МИР ВЕЧНОГО ПРАЗДНИКА КНИГА 1: Господин Арлекин

МИР ВЕЧНОГО ПРАЗДНИКА

КНИГА 1

Господин Арлекин

Глава 1: Танец под алым небом

Небо над Карнавальной площадью напоминало разломанный витраж, кровоточащий цифровым закатом. Сотни голографических проекций прорезали сумеречный воздух, преломляясь в хрустальных каплях недавнего дождя. Арлекин ощущал, как нейроимплант откликается на ритм окружающего безумия: пульсация, нарастание, вибрация под кожей черепа. Его Корона Блаженства жаждала новой дозы.

Пять часов. Пять часов без эйфории, и мир начинал терять свои праздничные краски.

Томас, которого никто не называл настоящим именем уже десять лет, поправил ромбовидную маску, прикрепленную к лицу сотней микрофиламентов. Система дополненной реальности выводила на внутреннюю поверхность потоки информации: уровень эйфории в крови – 18%, критически низкий; время до выступления – 23 минуты; температура тела – повышена.

Он стоял в переулке, отделенный от площади только пологом из сгустившихся теней. Тысячи людей в карнавальных масках двигались там, как один живой организм – пульсирующая масса человеческой плоти, объединенная нейросетью и химическим блаженством. Сегодня был Праздник Солнцестояния, величайший из двухсот шестидесяти трех ежегодных карнавалов Королевства Эйфории.

– Томас Арлекин, гильдия шутов, рейтинг выступлений – экстраординарный, – прозвучал механический голос за его спиной.

Он обернулся. Фигура в белом комбинезоне пластиковой хирургической брони держала инъектор, наполненный густой красной жидкостью. Лицо техника из Гильдии Алхимиков скрывалось за маской венецианского доктора чумы – длинный клюв, заполненный фильтрами и анализаторами.

– Доза для выступления перед королевской семьей, – продолжил техник. – Глоток Блаженства, усиленный модификатором креативности.

Арлекин улыбнулся, прежде чем вспомнил, что его собственные эмоции скрыты под маской.

– Признателен, – сказал он фальшивым голосом, который активировался автоматически, когда он надевал алмазно-черную маску шута. Голос был мелодичным, гипнотическим, генерируемым имплантами голосовых связок.

Техник поднес инъектор к открытому порту на шее Арлекина. Прохладный металл коснулся клапана вживленной транспортной системы. Одно нажатие – и эйфория начала свой путь к мозгу, плавно проникая в кровоток.

Мир взорвался симфонией цветов. Тени переулка стали глубже, контуры предметов – четче. Мысли ускорились, переплетаясь в причудливые узоры. Он почувствовал, как Корона Блаженства активируется, усиливая эффект, перенаправляя химические сигналы через мозг. Тревога и усталость растворились в потоке искусственного счастья.

– Пять минут до полного эффекта, – проинформировал техник. – Ваше выступление назначено через восемнадцать минут.

Арлекин кивнул, наблюдая, как алхимик растворяется в толпе. Сквозь усиливающийся туман эйфории он заметил странную деталь: стандартный инъектор имел красную маркировку, но этот был с золотой гравировкой. Такие обычно предназначались для высшей знати.

Эта мысль ускользнула, когда эйфория захлестнула его сознание полностью. Арлекин шагнул на площадь, и толпа расступилась, узнавая его маску. Шуты были особенной кастой, стоявшей вне обычной иерархии гильдий, – единственные, кто мог говорить правду сильным мира сего, обернув ее в шутку.

Площадь Солнцестояния выглядела как сошедший с ума витраж, разбитый на миллионы осколков и собранный безумным художником. Над головами толпы парили механические левитирующие платформы, на которых музыканты извлекали звуки из инструментов, усиленных нейросинтезаторами. Трубы, гудящие в резонанс с имплантами слушателей, барабаны, рифмующие свой ритм с сердцебиением. Музыка становилась не просто звуком – она была физической силой, проникающей сквозь плоть.

Ярмарочные палатки окружали площадь концентрическими кругами – каждый круг для определенного социального слоя. Внешний – для простых ремесленников и крестьян, получающих минимальные дозы эйфории. Ближе к центру – для членов малых гильдий. В самом центре – для знати, военачальников, глав гильдий. А в самом сердце высилась королевская платформа – массивная конструкция из хрусталя и напоминающего средневековую готику металла, усеянная голографическими гаргульями.

Арлекин направился к центру, двигаясь против течения социальной реки. Отработанные движения шута – скользящий шаг, обманчивая легкость, внутренняя пружина, готовая развернуться в акробатическом трюке. Эйфория сделала его тело невесомым, заставила нервные импульсы двигаться быстрее.

– Шут идет! – прокатился шепот по толпе.

И где-то в глубине сознания, сквозь туман блаженства, Арлекин заметил странность: обычно эйфория делала мир мягче, цвета – более размытыми. Но сейчас, с этой необычной дозой, всё стало кристально четким. Слишком четким. Словно кто-то снял защитный фильтр с реальности.

Он видел лица за масками – настоящие лица, а не карнавальные маски и не маски счастья, которые все носили, накачанные эйфорией. Видел усталость, скрытую за искусственным весельем. Отчаяние под слоем химической радости.

Пот выступил на лбу. Что-то не так с дозой. Не так, как должно быть. Но останавливаться нельзя. Пятнадцать минут до выступления перед королевской семьей.

