Четыре жизни Лизы Джексон

Жизнь первая

Глава 1

Вы наверняка хоть раз в жизни мечтали проснуться другим человеком. С иным именем и судьбой. Возможно, даже придумывали, лёжа ночью в постели, как можно было бы воплотить этот дерзкий план. Как начать новую жизнь.

Тогда вам будет интересно узнать историю человека, у которого это получилось целых пять раз. Меня зовут Харли, привет.

Точнее, в семьдесят третьем, когда и началась эта история, я была Лизой Джексон. Младшей и единственной дочерью в семье Джексонов.

Мать – Тина – умерла при моих родах. Мы жили с отцом и двумя старшими братьями, Лексом и Тимом, в трейлере на окраине Юнион-Сити, что в штате Джорджия. Боб, мой отец, сильно пил, оправдывая это горем от потери матери. Хотя, спустя бутылку-другую она превращалась из святой женщины и любви всей его жизни в «шлюху» и «чужую подстилку».

Я не знала собственную мать и не могла с точностью сказать, какие из этих характеристик верные. Да и не хотела знать, если честно, и предпочитала не спрашивать.

Начиная лет с семи, для нормальной жизни, я выбрала технику «меньше высовываешься с вопросами – будешь целее». Потому что дома всегда был шанс получить от Лекса, Тима или отца. С щуплым Тимом, который был всего на год старше меня, у нас складывалось хоть какое-то подобие равного поединка, иногда я даже побеждала. Но, если за дело брался четырнадцатилетний Лекс или, что ещё хуже, отец, дела мои были плохи. Оставалось только забиться в угол, выставить вперёд руки и молиться, чтобы тебе не попали по лицу.

Впрочем, какая-то польза от этих боёв без правил была – в школе я легко выигрывала равных по физическим показателям противников. Не то, чтобы я сильно любила драться – но когда тебя называют белым мусором, не выдержит любой, согласитесь.

Тим и Лекс появлялись в школе гораздо реже меня. А если и появлялись, то были заняты тем, что отбирали деньги на школьном дворе. Поэтому на защиту от старших братьев надеяться не приходилось.

Наверное, для полного понимания, стоит вам немного описать Джорджию в семидесятые. В те годы это было странное место, где время словно отстало на несколько десятков лет. Даже Атланта, куда мы ездили пару раз на школьные экскурсии, будто застыла в том виде, что была в самом начале века. Что уж говорить о Юнион-Сити.

Это по всему западному побережью гремела сексуальная революция, Вудсток и борьба за права женщин. Мы, в маленьком южном городке, об этом слыхом не слыхивали. На полях всё ещё работали фермеры, выращивая хлопок и кукурузу.

Думаете Боб, мой отец, был фермером? Как бы не так. Он работал на единственной в Юнион-Сити заправке.

В семьдесят четвёртом вышел фильм под названием «Техасская резня бензопилой». И я до сих пор уверена, что режиссёр перед съёмками побывал в Юнион-Сити, на заправке, где работал Боб. Если вы помните этот фильм, и убогий неокрашенный сарай перед парой заржавленных колонок, то с лёгкостью можете представить себе то место, где я провела все свои детские годы. С тем отличием, что Боб не охотился на людей.

В семидесятые, на любой заправке, особенно в маленьком городке, тебе могли не только залить бензин, но и проверить ходовой, поменять свечи. В общем, осмотреть и отремонтировать машину, если с ней вдруг что-то случилось в дороге. Наша заправка не была исключением, несмотря на свой убогий вид.

И очень-очень рано, наверное, лет в пять или шесть, я осознала, что меня притягивают вкусно пахнущие маслом механические внутренности машин.

Поначалу я просто заворожённо наблюдала за тем, как отец, ругаясь сквозь зубы, копается под капотами автомобилей. Затем стала спрашивать о назначении той или иной детали. Отец по первости шикал на меня, а потом нехотя начал рассказывать, что к чему. К девяти годам я могла с закрытыми глазами разобрать ходовую часть почти любого автомобиля и собрать её обратно.

Отец перестал отмахиваться от меня. Даже напротив – стал чаще звать меня на осмотр поломок. Ещё бы – взрослые мужчины покатывались со смеху, когда видели мелкую девчонку (а выглядела я всегда младше своих лет), расхаживающую с деловым видом вокруг автомобилей. И как же я любила наблюдать за их вытянувшимися лицами, когда небрежно бросала: «У вас шаровые опоры не в порядке» или «рулевые наконечники износились». Ни разу не ошиблась.

