Три сокровища

Эликсир

Солнечный зимний день в столице Империи Гростерн полнился шумами голосов, скрипом телег и звоном посуды в трактирах. После недавнего фестиваля жизнь возвращалась в обычное русло и шла своим чередом. Если в ряде соседних областей типа Арьеллы с её тёмными эльфами, именующими себя фоморами, или же в Вольных Городах в это время уже активно начинали приготовления к Солнцевороту, то здесь его с тем же размахом праздновали.

Начало нового года в Империи справляли во время летнего, а не зимнего солнцестояния. Так повелось издревле и ничего не поменялось даже после многочисленных реформ, последовавших после окончания Рагнарёка – Третьей Войны Богов. Тем не менее от лишнего праздника многие не отказывались, да и в Империи было немало переселенцев с других регионов, принёсших сюда свои традиции. Поэтому там и тут уже заранее выставлялись на продажу звериные маски, а на дверях жилых домов появлялись блестящие колокольчики.

Пихты и ели, стоящие в городской черте поодиночке или небольшими рощицами, радовали взор своей вечной зеленью, в то время как дубы, клёны и буки уже сбросили свою пожелтевшую листву. Ту как раз сгребали местные дворники, очищавшие под скрежет своих мётел улицы от всякого мусора. И размеренную работу их прерывала лишь стремительно несущаяся в западный военный квартал юная девица с зелёными волосами.

Ассоль бежала к гарнизону стражи с сиреневой склянкой в руках. Та была хорошо закупорена бурой широкой пробкой, так что разлить содержимое девушка не опасалась. А вот сжимала колбу крепко, дабы та не вскользнула из рук, даже толкни её кто-то или на случай, если бегунья обо что-то споткнётся.

Мостовые в столице однако же были ровными, дороги не петляли, хотя большая часть перекрёстков была узковатой, позволяющей еле-еле разъехаться как-нибудь двум гружёным телегам, и не всегда позволяла вовремя увидеть, кто движется из-за угла разросшихся в несколько этажей зданий.

Военный квартал не принадлежал исключительно страже. Здесь вполне были жилые дома, правда, для самых неприхотливых – кому утренние звуки горнов, периодический лязг клинков во время тренировок и громкие восклицания военачальников-командиров не слишком мешали. Например, здесь жили работники поля, встающие вместе с маршем ни свет ни заря под барабанную дробь и медное гудение, отправляясь пахать или сеять прочь из столицы, правда, не в зимнее время года.

Зимой они отправлялись в леса заготавливать дрова или же сидели дома, приводя в порядок одежду к будущему сезону: чинили обувь, пришивали пуговицы, заштопывали рубахи. Иногда могли проводить время в своих сарайчиках, ремонтируя плуг, сбрую, отправлялись к стойлам кормить лошадей. А также вырезали себе ложки и плошки, мастерили табуретки, а те, кто поталантливее, табакерки, трубки, наличники, всякий декор по дереву как для своего двора или дома, так и на продажу. Могли заниматься чеканкой. А то и вовсе разминались вместе с солдатами, чтобы не растерять форму. В конце концов работа в поле любила сильных и рослых, а не хилых и немощных.

Ассоль весь такой быт был очень знаком. Её отец – друид Лукьян – земледелием, правда, не занимался, но вот заготовкой дров и всяческой резьбой по дереву в свободное время – очень даже. Он учил её отличать съедобные ягоды от ядовитых, ложные грибы от настоящих, а также пытался дать ей знания о травах и растениях. Но, к сожалению, память у юной чародейки не очень-то была приспособлена к таким вещам. Настойки, отвары, микстуры… Клевер, ромашка… Что от бессонницы, что от головной боли – никак не укладывалось в голове у дочки друида.

Она завидовала Шанти. Своей подруге-цыганке из рода людей-кошек, которая как раз собаку съела на познании в травах. У той на уме всегда были тысячи рецептов на все случаи жизни: мази, настойки, порошки – в этом гадалка была специалистом не меньшим, чем в картах с многозначительными картинками.

Сейчас, правда, Ассоль бежала одна. Вся компания разошлась по своим делам. Анимаг Вильгельм – чтобы поручить следующее задание и докложить о случившемся в шахте близ Нерта. Бернхард – к темнице, где в последний раз видел так называемого «безликого». Гном Аргон из рода цвергов собирался приобрести себе новую лютню. А цыганка Шанти желала тоже пройтись по рынкам и магазинам. Либо как раз закупиться сушёными травами, либо, возможно, купить ткани, так как шить тоже весьма любила и умела, изготавливая себе в дорогу красивые лоскутные платья.

Ассоль же бежала к своему старшему брату. Эрик уже много лет служил в столице стражником. Официально был приписан к персоналу, снабжающему катапульты, но, за исключением тренировок и, собственно, обучению этой профессии, занимался патрулированием имперского дворца или же там стоял на постах.

Местной стражи в столице вообще было не так уж много, потому всю её по указу и перевели во дворец. Улицы же, башни и стены стали вотчиной таскарской гвардии – наёмных военных из соседнего жаркого и южного региона чьи правители – эмиры, пребывали меж собой в выгодном союзе. Охрана муниципальных зданий, ворот, дозорные посты – почти всё это, за исключением нескольких уличных патрулей, было вотчиной наёмных смуглых солдат, размещавшихся не только в казармах, но и в свободных комнатах местных трактиров, отчего страдали владельцы таких заведений.

В одну из башен военного гарнизона девушка прошла без проблем. Родным не запрещалось навещать своих и что-нибудь передавать. Тем более в дни, когда нет учений, в моменты, когда не проводятся какие-либо тренировки и когда те, к кому пришли визитёры, не задействованы на постах или в патруле. Дочка друида двигалась уверенно, точно помня, как подниматься и куда идти, чтобы найти искомую комнату.

В этот раз оказалось не заперто. На дальней кровати близ единственного окна мускулистый лысый парень сгибал руку с гантелей. А плечистый молодой человек с короткой стрижкой тёмно-зелёных волос умывал лицо. Точнее, уже протирал его полотенцем возле металлической миски с водой, стоявшей на небольшом столике под скромным прямоугольным зеркалом, без всякой рамы висящим на бурой каменной стене.

Третьего сослуживца, а судя по кроватям, да и насколько во время своего прошлого визита запомнила Ассоль – жило их здесь трое, видно не было. Возможно, куда-то отошёл или же у него служба сегодня. Гостью это совершенно не волновало, она была рада застать здесь старшего брата.

– Эрик! – подбежала она к зеленовласому пареньку.

– Да, я офицер Эрик Дюран, чем могу вам помочь? – поднял тот свои бордово-карие глаза.

– Опять не узнаёшь… – нахмурилась девушка. – Вот, выпей, – протянула она склянку, но парень даже не протянул руку, чтобы забрать её. – Приказом её величества императрицы… как же её… Анфисы Гростерн! – заявила пафосно гостья, но на парня слова эти не подействовали: он продолжал пристально глядеть на юную чародейку, но при этом взор этот был каким-то пустым, уставившимся в никуда. – Приказом императрицы леди Крэшнер! – вспомнила Ассоль, что меж собой чародеи, да и не только они, переговаривались, что она, правительница, любит, когда зовут по старой девичьей фамилии.

– Так точно! – встал по стойке смирно и отдал честь зеленовласый солдат, выхватив у девушки склянку.

Слова гостьи, на удивление, подействовали. Она и сама не ожидала, хотя в глубине души, конечно, надеялась, иначе какой тогда вообще был смысл пытаться. Не зря же девушка изо всех сил старалась звучать официально и убедительно. А ещё, может, сработала военная форма – она ведь была в кителе. Её вполне могли принять за настоящего кадета на побегушках или за юнгу-поручика.

В любом случае, глоток из наспех откупоренной крепкими пальцами склянки парень сделал куда быстрее, чем его гостья могла о чём-то поразмышлять, а лысый тип вообще не обращал на них двоих никакого внимания. Ассоль же ждала результата.

Её брат отставил колбу на столик, но каких-то изменений заметно не было. Смотрел он куда-то поверх Ассоль, за её плечо в сторону двери, будто кого-то ждал, хотя на деле он в своём состоянии подчинения просто глазел вперёд вне зависимости от того, в какой части комнаты бы находился.

Пришлось подождать. Гостья несколько раз обращалась к брату по имени, вспоминала отца, их деревню и лес, но парень, казалось, не понимал совершенно, чего же от него хотят. И лишь спустя какое-то время, когда, похоже, эликсир наконец начал действовать, взор парня с зелёными волосам стал каким-то другим: менее сосредоточенным, чуть прикрытым, словно веки его получили свободу. И он перевёл взгляд на визитёршу.

– Ассоль? – только и проговорил растерянный солдат.

– Вспомнил наконец! – насупилась та.

– Ёж-макарёш! Ты откуда? Ты чего здесь делаешь? – огляделся он и дал сам себе лёгкую пощёчину, чтобы взбодриться и прийти в себя. – Ну-ка иди сюда, моя маленькая сестрёнка! Верн, ты гляди! – оглянулся парень на лысого сослуживца. – Ко мне сестра приехала! – сообщил с улыбкой солдат, но парень с бритой головой его полностью проигнорировал, продолжая качать мышцы руки увесистой чугунной гантелей. – Ох, Верн, вот ты тетерев… – махнул на него Эрик рукой и помотал головой.

– Папу схватили! – заявила гостья. – Сказали, что он волков натравил на деревню. А он явно не делал подобных вещей! Вот уж нет уж! – сильнее нахмурилась девушка.

– Отца? Жуть какая! – метнулся вперёд Эрик и обнял сестру. – При тебе прям?

– Ищейки пришли, он мне велел спрятаться, – отвела та глаза. – Рванула к тебе, думала, ты поможешь. А вы тут все свои не свои, пьёте какие-то зелья алхимические… – покосилась она на столик. – Тебя поди вразуми…

– Отца увели в темницу… – отпустив плечи Ассоль, парень заметался по комнате, нагнулся и заглянул под ближайшую пустующую кровать вдоль стены, пошарив под ней рукой в темноте.

– Пока суд да дело, я прошение подала главному воеводе или как там его… – прикусила губу гостья.

– Кому-кому? – повернул к ней голову брат.

– Ну, мужику такому седому с длинными волосами. Он ещё с кошкой на руках вечно расхаживает, – закатила глаза Ассоль.

– Верховному канцлеру Крэшнеру, вероятно… – сообразил Эрик. – Жуть какая… Вот уж с кем я ни за что бы не связывался…

– Ну, вот он смог заменить казнь на каторгу. Одно другого не лучше! Отправили на какую-то каменоломню на границах с Таскарией… Надо папу спасать! – заявила Ассоль.

– И ты за этим пришла? – всё шарил парень рукой под кроватью. – Собралась его вызволять? Ёж-макарёшь, да где же… – встал он и раскрыл дальний шкаф, роясь теперь там.

– А ты?! – возмутилась Ассоль. – Не собираешься его выручать? Ты же понимаешь, что его просто так обвинили!

– Тогда найди, кто, – фыркнул Эрик, вновь повернувшись к сестре. – Когда случается беда, ищи её источник, сестрица.

– Кто? – не поняла та.

– Кто желал ему зла. Думай, как консул, раз взялась распутывать преступление. Раз обвинили в том, что он не совершал, не от балды же это стражникам пришло в голову заявиться и скрутить его, ёж-макарёш! Нет, блин, проходили мимо, видят – хибара друида! Дай, думаем, со скуки в темницу его уведём, что он тут себе живёт-поживает делов-то! – покачал головой солдат. – Ох, да куда ж я его подевал? – протёр он лоб и от шкафа перебрался к столу, заглянув под него, сев на корточки.

– Клинок потерял, что ли? – поинтересовалась Ассоль, хотя на деле задумалась над его словами относительно того, кому вообще может быть выгоден арест их отца.

– Да какой клинок, тот при мне! – хлопнул молодой человек себя по бедру, где зазвенели о цепь ножны гладиуса. – Клинок я тебе уже дарил, если не потеряла, растеряха мелкая. Костюм потерял. Я ж тебе обещал форму мажоретки привести. Такой подарочек заготовил! Недавно купил на ярмарке на распродаже, новый совсем…

– Эм… Кажется, мы забрали его в прошлый раз… – покраснела девица.

– Костюм? – опешил парень и, поднимаясь, стукнулся макушкой о край стола. – Да ну ёж-макарёш!

– Мы приходили к тебе. Я и одна подруга. По пути познакомились… А вы невменяемые тут, ты меня не узнал. Выгнал. А мы разглядывали ещё тут, что за форма лежит сложенная. Только взяли посмотреть, а ты нас за дверь вместе с ней. Думали, ты сюда девушку приводил да тоже выгнал. Видать, голышом, – посмеялась нервозно Ассоль.

– Да какую девушку! – всплеснул руками, хватаясь за шишку, Эрик.

– Так поможешь? – спросила его сестрица. – Должны же у тебя связи какие-нибудь быть, ты же стражник!

– Думаешь, если стражник, так легко могу кого угодно освободить из тюрьмы? Давай-ка поподробнее и в деталях, – схватив под руку, повёл парень гостью к себе на застеленную зелёным покрывалом кровать, усевшись напротив.

– Влетели какие-то типы. Ищейки-консулы. Чародеи, блокирующие его чары, – рассказывала Ассоль. – Папа мне повелел спрятаться, чтобы не загребли вместе с ним.

– Объяснил что-нибудь? – поинтересовался зеленовласый солдат.

– Сказал: «Прячься под домом и не вздумай меня искать!». Сказал, что ты обо мне позаботишься, – ответила юная чародейка.

– Ассоль… – вновь обнял брат сестру. – Я… Ёж-макарёш, даже и не знаю, где тебя поселить. Третья кровать тут не пустая у нас, просто Сесил вышел. В кадетки записаться придётся, разместиться в общежитии, в гарнизонах, казармах… – прикусил он губу.

– Ты вообще меня слушаешь? – с возмущением убрала его руки от себя девушка. – Папа на каторге! Его надо спасать! Вызволять! Я не собираюсь тут жить у тебя, полоумный! Наглотался какого-то пойла и теперь соображаешь как пьяный Бернхард фон какой-то шестнадцатый…

– Слушай, спокойно! – унял её тот. – Возьми себя в руки, или как дам сейчас больно по заднице! Если отец велел его не искать, значит, понимал, что это опасно, – начал разъяснять Эрик.

– Это в деревне без его защиты опасно! Там все думают, он волков натравил, – пыхтела сестра. – Ты со мной или нет? Папа в беде! Одевайся и вооружись! – затормошила она брата.

– Напроситься надзирателем на каменоломню – не такая большая проблема. А что потом? Устроить побег и всю жизнь жить оглядываясь? Уехать из Империи? Этого хочешь? Если он просил не искать и не приезжать за ним, он же встанет в позу, ещё и откажется уезжать вот так! Ты ж его знаешь, упёртый, как вол у Бейстеров, пашет поле, когда сам надумает, – вспоминал солдат их каких-то соседей из деревеньки. – Нужно раздобыть тогда доказательства, что отец невиновен.

– Поехали домой, с нами есть чародейка, она осмотрит место последнего ритуала, разъяснит, что к чему! – заявила Ассоль.

– Да не отпустят меня просто так со службы. Хочешь, чтобы разжаловали или без работы остался? Ты давай разузнай всё по поводу ритуала, собери доказательства и возвращайся. А я уж заставлю наших капитанов вновь поднять дело, передать прокурору или судье, чтобы тебя выслушали по возвращении. Если нет, тогда уж будем думать о переводе и о побеге, – заявил Эрик.

– Ёж-поварёш, как с тобой сложно… – покачала головой гостья.

– Сама-то как? Голодала в дороге? Или удалось припасов собрать? Они быстро ушли или искали тебя? Ты там не в розыске, случаем? А если и за мной сюда явятся? – интересовался солдат.

– Так тем более надо уезжать! – потянула Ассоль его за руку, но парень не поднялся с кровати.

– Если мы порознь – обоих не поймают, – заметил он. – Если что, я тебя не видел. И Верн не видел, да, Верн? – покосился солдат на лысого сослуживца. – Ве-е-ерн? Ох, едрить, ты, конечно, тетерев.

– Не обращает внимания – значит, не видел, – фыркнула Ассоль, не собираясь ещё раз пересказывать всё про зелья. – Ты, главное, вон ту дрянь больше не пей, а то опять родных узнавать перестанешь. Алхимики поят стражу, чтобы подчинялись лишь императрице. А я понятия не имею, что у неё на уме. Тут уже один человек-жук под маской дайконца вводил в заблуждение местную знать. Шахты взрывают, назревает какой-то заговор против Империи.

– Заговор? – серьёзным взором поглядел Эрик на сестру.

– Ну, привозят товары из других регионов, а свои рудники закрывают. Кузнецы без работы сидят… – объясняла та.

– А как же отец на каменоломне? – наклонил голову набок с непониманием зеленовласый солдат.

– Вот и надо поехать туда и всё выяснить! – заявила ему сестрица.

– В первую очередь поехать надо собрать доказательства его невиновности. Предъявить их здесь, а потом уже с официальным помилованием ехать туда за отцом, – рационально заметил Эрик, поднявшись с кровати.

– Хорошо, я съезжу тогда в Белунг, в Академии нам обещали помочь, дали с собой девочку-чародейку… Выпускницу, типа… – опустив глаза и вздохнув, произнесла девушка.

– Симпатичная? – с ухмылочкой уточнил Эрик.

– Выглядит как малый ребёнок! – фыркнула Ассоль.

– Гномка, видать, – пожал плечами солдат с расстроенным видом. – Они тут не редкость в столице.

– Об отце думай, а не о девушках! А то ща как дам больно! – хмурилась его сестра.

– Сама тут мне приписывала каких-то гостий, забывающих наряды, – фыркнул в ответ Эрик.

– Так то про прошлое, а ты о новых знакомствах, когда такое дело! Это другое! – заверяла с негодованием девушка.

– Ладно тебе ворчать, форму, значит, забрала уже? Хоть понравилась? – уточнил у неё брат.

– Очень! Красивая, яркая, – с улыбкой ответила та. – Не совсем по погоде сейчас носить, правда… – прикусила она губу.

– Штаны утеплённые себе прикупи, – протянул из кармашка парень сестрёнке несколько монет.

– В этой форме не холодно, – отвела глаза вбок девушка.

– А что за китель? Откуда? Приобрела по пути для маскировки? – уточнил брат.

– Да, типа того… – увильнула Ассоль от подробностей про судью Грэя. – Долгая история.

– Голодна? Кормёжка у нас обычно так себе, но после фестиваля есть орехи и сухофрукты, – полез Эрик в мешочек с заначкой под подушку.

– Да у меня есть с собой… – чуть порозовела гостья.

– Говоришь, подругу по пути нашла? – уточнил Эрик. – Гляди, какую фибулу для плаща нам выдали, кстати, – нашёл он там же, где была заначка съестного, рядом застёжку в виде приподнявшейся в профиль геральдической мантикоры. – Плащи синие крутые выдали, в шкафу висит на крючке. Из непромокаемой ткани!

– Спишь с ней на счастье, что ли, держа под подушкой?! – удивилась Ассоль, разглядывая фибулу для солдатской накидки. – А подругу… Цыганку. Ну, там целая компания, – уселась она на кровать, принявшись рассказывать всё про безликих и своё путешествие вместе со спутниками до столицы.

Эрик только инжир из-под подушки тягал, слушая об алхимике, о шахтах, иногда качая головой в удивлении, словно чему-то не верил. Юная чародейка одни события рассказывала во всех подробностях, другие умалчивала вовсе, как, например, змеиный укус Бернхарда. Лишь иногда девушка косилась на лысого парня: мол, насколько стоит тому вообще доверять, ведь он тоже всё слышит.

– Смотри там в обиду себя никому не давай. Я посмотрю насчёт данжеона. Поспрашиваю, полюбопытствую, словно хочу туда перевестись. Разузнаю, что в камере мог бы делать безликий, добровольно забравшийся за решётку, – проговорил Эрик.

– Если только это не слишком опасно! – схватила сестрица его за плечи.

– Мы же любимчики императрицы, раз уж таким зельем накачивают… – проговорил солдат. – Да и, в конце концов, чего бы мне просто не искать, куда пристроиться? В темницу надсмотрщиком или на каменоломню. Вряд ли это у кого-то вызовет подозрение.

– Они могли бы краем уха слышать что-то, что схватили отца, но в таком полоумном состоянии… – покосилась Ассоль на лысого парня с гантелей.

– Да Верн всегда такой тетерев, – махнул Эрик рукой. – А твои новые друзья хоть надёжные? – внимательно посмотрел он сестрице в глаза.

– Скажешь тоже… Алкаш бывший стражник, цыганка, тащащая всё, что плохо лежит, гном бард не бард, а бабник заядлый… Удивляюсь, как нас самих ещё не схватили и в темницу не бросили за всякие мелочи… – фыркнула девушка.

– Обнадёжила, ёж-макарёш! – заметил ей брат.

– Ну, экс-капитан когда трезвый, то, вроде, толковый. Учил меч держать правильно… Хотя… – вспомнила Ассоль слова Нитт о его прошлом. – Ну, с нами есть настоящий соглядатай. Волшебник! Учит меня всякому-разному иногда. Работает на кого-то, кто работает на верховного жреца этого.

– Какого жреца? – опустил одну бровь Эрик.

– Ну, по бумагам который! Седовласый кошатник. Блин блинский… Как его… Старший советник, ёж-поварёш! – вплеснула руками его сестра.

– А, верховный канцлер? – уточнил солдат.

– Он, типа, да, – кивнула гостья. – Мы работаем на него как бы сейчас. Только не официально. Жалования шпионки мне не видать, походу… Я же сказала, что он нас к баронессе послал.

– Нет, не говорила, – напомнил Эрик. – Сказала, просто направились к ней.

– А! Ой! Ну, тут столько событий! Я не все точно прям подробно рассказывала… – вздохнула Ассоль.

– А куда торопишься-то? – хмыкнул солдат.

– Папу спасать! – со злости топнула девушка ему по ноге, но не сильно, пытаясь получше привести в чувство.

– Может, всё же в кадеты запишешься? Опасная компания, опасное расследование, какие-то существа с головами жуков… Слушай, отец на каторге, ты у меня одна, – обнял её брат покрепче.

– И нам надо его спасти! – напомнила стиснутая его крепкими руками сестрица.

– Ладно, будь по-твоему. Но веди себя хорошо, – строго взглянул в её малиновые глаза Эрик. – А то как дам больно по заднице! – в шутку замахнулся он. – Разделимся, как я говорил. Разузнаю всё тут, пока ты до дома с этими типами выдвигаешься. Будь осторожна. И не доверяй тем, кто не заслуживает доверия. Давай, ушки на макушке, – приставил парень ладони к голове на манер звериный ушей, чуть пошевелив ими.

– Эрик, я не маленькая уже, – рассмеялась Ассоль, вспоминая, как тот в детстве её веселил.

– Возвращайся скорее. Я заранее подготовлю прошение, схожу разузнаю, как всё это делается, если новые улики обнаружились. А ты их давай привози, раз с вами гномка-чародейка теперь из самой Академии. Слушай, а цыганка твоя симпатичная? – заинтересованно произнёс офицер.

– Она из расы людей-кошек, глухой. Это ты тут как тетерев, а не Верн, – покосилась девушка на лысого парня с гантелей. – Дай ему тоже эликсира, что я принесла, хлебнуть, пусть в себя хоть придёт или руку сменит… И она ещё замужем. Только, вроде, свалила от мужа и тихой жизни попутешествовать, – добавила она ещё немного про Шанти.

– Короче, вот тебе жетон стражника, – протянул Эрик. – Если твой бард, или пьяница тот дебош устроит, или цыганку поймают на воровстве, скажешь, что ты их уже арестовала и сопровождаешь куда-то. Найдёшь, какой лапши навешать, ты это всегда была мастерица.

– Эй! – обиделась девушка.

– А что? Кто жердь сломал, раскачиваясь? Гвозди криво забил? Кадка почему треснула? Я всё помню, что ты на меня свалила. Целый список могу зачитать, за что влетало от матери, пока ты выныривала сухой из воды. Не сестрица, а выдра. Жаль, отец тебя оборачиваться не научил, – криво усмехнулся солдат.

– Не хочу я! – с возмущением отпрянула, отгородившись руками, Ассоль. – Очнуться потом голой на траве…

– Это смотря ещё на какой траве… – закатил глаза Эрик. – Так, слушай! – схватил он гостью за плечи. – И пыльцу фей не вздумай ни у кого брать! На неё многих тут подсадили. Даже стражников некоторых. Дурь только голову засоряет под видом исполнения желаний!

– Угу… – нехотя кивнула девушка. – Эрик, я не маленькая, – извернулась она, вырываясь из хватки.

– Вот и задание у тебя серьёзное: найти что-то, оправдывающее папу, – продолжал пристально глядеть на сестру зеленовласый офицер.

– И поискать того, кому это выгодно, – заодно кивнула Ассоль.

– Смекалистая. Это тебе всегда помогало хитрить, – взъерошил парень пальцами её волосы. – Метнёшься домой и назад. В пути не задерживайся, в авантюры не ввязывайся, – настаивал он.

– Ага, кабанчиком… – словами Аргона ответила гостья.

– Отец кабаном обернуться мог… Слушай, а он сопротивлялся хоть? Чары блокировали эти выскочки, но он же когтями, зубами мог… – обильно жестикулировал Эрик, изображая какое-то неведомое дикое зверьё.

– Нет, он не бился с ними. Пытался защиту поставить только, чтобы я улизнуть через погреб успела. А потом их впустил, – ответила девушка.

– Так сдался? На него не похоже… – заметил, опустив глаза, Эрик. – Ладно, ёж-макарёш, будем смотреть, что можно сделать. Спасибо, что приехала рассказать! Прости, что сразу помочь не смог…

– Ну, ты не знал, чем вас тут опаивают. Не лучше той звёздной пыли уж явно, – хмыкнула Ассоль.

– Пыльцы фей, – поправил солдат. – Но я не думаю, что феи с ней связаны. Это какой-то там «розовый сахар», который получают алхимики. У тебя там знакомые в лаборатории есть, как ты сказала, там тебе всё получше расскажут. Её принимают совсем отчаявшиеся люди, кому грёзы приятней реальности. Забытые, потерянные, одинокие. А те, кто не такой, такими становятся! Жены уходят, друзья от них отрекаются, кому нужны полоумные такие? Да, Верн? – повернулся он к мускулистому товарищу. – Ве-е-ерн? Вот он брата стаскивал с этой дури, короче. И второго брата. Их там много в семье, и все по примеру отца волосы сбривают. Кудри их бесят, видите ли… Я вот не прочь, если б у меня вились в кудри, – запустил он пальцы в свои зелёные волосы.

– А ты во дворце, значит, служишь теперь? – уточнила девушка.

– Перевели туда, ага. Императрица здесь горячая штучка, – усмехнулся парнишка.

– Эрик! Прекрати… Видела я её, когда в прошлый раз приходила. Помнишь, ты мне всё время говорил быть серьёзнее? – с укором поглядела на брата Ассоль.

– Было дело, – кивнул тот.

– Вот тебе бы тоже не помешало, – нахмурилась его сестрица. – Пойду я папу спасать, – потянувшись вперёд, чмокнула его Ассоль в щёку, почти что в висок, и вздохнула. – Сам себя береги. Я после твоего зомбирования, когда ты меня не узнавал и сам чуть в темницу не сдал, за тебя боюсь явно больше, чем ты за меня.

– Нет, я, – не согласился Эрик.

– Нет, я! – притопнула его сестрица.

– Свинья, – посмеялся лишь зеленовласый офицер. – Возьми вот ещё денег в дорогу.

– Спасибо, – при всей неловкости всё же взяла гостья.

– Ассоль… – проговорил Эрик.

– Да, братик? – подняла глаза девушка.

– Ну… Береги себя… И ты там… если в пути встретишь девчонок красивых, расскажи хоть, что у тебя старший брат удалец-молодец, в страже столичной служит, – красовался парень своими мускулами, согнув правую руку.

– Прекраща-а-а-ай! – набросилась Ассоль на него, хлопая ладошками по мундиру.

Вернулась в алхимическую девушка последней из всей компании. И рыжий немолодой усач Бернхард, и цыганка Шанти в новеньком многоцветном платье, и златовласый аристократ Вильгельм де ла Конте в вычурном бело-зелёном наряде с запонками в виде рогатых оленьих голов уже были здесь. Даже гномка Лилу в ярко-красном платьице и держащий ворох стрел в руке да что-то рассказывающим всем цверг Аргон уже были здесь.

Не хватало только главы алхимиков Мордреда Финча. Его и с утра компания не застала, и днём главный алхимик не объявился. Все всерьёз взволновались. Лишь Росми предположила, что у него могут быть какие-то дела или важное заседание. Могли куда-то экстренно вызвать. Он в конце концов представляет ложу учёных от лица механиков и зельеваров. Представитель влиятельного знатного рода, так что всегда «хлопот полон рот», как выразилась юная лаборантка в толстых очках. Она же по просьбе Шанти вновь дала гостям книгу о зловещих знамениях.

– Вот сударыня-чародейка! – заметил зеленовласую девушку цверг и помахал рукой.

– Ну, хоть не «Ася» и не «мелюзга», – чуть улыбнулась Ассоль.

– Хей-хей! Наконец-то все в сборе! – звонко и помпезно обрадовался анимаг, белоснежной улыбкой приветствуя свою ученицу. – В путь! Скорее в путь! У меня от господина Берглунда задание: продолжить расследование деятельности Хепри. Стало быть, разыщем этих безликих!

– Смотри, какую гитару купил! – похвастался Аргон. – Называется «идеальная женщина»! Вот тут как бы широкие «бёдра» и узкая «талия», – демонстрировал он свой новый музыкальный инструмент. – И струн на лютне раньше было четыре, а тут их аж семь! Счастливое число, между прочим! Правильно я говорю? – оглядывал гном остальных.

– С теми-то не мог управиться, ни одной ноты выучить… – проворчал экс-капитан и глотнул чего-то из фляги. – Тут уже или одно, или другое: либо возьмёшь у кого-то уроки пения и игры на струнных, либо же что ни покупай, а толку ноль, если не слуха ни голоса…

– Вот такая невезуха: нет ни голоса, ни слуха… – криво пропел и посмеялся цверг, поглаживая лакированную гитару. – Нет, ну вы глядите, какая гитара! А!

– Лучшая по версии барона Бернхарда Арне фон Штрауцферберга Третьего? – усмехнулся усач.

– Семиструнная! – радовался гном. – По струне на каждое чувство! Осязание, обоняние, слух, вкус, зрение, что там ещё? Женская интуиция! – перечислял он. – И женская логика! Ха-ха-ха!

– Душечка, а ты чего одна? А где брат? Зелье не подействовало? Что-то опять не так? – обеспокоенно зашагала Шанти к Ассоль.

– Нет, он пришёл в себя, – помотала та головой. – Будет другими путями нам помогать. А мне надо гномочку отвести к месту ритуала, искать подтверждения, что папа ни в чём не виновен, – сообщила она.

– Я вот руническую гравировку на наконечники стрел нанёс! – хвастался гном. – Ты ж сказал: кузнецы без работы сидят, – повернулся он к Бернхарду. – Я и пошёл, пока можно без очереди протиснуться.

– Да ты у нас уж куда угодно протиснешься, – ухмыльнулась Шанти, оглянувшись на низкорослика. – Ни дать, ни взять.

– Цверги, между прочим, самый компактный народ Иггдрасиля! Век пива не видать! Маленькие да удаленькие! – заявил гном.

– Да! – с гордостью поддержала его Лилу. – А я – норд. Из Черногорья. Из рода великих медоваров! Мы собираем мёд диких пчёл в густых лесах вниз по склонам…

– Вот медовуха – это хорошо, ничего не сказать, одобряю, – отхлебнул Бернхард снова из фляги.

– Всюду защитные руны нанёс! Особые, чёткие, выверенные! – продолжал демонстрировать стрелы Аргон. – На наконечники, на древко, даже на сковороду! Осталось только намолить хорошенько. Зарядить энергией.

– Ага, – саркастично хмыкнул Вильгельм. – И оперение стрелам сделать из перьев феникса или синей птицы удачи.

– Зачем же так пафосно, сгодятся и перья гарпии, – усмехнулся гном.

– Примадонна! – передразнивал его же словами низкорослика анимаг.

– Заодно по пути специй набрал! Кто ж вам готовить-то будет в пути? А то опять какую-нибудь индейку без тимьянчика есть удумаете, прости, Вотан, их грешные души! – сложил руки и склонил голову гном в молитвенном жесте. – Есть надо в удовольствие и вкусно, а не просто живот набить, чтобы двигаться, или обжираться так, чтоб уже не двигаться, – посмеялся он.

– Тут уж либо одно, либо другое, братец, – усмехнулся и Бернхард.

– Давайте-ка ещё раз пройдёмся по списку, – положив на стол перед всеми книгу с преисполненными символизма и разных возможных трактовок рисунками, перелистывала её Шанти. – Первое: солнце и луна вместе при свете дня ждут конца света. Второе: море поднимается над горами. Это мы видели после взрыва в шахте и обвала холма. К чему стоит присмотреться дальше? Третье знамение: море пересыхает, – указывала цыганка пальцем на изображения останков рыб, китов и плезиозавров средь песка.

– Ишь ты! Опять зимой к морю поедем? А дальше там что? – любопытствовал гном.

– Знамение четвёртое, – перелистнула женщина-кошка страницу. – Горы сражаются друг с другом. Знамение пятое: мёртвые восстают из могил. Знамение шестое: звёзды падают с неба. И знамение седьмое: огонь в небесах, на земле и в воде – Апокалипсис.

– Не обнадёживает, когда два из семи уже есть, – отметил Вильгельм.

– Не кипятись, златовласка, – взяв в зубы самокрутку, зашарил Бернхард по карманам бурой жилетки в поисках огнива. – Волну над холмом видели только мы. Ну, может, издали, глянув в сторону грохота, жители Нерта. Знамения такого масштаба не должны быть глобальны?

– Морей не так много. Северное, например, не граничит с Империей вовсе, – подметила Шанти.

– Плавали, знаем, – хмыкнул Берн. – Дальше что?

– Дальше – вести о случившемся в Нерте пойдут слухами по всем городам. Среди бедняков, среди знати… – отвечала цыганка. – Была я в весьма религиозном городе Зальде, так там тоже вечно на проповедях упоминали какие-то знамения. Я, правда, не вслушивалась. Моими вот предсказаниями совсем там не заинтересованы были, едва не выгнали из города! Безобразие! – фыркнула она, тряхнув головой, дабы не лезли неприятные воспоминания.

– Ещё брат сказал, тайком разузнает про темницу и безликих, – сообщила Ассоль, поглядев на Бернхарда.

– Поошивались мы там со златовлаской сегодня, – кивнул тот на Вильгельма. – Место тихое, не похожее на обычную темницу. И обед только для надзирателей да для персонала. Странное дело. Не то морят голодом заключённых, не то никого не содержат.

– Я проник внутрь, и все камеры оказались пусты. Надсмотрщики лишь в костяшки да шашки играют, карты раскладывают, смешные байки травят… – доложил анимаг.

– Или заключённых травят… Кого не казнили, видать, отправляют на каторгу, – пожал Берн плечами. – То ли мы уже кого-то вспугнули, то ли что…

– Только какая каторга, если все рудники закрывают, – напомнила Ассоль. – Волнуюсь за папу ещё сильнее!

– Тем более надо наведаться на каменоломню, – сурово и задумчиво произнёс рыжий усач.

– Но сперва в Белунг надо! – настойчиво проговорила зеленовласая чародейка.

– Есть только одна небольшая проблема, – опустив голову, произнёс Берн, взглянул на Вильгельма и снова опустил глаза.

