Иммигрант из 1887 года

Предисловие

Я никогда не встречал Янека. Мне не довелось услышать его голос, увидеть, как он держал перо в огрубевших от тяжёлой работы руках, записывая историю своей жизни. И всё же я знаю его так ясно, будто стоял рядом с ним на палубе корабля, пересекающего Атлантический океан в далёком 1887 году. Его рассказ дошёл до меня через его правнука – пожилого мужчину с мудрыми, усталыми глазами и мягкой улыбкой, в которых светилась особая гордость за своего далёкого предка.

Мы сидели на кухне маленькой квартиры в Бруклине, вдыхая аромат горячего кофе, а он рассказывал. Его слова звучали тихо, неторопливо, словно мост, соединяющий века – от суетливого, стремительного Нью-Йорка XXI века к шумным и беспокойным улицам города, встретившего когда-то Янека. Перед моими глазами возникал образ молодого человека, стоящего на причале и впервые видящего очертания Статуи Свободы – символа всех надежд, которые вели людей в неизвестность, через море и страхи.

Эта книга не плод фантазии. Она жила в семье Янека больше столетия, передаваясь от отца к сыну, от деда к внуку. Каждый, кто пересказывал её, добавлял свои оттенки: солёный привкус океана, холод палубы, шёпот улиц нового города, где эмигранты, такие же, как Янек, начинали жизнь с нуля. Правнук Янека рассказывал с такой теплотой и любовью, что его слова звучали для меня как драгоценная семейная реликвия. «Он был первым, – сказал мне однажды правнук, – первым в нашей семье, кто решился отправиться за мечтой. Все мы – это продолжение его пути».

Меня зовут Антон Воргин, и я записал эту историю для вас, чтобы голос Янека не затерялся во времени. Янек родился в 1864 году, в маленьком, затерянном городке в Восточной Европе. Название этого места потерялось в семейных рассказах, но разве так уж оно важно? Куда важнее то, что в двадцать три года он собрал старый сундук, обнял родителей и отправился за океан, не имея ничего, кроме надежды, которая вела тысячи таких же, как он.

Эта книга – рассказ о его пути. О том, как он оставил родной дом, прошёл испытания штормами и сомнениями, ступил на шумные улицы Нью-Йорка и начал жизнь заново. Это не просто история одного человека – это рассказ о каждом из нас, о том, как сильна может быть мечта, как преодолевается страх и как важно помнить своих предков. Тех, кто был смел и отчаян, тех, кто шёл вперёд, не имея ничего, кроме веры и силы духа.

Когда правнук Янека закончил рассказ, он долго смотрел на меня и сказал: «Мы должны сохранить это. Чтобы наши дети и внуки знали, откуда мы пришли». И я понял, что обязан написать эту книгу – не ради славы или денег, а чтобы голос эмигранта из 1887 года дошёл до вас и затронул ваши сердца. Чтобы вы ощутили солёный ветер океана, услышали шум улиц, почувствовали прикосновение прошлого и задумались о своём пути и корнях.

Эта книга – о Яне, о его семье, о каждом из нас. Откройте её и позвольте истории ожить.

Глава 1. Родина

Рассказ Янека

Часть 1

Я родился зимой, в ту пору, когда стужа пробиралась сквозь стены домов, а волчий вой разносился далеко по заснеженным полям, пугая собак во дворах. Мать заворачивала меня в грубое, колючее одеяло, пахнущее дымом и овечьей шерстью, и прижимала к груди, стараясь согреть своим теплом. Это был 1864 год, и мой городок, затерянный где-то в Восточной Европе, был для меня тогда целым миром. Название его не имело значения; куда важнее было то, как узко лепились друг к другу наши дома, будто пытаясь согреться, и как громко и торжественно звонила колокольня по утрам, объявляя о новом дне.

Говорили, что я четвёртый ребёнок в семье, но двоих старших братьев я никогда не знал – они ушли из жизни прежде, чем я открыл глаза, забранные весенней лихорадкой, пришедшей с реки. Нас осталось четверо: родители с натруженными, покрытыми морщинами руками, я и моя сестра Анна, родившаяся спустя три года после меня.

