Неподвластно разуму

Глава 1

– Все в порядке?

– Я жива, здорова, если ты об этом, – обобщила Маша, – но сумасшедшие деньки, скажу я тебе. Сама-то ты как? Пришла в себя?

– Вряд ли мое состояние можно так описать, но мне всё же немного лучше. Так где ты пропадала? Твой телефон был недоступен.

– Я была… занята… попыткой выяснить подробности у единственного доступного свидетеля с применением негуманных методов допроса.

– Чего? Мне начинать волноваться?

– Ну не то чтобы… но ты точно меня по голове не погладишь.

– Рассказывай уже, не тяни резину.

– Я переспала с Разумовым, – выпалила Маша.

– Ты что сделала? – Вика чуть не выронила телефон.

– Ну, вот как бы я… втёрлась к нему в доверие, очень и очень близко, чтобы выведать информацию о нашем общем знакомом с большими проблемами, чтобы помочь нам в них разобраться.

– Ты прекратишь объясняться этими замудрёнными фразами?

Маша громко вздохнула в трубку.

– Он отвез меня домой, я пригласила его на чай… А оно как закрутилось. Ну, я и подумала, что надо это использовать с выгодой для нас.

– Как это может быть выгодно для нас? – изумилась Вика.

– Ну ладно, ладно. По большей части это я снимала стресс. Ну и он тоже активно участвовал.

«Пепел на твоих губах»

***

– Может… – Маша запнулась, потому что Разумов совершенно на неё не отреагировал, продолжая смотреть перед собой, и сжимать руками руль. Но машина так и не тронулась с места. – Может я всё же такси вызову?

– Нет, – вдруг очнулся он, – сказал, отвезу, значит, отвезу, – с этими словами он завёл двигатель, но положив ладонь на ручку переключения передач, вновь застыл и посмотрел мимо Маши на освещённый подъезд, из которого вышел несколько минут назад.

– Если тебе нужно остаться с ним, но ты хочешь быть джентльменом, то просто вызови мне такси сам, – ей становилось неуютно от терзаний Алексея, но кто бы себя ни терзал на его месте. Драка и случившийся у Андрея приступ выбил из колеи абсолютно всех.

Хотелось верить, что Вика придёт в себя самостоятельно, а то и так уже начинала мучить совесть, но остаться с ней Маша сегодня не могла. Почему же Разумов не остался с Ветровым, ей не было понятно.

– Нет, я… – Лёша потёр подбородок нервным жестом, странным образом потеряв всю свою напускную мужественность и непробиваемость, которыми он сверкал ранее. – Я дал ему успокоительных, толку от того, что я буду сидеть  и смотреть, как он спит.

– Уверен? – это была её последняя попытка.

– Мне надо развеяться, прокачусь с тобой до твоего дома и обратно. Хоть…

– Успокоишься? – довершила за него Маша.

– Типа того.

На его лицо снова наползла маска сдержанности и безразличия, которую он, наконец, смог поднять, как защитное пуленепробиваемое стекло. Сдвинув брови, Разумов взялся за руль, и они тронулись в путь.

Маша сидела и покусывала губу в задумчивости. Проблем с Андреем становилось всё больше, Вика и так за него переживала и теперь она не могла скрыть от глаз Маши, что он ей очень нравится. Да и Андрей смотрел на её подругу откровенно влюблёнными глазами, чтобы не произошло у этой парочки раньше, теперь оно определённо повторится, их тянуло друг другу как магнитом.

Но просто так оставить инцидент без внимания Маша не могла, внутри неё кипело желание помочь и Вике, и Андрею. Она не просто так дала обещание попытаться разобраться с ситуацией. Если у Ветрова действительно приступы ПТСР, он может быть опасен не только для себя, но и для окружающих.

В машине было темно и тихо, никто из них не подумал о том, чтобы включить  музыку, даже рука не тянулась к панели управления. А вот к тому, чтобы положить ладонь на напряжённые пальцы Лёши у Маши рука очень даже тянулась. Наверное, это её гипертрофированная эмпатия и желание всем помогать обострилась на фоне происшествия.

