Ведьмы леса Готтершайн

Глава 1
Гудрун неспешно подошла к зеркалу. Весь лес спал сумрачно и глубоко. На небе, сияющем звёздами сквозь обветшавшую крышу, нависали тяжелые облака, будто веки сомкнутых очей. Не было никакого смысла писать остальным и посылать сову. Кордулла острым пронзительным взглядом смотрела на неё с насеста в тёмном, подёрнутом паутиной углу мрачно нависшего потолка. Она ловила каждое движение Гудрун, как бы предвосхищая её мысли. Обычно она была готова выполнить любое поручение своей хозяйки, но сегодня ей явно хотелось отдохнуть, и она с показным усердием чистила перья. Гудрун же расчёсывала свои длинные, чёрные, начинающие седеть волосы перед растрескавшимся зеркалом (впрочем, оно всё ещё годилось для колдовства и перемещения во времени и пространстве) и думала только о том, что ещё есть шанс спасти Грету.
Гудрун не понимала, как Сигрид, столь старая и умудрённая ведьма не разглядела эту пришелицу, Хельгу. Это тощее, высокое, белобрысое создание наводило смесь тоски и подозрительности. И Сигрид, прежде отличавшаяся такой проницательностью, в этот раз почему-то не учуяла хлипкого и мерзкого подвоха, а ведь он был очевиден. Хельга, как следует, не знала ни одного заклинания, запиналась при чтении на древнесаксонском, как какая-нибудь неумелая школьница, смотрела вокруг с недоумением, как будто не видела ни почтовую птицу, ни колдовского блюдца с расплавленным воском. Её подташнивало от чая с белладонной. Её платье было идеально подогнано по фигуре, шов ко шву, так, что казалось, что аккуратные швы сейчас заскрипят от её чопорности. Зато под этим самым платьем у неё явно выступало что-то наподобие деревянного креста.
– Ольховник, – подумала Гудрун. – Так пренебрежительно называла она крест из ольхи, старинное орудие против нечисти, впрочем, совершенно бессильное перед истинной ведьмой.
Гудрун мрачно сплюнула. Кордулла зашевелилась сверху, ещё более остро глядя на хозяйку и чуя её плохое настроение.
Гретхен, дочь мельника, была ведь ещё совсем девчонкой. Когда она вошла в тёмный гнетущий Готтершайн, и ветви вековых деревьев сомкнулись над её головой, Гудрун была первой, кто пригрел её. Сейчас же, когда девчонка исчезла, и её простыл и след, подозрения Гудрун пали на Хельгу. Если Гретхен в считанные дни сумела расположить к себе весь Готтершайн, и даже старая Сигрид не предложила подвесить её над костром в Вальпургиеву ночь, то Хельга в коллектив не вписывалась совершенно. Мод и Маргрезе злобно щёлкали на неё языками, вязальщица Хильда то и дело пропускала петли, когда светловолосая, сухопарая пришелица оказывалась в поле её зрения, меланхоличная Ульрике провожала её колким недобрым взглядом, а странная Фрида бубнила что-то себе под нос, и казалось, что это была обличительная речь против не то сестёр-урсулинок, не то против грозовой погоды, незваных гостей и новых налогов бургомистра. Никаких налогов Фрида, отродясь, не платила, однако возмущаться не переставала, призывая остальных ведьм проучить задиру-бургомистра и вылить ему на голову ведро прокисших сливок.
Гудрун мрачно и медленно проводила гребнем по своим роскошным седеющим волосам в полной задумчивости. И вдруг послышался настойчивый отрывистый стук в окно. Это была Вилда, сова Адельхайд. Птица зажмурилась от дождя. В клюве у нее было письмо. Гудрун сломала печать на маленьком свитке и прочитала: «Сигрид знает. Поторопись». За неуклюжими каракулями слышался хриплый низкий голос Адельхайд, одной из сестер, которой Гудрун доверяла, как самой себе. Ей было невдомёк, что именно знает Сигрид, потому что старейшая из ведьм должна была знать всё. Но Гудрун догадалась, что дело касается последних событий, а именно исчезновения Греты и прочих девушек, близнецов Клары и Катарины, живших с Мод и Маргрезе, а ещё служанки Адельхайд, чернявой Тильды.