Арлекин проходил сквозь внутренний круг, когда ощутил вибрацию сообщения через имплант. Каспар, Мастер Гильдии Шутов, вызывал его в приготовленную гримерную.

Малая часть сознания, еще не затопленная странной эйфорией, отметила: Каспар никогда не вызывал шутов перед выступлением. Что-то определенно шло не по плану.

Гримерная располагалась под колосьями металлических балок, поддерживающих Королевскую платформу. Узкий лаз между конструкций вел в небольшую комнату, оформленную как средневековая палатка менестреля, но напичканную самой современной техникой.

Каспар стоял у зеркала – высокий, худой, в маске серебряного Пьеро. Семьдесят лет, омоложенных геронтологическими модификациями до внешности сорокалетнего. Глаза – единственное, что выдавало возраст: темные, глубокие, видевшие слишком много карнавалов.

– Томас, – произнес он, и в этом обращении по настоящему имени уже звучало предупреждение. – Ты получил дозу?

– Да, Мастер.

– Покажи руки.

Арлекин вытянул руки. Они были неестественно неподвижны. Обычно под эйфорией его пальцы не могли оставаться в покое, постоянно перебирая невидимые струны, жонглируя воображаемыми мячиками.

– Какого цвета был инъектор? – спросил Каспар, подходя ближе.

– Золотой, – ответил Арлекин, и это прозвучало как приговор.

Каспар замер. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на страх. Потом – решимость.

– Тебе ввели не то, что должны были, – произнес он тихо. – Королевскую формулу. Экспериментальную.

– Я чувствую… странно, – признался Арлекин. – Всё слишком… настоящее.

– Потому что это единственная формула, которая не затуманивает разум, – сказал Мастер, проверяя, закрыта ли дверь. – Она очищает его. Усиливает когнитивные способности, а не подавляет их. Королевская семья использует ее, чтобы править, пока все остальные плавают в тумане.

Каспар подошел вплотную, его голос стал еле слышным шепотом:

– Кто-то подменил твою дозу. Это может быть ловушка. Проверка. Или… возможность.

Арлекин хотел ответить, но в этот момент системы дополненной реальности в его маске показали новую информацию: «Десять минут до выступления. Прямая трансляция на всё королевство».

Каспар схватил его за плечи:

– Слушай внимательно. Ты выйдешь и будешь выступать как обычно. Но увидишь вещи, которых раньше не замечал. Запоминай всё. И после выступления немедленно направляйся в Залы Смеха. Не общайся ни с кем. Ты понял?

Арлекин кивнул, его разум балансировал между кристальной ясностью и странным головокружением. Не просто эйфория – что-то большее. Словно новое измерение восприятия открывалось, снимая пелену с глаз.

– Я должен идти, – сказал он, оглядываясь на дверь.

– Еще одно, – Каспар понизил голос до минимума, и Арлекин читал слова больше по губам, чем слышал их: – Праздник – не то, чем кажется. Ничто не то, чем кажется.

Арлекин вышел из гримерной, чувствуя себя иначе. Что-то изменилось не только в его восприятии, но и внутри. Словно какая-то часть его – настоящего его – пробудилась после долгого сна.

Он поднимался по спиральной лестнице на сцену, временно установленную перед королевской платформой. С каждым шагом головокружение усиливалось, но вместе с ним росла и ясность. Он видел сквозь праздничные огни, сквозь маски, сквозь иллюзию безграничного веселья – видел истощение, скрытую боль, механические движения людей, чья радость была не более чем химической реакцией.

Сценический помощник, лицо которого скрывала маска из тысячи серебряных осколков, подал знак. Пять секунд. Четыре. Три.

Система королевского представления активировалась. Имя Арлекина возникло в воздухе, собранное из светящихся частиц над сценой. Аплодисменты – искренние или запрограммированные имплантами зрителей, он теперь не был уверен – взорвали воздух.

Два. Один.

Арлекин шагнул в свет прожекторов.

И увидел их – королевскую семью, сидящую на парящих тронах. Король Оберон, чье лицо, усиленное геронтологическими модификациями, выглядело не старше тридцати, хотя ему было за сто. Королева Титания с нечеловечески правильными чертами лица – следствие генетических улучшений. Принц Обсидиан, чьи глаза скрывались за черной маской, поглощавшей свет. И десяток придворных – герцоги, графы, главы великих гильдий.

Но благодаря странной, очищающей эйфории, он видел больше. Видел, что их глаза были ясными. Не затуманенными, как у простых людей на площади. Их движения – точными. Их внимание – острым.

Они были другими. Они видели мир таким, какой он есть. Пока все остальные жили в сладком тумане.

Арлекин заставил своё тело двигаться по заученной программе. Первый трюк – гравитационный прыжок, усиленный имплантами в ногах. Он взлетел на десять метров вверх, развернулся в воздухе, его костюм с ромбами вспыхнул тысячей цветов. Приземлился на кончики пальцев, балансируя на тонком канате, натянутом над сценой.

Публика ахнула. Король слегка улыбнулся.

Праздник продолжался, и Арлекин танцевал на грани между иллюзией и правдой, между тем, что видели все, и тем, что увидел он сам.

А где-то в глубине сознания пульсировала новая, опасная мысль: что если всё, во что он верил, было ложью? Что если сама радость, сам праздник – только способ контроля?

Он не знал ответов. Но впервые за долгие годы начал задавать вопросы.

Танец продолжался, а в небе над Карнавальной площадью догорал искусственный закат, проецируемый мощнейшими голограмами на облака. Наступало время, когда шуты говорили правду.