Жизнь в нашем доме была простой, словно хлеб, что мать пекла каждую субботу. Отец, высокий и немногословный, вставал до рассвета, уходил на поля и возвращался лишь после заката, когда солнце уставало висеть над горизонтом и падало за лес, окрашивая небо в глубокий алый цвет. Он любил землю – пахал её, засевал семена и молился, чтобы урожай не подвёл нас зимой. Мать была женщиной домашнего очага: она ткала и шила, варила густой суп из картошки и капусты, а по вечерам тихо напевала нам с Анной песни, от которых сладко клонило в сон.

Дом наш, небольшой и старый, с покосившейся крышей, дышал вместе с нами – половицы под ногами жалобно скрипели, пахло влажной землёй после дождя, а летом в окна врывался тёплый ветер, пропитанный ароматом льняных полей. Наш городок был мал – не больше сотни дворов, и каждое воскресенье люди встречались в маленькой церкви, одетые в свои лучшие одежды: женщины – в ярких платках, мужчины – в потёртых сюртуках, дети – с горящими глазами и любопытными взглядами. После службы устраивалась ярмарка, где можно было купить или обменять яйца, мёд и глиняные горшки. Порой появлялся и бродячий музыкант с шарманкой, за которым мы с Анной бегали по улицам, пока мать не звала нас обратно.

Это были добрые, тихие дни, наполненные запахом свежего хлеба, голосом матери и надеждой, что жизнь всегда будет такой же ясной и простой, как наш маленький мирок. Но время – оно словно река – никогда не стоит на месте, и скоро нам предстояло узнать, как далеко может унести её течение.

Часть 2

К середине 1880-х годов жизнь в нашем городке стала меняться, словно кто-то невидимый бросил тень на эти места. Мне уже было за двадцать, и я ясно видел, как год от года наши урожаи становились всё скуднее: то безжалостное солнце высушивало поля, то бесконечные дожди смывали посевы. Отец возвращался с поля хмурый и молчаливый, с глубокими складками на лбу, а мать часто стояла у пустого стола, тихо шепча молитвы, словно слова могли наполнить наши тарелки.

В трактире, где собирались мужчины обсудить последние новости, всё чаще шли разговоры о налогах, которые росли, словно сорняки, и о помещике, требования которого казались всё более жестокими. И вскоре в этих разговорах появилась новая тема – Америка. Говорили тихо, боясь быть осмеянными, но слухи распространялись быстро, и скоро все знали: там, за океаном, есть другая жизнь, где можно работать и не бояться завтрашнего дня.

Сначала я не воспринимал это всерьёз. Кто бросит всё ради далёкой земли, о которой известно лишь по чужим рассказам? Но постепенно мысли о чужом крае начали посещать меня всё чаще, словно заноза, не давая покоя ни днем, ни ночью.

Однажды вечером, когда я сидел у очага, пытаясь починить свой износившийся башмак, отец неожиданно нарушил молчание: «Ты молод, Янек, руки у тебя крепкие. Может, тебе стоит попробовать?» Он не смотрел на меня, лишь на потрескивающий огонь, и я понял – отец не гнал меня, он боялся, что я разделю его участь. Мать тихо заплакала, Анна прижалась к ней, а я молчал, не в силах произнести ни слова.

В ту ночь я долго не мог уснуть, лежал на твердом соломенном тюфяке, слушал ветер, стучащий в окна, и думал о далёкой Америке. Я чувствовал, что где-то за океаном, возможно, и правда существует другая жизнь. Жизнь, в которой человек не боится ни голода, ни зимних холодов. Я не знал, верить ли рассказам, но отчаянно хотел проверить сам. Ведь здесь, дома, нас ждало лишь одно: тяжёлая работа до конца дней и вечная нужда.

Дни проходили, а мысли об Америке не покидали меня. Они звали не громко, а тихо и настойчиво, словно шёпот далёкого ветра, обещавшего мне свободу и новую судьбу.