– Что ещё? – переводила взор малиновых глаз дочка друида с экс-капитана на анимага и обратно.

– Когда шли сюда, как раз от данжеона, он ж на окраине, – сообщил усач, вновь бросив взор на анимага, – видели, как въезжает один знатный пузатый лорд, ненароком обронив свою шляпу…

– Сигнал… – вспомнила Ассоль о подслушанном в подворотне разговоре.

– И теперь, господа, всем нам надо решить, – громко и пафосно заявил Вильгельм, – будем мы спасать таскарца от покушения или нет?

В таверне

Разойдясь по комнатам, все складывали вещи на случай скорого отъезда. Кроме Лилу, у гномки всё уже было с собой для похода, так что она просто изучала книжки на стеллаже внизу. Тем не менее, грузить всё в телегу и нанимать лошадей пока не торопились. Решено было сперва всё-таки помочь иноземному гостю, хотя бы предупредить его о возможном нападении, а заодно побеседовать и попытаться понять, чем же и кому именно он мог насолить.

– Если можешь помочь, то не стоит отворачиваться и закрывать глаза, – заявлял гном.

– Много ты милостыни раздаёшь нищим, я погляжу, – только фыркнула на эти его слова Шанти. – Гном и есть гном. Ни дать, ни взять.

– Помогаю по мере возможностей, – отвернулся, задрав нос от обиды, Аргон. – Цверги, между прочим, самый щедрый народ в Иггдрасиле! Просто денег нет лишних, всё на стрелы и гравировку ушло.

– Вечно у вас чуть что – денег нет, – закатила глаза цыганка.

Доложить о своих планах старшему алхимику у компании не получилось. Он всё никак не появлялся. Они даже поспрашивали у лаборантов, занятых своими склянками и горелками, но никто из них Финча не видел. А ещё молодой паренёк один на работу не вышел, так что, разделив его обязанности и поручения, остальные сотрудники были заняты и не очень-то разговорчивы.

Путешественники даже заглянули в стеклодувный цех, где сейчас не кипела работа, за исключением заточки некоторых инструментов, вращаемым шершавым диском. С пронзительным скрежетом тот тёрся сейчас об металл, высекая искры, приводимый в движение ногами одного крепыша.

– Гляди-ка! Весы для мешков! Огроменные! – заметил цверг один механизм и, схватив Вильгельма за руку, сразу повёл его туда. – Ну-ка выясним, сударь, раз и навсегда, кто из нас тяжелее.

Остальным пришлось ждать, пока оба они взвесятся. Берн ворчал, что они словно дети малые. Ассоль прикусила губу, Шанти хлопнула себя по лицу, а вот Лилу наблюдала за процессом с интересом и удовольствием. Тяжелее оказался Аргон, так что светловолосый аристократ к своим возвращался с победной улыбкой.

– Да у тебя просто вес неправильно распределён! Это ещё ничего не доказывает! – возмущался, семеня ножкам и брызжа слюной, догоняя его Аргон. – Вытянутый, давишь ногами всего-ничего!

– Не всем же быть в форме картофелины, любезный, – усмехнулся Вильгельм.

– Всё в природе стремится всегда к идеалу! – заявил гном. – К форме шара!

– Не шумите, – пробасил лаборант, которому поручено было затачивать инструменты. – Чего вы устроили? Вот самородок, – показал он похожий на камень кусок железной руды, – а вот из него заготовка, – вытянул он в другой руке блестящий цилиндр – болванку для будущей балки или даже трубки. – И весят они одинаково, форма значения не имеет, – подвигал крепыш руками, опуская и поднимая ладони относительно друг друга, как бы изображая чаши весов, приведённые, по итогу, в равновесие.

– Нет уж, сударь! – фыркнул, нахмурившись, цверг. – Мы, горные гномы, в проплавке хорошо разбираемся! Руду сперва необходимо очистить от примесей. Затем при плавлении часть испаряется, а после придания формы – остаётся внутри неё, каплями по бокам, по краям. Тонкий слой, но всё это в совокупности ведёт к потере веса!

– Жила рядом с нами соседка Клавдия, каждый божий день причитающая, как же ей сбросить вес… – проговорила Шанти. – Сама пышечка такая, кость широкая, щёки румяные. Ни дать, ни взять.

– Моя глухая тётушка Семальзепаф, тоже мастер по зельеварению, тоже вечно жаловалась, что дядюшке Борису, её мужу, великому пасечнику нашей династии Галар, неплохо бы похудеть, а то его от мёда «весьма разнесло».

– Опух весь? Может, у него аллергия? – взволнованно произнесла цыганка.

– Кто его знает, навестим как-нибудь, когда окажемся в Черногорье! – заявила малышка.

– Если окажемся… – поправил Вильгельм. – Не очень-то мне хотелось бы наведываться в копи северных гномов, – брезгливо проговорил он, покидая цех.

Выйдя на улицу, компания на мгновение остановилась, вглядываясь вдаль улиц и вдыхая морозный воздух. Снегопада не было, но всё явно к этому шло. Просто небо сегодня оказалось чистым и безоблачным. Глядя ввысь, щурясь от солнца, Лилу, запустив пальцы в рот, пронзительно свистнула, подзывая закружившуюся над ними виверну

– Так куда мы теперь? Чабсдер, кроме меня, максимум кого-то одного повезти на спине сможет, – заявила гномочка. – Кого-то ещё можно в лапках тащить, в принципе…

– Так в лапках тащить или в принципе? – с усмешкой уточнял Аргон.

– Братик-гном, как проректор наш, вечно к словам цепляется! – надула щёчки Лилу.

– Мы пока не покидаем столицу, – положил ладонь ей на плечо анимаг. – Нужно в самый элитный трактир заскочить, – сообщил он оглянувшейся выпускнице академии.

– Тогда это к центру, – заявила та, зашагав вперёд от алхимической башни.

Колокола в храмах пробили полдень. Это, в первую очередь, местным жителям служило сигналом перерыва в работе, закрытия лавок на обеденный перерыв. А работникам таверн и трактиров, особенно поварам на кухне, сообщало, что сейчас к ним нагрянет очень много посетителей и с заготовками требуется уже не то что поторапливаться, а перепроверить и пересчитать всё: на сколько порций есть супа, сколько салатов можно собрать из свежих ингредиентов и всё в таком духе.

Потому улицы на какое-то время стали вдруг переполнены от вышедших горожан, а затем столь же внезапно и опустели, оставив путников блуждать по пустым мостовым Селестии, словно по городу-призраку. Но тишину всё же то и дело нарушали слышимые из окон домов и заведений голоса, а иногда даже музыка бардов.

– Так, а где гном снова запропастился?! – заслышав переборы струн вокруг, оглянулась Шанти на низкорослика, но не обнаружила того в их шагавшей компании.

– Ёж-поварёш, здесь же был, с гномочкой спорил… И опять подевался куда-то… – прикусила губу Ассоль, поглядывая по сторонам.

– Неужели держаться нас не судьба?! – негодовала женщина кошка, сильно нахмурившись. – Юркий какой, А! Ни дать, ни взять.

– Зная этих гномов, небось, уже пьёт горькую где-нибудь, вон, в ягодном пабе, – кивнул Вильгельм в сторону яркой вывески справа. – Или в таверне «Погребок», – прошёлся он взглядом по ближайшим постройкам и нашёл ещё одну вывеску с изображением в этот раз бутыли вина.

– Бабушка Хильд всегда говорит дедушке Сигизмунду, что «зелёный змей» его до добра не доведёт, – сообщила Лилу.

– Ох, господа, ладно уж, идём искать этого невоспитанного гнома. Даже не сообщает, что отошёл, – покачал Вильгельм головой. – Вы, барон, в одно заведение, – глянул он на Бернхарда, – я – в другое…

– Да погоди ты по пивным шастать, идём туда, – указал рыжий усач совсем на другую вывеску вдаль.

– Туда? Там же какая-то обувная мастерская… «Кошки в сапожках», – чуть сощурив и без того мечтательно полуприкрытый взор своих ясно-голубых глаз, прочёл аристократ-анимаг.

– Ага, обувная… – фыркнул Берн. – Где на продавщицах из одежды одни сапоги. Бордель это, увеселительное заведение с раздевающимися танцовщицами да с койками на втором этаже. Я, в отличие от тебя, в Селестии никогда не бывал, и то соображаю, что к чему… – направился он в сторону бурого высокого здания с красивым балконом на втором этаже и ровной двускатной крышей над ним.

– В Аргусе такое же заведение видела, – припомнила Шанти. – Кажется, у кого-то их целая сеть раскинута по всем имперским городам… Какое ж название мерзкое!

Она и остальные остались ждать снаружи, уже вскоре узрев, как и Берн, и немного зардевшийся анимаг возвращаются на улицу. А их догонял, держа в руках курточку и спешно застёгивая пуговицы рубашки под горлом, Аргон, ворча вслед мужчинам, какие, мол, они негодяи: вытаскивать его из постели, когда он уже трёх девиц оплатил и комнату на пару часов.

– Что вам покоя-то нет, что я по девушкам шастаю! – возмущался цверг. – Ленивцы окаянные!

– Может, «ревнивцы»? – уточнила у него Шанти.

– Нет уж, ленивцы! Не ленились бы, тоже бы там девиц охмурили себе и не мешали жить! – заявил музыкант.

– Если уж мы договорились действовать заодно, надо держаться вместе, – напомнила ему цыганка.

– Во-первых, ничего мы не договаривались, правильно я говорю? – покосился цверг на Бернхарда. – Во-вторых, вы собрались искать таскарца, с которым у меня была сделка за продажу книг! А вы меня тогда из города вытащили, как сейчас из борделя! Я вам мешок, что ли, таскать меня туда-сюда вечно? Вы б видели тех красоток! Одна рыжая, зеленоглазая, другая – блондинка с пышной грудью… – вздыхал Аргон.

– У нас не особо-то время есть, чтобы он книги продавал… – пробубнила Ассоль.

– Да его отпустишь торговать – он снова в бордель! – посмеялась Шанти. – Ни дать, ни взять. Глаз да глаз за ним нужен. Луна покинула знак Мантикоры, но вошла в знак Кентавра. А что это значит? Стремительное непостоянство, вечно в движении, ворох событий, который накатывается кубарем на всех с первым месяцем зимы. Начиная от уборки снега, который пока не выпал, – заметила она, подняв глаза к небу, – заканчивая прочими хлопотами.

– Бегали у нас где-то в предгорье кентавры-переселенцы, – хмыкнул Аргон. – Кобольдов шпыняли, молились своему Кернунну, деревянных идолищ мастерили, да всех их Тор молниями с небес поразил, сжёг и лесок, и хижины, пепел один от кентавров остался… Но мы за них складно молились!

– Лучше б тушить помогли пожар, – с укором произнесла цыганка.

– Ага, ты в ту грозу, хвост поджав, сама бы забилась под лавку и носу на улицу б не высунула. Просто строить из камня надобно, а не из дерева! – задрал кверху палец гном. – Берегите природу, мать вашу! В наш монастырь молния сколько б ни била, ему хоть бы что. Ну, почернел где-то выступ на башне, ну черепица потрескаться могла кое-где, да спешно её из глины лепили да заменяли. У нас такие верхолазы были! Обвешались тросами, взяли «кошки»… – имел он в виду некие цепкие приспособления для подъёма по скалам или вот по высоким каменным строениям.

– Кошки?! Ты кого это здесь кошкой назвал! – зашипела, ринувшись к нему, Шанти.

– Эй-ей-ей, кисонька! – отпрыгнул тот. – Нечего гномов из барделей вытаскивать, о помощи никто не просил. Моё законное лево, между прочим! Век пива не видать! – недовольно заявил Аргон.

– Чего? – скривила кошачьи губы цыганка.

– Право на «лево», – уточнил гном.

– На «лево» ходят, когда есть постоянная пассия, – фыркнула женщина-кошка.

– Ну, так у меня б каждая была «постоянная», если б не душа барда, несущая к приключениям, и не вы, непоседы, коим на месте никогда не сидится. Вот и путешествуем! – ответил Аргон.

– Бабник есть бабник, – закатила цыганка глаза. – Ладно стелешь, ублажаешь, а после ночи – поминай, как знаешь. Охмуряешь красавиц сладкими фразочками, ух и хитрюга!

– А может, ей и не нужны никакие отношения! Каждой из них! Особенно девицам из борделя уж точно! – насупился гном, сложив на груди руки. – Главное, всем хорошо! Было… пока эти двое из дворца, одинаковы с торца не появились… – бросил он недовольный взгляд на анимага и усача. – Сами-то что? Не женаты, вот и завидуют. Тоже не прочь поразвлечься, да не знают, как к красавице подойти. Напишу вот песню про вас… будете знать! – достал он гитару из-за спины, подёргивая струны. – Наш Бернхард бабник, и Вилли бабник, и цверг наш тоже бабник хоть куда…

– Помню, как-то муж заявил мне: «Ты самая ревнивая из всех, кого я знаю!», – сощурилась Шанти. – Вот так и знала же, что он, кроме меня, ещё там знает всяких да разных!

До центра города так и шли в спорах да разговорах. Кто-то больше молчал, а кому-то всегда было что сказать. Ассоль и Вильгельм больше размышляли над дальнейшими действиями. И если для девушки всё было очевидно: заручившись поддержкой гномочки-чародейки, выдвинуться домой, то ход дальнейшего расследования для анимага пока оставался туманным, перемежаясь различными рисковыми вариациями. Рисковыми потому, что каждая из ниточек могла никуда не привести и ничего толком не дать.

Склад был подорван, что большой плюс. За это Вильгельму, помимо похвалы, пообещали медаль, но нужны были новые доказательства злого умысла против Империи. Одним из вариантов было вернуться в Нерт в усадьбу Шорье, куда поставляют товары. Но там ящики отныне лежать могут вечно после прекращения работы на руднике. Злоумышленников это всё теперь явно вспугнёт, и за этой поставкой те, скорее всего, просто не явятся. Как бы вообще не затаились и не залегли на дно, прекратив на время всю свою деятельность после случившегося… Тогда все нынешние поиски, скорее всего, будут напрасны.

Другим вариантом было вернуться к слежке за данжеоном, куда они с Берном уже дважды ходили. Но и там всё опустело. Камеры, в одну из которых залез как-то безликий, встав в молитвенную позу, теперь не содержали в себе никого. Усач решил, что их могли вывезти на другие рудники, в том числе и на каменоломню, куда отправляют каторжников. Именно это обстоятельство всё ещё удерживало Вильгельма в компании Ассоль и всех остальных.

Вот только девушка после встречи с братом рвалась не к отцу, а, в первую очередь, на место его последнего ритуала. Тратить на это путешествие время анимагу не сильно хотелось, но вежливость и воспитание брали верх, так что он не поторапливал своих спутников, а проявлял сколь мог своё терпение. Но переживал, что перед отправкой в дорогу теперь они собрались ещё и таскарца предупредить о готовящемся покушении и потенциальной охоте за его головой. Это всё тоже могло вылиться в трату драгоценного времени. Но спасение чужой жизни всё же было довольно весомым аргументом, чтобы решению большинства аристократ не противился.

Наконец они дошагали до самого крупного из столичных трактиров – «Царские палаты». Убранство и вправду здесь было роскошным. По большей части, на самом деле всё представляло собой имитацию: крашеные гранёные стекляшки вместо самоцветов в колоннах из белого мрамора, дешёвая позолота в барельефах стен и объёмных узоров окон. Сочетание светлых тонов делали пространство будто бы больше. Заведение изнутри выглядело просторнее, чем казалось снаружи. Иллюзия достигалась благодаря игре света и отражающим поверхностям, а также грамотно подобранной гамме.

Было и вправду ощущение обеденного зала эдакого дворца. Особенно для тех, кто там никогда не бывал и мог себе лишь навоображать нечто такое. Блестел здесь даже отполированный пол. Ассоль отметила, что шагает по крупным и гладким плитам, в которых можно рассматривать красочные фрески и узорчатые капители колонн со сверкающими позолотой завитками-валютами, декорированным эхином со сложным и симметричным узором, переходящим прямо на орнаменты потолка вокруг красочных изображений. А те собой представляли созвездия: мантикора, минотавр, василиск и все прочие, занимавшие рисованное небесное пространство над головами посетителей.

Внутри оказалось довольно-таки многолюдно. Простые посетители теснились вдоль периметра, сидели по краям у стены, обедая, выпивая, обсуждая что-то своё. Ближе к центру на каких-то столах стопками были сложены книги, за другими, развернув все стулья в сторону гостя, сидели хозяева лавок и представители знати, слушая то, что смуглый господин им рассказывал.

Позади него виднелись вооружённые таскарцы – то ли свита, то ли охрана, но заняты больше они были разговорами меж собой и лишь редко поглядывали на визиря в роскошном, вышитом каменьями, наряде. Справа и слева от компании вошедших тоже травили байки своим друзьям разные мужики.

– Она ему: может, вы вежливо отвернётесь? А он ей в ответ: нет, я, пожалуй, вежливо посмотрю, – расхохотался один усач, подняв кружку кваса под гогот своих приятелей.

– Вспомнилось, как мне племянник тоже случай рассказывал, – поддержал немолодой и черноволосый крепыш за тем столиком. – Вышел он в море с дедом своим и его приятелем. С приятелем деда, а не приятелем племянника, – пояснил он. – Закинули, значится, они сети…

Одиноко сидящая за столиком следом молодая монахиня с нежными чертами лица лишь вздыхала от громкого мужского гогота, шума, бахвальства и оглядывалась назад в поисках каких-нибудь свободных мест поодаль. Таковых не имелось. Ни единого пустого стола. Так что она смиренно пила свой ароматный горячий шоколад, двумя ладошками аккуратно прикасаясь к высокой глиняной пиале, расписанной в густой цветочный узор с пейзажем церкви и мельницы с противоположных сторон.

Вслушиваться в беседы вокруг у компании путешественников большого желания не было. Может, Берн и Вильгельм, конечно, хотели быть в курсе всех слухов, да и Шанти, навострившая ушки на макушке, обладала слухом феноменальным, но вот Ассоль скорее глазами выискивала меню, чтобы узнать, почём же печёная картошка в столь элитном заведении.

– Приветствую моих старых знакомых, – заметил в манерном поклоне таскарец с бородкой-трубочкой подходящую к нему компанию. – Господа, о наших пирамидах и зиккуратах я поведаю вам чуть позднее, – обратился он к своим собеседникам.

Окружавшая его знать потеснилась, возвращаясь к своим столам и расходясь небольшими компаниями, как бы пропуская завиденный отряд путников поближе к гостю столицы. Некоторые броши рассевшихся господ походили на фамильные гербы знатных родов, о которых на привале как-то рассказывал анимаг, другие представляли менее влиятельные, но тоже активно участвующие в жизни города семьи.

– Господин визирь! Всё сдабриваете местную кухню приправами? – замахал рукой и улыбнулся Аргон.

– Ирфан ибн Махран бен амади Эскер, если вдруг запамятовали, – с ответной улыбкой напомнил черноволосый смуглый господин. – О светоносный Гор, как же я рад видеть вас вновь!

– Ещё один фон-барон триста шестьдесят девятый… – фыркнула Ассоль.

– Фон Штрауцферберг Третий, – поправил Бернхард.

– Ага, как же, – закатила та глаза, припоминая разговор с Королевой Воров.

– На самом деле всё довольно просто. «Ибн» означает «сын», то есть, моего отца звали Махран и я наследую часть его имени в своём, – пояснил таскарец. – «Бен», по сути, почти то же самое: наследник, потомок, а «амади» значит «род». Иными словами: Ирфан, сын Махрана, потомок рода Эксеров, ну или просто «из рода Эскеров», если ещё понятнее. Гномы ведь представляются также? – поглядел он Аргона.

– Да! – радостно воскликнула вместо цверга малышка. – Я Лилу из рода Галар! Великих медоваров! Младшая дочь чародейки Лулу, дочери Хильд, дочери Лиод, дочери Брунгильды-валькирии…

– Валькирии в гномьем роду? Интересно… – погладил свой подборок Ирфан. – Что это за юная леди? – пристальнее взглянул на неё визирь с любопытством. – В прошлый раз её с вами не было. Неужто и вправду гномочка? Людей в семье точно не встречалось?

– Выпускница Академии Магов, – представил Вильгельм. – Толковая чародейка.

– Ещё сотни лет ей не стукнуло, уже – выпускница! – проворчал Аргон.

– Весной вот закончила обучение! – весело воскликнула Лилу, сотворив с кончиков пальцев роскошный фейерверк над столом.

Среди броских и мерцающих красок змеями вились и переливались причудливые фигуры, то осыпаясь блёстками, то хлопком взрываясь букетом новых, сменявших друг друга оттенков. Зрелище было кратким, но поистине завораживающим. Ассоль в улыбке широко раскрыла рот, любуясь представлением. Опешивший от грохота цверг плюхнулся на задницу, так что книги со столика попадали друг на друга, высокой стопкой улёгшись на его руках.

– Ещё и чародейка? – произнёс визирь, когда буйство красок утихло. – Это интересно. А кем были твои родители? Я всегда считал, что самые сильные маги получаются, когда оба родителя знали толк в колдовстве.

– Вот уж нет уж, – хмыкнула Ассоль. – У меня и мать, и отец владели неплохо магией, а у меня одни бабочки получаются… Блин блинский…

– Что ж, это тоже тема для весьма любопытного исследования. Но, думаю, тебе лишь ещё предстоит раскрыть свой потенциал, – погладил Эскер свой подбородок. – Иногда он пробуждается в ситуации стресса. Нападение дикого зверя или падение с высоты…

– Спасибо, прыгать со скалы, чтобы убедиться в бесполезности дара, мне как-то не хочется. Есть занятия поважнее сейчас, – подметила зеленовласая девушка.

– Самоубийство – грешно! – поднялся на ноги гном.

– Гномы долго представляются, но обычно меня зовут просто Лилу, – улыбалась малышка.

– Вот и меня зовите меня просто Ирфан Эскер для краткости, как у вас здесь, в Империи, принято, – кивнул визирь. – А вы таки вспомнили про наш уговор и вернулись за книгами? – обратился он к Аргону.

– Книги-книги… – поглядел цверг на сложенные стопки. – Визирь Эскер сам так ничего и не втюхал никому, как я погляжу… Век пива не видать!

– Я ведь вам уже говорил, что я не торговец, а, в первую очередь, исследователь. Изучаю местную кухню, чтобы внести в неё колорит таскарских специй и сухофруктов. Ну, и просто люблю поесть, о прости, Себек, мне обжорство. Ах! Это, должно быть, благословение самой Изиды на нас снизошло, что мы встретились вновь, о неграненые алмазы моей чёрной души! – улыбался визирь.

– А можно, пожалуйста, поменьше пафоса и театральности? – фыркнула Ассоль. – Вас вот хотят убить, а вы столько внимания к себе привлекаете!

– Как же иначе? Внимание – моя страсть! Моя цель – продать книги! Ну, и вкусно поесть в имперских трактирах, – расплылся Эскер в широкой улыбке. – А что вы имеете в виду под словом «убить»? – озадаченно покосился он на дочку друида.

– Да то самое! – насупившись, фыркнула та. – Мы здесь за этим! Предупредить вас о готовящемся покушении! Не скажешь особо по вам, что поесть любите, – оценила взглядом зеленовласая девчонка его худощавое телосложение.

– Изнурительные путешествия сказываются, – лишь кривовато усмехнулся тот. – Некогда лежать и набивать пузико, знаете ли. За исследованиями совсем обо всём забываешь!

– Пузико, хи-хи-хи-хи – рассмеялась Лилу.

– Вот вам ещё тема для исследований, – произнесла вдруг проходящая мимо белокурая монахиня на вид лет восемнадцати-двадцати, относившая свою пустую тарелку с пиалой поверх, чтобы не утруждать и без того слишком занятых от такого наплыва клиентов официанток. – Случайно подслушала ваш разговор, – призналась она, очень нежно картавя каждую «р». – Смотрю, вы к нам из Таскарии, а я никогда не была на землях эмиров. У вас ведь там столько храмов древних, не так ли?

Взор её тёмных, бордово-карих глаз из-под слегка изогнутых уголком бровей казался серьёзным. Угловатые алые губы ярко выделялись на нежном красивом личике с аккуратным носиком и маленьким подбородком. Длиннющие светлые, платинового оттенка и темнеющие к корням пряди были уложены на прямой пробор, спадая практически до уровня груди.

– Всё так, я и вправду оттуда, о свет очей моих, – кивнул смуглый мужчина, даже не обернувшись, протирая свои пальцы салфеткой.

– Расскажите вот, как считают в Таскарии, являются ли боги самостоятельными сущностями или они всё же разделённая на разные силы энергия единого Творца? – повела монахиня правой бровью в несдерживаемом любопытстве.

– Мы в Таскарии предпочитаем славить богов, а не задумываться над их естеством, – ответил визирь, оглядывая блюда на своём столе. – Жрецы уверяют, что божественная природа сама по себе для смертных непостижима. Отсюда я делаю вывод, что вместо философии и медитации в попытках познать нечто высшее нужно коротать время за земными мирскими делами: изготавливать лодки, выращивать зерно… Откровениями о метафизическом сыт не будешь. Богов надо благодарить за то, что у тебя есть и ценить это.

– Но жажда знаний ведь не слабее физиологического голода! – возмутилась девушка в чёрной рясе. – Поиск ответов занимает умы, как ни крути!

Её плечи для общей её стройной комплекции казались донельзя широкими. В облике юной леди было что-то нескладное, контраст хрупкости и мягкости с силой и строгостью. Будучи довольно очаровательной, она выглядела напористой и бойкой, стоящей за свои идеалы.

– Жажду знаний испытывают лишь те, кому нечем заняться. А у обычных законопослушных и трудолюбивых людей хватает забот: скот, поля, ремесло, охота. Выслеживая антилопу, не задумываешься над границами могущества Гора или Бастет, тебя заботит, добудешь ли ты мясо в семью на ужин, – проговорил таскарец. – В крайнем случае, молишься Нейт в поисках благословения. Пусть и мне светозарная ниспошлёт успех в моей «охоте» на покупателя.

– Мясо… – поморщилась монахиня. – Убивать животных – жестоко! Кормить милейшее создание только для того, чтобы его зарезать? Состригать шерсть, которую щедро даёт нам овца из года в год, дабы затем её всё же запечь, или того хуже, принести впустую в жертву богам? Знаете, моё мнение – высшие силы не нуждаются в плоти и крови, иначе, в чём тогда их отличие от простых смертных? Они не должны ощущать холод и голод.

– И не чувствуют, – подметил Аргон. – Но это не значит, что кому-то из богов не по душе убийства и кровопролитие. Есть вот боги мщения – братья Видар и Вали, весьма жестокие и кровожадные, знаете ли.

– Если у них нет чувств, можем ли мы считать их бесчувственными? – вопросительно поглядел на монахиню своим каштановым взором визирь, наконец повернувшись.

– А вот это уже богохульство! – нахмурилась молоденькая незнакомка.

– Грешно! – задрал палец гном, поддерживая её.

– Что вы, храни вас Гор, и в мыслях не было! – поднял руки в сдающейся позе таскарец, сверкая кольцами. – Я очень даже религиозен, о свет очей моих, всегда предпочту верить, что боги есть где-то там.

– Ах, в таком случае ваши слова – услада для моих ушей, – чуть улыбнулась монахиня. – Оп-ля, обойду аккуратнее вас, если не возражаете, чтобы вам не слишком вертеться, – сделала она пару движений, встав ближе к столу.

– Но никогда не захочу к ним приблизиться или попытаться постичь высший замысел, благослови Изида всех нас, – коснулся визирь переплетённой цепочки нательного амулета.

– Сударыня, ваши локоны подобны водопаду молочных рек в лучах солнца! – потянулся Аргон за гитарой, но Шанти остановила его, прикоснувшись к руке.

– Приятно, конечно, милый гном, – улыбнулась с лёгким кивком монахиня, – но на меня фокусы с комплиментами не работают. А вот от угощения зефиром или рахат-лукумом не откажусь, – картавым голоском добавила она.

– Быть может, богам нужен дух овцы, а не её плоть и кровь, – тем временем вернулся к её предыдущей речи таскарец.

– О, тогда к чему это умерщвление? – возразила белокурая леди, снова поведя бровью. – Они дождутся души и так, когда овечка скончается от старости. С учётом, сколько лет её стригут, к моменту заклания той явно недолго осталось. Какой прок торопить события? Боги смерти получат свою энергию из процесса гниения вне зависимости, убили животное или же оно умерло само по себе. А если нет разницы, к чему всё это жреческое насилие и кровопролитие? И не только жреческое, ещё и фермерское. Да, и вообще, кто придумал, что богам нужны овцы?! Захотят – сотворят себе собственных. Да и не едят они их. Кому надо есть сырую овцу? Хотели бы жареную – зашли бы сюда, к нам в трактир. Неужели у них там, в астрале, больше нечего считать перед сном? Да и хороший вопрос: спят ли боги…

– Раз принято считать, что их «пробуждают», вероятно, что спят. В крайнем случае, не так, как мы, но явно в неком «стазисе», знаете такой термин? В состоянии отдыха и покоя… – ответил Ирфан.

– Мы бы как раз хотели бы узнать, кто пробуждает, – подметил Бернхард. – Нет ли у вас каких-либо интересных сведений? Нам сойдут даже слухи и сплетни.

– А я вот в дороге почти не спала, – вздохнула светловласая монахиня. – Хорошо хоть сил набралась, – кивнула она на пустую тарелку или скорее даже на вытянутую пиалу. – Я благодарна, что из ваших стран привозят к нам шоколад.

– Всегда пожалуйста, – ухмыльнулся таскарец. – Я вот не поклонник конфет. Сладость получить можно из ягод и фруктов. Предпочту как раз сочное мясо да под пряными соусами.

– Чтобы этот дивный букет ароматов буквально подхватывал и вёл за собой! – поддержал гном, прикрыв глаза. – Тмин, тимьянчик, чесночок, кориандр, смесь диких перцев!

– Здесь неплохие тарталетки из ревня со специями, угощайтесь, – предложил визирь.

– Оп-ля! Спасибочки! – улыбнулась обрадованная внезапному угощению незнакомка.

– Неплохие? Да ты что! – схватив одну, с сильным недоверием понюхал и надкусил цверг. – Я б дал ремня тому, кто так готовит из ревня… – раскритиковал он десерт.

– Смотрите-ка, в рифму. Нечасто для нашего гнома, – усмехнулся Вильгельм.

– Ещё б! Я ведь скальд всё-таки! – гордо заявил тот, развернувшись к анимагу. – Вот у нас дома, как готовят такое, знаете? Во рту тает – в животе летает! А это что? – постучал он по столу тарталеткой. – И тесто отвратное, и начинка ужасная. Первым гвозди забивать можно, а вторым соседей травить, которым твои песни не нравятся.

– Ну, хоть всему нашлось применение, – попытался его успокоить таскарец.

– Вообще-то, правильно говорить из «ревеня», – поправила его Шанти. – Так что хватит паясничать.

– Ну, точно, как наш проректор… – вздохнула удивлённая Лилу.

– А грамота – не моё ремесло! Моё дело – под музыку рассказывать истории, а не петь. Чтобы был сюжет и мораль! – задрал Аргон палец. – А распеванием набор рифмованных куплетов с припевами пусть поэты-песенники занимаются! Всякие труба-дуры! «Я вас любил, чего ж я болен….» и вся вот эта вот туфта! – фыркнул он.

– Я б тоже занялся каким-нибудь «распиванием», – изучал Бернхард широкую доску с выжженным списком хмельных напитков.

– А по-моему, тарталетки очень даже удались, – отметил таскарец. – Как раз то, о чём я говорю, вся сладость из исходных даров природы.

– И мне понравились, вкусные, – кивала, ещё не прожевав очередной кусочек, монахиня.

– Вот и папа также поучал про сахар… – хмыкнула Ассоль. – Яблоки, мол, пожуй, ягод насобирай, а они все кислючие, – поморщилась зеленовласая чародейка.

– Не разрешал много сладкого? – с жалостью взглянула монашка на девушку, подняв правую бровь. – Ну почему все лучшие вещи в мире всегда под запретом? Так жалко!

– Скорее не мог их часто позволить, нежели не разрешал… – прикусила губу и отвела глаза дочка друида, словно ей стыдно было признаваться, что она из довольно бедной семьи отшельника.

– А мой бы папа дебаты о религии вообще не одобрил, – подметил Вильгельм. – Для него канон есть канон, незыблемый и неоспоримый. Говорит: без догм, они же аксиомы в науке, – перевёл он взор светло-голубых глаз на таскарского визиря, – невозможно выстроить всё остальное. Это как фундамент для дома. Основа основ. Что соединение двух точек прямой линией, что сотворение мира волей создателя…

– О, тоже, небось, сладкое не любил, раз такой упёртый и несгибаемый, – предположила монахиня, отчего-то так всё ещё и остановившаяся возле стола за правым плечом таскарского гостя.

– Или минотавр по гороскопу, – раздался голосок Шанти. – Была я на западе близ границ, в Шудберге, так там выращивание сахарной свёклы – главный промысел!

– У нас дома вот сладости появлялись только по праздникам, или когда Эрик из столицы привозил что-нибудь вкусненького в гостинец, – проговорила Ассоль.

– Ах, а я без сахара просто жить не могу, – задрав глаза к потолку, помотала головой девушка в рясе. – Желе, карамель, пастила, шоколадные плитки!

– А по фигуре не скажешь, – оглядел её неторопливо Бернхард.

– Неужели ваша жизнь настолько скучна и безрадостна, что её обязательно следует подслащать чем-то эдаким?! – не понимал визирь.

– А ваша? – усмехнулась незнакомка, вскинув правую бровь. – Столь безмятежна, пресна и легка, что не хватает острого перчика?

– Всем нам порой не хватает острых ощущений. Я попрошу раджу вырастить побольше сахарного тростника на поставки в грядущие годы, о свет очей моих, – учтиво кивнул ей таскарец.

– Хороший комплимент, надо взять на заметку, – подметил гном.

– И водорослей агар-агара присылать на студни и желе, – продолжил визирь тем временем. – Благослови, Осирис, наш урожай!

– Завидуют ли божества смертным, что у нас столько вкусного? – призадумалась девушка в рясе.

– Мне по душе больше торговля или наука. Исследования. Рынка, жизни, быта… – перечислял смуглый аристократ. – Теология – удел ленивых, как я уже говорил. Надеюсь, вас не обижу, не знаю, чем живут монахи столицы, но таскарские жрецы лишь молятся в храмах да клянчат подаяния у прихожан, словно нищие попрошайки. Нет чтобы хотя бы сами узоры на колоннах и стенах выводить научились…

– Ах, и лишь они задаются духовными вопросами? Ищут истину? – удивилась светловласая собеседница.

– Истину ищут те, кто взвешивает и измеряет… Как можно измерить влияние божества? Уровень заполнения бочек после дождя – это воля богов или же природное явление? В чём измеряется засуха? Количеством умерших от голода? А сама природа и её дары – те же какао-бобы или овцы – это дары богов или же просто окружающая действительность? Хотели бы высшие силы какого-то взаимодействия, то общались бы напрямую, давали эти ответы и не допускали бы разночтения в трактовках, – хмыкнул визирь. – Зачем пытаться постичь непостижимое?

– Они подают нам знаки! – не согласилась с ним Шанти. – Звёзды, расклады карт, стороны монет и костяшек.

– Об этом я и говорю, – вздохнул смуглый мужчина. – Карты трактовать можно довольно по-разному, а мешок зерна весит столько, сколько он весит. Нельзя сказать, что он приблизительно набит овсом, а возможно, камнями, если на самом деле внутри тростниковый сахар. И нельзя по сахару сказать, что это, быть может, рис, а быть может, перец. Это сахар – и никак иначе! – возразил, чуть наклонившись в сторону цыганки, таскарец. – От правды не скрыться, реальность есть реальность.