Гудрун вышла из дому и взмыла в воздух. В который раз она забывала метлу за печкой. Но она пренебрежительно относилась к формальностям и считала, что в то прогрессивное время, в которое она живёт, обычная ведьмовская атрибутика вовсе не обязательна. Единственное, что ей нравилось во всей этой истории про ведьм – это мудрая сова Кордулла, которая была не только изумительным почтальоном, но и истинным другом. Сигрид не любила нарушений дисциплины. Основательнице клана была не одна сотня лет, и ей было сложнее отказаться от стереотипов, чем юной, по ведьмовским меркам, сто двадцатипятилетней Гудрун, не считавшейся с авторитетами и по вечерам зачитывавшейся «Маленькой Ведьмой» Отфрида Пройслера. Сигрид, конечно, могла и оштрафовать нарушительницу, если она забывала метлу или же в её доме вместо потрескавшихся стекол, разбитых зеркал, прохудившихся потолков, рваных покрывал, кувшинов с отбитыми ручками, дырявых вёдер и ржавых котлов, вековых слоёв пыли и паутин царил образцовый порядок. Но на практике до этого доходило редко. В конце концов, всегда можно что-то спешно разбить или сломать, чтобы создать видимость нормального ведьмовского жилища.
В полёте к Гудрун присоединилась грузная Адельхайд на кривой, перекошенной, тощенькой, затрапезной метёлке. Выглядела она несколько комично, но у ведьм считалось особым шиком всё обветшавшее, отслужившее свой век или просто старенькое и никчемное. И поэтому Гудрун, по ночам втиравшая в кожу и волосы разномастные снадобья, вызывала у сестёр Готтершайна мрачное негодование. Они злобно шикали на неё, но то и дело прикусывали языки, потому что Гудрун подчас давала им фору по части колдовства и всяческих нехороших проделок. Старость и уродство для ведьмы – вещь вполне нормальная и естественная, а вот борьба за уходящую молодость выглядит попросту некрасиво и непонятно. Знала бы тысячелетняя Сигрид о том, что Гудрун закрашивает седину чёрным пигментом и в свои сто двадцать пять выглядит на какие-нибудь пятьдесят. Впрочем, старейшая из ведьм знает всё.
Адельхайд задорно хохотала и пришпоривала извивающуюся и становящуюся на дыбы метлу копытом, привязанным к сапогу. Она пыталась подзадорить и Гудрун зычным хохотом, сдобренным воплями и руганью. Адельхайд была своим человеком, но уж шуму-то от неё было многовато.
Через какие-нибудь полчаса ведьмы оказались на поляне. Грузная Адельхайд по привычке сорвала пару мухоморов и вытянула их ядовитый сок через одну из прозрачных нитей грибницы. Она не могла прожить и минуты, чтобы не балагурить или что-нибудь не жевать. Судя по всему здесь было тихо, прочие ведьмы вряд ли намеревались явиться на сборище. Или это была засада? Гудрун, принюхиваясь, оглянулась. Ветки вековых сосен сумрачно шуршали. Ведьма улыбнулась. На пне посреди поляны виднелась записка. Сигрид? Значит, она здесь была. Гудрун развернула свиток.
«Вершинный замок. Ключ в середине мохового болота».
На моховые болота не ходил никто из ведьм. Впрочем, пару-тройку отчаянных любительниц болотных ягод всегда находилось. Алельхайд тяжело вздохнула и грузно взгромоздилась на метлу. После сока мухомора ей хотелось спать. Впрочем, метла сама довезёт, куда скажешь. Гудрун плавно поднялась в воздух.