Когда очередной водитель уезжал, отец усаживал меня к себе на колени и, обнимая за талию, гордо говорил:

– Помни, дочь, кто тебя всему научил! Папочка тебя всему научит, да?

Я кивала в ответ, а отец потом ещё добрых минут десять допытывал меня своим: «Кто тебя всему научил». Отвечать нужно было обязательно, иначе неизбежно следовал подзатыльник или шлепок.

В тот год, когда случилась эта история, отец стал пить больше обычного. Всё чаще случалось так, что я приходила на заправку после школы и заставала отца, лежащего под прилавком в пьяном беспамятстве. В такие дни я хозяйничала на заправке сама, пока отец не придёт в себя. Если вы хотите спросить, где в это время были Тим и Лекс, то они больше были заняты вытаскиванием мелочи из ящика для пожертвований местной церкви, чем судьбой заправки.

Лето в Джорджии выдалось дождливое. Небо целыми днями было тёмное, словно кто-то натянул плотный серый занавес, закрывающий солнце, а прохладный воздух пах сырым песком и магнолиями.

В тот июльский день семьдесят третьего, когда я стала другим человеком, снова шёл дождь. Я коротала время, прохаживаясь туда-сюда перед единственной на заправке колонкой. Отец баюкал за прилавком бутылку джина, и проситься внутрь я не смела.

Дождь лил не переставая, поэтому рокот мотора я услышала уже тогда, когда мотоцикл заехал под навес.

Это был сверкающий чёрный Харлей. Я таких не то что в жизни, даже на картинках не видела. Весь хромированный, будто только что из салона. Я, раскрыв рот, изучала каждый изгиб этой прекрасной машины.

– Эй, пацан! Заправишь на два доллара?

Меня совсем не оскорбило то, что водитель Харлея спутал меня с мальчиком. Я выглядела младше своих лет, одежду донашивала за братьями, а волосы мне стригли, как и всем – чтобы легче было мыть и не завелись вши.

С трудом оторвав взгляд от хромированных ручек, я подняла его на водителя.

Тогда он показался мне очень взрослым, даже старым. Скорее всего, потому что носил густую бороду и длинные волосы. На лице вообще как будто не было ничего, кроме бороды, носа и тёмных очков.

– Давай, парень. И доллар сверху за скорость.

Рука, обтянутая чёрным рукавом кожаной куртки, остановилась прямо перед моим носом. Я схватила зажатые в кулаке бумажки и поскакала к входу. Постучалась. Мне никто не ответил.

– Дай-ка я. – раздался сзади тёплый баритон. Я обернулась.

Владелец Харлея возвышался надо мной как огромная гора, заслонившая солнце. Мне стало не по себе. От того, что мне некуда отступить, в случае чего. И от осознания его могучей силы, сравнимой, разве что, со сверкающим Харлеем.

Бородатый мужчина поднял руку и несколько раз стукнул в дверь костяшками пальцев. Не дождавшись ответа, нажал на ручку и, мягко отодвинув меня в сторону, шагнул внутрь.

Из-за прилавка с трудом поднялся отец. Бородатый мужчина гоготнул:

– Заправьте меня на два доллара, если вы ещё в состоянии, мистер.

– Конеч-чно, – еле проговорил отец, – сейчас обслужим вас по высш-шему классу, – и прикрикнул на меня, – Лиза, ч-чего застыла? Иди вставь п-пистолет.

Я кивнула и заспешила к выходу, увлекая за собой посетителя.

Уже около колонки, когда я ловко подцепила крышку топливного бака и сняла пистолет, бородач пробормотал:

– Ты, это, не обижайся, что я тебя пацаном назвал.

Я взглянула на владельца Харлея. Он снял очки и смущённо улыбнулся мне. Глаза у него оказались ярко-голубые. Я отмахнулась, вставляя пистолет в бак.

– Меня постоянно путают. Всё пучком.

– Всё пучком? – Переспросил бородач и хмыкнул.

– Пучком, – подтвердила я и взглянул на колонку. Счётчик не двигался. Кажется, отец уснул и забыл нажать на кнопку подачи топлива, – сейчас вернусь, – бросила я через плечо, устремившись к заправке.

Я юркнула в душную полутьму помещения и зашла за прилавок, чтобы дотянуться до переключателя.

На полу около кассы сопел отец. Около него лежала пустая уже, стеклянная бутылка. Я нырнула под столешницу, чтобы быстро подать бензин и не разбудить папу. Но его рука сомкнулась на моём запястье.