И Томас Арлекин, пока его тело выполняло привычную программу выступления, поклялся себе, что будет искать эту правду – настоящую правду – скрытую за вечным праздником.

Глава 2: Залы Смеха

Аплодисменты затихли как срезанные остро заточенным лезвием. Арлекин удерживал последнюю позу – идеальное равновесие на кончике серебряного шеста, стоящего на хрустальной сфере, – пока алые пиксели голографического занавеса не схлопнулись перед ним. Представление закончилось. Маски королевской семьи исчезли из поля зрения, скрытые цифровой пеленой.

Он спрыгнул вниз, ноги с вживленными гравикомпенсаторами мягко коснулись сцены. В голове пульсировало. Обычно эйфория держалась в крови четыре часа после представления, погружая в блаженное, беззаботное состояние полутранса. Но не сегодня. Королевская формула работала иначе, она не дарила забвение – она заставляла видеть.

– Великолепное выступление, Арлекин, – произнес слащавый голос за его спиной.

Он обернулся. Граф Лазурит, глава Гильдии Техномагов. Маленькие глазки, спрятанные за голографической маской, изображавшей старинную венецианскую личину из потускневшего золота. Тучное тело, облаченное в пурпурный камзол с вплетенными в ткань нанопроцессорами, обеспечивающими имитацию средневекового крепа.

– Ваша светлость, – Арлекин отвесил гротескный поклон, – ваше присутствие делает честь моему скромному искусству.

Маска скрывала лицо, но имплант дополненной реальности показывал индикаторы настроения по сердечному ритму, температуре кожи и микровыражениям собеседника. Граф пребывал в состоянии напряжения, замаскированного под праздничную радость.

– Король весьма доволен, – продолжил Лазурит, приблизившись почти вплотную. От него пахло маслами и металлическим привкусом клонированного мяса. – Особенно финальная метафора с сорванной маской… весьма дерзко.

Арлекин замер. Финальная метафора? Он не планировал ничего подобного. Всё представление было отрепетировано до последнего жеста, каждая шутка выверена на допустимую дерзость.

– Шуты всегда балансируют на грани дозволенного, – ответил он осторожно.

– Разумеется, – Граф положил холеную руку на плечо Арлекина. Через тонкую ткань костюма прощупывались мелкие механические импланты в его пальцах. – Кто лучше вас понимает грань между истиной и ложью? Это ведь ваше ремесло – говорить правду, маскируя ее под шутку.

В его тоне было что-то еще. Предупреждение? Угроза? Под действием странной эйфории Арлекин улавливал нюансы, которые обычно растворялись в химическом блаженстве.

– А может быть, – медленно произнес граф, – у вас были другие… источники вдохновения для сегодняшнего выступления?

Не дожидаясь ответа, Лазурит сделал жест рукой, и из его перстня выдвинулся крошечный модуль – инъектор размером с булавочную головку. Арлекин инстинктивно отшатнулся, но было поздно. Укол в шею, через тот же порт, куда ранее вводили эйфорию.

– Небольшой подарок от Гильдии Техномагов, – прошептал граф. – Чтобы праздник продолжался… без лишних вопросов.

Жжение распространилось по шее. Арлекин почувствовал, как что-то проникает в его кровоток, противоборствуя странной ясности, принесенной золотой эйфорией. Туман начал заползать по краям зрения.

– Увидимся на следующем празднике, – улыбнулся граф, разворачиваясь.

Арлекин стоял посреди опустевшей сцены, борясь с нарастающим головокружением. Слова Каспара эхом отдавались в сознании: «Немедленно направляйся в Залы Смеха». Он должен добраться туда прежде, чем инъекция Лазурита подействует полностью.

Ноги двигались словно чужие. Он пробирался через задние коридоры, избегая основных артерий Карнавальной площади. Чем бы ни был укол графа, это не была обычная эйфория. Его зрение начало раздваиваться, контуры предметов расплывались.

Залы Смеха. Добраться до Залов Смеха.

Он натянул капюшон на маску, стараясь не привлекать внимания. Даже сейчас толпа узнала бы алмазно-черную маску Арлекина. А сейчас ему нужна была анонимность.

Голографические проекции на стенах зданий размножались и дробились перед глазами. Рекламные объявления, обещавшие новые виды эйфории для различных гильдий, искажались в гротескные образы. Зазывалы, чьи голоса усиливались вокальными имплантами, превращались в монстров из старинных сказок о чудовищах, охотящихся на людей.

В какой-то момент он понял, что заблудился. Нейроимплант выдавал ошибку за ошибкой. Карты и навигация отключились. Даже базовая система городской навигации, доступная беднейшим членам гильдий, не отвечала на запросы.

Переулок, в котором он оказался, выглядел как территория Гильдии Алхимиков – повсюду стеклянные трубки, из которых капала синтетическая эйфория различных оттенков. Рабочие в прозрачных защитных костюмах перекачивали жидкость из больших резервуаров в транспортные емкости. Их движения были механическими, отточенными, лишенными какого-либо осознания происходящего – классический эффект самой дешевой эйфории, доступной простым рабочим.

Арлекин повернулся, чтобы уйти, но путь преградили две фигуры в черных кожаных доспехах, усиленных нанонитями. Гвардейцы Техномагов. Не Королевская гвардия, а частная армия Гильдии. Маски закрывали их лица, но по осанке и движениям было ясно: они его искали.

