За что я сражаюсь

Глава 1. Быть бесстрашным

Свобода есть самое важное

определяющее Общей Цивилизации.

Она и есть Общая Цивилизация.

из Конституции Общей Цивилизации.

Волчья пасть была совсем близко. Казалось, она готова разорвать любого на части. Сломать с громким треском хитиновую оболочку, растерзать жёсткие мышцы у самого основания крыльев и вгрызться в агонизирующее тело в поисках маленького сердца, что качает ярко-зелёную лимфу. И над этой пастью, выгравированной на новом боевом нагруднике для пустынных операций, было моё имя – Ганс Нейман, во что я до сих пор не мог поверить. Попадание в корпус «Звёздной сотни» казалось несбыточной мечтой. Прекрасной, достойной любого мальчишки Общей Цивилизации, но несбыточной, поэтому я просто стоял и смотрел на бронекостюм с моим именем как на мираж. Неужели я наконец-то достиг этого?

Сюрреалистичности происходящему добавлял красный аварийный свет, то затухающий, то вспыхивающий вновь. Чёрные бездонные глаза волка мерцали ему в такт, как бы приглядываясь ко мне и решая, достоин ли я носить его на себе и называться не просто одним из космодесантников, а одним из отряда «Фенрир»: символа бесстрашия всей Общей Цивилизации. Не опозорю ли я это звание? Буду ли сражаться до последнего патрона и вздоха? Меня пробила лёгкая дрожь, и я разозлился на себя: эти бессмысленные размышления о несоответствии и недостойности должны быть пресечены немедленно. Рассматривали тысячи, если не сотни тысяч кандидатур, но предложение поступило именно мне, уймись уже, Ганс!

Чтобы успокоиться, я несколько раз пересёк небольшую комнату вдоль и поперёк: мимо шкафов с обмундированием до большого стола, оттуда пятнадцать шагов до двери в душевую, обратно к информационной стойке и снова к шкафам. Раньше я всегда представлял себе, что корабли боевых отрядов большие, по крайней мере снаружи так и казалось, но когда я оказался внутри, немного разочаровался: узкие коридоры, плачевное состояние оборудования и постоянные проблемы с электричеством. За полчаса, что я провёл в комнате подготовки, аварийный свет здесь включался трижды. Я покопался в щитке, но так и не понял, на каком участке была пробоина.

Дверь сзади меня открылась с характерным шипением и единичным, едва слышимым визгом. Видимо, за ремнями передачи перестали следить. Я обернулся, ожидая увидеть капитана Вульфа, но в комнату подготовки зашёл другой человек. Точнее, он застыл в проёме и, смотря прямо на меня, шумно втянул воздух ноздрями. Глаза его сощурились и будто старались пробурить в моём лбу дырку. Он со всей дури шарахнул кулаком по стене: туда, где как раз был щиток. Аварийный свет моргнул в последний раз и погас. Через пару секунд что-то затрещало, завыло, и лампы – сначала одна, потом вторая, третья – стали загораться с тихим назойливым жужжанием. Я наконец опомнился.

– По приказу высшего военного… – Моя рука взметнулась вверх, совершая формальное воинское приветствие, но меня сразу же оборвали.

– Передо мной можно без этого всего. – Он прошёл мимо меня, с громким звуком отодвинул стул и уселся, не обращая на меня больше никакого внимания.

А ведь если бы не он, то и меня бы здесь не было. Именно ему, разведчику отряда «Фенрир» по прозвищу Лис, я обязан своей жизнью. За десять лет он почти не изменился, разве что тёмные коротко стриженные волосы поседели на висках. Но его взгляд – острый, оценивающий, абсолютно безжалостный – остался всё тот же.

Минуту или две мы провели в неловком молчании, хотя, похоже, таковым оно было лишь для меня: Лис спокойно сидел, уронив голову на руку, и, похоже, вообще задремал. Я же в нерешительности не мог понять, могу ли я сесть рядом или это будет неподобающе. Всё же сидеть в присутствии старших по званию позволено только с разрешения, но мы с Лисом были в одной горизонтали. Чисто формально. На самом деле я был где-то на уровне его ботинок. Нет, даже грязи на его ботинках. Я отвёл взгляд и растерянно стал в который раз осматривать комнату подготовки. Взгляд скользнул по моему бронекостюму – новому, блестящему, даже через стекло чуть пахнущему краской. Он стоял в одном ряду с тремя исцарапанными и потёртыми, но от этого ставшими более ценными комплектами. Я почему-то подумал, что ведь каждый из них, этих бронекостюмов, когда-то был таким же новым, как и мой.

– Так, получается, ты его сломал? – раздалось из коридора. – Придётся писать рапорт теперь…

– Ничего я его не ломал! Просто он развалился пополам вследствие технических несовершенств конструкции, – обстоятельно ответил другой голос.

– Текила, чтоб тобой жук проблевался, мы не можем в который раз писать про технические несовершенства! Руководство мне в глотку такой рапорт засунет!

В комнату вошли трое. Одного я узнал сразу. Это был капитан Вульф, первый и единственный командир отряда «Фенрир», а рядом с ним было двое космодесантников: один высокий, метра под два, с ёршиком светлых волос, второй был… абсолютно неприметным, низким, с чёрными волосами, завязанными в хвост. Скорее всего, это были Ким и Текила. Все они прошли мимо, даже не обратив внимания на меня, и Вульф бодро начал планёрку.

– В девять утра по Гринвичу прибываем на орбиту Леи, Текила, закажи побольше точечного огня, нам не с руки там всё палить…

– Извините, капитан. – Один из космодесантников чуть приподнял локоть от стола, как школьник, задающий вопрос. И тон у него был соответствующий: озадаченный. – А это кто? – Он кивнул в мою сторону. Вместе с ним туда же посмотрели капитан и второй, высокий.

– Где? – Вульф наконец-то заметил меня. – О! Это же наш новенький! Почему мне не доложили? – Он метнул красноречивый взгляд в Лиса, но тот только зевнул.

Я чувствовал, что щёки мои загораются от какого-то непонятного стыда за собственное нахождение здесь, а живот начинает крутить. Но автоматика, заложенная годами тренировок, плевала на моё психоэмоциональное нестабильное состояние.

– По приказу высшего военного руководства Общей Цивилизации, – второй раз начал я, вытянувшись в струну: пятки вместе, носки врозь, плечо параллельно полу, а ладонь раскрыта в сторону командира. Голос даже не дрогнул. – Космодесантник Ганс Нейман на службу прибыл!

Повисла тишина, разбавляемая далёким звуком запускаемого двигателя. Он постепенно нарастал, с гулом и урчанием. Трубы отвода пороховых газов прокашлялись засором несколько раз и задули обжигающей смесью отходов и пламени. Стены задрожали. Отчётливо запахло горелой шерстью.

– Всем внимание! – Прохрипел динамик. – «Защитник Режима» готов к запуску. Убедитесь, что вы находитесь на местах, предназначенных для взлёта корабля…

Искусственный голос равнодушно сообщил, что необходимо пристегнуться для безопасности и корабль совершит запуск через пять, четыре… Я всё так же стоял, ожидая команды «Вольно» или любой другой, но капитан молчал. Рука начинала затекать, но о ней я не думал в тот момент. Я думал, как бы мне сгруппироваться, чтобы при взлёте повредить себе минимальное количество костей, пока меня будет болтать по помещению, как… Как холостой патрон в кармане.

За пару оставшихся секунд я решал, во что вцепиться лучше: в длинную ручку на дверце шкафа или в трубу для охлаждения. Выбор был сложный.

– Один! – Гаркнул искусственный голос.

И ничего не произошло. Вульф засмеялся, блондин заржал, стуча кулаком по столу, даже Лис хмыкнул, подняв уголки губ. При этом его щека смялась по линии длинного шрама от виска до подбородка, будто оно отражалось в разбитом зеркале. Только тот неприметный как-то сочувственно улыбнулся мне и пожал плечами.

– Смотри-ка ты, даже не шевельнулся! – Капитан подошёл ко мне и хлопнул по спине, боль иглами вцепилась в мышцы руки и сжала зубы. – Вольно, космодесантник. Я вообще-то предполагал, что ты только на следующей неделе сможешь до нас добраться. – Он махнул мне, приглашая присоединиться к планёрке. На ватных ногах я медленно последовал за ним. – Так вот, продолжим…

Вульф вывел на большой экран карту сектора Дельта: часть планет была окрашена в зелёный – цвет Общей Цивилизации и свободы, часть – была ярко-красной. И этих вторых, красных, было куда больше.

– Лея. – Капитан приблизил одну небольшую планету, она кишмя кишела жёлто-оранжевыми пятнами на красном фоне. – Раз, два и три, – он обвёл скопление белых точек, – Это гнёзда инсектоидов. По данным разведки, после радиоактивных вспышек почти все взрослые особи на поверхности планеты погибли. Сейчас, пока на планете только молодняк, можно безопасно подобраться к гнёздам и ликвидировать их путём подрыва к чертям собачьим.

– А не проще орбитальными пушками шарахнуть?

– Тебе только бы пушкой шарахнуть, Текила, – устало вздохнул, теперь это уже было очевидно, Ким. Он помассировал виски и искоса посмотрел на меня. – Новоприбывший космодесантник Нейман, почему мы не можем позволить Текиле шарахнуть по Лее?

Он это мне? В голове пронеслись десятки часов лекций, но там не было ничего полезного, тогда я копнул глубже в памяти.

– Из-за хрупкости песчаника?

– Ты меня спрашиваешь, Нейман? – Ким склонил голову. Нет, он не был неприметным, как мне показалось сначала. Он был, скорее, выжидающим.

– Из-за хрупкости песчаника, сэр! Удар орбитальной пушки или любой другой заряд мощностью более пяти тысяч килограмм оппен-эквивалента разрушит породы в пыль. – И откуда это в моей голове? Но хорошо, что оно там есть, иначе опозорился в первый же день.

– Видишь, Текила, даже новенький знает, – прервал Вульф паузу. – Возьмёте старый добрый динамит с биологической загрузкой в виде новейших инсектицидов и решите вопрос. Если ни у кого больше нет идиотских предложений, то расход. В пути мы будем часов пятнадцать. Выспитесь хорошенько. – Задвигались стулья, Текила начал что-то втолковывать Лису, но капитан оборвал его. – Текила! Выспаться, я сказал, никаких этих, ясно?

Текила сделал очень удивлённое лицо на грани с обиженным и, подталкивая Лиса, побыстрее вышел из комнаты. Вульф, вздохнув, отправился следом, крикнув, чтобы и его подождали. Всё вокруг снова вернулось к тому состоянию, что и полчаса назад. Только, пожалуй, стулья стояли теперь кривовато. Я пытался уложить в голове всё, что только что произошло, но у меня это получалось плохо. Стоило бы, наверное, отправиться исполнять приказ «Выспаться», но мне так и не выделили место, так что мне снова некуда было себя девать. Наверное, стоит пойти к капитану и как-то всё разрешить… Эта неопределённость и хаотичность после чёткого и не терпящего никаких вопросов кадетского корпуса напрягали.

– Идём, покажу тебе твою каюту, новенький. – Я вздрогнул. Даже не заметил, что Ким всё это время сидел в паре метров от меня. Он плавно поднялся и уже собирался идти, как обернулся и увидел во мне что-то, что заставило его остановиться. – Послушай, я понимаю, как это тяжело может быть. Я и сам был на твоём месте пару лет назад. Даже эта тупая шутка со взлётом была. Текила где-то раздобыл эту запись и теперь включает её, когда надо и не надо. Первое, что ты должен понять: всё, что ты думал про «Фенрир» – чушь. Второе – вообще всё, что ты думал до этого про космодесант – чушь. Пока не выучишь эти два простых постулата, тебе придётся нелегко. А теперь идём, выспаться и правда стоит.

Ким шёл впереди меня, больше со мной не заговаривая, да и я и не пытался завязать диалог. Всё происходящее, начиная от моего попадания на корабль в последнюю минуту и «Ожидайте, капитан сейчас подойдёт», сказанное приятной девушкой-секретарём космопорта, до этого узкого коридора с висящей на одном проводе лампой и пробитой до изоматериала стеной, вымотало меня.

Спальня была не больше пары-тройки квадратных метров, зато отдельная. И собственный шкаф со столом и стулом. Даже компьютер был. Ким объяснил, как пользоваться внутренней связью, но предупредил, что ей лучше не пользоваться, если не хочу получить удар током.

– Сейчас никто не смотрит за состоянием корабля. Мы, конечно, по мере возможностей, что-то делаем. – Я вспомнил, как Лис шандарахнул по щитку. – Но мы больше по уничтожению спецы, чем по созиданию. Я, кстати, в конце коридора живу. Если что случится – стучи.

Через пару минут я остался наедине сам с собой. Путь был выматывающим, и первый восторг от получения приказа быстро сменился на сбивчивое дыхание, когда я перебегал с одного корабля на другой, лишь бы успеть на стыковку. Кто-то кричал «Где наш гейт?», кто-то не мог найти свой багаж, стюарды одних пассажирских рейсов ругались с другими, двигатели запускались с рёвом, перекликающийся с плачем детей, у которых закладывало уши уже на подходе к трапам. Я внезапно понял, как мне хочется скинуть ботинки, завалиться на пыльный не заправленный матрас и проспать хотя бы с десяток часов.

Но я не мог себе позволить такие вольности. За криво заправленную кровать в кадетском корпусе можно было получить два наряда вне очереди, так я глубоко вдохнул застоявшийся воздух, потянулся, разминая онемевшие отчего-то мышцы, и принялся за работу.

Удивительно, сколько может быть грязи в такой маленькой комнате. В итоге я лёг на кровать только через пару часов, но только, как мне показалось, я коснулся щекой подушки, провалившись в благословенный сон, как завыли сирены. Накидывая куртку на ходу, я выскочил в коридор, залитый ярким светом и бьющим по перепонкам звуком, и бросился к экрану на противоположной стене с мигающим красным значком предупреждения. Мы входили в атмосферу Леи.

Я смахнул уведомление и начал проверять состояние корабля: температура за минуту поднялась почти до сотни по Фаренгейту и продолжала расти, но система охлаждения не активировалась. Пришлось запускать вручную, обходя машинную блокировку. В этот момент я даже обрадовался, что железо здесь настолько древнее, что можно легко влезть во внутреннюю прошивку. Наконец, кул-пар зашипел, вырываясь из труб плотным белым туманом, и осел на разгорячённом металле. Красный индикатор опасности сменился на жёлтый, потом на зелёный, а потом и вовсе исчез с экрана.

Сна уже не было ни в одном глазу. Я утёр пот и прислонился лбом к теперь уже приятно холодной обшивке, провёл сухим языком по таким же губам. Может, это действительно какая-то шутка надо мной? Один большой розыгрыш? Это и правда «Защитник Режима», выполнивший сотни, если не тысячи боевых вылетов, с бесстрашным отрядом «Фенрир» на борту?

– У тебя проблемы с головой или ты просто так стоишь, уткнувшись в стену? – Я дёрнулся. Вкрадчивый голос Кима опять застал меня врасплох. – Больным не место в десанте.

– Нет, сэр, никак не болен. – Развернувшись, я столкнулся с ним лицом к лицу и сразу же отпрянул. Зачем подходить так близко?

– Система опять барахлит? – Он заглянул через моё плечо на экран.

– Да, то есть уже нет, сэр. Я обнаружил ошибку в интерфейсе и исправил её. – Я сделал бы пару шагов назад, но меня подпирала стена, так что пришлось ретироваться в сторону.

Ким потыкал в экран управления, похмыкал и посмотрел на меня, прищурив свои и так узкие глаза.

– Как ты это сделал?

– Изучал инженерию, с…

– Хватит уже говорить «сэр» и вытягиваться в струну! – Оборвал он. – Сказал же, забудь ты про эти нормы. Оставь эту чушь для официальных приёмов и начальства. Здесь совершенно другие правила. Идём, – Ким махнул рукой, чтобы я пошёл за ним. – Помогу тебе с бронёй. В первый раз бывает сложно.

Но с костюмом мне повезло: окрашенный в охру кевлар сел как влитой. Ким только помог отрегулировать перчатки и защёлкнуть маскировочный плащ на наплечниках. УФ-фильтр на шлеме был до такой степени прозрачным, что я забыл, что надел шлем. Закрепляя на бедре аптечку, я поймал своё отражение на прозрачной панели. Выпрямился. Глаза волка неотступно наблюдали за мной, он ещё явно сомневался.

– Эх, помню своё первое задание! – гаркнул Вульф, ободряюще хлопнув меня по плечу, что у меня подкосились ноги. Да почему они все подкрадываются сзади? – Нас отправили на похожую задрипанную планетку, типа этой. Я был так взволнован, аж срать не мог три дня. Хотя выкурил пачек пять сигарет, не меньше.

Только-только найденный островок спокойствия снова смывало штормом хаоса.

– И как вы справились с волнением? – осторожно спросил я, боясь, что за отсутствие «сэра» в конце мне могло прилететь.

– Никак. Мы высадились. А потом меня вырубило. Очнулся уже, когда мы улетали на штаб-станцию. Оказалось, меня придавило тушей огромной космической осы в первую же минуту, – он хохотнул. – Зато потом я знатно сходил посрать, – он хохотнул ещё раз и, сплюнув на пол, отправился к монитору главного компьютера. На верхней панели появилось уведомление о входящем письме, но он его сразу смахнул.

Почти сразу появились Текила с Лисом. Оба хмурые и помятые.

– ВСЕМ ОТРЯДАМ. ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ НА БЛИЖАЙШИЙ К ВАМ МОНИТОР ДЛЯ ПРОСМОТРА СООБЩЕНИЯ ИЗ ШТАБ-ПЛАНЕТЫ, – прозвучал механический голос из громкоговорителя, и тут же зажёгся один из плоских мониторов. Наверное, одно из немногих действительно новых оборудований на корабле. Джон Смит, самый известный во всей вселенной ведущий, улыбался фирменной широкой улыбкой. – Жители Земли, Колонисты и все, кто является частью Общей Цивилизации, рад сообщить вам, что сегодня днём, пятнадцатого мая, в три часа по Гринвичу, сектора Известной вселенной Каппа и Гамма были полностью освобождены путём краткого выброса физической энергии в тридцать тысяч мегатонн оппен-эквивалента. Всем кораблям рекомендовано дать залп в честь этого знаменательного события в полночь по Гринвичу. Кроме того, рад сообщить, что начинается новый набор в отряд… – Лис выключил монитор вручную, и Джон Смит сплющился в узкую горизонтальную полоску и пропал, так и недоговорив сообщение.

– Спасибо, Лис, давайте лучше ещё раз всё обсудим, у нас… – Вульф проверил время на старых, аналоговых часах. – Тридцать минут до высадки на Туреге.

– На Лее, – поправил я его и тут же осёкся.

– Да хоть на мамаше твоей, – просипел Лис. – Какая разница, где мозги насекомым вышибать.

Текила засмеялся, но сразу же охнул, схватившись за голову.

– Ладно, как там тебя, Гензель? – Текила ударил кулаком по моему нагруднику. – Не парься. Лис только скалится, он соскучился по вонючей крови инсектоидов, вот и злится.

– Всё обсудили? – В голосе Вульфа послышалась та сталь, которую, я уже боялся, он растерял за десять лет. – Значит, к делу…

Приземлиться, пройти безопасным путём, взорвать гнёзда. Я уже бывал на подобных миссиях, где были один, ну два десятка инсектоидов, чьи яйца каким-то образом занесло на жилую планету. Последовательность действий не отличалась, разница лишь была в количества врагов. И повышенном шансе погибнуть. Или прославиться, тут с какой стороны посмотреть.

Вульф углубился в изучение отчётов, дав команду к последним приготовлениям. Текила уже без шуточек выдал мне комплект оружия и стал резервировать боеприпасы на ближайшей огневой станции, Ким, завязывая на плече красную ленту, проверял работу наушников и раций. Лис подошёл ко мне, всучил взрывчатку и быстро, пока никто не видел, притянул меня к себе за нагрудник.

– Послушай сюда. Мне побоку, чему вас там учили в кадетском корпусе. Ты делаешь то, что говорим тебе мы, это ясно?

Кивок.

– Вульф, конечно, тебе благоволит, вы ж с ним оба германцы. Но там, в сотне километров от корабля, будем только мы. Мы вчетвером против орды этих тварей. Любой шаг в сторону будет расценён мной как предательство. Ясно?

Снова кивок. Угол рта его дёрнулся, обнажив желтоватые зубы, он цыкнул и отвернулся от меня, зашагав к шкафам с бронёй. Я выдохнул.

Четыре капсулы выстрелили из космолёта. Мои ступни пылали от слишком горячего металла, а желудок поднялся почти до горла, желая выпрыгнуть. В голове зашумело. Запахло палёным пластиком и рвотой. Чёрт. Обещал же себе сдержаться.

Раздался отсчёт: «Десять, девять…» Я вцепился в ручки и приподнял ноги, чтобы не переломать их при приземлении капсулы. «Один». Дверца вылетела с хлопком, и я вывалился из капсулы на песок. Приподняв шлем, я отсоединил шланг и сплюнул жёлтую кислую желчь со слюной.

– С блевотным крещением, новенький! – Меня рывком поставили на ноги. Судя по красной повязке, это был Ким.

– Идём на север. – Перед глазами возникла полупрозрачная карта с мигающей точкой и направлением. – По температурным данным именно там находится гнездо инсектоидов. Закладываем там старую добрую взрывчатку и сваливаем.

Первым шёл Лис. Затем я, потом Ким, и замыкал Текила. Вульф координировал с корабля. Лис оправдывал своё прозвище, практически всегда точно зная, где находится враг. Он умело обводил нас мимо больших скоплений шершней и арахнидов. За пару часов мы не выстрелили и двух десятков раз. И большую часть выстрелов сделал Ким, у него как будто в глаз был встроен автоприцел.

Усталость медленно овладевала мной. Настоящая пустыня на чужой планете, где сила тяжести совершенно другая, не могла сравниться с учебными модуляциями и виртуальной реальностью. Остальные же как будто только начинали разгоняться. Летящий в лицо песок, забивающийся во все щели костюма и теперь натирающий в локтях и под коленями, вовсе не мешал им. А здешняя звезда, шпарящая на все сто пятьдесят по Фаренгейту, не нагревала им костюм так, что он обжигал.

Навигатор начал сбоить из-за жары, и мы остановились, чтобы свериться с картой. Пока Лис с Кимом обсуждали возможные пути, я решил, что это лучшее время докопаться до Текилы.

– Слушай, раз уж это моё первое задание, можно мне во что-нибудь выстрелить? А то у меня ноль попаданий за пару часов.

– Лис, дадим Гензелю хоть раз попасть на его первом задании? – усмехнувшись, спросил Текила в наушник.

– Можно, – откликнулся Лис.

Мы с Текилой поднялись на бархан, и я приблизил участок, на который он мне указал. Тепловизор здесь не помог бы, так что пришлось всматриваться самому. Небольшое тёмное пятно шевелилось в углублении в песке. Вокруг были чёткие концентрические круги. – Это личинка лиона?

– Она, тварь такая. Прицелься хорошенько. Эти сидят смирно, пока к ним еда в рот не свалится. Так что у тебя есть время.

Личинка действительно не двигалась. Я прищурился и лёг на песок. Почувствовал, как кевлар буквально пылает. Проверил, что гранатомёт заряжен взрывчатой боеголовкой. Прицелился в огромную раскрытую пасть личинки, начиненную тысячью зубов. И на выдохе выстрелил.

Снаряд прочертил дугу, оставив след в горячем воздухе, и попал ровно в цель. Прошла секунда ожидания – и раздался хлопок. Ошмётки личинки прилетели мне прямо в лицо, склизко упав рядом. Раздался механический хохот. Меня похлопали по плечу и помогли подняться.

– Ты не так уж и безнадёжен, новенький. Ладно, идём дальше. Наша цель в километре отсюда. Задание на раз плюнуть! Успех, считай, у нас в кармане.

Текила спустился по бархану, будто по волне, сделал шаг, другой и провалился под землю. Песок начал вздыматься, обнажая бежевую спину с множеством волосков. Текила свалился на песок и скатился под брюхо арахнида. Он поднимался, расправляя тонкие членики всех восьми конечностей и мотая головой. Хищник искал того, кто посмел потревожить его. Он был невероятно огромным, я даже представить себе не мог, что арахниды могут быть такими гигантскими.

– Мать твою, Текила, беги, – заорал Лис, поднимая свою пушку и выпуская несколько снарядов, но они лишь чиркнули по толстому хитиновому покрову. Один случайный – или специальный – шаг арахнида, и Текила будет проткнут насквозь острым когтём.

Ким тоже заряжал. Сеть, которой он выстрелил, была слишком мала, но она отвлекла арахнида от бессмысленного перетапывания на месте. Множество красных глазков воззрились на потревожившего хозяина здешней пустыни Кима. Жвала угрожающе щелкнули.

Текила тем временем выполз из-под брюха и расставлял вокруг мины. На одну из них арахнид наступил, и неожиданно мощным взрывом отбросило и Лиса, неудачно стоящего рядом, и Текилу. Лимфа брызнула ярко-зелёным потоком из двух культей, и тот стал заваливаться в сторону.

Я остался единственным, кого эта тварь пока не заметила.

– Гензель, мы тут разберёмся, – прошипел наушник голосом Лиса. – Беги к гнезду.

Но я не мог. Я остолбенело смотрел, как туша упала совсем рядом с Кимом, и челюсть клацнула, разрезая воздух рядом с товарищем. Подгребая оставшимеся лапками, как вёслами, по песку, арахнид двигался на Кима.

Лис уже вкалывал стимулятор Текиле. Они оба поднялись на ноги и начали отвлекающий манёвр, запалив дымовые шашки. Густая непроглядная тьма окружила арахнида и Кима, и мы все услышали треск. Это был треск брони космодесантника.

– Беги, я сказал, иначе сам тебя убью! – заорало в наушнике.

И я побежал.

Глава 2. Найти смысл

Все дети с момента зачатия являются

гражданами Общей Цивилизации

и обладают всеми правами и свободами.

После рождения они передаются в Дома воспитания.

Любые способы контрацепции запрещены.

Из закона о Семье.

Я не всегда хотел быть космодесантником. В детстве я вообще не задумывался об этом, да и никто не задумывался. Нас не спрашивали «А кем ты станешь, когда вырастешь?», а распределяли по группам согласно умственным и физическим данным. Ежегодно я подтверждал свою специализацию инженера с математическим уклоном, пока однажды, после психологического теста, меня не отправили в военный Дом воспитания с хорошими рекомендациями. Там уже меня обучали сражаться с самыми жуткими существами в космосе: от инсектоидов всех видов до таинственных призраков, обитающих на Гайстах. Но они ни в какое сравнение не шли с теми монстрами, которые приходили ко мне каждую ночь.