– Куда?

– Папа, там ждёт клиент. – прошептала я, стараясь вывернуться из хватки, – нужно подать топливо.

– А-а, протянул отец, – ну давай.

Я наклонилась и, вытянув свободную руку, щёлкнула переключателем. В это же мгновение меня настигло чувство неправильности происходящего. Секунду спустя я поняла в чём дело – вторая рука отца нырнула под футболку и теребила мои начавшие формироваться груди.

– М…мне нужно налить бензин… – я попыталась вывернуться, но отец с внезапной силой рванул меня на себя. Ещё мгновение – и я оказалась под горячей, налитой алкоголем тушей отца.

– Бензин сам нальётся, – пропыхтел он. – А ты, иди-ка сюда. Пришло время папочке ещё кое-чему тебя научить.

Я попыталась закричать, но провонявшая джином и застарелой грязью рука заткнула мой рот и нос так, что я почти не могла дышать. Отец принялся стягивать с меня штаны. Его указательный и средний пальцы бесцеремонно вошли в меня. Я вздрогнула от боли и неожиданности.

– Ну вот, вот, ты уже там вся мокрая, сама меня хочешь. – приговаривал отец, орудуя пальцами вперёд-назад. Сейчас мы…

Жалобно звякнул колокольчик над входной дверью, заставив отца замереть. Быстрые, но тяжёлые шаги проследовали к прилавку. Я тихо глотала слёзы, не смея даже вздохнуть.

Послышался чуть возмущённый баритон.

– Я, вроде бы, просил на два доллара заправить, а не на…

Он осёкся. В следующую секунду тяжесть отцовского тела пропала с меня. Я, дрожа, свернулась клубочком. Глаза я открывать боялась.

Раздался грохочущий звук, как будто что-то тяжёлое упало, увлекая за собой хлипкие железные подвески для календарей и магнитов. За этим последовало несколько тупых ударов и снова звук падения.

Самой страшной мне показалась звенящая тишина на протяжении всего действа. Мне даже показалось на секунду, что мне это просто кажется. Что я потеряла сознание под тяжестью отца, а теперь мне мерещится всё происходящее.

Чьи-то руки подхватили меня с пола. Я забилась, пытаясь освободиться.

– Тише-тише, Зайчик, всё закончилось.

Я приоткрыла веки. Меня бережно прижимал к груди владелец Харлея. Его борода щекотала мою макушку, а от куртки пахло кожей, табаком и машинным маслом. Он опустил голову и улыбнулся.

От запоздалого осознания произошедшего, а может быть от этого тёплого «Зайчик», слёзы брызнули у меня из глаз. Тело затрясло мелкой дрожью. Мы вышли на улицу, и там по-прежнему шёл ливень, но трясло меня не от этого. Большая тёплая рука погладила меня по плечу.

– Сейчас я отвезу тебя к маме, всё будет хорошо.

– У меня н-нет мамы, – еле выговорила я и слабо махнула головой в сторону заправки, – т-только отец.

Лицо моего спасителя окаменело. Он обернулся и целую минуту сверлил взглядом тьму за распахнутой дверью.

После этого он подошёл к Харлею, вытащил шланг из бака. Осторожно опустил меня на широкое кожаное сиденье, снял с себя куртку и закутал меня в неё. Потом сам сел позади меня и завёл мотор.

– Тогда я увезу тебя нахрен из этого сумасшедшего дома, Зайчик.

Глава 2

Этим же вечером мы заселились в небольшой одноэтажный мотель, состоящий из десятка комнат, выстроенных в ряд.

Наш номер был скромным, но чистым. Там стояла двуспальная кровать с цветастым покрывалом, прикроватная тумбочка с настольной лампой, телевизор с антенной и небольшой столик. В ванной комнате – раковина, унитаз и душевая кабина. Мой спаситель деликатно оставил меня одну. А сам, в то время, пока я принимала душ, отправился, как он выразился: «раздобыть чего-то пожевать».

Я стояла под тёплыми струями воды, и картины сегодняшнего дня стремительно сменяли одна другую в моём сознании.

Почему так произошло? Что делать дальше? Опасен ли бородатый владелец Харлея?

Мыслей о побеге почему-то не возникало. Хотя, попади я в этот номер не после происшествия на заправке, я давно бы уже вылезла в окно. Через несколько минут от мыслей осталась только свинцовая усталость – последствие стресса. Она отяжелила веки, и, мне кажется, я даже задремала, стоя под душем.

В дверь ванной тихонько постучали.

