Допустимые потери

© Ликка Волхова, 2025

ISBN 978-5-0065-8355-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моей подруге Насте посвящается

Уже много лет ее преследовал один и тот же образ: чьи-то тонкие руки, подставленные под лезвие топора. Иногда ей казалось, что это ее руки, и мерещился удар, перерубающий хрупкие кости; и зудящая боль – призрачная, неиспытанная – браслетами охватывала запястья.

Она никогда не представляла себе эти руки искалеченными, видение обрывалось в миг соприкосновения плоти и стали – и уходило, оставляя лишь легкую чувственную щекотку и неясное сожаление.

Часть первая

Соседи

Старушка отложила гребень. Солнце прыгало в окна, отталкивалось от зеркал, прыгало обратно – и кусты за окном трепетали, ловя лучи на ладони листьев.

– Спасибо, Ке́ра.

Господин Ватро́ откинулся в кресле, привычно прижимая к себе искалеченную давней раной правую руку. Его экономка уже который год расчесывала по утрам его волосы, собирая в хвост, а он все никак не мог избавиться от неловкости за то, что ей приходится оказывать ему эту услугу.

Старик поднялся с кресла и вышел из дома – погулять перед завтраком. За его маленьким садом давно уже никто не ухаживал, бонниевые деревья заросли паршой, а плоды их измельчали и стали кислыми. Ватро шел по саду, и роса с высокой травы сыпалась на его башмаки. Кусты багрового берра тоже выродились, вытянулись волчками. Старик бездумно пошевелил их. Цветов не было – выгоревшие жалкие бутоны на старых ветках. Уже второй год не было цветов.

Дойдя до колодца, старик приподнял крышку и заглянул в гудящий сруб.

– Эгей, – сказал он, чтобы послушать эхо. Вода была близко.

Сегодня надо было решить, звать ли на именины, кроме старины Нажеле́да с женой, второго соседа, приезжего из-за моря, На́йрта Ини́ру.

– Господин Ватро! Завтрак! – послышался голос Керы.

– Иду! – отозвался он. – Иду-иду.

– Говорят, к господину Найрту гость недавно приехал, – Кера разлила взвар по чашечкам.

– Господину Инэ́ру, – машинально поправил Ватро.

– Ну да. Не привыкну никак к их заморским именам.

– Ты садись, Кер.

Старушка присела, пододвигая к себе вторую чашку.

– Такой, говорят, «благородный барин». А Оха́на говорит, что он – милый мальчик, – Кера по-доброму посмеялась.

– Милый мальчик?

– Охана говорит…

– Охана твоя скажет.

Плохо представлялось, что к этому нелюдимому Найрту Инире кто-то приехал в гости, а уж тем более «милый мальчик».

– Сын, что ли?

– Не знаю. Сама-то я не видела.

Ватро посмотрел на Керу.

– Я вот думаю, приглашать мне Инэра-то?

– А пригласите. Только с гостем. А то в кои-то веки новый человек, да еще из-за моря…

– … да к тому же «милый мальчик», – подыграл Ватро.

Кера опять посмеялась, щуря рассеянные глаза.

– Что с Оханы взять. Все ждет, непутевая, благородного рыцаря.

Ватро ухмыльнулся:

– Ну, не так уж это невозможно.

– А я что? Я ж ничего не говорю. Бывает… что топор всплывает, – на щеки госпожи экономки лег слабый румянец. Она пододвинула блюдо с лепешками ближе к Ватро.

– Приглашу, – решил Ватро. – Хотя, честно сказать, не нравится мне этот чужеземец.

– Ох… на хуторах бабы его колдуном считают. Мол, он ночами в вару́гу черную перекидывается, да летает над землей, козни строит. Падеж, говорят, того года – не его ли рук дело.

– Ха, – сказал Ватро, – ну конечно, их послушать…

– Ну про варугу, предположим, это для пущей красивости, – продолжала Кера, – и падеж тот из-за «злого ветра» был, так и десять лет назад был, забыли уже все, что ли? Но вот, что человек он недобрый, это да… не просто так же турнули его.

– Да кто его знает, – возразил Ватро, – за что его турнули и турнули ли вообще.

– Ну да, сорвется кто-то за море в нашу глушь от хорошей жизни.

– Не скажи. Люди разные бывают. Ты вот домоседка, да и я – не было бы войны, сидел бы дома. А бывают такие, с гвоздем в седалище, им лишь бы куда…

Кера помрачнела, громыхнула чашкой некстати. Ватро, сообразив, что зря напомнил, неловко потер подбородок, откашлялся.

– В общем, – протянул он, – как Охана явится, ты ее мне пошли, я ей письма передам.

– Да, господин Ватро, – сдержанно кивнула Кера.

Ватро, чувствуя вину, губы покусал, головой покрутил.

– Ведь эти, радальцы… они же по-нашему пишут, да? – спросил.

– Не знаю, господин Ватро.

Ну что такое… как извиниться, не извиняясь?

– Пойду-ка Ветерка посмотрю, – сказал, вставая из-за стола. – Спасибо, Кера.

– Не за что.

Господин Ватро бросил извиняющийся взгляд на оставленный стол, на аккуратные руки Керы, собирающие посуду чуть более суетливо, чем обычно, вздохнул и вышел с террасы.

– Вот так, теточка Кера, – Охана, невесело улыбаясь, смотрела в пол.

Кера погремела для успокоения посудой.

– Да что уж тут сделаешь, дочка, если не люба ты ему. Не прикажешь сердцу-то.

