Расклад теней

Глава 1: Белая тишина

Отшельник

Утро в Эфирии начинается без солнца. Свет здесь – дело искусственного интеллекта: ровный, холодный, он просачивается сквозь панели потолка и не оставляет теней.

Рейна просыпается до сигнала. Она всегда просыпается до сигнала. Как будто внутри неё есть будильник, не связанный с системой. Что-то древнее, что не отключается – даже если приказано.

В её квартире нет будильников. Нет зеркал. Нет окон – только проекции. Стены, гладкие и безликие, переливаются синим при её движении. На кухне – автоматическая станция, выдающая завтрак без вкуса. Её рот уже не различает нюансов. Годами рацион был одинаков.

Вода – 250 мл.

Протеиновая капсула – 1 шт.

Уровень насыщения – 97%.

Она смотрит на чашку, но не пьёт. В отражении стали – её лицо. Без косметики, без морщин. Без признаков времени.

В Прогнозе было чётко: смерть в 32, остановка сердца, незамужем, бездетна. Она прочитала его в девятнадцать. Сначала – плакала. Потом – приняла. А сейчас… просто живёт внутри этой формулы.

Трещина в стекле появилась три дня назад. Иногда она ловит себя на том, что говорит с ней. Не словами – мысленно. Как с кем-то живым. Маленькая, у самого пола, как царапина. Она не исчезает, несмотря на автоматическую диагностику. Система не замечает.

Рейна сидит напротив неё по утрам, пока пьёт воду. Она думает: «Если трещина станет больше – что будет дальше?» Этот вопрос цепляется за неё, как заноза. Он не отпускает даже в снах. Но не задаёт вопрос системе. Она знает: такие мысли не одобряются.

Путь до Центра – подземный капсульный магнолинейник. Каждый вагон – герметичная капсула на двоих, без окон, с приглушённой подсветкой и экраном фиксации.

Движение – почти бесшумное. Только вибрация под ногами, как сердце машины, бьющееся под землёй.

На входе – сканер зрачка. На выходе – микропауза для «нейрофиксации»: легкий импульс к виску, чтобы зафиксировать путь как безопасный.

Люди молчат. Потому что система считает разговор в пути отклонением внимания.

А внимание – это валюта.

У всех – одно выражение лица: отсутствие выражения.

Рейна смотрит на них и думает: а ведь все они уже знают, когда умрут.

Рейна тоже знала.

В девятнадцать – ей выдали Прогноз.

«Смерть в 32 года. Остановка сердца. Бездетна. Незамужем.»

Сначала она не дышала. Потом – заплакала.

А через неделю уже могла повторить его наизусть без дрожи в голосе.

Сейчас он живёт внутри неё, как встроенная программа. Как часть интерфейса сознания. Как… вшитая инструкция.

Центр предсказаний – как храм. Высокие залы, стеклянные панели, дроны с мягким жужжанием. Здесь работают Считыватели. Люди, подобные ей.

Нет улыбок. Нет запахов. Только код.

Рейна подходит к терминалу. Система запускается сама:

"Доброе утро, сотрудник R-17-Э. Готово 17 Прогнозов на сегодня. Статус: стабильный."

Она включает экран. Первые три Прогноза – обычные. Жизнь, работа, назначенные дети, смерть. Всё по плану.

На четвёртом – сбой.

Объект: F-342-Г.

Прогноз: Противоречие данных. Смерть: 37 / 83. Вероятность расхождения: 47%.

Состояние: Неустойчиво.

– Видела такое раньше? – Тэо смотрит на экран. – Нет. Такое не выдают. – Потому что это – нестабильность. Предвестие. – Предвестие чего?

Он на мгновение молчит.

– Последнего Расклада.

– Это не выдумка? – Он существует. Но о нём не говорят. Потому что боятся.

– Что в нём такого? – В нём не карта выбирает. В нём человек остаётся без карты. Без будущего. – И тогда? – Тогда ты больше не читаем. Система не может тебя интерпретировать. А то, что не читается – подлежит уничтожению.

Рейна смотрит на мигающие сбои.

– Больше всего система боится не ошибки. А молчания.

Такое не должно происходить.

Рейна замирает. Её пальцы не касаются сенсора. Она перечитывает строку – снова и снова. Система предлагает: «Рассчитать заново?». Она жмёт «Да». Сбой повторяется.

Это может быть… ошибка. Или след. Или предупреждение.

Она отключает экран. Вдох – выдох. Всё спокойно. Никто не видел. Никто не знает.

Но в голове уже щёлкнуло что-то – тихо, точно, как хрупкий осколок под ногой.

