Люби меня, люби. Эротические рассказы

Удивительное дело

Аня шла пьяная по своей улице. Шел дождь, и попадал ей на лицо. От этого тушь текла по щекам и по подбородку. Но горевать по этому поводу Аня не хотела, потому что пьяной головой догадывалась, что тушь утекла ещё раньше, от слез. Аньке было обидно и гадко. Она опять поругалась с мужем и шла, не разбирая дороги, и не зная куда. При чем ушла она из своей квартиры, жизнь заставила.

Вернее, не жизнь это ее заставила, а муж. Они с ним полгода не жили, и Анька подала на развод. Но где-то месяц назад Генка пришел с цветами, с подарками, с тортом и стал просить у нее прощения. Три дня ходил. И Анька решила, будь, что будет. Хотя прекрасно догадывалась, что будет. Простила. А сегодня уже началось. Старая песня о главном.

Муж начал скандал. Он просто не мог жить без скандалов. А тут почти месяц вытерпел. А сегодня настал предел этому терпению. И понеслось. И оскорбил ее всяко разно, и рассказал какая она никудышная, и чуть ли не натыкал носом в пустые кастрюли, в которых нет еды, и в не глаженные рубашки. А Анька и не собиралась все это делать! Она сразу его предупредила.

А теперь надо найти, где переночевать эту ночь, а завтра она протрезвеет и выгонит его на все четыре стороны! Если бы не было дождя, было бы проще, а то шлепай по грязи, даже покурить не покуришь при такой погоде. Она перешла дорогу, зашла в какой-то двор, и встала под козырек подъезда. Сигарета без мокроты прикурилась сразу.

Анька сделала затяжку и закрыла глаза. И тут чьи-то руки взяли ее за не очень правильные места и перенесли в беседку. Анька хотела разобраться, но не успела. Во-первых, потому что не хотела, а во вторых, потому что забыла, когда ее последний раз за неправильные места брали. Она открыла глаза, и о, здрасте, увидела соседа, который жил через подъезд. От неожиданности она поздоровалась, а сосед неожиданно ответил:"Какая же ты мягкая и аппетитная так бы и гладил вечно.". " Ну и гладь, кто тебе мешает?"– неожиданно ответила Анька.

И сосед начал гладить. Он расстегнул ее кожаное пальто, все семь пуговиц, и руками начал исследовать ее тело. Платьице на ней было тонкое, сегодня же корпоратив был. Декольте до пупа, разрез до груди, и сосед ловко там все обследовал и ласкал. И по идее, Аньке надо было заорать. Но ей нравилось, что делал сосед. Вот его пальцы в бюстгальтере порядок наводят, вот проверяют, что у нее под платьем, а вот и под трусики проникли. Мама, надо это прекращать!

А зачем? Ее муж, Генка, был равнодушен к сексу. И после примирения целых три дня выполнял супружеский долг, да и то, как попало. А потом решил, что план он выполнил, и Анька смирилась с тем, что секс будет по расписанию. А сейчас ее так гладили, что ей хотелось скинуть пальто и задрать платье. Чтобы этому соседу, который по Анькиным наблюдениям, был тоже не совсем трезвый, было удобнее.

Но сосед вошел в раж. И пальтишко ее распахнул и подол приподнял, и уже раздвинул ноги в стороны и был у самой цели, еще чуть-чуть и все. Он страстно целовал ее в губы, а Анька прижалась к нему грудью и обвила руками. От такого неожиданного разворота событий она немного протрезвела, и боялась спугнуть мужчину.

Она уже прикинула, как и на что можно опереться, чтобы все случилось. И решила просто подтянуться слегка и присесть на ограждение беседки. Тогда для них обоих будет идеальный расклад. Не успела Анютка укрепиться, она сразу почувствовала, как мужские пальцы ищут проход ко входу и отодвигают в сторону ее трусики. Вот плавки уже не мешают, а пальцы трогают ее губы.

О Господи, уже скорей бы все случилось, а то помешает кто-нибудь. Но мужские пальчики исследовали ее половые органы. Так нежно исследовали, что у нее дух захватило. Господи, да она и не помнит, когда с ней такое было. Она постаралась сделать ноги еще пошире, и почувствовала, как в нее входит мужская, сила. Желанная, упругая, теплая. Анькины губы целовали соседа нежно и настойчиво.

А Аньке хотелось, чтобы ее выпили до самого дна. Поэтому она согнула ноги в коленях, и поставила их на ограждение, получилось так широко, как ей хотелось. А в нее продолжали потихоньку входить, и с каждым толчком Анька приближалась к своему счастью. Она просто замерла в ожидании, а потом освободила рот от поцелуя и прошептала соседу в ухо:"Резче, давай резче, проткни меня насквозь!".

Ее услышали, движения стали резкими и глубокими. Раз, и раз, и раз, и раз, ааааааа, все достал куда надо, все, весь мир рассыпался на кусочки! Анька обмякла на плече у соседа, и когда выпрямляла ноги, он прямо за ноги притянул ее к себе и его движение отдалось в Анькином позвоночнике. Отпустив ноги, он прижал ее к себе, и задрожал, всхлипывая.

Потом появилась откуда-то бутылка коньяка. Пили из горла, Анька, как могла приводила себя в порядок и чувствовала, как чужое семя течет у нее по бедрам. Она вытерла его платком. Потом она поняла, что пьянеет, и решила куда-нибудь идти, пока может. Но сосед обнял ее и прошептал в ухо:"Дай еще разочек, по быстренькому, смотри что у меня в штанах"

Анька пошарила рукой и почувствовала мужскую мощь, которую сразу хотелось впустить внутрь. У ее Генки не было такой мощи даже в молодые годы! Что он там говорит? Дать ему? Так я же со всей душой! Только быстро. Как Анька давала, и сколько раз, она не помнила. Помнила только, что сосед спустил ее чулки и целовал ее коленки. И не только коленки.

Утром она открыла глаза и осознала, что не дома. И слава богу, хоть на Генкину рожу не смотреть. А где я? Кровать широкая, белье белое, квартира не знакомая. Как я сюда попала? Епта! Я вчера в беседке кому-то отдалась! Шлюха, мать мою! Не кому то, а соседу. У него жена Наташа и два мальчишки! Вот это мы дали! Как теперь ему в глаза то смотреть? Бесстыжая! В беседке, под дождем, стоя!!!!

Она закрыла глаза и через минуту поняла, что кто-то лег рядом и целует ее. Открыть глаза страшно. Кто это? Ой, да я еще и под одеялом в чем мать родила!!! Значит меня еще и здесь отжарили! Ну вот как я докатилась до такого? Даже страшно глаза открыть. Вот кто меня, целует? Ой, мамочки. Сейчас уже не только целовать будет. Анька со страху открыла глаза и увидела соседа, который целовал ее и улыбался.

– Да не напрягайся ты, и не вини себя ни в чем. Стесняться смысла нет, все рубиконы пройдены еще вчера

– Я ужасно себя вела?

– Ты чудесно себя вела, давай сегодня так же. На кровати же удобнее, чем в беседке под дождем?

– Мне стыдно. Можно я домой пойду?

– Ну зачем тебе домой? Ну давай, ножки разведи, пусти меня. Не стесняйся, я там уже был, все знаю. Я не причиню тебе боли, я осторожненько.

И тут Анька вспомнила, как она расползалась по беседке, когда сосед вставил свою штуку. Как ей было хорошо, и как весь мир рассыпался на звездочки. Анька обняла соседа, раздвинула ноги и сказала:"Начинай, только нежненько".

Так прошел день, а потом ночь, а потом они расстались, потому что надо было идти в жизнь, и решать насущные проблемы, и тому и другому. Ведь волшебные деньки закончились, наступили будни. Анна ушла первой, сосед Алексей вторым. Времени было шесть часов утра.

Анна зашла в квартиру, и услышала, как ей навстречу идёт Генка. По походке слышала, идёт скандалить. Чудак человек. Как уверился в своем влиянии за какой-то месяц. Генка начал сразу. А Анька не хотела ругаться. У ней были такие шикарные два дня, зачем их портить? Она приняла ванну, переоделась, и собралась на работу. Генка орал, кружа вокруг нее, как коршун, ей было все равно, для себя она все решила ещё вчера. Сегодня она идёт до ЗАГСа, подавать на развод, делить у них нечего, даже детей нет.

Все, вроде собралась, ничего не забыла. Что может Генка украсть отсюда перед уходом? Ничего. Ценности она забрала, деньги тоже, а больше у него ни на что духу не хватит. Такой мелкий человек, только скандалить умеет. Аня подошла к двери, сняла с крючка Генкины ключи и сказала:"Сделай так, чтобы вечером тебя здесь не было. Не растягивай страдания. Ты прописан где? Туда и иди. Не уйдешь, вызову полицию.". Она захлопнула дверь и с лёгким сердцем удалилась.

Вечером было намечено свидание с Алексеем. Она ещё не решила, хорошо это или плохо встречаться с женатым мужчиной, но истосковавшаяся по мужским рукам, она решила воспользоваться возможностью. Работа пролетела незаметно, а все потому, что Анька витала в небесах, и мечтала о том, как ее вечером будут гладить, и не только гладить. Всю жизнь ей не хватало ласки. Какой из Генки любовник? Он же в постель идёт, как на расстрел. Если бы он в койке был героем, она бы и не стала разводится. С тем, что у них нет детей, и уже наверное не будет, Анна давно свыклась. А вот отсутствие близости ее сильно напрягало. Ведь вроде замужем, а в ванной мастурбацией заниматься приходится. Фантасмагория какая-то.

В знакомый подъезд она влетела на крыльях любви и в предвкушении праздника плоти. И это праздник начался сразу за дверью подъезда. Она только сделала шаг на ступеньку, сразу попала в сильные Лешкины руки. Как давно она об этом мечтала! Начать вот так, в подъезде! Но через несколько минут она поняла, что и заканчивать они будут в подъезде. Ее посадили на широкий подоконник, и не успела она прийти в себя от Лешкиных ласк, как почувствовала что Леха уже внутри и разгоняется до нужной скорости. Она хотела возмутился, но не успела, могучая волна поднялась от копчика и ударила в голову. Она прижала губы к Лешкиному плечу, чтобы не закричать, и тряслась, как в лихорадке. А потом, через пару секунд скрутило Лешку.

Он медленно и осторожно спустил ее с подоконника, и они пошли на второй этаж. У Аньки по ногам текла сперма, а у Лехи в ширинке торчала нижняя голова. Не картина, а комикс.

– Ты что, дойти не мог? Терпения не хватило?

– Я всю жизнь мечтал это сделать в подъезде! Тебе не понравилось? Больше не буду.

– Понравилось, Леша. Но мог же войти кто-нибудь!

– Не мог. На первом этаже офисы, на втором живут двое, я и сосед. А он с вахты не вылазит.

– Ну тогда прощаю.

– А может повторим?

– А можно в квартире?

– Тогда подай идею, изобразим что-нибудь интересненькое.

– У меня нет идей. Я просто к этому не готова.

– Зря. А у меня есть пара штук.

– Не пугай меня.

– Да они так себе, сладенькое. На балконе, у всех на виду. Одежду снимать не будем. И ещё на шведской стенке можно, но я ещё не придумал как.

– Леха, ты извращенец.

– Но тебе же нравится!!!

Они зашли в квартиру, он помог ей снять пальто, задрал юбку и стал влажной салфеткой вытирать сперму на бедрах. Анька стеснялась, тянула юбку вниз.

– Аня, поверь, я тебя уже во всей красе видел, смысла нет стесняться. Так что просто ноги расставь, и позволь все убрать.

Анна оперлась на стену и прекратила сопротивление. Да пусть вытирает, жалко что ли? Но Лешка вытер остатки любви, пропустил плавки и стал разглядывать Анькину депиляцию бикини. Анька, когда увидела это, покраснела, как рак и попыталась вырваться. Но было поздно. Лехин язычок уже ловко обрабатывал клитор. Силы покинули Анну. А. Леха аккуратненько посадил ее на трюмо, снял плавки, задрал юбку, развел ее ноги в стороны, и творил у нее между ног такие вещи, о которых Анька даже мечтать не могла. А сейчас сидела и чувствовала, как сейчас ее накроет.

Но накрыло все равно неожиданно. И с такой силой, что Анка не справилась со своим телом, и, если бы не Лешка, упала бы на пол. Но он вовремя подхватил ее и дал ей и покричать, и вывернуться наизнанку, и завязать длинные ноги у него на шее. Все, Анна успокоилась, встала, сняла с себя весь одежду, повесила ее на крючки в коридоре, прошла в комнату и навзничь упала на кровать. Мол делайте со мной все, что хотите, я вам доверяю!

Лешка почему-то стоял рядом с кроватью. Аня открыла глаза и увидела, что у него все до сих пор стоит. Она моментально прониклась такой нежностью к этому мужчине что рывком села на кровати и с размаху поцеловала Леху в красную от напряжения головку, нежно обхватив ее губами. Фонтан спермы ударил ей в небо. А Леха завыл. А потом зарычал, а потом нагнулся и начал мять ее грудь и целовать ее в макушку. От удивления Анька даже не поняла, как проглотила сперму. А потом Леха облизывал ее губы и целовал ее, а потом они уснули. Проснулись они глубокой ночью.

– Пошли на балкон.

– Там холодно.

– Я же тебя жарить буду, согреешься

– Леша, а на кровати никак?

– Ань, давай попробуем, замёрзнешь, уйдем.

И они пошли на балкон. Было свежо. Леша развернул ее к себе, встал на колени и стал колдовать своим языком. Аня моментально забыла и про холод, и про людей, которые могли все это видеть, она расставила ноги, и подставлялась Лешке. А потом он развернул её к себе задом, перекинул через перила и раздвинул бедра. Ее титьки болтались над землёй. Потому что Лешка зашёл вовнутрь и совершал поступательные движения. Анька так не любила. И она бы, конечно, засопротивлялась, но Лешкины длинные пальцы играли на ее клиторе, как на арфе. И Анька, через минуту уже сама задавала ритм движениям. Ее возбуждало то, что она голая на балконе, раком сношается с мужиком, что ее титьки трясутся и их видят все, кто не спит. А ещё все, кто смотрит в окна видят их с Лехой разврат на балконе. От этого возбуждение нарастало мгновенно. Она убрала Лехины руки с клитора на грудь и заставила крутить соски. Сама же взялась за перила и двигалась в бешеном ритме, Леха подстроится под нее мгновенно. А она поставила ногу на какое-то ведро и старалась надеться на Лехин гвоздь, как можно глубже, и у нее получилось. Она замерла, почувствовав взрыв, потом оттолкнулась от перил, сделала шаг назад, и прижала Леху к стенке.

– Дальше сам.

– Хорошо. Наклоняйся до пола и упирайся руками.

Леха держал ее за бедра, чтобы она не потеряла равновесие, и жарил, как обещал. Кричать она не могла, было неудобно, но она скрипела зубами от ощущений, и иногда визжала. А когда она поняла, что все закончилось, силы покинули ее и она упала на холодный пол.

Анька проснулась на рассвете. Посмотрела на спящего Лешку, собралась и потихоньку ушла. Она боялась, что не сможет уйти от него утром. К вечеру она поняла, что не может думать ни о чем, а только о Лешкиных ласках. Она написала заявление на отгулы, и до выходных уехала к матери, отвлечься и понять, что происходит. Огород очень хорошо ее отвлёк, но как только она вышла из электрички все встало на свои места. Она хотела, чтобы ее гладили Лешкины руки, целовали Лешкины губы и Лешкин кол совершал поступательные е движения, тревожа ее плоть. Так жить нельзя! Анька зашла в магазин и купила бутылку коньяка. Сейчас дома накатит залпом стакан, и будет легче. Но выпить у нее не получилось. На ступеньках у квартиры сидел Лешка.

В квартиру они не вошли, а ввалились. Лешка захлопнул дверь, а она задрала пальто с юбкой и спустила до колен колготки с трусами. Он, как в первый раз просто расстегнул ширинку. Она смотрела на его конец, как голодные смотрят на хлеб. А он загнул ее и вошел резко и глубоко, притянув ее к себе. Она застонала от блаженства. О, Господи, ну почему же они не встретились раньше? Ведь можно было! Он старался проникнуть глубже. А было уже не надо. С Анькой все случилось с трёх толчков. Она не кричала, не стонала, она вздохнула так, как будто в этот момент получила все, о чем мечтала всю жизнь. А Леха прижал ее всем телом к двери, и на следующем рывке получил все, что хотел.

Лешка сел на обувницу, у него не было сил даже говорить, а Анька раздевалась, аккуратно снимала все с себя, и вешала в шкаф. Леха наблюдал за ней, и ничего не понимал. И вот голая Анька легла на коврик, ноги согнула в коленках и оперла на стены, своими наманикюренными пальчиками развела свои половые губы и сказала:"Давай, лижи". Леха слез с обувницы, снял рубашку, майку и приступил. Все это закончилось через два часа, когда Анька не могла даже двигаться. Все, до утра они замерли. Просто обняли друг друга и заснули. И два выходных прошли без интима, они просто лежали обнявшись, как будто впереди была разлука. Очнулись они в понедельник утром, и не могли оторваться друг от друга. Последний раз они даже вернулись из подъезда и поимели, друг друга не раздеваясь в коридорчике. А потом Анька вызвала такси и уехала на работу.