Охана обхватила руками колени, щекой на них легла:

– Уж просила я Матерь, просила…

– Не ты же одна у нее, девонька. Легко ли ей, светлой, за всеми нами приглядывать? Ты, Охан, лучше про молодого гостя колдуна расскажи, – заговорщицки улыбнулась старушка, стараясь отвлечь девушку от грустных мыслей.

– А-а, – она даже улыбнулась. – Такой милый барин, не то что сам, – она поморщилась, не желая произносить имя Инэра. – Худенький-худенький, доходяга Илвос его пошире раза в два будет. Волосы по-чужеземному, тоже, как у колдуна, короткие совсем.

– А звать-то его как?

– Колдун-то звал его при мне… Дегой, что ли, не по-нашему как-то.

– Дегой! Имечко для парня!

– Ну, может, недослышала я чего, – Охана, увлекшись рассказом, расцепила руки. – Одежа на нем тоже заморская, но не как у колдуна, а такая вроде мантия с рукавами, и штаны смешные, веревочками в голенищах перевязанные.

– Сын он ему, Найрту? То бишь… Инэру.

– Ой, не знаю, теточка. Батей не звал, да и похож не очень. «Заманом» каким-то кличет. Говорит с выговором – смешно так.

– «Заман» – это по их, по-заграничному, «господин», – объяснила Кера. – Так, все, девочка, кончаем бездельничать, давай помогай старухе.

– Какая же ты старуха, теточка?

– Да уж больше полувека мне, Охана.

– Да и что, вон бабке моей семьдесят пять годков, она – старуха, а ты еще нет, не старая совсем, красавица еще, теточка!

– Ох ласкова стала девка, ох задумала что-то, – засмеялась Кера, но было видно, что слова молодой служанки ей приятны.

Охана уже соскочила с лавки и примеривалась к кухонной работе.

– Чего барину дарить-то будем, тетя Кера?

– Да я вот уже в город собралась съездить, посмотреть ему эту… игру-то господскую, с фигурками, как ее… у него подрастерялись. Чего стоишь-то? Сказать, что делать опять? Сама-то когда хозяйничать в кухне будешь?

– Ну скажи, теточка.

– Ладно… кре́сту порубишь, мясо отобьешь – жарить поставь, потом посуду помой, туточки подмети… и…

– И спи-отдыхай! – захихикала Охана.

Ватро и Кера сидели за кухонным столом. Ватро помогал экономке перебирать ечу, пальцем выкатывая пропущенные ею черные зернышки. Это было почти игрой, это было почти разговором – много ли нужно старикам. Иногда они одновременно поднимали глаза и улыбались друг другу.

Они почти закончили, как в дверь заколотили.

Кера вздрогнула.

Да, она уже давно смирилась с тем, что ее надежды не сбудутся, но все же первой, нечаянной мыслью было: «Вернулись!» Вскочив из-за стола, она поспешила к двери. Ватро пошел за ней.

Кера отворила дверь, в очередной раз разбивая надежду вдребезги. Сколько уже? Сколько еще?

На пороге торчал босоногий мальчишка. Закатный свет высвечивал его волосы розовым, против солнца было едва видно тощее, перепуганное лицо.

– Чего тебе? – спросила Кера.

– Б-барину… Ва́тре… сказать…

– Я Ватро, – старик вышел вперед и выпрямился перед тяжело дышащим мальчонкой.

– Лесе́ня наш… ногу топором… пьяный. Богом-Отцом вас просить… мамка говорила… – пробубнил паренек, глядя в пол. Ватро нахмурился, пытаясь сообразить, что нужно незваному гостю.

– Так не лекарь же я, – сказал он наконец, неосознанно прижимая к груди правую руку, – солдат я, парень, не лекарь.

– Мамка… мамка говорила…

Руки парень жалостливо сложил на груди, и это просящая фигура неприятно поразила Ватро – извечно так слабые молили сильных, и слова их были неискренни. Ватро подавил раздражение.

– Не тараторь, – сказал он, наклоняясь к мальчику. – Ты что, пешком сюда бежал?

– Не-е… на До́лке…

Ватро выпрямился – за забором и впрямь стояла худосочная та́рпица, переступала с копыта на копыто, помахивала хвостом-веревочкой и объедала разросшиеся кусты берра.

– Так Найрт, – вдруг сказала Кера, – сосед наш. Он человек ученый. К нему тебе, парень, надо!

Паренек затряс головой:

– Не, не пойду к колдуну, не пойду!.. барин Ватра, милостивы будьте…

– Все, успокойся! – прикрикнул Ватро. – Я с тобой к нему съезжу.

Ветер, разыгравшийся к вечеру, размазывал закатные краски по листве, по постройкам, по земле. Ватро двинулся к тарповне, на ходу выкликая работника. И, когда Маро́н заседлал Ветерка, вывел тарпа под уздцы во двор. Почуяв кобылу, тот зафыркал, затанцевал – но Ватро хлопнул его по щеке, и жеребец утих. Старик привычно проверил подпругу, и, цепляясь за луку левой рукой, взобрался в седло. Работник уже отворял ворота.

По сравнению с господским сытым трехлетком Долка казалась старой и костлявой, но когда Ватро послал Ветерка в рысь, мальчонка на кобыле от него не отстал.

– Звать-то тебя как? – выкрикнул Ватро, выпрямляясь в седле.

– Куви́л!

Пересушенная долгой жарой дорожная пыль взвивалась за всадниками, чтобы сразу в безветрии опуститься на то же место, словно вспугнутая с гнезда птица.