– Я тебе тут кое-что купил. Оставляю под дверью, подожду на улице.

Я выключила воду, дождалась, пока хлопнет входная дверь номера, и аккуратно выглянула из ванной.

У ванной стоял пакет с логотипом магазина «У Дороти».

Новая одежда? Мне? Не может быть.

Я подцепила неожиданный подарок за ручки и, закрывшись в ванной, принялась доставать обновки.

В пакете обнаружились: нижнее бельё (я хихикнула, представив, как брутальный бородач в кожаной куртке, смущаясь, выбирал белые девчачьи трусики) джинсовый комбинезон, несколько футболок, кеды. А ещё, на самом дне пакета оказалась пижама. Чудесная фланелевая пижама из штанишек и рубашки на пуговицах, какую я видела только у детей в кино. По зелёному полю скакали и кувыркались маленькие серые зайчики.

Я тут же натянула обновку на себя.

Вряд ли бородач стал бы покупать мне столько одежды, если бы хотел покончить со мной в этом номере? Пожалуй, ему всё-таки стоит доверять.

Придя к этому умозаключению, я распахнула дверь.

На столике возле кровати лежала пара хот-догов, картошка фри и две жестяные банки Колы. Я вспомнила вдруг, что в последний раз ела ещё дома, с утра. Живот предательски заурчал. Радостно вскрикнув, я бросилась к столику.

В дверь раздался деликатный стук.

– Можно войти?

– М-мовно, – неразборчиво промычала я. Неразборчиво, потому что уже запихнула в рот несколько восхитительных, хрустящих, ещё тёплых палочек картофеля.

На пороге показался мой бородатый спаситель. Он помедлил несколько секунд, разглядывая меня.

– Я взял одежду на свой вкус, ты уж извини. Не знаю, что носят маленькие девочки.

– Мне почти одиннадцать, я не маленькая, – очередная порция картошки отправилась ко мне в рот.

Мой собеседник сел и внимательно взглянул на меня.

– Да? А я думал не больше восьми.

Я оставила это замечание без комментария, потому что уже принялась за хот-дог. Бородач открыл банку Колы и протянул мне.

– Тебя зовут Лиза, да?

– Ну, – я взяла протянутый напиток и сделала жадный глоток. – А тебя?

– Рассел, – мужчина улыбнулся и на мгновение кончиками пальцев коснулся моей руки, – пожалуйста, не подавись, мы никуда не спешим.

Много лет спустя, я прокручивала в голове этот момент. Наверное, именно тогда, когда он наклонил голову и, еле коснувшись меня, улыбнулся правым уголком губы, он превратился из устрашающего владельца Харлея в моего Рассела. Именно в тот момент я поняла, что никого ближе в моей жизни уже не будет. И тут же влюбилась. Настолько сильно, насколько это может сделать одиннадцатилетний ребёнок.

Испугавшись нового чувства, я отдёрнула руку и, чтобы скрыть этот нервный жест, притворилась, что зеваю. Рассел кивнул на кровать.

– Располагайся, – и, опередив мой немой вопрос, хмыкнул, – если поделишься со мной подушкой, то я спокойно посплю на полу. Хотя, во Вьетнаме приходилось ночевать и в условиях похуже.

Я слышала про войну во Вьетнаме, но как про что-то далёкое. Во все глаза я уставилась на Рассела. Он снова усмехнулся так, как умеет только он, одним правым уголком губы.

– Ложись спать, Лиза. Как-нибудь потом расскажу тебе про Вьетнам.

Я с готовностью забралась под одеяло. Веки и правда отяжелели, и то, как Рассел устраивается на полу, я слышала уже как сквозь туман.

– Рассел? – из последних сил перебарывавший сон позвала я.

– Да? – отозвался он с пола.

Я зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть.

– Мне очень нравится твой Харлей. Сколько в нём лошадей?

Рассел негромко рассмеялся.

– Он действительно крутой…

Сколько лошадей в Харлее Рассела я узнать не успела, потому что уже крепко спала.

Сон всё никак не приходил к Расселу. Растянувшись на жестоком ковровом покрытии, мужчина сверлил взглядом потолок.

Сегодня он украл ребёнка. В своём ли он уме?

Рассел повернул голову и нашёл взглядом сопящую на кровати девочку. Неровно остриженные русые волосы, острые локти и подбородок. Сейчас она выглядела такой спокойной и умиротворённой. Совсем не так, как днём на заправке. Пол Саймон пел, что в чёрно-белом цвете всё выглядит хуже. Но сейчас, в монохромной темноте отельного номера, девочка выглядела как обычный, счастливый ребёнок.