Часть 3

Однажды в трактире я встретил молодого парня, который недавно вернулся из портового города. Он был худой и уставший, но в его глазах горел какой-то особый огонь, от которого трудно было отвести взгляд. «Я видел корабли, Янек, – говорил он взволнованно. – Огромные корабли, которые везут людей через океан в новую жизнь. Там платят за работу, там можно стать кем-то». Он протянул мне потёртый листок бумаги, на котором неровными буквами было выведено объявление агента, набиравшего людей для отправки в Нью-Йорк.

Я спрятал бумагу в карман, чувствуя, как она жжёт мне грудь, словно уголь из очага. Сердце колотилось, и впервые я осознал, что у меня появился шанс – неясный и туманный, но всё-таки шанс на другую судьбу.

Не решился я сразу. Окончательно меня подтолкнул день, когда отец продал последнюю корову, чтобы рассчитаться с долгами. Мать стояла во дворе, беззвучно плача, Анна испуганно смотрела на меня, а я вдруг ясно понял: если останусь здесь, то всю жизнь буду гнуть спину на земле, не видя просвета и не чувствуя радости. Америка снова позвала меня, тихо и настойчиво, словно напоминая о том, что я могу попытаться изменить свою судьбу.

Так и начался мой путь. Я взял старый отцовский сундук, сложил туда немного одежды, хлеб и деревянную ложку, которую вырезала для меня сестра. Мать дала мне серый шерстяной шарф – колючий, но тёплый, а отец положил руку мне на плечо и сказал только одно: «Будь мужчиной, Янек. Иди вперёд и не оглядывайся». Я ушёл на рассвете, стараясь не оборачиваться, чтобы никто не видел моих слёз. Впереди ждала дорога, полная неизвестности, но назад пути уже не было.

Часть 4

Дорога до портового города заняла два дня. Я ехал в старой телеге, скрипевшей на каждой кочке, рядом с молчаливым возчиком, который лишь иногда бросал на меня сочувствующие взгляды. По ночам я спал в чужих сараях, закутавшись в свой серый шарф и стараясь забыть о холоде и тревоге, которые не отпускали меня. Иногда я вскакивал посреди ночи, напуганный тем, что меня зовёт мать или голос отца, и долго не мог заснуть, прислушиваясь к шёпоту ветра, который казался голосом родных мест.

Когда я наконец прибыл в порт, сердце забилось ещё сильнее. Город встретил меня запахом рыбы, смолы и морской соли, шумом толпы и криками чаек, круживших над кораблями. Я впервые увидел море: бесконечное, волнующееся и пугающе живое, словно огромное существо, которое могло принять или отвергнуть меня. Я сжимал в кармане билет, за который отдал последние деньги, и шёл через толпу людей, таких же, как и я, с потёртыми сундуками и надеждой в глазах.

Когда я поднялся на борт корабля, солнце уже садилось за горизонт, окрашивая воду в багровый цвет. Матросы громко выкрикивали команды, бегали по палубе, натягивали канаты. Я стоял, цепляясь за перила и смотрел, как берег постепенно растворяется вдали. Глаза защипало, я крепче сжал поручни, повторяя про себя одно-единственное слово: «Прощай». Впереди меня ждал океан, полный тайн и опасностей, и новая жизнь, о которой я почти ничего не знал.

Глава 2. Путь через океан

Рассказ Янека

Часть 1

Первую ночь на корабле я не смог уснуть. Меня поселили в тесном трюме, где было душно и сыро, воздух наполняли запахи моря и пота. Рядом расположились другие пассажиры: молчаливые мужчины с мрачными лицами, женщины, прижимавшие к себе испуганных детей, и старики, тихо шептавшие молитвы. Корабль слегка покачивался, и от этого движения меня охватывало непривычное беспокойство, а желудок словно сжимался в комок.

Я лежал на жёсткой койке, пытаясь не думать о доме, который я только что оставил, но воспоминания были сильнее меня. Перед глазами вставал образ матери, её заплаканные глаза, рука отца, твердо сжавшая моё плечо в прощальном напутствии, лицо Анны, прячущей слёзы. Я прижал к груди шарф, подаренный матерью, и тихо повторял её слова: «Пиши нам, Янек. Хоть иногда, чтобы знали, что ты жив».