Дом Найрта Иниры был – это пришлось признать и господину Ватро – и впрямь похож на жилище колдуна. Приземистый, потемневший, он прятался в глубине заросшего сада, обнесенного дощатым забором, который не красили уже, наверное, лет двадцать.

Кувил испуганно придвинулся ближе к Ватро. Вокруг, приветствуя вечер, заходились стрекотом кузнечики.

– Ой, барин, боязно мне, – прошептал мальчишка.

– Ну оставайся с тарпами, – предложил Ватро. Его самого дом не напугал, конечно, но показалось вдруг, что здесь просто никого нет – и не было очень давно.

Мальчик принял поводья Ветерка, и Ватро, толкнув калитку, вошел в сад. Какое-то колючее растение тут же вцепилось в его штаны, Ватро, выругавшись, отодрал его от ткани. Добравшись до дома, старик поднялся на рассыхающееся крыльцо. Когда-то этот дом белили, но давно – и теперь он был серым с потеками, разве что под защитой карнизов и наличников сохранились остатки побелки. Ватро постучал в дверь.

Послышались шаги – ощущение, что дом пуст, незаметно улетучилось, не совпав с реальностью.

– Кто? – послышался голос хозяина.

– Господин Инэр, это Ватро.

Дверь открылась. На пороге стоял Инэр – высокий, мрачный человек в чужеземном темном костюме.

– Что-то случилось? Зайдите, – говорил он почти без акцента, разве что излишне сокращая гласные.

– Тут понимаете, какое дело, – Ватро качнул головой, отказываясь от предложения, – ко мне прискакал мальчик с хуторов – один из крестьян разрубил себе ногу топором. Лекарь у них как раз в отъезде, послали за мной – а я ничего в этом не понимаю. Я вспомнил о вас…

– Я тоже не лекарь, – Инэр прищурился.

Ватро взглянул ему в лицо.

На губах радальца на миг появилась неприятная улыбка.

– Крестьяне вряд ли обрадуются моей помощи, – сказал Инэр. – К сожалению, я ничем не могу помочь вам, любезный сосед.

Ватро почувствовал себя слегка оскорбленным.

– Но вы же ученый человек, – проговорил он.

– Видите ли, – откинув голову, отозвался Инэр, – я знаю о ранах только одно – они имеют свойство ужасно болеть.

Ватро уже успел пожалеть, что пригласил на свои именины этого чистоплюя.

– Заман Инэр? – донеслось из глубины дома. – Гто-то прижжел?

– Дейг, ты в лекарском деле что-нибудь понимаешь? – и Ватро еще раз отметил, насколько чисто, особенно по сравнению со своим гостем, говорит Инэр.

– А жто злучилось? – раздалось уже ближе.

– Да вот тут…

Ватро не выдержал. Разочарованно отмахнувшись, он повернулся и пошел обратно сквозь стремительно меркнущий день.

Но у калитки его все-таки нагнал молодой человек – и впрямь невысокий и субтильный. Ватро несколько смущенно поприветствовал его кивком, и тут сообразил, что их теперь трое, а тарпов-то два. У Инэра – Ватро знал – тарпов не было.

– Э-э… – сказал парень, – мое имя Дейг, Ха́йве Де́гго из За́гира. Жто злучилось-то?

– Моя фамилия Ватро. Какой-то селянин разрубил себе ногу топором, – сказал старик, отворяя калитку.

– Гто разрубил? – переспросил юноша с, как показалось Ватро, недовольством, и тот озлился.

– Селянин, да! Тут все селяне, а благородных – пять человек на весь уезд, и если ты хочешь быть хоть сколько-то уверенным в завтрашнем дне…

– Я, – юноша во все глаза смотрел на господина Ватро, ошарашенный этой отповедью, – я недослышал просто!

Прозвучало как «недозлыжжал проджо» – перековерканные на радальский манер слова резали Ватро слух. Старик мотнул головой, словно вытрясая из ушей скрежещущий чужестранный выговор.

– М-м, простите, – наконец, пробормотал он.

Кувил у тарпов уже весь извелся – к Ватро и Дейгу бросился, как к родным:

– Ой, барин Ватра…

– Ватро, – на этот раз поправил его старик. – А это – господин Дейг.

– Здрасти.

– Здравствуй… мальчик, – с некоторым сомнением произнес Дейг. Он сам на вид был лет семнадцати – ненамного старше юного селянина.

– Так, Кувилок, ты поедешь со мной на Ветерке, а господин Дейг – на твоей… господин Дейг, эта кобыла не так плоха, как кажется…

– Да-да, – юноша посматривал на Долку скорее с интересом, чем с презрением. – Я раньше думал, тут у вас на тарпах не ездят.

– А на ком же? – Ватро стал уже привыкать к резкому акценту молодого радальца, и сам юноша начинал ему нравиться. Он подождал, пока Кувил вскарабкается на Ветерка и устроится перед седлом, сел сам, перехватил поводья.

– Ну, на лошадях…

– Ха-ха, да, и дороги у нас золотом мостят, как же. Поехали.

Ватро поднял Ветерка в рысь, Дейг приотстал, приноравливаясь к Долке.

На горизонте темные полотнища туч, плотные, словно спрессованные из старых дождей, наползали на солнце. Господин Ватро несся сквозь вечер, запах трав, стрекот кузнечиков, машинально придерживая мальчишку перед собой, но забыв и о нем, и о радальце, скачущем позади. Иногда все вокруг бывает таким прекрасным, что хочется лишь одного – запомнить, сберечь этот момент, но не хватает двух глаз, всей кожи не хватает, чтобы вобрать в себя хоть пару мгновений, ухо не сбережет даже топот копыт, запахи уйдут из ноздрей, все потеряется, столько всего потеряется…

Этому незадачливому Лесене было явно худо. Кое-как рану ему перевязали, дали выпить крепкой деревенской пру́хи, но дождаться лекаря ему не светит – истечет кровью. Ватро смотрел на бледное, в испарине, лицо крестьянина, и пытался вспомнить, как действовал в таких случаях полковой лекарь.

