове Лиды, пока она ела.

– Ты бы отдохнула, Лидочка, вон какие круги под глазами, – посмотрев на измученное за такой тяжёлый день лицо Лиды, сказал Андрей.

– Ты прав, я очень устала. Только… в спальне лежит Семён Матвеевич, где же мы с тобой ляжем? Ты ведь не уйдёшь, Андрей, нет? Я одна боюсь оставаться, – чуть не плача, спросила Лида.

– Я не уйду, успокойся, дорогая. Как маленькая, чего уж теперь бояться? Вот, на полу мне постели и себе тоже, поспим здесь, утром рано вставать. Может и с завода придут, я заходил на завод, сообщил о кончине Семёна Матвеевича. Его очень уважали. Правда, сменная работа, не все смогут прийти, завтра рабочий день, только те, кто с ночи выйдет, – устало говорил Андрей.

Лида вынесла из спальни два матраса и простыни с подушками. Андрею она постелила у стены, себе поодаль, почти в середине комнаты. Увидев её действия, Андрей улыбнулся, но промолчал.

– Как маленькая, – подумал он.

Лида заметно волновалась, когда ложилась прямо в платье. Спать в одной комнате с Андреем, было неловко, но иначе никак.

– Не на кухне же ему стелить, – подумала она, устало закрывая глаза.

Уснула она почти тут же и крепко проспала до самого утра, только ранним утром она проснулась, почувствовав, что лежит не одна. Открыв глаза, она ужаснулась. Рядом, обняв её, спал Андрей. Тихонько убрав его руку, она встала.

– Надеюсь, ночью между нами ничего не было… – подумала Лида.

Глава 7

Лида посмотрела на Андрея, который крепко спал, видимо, вымотавшись за прошедший день. Но его разбудил звонок в дверь. Открыв глаза, он увидел, что лежит на постели, где спала Лида и улыбнулся, вспомнив, как вдыхал ночью аромат её волос, целовал в нежную шею и губы, как она во сне обнимала его.

– Андрей, гроб привезли, – услышал он голос Лиды из прихожей, который прервал его мысли.

Быстро встав, он надел рубашку и брюки.

– Я спущусь, а ты оставайся. Убери постель и поставь табуретки на середину комнаты для гроба, – бросил он ей на ходу и пошёл за мужчиной, который и привёз гроб.

Расплатившись с ним, Андрей поставил крышку возле дверей подъезда, куда положил и два венка и подняв сам гроб, понёс в квартиру. Лида уже убрала матрасы и подушки, поставив табуретки, которые стояли на кухне. Андрей поставил гроб к стене и поправил местоположение табуреток, чтобы гроб крепко встал на них.

Зашла Люда и с ужасом посмотрела на гроб, увидев её, Лида быстро подошла к ней.

– Ты съезди до дома Фахритдин акя и скажи им, что дедушка умер. Они были очень дружны. Может и Бахром, и Матлюба опа придут. Беги, дочка, в два часа похороны, – сказала дочери Лида.

Андрей прикинул и понял, что одному ему не справится. Он вышел на площадку и позвонил соседям. Вышла пожилая женщина, с кудряшками крашенных неизвестно чем волос, в очках и тонкими бровями.

– Здравствуйте, наверное слышали, Семён Матвеевич умер, в два часа похороны. А из мужчин, есть кто дома? Одному мне не справится. Надо одеть его и в гроб положить, – сказал Андрей.

– Здравствуйте, да… слышали. Царствия небесного ему, хороший был человек. Ваня? – позвала женщина.

Из комнаты вышел мужчина, лет шестидесяти, видимо, муж хозяйки и протянув руку, пожал руку Андрея.

– Выйди, помоги соседям, я позже зайду, – сказала женщина.

– Да, конечно. Я сейчас, только рубашку надену, – сказал Ваня, так как стоял в майке и шароварах.

– Ну я пойду, зайдёте сами, – сказал Андрей и ушёл.

Вместе с соседом, они кое-как обмыли тело покойного и надели на него вещи, приготовленные Лидой, пока Андрей ходил за помощью. Так как своего костюма у Семёна Матвеевича отродясь не было, то сверху, на постиранную рубашку, надели костюм, оставшийся от Глеба. Старик зимой всегда ходил в телогрейке, а летом в рубашке.

К часу дня, стали приходить люди, вышли соседи по дому, с завода пришли несколько человек и вместе с Людой, пришли Фахритдин акя и Матлюба опа. Бахром был на работе и прийти не смог.

– Как же это, Лидочка? Горе-то какое, – заплакав и обнимая Лиду, произнесла Матлюба опа.

Фахритдин акя, с суровым лицом, лишь легонько похлопал Лиду по плечу.

– Жаль… хороший был человек. Но возраст… что тут поделаешь… – тихо сказал мужчина.

Андрей договорился с грузовиком, который должен был отвезти гроб на Боткинское кладбище и попросил помочь знакомого, который водил рейсовый автобус, с приплюснутым капотом и рычагом, которым водитель открывал одну единственную дверь, выпуская пассажиров на остановках. Тот согласился, так как и Андрей часто помогал ему с ремонтом старого автобуса. Так, в два часа дня, гроб поставили на дно грузовика, крышку приладили к задней стороне кузова, куда положили и венки. В автобус сели те, кто решил проводить покойного в последний путь. Люда осталась дома, сказав, что они с Раей приберутся и соберут на стол, так как Лида решила устроить небольшие поминки и свёкру, и мужу.

Из сухофруктов, она ещё с вечера сварила компот и до утра он уже остыл. Продуктов было немного, но на базаре Андрей прикупил курицу на бульон, помидоры и огурцы, яблоки, да несколько лепёшек. Семён Матвеевич был экономным и предусмотрительным, поэтому Лида нашла в шкафу немного денег, видимо, старик с пенсии и откладывал на чёрный день, который и наступил. Все деньги, Лида отдала Андрею, они и ушли на поминки и похороны, хотя тот и добавил немного своих денег. Так, в тишине, Семёна Матвеевича похоронили и провели небольшие поминки. Несколько добрых слов о покойном, выпитое вино от соседа и всё. Был человек и нет человека…

Андрей, на переезде Лиды и её дочери, пока не настаивал, понимая всю серьёзность произошедшего. Да и Лида ему об этом не напоминала. К вечеру, они вдвоём сидели за столом, Людмила опять ушла к Рае, сказав, что им надо заниматься.