Однажды они проникли через высокий бетонный забор с сигнализацией, забрались по увитой сухим плющом стене и влезли в маленькую щель между окнами, которую заботливо оставила воспитательница, чтобы в спальне был свежий воздух. Кошмары скинули моё одеяло и сами укрыли меня вязко и липко; заползли в уши, нос и рот, срослись с кожей и поселились в голове. Это были не те страшные сны, что снятся любому ребёнку Общей Цивилизации: ни щелкающих жвал, ни разящих всё живое механоботов, ни заброшенных дальних планет или уничтожающих корабли метеоритных дождей. Нет.

Эти кошмары говорили: «Ганс, пора» – и я начинал задыхаться. К горлу подкатывал комок, и я кашлял и кашлял, пока воздуха не переставало хватать. Только тогда я избавлялся от чего-то инородного, поселившегося во мне. Оно чёрной склизкой массой шлёпалось на пол и растекалось, как блестящая лужа нью-нефти. Всё моё тело сводило судорогой, и я мог только наблюдать, как у этого существа вырастала сначала одна ложноножка, потом вторая, третья. Оно дотягивалось до ближайшей кровати со спящим мальчиком – во сне я не мог разглядеть его лицо – и пожирало его. Тихо, без единого звука. И эта тишина, абсолютная, мёртвая тишина, пугала больше всего. Будто если бы был крик – стало бы проще, он бы рассеял это безмолвие, и я бы проснулся. Но нет. Кошмары были бесконечными, как и поглощающее всё вокруг меня существо.

Помню, я протаскивал игровую консоль и не спал всю ночь напролёт, но кошмары всё равно получали своё. За тусклым светом экрана тени в углах комнаты сгущались сильнее и тёмной мрачной паутиной разрастались по стенам и потолку. Проникшие в реальный мир, они пугали ещё больше, и мне пришлось придумывать другие способы. Лет в семь, я целый месяц так сильно выкладывался на тренировках, что буквально падал на кровать без чувств. Утомлённый разум не помнил снов, но это не значило, что их не было. На утро я чувствовал себя выпотрошенным: и физически, и психически. Что бы я ни придумал – ничто не могло мне помочь.

Всё изменилось за день до моего десятого дня рождения.

– Дети, завтра мы отправимся в зоопарк! – радостно объявила мисс Мэри, наша воспитательница, предусмотрительно дождавшись, пока мы съедим порошковый омлет с кусочками сублимированного перца. И правильно сделала: её слова вызвали такую бурю эмоций, что всем стало не до еды. – Автобус заберёт нас в полдень, будьте готовы к одиннадцати, нет, к половине одиннадцатого! – Сложив ладони рупором, она попыталась перекричать несколько десятков мальчишек, но безуспешно. Её почему-то это очень рассмешило, и я помню, как она нагнулась ко мне и добавила, улыбаясь: – Ганс, проследи за этим, пожалуйста.

Рыжий мальчик, сидевший рядом, очень красноречиво подтолкнул меня локтём:

– Как там под юбкой? Нравится? – И захихикал, откусывая витаминное печенье огромными, как у кролика, зубами.

Я шикнул на него и пихнул ногой под столом, не переставая смотреть на мисс Мэри. Все почему-то считали, что я влюблен в нашу воспитательницу, постоянно подкалывали и выдумывали шуточки по этому поводу. За почти уже год я слышал их все, и даже уже не лез в драку.

День прошёл сумбурно. Все только и обсуждали поездку, даже во время пробежки мне пришлось плестись сзади, лишь бы не слушать бессмысленный трёп. Часть ребят выдохлась на втором километре, и нам всем потом пришлось отрабатывать ухудшение среднего времени забега отжиманиями. Но даже это как будто никого не расстроило. «Зоопарк» слышался отовсюду: когда шумела вода в душевой, стучали ложки по тарелкам, перелистывались страницы в час обязательного чтения. Как я не старался вчитаться в принципы системы охлаждения на боевых кораблях типа «Режим», сколько бы ни шикал на болтающих ребят, ни закрывал уши пальцами, было бесполезно. В мозг попадала исключительно болтовня про зоопарк. Только к отбою все успокоились, потому что наказание за шум после отбоя было сильнее, чем желание ещё раз обмусолить, кого же мы увидим.

Свет погас, и спальня резко стала тихой, только ветер завывал в вентиляционной трубе между стенами. Через окно второго этажа, где находилась наша спальня, было видно старый дуб. На самом деле я не знал, дуб ли это, но слово мне нравилось. Ветки еле слышно били по стеклу. Тук-тук. Тук-тук. Летом из-за дерева в моём углу почти не будет солнечного света, но я всегда представлял себя в засаде на какой-нибудь планете-джунглях. Но сейчас, в эту ночь, после всех разговоров про животных, тонкие узловатые ветки показались мне жуткими лапами с когтями, которые прощупывают слабое место в окне, чтобы ударить туда. Моё сердце забилось сильнее. В голове зашумело от волнения. Я быстро отвернулся от окна и уставился в темноту.

Узкая полоска света – ровная вертикальная – сломалась и уже потянулась по полу, как движением двери её схлопнули. Убили. Но в спальне сразу запахло цветочным ароматом – и это успокоило меня. Я не один. Сейчас она подойдёт и как обычно…

– Может, вы попросите их, чтобы вас оставили с нами? – Этот вопрос был задан уже не раз и не два, когда мисс Мэри приходила поправлять мне одеяло – из всех ребят всегда ко мне первому. – Останьтесь ещё на год, пожалуйста.

Она вздохнула и покачала головой. В свете фонарей её светлые волосы, убранные в толстую косу, казались белыми, а лицо – совершенно бледным им под стать. В голубом платье с кружевным отложным воротничком она была словно полупрозрачное привидение, призрак. Но я почему-то не боялся. Наверное, из-за мягкой улыбки и удивительной теплоты в глазах, которую я больше никогда не видел. Ни у единого человека во всем космосе. Известном и Неизвестном.

– Ганс, ты же знаешь, – тихо прошептала она.

– Знаю, – резко оборвал я. – Это дурацкое правило, что все меняются раз в год. Чтобы мы ни к кому не привыкали. – Я отвернулся к окну и заметил трещину в стекле. Может, её искала лапа-ветка?

– И чтобы мы тоже ни к кому не привыкали. – Мисс Мэри осторожно погладила меня по спине, но я дёрнулся, скидывая руку. – Обещаю, Ганс Нейман, тебя я никогда не забуду.

– А я вот вас забуду, – пробубнил я, но сразу же прикусил язык. Быстро повернулся, чтобы извиниться, но её уже не было. Слышала ли она меня?

Поворочавшись в кровати достаточно, чтобы застиранная до серости простынь скаталась в жгут, я впервые за день начал думать, что же будет в зоопарке. Точнее, кто же. На уроках мы читали в основном про инсектоидов или других тварей, так что я даже не сразу вспомнил какое-нибудь обычное животное. Мне в голову лезла только сказка про Волка и Красную Шапочку, которую рассказывала нам мисс Мэри. Может, там будут волки? Интересно, кто страшнее: волк или инсектоид. А если волк будет достаточно большим…

Уже утро. Я понял это по еле слышному пению птиц: их симуляцию включали как раз в пять утра. Обычно только звук, но летом, если хватало энергии, то и голограмму выводили. Простенькую, полупрозрачную, даже без случайной генерации движений, но мне нравилось. Настолько, что год назад я влез в код и кое-что добавил от себя. Я приоткрыл глаза: за окном, на ветке, ближе к стволу, сидел рыжий кот, следящий за птицами целыми днями – результат моей работы. Он хоть немного оживлял станцию J-03-06 и отличал её от тысячи таких же. Я привычно кивнул коту, а он прищурился и, что удивительно, подмигнул мне одним глазом в ответ. Какой-то глитч в картинке? Или это мне померещилось? Я последил за котом еще пару минут, но тот отвернулся и закрылся пушистым хвостом, как и следовало.

Знакомый перелив звуков. «Доброе утро, воспитанники. Время по Гринвичу – шесть утра. Помните, Общая Цивилизация заботится о вас каждый день и ждёт от вас самоотдачи такой же полной, как и наша свобода».

Я хотел взять свою одежду, висевшую стрелочка к стрелочке на стуле, но вместо неё я обнаружил коробку. Белую, с красной надписью «Форма нашего будущего» и портретом радостного мальчишки в этой самой форме. Только приоткрыв её, сразу ощутил сильный запах химической краски и дешёвого стирального порошка – лучший запах на всём свете. Внутри лежали аккуратно сложенные белая рубашка и тёмно-синие брюки с пиджаком – новая летняя форма. На вороте красовался серебряный циркуль – отличительный знак подготовительного класса инженеров. Этим стоило гордиться. Наверное.

В полдень, как и обещалось, к воротам прибыл автобус. Аккуратный, небольшой, небесно-голубого цвета, он выглядел инородно на нашей улице среди голых деревьев и проплешин грязных лужаек, с которых только недавно сошёл снег. Даже яркое солнце как-то неправильно подсвечивало его: блики были неестественными, будто это была плохая моделька из программы виртуальной реальности, а тень от автобуса падала чёрной дырой на асфальт, сжирая всю текстуру. Уже не глитч, а полноценный баг. Это было неправильным. Чувствовалось неправильным. Глубинный, иррациональный страх медленно выползал из самых тёмных уголков подсознания и овладевал моим телом. Нельзя было садиться в этот автобус. Я не знал почему. Но знал, что нельзя.

Тяжелая рука мистера Резника, физкультурника, втолкнула меня в салон. Я быстро перебрал ногами, чтобы не зацепиться за лестницу, и крепко схватился за поручень, но тут же был протащен дальше потоком ребят. Все хотели сесть, конечно, у окна, и теперь за каждое место шла настоящая бойня, пока без кулаков, но уже на повышенных тонах. Мне же нужно было срочно выйти на воздух.

Но мои нужды никого не волновали. Дверца автобуса с шипением компрессоров закрылась, отрезая нас от привычной реальности, и теперь мисс Мэри пыталась нас успокоить:

– Так, сели на место и без ругани. – Половина салона радостно завопила, усевшись поскорее, другая – начала протестовать. Воспитательница вздохнула. – На обратном пути просто поменяетесь местами: так каждый прокатится у окна, хорошо?

Это всех устроило, и все быстро расселись. Все, кроме меня.

– Нейман, тебе нужно особое приглашение? – Мистер Резник схватил меня за плечо и жёстко усадил на ближайшее кресло. – Давай-ка без закидонов сегодня. Как же я жду, когда избавлюсь от вашего класса, – пробурчал он, продвигаясь в конец автобуса.

– Ганс, пропустишь меня? – Сзади тихо захихикали, конечно же, меня посадили рядом с мисс Мэри. Я отодвинулся и дал ей пройти. – Ты знаешь, я очень люблю смотреть в окно, но если хочешь…

– Нет! – рявкнул я. – Я ничего от вас не хочу. И разговаривать с вами я тоже не хочу. И вообще… Лучше бы я вас больше никогда не видел!

Эта вспышка гнева была для меня такой внезапной, что я захлопнул свой рот, прикусив щеку до крови, и отвернулся, чтобы не продолжать. Всю дорогу я пялился на резиновую дорожку между рядами кресел, считал пылинки, прилипшие к ней, и повторял про себя все звёздные системы, начиная от Потерянной Солнечной и до сектора Мю. Это заставляло мозг работать вхолостую, забывать об эмоциях и успокаивало нервную систему.

Я не запомнил ни одного животного, что были в зоопарке, кроме странной подводной лошади, привезённой с какой-то далёкой планеты. Солнечный свет проникал через толщу бирюзовой воды, отражался от кафельных стен, бликовал через чужеземные прозрачные водоросли и падал на тёмный пол подземного помещения. Я сел на лавку напротив аквариума и наблюдал за причудливыми полупрозрачными картинами, сотканными из пробившихся через неизвестно сколько парсек фотонов. А за ними, спрятавшись за разлапистыми стеблями водорослей, мерно парило в толще воды существо. Морда и впрямь походила на лошадиную, только покрытая чешуей, вытянутая, со спускающимися почти до самого дна усами. Разноцветная вуаль головного плавника – её грива – скрывала глаза и спускалась по хребту, проходя по всему мощному телу и длинному серебристому хвосту. Чешуйки сверкали, создавая блестящий ореол вокруг лошади, но из-за водорослей, света и отражений она будто растворялась в воде. Только методичные пощелкивания передними клешнями разгоняли напускную эфемерность. Ими лошадь откусывала листья, после чего дожидалась, пока лист поднимется в толще воды, и хватала его ровными белыми зубами.

Звуки внешнего мира утихли, кто-то выкрутил их на самый минимум, словно я оказался в том аквариуме и слышал их через воду. Голоса людей, крики зверей, пролетающие самолёты и проносящиеся сверхзвуковые корабли – всё это стало неважно. Был только я, играющие по стенкам отражения света и эта странная подводная лошадь. Она закончила с водорослями в дальнем конце аквариума и стала подплывать ближе к стеклу, её плавник медленно перекинулся на другую сторону, и я смог увидеть её глаза. Чёрные, блестящие, масляные. Меня пробила лёгкая дрожь, но я встал со скамейки и осторожно подошёл к аквариуму, чтобы рассмотреть поближе. Лошадь не двигалась, только покачивалась в искусственном течении и смотрела прямо на меня. Водоросли ей были больше не интересны. Я встал на небольшую ступеньку и прислонился лбом к стеклу. Закрыл глаза. Прохладно. Спокойно. И ещё одно слово, которое откуда-то пришло мне в голову: умиротворяюще.

По стеклу прошла вибрация. Лёгкая, почти незаметная. Потом ещё одна, сильнее. Я нехотя отнял голову и увидел лошадь. Она была прямо напротив меня, в десяти сантиметрах и лениво била по аквариуму хвостом. Её глаза неотрывно смотрели на меня. Я сделал шаг назад: внутри появилось гадкое чувство, что меня сейчас стошнит. Я прикрыл рот рукой и собрался выбежать отсюда, но замер, не в силах сдвинуться.

Лошадь изгибалась всем телом, её были крупная судорога, пробегающая от хвоста до морды снова и снова. Будто её тоже тошнило. Она бессмысленно открывала пасть, сгибаясь в дугу и разгибаясь, но это не помогало. Наконец её скрутил сильный спазм, она свернулась в плотное кольцо и выкашляла что-то чёрное. Я подумал, что это кровь, но она не растворилась в воде. Это чёрное было чем-то другим. Оно плохо держало форму, расползаясь из-за движения воды, но не давало себе растечься, походя на кляксу или желе. Лошадь попыталась отплыть, но клякса резко выбросила ложноножку и схватила её за хвост, быстро распространяясь по серебристой чешуе. Ореол вокруг лошади гас на моих глазах, и через мгновение весь аквариум потускнел. Клякса – уже огромная – приклеилась к стеклу. У неё не было ни глаз, ни рта, но я знал: она смотрела на меня и хотела сожрать. Я рванул наружу.

На поверхности уже царил хаос. Громкоговорители тщетно пытались перекричать толпу, визжащую и обреченную. Люди орали от страха, отчаяния и бессилия. Прятались, убегали, остолбенело стояли посреди площади и ожидали смерти. Кто-то, наверное охранники, стрелял из укрытий и просил гражданских успокоиться и спрятаться. Я столкнулся с кем-то, меня развернуло и уронило на асфальт. Кто-то пробежал по пальцам и зацепился за меня, упав рядом. Я отполз к стене, прикрывая голову от тычков и случайных ударов, потом встал и осмотрелся. Сердце перестало биться. Мои кошмары ожили.

Чёрные кляксы выползали из животных и поглощали всё на своём пути, становясь всё больше и больше. Я видел, как птиц выворачивало наизнанку, перья летели по сторонам, и их трупы падали на землю уже чёрными убийцами, которые набрасывались на новую жертву. Они перекатывались с места на место и жрали, жрали, жрали. Одна из клякс ползла ко мне по краю бассейна, но завалилась набок и плюхнулась в него, растекаясь по дну. Она схватила одну цветную рыбку, другую. Ложноножка потянулась к третьей, длинной, которая спряталась в расщелине, но только дотронулась, как по всей её чёрной поверхности прошла рябь. Не обращая внимания на толпу, я подошёл к самому краю бассейна и заглянул в него: чёрная субстанция теряла свой цвет, становилась прозрачной, плотной, будто застывшее стекло. Мёртвой. А всё потому, что дотронулась до… «Электрические угри, планета Земля» значилось на табличке бассейна.

Мелькнуло голубое платье и длинная светлая коса. Мисс Мэри! Я побежал сквозь толпу, ныряя, просачиваясь и продираясь между людей. Что-то металлическое ударило меня по лбу, прочертило царапину через бровь и выдрало клок волос. Кровь начала заливать левый глаз, но я стёр её тыльной стороной ладони, боли как будто не существовало в этот момент. Перепрыгнув через чёрную распластавшуюся лужу и увернувшись от склизкого щупальца, которое со всего размаху шлёпнулось рядом, я влетел в детей.

– Ганс! Я думала… – Её слова потонули в шуршании платья, в которое я зарылся, вдыхая запах цветочных духов. Мисс Мэри осторожно дотронулась до моих плеч, сжала их, наверное, не зная, оттолкнуть меня или обнять. Но выбрала второе.

– Сюда! – Голос мистера Резника перекрикивал ор паникующей толпы. Он махал нам, стоя у небольшого одноэтажного здания в нескольких десятках метров. Огромная жёлтая молния на двери явно говорила, что туда лучше не лезть. Но у нас выбор был невелик.

– Идём, скорее! – Мисс Мэри схватила меня за руку и начала подгонять всех в сторону трансформаторной будки.

Внутри было тесно, но для десятка детей и двоих взрослых места хватало. Мистер Резник подпёр дверь оставленным кем-то инструментом, усадил нас в свободный угол и начал о чём-то перешептываться с мисс Мэри. Выражения их лиц были абсолютно спокойными для такой безумной ситуации, и я даже подумал, что, может, это только игра моего воображения, очередной сон, кошмар, сменивший обличье, чтобы сильнее пытать меня.

Кто-то заплакал.

– Сидим тихо, чтобы ни одного звука, ясно? – Мистер Резник достал из-под куртки пистолет. Простенький, даже стреляющий, скорее всего, неразрывными пулями. Но он был у учителя. У моего учителя по физкультуре!

В голове щелкнуло. Будто встало на своё место. У нас нет времени на слёзы, рыдания и прочую чепуху. Сейчас или мы, или они.

Мисс Мэри присела около нас, прямо на бетонный пол в своём голубом платье, и попыталась отвлечь нас от криков, которые проникали через щели в стенах.

– Давайте я расскажу вам историю о храбром мальчике… – Снаружи раздался грохот. Она нервно сглотнула и переглянулась с мистером Резником. – Так вот, однажды…

Нечеловеческий вопль. Но я уверен, издал его человек. Пожираемый существом, будто вышедшим из моих кошмаров. А что если… Что если это всё случилось из-за меня? Вдруг мой разум смог породить чудовище, которое вырвалось на свободу? Меня начало подташнивать.

Снова грохот. Со стороны крыши. Свет, проникающий узкими полосками, исчезал под тёмной пеленой кошмара, который решил сожрать всю трансформаторную будку. Нельзя было ждать, пока он проникнет внутрь. Мозг начинал разгоняться: импульсы ускорялись, формируя работающую идею.

– Есть у кого фонарь? – Я рывком открыл распределительные щиты и пытался понять, что и откуда, а главное, куда здесь идёт. Круг света дрожал и норовил убежать куда-то. – Держи ровнее!

Перекинуть напряжение, сделать скрутку проводов, переключить фазу… Время утекало слишком быстро. Со всех сторон уже поджимали ребята, столпившиеся почему-то вокруг меня.

– У тебя осталось секунд тридцать, не больше, – безразлично заметил кто-то. Я обернулся на голос, но рядом никого не было. – Если хочешь всех спасти, то решай скорее эту загадку. – Это в моей голове?

Я закусил губу. Задачка была сложнее, чем мне показалось: где-то стоял предохранитель, и ток вырубался из-за слишком высокого напряжения. Или мне хватит рабочего? А сколько вырабатывал угорь? А есть ли зависимость необходимой мощности и массы твари? А… Вопросы копились, и ни один из них не имел чёткого ответа, а даже если бы и имел, помог бы он мне найти чёртов предохранитель?!

«Пятнадцать секунд, Ганс».

Не знаю, как заставить его работать!

«Десять».

– Заткнись! Хватит считать! – Я ударил по щитку рукой со всей силы. Дверца хлопнула по стене и задребезжала.

– Считать? Я говорю, здесь, за проводами. Поищи здесь. – Нутро щитка обнажилось, и в глубине обнаружился предохранитель. Какой идиот туда его запрятал? Теперь только и нужно, что его отключить.

Раздался выстрел. Я не мог отвлекаться. На краю сознания возникла мысль, что кошмар уже внутри. Следующий выстрел был громче, следующий – еще громче.

– Пусть твои закидоны спасут их, Ганс, – отдал мне последнее наставление мистер Резник.

– Мы выиграем немного времени. – Мисс Мэри быстро встала на ноги и оправила юбку. – Я верю в тебя.

Следующие выстрелы были приглушёнными, всего два или три. Но я уже был готов: перенаправив весь ток трансформаторной будки в один единственный силовой кабель, я приготовился атаковать существо. Чёрная склизкая масса волной надвигалась на меня и уже напала бы, если бы не отвлекалась на долю мгновения. Я видел, как вершина волны буквально развернулась в другую от меня сторону и молниеносно выбросила ложноножку. Туда, где – я это уже понял, но не осознал – была мисс Мэри, уводящая хищника подальше от нас. В этот же момент я изо всех сил дёрнул кабель, вырывая его из щитка. С треском порвались пластиковые хомуты, с треском полетели обжигающие искры, с треском натянулся кабель. Я и сам уже затрещал, напрягая жилы. И даже сквозь этот оглушающий треск я услышал… нет, почувствовал сдавленный всхлип отчаяния там, где должен был быть радостный крик от выполненного долга.

Последний рывок – и я пронзил тело существо кабелем, как рыцарь пикой. Чернота пропадала: от места ранения и до ложноножек оно стеклянело, застывая жуткой смертельной волной в метре от меня.

Руки продолжали держать кабель, пальцы в судорогах сжимали его всё сильнее, а вот ноги подкосились, и я осел на пол. Я убил его. На самом деле убил. Взгляд бессмысленно скользил по замершим линиям тела твари, как по льду, пока не наткнулся на обрывок голубого платья, зажатого ложноножкой. В глазах защипало. Горло начало драть. Лёгкие сбились на прерывистое дыхание и пытались вобрать как можно больше воздуха, чтобы разразиться криком.

Но закричал не я.

– Ещё один ползёт!

Под дверью проползало второе чудовище, с которым я уже не справлюсь. Я расцепил пальцы, шатаясь, поднялся на ноги и сделал несколько шагов. Забрав кусок ткани, я сжал его в руке. Не знаю зачем. Мы всё равно обречены.

Дверь вынесло одним ударом. Шаровая молния влетела следом прямо в спину пробирающегося к нам кошмара, заковав его в стекло. Через выпуклое прозрачное тело я смотрел на искривленную площадь, по которой маршем шли люди, закованные в броню. Искры летели во все стороны, молнии разлетались, разряды били в каждого чёрного монстра, который там был. Белый и голубой стали цветами разящего удара в тот день. Дверной проём заслонила огромная фигура космодесантника. Наклонившись, он зашёл внутрь, держа наперевес потрескивающую тесла-пушку. Её роторы гудели, вырабатывая электричество для нового выстрела. Космодесантник пнул огромную застывшую волну, отчего по ней пошли трещины. Брови его немного приподнялись, когда он заметил воткнутый силовой кабель, и он хмыкнул. Из-за шрама, идущего через всё лицо, это было похоже на оскал.

– Кто это сделал? – Глаза его бегали по ребятам, от этого они все начали жаться в угол.

– Я. Ганс Нейман, класс инженеров, – спокойно сказал я. Будто урок отвечал.

– Не думал пойти в военные? – Не сказав ни слова больше, он вышел. Раздались новые выстрелы и рокот электрических разрядов. А я понял, что хочу стать космодесантником. Чтобы больше ни один кошмар не мог забрать у меня близких.

Глава 3. Несправедливость

Ведь что есть честь для солдата?

Честь для солдата —

умереть за свою Родину.

из речи Дж.Смита.

Сегодня чествовали лучших из лучших. Прищурившись здоровым глазом, я проследил за росчерками сверхзвуковых самолётов, оставляющих белые и зелёные полосы на пронзительно голубом небе. Они медленно растворялись в этой синеве, перемешиваясь с усиленным громкоговорителями голосом Лорд-Адмирала, записанным как раз для торжественных случаев. Только приспущенный прямоугольник флага Общей Цивилизации, казалось, становился всё явственнее с каждым новым хлопком полотна, всё более реальным и возвращал меня к мысли, что мы вовсе не на награждении.

По традиции мне, как самому молодому в отряде, полагалось возложить шлем Кима к стеле. Преемственность поколений и передача ярко пылающего факела борьбы за свободу. Отряд обычно тоже присутствовал на церемонии, но Вульф отправил меня одного. Сказал, что Лис с Текилой ещё не восстановились. Я и сам погано себя чувствовал: инсектициды, прикреплённые к взрывчатке, оказались куда более едкими, чем предполагалось. Горячие пары после взрыва разъели трубку воздуховода, и меня парализовало прямо у гнезда. Хорошо, что я почти сразу отключился и уже не чувствовал, как заживо горел. Левая рука, нога, часть лица. Глаз так и не удалось спасти. Спасибо Лису и Текиле, что нашли меня, прежде чем вызвать спасательную капсулу. Иначе пришлось бы кому-то из них нести уже два шлема сегодня.

Как легко я подумал об этом. Как легко принял свою возможную смерть на первом же задании. Ну уж нет. Хрен дождётесь. Просто наркоз от десятичасовой операции по наращиванию мышц и кожи не до конца выветрился. От этого и пессимизм.

Я огляделся. Ряды космодесантников, бесконечно тянущиеся в обе стороны. Солнечные блики на серебристых знаках отличия. Такие разные, но похожие своей каменностью и сжатыми челюстями. Мужские и женские. Молодые и старые. После трансляции речи Лорд-Адмирала начались выступления первых лиц с трибуны. Скучные и повторяющие сами себя в самом худшем изложении речи прервал незнакомый мне молодой советник, которого даже не представили. Его слова, такие искренние, такие честные и правдивые, тронули меня, хотя я слышал подобные им десятки раз.

– Самоотверженность. Сила. Свобода. Каждый из павших воплощает в себе эти три слова, и мы не должны об этом забывать. Подвиг космодесантника не ограничивается борьбой в самых отдалённых участках космоса, он заключается ещё и в направлении стремлений граждан Общей Цивилизации: от молодых воспитанников до самого умудрённого генерала армии.

Да. Ким стал бы отличным генералом. Я представил его в парадной форме, в фуражке с оскалившимся волком, вышитым звёздами. На кителе, конечно, множество наград. Он стоит спокойно, чуть расслабленно, но в чёрных глазах полная сосредоточенность и готовность в любой момент вылететь на задание, хоть он уже давно и не рядовой космодесантник.

– И у нас нет времени скорбеть. Никто из нас не обретёт спокойствия, пока мы не отомстим за смерть каждого, кого вспоминаем сегодня!