Моховые болота пахнули в лицо смрадным гнилостным запахом. Когда-то здесь росла чудесная, сочная клюква, а теперь эта часть леса завораживала своей мрачностью. Гудрун ступила ногой на кочку. Та повернулась. Сработал механизм. Под ногами ведьмы оказался осклизлый деревянный плот, выступивший из глуби болота, и поплыл по направлению к центру. Адельхайд сонно парила за ней на метле.
Компас. Старый поржавевший компас, который знает всё о болотной навигации. Он находился прямо в центре. На компасе Гудрун нашла записку, которая гласила:
«Не ходи в Вершинный замок,
Не броди среди болот,
Или быстро от кошмара
Скрутит Адельхайд живот».
Из записки выпал ржавый витиеватой формы ключ и чуть было не угодил прямо в болото. Но кто-то вовремя подхватил его и вложил ведьме в руку. Это была вездесущая Кордулла, которая собиралась взять выходной и вдоволь отоспаться. Однако путешествие хозяйки в одиночку не давало ей покоя.
После того, как Гудрун прочитала это вслух, Адельхайд зашлась чудовищным, раскатистым, басовитым хохотом и едва не упала с метлы, уцепившись за неё руками и повиснув над болотом. Метла прогибалась под тяжестью её веса, всем своим видом показывая негодование.
– Ты знаешь, Гунни. Мне кажется, это не Сигрид. По крайней мере, я за последнее столетие ни разу не слышала, чтобы она писала стихи.
– А много ли мы знаем о Сигрид, Хайди, если так подумать? Кто вообще когда-либо её видел?
Адельхайд мрачно цыкнула, волосатая бородавка на её щеке отрывисто дрогнула. Критиковать Сигрид в сообществе ведьм было непринято.
– Ты знаешь, Гунни, кто бы ни был этот шутник, а я уверена в том, что это точно не Сигрид, мы должны пойти в Вершинный замок и перевернуть его вверх дном, – в руке Адельхайд красовался непонятно откуда взявшийся кустик клюквы, с которого она с аппетитом обрывала сочные ягоды. Да уж, что-что, а переворачивать всё вверх дном она умела.
До Вершинного замка было полдня пути, а пока две ведьмы решили отойти подальше от моховых болот и заночевать. Гудрун улеглась на ковёр из мха и трав и укрылась старой шерстяной шалью и видела десятый сон, в котором Гретхен звонко смеялась, проливая прокисшие сливки из потрескавшейся фарфоровой чашки, а в окна сквозь сумрак узловатых переплетений ветвей векового Готтершайна пробивалось яркое, искрящееся солнце. Адельхайд увесисто храпела, обнимая свою метлу. Ей никогда не снились сны. Над ведьмами то и дело носилась какая-то дымка. Сквозь сон Гудрун казалось, что за ними кто-то наблюдает, и она то и дело открывала глаза. Может быть, это сама Сигрид решила их проверить на преданность ведьмовскому ордену и готовность пожертвовать всем, чтобы спасти пропавших девочек? Или Кордулла? Мудрая сова снова куда-то подевалась. Впрочем, всем известно, что на моховых болотах часто посещают видения и галлюцинации. Так Кордулла ли это была?
Глава 2
Гудрун проснулась ещё до рассвета от лёгкого клевка в руку. Кордулла. Она никогда не забывала её разбудить. Ведьма принялась будить Адельхайд, которая поначалу отмахивалась от неё руками и ногами и что-то сонно бубнила, заваливаясь то на один, то на другой бок. Когда же Гудрун наконец удалось разбудить подругу и водрузить её, полусонную, на скрючившуюся во сне метлу, они снова отправились в путь по усеянному звёздами тёмному небу.
С рассветом они достигли Вершинного замка, погружённого в туманную белёсую дымку. По верхней площадке уныло ходил часовой. Адельхайд и Гудрун притаились за углом.
– Предоставь это мне, Гунни. Я быстро с ним разберусь.