– Завтра экзамен по математике, надо готовиться. Чернила и запасная ручка у неё есть, – сказала девушка и взяв учебник и тетрадь, ушла.

– Андрей… хотела у тебя спросить… ведь сегодня ночью… ну, когда я спала… между нами ведь ничего не было? Просто я тебе постелила отдельно, а утром ты оказался рядом со мной. Я не знаю, что и думать… устала очень, переживала много, вот и уснула крепко, – опустив глаза, говорила Лида.

Андрей взял её за руку и улыбнулся.

– Лидочка… ну что мы с тобой, как дети малые? Было, не было. Глупости всё это. Не было ничего, успокойся. Я тебя люблю, ты любишь меня, чего тянуть? Давай уже поженимся. Да и Славка, брат мой, два дня уже дома один, не знаю, что делает, что ест. А я тут, с тобой и уходить не хочу, – ответил Андрей, зная, что Люда ночью не придёт и Лида останется одна.

– Так может ты пойдёшь домой, Андрей? И правда, молодой парень, совсем один и всё из-за меня. Прости, – сказала Лида, наконец посмотрев на Андрея.

Ею овладело волнение и внутренняя дрожь, от взгляда Андрея. Молодая женщина, давно не чувствовала мужской ласки, а Андрей, вот он, так близко от неё и они совсем одни. Андрей поднялся и потянул Лиду за руки, она встала следом и в ожидании, что же будет дальше, посмотрела на него. Молодой человек притянул Лиду к себе и обнял.

– Я сегодня останусь с тобой, дорогая. Не смогу уйти… – прошептал он, целуя её в губы.

Сопротивляться у Лиды не было сил, да и желание томило её. Может быть, впервые в жизни, молодая женщина почувствовала, как бывает хорошо в объятиях мужчины, что такое возбуждение и наслаждение, от ласковых прикосновений мужских рук и губ. Она и представить себе не могла, что в таком состоянии и стеснения нет, когда Андрей, медленно целуя её шею, плечи, ещё упругую грудь и живот, раздел до нага и разделся сам. Лида с восхищением смотрела на его крепкое тело, мускулистые плечи и грудь, проводя руками по его телу. Они так, обнявшись и уснули, на матрасах, постеленных в зале на полу.

Утром, Лида встала рано и быстро одевшись, стесняясь своей наготы, разбудила Андрея. Светало, за окном было слышно, как щебечут ранние птахи. Надо было идти на работу и ей, и Андрею. Должна была прийти Люда от подруги, чтобы переодеться и бежать на экзамен, в школу. Девушка заканчивала учёбу. Она и пришла, когда Андрей и Лида завтракали. Быстро перекусив, Люда убежала, следом за ней ушли и Лида с Андреем.

– Может быть вечером и переедете ко мне, Лидочка? Чего уже тянуть? – по дороге спросил Андрей.

– Я сегодня поговорю с дочерью, думаю, не стоит тянуть. Чего уж теперь, – ответила Лида.

Она вернулась с работы часов в пять, Люда была уже дома.

– Наконец-то ты пришла, мамочка. Жутко одной здесь находиться. Так и кажется, что дедушка ещё лежит на твоей кровати. Я даже в ту комнату не захожу, боязно, – сказала Люда, как только мать зашла домой.

– Чего теперь бояться, доченька? Дедушки нет и надо к этой мысли привыкнуть. Андрей предлагает скорее переехать к нему, может и переедем уже? – спросила Лида.

Наступила тишина.

– Может для начала вам расписаться надо? В качестве кого ты собираешься к нему переехать, мамочка? – спросила Лида недовольным голосом.

– Мы и распишемся, конечно. Скажи… Андрей тебе не нравится, что ли? – спросила Лида.

– Ну почему сразу не нравится? Хороший мужик, надёжный, вроде, вон как помогал нам эти дни. Главное, чтобы ты его любила, мне то что, – ответила девушка.

– Ты права. Ладно, есть давай, проголодалась я. А экзамен как? Сдала? – спросила Лида.

– Вроде сдала, завтра ответ выйдет. Ещё два экзамена и выдадут аттестат. Я тут подумала… ну что я в этом институте не видела? Лучше на работу устроюсь, Райка тоже не хочет поступать. Время зря тратить, – вдруг сказала Люда.

Лида опешила, столько раз они обсуждали поступление дочери в институт и вдруг она выдаёт такое.

– Но ты же сама хотела дальше учиться, инженером-строителем стать, чертежи на пятерки сдавала, как же это, Людок? – с удивлением спросила Лида.

– Ааа, передумала я. Год поработаю, там видно будет, – ответила Люда.

– Хм… и кем ты хочешь работать, Людочка? Без образования только полы мыть, – сказала Лида.

– А мы с Райкой решили в больницу устроиться, санитарками. А что? У нас любой труд в почёте. У неё мама в больнице медсестрой работает, обещала подсобить. Мыть полы, большого ума не надо, – с аппетитом откусывая кусочек курицы, оставшейся от поминок, говорила Люда.

– Ты всё же хорошенько подумай, дорогая, время ещё есть. Лучше будет, если в институт поступишь. Что ты Райку свою слушаешь. Ты же учишься лучше её, – сказала Лида.

– Ладно, я подумаю. Ну так что, когда переезжать будем? – хитро улыбнувшись матери, спросила Люда.

– Да хоть завтра. Мебель будем забирать? – спросила Лида.

– Ну да, наверное. Ты же не знаешь, что в доме Андрея есть. Комод здесь хороший и шкаф… только давай оставим кровать, на которой дед умер, – ответила Люда.

– Хорошо. Андрей сегодня не придёт, обещал завтра зайти, узнать, что мы решили. Ну… давай хоть вещи пока соберём, что ли. Занавески снимем, их нам Матлюба опа дала, красивые они, хотя бы на террасу повесим, – сказала Лида, вставая из-за стола.

– Да? Так ты знаешь, что у Андрея в доме и терраса есть? – с усмешкой спросила Люда.

– Откуда? Я ж не была у него. Только в домах у всех терраса есть, – ответила Лида, не понимая, почему дочь злится.

– Очень интересно… а как мне его называть, мамочка? Папа? Или по имени отчеству? Может, просто Андрей? – спрашивала Люда.