Орбитальный корабль, настолько огромный, что его было видно с земли, произвёл выстрел, начинающий минуту молчания. Разнёсшийся по всей Штаб-планете грохот отозвался во мне. Следующий вдох наполнил меня небывалым раньше ощущением счастья и гордости за свою Родину, и я широко улыбнулся. Кто-то выкрикнул: «Да! Уничтожим этих тварей!» Я неожиданно присоединился к нему, прохрипев: «Всех до единого!» Женщина рядом со мной одобрительно сжала моё плечо, а затем стукнула кулаком по шлему в своих руках. Я повторил за ней. Затем кто-то ещё и ещё. Сначала разрозненно, со всех сторон понемногу. Тихие, нерешительные звуки, крепнущие с каждой секундой. Распространяющиеся быстрее самых плодовитых инсектоидов. И вот уже на площади Первой победы бьётся единое сердце. Единое для сотен космодесантников, что собрались здесь. И бьётся оно с такой энергией, что любой двигатель механобота истратит свой ресурс раньше.

И я сделаю всё возможное, чтобы приблизить победу хотя бы на один день. Чтобы смерть Кима не была напрасной.

Прогремел второй выстрел, означающий окончание скорби и начало нового витка войны.

Я провёл рукой по обёрнутому в бело-зелёную ткань шлему. Даже под плотным материалом прощупывалась длинная глубокая царапина. Наверное, от когтя. Жвала обычно оставляли множество повреждений или просто ломали броню, если были достаточно мощными, а тут только одна царапина. Почему Ким не увернулся? Неужели просто не успел среагировать?

Если бы я остался там, я бы знал это. Но я убежал.

Грянул гимн, и я машинально запел его, заполнив всё сознание любовью к свободе и Общей Цивилизации, проникнувшись этим моментом, этой торжественностью, этим почитанием чужой смерти во имя великого блага – свободы.

– … до самого края вселенной, – просипел я последнюю строчку и двинулся вслед за уже знакомой мне женщиной. В её глазах стояли слёзы, а пальцы были сжаты добела на чужом шлеме. Хотя, может, и не совсем чужом.

Люди расходились по ступеням, ведущим к белоснежной даже на фоне облаков стеле Освободителям Космоса. Начиная от самых верхних, они заполнялись и заполнялись оставленными шлемами. Когда подошла моя очередь, свободных мест почти не осталось. Я осторожно сдвинул несколько чужих, проверив, что никто не заметил, я поставил шлем Кима на пустое пространство. Я не считал это святотатством, но чувствовал себя очень неправильно, дотрагиваясь так бесцеремонно до чужого горя и отодвигая его куда-то назад.

– А потом работники сгребут все эти шлемы и отправят на переплавку, чтобы они вновь оказались здесь, – безразлично заметил уже довольно пожилой космодесантник. Он обернулся и внимательно, не отрываясь, посмотрел на трибуну, где всё ещё стояло штабное руководство. Сплюнул.

– Закрой. Свой. Рот, – прошипел его товарищ и сразу схватил пожилого за рукав. Я успел заметить, что тот космодесантник подволакивал ногу. Протез. Его организм уже и на препаратах не способен выращивать новые ткани. Однако он всё ещё в строю. Такой солдат дорогого стоит.

После церемонии я двинулся в космопорт. Хоть Вульф и разрешил мне пошататься по городу, у меня не было никакого желания. Мне нужно было разрабатывать новые мышцы, заново их растягивать, учиться ими пользоваться. А рядом со стоянкой кораблей был тренировочный зал, оборудованный по последнему слову.

Да и… Я не хотел, чтобы на меня смотрели. Здесь, на площади, полной бойцов, я забыл, насколько теперь уродлив: операция, конечно, спасла мне жизнь, но. Всегда есть «Но». И называется оно «Страховка уровня А2»: только необходимое для боя. Левый глаз, сварившийся вкрутую, как яйцо, обширные рубцы на половине лица, отчего уголок рта казался издевательски приподнятым, и клочками сохранившиеся волосы не мешали мне вести выполнять боевые задачи и не влияли на физическую форму.

Поэтому я поплёлся обратно. Сдвинул берет на левый бок не по уставу, поднял воротник и стал искать самые тёмные закоулки, которые выведут меня к космопорту.

Заплутав, я попал в один из старых районов станции. Здесь ещё была жива малоэтажная застройка с тем времён, когда станции строились только как эксперимент. «Личный дом и зелёная лужайка для тебя и твоей семьи! Всего лишь в одном магистральном прыжке от Земли!» Я пнул камень, и он, подскакивая о неровности дороги, закатился в высохшую траву на обочине и звякнул об забор. Я опёрся на него и уставился на горизонт. Что чувствовали они, первые переселенцы, когда узнали, что на Землю напали и всех, кого они там оставили, они больше никогда не увидят? Что их дом, настоящий дом, потерян навсегда. Сожжён огнями инопланетных кораблей, которые пришли по первому построенному людьми магистральному пути, разрушен до основания и низвергнут в чёрную дыру. Мы сами открыли путь врагам.

И нам искать путь к свободе от их тирании.

***

Потный, я ввалился на «Защитника Режима» через несколько часов. Тренировка далась мне сложнее, чем обычно. Мышцы, хоть и выглядели внешне почти идеально, оказались бесполезным мясом: для приседа и тяги они ещё годились, но абсолютно не гнулись и не тянулись. Никакой выносливости, никакой подвижности. А новое задание могло прийти в любую минуту.

– Сделал? – Вульф сидел в переговорке. Кипа бумаг на столе не уменьшилась ни на сантиметр с самого утра. Даже как будто выросла и отпочковалась стопками папок на соседний стул и пол.

– Так точно, капитан! – Я хотел проскользнуть дальше, но Вульф меня окликнул. Сделав глубокий вдох, я зашёл в кабинет. – Что-то случилось?

Он молча кивнул на экран. На фоне множества открытых окон и вкладок прямо посередине висел документ. Судя по гербу и электронной подписи от командующего «Звёздной сотни».

– Приказ о награждении малой звездой отваги… – прочёл я вслух. – Кима наградят посмертно?

– Тебя. Прижизненно. – Вульф промотал до списка и ткнул в моё имя. – Как особо отличившегося при выполнении важной тактической боевой задачи. Оказалось, что под этими гнёздами была исследовательская база с кучей именитых учёных, застрявших там из-за инсектоидов.

Меня? Что за хрень?

– Меня? Но это как-то неправильно, сэр, – попытался я выразить свои мысли поприличнее. – Я же только…

– Только и сделал, что по-идиотски поставил взрывчатку, а потом умудрился надышаться паров, – закончил за меня Лис. Он вошёл в переговорную, придерживая руку на перевязи. Мелкие шрамы на лице почти затянулись, а вот правое ухо осталось на Лее. – И теперь вместо того, чтобы получить по шее за ошибку, тебя награждают медалькой. Не говоря уже… – он осёкся и харкнул на пол. Слюна была тягучей, с примесью крови и чего-то чёрного. Меня передёрнуло.

– Ты знаешь, Лис, не мы решаем, кому раздавать награды, – сказал Вульф устало. Он потёр пальцами переносицу. – Да и руководство явно хочет загладить вину за последствия плохо протестированных инсектицидов. – Он внимательно посмотрел на меня и остановил взгляд на слепом глазе. Я это чувствовал. – Ты же не будешь жаловаться, Ганс?

Я покачал головой. Не хватало ещё прослыть вечно недовольным доносчиком среди космодесанта.

– Можно отказаться от награды? – медленно, не веря, что это произношу, спросил я. Это, возможно, сменит гнев Лиса на милость.

– Что? Отказаться? Сдурел, новенький? – Вульф даже покраснел от возмущения. Его седые усы встопорщились.

– Да, сдурел? – В проёме двери возник Текила. Он стоял, уперевшись в косяк. Смял пустую шелестящую упаковку из-под синтетических снеков. – За это прибавку дают. И такая память о первом задании в отряде всё-таки.

– Думаешь? – Я вопросительно наклонил голову, но скривился: ткани на шее были слишком тонки.

– Ну, конечно! – неожиданно радостно ответил Лис. Он быстрым шагом подошёл ко мне и приобнял за плечи.

– Лис! – Одёрнул его капитан, но тот лишь отмахнулся, уведя меня в сторону от стола Вульфа.

– Такая память о первом задании! – Его рука сжимала меня всё крепче. Притом что Лис на голову или полторы был меня ниже, силы в нём явно было больше. – Прямо вот тут, – он хлопнул меня по груди, – ты будешь носить малую звезду отваги.

– Не надо, – попытался вмешаться Текила, но Лис шикнул на него.

Он ещё раз хлопнул, нет, ударил меня так сильно, что я отшатнулся.

– Ты будешь её носить как знак, что ты…

– Хватит! – Вульф стукнул по столу, и все документы посыпались на пол с тихим шуршанием. – Прекрати, Лис, – его тон звучал уже не предупреждающе. Угрожающе.

– Что это ты виноват в смерти Кима, – прошипел мне Лис прямо в лицо. Презрение холодной сталью блестело в его глазах.

На мгновение всё затихло. Двигатели кораблей космопорта, мощные генераторы «Защитника Режима», сплит-система этой комнаты, вентиляторы компьютера Вульфа, даже моё сердце. Только старые аналоговые часы упрямо продолжали тикать, настырно указывая, что время идёт, и мне только кажется, что всё застыло. Мне придётся отвечать рано или поздно на выпад Лиса.

– Я делал то, что было приказано, – смог выдавить из сжатого спазмом горла. Даже несмотря на то, что это было правдой, мне было сложно смотреть в глаза Лису, и я опустил взгляд.

Упавшая со стола Вульфа папка валялась открытой прямо у меня под ногами: «Рапорт… на планете B-тира Лея… космодесантник Г.Нейман дезертировал во время боя с арахнидом класса…»

– Дезертировал? – Теперь уже я начинал злиться. – ДЕЗЕРТИРОВАЛ?

Я схватил лист бумаги и стал крутить его в поисках имени подписавшего, но он обрывался на середине. Где-то был второй лист.

– Ганс, не нужно. – Попытался остановить меня Текила, но я оттолкнул его, продолжая рыться в документах, разбросанных по комнате. – Он же не был отправлен. Да тебя даже к награде представили! – Его слова только бесили.

– Это ты написал? – Я прыгнул к Лису и сгрёб его за грудки. Слова, вырвавшиеся из моего недолеченного горла, больше походили на рык.

– А если и я, то что? Скажешь, это неправда? – Он неожиданно легко освободился из моего захвата. – Пишутся только наши трекеры, а не переговоры. Ты никогда не докажешь, что это я приказал тебе двигаться без нас. – Самодовольная ухмылка. Съездить бы по ней, вот только ситуацию это не исправит. Я разжал кулаки.

– Ну, всё, Лис, довольно! – Вульф встал между нами. – Давно не был на передовой? Я могу устроить, там всегда нужны опытные бойцы с неуёмным желанием лезть в самую за… В самую задницу! Понял меня? Ганс, эти документы не твоего ума дела, тоже хочешь получить штраф за разглашение официальных тайных бумаг?

– Никак нет, сэр, – протянули мы с Лисом, хотя оба были явно за продолжение разговора.

Текила выдохнул и начал собирать документы. Я, подумав, присоединился к нему.

– Как прошла церемония? – шепнул он мне. Но я не успел ответить.

– В эту игру могут играть двое, капитан, – заметил Лис. Он развернул стул спинкой вперёд и сел на него, подмяв часть документов. – Я требую применения негласного закона «Звёздной сотни».

– Лис, ты меня уже утомляешь.

– Я требую, капитан. – Он уставился на меня, и, клянусь свободным космосом, улыбнулся так зло, что стал похож на бешеную осклабившуюся лисицу.

Вульф как-то потерянно развёл руками и жестом остановил начавшего возмущаться Текилу.

– Он действительно имеет право, прости, новенький.

– Выношу предложение об исключении Ганса Неймана из отряда «Фенрир». – Он наслаждался каждым произнесённым словом. И больше того: наслаждался, как моё лицо искривляется в немом вопросе и осознании несправедливости.

– Он же не может… Не может так просто…

– Сожалею, Ганс. – Текила схватил мою руку и крепко её пожал. – Ты был бы отличным товарищем. Я не буду голосовать: воздерживаюсь.

Я ничего не понимал. Все формальности включены в Устав, какие негласные законы? Очевидно, он про голосование за исключение, но не пойдёт же капитан у Лиса на поводу.

– Как капитан отряда «Фенрир», – прокашлявшись, начал Вульф, – я не могу допустить раскола в боевом отряде.

О, нет.

– Я вынужден проголосовать за исключение.

Нет.

– Но я взываю к твоему разуму, Лис. Неужели твоя ненависть настолько сильна, что ты готов сломать парню жизнь? Ким бы так не поступил.

– Ким теперь никак не поступит, потому что он, жук вас сожри, мёртв! – неожиданно закричал Лис. И я услышал в этом крике горе, а не злость. – Он мёртв! И ты даже не дал мне попрощаться с ним, Вульф! – Кулак Лиса со всего размаха влетел в стену: одна из панелей отогнулась.

– Ганс, к себе, – коротко отдал приказ капитан. Он так посмотрел на меня, что у меня отшибло желание переспрашивать.

Когда через невероятно длинные тридцать минут на пороге моей каюты появился Текила, я уже собрал все свои вещи.

– То, что собрал вещи, это ты молодец. Значит, успеешь на ночной перелёт.

Не вышло. Лиса не уговорили.

– И куда я теперь? Снова в учебку?

– Чего? Нет, конечно! Лис, он дурной, но голова у него всё-таки имеется. Ты на пару месяцев отправляешься на Майнкру-209.

Текила улыбался, а я думал, что лучше бы меня исключили.

Глава 4. Гензель и Гретель

Первая кротовая нора – естественный туннель,

соединяющий разные точки космоса, был открыт в 2911 г.

По его образу в 2939 г. была построена

искусственная магистраль, ведущая из Млечного пути.

А в 2941 г., воспользовавшись магистралью, на Землю напала

враждебная инопланетная раса инсектоидов.

Из лекционных записей Ганса Неймана.

На Майнкре-209 день начинался рано. Хотя мало кто оперировал этим понятием: в ходу были «первая смена» и «вторая», разделённые минутным оглушительным гудком. Он проносился по всей системе глубоких шахт, доставая до тех мест, куда спутниковая связь добраться не могла, а провода старой доброй аналоговой коммуникации просто не дотягивались, потому что их в очередной раз перегрызли какие-нибудь мутанты. Я вздрогнул, просыпаясь от далёкого гула, и приподнялся на локтях, вслушиваясь в тишину. Мне снова показалось?

Сон пропал. И я знал, что он не вернётся. Видимо, без перегрузок космолётов, тяжёлых тренировок и изматывающих вылетов моему телу достаточно часов пяти-шести сна. Я осторожно, стараясь не разбудить спящую в кровати Грету, поднялся с брошенного на пол старого матраса и потянулся, чудом не зацепив низко висящую лампочку. Кто бы ни проектировал этот дом, гением он точно не был.

Пройдя через малюсенькую кухню, на которой только у Греты получалось одновременно варить, жарить и парить, и всё – на одноконфорочной плитке, я вышел сразу во двор. Притворив скрипнувшую деревянную дверь, уселся на ступеньку и посмотрел на ночное небо. Тишина. Ничего. Ни визжания тормозов машин, ни гула самолётов, ни шума двигателей. В какой же дали от общих магистралей и нор мы были? Я даже прикинуть не мог. Искусственные заповедные планеты всегда размещали в безопасной части Известного космоса, но на самые дальние орбиты. Грета не могла нормально объяснить, где именно мы находимся. Не думаю, что она и сама точно это знала: её заботил только участок заповедника, в котором она была и хозяйка и слуга, а космос…

Космос был далеко. Здесь это особенно ощущалось. После кипящей жизнью и орущей своими горнодобывающими машинами Майнкры здесь я чувствовал себя оторванным и запертым в герметично заклееном стеклянном аквариуме. И когда-нибудь у меня закончится воздух, даже несмотря на раскинувшиеся вокруг леса. Хвойные, лиственные, смешанные. Прозрачные берёзовые рощи, тёмные в самый солнечный день ельники и влажные опасные джунгли. Живое, но почему-то безлюдное воплощение мечты Общей цивилизации восстановить родную утерянную планету. И я, наверное, понимал это. Передо мной был лес, буквально сошедший со старых уцелевших копий фотографий Земли, а мне было от этого тошно. Я лёг на влажную чёрную землю, усыпанную хвоинками и пахнущую мхом и лишайниками.

Туманность Вдовы раскинулась яркой голубой сетью надо мной. Чётко очерченный капюшон с несколькими звёздами – альфа, бета и гамма-Тир. Если взглядом прочертить линию через них и посмотреть ниже, то можно увидеть Старца. Точнее, то, что от него осталось. Когда-то это была гигантская сверхновая, но она взорвалась, оставив после себя лишь пыль и межзвёздный газ и немного плазмы, сформировавшие Вдову.

Зашелестели листья. Дуб, а теперь я знал, как на самом деле выглядит дуб, заскрипел под напором сменившейся погоды. Свинцовые тучи начали закрывать небо, принеся с собой тягучий и влажный холод.

– Тебе лучше встать с холодной земли, Ганс. – Запрокинув голову, я увидел Грету. Она закуталась в вязаную шаль, бахрома по краям которой трепетала от порывов ветра, и покрепче сжала бутылёк с опалесцирующей жидкостью, которая тускло блеснула в стекле. Во рту сразу стало кисло. Затягивая время, я спросил:

– Как так вышло, что здесь больше никого, кроме тебя?

Она закусила нижнюю губу, посмотрела куда-то в сторону, затем фыркнула, сдув длинную густую чёлку с глаз, и, наконец, ответила:

– Почему же никого? Через тысячу-другую километров есть другой егерь. Что уже много для меня. А теперь давай-ка. – Она подошла и попыталась поднять меня. Обхватив запястье, она изо всех сил потянула вверх, но мои лопатки так и остались лежать на земле, а ведь даже не старался. – Ганс!

Засмеявшись, я одним махом поднялся на ноги.

– Ладно-ладно, уговорила. Идём в дом, мне всё равно нужно чем-то это запить. – Я сглотнул, и горло отозвалось саднящей предболью, а рот стал кривиться сам собой.

Грета протянула мне бутыль и прищурилась, подождала, пока я возьму её, лишь тогда удовлетворённо кивнула и улыбнулась. С улыбкой она всегда мне нравилась больше. Даже не мне, а кому-то внутри меня. Но вот лекарство казалось отвратительным нам обоим.

Вооружившись стаканом с водой в одной руке и открытой бутылью в другой, я выдохнул в сторону, чтобы даже случайно не почувствовать запах этой дряни, и выпил одним глотком всё содержимое бутыли. Спазм прокатился от желудка до горла с волной кислой, сжигающей все слизистые, горечью. Чтобы не довести до рвоты, я начал пить воду. Одного стакана в этот раз было мало, и Грета сразу же подала второй.

– Знаю, знаю. – Она гладила меня по спине, пока я кашлял согнувшись. Даже голова разболелась. – Но лекарство тебе необходимо, Ганс.

– Если я когда-нибудь встречу этого врача, я волью ему в глотку всё, что найду у него в аптечке. Может, сходим сегодня до вышки? Вдруг ответили на мою просьбу об эвакуации, а то уже сколько я тут?

– Ладно, без проблем, всё равно в ту сторону собиралась. Только закончу отчёты. – Она глянула на большие часы, висевшие над печью. – Через пару часов?

Я кивнул. Резко захотелось спать. Да так, что мне пришлось вцепиться в спинку облезлого кресла, чтобы не упасть.

– Давай ты рядышком посидишь, пока я пишу? – Грета подхватила меня и усадила, после чего я вырубился.

Сон был рваным. Я то проваливался куда-то глубоко в подсознание, где тонул в чёрно-белом озере, окружённый липкими водорослями, то выныривал в полудрёму, слушая шуршание шариковой ручки по бумаге и мерное дыхание Греты. Это было сродни глотку воздуха перед новым погружением. Всё глубже в подсознание, всё дальше в память, всё сильнее в ту часть разума, которая покоилась большую часть моей жизни.

Новый нырок в озеро – я не сопротивляюсь противным белым водорослям, что облепливают руки и ноги, изуродованное лицо, корсетом обхватывают тело и утаскивают вниз. Я слышу, как Грета переворачивает лист и вздыхает, и начинаю дышать чёрной водой. Чёрным был воздух на Майнкре-209. Вечный смог от горящего угля и промышленных производств, шум буровых установок, крики бригадиров и взрывы на дальних участках. И мелкая въедливая пыль, которую не смоешь в кожи ещё долго. Даже когда покинешь Майнкру.

Когда… Если. Если покинешь.

В чёрному присоединилось красное. Даже бурое. Засохшее подтёками на стенках шахты и мелкими каплями на потолке. Я уже видел это. Я точно уже видел это.

Сквозь толщу воды плохо слышно, но звуки рации – шипящие, хрипящие, с очень характерным треском – я уловил. Мне не разобрать слов, но я и так знаю, о чём передают: новое нападение. Мы же пошли туда, верно? Я и несколько других охранников – двое, их было двое, один новенький, прибыл вместе со мной, а второй работал здесь уже десять лет – получили координаты и направились по ним, но…

Выстрелы. Раздались выстрелы совсем близко. Я повернул голову: это новенький палил из автомата. В момент вспышек от сгорания пороха можно было увидеть его лицо: оно искажено страхом и застыло маской. Я переступил через него, когда он упал, и…

– Ганс! – Касание прохладных рук быстро возвращало меня в реальность. Тело скрутило болью, а суставы выворачивало. Из горла вырвался влажный хрип. Будто меня и вправду вытащили с глубины, и теперь стремительно развивалась кессонная болезнь. Меня всего сжало, как под прессом. В лёгких не было места для воздуха.

Пришёл в себя уже в кровати. Дождь молотил по окнам автоматной очередью. Может, его я и принял за выстрелы? Сон растворялся, ускользал и исчезал в дымке. Только я попытался встать, как Грета, сидевшая в углу и читающая книгу, встрепенулась.

– Ты как? Я так испугалась! У тебя было что-то вроде припадка. Такое случалось раньше?

– В космодесант не берут…

– Не говори мне про космодесант! – неожиданно резко ответила Грета. – Хуже них нет никого: зачем пытаться решить всё мирным путём, если можно просто сжечь чёртову планету?

– Вас.

– Что «вас»?

– Ты должна была сказать «хуже вас нет никого». Я всё-таки часть силы, что ты ненавидишь.

Она застыла на мгновение. Злость, что разгоралась в глазах, потухла, и она присела на край кровати, опустив голову. Накрыла мою ладонь своею. Это был первый раз, когда она просто прикоснулась ко мне. Без причины. Я боялся двинуться, чтобы не разрушить этот момент.

– Ты разговариваешь во сне, ты знал об этом? – Она посмотрела на меня, чуть повернув голову. Одна из её белых кос упала вперёд, и в слабом свете лампы она в своём голубом свитере была так похожа на… призрака. – Ты часто повторяешь одно и тоже имя, она была дорога тебе?

– У каждого из нас есть такое имя, спроси любого в учебке.

Она улыбнулась. Только губами, в глазах был всё тот же потухший огонёк.

– А ради чего они сражаются?

– Чтобы уничтожить врага. Странный вопрос, Грета.

– А ради чего сражаешься ты? – Прямой взгляд, от которого мне хотелось спрятаться. Выжидающий.

– Чтобы больше никто не терял близких, – не задумываясь, ответил я. – Это ведь одно и то же.

Пальцы соскользнули с моей руки и заправили выбившуюся белую прядь за ухо.

– Может, тебе так и кажется, Ганс. Но кто знает, возможно в этом причина, почему ты единственный выжил после обвала шахты? – Грета поднялась и теперь в её взгляде я прочитал нечто другое. Власть. Власть от тайного знания, которое мне недоступно. – Потому что боги посчитали твою причину сражаться достойной?

– Я не верю в богов.

– А я верю в то, что тебе надо поесть! – Она тряхнула головой, разбивая нахлынувший таинственный образ. – Пойду разогрею что-нибудь.

Она неловко покрутилась у кровати, а потом выскочила из спальни. Открылся холодильник со звоном стеклянных бутылок на дверце, чиркнула спичка, тонко звякнула сковородка о плиту. С трудом, но всё же сам, я спустил ноги на пол. Как Грета вообще умудрилась дотащить меня до кровати?

Я привёл себя в порядок, надел валяющуюся рядом рубашку и успел сесть на табурет ровно в момент, когда Грета ставила тарелку на стол. Глазунья из трёх яиц с жидким желтком, который невероятно вкусен с чуть чёрствой коркой хлеба. По чему я буду действительно скучать – так это по еде. На заповедных планетах была разрешена только натуральная органическая пища: выращенная или здесь же, на обычно единственной ферме на планете, или привезённая с одной из тысяч станций по выращиванию. Кстати, это было одной из причин, почему корабль, который должен был доставить меня до ближайшего военного расположение, выбросил бессознательного меня здесь на попечение Греты. Мол, мне нужен отдых на чистом воздухе и большом количестве калорий. Как Грета согласилась на это – не представляю. Если бы мне привезли вместе с бумагой и запчастями ещё и полудохлого космодесантника, которого ты заранее ненавидишь, я не знаю, что делал бы. Чёртов врач…

– Так мы прогуляемся до вышки? – Я собрал остатки яичницы хлебом и закинул его в рот.

– До вышки? Да, точно, мы же утром говорили об этом. Я, честно говоря, уже и забыла. Твой приступ как-то выбил меня из колеи. – Она потерла переносицу. – Да, конечно. Одевайся. Достань из сарая резиновые сапоги себе по размеру. Там всё размыло ливнем.

Пока мы шли по размокшей дорожной каше, Грета витала где-то совершенно в ином мире. Отвлекалась, отвечала невпопад и постоянно переспрашивала. Мне пришлось взять её за руку, чтобы она просто не сошла с просеки вбок. Это было непохоже на всегда собранную и внимательную Грету. Моё присутствие и так выбило её из обычного состояния: мерного и спокойного течения тихой жизни на далёкой ото всех планете, а тут ещё неизвестного генеза припадок.

После дождя в лесу было тихо. Только капли дрожали блеском на самых краях листьев и иногда срывались с них, стуча о другие листья. Местное солнце уже прошло зенит, и теперь лучи пронзали небольшое расстояние между деревьями, падая на дорогу и подсвечивая лужи изнутри. Тёмно-зелёные, плотные, мясистые кроны деревьев, выросших из земли, и полупрозрачное золото, результат ядерного синтеза невероятных масштабов в миллионах километров отсюда. И нет между ними ничего общего, тогда почему вместе это так красиво?

– Хочешь кое-что увидеть? – внезапно «включилась» Грета и резво свернула на траву, но моя рука всё ещё держала её, поэтому она чуть не упала. Она озадаченно посмотрела на меня, потом сжала руку покрепче и потянула за собой. – Осторожно, здесь могут быть змеи!