Украдкой она поглядывала на его разбитые в драке костяшки пальцев, потом осторожно переводила взгляд на профиль Разумова, смотрящего прямо перед собой на дорогу, и видела наливающийся на скуле синяк. Несмотря на то, что он отлично дрался, удары он всё же пропускал, отвлекаясь на друга.

Маша потёрла ладонями свои колени, принимая непростое и возможно слишком поспешное решение. Но по-другому она не могла. Вика нуждалась в её помощи и защите, а для неё она сделает что угодно.

К пафосной высотке, в которой располагалась её квартира, они подъехали уже ближе к трём часам ночи. Несмотря на отсутствие пробок на московских улицах в столь поздний час, Разумов не гнал, будто боялся потерять контроль.

Маша засобиралась, доставая рюкзачок с заднего сидения. Алексей наблюдал за ней, словно тоже о чём-то раздумывая. Маша надеялась, что думает он о нужном ей предложении. Но он промолчал, когда она открыла дверь и собралась вылезать, потому пришлось взять всё в свои руки.

– У тебя очень усталый вид, – начала она издалека, – пойдём со мной, я напою тебя кофе, чтобы ты не уснул на обратной дороге.

Разумов застыл на мгновение и просвечивая её насквозь взглядом холодных голубых глаз. Сейчас они напоминали подводную часть айсберга в солёных водах Северного Ледовитого океана.

Уголок его губ едва заметно дрогнул.

– Ладно, – согласился он, вынимая ключ из замка зажигания.

Маша натянуто улыбнулась и захлопнула дверь, тут же выдохнув, как только отошла от машины. Он заставлял её порой жутко нервничать, но где её не пропадала. И не в таких передрягах бывала.

Дождавшись его на тротуаре, Маша чуть слишком фамильярно взяла его под руку и к ее удивлению, суровый «Дракула» согнул ее в локте, подставляя, даже не моргнув лишний раз, будто так и надо было.

– Знаешь, меня в такой поздний час иногда нервирует этот дом. Он очень холодный и пустой, особенно вход с подземной стоянки. Мне всё кажется, что там прячутся грабители и вот-вот выскочат на меня, – начала она нести банальную чушь, надеясь выглядеть в глазах Алексея барышней, которая нуждается в помощи.

Не будет же она ему рассказывать, что ходит с шокером и газовым баллончиком и это грабителям скорей не поздоровится, чем ей.

– У вас тут камеры с трёх направлений и стоянка вся просвечивается, – ловко отбрил он её, – нечего бояться. Ты водишь?

Маша проскользнула в подъезд, когда он галантно открыл и придержал массивную стеклянную дверь.

– Почему ты спрашиваешь?

– Про стоянку думают только те, кто ей активно пользуется. Вряд ли тебя туда такси привозит.

Проницательно, подумала про себя Маша. Что ж, продолжим знакомство.

– Да, у меня «Мазда» стоит внизу, моя любимая рабочая лошадка. Колесим с ней по самым дальним уголкам любимой столицы и её окрестностей.

– Не страшно? Одной? – вдруг спросил он, когда они вошли в просторный обшитый зеркалами лифт, – ты же, насколько я помню, сама на себя работаешь? Риелтор, да?

– Да, – Маша легко улыбнулась, значит, он всё же слушал, что она рассказывала о себе после соревнований.

Разумов отвёл взгляд, уставившись на блестящее покрытие стен. Само безразличие.

На этаже она прошла по длинному коридору, зашитому белым мрамором, краем глаза пытаясь уловить его реакцию, потому что её жильё очень контрастировало с местом, где жили Вика, Андрей, да и он сам. Это был не замкадный район Новой Москвы, это был почти центр и крайне дорогой ЖК. Все мужчины, как только узнавали о её заработках, теряли интерес к ней как к человеку и находили к её деньгами или вообще убегали, сверкая пятками, чтобы не травмировать своё самолюбие.

Разумову же было будто бы всё равно, либо он был просто непревзойдённым актёром, потому что он даже не разглядывал ничего вокруг. Не страшно, и не таких она выводила из себя и не приводила за ручку обратно.