Рассел скинул с себя кожаную куртку, которой укрывался и резко сел. В груди защемило так, что он едва не расплакался.

Это было что-то новое. Рассел не привык давать волю чувствам. За прошедшие три года не было такой возможности. Он привык таиться и убивать, убивать и таиться, и так по кругу. А сейчас, будто каждая клеточка его организма вопила ему: «Защити её, позаботься о ней».

Рассел не мог вернуть девочку обратно на эту ужасную заправку. Обратно в её ужасную жизнь.

Девочка пошевелилась и еле слышно что-то пробормотала во сне.

Рассел бесшумно поднялся на ноги, натянул куртку и выскользнул за дверь.

Заправка в предрассветный час встретила его тёмными окнами. По дороге стелился туман, окутывающий обшарпанное строение лёгким белым покрывалом. Дорожные знаки и рекламные щиты казались размытыми, как будто были видны сквозь сон.

Рассел поудобнее устроился на сиденье Харлея и приготовился ждать.

Отец Лизы появился два часа спустя, когда туман почти рассеялся. Заправщик, сильно прихрамывая на одну ногу, тащился по трассе. Едва завидев Харлей, он резко развернулся и попытался бежать, но Рассел резво спрыгнул с мотоцикла и быстро нагнал мужчину.

– Я на тебя в суд подам! – хрипло заголосил тот, не сбавляя шаг. Выглядел он не лучшим образом: Левый глаз полностью заплыл и был скрыт под огромным сине-фиолетовым синяком, растёкшимся на половину лица. Мужчина прихрамывал и держался за бок. К тому же, от него распространялись удушливые волны перегара и давно не мытого тела.

Рассел сравнялся с ним и зашагал рядом. Сжатые кулаки он спрятал в кармане куртки.

Он не собирался убивать этого отвратительного деревенщину. По крайней мере, не сейчас.

– Я хотел поговорить про вашу дочь.

– Малышка Лиза! Что ты с ней сделал? – Этот вопль, похоже, забрал у мужчины последние силы, и он, тяжело дыша, перешёл на шаг.

«Что ты с ней сделал»? – пронеслось у Рассела в голове, но он снова сдержал себя. Вместо этого спокойно проговорил.

– Я хотел бы её удочерить…

– Бред, – фыркнул отец Лизы и остановился. – Что за…

– Я заплачу, – с нажимом сказал Рассел, – у меня есть две тысячи долларов и…

Услышав про деньги, избитый мужчина с интересом взглянул на Рассела. Его единственный уцелевший глаз цепко прошёлся по потрёпанной куртке Рассела, по его вытертым джинсам, стрельнул в Харлей, припаркованный на заправке.

– Пять тысяч, – отрезал он, – и я подготовлю завтра все её документы. Иначе расскажу всем, что ты тут промышляешь маленькими девочками.

Пяти тысяч долларов у Рассела не было. Но он не привык отступать.

– Две тысячи и Харлей. – ненадолго задумавшись, предложил он. – Пригоню его завтра, когда приеду за бумагами.

Больше всего на свете ему хотелось придушить сейчас этого неопрятного деревенщину. Прямо здесь, на дороге. Но он не убийца. Он берёт на себя ответственность за чужую жизнь. За жизнь Лизы. И в его интересах оставить биологического отца в живых, по крайней мере, пока тот не передал документы.

Глаз мужчины снова прошёлся по Харлею.

– Идёт, – бросил он, развернулся и захромал в сторону заправки. – Приезжай завтра в полдень.

Два дня мы жили в мотеле. Точнее сказать, я жила, потому что Рассел с самого утра куда-то уезжал с чрезвычайно серьёзным лицом. Я же смотрела мультики или гуляла по территории и приставала к хозяину мотеля.

И вот, вечером второго дня, в самый разгар нашего жаркого спора, что лучше – Плимут или Порше, Рассел радостный, зажимая какую-то бумагу в руке, заглянул к нам.

– Пойдём, найдём что-нибудь пожевать, Зайчик.

Пока я поглощала скрэмбл в кафетерии на первом этаже, Рассел так внимательно смотрел на меня, что я застеснялась.

– Фто? – спросила я, пытаясь пережевать особенно огромный кусок, который до этого запихнула в рот.

Рассел побарабанил пальцами по столу, глядя в окно. Потом снова посмотрел на меня и, будто смущаясь, спросил:

– Зайчик, за эти дни я дважды ездил к тебе домой. Видел, как живёшь ты и твои братья.