Посмеиваясь над моей реакцией – теперь я осматривал и проверял все подозрительные места на наличие змей, Грета вела меня вглубь леса.

– Ты же много знаешь про природу?

Девушка вопросительно подняла бровь, сомневаясь, лишился ли я разума или просто решил задать глупый вопрос.

– Знаешь, на Майкре, в шахтах, обитают мутанты. Крысы там, многоножки всякие. Почему они стали такими? Я знаю про излучение и химикаты, но в целом…

Грета медлила с ответом. Она как-то растерялась, даже запнулась о корягу, и мне пришлось её ловить.

– Когда я только прибыла сюда, здесь было пустынно. Почти не было деревьев, животные болели, реки и озера пересыхали. Но люди сотворили чудо. Сюда вложено столько трудов, столько пота и слёз пролито над этой землёй. – Она быстро провела пальцами по щеке. – И когда природа стала достаточно сильной, когда поняла, что у неё есть шанс на возрождение вдали от родной Земли, вдали даже от родной Солнечной системы и Млечного пути, она решила, что не упустит этот шанс.

– А причем здесь Майнкра?

– Майнкра… – Она мотнула головой, собираясь с мыслью. – Может, там было что-то похожее? А теперь тихо, – прошептала Грета, когда мы вышли на большую поляну с единственным деревом в центре. – Видишь что-нибудь интересно? Вон, смотри. – Она встала за мной и сама повернула мою голову в нужное направление. Когда её пальцы коснулись рубцов на щеке, я дёрнулся, но она не убрала руку. Я точно не чувствовал, но мне показалось, что Грета даже погладила меня. Она стояла очень близко. Так, что её мягкие пушистые волосы щекотали мне шею, а её запах – сладкий, похожий на ананасы, что мы ели из консервных банок, смешивался с лесным в странную смесь.

В стволе дерева, где-то в полутора метрах от корней, зияла дыра.

– Это дупло. Пойдём, заглянем в него.

Аккуратно приблизившись, я сначала увидел листья, мох и пожухлую траву. Только потом я рассмотрел копошащиеся крошечные тельца, покрытые рыжеватой шерстью, чёрненькие умные глаза, носики, двигающиеся вверх-вниз, и всё это на расстоянии руки.

– Это бельчата.

Бельчата. Наверное, я бы мог посмотреть на них через планшет. Даже вывести хорошего качества голограмму. Результат не поменялся бы: я бы всё также увидел их. В голограмме, пожалуй, даже смог бы покрутить и посмотреть с разных сторон. Но почувствовал бы я тоже самое, что и сейчас? Затаил бы дыхание, пытаясь услышать маленькое бьющееся сердечко? Увидел бы промелькнувшую беличью мысль в блестящих глазах?

И была бы рядом Грета?

И поцеловал бы я её? Неловко, в щеку, потому что мечтал об этом уже давно. И получил бы ответный поцелуй прямо в губы, потому что она тоже мечтала об этом? Может даже дольше, чем я.

До вышки мы так и не дошли. Вернулись домой и долго разговаривали под горячий травяной чай и шипящие пластинки, крутящиеся на реликтового вида граммофоне. Грета полусидела-полулежала у меня на коленях, перебирая пуговицы на старой рубашке, пока наконец не сказала ту фразу, что мы тщательно обходили весь вечер, потому что к ней был путь только через минное поле. В этот момент она подняла глаза, огромные чёрные глаза, влажные, готовые расплакаться.

– Останься здесь, со мной, – прошептала она. – Не уезжай. Обещай, что не уедешь.

Её слова были ядовитее лекарства. Ту боль я переживал, потому что знал, что она закончится. Эта вряд ли уйдёт и за десяток лет. Даже если все мои нервы атрофируются. «Ты ведь можешь тут остаться», – раздался внутри голос, который я не слышал уже десять лет. – «Ты имеешь право на счастье, Ганс». Ты тоже его имела, Мэри. Но ты умерла. Тебя сожрало инопланетное чудовище, потому что я был слишком слаб. Потому что я не спас тебя. И именно поэтому я стал космодесантником. Только так я в силах помогать людям. Ради памяти о тебе, Мэри.

Но моя решительность застряла в горле.

Быть здесь, научиться отличать большую синицу от лазоревки, видеть голубое небо над головой и дышать одним воздухом с Гретой? Остаться здесь… Это значит остаться без космоса, без полётов, звёзд за иллюминатором и оскалившегося волка на форме. Это слишком немыслимо. Можно, конечно, пойти на компромисс: прилетать раз в пару лет в отпуск, если повезёт. Но через пару таких встреч она сама мне напишет, чтобы я больше не показывался здесь, что у неё уже другой, который бросил свою работу и переехал к ней – в заповедник Земной природы на забытой планете, а я могу и дальше стрелять из своих стрелялок или чем я там ещё занимаюсь таким важным.

Моё молчание жгло её сильнее, чем все возможные слова. Грета вскочила, глаза гневно сверкали, волосы выбились из косы, а губы сжаты в тонкую полоску. Она вдохнула воздух, чтобы разнести меня последними словами, но я успел первым.

– Я останусь с тобой, Грета. Конечно, я останусь с тобой.

Она вся сжалась, задрожала, стала какой-то совсем маленькой, крошечной, как те бельчата. Я обнял её, гладил по волосам и успокаивал. Завтра я встану раньше и вызову чёртову эвакуацию спецсигналом, иначе больше никогда не решусь. Иногда любовь – это разбить её сердце навсегда.

Грета мирно спала, подтянув ноги к груди и закутавшись в одеяло, словно в кокон. Её длинные белые волосы разметались по подушке, создавая картинку то ли кружев, то ли зимней изморози. Даже мои руки оказались запутаны в них. Осторожно освободившись, чтобы не потревожить Грету, я встал с кровати и натянул штаны. Не «здешние», что носил всё это время. А свои, из чёрной плотной прорезиненной ткани, которые мне выдали перед началом службы на Майнкре. Терморубашка и куртка наверх. Зашнуровать неудобные ботинки, не матерясь. Бутыльки с лекарством звякнули, когда я доставал свою дорожную сумку с основными припасами. «Хрен я дотронусь хоть до одной из вас».

Вчерашняя непогода окончательно сгинула. Лес стоял абсолютно тихий и недвижимый. Даже ветки не шевелились. Я давно заметил, что в отсутствие Греты окружающий мир словно замирал. Как будто стоял на паузе. Отвернувшись от Вдовы, я сверился с давно ушедшей звездой и пошёл по заросшей, но ещё различимой просеке вглубь леса. Теперь мне казалось это странным. Сначала широкая и прямая, она всё больше начинала походить на еле заметную тропинку, вившуюся между деревьями. Разве такие дороги не должны быть… официальными? Хорошо прорубленными в лесном массиве, чтобы легко добежать до точки эвакуации? Или это опять пресловутое «минимальное вмешательство» в дела природы?

Незнакомое дряхлое дерево перегородило путь, его ветки торчали во все стороны. Ломать его было нельзя. Пришлось обходить, попутно угодив в мелкое болото. Оно звонко причмокнуло, когда я доставал и отряхивал ногу, угодившую в вязкий торф по щиколотку. Мне это напомнило звук, с которым раскрывается пасть гигантских земляных червей. Всасывание воздуха с небольшим присвистом и лопанием пузырей ядовитой слюны и выдыхание такого смрада, что некоторые умирали только от него, если забывали надеть маску.

Тусклый кружок света – «Ты испугаешь ночных животных!» – натыкался только на деревья и траву, траву и деревья. Ни ухающей совы, ни стрекочущих насекомых, ни журчания ручья. Здесь было мертвее, чем в космосе. И это… нет, не пугало. Настораживало.

Похоже, я ходил кругами. Другого объяснения тому, что я уже третий раз натыкался на поваленное дерево, не было. Снова обойти по болоту, свериться со звёздами, продолжить шагать. Знать бы, что искать ещё. Я понятия не имел, как выглядит эта вышка. Стандартная ли это вышка типа «Игла» или менее распространенная, но более сильная «Солар» с огромным кругляшом антенны радиусом метров шестьдесят. Только я подумал об этом, как услышал гул. Мерный, электризующий воздух и дающий надежду. Из-за деревьев показалось высокое металлическое сооружение, выкрашенное в белый, одиноко стоящее сбоку от посадочной площадки. Примерно так я себе и представлял это место.

Поднявшись в радиорубку… Нет, не поднявшись. Я просто оказался в ней. Из-за лекарств у меня похоже начались провалы в памяти. Как бы не завалить ближайший тест по ментальному здоровью. Последний я сдавал на Майнкре, через месяц как заступил в службу сопровождения и охраны шахт. Меня тогда ещё не хотела распознавать система по отпечатку пальца, потому что все ладони были забиты чёрной невымывающейся пылью. Я посмотрел на свои руки. Чистые. Абсолютно.

Ладно, надо разобраться с системой связи. Пододвинув стул к малюсенькому монитору, который судя по всему работал на электронно-лучевых трубках, я несколько раз щелкнул по клавиатуре, выводя систему из сна. На пыльных, но всё же белых клавишах появились чёрные пятна. Как это? Мои пальцы были испачканы углём Майкры, даже несколько пятен было на коже рук, где пыль пробралась под резинку рукавов. Я… не понимал, что происходило со мной. Картинка перед глазами начала двоиться.

Осел на пол. Зелёный свет монитора осветил потолок, но я не мог заставить себя подняться. Стало жарко. Дыхание участилось, но не из-за температуры. А из-за какого-то животного страха, поселившегося внутри. Такой я испытывал только в детстве, замечая в углу комнаты затаившийся кошмар.

Я проморгался. В сумке была вода, и я стал шарить рукой по полу, но наткнулся на что-то липкое. Это была паутина. А я был в шахте. В самом центре логова огромных мутантов-пауков. Тех, которых называли вдовами.

Глава 5. Монстр внутри шахты

Стимуляторы – это безопасный способ стать сильнее

и сражаться эффективнее на благо Общей Цивилизации.

Из детского познавательного фильма.

Первый пункт в случае, если обнаружил себя в неизвестном месте в ходе выполнения боевой задачи: проверить состояние организма. Кроме слабости и нескольких ссадин всё как будто бы в норме. Руки-ноги двигались, лёгкие дышали, хоть и затруднённо, зрение восстановилось. На груди – затянувшаяся рана, залатанная медицинским клеем. В кармане штанов лежала металлическая несгораемая пластинка – проходка: Ганс Нейман, служба сопровождения, отряд 111-АА. Значит, я на Майнкре. В шахтах? Ну, конечно, я в шахтах. Где мне ещё быть?

В другом месте. Здесь, но в другом здесь.

Второе: осмотреться. Небольшой грот, похоже, был тупиковым. С потолка свисали пожранные кем-то гроздья биолюминесцентных грибов. Их бледно-зелёного света только и хватало, чтобы понять, в какой же заднице я оказался. В полной. Потому что у стены валялся огромный – трёх или даже трёх с половиной метровый – экзоскелет паука. Характерный рисунок черепа и ряда точек, которые некоторым по форме напоминали слёзы, были ярко-красного цвета, а вот сам скелет – нетипично белого. Брошенный здесь он означал одно, что после линьки его владелец, точнее, владелица – Вдова – теперь ещё больше. И она где-то рядом. И было здесь ещё кое-что, что напрягало меня даже больше экзоскелета – разорванные камуфляжи службы сопровождения, несколько коконов, подвешенных на паутине, и множество человеческих костей под ногами, которые похрустывали при каждом моём шаге. Я буквально в столовой у врага и готов к сервировке. Как я сюда попал? Судя по длинному следу в пыли и оборванной паутине меня сюда притащили. Это могли сделать ребята, но тогда где они? Вздохнув, я посмотрел на коконы. Храни их Космос. Но тогда почему я жив? Вдова на десерт? Нет, это вряд ли. Это не характерно для пауков. Могли ли ребята оставить меня тут в относительной безопасности и уйти за подмогой? Сомнительно, конечно…

Ладно, третий пункт: найти оружие. У меня в карманах были только стимуляторы, но ими я зарёкся пользоваться уже давно. Хотя сейчас ситуация была из ряда вон, возможно, придётся нарушить данное себе слово. В одном из порванных камуфляжей лежал фонарик, а в другом нашлись «таблетки» нью-нефти, которыми заправлялись огнемёты. Жаль, самого огнемёта нигде не видно.

Перед уходом я был обязан кое-что проверить. Сломав одну из костей, острым краем я начал разрезать кокон. Маловероятно, конечно, но… Меня вырвало сразу же, как только я сделал надрез. Стал ли причиной этому отвратительный гнилостный запах или полупереваренная плоть, начавшая вытекать через узкую щель, неизвестно. Откашлявшись от кислого привкуса и сплюнув, я заметил странное: грибы в моей рвоте. Маленькие зеленоватые кусочки, аккуратно порезанные. И я не припоминал, чтобы их ел.

А что ты вообще помнишь, Ганс?

Но я отвлёкся от поисков оружия. На безрыбье и острая кость боевой нож, но в шахтах мне с ним не выжить. Но и здесь делать нечего: когда-нибудь хозяин этого логова вернётся, и надеяться на его сытый желудок – самая большая глупость, которую можно предположить, поэтому надо уходить сейчас. Я плохо помнил, как попал сюда, но меня хорошо выучили, как стоит выбираться из таких ситуаций. Подобрав второй обломок кости, я вышел в туннель.

Рабочие ботинки были обработаны отталкивающей смазкой, поэтому они не прилипали в паутине, выстилающей пол, стены и потолок. В коконах я находил лишь рассыпающиеся в труху скелеты, обрывки жаропрочного камуфляжа и карточки-проходки. Последние я забирал с собой. Говорил себе, что это моя обязанность и долг, но зачем это делал на самом деле – без понятия. Надеялся, что души сожранных выведут меня из туннелей?

Хотя путь был пока что прост: всё время вперёд. Никаких ответвлений, никаких закоулков. Только бледно-зелёный свет, который начал мне казаться уже каким-то нереальным. Все звуки поглощались мягкой паутиной. Мои шаги тонули в ней, моё дыхание растворялось, и даже как будто мысли замедлялись. Мне было сложно сконцентрироваться, импульсы в мозге не добегали до своей цели, а терялись в лабиринте нервных волокон. От закружившейся на мгновение головы тело повело, и мне пришлось схватиться за стену: рука тут же утонула в липкости, и я её отдёрнул. Вот же дрянь! Найти бы где-нибудь перчатки получше. Желательно, защитные. Про укреплённые, до локтя, я и не заикался.

Идти по безэховому пространству было тяжело. Я попробовал крикнуть, но звук приклеился к паутине, и меня никто не услышал бы, даже если бы стоял в метрах тридцати. Факт досадный, но опаснее было то, что и я не слышал никого. Не слышал возможного врага.

Но я всё-таки сумел нанести удар первым: заметил маячащее тёмное пятно на потолке и ушёл в сторону, когда оно спрыгнуло на меня. Я сразу же включил фонарик и направил свет на тварь: привыкшая к темноте она съежилась, подобрав длинные лапки, и застыла на месте перед новым броском. Секунды промедления мне хватило, чтобы найти слабое место и ударить в сочленение костью. Та с хрустом прошла насквозь, пригвоздив тело к полу и не давая сбежать, а уже несколькими ударами ногой я раздавил брюшко, покончив с нею. Хитин сломался легко, с громким «хрясть» и разлетающейся вокруг бледной гемолимфой. Вонь от неё была до того резкой, что на правый глаз навернулись слёзы. Повезло, что на кожу не попало, хрен знает, чем бы закончилось. Минимум ожогами. Хотя мне одним больше, одним меньше – какая уже разница.

Больше всего тварь походила на паука: восемь конечностей, характерная форма тела, покрытого белыми волосками, даже вдовий рисунок на спинке. Но вот глаза были странными: неправильной формы, мелкие, находящиеся слишком далеко от головы, чтобы видеть хоть что-то. Ротовой аппарат тоже был дефектным: с огромными, не помещающимися в рот хелицерами и слишком короткими атрофированными педипальпами. Удивительно, что особь смогла вымахать полметра в длину, охотиться ей явно было сложно с такими-то уродствами. Скорее, питалась тут объедками, а с голодухи напала на меня.

Я легко нашёл место, откуда тварь выползла: на стене, примерно в двух с половиной метрах над полом зияла чёрная дыра. А в ней… Сначала я принял это за блеск глазков, но нет, блестело что-то металлическое. Неужели мне повезло? Не с первого раза, но я всё же допрыгнул до края дыры, подтянулся и заглянул внутрь. Фонарик, зажатый в зубах, дрогнул, выхватив неровность в идеальном цилиндре ответвления. Кладка? Или…

Это было «или». Под слоем паутины я разглядел пальцы, вцепившиеся в пряжку ремня, как раз и привлекшую меня блеском. Перевёл кружок света дальше, сглотнув. Белое обескровленное лицо, замотанное наспех в кокон, и от этого хорошо различимое. Россыпь веснушек на носу, большие «кроличьи» зубы, пушок первых усов. И всё это на искривлённом и застывшем в боли лице. Приподнявшись, я перенёс вес тела на одну руку, а второй схватил там, где предполагалось плечо. Паутина была противной в своей мягкости и липкости настолько, что я почувствовал это через перчатки. Нащупав грубую прорезиненную ткань костюма под слоем этого дрянного паучьего зефира, я потянул на себя, вытаскивая труп наружу. Паутина не рвалась, она растягивалась, как горячая резина, и даже когда труп тяжело упал в тоннель, длинные нити тянулись от него в дыру.

Больше в ответвлении не было ничего интересного. По крайней мере, мне так показалось. Спрыгнув, я наскоро осмотрел тело и очистил большую часть паутины, пока не добрался до главного. Я потянул за ремень, всё также зажатый в руке мертвеца, и вытащил из кокона огнемёт. Сел прямо на пол и громко вздохнул, уронив голову на руки. Я выберусь отсюда.

Огнемёт был в хорошем состоянии: баллон со сжатым газом тяжёлый, брандспойнт ровный, форсунки не забиты. По общему виду я бы вообще сказал, что им ни разу не пользовались: ни сажи, ни потёков, даже краска не облупилась на ручке. Парень, похоже, даже не успел среагировать. Я наклонился над трупом, расстегнул камуфляж. На груди и шее небольшие следы укусов со вздувшейся кожей и округлой ранкой в центре. И их много, целая дорожка. Но такие мелкие пауки, что пролезли под форму, не могли бы затащить труп в дыру. Кто-то крупнее разогнал их и… Да, две воспалившиеся раны на ноге. Кожа надулась, как шар, а в самом месте укуса был виден вытекающий гной вперемешку с кровью. Он ещё жил какое-то время. Надеюсь, это был нервно-паралитический яд.

– Не повезло тебе… – я нашёл карту-проходку, – Винс. Инженерная служба? Как тебя сюда занесло? Но, если подумать, это хорошая новость.

Я сунул металлическую пластинку к остальным. Если инженер добрался сюда, значит, скорее всего, он осматривал шахты на предмет возможности прокладки магистралей или разработки. Далеко в одиночку он не потащился бы. А значит…

– Значит не так далеко до цивилизации, – пробормотал я, надевая новенькие перчатки Винса.

Но ещё ближе было до паука-мутанта, который выбрался из своего логова и теперь жаждал мести за украденный обед. Он кинулся, выставив хелицеры вперед, но они только разорвали костюм: успев развернуться, пока паук был в полёте, я ударил наотмашь металлическим прикладом – он отлетел к стене, но сразу же подпрыгнул и встал в боевую позу: длинные с цепким когтём педипальпы и передняя пара конечностей его были подняты, хелицеры пощелкивали. И с каждым щелчком с них скапывал яд. Он медленно передвигался по кругу, выжидая. Даже будто совершая какой-то завораживающий танец, усыпляющий жертву. Но меня не так просто загипнотизировать.

Неужели?

Одним движением открыть подачу кислорода, необходимого для химической реакции, тут же нажать на спусковую клавишу и смотреть, как вырвавшийся из огнемёта шар тёмно-красного пламени проглатывает паука и обугливает паутину вокруг, лопает грибы и с яростным гулом исчезает в воздухе, оставив лишь вонь и раскалённость. Плохое сочетание. Для меня так точно.

Прицелившись, я выпустил струю огня в ответвление, он жадной волной утёк куда-то дальше, и через пару мгновений раздались один, два, три, множество тихих, но таких успокаивающих хлопков: это лопалась упругая желточная оболочка паучьих яиц в кладке.

Закинув на плечо сумку Винса с припасами – а где моя, брал же с собой – и проверив огнемёт в последний раз, я продолжил путь по туннелю. С оружием наперевес дышать стало легче, спокойнее.

Когда указательный палец лежит на спусковом крючке, сердце бьётся ровнее, мысли текут плавно, а решения находятся сами собой. Потому что, когда палец на спусковом крючке, решение может быть только одно.

Вокруг витал запах палёного. Горящая шерсть, обожённая плоть, даже оплавленный хитин – всё слилось в единый запах палёного. Такой, что вызывает отвращение и подтягивает содержимое желудка к горлу, если ты случайно учуешь его, но такой приятный, когда он – свидетельство того, что ты выжил, а враги – нет. Огнемёт остывал и с тихим шипением вбирал в себя воздух, чтобы прогнать его через адсорберы и наполнить кислородом баллон. Я же с тихим шипением выдыхал сквозь сжатые зубы, прислонившись к стене рядом с обуглившейся паутиной, и тоже пытался остыть после боя. Слизистые напрочь сожжены, в горле будто плотная маслянистая плёнка, а в лёгких больше дыма, чем воздуха. Но я жив. Всё ещё жив. И я так близок к спасению. Я прошёл больше километра с того места, где остался труп Винса, и тоннель понемногу терял свою «дикость»: по стенам бежали усиленные кабели в защитных коробах, под металлической обрешеткой мигали лампы, и мертвецы больше походили на рабочих, чем на бойцов. Были даже древние, как ржавчина на их корпусе, точки мгновенной связи. На каждой я выбивал кодом призыв о помощи, но большая часть даже не подавала признаков жизни, не говоря уже о работоспособности и коннекта с главной панелью шахт. Место это было заброшено давно: на стенах и потолке теперь виднелось множество ходов, и из каждого второго на меня выпрыгивали пауки. Таблетки нью-нефти грозились закончиться быстрее, чем мне попадались трупы, с которых их можно собрать. Сгоревшие в тугом пламени нью-нефти скрюченные тельца пауков валялись рядком. Я только посмотрел на ближайший: он рассыпался в пепел.

Через несколько секунд рассыпались остальные.

Ещё через несколько – по всему туннелю разнёсся угрожающий свист.

Вот чёрт. Выбив из ствола отработанное горючее ударом ладони, я быстро загнал туда последнюю таблетку и защелкнул отсек. Пару раз нажал на спусковую клавишу: пламя радостно облизнуло голый камень на полу, растекаясь и поджигая неохотно горящую влажную паутину. Поток кислорода – на минимум. Внимание – на максимум. Брошенный ящик с инструментами сейчас был бы очень кстати.

Тварь была большой. Не такой, как арахнид на Лее, но сочленения конечностей цепляли потолок, а уродская голова возвышалась на уровне метров двух с половиной. Застыв с пальцами на спусковой клавише огнемёта, я ждал, пока она приблизиться. В тусклом свете ламп разглядеть слабые места сложно, а бить вслепую – слишком дорогое для меня удовольствие.

Она подходила всё ближе, противно посвистывая, и я мог рассмотреть её. Хитиновая броня защищала каждый членик конечности, наползая на соседний и защищая сочленение. Часть глаз была со светоотражающей каёмкой: в темноте тварь видела не хуже, чем при свете. И две пары зазубренных, как пилы, хелицер. Ещё один паук-мутант. Только этому мутации пошли на пользу.

В нескольких метрах от меня он остановился. Хелицеры тихо скрежетали друг о друга. Брюшко покачивалось. Когти на концах конечностей царапали бетонный пол.

Основное правило боя с огнемётом: всегда отступать назад, иначе можно и не запоминать остальные правила, но я оттолкнулся от стены и рванул, выпуская струю огня в диагональ вверх перед собой, ослепляя врага. Огонь взревел, и к нему сразу же присоединился визгливый крик паука, но у меня была ещё одна цель. Второе нажатие клавиши – и огонь вгрызся в незащищенное брюхо, добираясь до внутренних органов. С грохотом мутант завалился на пол, сбивая пламя, и почти в ту же секунду вскочил без единого видимого повреждения, только шерсть подпалилась. Хрипло засвистев, паук разворачивался в мою сторону: задние ноги его ловко пробежали по стене, и я понял, что враг куда опаснее, чем я предполагал. Глаза, которые я хотел ослепить, были прикрыты хитиновыми пластинами, прикреплёнными к педипальпам. Паук опустил их, и за ними эти две пластины разошлись в стороны: больше десятка глаз зло воззрились на меня. Он отрастил себе щит?

Резкий рывок в мою сторону, я только успел отпрыгнуть и выпустить огонь куда-то в боковину, но он даже не задержался на поверхности паука, и, как только я прекратил подачу, исчез. Уворачиваясь от удара конечностями, которые паук стал поднимать и опускать с невероятной скоростью, я снова оказался у него за спиной. Струя огня скользнула по брюху, но это вновь не причинило ему никакого видимого вреда. Значит, есть шанс только с глазами. Чёртов щит! Какого хрена?!

Природа вынуждена защищать себя сама.

Пламя стекало с хитина, превращаясь из мощной боевой силы в бесполезные спецэффекты и снижая мои шансы на выживание почти до нуля. Я удерживал паука на расстоянии, но это не могло длиться вечно: внутренняя зона пламени начала рыжеть. Вот же зараза! Чтоб я сдох! Хотя, похоже, я и правда сдохну. В задрипанной шахте на задрипанной планете от задрипанного паука-мутанта.

Но космодесант не имеет права сдаваться.

Паук готовился к развороту: задние конечности пошли по стене, и в этот момент я заметил, что его голова опустилась довольно низко. Я бы, наверное, смог даже… Стоило попробовать.

Не давая пауку сориентироваться, я выпустил струю огня ему в глаза и сделал движение, будто хочу пробежать под ним. Щит, конечно, почти сразу же захлопнулся, и голова наклонилась вниз, чтобы поднять тяжелое брюхо. Прыгнуть на полтора метра вверх? Нет ничего невозможного: я оттолкнулся, и быстро подтянул ноги – иначе щёлкнувшие хелицеры откусили бы их по колено. Вцепившись в край хитинового щита, я пытался удержаться на мотающейся во все стороны голове паука. Болтающийся на ремне огнемёт при этом больно бил по спине, но это были мелочи. Подтянувшись, я смог развернуться и усесться на небольшой сужающийся участок между головой и грудью паука. Паук крутился, ища меня, и щитки, закрывающие глаза, были опущены. Сняв с бедра кость, которая спасла меня не раз, я размахнулся ей и пробил линзу одного из глаз. Тут же вытащил осколок и ударил ещё раз и ещё. Под рёв мутанта я ударил столько раз, сколько у него не было глаз, но мне было всё равно. Адреналин вскипал в крови, и внутри зрел собственный крик. Тягучая жидкость вперемешку с гемолимфой разлеталась во все стороны, разъедала мне кожу и била в нос непереносимой вонью, но… Но мне действительно было всё равно.