Это ловушка. Граф знал, что я направлюсь в Залы Смеха.

Не раздумывая, Арлекин прыгнул вверх, активировав гравитационные импланты в ногах. Тело взмыло на высоту третьего этажа. Пальцы зацепились за старинный карниз, украшенный горгульями. Средневековая архитектура, сохраненная как дань традиции, сейчас спасала ему жизнь.

Он подтянулся наверх, чувствуя, как инъекция графа замедляет движения. В нормальном состоянии такой маневр дался бы играючи. Сейчас каждое движение требовало колоссальных усилий.

Крыша. Древнее убежище акробатов и воров. Сеть крыш тянулась над Карнавальным кварталом, соединяя здания старой архитектуры. Техномаги могли контролировать улицы, но крыши оставались территорией искусных гимнастов. Территорией шутов.

Арлекин побежал, перепрыгивая с карниза на карниз. Туман в голове густел, но королевская эйфория еще боролась с инъекцией графа. Два химических состава сражались в его крови, как легендарные средневековые рыцари.

Внизу, на улицах, начался вечерний Парад Светил – тысячи летающих дронов, оформленных как аллегорические изображения звезд и планет, парили над главным проспектом. Музыка, усиленная аудиоимплантами в ушах горожан, грохотала, будто рождалась в самом центре черепа.

Три улицы на восток, два квартала на север. Там должны быть Залы Смеха – огромное старинное здание, напоминающее средневековый замок. Центр Гильдии Шутов, где хранились секреты ремесла, передаваемые от мастера к ученику тысячу лет.

Арлекин перепрыгнул на крышу из красной черепицы, когда заметил движение слева. Трое в масках с длинными клювами – не алхимики, что-то другое. Они двигались с нечеловеческой синхронностью, как единый организм. Один вскинул руку, и из запястья вырвалась тонкая серебристая нить.

Реакция запоздала на доли секунды. Нить обвилась вокруг щиколотки. Разряд электричества пронзил тело от ступней до макушки. Мышцы свело судорогой.

Падение. Черепица ломается под спиной. Хруст, но боли нет – нейромодуляторы блокируют болевые ощущения. Зато есть темнота, подступающая со всех сторон.

Три фигуры приближаются. В их движениях – нечеловеческая текучесть. Киборги. Настоящие киборги – не люди с имплантами, а машины с человеческими компонентами.

– Сканирование импланта, – произнес металлический голос. – Аномальная химическая активность. Неавторизованная формула эйфории.

Сквозь наползающую тьму Арлекин различил странный символ на их плечах – стилизованная птица с расправленными крыльями. Не герб Гильдии Техномагов.

– Нейтрализация объекта, – продолжил тот же голос. – Согласно протоколу Чумного Доктора, образец должен быть доставлен в Цитадель.

Чумной Доктор. Цитадель. Эти слова не имели смысла в контексте известного ему мира Вечного Праздника.

Один из киборгов наклонился. Холодные металлические пальцы прикоснулись к порту на шее Арлекина. Новый укол.

И мир погас, как праздничная иллюминация после окончания карнавала.

***

Пробуждение было резким, болезненным, словно кто-то вырвал Арлекина из жидкого сна и бросил в реальность.

Он лежал на чем-то твердом. Потолок над головой был высоким, украшенным средневековыми фресками, на которых, однако, изображались странные механизмы и существа, похожие одновременно на людей и на машины.

– Добро пожаловать в Залы Смеха, Томас, – произнес знакомый голос.

Каспар сидел рядом, его маска Пьеро была снята. Настоящее лицо Мастера Гильдии оказалось изрезано сетью тонких шрамов – следами множества косметических операций, призванных скрыть истинный возраст.

Арлекин попытался сесть. Голова кружилась, но ясность мышления оставалась. Странно – последним воспоминанием был укол киборгов с эмблемой птицы. Они говорили о Цитадели, не о Залах Смеха.

– Как я здесь оказался? – спросил он, оглядываясь. Комната выглядела как старинная лаборатория алхимика, но вместо колб и реторт здесь стояли голографические проекторы и нейросканеры.

– Тебя доставили мои люди, – ответил Каспар. – Точнее, наши союзники. Ты их видел – фигуры в масках чумных докторов.

– Но они говорили о Цитадели…

– О каждом из нас заботятся наши маски, Томас, – Каспар провел рукой по изрезанному шрамами лицу. – Публичные, видимые всему миру. Но есть и другие маски, скрытые глубже. Маски внутри масок. Чумной Доктор – одна из них.

Арлекин попытался осмыслить услышанное. Эффект королевской эйфории все еще держался, но начинал рассеиваться. Мысли становились тяжелее.

– Что происходит, Мастер? – спросил он. – Почему граф Лазурит ввел мне какую-то дрянь после выступления? Почему ваши люди выглядят как киборги? И что такое Цитадель?

Каспар встал, опираясь на трость. Движения выдавали его истинный возраст – не менее столетия, несмотря на геронтологические модификации.

– Слишком много вопросов для одного дня, – сказал он. – Некоторые ответы ты не готов узнать. Но первый урок ты усвоил: наш мир не таков, каким кажется под действием эйфории.

Он подошел к стене, где висела огромная карта Королевства Эйфории. Провел рукой по поверхности, и карта ожила, превращаясь в трехмерную голограмму.

– Все наше королевство, – произнес Каспар, – держится на трех китах: эйфория, импланты и Карнавальная Сеть. Три изобретения, созданные после Великой Войны, чтобы никогда не повторился тот ужас.