А потом исчез Леха. Совсем. Анька следила за его подъездом с балкона. Его не было. Он не приходил домой. А через десять дней Анька поняла, что беременна. Она не испугалась, она ждала этого всю жизнь. Она не стала тянуть, и после работы пошла к врачу. Все подтвердилось. Ей очень хотелось сказать об этом Лешке, но где же его взять? Она, конечно, скучала, но на третьей неделе Лехиного отсутствия, перенастроила себя и переключилась на беременность. Но ее все равно подмывало спросить у Лехиной жены куда же делся ее ненасытный муж. Но она не посмела. Леха был чужим мужем, она не могла на него рассчитывать. Да и не страшно вовсе. Зарплата у нее хорошая, жилье есть, мама поможет. Маме то она сообщила в первую очередь

Леха появился через три месяца. Вечером позвонил в дверь и вошёл в квартиру в торжественном костюме и с букетом роз. Анька уже и не ждала. Но когда она его увидела, сердце оборвалось и повисло на веревочке. Ей хотелось затащить его в коридор, завалить на спину и сесть на его болт сверху. И почувствовать за одно движение, как она по нему соскучилась. Но женская гордость не позволяла. И Анька стояла и смотрела на него равнодушным взглядом. Букет она приняла. А как не принять? Она даже в кино таких букетов не видела. А Леха мялся у входа, ни туда, ни сюда. Зачем пришел то? Да ещё такой торжественный и с цветами.

Анька смотрела на него и ничего не понимала. Три месяца назад устраивал сексуальные оргии длиною в трое суток, а сейчас стоит глаза в пол. Пришел сказать, что между ними все кончено? Так она вроде привыкла к этой мысли за три месяца. Наконец Леха собрал силы:"Аня, короче, я тут подумал, и ты подумай. Не руби с плеча". Леха сунул ей что-то в руку, открыл дверь и затоптал вниз по лестнице. Аня расправила ладошку. Коробочка бархатная, с кольцом. Это ее замуж что ли позвали? И что теперь делать? Плакать или смеяться? И убежал артист! Аня написала смс-ку:".Заявление в ЗАГС подавать надо?".

Заявление они подали во вторник, а в пятницу стали мужем и женой. Лешкина сестра там работала. Хотя можно было взять с правку о беременности. Но раз и так все получилось, Анька не стала говорить о пополнении, пусть будет сюрприз. Праздновали вдвоем в ресторане.

–Сегодня у нас первая брачная ночь. Где отмечать ее будем? У тебя или у меня?

– А где это у тебя?

– А там, где ты мне на подоконнике давала!

– А это что, не съёмная квартира?

– Нет. Это бабушка мне оставила, замуж вышла.

–– А сколько бабушке лет?

–Семьдесят пять, невеста!

– Ни фига се! А я думаю в кого ты такой озабоченный?

– А ты то у нас девственница невинная?

– Ты что забыл, что сегодня это случится в первый раз?

– Ну так пошли, буду проверять, как ты себя берегла.

Лешка издевался. Они соскучились друг по другу, и Анька думала, что он ее не доведет до постели, а попробует везде. И в подъезде, и в коридоре, и на балконе. Но все шло, как по расписанию. Ее положили в постель, раздели под одеялом, поцеловали, потискали грудь, раздвинули ноги и вошли. Хорошо хоть все стояло, и Анька словила восторг. Но за время этого акта озверела и сказала:"Вставай, пошли разводится! Такое у меня уже было. С таким сексом лучше в монастыре жить. Крича на весь дом, Анька понимала, как она соскучилась по Лешке, и ещё понимала, что аппетит ее при беременности вырос. Ей бы сейчас раза три подряд, да в разных позах, вот это бы было хорошо. А Леха, как девственник завернулся в одеяло и ни ответа, ни привета. Ну и пошел ты! Анька натянула плавки, колготки и пошла поднимать бюстгальтер за тумбочкой.

И вот в этом месте ее разогнули, стянули одежду и посадили на … туда куда надо, прямо перед зеркалом. Она видела свои распахнутые половые губы, клитор, и как входит в нее Лехин гвоздь. А ещё она видела, как Леха одной рукой, пальчиком, трогает клитор, а другой рукой прижимает ее к себе. А потом она увидела Лехины глаза, которые смотрели на этот процесс и ожидали ответной реакции. Она развела ноги пошире, оперлась на Лехины бедра и приподнялась. Все было как на ладони. А внутри все шкворчало от этой картины. Вот Лехина головка зашла в нее, вот вышла, вошла, вышла, пальчик бесстыдный тоже лезет в дырочку. Стыдно то как! А как сладко. Ее жарят перед зеркалом, и она смотрит на это бесстыдство! Ей стыдноооо! Но глаз от этого оторвать невозможно. А ещё Лехин застывший взгляд, который выворачивает ее наизнанку. Как красиво, давай Леша ещё, вставь, вытащи, и пальчиком по клитору, и титечку в ладонь. О, Господи, хорошо то как! Что сделать то, чтобы все взорвалось? И она со всего маху садится на эту кожаную палку! Ура, получилось. А у Лехи нет. И он продолжает тыкать ее мертвую. Ещё три тыка.

Анька разгибается, поворачивается к Лехе, и тянет его на себя:"Давай ещё, ну Леша, ну пожалуйста. Я ещё хочу, прямо сейчас!". Лешка встаёт, идёт на кухню, и возвращается с бананом, который подогрел под водой. Анька раздвигает ноги и губы и впускает банан. О, очень хорошо то, что вовремя. Они оба смотрят в зеркало, до Анькиного оргазма. Она кричит, изгибается, и просит ещё. Теперь уже готов и Леха. Анька выворачивается наизнанку, ее колотит, она кричит, и снова после конца требует продолжения. Теперь в ход идёт огурец, а потом снова Леха.

Наконец она успокаивается и Леха, стараясь ее не обидеть, спрашивает:"Аня, что с тобой?".

–Леша, я беременна. Неужели это так бывает?

На следующий день они вместе идут к гинекологу, и врач подтверждает возможность подобного поведения. Всю обратную дорогу они едут. И заказывают на маркетплейсе несколько игрушек специально для Ани. Теперь Леха с ней до тех пор, пока все не обвиснет. А потом в ход идут огурцы, бананы, морковка, и даже цуккини. Они Аньке нравятся больше, чем силиконовые письки.

После рождения сына, они полгода не прикасались друг к другу, а потом попробовали. Зря. Через месяц все началось снова. Отдыхали после рождения дочери. А потом ещё девочка. Больше Анна не беременела. Года три они свыклись с тем, что теперь не зависят от Аниных гармонов, а потом все стало на привычные рельсы. Раз в неделю они отправляют детей к бабушкам, и устраивают вечер разврата. В подъезде, на чердаке, в подвале, на балконе. И не важно, что им обоим уже по полтиннику, живой интерес к плоти не пропал, и в глазах обоих светится интерес к жизни.

И так бывает

Ира проснулась и улыбнулась. В окно светило солнце и от этого было радостно. Она по опыту знала, что скоро вставать, поэтому наслаждалась блаженством, которое присутствовало на грани сна и бодрствования. Рядом сопел муж, еще не осознав, что наступил новый радостный день. Но он тоже проснется вовремя, ведь все отработано годами. Да и профессии у них такие, которые приучают жить по правилам и спать в любую свободную минуту.

Ира уже собралась встать, но в этот самый момент поняла, что муж уже не спит. Крепкие мужские руки притянули ее к себе, и она почувствовала, как Семен вошел вовнутрь и с каждым движением проникает все глубже и глубже. Ира расслабилась и доверилась. Это был годами наработанный ритуал, длился он всего минуты три четыре, но в этот момент Ирина чувствовала себя любимой и желанной. Ничего другого, о чем читала в книгах и слышала от подруг, так и не удалось пережить. Но Ира была реалистом и понимала, что прожила она свою жизнь счастливо, что Семен надежный и с ним рядом, как за каменной стеной. Раньше переживала, когда он уходил на смену, пожарник все-таки, ну а сейчас, уйдя на пенсию, он сменил работу. И хоть она, эта работа, тоже связана с пожарами, но уже не внутри огня. Теперь самой большой неприятностью были командировки во время лесных пожаров, но это было редко.

Семен притянул ее к себе в последнем порыве, поцеловал в шею и сказал: "Доброе утро, Иришка!". Ира ответила ему, погладив ладонью по ягодице. Потом она сделала движение бедрами, которое освобождало ее от присутствия Семена внутри и накинув халат пошла под душ. Ее совсем не обижало то, что Семен всегда берет ее сзади, одной рукой крутя сосок, а второй удерживая ее в удобном положении. Ведь замуж она вышла сразу после школы, то ли от большой любви, то ли от гормонального всплеска. И поначалу вроде были и ласки и поцелуи, и интимные подробности. Ну а с годами сформировался вот такой ритуал, и Иру это вполне устраивало. Три раза в неделю Семен призывал ее к исполнению супружеского долга, она позволяла ему делать это так как ему удобно, а ее устраивало то, что это проходило быстро. Потому что, если бы были еще и предварительные ласки и какие-то особые позы, она бы, наверное, возненавидела этот процесс. А так просто три минуты, ну ладно, четыре, потом душ, и на двое суток перерыв.

Через сорок минут она позавтракала, привела себя в порядок и была готова к выходу из дома. Семен вышел в коридор в чем мать родила, такое с ним бывало, это просто говорило о том, что он не прочь прижать к себе жену ещё раз. Но Ире вполне достаточно было одного, поэтому она чмокнула мужа в колючую щеку и выскочила за дверь. На улице светило солнце, в начале недели началось лето, настроение было замечательным. Ира шла на любимую работу.

А работала она хирургом в ожеговом центре. И везли в этот центр не только обожженнных, но всех, кто чуть не распрощался с жизнью. И военных тоже. Потому что под крышей этого центра работали классные специалисты, и она была одним из них. Она как-то не выгорела за десятки лет в профессии и не очерствела. Людям сочувствовала, и делала все, что в ее силах, чтобы уменьшить их страдания.

Сейчас, переодевшись, и зайдя в палату, где лежали ее больные, она увидела, что две койки, которые освободились вчера были заняты. Одну занимал молодой мальчик, упавший с высоты, и переломавший, все что стукнулось о землю, а на второй лежал военный с земельно серым лицом. Множество осколочных ранений, большая потеря крови, привезли из госпиталя. Стабилизировали. Все остальное будет делать Ира и ее коллеги.

Мальчика отправили на Узи, потому что рентгеновские снимки уже сделали, а к военному Ира присела на кровать, чтобы посмотреть последствия того, что он пережил. Серое лицо, сплошные повязки, но глаза не измученные, а яркие и живые. Это единственное, что запомнила Ира. Потому что присев на кровать и взяв в куки историю болезни, она вдруг почувствовала, как ее трогает мужчина. Не израненный и порванный, из которого вытекла вся кровь, а самец, вожак стаи. Она пересела с кровати на тумбочку и прочитала:"Лазарев Антон Иванович, 48 лет". На девять лет младше ее.

Но ведь в такие годы военные уже на пенсии, почему он оказался на поле боя?

В этот момент Ира увидела, как этот Антон Иванович смотрит на нее. Он уже раздел ее взглядом и оценил ее прелести. Ира покраснела, встала и вышла из палаты. Она засмущалась, как смущаются в семнадцать лет! Ира была зла на себя, что за дела то? Ей на пенсию через две недели, а ее мужской взгляд смутил. Взгляд мужчины, которому месяца два будут подавать утку! А может и дольше, вон в карте написано, что на нем живого места нет. Надо везти на рентген, на УЗИ, на МРТ, и быстро назначать лечение.

Ира вышла из ординаторской и пошла в сестринскую, чтобы отправить сестру в палату и провести обследования вояке. Но выйдя в коридор, она оторопела. Этот Антон Иванович шел по коридору, опираясь на палку.

–Больной, вернитесь в палату, вам нельзя ходить, это опасно.

– Опасно допустить в твою голову мысль о том, что я пользуюсь уткой или катетером. Потому что ты мне нравишься.

Он пошел дальше по коридору, а она продолжала смотреть ему вслед. Высокий, широкоплечий, очень худой, это последствия ранения. Очень слаб, всем телом опирается на костыль и, если бы не знал, что она смотрит ему вслед, может быть даже и упал. Она остановила свои мысли и вдруг поняла, что оценивает этого еле живого призрака как мужчину. Даже где-то в глубинах мозга она подумала о форме и величине его гениталий. Впервые в жизни с семнадцати лет она среагировала на мужчину. Ира, у тебя дома муж!

Ира, а на работе, Ирина Леонидовна, развернулась на каблуках и пошла к себе в кабинет. Сейчас принесут все анализы и снимки и надо будет думать о том, как лечить этого Лазарева, а не о том, что у него в штанах. А то, ишь ты, мужик доброе слово сказал, а она уже размечталась. Хотя, о чем мечтать то? Ира даже не знала куда мечтать, не смотря на свои годы. Так сложилось. А мечтать о том, что имела дома не было смысла, ей это не очень нравилось и с избытком хватало.

Ну а если отпустить интимные отношения, то ее все в жизни устраивало. А как по-другому? Ей 57 лет. Из них тридцать девять лет она замужем за Семеном. У них двое детей, трое внуков, она за ним, как за каменной стеной, за всю жизнь ни разу дурой ее не обозвал! А что должно быть в постели между мужем и женой в идеале, она не знала. Когда-то давно, после свадьбы, когда Ирке по ночам было худо от активности Семена, мать сказала:"Терпи, все терпят". Но как-то раз Ирка расплакалась в процессе, потому что внутри была рана.

Вот тогда Семен отвел ее к врачу и установил расписание, три раза в неделю. Ирка в тот момент была очень ему благодарна, и сделала вид, что ее все устраивает. Хотя ей больше нравилось, когда Семен ложил ее на спину, и брал ее сверху, рассматривая ее прелести и заглядывая в глаза. Тогда где-то внутри что то просыпалось и открывалось навстречу Семену. Но говорить ему об этом она не стала, стыдно. Подумает про нее что-нибудь не очень хорошее. Поэтому, когда Семен притягивал ее утром к себе, она сгибала ноги в коленках, прижималась к мужу ягодицами и покорно ждала, когда все закончится.

Ирина Леонидовна рассмотрела все что принесли про Лазарева и ужаснулась. Как этот человек вообще ходил? В его теле сидело одиннадцать осколков, больших и маленьких, и только два можно было не трогать. Остальные надо было удалить обязательно. Ира послала сестру за Лазаревым, а сама стала смотреть по своему расписанию, когда можно будет сделать первую операцию. Вот он зашел, какой-то несуразный, и она взглядом показала ему на кушетку.

Лазарев, Антон Иванович, сняв куртку от пижамы лежал на кушетке вверх лицом. А Ира, с искренним состраданием, рассматривала работу своих коллег и боялась приспустить пижамные брюки, потому что у этого самого Лазарева, там все стояло! Исполосованное вдоль и поперек тело, просто, по-мужски, реагировало на женщину.

– Когда ты будешь дежурить ночью? Я думать с утра ни о чем не могу, только о тебе.

– Антон Иванович, у вас впереди три или четыре операции, а я врач.

– Ты очень красивая женщина, я хочу тебя. Ты стесняешься спустить штаны? Не бойся, без твоего согласия ничего не будет, а штаны я спущу, пожалуйста, любуйся, как там все изрезано.

Очень даже удивительно было, что его мужскую суть не тронуло.

Он приспустил штаны, и Ира увидела живот, весь в синих шрамах. Но шрамы, дело привычное, ее интересовало то, что взбухло в плавках, этого крепкого мужика. Ведь если честно признаться, она даже отросток мужа никогда не видела толком. Так мимолетно, то оттуда, то отсюда. Ну и три раза в неделю чувствовала его внутри себя. Она пришла в себя и переключилась на телесные повреждения. Но в этот момент почувствовала, как мужская рука гладит ее по внутренней стороне бедра.

– Подойди поближе, я ничего плохого тебе не сделаю, сделай шажочек.

– Да что вы себе позволяете? Это больница, и вы здесь на лечении!

– И ты позволь. Позволь прямо сейчас. Откуда ты знаешь, какой сюрприз преподнесет тебе жизнь?

Ира крикнула санитарку и почти выбежала из кабинета. Ее лицо пылало. Ей стыдно было признаться, но она хотела сделать этот шажочек, поставить ноги пошире, и почувствовать эту руку между бедер, на самом верху, чтобы большой палец этой руки почувствовал шелк плавок, а она, тем самым местом почувствовала этот палец, а может даже сделала бы движение ему навстречу. Ира забежала в туалет, ополоснула лицо холодной водой и отдышалась. Вроде отпустило.

Был конец рабочего дня. Наконец то мысли уйдут от этого ошалелого вояки. Ира сняла халат, поправила прическу, убрала все со стола, глянула на часы, и решила, что уже пора. Взяв из кабинки небольшой рюкзачок, она пошла к выходу из отделения. Навстречу опять хромал Лазарев. Надо было ускорить шаг, но она, наоборот замедлилась. А о чем она думала, стыд и срам! Интересно, а как он целуется? А сильные ли у него руки? А он женщину любит сзади, или на спине? Будет ли ей стыдно, когда он ее разденет? Тьфу, стыдоба то какая!