Ослеплённый паук завертелся, пытаясь меня скинуть, но я крепко держался. Тогда он подпрыгнул и перевернулся, и я оказался прижат тяжеленной тушей к земле. Меня стало вдавливать в землю, видимо, мутант упёрся ногами в потолок, и теперь надеялся расправиться со мной с помощью тупой силы. Но чем сильнее давил он, тем глубже входила кость в его голову. А там и до мозгового ганглия недалеко.

Зашипев от боли, паук вскочил на ноги. Я тоже попытался встать, но меня повело. Руки перестали слушать, колени подкосились. Заваливаясь, я кое-как дошел до стены и удержался в вертикальном положении. Во рту был знакомый привкус. Кислая горечь.

Как-то лекарство, что давала Грета.

На волосках паука мог быть яд. И в гемолимфе тоже. Он проник через кожу, и теперь медленно отравлял мою нервную систему, парализуя меня. Уворачивался от хелицер, чтобы потом самолично облиться отравой, вот дурак.

Мышцы слабели. У меня секунд десять, не больше. И ведь есть решение, оно здесь, на левом бедре, в шприце с надписью «Стимулятор».

Медленно тянущаяся рука, с трудом гнущиеся пальцы, закрывающиеся глаза и едва ощутимая боль. Сердце заработало словно двигатель машины. Разогналось с почти нуля до ста и стало прогонять стимулятор по всему организму. Заряд быстро добрался до мозга, отключил болевой центр и перенаправил мощность на органы чувств и запуск нервной системы. Угол зрения увеличился, а рефлексы обострились до того, что мысль не успевала за движениями.

Со стимулятором я мог бы разорвать этого паука пополам. Схватить его за хелицеры и потянуть в разные стороны, слушая, как трещит хитин и лопаются его глаза. Но яд ещё циркулировал по крови.

С приливом сил я ощутил, как отхожу на второй план, отдавая управление тому, что было в шприце. Я смотрел на всё, словно на те фильмы, что нам показывали в Доме воспитания: раненый космодесантник принимает стимулятор и расправляется с врагом. Отрывает его конечности голыми руками, прикладом огнемёта разбивает бронированное тело и в праведном неистовстве начинает…

Падать. Потому что коготь паука пробивает его насквозь.

Всё смешалось в одну зловонную лужу. Кровь, гемолимфа, вытекшая жидкость из глаз паука, мой пот и яд. Я с трудом удерживал на вытянутых руках огнемёт, вставленный между парой хелицер. Уже даже не щелкающих. Паук умирал и хотел забрать меня с собой, пригвоздив к полу.

Руки начали дрожать. Действие стимулятора заканчивалось, и моя жизнь вместе с ним. Сейчас нахлынет боль, а с ней и шок, который меня прикончит. Наверное, так себя и чувствовала Мэри, когда видела, как к ней тянется чёрное щупальце. И Ким. И все те космодесантники, чьи шлемы лежали в тот день у стелы. Но они спасали других, продали свою жизнь за дорого, а я бессмысленно подыхаю в туннелях Майнкры. Мой шлем никогда не окажется у стелы.

Внезапно рукам стало легко. Голова мутанта отделилась от тела и отлетела в сторону. Тело его обмякло и грузно упало, раскинув остатки конечностей по сторонам. Я быстро, насколько мог, поднялся и развернулся. Напротив меня стоял громадный белый паук с рисунком на голове. Тот самый – та самая – в чьём логове я проснулся. Я был уверен в этом.

Вдова присела и наклонила голову, рассматривая меня. Обострившийся нюх сразу же почуял знакомый запах: консервированных ананасов, сосновой смолы и чуть влажного мха. Педипальпа, покрытая густой белой шерстью, медленно протягивалась ко мне, и где-то в глубине я знал, что паучиха не причинит мне вреда.

Хотя ты обидел её, Ганс. Ты же обещал не уезжать.

Осознание приходило слишком медленно. Стимуляторы не заточены на то, чтобы мыслить, они нужны, чтобы убивать. И моя рука, моя, я не мог с этим спорить, она была МОЯ, схватила валявшийся рядом коготь паука-мутанта и вонзила вдове между глаз. Коготь легко пробил хитиновый слой и провалился в мягкую ткань мозгового ганглия.

Я ощутил последнее прикосновение Греты в тот момент, когда убил её.

Глава 6. Возвращение

Я – космодесантник, и моя клятва

защищать человечество и его свободу вечна.

Ни тьма, ни чужие миры,

ни сама смерть не остановят меня.

Из присяги космодесанта.

Засадив два шприца разом, чтобы стереть боль, я перевернулся на спину и закрыл глаза. Сердце бешено колотилось, и если не химия стимулятора, я бы истёк кровью за пару минут. Но повреждённые сосуды спазмировали, а ферменты для свёртывания крови вырабатывались в огромном количестве. Будь рядом аптечка, можно было бы даже залатать сквозную рану, но из материалов только…

Разумеется! На четвереньках я пополз до паутинных желёз вдовы. Ладони и колени прилипали к растёкшейся по полу бледно-голубой гемолимфе, отчётливо пахнущей ананасами. Но сейчас для меня это просто запах. Такой же, как и плесени, разросшейся по стенам, сероводорода, доносящегося из рабочих туннелей, сажи от сгоревших пауков. Не испытывая ничего, даже отвращения, я засунул руку в отверстие паутинных желёз и вытащил белую клейкую субстанцию, которую нанёс на рану. Нестерильно, но пойдёт.

Медленно, чуть шатаясь, я поднялся на ноги и направился прочь от мертвой вдовы и бронированного мутанта. Огнемёт сначала скрежеща тащился по каменному полу, но я забросил его на плечо: оружие не виновато, что оказалось бесполезным. Стимуляторы отсекли большую часть мыслей, чтобы я мог думать только о том, как выйти из шахт. Но даже под их действием, где-то в глубине мозговых центров, отвечающих за эмоции, зарождался вопль. Ужасный, раскалывающий сознание, смешанный со слезами и желанием навредить себе. Я вколол третий и последний шприц и зашагал быстрее. Надеялся, что чем дальше я уйду, тем проще будет справиться.

Паутинное царство закончилось. На смену белым нитям, которые затягивали всё вокруг, пришли чёрные от угольной пыли стены, подсвеченные жёлтым аварийным светом, каменные полы и низкие потолки. Пауки больше не нападали на меня. Я замечал их блестящие глаза в ходах и ответвлениях, но они сидели тихо. Даже когда через метров пятьсот я упал и вырубился на какое-то время, они не шевельнулись. Боялись ли они меня или просто брезговали?

Преодолев ещё километр или два, я услышал человеческую речь.

– Хватит молоть чушь! Я пошёл с тобой, только чтобы доказать тебе, что ты дебил. Натуральный.

– Но сигнал…

– Эй! – хрипло окрикнул я. – Я тут! Меня зовут Ганс Нейман, я космодесантник!

Свет мощного прожектора ударил прямо в лицо.

– Ну дела… Так, беги за помощью, а я этого сейчас подлатаю.

Фонарь выключился, и я увидел пару силуэтов. Низкий, переваливаясь с ноги на ногу, спешил ко мне. Высокий, с огнемётом наперевес, сделал пару шагов, но вдруг остановился:

– А как же спор?

– Ну ты реально умственно отсталый, отдам я тебе твою сотню, беги за помощью! Так, а теперь повтори-ка своё имя? – Низкий вглядывался в меня и несколько раз щелкнул пальцами перед лицом.

– Ганс Нейман. А вы… Я вас знаю. Вы бригадир сто одиннадцатой… – прохрипел я.

Кивнув и усадив меня у стены, он достал из рюкзака аптечку и начал что-то в ней искать.

– Я нормально себя чувствую, смогу дойти сам, – уверял я бригадира, но тот только раздражённо посмотрел на меня и протянул несколько красно-синих капсул.

– Пацан, тебе повезло, что ты сейчас не видишь своё лицо. Давай глотай, дальше мы сами. И в следующий раз не перебарщивай со стимуляторами.

Последнюю фразу я слышал уже сквозь накатывающий шум от успокоительных, который волной накрыл меня, отправляя в царство полукоматозного сна без сновидений.

***

Ритмичный писк, бьющий в такт с моим сердцем. Точнее, повторяющий его удары. Я сконцентрировался на нём, поднимаясь с глубины медикаментозного забвения. Это было сродни поднятию с глубины: окружающая среда сжимала меня со всех сторон, но желала не выплюнуть наружу, а вдавить ребра в грудную клетку, сломав их и проткнув все внутренние органы. В голове не обитало ни одной мысли, кроме мысли о боли. И это меня устраивало. Я приоткрыл глаза.

Больничная палата. Из вентиляционной шахты дул теплый воздух, побочный продукт сжигания угля в подземных комплексах. Из-за двери доносился шум, типичный для больницы: кто-то, наверное, молодая медсестра, цокала каблуками, шаркал, подтягивая ногу, старый угольщик, монотонное бурчание врача успокаивало родственников, кофе-машина жужжа выдавала порцию за порцией отвратительного напитка.

Боль не давала уснуть, но организм был измотан настолько, что мозг не мог до конца осознать всё вокруг. Я плавал в этом неясном пограничном состоянии, выхватывая фразы, звуки, запахи, но они не имели смысла. Словно люди говорили на неизвестном мне языке о совершенно незнакомых вещах, это даже не всегда было похоже на слова. Птичье чириканье какое-то. Может быть, я сошёл с ума?

Плотное одеяло из медицинских препаратов накрыло меня, начиная с каждой вены, по которой ни текли, и до головного мозга. Оно заботливо обернуло меня в кокон и отдалило от реальности. Спуская в те слои памяти, в которые не хотелось погружаться. Они все о детстве, о Доме воспитания, о потерях. Почему они возникли сейчас? Ах да, потому что тогда я тоже попал в больницу. Не стоило мне лезть в систему связи и пытаться её усилить, чтобы достучаться до станции на соседней орбите. Потому что закончилось это перегрузкой электрической сети и пожаром. Мистер Резник еле успел вытащить меня из горящего кабинета. А мне просто хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Каждое лето нас отрывали друг от друга и перетасовывали, как карты для игры. Новые лица и новые знакомства, время жизни которых отмерено заранее – всего лишь год.

Как же его звали? Миша. Точно. Это имя всплыло из глубины сознания, покрытое пылью, и оно потащило за собой многочисленные воспоминания, от которых даже боль, крепко сидящая в голове, начала отступать. По остальным я так не скучал, как по нему. Хотя на чём держалась наша детская дружба до сих пор не понял, наверное, как и любая другая – на стечении обстоятельств и фразе «Привет, меня зовут Ганс, давай дружить?», сказанной с дрожью в голосе и страхом, что над тобой посмеются. Но Миша не посмеялся. Миша протянул худосочную руку и сказал: «Давай!»

И его я тоже потерял. Из-за идиотской системы перераспределения. И ничего не сделал, чтобы найти потом. Сколько я ещё буду терять людей и ничего не делать с этим?

Боль вернулась. Не та, что разрушала моё тело, а та, что сидела в сердце и подтачивала как червь.

Горечь и безысходность накатывали волнами, смешивались между собой и превращались в смертельный коктейль, который проникал с воздухом в лёгкие, переходил в кровь и разносился по всему организму. Стимуляторы уже не сдерживали эмоциональные центры мозга, и они производили такое количество опасных мыслей, что я был рад отсутствию сил и невозможности выйти в окно прямо сейчас.

Зачем я вообще вернулся сюда? Я ведь мог – действительно мог – быть счастлив. Быть рядом с Гретой, которая видела лучшего меня. И быть этим лучшим ради неё. Жить так далеко, что уже забываешь не только о вечно горящей на рубежах войне, но и то, что она вообще когда-то была. И о потерянной Солнечной системе. И обо всём, что кажется эфемерным и неважным, когда рядом Грета.

Но ведь и на площади Первой Победы я был счастлив. Был горд и рад за свою страну. Неужели я забыл чувство свободы, чувство долга, всех тех людей, что боролись за это? Неужели я променял память о тех, кто сложил тогда шлемы, о Киме, на галлюцинацию, в которой мне просто запудрили голову?

Руки апатии – полные, дряблые, с обгрызанными под корень ногтями – цеплялись за одеяло и подтягивали её огромную белую тушу, будто она была монстром из-под кровати. Сейчас она заползёт на одеяло, плюхнётся и задавит меня, уничтожив окончательно.

Так я сдаюсь?

Неужели во мне не осталось ничего от того Ганса, который был до Майнкры, несомневающийся ни в чём и верящий в свои принципы и идеалы? Всё? Одна дешёвая манипуляция на чувствах – и я раскис? Моральный компас, вбитый на подкорку, треснул от прикосновения хрупкой девушки из мечты?

Мне был нужен Ганс, который знал, чего хочет. Который был уверен в своих решениях и твёрд характером. Без него у меня нет ни единого шанса. Но он пропал. А вместе с ним и моё желание жить.

Тишину нарушил медсканер, подключённый ко мне множеством трубок и разноцветных проводков. Он надрывно и как-то даже истерически запищал. На экране появился длинный список, часть строчек была красной и мигающей, часть жёлтой, а часть даже с восклицательными знаками. Раньше я, наверное бы, заволновался, но сейчас мне было всё равно. Пусть хоть комиссуют. Неважно.

Дверь распахнулась, и в палату влетел врач. Он подбежал к мониторам и, переключая панели, стал изучать информацию. Невообразимо длинный палец, напомнивший мне паучью лапу, полз по каждой строчке и останавливался, только когда врач что-то заносил в электронную карточку. От застиранного до серости халата сильно пахло порошком и лекарствами. А от самого врача – дезинфектантами на спиртовой основе.

– Меня можно списывать? – Вопрос заставил врача подпрыгнуть на месте. Он удивлённо воззрился на меня, потом на приборы, потом снова на меня.

– Я даже не знаю, – начал он, прочистив горло. – Мы вообще не думали, что вы выживете, космодесантник. Утром уже направили прошение об отключении вас от системы жизнеобеспечения капитану Вульфу. – Он спохватился, отложил планшет и стал осматривать меня. – Опишите ваше самочувствие. Что вы помните?

Тяжелый вздох. И что мне рассказать ему? Про заповедник? Нет, я никогда и никому не скажу и слова об этом.

Но врач не унимался. Новые вопросы сыпались один за другим, не дожидаясь ответа. Это раздражало, но ещё больше раздражали эти длинные пальцы, простукивающие грудную клетку, нажимающие на живот и движущиеся туда-сюда перед глазами. Слишком быстро, чтобы я успевал уследить. Но это раздражение, это желание побыстрее избавиться от назойливого врача переключили внимание на насущные дела. Всё то, о чём я думал, растворялось в тумане и уходило обратно – в глубину подсознания, оставив лишь комок в горле. На какое-то время.

– А здесь у нас стоит новейшая система жизнеобеспечения, – донеслось из коридора. – Эффективность – невероятная, она поддерживает жизнь даже в сильно повреждённом организме, вы себе не представляете… – Вошедший, явно чиновник, судя по приличному костюму, запнулся, увидев меня, сидящего на кровати. – Как это понимать? Куда вы дели того коматозника?

За недовольным чиновником зашел мужчина в тёмно-синем мундире и с серебряной звездой на груди. Под мышкой зажата фуражка. Туфли начищены до блеска. Военное министерство, явно. И лицо его было очень знакомым.

– Управляющий! – Врач виновато развёл руками. – Коматозник, то есть пациент, пришёл в себя несколько часов назад. Наблюдается стабильное состояние средней тяжести, чуть замедленная реакция на внешние раздражители, но…

– Я должен был показать работу системы, и что же теперь? – прошипел управляющий. Повернувшись в офицеру, он расплылся в улыбке. – Извините, что так вышло.

– Зачем же извиняться? Живой космодесантник всегда лучше мёртвого, правда же, управляющий?

Голос я сразу вспомнил, это он выступал на площади Первой Победы. Не слушая увещеваний управляющего, что им нужно двигаться дальше, офицер подошёл к кровати, надел фуражку и прислонил руку к козырьку, стукнув каблуками.

– Благодарю за самоотверженную службу!

– Всегда готов сражаться за свободу! – на автомате откликнулся я, и в этот момент мне показалось, что старый Ганс вернулся. В чёткости слов, в громкости голоса, в быстром ответе я услышал то, что было, как я думал, утеряно.

Улыбнувшись, офицер осторожно взял мою руку и пожал её. Он был, наверное, одного возраста со мной, но абсолютно безусое лицо делало его совсем мальчишкой. Даже мундир великоват в плечах.

– Я к вам загляну ещё, хорошо?

– Хо-хорошо. – Я вопросительно взглянул на врача, но тот стоял в ступоре. – Я буду тут.

Офицер усмехнулся, подмигнул и выскользнул в коридор. Врач выдохнул, его рука, вцепившаяся в спинку кровати, медленно разжалась, оставив пятна пота на холодном металле.

Это был офицер Клайв, проверяющий из министерства. Недавно на одной из Майнкр заметили растрату бюджета, и теперь каждая из шахтёрских планет подвергалась проверке. Врач ещё долго опрашивал меня, выискивая в моих словах и действиях поводы для беспокойства, но через час сдался. Пообещав сообщить о моём состоянии Вульфу, он оставил меня в палате.

Снова один. Совсем. Апатия пропала или просто хорошо спряталась. Я взял планшет и открыл досье. Прибыл – поступил на службу – пропал через два месяца. Ещё через пару недель был найден в заброшенной части шахт с обширными ранениями груди. Фото прилагались…

Только сейчас я понял, что имел в виду бригадир: на небольшом экране планшета было моё лицо. Из единственно видящего правого глаза текли слёзы, а сам он был красным от лопнувших сосудов. Бровь была поднята, и, если смотреть только на верхнюю часть лица, казалось, что я скорблю. Рот же наоборот был изогнут в таком оскале, будто я надышался веселящего газа. Вид безумца. Странно, что меня не пристрелили на месте.

Они подумали, что это из-за стимуляторов. Частично, они были прав.

Горло схватил спазм, а глаза закололо. Я глубоко вдохнул. Выдохнул. Начал считать все системы, начиная от потерянной Солнечной до сектора Мю. Жаль, что воспоминания нельзя удалять. «Но их можно положить в дальний ящик и никогда не открывать», – как будто совсем безразлично заметил чей-то голос в голове. И ведь правда. Мне не обязательно избавляться от них. Можно просто спрятать. Туда же, где давно стоит коробка с большой черной буквой «М», написанной старинными размазанными чернилами, можно поставить коробку с белой буквой… Нет, даже без буквы. Просто коробку.

Дышать стало как будто бы легче.

Два дня пролетели быстро. Я спал, ел и принимал десятки лекарств, которые стирали беспокойные сны и делали отвратительную больничную еду съедобной, но аппетит во мне рос, а с ним и желание поскорее отсюда выбраться. Мысли я занимал чтением новостей и старых инженерных журналов про устройство горнодобывающих машин.

Ужин принесли поздно. Холодный суп, покрытый плёнкой жира, хлебец и кружок бледно-розовой колбасы как раз в цвет заката тусклой звезды, что служила здесь солнцем. Медсестра сунула мне что-то в руку и быстро выбежала. Я раскрыл ладонь: в блестящий поливинилхлорид была завёрнута конфета. Я покрутил её в пальцах, шелестя упаковкой, но открывать не спешил. Хотя раньше за такую драгоценность был готов выйти в два наряда вне очереди. Оставив конфету на подносе, я хотел было приняться за еду, зачерпнул ложкой суп, как дверь снова открылась.

– Капитан Вульф, сэр! – Ложка полетела куда-то на пол, разлив жирную субстанцию по одеялу.

– Отставить приветствие, Ганс. – Он взял стул и подтащил его к кровати. Совсем свежий шрам был на шее близко к ярёмной вене. На Вульфе был пропитанный пóтом костюм, который надевают под броню космодесанта. От него разило резким напоминающим лимонный запахом инсектицидов.

– Пока никого не нашли на замену Киму, решил сам повоевать. Вспомнить былые времена. – Он опустился на стул и вытянул ноги вперёд. Запрокинул голову и прикрыл глаза рукой. – Утром мне пришло письмо, что ты мёртв. Тебе повезло, что я не люблю читать почту по утрам. Расскажешь мне, что всё-таки произошло?

Я не хотел ничего говорить, хотел лишь отвернуться к окну и уснуть под действием болеутоляющих, но начал отвечать. Обстоятельно, по делу, соотнося факты и даже делая логичные предположения. Почему моё тело ещё старается?

Вульф слушал внимательно, не перебивая и не останавливая. Особенно его заинтересовал бронированный паук-мутант. Он даже наклонился поближе ко мне, когда я описывал щиты, защищающие глаза, и огнеупорный хитин.

– Нужно доложить руководству.

– Что нужно доложить руководству? – В дверях стоял Клайв. – Я это сделаю куда быстрее электронного письма. Капитан.

– Офицер.

Оба обменялись кивками. Вульф даже не встал со стула, а Клайв сделал вид, что это не обязательно.

– Ганс рассказал мне о пауке-мутанте в шахтах, обладающем защитной броней. Если есть такой один, то может быть и больше. Вы знаете, офицер, как быстро у мутантов закрепляются полезные признаки. Обычные отряды сопровождения с ним бы не справились. Повезло, что Ганс успешно его ликвидировал.

Клайв прислонился к стене и начал задумчиво вертеть фуражку. Сейчас, в свете медицинских приборов, уличного освещения и ламп, включённых в коридоре, Клайв выглядел совершенно по-другому. Он весь заострился. Торчащие плечи кителя и острая кромка фуражки. Уложенные волосы и блестящая звезда на воротнике.

– Капитан, нам, разумеется, всем чрезвычайно повезло, что Ганс оказался там. Хотя мне казалось, он был под вашим командованием… – Вкрадчивый, тихий голос офицера резал воздух. – Слышал, что некоторые из «Фенрира» были недовольны назначением Ганса в отряд.

Вульф даже не двинулся, но я увидел, как он сжал кулаки. Стукачей не любил никто.

– Я сам вызвался, офицер Клайв, – спокойно ответил я. – Думал, получу немного опыта в стычках с мутантами, чтобы приносить больше пользы отряду. У меня же не было настоящих боевых вылетов до назначения.

– Сам значит. – Клайв оттолкнулся от стены, и его острота пропала в миг. Но даже сейчас лицо его не выражало ничего. Будто восковое. Надев фуражку немного набок, он подошёл ко мне, осмотрел нетронутый ужин. – Надо заглянуть на кухню перед вылетом. Это же не еда, а преступление против человечества. – Клайв улыбнулся собственной шутке, но глаза его остались прежними: абсолютно непроницаемыми.

Он пожал мне руку на прощание и потянул на себя, приближая моё лицо к своему. Его ладонь – сухая и холодная – чуть сильнее сжала мою, и он всматривался в меня, ища слабое место, и только после выпустил.

– Почему ты не сказал правду? – спросил Вульф, как только шаги Клайва стихли.

– Какая разница, почему я тут оказался. Это уже случилось. Вопрос в том, где я хочу оказаться завтра. – А рядом с Вульфом я всё больше и больше хотел вернуться на «Защитник Режима». Если слова Клайва обладали силой зажечь сердца космодесантников сражаться за Свободу, то рядом с капитаном, тихо сидевшим рядом, эта сила обретала какую-то реальность. Не далёкая неосязаемая Свобода, а близкое и понятное желание защитить своё. То, что жило и во мне.

– Ты мог оказаться в военном управлении, стал бы проверяющим, как Клайв.

– Я уже выбрал, кем хочу быть, – твёрдо сказал я, но мои слова потонули в шуме, доносящемся откуда-то с улицы.

Стёкла задрожали. Вульф схватил меня, стащил с кровати и перевернул её, защищая от летящих осколков. Совсем недалеко раздался оглушительный взрыв и всё здание больницы пошло ходуном. Замигали лампы, прерывисто завыла сирена, несколько панелей с потолка упали рядом. Я выглянул: в разбитом окне был виден космопорт, и он уже пылал. Огонь перекидывался с одного здания на другое. Ярко-синими сферами блестели щиты кораблей – если хоть один из них взорвётся здесь – все шахты загорятся следом. И тогда всему на планете придёт конец.

Я вырвал трубки из вен, на секунду качнулся от слабости, но Вульф подставил плечо. Пока я искал вещи, капитан связывался по рации с «Защитником режима», но никто не отвечал. По всей больнице механический голос просил пройти в подвальные защитные сооружения.

– Идти сможешь? – Вульф подбежал к разбитому окну и вгляделся в плотную серость, окутывающую всю планету.

– Да. – Я нашёл чью-то одежду и в спешке одевался.

– Связаться с боевым отделением сможешь? – Он бросил мне рацию и зашагал к выходу.

Продираясь через толпу людей, спешащих в укрытия, я искал нужный канал. Выуживая из памяти настройки и вслушиваясь в помехи, я наконец-то услышал:

– Сообщите имя и звание.

– Вульф, капитан отряда «Фенрир». – Он вырвал рацию у меня из рук. – Что показало сканирование орбитального пространства?

– Сэр, мы не подчиняемся вашей юрисдикции. Эта информация засекречена.

– Подчиняетесь, потому что я – боевой командир, а в небе – боевой корабль механоботов. Так что отвечайте и отправьте машину к больнице. Я принимаю командование.

Глава 7. Напоминание о войне

Общая Цивилизация находится в состоянии

постоянной войны за свою свободу и независимость.

Из Конституции Общей Цивилизации.

Никто не мог перечить Вульфу. Сержант, который отвечал за боевое отделение в этом секторе Майнкры, быстро передал управление и стал организовывать спасение гражданских несколькими охранными группами. Большая же часть боевых отрядов координировалась Вульфом по рации, пока мы мчались на разбитой машине к командному центру. Водитель гнал, как безумный, при этом умудрившись скрутить себе самокрутку и раскурив её.

– «Защитник» не отвечает? – спросил капитан, не поворачиваясь ко мне. Он всматривался в небо, затянутое смогом – непроглядное и оттого опасное. Система сканирования на Майнкре стояла паршивая, еле пробивала атмосферу планеты и давала очень неясные данные. Но и без неё можно было разглядеть зловещие красные огни атакующих кораблей механосов и услышать специфический свист, с которым они десантировались на Майкру.

– Без изменений. – Я пытался выйти на связь с Лисом и Текилой, но все впустую. Ни личная связь, ни общая. Даже шума в эфире не было. – Вышка наверняка сдохла.

Машина резко остановилась, взвизгнув тормозами.

– На огневую! – крикнул водитель, открывая крышу. Сам он быстро крутанул руль и стал разворачиваться. Сплюнутая папироса полетела куда-то вниз.