– Какой войны? – нахмурился Арлекин. – В школе нас учили, что королевство существует тысячу лет, с тех пор как первый король объединил земли после эпохи Великой Чумы.

Каспар горько усмехнулся.

– История – это сказка, которую победители рассказывают детям. – Он коснулся голограммы, и изображение изменилось, показывая руины древних городов. – Войны между технократами и биоинженерами. Оружие, превращавшее людей в безумцев. Эпидемии модифицированных вирусов. Всё это было не тысячу, а всего двести лет назад.

Арлекин смотрел на проекции разрушенных мегаполисов, на изображения существ, похожих на киборгов, которых он видел на крыше.

– Но при чем тут эйфория? – спросил он.

– Способ контроля, – Каспар опустился в кресло, внезапно выглядя невероятно усталым. – Эйфория была создана как лекарство от коллективной травмы. Как способ заставить людей забыть ужасы войны. Но потом стала инструментом порабощения.

Он снова активировал голограмму, и перед ними возникло трехмерное изображение человеческого мозга с имплантом.

– Все эти импланты, – Каспар указал на мерцающие точки, соединенные с различными отделами мозга, – не просто усиливают эффект эйфории. Они позволяют контролировать, что мы помним, что чувствуем, о чем думаем.

– Кто контролирует? – спросил Арлекин, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу.

– Технически – Гильдия Техномагов. Фактически – король и его ближайшее окружение.

Арлекин вспомнил глаза короля – ясные, не затуманенные эйфорией.

– Поэтому они используют другую формулу? Чтобы сохранять ясность мышления?

– Именно, – кивнул Каспар. – Королевская формула, как ты, должно быть, заметил, не затуманивает разум. Наоборот, она усиливает когнитивные способности. Позволяет видеть мир таким, какой он есть, сохраняя при этом блаженство. Идеальный баланс для правителей.

Арлекин поднялся на ноги. Головокружение почти прошло.

– Почему вы мне это рассказываете? – спросил он. – Что делает Гильдия Шутов?

Каспар улыбнулся – впервые за весь разговор. Улыбка преобразила его лицо, сделав похожим на гротескную маску Пьеро, которую он носил публично.

– Шуты всегда были хранителями правды, Томас. С древнейших времен. Единственными, кому позволено говорить истину власть имущим, пряча ее за шутками. – Он сделал паузу. – Мы собираем информацию. Узнаем секреты. И ждем момента, когда можно будет разорвать цепи.

– Какие цепи?

– Зависимости от эйфории. Этого вечного праздника, который на самом деле – изящная тюрьма.

В голове Арлекина всплыл образ усталых лиц за масками счастья, которые он видел на площади.

– И что мне делать? – спросил он.

– Для начала – пережить детоксикацию, – ответил Каспар. – Королевская формула начнет выходить из организма через несколько часов. Процесс будет… неприятным. А потом мы поговорим о твоей роли.

Он поднялся и направился к двери.

– Отдыхай, Томас. Тебе предстоит долгий путь. Путь пробуждения.

Когда Каспар вышел, Арлекин остался один в странной лаборатории, полной тайн и голограмм. Он чувствовал, как действие королевской эйфории слабеет, как возвращается обычная реальность – но теперь уже другая, не такая, как прежде.

Что-то изменилось. И не только в мире вокруг, но и в нем самом.

Неужели всё, во что он верил, было ложью? Вечный Праздник, радость Эйфории, единство Карнавала – всё это маскировка для системы контроля?

Арлекин закрыл глаза, и перед внутренним взором предстали образы из его выступления. Он вспомнил слова графа Лазурита о "финальной метафоре с сорванной маской". Что произошло в конце представления? Что он сделал под влиянием королевской формулы?

Воспоминания ускользали, становясь размытыми, как всегда бывало после выступлений. Но теперь это вызывало не привычное безразличие, а тревогу. Словно часть его жизни систематически стиралась.

В дальнем углу комнаты мерцал старинный монитор. Арлекин подошел к нему. На экране – запись его выступления. Он коснулся сенсорной панели, активируя воспроизведение.

Там, на экране, другой Арлекин – он сам, но словно чужой – заканчивал представление. Финальный трюк: прыжок, сальто, приземление перед королевской семьей. А потом – жест, который не был отрепетирован.

Шут на экране поднял руку к своему лицу и медленно, демонстративно отделил маску от кожи. Не полностью – лишь приподнял, обнажая подбородок и губы. Но в контексте представления жест выглядел шокирующе интимным, почти непристойным. В мире, где личность определялась маской, такой жест был равносилен публичному обнажению.

А потом шут на экране произнес слова, которых Арлекин не помнил:

"За каждой маской – лицо. За каждым праздником – будни. За каждой иллюзией – правда. А что за правдой, Ваше Величество?"

Арлекин выключил запись, пальцы дрожали. Это было не просто нарушение протокола – это был акт открытого неповиновения. Вызов, брошенный королю перед всем двором.

Неудивительно, что граф Лазурит пытался меня нейтрализовать.

Он опустился на стул, чувствуя, как действие королевской формулы слабеет, унося с собой ясность мышления. На смену приходила не обычная эйфорическая дымка, а острая, болезненная ясность другого рода – понимание, что его жизнь никогда уже не будет прежней.

За дверью послышались шаги. Арлекин поднял голову. Детоксикация, о которой говорил Каспар, вот-вот начнется. А потом – новая глава его жизни, без привычной завесы эйфории.