– Как хочешь, так и называй. Кстати, его брата зовут Слава, тоже школу в этом году заканчивает, ровесник твой, – сказала Лида.

– А при чём тут его брат? Мне то до него какое дело? – съязвила Люда.

– Не понимаю… может ты против того, чтобы мы с Андреем поженились, а? Так прямо и скажи, чего злишься? – сердито спросила Лида.

– Ладно, прости, ты права, сама не знаю, что это вдруг на меня нашло. Давай вещи складывать. Завтра я никуда не иду, только быстро в школу схожу, узнаю отметку за экзамен и вернусь. Ты пораньше с работы приходи и Андрей пусть придёт, завтра и переедем. Чего мыкаться, – ответила Люда.

Они работали молча, складывая одежду на расстеленную на полу простыню. Вещей оказалось немало, посуда, постельное бельё, занавески, снятые с окон, скатерти, ковёр и дорожка…

– Ничего себе! Правильно узбеки говорят: "Если бедняк – попробуй переедь", столько вещей! А ещё и мебель, – воскликнула Люда, оглядываясь по сторонам.

– Ой не говори. И всё старьё, ничего толкового и нет. И ведь всё нужно. А вроде и не нужно, а выбросить жалко, – засмеялась Лида, сев рядом с вещами.

На следующий день, под вечер, приехал Андрей, на грузовике, с водителем которого он опять договорился о помощи. Когда почти все вещи были вынесены из дома, кроме мебели и сложены на дно грузовика, Люда вдруг посмотрела на мать.

– А знаете что? Наверное, я никуда не поеду. Нет, вы поезжайте, а я останусь, буду жить одна в этой квартире. Чего её зазря сдавать государству? – заявила девушка.

Лида так и обомлела.

– Как это, останусь? Люда? Ты в своём уме? Что ты такое говоришь, дочка? Куда же я без тебя поеду? – совсем расстроившись, зная упёртость дочери, опускаясь на скамью, что стояла недалеко от подъезда, спросила Лида.

– Мамочка! Не в другой же город ты переезжаешь. Мне через два месяца восемнадцать стукнет, я буду совершеннолетней и нечего за меня переживать. Всё! Я так решила, – твёрдо сказала Люда и посмотрев на мать, обняла её и поцеловала.

– Люда, ты меня без ножа режешь! Как я тебя одну оставлю? Тогда и я никуда не поеду, – ответила Лида.

Взгляд Люды упал на Андрея, она увидела, как он, усмехнувшись, посмотрел на Лиду.

– Здрасьте! Приехали! – воскликнул он.

– Всё! Я оставляю свои вещи, мамочка, перестань. Не маленькая уже, справлюсь. А ты, если хочешь, можешь приезжать ко мне, хоть каждый день, – весело сказала Люда, вытаскивая свои вещи из грузовика.

Лида закрыв лицо руками, заплакала. Андрей, сев рядом с ней, обнял её за плечи. Казалось, ещё немного и его надежды на переезд Лиды к нему, рухнут.

Глава 8

Люда сложила свои вещи прямо на землю, собираясь вернуться в квартиру, откуда только что, она с усердием выносила узлы, чемоданы и коробки вместе с матерью и Андреем, который приехал почти к концу сборов.

– Людочка, опомнись! Ну что ты делаешь? Ну нельзя же так, – пытаясь образумить дочь, говорила Лида.

– Именно так и можно, и нужно, мамочка. Сама подумай… мне скоро восемнадцать, так? – спросила Люда.

Лида кивнула головой.

– Ну хорошо, что ты хоть с этим согласна. Так вот, надеюсь, что и у меня скоро будет своя жизнь. И что тогда? – продолжала Люда.

– Что тогда? – переспросила Лида, вытирая глаза от слёз.

– Ну, если я сейчас уеду с вами, а эту квартиру, как ты говоришь, мы вернём государству, получается, я со своим мужем должна буду жить у Андрея? Устраивает тебя и Андрея такая перспектива? – спросила Люда.

– Какого мужа, Люда? У тебя что и парень есть? – с ужасом раскрыв глаза, спросила Лида.

– Пока нет, но ведь будет. Я же не уродина какая и монашкой быть не собираюсь. Так что, успокойся и рассуждай здраво. Мне нужна будет отдельная квартира, верно я говорю, Андрей? Хоть Вы объясните своей будущей жене, что я права, – посмотрев на Андрея, сказала Люда.

Андрей, который внимательно слушал, что говорили мать и дочь, перевёл взгляд на Лиду.

– А ведь она права, Лидочка. Если посмотреть на это здраво, а не с точки зрения любящей матери, которая, конечно, волнуется за судьбу дочери, то Люда права. Не сегодня завтра, Славка тоже решит жениться и наверняка приведёт жену в дом. Так что, квартиру никак нельзя возвращать государству, – присев рядом с Лидой и обняв её за плечи, сказал Андрей.

– Ну, не знаю. Может она и права, но как я её одну оставлю? Тогда и я останусь, пока Люда замуж не выйдет, – заявила Лида.

– Так Люда может ещё десять лет замуж не выйдет, что же, ты так и будешь сидеть? – спросил Андрей.

– Андрей прав, мамочка. У меня пока в планах нет, выходить замуж. И караулить меня не нужно. Обещаю, баловаться не буду. Буду хорошо себя вести, честное комсомольское, – улыбнувшись, скорее, чтобы успокоить мать, сказала Люда.

– Мне сейчас совсем не до шуток, дорогая. Всё, заносите вещи обратно. Хорошо ещё мебель не вынесли, – решительно поднявшись и хватаясь за чемодан, сказала Лида.

– Мебель мне и самой нужна, а чемодан оставь, мамочка. Я не прощу себе, если сейчас сломаю тебе жизнь. Андрей, уезжайте, прошу Вас. Мама! Успокойся уже! И садись в машину, вон… и водитель уже торопит и нервничает, – твёрдо заявила Люда.

– Да у меня в доме мебель есть, ничего и не нужно, – пробормотал Андрей, растерянно посмотрев на Лиду.

Лида убрала руку с ручки чемодана и с отчаяньем посмотрела на дочь.

– Но ты же так боялась оставаться в квартире одна… как же теперь… ничего не понимаю. Я думала, ты в институт поступишь… Моей зарплаты бы нам хватило, Люда. У меня голова разболелась, – опять сев на скамью, стоявшую рядом, произнесла Лида.