При словах о доме меня пробила крупная дрожь, потому что я снова вспомнила отца. При мысли о том, что когда-нибудь эти чудесные каникулы с Расселом закончатся, на глазах выступили слёзы.

Рассел, кажется, понял, о чём я думаю. Он сжал мой локоть и проговорил:

– В общем, я потолковал с твоим отцом и… Ты бы не хотела жить в Портленде, со мной? У меня, если честно, никогда не было детей, но я постараюсь…

Окончание его речи потонуло в моём радостном крике. Я вскочила, нисколько не заботясь о том, что на нас смотрят остальные посетители кафетерия. Несколько раз возбуждённо переспросила:

– С тобой? Правда? Насовсем? С тобой?

Рассел рассмеялся, легко и весело.

– Со мной. Навсегда. Если ты не против, конечно.

Слёзы брызнули у меня из глаз. Я запрыгнула Расселу на колени, обвила его руками и, глотая слёзы, уткнулась в его пахнущую машинным маслом и табаком шею. Тут же спохватилась, что Рассел подумает, будто я реву от горя, и поспешно пробормотала.

– Я хочу всю жизнь быть только с тобой, Рассел.

Он снова рассмеялся и обнял меня. И после этого как будто всё злое ушло из этого мира. Не было моей прошлой жизни, заправки и отца. Были только я, Рассел и солнечные лучи, которые грели мой затылок.

– Куда мы поедем?

Мы с Расселом стояли на парковке около мотеля на следующее утро, после нашего разговора в кафетерии.

Ночью опять прошёл дождь и было зябко, поэтому я куталась в кожаную куртку Рассела и вдыхала тайком её аромат. Куртка пахла кожей, табаком и машинным маслом.

Вместо ответа Рассел спросил:

– Ты бывала когда-нибудь в Орегоне, Зайчик?

Я замотала головой. Я тогда даже не знала, что такое этот Орегон. Рассел чуть заметно улыбнулся.

– Значит, едем домой, Зайчик. Едем в Орегон.

Я оглядела парковку.

– А где же твой Харлей?

Рассел улыбнулся и пожал плечами.

– Пришлось оставить его… кое-кому. Ненадолго.

Говорил он беззаботным тоном, но от меня не укрылось, как погрустнели его глаза. Я заглянула в них.

– Это из-за меня, да?

Рассел погладил меня по голове, отчего по затылку у меня пробежал град мурашек.

– Это благодаря тебе, Зайчик. Смотри на это как на приключение. Ездила когда-нибудь автостопом?

Глава 3

Первым автомобилем, который нас подобрал, был старый пикап Додж. Пожилой фермер-водитель, вёз урожай на ярмарку в Чаттанугу и согласился подбросить нас.

Внутри кабины пахло табаком и кожей, а по радио негромко играл блюз. Водитель Доджа и Рассел проболтали всю дорогу как старые друзья, а я смотрела в окно, наблюдая, как мимо пролетают поля и небольшие городки. Мне казалось, что я – воздушный шар, уносимый ветром в неизведанное направление. И как хорошо, что этот шар удерживала твёрдая рука Рассела. Иначе, я была в этом уверена, шарик, подхваченный ветром, обязательно улетел бы куда-то не туда.

Рассел прервал разговор и обернулся ко мне:

– Ну как ты, Зайчик?

Я ответила честно:

– Это лучшее, что происходило в моей жизни.

За время пути мы встретили кучу интересных людей. Нас подбирали водители грузовиков, которые делились своими историями о дороге, студенты, путешествующие по стране в поисках вдохновения, и семьи, отправившиеся в отпуск. Каждый новый водитель приносил с собой историю.

Мы ночевали в придорожных мотелях, обедали в небольших кафе и гуляли по незнакомым городам. Ночью мы смотрели на звёзды, лёжа на спине, и болтали без умолку. Рассел рассказал мне о том, как служил во Вьетнаме и как попал в плен. А я о том, как жила в Юнион-Сити.

На рассвете пятого дня, мы заехали в Портленд. Тогда он показался мне самым огромным мегаполисом на свете! Раскрыв рот я смотрела на многоэтажные дома, мосты через Уилламетт и Колумбию, на дороги и памятники.

Центр города был оживлённым и многоликим. Старые кирпичные здания, сохранившиеся с начала прошлого века, соседствовали с современными стеклянными башнями, которые тогда показались мне сошедшими с картинок про далёкое будущее. Особенно меня впечатлил гигантский небоскрёб Уэллс Фарго – он стремился в небо, словно пытался достичь облаков.