Дверь открылась, и на пороге появилась женская фигура в маске, которой Арлекин никогда раньше не видел – черная, с серебряными слезами, стекающими по щекам.

– Меня зовут Меридиан, – произнесла женщина. – Я здесь, чтобы помочь тебе пройти через ад.

Глава 3: Ясная Капля

Боль пришла волнами – сначала едва ощутимой рябью, затем цунами, сметающим всё на своем пути. Арлекин выгнулся на металлическом столе, его пальцы впились в края до побелевших костяшек. Нейроимплант, лишенный привычной эйфории, генерировал каскады искаженных сигналов, превращая нервную систему в раскаленную проволоку.

– Дыши, – голос Меридиан звучал откуда-то издалека. – Представь, что каждый вдох – нить, которая удерживает тебя в реальности.

Ее руки двигались над голографической панелью управления. Она вводила команды в систему, контролирующую его имплант. На запястьях Меридиан поблескивали тонкие серебряные браслеты – не украшения, а медицинские нанопроцессоры, считывающие его жизненные показатели.

– Что… происходит? – выдавил Арлекин сквозь стиснутые зубы.

– Королевская формула покидает твой организм, – ответила она. – Но твой имплант запрограммирован требовать регулярных доз обычной эйфории. Сейчас он кричит, как младенец, лишенный материнского молока.

Новая волна боли захлестнула сознание. Перед глазами поплыли яркие пятна – стандартные галлюцинации при отмене эйфории. Арлекин знал о них из уличных слухов. Никто не выдерживал добровольно отказа от блаженства дольше суток. Никто, кроме мифических отшельников, живущих в Пустошах за пределами Королевства.

– Я не выдержу, – прохрипел он.

– Выдержишь, – в голосе Меридиан не было ни сочувствия, ни сомнения. – Некоторые шуты особенные. Ваши импланты модифицированы иначе, чем у большинства. Каспар знал, что ты справишься.

Меридиан сняла маску. Под ней оказалось лицо с острыми чертами – не классическая красота, а что-то более сложное, завораживающее асимметрией. Тонкий шрам пересекал левую щеку от виска до подбородка. Но самым поразительным были глаза – серебристо-серые, с расширенными зрачками, словно она постоянно находилась в полумраке.

– Ты из Гильдии Теней, – догадался Арлекин. Боль немного отступила, позволяя связно мыслить.

– Это просто название, – она пожала плечами. – Призрачное эхо прошлого. В действительности мы называем себя Ясными.

Она поднесла к его губам хрустальный флакон с прозрачной жидкостью.

– Это не остановит детоксикацию, – объяснила Меридиан. – Но сделает процесс… выносимым.

Жидкость обожгла горло, холодная как талая вода. Не похожая ни на что, что Арлекин пробовал раньше. Не сладкая эйфория, но и не горькое лекарство. Чистый, ничем не замутненный вкус.

– Ясная Капля, – прошептал он, вспоминая слова Каспара. – Альтернатива эйфории.

– Не совсем альтернатива, – Меридиан склонилась над сенсорным экраном, проверяя его показатели. – Скорее, противоядие. Она не дает того блаженства, что эйфория. Не погружает в иллюзию счастья. Она просто… возвращает тебя к себе настоящему.

Ясная Капля начала действовать. Боль не исчезла, но изменилась – стала локализованной, сконцентрированной вокруг нейроимпланта. Как будто тело начало отторгать чужеродный предмет.

– Импланты нельзя просто удалить, – произнесла Меридиан, словно читая его мысли. – Они слишком глубоко интегрированы в нервную систему. Но можно научиться жить с ними по-другому.

Арлекин закрыл глаза. Под веками вспыхивали образы – не хаотичные галлюцинации, а упорядоченные воспоминания. Детство в Младшей Школе Шутов. Первые уроки акробатики. Первая примерка маски.

Но среди этих знакомых картин проступали другие – смутные, словно подернутые дымкой. Лица без масок. Здания, которых он никогда не видел. Звуки, слишком странные для мира Вечного Праздника.

– Что это? – прошептал он. – Я вижу… что-то необычное.

– Твой разум восстанавливает стертые воспоминания, – Меридиан положила прохладную ладонь на его лоб. – Эйфория не просто дарит блаженство. Она стирает определенные участки памяти, блокирует некоторые мысли. Когда ее уровень падает, эти блоки начинают разрушаться.

– Стертые воспоминания? – повторил Арлекин, вглядываясь в проступающие образы. – О чем?

– О реальности, – просто ответила она. – О том, какой наш мир есть на самом деле.

Боль вновь накатила волной, заставив его закричать. На этот раз агония была чище, острее – словно тысячи игл пронзали кожу.

– Имплант сопротивляется, – Меридиан быстро вводила команды в консоль. – Держись, Томас. Сейчас будет самое тяжелое.

Мир вокруг потемнел. Арлекин чувствовал, как проваливается в черную пропасть. Но в этой тьме не было блаженного забвения эйфории. Там ждало что-то другое – холодное, ясное, пугающее своей определенностью.

Правда.

***

Он падал сквозь слои воспоминаний, как сквозь страницы древней книги. Образы сменяли друг друга с головокружительной скоростью.

Вот Арлекин десятилетний мальчик. Последний день в родительском доме перед отправкой в Младшую Школу Шутов. Мать плачет, но не от горя – от радости. Ее сын избран Гильдией, величайшая честь для семьи простых ремесленников. Отец гордо протягивает маленькую шкатулку – семейную реликвию, нефритовую фигурку шута. "Твой прадед тоже был шутом, – говорит он. – Это у нас в крови".