Люда села рядом с матерью и взяла её руку.

– Мамочка… всё будет хорошо, поверь мне. Институт никуда не убежит, год поработаю, потом и попробую поступить. Ну что ты так разволновалась? Не маленькая я уже и очень буду рада видеть, что вы с Андреем счастливы. Ты молода, красива и заслужила это. Уезжайте, прошу тебя, – молила Люда.

Наступило молчание, которое никто не нарушал. Наконец, Лида подняла голову и посмотрела на дочь.

– Наверное ты права, дочка, только обещай мне, что ты будешь вести себя хорошо. А я буду приезжать к тебе каждый день, – сказала Лида.

– Обещаю, мамочка. Только каждый день приезжать не обязательно. Да и работать я собираюсь, день через два. Всё будет хорошо. Андрей, уведите маму и уезжайте уже, – сказала Люда.

И Лида, оглядываясь на дочь, села в грузовик рядом с водителем.

– Ну наконец-то. А то я уже подумал, что Вы раздумали, – сказал молодой парень, сидевший за рулём, когда и Андрей, залез в кузов.

Люда проводила их взглядом и взяв с земли два узла, понесла обратно в квартиру. Бросив узлы на пол, она зашла на кухню и зажгла свечу. Взяв свечу в руки, она зашла в спальню и встала над кроватью, на которой умер Семён Матвеевич. Что-то тихонько шепча, Людмила поводила свечкой вокруг кровати, потом по углам комнаты и медленно вышла из спальни, оставив дверь открытой.

– Ну вот, теперь можно и не бояться, дед меня никогда не потревожит. А… ещё тётя Маша сказала, чтобы я в церковь сходила и свечку за упокой поставила, написав имя деда на листочке. Завтра с утра и надо сходить, – разговаривая сама с собой, Людмила поставила свечку на блюдце, а блюдце на окно и тушить её не стала. Мигая, свечка горела, отражаясь в стекле. Она всё сделала, как ей велела тётя Маша, мама Раи.

Взяв узлы, девушка прошла в спальню и сложила вещи в шкаф. Что её заставило принять решение остаться здесь, в этой квартире, она и сама не могла объяснить. Просто, вечером, они сидели с тётей Машей и Раей в их доме и разговаривали.

– Послушай Люда, зря вы хотите сдать квартиру. Потом взять её обратно, навряд ли получится. Мать твоя, пусть уезжает, она молодая и ей хочется счастья, которого она не нашла с твоим отцом. А сейчас, когда на войне погибло столько ребят, найти мужа, ой, как трудно. Поверь, девочка, я знаю, что говорю. Эгоисткой не будь, ни сегодня завтра, у тебя будет своя семья, тогда и поймёшь меня. Да и взрослая ты, справишься, – говорила женщина лет тридцати семи, невысокого роста, с серыми, почти бесцветными глазами, впалыми щеками и широким лбом.

Её муж, отец Раи, погиб на фронте в самом конце войны, в Берлине, когда Мария с нетерпением ждала его, ведь он в письме написал ей, что скоро вернётся. Потом пришла похоронка. Мария никак не могла осознать смысла написанных слов: "Ваш муж, Николай Иванович Скворцов, погиб смертью храбрых у стен Рейхстага…" Тогда Мария, с листком в руках, упала без чувств.

С мужем она познакомилась в детском доме, ни у него, ни у неё никого из родных не было. Она закончила курсы медсестер и всю войну проработала в больнице, ухаживая за ранеными, и медсестрой, и сиделкой, и даже санитаркой.

Николай работал на тракторном заводе, токарем и всё у них было хорошо. С завода дали квартиру, двухкомнатную, так как Мария была уже беременна дочерью. Понемногу приобретали мебель, радуясь вместе каждой покупке. Потом родилась их дочь, как же Николай радовался, впервые взяв её на руки!

Теперь, она с грустью смотрела на мебель и ничего её не радовало. Дочь выросла, да и семейному счастью Николай радовался всего восемь лет, не увидев даже, как его лапуля, это он так Раечку свою называл, пошла в первый класс. Он ушёл на фронт в июле сорок первого года. Ведь и жили они душа в душу, никогда не ссорились, любили друг друга, обожали свою девочку. И вот уже семь лет, как её Николая нет. Может быть Мария в душе и ждала его, но с каждым годом, надежда на возвращение мужа таяла, как свечка.

– Как же я одна справлюсь? Ведь в институт собиралась поступать, – спросила Люда.

– Успеешь в институт, поработай год в больнице, вот и Рая устроится ко мне в больницу. Я уже и с главным врачом говорила. Санитарки нам нужны. Голодной, небось, не останешься, да и мать тебя не оставит. К нам будешь приходить. Я тебе советую, а решать тебе. Чужой дом, чужие люди, ох, не уживёшься ты там, тем более говоришь, у Андрея брат есть, – ответила тётя Маша.

– Там дед умер, страшно мне, – произнесла Людмила, то ли себе, то ли женщине.

И тётя Маша научила её провести типа обряда, что она и сделала.

Людмила не решалась до последнего, полночи не спала, думала. Утром, когда пришла домой, тоже сомневалась. Оно и понятно, девчонка совсем, страшно было. А в последний момент, подумала – будь, что будет. И осталась. А теперь, размышляя, подумала, что хорошо сделала, что не уехала с матерью.

Приехав в свой дом, Андрей помог Лиде занести узлы, пару коробок и чемодан. К ним вышел парень, очень похожий на Андрея.

– Вот, Лидочка, познакомься, мой брат, Владислав, можно просто, Слава. А это Лида, моя жена. Надеюсь, вы подружитесь, – явно волнуясь, сказал Андрей.

Лида и сама очень волновалась, как же, обстановку, доселе привычную, она в один день, меняла в корне. Перед ней стоял симпатичный парень, высокого роста, с шевелюрой густых волос, с чёрными бровями и карими глазами. Он подал Лиде руку и улыбнулся.

– Здравствуйте. Верно, можно просто Слава. Рад за брата и за Вас, – приятным голосом сказал Слава.

– Здравствуй, Слава. И меня можешь называть просто Лида, очень рада с тобой познакомится, – немного расслабляясь, ответила Лида.