– Ну и махина! – воскликнула я, а Рассел, заслонив глаза от солнца, кивнул.

– Никак не привыкну. Он такой огромный.

Рассел жил в маленькой квартирке на углу Третьей и Линкольн. Когда мы только вошли, меня поразил диван. Потрёпанный синий вельветовый гигант, который составлял едва ли не единственную мебель в квартире Рассела. Ещё имелся телевизор, который стоял на колченогом стуле, да горшок, с торчащей из него сухой веткой, по видимому, бывшей когда-то цветком.

– Я… Меня долго не было дома. – Смущённо проговорил Рассел. Он переступил с ноги на ногу, а потом, будто спохватившись, простёр руку к потёртой дощатой двери, которая находилась слева.

– Вот там будет твоя комната.

Я прошла по квартире, обогнув вельветовое чудовище, и с любопытством заглянула за дверь. Небольшая комната тоже не могла похвастаться богатой обстановкой. Возле окна находилась раскладная койка, закинутая наспех одеялом. Около неё, прямо на полу, переполненная пепельница. В ближайшем к постели углу стоял проигрыватель. Это был единственный предмет в квартире, который не выглядел нелюбимым или заброшенным. Около проигрывателя высилась стопка пластинок. Я подошла и прочитала на верхней:

– «Саймон и Гарфанкел», – повернулась к Расселу, – кто эт…

Тут до моего носа дошёл застарелый запах табака и я закашлялась. Рассел тут же бросился к окну и распахнул его, подхватив по дороге исходящую сигаретным смрадом пепельницу.

– Здесь не всегда было так ужасно.

Он стоял напротив окна, утопая в лучах солнечного света. Похожий на изображения Иисуса Христа, которые я видела в церкви Юнион-Сити. Только с той поправкой, что сын Божий вряд ли когда-то носил мятые хлопковые футболки и потёртые джинсы. Я засмеялась, и Рассел тоже улыбнулся мне в ответ:

– Мы обустроим тут всё. Обещаю.

Следующие две недели мы только и занимались тем, что покупали предметы быта, и обустраивали нашу квартиру.

Мы заказали занавески моего любимого голубого цвета, подушки в тон. Рассел собрал кровать и письменный стол. А ещё перенёс проигрыватель к дивану, а в мою комнату добыл портативный радиоприёмник.

Мы купили обеденный стол и два стула на кухню, а я перебрала старую кофемашину Рассела. Теперь утором по квартире разносился запах свежесваренного кофе. До сих пор он ассоциируется у меня с теплом, домом и абсолютным счастьем.

Я готова была жить в нашей старой квартире и ютиться на раскладной койке, только чтобы вернуть Харлей обратно. Но Рассел сказал, что теперь всё должно выглядеть иначе, чтобы сотрудники опеки позволили мне остаться здесь. Иначе они бы просто не дали разрешение остаться мне в таких условиях.

– Я уже нашёл работу, Зайчик. Обещаю, Харлей к нам вернётся.

Я знала, что если Рассел пообещал что-то, значит, так и будет.

Люди из опеки приходили к нам дважды.

В первый раз они расспрашивали о жизни в Джорджии. Вздыхали и качали головами. Одна женщина схватилась за сердце после истории о заправке.

Во второй раз Рассел рассказывал о себе.

– Мистер МакРиди, – протянула та самая женщина, что охала во время моей истории, – вы ведь ещё так юны, вам нет и двадцати пяти. Думаете, что…

– Государство посчитало меня достаточно взрослым, отправив во Вьетнам, – коротко и сухо отрезал Рассел, – неужели после двух лет под пулями и года в плену, для государства я недостаточно взрослый, чтобы заботиться о ребёнке?

Женщина тогда резко замолкла, нервно поправив очки. Больше вопросов про возраст Рассела она не задавала. А я задумалась:

Двадцать пять, это много или мало? Я видела себя в двадцать пять взрослой миссис, с мужем и парой детей. В роли мужа, естественно, выступал Рассел. Но ему ведь тогда будет очень много лет?

Я, стараясь, не привлекать к себе внимания, посчитала на пальцах. Выходило, что Расселу будет почти сорок. Настоящий старик. Украдкой я оценила взглядом Рассела, пытаясь угадать, останется ли он в сорок лет таким же красивым, как и сейчас. Рассел, не подозревая о моих планах, продолжал отвечать на вопросы женщины из опеки.