–Я буду ждать тебя каждое утро

Она прибавила шаг и почти выскочила за дверь отделения. В ушах звучали его слова.

Вечером она сделала вид, что читает на диване, а сама просто пустым взглядом упёрлась в страницы и думала о Лазареве. Кто он по жизни? Есть ли у него семья, дети? И остановила себя на мысли о том, как этот Лазарев ведёт себя с женщиной. Где целует, как трогает, и как вставляет. Тьфу, екарный бабай, позорище какое! Ира? Какие мужики в пятьдесят семь лет? Тебе и муж то не сильно нужен. Когда он в командировках, ты же кайфуешь от того, что не надо никому ничего подставлять. И не надо терпеть ничего даже три минуты. У тебя отпуск! Ну скажи правду, ты бы обрадовалась, если бы твой Семён потерял мужскую силу? Ну ладно, не обрадовалась, но и грустить бы не стала, так ведь? Но, во-первых, годы совместной жизни, его отменное здоровье, здоровый образ жизни не оставляют тебе шансов на перекур с супружеским долгом.

Так что о муже тебе думать надо, а не о раненном вояке. Иди спать уже. Сегодня нет по расписанию супружеского долга, никто тебя не потревожит. И она уснула. А ночью ей приснился этот гад, Лазарев. Уже здоровый, в парадном мундире, при орденах и медалях, и с большим букетом в руках. А ведь как хорош, подлец! Ира проснулась, когда Лазарев из сна вручил ей букет, и пока она схватилась за него, за букет, обеими руками полез к ней под юбку, стараясь потрогать то, что ему не положено! Ира вздрогнула от прикосновения этих рук и проснулась. За окном начинало светать. А руки были Семины, он старался ее разбудить и сообщить, что его вызвали в командировку, примерно на неделю. Осознав, что происходит, Ира проснулась, проводила мужа до двери, пожелала хорошей работы, и решила больше не ложиться.

Она полежала в ванной, позавтракала, погладила блузку и юбку, и решила выйти пораньше, поработать с документами. В больничном парке было безлюдно, только дворники махали метелками. Ира не спеша шла по аллее к главному входу. Неожиданно из ближайших кустов вышел Лазарев. Ира испугалась и встала, как вкопанная.

– Вы зря меня боитесь, я не собираюсь вам делать ничего плохого. Просто вы женщина моей мечты. Идемте в больницу, вы же на работу пришли?

Лазарев подал ей руку, и она покорно пошла, опираясь на руку этого инвалида в ремиссии. У главного входа они расстались, он поклонился, взял ее ладонь и прижал к губам. Нет, не тыльной стороной, внутренней. У Иры было такое ощущение, что Лазарев прижался губами к ее пупку. Она выдернула руку и быстрыми шагами пошла в свой кабинет.

Все утро она разглядывала снимки и анализы Лазарева. Как он выжил? Ведь живого места нет. Все кишки порваны. Сегодня надо провести операцию и достать все железо из живота. Она вызвала старшую сестру и дала соответствующие распоряжения. Операция не сложная, займет по времени сорок минут, зато потом можно будет двигаться дальше, и через месяц, полтора, приступить к реабилитации. В ассистенты к себе она взяла опытного коллегу, и назначила операцию на десять часов. Ей казалось, что все просто и понятно, план операции они обсудили, еще раз проверили все данные, и ровно по времени начали.

Когда Лазарева перелаживали с каталки на операционный стол, Ира слегка развернулась и с любопытством рассматривала его мужское начало. Благо за маской и очками не было понятно куда она смотрит. А начало было очень даже ничего. Ровное, аккуратное, среднего размера. Для Иры размер был важен. Потому что когда-то ее муж, Семен натер ей там мозоль своим большим началом. Ему почему-то казалось, что чем больше, тем лучше. Да он и сейчас так думает. А вот начало Лазарева такого размера, который ничего не может повредить.

Операция началась и все шло хорошо. Но в какой-то момент что-то пошло не так, и они поимели остановку сердца. Ира потерялась, она не понимала, что происходит и хотела завершить операцию, и продолжить тогда, когда Лазарев окрепнет. Не дал опытный ассистент. Операция растянулась, но все что хотели сделали. Но. Лазарев был совсем не стабилен, и Ира осталась на ночь. Дома то все равно никого нет. Через каждые два часа она проверяла его после операции. К утру, положив пальцы ему на запястье, она услышала шепот:"Что-то пошло не так и я чуть не сдох? Ты не переживай, пока я тебя не поцелую, я не умру!".

Утром состояние стабилизировалось, и Ира успокоилась. Сама удивилась тому, как переживает за постороннего дядьку. А ближе к вечеру она опять услышала шепот:"Не уходи, посиди со мной, я обещаю, к утру соберусь.". И Ира осталась. Она села рядом с ним в реанимации и караулила его до трех часов. В три часа она поняла, что кризис миновал и пошла домой спать. Но даже из дома она постоянно звонила в реанимацию и справлялась о его самочувствии. Все было стабильно. А на следующее утро, когда она пришла, его перевели из реанимации в одноместную палату. Командование попросило. Она пришла к нему с обходом. Он улыбался, лицо светилось, и она поняла, что вчера ему было действительно плохо.

Она подошла к нему, прочитала назначения дежурного врача. Измерила пульс, давление, проверила рефлексы. Он улыбался. И в этот момент она почувствовала его руку у себя под халатом:"Что ж ты такой неугомонный?", и неожиданно для себя, она встала еще ближе к его кровати. А его рука активировалась и стала пробовать на ощупь ее шелковое белье, упругость ягодиц, и как не странно, ей не хотелось его прерывать. Но растягивать удовольствие не стала. Хорошего помаленьку.

Теперь ее взрослая жизнь резко поменялась. Она очень любила свою работу, но теперь на работу шла только из-за того, чтобы увидеть Лазарева, и почувствовать его руки под своим халатом. Как же ей было стыдно от осознания своей доступности! Но это были самые нежные руки в ее жизни, и ей нравилось, как ее трогали. А вечерами, придя домой она осознавала, что через несколько дней вернется муж, и все изменится. Нельзя уже будет себе позволить маленьких радостей. Потому что три раза неделю будет большая радость, длиной в три минуты.

А Лазарев тем временем пришел в себя и стал уже прогуливаться по отделению. Надо было начинать его готовить к очередной операции. Ира вызвала его к себе в кабинет, изложила текущую ситуацию и перспективы. Он внимательно выслушал и согласился. Ира положила перед ним согласие на операцию, он расписался, и приподнявшись над столом, магическим жестом расстегнул верхнюю пуговицу её платья, и Ира почувствовала свою грудь в крепкой, горячей ладони. Надо было закричать, оттолкнуть от себя этого наглеца, но ей нравилось, как его длинные пальцы тискают ее сосок. А пока она решалась, Лазарев обошел стол, и, не доставая руки из бюстгальтера, и впился губами в ее губы. Ира в один момент была обездвижена и лишена воли. Через минуту все закончилось. Лазарев похромал к двери, и не оглядываясь сказал:"Ни о чем думать не могу, в голове только ты". Дверь закрылась.

Ира стояла у своего стола и осознавала, как она близка к грехопадению. Скорей бы вернулся Семен, супружеский долг вернет ее мозги на место. Но боженька посмеялся в ответ, и от Семена пришло сообщение. "Задержусь на две недели, не уложились в срок." И что теперь делать? Ведь если этот Антон Иванович к ней ещё раз прикоснется, она даже сопротивляться не будет!!! Как избежать этого? Сделать ему операцию и уйти в отпуск? Это, наверное, самое мудрое решение. Операция завтра, надо позвонить заведующему и договорится, чтобы если не послезавтра, то через два дня отпустил ее. А она постарается охладить себе мозги. Рушить семью из-за зова плоти она не хотела.

Ира размышляла до тех пор, пока не раздался стук в дверь. Зашел дежурный врач. Аркадий Ильич водрузил на ее стол огромный подарочный пакет, и доставая содержимое, приговаривал:"Ириночка Леонидовна, не откажи, подежурь за меня сегодня, сын из армии вернулся. Все что хошь для тебя сделаю, только сделай шаг навстречу". Ну а почему нет, хороший человек просит. И они договорились. Опрометчивость своего шага она поняла, когда увидела в коридоре Лазарева. Она то и забыла, что он ходит здесь, рядом. Но исправить уже ничего нельзя, Аркаша давно ушел. Ну да ладно, Бог даст, все будет хорошо, и она пошла на вечерний обход. Все везде было тихо и спокойно. Тяжелых не было. Поэтому, прогулявшись по отделению еще раз, в десять часов, она удалилась в свой кабинет. На диванчик, за шторку, предупредив сестер о том, где она.

Диван был классным, широким, с удобным матрацем. Ира достала постельные принадлежности, расстелила и скинула халат. Под халатом была трикотажная советская майка, очень удобный аксессуар. Особенно здесь, в больнице. Заснула она моментально. За долгую врачебную практику научилась спать в любой свободный момент. А если ничего не случится можно весело и радостно проспать всю ночь. Тяжелых нет. Их больница по городу не дежурит.

Проснулась она от того, что во-первых, была не одна, а во вторых с ней происходило что то непонятное. Ее захлестнули ранее неведомые ощущения. Она даже застонала от неожиданности. Она шлепнула рукой по выключателю настенного бра, и перед ней предстала шикарная картина. Рубаха была задрана, шелковые трусики с нее сняли, ноги раздвинули так широко, что Ира покраснела в один момент, целиком. А между ног находилась голова Лазарева. Что и как он там делал между ног, она не знала, но это были те шикарные ощущения, от которых она и проснулась. Головой она понимала, что надо заорать, но она не хотела, чтобы то, что она сейчас ощущает, закончилось. Поэтому Ира оставила все как есть. То есть лежала перед чужим мужиком с раздвинутыми ногами, и старалась не закричать от восторга.

Сколько времени прошло, она не осознавала, но ей впервые в жизни хотелось, чтобы в нее засунули мужскую твердыню. Потому что ей казалось, что ей не хватает именно этого, для того чтобы завершить то, что она переживает в данный момент. В этот момент Лазарев поднял голову и посмотрел на нее. Она увидела его восторженные глаза. Яркие влажные губы и свой стыд. Господи, как она до такого докатилась? Ноги в стороны, все напоказ. Среди волос срамная щель, мокрая, яркая. И все это рассматривает посторонний мужчина! Так не только рассматривает, он там еще что-то делал, и ей было так хорошо, что она еле сдерживалась чтобы не застонать.

Пока Ира сгорала со стыда и размышляла над тем, что с ней происходит, Лазарев переместился от нижних губ к верхним, и она одновременно почувствовала, что его теплые губы обхватили ее губы, а вовнутрь вошло то, что она недавно рассматривала на операционном столе. А она как-то по наитию сделала ноги еще шире и открылась ему навстречу. Ей казалось, что надо делать именно так. Он старался попасть ей поглубже вовнутрь, а она старалась дать ему возможность дать то, что он хочет. Голова ее совсем отключилась, а тело, как умело стремилось навстречу удовольствиям, которые до сегодняшнего дня ей были неизвестны.

Когда все закончилось ее накрыл стыд. Неужели это она, мужняя жена, после длительного брака оказалась в постели с посторонним мужчиной, которому буквально на днях делала операцию? Как дальше жить? Как смотреть в глаза мужу? Она своими руками сломала свою жизнь! Правда она никогда в жизни не испытывала того, что испытала сегодня. Но стоит ли это удовольствие многолетнего семейного счастья? Ответа на этот вопрос у неё не было. Поэтому она лежала не двигаясь, и слезы текли по ее лицу. Она так провалилась в свое горе, что даже не заметила, как Лазарев встал, прикрыл ее одеялом, выключил свет и ушел.

Проснулась она утром, часов в пять, вспомнила о происшедшем, и пока все спят, побежала отмываться в душ. В коридоре на корточках сидел Лазарев. Она остановилась посреди коридора и встретилась взглядом с его глазами. И в этот момент она поняла, что хочет повторения того, что было этой ночью. Она еле сдерживала себя, чтобы не кинуться на шею стоящему напротив Антону Ивановичу, который сейчас больше походил на Антошку, который провинился на картошке. Пока Ира боролась с собой, Лазарев просто подошёл к ней, взял за руку и повел в душевую. Она шла с ним, как на заклание, потому что понимала, что она совсем не против того, что он с ней сейчас будет делать. И он сделал. На кушетке, которая стояла в процедурной. И она опять вела себя, как престарелая шлюха. Сначала она упиралась ногами в стену, а потом закинула их ему на плечи и выгибалась так, что партнер был вынужден ограничить ее движения. Взорвалась она неожиданно и ярко. И после взрыва силы покинули ее. Она просто обвисла на кушетке, забыв куда она шла двадцать минут назад.

Лазареву пришлось отвести ее в душ, совершить омовение всех ее членов и органов, вытереть ее полотенцем, одеть, и отвести в кабинет. Ира была, как зомби. Благо, утро только начиналось, и у нее было время прийти в себя. Ира переоделась, закрыла кабинет и пошла на первый этаж пить кофе, потому что она до конца так и не осознала, что с ней произошло и как дальше жить. Кофе не помог. Она решила доработать, и уже дома подумать, насколько все серьезно. А в девять часов была назначена операция Лазарева, и делает ее она. После кофе Ира пошла погулять по парку. Никогда в жизни с ней не было ничего подобного, поэтому она не знала, что делать. Подруг у нее тоже не было, поэтому проконсультироваться было не у кого, и она тридцать минут просто гуляла и размышляла о том, что случилось.

Утренние звуки и запахи повлияли на нее умиротворяюще, и к началу рабочего дня, она уже вполне пришла в себя и вернулась в кабинет. После завтрака сделала обход, а потом пошла в операционную, резать Лазарева, и доставать из него железо.

В этот раз операция прошла ровно, без сбоев. Но когда Лазарева увозили из операционной, она смотрела ему вслед и мечтала о том, как он выздоровеет и опять придет к ней в кабинет. Но в этот раз швы заживали медленнее, чем в прошлый, и опасность миновала только недели через две. И это было хорошо. Потому что из командировки вернулся Семён, и Ире совершенно не нужны были приключения на стороне. Все вернулось на круги своя. Только теперь в ванной, принимая душ после супружеского долга, ее мучил вопрос:"Почему еле живой Лазарев может вознести ее к небесам, а родной муж в состоянии только потыкать и измазать?". Иногда ее посещала идея повторить близость с Лазаревым, оставшись на ночное дежурство, но он почти десять дней после операции пролежал с температурой, у него не было сил даже на выздоровление, а на женщин тем более.

А потом она взяла неделю без содержания, и они с Семеном отправились в речной круиз. Все было так чудесно, что Ира дала себе зарок, что больше с Лазаревым нини. А когда она вернулась из отпуска, Лазарев уже был готов к третьей операции. И первый раз после ее отсутствия они увиделись в операционной. Лазарев засыпал, а Ира почувствовала, что хочет его, вопреки своему семейному счастью. Операция была простая, завершающая. И к вечеру Лазарев пришел в себя. Ира встретила его, когда шла в кабинет, переодеваться перед уходом. Он просто прошел мимо, и она услышала:"Я буду готов через три дня". Ира сделала вид, что не поняла. А домой она в тот вечер почти бежала. Но утром почувствовала такое отвращение и к рукам, и к движениям мужа, что еле сдержала себя, чтобы не скинуть с себя его руки и не закрыть ему доступ вовнутрь.

Утром, на обход она пригласила с собой двух интернов, чтобы Лазарев, лежавший в одноместной палате, не позволил себе ничего лишнего. А Лазарев в этот раз восстанавливался мгновенно. И в первое свое утро после операции, он конечно готовился хотя бы к поцелую. Но он все понял, увидев сопровождающих. Сразу после обхода Ира отпросилась и ушла. Она боялась, что не сможет устоять перед тем, что ей может предложить Лазарев. Придя домой, она обнаружила записку от Семена. Очередная командировка, без обозначения сроков. Ей стало страшно. Присутствие Семена удерживало ее от дум о Лазареве. Хотя если быть честной, то Ира где-то в глубине души надеялась на то, что хотя бы еще раз в жизни, с ней случится волшебство, которое сотворил с ней Лазарев. Разговаривать об этом с мужем она просто боялась. Ну а как? Всю жизнь все устраивало, и вдруг с какого-то перепугу захотелось сладкого.

В следующее утро она шла на работу и думала, как сделать так, чтобы ограничить свое общение с Лазаревым, пока их общение не зашло дальше, чем положено. Но не успела она зайти в кабинет, как кто-то втолкнул ее вовнутрь, и дверь кабинета закрыли на ключ. Она, конечно, знала кто это и не собиралась сопротивляться.