Когда Маша отперла дверь и включила свет, Алексей замер в прихожей и огляделся, сквозь маску всё же пробилось лёгкое удивление. Мария Велецкая знала себе цену, и её квартира была обставлена по последнему слову моды в современной стиле одним из её любимых прикормленных дизайнеров. Ну как прикормленным… с этим она спала пару раз спорта ради, за что он нарисовал ей шикарный проект. А потом ещё и носился с авторским надзором на всех этапах ремонта.

– Проходи, можешь не разуваться, – она сразу кинула рюкзак на длинную банкетку у стены, а кроссовки просто отбросила в сторону, отправившись с ходу к кухне, – ты какой кофе предпочитаешь?

– Я… – потерялся в дверях Разумов, смущённо стаскивая с ног свою обувь. Жалко было пачкать дорогой пол? – Может, есть чай? Для кофе поздно.

– Чай? Конечно, есть, – Маша оглянулась, опустила взгляд на его ноги, – тогда и носки можешь снять, у меня пол из натурального паркета, очень приятный тактильно. Тебе понравится.

Сдерживая улыбку, она прошла вглубь кухни, где на длинной мраморной столешнице стоял сверкающий прозрачный чайник с множеством кнопок, включила его нагреваться до 90 градусов для чая.

– Чёрный, зелёный? – продолжила она допрос, когда её гость вошёл на кухню, – присаживайся за стойку.

Она указала ему рукой на высокие стулья у кухонной стойки, в которую перетекала, поворачивая, столешница. Мельком глянула на его босые ступни, когда он прошёл мимо неё. У него были красивые ноги с ровными пальцами и ухоженными ногтями. Странным образом ей это понравилось, как и смотреть на его сильные руки, покрытые проступающими венками и тёмными волосками, а бицепсы и плечи, натягивающие ткань футболки поло…

Так… стоп. Она не собирается любоваться им, ей просто нужно его кое о чём расспросить. Устроить небольшой допрос с пристрастием по поводу его слегка «неуравновешенного» друга, который на пляже почти в одиночку уложил  полдюжины человек и пару из них чуть не убил.

Так что… к делу.

– Чёрный, – сказал Разумов, сел за стойку лицом к Маше и сложил руки перед собой, сплетя пальцы в защитном жесте.

Маша обратила внимание, что он старается смотреть исключительно на её лицо. Она мысленно улыбнулась и составила в голове план вопросов, чтобы приближаться к предмету разговора издалека и не спугнуть чересчур закрытого «клиента». Она залила горячей водой горсть чайных листьев и вновь обернулась к Алексею. Он продолжал её изучать, будто просвечивал взглядом насквозь рентгеновскими лучами. В желтоватом тёплом свете кухонной подсветки его глаза приобрели новый глубокий оттенок, но всё ещё продолжали напоминать подводную часть айсберга.

От этого взгляда мурашки сползали по позвоночнику вниз. Он не так просто, как кажется, этот странный вредный следователь. За этой синевой глаз прячется что-то намного большее, чем опыт жизни скучного работника органов возрастом около тридцати лет. Но стена возведена на совесть, лишь ситуация с Андреем пошатнула её прочность и неприступность.

Разлив чай по чашкам, Маша поставила их на стойку и села напротив.

– Осторожно, горячий, – предупредила она и приподняла свою чашку двумя руками, чтобы слегка подуть на парящую поверхность. А сама продолжила смотреть на Разумова уже чуть более открыт, – давно это с ним?

Внезапно для него спросила она, чем заслужила тяжёлый взгляд и несколько секунд раздумий. Но то, что скрывалось за той ледяной стеной, было слишком тяжело тащить одному, потому он всё же ответил.

– Давно, больше года уже.

– Травма? – Маша знала, что он поймёт, о чём она. О психологической в первую очередь, вызывающей такие приступы. Разумов знал об Андрее так много, что возможно и сам Ветров столько не знал. Гиперопека была не на пустом месте.