– Хотите сказать, тема религии у вас даже высшие сословия не интересует? – недовольно взглянула бордово-каштановыми глазами на него монахиня.

– Что поделать, мы привыкли жить с твёрдой верой, храни нас всех Гор, а не испытывать её на прочность, – повернул вновь голову к ней визирь в синем тагельмусте. – Религий в Таскарии нет. Только вера и благодарность творцам. За дождь, за воду, за детей, за дары природы. За то, что мы родились людьми, а не какими-нибудь бабочками, живущими всего по три дня. Если на нашу долю выпадают невзгоды, мы стараемся преодолеть свои испытания, а не винить в том высшие силы и хулить за то наших богов.

– Винить и оскорблять их ни в коем случае нельзя, тут вы правы. Я вот считаю, что раз всё в мире существует благодаря богам-хранителям, поддерживающим циклы природы, то мы не можем никогда о них забывать. Чтить следует одинаково и богов солнца, и богов ночи, богов дождей и песков, военной славы и домашнего уюта, – своим мягким картавым голоском с лёгкой улыбкой в уголках губ произнесла незнакомка. – А то когда люди произносят молитвы лишь духам блага, обделённые вниманием злые духи лишь сильнее выходят из себя. Отсюда и многие беды. Молиться надо во избежание несчастий, в том числе и богам хаоса, дабы умилостивить и проявить к ним своё уважение, усмиряя их. Я не навязываю свою философию, просто хочу напомнить, что характеры у всех сущностей разные.

– У вас здесь, в Империи, интересное совмещение традиций. Я бы скорее исследовал заимствование и переплетение культур, чем искал ответы, кто на что влияет и кто кому кем приходится, – подметил ей Эскер. – Династии в пантеонах бывают довольно запутаны, а когда женятся на собственных дочерях или сёстрах…

– У нас здесь так не принято, – хмыкнула девушка в рясе, приподняв правую бровь. – Но благодарю, что напомнили мне о моих целях. Сама вот в столице брата ищу.

– Не в городской страже, надеюсь? – поинтересовалась зачем-то Ассоль.

– Кто знает, – пожала монашка плечами. – Мы очень долго не виделись, так что даже не знаю, куда он подался… Прошу прощения, что прервала вашу беседу. Да благословит вас всех солнце! – отправилась она прочь, относя посуду к стойке. – И не забудьте помолиться хотя бы перед сном.

– Странная дамочка, – глядя ей вслед, произнёс молчавший всё это время Берн. – Вроде монахиня, а словно сомневается в вере.

– Скорее, в границах дозволенного. Видели же, как рьяно она призывала не богохульствовать. Человек набожный, храни Изида её и всех нас, – отметил таскарец.

– Хватит с нас и одного протопопа с проповедями, – улыбнулась Шанти, когда Вильгельм галантно отодвинул для неё стул.

– Так, говорите, кто-то надумал меня убить? Присаживайтесь, – пригласил смуглый господин компанию визитёров за свой стол.

При этом он не был напуган, удивлён и обескуражен. Словно речь шла о чём-то обыденном и привычном. Однако же он явно был заинтересован в деталях, желая получить от своих знакомых как можно больше информации обо всём, что может угрожать его жизни.

Те вскоре присели, оглядываясь по сторонам, как много кругом лишних ушей, но предложить иное место встречи никто не решился. Уж лучше пусть потенциальный убийца и его связные будут в курсе, что гость столицы предупреждён и будет теперь действовать осторожно.

– Некоторое время назад приезжал певец из Таскарии. Ему одна из «поклонниц» штырь в горло вонзила, – сообщил Бернхард.

– Ох уж эти рьяные фанатки, на что только не пойдут, чтобы не делить ни с кем своего кумира, – цокнул языком, вздохнув, визирь Эксер.

– Да нет, это была наёмница… – пояснил усач.

– Девка с ногами-ножницами, – встрял Аргон, вновь возникнув близ столика.

– Ты книги иди продавай, душечка, раз у вас сделка с визирем, – отправила его Шанти.

– Книги, книги… – заворчал цверг. – Судари и сударыни! Благослови всех вас боги! Вашему вниманию предлагается уникальное сочинение… – обратился тот к посетителям таверны, отходя от столика со стопкой книг.

– Так вот, того певца на площади убили, думая, что это вы, – вернулась Ассоль к теме их визита сюда. – Мы пришли предупредить, что вам нельзя выступать на площади и вообще кто-то планирует на вас покушение!

– Стало быть, деятельность моя под угрозой… – призадумался визирь.

– Девицу-блондинку если увидите вдруг с повязкой на глаза, это может быть наёмница под видом слепой попрошайки, – сообщил Берн.

– Не ищите в каждой блондинке опасность, – с лёгкой усмешкой проговорила монахиня, вновь проходя мимо, уже направляясь теперь от стойки к выходу, покидая таверну.

– Мне вот не суть важен цвет волос и цвет кожи, – жонглируя мешочками с деньгами, вернулся к своим Аргон. – Рыжие, тёмненькие, все девушки хороши.

– Продал-таки… – раскрыл рот удивлённый Бернхард.

– А то ж! Вкусно есть все хотят. Достаточно лишь объяснить этим всем, что дома можно приготовить самим вкуснее и подешевле, чем сюда заходить, – посмеялся цверг.

– Вы же так разорите трактиры, любезный! – подметил Вильгельм.

– Вот именно… – хмыкнул Берн.

– Что вы, специи заведениям достаются оптом, а стало быть, подешевле, чем отдельным покупателям на базарах. К тому же не каждый, кто готовит, тот повар. Это всё же искусство, умение хорошо сготовить и преподнести. Домашняя еда нередко отличается от еды в заведениях, – заверил Ирфан.

– Ага, в заведениях её дают меньше, – закатил глаза рыжий усач.

– К тому же мы и вино поставляем. Закроются таверны – откроются бары. Надо адаптироваться, друзья мои, под новые обстоятельства. Спрос рождает предложение. Читали что-нибудь из научно-исследовательских трудов по части купечества? – оглядел таскарец своих собеседников.

– Привозите, привозите, мы почитаем, – кивнул Аргон. – А потом продадим и такие книги.

– Правда же деловая хватка у гнома хорошая? – произнесла Шанти. – Ни дать, ни взять, молодец. Может, когда захочет. Я вот в жизни ничего продать не могла. Ну, разве что обручальное кольцо в ломбард. Обычно ко мне клиенты сами тянутся, просят погадать по руке или на картах.

– Вот вам хороший пример выгодной торговли. Во многих регионах Таскарии туго с бумагой. Да и скот на дублёную кожу, чтобы хороший пергамент сделать, разводить в засушливых регионах – не очень-то вариант. Вот и закупаем мы пустые листы у Империи, – поведал Ирфан.

– Пока у нас лесопилки работают… – хмыкнул Берн и отвернулся вбок.

– А потом пишем книги, сшиваем, делаем кожаный переплёт, уж на него-то изделия найдутся, всяко это лишь «корочка», как мы её называем, и потом уже куда более выгодно продаём книги. Пытаемся продать. Вот цверг ваш – настоящий умелец, – похвалил визирь. – Я снимаю шляпу!

– Шляпу он снимает… Я вот шлюх снимаю в борделях, это куда интереснее! – хмыкнул гном. – Правда, некоторые постоянно мешают! – недовольно поглядел он на усача с анимагом.

– Аргон! – с возмущением, взглянув на низкорослика, воскликнула Шанти, прикрыв ушки Лилу.

– Что не так? Это не брань и не оскорбление! – удивился тот. – Называю всё своими именами. Надо смотреть правде в глаза! Кто ткачиха, кто купчиха, а кто клиентов в борделях обслуживает. Красота, взор, ресницы, волосы, фигуры, наряды… Но шлюха остаётся шлюхой, хоть шлюхой назови её, хоть нет! Из песни слов не выкинешь!

– Таким вот вы мне совсем не нравитесь, – покачала головой женщина-кошка. – Цивилизованнее выражаться что, не судьба?

– Это же не отменяет их разных достоинств, кисонька! – воскликнул Аргон. – Одни стесняются своего ремесла, другие гордятся. Все они разные: молодые, старые, пышные, худощавые, все по-своему прекрасны и заслуживают обожания! Молоковского не читали? «Не те шлюхи, что ради хлеба краюхи…» Ну, или как там… Нечего тут стыдиться, себя надо принимать таким, каков ты есть. Если куртизанка – значит, нечего пытаться как-либо это оправдать. Или один раз – не дикобраз? Мол, сегодня я отдамся трём морякам, заработаю, а завтра вернусь к жизни честной и праведной прядильщицы? Это так не работает!

– Садись за стол и хватит уже паясничать, – одернула его за плечо курточки Шанти.

– Мы же не сидеть-трындеть пришли, хоть я и скальд по своему ремеслу, а предупредить сударя, – кивнул гном на визиря. – Ну, разве что он нас пивасиком угостит!

– А неплохо бы, – обрадовался Бернхард. – Тарталетки-то и вправду прекрасные, – похрустывал он. – По версии барона Бернхарда Арне фон Штрауцферберга Третьего! Но запить бы не помешало.

– Никакого пивасика! – озлобленно хлопнув ладонями по столу, приподнялась с места, опершись на руки, Ассоль.

– Давайте я вам какую-нибудь поучительную историю расскажу! Я ведь скальд всё-таки, – заявил Аргон. – Интересно, сколько трактирщик заплатит за концерт.

– В этом заведении только элитные придворные скрипачи да флейтисты играют, – заверил его Вильгельм. – Проходимца с гитарой скорее вышвырнут, нежели послушают. Прошу прощения за свой таскарский.

– Ох уж эти пафосные менестрели! – недовольно воскликнул цверг. – Какие скрипки с дудками? Дело скальда – рассказывать цельные истории! С сюжетом, с моралью! Так хотите, сбацаю что-нибудь?

– Не вы ли, душечка, напоминали, что мы сюда пришли не просто повидаться и пообщаться, а предупредить нашего общего знакомого, – с укором гному подметила Шанти.

– Вы вызываете у меня доверие, господа, – оглядел всех собеседников Ирфан. – Как считаете? На ваш взгляд, моя охрана справится? – кивнул он назад на столики, где беседовали таскарцы.

– Блондинка перебила и местный патруль, и гвардейцев-наёмников с ваших земель, что здесь служат, – ответил усач. – А я рискну предположить, что в столицу всё-таки набирают наиболее опытных, умелых и способных воинов. Так что думайте сами.

– А сколько мне будет стоить нанять вас? – сверкнул хитрым взором Ирфан.

– Нас?! – опешила Ассоль.

– Есть у меня одна задумка, – расплылся смуглый гость столицы в белозубой улыбке. – Устроим-ка западню!

Засада

О культе пробуждения богов смуглый гость ничего не слышал, потому поведать ценной информации Берну и его спутникам не смог, но пообещал разузнать, если возможность представится. Всем остальным он прилюдно объявил, что его выступление с целью проинформировать столичный люд о поваренной книге не состоится. Гном и без того прекрасно справлялся с продажей.

А ещё Ирфан сообщил, что пробудет в столице всего одну ночь. Пустил слух, что он сильно напуган случившимся с его земляком-певцом, плюс многие видели, как его предупреждали о готовящемся покушении, так что следовало сделать вид, что он вскоре уедет. По плану это должно было переполошить убийцу и заставить действовать немедленно.

Засаду устроили в гостиничном номере на втором этаже. Большая часть заявившихся путешественников, как и охрана визиря, находилась в соседних комнатах и иногда патрулировала коридор, дежуря посменно. От предложения поставить на дверях караул таскарца отговорил Бернхард, заверив, что бравых парней просто убьют и оставлять их там – бросить на верную смерть.

А рисковать своими людьми смуглый господин тоже желанием не горел. Под вечер он много спорил с гномом относительно местных блюд и наследственности поваров, заверяя, что лучший и самый талантливый мастер кулинарии родится у специалиста по мясу и кондитера, чтобы унаследовать в равной степени дар искусного изготовления десертов и гастрономии.

Цверг-музыкант же утверждал, что каждый дар уникален и не зависит от родственников. Он-то сам был сиротой, потому и отстаивал независимость и индивидуальность, уникальность каждого по отдельности, в то время как таскарца интересовали целые ветви родословных, семейные древа, которые он демонстрировал на свитках пергамента и бумаги, что имел при себе для исследований.

Когда уже стемнело, задули свечи и единственный обитатель спальни нежился под шёлковым тёмно-синим одеялом в мягкой постели с навесом элитного, но не слишком просторного номера, снаружи раздалось поскрипывание древесины оконной рамы. Кто-то за крючья приподнимал нижнюю форточку, чтобы влезть. На устланный мягкими коврами пол опустились металлические ботинки. А их обладательница в кромешной темноте, несмотря на чёрную повязку, явно хорошо ориентировалась, словно обладала ночным зрением подобно кошке.

Из её предплечий неспешно вылезли прямые блестящие лезвия. Светловолосая стройная дама в обтягивающем чёрном наряде старалась не шуметь и тихо подбиралась к кровати. Она выжидала нужный момент. Один удар, быть может, только одним из клинков, не обязательно орудовать сразу двумя. Важно было сделать чёткий смертоносный рывок и выполнить задание.

– Такая предсказуемая, – раздался вдруг мужской голос из темноты со стороны постели. – Я ведь недаром не запер окно.

Обитатель комнаты не спал, а только и ждал, когда же наёмница явится. Та даже остановилась от неожиданности. Она ведь поначалу явно вслушивалась в его спокойное дыхание, стоя у окна, убеждалась, что господин спит, но тот умудрился ловко её провести.

– Да, но сперва я проникла в коридор, – строгим металлическим голоском лязгнула гостья, – и заперла твою дверь, чтобы на помощь не сбежались телохранители, а лишь потом полезла через окно.

– Умно… если правда, – явно ухмыльнулся мужчина в кровати. – Вдруг ты любительница сказки рассказывать? Знаешь одну, про девицу, пришедшую в гости к бабушке? Подходит она к кровати и спрашивает: бабушка-бабушка, почему у тебя такие большие уши? Я бы вот с удовольствием послушал, кто тебя подослал.

– Думаешь, я поведусь на такое? Раскрыть перед смертью, кто хочет убрать тебя и зачем? Вставай и дерись, если у тебя шпага припрятана под подушкой. Может, под кроватью твои дружки? Их ждёт погибель, я насажу их на лезвия, как шашлык на шампур. Может, не стоит им лезть на рожон и тебя защищать? Я могу забрать одну жизнь, а могу с десяток тех лишних, кто просто путается под ногами, – уверенно заявила Тринадцатая, подходя ближе.

– Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие глаза? – иронично поинтересовался мужчина.

– Мне вот мои не нужны, чтобы видеть, – заявила гостья, сделав пару неспешных мягких шагов вперёд.

– Как интересно… Это была бы весьма любопытная тема для исследования, – раздалось со стороны постели, – приди ты сюда с более мирными намерениями.

– Я не болтать пришла, – напомнила светловолосая убийца, сверкая лезвиями на руках.

– Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие зубы? – поинтересовался господин, не скидывая одеяла.

– Хватит мне зубы заговаривать! Хочешь вывести меня из себя? Зря стараешься. Мои клинки острее любых клыков, – заверила Тринадцатая, оказавшись уже справа от лежавшего в кровати мужчины.

– Нет, там было не так. Не порть сказку. В конце концов, не каждый день доводится стать её героиней. Там с постели ответили: это чтобы скушать тебя, дитя моё! – обернулся лежащий в кровати Вильгельм серым волком и набросился, разъярённо рыча, на вооружённую девушку, повалив на пол.

Завертелась схватка, в которой зверь изворачивался, дабы не получить ран, а Тринадцатая изо всех сил пыталась его задеть, пронзить плоть и шкуру, извиваясь под напором укусов мощных челюстей. Волк хватал её за руки, но зубы ощущали лишь жёсткие металлические конструкции, словно незнакомка перед ним была не живой, а целиком механической.

Распороть ей брюхо тоже не получилось: когти наткнулись на бронированный нагрудник с выгравированной цифрой тринадцать, вписанной в круг из цветочных узоров и оформленной волнистыми завитками орнамента. Кто-то явно вложил душу в эту броню, она очень сильно отличалась от той с прорезью в форме семёрки, что была на безликом. И всё же наличие номера этих двух убийц явно как-то роднило.

На шум сразу же сбежались таскарцы-стражники и спутники анимага, вот только проникнуть в запертую дверь никак не смогли. Наёмница не врала. Она сначала, вероятно, проникла в коридор или же под видом посетительницы как-то оказалась в таверне, какими-то инструментами сломала замок, так что даже ключом тот теперь было не отомкнуть, а лишь затем залезла в саму спальню.

Анимаг в форме зверя продолжал кусать за плечи, бить когтистыми лапами, но Тринадцатая отчаянно сопротивлялась, отталкивая от себя лохматого волка прочь. И они снова сходились в битве, пока у обоих ещё оставались силы. Оба скалились, напирали, разили с замаха, задевая подсвечник, кувшины или ещё какую-нибудь утварь. Пространство красивой небольшой комнаты, половину которой занимала кровать, было явно не предназначено для таких поединков.

– Проклятый оборотень! – фыркнула наёмница, впечатав волка-Вильгельма в стену. – Посеребрю своё оружие в следующий раз!

– Вильгельм! Вильгельм! – колотили снаружи по двери Ассоль и Шанти.

– А ну, мелюзга, разойдись! – рявкнул Бернхард.

Сперва он попытался выбить дверь ногой, но только схватился за ушибленную от удара лодыжку, морщась и рыча, стиснув зубы. Затем навалился плечом с разбегу и вскоре уже потирал его, чувствуя серьёзный синяк. Дверь лишь прогнулась, но на попытки открыть её силой не поддавалась.

– Спокойнее, душечка! – положила руки ему сверху на плечи Шанти.

– Сейчас я покажу вам, как мы, цверги, решаем проблемы запертых комнат и завалов в пещерах! – воскликнул Аргон, достав свою новенькую гитару. – Для гномов все двери открыты! – вдарил он по струнам, поднимая звуковую волну, от которой затрещали узорчатые дубовые доски, а механизм ручки принялся вибрировать, дрожать и рассыпаться.

Когда расколовшаяся надвое дверь влетела внутрь с ворохом щепок, отколовшихся петель и загремевших железок, взглянувшая в коридор Тринадцатая решила ретироваться прочь. Она сделала подлый выпад снизу, намереваясь пырнуть волка в брюхо, но тот отвёл удар когтистой лапой. Оцарапал бы её, и не хило, да только когти лишь проскользили по металлу, не оставляя следов. А вот взмах другой лапы анимага заблокировала уже сама наёмница, едва не срезав тому кончики когтей.

Извернувшись в прыжке, она оставила свою металлическую обувь – а точнее, механические стопы – на полу и попыталась уже лезвиями на кончиках ног синхронно пронзить Вильгельма, но тот после двух блоков отпрыгнул назад, ближе к кровати, недобро рыча и предоставив тем самым нежданно-негаданно Тринадцатой возможность нырнуть влево – выскользнуть в приоткрытое снизу окно, через которое та сюда и проникла.

Туда же, к подоконнику, сразу бросились все. И запыхавшийся аристократ, принимая естественный облик, и Берн с Ассоль и цыганкой, и несколько таскарских стражников, позади которых – сам Ирфан, а следом и цверг-скальд с гитарой и гномочка-чародейка.

– Гор милостивый… – только и успел вымолвить визирь после исчезновения в окне вооружённой девицы.

Та же, в свою очередь, прекрасно знала, что снаружи есть гружёная телега, ведь по ней она тихо и взбиралась не так давно, чтобы проникнуть в спальню к иноземному гостю. Но теперь её ждал неприятный сюрприз. Телегу в этот самый момент посреди ночи грабили двое приятелей-усачей. По крайней мере, тяжёлые бочки оттуда доставали они вдвоём, а стоял ли кто третий или даже четвёртый на шухере близ перекрёстков на улицах, оставалось не ясным.

Один, что покрепче, носил шляпу с неширокими опущенными полями и имел густые усы щёточкой. У второго, худощавого в полосатой шапке с помпоном, усики были тонкие, но выразительные, а подбородок украшал небольшой треугольник из чёрной щетины в ямочке под нижней губой. Он от внезапного появления убийцы с лезвиями вместо ног уронил бочку соратнику на ногу, отчего тот громко заорал. А упавший на брусчатку деревянный сосуд лопнул, треснул вдоль просмоленных досок и рассыпался содержащимся внутри серебром.

– А ну не троньте церковное добро! – раздался звонкий картавящий голосок немного сонной монашки, выскочившей наружу на крики и звон монет.

– Быстрее, уйдёт же! – тем временем у окна скомандовал Берн, первым начиная вылезать наружу и махнув рукой за собой.

Отвлёкшаяся на его голос монахиня завидела и вооружённую убийцу сверху. Ты спрыгнула с покрытой брезентом части на крышки нижних маленьких бочек, с них ловко на дно кузова, а оттуда на землю, точнее – на ромбовидные гранитные камни, которыми была устлана улица вдоль этого края таверны.

– Стоять немедленно! – преградила монахиня путь Тринадцатой, вероятно, решив, что она часть банды грабителей.

Церемониться с белокурой картавящей девушкой наёмница не собиралась: её лезвия резко пронзили чёрную рясу в районе плеч, живота, даже горла, вот только реакция жертвы заставила девушку с чёрной повязкой на глазах вдруг замереть.

Её соперница не визжала, не истекала кровью, не падала замертво. От случившегося опешила даже выглядывающая, не успевшая толком вылезти из окна наружу Ассоль. Мимо неё мангустом метнулся анимаг, стрункой-столбиком вытянувшись, стоя поверх наполовину крытой телеги.

Монахиня же, сделав ещё более суровое лицо, оттолкнула вооруженную наёмницу от себя к двум опешившим усачам, нагребавшим под шумок серебришко в карманы. Тринадцатая встала в боевую стойку, готовая продолжать схватку с незнакомкой, а та скинула изрезанную в лохмотья рясу, обнажив сине-серебристый костюм.

Тут же стало понятно, почему телосложение её казалось немного нескладным. У девушки были крупные наплечники, несколько защитных пластин вдоль рук, плотные перчатки, блестящий нагрудник, снизу переходящий сзади и по краям в юбку. Спереди же были видны защищённые элементами брони утеплённые штаны поверх стройных и длинных ног белокурой красавицы.

Прочные пластины с зигзагообразным острым узором по краям, немного напоминавшие молнии, защищали девушку выше колен, обхватывая бёдра. Вдоль живота тянулись тонкие полосы многосоставных прилегающих доспехов, чередуя серебряный и синий оттенок. И даже горло прикрывало эдакое «защитное ожерелье». Узорчатый набор составленных вместе металлических элементов, не то в форме креста, не то в форме якоря свисающий вниз, прикрывая не до конца защищённую сверху грудь.

Для её нежного и миловидного личика с алыми губками все эти доспехи выглядели грозно, но неуместно. И всё же едва ли монахиня носила всё это просто так. Вероятно, девица имела своеобразное прикрытие за счёт простой рясы. Может, вообще специально поставила телегу в этом месте, устроив засаду для ночных воришек – хоть сейчас и выглядела какой-то заспанной, – а попалась по итогу вот эта вот леди с конечностями из металла и повязкой на тоже довольно молодом и красивом лице. Две боевые белокурые девушки замерли на мгновение, приглядываясь к друг дружке на освещённой фонарём улице.

– Это ж та самая! – опешил один из грабителей. – Сестра милосердия! – схватил он за рукав куртки второго и потащил прочь с места преступления, дав дёру.

Усач, что был покрепче, мог лишь прихрамывать после падения бочки на пальцы ноги. А вот Тринадцатая отступать была не намерена. Она умело сохраняла равновесие, позабыв «стопы» в комнате визиря и опираясь сейчас лишь на заточенные лезвия металлических ног, царапая камень остриём каждой.

Монахиня-рыцарь тоже вооружилась. В руках её блеснула ландскнетта – короткий меч для ближнего боя с широким, покрытым руническими узорами, синеватым клинком и сложной гардой в форме восьмерки. Боевое изделие выглядело красивым, лёгким и элегантным, а гравировка на нём тут же засверкала излучаемым белым сиянием, создавая потоки вихря, трепавшего локоны своей обладательницы.

Ничего не страшась, Тринадцатая помчалась на ногах-лезвиях прямо вперёд. Сперва она применила клинки, что торчали из её рук, но их монахиня сразу же заблокировала грациозным защитным взмахом, подставив под удар собственное орудие.

Соперница сразу же крутанулась на одном острие и с разворота вторым из нижних мечей рассекла монашке щёку. Кровь так и прыснула на гранитную мостовую из открывшейся раны. Удерживая одной рукой свой клинок, вскрикнувшая девушка поднесла вторую кисть в тёмно-синей перчатке к порезу, и тот тотчас же затянулся. Хотя, судя по выражению поморщившегося лица, процесс этот особого удовольствия той явно не доставлял.

Уверенная в себе убийца вновь перешла в нападение, активно направляя клинки на своих руках и ногах, стремительно и резво двигаясь, вращаясь, наклоняясь и извиваясь, словно в танце, но её оружия натыкались лишь на блоки ландскнетты или же на пластины брони. И хотя между теми хватало зазоров с проглядывающей тканью, монахиня тоже не стояла на месте просто так, а уворачивалась и не подставляла уязвимые места под заострённые лезвия.

– Оп-ля! – вскинув правую бровь, словно бросая выражением лица вызов в таком поединке, девица в броне лихо уходила от каждого острия наёмницы, словно её всю жизнь обучали противостоять кому-то такому.

Тут уже сзади к Тринадцатой подскочил и Бернхард, вооружённый саблей старика Ставрида, а вслед за монашкой из дверей таверны показалась и таскарская стража. Где-то со стороны телеги поспевали цыганка, подавший руку ей анимаг, принявший человеческий вид, и Ассоль. Только гном за остальными не торопился.

– Паук! Тут паук! А-а-а-а! – раздавалось наружу из приоткрытого окна второго этажа. – Комнаты этой таверны вообще убирают?! Что за клоповник для элиты построили?! – колотил Аргон наспех снятым башмаком по подоконнику. – Да сдохни же ты, восьминогая тварь! А… – унялся он на мгновение. – Это не паук, это трещина от ног-ножниц вон той вот растянулась во все стороны по деревяшке, – выглянул он наружу.

– Вылезай уже, и хватит паясничать! – фыркнула ему Шанти, оглядываясь и поднимая глаза наверх.

– Падение пёрышком! – мимо цверга в раскрытое окно прошмыгнула Лилу. – Уи-и-и-и! – в своём платье проскользила она по гладкой парусине, покрывавшей сложенные пирамидкой бочки в телеге, словно по горке.

Дочка друида, в целом, тоже не спешила прямо-таки приближаться к опасной девице с чёрной повязкой на глазах. Зеленовласая чародейка, поудобнее встав на гружёной телеге, чтобы обувь не скользила по парусине, попыталась что-нибудь сколдовать.

Первое заклятье от нервов или спешки просто не вышло, вспыхнув ворохом искр. Другое, в виде не то кольца, не то венца, пролетело мимо над головой наёмницы, едва не угодив в монашку. Третье не удалось по понятным причинам: брусчатка – не земля, каменная кладка не позволяла прорасти здесь побегам и кореньям. И лишь сотворив цветастых бабочек, Ассоль сплела из них подобие цепи и попыталась пастушьим лассо накинуть её на Тринадцатую.

Та тут же разрезала заклятье своими клинками на несколько частей, хотела было уже рвануть вперёд, но каким-то неведомым образом ощутила устремившегося на неё Бернхарда. Услышала ли, ощутила вибрацию, запах – кто её знает. Брать в плен наёмницу рыжий усач явно не собирался, желал отомстить, вероятно, за Капитона, разил в спину наверняка, но клинок просто уткнулся в жёсткий металл и не прошёл насквозь, хоть и разрезал кожаный обтягивающий костюм.

Девица сразу же развернулась, полосонув чуть выше большого пальца Берна по кисти, пытаясь выбить орудие. Мужчина, поморщившись, издал стон, сжав зубы и оскалившись, а на наёмницу начала нападать уже белокурая монахиня.

Убийце пришлось отбиваться сразу же от двоих, поворачиваясь на каждый взмах, увиливая худощавым телом от каждого их выпада. И хотя Берн и заживляющая раны леди в синих доспехах владели клинками довольно умело, причинить какой-либо вред прыткой воительнице у них не получилось.

Шанти спешно доставала из рукавов вилки да ножи, припрятанные там после посещения таверны, и метала в наёмницу, но приборы со звоном лишь отскакивали от той. Позади телеги, ловко двигая пальчиками, сплетала переливающееся красным и жёлтым заклинание гномочка-чародейка. Вязкое, напоминавшее расходящиеся щупальца, колдовство расползалось по стенам построек, словно какой-то липкий пролитый раствор или грибок, со всех сторон подбираясь к месту схватки.

Без разговоров и предупреждений в драку попыталась вступить таскарская стража. Им не нужно было разнимать всех или спрашивать «Что происходит?», они и наверху всё прекрасно видели, застав финал сражения Тринадцатой с волком-анимагом. Тот, правда, сам в драку сейчас не вступал. Стоял, загораживая Шанти с Ассоль, и взволнованным взглядом следил за взмахами бившихся друг о друга клинков.

Его можно было понять: даже в форме носорога, приблизившись к такой насыщенной стычке, можно было бы лишиться глаз как от своих, так и от чужих. Подобрать удачный момент для рывка на наёмницу у него просто не выходило. Он напоминал сейчас кота, намерившегося прыгнуть дальше собственных возможностей, оценивающего силу прыжка, расстояние, подрагивающего всем своим телом в нетерпении, но и так и не решающегося на активные действия. И у чар-щупалец Лилу дела были не лучше: те тоже не могли просто так взять и схватить изворотливую и вооружённую четырьмя обоюдоострыми лезвиями наёмницу.

Оценив свои силы против такого количества соперников, Тринадцатая сделала в воздухе сальто, перемахнув через монахиню-рыцаря, и, пролетев у той над головой, приземлилась на свои ноги-лезвия уже с той стороны улицы, где не было никого. С противоположного от телеги края.

Резко развернувшись, белокурая леди сделала несколько сосредоточенных пассов руками, сжимая сверкающее своей гравировкой оружие. И, призвав свет на помощь, она соорудила композицию из белых лучей, окружая наёмницу эдакой клеткой. Но прежде, чем эти сияющие линии столкнулись у той над макушкой, Тринадцатая бросила стеклянный шарик с таинственным содержимым, из которого вырвался густой чёрно-фиолетовый дым с едким запахом.

А когда вся эта завеса развеялась, средь лучей никого уже не было. Убийца сумела ловко проскользнуть в узком пространстве меж сближавшимися и смыкавшимися «прутьями», поймав последний момент, когда для её роста и телосложения это вообще ещё было возможно.

– Тю, и след простыл! – присвистнул в недовольстве Аргон.

– Я разыщу! – отважно заявила Лилу и, присвистнув, призвала свою виверну с поводьями, усевшись на спину крылатого ящера и взмыв в небо в попытках углядеть где-нибудь наёмницу.

Бой был окончен. Монахиня и Берн, не глядя друг на друга, практически одновременно с досады опустили свои мечи. Тут уже и Ассоль съехала по брезенту вниз с телеги, как с горки, и Аргон показался из дверей таверны, так и не решившись вылезать наружу через окно. За ним повалили и постояльцы, и местные зеваки. А в некоторых домах неподалёку замаячили огоньки: разбуженные горожане суматошно зажигали свечи и выглядывали, а то и выходили в ночных рубашках и утеплённых зимних колпаках да меховых тапках на улицу, дабы разузнать, что случилось.

Любопытство брало верх над здравым смыслом и инстинктом самосохранения. Однако, кроме мороза, бояться снаружи уже было некого. Куда подевалась Тринадцатая – никому было не ведомо. Могла залезть на крыши зданий или вообще среди них иметь убежище, могла, перемахнув через заборы, дворами отправиться во мрак скудно освещённых кварталов, а могла и вовсе затаиться на каком-нибудь дереве.

– А ноги свои она не взяла, – продемонстрировал гном металлические «сапоги», что принёс с собой из комнаты Ирфана.

Сам визирь вот на улице не показывался, пережидал внутри, но наблюдал через окно. Правда, не со стороны ближайшего столика с миской сухофруктов и почти опустевшим стеклянным бокалом, а со следующего через проход. Держался подальше, вытаращив глаза и суматошно выглядывая наружу, удалось ли и вправду прогнать устроившую покушение девицу.

К нему компания его знакомых, правда, не торопилась. Взгляды их были устремлены на восстанавливавшую дыхание монашку в доспехах. А её саму заботили не путники, с которыми она немного сегодня, точнее – уже вчера, поболтала о сладостях и религии, а осколки шарика, из которого вырвался густой дым.

Оп-ля… – Подняв то, что осталась, она пригляделась к разбитой сфере, прикрыв один глаз и поднеся округлую колбочку поближе к лицу, сжав находку пальчиками в элегантных матовых перчатках. – Это стеклянная капсула, внутри которой два сплетённых сосуда, как инь и янь, видели дайконский символ такой из двух капелек? – обратилась она к остальным. – Такими вещицами пользуются ниндзя – наёмные убийцы. Внутри одна из колбочек – с порошком, а другая – с неким раствором. И если разбить капсулу, то при соприкосновении они вступают в реакцию и дают густой дым. Используется для завесы отступления. Бывают и другие такие фокусы. Слепящие, слезоточивые, даже воспламеняющиеся. Опасные алхимические вещички.

– Уверен, у неё немало секретов припасено, – процедил Берн.

– Эх, нигде не нашла… и Чабсдер не смог след почуять, – вернулась к своим расстроенная Лилу, прилетев на виверне и приземлившись с ящером подле гружёной телеги прямо посреди улицы. – Надо было в свинку превращать, да далеко была… Эх… Ну, зато у меня платьице красивое…

Оказавшаяся рядом Ассоль обняла её, утешая и поглаживая по волосам, а опечаленная малышка уткнулась личиком в её мундир, обняв девушку за талию. Виверна с заходящими друг промеж друга зубами что-то прокричала, раскрыв пасть, взмахнула лапами с перепончатыми крыльями и взмыла в ночное небо.

– Вы ранены? Дайте-ка руку, – взяв за кончики пальцев кисть Бернхарда с открытым порезом, провела над царапиной уже своими пальчиками в тёмно-синих облегающих перчатках незнакомка, чарами затягивая рану экс-капитана.

– Это чудесная магия света! – восхищённо воскликнула подбежавшая Лилу. – Сестрёнка-монахиня невероятно талантлива! Пойдёмте, я отведу вас к дядюшке Селвигу в Академию! – попыталась она схватить новую знакомую за руку.

– Ах, какая милая девочка! Держи-ка ириску, – бросила монахиня гномке конфетку в ладошку, увернувшись от хватких пальчиков маленькой чародейки. – Меня зовут Мари, – представилась она с приветливой улыбкой. – Я привезла в столицу средства от Клира, он спонсирует разработки Гильдии Алхимиков, потому я и имею кое-какие познания в подобных вещах, – продолжала она в одной руке вертеть расколотый стеклянный шарик. – Сперва на юг к меценатам, желающим нас поддержать, а из Таскарии прямиком сюда, практически без остановок.

– Мари-Мари… в глаза мне посмотри… – забренчал цверг на гитаре, и Лилу помчалась уже к нему слушать песенки.

– Клир? Присылает деньги? – тем временем вышагал вперёд анимаг, скривив губы и брови.

– А Финч говорил, что для них маски не делает… – подошла, поравнявшись практически с ним, и Ассоль.