Она поняла, что с самого первого дня их близости мечтала о том, чтобы это повторилось. И сейчас она сидела на своем столе с широко раздвинутыми ногами. Она опять пыталась запустить Антона поглубже, потому что там, в глубине, был выход на космическую орбиту. А Антон нежно целовал ее в губы, и мял ее грудь в бюстгальтере. А Ире хотелось кричать от восторга, сучить ногами, скинуть всю одежду и разрешить ему все. Но она понимала, что через тридцать минут начнется рабочий день и к этому моменту они должны закончить все что начали. И разойтись в разные стороны. И они закончили. Ирка отследила начало полета и в этот момент упала на спину, и опять закинула ноги ему на плечи. Какой же у него был восторженный взгляд в этот момент, он просто ел ее газами. Все, закончилось.

Ира лежала распластанная на столе, а Антон, рассматривал ее со стыдного ракурса и наводил порядок в кабинете. Наконец она медленно пришла в себя, слезла со стола, взяла из его рук свои шелковые панталоны и стала одевать их, наслаждаясь его жадным взглядом. Так ей было хорошо. А потом он выглянул в коридор, и убедившись, что там никого нет, ушел в палату. А Ира пошла переодеваться. Она смотрела на себя в зеркало, и видела в нем бешеную, растрепанную женщину с горящими глазами. Титьки висели поверх бюстгальтера, трусы были мокрыми. Пять минут, и она превратилась в строгого врача, который был готов читать истории болезней, проводить операции, спасать больных. Но глаза горели, как стоваттные лампочки, а голова думала о том, как в ближайшее время повторить то, что она пережила десять минут назад.

Сегодня на обход она пришла одна. Она рассматривала его раны, а он говорил:"Ир, а сегодня вечером можно пригласить вас на свидание?"

– Попробуйте

– Тогда как мне отпросится на ночь?

– Написать заявление на мое имя, зайдете, продиктую

– У меня в этом городе есть квартира, два квартала отсюда, вам будет удобно?

– Да, только адрес напишите

– Маресьева 18, квартира восемь. Запомните?

–Уже запомнила.

Остальной день прошел, как в тумане, она ждала вечера. Когда она уходила с работы, она сняла трусы и положила их в сумку. Не хотелось тратить время на раздевание. Она хотела впустить его вовнутрь сразу за входной дверью. Почувствовать всю его силу и напор, а потом, когда ее будет мотать от его движений в межгалактическом пространстве, она будет кричать, рычать и признаваться ему в любви. И так до самого утра.

Адрес был простой, квартира на втором этаже, он стоял в дверях, совсем не похожий на больного. Белая футболка, джинсы и тапочки. И улыбка. Какая теплая и многообещающая улыбка была у него. Под его взглядом она сразу теряла волю. Он взял сумку и поставил ее на комод.

– Чай, кофе?

– Нет, потом

Она просто задрала подол. Он был удивлен и слегка не готов. Он отступал от нее вглубь квартиры, снимал футболку и расстегивал джинсы. Ей было медленно, у нее внутри все трепыхалось, и с самого утра она ждала вторжения. Когда он начал снимать джинсы, ее терпение закончилось. Она толкнула его на широкий диван, стянула с него трусы, и села сверху. Все сложилось без примерки. Какое же она испытала блаженство, почувствовав его внутри.

– Антон, я готова, сделай все сам пожалуйста.

Она уперлась руками ему в грудь, приподняла таз, оставив ему место для маневра, а он начал двигаться вверх вниз, стараясь достать ее на всю глубину.

– Антоша, давай еще быстрее, и глубже, глубже. Давай, давай, давай. Ты меня наизнанку выворачиваешь. Только не останавливайся.

У него от этих слов закипели мозги. Он ускорялся и ускорялся. Он расстегнул пуговицы на ее платье, распахнул его, и вывалил ее грудь из бюстгальтера. Господи, как же все хорошо. Надо потерпеть, и не проткнуть ее раньше времени.

– Антон, Антон, Антон, ещё, ещё, еще, ну, капельку, капелюшечку, чуть-чуть до дна осталось!

Он оторвал руки от ее груди, переложил их на бедра, и резко, одним движением насадил ее на свой кол. Она завыла и затряслась в конвульсиях, повторяя его имя. Он смотрел на нее и чувствовал, как семя поднимается к выходу и бьет ее в то самое дно. Она обмякла в его руках. Теперь он бился под ней, пытаясь запомнить все ощущения. Все, они пропали для этого мира. А потом заснули.

Первой проснулась Ира. Она так и лежала сверху. И чувствовала внутри себя то, что от ее движений начало оживать. Рано. Она встала с дивана и подошла к зеркалу. Ну красотка же. Волосы в разные стороны. Платье сверху снято, грудь выпустили на свободу, подол влажный, наверное, в сперме. Молодец красотка. Как дальше жить со своим Семеном будешь после такой оргии? Сзади подошел Антон, совсем без одежды, худой и жилистый, весь в шрамах. И стал раздевать ее. Ей было стыдно. Тело было не тем, каким бы хотелось его видеть. Обвисшая грудь, дряблый живот. Ей не семнадцать лет. Она не готова смотреть на себя такую. А он смотрит и трогает. Вот опустил свои пальчики между ног. И все, она расставила ноги и готова. Три, три половых акта потребовалось, чтобы в ней проснулась женщина. Ой ты господи, он вставил туда пальцы! Чувствительно. Только ножки надо шире. Ира обхватила одной рукой Антона за шею, а второй подняла вверх свою правую ногу. Половые шубы разошлись и в зеркало было видно, как ее обслуживают пальцы Антона. Вместо стержня. А стержень упирается в спину, он уже готов. С каждым движением Ира тянет ногу все выше, и ей хочется уже чего-нибудь посерьезнее.

–Ира, может встанешь на руки вперед? А я сзади в тебя войду?

– К такому я еще не готова

– Может клитор лизнуть?

– Лизни клитор, и пальцы вовнутрь вставь.

Антон садится перед ней, и она сверху видит, как работает его язык. А если ноги еще шире расставить, видно и пальцы. От этой картины все внутри у нее закипает. И хоть не любит она совсем это сзади, она спрашивает:"Ты хочешь сзади?"

– Я хочу, чтобы ты согнулась пополам, если можешь. Если не можешь, то и сзади не обязательно. Ира нагибается и опирается на руки. Антон всхлипывает, и она чувствует, как он осторожно, но по-хозяйски заходит в нее. Стоять не очень удобно. Но тут она чувствует, что параллельно с заходом Антошиного гвоздика сзади, клитор стимулируют пальчики. Все, забыты все неудобства. Теперь только ощущения. Захотелось расставить ноги, значит сейчас все-таки все случился. А она уже собралась терпеть. Смерч налетает неожиданно, Ира теряет контроль над собой, ее крутит в водовороте ощущений. Она уже готова упасть, но ловкие руки Антона подхватывают ее и одевают на крючок еще глубже. Так глубоко, насколько можно. Все, закрутило, понесло.

Ира просыпается от того, что светлеет небо. Ночь разврата прошла. Как хорошо, что это с ней случилось. А о Семене пока думать не будем. И так все замечательно. Спят они на полу, на одеяле, видимо так и не хватило сил вернутся на диван. Надо вставать, привести себя в порядок, по пути зайти в какую-нибудь кофейню. Она делает движение к свободе.

– Давай по рабоче-крестьянски с утра. Я сверху. Если хочешь, поцелую.

– Антон, ты после операции. У тебя все швы, наверное, разошлись.

– До приема врача пока далеко, а ты рядом. Раздвинь ножки, по-супружески, без разврата.

Ира поворачивается к Антону и обнимает его. А он ее целует. Ласково нежно. Он хорошо целуется. И вот она уже на спине, и ноги раздвинула, и сейчас все начнется. И она на сто процентов уверена, что будет кричать от восторга. Ой, вот уже и зашел. Надо ноги шире сделать, чтобы глубже. Господи, как хорошо то! Как же он здорово все делает! Она неосознанно начинает двигаться, подставляя под стержень те места, которые откликаются. Вот хорошо легла, это главное место. Сейчас еще пять движений, и все случился. О, Антон почувствовал, ускорился.

–Ир, все правильно делаю?

– Да, Антошечка, все хорошо, так как надо.

– Может ножки пошире разведешь, или все-таки на плечи?

– Пошире сделаю. Так хватает?

– Нет, еще капельку разведи.

Ира старается сделать доступнее свою пещерку. А Антон подводит руки под ягодицы, и прижимает Иру к себе, проникая на всю глубину. Иру достали туда куда надо. Она начинает кричать. Просто кричит ничего не стесняясь. Антон смотрит на нее и его тоже накрывает. Первый раз они это переживают одновременно. Только она начала чуть раньше, ей больше достается. Потом они просто лежат обнявшись.

–Ир, сегодня вечером придешь?

– Приду. И завтра приду, и послезавтра

– А муж?

–Он в командировке. Только на работе не светись рядом со мной.

–Хорошо, Ира, я здесь тебя ждать буду.

Через полчаса Ира уходит на работу. Лазарев выходит через час.

Что вообще происходит? У Иры снесло крышу напрочь. Не успевала она утром выйти из квартиры на улице Маресьева, она сразу же начинала ждать вечера. Она мечтала о том, чтобы ее обняли и притянули к себе крепкие руки, чтобы ее вывернули на левую сторону, чтобы ей было стыдно до самого сердца, чтобы ей целовали все и везде. У Лазарева было такое же состояние. Уходил он из больницы теперь каждый день под расписку и ждал ее у двери в костюме Адама, чтобы провалится в этот бушующий зов плоти, и очнуться только утром. Расстаться на день и снова упасть друг в друга. Им было хорошо. Но вокруг все равно существовал другой мир. Мир людей, мир правил, мир без них двоих. Они были очень взрослые и они это понимали. Может именно поэтому их встречи были такими неистовыми. Они не могли оторваться друг от друга, пока их не валил сон. О еде они вспоминали только в больнице. А все другое вообще шло как-то параллельно и по инерции.

Ира иногда приходила в себя и понимала, что на днях вернется муж, понимала, что на днях выпишут Антона. Как она дальше будет жить? Теперь она не представляла свою жизнь без каждодневного счастья. Муж перестал быть самым важным в этой жизни. А иногда она думала, что жизнь ее прошла зазря, и была пресной и безрадостной. Да и вообще, если бы не Антон, она бы так и не узнала, что такое быть женщиной, и каково это по-настоящему отдаваться мужчине. Мысли разъедали ее мозг. Она вообще перестала понимать, как дальше жить. Хорошо, что Антон мог поддержать просто взглядом, просто словом, просто прикосновением. И никогда не спрашивал ее ни о чем. Да и с чего бы? Они были знакомы меньше месяца. Он, наверное, думал, что он не имеет на это права, а Ира, наоборот, считала его самым близким человеком в своей жизни. Во-первых, потому что он открыл для нее эту жизнь, а во-вторых, потому что никому она так не могла доверить себя, как ему.

Примерно просчитывая, когда может вернуться Семен, Ира опять вернулась домой. Чтобы отвлечь себя занялась уборкой, ведь за неделю квартира стала походить на брошенку. А заодно решила проверить, как же ей без. Антона. Пока она мыла и шоркала, и готовила еду, было терпимо. А потом ее начало ломать, как наркомана. Она хотела эту дозу ласки и любви, она хотела поцелуев и разврата, но она держалась. Заходя в палату к Лазареву, она умоляла его не прикасаться к ней. Он понимал. И не смотря на собственные страдания, делал все так, как она просила. Не мешал ее борьбе с собой и с ним. А она прямо тухла на глазах, и сама это понимала. Не понимала она одного, что с этим делать, и как дальше жить. Но надо было или смирится с ситуацией или принять решение. Но она боялась. Боялась, потому что Антон молчал. Кто она ему? Ответа на этот вопрос не было. А спросить она боялась.

Через три дня мучений пришло сообщение от мужа:"Задержусь еще на неделю. Буду в следующий вторник.". Она бежала на улицу Маресьева не чуя ног. Она вообще не бежала, а летела. Она бежала в домашнем халате, под которым ничего не было. Нет сил раздеваться выполнять установки. Просто упадет на спину в коридоре и пусть берет ее как хочет. Подчинится любому его желанию. А у Лазарева, когда он увидел ее было такое же желание, как у нее, просто завалить ее на пол в коридоре и пахать без остановки, пока сон не повалит его. Ну а получилось только один раз, правда длинный и почти во всех позах. Как она стонала, кричала и выла, как обращалась к нему, как открывалась, как стыдилась! Почти час длилось это вошебство.

А после того, как она, уставшая, раскинулась на ковре в коридоре, он спросил:"Ты чего?".

– Сема сообщение прислал

– А меня завтра выписывают

–Я знаю. Ведь я твой лечащий врач

– И что?

– И ничего. Отгулы возьму

– А ты надолго задержишься здесь?

– Вообще то меня комиссовали после ранения. И здесь мой родной дом. Мне только за документами надо в часть съездить и буду учиться жить на гражданке

Ира облегченно вздохнула. Значит у них есть неделя. Неделя любви, нежности и ласки. А потом все вернется на старые рельсы. Противный супружеский долг, примитивный муж, и никакой радости. Вот такие жизненные перспективы. А потом они снова обнимались. А потом среди ночи шли к ней, чтобы забрать вещи, которые нужны были, чтобы завтра от Антона пойти на работу. А когда они возвращались, они нашли маленький заросший сквер, и она, задрав подол, отдалась ему на лавке. Непередаваемые ощущения удовольствия и страха, что все это кто-нибудь увидит. А потом они прямо ржали над тем, что сотворили. Очень взрослые дядя и тетя шпилились на лавке, как подростки. Как будто не делали это лет пять, и у них было мало времени. А потом в обнимку шли до дома. А в подъезде он прошептал ей на ухо:"Давай здесь". И она снова стонала сидя на подоконнике в подъезде, закинув ноги ему на плечи. А потом он отмывал ее от своей спермы и все случилось снова. Перед зеркалом. Она оперлась на раковину, а он взял ее сзади. Тряслись титьки взрослой женщины, тресся, как холодец ее дряблый живот. Но в зеркало она видела его восторженные глаза, а у себя между ног, опустив глаза наблюдала с какой силой он входит в нее, и как колдуют его пальчики. Это было так, как она и не представляла никогда. Она больше не стеснялась своего тела.

Утром она написала заявление на отгулы и исчезла для этого мира. Она существовала только для Лазарева. В любой момент, в любой позе, в любом месте. С криками, стонами, истерикой, агонией. А Лазарев существовал для нее. Он исполнял любые ее желания. И желания плоти, и желания женщины и желания человека. Они ели, спали и сплетались телами. Больше ничего. На третий день ее вырвали из этого рая. Звонил сын. Удивительно. Он звонит только в крайних случаях. Неужели кто-то узнал об ее безудержном блядстве и доложил сыну? И что теперь? Ей стало страшно.

– Привет Кирилл.

– Привет, мам. Ты куда пропала? Не могу тебя найти.

– Я в пансионате на недельку

– Короче у меня важный разговор. Скажи мне куда. Я приеду.

– Да зачем ехать? Давай дома

– Мне все равно. Скажи во сколько?

– Это ты скажи. Я то свободна.

– Через час сможешь? Я подъеду.

– Хорошо, договорились

Ира была напугана. Когда сын последний раз с ней серьезно разговаривал? Когда собрался женится. Десять лет назад. И вот опять. О чем? О ней и ее поведении? Ира приняла душ, уложила волосы, и поняла, что она ходит по квартире голая. А Лазарев сидит на диване в полной готовности, но терпит, и не делает никаких попыток. Она остановилась посреди комнаты. А что мешает? И спросила:"На супружеский секс десять минут хватит?". Он утвердительно махнул головой и освободил диван. Она легла на спину и раздвинула ноги. Он раздвинул ее губы и сделал несколько движений языком. Она затрепыхалась. Он пальцами проверил ее готовность. Мокренько. Можно начинать. И он начал. Весь процесс со стонами, криками и истерикой длился минут пять. Еще две минуты они отдыхали и благодарили друг друга. Потом она встала и продолжила сборы. Лазарев был не в курсе того, что происходит. Так же, как и Ира ничего не знала о его жизни. Эти двое в обществе друг друга жили в моменте. Но Лазарев все-таки спросил:"Я могу чем то помочь?". Ира отрицательно махнула головой, взяла рюкзачок и вышла за дверь. Его интересовало только одно, вернется ли она сюда.

Конечно, он был взрослый и умный. Много чего видел в своей жизни. Но он не хотел даже думать о том, что Ира больше не вернется сюда, что он больше никогда ее не обнимет. Ему плевать на то, что она старше его. Он не видел женщины красивей. Он бы давно позвал ее замуж, но видит, как она бережет мужа от плохих новостей. Значит ей дорога ее семья и он не имеет права это испортить. Конечно, это ее выбор, таскаться от мужа к нему, офицеру запаса, на котором живого места нет, или завязать этот скоротечный роман. Но он всегда будет рядом, и всегда будет ждать, когда она станет свободной. Это его женщина. Лазарев ушел во флот в восемнадцать лет. И так случилось, что он отдал этому флоту всю жизнь. Конечно, он был молодой, и хотел семью, но как-то не сложилось. А вот Ира прямо запала в сердце. Нет сил у него отказаться от этой женщины. Поэтому будет рядом. Будет наблюдать и помогать. При любых обстоятельствах.