– Да, – кивнул Лёша и опустил глаза к чаю, – и серьёзная. Но… – он медленно вдохнул и отвёл глаза, – не хотел бы об этом говорить сейчас.

В подтверждении своих слов он поднял чашку и принялся пить даже раскалённый напиток. Маша видела, как рушится его защита, и он изо всех сил старается держать её, как треснувший щит перед собой.

На несколько минут они погрузились в молчание, попивая горячий чай. Напиток бодрил не хуже кофе, но когда Лёша ставил чашку на блюдце, Маша заметила лёгкую дрожь в крепких пальцах.

Возможно, она пожалеет об этом. Мария встала и подлила им обоим из чайничка потемневший, ещё сильней заварившийся чай. Затем открыла крайний шкафчик и достала оттуда небольшую бутылочку, напоминающую перевёрнутое сердце. Чайный цвет её содержимого мягко просветился насквозь, когда она поставила её на стол рядом с собой, Разумов не смог скрыть удивления от вида семилетнего коньяка «Курвуазье» ХО Империал. А когда Маша открыла пробку и подлила понемногу в обе чашки, вообще расширил удивлённо глаза.

– В чай? Он же стоит… – тут он запнулся, понимая, что цену озвучивать не стоит. Да и свой достаток этим удивлением показывать тоже. Ох уж эти мужские комплексы.

– Он стоит того, – тихо проговорила Маша, почти опуская голос на шёпот, – я не смогу сегодня уснуть без этого. Да и тебе… – она неосознанно осмотрела его напряжённые плечи и скованные пальцы, – надо расслабиться. Я немного.

Не дав ему возразить, она припала губами к своей чашке и закрыла глаза от удовольствия. Вкус коньяка растворился в горячем терпком чае, подмешивая к нему лёгкие нотки шоколада, ванили и корицы. По телу сразу потекло приятное тепло, заставляя выдохнуть от наслаждения.

Сегодня слишком много всего случилось.

Когда Маша открыла глаза, её взгляду предстал приятнейший вид. Разумов тоже пил чай с коньяком, закрыв глаза и чуть приподняв брови. Ему определённо понравился богатый бархатистый вкус, но вряд ли он пробовал раньше такое необычное сочетание. На её памяти большинство людей считали это натуральным извращением. Ей было плевать на их мнение.

– Вкусно, – Лёша оставил пустую чашку и мягко вздохнул, бросив короткий взгляд на бутылку с красивыми изогнутыми гранями  рядом. Его взгляд выдавал его мысли, а ещё больше его язык, который коротко прошёлся по его губам и оставил их влажно блестеть. От этого зрелища уже захотелось облизнуться самой Маше.

У него красивые губы. А от горячего чая они налились цветом… Маша задышала чаще и встала из-за стойки. Вернулась через мгновение с двумя коньячными бокалами на короткой ножке.

– Ты же не торопишься? – спросила Маша, наливая коньяк в снифтеры и не отрывая глаз от лица Разумова.

Тот следил за тем, как жидкость цвета старого золота закрывает круглое донышко и в его глазах отразилась заметная знающему глазу нужда и жажда…

А Маша не могла не смотреть на его губы, которые он вновь облизнул, качая отрицательно головой. Он никуда больше не торопится. Как и она.

– Как давно я его не пил, – несколько неожиданно сказал Разумов и вдохнул аромат коньяка, когда поднёс бокал к лицу, – грушей отдаёт.

– А на вкус, – Маша тоже вдохнула, потом немного пригубила, – как крем-брюле…

Коньяк растекался по языку, зажигая вкусовые рецепторы и заставляя сердце биться быстрей. Или это уже не коньяк. Голова немного зашумела, а на неё уставились два сверкающих куска арктического льда над растопленным янтарём, когда Разумов, не отрывая от неё взгляда, пригубил свою порцию напитка.

Маша отставила опустевший бокал в сторону, так и не заметив, как она так быстро проглотила его содержимое. Мало налила, наверное… Лёша тянул руку, чтобы снова расплескать по донышку жидкое золото. В глазах его была жажда… но уже совсем другая.