Вместо привычного крупнокалиберного пулемёта здесь была установлена модификация: более лёгкая и быстрая, но от того менее бронебойная. Автоматический прицел тоже куда-то пропал, но даже так, сквозь выбрасываемый колесами песок и пыль, я впервые увидел механосов, бегущих прямо на нас. Похожие на высоких, больше двух метров людей, закованных в металл, двигались они не по-человечески: дёрганно, неуклюже, но от этого не становились менее смертоносными. Красные бездушные глаза одного из них засекли нашу машину. Остальные, как по единой команде, направили на нас «вшитое» в организм оружие. Длинные стволы у одних были продолжением верхних конечностей, у других – вырастали из живота. Пара механосов вообще встали на четвереньки и сами превратились в стационарные пулемёты, перекрутив свои механические «руки» и «ноги».

Заметь их водитель позже всего на пару секунд, и мы бы сидели в машине с простреленными головами, но время сыграло мне на руку. Пулемётная очередь прочертила кривую, перебивая механосам ноги. Они, будто не замечая случившегося, продолжали ползти в нашу сторону. Они и без голов могли сражаться. Единственное уязвимое место – двигатель – был спрятан на бронированной пластиной, и с этим пулемётом мне не добраться до него.

– Я расчищу путь, рули сразу к центру! – За звоном сыплющихся гильз, жаром раскалённого оружия и гулом от очередей я забыл себя. Я стал этим автоматом, выискивающим врага в серости ночи и отстреливающим им руки и ноги. Каждый выстрел выбивал из меня ненужные мысли и возвращал на землю. Уступая старому Гансу место.

Вульф выскочил из машины ещё до полной её остановки и вбежал в центр управления, раздавая приказы на ходу. Я нехотя отлепил руки от пулемёта и последовал за ним. Ноги шли легко, слабость исчезла, я чувствовал себя… хорошо?

Прогремел ещё один взрыв. Я успел заметить ярко-красный след от реактивного движка, тянущийся далеко за пределы моей видимости. Ещё один десант механосов.

В центре творился кавардак. Молодой солдат сидел у огромного, во всю стену монитора, и пялился на мигающие восклицательные знаки рядом с длинным списком вышедшего из строя защитного оборудования и оборванных связей. Его руки плетьми висели, опускаясь до самого пола. В правой был зажат пистолет. Он обернулся, странно, запрокинув голову вбок, и я увидел в его глазах такое отчаяние, такой страх, что он невольно передался и мне. Губы солдата искривились, по щекам потекли слёзы, они смешивались с пузырящимися соплями и стекали на подрагивающий подбородок.

– Увести этого и запереть, – сразу же потребовал Вульф. – Оружие отобрать. И где ваш главный?

– Это и был наш главный. – За спиной возникла невысокая женщина. Черные с проседью волосы были убраны в тугой хвост, ни единой выбившейся прядки. Она скрестила руки на груди, придерживая планшет. – Это я с вами общалась, капитан. Единственная из офицеров, кто сохранил какие-то остатки разума.

И действительно. То, что сначала мне показалось просто суматохой, было бесцельным шатанием старшего состава от одного угла до другого. Кто-то пытался дозвониться до Штаб-планеты по оборванным линиям передачи, кто-то переносил документы от одного стола к другому, кто-то – разбирал и собирал оружие в десятый раз.

– Сколько готовых сражаться?

– Из тех, что здесь, двое. Сиблинги [Сиблинги – родные братья и сёстры; дети, у которых общие родители] Джон и Джина. – Она кивнула на двух охранников в углу. Парень крутил в руках зажигалку, а девушка рассматривала свои ногти. Они стояли, прислонившись спиной к стене и о чём-то спокойно болтали. – Остальные или эвакуируют людей, или на позициях.

Завыло оповещение о новом проникновении в атмосферу. Женщина раздражённо его выключила и вывела на монитор карту, приблизив область поражения.

– Что там? Склад оружия? – Вульф отдалил местность и теперь смотрел на полную картину вторжения механосов.

– Жилые дома, – закусив губу, ответила женщина. – Кроме космопорта, по которому они ударили первым, они бьют только по жилым секторам.

Мне показалось это странным. Как метод устрашения – окей, но это противоречило правилам ведения войны: сначала бомби военные объекты. Да и почему они просто не ударят с воздуха? Один направленный заряд, пропущенный противовоздушной обороной – и всё бахнет так, что от планеты ничего не останется. Но они высадились.

– Они хотят захватить планету, – словно продолжая мою мысль, сказал Вульф. – Удар по тактическим запасам может быть критичным для пробуравленной насквозь Майнкры.

– На хрена? – Джон, подбрасывая зажигалку и ловя её на лету, подошёл к нам.

– Майнкра им нужна. Неважно зачем. Важно её отбить. Покажите ваш арсенал… – Капитан замолчал, силясь вспомнить имя главной, которое она ему и не называла.

– Лейтенант Морган, из расформированного отряда «Урса». – Косматые брови Вульфа поползли наверх, но он промолчал. – Пройдёмте за мной.

Комната с вооружением была бедноватой, но это понятно: никто и не думал, что на Майнкру нападут механосы. Да и вообще кто бы то ни было. Эта планета – последняя обитаемая во всём секторе, остальные – пустые оболочки после полного цикла выработки ресурсов.

– Джон и Джина, верно? – Они одновременно кивнули. – Рядовой Ганс Нейман будет вашим командиром. – Задача – провести разведку космопорта.

Джина цыкнула, закатив глаза, а Джон ухмыльнулся. По их расслабленному виду можно было понять: или они были не в одной заварушке, или не были ни в одной. Вульф поручил выдать им разломы – спецоружие как раз против механосов: сердечник в пулях имел дополнительный заряд и разрывал грудные пластины, обнажая хрупкий двигатель. Я тоже потянулся за разломом, но Вульф сунул мне снайперскую винтовку.

– Ты – не тупая сила, а ум этой операции. Ты должен уничтожать механосов, а не разламывать их хребты, понял, новенький? – Голос капитана был ровный, но натянут, как струна. – Ты должен найти Лиса с Текилой. Они ещё живы.

Струна лопнула на последних словах, но я сделал вид, что не заметил.

Я затянул ремни на форме, закинул пару запасных обойм от винтовки в карман, взял тепловизионный прицел. Я знал, что надо делать, и знал, что сделаю следующим шагом. И это ощущение – знания и предопределённости – было словно тихая спокойная река, в которой нет порогов и резких поворотов. Она должна привести точно туда же, куда уже приводила не раз.

На стоянке служебного транспорта был небольшой выбор машин: Джон предложил более манёвренную и быструю модель, чтобы поскорее добраться до точки, и я согласился.

– Но не просто же так её тут оставили, раз она такая распрекрасная? – Джина ударила носком ботинка по колесу. То глухо отозвалось.

– Чего гадать? Тут все машины кто-то почему-то оставил. Выезжаем. Джон, ты за руль.

Но на водительское села Джина, снова цокнув языком. Она поправила зеркало заднего вида, растёрла под глазами чёрные тени так, что они длинными стрелками ушли к вискам. Нажала кнопку зажигания. Машина взревела и, мотнув задними колёсами, помчалась в ночь.

Через темноту, вспышки стрельбы и свист десантирующихся механосов.

Через трупы мёртвых людей, крики живых и мольбы помочь.

Но река несла меня туда, где я должен быть по велению приказа.

Машина заглохла на полпути. Джина, хорошенько выругавшись, сказала, что реанимировать её бессмысленно: только время потратим. Как только мы вышли и я хлопнул дверью, с другой стороны машину прошила автоматная очередь.

– Хоть на что-то эта рухлядь способна! – выкрикнула Джина, прикрывая голову от осколков. – Джон?

– Понял!

Они одновременно выскочили из укрытия с разных сторон и зарядили по врагу из разломов. Били прицельно: механосов не разворачивало, они не падали на «спину» или «живот». В общем, идеально, чтобы снайперская винтовка завершила начатое.

Вдох. Дым царапается и продирается по горлу к лёгким. Он щиплет глаза и его запах, тяжёлый и сернистый, неприятно оседает на слизистой носа. И время замедляется, растягивается. Так же, как и этот дым стелется по земле. Я вижу механическое сердце одного из механосов, оно тоже медленно бьётся, прогоняя топливную смесь по трубкам, превращая огонь в электричество, и прямо сейчас оно открыто для моего выстрела.

Выдох, небольшая отдача – и первый солдат механосов упал. Время потекло с невероятной скоростью, я убил ещё троих, даже не заметив как, но врагов было слишком много, чтобы отсиживаться.

– Ганс! Нам нужна машина, иначе мы тут застряли! – Джина наспех бинтовала бедро. Тёмное пятно разрасталось слишком быстро. Неужели артерию задело?

Она была права. Я огляделся, но среди разрушенных десантом домов и перевернутых автомобилей искать бессмысленно.

– Здесь есть подземный гараж, метрах в двухстах севернее. – Джон кинул аптечку Джине. – Достань нам что-нибудь, а мы пока займемся железяками! Сыпь «Кровостоп», дура, куда бинтуешь?

– Сама знаю!

Они разберутся? Другого выбора, кроме как довериться, у меня всё равно не было. И я побежал. Пули резали воздух совсем близко, и мне приходилось менять траекторию и держаться ближе к укрытиям. Двести метров это сколько? Секунд пятнадцать бега? Но добирался до гаража я почти пять минут. Растрачивать снайперку на тупую стрельбу было расточительно, а пистолет-пулемёт, который мне всучили в нагрузку, подходил только для боя на средней дистанции, а до него доводить не хотелось. Смертельно не хотелось.

Заваленный вход в гаражи я нашел быстро, но вот открыть заклинившую дверь у меня получилось не сразу: обычная роллета, поднимающаяся наверх, была искорёжена и застряла намертво, оставив небольшое пространство, где можно было пролезть.

Как и везде, здесь царила темнота. Темнота и коридоры, ведущие на этажи с парковкой. Фонарь, пристёгнутый к нагрудному карману, светил ярко, но мне всё время казалось, что сейчас я зайду на территорию пауков, уж слишком эти узкие и извилистые коридоры напомнили мне шахты. Меня повело, я ухватился за стену и сжал пальцами переносицу. Всё же было хорошо. Я знал, что и как делать. Нужно вернуться в это состояние.

Звуки приглушены. Слабые колебания тёплого воздуха. Пляска частиц угля в свете фонаря.

И вдруг раздался выстрел. Не снаружи, нет. Это откуда-то с нижних этажей гаража. Выстрел слабенький, я даже услышал звенящий рикошет пули о металл. И вряд ли палили по машинам.

Поток снова подхватил меня, и я побежал вниз, не разбирая дороги, но тело само уворачивалось от препятствий. На минус каком-то этаже я затормозил, увидя мельтешение в свете горящих фар. Одна фигура возвышалась над второй, лежащей на бетонном полу, и забивала её палкой? Нет, монтировкой. Мародёр? Некоторые и сейчас находили время поживиться.

Я медленно приблизился. Снял пистолет с предохранителя.

– Подними руки вверх, чтобы я их видел. – Я учил эти слова в кадетском корпусе, но не думал, что буду произносить. Сражаться с людьми в мои планы не входило.

Фигура тяжело поднялась. Плечи ходили вверх и вниз. Монтировка выскользнула и глухо брякнула об пол.

– Ганс? Это Клайв.

Клайв? Я опустил оружие. Подошёл ближе: это был действительно он.

– Что… – Я осёкся. Рядом валялся распотрошённый механос. Весь корпус деформирован. Грудная пластина просто вскрыта, как консервная банка. Двигатель чихая качал топливо. Конечности слабо подёргивались.

– Одолжи пистолет, рядовой. – Клайв снял фуражку и пригладил волосы.

Он взвесил в руках протянутое оружие, примерился к нему. Выстрелил точно в цель, не задев топливных трубок.

– Как он сюда проник? – спросил я, когда эхо выстрела утихло.

– Без понятия, наверное, так же, как и ты. – Клайв отряхнул полы шинели. – Ты здесь прятаться или?

– Или. Мне нужна машина.

– Бери мою, – он кивнул на ту, около которой мы стояли. – Она бронированная, заказ для военного управления. Я найду себе другую… Так, получается, центр функционирует?

– Да, Вульф возглавил операцию. – Губы Клайва поджались.

– Тогда направлюсь туда. А ты, давай, езжай на своё спецзадание.

– Есть!

Я запрыгнул в офицерскую машину и стал разворачиваться. Клайв деловито присел на корточки около поверженного механоса, надел перчатки и стал что-то рассматривать в его внутренностях, отодвигая кабели и механизмы. Занятный он, конечно. Но я пока не понял, в хорошем смысле или в плохом.

Сломанная роллета вылетела из направляющих с лязганьем и грохотом, и я выехал на дорогу как раз вовремя: ребята отступили к гаражу и могли только обороняться. Механосы ползли со всех сторон: без ног и рук, но всё ещё жаждущие убивать людей.

– В машину! Быстро! – крикнул я и открыл заднюю дверь.

Джина впрыгнула внутрь, Джон едва оторвал ногу от земли, как я нажал на педаль газа, и машина, переваливаясь, проехала прямо по ползущим механосам и понеслась по направлению к космопорту. В зеркало заднего вида я успел заметить их разворачивающиеся безрукие и безногие тела, упорно продолжающие своё движение в нашу сторону. Но они скоро пропали из вида.

Мы поехали по объездной дороге. Через компьютер машины Джон смог подключиться к центру, чтобы мы видели точки высадки десанта и избегать большого скопления врагов. Мелкие стычки с единичными механосами мы игнорировали. Джина, занявшая место водителя, таранила их себе на потеху. Кровожадная улыбка не сходила с её губ. Побелевшие пальцы сжимали руль. С каждым механосом, отлетающим с нашего пути, как кегля, она пододвигалась всё ближе к краю кресла, пока почти не уткнулась носом в стекло. Так сильно ей хотелось видеть момент сбивания механоса. Джон что-то шептал. Вроде бы, считал. Прибавляя по единице каждый раз, как Джина сносила очередного механоса. Понятно. Это их война.

Последнее сообщение Вульфа пришло за пару километров до космопорта: «Убейте как можно больше. Отсюда мы не уйдём». Похоже, мы здесь до конца. До самого конца. Майнкра была отрезана от внешнего мира. Все спутники внешней связи уничтожены, раз центр не смог связаться с военным министерством и запросить помощь. А когда кто-то наверху поймёт, что с планетой нет связи, возможно, эту связь налаживать будет не с кем.

Джина остановилась. Капот машины топорщился, из него валил дым. От самой Джины тоже валил дым, так она была перевозбуждена.

Космопорт пылал. Оранжево-красное зарево поднималось в небо, смешиваясь с грязной серостью Майнкры. Огонь пузырился грохочущими взрывами. На этом фоне блеск сфер корабельных щитов был едва различим. Как тонкие округлые росчерки, отрезающие жар и копоть. Один из кораблей удачно стоял у станции заправки нью-нефтью и прикрывал её своим щитом. Одна бомба, всего одна – и планета рассыпалась бы в прах от каскада взрывов. Механосы имели представления о тактике, но сейчас я никак не мог её понять.

Но теорию стоило отложить, сейчас важнее было спасти гражданских. И Лиса с Текилой. Я вышел из машины и посмотрел в бинокль: механосы столпились у щитов, окружив запертых там людей. Сами они неохотно приближались к электромагнитному полю, предпочитая держаться подальше, но вот их скорострельные вращающиеся пули врезались в него и пролетали сквозь, даже не меняя траекторию. Ответного огня почти не было. Запертые в котёл люди сидели или без патронов, или берегли на случай прямой атаки. И то, и другое означало примерно одно: их скорую смерть.

Джина села на корточки и достала сигарету.

– И что же теперь, Ганс? – Она посмотрела на меня снизу вверх, но даже в таком подчинённом положении в сощуренных глазах был только вызов: «Что теперь придумает хвалёный космодесант?»

– У нас с сотню патронов на двоих. – Джон присел рядом и протянул сестре зажигалку. Пьезоэлемент высек искру, и кончик сигареты заалел с шумным вдохом Джины.

Пьезоэлемент. Я как-то в детстве делал из него миниатюрную пушку на электромагнитном импульсе. Удавалось пробить пару сантиметров воздуха, чтобы погасить диод.

– Видите старый корабль с красными крыльями? – Я указал на «Защитник режима». – Мне нужно пробраться на него. Для этого вам нужно будет отвлечь механосов.

Джина выхватила бинокль из моих рук.

– Отвлечь пару сотен мех? – Она отняла его от глаз. – Конечно, сможем! Нас же целых… двое! – И снова этот взгляд. Насмешливый, ядовитый.

– Их топливо, – внезапно пришло мне в голову. – Оно же взрывоопаснее, чем нью-нефть.

– Предлагаешь устроить взрыв рядом с истончившимся щитом космолёта? Это можно. Но как потом оттуда свалить?

– Или ты предлагаешь нам отправиться к механосам без плана отхода? Типа «спасти человечество любой ценой»? Мы присяги космодесанта не давали, – фыркнула Джина.

Я пропустил едкое замечание мимо ушей.

– Знаете, чем всегда оснащены машины офицеров? Реактивным ранцем на случай срочной эвакуации. Вы берёте машину, мне хватит и его. – Я пошарил под водительским сидением и вытащил небольшой компактный летательный аппарат в виде рюкзака. Надел ранец и стал проверять крепления.

– План дерьмо, но другого у нас нет. – Джон забрал сигарету и затянулся до самого фильтра. Ногтём запустил окурок в траву и распрямился, потянувшись.

– Эй, Джон, ты что, согласен? – Джина вскочила, и я заметил, что её высокий хвост тёмных волос сполз на затылок, а чёрные тени растеклись от пота. Она лихо давила механосов в бронированной машине, но сейчас требовалось больше, чем просто хорошая стрельба. Нужно было рискнуть своей жизнью.

– Ты и сама знаешь. – Он неопределённо мотнул головой. – Без чего-то феерически тупого отсюда не выбраться.

Джина удручённо вздохнула, взялась за протянутую руку брата и поднялась. Открыв капот, вытащила пару канистр. Шумно вздохнув, она расправила плечи и посмотрела в мою сторону.

– Слушай сюда, одноглазый, мы дадим тебе шанс прорваться внутрь. Но один единственный. Не проморгай его. – Она легко ударила меня по плечу кулаком. Я заметил, как дрожала её рука, как нервно сжимались пальцы. Джина бросила канистры в салон и заняла водительское место. Джон последовал за ней. – Мы подадим сигнал.

Машина скрылась, оставив меня одного. У меня было немного времени обдумать случившееся, и я пытался представить карту сектора. Майнкра-209 была последней жилой планетой здесь. Остальные – пустынные мёртвые сферы, отдавшие всё на благо Общей Цивилизации. Нигде больше не было людских общин и…

Никто не следил за ними. Эти старые планеты были никому не нужны, да и Двести девятая доживала свои последние десятилетия. Никому не пришло бы в голову проверять мёртвые планеты, кому они сдались-то? Разве что тем, кому не нужна органика для выживания. Как же глупо!

Завладев Майнкрой, они получат, если уже не получили, сырьевую звёздную систему с выходом на магистраль прямиком до производственных секторов Общей Цивилизации. А вот уже захват их да ещё и с такой базой под боком становился более реальным. Для Общей Цивилизации это стало бы большим ударом. Стало бы, если бы не Вульф, который смог отбить первую волну. И мой план, если он выгорит. В прямом и переносном смысле.

Раздался женский крик. Яростный, злой. Я приготовился активировать ранец и всмотрелся в темноту. Куда прыгать? С какой стороны они ударят? Слепящий взрыв на секунду осветил круг в пару сотен метров диаметров, делая всё вокруг чёрно-белым. Ударная волна отбросила механосов от щита, освобождая мне прямо путь к кораблю.

По спине разлился приятный жар, как только я взмыл в небо. Пара прыжков – и я буду у цели. Краем глаза заметил, как офицерская машина, поднимая столб пыли и виляя, уносилась прочь от космопорта.

В щит я влетел в паре метров над землёй на полной скорости. Ранец чихнул и заглох. Электроника в нём сгорела мгновенно. Сгруппировавшись, я упал прямо к открытому зёву «Защитника Режима». Проехав на спине пару метров, я попытался встать, но голова закружилась так сильно, что захотелось проблеваться. Хорошо хоть, что было нечем.

– Привет, Гензель, – просипел знакомый голос.

– Здравствуй, Лис.

***

Больше сотни гражданских собрались под брюхом «Защитника», и с ними всего шесть боевых космодесантников: кроме Лиса с Текилой был ещё один отряд. Больше никого в живых не осталось. Оружия, как я и думал, немного. И против механосов почти всё бесполезное.

– Вот такой у меня план. – Закончил я и всмотрелся в уставшие лица товарищей по несчастью. – Он опасный, но…

– Но? Ганс, это самоубийство! И как же наш корабль?

– Цыц, Текила. Ты думаешь, это сработает?

Я кивнул.

– Больше я ничего не придумал, – опустил я голову. В мыслях план звучал складнее, логичнее. Правильнее, что ли. А как начал говорить, получалась суицидальная миссия из плохих фильмов. Там, правда, все главные герои обычно выживали.

– Тогда распределим оружие между нами, – Текила занял свою обычную позицию снабженца и сразу как-то успокоился. – Ганс, ты иди. Но имей в виду, мы простоим секунд тридцать, не больше.

– Больше и не надо, – бросил я, забегая по трапу корабля и углубляясь в его коридоры.

Энергоотсек располагался в центре «Защитника», этого древнего по меркам прогресса Общей Цивилизации корабля. Но что хорошо в старых кораблях – это графеновые конденсаторы. Их ставили тогда, когда нью-нефть ещё не научились производить и часто были перебои с поставками топлива.

Узкая лесенка, потёртая краска на металле, ржавчина и подтекающая система охлаждения – внутренности «Защитника» оказались лучше, чем я предполагал. Аварийного света едва хватало, чтобы не запутаться в собственных ногах. Нырнув под трубами по стрелке «Энергоотсек →», я ударился головой о слишком низкую перегородку и тихо ругнулся.

– Хотя чего это я шепчу? Какой безрукий присобачил сюда эту хрень? – крикнул во весь голос я. Захотелось крикнуть ещё. – Что б тебе этими же заклёпками задницу заклепали!

А это приятно. Почаще надо так делать.

Отсек встретил меня опасным рычанием громадного реактора. Он выжигал последние остатки нью-нефти и готовился к смерти, судя по показателям интерфейса. Конденсаторы, собранные в огромную сверкающую нанослоем графена сферу, располагались по центру, окружённые паутиной охлаждающих трубок и отводящих энергию толстенных жил. Самодиагностика системы, пища и пиликая, выдала работоспособность половины всей графеновой структуры: остальное деградировало. Ладно, и с этим можно работать. Главное – сработать быстро. Я размял пальцы и хрустнул суставами.

Переходники кабелей, слава Космосу, подходили, и подключить конденсаторы к реактору удалось сразу. Пока что через резерв. Нельзя было резко подавать энергию на устройство, которое старше меня раза в три, а то и четыре. Поэтому я начал с десяти процентов. Сфера загудела, в её центре начал формироваться шар концентрированной энергии. Пока ещё тусклый, бледно-жёлтый, но постепенно разрастающийся. Слой графена будто бы «потёк», поблёскивая кристаллами, которые то вырастали на поверхности, то ныряли обратно.

Перевести двадцать процентов. Внешний щит ещё должен был держаться. Он отключится… Если я всё верно подсчитал, то на пятидесяти процентах. Шар пооранжевел. Гудение сферы становилось выше, графен тёк быстрее. Там, где слои графена проходили близко друг к другу, появлялись первые молнии. Энергия наполняла конденсатор, и, казалось, он был рад этому. Словно оживал.

Тридцать, сорок.

Критический момент. Пятьдесят процентов.

Теперь у меня есть тридцать секунд.

Шар внутри сферы перескочил «красную» зону и стремительно темнел. Когда он станет фиолетовым, энергии будет достаточно для разрядки. Внезапно раздался ужасный треск и дребезжание: несколько отводящих трубок треснули, холодоноситель с безудержным шипением бил в потолок. «Перегрев через пять…» – начала отсчет система.

Чтоб меня жуки сожрали.

Я одним движение перенаправил всю энергию с реактора на конденсаторы. Всю, без остатка.

«…четыре…»

Бегом добежал до сферы, прикрыл глаза от горящего тёмно-фиолетового шара концентрированной энергии. Ток внутри пел.

«…три…»

Встроенная антенна корабля должна сработать как мощная катушка. Гигантский поток устремился на неё, разряжая конденсаторы с ноль. Я увидел, как светящийся шар раздулся до размеров всей сферы, уже вылезал за её пределы, но вдруг схлопнулся. Корабль тут же содрогнулся, выпуская мощный электромагнитный импульс во все стороны. Сильно запахло озоном, как после ужасного ливня с громом и молнией.

«…разряжена. Пожалуйста, подключите питание». Система говорила что-то ещё, но я уже устремился наружу. Я выиграл эту битву, но выиграли ли битву Лис с Текилой?

Глава 8. Руммаш

Список разрешённых довоенных мультимедийных,

литературных и иных произведений находится в приложении.

Из Закона о свободе слова.

Гражданские прятались внутри «Защитника». Я вручную открыл гермодверь, и она с грохотом упала на землю. И это был единственный звук, существующий сейчас на километры и километры вокруг. Майнкру накрыла минута тишины. Минута молчания по всем устройствам, приборам, машинам, где были электросхемы. Я сжёг их подчистую за секунду.

С нашей стороны убитых не было. Да даже раненых не было. А вот с вражеской…

Блестящие тела механосов лежали сплошным ковром. Мёртвые, если можно так о них сказать. Хотя логичнее сказать, отключённые. В небе медленно пикировал их атакующий корабль. Ни красных огней, ни свиста десанта. Просто молчаливый полёт вниз.

На этот раз победа была за нами.

***

К утру службы Майнкры смогли запустить запасные генераторы и восстановить связь с другими секторами планеты и Штаб-планетой. Я кинул на землю куртку и сел на неё. Надо мной возвышался затихший навек «Защитник режима». Он не пережил такого напряжения. Я провёл с ним немного времени, но почему-то мне было горько. Ещё и Текила стоял неподалёку и гладил корабль, что-то шептал ему. Наверное, прощался.

Вечный смог развеивался необычно сильным для Майнкры ветром. Над горизонтом даже можно было разглядеть крошечный тусклый кружок солнца и посветлевшее голубовато-серое небо. Интересно, когда в последний раз планета вообще видела восход?

Я лёг на спину. Звёзды пропадали одна за другой. Слёзы Вдовы последними яркими точками сияли на небосклоне, но и они тускнели с каждым мгновением. В паре метров от меня валялся механос. В обычное время я бы обязательно попробовал его разобрать, но сейчас у меня не было на это сил. Я просто смотрел на него. Бесстрастно. Безэмоционально.

Маленький паучок заполз на голову механоса и принялся плести паутину, закрывая дыру в голове от сквозного выстрела прямо на месте глаза. Сначала основную нить, потом от середины нити вниз. Несколько лучей от центра. И завершающую спираль.

– Ганс! За нами прибыл корабль! Хватай вещи и пошли! – Текила помахал мне рукой, стоя рядом с грузовиком. Туда уже садились люди. Наверное, всех отсюда переведут на работы в соседние сектора, пока не разберут здесь весь металлолом.