Сын ждал в машине, хотя Ира не опоздала ни на минуту. Он обнял ее и поцеловал в макушку. Мальчик мой, двухметрового роста, как же я люблю тебя. И они пошли домой. Ира налила чаю, сделала бутерброды, и села напротив сына. По его лицу было видно, что он подбирает слова

– Ты подожди мам, что-то все так сложно, что я слов подобрать не могу. Сейчас. Как у вас тут все, с папой? Как жизнь? Как перспективы?

–Да все, как всегда. Работа, командировки, суета. Но в общем все стабильно, и уже не изменится.

– Короче, не знаю, как сказать. Ты знаешь, что у папы есть другая женщина? Давно уже. Года два. А на днях родился ребенок. Месяца четыре ему сейчас. Не очень здоровый ребенок. Вот поэтому он и в командировках всегда. Помогает. Потому что не справляется его женщина. Я почему решился тебе об этом сказать? Лучше я, чем кто-нибудь другой. Да и думаю я, что он на развод на днях подаст. Потому что в той семье нужно его постоянное присутствие. Мальчик с ДЦП. Ну может я и не прав. Ты прости меня мама. Но я вас люблю обоих. Думал все рассосется, но нет. Ребенок, это навсегда. Поэтому ты как-нибудь прими это. Я специально решил тебе это сообщить. Если хочешь, поехали к нам. Там отвлечешься. А вот я тебе лекарство купил, на сегодняшний вечер. Хорошее лекарство. Армянское. Пять звезд. Я знаю, что ты не любитель этого. Но, а вдруг поможет. Ну я пойду, мамулечка. Мне на работу. Если что ты звони. Я сей момент прилечу.

Сын хлопнул дверью. Ирина вздрогнула. Как же так? Она совсем слепая и ничего не видела? Или он очень старался? И это супружеский мерзкий секс три раза в неделю, просто маскировка? Ведь у него уже два года было с кем спать! А она то, как дура думала, что любима и желанна, что у нее самый хороший муж в мире. Как обидно то! Как в груди жжет. Ведь она себя, когда схлестнулась с Лазаревым чуть не съела! Ведь думала, что семью рушит, что идеального мужа предает! А ее к тому времени уже давно предали! Ира проживала заново всю свою жизнь. Свадьбу, рождение детей, пеленки, распашонки, ожидание мужа с дежурств, его травмы и ожоги, когда она была с ним рядом сутки напролет, охраняя от смерти. Что она делала не так? Почему ее предали? Ну это первый вопрос. А второй, почему ее не известили сразу, что нет больше семьи. Неужели нельзя было это сделать прямо по-мужски. А ее просто пользовали. Удобно же. Там ждут и здесь ждут. Всем плохо, а Семочке хорошо.

Лазарев очнулся от своих дум в сумерках. О, а Ира так и не вернулась! Что-то случилось или решение приняла? Сидеть и ждать, когда известят об этом решении? Он так не умел. Надо пойти и узнать. Либо пан, либо пропал. А вдруг дома муж? И тут я такой Ромео? Ну что-нибудь придумаю, по обстановке. Но сидеть и ждать нет сил. Лазарев умылся, побрился, натянул футболку и джинсы и отправился в путь. Было страшно. От того, что Ира не вернулась к ночи, и от неизвестности. А что, если это все? Как он будет без нее жить? Как забыть эту женщину, если она решила уйти из его жизни? В окнах у Иры было темно. Что, никого нет дома? Ну тогда все более-менее понятно. Может заболел кто, может еще что случилось. Это проверить надо. Лазарев не слышно зашел в подъезд и так же не слышно стал подниматься на нужный этаж. В подъезде было темно и тихо.

Перед дверью он остановился и стал думать, как поступить дальше. Решил просто толкнуть дверь. Дверь открылась. Прямо с порога была видна кухня, которую освещал уличный фонарь. Ира сидела за столом, с рюмкой в руке. Что, все так плохо? Надо спасать. Он закрыл за собой двери, прошел в кухню, поставил рюмку на стол. Ира вообще ни на что не реагировала. Он обнял ее, поднял, взял под руку и повел. Взглядом отыскал рюкзачок, нашел ключи, закрыл квартиру, и они пошли к нему. Ира едва передвигала ноги, и за всю дорогу не произнесла не слова. Шла, как старуха, уцепившись за его руку, смотрела сквозь мир остановившимся взглядом, и молчала. Интересно, она понимала куда идет?

Ира очнулась утром, солнце уже светило. Открыла глаза и не могла понять, как она оказалась у Антона. Но рядом его не было, он спал на полу. И тут она вспомнила, что произошло вчера, опять перехватило дыхание, но было уже не так больно. Переспала с бедой ночь. Антон открыл глаза и смотрел на нее. Без слов, без жестов. А она просто начала раздеваться под одеялом. Он все понял. Сегодня она отдавалась ему вся, без остатка, это было откровением. Она как будто своими движениями показывала свою открытость и доступность. Хотя и с первого раза она не была закрытой. Но сегодня много что было по-другому. Поэтому ярче и чувствительней. А потом, когда процесс закончился, она легла ему на грудь и зарыдала. А прорыдавшись рассказала все, что произошло. Антон слушал, и где то в глубине души радовался. Боженька сам отдает эту женщину ему.

Когда слова у Иры закончились, и она затихла, он прошептал ей в ухо:"А за меня ты замуж пойдешь?". Ира повернулась к нему лицо и на полном серьезе спросила:"А секса будет столько же сколько сейчас?". Отвечать он ей не стал, он опять начал процесс, начал языком, уже без всякого стеснения и дум о том, что он лижет чужую жену. А она давала указания:"Ну что медлишь, пальчики вставляй", или :"Антон , давай вставляй, я готова". Они быстро закончили, и она зашептала ему на ухо:"Антон, секс у нас конечно замечательный, но в других областях мы совершенно не знаем друг друга"

– Так давай попробуем, не понравится, разведемся

– А если кому-нибудь не захочется разводится?

–Значит будем терпеть друг друга до смерти. Тут осталось то всего лет двадцать, тридцать

На сегодняшний день они вместе двадцать два года. Разводится не собираются. Кто кого терпит неизвестно.

Вернули

Санька женился не рано, не поздно, в двадцать пять лет. Он бы женился и раньше, но никак не мог найти ту, которая согласится стать его женой, женщины не видели в Саньке, ни друга, ни мужа, ни любовника, да если сказать честно, они его вообще в упор не видели. Санька догадывался почему, и сам предпринимал меры по сближению с противоположным полом.

Был он очень невзрачной внешности. В смысле незаметной и непривлекательной. Рост у него был чуть выше среднего, сложение нейтральное, сзади не поймешь, мужчина это или женщина. А еще у него было круглое лицо в обрамлении редких волосиков, аппетитные щеки, как у ребенка, и всю эту картину завершали очки с толстыми стеклами и диоптриями -10.

Но были и плюсы. Сашка совсем не пил и жил сам. В смысле самостоятельно. Ему принадлежала половина бревенчатого дома, шесть соток ухоженного огорода и мопед "Верховина", в восьмидесятых годах прошлого столетия это было хорошее приданое. Потому что в большинстве своем к семейной жизни мы все приходили только со свадебными подарками.

Кроме этого, у Сашки был спокойный уравновешенный характер, хоть не золотые, но позолоченные руки и доходная работа. Он работал водителем в пункте приема Стеклотары. Помните такие? Поэтому к зарплате у него выходило в день еще рублей 5-10 калыма, каким уж образом не знаю. В общем, если оценить его достоинства, то их много, но на рынке женихов он почему-то не ценился.

Он постоянно пытался за кем-то ухаживать, кому то оказывать знаки внимания, но претендентки быстро сливались, даже не приходя на первое свидание. И тут он увидел в магазине по соседству новую продавщицу. Ни один бы мужчина не обратил бы на нее внимания, но Саньке нужна была жена, причем срочно. Очень уж ему хотелось ласки.

Катерина, продавщица, внешностью была под стать Саньке. Роста маленького, полноватая, но с хорошей фигурой, широкое круглое лицо, красные щеки, маленькие, глубоко сидящие глаза, тонкие губы и редкие волосы, собранные в хвост на макушке. А еще она как-то несуразно одевалась, даже Саньке это было заметно. Но для него это не имело значения, он пошел на приступ крепости.

Сначала он проводил Катю до дома. Жила она в съёмном флигеле, не далеко от магазина. А потом напросился в гости, и узнал, что у Катерины есть малолетняя дочка, Маша. Но это тоже не имело значения. Это же здорово, что она была замужем, значит может приголубить до свадьбы. Сашка уже решил сделать Кате предложение, если она не сбежит до этого момента.

Сашка обхаживал Катю уже неделю, и понял, что все идет по плану. В воскресенье его пригласили в гости, и он понял это как намек на близость. Он купил торт, игрушку Машке, и отправился обольщать будущую жену, сильно надеясь на то, что его оставят на ночь. Катерина накрыла скромненький стол, одела нарядное платье, накрасилась, и Саньке казалась королевой.

Он сидел за столом, играл с Машкой, а сам представлял, как притянет к себе Катьку за ягодицы, как будем мять ее большую грудь, и как блаженство накроет его с ног до головы. Когда Катерина резала хлеб, он подошёл к ней сзади и, приобняв, положил руку на живот. Катерина все поняла, ничего против не имела, пошла кормить свою двухлетнюю Машку и укладывать её спать.

Пока шел этот не очень быстрый процесс, Сашка потрогал Катерину везде. И должен был признать, полное тело ему не очень нравилось, но молодые худые девчонки бежали от него в разные стороны, а Катька не препятствовала его агрессии. Значит препятствий в общении не будет. А как Сашка хотел женщину. У него слов не было описать это влечение. И вот она! Он уже все везде потрогал. Осталась подождать, когда Машка заснет.

Машка за занавеской засыпала очень медленно, они ждали, когда она перестанет вертеться и мирно засопит. В это время Санька продолжал обследовать Катькино тело. Залез к ней за пазуху, потрогал соски, а когда она наклонилась к Машкиной кровати, приподнял подол и трогал, и рассматривал Катькины полные ягодицы. Катька краснела, как вареный рак, а Санька заводился.

И вот, все, финишная прямая, у Сашки уже не было терпения. Он запрыгнул в кровать, притянул Катьку к себе, и попытался проникнуть туда, где снимается мужское напряжение. Опыта у него не было, Катерина была его первой женщиной, поэтому делал он все как умел, вернее, как не умел. Катька не препятствовала, даже помогала. Но получилось все только у Сашки, Катька ничего не поняла.

Потом было пару таких же повторов, а потом они тихо лежали, притворившись спящими, без объятий, без поцелуев. Им надо было решить каждому для себя, нужен ли им этот союз. Сашке очень нужна была женщина, каждый день, и не так уж плохи толстые ляжки и живот, все равно все получилось. Катьке нужен был муж, сильно тяжело было одной растить Машку и снимать флигель. А интим? Конечно, с Машкиным отцом в постели было лучше. Но и без этого можно жить.

Через неделю Санька позвал Катю замуж, и они поженились. Каждый поимел свое. Катька мужа и дом, Сашка безотказную женщину. В его ночных играх Катька ничего не чувствовала, но не отказывала, никогда. А однажды он развернул ее к себе задом и загнул, Катька не заметила перемен, а Сашке это понравилось больше.

Эта поза его больше возбуждала, и таким образом свои желания реализовать было проще, и можно было это сделать почти в любом месте. Катерина никогда не отказывала, и не возмущалась. Он мог взять ее везде, в подсобке магазина, во дворе за сарайчиком, и даже в лесу, когда они ходили за грибами и за ягодами. Сашку это возбуждало, а Катька для своего непьющего и работящего мужа готова была изогнуться хоть как. Но не смотря на активную половую жизнь, детей у них почему-то не получалось.

Годы шли, они строили дом, у них был свой бизнес, три палатки на рынке, по выходным ездили помогать родителям, то Сашкиным, то Катькиным. В общем жили как все, работа, дом, дежурный семейный кекс не меньше семи раз в неделю. Катьке конечно было интересно, почему она от этого процесса ничего не испытывает, но в целом ее устраивала жизнь, поэтому напрягалась по этому поводу она не сильно.

Катерина открывала очередную точку на новом рынке, а Александр обеспечивал потребности уже имеющихся точек. Подтоваривал, снимал выручку, следил за порядком. И в один прекрасный вечер, одна из продавщиц, загнулась в холодильник, а разогнуться не смогла. Так и лежала на крышке морозильного ларя, пока Сашка не зашел.

Сашка пришел в ужас, во-первых не знал, что делать с заболевшей, а во вторых не знал где взять продавца на завтра. Людмила, так звали продавца, попросила проводить ее до дома, жила она рядом. Там у нее есть мазь, которая поможет, а завтра она очухается и выйдет на работу. Это ее постоянная проблема-прострел. Сашка повел Люду на ее четвертый этаж, уложил на кровать и достал мазь.

Люда перевернулась на живот, задрала кофту, приспустила штаны, и показала куда втирать мазь. Сашка натирал спину и понимал, что никогда не видел такого красивого женского тела, такой светящейся кожи, таких перегибов. Он тер Людмилину спину, как очарованный. А еще он неосознанно сравнивал ее тело с Катиным. А Люда и Катя были одноклассницами.

Он вспомнил, как Катерина располнела за последние годы, и совсем перестала за собой следить, хотя она особо то никогда не следила. Вспомнил, как во время их частых контактов трясутся ее жирные ягодицы, что живот у нее похож на холодец, а на лице давно присутствует второй подбородок. А перед ним лежала худенькая, ухоженная Люда, с талией, как в десятом классе, с упругими ягодицами и Сашка понял, пора уходить. Уходить домой, к Катькиным толстым ляжкам.

Он встал, вымыл руки, спросил не надо ли чего и точно ли она выйдет завтра на работу. Люда поблагодарила его, сказала, что точно выйдет и попросила принести из аптеки перцовый пластырь. Сашка пошел в аптеку, но по пути загнал свою машину на платную стоянку, чтоб не отсвечивала, кроме пластыря купил продуктов и двести пятьдесят граммов коньяка для смелости. Он решил и точно знал, сегодня домой он не пойдет.

Людка все сразу поняла. Она уже переоделась и ходила по дому в легком халатике. Сашка рассматривал это все, и не понимал, откуда на свете берутся такие женщины, он не был с такими знаком. На Люду он мог только глядеть, прикоснуться он к ней боялся, но все-таки не совладал с собой, и единожды притянул ее к себе, схватив за ягодицы, и оценив эту часть Людиного тела.

Люда не сильно сопротивлялась, но руки убрала и промолвила, как королева:"Сашенька, друг мой, я знаю зачем ты вернулся, но сразу предупреждаю, играть будем по моим правилам. Потому что мне не нравится, когда меня используют. А сейчас раздевайся, мой руки и пойдем ужинать. Все остальное будем делать там, где и положено, в кровати. Мне не нравятся ваши собачьи позы, и секс по-быстрому мне не нравится. Поэтому если тебе не нравится моя концепция, можешь встать и уйти". Сашка кивал в ответ головой в знак согласия.

После ужина, Людка заставила Сашку мыть посуду, а сама пошла стелить постель. А Сашка был в предвкушении того, что сейчас это красивое тело будет принадлежать ему, он будет рассматривать грудь, соски, животик, и все остальное. Завершив свой труд, он отправился к Люде. Какую шикарную постель она застелила. Белое белье, огромные подушки, пуховое одеяло. Сейчас она позволит себя обнять и все, больше он не на что не претендует.

Но Людка в почти прозрачной ночнухе сидела на кресле и в кровать не собиралась:'Садись, поговорим, друг мой Александр. Отвечай мне честно о том, о чем буду тебя спрашивать, иначе у нас ничего не получится. Понял? "

– Я слушаю тебя.

– Сколько раз в неделю Катька тебе дает?

– Раз семь-десять.

– Круто. А кроме раковой позы вы еще что-нибудь пробуете?

– Нет. А откуда ты знаешь про нашу позу?

– Саша, это только ты думаешь, что никто ничего не видит, все видят все и я в том числе. И даже то, как ты Катьку на прилавке жаришь, когда я ухожу на обед. Сколько минут это у вас длится?

– Быстро, минут пять, не больше.

– Чудесно, а теперь мне покажи, что у тебя есть в штанах.

Санька покраснел, но штаны снял. Медленно, сначала брюки, потом плавки. Его молодец был в боевой готовности, а Сашке было стыдно, но как-то сладковозбуддающе. Никогда он его никому не показывал, да еще при свете.

– Вот такой. Маленький, да?

– Будешь делать все как я скажу, и все будет чудесно. А теперь раздевайся.

Людка встала и сняла рубашку. Сашка обездвижел. Какая она была красивая и доступная. А еще внизу живота, где растут волосы, у нее не было волос, и он видел самые красивые губы. Если бы он мог, он бы кинулся именно туда, трогать эти губки, и рассматривать их. Люда как будто услышала его:"Ну, что ты хочешь? Иди делай, только не забудь раздеться.". Одежда слетела с Саньки, он осторожно пододвинул Людку к кровати, положил ее, раздвинул ее стройные ноги и в этот момент пропал для мира.