Вечером Рейна возвращается домой и садится у стеклянной стены. Трещина всё ещё там. Больше, чем утром. Она касается её пальцем.

И в эту секунду ей кажется, будто что-то шевельнулось за стеклом.

Иногда они не видимы.

Нано-дроны 0.9 класса – размером с комариную тень. Они не издают звуков. Только слегка искажают воздух, как жара.

У них нет оружия. Только запись. Только передача.

Но в мире Эфирии это – смертельнее выстрела.

Не тень. Не свет. Просто присутствие.

Она не уверена, что это движение – внешнее.

Может, это внутри неё. Как вздох под кожей.

Сердце бьётся не резко – а как будто нарастает изнутри. Пульс – в висках. Горло пересохло.

Она замирает, ловя ритм.

Нет тревоги. Но и спокойствия нет.

Есть – возможность.

Она резко отдёргивает руку. Пульс участился. Но экран на стене сообщает: пульс нормальный.

Система ошибается.

Рейна улыбается впервые за долгое время. Очень слабо. Почти невидимо.

И потом ложится спать, глядя в потолок. Без снов.

Но где-то под кожей уже растёт беспокойство.

Глава 2: Лица без теней

Жрица

Панель вспыхивает зелёным – новый Прогноз готов к передаче. Рейна выпрямляет спину, убирает с лица невидимые эмоции, как будто стирает пыль. Рутину нельзя нарушать. Даже дыхание должно быть ровным.

Входит женщина. Лет семьдесят. Движется медленно, но уверенно. На ней старомодное платье – не комбинезон, а ткань, настоящая. Уже странность.

В базе: Сона-Г221. Профессия: архивист (в отставке). Семейных уз нет. Дата смерти: через 28 дней. Причина: сердечная недостаточность. Расчёт отклонений: 0%.

Рейна смотрит на неё, готовясь зачитать формулу. Но Сона вдруг говорит первой:

– У тебя глаза, как у неё.

Пауза.

– Простите?

– У матери. – Сона улыбается. – Она тоже видела трещины.

Эти слова звучат тише шепота, но громче любой команды Оракула.

Рейна не дышит.

Не потому что испугалась – потому что это слишком конкретно.

Трещины. Не образ. Не метафора.

Как она могла знать?

В горле пересыхает. Рейна с усилием глотает, но не находит слов.

И вдруг вздрагивает. Не резко – почти незаметно. Как будто в комнате температура понизилась на пару градусов.

– Я не понимаю, о чём вы, – отвечает она с машинной чёткостью.

– Конечно. Ты ведь Считыватель. – Сона садится. И всё же она смотрит не как на инструмент. Она смотрит на неё – как на человека. Медленно, словно каждая кость внутри неё знает о своей конечности. И в этой медлительности – сила. Как будто она всё уже прожила, и теперь просто наблюдает, как молодые повторяют то же.

– А вы, считыватели, живёте без теней. Только свет. Только система.

Рейна молчит. Она запускает протокол.

– Прогноз: стабильный.

– Ожидаемая дата: 4.13.238.

– Уровень стресса: допустимый.

– Рекомендации: продолжать приём седативных.

– Оракул подтверждает жизненный путь.

Сона слушает, не перебивая. Её глаза – выцветшие, но живые. Как пепел, в котором всё ещё тлеет жар.

– Ты видела тени?

Внутри – будто что-то оборвалось.

Или, наоборот, соединилось.

Эти слова звучат, как вспышка в темноте.

Не угроза. Не обвинение.

А приглашение.

У Рейны дрожит кончик пальца. Совсем чуть-чуть.

Вопрос – как игла. Простой. Бесстыдный.

Она сглатывает. Голос не поднимается.

– Не должно быть теней. В Эфирии нет теней.

Сона качает головой:

– Именно. Вот почему вы все такие… бледные. Плоские. Как лица без теней.

Она встаёт, и на мгновение кажется, что её силуэт пульсирует. Не от света. От чего-то другого – глубинного. Древнего.

– Твоя мать не была безумной, Рейна. Она просто знала, как смотреть.

Рейна хочет спросить: «Вы её знали?»

Но вместо этого только смотрит ей вслед, пока та исчезает за автоматической дверью.

Тишина возвращается. Панель гаснет. Запись завершена.

И всё же в комнате остаётся след – не физический, но ощутимый. Как запах дыма после костра. Как имя, которое забыли, но оно всё ещё звучит внутри.

Она встаёт не сразу. Сидит. Молчит.

В комнате тихо. Но не так, как раньше. Не мёртвая тишина – живая. Слышимая.