Собравшийся народ косился на Дейга, но все явно уповали на помощь самого Ватро.

– Размотайте ногу, – сказал, наконец, господин Ватро, не дождавшись от Дейга никаких указаний – а ведь говорил, что учился у лекаря, что же, заробел теперь?

Какой-то седой мужик, наклонившись над раненым, стал разматывать набухшие кровью тряпки, Лесеня застонал от боли.

Рана шла по голени – глубокая, страшная на вид. Кожа вокруг нее почти почернела – такой был синяк, из разрубленной мышцы все сочилась кровь.

Дейг за спиной Ватро резко выдохнул и шагнул вперед, обходя старика.

– А он?.. – заволновались люди.

– Это господин Дейг… он в лекарском деле понимает, – объяснил Ватро.

– Такой молоденький, – сказала какая-то баба.

Дейг осмотрел рану. Жестами показал, где наложить жгут – тот же седой мужик стянул принесенную заплаканной женщиной веревку так, словно хотел перепилить ею ногу Лесени. Тот завопил, Дейг чуть поморщился, а Ватро даже отвернулся – не любил он, когда кричат от боли, еще с войны не любил.

– Зпирту мне, – потребовал Дейг.

Люди не поняли.

– Прухи принесите, – перевел Ватро.

Принесли бутыль прухи и чистую тряпку. Плеснув спиртное на ткань, Дейг ненадолго поднес ее к лицу, принюхиваясь, потом закусил губу и стал водить тряпкой около раны – от разруба к стороне. Делал он это весьма сноровисто, и Ватро сам вздрогнул, когда юноша вдруг кратко, болезненно выдохнул и отвернулся, неосознанно подняв к искривившимся губам ладонь.

– Щас сблюет, – с неуместной радостью сказал кто-то из толпы.

Ватро быстро повернулся на голос, но угадать остряка не смог – все собравшиеся здесь выглядели одинаково невинно. Да и Дейг уже справился с собой, перевел дыхание, тихо сказал: «а, нигг тебя», и вернулся к обработке раны.

– Хлебни прухи сам-то, барин! – выкрикнул, кажется, тот же доморощенный острослов, и тут уже Ватро молчать не стал.

– Сейчас я кому-то хлебну! – рявкнул он, – кто это тут умный такой?

Женщина, хлопотавшая вокруг Лесени, чуть в слезы не ударилась.

– Простите, барин, ради богов… – пробормотала она как-то одновременно и Дейгу и Ватро, и обернулась к мужикам, – да что ж вы, окаянные, делаете, что ж вы языками-то треплете!

Мужики вразнобой пробормотали что-то насчет того, что, мол, они-то тут при чем, и вообще это не они.

Дейг, получив требуемое «полотно на перевязку побольше и палку, а лучше доску», уже, с помощью седого, перемотал ногу Лесени, и примерялся, как ловчее наложить шину. Закончив и с этим, он поднялся.

Кое-как объяснив хозяйке, что делать до возвращения лекаря, – та с готовностью кивала, прижав руки к груди, – Дейг повернулся к Ватро и устало улыбнулся ему.

– Спасибо вам, – сказал ему Ватро.

– Ой, вот спасибо вам, молодой барин, – тут же подхватила хозяйка, наконец, осознав, что все окончилось благополучно, – дурень-то этот, братец мой, как поправится, он вам на всю зиму дров навезет, а пока уж и не знаю, чем вас и благодарить, хотите, откушайте с нами, или вот пирожков на дорожку…

Дейг явно мало что разобрал в этом благодарном стрекоте и обернулся к Ватро за помощью.

– Она угостить нас хочет, – пояснил Ватро вполголоса, – отблагодарить. Пирожки предлагает.

Народ пока не собирался расходиться, седому мужику – свекор хозяйки? муж? – предлагались наперебой рецепты заживляющих средств, от рубленого дола до отвара из козьих рогов. Тот кивал, но равнодушно.

– Грибы древесные, – любезно предлагал какой-то полный, явно не из бедных, мужик, – грибы еще древесные, – кажется, ему нравилось это повторять.

Ватро посмотрел на Дейга, рассеянно вытирающего руки остатками разодранного на бинты полотна. Повинуясь внезапному порыву, старик приобнял одной рукой юношу за плечи, участливо встряхнул:

– Тяжело было?

– Да ничего…

– Ты молодец, в твои-то годы…

– Да двадцать мне, – мрачно сказал юноша. Видимо, Ватро был не первый, кто так обманулся. Старик из вежливости попытался не показать удивления – Дейг явно не был в восторге от того, что выглядит в свои преклонные годы сопляком.

Получив от вернувшейся хозяйки по кульку с угощением, Ватро и Дейг перекинулись парой слов насчет возвращения по домам – уже почти стемнело, и радальцу пришлось признаться, что дорогу он не запомнил и вернуться самостоятельно вряд ли сможет. Ватро предложил подвезти его на Ветерке. Тот согласился.