– Расскажи мне о себе, – Мария протянула руку и мягко уложила пальцы на тыльную сторону его ладони, повела по мягкой коже в сторону запястья, глядя, как расширяются зрачки мужчины перед ней.

– Это долго и… неинтересно, – Разумов не разрывая взглядов, подтянул ближе бокал и обнял его пальцами снизу, как обнимают не стекло, а… женскую грудь, проводя большим пальцем по соску.

– Мне интересно всё, – почти прошептала она в ответ и они синхронно подняли бокалы, будто им нужен был повод сделать вид, что они не смотрят друга на друга откровенно и плотоядно, словно голодные.

Маша сделала несколько мелких глотков и опустила бокал, ожидая, когда Разумов закроет глаза, запрокинет голову и залпом выпьет напиток. Кощунство… такой коньяк надо смаковать на языке, чувствуя его бархатный, как загорелая кожа любимого, вкус.

Лёд начал таять… его взгляд потемнел, когда он вновь смотрел на Машу.

– Вкусно? – спросила она, не в силах оторвать взгляд от его глаз под тёмными ресницами.

А он смотрел на её губы.

– Не знаю, – тихо и словно отрешённо ответил Лёша, – хочу попробовать.

И когда он чуть привстал, протягивая руку к её щеке, Маша не выдержала и потянулась двумя руками, обняла его лицо ладонями и попробовала «Курвуазье» с его губ.

Намного… намного вкусней, чем крем-брюле…

Глава 2

Разумов чуть наклонил голову, вдруг плотно притягивая Машу к себе за основание шеи, а губы накрыл своими мягкими и терпкими как выдержанный коньяк. Она же беззастенчиво лизнула его, углубляя поцелуй и приподнимаясь на пальчиках босых ног, чтобы дотягиваться через стойку. Его вдруг захотелось пить так же, как обжигающий напиток, смакуя на языке и растягивая удовольствие.

Откуда вдруг взялось это удовольствие?

От жажды, которая уже долгие месяцы так сильно требовала своего утоления, от «сухости во рту» без сладких поцелуев мужских губ, без влажного, горячего дыхания с нотками корицы и груши? Или это конкретно он, Разумов, злобный саркастичный Дракула, внезапно превратившийся в тающий горький шоколад на языке, так на неё действует?

Она не собиралась его целовать… всего лишь немного напоить и разговорить, заставить расслабиться и опустить щиты, чтобы добраться до искомой информации, попутно слегка сняв с него груз необъяснимого пока чувства вины и ответственности. Но его губы, их пьянящий вкус, их настойчивость, с которой он жаждал попробовать её саму на вкус… они подкупали и заставляли думать совсем о других целях этого вечера.

Маша мягко застонала в его рот, и пальцы сами собой скользнули на коротко стриженный затылок, она потянулась ещё ближе через такой непреодолимый и мешающий стол. Что-то громко звякнуло в тишине, наполненной только их участившимся дыханием, и они оба вздрогнули, разрывая внезапный, но такой одуряющий поцелуй.

Она отстранилась, рефлекторно касаясь своих губ кончиками пальцев, будто теперь на них горел ожог. Алексей выглядел ошеломлённым и даже несколько растерянным, будто тоже не планировал этого, но так же внезапно потерял контроль. Он тяжело дышал всё ещё приоткрытым ртом и, будто с силой оторвав взгляд от её глаз, медленно перевёл его на стол внизу.

Маша тоже посмотрела на свой коньячный бокал, завалившийся набок и откатившийся к фигурной бутылке. Округлая форма не дала остаткам её напитка вылиться на стол, янтарным озерцом он всё ещё лежал в его боку и почти светился. Они оба смотрели на него почти секунду, прежде чем Разумов взял снифтер в руку, качнул коньяк внутри и поднёс к своему лицу. Маша коротко выдохнула, ощущая, как жар разливается внизу живота от зрелища, представшего перед ней. Лёша, не отрывая от неё взгляда тёмно-голубых глаз, медленно провёл кончиком мягкого языка по прозрачной стенке бокала, пока не достиг краешка и не обхватил его губами. Так же медленно прикрыл глаза, запрокидывая голову и отправляя жидкий янтарь по языку в свой рот.