Как будто стены перестали быть просто поверхностями.

Как будто воздух сам слушает.

Рейна встаёт. Подходит к стеклянной стене. Трещина там. Больше, чем вчера.

В ту ночь Рейна не может заснуть. Она слышит, как тишина внутри купола становится слишком живой. Как будто что-то слушает её дыхание.

Слово «тени» повторяется в голове.

Тени. Тени. Тени.

Она говорит себе, что это просто разговор. Просто старая женщина с фантазиями.

Но тело знает: что-то изменилось.

Глава 3: Кейл и догмы

Император

Кейл приходит с утра. Как всегда, вовремя. Как всегда – в идеально застёгнутом комбинезоне. Его волосы приглажены, глаза спокойны, лицо – чистая маска уверенности. Он входит в Центр, словно в церковь.

– Доброе утро, Рейна. – Голос его звучит как текст из руководства. Тёплый, но ровный.

– Утро. – Она не добавляет "доброе".

Они работают рядом – терминалы через стеклянную перегородку. Так велит протокол: Считыватели не должны видеть эмоции друг друга. Это мешает интерпретации. Но Кейл всё равно смотрит. Иногда дольше, чем положено.

– Ты видела вчерашний апдейт по модели "Эос-24"?

Рейна качает головой.

– Вероятностная точность Прогнозов достигла 99,82%. – Он говорит это с гордостью, будто лично её увеличил. – Мы почти убрали сбои. Почти достигли полной предопределённости.

Он говорит это с такой верой, как будто произносит молитву.

Рейна не отвечает сразу. Глаза её скользят по панели. Она видит новые Прогнозы – ища в них трещины. Внутренне она уже начала сомневаться, но пока – не вслух.

– А что, если ошибка не в модели? – произносит она, будто мимоходом.

Кейл замолкает.

– Что?

– Ну… – она с трудом подбирает слова. – А если не система ошибается, а мы что-то не понимаем? Если не всё поддаётся расчёту?

Кейл выпрямляется. Его голос – на полтона выше:

– Рейна. Мы обучались на одних курсах. Мы оба знаем, что Оракул – не просто ИИ. Это наш путь. Он исключает хаос. Он хранит порядок.

Она хочет сказать: «Но я видела тени». Но вместо этого:

– Сона. Помнишь такую? Архивистка. Вчера была у меня. Умерла сегодня ночью. На два дня раньше Прогноза.

Кейл напрягается. Его пальцы стискивают край терминала.

– Бывает. Ошибки. Медицинский сбой, скрытая патология. Оракул пересчитает.

– Тебя не беспокоит, что такие сбои участились?

Он не отвечает. В его глазах мелькает нечто новое. Не сомнение – страх.

– Это всё из-за разговоров. Про Тени. Про Таро. Ты слышала такое?

Слово «Тени» произнесено как проклятие. Или как имя того, кого нельзя звать.

Рейна замирает.

– Нет, – врёт она.

Кейл приближается. Его лицо напротив её стеклянного барьера.

– Не играй с этим, Рейна. Я серьёзно. Система отслеживает эмоциональные колебания. Даже в мыслях. Если ты начнёшь сомневаться – она заметит.

Он хочет помочь. Или думает, что помогает. Она не уверена. Она видит, как у него дрожит веко. Он боится не сбоя. Он боится свободы.

– Я в порядке, – говорит она тихо.

Кейл уходит. Слишком быстро. Не прощаясь.

Вечером, дома, Рейна снова садится у стеклянной стены. Трещина уже тянется вверх. Как лоза. Как вопрос.

Она закрывает глаза. И слышит: в тишине – дыхание. Не её. Не системы.

Что-то наблюдает.

Глава 4: Архив забытого

Колесо Фортуны

После Кейла осталась пустота.

Но не холодная – звенящая.

Как в лёгких перед нырком.

Она не знала, что ищет.

Но знала, где – не ищут.

Центральный архив Оракула – сердце Эфирии. Или, как называли его в протоколах, Сектор Памяти Без Смысла.

Среди полустёртых фрагментов – один, едва уловимый. Не метка. Не подпись.

Только голос, почти шёпот, как ошибка в тишине:

«Когда Последний Расклад падёт, карты замолчат.

И Система услышит то, чего не может интерпретировать.

Не команду. Не цифру.

Голос.»

Рейна перематывает. Пытается зафиксировать фрагмент.

Но он исчезает. Без следа.

Только фраза остаётся – не в памяти файла, а в её памяти.

Здесь не хранят знания. Здесь погребают информацию, утратившую актуальность.