Поднявшись на палубу рано утром, я увидел бескрайний океан, сияющий в первых лучах солнца. Это зрелище поразило меня до глубины души: казалось, мы плывём по бесконечному небу, а волны вокруг – облака, движущиеся вместе с нами в неизвестность. Я глубоко вдохнул солёный воздух и впервые почувствовал, что по-настоящему покинул прошлое, вступив в новую жизнь, полную надежд и страхов.

Часть 2

Первые дни на корабле казались бесконечными. Я постепенно привыкал к постоянному покачиванию, к тесноте трюма и сырости, которая пропитывала насквозь одежду и проникала в самую душу. Жизнь здесь была простой и монотонной: утром нам приносили скромный завтрак, чаще всего твёрдый хлеб и жидкий суп, после чего мы поднимались на палубу, чтобы размять ноги и вдохнуть свежий воздух. Остальное время мы проводили внизу, пытаясь занять себя чем-нибудь, что помогло бы скоротать тянувшиеся часы.

Постепенно я начал замечать окружающих меня людей, узнавать их лица и судьбы. Рядом со мной устроился Томаш, молодой парень с весёлыми глазами и рыжей копной волос, который уехал из-за бедности и голода. Он рассказывал мне о своей семье, оставшейся дома, и о надежде, что сможет когда-нибудь вернуться и помочь им. Недалеко от нас сидела Мария, женщина с двумя детьми, которая потеряла мужа и ехала в Нью-Йорк искать работу. Её глаза всегда были полны тревоги, но она старалась улыбаться детям и успокаивать их.

Однажды на палубе я познакомился с Казимиром, пожилым человеком, который ехал к сыну в Америку. Он рассказывал много историй о своей молодости, говорил медленно, задумчиво, словно перебирал воспоминания, как драгоценные камни. Его тихий голос успокаивал и помогал забыть на время о страхе и неопределённости, которые преследовали всех нас.

Вечерами трюм наполнялся голосами: кто-то тихо пел песни, кто-то делился историями или планами на будущее. Эти беседы объединяли нас, незнакомых людей, делая нас ближе друг к другу. Мы все мечтали о новой жизни, хотя никто не знал наверняка, что ждёт нас по ту сторону океана. Но надежда была сильнее сомнений, и мы продолжали двигаться вперёд, преодолевая страхи и неизвестность.

Часть 3

Шли дни, и я всё сильнее ощущал, как океан испытывает нас на прочность. Погода становилась всё суровее, ветер завывал, словно призрачный голос, и волны с каждым днём бились всё сильнее, словно пытаясь прогнать нас обратно. В трюме стало ещё более неуютно: многие начали болеть от сырости и холода, а я с тревогой прислушивался к кашлю соседей, молясь, чтобы болезнь обошла меня стороной.

Томаш оставался бодрым, стараясь подбодрить окружающих шутками и рассказами. Его оптимизм помогал мне не впадать в отчаяние. Мария с каждым днём выглядела всё усталей, но никогда не показывала своих переживаний детям, постоянно окружая их заботой и теплом. Старик Казимир чаще молчал, и в его взгляде я видел глубокое понимание того, что каждому из нас предстоит преодолеть свои страхи и найти внутри себя силы идти дальше.

Однажды ночью нас разбудил сильный толчок: корабль резко накренился, и все вокруг закричали от страха. Я схватился за края койки, сердце бешено колотилось, мысли путались от паники. Сверху доносились крики матросов и скрип дерева, гнущегося под напором ветра и воды. Люди молились, дети плакали, и я крепко сжал шарф матери, словно он мог защитить меня от бушующей стихии. В эту ночь я впервые отчётливо понял, что мы полностью зависим от океана, и что наша жизнь сейчас в руках судьбы.

Часть 4

После той страшной ночи на корабле наступило тревожное затишье. Шторм отступил, но на палубе и в трюме воцарилась тягостная тишина, словно все боялись потревожить хрупкое спокойствие, вернувшееся к нам. Многие пассажиры выглядели измученными и подавленными, но постепенно начали приходить в себя, приводя в порядок вещи и помогая друг другу.