Тело противилось вставать, но я смог его перебороть. «Поспим в машине», – уговаривал я себя. Но в трясущемся на ухабинах кузове нужно было прилагать больше усилий, чтобы ненароком не прищемить себе язык. Ещё и дорога заняла часа два. К концу я даже не понимал, где нахожусь. Все мозги себе растряс.

Корабль на замену был каким-то не таким. Уродским, что ли. Но Текила, который болтал без устали всю дорогу и развлекал людей, казалось, обрадовался:

– Мы, что, полетим на Руммаш? Эй, Вульф! – Он окликнул капитана, подходящего к нам. – Я ведь вижу то, что вижу?

– Да, Текила. Мы летим на Руммаш.

Корабль завывая поднялся в воздух. Я тоже был готов завыть, так я хотел добраться до кровати.

– Эй, Ганс! – Текила нагнал меня в коридоре у комнаты дезинфекции. – Тебе тут Лис кое-что хотел сказать.

Лис плёлся следом, и судя по выражению его лица он явно ничего хорошего не хотел мне говорить. Рыжие волосы слиплись от пота, вокруг глаз ярко-красный след от плохо подогнанного шлема, ухмыляющаяся улыбка стёрта усталостью.

– Знаешь, я сейчас немного занят. – Я решил отсрочить наш разговор. Мы оба не были готовы нормально обсудить всё, что случилось. Разводя руками и показывая, что я весь вымазан в вонючей маслянистой жидкости, что заменяла механосам кровь, я указал головой на дверь. – Мне надо в дезинфекцию, а потом я бы завалился поспать.

Лис выдохнул и быстро прошёл мимо, чуть не задев меня плечом.

Текила почесал затылок, при этом с его коротких волос веером разлетелась какая-то липкая субстанция по стене. Он попробовал стереть её, но только сильнее размазал.

– Вот ведь жучиная блевота… Ладно, всё равно корабль не наш. – Он замолчал. Потом откашлялся и продолжил: – Ты, это, Ганс, молодец вообще-то. Вовремя пришёл.

Я пожал плечами.

– Это мой долг.

– Нет, – он положил мне руку на плечо, – после того, что сделал Лис, ты мог не возвращаться за нами.

– Я вообще-то только за тобой пошёл, а он случайно оказался в этом же месте.

Текила уставился на меня. Через секунду рот растянулся в улыбке, и он засмеялся.

– Попал на акцию «Два космодесантника по цене одного»! Поздравляю с удачной покупкой! Ладно, иди отмывайся, мне бронник тоже надо скинуть в бокс. И это, если хочешь, мы щас по-быстрому спим часов десять, потом планёрка, а после я хочу кой-чего вам показать. Это ненадолго. Может, и поговорить нормально с Лисом сможете. – Подмигнув и ещё раз пошутив про акцию, Текила направился в дезбокс для костюмов.

Стоя под душем, я обдумывал предложение Текилы. Заявляться нежданным не хотелось, мне хватило неловких посиделок в учебке, куда меня приглашали из вежливости. Но зато при Текиле Лис вряд ли будет сильно огрызаться, да и сам Текила вроде как на моей стороне. Он даже тогда воздержался на голосовании.

Да и если я останусь один на один с Лисом, наш разговор быстро перетечёт в драку. У меня до сих пор чесались кулаки из-за того рапорта и лжи о дезертирстве. Я ударил по металлической стене. Он не имел права писать такое.

Но сил на злость не было. И чтобы вытереться тоже. Надев одноразовый халат, я поплёлся до кровати. Спать. Наконец-то спать.

***

Вульф охрип после многочасового командования и говорил тихо, причмокивая таблеткой от боли в горле.

– Текила, Лис, вы уже знакомы с Руммашем. Новенькому объясните на месте, у меня язык стёрся от разговоров. Текила, я уже вижу, что ты хочешь пошутить, даже не думай. Ганс, тебе ещё надо написать рапорт о том, как ты обесточил половину Майнкры и повредил оборудование на много-много денег. Чем скорее, тем лучше.

Капитан махнул рукой, отпуская нас до прибытия на точку, но Текила вскочил с места:

– Не расходимся! Так, Ганс, подмогни-ка. – Мы перетащили стол и поставили стулья полукругом. Потом он сбегал куда-то и принёс металлический ящик с маркировкой «Опасно!».

– Стоять! – просипел капитан, надрывая связки. – Только не говори, что ты уже не стесняясь хранишь алкоголь на корабле! Убирай, пока не сделал шаг внутрь помещения, иначе я буду обязан конфисковать и сообщить куда следует.

– Не боись, Вульф. Не алкоголь. – Заметя мой вопросительный взгляд, похлопал по крышке: – Куда лучше алкоголя!

Я с интересом наблюдал, как Текила вскрывал ящик. Осторожно, почти любовно. Внутри были коробки поменьше. Сначала обычные, пластиковые. В них обёрнутые сейф-плёнкой металлические прямоугольники.

– Медь?

– Да, для полной защиты от любых внешних электромагнитных полей. Информация внутри слишком важная. – Текила открыл один из прямоугольников, вытащил небольшую флеш-карту.

Теперь мне стало по-настоящему интересно.

– Текила, ты же знаешь правила, – пробурчал Вульф.

– Знаю, капитан. Но это же только отрывок. И без названия. А раз он без названия, то как его запретить могут?

– Но и разрешить тоже, – добавил молчащий до сих пор Лис. – Ты доиграешься когда-нибудь.

– Так, хотите – уходите, держать никого не буду. Ганс, ты будешь смотреть? – Текила устанавливал миниатюрный проектор. Черно-белая картинка, немного искажённая из-за кривой поверхности комнаты, подёргалась, но Текила смог выставить её максимально ровно.

– Конечно, ещё спрашиваешь! – Что же там? Тайные планы инсектоидов? Расшифрованные записи разговоров механосов?

Лис с Вульфом переглянулись и сели в импровизированный зал. Я тоже.

Текила вставил карту в прорезь проектора. Изображение моргнуло, пошло цветными волнами. Динамики зашипели. Что-то запищало, затарахтело. Видео началось.

Следующие четыре минуты я сидел, открыв рот.

Это была сцена из какого-то древнего фильма. Двое солдат сражались в пещере с монстрами, отдалённо похожими на наших инстектоидов. Хотя их оружие и вызывало у нас смех – выглядело очень уж ненатурально – сражались они храбро. Но их было всего двое, а врагов – целая орда. «Наступит день, когда обычный человек сможет уничтожить всю вашу империю!» – с этими словами один из героев пожертвовал собой, подорвав себя и кучу монстров, но дал своему союзнику уйти живым.

– Давай ещё раз. Можно ещё раз, Текила? – Я просил, будто снова оказался в Доме воспитания на киновечере.

– Да, давай по-новой. – Лис сидел, закинув нога на ногу, и смотрел на экран, не отрываясь.

«Ещё раз» было раз десять, не меньше. Не только потому, что смотреть этот маленький отрывок фильма было увлекательно, но и потому, что каждый из нас понимал этих героев. Наверное, раньше люди смотрели его как некое фантастическое будущее, которое никогда не настанет. Как развлечение. А мы на каждом задании могли оказаться на месте этих солдат.

– Так, хватит на сегодня. – Вульф выключил проектор. – Готовьтесь к высадке. Поесть, посрать, погладить форму, ясно? Пойду, проверю системы фильтрации. Не хватало сюда эту заразу занести.

– Понятно, капитан, – ответил за всех Текила. – Ну что, начнём с поесть, а там и со вторым приказом справимся, да? – Он подтолкнул меня к выходу. – Идём, посмотрим хоть, что нам выдали в качестве пайка. И… вообще-то я, то есть мы с Лисом, хотели сказать, что ты здорово себя показал на Майнкре. Если бы не ты, мы б сдохли там. – Обычно весёлый Текила звучал очень серьёзно. – Честно говоря, я не ожидал, что механосы заберутся так глубоко в тыл незаметно.

– Почему системы слежения их не засекли? – больше в воздух, чем обращаясь к кому-то, спросил я.

– Потому что мы на шахтёрской Майнкре, а не на Штаб-планете, – отозвался Лис. – Там даже квантовых радаров не стоит. Только простейшая связка спутников-наблюдателей и биометрических контроллеров. А как ты знаешь…

– Учитывая вечный смог и отсутствие органики у механосов, для них это проще простого. Вот чёрт! Как же это проглядели?

Лис усмехнулся.

Через пару часов небольшой корабль «Алмаз золота» завис над Руммашем. Это оказалась совсем небольшая планетка, даже псевдопланетка, раскрашенная в ярко-розовые и голубые тона. Только потом я понял, что это огромные шляпки грибов, которые заполняли всю поверхность сплошным цветным ковром. Нас осторожно спустили на тросах, дабы не поломать ни единого гриба капсулой или взрывом. Как я понял, они росли чрезвычайно медленно и давали нужные споры только через сто или сто пятьдесят лет жизни. А делали из них одно из самых опасных оружий, которое было в арсенале космодесанта, – стимуляторы. Поэтому порча даже одного гриба – дело подсудное.

Под ногами был мягчайший мох, он продавливался и пружинился, когда я сделал пару пробных шагов. Через стекло шлема было плоховато видно, но весь воздух был будто пронизан розовато-оранжевой дымкой.

– Эй, Гензель, у тебя что трубка воздуховода повредилась? – озабоченно спросил Лис, проверяя моё обмундирование.

– Э, вроде нет, всё было хорошо! – Я сразу начал крутиться, чтобы увидеть трубку. Если с ней что-то случится, я могу надышаться инопланетной атмосферой. А это может закончиться плохо. Например, смертью.

– Да точно, говорю тебе, прохудилась! Смотри, Текила!

– Ну да, вот тут и трещина, как бы она дальше не пошла. – Солдат схватился за плотную гофру и рванул её, выдирая из баллона с воздухом. – Ой!

Это «Ой» прозвучало самым неискренним из всех, что я слышал за всю жизнь. Я судорожно задержал дыхание, стащил рюкзак с баллоном и попытался прикрепить трубку обратно, но услышал дикий смех Лиса. Он только немного напоминал человеческий и больше походил на лай этой самой лисы: высокий, тявкающий с протяжным выдохом в конце. У него, судя по всему, тоже что-то случилось с воздуховодом, и теперь Лис глубоко вдыхал здешний воздух и смеялся.

Текила присел около меня, всё ещё задерживающего дыхание, и нажал руками на мою надутые щеки, что получился громкий «Пуф!». Лис зашёлся в новом приступе смеха.

– Ганс, успокойся. Мы не умрём, если побудем здесь без СИЗОД, только расслабимся. – Он разорвал свою трубку посередине и снял шлем, втянул воздух с такой силой, что его ноздри расширились до каких-то невероятных величин. И это было уморительно. Я подумал, что из Текилы получился бы отличный свин.

– Ну у тебя и рыло! – произнёс я и тут же прикрыт рот рукой, я, что, идиот, говорить такое старшему по званию? Но рыло и правда было. Улыбка расползалась по моему лицу.

Текила сначала насупился, а потом по-детски приподнял нос и хрюкнул. С чувством. Хрю. Я начал ржать. Лис уже катался по земле, крича, что раз Текила – свин, то он вкусный трюфель и ему надо срочно спрятаться. Я же почему-то стал выть, потому что раз мы – отряд «Фенрир», то мы волки. Текила стал от меня убегать и решил построить себе домик из кирпича, ведь другой я могу сдуть. Мы носились и орали часа два, пока не выдохлись и не упали на траву.

Корабль завис над нами с открытым зевом приёмника, который прогонял тысячи литров атмосферы, собирая на фильтры споры грибов. Мы уже слегка посмеивались, организм подпривык к эффекту планеты, и истерика сходила на нет. Текила и Лис рассказывали мне, как они познакомились с Кимом.

– И потом…

– Да нет, ты всё не так помнишь, погоди! В общем, были мы в учебке тогда ещё. Лис тогда был Льюисом, я – Терри, а Ким – нашим командиром. Он вроде как старший был, уже выученный, даже на задания вылетал. Лежу я ночью, почти сплю, как подходит ко мне этот и…

– Да не так было! – перебил его Лис. – Ты всегда привираешь! Мне тогда лет сколько было? Шестнадцати не было ещё, конечно, я испугался!

– Ты чего-то испугался? – Я даже приподнялся на локтях.

– Так ты слушай, Ганс. Приходит ко мне Лис и говорит: «Я ноги отморозил! Всё, ампутация!» Я вскочил, говорю, что ему в санчасть нужно, а он упёрся, говорит, спишут меня тогда, надо на задание вызваться и там умереть!

Смотря на покрасневшего Лиса, уже кое-где седого, рубленного – перерубленного сотней инсектоидов, я не мог поверить, что ему было шестнадцать. Нет, конечно, всем когда-то было шестнадцать… Я представил себе Лиса, только молодого. Получалось плохо: старый Лис, но в школьной форме, которая ему мала по размеру. Я тихонько хыкнул.

–… Притащил я его к Киму, чтобы тот его в списки на задание внёс, а он говорит: «Снимай ботинки». Мы подумали, что он щас резать прям тут будет. Лис аж приссал от страха.

– Да не было такого! – вклинился снова Лис. Нет, ну кто-то ведь назвал его Льюисом когда-то. Был приличный мальчик.

– Так вот, снимает Лис сапоги, а ноги синющие, ну правда – только ампутировать. По колено! А Ким без одного слова спирта припрятанного на платок ливанул и провёл по ноге – синева вся на тряпке и осталась! У этого дурачка новые портки были, и они линяли! – Текила зашёлся в новом приступе смеха, но не грибного, а настоящего. Я улыбнулся. Лис, насупившись, сидел и смотрел на горизонт.

– Я правда тогда думал, что помру. Не знал, к кому идти. А Ким… Он даже не посмеялся надо мной. Дал ключ от командирской ванны и отправил спать.

Текила замолчал. Положил руку на плечо Лиса.

– Знаете, он ведь первый, кто заговорил со мной в корпусе, – внезапно начал я. Не хотел влезать в разговор, но подумал, а почему бы и нет? – Я безнадёжно проспал на вступительный экзамен в кадетский корпус и бежал на тест, уже не надеясь, что меня пустят. Опоздал я почти на полчаса, стоял красный как рак у аудитории и не знал, что делать. А рядом лейтенант какой-то проходил, спросил, что случилось. Постучал в дверь, говорит: «Вот пустите его, он мне бабушку через дорогу помогал переводить», глупость, конечно, но кто с лейтенантом будет спорить? Пустили меня, успешно сдал – и оказался с ним же в команде. Хотя он, наверное, так меня и не узнал, столько лет прошло. А рассказать было стыдно.

– Хороший он был мужик. И как десантник, и как человек. – Текила вытащил из кармана красную повязку, которую носил Ким, и протянул мне. – Пойди, повяжи где-нибудь, чтобы мы не видели. Надо оставить его здесь, в счастливом месте.

– И, Ганс, – Лис в первый раз назвал меня по имени правильно, – спасибо.

Я отошёл метров на двести, чтобы оставить Кима здесь – в вечном веселье, и когда возвращался обратно, остановился неподалеку от Лиса с Текилой. Они сидели и смотрели куда-то очень далеко. Я решил, что ленту надо перевязать где-нибудь ещё подальше, и дать им немного времени. Через полчаса я вернулся, меня не очень активно обругали за долгое отсутствие, и мы отправились домой. Без Кима.

Глава 9. Доверие

Наука – щит нашей свободы!

С плаката, найденного Гансом во время задания.

Пуля пробила дыру прямо в центре лба бегущего на меня врага. Его крупное, покрытое неестественно развитыми мышцами тело пошатнулось, перевалилось через перила и полетело вниз, считая простреленной башкой этажи.

– Сколько ещё? – Я обернулся к копошащемуся в проводах Текиле.

– Иии… Готово!

Пневмосистема зашипела, и дверь в лабораторию стала медленно отъезжать в сторону, выпуская клубы дезинфицирующего дыма. Не желая оставаться в опасной зоне ни минутой больше, первым в щель проскочил Лис, за ним – Текила. Я заходил последним, не отрывая глаза от прицела снайперки. Здешние обитатели были уж слишком резвыми. Расслабишься на секунду – тебе откусят голову. Я даже убрал с экрана шлема все оповещения и индикаторы систем, выключил все дополнительные уровни отображения. Они могли бы помочь, но скорость перемещения заражённых была настолько высокой, что изображение отставало на несколько миллисекунд. Пришлось доверять единственному глазу задачу по отслеживанию. И пока он справлялся.

Система мониторинга сообщила, что в воздухе превышено содержание опасных газов, и перекрыла обмен с окружающей средой. Запустила генерацию смеси газов для дыхания. Шипение генератора отвлекало, заставляло постоянно оборачиваться и убеждаться, что никто не дышит нам в затылок. Я видел, что и Лиса с Текилой это нервировало.

– Диски должны быть в лаборатории. Они коннектились в этой сети прямо перед тем, как тут всё пошло по одному месту. – Лис прошёлся мимо компьютеров и несколько раз нажал на кнопку включения одного из них. Зашумели вентиляторы, монитор загорелся, предлагая ввести пароль. – Текила, делай. Гензель, осмотрись вокруг. Может кто-то из этих уродов смог пробраться сюда.

– Уродов… Они люди вообще-то… Были, – пробубнил я под нос и вышел.

Пустой и тихий коридор. Ни шороха, ни скрежета, ни тяжёлого дыхания. Должно успокаивать, но мне почему-то было не по себе в этой лабораторной стерильности. После зачистки нижних этажей адреналин в крови всё никак не снижался и требовал нового боя, нервируя и заставляя дёргаться на каждое «пш-ш-ш» генератора воздуха.

Одна комната, вторая, третья. Аккуратность и чистота. Пыль ещё не успела осесть. Ни капли крови. Отсюда люди уходили сами, спокойно эвакуировались, пока за пределами отдела не встретили… как же это было в докладе? Враждебно настроенных гуманоидных существ. И судя по тому, что «Фенрир» встретил, когда зашёл в здание, сильно враждебных. В холле было просто месиво. Пол был залит тёмно-красной кровью, застывающей в желеобразную массу, в которой плавали вырванные волосы на кусках кожи, зубы и множество пальцев. Вперемешку с какой-то блевотой. Всё это пузырилось, закручивалось спиралью, расползалось кляксами. И не было разницы между полом, стенами и потолком: только кровь стекала и засыхала в разных направлениях.

Первым врага заметил Лис. Автомат прострочил пулями перевёрнутый стол и копошащееся за ним нечто. Оно встало на четвереньки, тяжело сопя, и тогда я смог рассмотреть его получше: изуродованное тело отдалённо напоминало человеческое. Мышцы вздувались под пыльно-серой кожей, а крупные вены пульсировали, изливая тёмную кровь из пулевых отверстий. Но нечто даже не обратило внимания. В зубах у заражённого была зажата человеческая нога, которую он продолжал слабо пожёвывать. Заметив нас, ослабил хватку: конечность упала на пол, потащив за собой длинную тягучую слюну. Повёл носом, как собака. Двинулся и сразу же получил пулю в лоб. Я опустил оружие.

– Стрелять в голову, Лис. Или ты не читал доклад? – Я осторожно, осматриваясь по сторонам, приблизился и присел рядом с трупом. На лице – или морде? – застыла агрессивная маска: поднятая верхняя губа, обнажающая сжатые зубы, сведённые надбровные дуги. – Как думаете, из-за чего это с ними?

– Какая разница? Главное, что не передаётся воздушно-капельным и через укусы. – Текила осмотрел холл и прикрепил видеокамеру. – Вульф, есть изображение?

– Есть, – отозвалось в наушнике. – Теперь поднимайтесь на верхние этажи и заберите диски. Команда зачистки будет через пару часов, нужно успеть выполнить задание до них.

Лис хмыкнул:

– Потому что после них задание будет выполнять негде.

По пути наверх мы встретили ещё около десятка заражённых. Почти всех ликвидировали без проблем: они были слишком заняты пожиранием остатков работников института. Только последний, тот, которого я пристрелил на лестнице, оказался прытким. Он явно выслеживал нас и поджидал момент нападения, это было не идиотским прямым броском. Это была подготовленная атака.

Тот заражённый долго преследовал нас, прятался, чтобы мы его не заметили. Да, я мог бы подумать, что даже звери умеют изощрённо охотиться, но меня это не успокаивало. В докладе было сказано, что люди, поражённые неизвестным агентом, потеряли всякие умственные способности, и стрелять необходимо на поражение. Но этот индивид умел мыслить. А я всадил ему пулю в лоб.

Может, существует лечение? Или это помутнение вообще временное? Или есть разные степени воздействия агента на мозг, и некоторые из заражённых вполне способны мыслить?

Но в задании было чётко указано: ликвидировать всех. И он был агрессивен, не забывай об этом, Ганс. Что вообще за мысли в голове? Даже если у него сохранились какие-то функции мозга, он хотел тебя сожрать! Понимаешь ты это или нет? Тут или он, или ты!

Рука задрожала, и мне пришлось схватить её другой, чтобы унять волнение. Я и правда не понимал, что меня так вывело из равновесия. Хотя был ли я хоть за последнее время в этом равновесии или так, только притворялся?

Шум. Это в одном из кабинетов по левую руку. Я повернулся слышащим ухом, замер. Перебрал пальцами, поставил указательный на спусковой крючок винтовки. Переступил осторожно. Даже чуть присел. Длинный коридор вытянулся, казалось, ещё сильнее. Растянулся, как будто вблизи чёрной дыры. Схлопнулся в бесконечно далёкую от меня точку. Белые лампы выжигали слишком чёрную чёткую тень под ногами. Как провал в ту самую чёрную дыру, но физически это же невозможно…

Меня повело в сторону. Веки слипались. Оступившись, я прижался к стене спиной.

– Лис, приём. – Мой голос был таким тихим, что я его не слышал.

– Гензель, слушаю тебя.

– С моим. Генератором. Что-то. Не то. Я. Засыпаю. – Язык с трудом ворочался.

– Если можешь, проверь кислород. Мы скоро будем. Тут всё равно нет этих чёртовых дисков. Конец связи.

– Конец…

Я оседал. Звук шуршания костюма по бетонной стене почему-то напомнил мне о новом накрахмаленном постельном бельё в Доме Воспитания, оно также шелестело друг об друга. И мисс Мэри каждый вечер приходила подоткнуть моё одеяло…

В нос ударил резкий запах, он обжёг слизистую и пробрался по носоглотке в трахею, поджигая заодно и её. Кашель заставил меня согнуться, схватиться за горло, стягивая ворот костюма и раздирая кожу, и тут же осознать, что на мне нет плотно подогнанного шлема.

– Гензель, очухивайся и хватай оружие. Быстро! – Громкий голос, хриплый. Это Лис. Только почему он кричал?

Зрение постепенно возвращалось: смутные очертания стали чёткой картиной лаборатории и некой женщины, нависшей надо мной с обеспокоенным лицом.

– Ганс, очнитесь! – Она легонько трясла моё плечо. От неё пахло пóтом.

В ту же секунду кто-то схватил меня и тряханул так сильно, что, казалось, ещё чуть-чуть и моя голова оторвалась бы.

– Так, вежливо не поможет. Поднимайся, новенький, иначе не дослужишься до старенького! – Плохие шутки… Это Текила.

Голова трещала, я с трудом сел и глубоко вздохнул, наполняя лёгкие продезинфицированным воздухом лаборатории. Суховатый, со сладким, едва уловимым запахом озона. В руки мне сразу сунули винтовку и подтащили к наваленным столам. Направо и налево тянулись металлические перекрытия смотрового мостика, а внизу, метрах в тридцати от импровизированной оборонительной точки в глубине помещения сидели заражённые. Один из них был особенно крупным, метра четыре, наверное, в высоту. Скрючившись, он ел с пола, похрюкивая и похрустывая. Несколько других прятались за громадиной, поскуливали, но не притрагивались к его еде. Парочка остервенело дралась за оторванную ногу.

– Доу говорит, что диски в кабинете за той дверью. – Лис указал в противоположный угол, там действительно была большая металлическая дверь. Он повернулся ко мне, чуть сощурился, наверное, проверял, пригоден ли я продолжать задание.

– Доу?

– Это я, доктор Доу. – Обеспокоенная незнакомка протянула руку. – Очень приятно.

– Да-да, потом поговорите. – Он махнул рукой и чуть не попал по лицу Доу. – Вот в чём проблема, Гензель: видишь здоровяка?

– Понимаете, – вновь вмешалась Доу, – у него не только разрослась мышечная ткань, но и костная структура. Я предполагаю, что череп может быть плотнее, чем обычный.

Она тараторила, заикалась и при этом постоянно втягивала голову в плечи.

Я же пока не понимал, что и к чему.

– В чём задача, Лис? – Я проморгался и помотал головой, вытряхивая остатки дурманящего газа. – Кстати, а как я дышу без шлема?

– Доу перекрыла подачу и врубила вентиляцию. А задача простая: я привлеку его внимание, а вы с Текилой стреляете чётко по глазам, там кости нет. Убить его надо за один раз. Мы не знаем, на что он способен, и я, честно говоря, не хочу это узнавать.

– Есть стрелять по глазам, – отозвался я. Свой шлем я нашёл рядом и надел.

Лис проверил боезапас и прицепил крюк к металлическому поручню мостика прямо рядом с нами. Посмотрел на меня, потом на Текилу.

– Только попробуйте попасть по мне, я руки вам вырву. – И стал спускаться по лестнице, сваренной из арматуры. Удивительный артефакт, встречающийся почти в каждом высокотехнологичном здании. Даже на «Защитнике Режиме» такая была.

Винтовка удобно легла, уперевшись в плечо. Глаз в прицел рассматривал нелепо маленькую по сравнению с раздутым, обрюзгшим телом голову заражённого. Будто кто-то прилепил детскую головку на бочкообразный торс. Он не был мускулистым, как другие, он был тучным: вместо шеи – жировая складка, толстые с обвисшей кожей руки и пузо, растёкшееся по полу. Он казался неуклюжим, но другие заражённые его боялись, даже как будто уважали. А значит что-то в нём, да было.

– А я ведь вас спасла, – придвинувшись поближе, прошептала Доу. – Увидела по камерам и сразу затащила к себе в лабораторию. Потом и с отрядом смогла связаться. Если бы не я, вас бы растерзали.

– Да, конечно, спасибо, доктор. Давайте я попозже вас поблагодарю… – Заражённый сидел боком, и мне пришлось чуть ли не лечь на Текилу, чтобы найти нужный угол. – Мой, чур, правый.

Глаза у заражённого были мелкими, лениво прикрытыми веками и нависающим жирным лбом. Попасть в такую цель сверху было не самой простой задачей, но для космодесантника не существует невыполнимых задач. Тем более сразу для двух.

Я слушал мерное дыхание Текилы и своё, которое будто подстраивалось под напарника. Всё так же следил за уродливой головой. Но замечал и другое: например, что это вообще за помещение. Похоже на древнюю арену, а этот мостик, на котором мы расположились – на смотровой балкон для аристократов. Почему в нужную нам дверь нет другого хода кроме этого? Лестница, по которой спускался Лис, не доходила до пола несколько метров, это для того, чтобы оттуда никто не мог залезть?