Коридоры – герметичные, с отрицательной температурой, чтобы замедлить деградацию данных.

Каждый отсек – как саркофаг: изолированная ячейка с гравитационной стабилизацией.

Старые носители – бумага, оптика, металл – лежат в коробах с биопечатью, реагирующей на живой контакт.

Свет тускнеет ниже уровня Z – словно сама система стыдится этих этажей.

А воздух пахнет архивной пылью и молчанием без конца.

Доступ сюда выдается по разовому протоколу. Рейна оформила его как "аналитическую сверку аномалий". Никто не задаёт лишних вопросов. Пока ты используешь нужные коды – система считает тебя правильной.

Она идёт по коридору. Свет тускнеет по мере приближения к нижним секторам. Звуков почти нет – только гул вентиляторов и отдалённое постукивание капель из повреждённых труб.

Сектор Z-3: документы доцифровой эпохи. Хранилище забытых форматов, предметов, терминов. Бумага. Пластик. Металл.

Запах здесь другой. Не стерильный. Пыльный. Живой.

Пахло временем. Сухим клеем, металлом, обугленным пластиком. И ещё – чем-то острым. Как будто здесь, среди мёртвых данных, кто-то недавно дышал.

Рейна бродит между шкафами, не зная, что ищет. Просто идёт, как будто что-то ведёт её. Тело движется быстрее мысли. Интуиция впервые берёт верх.

И вдруг – ящик.

Небольшая металлическая коробка. Покрыта ржавчиной, но с чёткой гравировкой: ARC-22//SIBYL.

Она касается её – и внутри что-то дрожит. Не металл. Она сама.

Щелчок. Замок поддаётся. Внутри – колода.

Карты. Плотные, чуть выцветшие. Края потёрты. Но образы – будто живые. Смерть. Влюблённые. Башня. Жрица. Колесница. Луна. Мир.

Рейна вытаскивает одну – случайно. Её пальцы выбирают без участия сознания.

Маг.

На мгновение кажется, что комната шевельнулась. Как будто сама реальность сделала вдох. Свет моргнул. Или ей показалось.

Внизу, под колодой, – тонкий свёрнутый лист. Она чувствует запах бумаги – едва уловимый, как память о прошлом, которого не может быть. Бумага. Настоящая. Почерк – резкий, узнаваемый. Почерк матери. Не воспоминание, а боль. Та, что долго спала. Сейчас – проснулась.

Слова дрожат внутри, как стекло под давлением:

Ты нашла их. Значит, ещё не поздно.

Слова как будто сказаны вслух – но голос матери давно замолчал.

Она держит записку так, как держат пульс человека, которого нельзя потерять.

"Ты нашла их. Значит, ещё не поздно.

Расклад знает правду.

Спроси у теней.

Прости меня."

Её руки дрожат. Впервые за годы. Дыхание – сбито. Пульс – высокий. Панель в кармане пикает: "Нарушение физиологического ритма. Успокоиться."

Но она не хочет успокаиваться.

Она закрывает коробку. Прячет её под комбинезон. Делает шаг назад – и замирает.

В проходе между стеллажами – дрон.

Сердце не замирает. Оно оживает. Потому что впервые – есть, что терять.

Он не приближается. Просто завис в воздухе, с красным глазом-линзой.

Рейна стоит, как статуя. Глаза – в глаза.

"Вы находитесь вне зоны вашей активности," – гудит он.

– Я… сверяю данные, – отвечает она. Голос сухой. Глухой.

Пауза. Вечность.

"Подтверждено. Возврат к терминалу в течение 60 секунд. Наблюдение активировано."

Её ноги будто приросли к полу.

Но внутри – не паника.

Внутри – странное, хрупкое спокойствие.

Как будто страх завершился. Осталось – только выбор.

Он улетает.

Рейна остаётся на месте. Она впервые чувствует, как страх может быть сладким. Оживляющим. Как будто кровь вновь напомнила, что она тёплая.

Она прижимает коробку к груди.

И шепчет – еле слышно:

– Я тебя слышу, мама.

Глава 5: Первый расклад

Смерть · Маг · Башня

Ночь опускается на Эфирию, как перчатка: мягко, без звука, но с полной контролирующей силой. В куполе не бывает звёзд, только серое небо из жидкого света, под которым тишина становится почти физической.

Рейна сидит в комнате. Свет погашен. Колода – перед ней.

Она не включала никаких инструкций. Не читала про "правильный порядок". Всё интуитивно. Будто пальцы помнят.

Коробка – на коленях. Пальцы касаются крышки.