Ветерку совсем не понравилось, что на его круп влез еще один человек – даже такой легкий, и тарпа пришлось усмирять, одновременно извиняясь перед едва не свалившимся с него Дейгом. Но зато путь до усадьбы Инэра прошел без приключений. Попрощавшись с Дейгом и вторично пригласив его к себе на именины, Ватро развернул усталого Ветерка.

На обратном пути, в одиночестве, Ватро почему-то едва не расплакался. Стыдиться было не перед кем, но какой была причина – ведь ничего дурного не случилось? «Может, старость», – подумал он, но это не стало объяснением. Иногда для чего-то объяснений так никогда и не находится.

В тот день ему исполнилось шестьдесят четыре. Утром неожиданно приехала Нажеле́да – оказалось, Кей заболел и не сможет прибыть на именины, а она заехала только подарки передать. Вышитые салфетки от себя, небольшой арбалет от мужа…

С таким арбалетом, в общем-то, можно и одной рукой управляться, но зачем ему? Он и охоту-то не любит.

Рассказав Кере о визите соседки и продемонстрировав подарки, Ватро уселся у окна все же немного повозиться с арбалетом – занятная, конечно, амуниция.

– А те-то придут? – спросила госпожа экономка.

– Должны… – Ватро уже и сам не рад был. Без поддержки Нажеледа общаться с Инэром – слуга покорный. Если б можно было позвать только молодого господина Дейга, никого не обидев… куда приятней бы получился вечер, старик был уверен.

– Ох… а мы тут с Оханой вчера гадали.

– И что? – скептически спросил Ватро.

– Да как всегда, раз разложили – одно, два – другое…

– Чепуха это все.

– Ну, сразу «чепуха». Вот моя тетка-покойница знатной была гадалкой, судьбу насквозь видела, к ней с трех деревень…

Ватро закатил глаза.

– А чего это ты фамильное серебро-то выставила?

Старушка надулась.

– А что, жалко, что ли?

– Пыль в глаза пустить?

– А хотя бы!

Ватро покрутил головой, вроде как осуждая суетность, и вернулся к арбалету. Рычаг-то туго идет, все же одной рукой тяжеловато…

– Айз!

– М-м?

– Дай хоть я тебя поздравлю. Оханка как придет, от всех поздравим, а пока… лично от меня. Вот. Сама сшила.

Кера торжественно протянула Ватро сверток. Тот развернул – это оказалась расшитая серебряной нитью сорочка. Ватро заулыбался, притянул к себе Керу и поцеловал ее в сухие, почти не тронутые горечью лет губы.

Старушка ласково погладила именинника по щеке. Они пережили вместе многое – позднюю неравную любовь, поймавшую их спустя три года после смерти госпожи Ватреи; страшную весть о сыновьях Керы – пропали без вести в боях под На́ртицей; потерю Айзом мужской силы… Они пережили бы и большее, но боги были милостивы к ним.

– Ну ладно, – сказала Кера, чуть отстраняясь, – Охана скоро явится.

– Прийти к тебе сегодня? – спросил Ватро, не торопясь выпускать ее из объятий.

– Мы уже старенькие, Айз, – напомнила Кера.

– Ну как-нибудь…

За окном начали собираться тучки, погружая по-праздничному убранную комнату в полумрак.

– Конечно, приходи.

А вечером пришли гости. Кера, в прабабушкином еще, расшитом жемчугом шато́, встретила их в дверях. Ватро был уверен, что если бы прибыли только Нажеледы, шато осталось бы в сундуке.

– Добрый вечер, господа, – и этакие великосветские нотки в голосе, – господин Инэр… господин Дейг.

Охана, тоже нарядная, приняла плащ Инэра. Тот оправил манжеты – приоделся все же по случаю праздника, – и взял из рук Дейга шкатулку, предоставляя ему возможность раздеться тоже. Юноша скинул мантию, передал ее молодой служанке – Кера украдкой покосилась на столь расхваленного Оханой и самим Ватро «милого мальчика», и явно пожалела бедное, недокормленное дитя. Во всяком случае, так показалось Ватро.

– Добрый вечер, любезные соседи, – поздоровался и хозяин.

– Искренне поздравляем, – сказал Инэр, протягивая шкатулку. Дейг закивал, улыбаясь.

В шкатулке оказался заморский письменный набор – нужный Ватро примерно так же, как арбалет.

Он поблагодарил гостей, и все прошли в дом. Инэр уселся в предложенное кресло, и на его лице отразилось нечто очень напоминающее вежливое нежелание общаться. Дейг тоже сел.

Подали вино, выпили за именинника.

– Кера, присядьте с нами, – позвал Ватро. – Моя экономка, госпожа Кера из Вийены.

Кера царственно села за стол.

– Хайве Дегго из Загира, – представился Дейг, привстав.

Инэр лишь чуть склонил голову; впрочем, с ним все присутствующие были знакомы и так. Поставив пустой бокал на стол, радалец переплел длинные костистые пальцы, потом вновь расплел их – сложное это шевеление вдруг понравилось Ватро, и он чуть не сказал гостю: «а ну-ка, повтори».

Пауза затягивалась. Ватро улыбнулся в пространство, а потом перевел улыбку, словно взгляд, на Дейга.

– А расскажите нам, господин Дейг, что сейчас происходит в Радалии?

– Я позледнее время… жил в Кириноне, – акцент Дейга снова резанул по ушам. Видимо, он и сам стеснялся выговора, поэтому продолжать фразу не стал. Снова повисла пауза. У Ватро на языке вертелся вопрос интересный, но совершенно бестактный: «А кем же ты, мил друг, все же Инэру приходишься?» Задать он его, естественно, не мог, но ничего другого в голову не лезло.