Ведьма бросила в часового каштан, попав ему прямо в лоб. Тот опешил от неожиданности, почесал голову, подобрал каштан, думая, откуда бы ему здесь взяться. Затем, видимо, догадавшись, что в замок проникли незваные гости, часовой направил ружьё на воображаемого противника, приготовившись палить в цель.
– Так дела не делаются, Хайди, – грозно заявила Гудрун. – Сейчас он начнёт по нам стрелять.
– Не думаю, Гундель, у этого малого славное лицо. Эй, молодчик, помоги старой женщине попасть к хозяину замка. – Адельхайд вышла из укрытия и принялась размахивать в воздухе своей красной шалью. Что-что, а пошуметь без повода она любила.
Часовой совершенно опешил и ещё с миг таращился на неё и думал, стрелять ему или не стрелять. И в этот самый миг метла Адельхайд угодила бедолаге в ту же самую точку на лбу, куда прежде попал каштан, на этот раз попавший часовому прямо под ноги. Он нелепо поскользнулся и завалился лицом в пол.
– С математической точностью и без ружья! – прокричала довольная собой Адельхайд. – И надо же им держать такого дохляка в качестве часового!
Гудрун негодующе поморщилась. Она бы просто прошептала заклинание, и часовой висел бы на одной из замковых крыш. Но подруга любила спорт, и ведьма не могла отказать ей в удовольствии применить какой-нибудь допотопный метод.
Гудрун и Адельхайд спустились по лестнице в тёмный коридор. На стенах горели факелы, освещая длинную галерею мрачных парадных портретов. Возле одного из них Адельхайд замерла. Её едва не хватил удар. Это была Тильда. Волнистые чёрные волосы спадали на плечи, на белом лице красовались бархатные чёрные глаза и нежная невинная улыбка. Клотильда была одета в чёрное платье с белыми воротником и пуговицами. Она сидела в плетёном кресле на фоне идиллического пейзажа. Кто бы ни был художник, а портрет был написал мастерски.
– Кло, бедная моя Кло, – Адельхайд нельзя было назвать чувствительной, но кроткая красивая Тильда не могла оставить равнодушной даже её.
Поначалу Ведьма возлагала на свою подопечную большие надежды и даже пробовала учить её магии. Но девушка не проявляла никакого усердия к мистическим наукам, зато с удовольствием занималась хозяйством. И сколько Адельхайд ни объясняла ей, что жилище истинной ведьмы не должно быть идеально чистым и опрятным, она всё не унималась, вязала веники из веток, начищала до блеска зеркала, выбрасывала дырявую кухонную утварь. А какие у неё были наваристые щи из капусты, грибов и лесных трав, какие ароматные варенья и сладкие пышные пироги выходили из-под её белых ручек!
Тильду Адельхайд встретила на празднике урожая в деревне в позапрошлом году. Она жила с отцом, мачехой и двенадцатью братьями и сёстрами в тесном затрапезном домишке с покосившейся крышей. В деревне было голодно, а работать приходилось с утра до вечера. Девушка вызвалась проводить старую женщину до дому и поднести ей купленные на ярмарке вещи, а, попав в страшный зловещий Готтершайн, она решила остаться у ведьмы надолго. В её тесной избушке было больше места, чем дома в деревне, всегда водились дрова для печи и мука для пирогов. Да и Адельхайд была совсем нетребовательной в отличие от злой и жестокой мачехи, а, вдоволь наевшись и выпив сливовой наливки вечером, она и вовсе засыпала и храпела до утра, а Клотильда тем временем придавалась мечтам в своё удовольствие.
Конечно, Адельхайд не строила иллюзий насчёт своей подопечной. Она понимала, что если ту не интересует магия, то она рано или поздно выпорхнет из тесной ведьмовской избушки, выйдет замуж и нарожает с пяток чернокудрых, чернооких детишек. Что ж, может, дочка или внучка Тильды станет-таки когда-нибудь её ученицей. Ведьма же обдумывала, как добыть своей любимой подопечной толкового женишка, сынка бургомистра, заносчивого кичливого Петера с запрокинутой вихрастой головой и длинным носом, от которого Адельхайд слегка подташнивало, или же наследного принца, путь к которому лежал на север от Вершинного замка. Однако впереди было много времени… И вот размеренный ход жизни был нарушен исчезновением Тильды и других.