– Маски? Что вы, стал бы Клир заказывать какую-то ерунду на маскарад. Есть дела поважнее! – хмыкнула картавящая монашка.

– Меня зовут Берн, цыганку – Шанти, эту златовласку – Вильгельм, девчонку – Ассоль, – представлял своих рыжий усач.

– Девчонку? Оп-ля… Вот это да! Она в этом кителе больше похожа на мальчика-пажа или на юнгу. На оруженосца на побегушках, – подметила новая знакомая, задрав правую бровь.

– Была я проездом на севере в городах-гарнизонах, так там все девчонки на мальчишек похожи и учатся военному делу все вместе: фехтуют, маршируют, тренируются, – припоминала цыганка.

Сама же дочка друида выглядела немного растерянной. Даже ничего не сказала монахине. Мысли в голове проносились совсем не о том. Было ощущение подавленности, расстройства и даже некой нарастающей тревоги. Засада не удалась. Ни поймать, ни пленить, ни убить, ни обезвредить и отдать под стражу Тринадцатую не получилось.

Успокаивало то, что никто особо не пострадал. И Ирфан был в безопасности, и Вильгельм не выглядел сильно раненым после суматошной схватки, Берн едва успел принять участие в драке снаружи, Мари залечила рану на щеке, оказавшись целительницей-чародейкой. Всё, казалось, не так уж и плохо, однако в груди неистовой бурей вертелось разочарование, что с главной своей задачей компания справиться не смогла и наёмница всё ещё разгуливает на свободе.

– А я Аргон из Аргуса! – заявил цверг, подходя ближе к Мари. – Знаменитый скальд! Хотите послушать историю?

– Не паясничай, – сзади за шиворот его схватила цыганка. – Из какого ты Аргуса? Мы там были проездом всего-ничего.

– Зато как звучит! Вот «Аргон из Дорнскьёрна» никто в жизни не выговорит! Так ещё и расспрашивать начнут, где это, а братья мои по храму не шибко-то любят наплыв гостей-паломников, у нас и келий-то лишних нет толком… – ответил гном.

– Вы разве священник? – опешила Мари, вновь вскинув бровь.

– Бывший протопоп, – приподнял цверг шляпу, демонстрируя лысину. – Завязал со служением, подался в певцы…

– Так спешил, что голос со слухом забыл… – фыркнул Берн.

– Но, уверяю, вера моя, как и прежде, крепка! – ударил гном себя в грудь, а потом, отпустив гриф гитары, оставив ту болтаться на лямке, сложил уже обе руки в молитвенном жесте. – Благословит всех нас Вотан всемогущий!

– Я не была бы так уверена, что один из богов прямо-таки всемогущий… – отметила новая знакомая, опустив уже левую бровь в сомнении на лице.

– Да, но ему-то так будет приятней! – нашёлся цверг.

– А в кого нынче верите вы? Признаться, у таскарцев, – кивнул Берн на охрану визиря, – и у гномов разные боги. В какой-нибудь Арьелле и вовсе верят во что-то своё.

– Реформы Квинта Виндекса не всем по душе, – мягким голосочком ответила ему Мари, переведя взор с гнома на рыжего усача. – Мы верим в волю Творца, размноженного в своих аватарах. Иными словами – во всех существующих богов. А я просто пытаюсь уберечь престиж церкви от её ошибок, как и ни в чём неповинный народ от ошибок церкви.

– Вы выслеживаете безликих… – сообразил Бернхард. – Но эта девица…

– То, что она не носит зеркальной маски, ещё не значит, что она не из секты, – строго свернула багряно-карими глазами белокурая девушка.

– Так вы знали! – недовольно притопнул Вильгельм, взором своим источая искреннее возмущение. – Знали, что она собирается напасть на визиря, и просто караулили здесь вместо того, чтобы ему помочь.

– О, уверяю вас, я просто присматривала за телегой с серебром, не более, – подошла монахиня, вскинув правую бровь, к сломанной бочке, а анимаг провожал её взглядом, отнюдь не преисполненным доверия к её словам.

– Я помогу вам, сударыня! – подбежал гном.

– Ах, это очень мило с вашей стороны, милый цверг, – улыбнулась та.

– Аргон из Аргуса, – поклонился манерно тот, ещё раз напомнив, а сам одной рукой потыкал рядом стоящую Шанти, так что той, нахмурившись, пришлось горстями выгребать припрятанные серебряные монеты из карманов лоскутного платья.

– Я просто на время взяла, чтобы те двое не вернулись и не унесли, – смущённо и пристыжено оглядывалась женщина-кошка в сторону удравших грабителей.

– Если б не они, мы бы, наверное, даже снова не встретились. Когда я закончила трапезу и ушла, мне нужно было найти господина Финча, но его не оказалось в лаборатории, чтобы расписаться за поставку монет. Пришлось вернуться в таверну и подождать, – рассказывала Мари. – Когда стемнело, я снова пошла в башню алхимиков, но там было заперто. Видимо, опоздала, уже на сегодня закрылись. Давайте-ка вместе с вами вот это погрузим обратно, оп-ля! – радовалась она помощи цверга.

– Не похоже на Финча, – зная, как тот засиживался на полночи, пробубнила своим Ассоль.

– Я вернулась и думала, что теперь делать, что написать прелату Антонию. Заказала себе ягодный компот, вон он стоит, – указала монахиня на оконное стекло, на столике за которым в таверне стоял недопитый бокал, – инжир и курагу, люблю сладенькие сухофрукты, – потупив взгляд, нежно улыбнулась она.

– Да уж, мы помним, что вы – сладкоежка, – отметил Берн.

– Куда интереснее, что вы – маг, – добавил Вильгельм, с подозрением вглядываясь в особу.

– Я представляю Орден Милосердия, – сообщила Мари. – Туда отбирают одарённых сироток, учат пользоваться разными своими способностями. Тоже одна из инициатив архиепископа Виндекса, не слишком радужно встреченная некоторыми имперцами.

– Академией Магов, я полагаю, – предположил Вильгельм.

– Они очень придирчивы, как я слышала. С недобором проблем здесь нет. Учеников хватит на всех, зачем из-за этого ссориться? – улыбнулась Мари, вскинув бровь.

– Придирчивы… Меня вот зачислили, а я толком ничего не умею, – фыркнула Ассоль.

– Надеюсь, утром смогу отыскать господина Мордреда или хотя бы его заместителей, – водружая сломанную бочку, словно кадку с серебром, в телегу, со вздохом проговорила Мари.

– Мы тоже не видели сегодня его. Только книжку про тревожные знамения, что он дал, почитали, – сообщила дочка друида. – Луна и солнце… Как там? Горы целуются…

– Ха! Целуются! – хватаясь за живот, рассмеялся гном. – Бьют друг другу морду! – поправил он девчонку. – Прости, Фригга, грешного за сквернословие.

– За свой таскарский, – усмехнулся Вильгельм.

– У гор разве есть морда? – прикусила Ассоль губу.

– «Горы бьются друг с другом», – напомнила Шанти.

– Ну, море поднялось именно в Нерте. Гор в Иггдрасиле полно, что если они где-то там без нашего ведома «подерутся»? Даже не представляю себе, как это должно выглядеть, – помотала головой дочка друида.

– Как-то так: «Дамы и господа! В этом углу ринга у нас такая-то гора!», – посмеялся Аргон. – Видели когда-нибудь кулачный бой? Гномы любили иногда устроить что-то такое.

– У нас в Далкастре тоже любили, мы только со Ставридом и разгоняли шалопаев этих! – с суровым видом заявил Бернхард.

– Тревожные знамения, говорите? – полюбопытствовала Мари, приподняв правую бровь.

– Всякие предсказания полоумных пророков, – махнул рукой Берн. – Каждый трактует как хочет. Тут уже или одно, или другое… Вы лучше скажите, что там с безликими?

– Последний раз орденом руководил прелат Антоний, – сообщила монахиня. – Он должен был по приказу о роспуске обрубить концы, всё закрыть, но внезапно спустя несколько лет узнал о случаях нападения бывших подопечных. Вот и нанял меня во всём разобраться.

– И что выяснили? – полюбопытствовал экс-капитан.

– Боюсь, это касается только меня и членов ордена, – с добродушной улыбкой отказалась Мари посвящать мало знакомого человека во всё, что сейчас ей известно.

– Безликий убил моего друга. А потом и нас всех прирезать пытался, – сурово заявил Бернхард. – Мы видели одного в столице, в данжеон местный пробрался и начал молиться в камере. Но не тот, кого ищу я. Тому я кисть руки отсёк на память.

– Что ж, если обнаружу кого без руки, передам ему прощальный привет от вас в виде клинка в самое сердце, – пообещала монахиня.

– Нет у него никакого сердца. Я саблей грудь ему насквозь пронзил сквозь прорезь-семёрку… – сообщил Берн.

– Оп-ля… Седьмой, любопытно… – призадумалась Мари. – Чем ниже цифра, тем опытнее и опаснее наёмник. Он явно поопаснее Тринадцатой.

– А кто она? Почему не в маске? – не понимал усач.

– Экспериментальный образец, – пояснила без лишних подробностей белокурая собеседница.

– Если живой человек… или эльф, или гном наденет зеркальную маску, она запотеет с первого выдоха. Мы пришли к выводу, что это – нежить. Потому и сабля сквозь тело свободно проходит. Так просто их не убить, но эта тварь… – оглянулся Берн в сторону, где последний раз средь ярких лучей и дымовой завесы видели Тринадцатую, – словно совсем вся из себя механическая… Лезвия из рук и из ног. Может, даже вместо языка кинжал, чёрт разберёт…

– Не ругайтесь и не призывайте чертей, – строгим тоном попросила его Мари.

– Грешно! – задрал палец гном.

– Вот именно, – кивнула Берну, не переводя взгляд на низкорослика, монахиня.

К месту уже подошли местные патрули, опрашивая, что случилось. Один из солдат, завидев Бернхарда, направился к нему и, похлопав по плечу, попросил отойти. Видимо, рассказать обо всём, как очевидца. Наружу вышел даже хозяин таверны, проверяя, в порядке ли его окна, наличники, стены: нет ли где царапин, трещин и сажи. Благо чародейство Лилу с них давно уже развеялось и исчезло, иначе бы он мог серьёзно перепугаться от этой странной, переливающейся перламутровыми оттенками слизи.

– Пожалуй, с визитом в столицу стоит закончить… – показался из трактира явно хлебнувший чего-то крепкого для храбрости пьяный визирь.

– Я думала, пока вы внутри, а все снаружи, эта девица заявится снова в трактир с другой стороны, поглядывала через окно, но она, похоже, исчезла, – вздохнула монахиня, убирая клинок.

– Книги всё равно распродать удалось… – заявил Ирфан. – Ребята, готовьте повозку – велел он своей охране.

– Я бы посоветовала им в следующий раз не толпой выбегать, а поделиться пополам, оставив часть стражи при вас, – проговорила Мари.

– И вправду, – кивнул таскарец. – Будете у раджи, с меня в благодарность за помощь – лучшие таскарские сладости. А вот с путешествиями я, пожалуй, повременю. Домой бы вернуться…

– В таком случае, я могу вас сопроводить, а затем вернуться к своим изысканиям, – заявила монахиня.

– Неплохое дополнение к моей охране, – согласился визирь.

– Её зовут Мари, – проговорила многое пропустившей Лилу Ассоль.

– А я Лилу из рода Галар! Великих медоваров! – звонко представилась юная гномочка, сотворив на миг над собой золотистое колдовство в форме пчелиных сот.

– Оп-ля! Мёд – это замечательно! – улыбнулась Мари. – Но у меня на него аллергия, – с досадой добавила она и вздохнула, опустив взгляд. – Ну почему все лучшие вещи в мире всегда под запретом?

– У моей матушки тоже аллергия на мёд, – припомнил анимаг. – И на пчелиные укусы. Один раз во время лесной прогулки на улей в древесной коряге наткнулась, так всё тело распухло на пару недель, жуткое зрелище было! Мы с братом всерьёз волновались о её здоровье, а из города в замок вызвали лучших лекарей. Благо всё обошлось.

– Сопроводим вместе эти бочки к башне алхимиков? – повернулась Мари к Вильгельму и его спутникам, вскинув правую бровь.

– Да, разумеется, любезная леди, – вежливо поклонился аристократ. – А насчёт ваших поисков, мы видели, – оглянулся он в поисках Берна, но нигде рядом его не нашёл, – как безликий забрёл в темницу.

– О, ваш друг мне это уже рассказал, – кивнула монахиня.

– А сегодня вернулись, пробрались туда, а там вообще никого. Все камеры пусты! – заявил анимаг с ошарашенным видом.

– Что ж, придётся присмотреться мне к местному данжеону, но сперва я сопровожу визиря к таскарским границам. А пока он снаряжается в путь, выполню всё же первостепенную задачу – отвезу серебро Гильдии Алхимиков.

– Эй, братцы! – заявил громко Берн, прискакав на лошади. – Смотрите, кого из Аргуса прислали! – прогарцевал он верхом на Гейронуль. – Капрал-то неплох оказался.

Именно для этого его к себе и отвели местные стражники, как оказалось. Не просто расспросить о происшествии, но и сообщить, что в загоне с конвоем в столицу отправили лошадь. Уж по дорогам или на каком судне по реке – никто не уточнял, куда важнее было само возвращение скакуна.

– Белогривая лошадка! – обрадовалась Лилу. – А валькирии Чёрных Гор летают на похожих крылатых пегасах.

– Теперь куда легче будет в пути, – подошла, поглаживая кобылу по переливающейся шёрстке, Шанти.

– Снова придётся конём обращаться… – подметил Вильгельм.

– Как говорил наш настоятель, таща в одиночку телегу с монастырским квасом в деревню: лучше уж стать конём, чем встать раком! – расхохотался Аргон.

– Его вульгарные шуточки нравятся мне всё меньше и меньше, – фыркнула Шанти Вильгельму.

– Гном есть гном, что поделать, – пожал тот плечами. – Что с него взять.

– И вправду… – покачала головой цыганка и хлопнула по выставленной анимагом ладони. – Ни дать, ни взять.

– Гном, между прочим, на все руки мастер! – гордо заявил Аргон. – И палатку поставит, и костёр разведёт, и еду сготовит, и рыбы наловит! В любой последовательности. Цверги, между прочим, самый трудолюбивый народ Иггдрасиля! Одного вот не пойму, разве ж в Виракс обязательно топать? Мы точно должны помогать этой девице?

Древний храм

За повозку серебром расписалась Росми, поднявшаяся ни свет ни заря и первой явившаяся к лаборатории. Ей же вручили и сапоги-стопы Тринадцатой на хранение. Пообещав передать их Финчу вместе с благодарностью команды Берна за размещение и комнаты, она суматошно приступила к работе, в то время как остальные забрали свои вещи и собрались в путь-дорогу.

Мари же, призвав своих новых друзей почаще молиться, отправилась сопровождать таскарского визиря прочь из столицы на восток. А вот Берн с его спутниками двинулись от Селестии строго на север, обратно в сторону Аргуса и Далкастра, в край Виракс и деревеньку Белунг, рядом с которой у лесной опушки стоял дом семейства Дюран.

Бернхард и Аргон ехали верхом на Гейронуль, а Шанти с Ассоль – на обернувшимся жеребцом Вильгельме. Гномочка же летала на своём крылатом ящере. Дорога была неблизкая, это по реке из Аргуса можно было легко и удобно по ответвлениям основного течения добраться в Селестию, а вот путешествие своим ходом в сторону Виракса по дорогам и через разные поселения занимало куда больше времени. И, самое главное, куда больше припасов.

Если Ассоль обходилась печёной картошкой на любой приём пищи, то цверг и экс-капитан требовали мяса или хотя бы рыбы. Ужинали иногда в тавернах, иногда готовили в котелке похлёбку из того, что было с собой в рюкзачках. Лилу так вообще ела за пятерых, выглядя ненасытной: любые чары требовали изрядного восполнения энергии. А вот Чабсдер, её виверна, охотился сам. То уже побелевшего к зиме кролика углядит средь бурой опавшей листвы или чёрных, не припорошённых снегом кустов, то за птицей в полёте погонится, то с дерева выхватит какую-нибудь куницу да белку. Зверь был непривередлив и неразборчив, над речушками и озерцами мог и рыбу, поднявшуюся к поверхности, сцапать.

Когда уставали ехать верхом, то спешивались и разминали ноги, особенно в солнечные, пусть и не слишком тёплые дни, любуясь пейзажами вечнозелёных лесов, долин, небольших холмиков, периодически о чём-нибудь общаясь между собой.

Так Лилу, к примеру, рассказывала о драконах чёрных гор и как среди тёплых камней нашла яйцо виверны, из которого вылупился Чабсдер. Драконы считают матерью того, кого первым увидят, когда вылупятся, так что крылатый ящер во всём слушается гномку, а та старается его дрессировать и заботится по мере возможности. Сейчас зверь уже в состоянии сам охотиться и летать там, где вздумается, всегда находя путь обратно к своей любимой «хозяйке».

У неё расспросили про Ахримана, и маленькая чародейка поведала несколько легенд о жутком красном звере с человеческим лицом и львиной гривой. В этих историях особо не за что было зацепиться для расследования деятельности безликих, но зато общие познания Лилу по части существ и божественных сущностей типа Хепри весьма поражали её спутников.

Проблемой было то, что оставалось не ясным, как победить столь могущественные создания, если с ними предстоит вдруг столкнуться. Верховный канцлер Крэшнер ведь упоминал нескольких тёмных богов, пробуждение которых, судя по всему, в своих ритуалах провёл культ Гончих Псов. А вот как выйти на след и им помешать, никто из путников не представлял.

А ещё отыскать то место, куда заглянула через портал Ассоль, было непросто. С большой долей вероятности заброшенный храм бога-скарабея располагался где-то в Таскарии и мог быть даже разрушен снаружи, занесён песками, а мог и вовсе находиться где-нибудь на иной территории, некогда возведенный почитателями Хепри.

Шанти же больше интересовалась божествами, покровительствующими кошкам или с чертами представителей кошачьих, никогда до знакомства со своими нынешними спутниками о подобных не слыхавшая. Так что гномочка поведала всем про Баст, богиню веселья и домашнего очага, куда более свирепую Сехмет – богиню войны, про Акера, Тефнут, Пахт, а также про жестоких Шезму, Маахеса и даже про Апедемака с телом змеи и головой льва.

Разговоры то умолкали, то снова возобновлялись. От скуки пытались как-то себя развлечь: придумывать рифмы, сыграть в слова, позадавать друг дружке вопросы, но не все из компании горели желанием обильно беседовать или вот так всё на свете рассказывать о себе.

– Лук и лук! – громко и радостно заявила гномочка Аргону, играя с тем в одну словесную игру. – Лук, который едят, и лук как оружие!

– Верно, да, – кивнул тот, качнув головой вбок и погладив усы. – Как и про косу, это ты здорово сообразила.

– А ещё луг есть! На котором пасутся! – добавила юная чародейка.

– Нет, тот лу-Г, это не подходит, – махнул цверг рукой.

– Тогда твоя очередь, – завила ему Лилу.

– М-м-м… О! Усы! – задрал Аргон палец.

– Что усы? Усы и есть усы, – фыркнула шедшая за ними Шанти.

– Не-е-ет! – замотал головой не согласный с ней гном. – Усы, которые на лице щетиной растут, отнюдь не те усы, что у тебя на милой мордашке, кисонька! – оглянулся он. – У гороха «усы» – вьюнки, у кукурузы «усы» под листьями зёрна окутывают. А ещё у сомов, например, и у некоторых насекомых типа жуков и кузнечиков есть свои усики. У тебя ж усищи не как у жучков? Или вы, кошки, им родственники?

– Кошки? Это кого ты тут кошкой назвал? – перекинула та из одной руки в другую чёрную сковородку.

– Знаете, что меня в нашей кисоньке восхищает больше всего? – отойдя подальше, в сторону возглавлявшего их отряд Бернхарда, проговорил Аргон. – Даже будучи на расстоянии в десять метров, она всегда умудряется выхватить из моих вещей сковородку! Вот это я называю ловкие пальчики!

– Я её с прошлого раза просто переложила в свою поклажу, – усмехнулась цыганка. – Разгрузила тебя, так сказать, чтобы полегче было путешествовать.

– Гному надо не в значения слов играть, а в рифмы. Глядишь, научится чего сочинять, наконец. О, а вы гляньте, как рыба в озере плещется, – усач указал направо. – Вон какой хвост огромный! Явно тунец плавает! На рыбалку привал сделать никто не желает? – поднял он руку в поисках поддержки.

– Рыбка-рыбка, где твоя улыбка… – напевал гном. – Да какой такой тунец-шельмец, сударь! Это ж русалка! – заявил он Бернхарду, глядя на озеро.

– Русалки хитры и опасны, – заметила звонким голоском гномочка.

– Яблоко, – скромно заявил ей анимаг в форме коня, обычно не принимавший участия в её с гномом словесных играх. – Яблоко-фрукт и глазное яблоко, как его называют в научных трудах, – пожелал аристократ блеснуть своей эрудицией. – И когда в эфесе клинка есть округлое украшение в самом навершии, его также именуют «яблоком» эфеса.

– Ух ты, как здорово! – захлопала в ладоши Лилу. – Тогда моя очередь. М-м-м… иголка! У хвои, – указала она на еловый лес вдали, – и которой шьют. Это ведь разные вещи.

– И вправду… – отметил Вильгельм, призадумавшись. – И они даже не родственны, наши предки никогда не использовали хвою, в древние времена иглой служили острые кости, чтобы сшить вместе шкуры. Сушёной хвоей их никак не пронзить.

– Гном придумал! Гном придумал! Цверги, между прочим, самый сообразительный народ Иггдрасиля! – едва не подпрыгивал на ходу Аргон от счастья. – Устав! «Воинский устав» и «устав тащить свою поклажу», я вот требую поскорее привала! – назидательно всем проворчал он, грозя кулаком.

– Да погоди ты привал, – проворчал Берн. – Дай дойдём хоть куда-то.

– У гномов ноги короткие, быстро стираются, быстро устают! – подметил Аргон.

– Что поделаешь, цверги – не самый длинноногий народ Иггдрасиля, – саркастично манерным тоном подметил Вильгельм.

– Интересно, а у какой расы всё-таки самые длинноногие барышни… – призадумался Аргон, почёсывая бороду.

– У гигантов каких-нибудь, – предположила Ассоль.

– А «кость» сгодится? Игральная и у скелета, – поинтересовалась гномочка, желая продолжить словесные игры.

– В целом, пойдёт, с учётом, что сейчас игральные кости делают чаще из дерева. Но вот они как раз родственники. Предком кубика была особая косточка более-менее схожей формы, имевшая на каждой стороне отличительный признак. Где выемку, где обрубок, где ещё что… А потом, точнее – теперь, привычные кубики с точечками. Друзья отца, когда к нам приезжали, нередко играли в кости за столом. У нас с братом были особые настольные игры, ящичек хранения которых, по сути, и раскладывался в поле с клетками, по которым двигали фишки.

– Всё детство о такой промечтала… – вздохнула Ассоль.

– Ты бы тоже поиграла с ними, – положила ей на плечо руку Шанти. – Дочка друида наверняка много всего знает по части слов с разным значением. Травки и цветы в народе вечно назовут как-то вычурно: Башмачок Афродиты, Волчий глаз, Заячья капустка…

– Ну, капуста, что квашеная, что простая, всё равно одно и то же, – пожала плечами зеленовласая девушка. – Есть ещё цветные соцветия разные, брокколи там, но всё равно ведь подвид капусты.

– Да, но кислица-то не капуста, а «заячьей капусткой» зовут, – приободрила её цыганка. – Аргон… – осмотрелась она по сторонам. – Так, а где гном? Куда он опять подевался?

– Да был здесь, – развернулся Бернхард. – Умыться отошёл только… Не мог же отстать? Сказал: метнётся кабанчиком…

– У озера? – зарычала женщина-кошка. – Это не он метнётся, а русалки метать икру собрались. Ну-ка назад все!

Пришлось вернуться к воде, где и вправду скинувший на берегу одежду цверг резвился в окружении трёх полуголых девиц: губастых, грудастых, глазастых, с бледноватой кожей и волосами кто тёмно-зелёного, под тон морской тины, кто рыжевато-коричневого, под оттенок опавшей листвы, цвета.

Вильгельму пришлось обернуться спрутом, хлестануть щупальцами ублажавших гнома девиц, а его самого вытащить из воды на берег к остальным. Тот, правда, получив от Шанти по голове, помчался обратно, но уже не к дамам с рыбьим хвостом, а за своею одеждой. Продрог как цуцик, оказавшись на морозном воздухе, так что Лилу пришлось ещё окружить его вальсирующими огоньками для обогрева.

– Ох и хитрюга! Всюду найдёте, за кем поухаживать! Но угораздило ж вас так вляпаться! Это же Русалки, душечка! Нельзя терять голову от каждой женской особы. Вас могли утопить! – всё шипела цыганка, продолжив путь со всей компанией.

– Или того хуже… обрюхатить, – подметил Вильгельм, а Шанти аж поперхнулась, закашлявшись. – Прошу прощения за свой таскарский. Что? Может, вы не знаете, но у русалок, как у морских коньков, беременеют, вынашивают икру и откладывают её самцы. Разве я вам не рассказывал на одном из привалов? Так что на месте гнома я бы проверился у толкового лекаря.

– Да ты что! А они точно всё ещё «самцы» после этого? – лишь прогоготал Аргон.

– Всё так, – кивнула Лилу, как главный знаток бестиария в компании.

– Ох, Фригга милостивая… Вот проказницы! Как охмурить, так они из воды вылезти готовы, а чуть что – так сразу в пену! Только их и видели! Бегут от ответственности! – возмутился гном.

– Многие почему-то забывают финал известной сказки о том, как принц потом вынашивал целый выводок русальей икры, – покачал головой аристократ. – Что в пьесах, что в книжках во многих…

– Ну, ещё бы, сказка-то детская, – отметила Шанти.

– А что, в Империи нынче такие нравы, что от детей принято скрывать чудо рождения? Какой Локи вас всех попутал? У нас каждый гном знает, как на свет появляются! Правильно, я говорю? – оглянулся Аргон на Лилу.

– О русалках-то ты немного знал, как я погляжу, – усмехнулась цыганка, бросила взгляд на Вильгельма-коня, выставив ладошку, и тот, подняв ногу, легонько хлопнул по ней левым копытом.

– Что ж вы своим рассказываете-то, когда спрашивают, откуда взялись? – крутя головой, переводил свой взгляд цверг от Вильгельма к Бернхарду и обратно. – Что их находят на улице? А-ха-ха! Или в огороде где-нибудь среди щавеля и капусты? Или из яйца вылупляются? Голубь прилетает, приносит? Или аист на крыше какой-нибудь? А-ха-ха! – хохотал он. – Отсюда и все проблемы с доверием. Жизнь во лжи как она есть.

– Ты свою вон чуть на икру не разменял, помолчал бы и не паясничал, – заявила ему Шанти.

– Так как мужские особи их вида не горят желанием вынашивать икру, русалки и охотятся на людей, делая из них послушных утопленников, – напомнил анимаг. – В путь, скорее в путь! Больше никаких перерывов на развратные купания с полурыбами, господа! Лимит на шалости и всякие выходки будем считать исчерпанным!

– Что значит «исчерпанным»?! – возмутился гном. – Тема ещё не закрыта! Вот уж дудки! Или мне одному здесь интересно, как принц этот вообще рожал?

– Вскрыли живот, небось, да и выпустили икру в озеро. Может, как раз в то самое, где ты искупался, – предположил усмехнувшийся Берн. – Ты за животом-то следи, – оглянулся он, бросив довольно поджарому и подтянутому цвергу. – Начнёт расти, тут уже либо одно, либо другое: или от пива, или от икры хитрозадых русалок.

– Рыбозадых, – посмеялся Вильгельм.

– Есть ещё такие, у которых ниже пояса щупальца осьминога вместо рыбьих хвостов, – напомнила им Лилу.

– Та, что в сказке, в любом случае пожелала иметь ноги и морская ведьма ей дала их на время. Нужна была всего лишь кровь принца, чтобы окончательно стать человеком, – проговорил анимаг. – Но доблестный император, отец принца, разгадал коварный план русалки, и той пришлось прыгнуть с корабля за борт, в морскую пену, вновь обретя рыбий хвост и вернувшись к своим таким же сестрицам. Тут и сказочке конец.

– Ну, во-первых, вечно этот император куда-то в сказочках лезет, у него там вообще время управлять государством-то есть? – возмутился Аргон. – То он там, то он сям. На коне, на корабле, где угодно, только не на троне во дворце…

– И такие тоже есть, особенно про визит к императору кого-нибудь, – напомнил анимаг.

– Во-вторых, если морская ведьма дала ноги, что она, не могла колдовство ещё разок провернуть, что ли? Не с той же самой, так с другой. Если уж эта так принца полюбила, что обрюхатить – обрюхатила, а кровь взять не смогла… Да и, в-третьих, что этому принцу, крови-то жалко для красивой девушки?! – не понимал гном. – В человеке должно быть где-то десять с половиной пинт крови! Ну, дал бы там одну-две-полторы! Правильно я говорю? Сколько там надо натереть-окропить девичьи ноги? Много, что ль? Чего жмотиться-то для сударыни? Ну и принцы пошли! Жадина-говядина, таскарский барабан! Век пива не видать!

– Видимо, чары были какие-то специфические, сильные, могущественные, которые просто так не повторить… – задумался Вильгельм, отвечая на первый вопрос.

– Хм, а вот про принцев… А если, как у нынешнего императора, двое детей, то каждый из них принцем считается или только наследующий престол? – полюбопытствовала Ассоль.

– Каждый, разумеется, душечка! – улыбнулась ей Шанти.

– Это что же получается, можно выйти замуж за принца, стать принцессой, но так никогда и не стать королевой… – удивилась зеленовласая девушка, прикусив губу.

– Знаете, как зовут самую желанную женщину Иггдрасиля? – с усмешкой спросил Аргон. – Жрать!

– Что за чепуха, – брезгливо закатил глаза к небу анимаг.

– Потому что жрать всегда все хотят! – посмеялся гном. – Нет повести печальнее на свете, чем сказ о не сготовленном обеде! Когда привал, а? Бобры-добры?

– Это ты там бобром нырял, а я вытаскивал, – напомнил Вильгельм.

– Будто тебя кто-то просил! – проворчал Аргон, в недовольстве скрестив на груди руки. – Баб не дают, жрать не дают, а мы точно вообще должны за этой зеленовласой увязываться? – воскликнул он, но ему никто не ответил.

Дороги тянулись через пустые пастбища и долины. Нечасто встречались какие-нибудь другие странники и гружёные обозы. Это позволяло уточнить у кого-нибудь направление, дабы не сбиться с пути. Ведь даже Лилу, не зная местности, взмывая на виверне в небо, мало чем могла помочь по части ориентиров. Деревеньки все здесь походили друг на друга.

– Угораздило же выбраться в такой путь без карты, – ворчал Берн с таким видом, словно упрекал в этом Ассоль, косясь на неё.

– Как же без карт, душечка? У меня их не счесть! Вам какую колоду? – веерами из сложенных гадальных карт обмахивалась Шанти.

– Одна выпала, – заметил Вильгельм, приблизившись и наклонив голову.

– «Луна»… – отметила цыганка изображение с воющими на луну псом и волком. – Не самое доброе предзнаменование…

Дорога петляла, а путники шли по ней, стараясь добраться до населённых пунктов и не делать привалов на открытой местности. Все выглядели усталыми, за исключением гномочки. Той было весело, она с абсолютно детским любопытством расспрашивала то о том, откуда все прибыли в столицу до знакомства с ней, то о народе людей-кошек, Шанти от её бесконечных расспросов просто устала.

– А почему цыгане путешествуют табором? – не унималась Лилу

– Чтоб ты спросила, – устало фыркнула ей женщина-кошка.

– У-у, а почему носят лоскутные платья? – продолжала любопытствовать гномочка.

– Чтоб ты спросила, – вздыхала цыганка.

– А почему с ними обычно танцующий мишка? – вновь спрашивала маленькая чародейка.

– Чтоб ты спросила, – бубнила Шанти уже себе под нос.

– Ух, сколько всего цыгане делают только ради меня! – удивлялась Лилу. – Вернусь – расскажу маме и тётушкам.

– А папе чего? Где твой папа? – теперь уже ей вопрос задала женщина-кошка.

– Я бы и сама хотела бы знать, где мой папа сейчас, – призадумалась та.

В ближайшей деревеньке, куда компания пришла на закате, было шумно, словно на какой-то ярмарке. Взрослые с полей, огородов и мастерских шли по домам да к единственному, зато большому трактиру. Дети резвились, радуясь ветреному дню и потому запуская воздушных змеев, весьма заинтересовавших Чабсдера. Лилу пришлось даже намордник на того надеть, чтобы никого не покусал и не попортил ребятне веселье.

– Не очень понимаю, что зимой делают пахари, – оглядывала пространства за деревянной изгородью Ассоль. – Земля промёрзлая, твёрдая, ничего не растёт…

– Подгнивший корнеплод достают, например, – произнесла Шанти. – То, что людям на стол не пошло, съедят свиньи. Ещё можно пугал обновить, какую-нибудь отраву для кротов всунуть в норы.

– Бедные кроты… – проговорила дочка друида.

– Каждая жизнь ценна, – согласился с ней Берн.

– Это народ империи станет голодным и бедным, если они весь урожай пожрут да корни попортят, – заметила им обоим цыганка. – От вредителей землепашцам хорошая защита нужна. О, кстати, и коренья различные на огородах собирать можно же. Ботва вся отвяла, а морозец хорошо бережёт всё, что в земле, словно в погребе. Можно и для маринада что-то забрать, и для смесей каких на просушку. Целебные разные корешки. Женьшень, имбирь, хрен, сельдерей…

– Во саду ли, в огороде ль девица гуляла… – напевала малышня, резвясь в рощице средь облезлых кустарников и сбросивших свою листву деревьев.

– Какие ещё такие «восадули» в огороде?! – фыркнул Аргон. – Паттисоны – знаю, баклажаны – знаю, ни про какие такие восадули не слыхал. Новый имперский деликатес? – обернулся он на цыганку и на Лилу.

По правую руку от них вышел из своего дома на веранду еле-еле передвигавший ногами старичок в шляпе, направляясь к своему креслу-качалке, выставленному на улице. Видать, любил проводить здесь вечера, укутавшись и укрывшись, поставив на округлый маленький столик рядом чай или ещё чего горячительного, судя по бутылке с чем-то мутным в руках.

– Вот ж сорванцы… – проговорил он вслух, глядя на беззаботную ребятню. – Видали? – обратился он к мимо проходящей компании рыжего усача. – Как бегают резво! А я? Так стар уже, что ноги просто не ходят. А казалось бы, чем я хуже? Когда-то ведь был таким же! Молодым, ловким… А сейчас… Не езжайте верхом. Разминайте ноги, пока есть возможность. Двигайтесь! Двигайтесь, господа путешественники, правильно делаете! Попутного ветра вам. Мой бы дух да в молодое тело сейчас… – махнул он рукой. – Двигайтесь! Вперёд, назад – не так важно. Иногда, чтобы сделать рывок вперёд, приходится отступить на пару шагов назад. Ничего не бойтесь, смелее шагайте по жизни. Движение – это жизнь!

– И вам хорошего вечера, – вежливо кивнул ему Вильгельм, забыв, что он в форме лошади.

Так что от вида говорящего коня сухой и щупленький дедуля вытаращил глаза, выронил склянку, молчаливо плюхнулся в кресло, так и застыв с удивлённым выражением на лице, раскачиваясь и провожая взглядом гружёного жеребца в окружении разношёрстных спутников.