На помощь неожиданно пришел Инэр.

– А расскажи про Университет, Дейг.

– А, Тюряга… мы так Университет зовем, – пояснил он, хотя все и так поняли, – знаете, здание довольно мрачное. Многие думают, что она раньше и вправду тюрьмой была. Но на самом деле ее при Архо́не Кире III построили специально как «средоточие знаний»…

Тема Университета как-то плавно перетекла в разговор о политике. Ватро неожиданно – а он думал уже, что вечер пропал, – увлекся беседой с Инэром и почти простил ему прошлые неприятные моменты.

– Но если юго-западные границы…

– Так там же Ру́мское королевство, – беспечно сказал Инэр.

– И что?

– «Ру́мию не завоевали только потому, что она нахрен никому не нужна», – продекламировал Инэр, явно цитируя кого-то.

Кера покосилась на Инэра – не то чтобы она не слышала слова «хрен», но от благородного господина…

– Но все же лет тридцать назад вам пришлось отражать вторжение с юга, – Ватро откинулся в кресле, наслаждаясь маленькой победой. – Этот ваш зора́лед Али́ро…

Услышав это имя, Дейг невольно усмехнулся – видимо, беднягу Алиро в Радалии даже образованные люди воспринимали не иначе, как персонажа пошлых анекдотов.

– Заман А́лир был прекрасным полководцем, но завистники его оболгали, – обращая эту ледяную фразу скорее Дейгу, чем Ватро, Инэр выглядел весьма грозно.

– Да, я слышал, там были какие-то грязные слухи, – Ватро совершенно не интересовала личная жизнь радальского зораледа, – но я не об этом…

Когда стемнело, Охана зажгла свечи. Колышущийся неяркий свет – самое то к разговору под домашнее вино. Захотелось страшных историй.

– Помните, прошлой зимой нашли труп крестьянина с дальнего поселка? – не выдержал Ватро. – Сошлись на том, что медведь его заломал, но, поговаривали, на нем были раны не только от когтей… тогда и слухи о сектантах поползли. В нашей глуши им было бы приволье…

– Странная история, – Кера, вдруг заметив дырочку на скатерти, небрежно передвинула какое-то блюдо, чтобы закрыть ее. – Селянин тот бобылем был, хватились его далеко не сразу, но его-то что в лес понесло? Сам ли пошел? Может, и впрямь культисты… как их боги терпят…

– Бывают и более странные истории, – лениво произнес Инэр, все это время сидевший абсолютно тихо.

– И какие же? – ревниво спросил Ватро.

– Ну вот, например, в Малой Стольне, пока я еще там жил, лет восемь назад случился крупный скандал… с убийствами. Один приезжий купец сошел с ума и стал убивать молодых мужчин. Начав, представьте себе, с сына своего лучшего друга или вроде того, уже не помню… своего, кстати, кредитора. Ну, то, что должники убивают своих кредиторов, это, увы, не редкость… но он на этом не остановился. Кстати, этот купец был, хм, кавалером верховной жрицы Стольны, не просто так…

– Ужас какой, – сказала Кера.

– Его казнили, – продолжал Инэр. – Последней его жертвой стал какой-то гильдеец, а против Трех Гильдий, сами понимаете, будь ты кавалером хоть трех верховных жриц…

– И что же в этой истории странного?

– Хм, – Инэр задумчиво подвигал по столу свой бокал, глядя на плавающий в вине отсвет свечи, – у убийцы, ходили слухи, была навязчивая идея, что его преследует один из Отверженных… суеверия, помноженные на душевную болезнь, видимо, весьма опасны. Он пытался убить… бога-то этого, убивая людей. Странно, насколько примитивна даже в наши дни может быть вера.

Чем-то эта тирада Ватро покоробила, и он заметил, что и Дейг был от нее не в восторге – но вступать на скользкую почву теологических диспутов ему не хотелось.

– Да-да, – вклинился он в паузу, – печально, что это не редкость. Господин Дейг, расскажите нам еще что-нибудь про столичную жизнь.

Инэр, явно недовольный тем, что его, так невежливо перебили, откинулся в кресле, забрав с собой бокал.

– Столичную жизнь, – вино явно развязало Дейгу язык, к тому же смягчив резкость радальского акцента, – ну… у нас в Тюряге недавно за дуэль выгнали одного студента. Самое интересное, – Дейг возмущенно махнул рукой, – что второго участника дуэли, так, пожурили, а Ирже́на… ну конечно, у него папочка – не императорский камергер… выгнали. Так несправедливо. Я, когда письмо от ро…

– Дейг. – Инэр, словно приказывая молчать, положил руку на его плечо, – а передай мне вон те ягоды.

– Ой. Да. Пожалуйста, заман Инэр.

Ватро и Кера переглянулись.

Было уже явно за полночь, когда Инэр, хлопнув ладонями по коленям, высказался в том смысле, что пора и честь знать. Дейг, уже позевывающий украдкой, с готовностью поднялся. Ватро вышли проводить их до ворот – и, заодно, несколько освежиться.

Вслед за гостями почти сразу же – только убрав со стола – убежала и Охана, отказавшись от предложения Керы: «давай Марон тебя проводит – темно уже, поздно».

Старики остались одни. Ватро протянул к Кере руки, расстегнул шато, снял с плеч старушки, бросил на кресло. Кера распрямилась, повела освобожденными плечами. «Что в шато ты рядишься, хомутом-то хвалишься – чай, не тарпица ты, баба, ой гляди-ка, свалишься», – всплыло в памяти давнее, еще из детства. Столько забылось, а эта частушка – нет.