Сколько это длилось он не помнил, он осторожненько гладил губки пальцами, целовал, рассматривал, что там, за этими губами, пока не услышал , что Люда стонет. Ей больно? Но он же старался осторожно! И услышал:" Саша, хватит, иди сюда. Заходи в меня осторожненько, не торопись, я помогу. Если у нас не получится, продолжения не будет. Поехали".

Она направила все ловко, как умела и он почувствовал, как же хорошо у нее внутри, и готов был взорваться, но услышал:"Даже не думай, если не можешь терпеть, лучше вытащи и перетерпи". Сашка вытащил и ждал, когда дикое желание пройдет. А потом вошел снова, и действовал так как говорила Люда. Сколько времени прошло, он не знает, он просто совершал поступательные движения, а Люда корректировала их.

Вдруг она напряглась, содрогнулась, прямо распахнула ноги, чтобы впустить его глубже и закричала:"Давай, давай, быстрей, не останавливайся. Сашаааааааа!!!!!!", и все дернулась, замерла и улыбнулась, в этот момент восторг догнал и его. Он притянул ее к себе за ягодицы, проткнул насквозь и завыл от этого вселенского восторга.

Они лежали лицом друг к другу и целовались. Он гладил ее везде, где могла достать рука, а она подставлялась, ну не было запретных мест, не было одеяла, и горел весь свет в комнате, чтобы видно было все. Как он хочет ее, и какая красивая у нее пещерка. Она не запрещала прищипывать ей зубами соски, и лезть пальцем в святая святых женского тела.

Ей тоже иногда было стыдно, и она краснела, па Сашку это заводило, и он старался ввести ее ещё в больший стыд. Когда они созрели для второго раза, Люда сказала:"Сейчас я буду сверху, а ты пальчиком трогай клитор. Знаешь, где клитор? Только осторожненько, это очень нежное место. Она положила Сашку так, чтобы ему было все видно, осторожненько села на его стержень, ноги поставила так, чтобы губы распахнулись как можно шире и сказала:" Ну начинай уже", и стала потихоньку двигаться вверх вниз.

Сашка даже и не мечтал о таком, никогда. Перед его лицом была такая картинка, которая могла возбудить самого матерого импотента. Женские губки, влажное розовое нутро и клитор, который он трогал пальчиком, как это было красиво! А еще он видел свой отросток, на котором двигалась Люда, как на оси. Сашкин мозг кипел, внутри кипело тоже, он даже подумал о том, что надо бы предупредить партнершу.

Но тут вдруг Люда стала всхлипывать с каждым движением все громче и громче. Слезы покатились по ее лицу:"Подними таз и не шевелись", несколько быстрых движений, и она рыдая, повалилась на него. Он перевернул ее на спину, притянул за ягодицы, и проткнул два раза. Он так неожиданно и резко взорвался, что пришлось зарычать.

Проснулись они в пять часов. Людка шепнула ему в ухо:" Я красавицу свою к свиданию приготовила, хочешь посмотреть?". Конечно, он хотел и посмотреть на красавицу и вставить туда своего красавца. Только, наверное, надо было как-то Люду подготовить к тому чтобы она смогла рыдать, кричать, выть, когда он ее любит. Ему этого очень хотелось.

Он пошел смотреть на красавицу, она была розовенькая, блестящая, и утра ее маленько побрили. Как же это было красиво и возбуждающе. И Сашка, неожиданно для себя, раздвинул губки, и прикоснулся языком к клитору. Людка ойкнула и раздвинула ноги еще шире. Санька понял, что все делает правильно. Людка лежала перед ним, как раскрытая книга.

А он сначала трогал клиторок кончиком языка, а потом просто решил лизнуть, успел целых два раза, Люда застонала и сказала:"Пальчик в дырочку вставь, а лучше два и двигай ими, как писькой." Санька двигал языком и пальцами, а Людка руками держала свои ноги и двигала тазом навстречу Саньке. А как она стонала! А как дышала! А когда Санька отрывался от клитора, он видел, как Людке нравятся его пальцы, как сочится ее пещерка.

Вдруг Людка отодвинула его голову в сторону, и сказала:"Смотри, только движения не прикращай". И Людка начала трогать клитор своими палицами. Она, наверное, знала, как это делать, потому что периодически она вскрикивала, стонала, и производила непонятные звуки. Вдруг она прошипела:" Давай быстрее, очень надо", развела свои ноги очень широко, замерла, только двумя пальцами стимулировала клитор.

Взрыв случился неожиданно для Сашки, он почувствовал, как его пальцы попали в мышечное кольцо, мышцы стали вибрировать и сужаться, пещерка вывернулась наизнанку, а Людка закричала, грея его сердце и душу:"Сашечка, Саша, язычком меня, язычком, быстрее!". Санька притронулся я языком к клитору и случился второй взрыв, еще большей силы.

Он хотел было вставить свой гвоздь, но Люда резко села, положила его на спину, и он увидел, как она целует его стерженек, нежно, смакуя каждое движение. А потом она пару раз провела язычком по крайней плоти. И все случилось, с ним случилось. Он даже и не знал, что так бывает. Он понял, что сперма брызнула ей в рот. Что он чувствовал? Было непривычно. Он привык по старинке. Но сила восторга ударила даже в мозг.

В этот момент Люда подняла голову и спросила:"Тебе понравилось? Я очень старалась!". По губам и подбородку было размазано его семя, от этого стало еще круче, он прямо летал в облаках. А Люда вытерла губы салфеткой и пошла готовить завтрак, сверкая своим красивым телом. Он тоже не стал одеваться и пошел завтракать в чем мать родила.

Завтрак прошел в теплой и непринужденной обстановке. К концу завтрака они оба были снова готовы. И она просто легла на пол кухни, раздвинула ноги и сказала:"Давай , начинай потихоньку, и он начал." Сегодня уже было не страшно, они поняли друг друга, более-менее подстроились, и возбуждение нарастало в процессе. Вот она задышала, и он напрягся вот она попросила ускорить темп. Он помнил, что сейчас у нее наступит разрядка. Он подхватил ее ягодицы, притянул к себе, и в этот раз их шандарахнуло вместе.

А дальше они встали и пошли на работу, разными путями. Сначала пришла она, потом он приехал с товаром. Катьки на рынке не было, слава богу. Санька не хотел ее видеть, вот совсем не хотел. Все точки затарил, съездил домой, покормил собаку, убрал во дворе. И все ждал, когда же придет Катерина. Но не было не Катерины, ни Машки. Он и ужин им приготовил. Потому что мечтал ночевать не в родном доме.

Никто его так никогда не называл, никто ему так не открыл секреты женского тела, никогда он себя не чувствовал мужчиной так, как сейчас. Он был желанным, его хотели, от его нежности и ласки плакали и стонали, и он рычал от прикосновений совершенно чужой женщины, и его сперма оставалась на губах этой же женщины. Совершенно посторонней ему. Как понять эту жизнь?

Бешенные горячие ночи, размеренные спокойные дни, пропавшая куда-то Катерина, родная и желанная Люда. Сашка не мог понять, что происходит, и куда это приведет, но добровольно это завершать не хотел. Ночью он наверстывал упущенное, а днем делал бытовые дела. Кормил собаку, убирал двор, готовил ужин. И что самое удивительное, этот ужин кто-то съедал. И Сашка мыл после этого посуду. И он знал кто, но только не мог понять того, почему они с Катериной ни разу за неделю не встретились.

А Катерине было не до Сашки, дочь ее четырнадцатилетняя, Машка, влюбилась. Да еще в наркомана. Короче накрыло Катерину двойной любовью. Дочь с одной стороны, муж с другой. Хорошо, что про мужа ничего не знала, а то бы так и умерла от двойного горя. А так она просто бегала за Машкой по притонам, забирала ее из милиции, и просто не могла понять, куда делся ее муженек дорогой.

Но вот наркомана она пристроила в надежные руки милиции, дочь зависла в горе, но зато дома. Пусть отдохнет, и от школы, и от любви, Санька дома вообще перестал появляться, но рынок вел, все у него там было хорошо. И даже очень хорошо. Добрые люди все ей рассказали. Как ни партизанили Сашка с Людкой, шила в мешке не утаишь, а любовь от людей тем более.

А Сашка с Людкой в штопор вошли. Не могли дождаться пока рабочий день закончится и бежали в постель. То ли понимали, что недолго им осталось, то ли действительно была такая потребность. Нет не в сексе, а в нежности, ласке и добрых словах и объятиях. Две недели прошло с начала их любви, а они все никак налюбится не могли. И тут появилась Катька.

Глянула на них и сказала то, что должна была сказать:"Бог вам судья, друзья мои, но ты Людмила больше здесь не работаешь. Получку посчитаю, завтра отдам". Людка собрала свои вещи и отправилась домой. А Сашка, у которого были деньги, отправился следом за ней. Такого разворота Катерина не ожидала. Но бежать за Сашкой на глазах всего народа было стыдно.

А для Сашки с Людкой настало время безвременья, и они по-простому наслаждались друг другом. Сашка понимал, что осталось им немного, и Людка понимала, что это их последние дни, так больше продолжаться не может. Не потому, что им не нравится, а потому что Сашка, Катькин муж, и никому она его не отдаст. А Катька мечтала, что у Сашки закончатся деньги и он сам вернется, а еще мечтала уйти от него, раз и навсегда.

Через десять дней глубокой ночью Катька нажала звонок в Людкину квартиру, и ждала, когда ей откроют. Открыли почти сразу, и почти сразу Катерина поняла, что Сашка просто так отсюда не уйдет. Она бросилась на колени в ноги Сашке и стала его умолять вернуться домой. А Сашка не хотел. Он не хотел уходить из этого дома. Людка не учавствовала, она ушла в кухню.

К пяти часам утра Сашка собрался и пошел за Катериной. Хотел он этого или нет, не знает никто. Дома накрыли стол, налили по рюмочке, хотя Санька этого не любил, расстелили постельку. Катька приготовилась ублажать Сашку. А Сашке было страшно представить, что он будет жить с этой женщиной дальше. А Людмила и не пыталась его остановить.

Проснулся Сашка в одиннадцать часов. Дома никого не было. Он открыл холодильник и увидел бутылку водки. Это то, что надо. Людям же помогает и мне поможет. Вот так началась его любовь к алкоголю. Зато женщины его с тех пор не волнуют. Но Катя все равно рядом.

Ты- мне, я-тебе

Галюня накрывала стол в ожидании гостя. Она сама любила покушать, поэтому и столы накрывала щедрые и красивые. Самой приятно за таким посидеть, а покушать приятно вдвойне. И котлетки, и салатик, и курица запеченная, и рыба фаршированная, красота, а не стол. По ходу, конечно все попробовала, нельзя же ведь гостя травить! Тем более, что гость важный и нужный.

А в гости она ждала своего любовника, Владимира. Ждала она его не потому, что соскучилась, а потому что потек кран, заклинило замок, а в ее автомобиле глючит сигнализация. Ручки у Вовчика были золотые, и Галька точно знала, что он все отремонтирует. Поэтому и стол красивый накрыла и приготовила все от всей души. Как говорится " вы ко мне по человечески, и я к вам по человечески ".

Вовка был старше Галины на десять лет, и ее это очень устраивало, потому что он приезжал только раз в неделю. Секс у него был примитивный и быстрый, и это тоже было хорошо. Потому что Галюня в этом деле ничего не понимала, хотя уже два раза была замужем. Сказать по простому, она просто терпела простые движения и веселила себя в этот момент, как могла.

Ну вот, все готово, до Вовкиного приезда десять минут. Можно пойти надеть красивое белье, но смысла в этом Галка не видела. Любовничек просто всегда срывал все, что на ней было. Не важно, какого это было красоты и качества. И всегда вел себя так, как будто в жизни женщины не видел. Все у него уже было готово, все стояло, и его, в принципе не интересовало, а готова ли к процессу партнерша.

Так же произошло и сейчас. Вовик зашел в квартиру, снял куртку, расстегнул рубашку со штанами, выставил на обозрение свой агрегат, и сказал:"Ну давай, Галушка, иди сюда по быстренькому, для почина". Он притянул Галку к себе, и начал сдергивать с нее одежду. Фартук, халатик, косынку с головы, все полетело на пол. Вот освободили ее шикарную грудь.

Надо поменять месторасположение, а то будет скучно. Галька играючи вырвалась от Вовки, и оказалась там, где и надо. Вовка по наивности принял это за игру и повелся. Он догнал ее, повернул к себе задом, и стал целовать в шею. Галка знала, что сейчас будет примерно восемь поцелуев, потом Вовчик погладит ее грудь, живот, достанет пальцами внизу самое главное. И на этом его возбуждение достигнет апогея.

Тут он резко наклонит ее вперед и резко войдет вовнутрь. Потом осознает, где он находится и начнутся простые движения, примерно двадцать штук. Но двигается Вовка медленно, словно смакуя каждый тык. А Галька будет терпеть. Ну, потому что никто и не хотел особо, чтобы она что-то почувствовала. Да и не интересно это Вовке, ему его ощущения интересны.

Вот сейчас натыкается, завоет как волк во время гона, и отпустит Галку. Но пока он будет тыкать, Галка веселит себя. А может так Вовку унижает, фиг знает? Ведь она же не зря место поменяла. Это она поставила их тылом к большому зеркалу. Без зеркала веселья совсем не получается! А с ней один раз такое случилось, и теперь она позволяет Вовке войти в себя только здесь. А почему?

А потому, что нагнул он ее и тыкает, а она стоит вниз головой, опершись на пол руками и терпит. Вернее, терпела бы. Но однажды неожиданно оказалась в этой позе у зеркала. У нее ноги расставлены широко, чтобы не упасть, у Вовки, на ширине плеч. И между Вовкиными ногами видно кусочек зеркала. А что Галька видит в это зеркало? Конечно себя!

Болтается такая лохматая Галькина голова между ног, волосы торчат в разные стороны. От каждого Вовкиного проникновения голова дергается, не картинка, а красота! А если в этот момент, когда волосы в разные стороны, и голова дергается, как у паралитика, начать себе рожи в зеркало строить, очень интересная картина получается. И очень уморная. Гальку начинает трясти от смеха.

А потом она понимает, что надо вести себя скромнее, там Вовка трудится в поте лица. Она старается сдерживать смех, но, когда начинает осознавать ситуацию целиком, ее безудержный смех вообще выходит из-под контроля. Гальку от смеха трясет в конвульсиях, хорошо, что Вовка в процессе и не замечает этого, а то бы сильно удивился. Он понимаете ли старается в поте лица, а тетка под ним не стонет от блаженства, а ржет от того, что видит в зеркало заднего вида.

Наконец то Галюня слышит крик вой, приходит в себя, но не торопится, так и стоит на четырех костях, стараясь сделать серьезное лицо. Вовик проживает кайф, достает свои причиндалы из Галькиного нутра, потихоньку возвращает ее в вертикальное положение, и так интимно спрашивает:"Ну как у меня сегодня получилось? Я сегодня был в ударе, соскучился сильно. Ты это почувствовала?". Ой, да, конечно, почувствовала, что все это кончилось, и достаточно неплохо. Обхохоталась до обморока.

Галька освобождается от Вовкиных рук, и подбирает с полу свою одежду. Стыдненько маленько телесами голыми светить. Вовка то вон, штаны с рубахой застегнул, и одет. Вовка берет ключи от машины и идет заниматься сигнализацией, а Галька идет отмываться от любви, потому что в любовничке ее, всегда много жидкости, и он, не жадничая сливает ее при контакте.

Галька только вылезла из ванны, а Вовчик уже готов кран починить. Сигнализация готова, батарейки сели. Опять смотрит на голую Гальку пошлым взглядом и говорит:"Ты много одежды то не натягивай, чтобы ко всему доступ был." Да знаю я, Вова, знаю, что ты меня еще по кровати таскать будешь полчаса. Но и здесь у меня есть секретный метод. За столько лет общения у меня все продумано.

Кран, дверь, окна, дверцы у шкафов, лампочки в люстрах, выключатели, все налажено и отрегулировано. Быстро, качественно, ну можно сказать и не дорого. Они садятся за стол. Вовка подвигает Галю поближе, и начинает есть. Покушать он тоже любит. И слава богу. Хоть можно привыкнуть к мысли об очередном интиме. Вовчик уже шарит под халатом. Ему жена вообще не дает что ли? Как ни придет, так и пашет ее без перерыва.

Ну вот, обед закончен, все мужские работы на сегодня сделаны. Вовчик поднимается:"Ну что, любимая, раздевайся, пойдем на кроватку развлекаться. Халатик здесь оставь, иди голенькая.". Это у него ритуал такой, сам себя заводит. Стареет, падла. Ну ничего, он стареет, она умнеет. Сейчас посмотрим кто победит. Галка ложится на постель на бочок.

На ее, лежащую в постели, Вовка старается не смотреть. Быстро раздевается и накрывает ее своим телом. Никаких прелюдий. Пара поцелуев, разводит руками ее ноги в разные стороны и просит помочь. Галка рукой все направляет и попутно думает на каком движении приступить к реализации плана. Ну вот, поехали. Вовка движется вверх вниз и смотрит ей в глаза, ждет томного взгляда и стонов. Но даже если будешь играть как актриса погорелого театра, завершенка случится не скоро. В лучшем случае минут через двадцать. А потом всю неделю будешь залечивать мозоли.