Томаш, как всегда, первым начал поднимать дух, шутил и рассказывал весёлые истории, отвлекая внимание от пережитого ужаса. Его шутки были простой защитой, но они помогали нам улыбаться, пусть даже немного натянуто. Мария обнимала своих детей, утешала их и пыталась убедить, что худшее позади, хотя в её глазах я видел прежнюю тревогу. Казимир стал ещё более задумчивым, погружённым в свои мысли, и я часто видел, как он шепчет молитвы, благодаря небеса за то, что мы всё ещё живы.

Я выходил на палубу чаще, чем раньше, чтобы глубоко вдохнуть свежий воздух и посмотреть на бескрайний океан. Эти минуты одиночества были мне необходимы: здесь я чувствовал, как мои страхи постепенно отступают, уступая место тихой решимости дойти до конца. Я знал, что испытания ещё не закончились, но вместе с другими пассажирами был готов встретить всё, что приготовила нам судьба.

Часть 5

На корабле дни казались похожими друг на друга, словно нанизанные на одну длинную нить. Мы привыкли к ритму жизни в открытом море: утром поднимались на палубу, жадно вдыхая свежий воздух, затем снова спускались в трюм, чтобы скоротать время разговорами или играми. Иногда Томаш доставал старую потрёпанную колоду карт, и мы вместе с другими пассажирами играли, забывая на короткое время о своей тревоге.

Мария стала улыбаться чаще, хотя я замечал, что её улыбки всё ещё были наполнены беспокойством за будущее. Дети снова начали смеяться и бегать по палубе, радуясь малейшим событиям, будь то пролетающая чайка или блестящая рыбка, мелькнувшая в глубине волн. Казимир иногда садился рядом со мной и рассказывал о своих юношеских путешествиях, его голос звучал спокойно и мягко, и я ловил себя на том, что эти истории помогают мне мечтать о жизни, ожидающей нас на другом берегу.

Всё чаще я думал о доме, о том, как отец сейчас, наверное, идёт по полю, а мать хлопочет по хозяйству. Я вспоминал сестру, её ласковый взгляд, и обещал себе, что однажды напишу ей письмо, рассказав обо всём, что пережил. Эти мысли согревали меня изнутри, давали силы и уверенность в том, что впереди меня ждёт нечто лучшее, ради чего стоило оставить позади всё знакомое и родное.

Часть 6

Однажды, на рассвете, мы увидели, как на горизонте появляются тёмные тучи. Они медленно приближались, словно огромная стена, предвещая новый шторм. Матросы начали торопливо готовить корабль к буре, их крики звучали громко и резко, заставляя сердце биться чаще от тревоги. В трюме снова воцарилась напряжённая тишина; люди молча обменивались обеспокоенными взглядами, понимая, что испытания ещё не закончены.

Шторм обрушился на нас внезапно и яростно. Волны вздымались высоко, словно стремясь достать до самого неба, корабль снова начал раскачиваться с силой, заставляя людей хвататься за всё, что попадалось под руку. Я видел, как дети плачут в объятиях Марии, и как Томаш пытается успокоить соседей, хотя его лицо было бледным от страха. Казимир сидел неподвижно, глаза его были закрыты, и он тихо шептал молитвы, обращаясь к небу за спасением.

Ветер рвал паруса, свистел и завывал с такой силой, что казалось, будто он хочет оторвать корабль от воды и унести куда-то далеко. Внутри меня бушевали такие же сильные чувства: страх перед стихией, надежда на спасение и отчаянное желание выжить, чтобы увидеть берег, о котором так мечталось в последние недели. В этот момент я крепко сжал шарф матери, словно это был мой последний оплот перед лицом разбушевавшегося океана.

Часть 7

Шторм бушевал всю ночь, словно проверяя на прочность не только корабль, но и каждого из нас. Волны били в борта с такой силой, что казалось, доски вот-вот разойдутся по швам. Мы держались друг за друга, чувствуя себя единой семьёй, объединённой общим страхом и надеждой на спасение. Казимир, открыв глаза, продолжал молиться вслух, и его слова сливались с рыданиями детей и тихими вздохами взрослых.