Те же искали ночлег, но зал местного трактира служил исключительно общей столовой в тёплые месяцы, расширяясь до выставленных наружу мест за столиками. Комнат для постояльцев здесь не держали, так что оттуда путники вышли абсолютно ни с чем.

Ночевать, похоже, предстояло где-то в пути под открытым небом. А судя по тому, как его затягивали сгущавшиеся тучи, ночью намечался дождь. И только если очень повезёт и температура достаточно низко опустится, он обратится в какой-нибудь снегопад. Впрочем, и под снегом на холоде ночевать перспектива была довольно такая себе.

– Хитрый месяц в небесах, звонко плещется водица… – забренчал цверг на гитаре. – Там, в прибрежных камышах, веселятся две девицы…

– Опять он русалок вспомнил, – закатил глаза анимаг.

– Тебя б так в четыре руки ублажали, сам бы вспоминал и млел каждый раз, – фыркнул ему Аргон.

– Фу, вот уж мерзких русалок с их ледяными и склизкими лапами в перепонках мне не надобно, – скривился Вильгельм. – Прошу прощения за свой таскарский.

– Примадонна! – воскликнул, качая головой, гном.

– Варка! Варка, ядрёна вошь! Где мой самогон? – гневный мужской бас прогремел из распахнутого окна домика на самой окраине деревеньки. – Назвалась «Варкой», так вари давай, не ленись!

– Не я сама назвалась так, а мама с папой назвали! – с возмущением ответила высокая женщина, направившаяся к дому.

– Чудно было бы, если б сами все себе имена выбирали… – подметил своим спутникам Берн, проходя мимо.

– Да уж, я бы явно был не Вильгельмом, – кивнул анимаг.

– Как же так, душечка? Красивое имя же, – не поняла, повернувшись к коню, цыганка.

– Да вот чтобы гномы всякие не сокращали до «Вилли», – недобро поглядел тот на цверга.

– Ну, и как бы ты звался? – усмехнулся Аргон.

– Допустим, Вениамин, – мечтательно закатил глаза анимаг.

– Веня, – лишь посмеялся гном.

– Тогда Себастьян, – тут же нашёлся аристократ.

– Себа, – шире улыбнулся низкорослик.

– Валентин? – с недовольством в глазах повернул голову анимаг на Аргона.

– Валя, – махнул тот рукой.

– Лафайет! – раздражённо заявил Вильгельм.

– Лаффи, – хихикал Аргон. – Это гномам хорошо. Сам говорил: Фом, Ром, Бром, Хром, рамамба-хара-мамбу-ром! Ха-ха-ха. Ни у кого с собой рома нет, кстати? А чем вычурней имечко, тем проще его сокращённое прозвище. Сеня, Веня, Даня, Ваня, как только не назовут.

– Вот придумаю имя, у которого нет сокращённой формы… Вот, Измаил! – гордо вскинул голову анимаг, тряхнув золотистой гривой.

– Изя-Изя-Изечка, – посмеялся гном.

– Роберто! Робероуз! Робеспьер! – перечислял Вильгельм.

– Робби-Бобби и тот, и другой, – усмехнулся цверг на это в ответ.

– Валентин! – тогда сразу воскликнул аристократ.

– Уже был, – хором ответили ему гном и цыганка.

– Всё равно что-нибудь да придумаю, – задрал гордо голову анимаг, поскорее зашагав вперёд, цокая копытами по каменистой петляющей дороге.

На западе небо алело закатом, подсвечивающим наплывавшие с северо-востока крупные облака, окрашивая их причудливые фигуры с переливами тёмно-синего, розового и фиолетового. Чабсдеру, с которого скинули намордник, смена погоды явно не нравилась. Он летал низко, клацал зубами, залетая в гудящие стайки мошкары, расплодившейся от того, что все лягушки уже повпадали в спячку, а вот насекомые, похоже, так быстро зимовать ещё не торопились.

Разумеется, вокруг уже давным-давно не встречалось бабочек или кузнечиков. Давно отвяла и пожухла трава на лугах, опали почти все листья с деревьев, за исключением вечнозелёных пород. И вот как раз из-под коряг, из-под опавшей листвы, особенно в местах близ рек, прудов и озёр до сих пор ближе к вечеру вылезали и разминали крылышки в морозном воздухе стрекозы, комары и другие назойливые маленькие создания. Их скопления привлекали птиц да небольших летучих мышей, а те, в свою очередь, обращали на себя внимание проголодавшейся виверны.

– Заели всего! – возмущённо хлопнул сзади себя по шее Аргон. – У цвергов, между прочим, самая вкусная для комарья кровь во всём Иггдрасиле!

– Вампиров к себе не привлеки такими россказнями, – похихикала Шанти.

– Если безликие и вправду вампиры, то мы уже встречались с одним таким. С двумя даже, ещё тот молящийся в данжеоне… – проворчал Берн. – Как бы хотелось сейчас с той блондиночкой всё разведать в столице.

– У меня тоже своё задание есть, но мы же обещали помочь нашей ученице, – повернул к нему голову конь-Вильгельм.

– Это да, братец, – закатил глаза рыжий усач. – Мама всегда говорила: помогай, коли можешь. Но не ввязывайся в неприятности.

– Нет, это мне поручили сопроводить её в Белунг и разведать там совершённый ритуал, вы не при чём! – заявила им гномочка-чародейка.

– Мы уж все вместе давно путешествуем, – вздохнул Бернхард. – Помогаем друг другу по возможности.

– Только я не пойму, что здесь делаю, – фыркнул цверг.

– Душечка, ты же боялся обилия пауков в столице, – напомнила Шанти.

– Да они на таком морозе уже все в спячку должны впасть, – понадеялся гном.

– Уж точно не те, кто внутри помещений. Что дома, что трактиры, что лаборатория, где мы ночевали… – проговорила ему цыганка.

– Не знаю вот, чего ты и вправду там не остался. На природе паука встретить шанс куда выше, – надменным тоном проговорил анимаг.

– Не соглашусь, душечка, – оспорила Шанти. – Здесь – холодрыга, а там тёплые комнаты с тёмными уголками.

– Так я правильно делаю? Всё равно я же скальд – мне надо путешествовать и концерты давать! – заявил Аргон.

– Ага, бежать из одной деревеньки в другую, скрываясь от тех, кому не посчастливилось слушать твой вой, – усмехнулся Бернхард.

– А «вой» считается, за слово с разными значениями? – поглядела на цверга Лилу. – Вой волков и вой вьюги, это ведь разное?

– А мне кажется, почти одинаковое… – призадумался и не согласился тот, подняв глаза к облакам.

– Вой вьюги – образный, но всё равно вой в единственном его звуковом значении, – мягким голоском пояснила гномочке Шанти. – Ну, это всё равно что клубок ниток и клубок тайн, и то и другое распутывают, или там гора камней и гора немытой посуды. Смысл ведь тот же, хотя значение образное. А вот зелёный лук или лук, вон, который у гнома за плечом рядом с колчаном стрел, – это уже совершенно разные вещи.

– Поняла, – кивнула с улыбкой Лилу. – Придумаю что-то ещё.

– Хм, а вот «хвост», например, – призадумалась цыганка, сложив руки и погладив свой пушистый кошачий подбородок. – Хвост как слежка тоже ведь образный такой переносный вариант смысла, но, по сути, другое. Хвост как часть тела и хвост, когда за тобой по пятам кто-то следует…

– А ещё хвост как причёска! – вскинув ручки, весело заявила гномочка-чародейка.

– Смышлёная! Надо ей прозвище дать какое-нибудь, – усмехнулся Аргон.

– Любитель ты раздавать прозвища всем, – цокнула языком, покачав головой, Шанти. – Ох и хитрюга!

– Ну а что, кисонька? Разве ж плохо быть кисонькой? – оглянулся гном на неё.

– Лучше быть душечкой и общаться со всеми любезно, вот берите с Вильгельма пример, – погладила цыганка златогривого жеребца-анимага.

– Наш усатый-хвостатый только на вид весь такой плюшевый, – сложил руки в недовольстве Аргон.

– А что, в вашей банде-лаванде у всех прозвища есть? – поинтересовалась Лилу.

– И не только у банды! Девка Ноги-Ножницы, Боевая монахиня или лучше Монахиня-рыцарь? Исследователь этот наш… – перечислял гном.

– Твой, – прервала его Шанти. – Это у тебя с ним там сделка по продаже книг, душечка. Мне лично этот тип совсем не по нраву. Я выступила за засаду для той Тринадцатой не ради него, а ради других наших целей, дабы схватить убийц.

– Почему Тринадцатая? – недовольно проворчал цверг.

– Её орк так назвал, – напомнила сзади Ассоль.

– Полу-орк, между прочим, – выделил голосом гном. – Ноги-ножницы звучит лучше же! И зловеще!

– Не вижу ничего зловещего в ножницах, полжизни с ними вожусь: то крой, то нитку обрезать, то ещё чего, – произнесла Шанти.

– Можно даже тогда по два прозвища всем раздать! Правильно я говорю? Главное, не запутаться! – задрал палец гном.

– А у Бернхарда разве есть своё? – удивилась Шанти.

– «Экс-капитан» чем не прозвище? – снова повернулся к ней цверг-музыкант.

– Барон Фон Двадцать Третий… – пробубнила недовольно Ассоль, щуря взор в направлении рыжего усача.

– Просто третий, – напомнил мужчина, не оборачиваясь.

– Давайте и мне прозвище сделаем! Громкое, звучное, броское такое! Аргон… б… бэ… Блистательный! Аргон… бэ… б… Безукоризненный!

– Б – Бездарный, – предложил ему Берн, посмеявшись.

– Ну тебя, – покачал головой цверг.

– Я хочу тогда что-нибудь классненькое! Миленькое! «Облачко» там или «Принцесса»! – вскинула ручки Лилу. – Меня папа так называл.

– Один нынешний верховный канцлер уже доназывал дочку «принцессой» до того, что она реально вышла замуж за принца, сына бывшего императора, – хмыкнул Аргон.

– Да? Здорово! Вот бы и мне так! – мечтательно произнесла Лилу, шагая, задрав к небу голову и приложив к губам пальчик.

– Ещё сотни лет не стукнуло, уже о женихах думает! – покачал головой гном, косясь на неё.

– А я маленькая да удаленькая! – ответила та, разразившись яркими искрами по всему телу. – Это уже мама про меня так говорила, – улыбалась гномочка-чародейка.

– Давайте тогда «мелюзгой» теперь её называть? – предложил гном. – А для дочки друида ещё что-то придумаем.

– А давайте! – сразу же с уверенностью и даже нотками надежды в голосе громко согласилась Ассоль, ускорив шаг.

– Будет Асей, – предложил Берн, шагавший спереди.

– Вот уж нет уж! – возмутилась та, помотав головой.

– Зелёнкой, – заявил Аргон, глядя, как колышутся её волосы хвойного отлива.

– Ещё чего! – обиделась и покраснела Ассоль.

– Ох, капризные женщины, вечно им не угодишь. Ещё одна примадонна! – закатил глаза гном.

– А кто это? – поинтересовалась у него Лилу.

– Златовласка наша, – посмеялся Бернхард, кивнув в сторону Вильгельма.

– Вот! Я же говорю: по два прозвища! – задрал палец Аргон.

– Невоспитанные грубияны, – хмыкнул анимаг, полуприкрыв глаза с важным видом и зашагав ещё быстрее вперёд.

– Давайте в рифмы, как экс-капитан наш сказал, – предложил гном. – Песню сочиню про хвостатого. Я ведь скальд всё ж таки! Выйду как-то в поле с конём…

– Ох, скальд… – закатив глаза, фыркнула Шанти. – Вот тебе история: нашёл мужчина в лесу лягушку замерзающую. Та молвит ему совсем человеческим голосом: возьми меня с собой, обогрей… Ну, мужик сжалился, сунул лягуху за пазуху, пришёл домой. Она ему: уложи меня на кровать… Уложил. Она: поцелуй меня… Ну, раз уж лягушка говорящая, то и поверил-таки. Она и превратилась в стройную нагую красавицу.

– Так, ну и что потом? – в предвкушении, причмокивая, поинтересовался Аргон.

– А в этот момент пришла его жена домой, их в кровати застукав, и в эти сказки не поверила! – сурово воскликнула женщина-кошка.

– Смотрите, там пагода! И дайконские ворота, там какой-то храм, – указала Лилу в сторону небольшой пологой возвышенности.

Там и вправду располагался настоящий храмовый комплекс в иноземной стилистике. Зелёные двускатные крыши с причудливо расширявшимся низом. Фиолетовые тории – п-образные ворота без створок с изогнутой верхней перекладиной. А вход на окружённую плотным узорчатым забором территорию проходил через особые зеленоватые ворота ромон на восьми столбах с полуразрушенными статуями каменных стражей, от которых осталось лишь основание с лапами и хвостами.

– Это же Храм Пяти Стихий! Он не так далеко от Белунга, но я о нём только слышала. Мы с папой никогда не ходили сюда, – с интересом разглядывала Ассоль необычную архитектуру.

– Была вот я в Дайне, в Улкастре, Улле, Рошмерте, там везде есть дайконские святилища нынче, десять-двадцать лет тому назад возведённые, – рассказывала Шанти по пути к храмовому комплексу. – Не сразу, конечно, такое за год не построишь, но сейчас-то стоят-красуются. Люблю их архитектуру, весьма интересная.

Ближе к территории путники подошли, когда уже начинал накрапывать дождь. Там внутри, во дворе с маленьким круглым прудом у прораставшего и украшенного религиозным декором священного дерева, подметала каменную дорожку молодая стройная женщина с чёрными, уложенными в пучок с двумя спицами волосами, узким разрезом глаз и облачённая в ритуальное храмовое одеяние рэйсо белых оттенков с вкраплением фиолетовых узоров и элементов декора.

За счёт широких рукавов, подобных юбке сиреневых штанов хакамэ, лакированных деревянных башмачков асагуцу и ритуальных атрибутов, заткнутых за узорчатый поясок хо: двух типов вееров, флейты, жезла онуса с ворохом бумажных лент, этот костюм выглядел отнюдь не самым удобным для таких повседневных дел, как уборка территории. Но женщина старательно справлялась, приводя в порядок серые каменные плиты от скопившейся пыли. Движения её были плавными, вся она казалась элегантной, манерной и сдержанной.

Казалось, она была здесь одна. Дождь усиливался. Тучи на западе почти скрыли закатное солнце, которое и без того готово было спрятаться за дальний лес, уступая дорогу царствующей непогожей ночи. А при жрице храма не было ни зонтика, ни помощников, словно она одна тут за всем следила, а ведь территория храмового комплекса была немалая, с обилием возведённых построек.

– Говорить буду я, – предложил Вильгельм.

– Вы хорошо знаете дайконский? – удивилась Шанти.

– Нам ведь нужен ночлег, крыша над головой, чтобы спрятаться от дождя. Пока наш гном опять всё не испортил своими вульгарными дифирамбами, лучше я вежливо пообщаюсь с этой госпожой, – ответил анимаг.

– А если она в обморок рухнет от говорящей лошади, как тот дедуля? – возразил Бернхард. – Уж лучше я, – вышагал он вперёд, но Аргон его опередил.

– Сударыня! Вы прекрасны, словно порхающая весенняя бабочка, в столь красочном одеянии посреди зимы! Ваши блестящие волосы подобны дорогому обсидиану, переливаясь в бликах пурпурного заката! – принялся гном восхвалять местную жрицу.

– Путешественники? – слегка опешила та, поглядев на подошедшую к воротам компанию.

– Мы двигаемся в Белунг, это, вроде как, неподалёку отсюда. Но до ливня, боюсь, не успеем… – проговорил Бернхард. – Тут уж или одно, или другое. Либо промокнем до нитки, либо вы сжалитесь над такой компанией путешественников и предоставите крышу над головой. Всего на одну ночь, мы изрядно спешим. Утром отчалим и больше не посмеем уже вас беспокоить. Ну, разве что на обратном пути… – почесал он затылок, задумавшись, каким путём потом возвращаться в столицу.

– Это священное место, закрытое от посещений вне особых праздничных дней, – не выпуская из рук метлу, неторопливо, со всей грацией и статностью жрицы подошла женщина ко входу на территорию. – К сожалению, впустить всех вас я не могу.

На вид ей было немного за двадцать. Молодая, со строгими чертами вытянутого лица. Тонкие брови под резким углом, нежная светлая кожа, каштановый проникновенный взор и бледновато-розовые губы над аккуратным и чуть заострённым подбородком. Ресницы её будто были зачёсаны как-то вбок, в сторону висков от переносицы, шли косым густым ворсом, создавая вместе с лёгким макияжем нанесённых «стрелок» иллюзию ещё более крупных и длинных в своём узком разрезе глаз жрицы. А справа над верхней губой красовалась небольшая тёмная родинка.

На голоса гостей так, кроме неё, больше никто и не заявился, не выглянул из соседних сооружений, хотя те больше походили не на жилые помещения, а на хранилища и склады инвентаря – тахото с квадратной крышей и высоким шпилем над круговым переходным элементом, олицетворяя таким соединением союз неба и земли.

– Мы всего на одну ночь, переждать непогоду, – заговорила Ассоль. – Мы можем помочь вам с уборкой, а гном – ещё и с готовкой. Правильно я говорю? – любимой фразочкой Аргона поинтересовалась она у него самого.

– О-хо-хо, какой милый юноша! – бросила свой взгляд на дочку друида храмовая жрица, подходя ближе и улыбаясь слегка кривовато: только правой половинкой своих тонких, бледно-розовых губ. – Какие плечи, как плотно сидит китель. Мне всегда нравились военные в форме, – разглядывала она её. – И такой интересный цвет волос! Очень редкий! Оттенок влажной хвои в морозную стужу, – едва не коснулась женщина прядей, всё же удерживая себя в руках и не выпуская покрытую узорами храмовую метёлку.

– Я… я не… – опешила Ассоль от такого внимания.

– Доблестный оруженосец нашего капитана! – заявила Шанти, положив руку Ассоль на плечо и кивнув на Берна.

– А вот цыгане мне не по нутру, хитрые натуры, – оглядела её презрительно жрица. – Капитана, говорите? – повернула она голову в сторону Бернхарда. – Где же ваши погоны и красивый жетон?

– Вот за зимним мундиром и путь держу, дамочка, – кивнул усач.

– Нам правда очень нужно спрятаться от дождя… – неуютно ощущала себя Ассоль под холодными каплями, желая согреться и протереть полотенцем лицо. – Ну, пожалуйста, – сделала она жалобное выражение.

– Что ж, – вздохнув, жрица подняла свой взор к небу, подставляя его под капли усилившегося дождя. – Только ради тебя, красавчик. Если вы все мне поможете с работой, я вам предоставлю ночлег. В одни руки тяжело управляться с храмом…

– О большем и не просим, сударыня! – манерно поклонился Аргон и поспешил под широкую зелёную крышу входных помпезных ворот.

– А что здесь стряслось? – проходя вслед за ним, поинтересовалась Шанти насчёт обломков от статуй.

– Да! Здесь же должны стоять комаину! – заявила Лилу. – Собаки-драконы! Стражи чистоты!

– Не люблю собак, – вздрогнула жрица. – В детстве покусали меня… – отвела она взгляд. – А эти… – покосилась молодая женщина на каменные глыбы. – Молния как-то раз ударила прямо в рамон… Ворота я привела в порядок, а вот фигуры… Надо у каменщика новые заказать, а с пожертвованиями для храма сейчас туго дела обстоят.

– Как ж иначе, если никого сюда не пускать, – пробубнил Берн, недобро косясь на черновласую даму.

Ей явно не хотелось говорить об уродстве главного входа на территорию. Было неловко и стыдно перед гостями, особенно то, что они так быстро заметили изувеченные глыбы от традиционных парных статуй, а не прошли поскорее по дорожкам, спеша под дождём и не обращая ни на что никакого внимания.

– Молния? Но следов копоти я не вижу. Выглядят, будто их какой-то кувалдой разрушили! Ни дать, ни взять… – рассматривала Шанти обломки статуй с очертаниями звериных лап в самом низу. – Неужели восстановить не судьба…

– Я просто протёрла всю черноту. Вы бы видели, насколько обуглено всё было здесь после той страшной грозы. Надеюсь, сегодня Райдзин пощадит нас, – снова бросила жрица свой взор в тёмное небо.

– Это кто? – шёпотом поинтересовалась Ассоль.

– Дайконский бог грома в виде зелёного клыкастого гоблина с ярко-рыжими взъерошенными торчком, словно факел, волосами, – пояснила ей гномочка-чародейка. – Он окружён кольцом барабанов, в которые бьёт когтистыми трёхпалыми кулачками. Брат Фудзина, бога ветров с большущим мешком.

– Фудзины, Райдзины, мешки, барабаны… – недовольно причитал Аргон. – Вот у цвергов есть Тор-громовержец! Как двинет молотом! Вот это я понимаю! А с барабанами я бы себе разве что в партнёры для выступлений кого-нибудь поискал бы, ага…

– Бернхард, – представился рыжий усач. – Бернхард Арне фон Штрауцферберг Третий.

– Кьюби, – кивнула ему жрица. – Кьюби-но Йоко, я здесь заведую всей территорией и общаюсь с духами.

– Шанти, Аргон, Лилу, – представила остальных цыганка. – Хорошо, когда пообщаться можно и с кем-то живым, душечка, правда же? А… А-а-а…. – замялась она, поглядев на Ассоль. – Аслан, – не придумала она ничего лучше, чем представить дочку друида первым пришедшим на ум мужским именем.

– Аслан?! – удивилась и скривилась та, глядя на Шанти.

– Душечка, только за твою милую смазливую мордашку эта жрица готова предоставить нам кров, так играй свою роль, – прошептала ей женщина-кошка. – Это всего на один вечер. Поулыбайся, пококетничай, словно молоденький юноша. Используй природное очарование и харизму, – толкнула она дочку друида вперёд, проводя сквозь ворота на территорию сада при пятиэтажном храме.

– Не спешите, вот здесь у нас тэмидзуя для омовения рук и лица всех вошедших, – плавно зашагала следом Кьюби, указав на навес, под которым стояла каменная ёмкость с проточной водой.

– С нами ещё анимаг есть… – проговорила Шанти, пока Берн и Аргон по очереди ополаскивали руки. – В форме коня вот.

– Вильгельм де ла Конте, – вежлив поклонился жеребец.

– Зверочеловек? – опешила, вздрогнув и даже как-то обрадовавшись, жрица.

– Анимаг, – повторил аристократ, плавно приобретая человеческий облик, так, чтобы поклажа не попадала, а более мягко опустилась на мощённую камнем территорию близ ворот храмового комплекса.

– А-а… – Тут же пропало всё оживление Кьюби, а взгляд с удивлённого сменился на обычный, слегка презрительный. – Вам тоже следует ополоснуть руки и умыть лицо, чтобы я пустила вас в помещения, – с некой опаской, но всё же властным и строгим голоском произнесла она.

– Красивое колечко, – подметила блестящее украшение с сапфиром на одном из пальчиков жрицы Шанти. – Ни дать, ни взять.

– Папа подарил, – отвела та глаза.

– Бр-р-р, какая холодная! – поморщилась Ассоль, опустив кисти рук в резервуар.

– Ой, милый паж, берегите ручки! Вода из подземных источников. К сожалению, не горячих. Но сейчас печь натопим, – произнесла жрица. – Вам нужно будет помочь мне с уборкой, зажечь свечи под навесами крыш храма вдоль периметра, покачать насосами воду и, конечно, помочь с готовкой. У меня еды только на себя, я не ожидала гостей. Как на такую большую компанию гостей в одиночку что-то сготовить. У меня лишь удон с любимым тофу… Любите тофу? Как кто-то может вообще не любить тофу!

– Даже не представляю, что это… – скривилась, прикусив губу, Ассоль.

– У нас есть припасы с собой, если позволите кухней воспользоваться, – не оглядываясь на жрицу, проговорил гном, осматривая постройки на храмовой территории, пытаясь понять, что из этого может являться кухонным помещением.

– Посидим попозже в тясицу, чайном домике, – согласилась Кьюби. – А спать можете в монашеской минке, – кивнула она на деревянную хижину из крепкого толстого бруса. – Я там на втором этаже обитаю, а вы можете занять любые комнаты внизу на первом.

– Что же вы тут, совсем одна? – удивился Вильгельм, сменив Ассоль подле тэмидзуи, омывая руки.

– Недавно случилось одно несчастье… – поджав губы, опустила погрустневшая Кьюби глаза. – Мой отец и другие жрецы погибли, и я осталась одна. Мой папа был верховным камунуси здесь, и, как дочь, я унаследовала храм, его жреческий титул и все многочисленные обязанности. Вот и присматриваю тут за всем. Пытаюсь привести всё в порядок, – вздохнула она.

– Жрецы погибли во время той самой страшной грозы? – уточнила Шанти, подошедшая последней на омовение.

– Нет, гроза случилось многим позже, – ответила Кьюби. – И вы давайте тоже не брезгуйте традициями, моим терпением и гостеприимством, – подтащила Кьюби за узду Гейронуль.

– Душечка, это обычная лошадь. Кобыла. Анимаг из нас только Вильгельм, – повернула цыганка к ней голову.

– Что значит «обычная»?! – возмущённо всплеснул мокрыми руками усач, брызгая на гнома. – Лучшая! По версии Бернхарда Арне фон Штрауцферберга Третьего, между прочим!

Сразу за небольшим двориком, в котором до прихода гостей Кьюби и сметала мыль, песок да сухие листья к огороженному газону по краям, располагался небольшой ритуальный пруд цукибаи из круглой каменной чаши и квадратного водоёма, куда, журча, вливалась небольшая струйка из бамбуковой трубы.

Позади него высилось дерево Ёрисиро с извилистым стволом, словно вылезающий из земли дракон, к которому был гвоздём прибит чей-то отрубленный чёрный хвост с кисточкой, а вокруг него со всех четырёх сторон располагались различные элементы декора. Здесь были бусы, прикрепленные резные знаки из деревянных элементов, воткнутый ритуальный кинжал, а также таблички-талисманы о-фуда с начертанными на широкой ленте из рисовой бумаги крупными мазками кисти религиозными символами очищения и защиты.

Стволы других растущих по краям аллеи у входа деревьев были связаны светло-зелёными симэнава – толстыми жгутами из рисовой соломы, служащими границей мира духов с миром живых. Каждый атрибут здесь имел своё назначение. Никаких кустарников и цветников просто для красоты, любая мелочь имела смысл, занимала своё почётное место и что-либо символизировала в верованиях дайконских монахов.

Такие места в Империи Гростерн были настоящей редкостью. Храм дзиндзя или святилище хондэн могли иметься в крупных городах и даже в небольших поселениях, если туда перебирались жить состоятельные выходцы с далёких дайконских земель, но вот такие крупные территории с каменным забором, садами, священными рощами, обилием построек встречались нечасто. Но они служили местом для проведения ритуалов поклонения богам и духов для паломников, что привлекало обилие гостей-путешественников на земли людской империи. А это крайне благоприятно сказывалось на экономике государства.

– Занести вещи пока вот сюда, – поднялась по небольшой лесенке Кьюби к навесу близ склада цилиндрической формы с квадратной четырёхскатной крышей.

– Сколько сапог и накидок, – подметила Шанти. – Целый склад всякой одежды, инвентаря… Ни дать, ни взять!

– Сейчас раздам вам дождевички, нужно мусор по разные стороны двора будет прибрать и всё вынести за территорию. Обычно я всю эту сухую листву просто сжигаю, но в такой день… – вздохнула жрица, глядя на дождь.

– Поможем, сударыня! Цверги лучше всего в Иггдрасиле с метлой обращаются! Похлеще любой ведьмы! – посмеялся Аргон.

– Вас с капитаном я бы лучше попросила зажечь в храме свечи по периметру, – подошла к ним с защищающими от влаги накидками жрица храма.

– Надеюсь, там, в древнем храме, не покрыт паутиной каждый угол? – перепугался Аргон.

– Что вы, я стараюсь следить за порядком, каждый день с метёлкой и веником прохожусь по углам, – строгим тоном, с нотками некой обиды ответила черновласая женщина.

– Подметать территорию – работа явно потяжелее, чем с огнивом бродить вдоль свечей, – подметил Берн, желая всё же взяться за что-то серьёзное.

– Монахи главного храма хондэн были мужчинами, – пояснила им Кьюби. – До смерти отца мне не дозволялось туда заходить. Потому там важна мужская энергия ци – Юань-ци, – поясняла Кьюби, – а не женская природная Чжэн-ци. Природа дала рис, бамбук, древесину и камень, из которых сложены здания, но огонь – это сила разрушения, Се-ци, которую во благо обращает лишь мужская забота, заставляя пламя дарить тепло и уют, помогать в приготовлении блюд, даровать свет от злых тёмных сил в ночное страшное время. Так повелось с давних пор. Огонь прожорлив и зол, но свечи, что зажигают жрецы, символизируют, как эту силу наши прародители обратили во благо себе. В главном храме нужно мужское дыхание – Юань-ци. Мужская сила.

– Люблю женщин, падких на мужскую силу, – заявил гном.

– Берись за метлу и мне одну. А огни и златовласка наша своей блестящей улыбкой зажжёт, – покосился Берн на Вильгельма.

– Анимаг, маленькая гномочка и цыганка справятся с мусором и листвой, после чего им следует вновь умыться и ополоснуть руки, – с властным взором, в котором ощущалась некая брезгливость в их отношении, порхая своими косыми ресницами, проговорила черновласая жрица. – Гном с капитаном займутся возжиганием огней в торо по периметру – светильниках из камня с защищающей от дождя крышей. Только обязательно снимите обувь на пороге, положив под навес! А милый юноша, – кокетливо подошла она к Ассоль, – поможет мне в пагоде, – коснулась белым веерком округлой формы, напоминавшим лопатку, она подбородка дочки друида, а та лишь нервозно сглотнула, и её повели по ритуальной тропе сквозь красные тории.

Гейронуль заодно отвели под навес от дождя. Внутри высокого храма было уже довольно темно, но жрица, сняв деревянную обувь, ловкими движениями начала зажигать свечи, подходя к ритуальным полочкам, где лесенкой друг за другом стояли округлые широкие цилиндры из белого воска с торчащим точечным фитильком.

Ассоль со стороны даже казалось, что Кьюби простыми движениями ладони заставляет вспыхивать огоньки, но учитывая, сколько всего при той было на поясе из жреческого инвентаря, там вполне могло оказаться и какое-нибудь огниво. Сама же дочка друида, которую так же заставили снять перед входом обувь, лишь выполняла распоряжение жрицы: распахнуть двери пошире, сложить какую-нибудь ширму, что-то подвинуть, что-то перенести.

То и дело, проверяя, всё ли та правильно делает, на неё косилась Кьюби, взмахивая жезлом с бумажными полосками и расставляя алтарные принадлежности и деревянные таблички по местам возле камиданы – широкой стены с алтарём, посвящённым духам водной стихии. Здесь по периметру даже были желобки с проточной водой, умиротворяюще журчащей в процессе уборки.

– Был когда-нибудь в таком помещении? Этот храм посвящён пяти стихиям, – пояснила Кьюби своей помощнице. – Первый этаж, как видишь, олицетворяет воду, – протирала она деревянные статуэтки от пыли особой узорчатой тряпочкой. – На втором этаже – земля, на третьем – металл, на четвёртом – воздух, там нет стен, только опорные колонны, чтобы ветер мог свободно гулять. И на самой верхушке стоит алтарная чаша сигнального костра со статуями ками огня вокруг, водящего свой ритуальный хоровод кольца пламени и центральной жертвенной жаровни.

– И нам нужно убраться во всех залах? – опешила Ассоль. – Ёж-макарёш…

– О-хо-хо! С таким статным юношей в два счёта управимся, – улыбнулась Кьюби вновь только правой половинкой губ. – Здесь вот уже закончили, каждый последующий этаж, как ты видел, поменьше предыдущего. Главное – насосы, нам предстоит поднять воду на каждый из них.

– Насосы… – прикусила губу дочка друида, не представляя, сколько усилий понадобится.

– Для работы с маленькими свечами жрица использует вот такой веер, – показала женщина белую «лопатку». – Зовётся утива. А вот для углей наверху, чтобы раздуть настоящий костёр, уже этот, – с пояса достала и разложила она куда более крупный чёрный веер из дерева с металлическими элементами. – Гумбай.

– У вас столько разных штучек для ритуалов… – проговорила Ассоль, призадумавшись о том, что роль жрицы уж точно не для неё: она бы быстро запуталась во всём обилии деталей, действий и элементов.

– Это ками воды, – показывала жрица начищенные до блеска сине-зелёные статуэтки.

Дочь друида внимательно их рассматривала, удивляясь внешности духов водной стихии. У одних из них руки оканчивались щупальцами, у других те же щупальца росли на лице вместо бороды и волос, а то и начинаясь от верхней губы. У всех фигурок имелись антропоморфные черты, но часто гипертрофированные и искажённые. По две пары женской груди иногда, рыбьи хвосты вместо ног или ниже пояса всё те же отростки с перепонками да мембранами. Полурыбы, полутритоны, полуосьминоги… Существа с чертами амфибий, ракообразных и даже морских коньков с человеческими лицами.

Также внизу стен на синем фоне, олицетворявшим собой, судя по всему, толщу воды, были сложены своеобразные мозаики из позолоченных металлических листов, составлявших образы личинок стрекозы, охотящихся на рыбёшку и головастиков.

Все они представляли собой уникальный набор статуэток на своих постаментах, будто бы «водящих хоровод» вокруг синей алтарной плиты с выгравированной на ней стихотворной молитвой, а снизу украшенной засохшими цветами лотоса, банана и кувшинок.

Последние здесь водились в обилии, а вот где раздобыли монахи храма всё остальное – оставалось только догадываться. Ассоль предположила, что это приносили с собой паломники или же жрецы делали особый заказ у проезжающих мимо торговцев. Это было бы самым логичным из объяснений.

– Смелее! У меня здесь давно не было хорошего помощника, – махнула жрица за собой, взбираясь по тонким ступенькам изящной, но довольно простенькой, без вычурного декора, деревянной лесенке. – Если одежда уже успела промокнуть, у меня здесь есть жреческие кимоно, а также хакамы и каригину из льна для приближённых каннуси.

– Нет-нет, дождик совсем моросящий! – замахала руками Ассоль, опасаясь мгновенного разоблачения, а подставлять друзей совсем не хотелось.

На втором этаже вдоль периметра всё так же располагался квадрат из бамбуковых желобков. Вероятно, в другие времена года вода здесь подпитывала также цветы в расставленных горшках с землёй, ведь именно стихии Земли посвящался, по словам Кьюби, этот этаж.

На каменных постаментах, по форме напоминавших огромные изящные вазы, стоял бонсай – миниатюрные деревья, тоже сбросившие всю листву со своих маленьких крон. Зимой место казалось пустоватым. Спасали орнаменты и изображения на стенах, исполненные в красно-золотых тонах с редким вкраплением белого и зелёного, ставшие видны хорошо после зажигания огней.

Здесь были всадники, пейзажи гор, озёр и даже самого храма. Всё в оформлении вьюнков и тянущихся кронами друг к другу деревьев. Словно каждый вид открывался изнутри эдакой цветущей аллеи. Причём на западной и восточной стене изображались соответственно восход и закат солнца. А по разные стороны зала стояло две металлические качалки с насосами.

– Ну-ка, помоги мне, Аслан, – подвела жрица спутницу к одной из качалок. – Рукоять холодная, надо было протопить помещение, но кто же знал, что вы сегодня появитесь, – мило улыбнулась она. – Бери вот здесь и вот здесь, – встав сзади девушки, положила Кьюби руки Ассоль на рукоять, а свои положила поверх, как бы обняв и управляя всем процессом.