– А где же Ваша дочь… Людмила, кажется? Она приедет позже? – спросил Слава.

Парень был раскован, что нельзя было сказать о Лиде. Она посмотрела на Андрея, будто ждала от него поддержки.

– А Людмила осталась. Решила жить отдельно от нас, – ответил за Лиду Андрей.

– Правда? Жаль… хотел с ней подружиться, – разочарованно ответил Слава.

– Подружишься ещё, она же будет приходить к нам, – ответил Андрей.

– Конечно. А Вы располагайтесь, будьте, как дома… ой… простите, Вы чувствуйте себя… ну, как у себя дома. У меня и суп на плите варится. Ждал вас, хотел вместе с вами пообедать, – сказал Слава.

– Ну вот и познакомились. А мы как раз очень проголодались, правда, Лидочка? Пойдём на кухню, мы обычно там едим. Потом я тебе дом и наш двор покажу, – сказал Андрей, уводя Лиду на кухню.

Поев, Андрей встал.

– Пошли дорогая, я тебе дом покажу, нашу комнату и двор. Слава, занеси вещи Лиды в нашу комнату, пожалуйста, – попросил Андрей оглянувшись на брата.

Тот лишь кивнул головой в знак согласия.

– Ой, зачем? Я сама могу занести, не тяжело ведь, – смущённо сказала Лида.

– А мы для чего? Это должен делать мужчина. Пошли, – взяв Лиду за руку, словно маленькую девочку, сказал Андрей.

В доме было три комнаты и небольшая терраса, двери который, одна вела на кухню, другая в зал и третья к выходу во двор. Слева находилась комната Славы, где стояла никелированная кровать, шкаф с зеркалом и небольшой стол, заменяющий письменный, возле которого стояла табуретка. На полу была постелена дорожка.

– Уютно, – произнесла Лида, оглядывая комнату.

– Рад, что тебе нравится, – ответил Андрей, уводя Лиду в зал.

В зале, у стены стоял старенький, если не сказать раритетный сервант, из чёрного дерева, с резными стёклами, дверцы которого были отделанные резьбой. В середине комнаты круглый стол и четыре стула без обивки. У другой стены – диван с высокой спинкой, с обивкой из искусственной кожи и круглыми подлокотниками. На полу не было ни ковра, ни дорожки. Лида молча прошла следом за Андреем в их комнату. Сердце женщины взволнованно колотилось, выдавая её волнение. Там стояла такая же кровать, что и в комнате Славы, но много шире, заправленная покрывалом. Да и шкаф был больше и без зеркала. Зеркало в деревянной рамке висело на стене, под ним стоял столик, с ажурной салфеткой на столешнице. Лиду удивило, что во всех комнатах было чисто и на мебели не было пыли.

– Очень красиво у Вас. Мне нравится, – искренне сказала Лида.

– Вот и хорошо. Пошли выйдем во двор, я тебе баню покажу и туалет, – сказал Андрей, чем очень смутил Лиду.

Во дворе росли плодовые деревья и виноградник. Видно было, что сажали их несколько лет назад. К туалету и отдельно к бане, вели аккуратные дорожки.

– Вот так мы и живём. Жаль, что одни остались… – с грустью сказал Андрей.

– Да, жаль… но живёте вы хорошо, – ответила Лида.

Людмилу распирало любопытство, она очень хотела взглянуть, как же устроилась мать в новом для неё доме. Но идти к ней, она не торопилась, чтобы не показаться настырной. Она терпела два дня, за это время, девушка успела вместе с Раей устроиться на работу и они договорились работать в одну смену, сутки через двое. В те дни, когда тётя Маша работала в ночь, Рая оставалась у Лиды или Лида шла к ней.

Так, в свободный от работы день, зная, во сколько мать приходит домой, Лида пошла к дому Андрея. Адрес ей написали, поэтому девушка без труда нашла нужный ей дом. Калитка была открыта, Лида замешкалась, не зная, входить ей или нужно постучаться.

– Людочка! Доченька! Как же я по тебе соскучилась. Сама уже хотела сегодня к тебе идти, – услышала Люда за своей спиной голос матери, чему очень обрадовалась.

– Мамочка! Здравствуй, дорогая. Я тоже соскучилась. Работала вчера, утром со смены вышла… вот пришла, – обернувшись и обнимая мать, которая шла с работы, воскликнула Люда.

– Заходи, правда, Андрей ещё на работе и придёт поздно, почти в полночь, он во вторую смену сегодня. А Слава дома, я познакомлю тебя с ним. Славный парень, добрый, уважительный такой, – говорила Лида, проходя по утоптанной дорожке к дому.

Они хотели войти в дом, но в дверях показался Слава, который в это время выходил во двор. Он внимательно посмотрел на Люду.

Глава 9

– О, привет, сестрёнка! Хороша! Ничего не скажешь, – как старый знакомый, бесцеремонно целую Людмилу в щёчку, воскликнул Слава.

– Привет, братик, – ответила Людмила, смутившись поступку парня.

Лида была крайне удивлена, не ожидая от Славы такой реакции.

– Это Люда, моя дочка, – сказала она.

– Я так и понял. Вы в дом? Проходите. А я ухожу, меня друг позвал, сосед, Салим зовут, просит помочь велосипед чинить, – спускаясь с крыльца в две ступени и пропуская Лиду и Люду в дом, сказал Слава.

– Да, хотела дочери дом показать, – ответила Лида.

Люда шла за матерью, оглядываясь на уходящего по дорожке в сторону калитки Славу.

– Смешной парень, – сказала Людмила матери.

– Что же в нём смешного? Он так шутит. Хороший парень. Может чай будешь? У меня печенье есть и варенье. Представляешь, Андрей сам варит варенье из вишни, персика и урюка со своего сада. Правда, сахара мало, достать его трудно, но вкусно, – говорила Лида, войдя на террасу.

– Хороший дом. А занавески я опять на окна повесила. Зря только снимали, – сказала Людмила, заглядывая в спальню Славы.

– Ну кто же знал, что ты в последнюю минуту уезжать раздумаешь. Это комната Славы, – сказала Лида.

– Надо же, чисто, прибрано. Молодец, – сказала Людмила, проходя в зал.

– Они привыкшие, сами всё делают. Женщин в доме же не было. Теперь я помогаю. Но свою комнату, Слава убирает сам, мне не разрешает, – сказала Лида, следуя за дочерью, которая уже заглядывала в спальню Андрея и Лиды.