Эти мысли крутились на задворках сами по себе, то разрастаясь, то уничтожая друг друга в бесконечном внутреннем диалоге. Хаос крамолы, который не выходил за рамки приличия и переваривал сам себя. Но один вопрос звучал громче остальных: откуда взялись заражённые.

Я оторвал взгляд от прицела и посмотрел вниз. Лис осторожно, стараясь не потревожить громадного заражённого раньше, чем это необходимо, крался к позиции. Он снова напомнил мне настоящего лиса, зверя, выжидающего нужного момента для молниеносной атаки. Движения были плавными, бесшумными. Я мог увидеть его только потому, что знал, где искать.

– Давай уже, Лис, не до идеальности сейчас. Тут как бы не сдохнуть, – прошептал Текила, не включая связь.

Доу напомнила о себе напряжённым сопением.

Наконец раздался выстрел. Один из заражённых дёрнулся, будто его ударили в висок, и в этот же момент половина его башки разорвалась, забрызгав всё вокруг тёмной кровью и кусками мозгов с белеющими осколками черепа. Второму, сидящему за первым, оторвало ухо. Тот взревел и слепо прыгнул в темноту, где скрывался Лис, но его он снял прямо в полёте. В прицел я увидел, как пуля вошла ровно промеж глаз, раздробив кость и вырвав затылок вместе с клочьями кожи. Тело заражённого отшвырнуло назад, в уже растущую лужу крови, ошмётков плоти и бетонной пыли. Оно шлёпнулось с мокрым хлюпом, конечности беспомощно раскинулись, как у тряпичной куклы.

Поедающие труп завозились, но слишком медленно. Они успели посмотреть на Лиса обезумевшими глазами и раззявить рты в хриплом крике. И получить по пуле. Содержимое черепов веером разлетелось за ними, и заражённые упали на спину.

Гигант слишком долго не реагировал на происходящее. Он продолжал пожирать несчастного учёного, еле дотягиваясь до него из-за огромного живота. Грохот выстрелов и смерть «друзей» его не волновали, гигант сосредоточенно ломал ребро за ребром, добираясь до внутренних органов.

Я приблизил лицо гиганта в прицеле. Глаза его были прикрыты, как и раньше, но я заметил, что он замедлился. Морщина на лбу углубилась, а губы искривились.

– Лис, уходи оттуда! – заорал я.

– Уходите оттуда! – вторила мне Доу, бросаясь на металлические поручни.

Может быть, Лис и услышал нас, но гигант, разъярённый выстрелами, начал двигаться с пугающей для своих размеров скоростью. Его лапища, размером с автомобильную дверь, схватила то, что осталось от растерзанного трупа – липкую массу из разорванных мышц, осколков костей и вываливающихся внутренностей – и запустила в Лиса. Она швырнула эту массу с силой пушечного ядра. Кусок позвоночника с рваными клочьями мяса, оторванная рука, брызги свернувшейся крови – всё это превратилось в смертоносный снаряд.

У Лиса была доля секунды. У нас ещё меньше.

Текила, который не тратил время на бесполезные крики, уже вскинул гранатомёт, отбросив снайперку. Боеприпас прочертил пространство огненным хвостом и врезался в массу, сбивая её с траектории и разрываясь в воздухе. Кровавый дождь окропил стены, потолок и Лиса с ног до головы.

А гигант тем временем тянулся к трупу заражённого.

Я вскочил, закинул винтовку за спину и в один прыжок долетел до лестницы. Руки крепко ухватились за поручни, я упёрся ногами в металл и поехал вниз, не теряя времени на перекладины. В конце смог кое-как оттолкнуться и сгруппироваться, чтобы удачно приземлиться, не переломав ноги. Суставы взвыли от нагрузки, но да хрен с ними.

Гранатомёт Текилы выдал второй заряд: всё заволокло плотным дымом. Я переключился на сканирование теплового следа: на бледнеющем жёлтом фоне остывающего дыма выделялась оранжево-красная туша гиганта. Подобраться ближе? Вывести Лиса и убраться отсюда до лучших времён? Рвануть до двери?

– Без дисков мы не уйдём, – словно прочитав мои мысли, прихрипел в наушник Лис. – Убиваем тварину, забираем диски и сваливаем.

– Нужно перегруппироваться. Он нас просто размажет по стенке, – возразил я, ища в прицеле что-то похожее на голову гиганта. Но она была настолько маленькой, что любой выстрел был бы выстрелом в молоко.

– С кем ты будешь перегруппировываться? Мы одни здесь, Гензель.

– До рассеивания секунд десять. Ещё одну, Лис?

– Нет. Готовься стрелять, понял? Прямо в глаз. Текила, ты сегодня ПВО на поддержке.

– Так точно.

Яркое пятно медленно переваливалось в тепловизоре. И тут же ярким воспоминаниям пришли слова Лиса, сказанные на орбите Леи: «В сотне километров от корабля будем только мы. Мы против орды этих тварей». Тогда он угрожал, но сейчас они обрели иное значение: мы ведь правда здесь одни. И если я не доверюсь своим напарникам, своему отряду, то кому ещё я могу верить?

Дым таял, опадая на пол и растекаясь по нему. К сканированию теплового следа я добавил улучшенное изображение видимого, наложив их друг на друга. Опустился на колено, поудобнее перехватил винтовку и упёрся локтём в бедро. Я увидел голову, уродливую, непропорционально маленькую. Увидел кривой нос, который ходил вверх и вниз, выискивая нас. Мне нужно дождаться момента.

Вдохнул.

Зажмурился, чтобы стереть весь визуальный шум из памяти и настроиться на единственную цель. Крошечный, мутный глаз, плавающий в жировой складке.

Мотор гиро-крюка завыл, и Лис взмыл в воздух. Первый кровавый снаряд Текила сбил прямо в руках гиганта, оторвав ему предплечье. Второй – на подлёте к Лису.

Третий запустить гигант не успел. Он повернул головой, следя за летящим прямо перед ним Лисом, и получил пулю ровно в правый глаз. Чёрный поток, так похожий на нью-нефть, вязко полился по лицу, складкам шеи, лоснящемуся от кровавых брызг телу и на пол. Задняя часть головы разлетелась на куски. Туша упала.

Только сейчас я смог выдохнуть.

Глава 10. Выбор за тобой

Врагов Общей Цивилизации ждёт лишь забвение.

Я вас уверяю в этом.

Из речи Дж.Смита в утренних новостях.

Пока Текила возился с замком, а Лис общался с Вульфом по выделенному каналу в другом углу помещения, мне было приказано следить за Доу. Уставшая, с грязными волосами, убранными в хвост, чёрными кругами под глазами, она выглядела совершенно потерянной.

– Мы можем подойти посмотреть на них? – Она закусила сухую искусанную губу и взглянула на меня.

– Почему нет?

Мне и самому было интересно поближе порассматривать заражённых. Я не особо разбирался в биологии и генной инженерии, но я мог бы что-то выпытать у Доу. Потому что таинственный «неизвестный поражающий агент» из доклада копошащимся червём засел в мозгу.

Я видел, как Вульф смотрел на Лиса, когда зачитывал текст из военного министерства. «Только попробуй что-то сказать» было написано на лице. А Лис вздохнул, отвернулся и уставился в пустоту. Будто у него не было сил спорить с Вульфом, доказывать что-то и бороться.

Текила тоже молчал по большей части.

Я понимал, что здесь что-то не так, но спрашивать напрямую – бесполезно, мне никто не скажет правду, даже если на самом деле хотят. Тут что-то глубже, что-то опаснее. Для меня, в первую очередь.

– Вот ведь уродливые. – Носком ботинка я пнул ближайшего заражённого, перекидывая его на спину. От головы ничего не осталось. Вообще ничего: снесена напрочь. – Уродливые и безмозглые.

Сзади раздался щелчок, я вскинул винтовку, но это была всего лишь Доу. Она виновато опустила руки, щелкнув ещё раз суставами пальцев, и вжала голову в плечи.

– Простите. Помогает успокоиться.

Я пожал плечами и подошёл к громадине. Он завалился набок, раскинув конечности, залитый чёрной быстро сохнущей кровью. Пахло чем-то остро химическим, отчего слёзы катились по щекам и влага от них сразу же пропитывалась этим химическим и жгла ещё больше. Я поправил шлем, но раз костюм где-то продырявился, то это вряд ли поможет: по изображению прошла рябь и включился нейросетевой зум. Видимо, зацепил. Он пробежал по телу заражённого, предположил, что это гуманоид на 37%, точно определил пулю, торчащую из затылка. И нашёл нечто интересное.

На серой, пыльно-неприятной коже громадины было расплывчатое тёмное пятно, принятое мной за игру света или дефект кожи, но нейросеть приняла это за растянутую татуировку и смогла «собрать» её обратно – в неаккуратное, но всё же различимое изображение оскалившегося медведя и надпись.

– Урса… Мэйджор?

– Мáйор. Правильнее будет «Урса мáйор», – поправила Доу. Она поднялась на ноги и отряхнула полы халата. – Это Большая Медведица на латыни. А латынь это такой древний язык, – добавила она, не дожидаясь вопроса.

Урса… Где-то я это уже слышал.

– Не знаете никого с такой татуировкой? Может быть, ваш коллега.

Она замялась. Моргнула, снова втянув голову в плечи. У неё тоже заслезились глаза, слишком близко она стояла к мёртвой туше.

– Нет, то есть… Институт же большой, это может быть кто угодно.

– Кстати, об этом. Вы видели, как началось заражение? У вас есть какие-то идеи насчёт того, что это может быть? – Я старался быть максимально отстранённым, будто спросил это так, походя.

– Не думаю, что могу это обсуждать. А мы скоро уйдём отсюда? – Так же легко соскочила с темы Доу. – Я, наверное, пойду к дверям, может, там требуется моя помощь.

И засеменила к Текила. Запуталась в длинных полах халата и чуть не упала. Как она выжила вообще, с такими-то физическими данными. То заикается, то запинается сама за себя.

Учёный, над которым сидела Доу, был весь перекорёжен. Лицом, как и спиной, он лежал в пол. Ноги его тоже, как и у Доу, запутались в халате. Точнее, то, что от них осталось: бёдра были искусаны прямо через штаны, которые стали не светлыми, а какими-то бурыми, а ниже колен ног не было вообще. Среди этого месива блестел металлический бейдж на груди: «Чарльз Доу, ст. науч.сотрудник».

Ну я и дебил.

Стыдно стало за свои мысли о неклюжести, о её дерганности и нервозности. Она же всего лишь женщина, которая только что потеряла мужа.

– Отряд, можем двигаться дальше! – Текила закончил со взломом системы замка и открыл дверь в тайную комнату, где и находилась цель нашего задания – злополучные диски.

– Гензель, – Лис нагнал меня и остановил, – сейчас с тобой свяжется Вульф, выслушай его. И помни, что ты – космодесантник отряда «Фенрир».

Он зашагал быстро, быстрее, чем обычно. Не убегал, нет. Просто очень спешил убраться подальше.

– Ганс. – Голос Вульфа в наушнике был чётким и громким, но я всё равно плохо расслышал то, что он сказал дальше: – Как получите диски, ликвидируй Доу.

***

Ликвидировать всех. Так было в задании. Почему я это игнорировал? Почему в моём мозгу даже не возникло мысли, что Доу придётся пристрелить?

Потому что ликвидация – это про врагов. Ликвидировать – значит сделать мир людей безопаснее. А убивая самих людей, этого не сделаешь. В Общей Цивилизации люди не убивают других людей.

Но всё же я шёл. На ватных ногах, с шумом в голове, с трясущимися руками и вспотевшими подмышками, но шёл. В темноту проёма бронированной двери, откуда доносились застенчивый голосок Доу и раскатистый смех Текилы. Может, она рассказала какую-то шутку? Смешную, наивную, как те, которыми мы дразнились в детстве?

А мне нужно её ликвидировать.

Диски действительно были в кабинете. Чёрные с золотом шестиугольники с бегающей змейкой светодиодов. На каждом – гравировка звезды, символа Военного министерства. Внутри – чрезвычайно важная информация. Важная настолько, что не хранилась в сети, а держалась только на этих трёх дисках. Настолько, что видимо из-за неё я убью невиновного.

– Покажи, что там. – Я не узнал свой голос. Сиплый, вырвавшийся из сухого горла. Я схватил Доу за плечо и усадил её за компьютер, она даже не вскрикнула. Только часто заморгала своими огромными впавшими глазами и замотала головой. – Показывай.

– Ганс, – вопросительно протянул Текила. – Ты это чего? Лис, вызывай челнок и давай домой, нам ещё Доу забросить на станцию надо.

– Нет, Текила, мы никуда не уйдём, пока я не узнаю, что на дисках. Мы ради них жопу рвали и даже не посмотрим, что там? – Внутри закипало безумие. Это всё становилось похоже на ужасную авангардистскую пьесу, на которую нас водили в Кадетском корпусе.

– Это не в рамках задания, Гензель, – спокойно заметил Лис. Он оттолкнулся от стены и подошёл ко мне, глядя прямо в глаза. – Давай-ка…

– Нет! – громко оборвал я. Кулаки мои сжались. Вены на висках пульсировали. – Я должен знать, что там! Я должен знать, за что я пристрелю эту женщину!

Доу не издала ни звука. Она абсолютно молча подключила диски и ввела код доступа. Открыла папку проекта «Геракл» и повернула монитор.

– Пожалуйста, помните, что я вас спасла, – прошептала она, еле шевеля губами.

Лис с Текилой переглянулись. На их лицах, рубленных перерубленных войной, было и понимание, и страх. Вдруг я сорвусь? Я ведь действительно мог в тот момент слететь с катушек и начать палить во всех, потому что в моей голове не укладывалось, как космодесанту можно отдать такой приказ. Тогда я впервые подумал, что больше не хочу быть космодесантников. Таким – не хочу.

Не могу.

– Через пятнадцать минут челнок будет на крыше. Через шестнадцать я вернусь сюда и заберу диски силой, если тебя не будет на месте, понял?

– Так точно, Лис.

Текила хлопнул меня по плечу, и они оба вышли из кабинета по винтовой лестнице. Она вела прямо на посадочную площадку. С неё наверняка улетали руководители лаборатории, оставив тут всё, что могло их погубить. Умно.

Я придвинул грохочущий по полу стул и углубился в файлы. Отчёты, доклады, цепочки формул и схемы, которые не имели для меня никакого смысла. Проект «Геракл» был направлен на улучшение человеческого организма. По крайней мере, результаты говорили об «увеличении силы, более эффективном использовании энергии в организме и стабилизации поведения».

В дверь постучали. Осторожно. Почти вежливо. Если не считать дикого рыка, от которого ручки в стакане на столе задрожали. По замутненному стеклу заскребли когти. Одна рука, две, три… Сколько же там заражённых?

Мои пятнадцать минут наполовину уже истекли. Я уронил голову на стол и прикрыл веки. Скребущиеся по двери заражённые даже как-то успокаивали. Белый шум медленно заполнял пространство и заползал в уши. В этом шепоте мне чудились оправдания, извинения: «Прос-с-сти, Ганс-с-с, так выш-ш-шло. Дело гос-с-сударс-с-ственной важ-ж-жности».

Неужели Общей Цивилизации так важно, чтобы я убил Доу?

– Я знала, что этим закончится, – вдруг произнесла она. Выпрямилась, приосанилась. Поправила волосы, затянув хвост повыше. Пропало заикание. Пропала затравленность.

– Знала?

– Не на сто процентов, но догадывалась. Я всё-таки руководитель подразделения, учёная. Умею складывать два плюс два. – Доу потянулась и размяла шею. – Когда в институте кто-то допускает ошибку, то он уезжает в бессрочный отпуск. А я допустила очень большую ошибку.

Всё окончательно запутывалось. Завязывалось в такой тугой узел, что проще его разрубить, чем распутать.

– Откройте папку с видео. Вам так будет проще. Давайте-давайте, не смотрите на меня так. – Доу сняла с себя халат и аккуратно сложила его на стуле. Достала из кармана брюк блестящий бейдж «Рук.подразд. Рита Доу», положила его сверху, как цветы на могилу.

Я послушался её. И то, что я там увидел, я вряд ли когда-нибудь смогу забыть. В тот момент я посмотрел на Доу, проверяя, человек ли она. Потому что люди не делают того, что было на тех записях. Это против их природы. Должен же быть какой-то предел ужаса, что-то, что может остановить человека и сказать: «Всё, дальше – эра бесчеловечности и кошмаров»?

Нет, Доу не была человеком. Эти видео доказывали, что она – только форма, образ, паразит,захвативший тело несчастной женщины. Жаждущий крови, власти и бесконечного знания монстр.

Но даже сейчас я не мог в неё выстрелить. Моя рука дрожала, а потный палец соскакивал со спускового крючка.

Я открыл магазин пистолета. Один патрон. Кинул под ноги Доу.

– Если у тебя ещё осталась честь, ты сделаешь это сама. Если нет – они.

Диски жгли ладонь через перчатку. Я закрыл за собой дверь и запер её. На крыше уже ждал челнок, а мне ужасно хотелось спрыгнуть с этой крыши. Лис подхватил меня за локоть у самого края и усадил в кресло, пристегнул. Молча протянул руку, в которую легли злополучные диски. До самого корабля никто не проронил ни слова.

***

Грохот был оглушающий, в любой другой ситуации я бы упал плашмя и искал укрытие, но на государственном приёме по случаю награждения особо отличившихся во время службы космодесантников нужно было просто стоять и ждать своей очереди под аплодисменты толпы приглашённых. Я стоял в самом конце длинного ряда и едва заметно вздрагивал, когда объявляли, за что тот или иной солдат получал награду: «За спасение людей», «За выполнение важной стратегической миссии», «За защиту территорий»… За что получу её я? За убийство Греты? Или Доу?

Лоб вспотел под светом ярких прожекторов. Пот стекал по вискам, шее, противными каплями собирался на воротнике-стойки парадной формы. Её ткань кололась, натирала кожу подмышками, под коленями. Ботинки натирали до мозолей. Я боялся переступить с ноги на ногу, чтобы одна из них не лопнула, прилипнув тонкой кожицей к красному оголённому мясу. Протез глаза, который мне срочно устанавливали вчера по спецзапросу военного министерства, казалось, сейчас выскочит из-за давления в голове и упрыгает по лестнице в зал.

– За проявленную доблесть и несокрушимую преданность делу Общей Цивилизации награждается рядовой Ганс Нейман. Ему вручается орден отваги I степени и присваивается звание капрала. За личный вклад во время оборонительной операции на Майкре-209 он также награждается звездой доблести.

Укол в грудь и новый грохот аплодисментов. Он заполнил мысли и молотом прошёлся по всем сомнениям, что бродили там пару недель, настаивались и множились: «Вот, Ганс, посмотри, эти люди любят тебя, гордятся тобой, награждают за твою работу. Ты даёшь им возможность спокойно спать ночью и не бояться, что завтра на них нападут».

Только я сам спать спокойно не мог. Кошмары вернулись. Тягостные, вязкие сны, в которых я оставлял то мисс Мэри, то Грету, то Доу, то похожую сразу на них всех женщину в лаборатории и открывал заражённым дверь самостоятельно.

– Ну что, сегодня можно и вдарить? – Текила ткнул меня локтём в бок.

Я огляделся: во всю шёл фуршет. Я даже не заметил, как мы прошли в банкетный зал. Машинально взял бокал с чем-то шипучим. Лис подозрительно принюхивался к своему бокалу, капли мелким бисером оседали на его усах.

– Давайте вести себя прилично. Нас и так редко приглашают на подобные мероприятия, – тихо произнёс Вульф, откашливаясь после глотка алкоголя.

– Удивительно, что сейчас пригласили. Обычно тут только высшие чины и всякие шишки, выдающие медали сами себе. – Лис обернулся и осмотрел толпу людей.

Тут и правда было много чиновников со значком военного министерства. Нас, космодесантников, можно было посчитать по пальцам. Мы все инстинктивно сбились в один угол зала и теперь тихонько стояли у высоких столиков. Кто-то вертел в руках маленькие закуски в виде корзиночек, кто-то рассматривал кусочки мяса на миниатюрных шпажках, гадая, настоящее ли оно или выращенное сразу пластами, кто-то, как и Лис, изучал содержимое бокалов.

– Скажи спасибо новенькому. Его приметил один из офицеров ещё на Майнкре, Клайв, кажется? – Вульф наконец сделал глоток и сморщился. – Ну и кислятина!

Вот оно что. Клайв.

– А мне всё равно, почему мы здесь, главное, что пожрать дают. – Текила ухватил крошечный бутерброд с подноса пролетающего мимо официанта и закинул в рот. – На один зуб, конечно, но никто же не считает, сколько я взял? – Он снова потянулся к подносу.

– Вообще-то количество закусок точно рассчитано под количество гостей. – Клайв угловатой тенью возник рядом и встал рядом с тут же закашлявшимся Текилой. – Может, воды?

Текила замахал руками.

– Нет-нет, всё нормально, – он осушил бокал одним глотком. Клайв протянул свой, Текила выпил и его. Вульф глубоко вздохнул и потёр переносицу. Лис отвернулся, но я услышал смешок. – Благодарю военное министерство!

– Да не за что, угощайтесь. – Клайв явно опешил, но старался этого не показывать. – Это же приём и в вашу честь, отряд «Фенрир». А теперь извините, вынужден откланяться.

Время приёма тянулось бесконечно. К нам подходили какие-то люди из министерства, жали руки, говорили ужасные в своей одинаковости речи и растворялись, чтобы тут же замениться другими людьми. С совершенно точно такими же безликими словами.

– А вы сами были на границах? – прервал я поток словоблудия о свободе, изливающийся изо рта крупного чиновника.

– Нет, я же…

– Может, хотя бы просто долетали до секторов Сигма или Ипсилон? Не с военной миссией, а хотя бы с волонтёрской? – Как-то громко я это сказал.

– Извините, конечно, но вы, – чиновник запунцовел, – какое право имеете…

– Ганс, думаю, перегрелся, да и алкоголь, сами понимаете. Я его выведу подышать. – Вульф схватил меня за плечо и потащил куда-то сквозь толпу.

– На, пей. – капитан всучил мне стакан и кинул туда таблетку, вытащенную из кармана. Содержимое тут же забурлило белой пышной пеной. – Это сорбент, не бойся.

– Я не пьян.

– Знаю, но все вокруг должны так думать, так что закрой рот, потом открой рот и выпей. – На балконе, кроме нас, было всего несколько пар. Они не обращали на нас особого внимания: курили, перешучивались, что-то обсуждали. Или делали вид, что заняты своим делом. – Я понимаю, что с тобой, Ганс…

– Надеюсь, что понимаете. Понимаете, что вы заставили меня сделать. Потому что иначе ничего не понимаю я. – Мы оба оттягивали этот разговор. Я – потому что не знал, как его начать. Вульф – потому что в принципе, наверное, его не хотел. Надеялся, что я проглочу тот приказ. А он встал поперёк горла: ни выблевать, ни высрать.

– Здесь не место для откровенности, Ганс.

– Что случилось с отрядом «Урса»? А, капитан? О них ничего в системе. Ни одного упоминания ни в официальных документах, ни даже в газетах. – Я смотрел прямо на него. На нелепо зачесанные седые волосы, криво подстриженные брови и абсолютно непроницаемые серо-голубые глаза.

Он не стал врать. Не стал увиливать. Он молча опёрся о белый камень длинного парапета, идущего вдоль всего балкона, и начал говорить. Настолько тихо, что мне пришлось встать чуть ли не вплотную. Я прислонился спиной к постаменту одной из статуй полуобнажённых девушек с кистями винограда и лозами, обвивающими тонкие мраморные фигуры.

– Они отказались выполнять приказ. Не обычный, рядовой приказ, а особый, требующий полного подчинения военному министерству. Если бы они просто, скажем, не стали бы убивать военного преступника, оставив его на растерзание каким-нибудь тварям, – он мельком взглянул на меня, сталь разрезала воздух, – то ничего бы не было. Учитывая, как страшно она умирала. Они нарушили совершенно иной тип приказов.

– Вы знали?

– Конечно, знал. Текила не просто так устанавливал везде камеры. Они не только для координации операции, Ганс. – Вульф вздохнул, будто освободился от чего-то невероятно тяжёлого. А я наоборот почувствовал, как ноги стали свинцовыми. – Я никому не скажу. В этом нет смысла. Понятие ликвидации слишком размыто.

Короткий свист и ба-бах! На стёклах – отсветы фейерверков, красные, жёлтые, синие, зелёные. Толпа внизу восторженно ахает и аплодирует. Снова свист и БА-БАХ! Золотистые искры дождём сыплются с неба. БА-БА-БАХ! Окна не могут передать всей красоты пиротехнической мысли, но я не хочу смотреть туда.

– Есть вещи гораздо более сложные, чем ты можешь понять сейчас, Ганс. Придёт время, когда ты станешь капитаном отряда. Может, Фенрира, может, какого другого, но станешь. И тогда появится шанс – только шанс! – что ты осознаешь это. А сейчас забудь. Выкинь из головы. И идём нарушать строго выверенные планы Клайва по расчёту количества закусок на одного человека.

Выкинуть? Нет. Пусть полежит в коробке в глубине сознания.

***

Проект «Геракл» → Папка «Документы» → «Видео-материалы» → «Согласия».

Космодесантник представляется Николаем Поморским. Ему пятьдесят семь лет. Он перечисляет свои увечья, в том числе упоминает, что организм не реагирует на препараты для регенерации мышц. Перечисляет свои страхи. В конце говорит, что согласен на участие в проекте «Геракл».

Проект «Геракл» → Папка «Эксперимент Н-1212» → Видео

Запись «Операция». Вид сверху. Николай Поморский лежит на операционном столе, руки и ноги пристёгнуты, голова зафиксирована. Несколько врачей проводят операцию на открытом мозге. Рита Доу руководит из-за камеры, комментируя происходящее.

Запись «Результаты операции». Доктор Рита Доу отчитывается, что всё прошло по плану: импланты установлены. таламус и миндалевидное тело полностью контролируются регрессорами. Пациент стабилен, но проявляет аномальную нейронную активность в префронтальной коре. Доу считает, что необходима новая операция. Если прислушаться, можно услышать голос Поморского: «Не хочу. Не надо».

Запись «Активация регрессоров». Николая закидывают в пустую камеру. Доу за кадром поясняет, что сейчас они будут провоцировать объект, выводя голограммы пугающих его вещей. Появляется полупрозрачный инсектоид. Николай замирает, крутит головой, бросается на бронированное стекло и начинает истово бить по нему. Его рвёт. Доу пытается понять, что в рвоте: кровь и фрагменты языка. Николай бьётся головой о стену и кричит: «Я голоден. Так голоден. Где мой отряд?»

Запись «Результаты». Николай сидит прикованный на стуле. Доу отмечает, что кожа подопытного стала серой, а мышцы невероятно быстро растут, но не регенерируют. Николай поднимает голову, смотрит прямо в камеру. Губы шевелятся. Можно разобрать слова: «Убейте меня».

Г