Гудрун с облегчением вздохнула, когда среди портретов на стенах не увидела Греты. Её подопечная была совершенно иного толка. Сбежавшая из церковной школы дочь мельника все дни напролёт проводила за изучением магических книг, которые Гудрун с удовольствием сжигала в камине, когда Гретхен засыпала.
– Учиться надо тем, кто недолго живёт, – любила поговаривать ведьма. – А нам, вечным созданиям, учиться незачем. Однако Гретхен была прилежна в науках и со временем обещала затмить саму Гудрун, о чём ведьма думала не без тайного удовольствия, ведь вместе они станут просто непобедимы.
Подруги вздрогнули. Одна из дверей в коридоре хлопнула, и в проёме показалась тень, по очертаниям похожая на Клотильду. Ведьмы бросились в её сторону и забежали в комнату. Дверь за ними с силой захлопнулась. На стене комнаты почерком Тильды было написано следующее:
«Там, где лес ночной томится,
Тильда спит извечным сном,
И портрет затем явился,
Что вся суть в портрете том».
Дочитав до конца, Гудрун сразу же выскочила из комнаты, виртуозно отперев захлопнувшуюся дверь шпилькой. Она с силой сорвала со стены портрет, освободила его от рамы, скрутила холст и положила в дорожную сумку. Движением руки она подозвала застывшую в недоумении Адельхайд, лицо которой стало необычайно бледным.
– Пойдём, Хайди, Тильда должна быть в Готтершайне.
– Ты думаешь, её можно спасти?
– Будем надеяться, что ещё не всё потеряно, – ответила Гудрун, перебирая в уме все виды колдовства, позволяющие обездвижить жертву и загнать её душу в портрет, зеркало или другой предмет.
– Кто мог это сотворить, Гунни? Боже, бедная моя девочка, – жалобно причитала Адельхайд.
– Не знаю, должно быть, злой колдун Эдерхард снова объявился спустя девяносто шесть лет молчания, или кто-то из своих решил нас напугать.
– Ты веришь в то, что ведьмы клана на такое способны?
– Не знаю, Хайди. Вначале, когда исчезла Гретхен, я подумала на Хельгу. Уж больно эта тощая высоченная пришелица выбивалась из общего ряда. Но она-то уж точно не способна на подобное колдовство.
Глава 3
Гудрун бодро неслась по небу рядом с грузной, обвисшей на метле Адельхайд, которая была непривычно молчалива. Вдруг ведьмы заметили непонятное движение воздуха за спиной. Погоня. Сотни крошечных чёрных существ неслись за ними. Среди них виднелись силуэты всадников на лошадях.
– Похоже на магистра Эдерхарда. Он обожает конницу.
Всадники стремительно приближались. Один из них уже поравнялся с ведьмами и обнажил чёрный меч. Адельхайд пыталась отбиться от него руками. А Гудрун что-то шептала себе под нос.
– Это просто тени, Хайди. Чем больше от них отбиваешься, тем злее они становятся. Эдерхард всегда считался королём ужаса и ночных кошмаров. Не верь в них, и они рассеются.
– Не в-в-в-в-верить? – Адельхайд раскатисто рассмеялась, на метле, трясущейся так, как будто круглые чёрные существа, преследовавшие их, были кочками на дороге. И всадник, занёсший меч, действительно начал отставать.
Показались вершины Готтершайна. Как только ведьмы нырнули под кроны вековых деревьев, погоня рассеялась. Только крохотные, круглые, чёрные существа спрятались среди веток, шпионя за подругами своими яркими горящими глазёнками.