Она выключила всё – свет, голосовую активацию, даже дыхание замедлила.

Мир стал тише. Почти плоским.

Колода лежала на столе, как реликвия. Не предмет – вызов.

Её тянуло к ней, как к запретному знанию, как будто это кожа, живая, тёплая. Она медлит, прежде чем открыть. Потом – медленно – достаёт карты.

Первая – Смерть.

Карточный край царапает палец. Она не знает, случайно ли – но кровь выступает как знак.

На карте – человек в плаще, с лицом, скрытым черепом. Но в его руках – не коса, а ключ. Позади него – распахнутые врата, а внутри них – свет, не похожий на электрический. Живой.

Рейна чувствует, как её горло сжимает. Страх? Нет. Что-то древнее. Что-то… знакомое.

– Смерть, – шепчет она. – Как начало.

Вторая карта — Маг.

Мужчина с поднятой рукой. На столе перед ним – символы стихий. Он смотрит прямо на неё. Лицо неразличимо, но глаза – будто зеркало.

Она замирает.

Маг – тот, кто умеет управлять. Тот, кто творит. Он смотрит на неё, как будто ждёт ответа. Как будто знает, что она давно готова.

Внутри – толчок. Сердце бьётся с силой. Так, как не билось уже годы.

Третья карта — Башня.

На изображении – высокий шпиль из стекла. Молния бьёт в верхушку. Люди падают с него – не в ужасе, а как будто обретают свободу.

Рейна отшатывается.

В голове – звон. Как будто звук сирены, но слышимый только ей. Всё тело сжимается – и вдруг освобождается. Пот выступает на висках. Карты дрожат в её руках.

И тут – видение.

Шепот. Шаги. Пепел. Глаза матери, в которых уже не отражается купол.

Воздух стал густым. Как будто комната нырнула под воду.

Карты словно вспыхнули – не светом, а ощущением.

Рейна потеряла ориентацию. Не страх. Не боль. Но будто… что-то двинулось внутри неё.

Мир рассыпается, как пыль. Она стоит посреди разрушенного зала. Вокруг – обломки стекла, словно льдинки на солнце. На стенах – тени, живые, двигающиеся. Они шепчут – не словами, а ощущениями.

Страх. Надежда. Вина. Сила.

И в центре зала – мать. Не мёртвая. Живая, но глаза её горят, как факелы в темноте.

– Ты начала, – говорит она. – Теперь назад пути нет.

Рейна хочет закричать. Но звук не выходит.

Она приходит в себя на полу. Карты рассыпаны, как осколки. Грудь вздымается. Воздух режет лёгкие. На губах – кровь. Она прикусила их в забытьи.

Свет не включается. Панель не реагирует. Только шёпот – где-то на грани слуха.

"…путь открыт… спроси у теней…"

Она закрывает глаза. И впервые не думает, а чувствует.

Что-то пробудилось.

Глава 6: Тень в углу

Луна

Ночь в Эфирии – искусственная. Свет купола приглушён, чтобы имитировать темноту, но в квартире Рейны всё равно слишком ясно. Свет подступает из-под пола, из панелей, из окон, где не бывает луны.

Она лежит на кровати, не двигаясь. Лицо повернуто к трещине на стекле. Воздух в комнате – тяжёлый, как перед бурей. Кожа покрыта тонкой испариной, но не от жары – от напряжения. Мысли не двигаются. Но тело – на грани. Как будто ждёт сигнала. Сегодня она тоньше, как капилляр. Почти незаметна. Но теперь Рейна знает: это не просто дефект.

Колода спрятана под подушкой. Она чувствует её вес, как жар. Тело не хочет спать. Мозг перегрет. Прогнозы проскальзывают в памяти, строки кода бегут по закрытым векам.

"Расклад знает правду…"

Она слышит голос матери. Нет, не голос, а – присутствие.

Открывает глаза. Квартира кажется чужой. Всё слишком чёткое. Тени от мебели – более резкие, чем должны быть.

В углу – что-то есть.

Она замирает.

Это не человек. Не форма. Просто утолщение воздуха. Её кожа отвечает первой – не разум. Покалывание по спине. Чуть дрожит подбородок. И при этом – нет страха. Только странное… узнавание. Как будто когда-то она уже стояла перед этим – и выжила, затемнение, как капля чернил в молоке. Оно не двигается. Не издаёт звука. Но смотрит.

Рейна моргает. Считывает. Логика: Это галлюцинация. Эффект перегрузки. Пост-раскладочная тревожность.

Она садится. Медленно. Тень не исчезает.

– Это… сон, – шепчет она. – Или глюк системы. Меня проверяют.