Ватро взял Керу за руку.

А как бы хотелось привести ее к себе в спальню не просто так: полежать обнявшись, поговорить, – а как раньше, как в те дни, которые, в общем-то, были совсем недавно. Но что остается? Как он завидовал Нажеледу – тот любил вспомнить что-нибудь вроде «а вот мы с моей» за дружеской беседой, а Ватро никак не мог решиться попросить друга не муссировать эту тему – ведь сразу поймет…

Лежали, обнявшись, в темноте. Вспоминали о прошлом – молча, но вместе.

– Странный он, этот Инэр, – наконец, сказала Кера.

– Угу.

– А паренек действительно милый.

– Угу. Славный парень.

– Интересно, кто он ему… вроде не сын.

Ватро положил правую руку на бедро Керы. Та положила сверху свою ладонь, погладила его пальцы. «Родная моя… почему у нас с тобой все неправильно?»

– И знаешь, мне вообще показалось, что они что-то скрывают, – продолжала Кера, – тебе не?..

Ватро молчал.

– Айз, спишь, что ли?

– Думаю, – ответил он.

– А-а… что-то в них похожее есть. Да и если не родич, то кто он ему? Ученик?

– Может, внебрачный сын, – предположил Ватро, только чтобы Кера не обижалась, что он не поддерживает разговор.

Сон потихоньку подкрадывался к ним. Вот уже Кера тоненько засопела, перевернулась на спину – но рука Ватро соскользнула ей на живот, и она очнулась.

– Помнишь, ты рассказывал о своем командире? – спросила она вдруг.

– О ри́го Вилье́? – он сразу понял, о ком речь, хотя командиров у него перебывало за ту проклятую войну достаточно.

– Да. Я почему-то иногда думаю о нем.

– Ты?

– Сама не знаю, почему. Ты о нем просто так хорошо рассказывал.

Ватро нащупал руку Керы, прижал к своей груди.

– Да, я очень любил его, – сказал он. – Вот так иногда вспоминаю – а за что? Был у нас один риго, забыл фамилию, лысый такой – веселый был мужик, незлой, солдат понимал. А вот я его и забыл почти. А Вилье злой был. И всей веселости – сарказм сплошной, его многие за это недолюбливали, а еще он всех дворян по имени звал… мне самому эта фамильярность, помню, первое время, тоже – не нравилась.

Ватро замолчал, вспоминая молодость. Печаль накатила какая-то… он вздохнул.

– Я понимаю, – сказала Кера.

Ватро чуть не взревновал – что ты понимаешь, женщина, в боевом братстве?

– Но тогда… знаешь, в таких случаях говорят: «он был мне как отец» или в этом роде, но это не то…

Это было не то. Родственники – привычны. Они как стены дома, их почти не замечаешь, пока с ними все в порядке.

– К Вилье сложно было привыкнуть, – словно подводя итог невысказанной речи, сказал Ватро.

Кера молчала.

– А почему ты о нем думала? Ты же его… никогда и не видела даже.

– Ну, так… не знаю.

Ватро понял, что она не скажет.

– Спокойной ночи, Кера, – сказал он, целуя ей руку. – Спасибо тебе за праздник.

– Айз… – прошептала она, придвигаясь к нему, – загадай что-нибудь очень хорошее.

Ватро улыбнулся в темноте. Сколько раз он загадывал что-то по этой старой примете – перед сном после именин. Но хоть раз – сбылось?

Вдруг на него нахлынуло – и он сжал Керу в объятиях, ну почему, почему подлая старость пришла к нему так рано, отняла право считать себя мужчиной, возможность доказать Кере свои чувства – ведь его все еще волнует ее близость, но он не может… не может. И ничего не помогает. И вот уже три года как. Ну за что? Кера! За что нам это? Ты не знаешь?

Засыпая, Ватро думал о риго Вилье – разбередила ему Кера память. А Нажелед… интересно, а Нажелед его помнит? Вместе под его командованием были, равное время. Но как он ругал Вилье за глаза… а Ватро молчал, а Нажелед ему: «а ты-то, ты-то, он же тебя в полной выкладке, да вместо обеда… тебя, десятника! – а ты молчишь!» Вроде война, вроде и не должно быть такой радости в воспоминаниях о ней – но вот же, есть. А Кей-то молодой был тогда, боги, кудрявый, сейчас-то лысый, как колено.

Загадывать желание Ватро не стал.

А следующим утром случилось счастье. Обычно случается несчастье, да вот, не всегда.

Хлестал дождь, начавшийся еще перед рассветом, так и не пустивший в мир солнце, прибивал изжаждавшуюся траву к земле, ну что ж, не спрашивает дождь у травы, сколько она согласна платить за жизнь.

Кто-то открыл калитку и зашагал по лужам к сараю. Этого никто не услышал и не увидел из-за дождя.

Как потом оказалось, гость сначала выспрашивал у Марона, служит ли еще у хозяев усадьбы госпожа Кера из Вийены. «А вы кто? А вам на что?» – Марон изрядно перетрусил, потому что заросший мужик со шрамом поперек щеки мог оказаться кем угодно, разбойником в том числе. Приголубит такой дубиной по башке…

Вызнав, наконец, что да, служит, гость сразу же сорвался с места и бросился к дому.

«Убьет барина! – решил Марон, – и тетку Керу убьет!»

– Мама! – вдруг закричал странный гость. – Матушка!

И – звон разбившейся посуды.

Дверь нараспашку.

Был бы засов – вырвала бы с петлями вместе.