Ассоль краснела, кусала губу, выражала всячески недовольство, а руки жрицы нескромно скользили по костяшкам её пальцев, локтям и плечам, массируя их в процессе движений. С уст жрицы срывались комплименты и похвала, хотя работа казалась какой-то безрезультатной: сколько бы дочка друида не старалась, накачивая то плавно, с усилием, то быстро, то медленно, то стараясь максимально задрать и опустить каждый раз балку, вокруг всё только хлюпало, а потоков, как этажом ниже, так и не получалось.

– У тебя хорошо получается. Нужно выгнать весь воздух, чтобы осталась только вода и пошёл процесс. Прелюдия – иногда дело долгое, – усмехнулась Кьюби.

– Они точно работают? – произнесла раскрасневшаяся Ассоль.

– Разумеется, – мило улыбнулась жрица, прижавшись щекой к щеке помощницы. – Как видишь – не заржавели. А я вот заметила, что нет кольца, – поглаживала она пальчики дочки друида. – О-хо-хо, какая нежная кожа… Стало быть, не женат?

– Нет, – попыталась плечом Ассоль как-то оттолкнуть назойливую дамочку от себя.

– Прости, если смущаю тебя своим поведением, – отпрянула назад телом та от неё. – От вида парней в форме просто теряю голову, – обхватила она за плечи зеленовласую чародейку. – Обожаю военных! Какие руки, какая спина, вы посмотрите только! О-хо-хо! Ах, да… Как же тут посмотришь-то со стороны. В этом храме совсем нет зеркал, – кокетливым полушёпотом на ушко помощницы проговорила черновласая дама. – Поэтому очень важно, чтобы по периметру залов располагались отражающие поверхности.

– Почему бы просто не купить зеркала… – фыркнула Ассоль.

– Это же священное место, а они могут служить порталами для совсем нежелательных духов, – пояснила жрица. – Пока тепло, здесь течёт вода, отражая огоньки и как бы увеличивая их количество, а когда хорошенько ударят морозы, она обратится в лёд, который также прекрасно будет справляться с той же самой функцией.

Ассоль усердно продолжила качать воду хлюпающим насосом, энергично двигая руками, немного нагнувшись и стараясь изо всех сил. Девушка понимала: чем быстрее они здесь заполнят резервуары, тем скорее всё это закончится и она будет свободна.

– Сейчас я тебе помогу, – игриво произнесла Кьюби, элегантно виляя бёдрами в своём красивом наряде, направившись в другой конец зала и теперь синхронно с помощницей накачивая воду на второй этаж.

На этот раз всё получилось. Видимо, всё устроено в пагоде было именно так, что лишь вдвоём можно было заполнить из глубинных колодцев водой все борозды и желобки, создающие сложный узор вдоль стен этажа. Благодаря тому, что здесь дублировались широкие и узенькие участки, в каждой такой водяной полосе отражалось по танцующему огоньку зажжённых свечей. Таким образом свет не просто дублировался, а преумножался в разы.

В третьем зале стены были устланы декорированным оружием. Там на особых постаментах друг над другом располагались катаны и копья, сверкая своими лезвиями, ведь зал посвящался металлу. Были и особые ритуальные кинжалы, один из которых Ассоль уже видела во дворе вонзённым в священное дерево. Ей очень хотелось сейчас поинтересоваться, чей же там хвост был прибит и зачем, но девушка посчитала, что лучше будет о такой вещи поинтересоваться на месте, снаружи и в непосредственной близости.

По центру здесь тоже имелся пруд с каменным цилиндром в основе и квадратным резервуаром, а по центру располагался алтарь из нескольких трубочек. Он очень отдалённо напомнил дочке друида церковный орган и некоторые соцветия непентесов, рисунки которых она видела лишь в книжке о цветах Иггдрасиля, что из столицы ей как-то привёз старший брат.

А перед этими «трубочками» с каждой стороны сидело по шестирукой металлической фигурке духа металла. У одного голова была человеческой, с высокой причёской-пучком и миндалевидным разрезом прикрытых глаз. У другого голова была львиной, у третьего – бычьей, у последнего – птичьей.

Но это создание едва ли походило на того, кто испепелил лорда Хепри. Просто сразу нахлынули не самые приятные воспоминания. Впрочем, из-за темноты того зала, куда девушка попала через портал в Нерте, и своеобразного наряда-мантии со складками, она не могла быть точно уверена, сколько у создания с головой сокола там было рук.

Расспрашивать о фигурках жрицу не имело ни малейшего смысла. Если этажами ниже были ками воды и ками земли, значит, раз этот зал посвящён стихии металла, это и будут духи металла. Покровители литейщиков и кузнецов, а быть может, ещё рудокопов, которые добывают в шахтах изначальные самородки, из которых потом уже свои заготовки мастерят кузнецы.

– Остальные два этажа сегодня освещать не пойдём, – под барабанящий ливень произнесла Кьюби. – Ветер с дождём затушат все огоньки, так что пойдём поскорей к остальным. Ты, небось, проголодался. Расскажешь по дороге в тясицу про свои любимые блюда, – облизнулась она.

– Люблю запеченную картошку с солью и маслом… – смущённо проговорила Ассоль.

– Картофель? Я угощу тебя пшеничной лапшой с поджаренным тофу в рыбном соусе. Уверена, тебе понравится, Аслан! Ух! Хорошо поработали мы, – глядя, как в воде мерцает отражение горящих фитильков кругом, добавила жрица, протерев рукавом пот со лба. – Может, истопить сэнто? Ну, баньку, по-вашему, только в дайконской традиции. Вениками друг друга не хлещем. Ну, если ты только не попросишь вдруг, по привычке, – разглядывала она спину и фигуру помощницы.

– Попозже, потом как-нибудь, – нервно ответила тут же дочка друида. – Надо своих найти да перекусить чего-нибудь…

– Скорее идём тогда, посмотрим, как там справились остальные, – порозовев щеками, женщина шлёпнула Ассоль по обтянутому мужскими брюками заду и вопреки своей привычной неторопливости, статности и элегантности помчалась по лестнице вниз стремглав, как легкомысленная кокетка, оставив девушку, наряженную в юношеский морской китель, в полном недоумении.

След демона

Снаружи, во дворе храмового комплекса, моросил мелкий дождик. Аргон и Бернхард уже вернулись по узкой дорожке от большого святилища, где зажгли все огни в каменных фонариках торо, и помогали Вильгельму и Шанти с подметанием территории, все наряженные в дождевики из белой парусины.

От влаги пыль и песок размокли, липли к прутьям мётел, отчего те казались грязными. Да и листья тоже не столько разлетались к бордюру с выставленными совками и мешками, сколько оставались на пучках тоненьких бежевых стебельков, слегка загибавшихся внизу.

– Смотрю, работа почти закончена, – с лёгкой улыбкой, растеряв при спуске по лестнице своё озорство и кокетство, вернувшись при всех остальных к строгим манерам, сдержанно похлопала в ладоши Кьюби. – Сложите весь мусор вместе и вытащите за пределы ограды. Я пока растоплю комадо… Ой-ёй-ёй-ё-ёй! Только у пруда аккуратнее! Не смахивайте пыль и грязь в священные воды цукибаи!

– Душечка, а не прольёте ли свет нам, что это за хвост такой здесь прибит? – поинтересовалась Шанти.

Ассоль тоже направилась туда, пройдя мимо жрицы и желая рассмотреть странный объект вблизи. Подтянулись и остальные, а вот черновласая дама словно размышляла, стоит ли своим гостям всё рассказывать. Но затем её задумчивый вид сменился на грустный. Она глубоко вздохнула и плавно отправилась по каменной тропе к извилистому крупному дереву с бусами и амулетами.

– Это хвост Амона, демона, вселившегося в моего отца, – отведя взор, произнесла Кьюби.

– Демона! – вытаращила глаза Ассоль, вглядываясь в прибитый к стволу предмет.

– Папа сомневался, праведно ли он живёт, достоин ли титула верховного жреца здесь, имеет ли вообще смысл наличие дайконского храма на имперской земле… А те, кто слаб духом, легко поддаются демоническому внушению. Он стал одержим и набросился на других каннуси. Я не успела его остановить, они все погибли… – опустила голову черновласая дама.

– Он всех убил здесь?! – переглянулась дочка друида с Шанти и Бернхардом.

– Я вступила в сражение и отсекла демону хвост! – взмахнула Кьюби серебристой боевой косой, прокрутив её в своих руках.

– Откуда это она её вытащила?! – удивился Аргон, поглядев на Лилу.

– Я – маг металла, – призналась Кьюби, не прикасаясь к оружию, вращая его пассами рук, заставляя оплавляться и трансформироваться в металлическую сферу, парящую перед собой.

И рукоять, и древко косы в мгновение ока преобразовались в шарообразную форму, немного пульсирующую, сжимающуюся, с характерным отблеском, источаемым белым сиянием вокруг, но без ощущения какого-либо жара во время такого «плавления». Это бы хорошо ощущалось в прохладный дождливый день, но сфера явно оставалась холодной.

– Всё интереснее и интереснее… – погладил свой гладкий подбородок Вильгельм.

– В Академии такой вид чародейства довольно редкий! – с любопытством разглядывала действия жрицы Лилу.

– Здесь, в Империи, это подраздел магии земли. Я считаю, что магия земли самая сильная. Что вот такое магия воды, например? Всего три состояния: жидкость, лёд и горячий пар. А земля? И почва, и песок, и камни, и руды, и различные землетрясения. Металлы, самоцветы… Столько возможностей, если этим всем овладеть! – заявила Кьюби.

– Вот почему здесь на западной стороне так много свежих могил… А почему хвост всё ещё здесь? – уточнила цыганка.

– Я использовала древнее заклятье, заставив сущность проявить себя. Он слился с отцом в дикое чудовище, а я пыталась его изгнать. Отсекла хвост и изгнала прочь, – указала жрица на амулеты офуда с символами, начерченными красной и чёрной краской. – Но папу было уже не спасти… Амон покинул его измученное тело, покинул осквернённый присутствием тёмных сил храм, оставив здесь энергетический след. А я осталась совсем одна, пытаюсь всё теперь принести в порядок.

– Ох, соболезную, душечка, – приобняла её цыганка за плечи.

– Пытаюсь держаться, что же ещё остаётся, – подняла на неё та глаза.

– Это уже второй такой случай… – прошептала Ассоль.

– Силы священного дерева поглощают демоническую энергию. Особенно когда осень и зима, когда природа в состоянии покоя, это способствует усмирению тёмных сил. Можно сказать, усыпляет. Весной будут иные способы. Меня многому обучили, – произнесла Кьюби.

– Почему бы просто не выкинуть его и не сжечь? – поинтересовалась женщина-кошка.

– Здесь барьеры из оград, канатов симэнава, священных врат, энергетики рощ и пагод храма не позволяют силам зла распространиться. Кто знает, что станет, если вытащить этот обрубок наружу. Последствия могут быть крайне тревожными, – ответила жрица.

– Вам бы сюда отряд опытных демонологов Клира… – произнёс Вильгельм.

– Но священники Клира не пойдут в дайконский храм и не знают наших обычаев и традиций, – оспорила Кьюби.

– И то верно… Палка о двух концах какая-то, – вздохнула цыганка.

– Амон не совсем демон только, – уточнила Лилу. – Как и Шезму, к примеру, о котором я рассказывала. Это, скорее, забытый бог. Ныне «демонизированный», вероятно, за наличие рогов. Разжалованный, свергнутый. Амон – бог черноты небесного пространства, потерявший власть, когда Нун, Ра и Мут пришли к власти при помощи генералов Нейт, Сета, Себека, Осириса и Анубиса. Старый Тенем был уже слишком слаб и не пришёл сыну на помощь. Амаунет, несмотря на интрижку Амона с Мут, соблазнившей того, лишь чтобы выведать уязвимости, вступила в бой, но погибла в неравной схватке. Амон, известный также как «любимец матери» Мермутеф, и его приспешники Кук и Хух были повержены. Трон занял Ра, его супругой стала Хатхор, верховным советником-мудрецом был назначен Тот, Анубис получил власть над мёртвыми. А Амон отправился в нижний инфернальный мир к Шаб-Ниггурат в поисках соратников среди демонов: они ведь тоже когда-то были изгнаны предками эльфов со своих земель. Поэтому его часто с чем-то демоническим и ассоциируют.

– Но за попытки развязать войну и поднять мятежи был заточён в кувшин. Помните? Двенадцать духов Люцифера, Финч рассказывал. Среди них самым вредным и злобным как раз был Амон, – напомнила Ассоль.

– О-хо-хо, вашей прозорливости можно лишь позавидовать! – взяла её за руки Кьюби, восхищённо вглядываясь в сиреневые глаза смущённой дочки друида.

– Да я просто … Доводилось услышать… – притянула свои ладони девушка к себе. – Это вон Лилу всё на свете знает, – кивнула она в сторону рыженькой гномочки.

– Амон много бед натворил, это да, – кивнула та. – Ему не нравятся смертные народы и то, как они заселили весь Иггдрасиль.

– Он правил во времена ещё до пришествия элдеров, когда свои пирамиды-святилища богу ночных небес возводили гони, первые демоны, – добавила Кьюби.

– А он не попытается вернуться за своим хвостом? Или отрастил уже новый? – полюбопытствовала Шанти.

– Кто знает, я стараюсь, чтобы земля, на которой стоит храм, стала священной, не позволяя проникать сюда таким сущностям, – ответила жрица.

– Но хвост же всё делает наоборот… – подметила Лилу.

– Потому я и посвящаю себя различным ритуалам, – пояснила ей Кьюби. – Идёмте, нечего мокнуть под дождём, если работа закончена. Вынесите мусор и проходите в тясицу, – указала она на уютный чайный домик слева, на небольшой возвышенности, куда вели небольшие ступеньки из белого камня.

Аргон занялся готовкой в соседней постройке, Шанти и Ассоль ему ассистировали, чтобы поскорее на всех сготовить сытный питательный ужин, но руководила процессом, в основном, сама темноволосая дама. Склады были доверху забиты лапшой, сушёными овощами, грибами, мясом курицы, куриными косточками на бульон и соевым творогом тофу. Так что на всех был приготовлен наваристый суп удон.

– Анис, имбирь и чеснок… Всего три специи на весь рецепт! – качал головой гном. – Но вкус раскрывают что надо! Во рту тает – в животе летает! М-м-м! Знают дайконцы ведь толк в еде, а!

– Дольку лимона ещё положить стоит сюда, – показывала Кьюби. – Да и два вида перца чем не пряность. То, что они полосками порублены и засушены, а не измолоты в порошок, даже лучше для вкуса.

– Никогда дайконской еды нигде не ел и не заказывал, вот посмотрим, – недоверчиво ворчал Аргон.

– Соль, сахар… А это не… – скривила кошачью мордочку Шанти, потянув за узелок с крупицами мелких розовых кристалликов.

– Это отца. Я же говорила, что он часто пребывал в подавленном состоянии. Купил как-то розовый сахар у странствующего торгаша. Обещали исполнение желаний, а на деле… Надо убрать его отсюда, даже не знала, где он это хранит, – схватила свёрток Кьюби-но Йоко.

В скором времени, когда за окнами уже вовсю стемнело, под барабанящие капли дождя все, сидя на округлых подушках на полу за низеньким квадратным столом, уже уплетали угощение за обе щёки. Суп оценили и цверг-музыкант, и экс-капитан, и аристократ-анимаг, и женщина-кошка. Ассоль выбирала красный перец, откладывая в сторонку, а вот Лилу, наоборот, просила поострее и маленькими пальчиками забирала к себе с бортика плошки всё, что там вылавливала дочка друида.

– Ой, а что это такое зелёненькое тонкой соломкой? Как пахнет! – неожиданно для самой себя балдела Ассоль от незнакомого аромата, словно кошка от валерьянки.

– Сельдерей, стебелёк, – пояснила Кьюби.

– Король растений! – добавил Аргон.

– Потрясающе пахнет! Я бы его даже не ела, просто нюхала… – пищала от восторга дочка друида.

– Тофу попробуй, милый Аслан. Тофу-тофу-тофу! Жить без него не могу! – умилялась, щуря и без того узкие глаза, жрица храма. – А вам как? Понравилось? – оглядела она гостей. – Ну, понравилось же? По довольным глазам вижу, что понравилось!

– Одна картошкой питается, другая – сладкоежка, у которой чудом ещё всё не слиплось, эта вот один тофу готова есть, – причитал Аргон. – Суть хорошей еды – в самом разнообразии вкусов! Овощной гарнир, салаты, десятки видов мяса: от сусликов до страусов! Сладкое, солёное, с приятной горчинкой, как у кунжута… Все овощи прекрасны, если знать, как их готовить.

– Кроме брокколи, – морщась в отвращении, кашлянул Берн.

– Ты просто не запекал её в печи с хрустящим кляром и пряностями. Все специи уникальны, – продолжал гном. – Я вот не смог бы всю жизнь есть что-то одно. Даже тимьянчик может надоесть. А с разной приправой одно и то же блюдо преображается в новый вкус! Как вообще можно делать выбор между говядиной и свининой? Между рыбой и курицей? Между чёрным и красным перцем? Они, словно женщины, все прекрасны! – заявлял он.

– Интересное у вас сравнение, – хмыкнул Вильгельм.

– Что? В каждой сударыне, как в хорошем блюде, должны быть свои сюрпризы, загадки и даже перчинка! – заявил Аргон.

– Не хотелось бы перчинку в десерте, – прикусила Ассоль губу.

– Много ты понимаешь, картофельная душа! – фыркнул цверг. – К сливе и к шоколаду остринка идеально подходит. Наши соседи – гойделы – тебе много интересного расскажут о лёгкой остринке в сладких блюдах.

– Впервые слышу, чтобы гномы хвалили эльфов, – подметил анимаг.

– Цврги, между прочим, самый дружелюбный народ Иггдрасиля! – заявил ему низкорослик. – Правильно я говорю? – поглядел он на Лилу.

– Не знаю, я – норд, – ответила та, накручивая на вилку плоскую пшеничную лапшу вместе с яркими полосками жгучего перца из супа.

– Норды – как раз самый воинственный из гномьих кланов… – отвёл глаза с некой грустью Аргон. – Беззаботные патеки-лепреконы, дружелюбные вихты, трудолюбивые, но хитрые свирфы…

– Уверена, все гномьи народы прекрасны, – проговорила ему Кьюби, отставив пустую плошку. – Ох, и наелась сегодня!

– Аргон! Приборы ж на столе! – возмущённо воскликнула Шанти. – В крайнем случае дайконские палочки!

– Это – курица! Её едят руками! – фыркнул обиженно гном. – Слышала когда-нибудь выражение «пальчики оближешь!»? Так откуда оно, по-твоему, взялось, если всё есть ножом и вилкой! А?

– А с ножа вообще есть неприлично, – прикрыв глаза, с недовольным видом заметила ему цыганка. – Так всегда мужу наша соседка Мириам говорила, когда была у нас на застольях в гостях.

– Господа, после трапезы не хотелось бы о неприятных вещах говорить, но вы не хотели бы обсудить эту одержимость? – оглядел своих спутников Вильгельм.

– Я тоже всё не могу перестать думать, что это как-то связано там и здесь… – опустила глаза Ассоль.

– А меня милый паж просветит о своих размышлениях? – кокетливо поинтересовалась у неё Кьюби.

– В столице был похожий случай, мужчина топором семью зарубил. Страшная трагедия, – пояснила цыганка. – И в доме не было оберегов от демонов и тёмных сил. Даже пучков чертополоха над входной дверью. Подозреваю теперь одержимость.

– У нас над входом принято вешать на удачу подкову или символический маленький веник с украшениями, лентами и цветами, – проговорила жрица.

– Большая удача: зайдя в дом, получить по макушке подковой, – почесал свою лысину гном с саркастичным выражением на лице.

– Считаете, и там дело в одержимости было? – поинтересовалась у Шанти Кьюби.

– И, говорят, не первый случай. А ещё в Нерте девушки пропадали. Вдруг и там одержимый маньяк-убийца завёлся. Повезло же нам ушки с хвостами свои унести, – вздохнула цыганка.

– Мы обычно говорим «унести ноги», – поправил её Аргон. – Что гномы, что люди, что эльфы, думаю, даже орки. У них-то хвостов нет.

– Но ушки зато у всех есть, – фыркнула Шанти.

– Не такие прекрасные, как ваши, сударыня, – поглядел на неё, строя глазки, цверг.

– Ой, не начинай, душечка, – смущённо отмахнулась и отвела взор та.

Разместились по комнатам так, что Ассоль вновь оказалась в одной вместе с Шанти. Девушке так было немного спокойнее, нежели ночевать в одиночку. Близ входа было несколько гобеленов с изображением цветущей сакуры в разное время суток, а также портрет самой Кьюби.

– Как похоже! – отметила Шанти, разглядывая изображение девушки с родинкой слева над верхней губой.

– Блистательная работа, – кивнул и Вильгельм.

– Папа на досуге занимался плетением, чтобы нервы привести в порядок и успокоиться от тревожных мыслей. Это далеко не все его работы, просто в прихожей он почему-то разместил именно их, – с грустью вздохнула жрица.

– Настоящее мастерство, он был у вас очень талантлив, – заверил её анимаг.

– Благодарю вас за добрые слова, – поклонилась та. – Выбирайте себе комнаты для ночлега, они все пустуют. Но я постоянно там прибираюсь, протираю пыль, все ткани постираны, окна утеплены. Двери здесь мастерили имперцы, так что они на петлях и открываются в коридор. Вам привычно, небось, будет. Сейчас разожгу огонь, и можно будет готовиться ко сну.

Кьюби вскоре поднялась по старой деревянной лестнице наверх, к себе, на второй этаж жилой избы для монахов, а все гости остались внизу, закутавшись по гостевым комнатам каждый в своё одеяло. Тёплый воздух постепенно наполнял каждое помещение. Становилось гораздо уютнее, хоть и место казалось в отсутствии жильцов и зажжённых свечей довольно-таки мрачноватым. Чабсдер снаружи устроился под навесом в позе летучей мыши, ухватившись когтистыми ногами за перекладину.

На новом месте дочке друида спалось неспокойно. И виной тому был вовсе не холод снаружи и не барабанящий дождь. Уснуть-то вполне получилось, а вот сами сны были какими-то тревожными и абсурдными. Ей виделось, что она разгуливает по огромному дому-лабиринту, вдоль стен которого на маленьких полочках горят ритуальные свечи.

В каждой комнате ей чудились жрицы, как две капли воды похожие на Кьюби. Черноволосые, с узкими глазами, косыми ресницами, родинкой и тонкими бледно-розовыми губами на вытянутом лице. Все они были только в хакамэ, без верхних накидок, с распахнутым кимоно, оголяющим плечи и округлую женскую грудь.

Они все кокетливо улыбались, играли на дайконских гуслях кото, тростниковых флейтах фуэ да постукивали узорчатыми парными дощечками-палочками сякубёси, создавая ритм. Комнаты и коридоры были преисполнены этой поистине чарующей музыкой, которую Ассоль прежде никогда не слышала.

Жрицы манили её в каждую комнату. В одной на столе сушились травы и специи, в другой стояла прялка, третья напоминала кухонное помещение, но Ассоль во сне не стремилась куда-либо зайти. В итоге фигуры жриц появлялись и в коридорах, особенно на распутье – на перекрёстках. Поначалу вдали, а потом всё ближе и ближе, хватая за руки и пытаясь куда-нибудь повести зеленовласую гостью, но та вырывалась, шагала дальше и не знала, куда ей бежать. Помещения были будто без окон, непонятно было, сколько тут этажей и как вообще выбраться наружу.

– Нет, нет… – проснулась в поту дочка друида, тяжело дыша и осознавая, что находится всё ещё в гостевой комнате.

– Не мешай, душечка, мне такой сладкий сон о дайконских жрицах приснился… – проворчала женщина-кошка, лёжа на соседней кровати.

– Тебе тоже?! – опешила Ассоль, но Шанти уже не ответила: похоже, мгновенно уснула, перевернувшись на другой бок и укрывшись бамбуковым одеялом.

Она и сама хотела было уже перелечь как-нибудь по-другому и снова попробовать уснуть, но подметила во мраке, что входная дверь в комнату приоткрыта. Причём не слегка. А где-то на целую треть. Вероятно из-за циркуляции воздуха по коридору.

Ассоль нехотя приподнялась с постели, закутавшись в покрывало, босяком прошагала по доскам в надежде отыскать на двери изнутри какую-нибудь щеколду, дабы захлопнуть ту поплотнее, чтобы больше не открывалась.

И тут во мраке коридора возник профиль Кьюби. Длинные чёрные волосы её сейчас уже были распущены, но по личику нельзя было не узнать главную обитательницу и смотрительницу храмового комплекса. Жрица будто бы спешно проходила мимо и лишь из-за приоткрытой двери скромно бросила косой взгляд внутрь, завидев зеленовласую девушку совсем близко, на расстоянии с локоть.

Та даже подалась на полшага назад, опасаясь задеть женщину, но при этом рукой протянула вперёд, чтобы закрыть дверь. В этот самый момент Кьюби схватила её за запястье и рывком вытащила к себе в коридор, встретившись ещё ближе с перепуганными глазами взволнованной Ассоль.

– О-хо-хо, тоже не спится? – прошептала жрица, поглядывая по сторонам.

Справа по коридору у подъёма лестницы находилось покрытое влагой крупное окно. Несмотря на то, что всё оно было в разводах от дождя, чьи маленькие капли ритмично постукивали по подоконнику, погода в небесах явно шла к улучшению. Тучи немного разверзлись, чтобы впустить лунный свет, озаряющий не только священный двор, но и попадающий сквозь стекло внутрь здания, заставляя слегка поблёскивать натёртые лестничные перила.

– Дурной сон, – прикусив губу, Ассоль попыталась вырваться.

– Так это твой голосок я услышала. Сначала показалось, кто-то сладостно стонет, а потом поняла, что это звуки скорее тревожные и нервозные! Идём ко мне, сделаю тебе целебный горячий чай. Могу даже целую церемонию провести, если трудно уснуть. Умиротворяющая, расслабляющая! – положила Кьюби руки ей на плечи, едва не скидывая покрывало с тела дочки друида.

– Спасибо, нет, я лучше вернусь в постель, – развернулась зеленовласая девушка.

– Куда же ты! – захлопнула дверь в комнату перед ней, перекрыв путь, жрица. – Если не можешь уснуть, мы могли бы где-нибудь посидеть, пожевать тофу, поболтать обо всём. Хочешь, принесу тебе сельдерей?

Ассоль ощутила её жаркое дыхание и то, как Кьюби пышной грудью прижимается к её телу, практически трётся, эротично ластится, зажимая у стенки. Покраснев, но округлив от паники глаза, дочка друида развернулась, столкнувшись с гипнотическим взором своей ночной собеседницы.

Её карие глаза буквально сверкали изнутри, окрашиваясь переплетёнными голубыми нитями в своей радужке, причудливо преображаясь от витиеватого нежного сияния. Ассоль стало не по себе. Кьюби уже коснулась её носа своим. Розоватый язычок показался на краткий миг, облизнув тонкие губы хранительницы ритуального комплекса.

За мгновение до потенциального соприкосновения губ, юная чародейка повернула голову к окну, избегая настойчивости жрицы, что явно ту не порадовало. Кожа на шее дочки друида ощутила ещё более горячее дуновение от томного вздоха, а Кьюби опустила глаза.

– Неужели я совсем не нравлюсь тебе, Аслан? – спросила она. – Что не так со мной? Экзотические женщины из Дайкона совершенно не привлекают такого стройного и статного юношу? – шепча расстроенным голоском, прошлась жрица пальчиками по телу, закутанному в покрывало, и развернула за подбородок девушку к себе.

– Дело вовсе не в этом… – засмущалась Ассоль ещё сильнее.

– Может, у тебя ещё вовсе никого не было? Не стоит стесняться, я могла бы многому тебя научить. Или тебя отталкивает мой строгий нрав? О-хо-хо, пойдём со мной, ты увидишь, насколько нежной и ласковой я могу быть! Ну же! – манила Кьюби, оголив плечи и раскрыв белое кимоно, демонстрируя обнажённую грудь с чуть задранными на манер лисьих носиков сосками. – Так дрожишь… Я могу подарить тебе столько тепла, – засверкала она язычками пламени на ладонях, и Ассоль поняла, как же легко удавалось ей зажигать свечи в том храме буквально прикосновением. – Иди же ко мне, прижмись к груди, милый паж! – умоляла она.

– Да не интересно мне это! – рванула мимо полураздетой жрицы раскрасневшаяся девушка и, оглянувшись, содрогнулась от ужаса.

На неё оглядывалось не лицо, а жуткая морда. Кожа Кьюби вмиг обросла белым мехом, глаза стали совсем ярко-синими, уши удлинились и заострились, а нос вытянулся, становясь лисьим. Этот свирепый звериный взор горел неистовым светом. А зубы слегка вытянутых и ронявших слюну челюстей были острыми, крепкими и явно теперь будут девушке сниться в кошмарах. А позади дамы-лисицы веером взметнулись пушистые белые хвосты.

– А-а-а-а! – заверещала Ассоль, споткнувшись и ушибив коленку об пол, подставив руку, чтобы, упав, не распластаться на дощатом полу коридора.

На крик девушки тут же вдали близ прихожей выглянул Вильгельм. Из двери рядом с Ассоль выскочила перепуганная Шанти. Вскоре объявились и Берн, и Лилу, и даже зевающий и протиравший глаза Аргон, вышедший в ночном утеплённом колпаке поверх лысины и предусмотрительно взявший с собой гитару для бардовских чар, если вдруг то понадобится.

– Чего расшумелись? – с сонным видом по ступенькам спустилась Кьюби, пытаясь прикосновениями к лицу привести себя в чувство, словно сама только что встала с кровати.

– Она… Она же… – переводила взор Ассоль то на неё, то на пространство подле окна с льющимся лунным светом, где уже никого не было.

Жрица же была в человеческом облике. Ни меха, ни хвостов, ни горящих голубых глаз. Самая обычная, какой всегда и была. Только очень сонная, протирающая глаза и поглядывающая на перевернувшуюся на полу Ассоль, приподнимавшуюся на локтях и спешно прикрывавшую наготу тканью покрывала.

– Милый паж, вы ушиблись? – зашагала жрица вперёд.

– Не… не подходи! – замотала головой дочка друида и отползла назад к ногам Бернхарда и Вильгельма. – Давайте уедем отсюда? Сейчас же, пожалуйста? Она – лиса-оборотень! – заявила девушка, когда ей помогли подняться.

– Оборотень? – ужаснулась, расслышав, Кьюби. – Необходимо провести защитные ритуалы… Где он? Или это просто ваш сон? – поинтересовалась она. – Вы лунатите по ночам? Как вы оказались вдруг в коридоре?

– Не луначу я… Мне сон приснился плохой, – фыркнула Ассоль.

– Ну, всё ясно… – отряхнул её Берн, скорее, грубо пошлёпывая, как нерадивого ребёнка.

– Нет, не тот сон! В том тоже была она, но тут по-другому! Взаправду! – заявила девушка, кутаясь в покрывало.

– Может, проделки демона? – предположил Вильгельм. – След ауры от хвоста вызвал дурные сны своим проклятьем. У меня бывало, что сначала будто проснулся, а потом всё вокруг вновь оказалось сном, и открыл глаза уже взаправду.

– Да не сон это был, – попятилась Ассоль, прижимаясь к нему, держась подальше от жрицы.

– Могу предложить расслабляющий чай или какой-нибудь снотворный отвар, – предложила та.

– Нет-нет, – потерла ушибленное правое колено дочка друида. – Не надо от вас ничего.

– Мне завтра рано вставать, наводить порядок, – зевнула Кьюби. – Но, если не сможешь уснуть или что понадобится, я буду наверху, у себя, – зашагала она прочь в лунный свет и принялась подниматься по лестнице.

– Я видела то, что видела, – оборачиваясь, заявила Ассоль, встретившись взором с Шанти и оглянувшись на Берна с Вильгельмом. – Это лисица-оборотень.

– Кицунэ или кумихо? – уточнила зевнувшая Лилу.

– Почём я знаю, их что, ещё несколько видов?! – удивилась дочка друида.

– Она хотя бы рыжая или белая? – поинтересовалась гномочка.

– Белая была… С кучей хвостов… – ответила, тяжело дыша и приходя в себя, зеленовласая чародейка.

– Так и будете здесь лисиц обсуждать? Я уже как-то заказал лисий суп, если помните: ни кусочка мяса, одни грибы, будь они неладны, – фыркнул Аргон и закрыл свою дверь, причитая и бубня в своей комнате ещё долго что-то, неразличимое снаружи.

– Идём, душечка, – подала Шанти руку Ассоль.

– А если она снова нагрянет? Как я усну-то теперь! У вас есть дверь со щеколдой? – оглянулась она на Берна и анимага, стоящих по разные стороны коридорных стен.

– Монахи здесь явно не запирались и не боялись друг друга, – манерно заметил ей Вильгельм. – Но можем поменяться комнатами, если так хочется.

Ассоль согласилась. Она и Шанти перебрались туда, где планировал ночевать анимаг. Зажгли свечи, посидели немного почти без общения. Дочка друида приходила в себя от увиденного, пытаясь разобраться: сон это был или же всё-таки на самом деле явь. Цыганка же сделала небольшой расклад карт перед сном, вздохнула и задула огоньки

– Нет угроз нам на будущее? – поинтересовалась зеленовласая девушка у неё.

– Карты всегда говорят правду, надо просто уметь трактовать, – многозначительно и загадочно ответила на это та. – Вот, душечка, держи на защиту, – протянула она девушке сковородку. – Спрячь под подушку и ничего здесь не бойся.

Уснуть кое-как получилось. Поутру Ассоль уже не помнила, снились ли ей ещё какие кошмары. Сон сразу забылся. Но за завтраком её только и расспрашивали о происшествии. Помнит ли она, как вышла из комнаты, или очнулась уже в коридоре, болит ли колено. То болело и вправду, хотя девушка отвечала, что всё в порядке. Ушиб был несерьёзным, но шагать сейчас от того было не легче.

Сильно беспокоящаяся за её самочувствие Кьюби выглядела даже слегка виноватой. Жрица подала всем пропаренный рис, вяленую рыбу, соления цукэмоно из маринованных баклажанов, капусты, лука, имбиря и, конечно же, тофу.

Погода ухудшилась. Ливень был такой, что Лилу в дождевичке то и дело выбегала проведать, как же там Чабсдер. Берн просил её также навестить Гейронуль. Ехать под таким дождём было просто нельзя, так что все скучали полдня в жилом домике, протирая пыль, подсвечники, подоконники…

Когда же дождь стал поспокойнее, то гости вышли подышать свежим воздухом, накинув на головы непромокаемые капюшоны. Кьюби прибиралась на веранде главного храма, остальные любовались убранством территории, пагодами и декоративными воротами.

– Пойдём в другую сторону, это дрога на кладбище, – заприметила каменные плиты Шанти, прогуливаясь на пару с Ассоль.

– Сколько свежих могил… – огляделась та. – Ну, хоть ты-то мне веришь? Что это не сон был, что мы все в опасности. Не нравится мне эта жрица… Если и ты мне не веришь, то зачем мы вообще путешествуем вместе… Ты ведь говорила, что мы друзья! Разве может такое присниться?

– Я ко всему отношусь насторожено. Держу ушки на макушке, знаешь ли. Так что и тебе стоит быть аккуратнее с той, что сюда нас впустила, – ответила цыганка.

– Ёж-поварёш! Ей только на руку, что мы задержались из-за дождя. Здесь она накидки нам выдала, а с собой не даёт, даже продать отказалась, когда гном предложил, – напомнила Ассоль про утреннее застолье. – Не желает отсюда нас отпускать. А ведь накидки здесь никому не нужны больше!

– Можешь сказать ей, что ты не юноша, и посмотреть, как она на это отреагирует, – предложила Шанти.