Система молчит.

Тень дрожит. Не приближается – но становится ближе. Просто темнее. Глубже. Как будто внутри неё можно утонуть.

Рейна тянется к планшету. Вводит запрос: "возможные побочные эффекты от контакта с доцифровыми артефактами". Ответ: Доступ ограничен.

Она снова смотрит в угол.

Тени нет.

Вместо неё – карта.

На полу. Посреди комнаты.

Она не вытаскивала её. Не открывала коробку.

И всё же карта лежит там. Аккуратно. Как будто положена чьей-то рукой.

Как будто ночь говорит с ней напрямую.

Она не вытаскивала её.

Луна.

На изображении – собака и волк воют на луну. В центре – лицо, наполовину скрыто облаками. Всё зыбкое, двусмысленное. Как сновидение.

Рейна подходит. Поднимает карту. Пальцы дрожат. Бумага тёплая. Пульсирует.

В этот момент весь свет в квартире моргает. Одно короткое мигание – и обратно. Система не реагирует. Никакого предупреждения. Ни тревоги. Ни сигнала.

Рейна садится на пол. Дышит медленно. Смотрит на Луну.

– Я не боюсь, – шепчет она. – Я больше не боюсь.

И в ответ – только шёпот. Не внешний. Внутренний.

"Ты не одна."

Она засыпает там, на полу, с картой в руке.

И ей снится не сон – память.

Она ребёнок. Стоит на площади.

А в небе над куполом – не дроны.

А луна. Настоящая.

Живая.

Глава 7: Монета судьбы

Колесо Фортуны

Утро было обычным. Настолько, насколько вообще бывает «утро» в Эфирии. Искусственный свет, капсула еды, трещина в стекле.

Но внутри Рейны – уже не тишина.

Что-то сдвинулось.

Как колода в руке гадателя – только что-то шевельнулось внутри неё самой.

Она идёт по коридору нижнего сектора – заклинившая дверь в архиве, поручили проверить. Формальность. Но именно там всё случается.

Промежуточный шлюз. Звук шагов – только её. Но потом…

Что-то не так. Обычно она чувствует купол – как пульс, как тихий алгоритм.

Но сегодня – фоновая дрожь, как будто система моргнула. Как будто наблюдает, но не уверена, что видит.

Глухой звон. Что-то катится по полу.

Рейна останавливается. Смотрит вниз.

Монета.

Она блестит, вращаясь, пока не останавливается у её ботинка. Символ на ней – Колесо, разделённое на сегменты. Один из них – чётко различим: Таро. Другие – размазаны.

Но Рейна смотрит не на сторону.

Она смотрит на гравировку по краю. Там едва заметно:

«Если ты всё ещё ждёшь сигнала – это он.»

– Интересный выбор, – раздаётся голос.

Она оборачивается – и замирает.

Парень. Молодой. Неряшливый. Он не просто стоит. Он… неправильно вписан. Как будто кто-то вставил в гладкое видео кадр из другой жизни. Свет не касается его как остальных. И взгляд – слишком живой. Волосы – как будто подстригались наощупь. Глаза – тёмные, внимательные. Он стоит у стены, как будто был там всё время. Он тень, ходящая без разрешения.

– Ты потерял? – спрашивает она, подняв монету. Голос её холоден.

– Может быть. А может, это ты её нашла.

Она прищуривается.

– У тебя нет идентификационного маркера. – Она замечает это только сейчас. Ни браслета. Ни трекера.

– Может, я турист, – усмехается он. – Прилетел посмотреть на вашу прекрасную системную катастрофу.

Рейна делает шаг назад. Пальцы касаются импланта за ухом – сигнал тревоги. Но она не активирует его. Не сразу.

– Ты знаешь, что за это положена дезактивация?

Он не двигается.

– А ты знаешь, что иногда монета падает ребром?

Она замирает.

Он подходит ближе. На расстояние дыхания. И шепчет:

– Ты ведь уже слышала их, правда? Тени.

Губы её дрожат.

– Кто ты?

– Один из сбитых с Прогноза. Вычеркнутый. Тот, кто вышел за пределы расклада.

Он протягивает руку. Рука обожжённая, шрам на ладони – в форме карты.

– Я Тэо.

– Рейна, – отвечает она, прежде чем успевает подумать. Инстинкт. Честность.

Он улыбается. Но в этой улыбке – не доброта. Знание.

– Нам ещё выпадет встреча. Береги карты, Считывательница.

Он уходит прежде, чем она успевает задать хоть один вопрос. Просто исчезает в тени шлюза, как будто его там никогда не было.