Галюня ждет пять минут и вскрикивает:"Ой, Вова, больно!". Вовка останавливается в недоумении:"Где больно то? ".

– Там внутри

– Так там же мой....?

– Так вытащи и посмотри!

– Где?

–Там!! Совать туда не боишься, а посмотреть страшно?

Вовка достает агрегат, который находится в самом рабочем состоянии, а дальше прячет глаза. Но Галюню уже понесло. Она раздвигает губы, которые внизу и приказывает:"Давай, смотри! ". Вовка, красный, как помидор, смотрит туда, куда сказали:" Нет тут ничего".

– Там что-то колючее, пальцем пошарь.

– Как я пошарю?

– Тыкалку свою туда совать можешь, в палец нет!– шипит Галька, а сама следит за Вовкиным агрегатом, он должен быть в тонусе. Вовка ищет взглядом отверстие, куда направить палец, и потихонечку двигает его вовнутрь.

– Вот, Вовочка, все правильно, чуть-чуть поглубже,– Галка еще шире раздвигает ноги, и подкатывается ближе к Вовке.

– Нет тут ничего,– говорит красный Вовка, и Галька чувствует, что еще пару слов, и пару движений, и все случится.

– Не чувствую, Вовочка, пошевели там пальчиком, по бокам. А снаружи то ничего не видно?,– Вовка опять вынужден обратить внимание на свой палец в нежном розовом отверстии. Возбуждение его достигает пика. Никогда в жизни он этого не видел, пока Галка не придумала, но все равно не привык, ему стыдно, а от стыда встает все и даже волосы.

В этот момент Галя, как бы нечаянно привстает и вдохновенно говорит: "Вовочка, а двумя пальчиками можно?". И сама вставляет себе между ног его пальцы. Все, она по лицу видит, что не хватает совсем капельки. Он просто в ступоре. Ситуация его скрутила, потрясывает мужика. Все, сейчас все кончится, без всяких травм. Она тянет руку к его стоящему агрегату, далековато он, да и Вовка невменяемый. Но в итоге дотянулась и провела по нему рукой, просто, снизу вверх. Вовка дернулся, резко повернулся, и из него ударил фонтан, как здорово, что на его же живот.

Галка потихоньку сползла с кровати и пошла мыть посуду. И умница она и красавица, малой кровью обошлась, без мозолей, слава те Господи. Вовка пришёл в себя минут через десять. Галька, как профи, следила за ним в удачно приоткрытую зеркальную дверь. Ее любовник не видел, а она его видела замечательно. Вдруг неожиданно застеснялся своей наготы, с чего бы? А, не наготы, а спермы на животе, мыться побежал.

Пришел уже одетый, попросил чаю. Да на здоровье! Смотрит на нее, как на двоюродную, чувствуется, что слова скачут на языке, но молчит. Чай выпил, пошел к двери. Остановился и спросил:"Что это ты со мной сделала, что я сознание потерял?". Пожала Галька плечами, не понимаю мол, о чем ты говоришь. Ушел Вовка а, слава богу, можно расслабиться на неделю.

А к следующей встрече уже и список работ готов, и зеркало, и немецкие фильмы всю неделю будет смотреть, чтобы мозоли он ей не натер.

Невеста

В Иркутск Маша приехала из глубокой деревни. От Иркутска она была не так уж далеко, километров триста, но была расположена в самой глуши. Цивилизация туда даже не заглянула. Один радиоприёмник на всю деревню, а свет только в сельсовете. Но Маша другого и не видела, поэтому относилась к этому просто, претензий никаких не имела, на жизнь не жаловалась.

Была она восьмым ребенком в семье, после нее было еще двое. Все с малых лет помогали матери по хозяйству. Кто чем мог, смотрели на возраст. Старшие коров доили, за огородом следили, а те, кто помладше вели домашнее хозяйство, да индюков с гусями пасли, да курей кормили. Мать выстроила свое хозяйство так, что все были при деле, а в доме и на подворье был идеальный порядок.

А после ужина все девчонки, а их было семеро, забирались на печку и мечтали. Мечтали о другой жизни, которой не знали, мечтали о принцах и о замужестве, мечтали о любви и счастье. А так как их было много, счастье у всех было разное, да и советов было много, и все эти советы шли в дело, в мечты. Мечтать им никто не мешал, так как в доме был порядок, а вечно уставшая мать могла отдохнуть.

Мать их, хлебнувшая сполна деревенской жизни, была женщиной здравой. Она не хотела, чтобы ее дочери провели свою жизнь в коровнике, дергая коров за сиськи, не хотела, чтобы скребли некрашенные полы каждую неделю, не хотела, чтобы каждый год рожали в поле, прямо на том месте, где приспичит. Поэтому с детства настраивала девок к переезду в город. Родственников в городе не было, поэтому учила рассчитывать на свои силы.

И почти каждый год кто-то уезжал, собрав свои скудные пожитки в фанерный чемоданчик, который сколачивал отец своими руками. Кто-то устраивался на простую работу, кто-то поступал учиться, но пока никто из девчонок обратно в деревню не вернулся. Писали матери письма, делились успехами, по очереди выходили замуж и рожали детей. А мать раз в год, зимой, ездила в город в гости. Можно сказать проверяла, как дочери выполняют ее наставления.

В этом году пришла Машина очередь ехать в город. Страшно было так, что коленки тряслись. Но мать была бывалой, и от ее слов становилось спокойнее, и Маша начинала верить в то, что ей там найдется место, она обустроится и найдет мужа. Они поженятся и будут жить долго и счастливо, в любви и взаимопонимании, и нарожают здоровых деток.

Тема замужества вообще была интересной для Маши. Ведь замужние сестры, когда приезжали в гости, краснея рассказывали, что происходит между мужем и женой, после свадьбы. И от того, что Маша слышала, у нее все замирало внутри, останавливалось сердце, и она представляла, как тот, кого она любит, снимает с нее одежду, рассматривает ее голенькую, трогает ее титечки, и проникает главным мужским органом в нее, а ей от этого так хорошо, что и не знала никогда такого блаженства.

Это было в мечтах. А в реальности Маша не понимала, как это происходит. А спросить было не у кого. Не у матери же! Хотя в своем возрасте Мария осознавала, что, если мать почти каждый год рожает, значит знает она что такое рай в мужских руках. Но еще у нее было три брата. И их анатомию она знала с детства. И вот те отростки, которые болтались у них между ног, совсем не вызывали доверия. Как ими можно женщину ублажать и детей делать?

А вот у себя секретное отверстие она нашла давно, наверное, год назад. Сначала испугалась, а потом обследовала все это пальцем, но палец не доставал до дна. А ей было очень интересно, какой величины это отверстие. Она пыталась пользоваться подручными предметами, но их в деревенской избе было очень мало, и информации она не получила никакой. А еще она боялась нарушить собственную девственность, ведь замуж берут только тех, кого никто кроме мужа не трогал.

Вот с таким опытом и поехала Маша в город. Приютила ее старшая сестра, она же и пристроила ее в профтехучилище. Пошла Маша учится на электрика. Электриком ей быть не сильно хотелось, но зато в электрическом училище претендентов в женихи было очень много. И вот это было интересно. Маше прямо сегодня хотелось выйти замуж, и прямо сегодня отдаться мужу, чтобы узнать, что там будет между ними в первую брачную ночь. Но родом она была из деревни, поэтому процесс шел медленно.

Мария ходила на вечеринки, рассматривала пацанов. Разрешала им проводить себя до дома, и даже положить руку на талию, и дальше дело не шло. Ну а как с ним целоваться? А если замуж не позовет, так и останешься на всю жизнь испорченной. Так бы и продолжалось, если бы сестра одного из ее провожальщиков не стала ее подругой, и не открыла ей глаза на реальность.

– Ты чо, Машка, с ума сошла? Да они зачем тебя провожать то идут? Чтобы тебя за титьки помацать, да нацеловаться до одури! А ты, раз, дверь перед мордой закрыла. Кто тебя провожать пойдет второй раз?

– Ты с ума сошла? Как с чужим человеком целоваться, что люди то скажут? Титьки мацать, как у тебя язык то поворачивается такое говорить? Вечер, два и все измацают своими руками! А у меня вон они какие кругленькие, красивые, и сосочки торчат. Это только мужу можно разрешить.

– Да кто тебя замуж то возьмёт, если не потрогает? Да целоваться, это просто здорово. Да и вообще, титьки, это самое простое, они к тебе еще и в трусы полезут, и там все обследуют, хочешь пускай, хочешь нет. А мне нравится. Вон, Витька Пескарев, как целуется, у меня аж сердце замирает! Ой, а как титьки прижмет, у меня дух захватывает. А еще, по секрету скажу, я сама плавки снимаю, чтобы Витька меня там пальчиком потрогал, у меня аж мурашки по коже. А кто об этом узнает, если сама не расскажешь. Зато меня Витька сегодня позовет в парк на лавку, быстрее его побегу, и трусы по дороге сниму и в карман спрячу. А титькам, им ничего не сделается, если их трогают, вон, смотри!

И подружка резко, через голову, стащила платье. Ее грудки бодро смотрели на Машку, были полненькими, аппетитными, даже Машке захотелось их потрогать.

– Нравятся мои титьки? Они всем нравятся. А знаешь сколько народу их трогало? Да получилища, если не больше. Что, истаскались? Только лучше стали! Все завидуют.

Когда Юлька ушла, Машка побежала в ванную комнату и разделась. Грудь у нее тоже была красивая. Побольше, чем у подружки и соски были большие, темные. Машка прикоснулась к соску, потеребила его и почувствовала, как он затвердел в ее пальцах. Она решилась.

Вечером после танцулек ее провожал очередной ухажер. Вот и рука уже лежит на талии, и дом близко, когда же он приставать будет? И тут Мария почувствовала, как ее притянули и ладони юноши были на ягодицах, причем на голых ягодицах. Но она не стала концентрировать на этом свое внимание. Было интересно, что дальше будет.

А ее целовали, сладко, с придыханием. Но грудь ее почему-то никто не трогал. Ручки мальчишки потихоньку перемещались вниз. Что делать? Надо было Юльку порасспрашивать. И тут она услышала шепот:"Ножки поставь на ширину плеч", и она подчинилась. Какие же у него были волшебные пальчики, как они играли на ней, как на арфе. Она потеряла себя в ощущениях. Но привел в себя тоже он, поцелуем:"Все, расставаться пора, запомни, ты мне должна. ". Он довел ее до двери, еще раз поцеловал, помахал ручкой и ушел. Звали его Колька. Ночью она не спала, не могла уснуть.

Утром Колька не пришел на занятия и на танцы не пришел. Но одной домой идти не хотелось. Поэтому выбрала себе в провожатые Ваньку. А Ванюшка предложил идти через парк, а она знала зачем идет и отказываться не стала. Ваня волшебно целовался, вот где у нее дух захватило, ей хотелось целоваться вечно. А как он гладил и ласкал ее грудь, ей просто хотелось выпрыгнуть из платья, и крикнуть, "у меня есть еще места, которые можно погладить". Расстались они у двери, не переступив черты.

Вот с тех пор так и повелось, сегодня один провожает, завтра другой, послезавтра третий. Все разные, все интересные. Машка позволяла все, кроме главного. Хотя Колькины ловкие руки часто забирались к опасному месту, но он знал, что надо делать, и границы не переходил. А она после свидания с Колькой летала на крыльях, и еще больше мечтала выйти замуж. Ведь если с Колькой так хорошо, как же должно быть хорошо в супружеской постели!

Мечты сбываются. Через какое-то время Маша познакомилась с соседом сестры. Имя у него было интересное, Далид, хотя на вид был русский. Он был супергерой. Работал в милиции, дарил Маше цветы, покупал пирожные, водил в кино, провожал до дому. Никогда не делал никаких намеков ни на поцелуи, ни на обнимашки. Маша считала это серьезностью намерений.

А когда серьезный ухажер дежурил, Машка бежала на танцульки и искала того, кто пойдет ее провожать через парк. И там разрешала себя и целовать, и трогать, и грудь ее полную мять, и нижние губки пальчиком ласкать. А на следующий день опять был Далид, и они гуляли, разговаривали и держались за руки. Маше надо было замуж, и она верила, что Далид ухаживает за ней именно с этой целью.

И вот однажды в кинотеатре он ее поцеловал. Машкиному счастью не было предела. Во-первых, хоть какая то динамика, во-вторых, обозначил свою территорию, а в-третьих, и Машка сильно на это надеялась, что он завтра полезет к ней за пазуху и в трусы. Далид никуда не полез, просто два месяца целовал ее на улице, в подъезде, в кинотеатрах, но птушники целовались лучше, и наконец то позвал замуж. Ура!!! Машка была рада.

Свадьба была назначена через полтора месяца. Суета, сует. Платье, столовая, машины, и поцелуи Далида. Почему он не разрешает себе больше, чем обычно? Ведь она же почти жена? Да и она бы ему разрешила, ей просто интересно, что это такое. Но он живет по правилам. А она его почти жена, поэтому должна соответствовать. Еще немного, и их положат в одну постель. Тогда у нее все будет, замирание, восторг, мурашки по коже.

Столы ломились, гости кричали горько. Машка счастливая, целовалась до онемения губ, Далид наконец то по-мужски прижал ее к себе, и она сосками почувствовала его силу. Как здорово, сегодня ночью они лягут в одну постель, и Маша станет женщиной. А еще она узнает те заоблачные дали, в которые она не позволила себе уйти с однокурсниками. Но однокурсники то против Далида юнцы безумные. А он мужчина, старше её на целых три года.

Спиртного им не подносили, родственники уже переживали за здоровье внуков. Из-за стола их отпустили, когда гости уже были почти готовенькие, и забыли ради чего они здесь. Опочивальня их была в трехкомнатной квартире свекрови. Огромная кровать, бра над изголовьем и плотно задвинутые шторы, чтобы не мешал никто. Далид закрыл за ними дверь, но не кинулся целовать Марию, трогать ее титечки, не полез в трусы. Он помог ей снять фату, расстегнул замок на платье, подал ночную рубашку и, отвернувшись к шкафу, стал снимать свадебный костюм. Машка удивилась.

Ей хотелось закричать:"Эй, муж, зачем мне ночная сорочка? Сними с меня все, я столько лет мечтала об этой ночи!". Но, глядя на спину мужа, подумала, что если так закричать, он не поймет, и много чего может подумать. Машка одела сорочку и полезла под одеяло. А Далид разделся до трусов и выключил свет. Машка успела заметить, что у него красивое поджарое тело, и что он ее хочет. Значит сейчас все получится.

Но под одеялом новоиспеченный муж не стал мять ее грудь, просто потрогал, как будто проверял есть ли она. Рубашку он не стал снимать, просто задрал подол и стянул с Машки трусы. А потом минут сорок он пристраивался к ней. Она слышала его напряжённое дыхание, ей не нравились его резкие движения, но ей нравился статус жены, и она терпела.

Она думала, что это от страха и неопытности, а потом все пройдёт, и все наладится. Наконец то муж стал мужем, быстро, почти мгновенно. Он нашел отверстие, и очень долго и нудно целился. Наверное, перенапрягся или перевозбудился, потому что новоиспеченная жена Мария почувствовала только один толчок. А еще ощутила, как из нее потекла теплая жидкость. Далид откатился и заснул. А Маша заснула от усталости.

Утром она проснулась от того, что ее вертели и старались положить на спину. Это был молодожен, и он пытался добраться до ее нефритовой пещеры. Она попробовала его остановить и поцеловать, но у него была цель, и он к ней шел, сказав:"Маша, не мешай, я знаю, что делаю". И Маша, как деревенская девочка поняла и приняла, что так будет всю жизнь. А она то столько ждала от этой ночи. Ну ладно, зато она теперь замужем и живет в Иркутске. Остальное второстепенно.

Когда она вышла из ванной, в которой смывала последствия супружеского долга, в их спальне орудовала свекровь. Она стянула на пол простынь и исследовала последствия первой брачной ночи. Далид даже не пытался ей мешать. А Маше было обидно, может она конечно и позволяла мальчишкам лишнее, но замуж вышла девственницей. Хотя сейчас поняла, что для Далида это было не важно.

Забеременела Машка, конечно, с первого раза, порода такая. Но примитивный супружеский долг она отдавала каждый день, вечером, перед сном, и утром перед работой. Все она могла вытерпеть, ей не нравились только слюни, которые надо было отмывать после контакта. Но Машка на этом не заморачивалась. Наверное, все так живут, а ей просто повезло, что мальчишки однокурсники показали ей кусочек неба в звездах.

А однажды, в трамвае, она увидела Кольку. Он стоял такой высокий, красивый, в белой рубашке, и она пробралась к нему через весь вагон.

– Привет, Коля!

– Ой, Машка, привет! Какая ты красивая! Замуж говорят вышла? Как тебе семейная жизнь.

– И замуж вышла, и муж неплохой, и ребеночка скоро рожу.

– Меня то хоть иногда вспоминаешь? Сильно ты мне нравилась, думал я тебе тоже нравлюсь. А вон чо.