Временами мне казалось, что буря никогда не закончится, что мы навечно останемся здесь, в объятиях свирепого океана. Но постепенно шум ветра стал стихать, волны ослабевали, и наконец пришло долгожданное утро. Когда я, уставший и обессиленный, поднялся на палубу, то увидел вокруг невероятное спокойствие. Океан лежал перед нами гладкий и безмятежный, словно огромная, неподвижная равнина.

Люди начали выходить из трюма, осторожно оглядываясь и радуясь простому факту, что живы. Мария прижимала детей к груди, Томаш улыбался сквозь усталость, а старик Казимир благодарно смотрел в небо, повторяя молитвы благодарности. Я глубоко вдохнул свежий воздух, чувствуя, как внутри рождается новая уверенность: мы пережили этот шторм, а значит, сможем преодолеть любые трудности на пути к новой жизни.

Часть 8

После шторма наша жизнь на корабле постепенно вошла в прежнее русло, хотя воспоминания о пережитом не покидали нас ни на миг. Люди стали добрее друг к другу, чаще улыбались и помогали в мелочах, понимая, как важно держаться вместе. Казимир стал для многих опорой и утешением, его спокойные слова всегда могли поддержать даже самых отчаявшихся.

Я проводил много времени на палубе, наблюдая за горизонтом, который всё ещё оставался пустынным и бесконечным. Томаш нередко присоединялся ко мне, рассказывая о своих мечтах о новой жизни в Америке, о земле, которую надеялся получить, и о семье, которую мечтал завести. Мария тихо слушала наши разговоры, иногда вставляя своё тихое слово о надежде на лучшее будущее для своих детей.

Вечерами мы собирались вместе, и каждый рассказывал что-то о своей жизни, о мечтах и страхах. Эти простые разговоры согревали наши сердца и укрепляли уверенность в том, что мы не одиноки. Я всё чаще чувствовал, что эти незнакомые люди стали для меня почти родными, и благодарил судьбу за то, что она свела меня с ними в таком непростом путешествии.

Часть 9

Дни шли медленно, но уверенно приближали нас к заветному берегу. Уже давно никто не считал дни и ночи – казалось, что время утратило привычное значение, оставив нас в вечном ожидании. Но однажды утром, когда я снова поднялся на палубу, воздух показался другим: в нём чувствовалось что-то новое, свежее и волнующее. Матросы были оживлены и ожесточённо спорили о чём-то, указывая вдаль. Моё сердце забилось быстрее – я почувствовал, что мы приближаемся к цели нашего долгого путешествия.

Через несколько часов, напрягая глаза, я увидел на горизонте тонкую полоску суши. Это зрелище потрясло меня до глубины души. Все пассажиры начали выходить на палубу, глаза их сияли радостью, лица были озарены надеждой. Томаш с восторгом хлопал меня по плечу, Мария крепко обнимала своих детей, а старик Казимир просто улыбался, глядя на приближающийся берег.

Я стоял и смотрел на этот долгожданный берег, чувствуя, как страхи и сомнения отступают, уступая место новой надежде. Передо мной простиралась Америка – земля, о которой я столько слышал, но ещё ничего не знал наверняка. Я знал только одно: моя новая жизнь начнётся именно здесь, и я готов встретить её со всей смелостью, которую накопил за время пути через бескрайний океан.

Глава 3. Первые шаги в новой жизни

Рассказ Янека

Часть 1

Корабль медленно приближался к шумному порту Нью-Йорка, и вдруг над горизонтом возникла она – Статуя Свободы. Её величественный силуэт возвышался над водой, олицетворяя надежду, свободу и новую жизнь. Мы с Томашем, Марией и другими пассажирами стояли на палубе, не отрывая взгляда от статуи, словно завороженные. Сердце моё билось быстро, и я не мог отвести глаз от факела, который, казалось, освещал путь в будущее.

Когда корабль наконец причалил, мы, с трудом сдерживая волнение, начали выходить на берег. Я крепко сжимал свой сундук и шарф матери, шагая по трапу, который слегка покачивался под ногами. Когда мои ноги ступили на твёрдую землю, я почувствовал неописуемое облегчение и радость, словно заново родился.