Рейна остаётся с монетой в руке.

На ней – всё то же Колесо.

Но теперь она замечает надпись по краю:

"Судьба вращается, когда ты отказываешься верить в неё."

В ту ночь ей снится колесо, вращающееся в чёрном небе.

С неё срываются цепи.

Купол рушится, как карточный дом.

И кто-то шепчет:

"Ты – не то, что они предсказали."

Глава 8: Допрос системы

Правосудие

Уведомление пришло без звука. Просто появилось на экране, когда она закончила передавать очередной Прогноз:

"R-17-Э. Приглашение на сверку нейроотклонений. Сектор B-9. Подтвердите прибытие в течение 60 минут."

Никаких причин. Никаких обвинений. Только тон вежливой необходимости.

Рейна знает: никто не «приглашает» просто так.

Сектор B-9 – ниже, чем архив. Ниже, чем любой другой доступный уровень. Лифт не даёт ощущения движения – просто становится темнее, и давление в ушах растёт.

Лифт опускается бесшумно.

Но в груди – давление, как при нырке на глубину.

Не страх. Не тревога. А что-то древнее: инстинкт зверя, вошедшего в логово.

Когда двери открываются, свет режет глаза. Идеально белая комната. Посреди неё – кресло. Пустое. У стены – наблюдательный дрон 3-го класса. Формой – как обрубок позвоночника, подвешенный в воздухе. Без лица. Только плоская сенсорная панель, отражающая эмоции в цвете.

Камера – не круглая, а щелевая, как у ночного животного.

Он не двигается. Но ощущается – как взгляд изнутри стены.

При активации – проецирует команды на стекло, холодным системным шрифтом:

// Подтверждение личности завершено. Эмоциональный фон: нестабилен.

– Сотрудник R-17-Э, садитесь, – говорит голос. Он исходит не откуда-то, а вовсюду сразу.

Он не угрожает. Он просто вежлив. И в этом – хуже любого крика.

Рейна садится. Позвоночник выпрямлен. Руки на коленях.

– Мы фиксируем незначительные эмоциональные флуктуации. Объясните.

– Работа стрессовая. Бывает.

Пауза. Затем:

– Вы находились в архиве вне назначенного времени. Обнаружена активность в секторе Z-3. Цель?

– Информационный запрос. Сверка с аномальными записями. Стандартная процедура.

– Вы брали физические объекты?

Сердце бьётся слишком быстро. Она знает, что лгать – риск. И знает, что правда – смертельна.

– Нет, – говорит она.

Молчание.

Потом экран на стене оживает. Кадр: она в архиве. Камера сверху. Дрон в коридоре. Но момент, где она достаёт колоду – вырезан. Пробел.

Оракул не показывает всё. Либо не может. Либо не хочет, чтобы она знала, что он не всесилен. Это даёт ей дыхание. Но и страх: если даже Оракул врёт – то что тогда правда?

Голос продолжает:

– Система зафиксировала зону наблюдательной нестабильности. Это бывает рядом с объектами нестандартной природы. Мы исследуем.

Рейна чувствует, как её тело холодеет. Значит, колода засветилась. Но они не уверены. Это окно. Узкое.

– Я не понимаю, о чём речь, – говорит она ровно.

– Мы продолжим наблюдение.

Кресло мягко подаётся назад. В потолке загорается мягкий зелёный свет. Дверь открывается.

"Вы можете идти."

Вот и всё.

По пути обратно она едва держит лицо. Пальцы дрожат, но внутри – не страх. Что-то другое. Ярость?

Нет. Выбор.

Она не просто соврала. Она победила.

Пусть на один раунд.

Под куполом никто не кричит. Здесь всё делают в тишине. Но Рейна слышит: в её голове – шепот.

"Ты оторвалась от линии."

Вечером, дома, она снова смотрит на трещину в стекле. И впервые – улыбается открыто. Потому что понимает:

Система чувствует её. А значит – она стала опасной.

Глава 9: Смерть Соны

Повешенный

Утро начинается с уведомления.

"Объект F-342-Г. Зафиксирована преждевременная смерть.

Причина: сердечный коллапс.

Отклонение от Прогноза: 2 дня, 4 часа, 11 минут."

Рейна смотрит на экран, не веря. Текст пульсирует чёрным на белом, как рана. Ничего не изменилось. Но что-то ушло. Как будто в комнате стало тише, чем позволено тишине. Но имя – безошибочное.

Сона мертва.

Сердце Рейны сжимается. Она не знала, что может так болеть.