– Взбесится и выгонит мокнуть нас. Да ещё проклянёт. Она не только жрица… Где там Лилу? – оглянулась Ассоль в сторону двора.

– Звериные следы. Похожи на собачьи, но покрупнее, – заметила цыганка отметины на земле. – Давние, судя по всему, кто-то сюда прибегал и убегал, видишь, в две стороны. Промёрзлая почва хорошо сохранила их, а сейчас дождь немного размыл…

– Блин блинский! Что если это всё она? Если она натравила волков на деревню. Здесь же не так далеко! – ужаснулась от своих мыслей Ассоль, округлив глаза.

– Но промокнем насквозь, если поедем сейчас, простудимся… – произнесла, не поворачивая головы, женщина-кошка. – Надо для неё что-то сделать, чтобы подарила дождевики. Хотя бы несколько.

– Если вообще не зря это всё… – опустила взор дочка друида.

– Да всё будет нормально, чего так пригорюнилась, душечка? – теперь уже повернулась к ней Шанти.

– Да не знаю вот… Сейчас освободим папу, вернусь домой, и… Что потом? – подняла на неё свой малиновый взор Ассоль. – Как вернуться к обычной жизни? Не знаю, чем заниматься. Вроде бы всё впереди, а с чем ни столкнусь – какое-то это всё не моё, понимаешь? Травы, цветы, пошив тканей, готовка еды, военная служба, жречество… Не знаю, что делать и кем быть вообще.

– Главное, будь собой, – погладила цыганка её по волосам под капюшоном.

– Но как найти здесь себя? Я, вроде, не привередливая, но ничего не нравится. Не интересно разбираться в приправах, как гном, мне и простой печёной картошки с солью хватает для счастья, – вздохнула дочка друида. – Не тянет зелья и мази создавать, как папа и ты. Не хочу к брату в гарнизон, даже быть мажореткой. Форма красивая, но военная служба – всё равно не моё. Здесь ощущаю себя как не в своей тарелке, как и в алхимической той. Нет интереса таким заниматься, – помотала девушка головой. – Алтари, склянки… Может, у Финча попросить научить с гайками и шестерёнками разбираться? Механические игрушки мне нравились. Это сложно, наверное, идеально подбирать размеры всех колёсиков и упругость пружин, чтобы всё заработало. И собрать из разрозненных элементов сам механизм. Боюсь, что запутаюсь.

– Не попробуешь – не узнаешь, – приобняла её Шанти. – Я вот верю в тебя.

– Ещё чертежи эти, измерения… Учиться с линейкой всё выводить да рассчитывать в формулах, – вздохнула Ассоль.

– Ты сообразительная, у тебя всё получится, – приободряла цыганка её. – Пойдём, поможем Аргону с готовкой, сообразим согревающие напитки, а он подскажет, он лучше меня понимает в рецептах из ягод.

– Только ничего алкогольного… – зашагала с ней вместе дочка друида. – Иди, я сейчас догоню, – бросила она взор на первый этаж пагоды, где Лилу помогала Кьюби по-новой расставлять статуэтки ками воды.

Дождь кончился, когда за окнами уже потемнело. Ужин был как вчера, сытный, насыщенный, слегка островатый. Ассоль была уверена, что не смогла бы питаться таким каждый день, а вот Кьюби явно была всем довольна и не стремилась к какому-либо разнообразию своего меню.

– Что ж, если не хотите выезжать на ночь глядя, чтобы не дай боги не заплутать по дороге в Белунг, можете остаться ещё на одну ночку, – предложила жрица своим гостям.

– Вот уж нет уж! – вскочила перепуганная Ассоль. – Поедем? – посмотрела она на Бернхарда, словно на лидера их компании. – Пожалуйста…

– Окажете напоследок одну маленькую услугу за моё гостеприимство? – с жалобным видом поглядела Кьюби. – Поможете зажечь огонь в верхнем зале?

– Конечно! – сразу же вызвалась Лилу, а Ассоль не успела её остановить и нервозно прикусила губу.

– Как ж не помочь сударыне, – поднявшись, поддержал и поклонившийся гном. – Правильно я говорю? – бросил он взор на всех. – За крышу над головой, за такие познания в кулинарии!

– Милый Аслан не желает с собой в дорожку взять стебелёк сельдерея? – с надеждой во взгляде полюбопытствовала жрица храма.

– Нет-нет, – замахала рукой дочка друида. – Кушайте сами, вдруг вам тут не хватит… Я же только запах хвалила, а не вкус…

– На вкус она хвалит только картоху, – посмеялся Аргон. – Да и ту запекает без веточки розмарина, спускает овощ на ветер…

Когда все вышли наружу, небо оставалось всё ещё облачным, но растущая луна светила ярко, заглядывая в прорези туч и царствуя на тёмном небосводе среди маленьких звёзд. Воздух был морозным и свежим. В нём ещё ощущались нотки дыма от печи и запахи готовой еды со стороны хижины.

– Я зажгу огонёк! – заявила Лилу, щёлкнув пальчиками и засияв возле них маленькими красными язычками пламени.

– Пусть лучше Аслан мне поможет, – протянула Кьюби руку Ассоль.

– Я? Блин блинский… Я не могу взбираться наверх, у меня колено больное! – запротестовала та.

– Шагай и ничего не бойся, – подошла сзади к ней Шанти, подтолкнув чуть вперёд.

– Ёж-поварёш! – процедила та недовольно.

Они неторопливо взобрались по пагоде на самый верх. Фактически на крыше, где на каждом углу стоял исписанный ритуальный шпиль, покрытый красной краской, в центре средь хоровода металлических, перепачканных копотью идолов ками огня располагался железный лотос-жаровня с углём, который и необходимо было зажечь.

Кьюби начала свой ритуал, просушивая угольки от влаги ритуальным движением рук, соединяя вместе пальцы в жесты-мудры, иногда вращаясь на месте, а порой и кружась вокруг церемониального центра, создавая парящие в воздухе фонариками язычки красновато-рыжего пламени.

Они мерцали такими манящими и причудливыми искрами, заставляя Ассоль приблизиться. Девушка едва не протягивала руку, пытаясь понять, как же они так горят без всего, чуть поднимаясь и опускаясь, но не разлетаясь никуда с места, где их расставили, видимо, в неком важном порядке, формирующим при взгляде сверху какой-нибудь важный символ.

Но затем, опустив на мгновение взор, девушка заметила разводы и пятна на дощатой поверхности. Дождь, разумеется, многое смыл, но неровный, аморфный и асимметричный узор всё равно сохранялся даже поверх багрового покрытия. Будто здесь раз за разом разбрызгивали нечто алое. Капли оставались и на металлических стебельках лотоса, и тем более на почерневших танцующих фигурках уродливых духов огня со множеством рук, с раздвоенными языками, странными высокими причёсками и пучеглазыми лицами.

– Склонись перед могуществом богини Инари, милый паж, – коснулась Кьюби плеча Ассоль, бережно поставив девушку на левое, не болящее колено, чуть нагнув ей голову возле лотоса-алтаря.

Дочь друида не сопротивлялась, не желая ломать церемонию, но всё же была настороже. Глядела то на пятна, то на обуглившиеся силуэты, то на пляшущие тени жрицы, ведь чем больше становилось вокруг источников света, тем лучше было видно высотную площадку пагоды.

– Прими же эту жертву, Инари! – звонко воскликнула Кьюби, и тут в отражении железных, раскинувшихся зевом неистового чудовища лепестков Ассоль увидела, как блеснула боевая коса.

Она тут же развернулась, резко выставив подле своего горла припрятанную сковородку. Именно её ей за спину всучила Шанти, когда подошла и подтолкнула вперёд там, внизу. По изумлённому, растерянному на мгновение и озлобившемуся личику жрицы стало понятно, что к такому она явно не была готова.

Завертелось сражение, в котором девушка чёрной сковородой отбивалась от резких ударов блестящей серебристой косы разъярённой соперницы. Та и присаживалась, кружась вокруг своей оси, намереваясь задеть остриём по ногам, и била сверху наотмашь, словно клювом огромная хищная птица.

Когда же все эти попытки нападения оказались тщетны, замерев на месте, не касаясь вращающейся в воздухе косы, Кьюби взмахнула руками, обрушивая вниз огненным дождём все парящие до этого язычки пламени. Теперь Ассоль пришлось прикрываться дном сковородки ещё и от них, уворачиваясь телом, оказавшись на углу у заграждения высотой всего лишь с сапог. Пики узоров там доставали где-то до середины голени девушки, так что споткнуться и свалиться было проще простого: такой край стоящего человека удержать не способен.

Дочка друида оглянулась на жрицу, нагнулась, присев от полёта косы, но та не упала вниз, ускользая за пределы площадки храма огня, а, как бумеранг, вернулась к своей хозяйке по той траектории, заставив Ассоль вновь увернуться.

– Да прекрати ты уже! – с края площадки прорычала зеленовласая чародейка, спешно колдуя щит в виде черепашьего панциря.

– Милый паж тоже владеет магией? – удивлённо наклонила голову вбок Кьюби-но Йоко.

– Представь себе! – фыркнула девушка. – Тебя много ожидает сюрпризов, – метнула она вперёд зелёные чары, размножившиеся зелёными стеблями.

Однако все эти побеги легко вращающейся косой разрезала жрица, а снизу вызвать какие-то цепкие корни Ассоль не могла – вместо земли были доски, они же с соперницей располагались на пятом этаже высокого здания. Орудие Кьюби вмиг рассекло защитный панцирь напополам, заставляя перепуганную зеленовласую девушку метнуться к другому углу.

Ассоль вспомнила, что могла волей оживить уже обработанную древесину, как в таверне, когда ещё до Берна пыталась разобраться с задирой. На какое-то время такой силы бы хватило даже без подпитки из почвы, просто за счёт личной энергии. Коснулась досок, заставляя те пойти корнями, расходиться побегами, но чародейка метала, даже не касаясь косы, заставляла своё орудие вращаться в воздухе и срезать любой приблизившийся стебель.

– Может, возьмёшь в соперницы чародейку по уровню? – метнула ввысь несколько пламенных попугаев Лилу, от которых пришлось изрядно уворачиваться жрице, дав тем самым Ассоль время передохнуть.

В это время, как только падавшие огни зажгли сигнальный костёр, отпугнувший ярким светом и вспышкой огня кружащего над пагодой Чабсдера, к храму ринулся целый отряд других оборотней – тануки. Бурые полулюди-полусобаки, больше, правда, похожие на енотов, в дождевиках, вооружённые копьями, в том числе и метательными, с крупными колчанами, помимо мешочков с припасами за спиной, забегали они дружно на территорию.

– Этих ещё не хватало, – внизу, глядя на вражескую банду, достал саблю Берн.

– Какие пушистики! – воскликнула с улыбкой Лилу.

– На колбаски сейчас пустим пушистиков, прошу прощения за свой таскарский, – обернулся Вильгельм белым тигром с золотистым загривком, идущим густой полосой до середины спины.

– Нет-нет, так нельзя! – заявила гномочка, мечась взором по закипевшему сражению, как сходились с металлическим лязгом лезвие сабли и заострённые наконечники копий.

– Уйди от меня! – прорычала тем временем Ассоль наверху, отбиваясь от жрицы, обронив сковороду, но метнувшись по другую сторону хоровода идолов, ускользая от взмахов косы то влево, то вправо.

– Слава богине Инари! – поднимая копья, глядя ввысь, хором заявили тонкими голосками тануки.

– Слава Инари! – поддержала и Кьюби, принимая свой облик белой девятихвостой девы-лисицы, рыча и роняя слюну, встав в боевую стойку. – Богиня ждёт свою жертву!

– Не дождётся, – треснула её сзади по макушке сковородой забравшаяся за это время наверх Шанти.

Лилу тем временем внизу сплетала заклятье в форме гигантского огненного осьминога, щупальцами разбрасывавшего подбегавших тануки, стремясь тех припугнуть, может, даже обжечь, но не пускать в смертельно опасную схватку с рычащим тигром и ловко орудующим саблей рыжим усачом.

– У-у-у… лохматая дрянь! – держась за затылок, обернулась дева-лиса к женщине-кошке. – Предательница! – сверкнула Кьюби голубыми глазами. – Ты же одна из нас!

– Нет, я одна из них, душечка! – кивнула та на Ассоль. – Я её подруга, я из её компании, – бросила Шанти взор на творящуюся заварушку внизу.

Жестом руки жрица хотела было воспользоваться моментом и метнуть косу, но ту уже крепко ухватила Ассоль с серьёзным и даже суровым видом. Из плеч дочки друида полупрозрачными рыжеватыми силуэтами прорастали в разные стороны рычащие медвежьи головы – звериное заклятье, придававшие недюжинной силы.

– Думала, завела нас в ловушку? Но это мы устроили тебе западню! – бросила Шанти под ноги жрицы карту с изображением оборотня, ту самую, что вчера получила перед сном в раскладе при горящих свечах.

– Сударыня! Вы, конечно, прекрасны, но проучить вас по заднице не помешает! – заявил у спуска вниз Аргон, вдарив по струнам и создав волну, поразившую Кьюби до визга, так что та была вынуждена выпустить своё оружие из рук, оставив косу Ассоль.

– Обирали путников, заманивали сюда мужчин, прикинулись жрицей храма! – вертя сковороду, расхаживала вокруг жрицы недовольная Шанти. – Ни дать, ни взять! Возмутительно!

– Как ты узнала? – рявкнула та, всё потирая макушку.

– Кроме того, что ты сама явила себя моей подруге? Задолго до этого, душечка. Чужие вещи, сапоги, дождевики… Мужской перстень на вашем пальчике. Склады переполнены не монашеским одеянием, а тем, что ты снимала с таких, как мы. С ищущих ночлег. Кого ты соблазняла, высасывала все силы, а потом приводила сюда и приносила в жертву богине Инари на алтаре, а потом обгладывала до косточек. Вон сколько могил и захоронений. Прикинулась девушкой с портрета, только одного не учла. Родинка у тебя не с той стороны, душечка. Отзеркалила, а свериться с реальностью не судьба? Ах да, ты ещё совершала ритуал воды, чтобы вызвать непогоду, – ответила женщина-кошка. – И разрушенные комаину на входе. Кицунэ их не выносят.

– Лилу опознала водное колдовство на ливень, – процедила недовольно Ассоль. – Вы специально поутру делали ритуал, чтобы кто-то пришёл в поисках убежища, а сегодня с утра повторили, чтобы задержать нас до вечера, пока ваши тануки не подойдут! И хотели подать им сигнал!

– Мы видели следы, – пояснила Шанти. – Они поставляют вам рис, рыбу, ваш любимый тофу…

– А вы натравили на деревню хищных зверей! – скалясь, прорычала дочка друида.

– Какую деревню?! – отползла к горящему алтарю Кьюби. – Я обирала и убивала одиноких путников, да! Иногда целые компании друзей! Паломников, нищих, аристократов, Инари рада любой крови и любым жертвам! Все мы одинаковы под кимоно! Но я давным-давно не покидала территории храма и не нападала ни на какую деревню! – строго заявила она, глядя на рядом стоящих.

– Давай рассказывай, если хочешь жить, как здесь оказалась и кто стоит за нападением волков на Белунг тогда! – сурово проговорила цыганка.

– А не то ща как дам больно! – пригрозила Ассоль.

– Кисонька, а куда там нужно кицунэ стрельнуть, чтобы убить? В голову или в сердце? – сменив уже в руках гитару на лук, натягивал Аргон тетиву.

– Хватит! Ну, сжальтесь! Я признаю своё поражение… Не убивайте меня… Не знаю я, кто напал на Белунг! Я даже не слышала здесь ни о каком нападении! Никто из приходящих, кто жив и кто уже мёртв, ничего про нашествие каких-то зверей мне ничего не рассказывал! И мои тануки тут ни при чём! – воскликнула жрица, меняя облик на человеческий, только с белой кожей и чёрными узорами цветков и эдаких лепестков на лице в виде татуажа. – Мы – изгнанники, которые ищут приют. Люди много враждовали с нами, убивали почём зря просто за то, что мы на них не похожи, из-за звериной натуры. И мы тоже охотились в ответ, притворяясь на их земле, оборачиваясь, подкарауливая, соблазняя и убивая. Кто во что горазд.

– А забыть прошлое и жить в мире не пробовали? Не все люди такие злые! – заявила Ассоль. – То они, то вы друг друга задираете. Так это не кончится до полного истребления! Невозможно же жить в постоянной вражде!

– Пробовали и не раз, а потом снова теряли своих близких и бежали из сожжённых поселений. Люди не выносят тех, кто хоть чуточку на них не похож! – рявкнула жрица, скаля звериную пасть.

– В Империи Гростерн с давних пор живут представители разных рас, есть и гномы, и фелины… – проговорила дочка друида.

– Мало живёшь – мало знаешь. А я помню, как нас выселяли и ненавидели! – хмурилась Кьюби.

– Так бывали и те, кто избежал твоих когтей и зубов здесь? – полюбопытствовала Шанти. – Ты ведь сказала, что кто-то остался жив из приходящих сюда.

– Те, кто не остаются на ночлег, как бы я их не соблазняла. Старик один, странствующий поэт, флейтист в шляпе с пластиной на лице вместо глаза… – перечисляла Кьюби.

– Тот волчий пастух… – поглядела Ассоль к спуску вниз, где стоял Аргон, любивший всем раздавать прозвища.

– Волчий пастырь! – настаивал тот на своей версии прозвища, задрав с важным видом указательный палец.

– Думаешь, он замешан? – призадумалась Шанти.

– Что вам нужно теперь? Разоблачили меня, и что дальше? Всех нас перебьёте? Храм снова будет пустовать. Я нашла его, когда скиталась, здесь никого не было, кроме рыдающего одержимого каннуси. Верховный жрец зарубил до моего прихода дочь и всех остальных. Я вступила с ним в битву, отсекла хвост демону, который им управлял, и изгнала его. Мужчина скончался, я отнесла его на верхний алтарь, совершив молитву Инари. Начала заботиться о храме, связалась с другими перевёртышами, приняла облик погибшей женщины с гобелена и приводила тут всё в порядок! – фыркнула жрица.

– Пожирая заглядывающих путников с лапшою и тофу, – недобрым тоном дополнила цыганка.

– Их бы никто не хватился! Пропали и пропали, заблудились и заблудились! Пропащие душонки! – недовольно произнесла Кьюби.

– Жестокая убийца! – заявила, сильнее хмурясь, Ассоль, ринувшись вперёд.

– Погоди, – остановила её взмах косой Шанти. – Должны ли мы ей уподобляться?

– А кто отомстит за всех тех, кого она сожрала? – со слезами на глазах посмотрела на неё дочка друида.

– Клянусь лисьей богиней Инари, что больше не буду! – замотала головой Кьюби.

– Так это не работает! – фыркнула ей Ассоль. – Убить толпу и пообещать завязать, это как вообще?! И как мы можем поверить плутовке-лисице?!

– Ты же сама только что призывала забыть прошлое и попытаться мирно уживаться друг с другом? – поглядела в глаза дочке друида цыганка.

– Это всё ваши боги дурные! – хмыкнул Аргон. – Цапаетесь тут, а над вами в небесном астрале, небось, стоят эта Инари да Немезида, хихикают и меж собой спорят, делая ставки, кто кого. Мстящая девка с косой или лисья жрица! Вы – просто марионетки! Гномьи боги вот никогда так не делают. Ну, разве что Локи, хитрец-шельмец…

– Девка?! – скривилась жрица, глядя на дочку друида.

– Я же сказала: тебя ждёт много сюрпризов, – недобро сощурилась Ассоль.

– Ах ты!!! Так вот почему соблазнить тебя не получилось, столько потратила сил и энергии, даже облик свой контролировать почти не могла… – опешила Кьюби.

– Зато ловко метнулась лисицей на лестницу и спускалась, будто заспанная, как ни в чём ни бывало. Хороша актриса, в странствующий балаганчик такую б засунуть, – негодовала Ассоль.

– Так я там и была! В скитаниях своих примкнула к одному бродячему цирку. Надо мной подшучивали, издевались, чуть что просили хвосты показать, я сбежала искать себя и своё счастье… – отвела глаза жрица. – Повстречала таких же несчастных тануки из банды дорожных разбойников… Потом нашла этот храм.

– Хорошее «счастье» – обирать и пожирать путников! Вы – чудовище! – заявила зеленовласая девушка.

– Нет, я совсем не хотела, я просто озлобилась, это всё демоническое влияние, он посылал сны, искажённые воспоминания, нашёптывал всякое, а я пыталась оградить это чудесное место от демонического влияния! Не позволяла никому здесь селиться со мной… – разрыдалась Кьюби. – Противостоять этой агрессии тяжело, да ещё, живя одна, тоскуешь по ласке, по страсти, а потом звереешь и уже не контролируешь ни себя, ни инстинкты… Простите меня…

– Берн, как у вас там? – выглянула Шанти вниз с краю.

– Пошмалять в лобешник лохматым не нужно? – спросил Аргон.

– Вроде порядок, – держа саблю в одной руке, другой показал тот ей вверх большой палец, поглядывая то на пагоду ввысь, то на то, как огненный осьминой хлещет щупальцами, отгоняя вооружённых тануки. – Каждый заслуживает право на жизнь. Если сами не лезут, не нужно стрелять в них.

– Нет! Ёрисиро! Священное дерево сакаки! – метнулась к краю от алтаря Кьюби, протягивая руку вперёд, глядя, как из-за движения огненных щупалец вспыхнул извилистый ствол прямо у водоёма.

Было видно, как своей магической силой, одной ладонью всё ещё держась за ушиб на макушке, она пытается усмирить пламя, подчинить его силе своего колдовства и управлять. Однако едва огненные языки исчезали с ветвей или становились меньше, как вскоре разрастались вновь, занимая отданные позиции и даже пробираясь дальше.

– Прошу вас! Пожалуйста! Пощадите! Не сжигайте весь храм и священное Ёрисиро! – взмолилась жрица. – Я всё исправлю, я стану хорошей! У меня больше ничего нет, кроме этого храма! Прошу! Я всю себя, всю душу в это место вложила!

– Дьяволу ты душу свою продала, убивая людей! – хмыкнула дочка друида.

– Может, ей тоже демон велел? Если уж не дерево сжечь, так этот проклятый хвост! – заявил Аргон.

– Я не буду больше никого убивать! Обещаю! – роняя слёзы, тянула Кьюби руку к горящему древу.

– Ага, так мы и поверили, – пробубнила Ассоль.

– Нет, – повернулась к ней жрица, вытянув ладонь уже в направлении девушки, приблизив к коже и пальчики второй, ранее запрокинутой за голову руки, когтём нанося себе продольную рану. – Клянусь кровью кицунэ, кровью своей, что перестану убивать путников. Мои тануки примерят облик монахов и, может, тоже поселятся здесь… Мы будем хранить храм, это место, будем радушными к тем, кто его посещает. Никому отныне не причиним зла, – низко поклонилась она.

Было видно, что она не разыгрывает. Не притворяется, чтобы усыпить бдительность и напасть, не давит на жалость, пытаясь спасти свою шкуру. Раскаивалась ли жрица всерьёз? Понять было непросто. Но она и вправду явно была в панике из-за полыхающего ствола священного дерева, выглядела напуганной, сильно переживающей и готова была буквально на всё, лишь бы потушили пожар и не дали огню разрастись да пожрать всё вокруг.

– Вот что сила всемогущей сковородки творит! – крутанула ту в руках Шанти с довольным видом. – Ни дать, ни взять!

– А те, кто уже мертвы? Как это их воскресит?! – воскликнула дочка друида.

– Знаешь, все иногда заслуживают второй шанс… – произнесла ей цыганка.

– Нет! – сделала бровки домиком, глянув на неё, Ассоль. – Вот уж нет уж! Какой ещё второй шанс за всё это?! Вы что, шутите?! Вы спустите ей всё? Она меня хотела убить!

– Она много кого хотела убить и убила бы ещё, если б не мы, – хладнокровно проговорила цыганка.

– Это больше не повторится! В жертву Инари мы отныне будем сжигать курицу, рыбку, посадим здесь рис на территории… – в склонившейся позе, роняя капельки крови и слёзы, обещала Кьюби.

– Так не бывает же… Надо стражников привезти, дознавателей… – не соглашалась Ассоль.

– Тех, что схватили твоего отца? Мне казалось, твоё доверие к местным законам давно подорвано, – подметила Шанти. – А дело выслушивать должен, видимо, судья Грэй?

– Нет… Но нельзя просто так взять и простить убийства! – продолжила девушка возмущаться.

– Маленькая вредина, – фыркнул гном.

– А если б это были твои друзья? Родственники? Цверги-земляки? – повернулась к нему всхлипывающая Ассоль.

– Тогда бы это уже было лично моим делом, не пересаживай ответственность на гномьи плечи, – фыркнул тот. – Они крепкие, конечно, но все «если бы да кабы» не выдержат. Цверги – самый добрый народ Иггдрасиля, между прочим. Убить она пыталась тебя, твоё и дело: прощать или нет.

– Нет! – замотала девушка головой. – Я не согласна. Я протестую!

– Так убей тогда её, раз уж склонилась с косой над ней, словно Мортис, – развернулась Шанти и направилась в сторону гнома или скорее лестницы с верхней площадки, а Кьюби подняла на Ассоль, сжимавшую её косу, голубые глаза.

– Я… Я не могу так… – совсем растерялась дочка друида.

– Тогда сожги меня вместе с храмовым комплексом… Пригвозди к священному дереву и оставь умирать, чтобы я сгорела дотла! – роняя слёзы, пристыжено морщась и отводя взор, проговорила Кьюби-но Йоко.

– Хвост сгорел! – заявила снизу Лилу у полыхающего ствола.

– Как сгорите все вы… – прохрипел клокочущий, щёлкающий голосок, который Ассоль сразу узнала, прильнув к краю.

Из окружённого тлеющими бусами и амулетами места, где догорали ворсинки хвоста подле гвоздика, вытягивалась из дыма чёрная фигура птичьей головы с некоторыми людскими чертами. Фигура того самого незнакомца, который испепелил лорда Хепри.

– В этом месте больше нет твоей власти! Священные воды богини Аматерасу и лунного бога Цукиёми-но-ками изгоняют отсюда твой след! – с суровым видом заявила Лилу, подняла столп воды из бассейна, принявшей вид кобры, коронованной лотосом, и обрушила поток на горящее дерево, в один миг затушив весь пожар.

Её осьминога нигде рядом не было видно. Судя по всему, малышка развеяла свои чары, убрав его, чтобы не поджёг здесь что-то ещё. Несмотря на то, что после продолжительного ливня вокруг всё было мокрым и сырым, от пребывания пламенного существа всё близ него постепенно высыхало, а следовательно, могло загореться, так что гномочка решила обезопасить себя и всех остальных.

А вот рычащий, раскрывавший зубастую пасть и перебиравший когтистыми нижними лапами по плоским камням Чабсдер, приземлившийся между отрядом тануки и усачом с анимагом, не позволял вооружённым копьями созданиям пойти в атаку на гостей храмового комплекса.

– Я ведь не такая… – опустив голову, рыдала Кьюби. – Я не хотела никого убивать…

– Ой, да помолчи ты, крокодильи слёзки, – хмыкнула Ассоль, задрав носик и проходя мимо, двигаясь к Аргону и Шанти.

– Мне правда искренне жаль… – бросила жрица вслед, повернувшись на уходящую троицу.

Когда она нашла в себе силы спуститься, то возле бассейна её ждала вся компания и мирно настроенные теперь люди-собаки тануки. Лилу что-то разглядывала у дерева, прикасалась к почерневшей коре, иногда отбрасывая кусочки углей на землю.

– Вы… дадите мне шанс исправиться? – стыдливо не поднимая глаз, поинтересовалась Кьюби.

– Девятихвостые кицунэ живут очень долго. Она может спасти больше жизней, приютив и накормив в непогоду нищих и страждущих, обогревая, излечивая от ран, нежели загубила, – подметила вслух Лилу.

– Если только она сама прекратит эту самую непогоду вызывать, – подметила Шанти.

– Слышал бы братик вас… – пробубнила Ассоль.

– Я, наоборот, буду молить ками воды и ветра, чтобы разогнали тучи, чтобы уняли буран и вьюгу, чтобы благословили дорогу всех, кто путешествует мимо, кто отправится дальше, побыв в гостях… – забормотала Кьюби. – Я исправлюсь, клянусь вам! – ещё раз показала она окровавленную ладонь.

– Слава богине Инари! – хором воскликнули перешёптывающиеся меж собой до сей поры воины-тануки.

– Да! Мы будем славить Инари отныне куда менее кровожадными ритуалами, друзья мои… Приглашаю вас здесь остаться и больше не маяться в путешествиях туда-сюда. Сообщите императрице Кацуми, что обрели новый дом, – проговорила им темновласая жрица.

– Приведите здесь хорошенько всё в порядок, душечка, вместе со своими помощниками, – властным тоном попросила Шанти.

– Милыми пушистиками! – обнималась по очереди абсолютно с каждым тануки Лилу на прощание.

– Господа, так что? Никакой драки не будет? – развёл руками Вильгельм.

– Вверху всё было, ты пропустил… – шумно выдохнув, сообщила ему Ассоль.

– Да ты драчун, оказывается, златовласка, хе! – протёр большим пальцем свои пышные усы Берн. – А по тебе, тощему и чопорному, то особо не скажешь!

– Обращайся конём, Вилли, да подсади старого друга-гнома! А я вам в пути что-нибудь о кицунэ спою, – заявил Аргон. – Я ведь скальд всё-таки!

– Вот ещё! Поедешь с Бернхардом, как обычно, – фыркнул аристократ.

– И с гитарой за спиной, а не в руках, – добавил тот.

– И восстановите статуи у входа. Не комаину, так закажите у каменщиков из Белунга двух лисиц из гранита, – посоветовала цыганка жрице и её помощникам, готовясь уже зашагать прочь вместе со своими вещичками.

– Вот так вот всё и оставим здесь?! – ноющим тоном ужаснулась Ассоль.

– Она же поклялась магией крови, ты видела. Ей незачем насылать на себя мучения и страдания, распространяя на весь свой род, ради какого-то куска человечины, душечка, – заверила Шанти. – Ты же помнишь, что больше всего на свете она любит тофу, а не мясо.

– Да-да, – кивала и кланялась сама Кьюби.

Ассоль лишь недовольно выдохнула и бросила той косу, вернув орудие, а то трансформировалось в парящую металлическую сферу, излучающую едва заметное белое сияние. Дочка друида же, насупившись и развернувшись к парадным воротам, направилась отвязывать Гейронуль, под навес рядом с местечком, где они омывали руки на входе. Такой исход явно девушку не устраивал. Внутри, в душе, всё металось, горело, вступало в переплетающееся противоборство эмоций.

Её там чуть не убили, несмотря на то, что они с Шанти, Лилу и остальными днём чётко обговорили втихаря на прогулке детали своего плана. Это всё равно был серьёзный риск даже со сковородкой, даже с чарами. Вон как легко эта коса вскрыла щит-панцирь. Перепугавшая сцена так и стояла у девушки перед глазами.

– Смотрите, дамочка. Мы ведь потом и ещё обратно пойдём, проверим, как тут у вас! – пригрозил Бернхард, убирая саблю.

– Вам вот это тоже нормально? Бывший стражник же, даже капитан! – развернулась к нему Ассоль. – А где же рука закона?

– Прикажешь мне её связать и на лошадь? Чтоб ты к ней прижималась? – криво усмехнулся усач. – Седлай кобылу давай снаружи храма. Всю ночь скакать до твоей этой деревни.

– Седлай-седлай… мне руку обычно подавали, – вздохнула Ассоль, двигаясь к помпезным воротам рамон.

– Оделась пажом – так играй роль до конца, – снова посмеялся Берн.

– Я бы мажореткой оделась, да холодно в юбке ходить… – хмыкнула девушка.

– Вовсе нет, – покачала головой цыганка в лоскутном платье.

– Раз уж мы так мирно уходим, – оглянулась Ассоль. – Можно мне… сельдерей тогда взять с собой? – смущённо отвела она взгляд и прикусила губу.

– Наберите припасов с собой самых разных, лапшу в котелке заварите, пряности кинете, сушёный имбирь. Тофу возьмите, – кивнула Кьюби.

– Тофу-тофу-тофу, – забормотали и заоблизывались тануки, потирая свои мохнатые животы.

– Шанс исправиться не всем выпадает, – отметила Шанти напоследок склонившейся жрице. – Вы забирали жизни, а вам её сохранили. Так не потратьте её остаток зазря.

Тайны Белунга

На рассвете путешественники достигли цели. По крайней мере, первого особняка знати, стоявшего в отдалении от деревенской суматохи, но всё же не так далеко от обнесённого частоколом небольшого поселения в северном краю Виракс Империи Гростерн. По пути сюда они даже миновали закрытое поместье Грэев в Селекате, где Ассоль когда-то украла нынешний свой наряд. А теперь приближались к ещё одному красивому двухэтажному дому, принадлежащему местной знати.

– Вон и Белунг, – вдаль указала Ассоль, улыбнувшись.

– На-ка вот, шляпу надень, – снял Берн, повернувшись, охотничий остроконечный головной убор с едущего с ним на Гейре Аргона и протянул зеленовласой девице, ехавшей верхом вместе с цыганкой на обернувшемся конём анимаге.

– Это зачем? – не поняла та.

– Затем, что тебя консулы искали, забрав отца, как сообщницу. Повезло ещё, что господин Крэшнер тебе поверил, а не упрятал за решётку. Так что чем меньше тебя народу узнает, тем лучше, – пояснил экс-капитан.

– Надо было дождевики потребовать-таки у жрицы, – проговорила мысли вслух женщина-кошка. – Но хорошая мысль, как говорится…

– Да смысл в дождевиках, если она пообещала тучи разгонять ритуалами, – хмыкнул Берн.

– Голову капюшоном прикрыть, – объяснила цыганка.

– Можно наложить чары иллюзий! – спустилась на виверне меж двумя лошадями Лилу. – Хотите, чтобы все подумали, что мы компания орков? – Загорелись огоньком её карие глазки.

– Вот уж нет уж! – тут же заявила Ассоль, прежде чем гномка надумает что-либо сколдовать.

– Что это за сущность-то с вороньей башкой полезла из дерева в храме у Кьюби? – пользуясь случаем, уточнила у Лилу Шанти.

– Это, вроде как, должен быть Амон… Но у него гусиная голова, а не соколиная. Я сама опешила… Может, хвост не его? Он именно бог ночного неба, способный наслать морок. Примерно как я сейчас предложила, только совсем наоборот, – ответила гномочка.

– Ничегошеньки не поняла, – заявила Шанти, а конь-анимаг под ней кивнул в солидарности.

– Ну, иллюзию можно наложить на объект или, в нашем случае, на целую группу, чтобы нас видели как-то. Огромной черепашкой, ползущей по дороге, если мы вот так двигаемся все вместе, или просто сменить наши лица на время. Главное, никого не касаться и не подпускать ближе, чем на вытянутую руку. В рамках биополя и границ ауры уже видно истинное обличье. Потому находящиеся под иллюзией стараются всегда общаться на расстоянии, – пояснила Лилу. – А можно навести морок на кого-то одного, чтобы ему вокруг все остальные чудились, например, монстрами, пытающимися напасть. Так тот жрец и убил, видимо, других монахов…

– И дочь свою, черновласую женщину, чей облик с гобелена скопировала кицунэ, – дополнила Шанти.

– Грустная очень история, – опустила вгляд на загривок виверны и покачала головой гномочка.

– Не думаю, что Амон единственный, кто из духов и демонов способен мозги так запудрить, – размышлял вслух Бернхард. – Значит, это был кто-то ещё.

– Тогда зачем жрице нас было обманывать? – не поняла Шанти.