Вокруг было шумно и суетливо. Люди кричали на незнакомом языке, махали руками, разгружая ящики и бочки с других кораблей. Я застыл на мгновение, растерянный и удивлённый этим хаосом, таким непохожим на спокойствие моего родного городка. Томаш стоял рядом, озираясь по сторонам с тем же удивлением, а Мария крепко держала за руки детей, словно боялась потерять их в толпе. Старик Казимир медленно и спокойно прошёл мимо нас, улыбнувшись мне на прощание и слегка кивнув.

Немного освоившись, мы двинулись вглубь города, следуя за остальными эмигрантами. Улицы были наполнены запахами еды, звуками музыки и голосами людей со всего мира. Я шагал вперёд, стараясь не отставать и не теряться, и с каждым шагом всё отчётливее понимал: вот она, новая жизнь, полная вызовов и возможностей, о которой я столько мечтал и ради которой проделал столь долгий путь.

Часть 2

Первые часы в Нью-Йорке прошли как в тумане. Я медленно продвигался по оживлённым улицам, поражаясь высоте зданий и нескончаемому потоку людей, которые спешили куда-то по своим делам. Я был одновременно восхищён и испуган этой незнакомой суетой, такой непохожей на мою тихую и размеренную жизнь дома. Каждая деталь здесь казалась необычной: рекламные вывески, разноцветные витрины магазинов, продавцы, громко зазывающие покупателей на разных языках.

Наконец мы остановились перед зданием, где размещалась контора агента, о которой нам рассказывали на корабле. Там уже толпились люди, ожидая своей очереди зарегистрироваться и получить первые инструкции. Я нервно переступал с ноги на ногу, держа сундук в одной руке и сжимая шарф матери в другой. Томаш стоял рядом, ободряюще улыбаясь, а Мария старалась не выпускать детей из виду.

Когда подошла моя очередь, я шагнул вперёд и назвал своё имя и родной город. Чиновник записал мои данные, равнодушно взглянув на меня, затем указал на дверь, через которую мне предстояло пройти к следующему этапу моего пути. Я посмотрел на Томаша и Марию, пожелав им удачи, и двинулся вперёд, чувствуя, как за спиной остаётся ещё один этап моей прошлой жизни и начинается совершенно новая глава моей судьбы.

Часть 3

После регистрации нас отвезли в небольшую гостиницу, где мы должны были провести несколько первых ночей. Комната была тесной и плохо освещённой, но после корабельного трюма даже эта простая комната казалась почти уютной. Я сел на кровать, положив сундук рядом, и посмотрел вокруг, пытаясь осмыслить произошедшее за последние дни.

На следующее утро нам сообщили, что работа есть для каждого, кто готов её выполнять. Я быстро согласился и вскоре оказался среди тех, кто отправлялся на строительство железной дороги. Нас посадили в повозки и повезли на окраину города, где уже кипела работа. Когда я увидел ряды рабочих, которые, обливаясь потом, прокладывали рельсы, то понял, что моя новая жизнь начинается именно здесь, среди шума инструментов и голосов людей, которые приехали со всех концов света в поисках лучшей судьбы.

Работа была тяжёлой и изнурительной, но я чувствовал в ней особый смысл: каждый удар молота, каждый вбитый костыль приближал меня к той жизни, о которой я мечтал. Вечером, уставший и измученный, я возвращался в гостиницу, но внутри меня горела тихая гордость – я справлялся и продолжал двигаться вперёд. Я знал, что впереди много трудностей и испытаний, но теперь был уверен: я готов встретить их и преодолеть.

Часть 4

Постепенно я привыкал к ритму жизни на строительстве. Мы вставали до рассвета, а рабочий день длился до самого заката. Вокруг меня трудились такие же эмигранты, как и я, люди разных национальностей и культур. Несмотря на языковой барьер, мы быстро нашли общий язык: жестами, улыбками, короткими словами на чужих языках. Эта своеобразная дружба помогала нам поддерживать друг друга, особенно в моменты, когда силы казались на исходе.