В доме Гудрун ведьмы составляли план дальнейших действий за ароматным клубничным чаем. Кордулла чистила свои белые перья сверху на жёрдочке, время от времени останавливаясь и прислушиваясь к их хриплым голосам. Казалось, что она вообще не покидала дома, чтобы помочь своей хозяйке, а только что проснулась. Рядом позёвывала Вилда, прилетевшая на раскатистый голос Адельхайд.
– Если все девочки или хотя бы Тильда здесь, в Готтершайне, то мы можем их найти, хорошенько всё обыскав. Ведь не бесплотны же они, в конце концов! К тому же похититель явно хочет, чтобы мы и дальше разгадывали его загадки. Не зря же он оставляет нам подсказки.
– Может, это просто какая-то нелепая шутка, Гунни? Скажем, злые неблагодарные девчонки сами убежали и захотели над нами посмеяться?
– Но мы же видели тень Тильды, Хайди. Это была она. Или…Фантом? Мало кто даже в Готтершайне владеет искусством их создания. Помимо Эдерхарда и, не считая великой Сигрид, я могу вспомнить лишь старую Аннику, её прислужницу, которая долгие годы училась колдовству у высочайшей из ведьм.
– Тогда мы должны её найти! – громоподобно воскликнула Адельхайд, ударив сильным кулаком по столу. Кордулла встрепенулась, а Вилда подскочила на жёрдочке. – Ведь это же Анника встречала тебя на пороге Готтершайна, когда твоя бабка решила от тебя избавиться! – Адельхайд сама поразилась глубине своей памяти. – Ой, прости, Гундель, я не хотела вызывать у тебя неприятные воспоминания.
– Придержи язык, Хайди, – Гудрун гневно взглянула на подругу. – Бабка не хотела от меня избавляться. У неё был договор с Сигрид. Она так сильно полюбила моего деда, что старейшая из ведьм согласилась отпустить её только с тем условием, что однажды она отдаст вместо себя свою внучку. Она была одной из хранительниц ковчега, поэтому из ордена не могла выйти ни под каким предлогом. Уход мог значить только одно – смерть. Но сёстры так любили мою бабку, что уговорили Сигрид отпустить её, мол, натешится этим молодчиком и будет стоять под Готтершайном на коленях и умолять пустить её обратно. Однако брак оказался на редкость крепким. В нём родилась моя мама, Ингеборг, и бабушка ходила к причастию и всякий раз молилась, чтобы у неё рождались одни внуки. Когда появились Штефан, Александр и Пауль, она вздохнула с облегчением. Несколько лет у мамы не рождались дети, и ей было уже порядочно за сорок, когда наконец-таки, к несчастью бабушки, появилась я. А ведь она любила меня больше всех своих внуков, и не хотела со мной расставаться. Но знала, что если не исполнить клятву, когда-то данную Сигрид, будет только хуже. В ночь моего рождения на небе полыхали молнии, а гром гремел так, что наш деревянный домик, казалось, содрогался от этих громыханий. Бабушка сразу поняла, что Сигрид знает обо мне, потому как старейшая из ведьм…
– Знает всё, – продолжила Адельхайд. – Это общеизвестный факт, Гунни. Мы должны найти Аннику и расспросить про Тильду.
Гудрун и Адельхайд долго стучали в дверное кольцо. Но никто не открывал.
– Предоставь это мне, – грозно завопила уставшая от безуспешных попыток Адельхайд и выбила дверь ногой. Гудрун раздражало это варварство. Ведь всегда можно открыть замок при помощи заклинания.
Подруги вошли в жилище Анники. Странно, но в доме царил образцовый порядок. Лишь плотный слой пыли на всех предметах выдавал долгое отсутствие хозяйки. Впрочем, ведьмы считали пыль особым шиком и никогда не стремились от неё избавиться. На круглом деревянном столе в маленькой гостиной лежала книга. Она называлась «Книгой похищенных дев». Ведьмы поняли, что кто-то читает их мысли и оставляет им подсказки. И либо старая Анника содействует похищению, либо… её саму похитили.