Примерно полсекунды Маша раздумывала, не трахнуть ли его прямо здесь на столе, срывая одежду с этого горячего спортивного тела, на вторую половину этой же секунды она уже тащила его за собой в спальню, где огромная и безумно одинокая кровать размером кинг-сайз так давно казалась необъятной и бескрайней пустыней.

Футболку поло она потащила наверх по загорелому телу, уже пятясь спиной назад к кровати, хотелось гладить и царапать ноготками этот каменный поджарый пресс с ярко очерченными мышцами и тёмной дразнящей дорожкой волос, уходящей под ремень на джинсах. Хотелось кусать эти покрасневшие и горячие от солнца плечи, показавшиеся из-под ткани, закинуть на них ноги и любоваться контрастом её светлой и его чуть обожжённой кожи.

Избавившись от футболки, Разумов притянул её к себе и обнял, прижимая к своему телу, впился пальцами в изгиб поясницы, а затем и в упругие округлости ягодиц, сжимая их, чуть приподнимая. А сам целовал в открытые в откровенном приглашении губы, засасывал Машин рот, толкался в него языком, чтобы почувствовать её вкус изнутри.

У неё кружилась голова от затмевающего разум желания, её руки уже сами собой скользили по его спине, оставляя там дорожки лёгких поверхностных царапин и разбегающиеся орды мурашек. Лёша содрогнулся в её руках, коротким стоном в губы озвучивая, что ему это нравится. Очень нравится.

Чуть отодвинувшись и почти не помня себя, Маша спешно расстегнула его ремень и пуговицу на джинсах, которые упорно и коварно скрывали от неё главный приз. Тот, о котором она втайне даже от себя самой думала с самого купания на реке, украдкой разглядывая очертания под чёрной тканью намокшего в воде белья. Да, у него на плечах были дети, вокруг друзья и их жёны, а она любовалась его членом, крупным бугром дразнящим её под прилипшими боксерами.

Сейчас этих боксеров на нём не было, лишь горячая плоть, мягкая кожа низа живота по которой скользнули её пальцы, забравшись внутрь, затем короткий ёжик волос и он… объект её вожделения, едва помещающийся в руке. Разумов перестал целовать её шею и замер, будто тоже на короткие мгновения пытался прийти в себя и остановиться, пока не поздно. Её рука у него на члене перестала двигаться и сжала его крепче.

Поздно… теперь всё происходящее больше не подвластно разуму.

– Снимай… – прошептала хрипло Маша, отстранившись от него и глядя в потемневшие от желания глаза.

Его грудь приподнялась несколько раз от тяжёлого дыхания, и он тоже окончательно принял решение, руки скользнули к джинсам и резким движением опустили их вниз, являя его, наконец, во всей красе. В эрегированном виде эта краса даже превзошла её ожидания, и Маша, с трудом дождавшись, когда он выпутает свои ноги из штанин, толкнула его на кровать спиной вперёд.

Разумов знал, как он действует на женщин или видел это в голодных глазах Маши, на что ей с каждым ударом сердца всё больше было плевать, потому отполз на середину постели и, чуть раздвинув ноги, провёл рукой по стволу вверх и вниз, призывно и нагло хвастаясь своим достоинством.

Да, это действовало безотказно, потому что одежда Маши слетала с неё быстрей, чем она успевала о ней подумать. Последними под его горячим взглядом с её тела сползли полупрозрачные уже мокрые трусики, упав на пол у изножья кровати. Маша встала на колени между его упирающимися в простыню красивыми ступнями и поползла к центру его тела, упираясь ладонями в его же бедра. Хотелось съесть это тело целиком, но она лишь широко и влажно лизнула его член от основания к головке, задержавшись на ней шершавой поверхностью языка.

– О-о-м, – Разумов невнятно простонал и откинулся на постель, – Маша, – добавил он, касаясь кончиками пальцев её волос.