– Вспоминаю Коленька, и тебя, и руки твои, и губы, если бы не ты и не знала бы я этого всего.

– Пойдём ко мне. Я здесь комнату снимаю, не хочу с родителями жить. Пойдём, Машунь, а? Хоть отлюбим друг друга за все разы!

Марья оцепенела. Мозг просто считал варианты. Она беременна, значит не залетит. Знакомых не встретила, может и не видел никто, как с Колькой разговаривает, муж сегодня на дежурстве, а она едет в женскую консультацию. В консультацию можно завтра сходить, свекровь до шести на работе, время есть. А что Коля про нее подумает? А Коля сжимал ее ладошку и шептал:"Решай, Машка!"

Они выскочили на следующей остановке и побежали во двор. Вот крутые ступеньки вверх, щелкнул замок, и они в маленькой светлой комнате. Руки Кольки уже под платьем, губы целуют ее губы. Хорошо то как Господи, как в раю! Минут через пять Колюня отпустил ее, сел на кресло и сказал:"Раздевайся, Манечка, хочу увидеть тебя голенькую, ведь никогда в жизни не видел!".

– Коля, мне стыдно, я же замужем!

–А ты попробуй задрать подол, и почувствуешь, что это совсем не стыдно, а сладко. Начинай.

– Коленька, только ты меня сильно не рассматривай

– А зачем тогда раздеваться? Я тебя еще и потрогаю маленько, пока ты платье тянуть будешь. И живот твой беременный потрогаю, и то, что в трусиках.

У Машки перехватило дыхание, она сдернула с себя платье и увидела, как Колька в белой рубашке, и отглаженных брюках освобождает ее от лифчика, а потом встав на колени, освобождает от трусиков в цветочек.

– Коля, нельзя так, ты одетый, а я вон перед тобой, вся навыворот!

– Машка, ну скажи, что тебе это нравится. Тем более, я все твои прелести всегда трогал, но никогда не видел. Вот и рассмотрю какая ты красавица.

– Я тоже никогда твоих прелестей не видела!

– Так в чем проблема? Смотри!-, и Колька приспустил брюки , расправив ремень. Машка потеряла дар речи! Она уже три месяца была замужем и не разу не видела, чем муж ее тыкает!

– А можно потрогать?

– Попозже, Манечка, сначала я тебя потрогаю, а потом уж ты, а то мы собьёмся с намеченного курса. Ложись, девочка моя, и я рядом с тобой.

Как же он ее гладил, как же он ее трогал, она забыла обо всем на свете, и ей было не стыдно открываться перед посторонним мужчиной. А потом он разрешил ей потрогать то, что ей хотелось. Она взяла его в руки и стала рассматривать. Как же интересно, когда мужчина хочет того же, чего и ты.

– Ну насмотрелась? Ложись на спинку, ножки в стороны, ты же теперь знаешь как.

– Коля, а со мной ничего не будет? У меня внутри все гудит!

– Сейчас ты меня обнимешь, поцелуешь, и поймешь случилось с тобой что-нибудь или нет.

Марийка обвила Кольку руками, впилась в его губы, и почувствовала, что вовнутрь к ней заходит что-то нежное, и достает там внутри, все дальние уголки. Маша отпустила Колькины губы, руки потеряли силу и упали на постель. Раз, два , три, потихоньку стучался Колька внутри, как будто разгоняя ее кровь. Четвертого толчка она не услышала, ей показалось, что ее взорвали и она нечаянно описалась. Она столкнула с себя Кольку и залезла под одеяло. Было стыдно.

Через минуту она поняла, что никто не описался, только пик ее возбуждения вдруг стрельнул жаром и наслаждением, а она вместо радости испугалась. Она выглянула из-под одеяла, Колька ждал ее:"А теперь ляг на спинку, и пусти меня доделать свои дела. У тебя то, я понимаю все дела завершены". Машка мигом скинула одеяло и подставилась Николаю. Через три минуты все были счастливы.

– Еще будем?– спросил осторожно Колька.

– А у нас время есть?

– А тебе во сколько домой надо?

– Часам к пяти

–Ну тогда я думаю времени хватит раз на пять. Как считаешь, пять раз нормально?

– А мы точно успеем?

– Ну мы же на часы будем смотреть. Сейчас я чаю с бутербродами сгоношу и начнем.

Ели они раздетые, он прищипывал ее соски, и пытался посадить ее так, чтобы видна была ее пещерка. А она гладила его пальчиком по крайней плоти, и понимала, как здорово было бы быть Колькиной женой. Каждый день можно было летать в небеса. Но она уже замужем. И больше она себе не позволит того, что позволила сегодня. Но сегодня она съест все пять раз, даже если опоздает домой.

И все у них было именно пять раз, и кричала Машка как настоящая от того, что с ней делал Колька. Выворачивалась от наслаждения наизнанку, плакала, признавалась Кольке в любви. А Колька чувствовал себя героем и не догонял, почему замужняя девочка признается ему в любви, плачет у него на груди и целует его руки. Ни разу она не вспомнила о муже, не назвала его имя, не рассказала, что он с ней делает.

А когда пять раз закончились, Машка помылась в тазике, убрала волосы на голове и сказала:"Коля, спасибо тебе за все, но я больше не приду. И пожалуйста забудь все, что здесь было. Да, я не подумавши вышла замуж, но ничего уже не изменишь, мне рожать скоро.". Колька попытался проводить ее до остановки, но она его остановила, и пошла домой просто пешком, пять остановок.

Домой вернулась совсем не та Маша, которая ушла утром. На следующий день она отказала мужу, сославшись на головную боль. Дальше в ход пошли давление, токсикоз, слабость, гормональные сбои. В общем, домашний секс был ограничен до двух раз в месяц. Далид смирился, и шагал вверх по карьерной лестнице. Через полгода она родила мальчика Юру, и на какое-то время Далид опять был допущен к телу до тех пор, пока Маша не поняла, что беременна. И снова ограничила интимные встречи, уже до одного раза в месяц.

Родилась девочка, Наташа. Маша стала образцовой хозяйкой и матерью, но с мужем перестала спать вообще. Ждала, что поумнеет и придет с вопросами. Не поумнел, не пришел. Дослужился до полковника. Стал попивать. На стороне никого не искал, Маша тоже. И все вроде хорошо. Образцовая семья, дети, внуки и уже правнуки. Почти шестьдесят лет вместе. Но по ночам снится Колька с нежными руками и горячими губами и манит ее в ту комнатку на втором этаже, и в ту помятую постель.

Темная лестница

Милка бежала со всех ног к однокласснику, потому что сегодня положила к нему в портфель пенал и забыла. А на вечер у нее планов громадье, ещё и экзамены выпускные впереди. А тут вот забыла напрочь у Юрки пенал, хотя хотела достать на физкультуре. А Юрка жил в частном секторе, и бежать пришлось по темноте. Боялась, что кто-нибудь пристанет, неслась, как стрела. По-быстрому туда, по-быстрому назад. Ну можно ещё пару раз с этим Юркой поцеловаться, потому что они уже давно пара. Только Юрка тюфяк или трус, не понятно. Людке всегда хочется, чтобы он прижал ее к себе, где-нибудь потрогал. А он даже в танце ее боится прижимать. Кто из них юноша? Надо как-то его подтолкнуть к действиям.

Людмилка заскочила во двор. Слава богу здесь горела лампочка. Но на лестнице, крутой и высокой ни зги было не видно. Жил Юрка в каком-то старинном купеческом доме, поэтому и лестница такая была. Милка задохлась и остановилась. И вдруг почувствовала на талии чьи-то руки. Большие, горячие. И не страшные. Она даже не испугалась, просто стало интересно. Поэтому ждала, а что же дальше. Руки стали обследовать ее тело, нежно, осторожно и ласково. Вот так бы Юрка ее потрогал! А может это и есть Юрка? Не может быть. Надо было идти. Но очень нравилось, как ее гладят эти руки. Может повернуться и посмотреть кто это? Ерунда. Она своих рук в этой темноте не видит.

Руки поползли вниз от талии, по бедрам, под подол. Какие же классные руки! Но тут она почувствовала руку между ног. Нет, нельзя! В три прыжка Людка победила расстояние до Юркиной двери, распахнула ее и оглянулась. На лестнице никого не было. По мерещилось что ли? Это все из-за Юркиной нерешительности. Уже всякая фигня мерещится. Взял бы обнял, да поискал ее на кровати! А то губы свои развесит и целует по полчаса! Неужели ему не хочется ничего большего? Она зашла к Юрке в комнату, и шлёпнулась на стул, думая о том, что такое случилось в коридоре на лестнице. Ее правда кто-то трогал, или просто списать это на переутомление?

– Пенал давай мне. Дома не одной ручки нет. В школе то, что не напомнил про него?

– Чай с пряниками будешь? У меня сейчас только чайник скрипел. Пошли попьем?

– А мать где? Опять нас шуганет уроки делать

– Ушла к сеструхе на собрание. Только что. Отец в гараже под машиной, даже если придет, то сразу уйдет в баню мыться

– Ну пошли тогда, если нет никого. Хотя я вообще то тороплюсь

– Мила, куда торопиться то? Уроки делать? Иди я тебя поцелую, соскучился.

Юрка обнял Милку сзади и поцеловал в шею. Конечно, можно было назвать Юрку нерешительным, но целовался он классно. Людка замирала, когда он целовал ее шею, плечи, щеки, губы. Ну взял бы набрался смелости и расстегнул бы верхние пуговицы платья! Но Юрка сегодня набрался смелости на другое. Он прихватил рукой ее грудь и стал понемногу мять, как будто ожидая разрешения. Милка не шевелилась. Она ведь этого ждала. Надо хоть как-то разнообразить их поцелуи. И вот свершилось. Осмелел. В шею целует, а титечки трогает уже двумя руками. Чего это с ним случилось? Вот одна рука расстегнула пуговицы на платье, и проникла туда. Ой как правильно все делает, аж сердце замирает

– Юрка, ты бессовестный, куда полез то? Там запретная зона.

– Мил, ну сколько можно целоваться по углам? Я тебя даже раздетой не разу не видел

– А зачем тебе это? Я твоя одноклассница, а не жена

– Ты мне очень нравишься, Люда. Ведь я если не поступлю никуда, в армию уйду, и что тогда?

– Ничего, Юра. Жизнь на армии не заканчивается. Ты меня чай звал пить, пошли

Но Юрка не хотел ее отпускать, развернул лицом к себе и стал целовать в губы. А Людка обняла его за шею и замлела. А он ее сегодня не только целовал, но и гладил. И зачарованная Люда очнулась только тогда, когда поняла, что с нее стянули трусики и она давно уже лежит на Юркиной кровати. Она попробовала оттолкнуть его, но не смогла. Он придавил ее сверху всем телом. Но он то был одет, а она в чем мать родила! Но как он целовал ее грудь! А как смотрел на нее! У Людки только от взгляда сердце замирало.

– Ты чего творишь то, бесстыжий? Воспользовался моей беспомощностью!

– Люда, не кричи, тебе же нравится, я вижу. А без твоего разрешения я ничего делать не буду. Дай тебя рассмотреть, а? Красивая ты, как солнце. Ну не стесняйся ты меня, я же не чужой.

– Только смотреть будешь? Честное слово? А если родители придут?

– Честное слово ничего плохого не сделаю. Если хочешь, я разденусь

Внизу хлопнула дверь. Людка никогда так быстро не одевалась, попутно выговаривая Юрке все, что о нем думала. И выскочила на кухню. Где там тот чай. Юрка тоже пришел. Чаю налил, выставил на стол мед, варенье, пряники

– Ты же не обиделась, Мила? Я честно не хотел тебя обидеть!

– Юра, ты вообще понимаешь, что если бы кто-то зашёл, меня бы ославили на всю школу!

– Люд ,ну у тебя же родаки днём на работе? Пойдем завтра к тебе, а?

– Зачем мы пойдем ко мне? Меня голую рассматривать? Умнее ничего не придумал? Пенал давай, я пошла.

Юрка принес пенал и в коридоре опять поцеловал ее в губы и теперь уже трогал ее грудь через платье без стеснения. Людка сквозь ресницы смотрела на его руки. А внутри все кипело. Она представляла, что нет платья, и Юрка тоже без одежды. И под его ладонью ее коричневый сосок. Да ей этого хотелось. А ведь Юрка красавчик. Высокий, широкоплечий, волосы темные, кудрявые. Он ей тоже нравится. Но что сделает мама, если узнает, что она Юрке позволила. Да она даже не знала, что можно позволить! У мамы же об этом не спросишь! А одноклассницы сами ещё ни разу нецелованные ходят. Все, домой надо идти, от греха подальше, и подумать о завтрашнем дне.

Она вышла из квартиры, заранее убедившись, что лестница пуста, и пошагала вниз. Юрка проводил ее взглядом до середины лестницы и закрыл дверь. И не прошло и мгновения, как она оказалась опять в горячих руках. От объятий с Юркой, все внутри кипело, хотелось чего-то большего, и Людка решила постоять. А вдруг понравится? С Юркой же нравилось только сейчас? И если честно сказать, она бы и больше позволила. Но вдруг родители придут? Да и не знала она что можно позволить, а что нельзя. Поэтому замерла, прислушиваясь к тому, что происходит и ушами, и телом. А тело, ее тело очень ловко гладили чьи-то чужие руки. Очень сладко замирало сердце от этих прикосновений.

Дыхание того, кто гладил было еле слышно. Но он спустился на одну ступеньку с ней, повернул ее к себе, и расстегнул платье до пояса. Что же он творил то с ней, что же творил то? Как же это было непривычно, но как горело тельце, вот и губы сама подставила. О, Господи, кто это? Ведь не зги же не видно, кроме белого воротника рубашки. Значит это не Юрка, Юрка в футболке. Кто это? Вот рука между ног, а она эти ноги расставила! Потому что ей нравится, как поглаживают ее бедра с внутренней стороны. Ой, плавки отодвинули в сторону! Бежать надо! Но нет. Все так хорошо, что и думать о побеге неохота. И уже не важно, кто это рядом с ней, хочется продолжения.

Звякнула щеколда у ворот. Шаги по двору. Сюда? Ужас. Что делать? Сильные руки поправили на ней одежду, развернули лицом к выходу, а сзади открылась дверь в квартиру Юрки. Люда обернулась и увидела широкую спину в белой рубашке. Это что? Бред? И она пошла вниз, каждой клеточкой тела ощущая горячие руки. Дверь открылась

– Ой, здравствуй Люда. Придержи дверь, я флягу выкачу. А то моих мужиков не дозовешься.

Люда, как в тумане помогла Юркиной матери вытащить флягу, потом шла с ней до колонки о чем-то разговаривая, потом висела на рычаге, пока лилась вода, а потом шла домой. Какие уроки? Какие экзамены? Никаких дум в голове. Только воспоминания ощущений. Но стоило лечь, сразу пришел сон.

А что ей снилось то! Что снилось! Это же стыдоба какая! Мужик без лица, в белой рубашке, раздевал ее, ставил под свет прожектора в Юркином дворе и трогал все ее прелести. И так ее повернет, и так, и ноги ей раздвинет, и там между ног рассматривает все. Как будто качество проверяет, подходят Милкины формы и прелести для мужской ласки или нет. Даже во сне она понимала, что ее распирает какое-то бешеное незнакомое чувство, острое и сладкое. И она уже даже с удовольствием показывала мужику все, что у нее было. На, посмотри, ни у кого такого нет! А бесстыжий мужик все это и руками трогал, и языком, она даже во сне чувствовала его прикосновения, и она сама ему навязывалась, ещё, ещё, мне надо!

А под конец сна, когда мужик вроде все осмотрел, посадил ее на чурку, на которой рубят дрова, заставил руки завести вверх за голову, и раздвинуть ноги, калитка вдруг открылась и во двор вошёл Юрка. Красивый, страстный, глаза горят. И сразу к Людке. А она сидит посреди двора все напоказ, и пошевелиться не может. А мужик этот говорит Юрке:"Хорошую девочку ты выбрал, правильную. И красивая, и умная, и сладко тебе с ней будет. А Юрка прорвался к ней встал перед ней на колени и глаз не может отвести от того, что между ног! А потом пальчиком губки раздвинул и все. На этом сон для Людки закончился. Потому что накрыла ее такая сладкая и теплая волна, с такой силой, с таким жаром, что она проснулась и сразу поняла, что вот это то самое, что бывает, когда ты с мужчиной. Она вытянулась, прожила ощущения до конца, и заснула, как в раю.

Утро было новым во всех отношениях. Потому что ночью случилось волшебство. Люда вспоминала ночные ощущения снова и снова, и сон вспоминала и вспоминала, потому что с воспоминаниями приходило лёгкое возбуждение, и оно ей нравилось. Ещё не выходя из дому она знала, что сегодня они с Юркой пойдут к ней. И она разденется перед ним, и постарается пережить это возбуждение не во сне, а наяву. А как бы было здорово, если бы наяву пережить те ощущения, что она пережила во сне! Это что-то такое, что совершенно невозможно описать. Но как же это здорово! Как, как это пережить с Юркой, и желательно сегодня?