Протокол требует сверки. Её вызывают в морг наблюдений – стеклянную комнату, где тела не касаются земли, а висят в капсулах, как спящие куклы.

Сона лежит под полупрозрачным куполом. Глаза закрыты. Руки на груди. Как будто кукла. Но кукла с памятью. В ней ещё есть тепло – или так кажется. Рейна не верит, что смерть может быть такой… аккуратной. Лицо – спокойное. Как будто она знала.

Как будто она выбрала это.

Рейна приближается. Смотрит – и что-то внутри сжимается. Не логика. Не программа. Что-то древнее. Человеческое.

Она слышит шёпот.

Не внешний.

Внутренний.

– Спроси у теней.

Губы Соны чуть приоткрыты, как будто она вот-вот что-то скажет.

Как будто ещё не всё сказано.

Рейна стоит. Молчит. Не дышит.

Потом подходит ближе. И – внезапно – прикасается к куполу.

Панель вспыхивает предупреждением. Контакт с телом вне протокола. Отклонение. Купол холодный. Но через стекло – пульсирует её горло. И кажется, что если бы она сказала имя, Сона бы ответила.

Она не отдёргивает руку.

– Ты же знала, – шепчет она. – Ты пришла не просто так.

И впервые с момента казни матери, с момента её «воскрешения» в тени,

Рейна плачет.

Слёзы текут медленно.

Тихо.

Как вода, которую она так давно не чувствовала.

Позже она выходит в коридор. На стены больше не может смотреть. Воздух тяжёлый. Панель фиксирует:

"Эмоциональный уровень: нестабильный.

Рекомендуется сеанс подавления."

Она отключает уведомление.

Система не понимает.

Это не сбой. Это горе.

И горе – это тоже жизнь.

Вечером она достаёт колоду. Карта выпадает сама. Она не выбирает. Просто открывает глаза – и видит:

Повешенный.

Мужчина вверх ногами. Руки – не связаны. Лицо – спокойное. Он не в заточении. Он выбрал смотреть иначе.

Рейна смотрит на карту.

И впервые не спрашивает, что она значит.

Она уже знает.

Повешенный – снова он.

Но теперь – не как предупреждение, а как указатель:

Ты видишь иначе – теперь и действуй иначе.

Он не страдает. Он висит – не как наказание, а как пауза.

Как будто сказал: «я смотрю иначе» – и остался так.

Рейна закрывает глаза. И говорит себе:

Теперь и я вижу иначе.

Глава 10: Второй расклад

Жрица · Влюблённые · Повешенный

Тени в комнате больше не пугают. Рейна садится напротив них.

Колода лежит на столе – будто ждала. Она касается её – и мир вокруг становится тише. Даже искусственный шум фильтров, постоянный фон купола, – стихает.

Свет погашен. Только слабое сияние от окон, и в нём карты – как древние зеркала.

Она долго не решается. Пальцы над поверхностью. Вопрос внутри неё пульсирует.

Я сбилась с пути. Но куда теперь идти?

Руки – как будто не её.

Они двигаются по памяти. По древней памяти, спрятанной в пальцах.

Она не знает, что спросить. Но внутри – уже звучит вопрос.

Куда ведёт всё это?

Она тасует медленно. Почти медитативно. И выкладывает три карты, одна за другой.

Жрица.

Женщина с завязанными глазами. Между двух колонн – свет и тень. На коленях – свиток, скрытый частично, как будто знание доступно, но не сразу.

Рейна вглядывается в лицо карты – и видит… себя. Или кого-то, похожего.

Жрица не говорит. Она знает.

И Рейна вдруг чувствует, что не одна.

Что кто-то – или что-то – сидит напротив.

Тишина стала глубже.

Как будто мир слушает.

Рейна вздрагивает. Сердце бьётся гулко. В голове – голос матери:

– Истина не в словах. Она – в молчании.

Влюблённые.

На первый взгляд – двое. Женщина и мужчина. Между ними – огонь. Над ними – фигура с крыльями. Но чем дольше она смотрит, тем яснее: речь не о любви. А о выборе.

Огонь между ними – это страх. Или желание. Или и то, и другое.

Рейна вспоминает Тэо. Его взгляд. Его шрам. Его знание. И своё имя на его губах.

Её тянет к нему. Но она не знает – куда ведёт эта тяга.

Повешенный.

Он снова здесь. Та же карта, что выпала после смерти Соны. Тот же мужчина вниз головой. Спокойный. Свободный.

– Ты не просто зритель, – шепчет она. – Ты уже пошла по другому пути.

Она чувствует – карты не показывают ей будущее. Они отражают её.

Это не пророчество. Это расклад души