– А в этой комнате ты с Андреем живёшь? – спросила Людмила.

– Ну да… это наша спальня, – смутившись, ответила Лида.

– Ладно, пошли пить чай, – сказала Людмила.

Попив на кухне чай, они вышли во двор.

– Жарко сегодня, – помахивая перед лицом рукой, сказала Людмила, присаживаясь на земляной топчан, застеленный плетёной циновкой, на брошенную сверху циновки курпачу.

Лида села рядом и обняла дочь за плечи.

– Вот ведь судьба… Не приехали бы мы во время войны в Ташкент, наверное, всё было бы по-другому. Может и Митенька наш был бы жив… проклятый поезд… – вдруг прослезившись, произнесла Лида.

– Поезд тут ни при чём. Ещё неизвестно, что было бы со всеми нами, если бы мы остались на Украине, дома. Может быть все и погибли бы. Это война виновата, мамочка. Скажи… а ты счастлива с Андреем? Как тебе живётся здесь, на новом месте? – спросила Людмила.

– Очень счастлива, Людочка. Андрей… он такой… внимательный, ласковый и любит меня. Да и Слава очень хороший, понимает и не вмешивается в нашу жизнь. Сама то как? Устроилась на работу? – спросила Лида, посмотрев на дочь, чтобы по выражению её лица понять, что она думает.

– Я рада за тебя. Тебе бы ребёночка родить, мамочка. А я… у меня всё хорошо. Работаю с Райкой в одну смену, сутки мы работаем, двое отдыхаем. Она говорит, что с таким распорядком работы, можно ещё в одну больницу устроиться работать. А что? Денег будем в два раза больше получать, – деловито говорила Людмила.

При словах о ребёнке, Лида покраснела. Она и сама этого очень хотела.

– Андрей тоже хочет ребёнка, но мы живём, всего ничего. Бог даст, будут у нас дети. А работа… боюсь, уставать будешь, доченька. Всех денег не заработать, – ответила Лида.

– Как хорошо иметь свой двор. Всё в цвету, правда, цветочки на деревьях уже опали, скоро плоды пойдут, – откидываясь на спину, на курпачу и заложив руки под голову, глядя в безоблачное небо, произнесла Людмила.

– Вот и жила бы с нами. Ещё ведь не поздно и передумать, а? – с надеждой спросила Лида.

– Нет, мамочка, я решила и решение не изменю. Так лучше, поверь, – ответила Людмила.

– Взрослая ты у меня стала… изменилась… – произнесла Лида, вглядываясь в лицо дочери.

– Пойду я, наверное. С Райкой в кино собирались сходить. Вечером к скверу поехать, погулять, – поднимаясь, сказала Людмила.

– Подожди, я тебе немного продуктов в авоську положу. Пару банок варенья, картошки, лука и кусочек мяса. Небось и мяса давно не ела? – вставая с топчана, сказала Лида.

– Неудобно, мама, у меня всё есть. Не надо, – ответила Людмила.

– Что тут неудобного-то? Ты дочь моя и я волнуюсь за тебя. Ничего, Андрей работает, я работаю, не обеднеем, – твёрдо сказала Лида.

Женщина быстро побежала к дому и минут через десять, вышла с полной авоськой в руках.

– Ты же знаешь, я морковь не ем. А это что? – разглядывая продукты, спросила Людмила.

– В кульке немного риса и вермишель. А морковь вкус обеду придаёт. Сварится, можешь не есть. Не обижай меня, дочка, это самая малость, что я могу для тебя сделать, – с мольбой сказала Лида.

Людмила, чтобы не расстраивать мать, промолчала и взяла из её рук авоську. Лидия проводила Людмилу до остановки трамвая, они стояли и тихо разговаривали. Подъехал трамвай, Людмила быстро вошла в вагон и помахала на прощанье рукой. Лида стояла и смотрела вслед уходящему трамваю и вдруг заплакала.

– Может это неправильно? Дочь там, я здесь… – пробормотала женщина и побрела назад, к дому.

Шли дни, середина лета, стояла жара. В воскресные дни, Людмила и Рая ходили в парк Победы, они отдыхали в тени деревьев и купались в укромном от постороннего взгляда месте. Посещения в дом матери, становились всё реже. Лида сама несколько раз заходила к дочери, но её не бывало дома. Женщина пару раз зашла к ней и на работу, в больницу, но попала не в её смену. Спросив, когда она дежурит, Лида пришла в очередной раз. Людмиле сказали, что пришла её мать и увидев её в дверях, она пошла к ней навстречу.

– Мамочка? Что-то случилось? Пошли в вестибюле посидим, в отделение нельзя, заведующая сегодня дежурит, – уводя мать, сказала Людмила.

– Ты к нам заходить перестала, я волновалась. Домой к тебе заходила, но не застала тебя. Соскучилась я, – обнимая дочь, сказала Лида.

Людмила заметила, как мать сказала, что заходила не к нам домой, а к тебе, но промолчала.

– Прости, мамочка. Я же говорила тебе, что мы с Райкой устроились ещё на одну работу. Теперь я и отдыхаю-то день через два. Сама как? – спросила Людмила, присаживаясь на деревянный диванчик в вестибюле.

– Всё-таки устроились… ну что ж, тебе виднее. Андрей спрашивал о тебе и… Слава тоже. Удивляются, что ты совсем к нам не приходишь, – поглаживая непослушные кудряшки дочери, сказала Лида.

Теребя в руках белую косынку, которую девушка сняла с головы, выходя из отделения, она взглянула на мать.

– Ты не обижайся, мамочка, ну что мне у вас делать? Да и некогда мне, – ответила Людмила.

– Так ведь я волнуюсь за тебя, Людочка! Я мать твоя, – воскликнула Лида.

– Мамочка… мне стукнуло восемнадцать. Я вполне самостоятельная. Ну чего обо мне беспокоиться? У меня всё хорошо, правда, – обняв мать, ответила Людмила, видя, что та расстроена.

– Ну и ладно, рада за тебя. А я хотела сказать тебе… я ведь кажется беременна… – взглянув на реакцию дочери на её слова, тихо сказала Лида.

Тень ревности прошла по лицу девушки.

– Правда? Здорово. Рада за тебя. А Андрей уже знает? – спросила Людмила.