– Она же лисица-плутовка девятихвостая! – нахмурившись, воскликнула Ассоль.

– Тогда бы, получив по башке сковородкой, выложила бы всю правду и про демона, как про всё остальное, – подметила цыганка.

– Да нет, это точно должен Амон быть. Но, вероятно, он слился с кем-то ещё… – пояснила Лилу.

– Что значит «слился»? – скривила кошачью мордочку Шанти.

– То есть, не только в бошки к людям проникать мастак? – повернул голову к гномочке Берн. – Духи тоже могут стать одержимыми?

– Чтобы победить Амона в борьбе за власть, просто сил Ра было недостаточно. Тогда Ра объединился с верховным советником Амона – Хнумом, – рассказывала Лилу. – У него тело человека и голова барана с закрученными рогами, может, видели такие изображения или фигурки? Хнуму не по душе было правление Амона, потому он предпочёл принять участие в перевороте. Старый Хнум хотел уже отойти от дел, потому позже при Ра уже главным мудрецом стал Тот. А ещё без своего хвоста, возможно, Амон очень слаб, потому ему понадобился носитель.

– Вот паразит… – сплюнул Берн и полез в карман бурой жилетки за самокруткой.

– Фу, что за запах… – помахала у своего кошачьего носа ладошкой Шанти.

– Дамочка, я ещё даже ничего не зажёг! – недовольно фыркнул Бернхард.

– Да вы тут при чём, душечка! Это из окон дома несёт, словно с кладбища! – покосилась на особняк, мимо которого они проезжали, цыганка.

– И вправду… – вдохнула Ассоль воздух поглубже, о чём сразу же пожалела, зажав пальцами нос.

– Смрад мертвечины, там что, тризна по покойнику затянулась на неделю, что бедолага даже зимой разлагаться стал?! – воскликнул Аргон.

– Может, там нежить какая-нибудь заседает. Что если это тайное логово безликих? – спешился Берн.

– Как мне в неприятности соваться – так он не велит, как самому – так первый в очереди, – фыркнула Ассоль. – Я бы туда не ходила!

Поместье не выглядело заброшенным или неухоженным. Просто не было слышно голосов или каких-либо звуков: выбивания ковров, звона посуды. Никого не было видно ни в окнах внутри, ни во дворе снаружи. Ни прачек, ни садовников, ни души.

– Следов некромантии нет, но есть кое-что… – спрыгнула с Чабсдера гномочка, направившись за Бернхардом.

– Если есть выбор быть в компании выпускницы Академии Магии или быть без неё, я бы предпочёл её общество, – подметил конь-Вильгельм. – С ней безопаснее.

– Сударыни, вы под защитой Аргона, расслабьтесь! Цверги – самый отважный народ Иггдрасиля! – заявил гном, однако и Шанти, и Ассоль спрыгнули со спины анимага, шагая к металлической чёрной калитке в цветочных извилистых узорах.

– Ну, раз все идут, то я пойду! Цверги – самый компанейский народ Иггдрасиля, – спешился Аргон, потянув за узду Гейру, чтобы привязать лошадь, и хлопнув ладошкой по ноге коня-анимага. – Идём, Вилли!

– Второй раз на пороге зловещего особняка… – словила нехилый поток воспоминаний Ассоль.

– Там ничего не предвещало беды, мы искали ночлег и укрытие у приятеля нашего капитана, – напомнила Шанти.

– Здесь тоже, кроме тошнотворного запаха, ничего не предвещает беды, но соваться туда я не хотела бы! – саркастично заявила ей дочка друида.

– Что же там, душечка? – обратилась цыганка, судя по всему, к Берну, так как он первым стоял у двустворчатых, невероятно красивых дверей с резными лозами, нераскрывшимися бутонами, украшенными розоватым металлом, с фигурками львов и барельефами-завитками поверх синего бархатного сукна.

– Заперто… – подёргал тот за ручки, а дверного молотка здесь не имелось вовсе: пришлось стучать кулаком.

– Я помню, как этот аристократ в деревеньку приезжал на разные праздники. Уэлш, кажется. Местный барон. У него мастерские на заказ делают бильярдные столы, я в глаза такие не видела никогда, – сообщила Ассоль. – А ещё вырезают коробочки и фигурки для настольных игр, вот эти в деревеньку иногда купцы привозили, мне так нравились…

– Есть кто дома? – уже громко в голос прокричал Берн, колотя по двери.

– Взломщики есть среди нас? – поинтересовалась дочка друида.

– Коркоснек что-то там говорил о влиянии струн на замки. Надо, чтобы вибрация вошла в резонанс с собачками… – припомнил Аргон.

– Как бы нас никакие сторожевые собачки не почуяли… – пробубнил мрачным тоном Бернхард.

– Терпеть не могу собак, – фыркнула Шанти. – Ну, кроме вас, душечка, – повернулась она к Вильгельму. – Вы, как ринувшийся мне на защиту пёс, меня покорили.

– Идём тогда отсюда? – предложила Ассоль. – Не в окно же влезать, вдруг увидит кто из деревенских или проезжих…

– Тут и окна-то заперты все изнутри, – предположила цыганка, пятясь и разглядывая особняк.

– А запах этот ужасный как же расходится? Должны приоткрыты быть… Может, ключ где припрятан? Мы вот в щёлке под ставнями хранили запасной, если свой потеряется, – сообщила Ассоль. – Кстати, скоро ко мне же придём, покажу, как живём с папой да с братом, когда тот из столицы приезжает. Комнат всем хватит, ещё банная пристройка есть. Вход и снаружи, и изнутри.

– Банька – это хорошо, – улыбнулся Аргон. – Цверги любят веники сплести да поддать парку! Девиц пригласить!

– Я тебе дам «девиц»! – с хмурым видом пригрозила дочка друида ему кулаком.

– Какой смысл снаружи-то ключ хранить, – обыскивала всё вокруг Шанти.

– Вдруг они уехали куда? А мясо забыли взять из погреба или с кухни. Вот и завонялось, – предположила Ассоль. – Гниёт там, мух манит.

– Вверху слева разбито окно! – заметила, отходя подальше к углу дома, цыганка.

– Туда не полезем… Ещё порезаться обо все эти стёкла можно. Отец мой руку об гвоздь поранил, так и слёг с концами, – скривился Берн.

– Обойдём тогда с другой стороны. Вход на кухню или вход для прислуги со двора может быть открыт, – проговорил Вильгельм, аккуратно скидывая поклажу и принимая человеческий вид блондина в дорогущем зелёном камзоле.

– Батюшки-светы! Как это вам в голову-то пришло? – удивилась Шанти.

– У нас было так. Ворота и главный вход запирались, но прачкам-то надо было то собрать бельё с верёвок, то развесить его. Работникам иногда поручали привести в порядок задний двор, газон покосить спозаранку, пока хозяева, то есть – мы с семьей, ещё спим и, соответственно, в дом официально никого не пускают, – ответил анимаг. – Был бы этот барон побогаче, прислуга жила бы отдельно в своей постройке, но нам должно повезти.

По двору с вытянутыми статуями, узенькими дорожками из квадратных плит и лужайками уже пожухлой травы компания перебралась на задний двор, где действительно были натянуты бельевые верёвки, имелся навес со сложенными дровами, вытянутый стол, на котором сушились несколько кастрюль и сковородок.

– Душечка, вы гений! – обняла Шанти Вильгельма, глядя, как Бернхард, вскочив на трёхступенчатую кирпичную лестницу, открыл деревянную дверцу с узором-зигзагом из металлических золотистых пластин.

Из открытой двери пахнуло ещё хуже каким-то замогильным смрадом и холодом. Все чуть ли не синхронно приставили к носу рукав, морщась от тошнотворного запаха. И тем не менее компания зашагала внутрь особняка, проходя мимо прачечной, складов и чуланов, запертых дверей ещё в какие-то комнатушки, быть может, спальни прислуги, если они располагались внизу, а не наверху.

– И вправду немыслимое количество испорченных гниющих продуктов, – закашлялась Шанти, заглянув в кухню. – Но ни поваров, кхе-хке, никого… Всё побросали да сбежали отсюда? Что же могло напугать так всех, что ни вещи собрать, ни припасов схватить?! – не понимала она.

– Чем бы оно ни было, далеко они всё равно не ушли… – мрачно заметил Берн впереди, остановившись мимо лестницы.

Обойдя его, остальные заметили фигуры двух поваров. Молодого худощавого и усача покрепче, постарше. Возможно, это даже были отец с сыном, работавшие вдвоём, хотя толком лица их всё равно сейчас было не распознать. Тот, что был помоложе, к примеру, лёжа на ступеньках рядом со свалившимся колпаком, был весь бледным, сине-зелёным, с примесью серого тона сморщенной, плотно облегавшей скелет, кожи.

Трупы казались высосанными, обескровленными. Словно кладбище мумий, валялись тела на лестнице одно за другим. Одежда из-за образовавшейся худобы на них смотрелась совершенно не по размеру. Шанти попыталась закрыть глазки Лилу. Бернхард, шагая дальше, вверх по покрытым в центральной части алым ковром деревянным ступенькам, обнаружил и горничных, и виночерпиев, и другую прислугу.

– Упокой Хель их души навечно в светозарной Вальгхалле… – проговорил Аргон, вытаращив глаза на такое количество обескровленных тел.

– Выглядят, как те, что на площади, – смекнула Ассоль. – Командор Барс и остальные… Помните?

– Как тут забудешь… – пробубнил Берн.

– Что случилось здесь? Давайте наверх, туда, где было разбито окно, – предложила Шанти.

Аккуратно прошагав мимо иссохшихся трупов, компания поднялась на второй этаж поместья, заглянув в одну из комнат, оказавшуюся курительным залом. Здесь были бильярдный стол с каменными цветными шарами и зелёным сукном, столики для карт, диваны, вдали виднелся роскошный камин с вычеканенными орнаментами, а вот пол весь был усеян трупами в богатых одеждах и вновь телами прислуги.

– Здесь, похоже, был званый вечер. Барон пригласил пару друзей, те пришли со своими пассиями… – соображал Бернхард, разглядывая покойных.

– Хорошо, без детей, – качала головой ужаснувшаяся цыганка.

– Сколько невинных жертв! – ужасалась Ассоль. – Ёж-поварёш… Ужас какой!

– Пили вино, раскинули карты, играли вон в игры, – кивнул Вильгельм. – Свечи вон все прогорели, только застывшие подтёки воска повсюду под ними… Ничего здесь не трогайте! – взволнованным тоном, ещё выше обычного, вовремя остановил он Ассоль, протянувшую руку к деревянным фигуркам. – Я, как ищейка, заверяю, что ничего нельзя двигать или перемещать.

– Все осколки внутри, – аккуратно подошла к разбитому окну Шанти. – Это не отсюда что-то выбросили наружу или кто-то выпрыгнул, это что-то влетело сюда…

– Как понять «влетело»?! Это ж какой валун нужно было метнуть… – прикусила губу Ассоль.

– Магией? – поглядела цыганка на гномочку.

– Здесь полно следов чар, но не магии земли, метающей камни… – ответила та.

– Это он! – указала Ассоль на господина в красном наряде с бриллиантовыми запонками. – Сложно узнать с искорёженным лицом, но это он приезжал в деревню. Он здесь живёт, – уверяла она.

Мужчина лежал близ стола с раскрытым ларчиком, плотно зажатым в сморщенных костлявых пальцах. Вильгельм присел рядом, оглядывая, в первую очередь, пустой контейнер, а затем осмотрев бегло и всё вокруг: не выпало ли куда и не откатилось ли его содержимое. Но обнаружить ничего не удалось.

– Так высосали, что аж кожа вдоль рук треснула вся от запястья к локтям, – с ужасом после беглого осмотра проговорил Вильгельм.

– И у этой тоже, – глядя вниз на служанку, проговорил Берн. – Да и здесь…У всех тут…

– Что же могли украсть? Это явно важная штука… – произнесла Шанти.

– Как бы не ради неё здесь вообще всех обескровили, – выпрямился, качая головой, анимаг.

– Рубин Молоха он тут хранил, в деревню ещё привозил, показывая за деньги под стеклянным куполом при охране. Я тоже ходила, интересно же на большущую драгоценность поглядеть. Камень был как раз такого размера, – указала Ассоль на ларец. – Чтобы сюда на подушечке помещаться. В нём и выставлялся с открытой крышкой. Его ни в серьги, ни в кулон, ни в кольцо, никуда не вставить, слишком крупный. Гранёный, красивый такой, красно-алый, ну рубин же.

– Кажется, надо попросить Финча или даже скорее Росми навести справки о том, что же это за камни такие. У экс-капитана нашего Изумруд Тескатлипоки выкрали, здесь забрали Рубин Молоха… – проговорила цыганка. – Всё это определённо взаимосвязано, вопрос только в том, сколько их и зачем они кому-то понадобились. Ну, и ещё вопрос, куда снова гном наш запропастился? Надеюсь, хоть к женским трупам приставать он не собирается?

– Да здесь я, здесь я! – раздался голос Аргона поодаль. – У шкафчика с элитными напитками. Смотрю, что у этого богатея из винца есть. Красть грешно, конечно, прости меня, лучезарная Фригга, но им-то здесь уже больше не надобно! Стало быть, бесхозная вещь! – достал он одну бутылку, ловко откупорив и поднеся горлышко к носу, чтобы почуять аромат. – Ух! Креплёное! Можжевеловое! Мы похожее делаем… Да это ж наше литье и наплыв ребристой печати на донышке! Вино гномов! Хо-хо, бутылочка, давно не виделись! Вот куда тебя продали-то! Ну, за встречу! – отхлебнул гном. – Может, и на кухне сухие травы да пряности какие-то есть.

– А не думал, что по закону имущество, в том числе и все склянки да мешочки с их содержимым, принадлежит ближайшим родственникам покойного аристократа? – хмыкнул Бернхард, как бывший стражник явно зная всякие перипетии закона, подходя ближе.

– Вот именно, – кивнула Шанти.

– Да не всё я возьму, по чуть-чуть отсыплю себе отовсюду. По бутылочке того да этого заодно, мешковиной обернуть, к одежде положить аккуратно, дабы не разбить, – отвечал гном.

– Тогда и погреб проверь, нет ли ещё какой выпивки, которую можно с собой забрать втихаря, – попросил его экс-капитан.

– Душечка! – возмутилась цыганка, вот это уже совсем не одобрив. – Хватит паясничать. Надо думать о важном. И Молох, и Тескатлипока – божества тёмные, злобные, как и высвобожденный Ахриман. Помните, что верховный канцлер сказал нам? Кто-то пробуждает злобные божества! Это может быть крайне опасно.

– Но камни в пробуждении не участвуют, – оглянулся на неё Берн. – Божественная сущность запирается в атрибут-реликвию. В артефакт. Коса Мортис, Меч Ареса, Диадема… кого-то там. В общем, ясно. А самоцвет – просто красивая драгоценность, стоящая в украшении алтаря или статуи храма.

– Всё так, – кивнула Лилу. – На артефактах есть украшения в виде каменьев, жемчужин, у кого что, а бывают и без самоцветов совсем. Сами камни с ритуалами точно не связаны.

– Значит, вещица намоленная, обладающая энергией! – сообразил Аргон, развернувшись с неимоверным количеством бутылок в охапке, едва удерживая всё в руках. – Кристаллы и так сами по себе энергетически заряженные богатства недр! Недаром же маги и чародеи себе посохи да палочки украшают ими. Так ещё и энергия с ритуалов и церемоний внутри храмов вся идёт именно к такому главному камню. Для чего, по-вашему, там, на стенах и постаментах, есть металлические оправы, пластины, направляющие элементы. Храм строится так, чтобы всё шло именно к этому самоцвету, а он впитывал, впитывал, впитывал…

– Дай-ка я тоже повпитываю, – выхватил из подмышки у гнома плоскую, наполовину пустую бутыль с медовым пряным ликёром Бернхард.

– Бернхард! – возмутилась вновь его поведением Шанти.

– Это магия крови, – выставив ручки, за время их разговора проанализировала Лилу случившееся по ауре и энергетическим следам. – Но не какое-то конкретное колдовство. Это не ритуал, не жертвоприношение… Кто-то просто вытащил всю кровь из них.

– В смысле, выпил? – уточнила, обернувшись, цыганка.

– Отметин на шее не видно, – ответила гномочка. – Кровь забрали насильно, буквально вырвали из тела, поэтому треснула кожа вдоль рук.

– И никаких следов на ковре, на полу, на столах, на шторах! – удивился Вильгельм. – Изъял каждую каплю!

– Точно тот демон рогатый, которого на крыше мы видели! – с уверенностью заявила Ассоль. – Это мог быть Амон?

– Амон? Нет-нет, – замотала Лилу головой. – Если б не следы крови, можно было бы обвинить ещё пауков… Ананси…

– Пауков! – всплеснул руками Аргон, разбросав тут же разбившиеся обо всё вокруг бутылки. – Где? Где? А-а-а! Каких ещё пауков?! – задёргался он, принявшись отряхиваться на всякий случай.

– Сдурел совсем! – возмутился Бернхард от разлитой выпивки.

– Говорю же, здесь магия крови, а не пауки, – повторила Лилу.

– Так здесь нет пауков? Вотан всемогущий, – выдохнул гном. – Неловко тогда получилось… – оглядел он осколки и лужи пролитых напитков.

– Так кто мог высосать из них всю кровь? – с ужасом в глазах интересовалась Ассоль.

– Возможно, что Шезму… Он сторонник Амона, а после его низвержения – сподручный бога зла Сета. Шезму – жестокий бог крови и убийств. Он придумал казни и пытки под прессом. А ещё у него голова сокола. Возможно, всё связано, только… – приложила Лилу в задумчивости пальчик к губам, а неуверенный взор задрала к потолку.

– Только? – переспросила дочка друида.

– Не складывается всё равно, крыльев-то у него нет, – поглядела гномочка на разбитое окно.

– Тут не так высоко, а он – бог! Мог бы запрыгнуть, влететь вихрем… – предположил Бернхард.

– Ну, «бог» – это не совсем то, что многие понимают под этим словом. Бог не обязательно всемогущ. Шезму бы не бился о стекло, а заглянул с парадного входа, явился бы на порог. Может, даже принял людское обличье, заглянув на такой вечер. И при всей своей жестокости он не стал бы творить вот такое. Он не вытягивает кровь, он бы мучил людей, кидая в виноградный пресс… – сомневалась гномочка.

– А сам Молох? Раз рубин Молоха, значит, он за ним мог явиться, – спросила Шанти.

– Молох – бог света, идущего от огня… И, подобно огню, он вечно испытывает голод. Потому он ещё и бог обильного урожая, чтобы всем хватало корма и ему несли новые жертвы. Бог посвящения из беззаботного детства в настоящего работящего мужчину. Мальчиков в давние времена посвящали в мужчин за счёт прыжков через огромный костёр во славу Молоха. Прошедшие обряд могли отныне охотиться, работать в поле…

– А не прошедшие сидели с ожогами и плакали, – посмеялся Бернхард, но словил на себе осуждающий взор цыганки, да и остальным его шутка показалась совсем не смешной, так что усач лишь махнул рукой и с недовольным видом пригубил вновь бутыль с дорогущим ликёром.

– Молох очень тучный бог, он бы точно не стал прыгать в окно, – заверила Лилу.

– Кто же тогда? Есть ещё варианты? – уточнила у неё женщина-кошка.

– Возможно, что Камасоц… Бог Летучая Мышь… – предположила гномочка-чародейка.

– Камасоц… Помните, о нём тоже нам говорили? О колодце-святилище, куда сливали жертвенную кровь, – напомнила остальным дочка друида.

– Страшный бог, злой бог, – взволнованным голоском проговорила гномочка, пятясь от тел подальше в сторону разбитого окна.

– Как влетел сюда, так и вылетел, – бросила туда же взор Шанти. – Точно летучая мышь.

– Крылатых богов много. Нергал, Исида… Да и влететь могли фурии, гарпии, виверна типа моей, – выглянула наружу Лилу в поисках Чабсдера. – Но следы магии крови и полного её отсутствия как таковой говорят о деятельности сильного кровавого бога. Скорее всего, Камасоца, хоть и он далеко не единственный вариант. Но вот он как раз бог вампиров, он способен вытягивать кровь так, как это было сделано здесь.

– Ужас какой… Они даже не были ранены! – испуганно воскликнула Ассоль. – Понимаете? Ему даже не нужны царапины и порезы, он из людей просто так взмахом руки кровь высасывает! Не кусая, не разрывая на части… Заставляет её вытекать, разорвать изнутри кожу… Какая жуть! Какая страшная смерть! Взгляните на эти лица, все рты раскрыты, как же они кричали от страшной боли! А ему нужен был только камень… Сплошные невинные жертвы… – опустила она голову.

– Интересный вопрос… почему здесь тела до сих пор? В деревне никого не хватились? У слуг должны быть там родственники, да и у гостей барона где-то родня в соседних краях, не через всю Империю же сюда они прибыли. И где, кстати, лошади? – интересовалась цыганка.

– Приехать они могли на экипажах с наёмным извозчиком. Это дешевле, чем гнать своих лошадей, да ещё платить кучеру, пока он будет ждать своего хозяина. Прислуга, скорее всего, жила здесь. Не так уж часто им дают свободный денёк куда-то наведаться. И не всегда они его тратят на общение с семьёй. Поместье и возле деревни как бы, и всё же довольно-таки далеко от неё. Просто Белунг уже видно отсюда. А на деле-то это даже не окраина. Нам туда самим ещё идти и идти. Никто же ведь не хочет остаться тут на ночёвку? – усмехнулся усач.

– Вот уж нет уж! – сжала кулачки Ассоль и направилась к выходу в коридор.

В Белунг они въехали на лошадях, сразу привлекая внимание местных. Тут и гном, и цыганка, хорошо ещё Лилу решила перед деревней повыше взлететь, чтобы её виверна никого не распугивала. Вокруг все и без того перешёптывались о разношёрстной компании, так ещё и не представляли, что белый конь является анимагом.

В воздухе царил запах солода и хмеля. Сегодня дружно варили пиво, причём конкретной пивоварни в деревне не имелось. Это был коллективный процесс сродни какому-то празднику, проходящий внутри широкого одноэтажного здания, невесть чем служившего здесь в иное время.

Сейчас же там располагались кадки с забродившей жижей, к постройке тащили мешки с зерном, сухие веточки для особого аромата, ведёрки с протёртыми ягодами, так же уже хорошенько настоявшимися за какое-то время до начала всего этого.

Однако же это вовсе не было каким-то регулярным весёлым ритуалом какого-то праздника. Готовили тризну по покойным, спустя определённое количество дней поминая растерзанных стаей волков. Ставили вытянутые столы снаружи, накрывали тёмными скатертями, расставляли соленья, мутные бутыли с брагой, настойки и наливки, а также богатый выбор закусок, чаще всего со ржаным хлебом: корочки, сухарики, ломтики с рыбой или мясом поверх. Были и острые намазки, и сметана с зеленью.

Пеклись поминальные куличи, но делали их столь рано, добавляя по традиции обязательно утренней росы, что запах выпечки в воздухе практически не ощущался. В любом случае, если и оставался от него ещё какой-либо шлейф, его с лихвой перебивали ароматы хмеля, солода и забродившей смородины.

Бородатый сказитель на лавочке подёргивал струны гуслей, рассказывая малышам о страшном нашествии зверья. Его пожилая полноватая супруга угощала ребятню печеньем в форме всё тех же волков. Возможно, в этом имелся какой-то символический и ритуальный подтекст – преодолеть страхи, откусив голову и съев страшного хищника, пусть и из выпечки. А может, она просто боялась, что старик слишком уж перепугает ребятню своими историями.

– Эй, Фред, этот паж похож на Ассоль, гляди! – молодой паренёк с лёгкой бурой щетиной на подборке похлопал по плечу своего отвлекавшегося на болтающую меж собой троицу девчонок с длинными светлыми косами приятеля.

– Не паж, а юнга, – поправил другой, рядом стоявший пухлый веснушчатый парень с длинными вьющимися волосами, всматриваясь в фигуру позади цыганки на спине златогривого жеребца. – Смотри, какой китель красивый! – изучал он явно больше наряд дочки друида, а не вглядывался в её лицо.

– Да какая разница… – скривился первый, недовольный такой дотошностью.

– Юнга на корабле служит, а паж при рыцаре оруженосцем, – пояснил крепкий чернобровый парнишка позади них с короткой стрижкой и печёным яблоком, зажатым в руке, от которого тут же и откусил.

– Похож ведь! – не унимался первый, кареглазый, в утеплённой мехом куницы бурой курточке да в вязаной шапке.

– Да не, у Ассоль волосы потемнее, – вслед проезжавшим гостям глянул-таки тот, что до этого глазел на девиц.

– И покороче, – согласился юноша с яблоком.

– У неё грудь была, а это парень плоский, как доска. Придумаешь тоже… – махнул рукой мальчишка с веснушками.

– Да какая у Ассоль грудь, откуда? Ты её уже позабыл, похоже, – посмеялся светленький юноша, вернувшийся разглядывать светловласых болтушек, громко общавшихся меж собой, держа каждая в руках по плетёной небольшой корзинке.

– Когда в речке купалась, о-го-го там была грудь! – не согласился веснушчатый.

– О-го-го! – вторил тот, что жевал яблоко.

– Кретины… – закатил свои карие глаза первый из компании, единственный, кто признал в этой гостье дочку друида, однако другие ему всё не верили.

– Я слышал, Ассоль нынче в темнице сидит, – с полным ртом проговорил чернобровый крепыш.

– Ага, к ним там консулы приезжали и всех увели, дом пустует теперь, нет никого, – произнёс веснушчатый паренёк.

Но именно туда компания гостей и ехала довольно неспешно, наблюдая за деревенской жизнью. Кто-то нёс корыто с ботвой и обрезками корнеплодов к свинарнику, кто-то развешивал бельё на морозе, но рядом с ближайшим к печи окном, откуда выходил тёплый воздух. Люди несли воду, погоняли овец, плели веники и рыбацкие сети.

Были и такие, кто просто сидел в печали, укутавшись в полушубок. Вероятнее всего, родственники погибших. Ассоль глядела на таких с невероятной жалостью в сердце. Хотелось как можно скорее найти истинных виновников случившейся трагедии, а не просто оправдать отца. Нужно было принести мир и покой в семьи тех, кто потерял брата, отца, друга, соседа… Скорбящие лица навевали на дочку друида настоящую горечь, внутреннюю тревогу и сострадание. Девушке было очень не по себе, глядя на них.

Дом семейства Дюран же от самой деревни был скрыт небольшой берёзовой рощицей, считавшейся священной. В ней никогда не стреляли белок и птиц, даже не собирали грибы. Обходили стороной, как раз, как и шла здесь широкая сельская дорога, по промёрзлой земле которой сейчас били копытами лошади.

Когда путники завернули «крюком» за рощицу, им открылся пологий спуск с холмика, под которым уже на опушке более густого, безмерно расходящегося вширь леса и стояла крупная бревенчатая постройка. Двускатная крыша, чердачное окно, общую симметрию нарушала слева пристроенная баня явно из другой, куда более тёмной древесины.

– Вот и приехали, – соскочила Ассоль первой с Вильгельма, зашагав даже не к маленькому крыльцу, а к ритуальной поляне во дворе, где совсем не было травы.

Виднелись там лишь разложенные прутики, узоры из мелких камушков и глубокие борозды магических символов, нарисованных на земле. Остальные тоже спешились, а анимаг, аккуратно скидывая мешки с рюкзаками, принял естественный вид, с любопытством изучая колдовской круг.

– Ух, какая энергия! – спустилась после места ритуала и Лилу на кричащей виверне.

Чабсдер, похоже, увидал в небе стайку перелётных птиц, оттого изошёл слюной, тряхнул гузкой, приседая, чтобы хорошенько оттолкнуться мощными когтистыми лапами, и, едва маленькая хозяйка с него соскочила, отправился наверх.

Со стороны деревни за путниками никто не следил. Во-первых, скрыться с глаз можно было лишь как раз в роще берёз, а это священное дерево Мары, суровой богини зимы, злить которую сейчас никто попросту бы не решился. Во-вторых, у местных в Белунге хватало своих забот по подготовке к вечерней тризне по умершим. И, наконец, жители деревни, скорее всего, решили, что путники проехали мимо и дальше продолжат свой путь. Никто и подумать не мог, что вся эта компания решит заехать к избе друида.

– Отсюда забрали ритуальные вещи… – проговорила Ассоль. – Куклу из соломы, камень, косточку… Ну, всё то, что папа просил принести, о чём говорил верховный священник.

– Верховный канцлер, – поправил её Вильгельм.

– Да какая разница! – оглянулась та. – Надеюсь, какие-то следы ритуала за столько дней ещё сохранились, – перевела она свой взор на Лилу.

– Конечно! – воскликнула оживлённая гномочка, оббежав круг с разных сторон, выставляя ладони и выпуская из них полупрозрачные чародейские «ленты», подобно щупальцам раскинувшиеся по разным краям магического круга.

Процесс изучения колдовской ауры, следов и остатков чар занял куда больше времени, чем её анализ вкраплений магии крови там, в особняке. Ассоль при всей нервозности ситуации и настоящей бури переживаний внутри, отчего даже болели голова и живот, была в глубине души только рада, что Лилу столь тщательно и кропотливо подходит к своей работе.

Во время ожидания и наблюдения лишь разок тонким режущим лучом вспыхнула совесть, что она вот так сразу перешла к делу, не пригласила никого в дом отдохнуть, ничем не угостила, ведь далеко не все припасы из дома девушка взяла с собой в дорогу. Стало немного неловко перед остальными, но сейчас было уже ничего не изменить.

Она даже опасалась предложить напоить Гейронуль, думая, что, принося ведро, пропустит итог изучения ритуального места гномочкой. Ответы на всё получить хотелось как можно скорее. Потому все собравшиеся просто глядели да молча ждали, что же им скажет выпускница Академии.

– Всё готово, – с гордым видом наконец заявила Лилу.

– Ну, и что там? Точнее, что тут? – подшагнула к ней взволнованная Ассоль, кусая губу.

– Последний ритуал, сотворённый здесь, натравил волков на деревню, чьи объекты были выставлены на плоском алтарном камне по центру, – указала маленьким пальчиком рыжая гномочка. – То есть, на Белунг. Заклятье подчинения воли и наускивания диких животных, чёрный друидизм, если разбираетесь в терминах.

– Не может такого быть… – забормотала зеленовласая девушка, делая шаг назад. – Нет-нет-нет! Ёж-поварёш! Ты ошиблась! Папа ставил защиту!

– Нет же, смотрите, здесь по краям выставлен манящий, а не защитный купол. Фокус заклятья выставлен пятиконечной звездой на пять лесных центров. Вероятно, это волчьи логова. Вот эти потоки, идущие ввысь и с изгибом, влияют на разум зверя, подчиняя, а эти… – указывала Лилу.

– Ладно, хватит, – замотала Ассоль головой.

– Все следы говорят о том, что это ну никак не мог быть оберег… – вздохнула гномочка и с жалостью поглядела на дочку друида.

– Блин блинский! Да что же это… – присела та на корточки, закрыв руками лицо. – Папа не мог! Он же не такой! Да как так-то… – всхлипывала она.

– Возможно, его кто-то обидел из этой деревни… Обманул на деньги, обещал поставить еды или чего-то ещё, взял плату, да не привёз. Не все любят чародеев да ведьм, некоторым только волю дай посмеяться или обидеть кого, – подошла к девушке сзади Шанти, положив ладонь ей на плечо.

– Там ведь много погибло… Зачем папе это устраивать?! – подняла на неё Ассоль заплаканные глаза.

– Каких-то причин колдовства не осталось? Следов мыслеформ каких-то, стремлений колдующего, поводов… Чего-то такого… – поглядела цыганка на гномочку-чародейку.

– Нет, такое не определить… А вон там, – указала та поодаль, на пространство между кустарниками прямиком возле леса, – была чья-то смерть. Слабый след. Уже довольно давно.

– Там на маму волки напали… – пояснила Ассоль.

– Нужен некромант, чтобы считать эту ауру. Там тоже что-то магическое замешано, – пояснила Лилу. – Я не по этой части.

– Только не говори мне, что и тех волков папа мой натравил! – озлобилась зеленовласая девушка.

– Тише, спокойнее, – присев, обняла её Шанти.

– А я сразу сказал: не должны мы ей помогать, – фыркнул Аргон, глядя на Бернхарда. – Сообщница убийцы… Правильно я говорю?

– Он каждый год просил меня забрать из деревни какие-то мелкие вещи. Пучок соломы, обглоданную местными собаками косточку, потерянную игрушку, пуговицу, гвоздик… И делал защитный оберег от нашествия дикого зверья, если зима будет суровой, а волкам не хватит пищи. Чтобы не совались в деревню! – заявила, всхлипывая, Ассоль. – Я и подумать не могла, что в этот раз будет что-то другое.

– Видишь? Она не сообщница, она – жертва, – пояснил гному Бернхард.

– Не доверяю всё равно я этой сударыне, – отвернулся, сложив на груди руки, гном.

– А я вот ей верю, – подошёл к зеленовласой девушке анимаг. – И что у её отца не было злого умысла, тоже верю. На то явно были свои причины. Может, выбора не было, всё так сложилось… Иногда мы совершаем дурные поступки под влиянием обстоятельств, не слишком задумываясь о последствиях или считая их меньшим злом.

– Столько трупов! Консулы перечисляли с десяток имён! Может, двадцать! Что же тогда было большим злом?! Я поеду на рудник к границам Таскарии и сама обо всём расспрошу отца! – сурово заявила Ассоль.

– Это же далеко, душечка! Вот-вот снег пойдёт, ни дать, ни взять, – задрала Шанти глаза к облачному серому небу.

– Чем восточнее, тем теплее. Близ Таскарии степи, прерии да пески, там не замёрзну, – фыркнула дочка друида.

– Затаримся в столице, возьмём с собой её брата из стражи. В путь, друзья, скорее в путь! – призывал Вильгельм, хлопнув в ладоши.

– Брат со мной не поедет… Я ляпнула случайно, что последней просьбой отца было спрятаться и ни за что его не искать. Я знаю, что он пытается меня защитить, но я не собираюсь отправляться служить в гарнизон, я хочу добиться справедливости! Может, не он вовсе делал ритуал? Кто-то другой явился сюда, снял барьер и втихаря натравил зверей. Папу подставили! – уверенно проговорила Ассоль.

– Да и ещё одна, может быть, важная деталь… – приложила Лилу пальчик к губам в задумчивости.

– Да? Что ещё? – повернулась к ней Шанти.

– Ритуал был проведён практически накануне случившегося в особняке. У них очень схожий срок давности… – проговорила всем гномочка.

– Типа нападение волков было отвлекающим манёвром, чтобы вторгнуться в особняк к аристократу с камнем? – опешила Ассоль.

– Всё интереснее и интереснее… – покачал головой явно потрясённый известиями Вильгельм.

– Тем более папу подставили, – выпрямилась дочка друида. – Те, кому нужен был рубин. И помните, жрица сказала про мужика в шляпе и с глазом?

– Скорее, без глаза, – поправил её анимаг.

– Один-то у него был, – оспорил Аргон.

– А одного не было, – усмехнулся Бернхард.

– Хватит паясничать! – возвращаясь к ним, строго шлёпнула по плечам обоих синхронно цыганка.

– Он на дудке играл стае волков близ рудника, и те его слушались! – напоминала Ассоль. – Если он до Нерта побывал здесь? Он работал на божество с башкой скарабея! Его всякими этими порталами могли перенести куда угодно быстрее нас. Даже думать не нужно, как он быстрее, чем мы, в Нерт попал. Тем более мы задержались в столице, ничего даже ещё не зная о руднике баронессы. А он мог и без всяких порталов туда поскакать.