Ватро и Охана выбежали следом, чтобы увидеть, как перед крыльцом, вцепившись в какого-то бродягу, рыдает Кера, а у сарая с вилами в руках и раскрытым ртом стоит Марон, уже промокший насквозь – так лило.

Лил дождь, Кера обнимала вернувшегося сына, слуги ничего не понимали, Ватро что-то начал понимать – и хотя все близился тот момент, когда матери придется узнать о смерти второго ее ребенка, все же это было счастье.

Часть вторая

Родичи

Заман Инэр что-то копал в саду. Дейг подошел поближе, ценя и такое развлечение – посмотреть на благородного человека за крестьянским занятием.

– А что вы копаете?

Инэр выпрямился, переводя дух и одновременно демонстрируя Дейгу проделанную работу.

– Грядка?

Инэр кивнул.

– А может, вам нанять садовника?

– Зачем? – осведомился тот, всаживая лопату в нетронутую еще почву.

Дейг походил вокруг, приглядываясь к вывороченным комьям. Земля была влажная, поблескивала кое-где слюдой. На одном из комьев извивался чудом избежавший лопаты червяк. Дейг присел, осторожно взял червяка и уставился на розовое, просвечивающее темным, сокращающееся тельце.

– Нравятся, что ли? – спросил его Инэр, вновь прерываясь.

– Кто, червяки? Ну, вообще, да.

– Хм. А мне вот как-то не очень.

Дейг положил червяка подальше от лопаты Инэра и прикрыл небольшим комочком земли.

– Вам помочь? – спросил.

– Копать-то?

– Угу.

– Как хочешь.

Дейг потыкал пальцем раскопанную землю.

– А еще лопата есть?

– Нет.

Дейг удивился – если второй лопаты нет, зачем же было соглашаться на помощь.

– М-м… а можно вопрос? – спросил юноша по университетской привычке.

Инэр откинул очередной ком земли, перерубил его лопатой пополам.

– Ну.

– А почему вы запретили называть вас дядей?

Инэр неприязненно скосился на Дейга.

– А тебе так приспичило?

– Ну, я… но раньше…

Инэр присел, взялся за пучок травы на куске дерна, как за волосы, и стал обстукивать ком об лопату.

– Дядя, тетя, – пробурчал он. Он странно смотрелся у разрытой земли. Как серебряный кубок в грязном трактире. Неуместно. – Ты помогать мне вроде хотел?

Инэр встал, размахнулся и швырнул в кусты обстуканный ком. Дейг поднял оставленную дядей лопату. Шершавая рукоять показалась какой-то слишком толстой. Дейг неловко затоптался, примериваясь к инструменту, потом сообразил, вонзил лопату в почву, надавил ногой – земля заскрипела под лезвием.

Инэр откровенно любовался потугами племянника.

– Дядь! Ну что ты смотришь!

– Не умеешь ты копать.

– Откуда бы?!

Дейг впервые в жизни держал в руках лопату, и, в принципе, как человек благородный, сын ардо́ – и внук ардо по материнской линии, мог и гордиться тем, что не умеет копать, но дядины слова все равно его обидели.

– А что же рвался помогать, если не умеешь?

– Ну… скучно тут.

– А, вот теперь ты понял, почему я не хочу нанимать садовника.

Дейг снова вонзил лопату в землю.

– Да. Потому что у тебя есть я, – проговорил он, отваливая целую глыбу почвы.

Инэр негромко хохотнул, похлопал Дейга по плечу и отошел куда-то вглубь сада.

Вечер раскрылся, словно зонтик великосветской дамы, накрыв мир темно-синим пологом.

– Жаль, тут нет веранды, – произнес Дейг, плотнее кутаясь в мантию. – Я помню, мы в Загире с Ла́той сидели у нее вечерами на веранде. Иногда.

– Сиди на крыльце, – отозвался Инэр, раскуривая трубку. Он устроился на ступеньках, и Дейг мог видеть поверх его головы горящие угольки в чашке дядиной трубки. Юноша подумал о доме, и ему взгрустнулось.

– Тут так тихо, – сказал он через некоторое время.

– Кузнечики, – Инэр показал рукой на заросли, откуда они неумолчно трещали.

– Да, точно. Но все равно тихо.

– Ты не куришь?

– Нет.

– Са́нду, что ли, глотаешь?

– Ну… очень редко, – Дейг от неожиданности ответил правду. – Два раза пробовал.

– Эта дрянь… она слишком действует на голову.

– Ну, это все же не слояки́… заман Инэр, – чуть возмущенно ответил юноша.

Огонек в трубке вспыхнул ярче, и вверх поплыло белесое облачко дыма.

Дейг постоял еще немного, вспоминая дом, мать, Лату – но уже почему-то без грусти. Может, только нечаянные воспоминания больно ранят, нападая исподтишка, подумалось ему. А так – ты сам возвращаешь их, вертишь в голове так и этак, укладываешь, чтобы они не кололи и не царапали память.

А потом юноша повернулся и пошел в дом. На ходу взял одну из книг на этажерке – это был потрепанный томик, написанный от руки, с подозрительно пафосным названием: «Слова Лунной Смерти». Зажав книгу под мышкой, Дейг зажег несколько толстых дешевых свечей, а потом рухнул в кресло и раскрыл «Слова» на первой странице.

«…Придут ко мне, услышав зов, сыновья и дочери черной луны. Вначале они могут счесть наставниками старших братьев и сестер своих, и бессмысленно будет разубеждать их. Пребывание в заблуждении естественно для смертных. Ложная уверенность естественна для смертных. Почтение к недостойным также естественно для…»