– Нет, я сама только недавно узнала. Надо к врачу сходить, но срок ещё маленький, вдруг ошибаюсь, – ответила Лида.

– Вот и сходи к врачу. Кстати… у нас же тоже отделение гинекологии есть, давай зайдём в отделение, я поговорю с Натальей Фёдоровной. Хороший она врач, старый специалист, больше двадцати лет работает в больнице акушеркой. Рука, говорят, у неё лёгкая, роды принимает, может тут и родишь, – сказала Людмила.

– Правда? А можно? А я завтра хотела в поликлинику идти, – ответила Лида.

– Пошли, это на четвёртом этаже, – вставая, сказала Людмила.

Лида нерешительно встала и пошла за дочерью. Они поднялись на два этажа выше, Людмила была в белом халате. Завязав на ходу косынку, она вошла в отделение и взяла с вешалки халат для матери. Кабинет Натальи Фёдоровны, находился в конце коридора, куда они и прошли. Постучавшись, Людмила приоткрыла дверь.

– Наталья Фёдоровна, можно к Вам? – спросила Людмила.

Женщина сидела за столом и что-то ела, видимо, перекусывала на ходу, как это обычно бывает у занятых людей.

– Да-да? Заходите, что у Вас? – спросила женщина, лет пятидесяти, с приветливым лицом, чуть полноватая, но подвижная.

– Я со второго этажа, работаю в этой больнице санитаркой. Это мама моя, может Вы посмотрите её, Наталья Федоровна? – спросила Людмила.

– Да, конечно. Проходите туда, я сейчас, – вставая из-за стола и прикрывая салфеткой оставшуюся еду, ответила женщина, указывая на дверь, ведущую в другую комнату, где стояло гинекологическое кресло.

Она вымыла руки с мылом и вытерла полотенцем.

– Раздевайтесь по пояс и ложитесь на кресло, – сказала Наталья Фёдоровна.

– Ты выйди, пожалуйста, – сказала Лида, обращаясь к дочери, которая стояла в дверях.

Людмила вышла, понимая, что мать её стесняется. Минут через десять, Лида вышла к ней. На её лице была растерянная улыбка. Следом вышла и Наталья Фёдоровна.

– Семь недель, – сообщила Лида дочери.

– Тридцать восемь лет – это ещё не предел для рождения ребёнка, дорогая. Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Можете приходить на консультацию ко мне или сходить в местную поликлинику, – сказала Наталья Фёдоровна.

– Спасибо Вам. Я бы лучше к Вам приходила и если можно, тут бы и рожала, – ответила Лида.

– Конечно приходите. Сама и буду Вас наблюдать и роды сама приму, – ответила Наталья Фёдоровна.

Поблагодарив её, Лида вместе с дочерью вышли из отделения.

– Теперь и Андрею можно сказать. Спасибо, дорогая, по поликлиникам ходить не нужно, – сказала Лида.

– А разве на учёте надо не в поликлинике стоять? – спросила Людмила.

Лида с удивлением посмотрела на дочь.

– Верно, ты права. Но срок ещё маленький, успею сходить, – ответила Лида.

– Ладно, мамочка, мне же работать надо. Я даже не сказала, что ухожу, наверное, меня ищут, – сказала Людмила, целуя мать в щёчку, когда они спустились до второго этажа.

– Ты бы заходила иногда, Людочка, я ведь скучаю по тебе, – попросила Лида.

– Хорошо, мамочка, зайду. Пока! Привет Андрею передавай, – ответила Людмила и вошла в своё отделение.

Глава 10

Осень в Ташкенте была на удивление тёплая. Деревья не торопились желтеть листьями, цветы цвели, будто лето было в разгаре, даже сверчки стрекотали в кустах. Так было до конца октября, как вдруг, второго ноября, неожиданно похолодало и пошёл мелкий снег. Впрочем, в Ташкенте, как во всем Узбекистане, климат резко континентальный, то тепло, то резко холодает. Небо хмуро повисло над Ташкентом, люди, которые только вчера ходили в лёгких кофтах и юбках, в красочных платьях, мужчины в рубашках и широких брюках, надели тёплые вещи, пропахшие нафталином.

Заканчивался тысяча девятьсот пятьдесят второй год, Людмила и Рая работали на двух работах, уставали, конечно, но оно того стоило.

Лида, узнав точно, что она беременна, придя в тот день домой из больницы, с нетерпением ждала Андрея. В первом часу ночи, он пришёл с работы, со второй смены. Лида встретила мужа загадочной улыбкой и быстро накрыла на стол, согревая еду. Андрей с удивлением смотрел на неё, видя, что что-то не так.

– У тебя всё в порядке? Слава дома? – спросил он.

– Слава дома, правда, недавно пришёл и кажется ещё не спит. Ты же знаешь, он любит читать, без книги не засыпает. А у меня для тебя новость… – потише произнесла Лида, присаживаясь рядом с Андреем за стол.

– Да? И что за новость? Надеюсь, Людочка здорова и у неё всё хорошо? – спросил Андрей, обжигаясь горячим супом.

– Да, у дочери всё хорошо. Я сегодня её видела, – ответила Лида, никак не решаясь сообщить мужу, что у них будет ребёнок.

– Значит, у нас у всех всё хорошо. Тогда что? – откусывая серый хлеб, спросил Андрей.

– Я сегодня была у врача, – выдохнула Лида.

– Ты заболела? – спросил Андрей, перестав есть.

– Нет, Андрюша, я здорова. Понимаешь, я у гинеколога была. У нас маленький будет, – произнесла Лида, схватив мужа за руку.

Андрей молча смотрел на жену, никак не осознавая услышанное.

– Лидочка! Это правда? – наконец радостно спросил он.

Лида закивала головой.

– Правда. Ты ведь рад, дорогой? – чуть не плача и сама радуясь, что снова станет матерью, спросила Лида.

Андрей вскочил со стула и Лида поднялась следом. Он вдруг обнял её и закружил.

– Лидочка! Как же я рад! Я стану отцом! – чуть не кричал Андрей.

На кухню забежал Слава.

– Вы чего? Ты что так кричишь? – с удивлением посмотрев на них, спросил парень.

– Славка! У меня скоро сын родится! Представляешь? – обняв брата, воскликнул Андрей.

– Правда, что ли? – опешил Слава, посмотрев на Лиду.