Дальше. Школа Шутов – сводчатые потолки, гимнастические снаряды, учителя в сверкающих масках. Первые инъекции детской эйфории – слабой, но формирующей зависимость. "Это помогает раскрыть творческий потенциал", – объясняет Мастер Вивальди, наставник младших учеников.

Еще глубже. Первое выступление. Успех. Аплодисменты. Первая взрослая доза эйфории – награда за совершенство.

Но здесь воспоминания начинают раздваиваться. Поверх знакомых образов наслаиваются другие – незнакомые, странные.

Арлекин видит того же Мастера Вивальди, но без маски. Его лицо искажено злобой. "Забудь, что ты видел", – шипит он, вводя какое-то вещество в порт на шее юного Арлекина. И следующий фрагмент памяти: Томас, крадущийся по темному коридору, находит секретную комнату, где ученикам старшей группы вводят не эйфорию, а что-то другое. Что-то, заставляющее их кричать от боли.

Еще один слой. Арлекин в шестнадцать лет обнаруживает тайник с древними книгами – настоящими бумажными книгами, а не голографическими имитациями. В них описывается мир до Вечного Праздника. Мир войн, страданий, но и подлинной свободы. Он читает запоем, скрываясь в заброшенной башне Школы. А потом – провал. Следующее воспоминание: он просыпается в своей постели с сильнейшей головной болью и без единого воспоминания о книгах.

Глубже. Восемнадцать лет. Выпускной экзамен. Лучшее выступление в истории Школы. После церемонии – странная встреча с Каспаром, тогда еще не Мастером Гильдии, а одним из старших наставников. "У тебя особый имплант, Томас, – говорит Каспар. – Ты сможешь видеть сквозь иллюзии, когда придет время".

Глубже. Двадцать один год. Первое выступление при дворе. После представления – разговор с принцем Обсидианом в пустом коридоре дворца. "Ты не такой, как остальные шуты, – произносит принц, его глаза горят странным огнем. – В тебе есть что-то… неподконтрольное". Принц протягивает руку к его маске, но Арлекин отшатывается. Стражники уводят его. После – укол в шею и забвение.

Еще глубже. Тайная встреча с женщиной, чье лицо размыто в воспоминании. Она передает ему крошечный кристалл данных. "Спрячь его в своей маске, – шепчет она. – Когда придет время, ты узнаешь, что с ним делать". Арлекин выполняет просьбу, но уже на следующий день не помнит ни о кристалле, ни о встрече.

Все эти фрагменты – осколки стертой памяти, восстанавливающиеся в процессе детоксикации. Арлекин понимает теперь: его жизнь была не просто чередой выступлений и карнавалов. Была другая, тайная жизнь, систематически вычищаемая из его сознания эйфорией и прямым вмешательством в работу импланта.

Падение продолжалось. Глубже и глубже, к самой сердцевине его существа.

***

– Томас! Томас, вернись!

Голос Меридиан доносился словно сквозь толщу воды. Арлекин с трудом открыл глаза. Он лежал на том же столе, но теперь комната была заполнена голографическими экранами с данными его нейронной активности. Каждая схема пульсировала красным – тревожный знак.

– Что… произошло? – его горло пересохло, голос звучал как скрежет металла по стеклу.

– Твой имплант едва не отключился полностью, – Меридиан выглядела встревоженной. – Это было бы катастрофой – мгновенная смерть мозга. Мы не ожидали такой сильной реакции.

Она поднесла к его губам еще одну дозу Ясной Капли. На этот раз жидкость имела слабый голубоватый оттенок.

– Усиленная формула, – пояснила Меридиан. – Действует мягче, но эффективнее.

Арлекин сделал глоток. Лед растекся по венам, утоляя жар детоксикации.

– Я видел… воспоминания, – произнес он. – Стертые воспоминания. Каспар… он знал обо мне что-то. С самого начала.

Меридиан кивнула, сверяясь с показаниями мониторов.

– Каспар выбрал тебя много лет назад. Так же, как когда-то его выбрали. Цепь преемственности, уходящая в глубину веков.

– Для чего?

– Для сопротивления, – она отложила диагностические инструменты и села рядом. – История длиннее, чем ты думаешь. Эйфория и импланты – оружие контроля, созданное победителями Великой Войны. Но с самого начала существовали те, кто видел в этом опасность. Сопротивление было заложено в саму систему контроля – как страховка. На случай, если власть окончательно развратится.

Арлекин попытался сесть. Мышцы болели, но уже не так сильно. Ясная Капля действовала.

– Ты говоришь о… революции? – спросил он.

Меридиан горько усмехнулась.

– Революция требует армии. У нас нет армии. Только разрозненная сеть пробужденных – людей, освободившихся от зависимости. – Она сделала паузу. – Но у нас есть план. И ты – его ключевая часть.

– Потому что я – шут? Придворный шут?

– Потому что ты – больше, чем просто шут, – ответила Меридиан. – Твой имплант уникален. Модифицирован по древним схемам. Ты можешь стать мостом между мирами.

Она помогла ему подняться. Ноги держали неуверенно, но с каждой минутой становилось легче.

– Пойдем, – сказала Меридиан. – Каспар ждет. Детоксикация завершена, насколько это возможно за один сеанс. Остальное придет со временем.