Та лишь стыдливо кивнула головой.

– О! Поздравляю. Значит, я скоро буду дядей. Здорово! – радостно ответил Слава.

Они ещё долго не могли уснуть, Слава вернулся в свою комнату и лёг на кровать, взяв в руки книгу. Он поступил в институт и учился на первом курсе.

Андрей с Лидой, обнявшись, лежали и строили планы на будущее.

Однажды, в свободный от работы день, Людмила с Раей пошли на танцы, решив развлечься. Вдруг, Людмила увидела Славу, он вошёл с какой-то девушкой, держа её за руку. Людмила тут же отвернулась, не хотела, чтобы он её узнал.

– О, сестрёнка? Привет! – воскликнул он и подойдя к ней, чмокнул в её щёчку.

Ей пришлось повернуться к нему.

Рая с удивлением смотрела то на подругу, то на Славу.

– Привет, братик, – ответила Людмила, со смущением поправляя кудряшки.

– А ты чего к нам не заходишь? Давно не виделись, – сказал Слава.

– Я захожу к маме, но тебя дома не бывает, – ответила Людмила.

– Познакомься, Галочка, моя сводная сестра, Людмила, – представил Слава Людмилу девушке, с которой он пришёл.

– Галина, очень приятно, – сказала девушка, тонким, детским голоском.

– Мне тоже, – ответила Людмила.

– А давай-ка, сестрёнка, мы с тобой потанцуем. Ты же не возражаешь, Галочка? – посмотрев на Галину, спросил Слава.

– Я возражаю, – сказала Людмила, делая шаг назад.

Рая смотрела на них и улыбалась. Ей явно понравился этот симпатичный парень, высокого роста, с озорной улыбкой.

– Люд, ты чего? Иди потанцуй. Всё равно парней почти нет, одни девчонки, – толкнув подругу в плечо, сказала Рая.

Слава, не дожидаясь, когда Людмила согласится пойти с ним, обнял её за талию и сам повёл в круг танцующих.

– Ну ты наглец. С девушкой пришёл, вот и танцуй с ней, – сказала Людмила, но всё же положила руки ему на плечи.

– Кто? Галина, что ли? Мы учимся вместе, остались на дополнительные занятия, потом решили придти сюда, в парк. А ты что, ревнуешь, что ли? – почти в самое ухо Людмилы, тихо спросил парень.

– Больно надо, – фыркнула девушка.

– А ты знаешь, что ты скоро станешь сестрой, а я вроде, как дядей? – прижимая к себе Людмилу, спросил Слава.

А она, упершись руками ему в грудь, ответила, что знает.

– А ты что, против? – спросила Людмила.

– Да нет, почему против? Я очень рад! – ответил Слава.

Когда танец закончился и они вернулись обратно, то не нашли ни Галину, ни Раю. Девушки, почему-то, просто ушли. Видимо, им стало скучно.

– Хм… очень интересно… и где же они? – растерянно оглядываясь, спросила Людмила.

– Видимо, ушли, – почёсывая голову, произнёс Слава.

– Ну и я тогда пойду. Чего тут одной делать, – ответила Людмила и пошла к выходу.

– Может прогуляемся? Рано же ещё, тем более, завтра воскресенье, – попросил Слава, следуя за ней.

– Это тебе воскресенье, а мне с утра на работу идти, – не останавливаясь, ответила Людмила.

– Ну что ты, как маленькая? Время только девять часов, детское совсем. Потом я провожу тебя, – сказал Слава, взяв её за руку.

Людмила резко остановилась и повернулась к нему, да так, что парень, наткнувшись на неё, соприкоснулся с ней лицом к лицу, так как и она была не маленького роста.

Секунду они смотрели друг другу в глаза, потом Людмила, смутившись, опустила голову.

– Ладно, пошли, – согласилась она.

– А ты изменилась за эти три месяца, что мы не виделись. Красивая стала, – поглядывая на неё, сказал Слава.

– Тебе показалось. Я такая же. Это при лунном свете так кажется, – ответила Людмила.

– Ну у тебя и характер, – сказал Слава, дёрнув головой.

– Нормальный, – сухо ответила Людмила.

– Колючий, – ответил парень.

Они медленно шли по тропинке вдоль дороги, обогнув сквер и проходя мимо универмага, по улице Карла Маркса.

– Как тихо вокруг, – взяв Людмилу за руку, тихо сказал Слава.

Девушка медленно высвободила руку.

– И как до дома добираться? – спросила Людмила.

– Пешком. Правда, холодновато. Снег растаял и то хорошо, – ответил Слава.

– Тогда пошли быстрее. А сам потом как уйдёшь? – спросила Людмила, посмотрев на парня.

– Ну… так же. Пешком, как же ещё? – удивился Слава.

Они шли до дома Людмилы, который находился напротив госпиталя, почти час.

– Ну, наконец-то мы пришли, – выдохнула Людмила и хотела уже обогнуть свой дом, чтобы зайти в подъезд, но подумав, остановилась.

– Значит ты здесь живёшь? Где твои окна? – спросил Слава, посмотрев на двухэтажный дом.

– Вон, на втором этаже, – указывая рукой на тёмные окна, сказала Людмила.

– И как тебе живётся одной? Не скучно? – будто оттягивая время, спросил парень.

– Некогда мне скучать. Работаю на двух работах, а выходные дни, работа по дому занимает, – с серьёзным видом ответила Людмила.

– Ясно… ну я пойду тогда. Пока, – собираясь уйти, сказал Слава.

– Как же он в такой поздний час до дома доберётся? А идти надо до ТашМИ, далековато… – подумала Людмила.

Ей стало жаль парня.

– Послушай! – окликнула она его, когда он уже сделал несколько шагов.

Слава повернулся.

– Что? – спросил он.

– Пообещай, что с глупостями приставать не будешь и можешь остаться у меня. Постелю тебе в зале, – сказала Людмила.

– Клянусь! Честное комсомольское, – ответил парень, опять подходя к ней.

Людмила внимательно посмотрела на него, пытаясь понять по выражению его лица, насколько он серьёзен и правду ли говорит. Но лицо парня было совершенно спокойное и ничего не выражало.

– Мы всё-таки сводные брат и сестра… – подумала девушка и вздохнув, пошла к подъезду, Слава пошёл следом за ней.