Они вышли из лаборатории в длинный коридор. Залы Смеха оказались гораздо обширнее, чем представлял Арлекин. Мозаичный пол изображал сцены из древних карнавалов – но теперь, с прояснившимся зрением, он видел скрытые символы в узорах. Карты. Схемы. Планы подземных тоннелей.

– Вы используете архитектуру как шифр, – догадался он. – Здание само по себе – послание.

– Старейший способ хранения информации, – кивнула Меридиан. – Камень не взломаешь дистанционно. Нельзя стереть или переписать, как данные в Карнавальной Сети.

Они спустились по винтовой лестнице, углубляясь под землю. Воздух становился прохладнее, стены – древнее. Каменная кладка сменила современные композитные материалы. Здесь не было голографических украшений, только факелы – настоящие огненные факелы, а не их цифровые имитации.

– Эта часть Залов Смеха построена задолго до Великой Войны, – пояснила Меридиан. – До эпохи имплантов и эйфории. Здесь мы в безопасности от электронной слежки.

Они вошли в круглый зал, напоминающий средневековую часовню. Стены были увешаны старинными театральными масками. В центре стоял круглый стол, за которым сидело несколько человек. Каспар во главе, рядом – еще четверо в разнообразных масках.

– Добро пожаловать в Совет Ясных, – произнес Каспар, указывая на пустое кресло.

Арлекин сел, оглядывая присутствующих. Кроме Каспара и Меридиан, здесь были еще три фигуры: массивный мужчина в маске медведя, хрупкая женщина в маске совы и андрогинная фигура в маске с двуликим Янусом.

– Мы – последние представители древних гильдий, – сказал Каспар. – Не тех карнавальных пародий, что существуют сейчас, а истинных братств, созданных для защиты человечества.

– От чего? – спросил Арлекин.

– От самого себя, – ответила женщина в маске совы. Ее голос был мелодичным, но с металлическими нотками – признак вокальных имплантов высочайшего качества. – От жажды власти. От желания контролировать. От страха перед свободой.

Каспар коснулся центра стола, и над ним возникла голограмма – карта Королевства Эйфории и окружающих земель.

– Двести лет назад, – начал он, – мир был разделен на фракции. Технократы, стремившиеся к цифровому бессмертию через слияние с машинами. Биоинженеры, мечтавшие усовершенствовать человеческое тело через генетические модификации. Традиционалисты, отвергавшие и то, и другое во имя естественной эволюции. Война между ними уничтожила две трети населения планеты.

Голограмма изменилась, показывая руины древних городов, поля сражений, заполненные странными механизмами.

– Победили технократы, – продолжил мужчина в маске медведя. Его голос был глубоким, резонирующим в подземном зале. – Но цена победы оказалась слишком высокой. Выжившие страдали от коллективной травмы. Самоубийства, безумие, отказ от воспроизводства – человечество вымирало, даже пережив войну.

– И тогда появилась эйфория, – подхватила фигура в маске Януса. Голос был намеренно модулированным, невозможно определить ни пол, ни возраст говорящего. – Изначально как лекарство. Способ заставить людей забыть ужасы войны. Вернуть им желание жить.

– Но лекарство стало ядом, – Меридиан встала, приближаясь к голограмме. – Кто-то – мы до сих пор не знаем, кто именно – модифицировал формулу. Добавил компоненты, блокирующие критическое мышление, стирающие определенные воспоминания. Компоненты, вызывающие зависимость.

– А потом появились импланты, – завершил Каспар. – Сначала добровольные, потом обязательные для всех новорожденных. И родилась система Вечного Праздника – постоянного контроля через иллюзию счастья.

Арлекин слушал, ощущая, как кусочки мозаики складываются в единую картину. Все странности мира, в котором он жил, все несоответствия и противоречия – они обретали смысл.

– И что вы предлагаете? – спросил он. – Уничтожить систему? Лишить людей эйфории? Это убьет миллионы зависимых.

– Мы не революционеры-самоубийцы, – покачал головой Каспар. – Мы ищем третий путь. Способ освободить людей постепенно. Дать им выбор.

– Ясная Капля, – догадался Арлекин. – Альтернатива эйфории.

– Да, – кивнула женщина в маске совы. – Но ее недостаточно. Мы можем производить препарат только малыми партиями. Нужен способ разорвать цепь зависимости для всех. И для этого нужно проникнуть в сердце системы.

– Центральный Улей, – произнес Каспар. – Место, где контролируются все импланты королевства. Главная серверная, управляющая Карнавальной Сетью.

Голограмма изменилась в последний раз, показывая схему массивного сооружения в форме пчелиного улья.

– Наш план, – произнес Каспар, – заключается в том, чтобы внедрить в систему модифицированную программу. Не отключить импланты – это убьет всех носителей. А перенастроить их, постепенно снижая зависимость от эйфории и заменяя ее воздействие на эффект, похожий на Ясную Каплю.

– И моя роль? – спросил Арлекин, хотя уже предчувствовал ответ.

– Доступ, – просто ответил Каспар. – Твой статус придворного шута дает тебе пропуск во дворец. А твой особый имплант позволит подключиться к Улью, оставаясь незамеченным системами безопасности.

Меридиан положила руку ему на плечо.

– Звучит просто, но это смертельно опасно, – сказала она. – Против нас выступит вся мощь королевской власти и Гильдии Техномагов.

– И времени у нас мало, – добавил Каспар. – После твоего последнего выступления король насторожился. Граф Лазурит получил приказ проверить всех придворных артистов. Они ищут аномалии.