– А как вы оказались в Джорджии, мистер МакРиди? – Женщина сделала какие-то пометки в блокноте и взглянула на Рассела.

– Поехал развеяться, – тот пожал плечами и усмехнулся, – после трёх лет в джунглях очень соскучился по хайвеям. Увидел Харлей с табличкой «продаётся», ну и не удержался…

Сделав ещё несколько записей, женщина отложила блокнот в сторону..

– То есть, выплаченное вам вознаграждение, вы потратили на мотоцикл, я правильно понимаю?

– Да, – по лицу Рассела прошла чуть заметная тень, – но это в прошлом. От мотоцикла я избавился и устроился работать.

Женщина пристально посмотрела на Рассела:

– Да? И кем же?

Рассел грустно усмехнулся.

– Таксистом. А кем ещё могут работать такие, как я?

– Но погодите, – возразила вторая женщина, со смешной причёской, – кто будет заниматься ребёнком в ваше отсутствие? И если вы будете работать, например, по ночам?

– Да я са… – начала я было, но Рассел ткнул меня пальцем под столом и, улыбнувшись, сказал:

– Я найму няню. Я всё рассчитал, – тут он дотянулся до какой-то бумажки, которая лежала на кофемашине, и придвинул к леди из комиссии, – моей зарплаты будет хватать.

Женщина удовлетворённо покивала и будто даже потеплела лицом.

– Няня? Ты что, бредишь? – набросилась я на Рассела, едва за господами из опеки закрылась дверь, – на какие деньги мы тогда выкупим Харлей?

Рассел рассмеялся.

– Видела бы ты своё лицо сейчас, Зайчик!

Он с заговорщицким видом наклонился к моему уху и прошептал.

– Пока я работаю, с тобой согласилась посидеть одна моя… Старинная подруга.

Я покосилась на него с подозрением:

– Просто так?

Он усмехнулся,

– Можно и так сказать. – Выпрямился, – в любом случае, деньги на Харлей у нас останутся. Не переживай.

– Я хочу тебе помочь! – Не сдавалась я, – я… я пойду работать! Сколько будет стоить Харлей? Я заработаю пятьсот, нет, тысячу долларов!

Рассел чуть заметно нахмурился.

– Нет, Зайчик, так не пойдёт. – мягко, но твёрдо сказал Рассел, положив руку на моё плечо. – Лучше сосредоточься на учёбе, заведи друзей. Пожалуйста, живи, как обычная девочка. Я разберусь со всем, обещаю.

Я нахмурилась, но в глубине души понимала, что он прав. Найти работу в одиннадцать лет было бы непросто.

– Но я хочу помочь! Не могу сидеть и ждать, пока ты всё сделаешь сам.

Рассел улыбнулся, видимо, тронутый моей настойчивостью.

– Я ценю твоё желание, Зайчик, – сказал он, присаживаясь рядом со мной. – Но помни, что помощь бывает разной. Ты уже помогаешь мне, просто тем, что ты рядом. Это гораздо важнее денег.

Моё сердце начало биться чаще. Рассел был так близко. Такой спокойный и уверенный в завтрашнем дне. Я вздохнула и кивнула, соглашаясь с ним.

– Ладно. Но если понадобится помощь, скажешь?

Рассел крепко обнял меня. Я вдохнула запах одеколона и машинного масла, зажмурилась.

– Обязательно скажу, – пообещал он, чуть отстранившись и глядя мне прямо в глаза. – Ты – моя главная помощница, и я всегда буду рассчитывать на тебя.

Я улыбнулась и уткнулась Расселу в плечо. Во мне зародилась уверенность, что Рассел со всем справится и выкупит Харлей.

«Но всё-таки», – подумала я, – «всё-таки не лишним будет откладывать деньги. Так, на всякий случай».

Решение по удочерению пришло в мой одиннадцатый день рождения – двенадцатого августа.

В то утро я услышала беспокойные шаги Рассела, нервно измеряющие кухню. Но привычного запаха кофе за этим не последовало. Ещё сонная, я выскользнула за дверь.

Рассел уже остановился и барабанил теперь пальцами по кухонной тумбе. На ней громоздилась небольшая стопка утренней почты. Среди счетов и рекламных листовок я заметила конверт с официальным штампом службы опеки. Моё сердце дрогнуло. Я посмотрела на Рассела.

– Ты уже знаешь решение?

Он покачал головой. Снова впился взглядом в конверт.

– Я боюсь открывать, – наконец, признался он.

Рассел боится? Я не поверила своим ушам.

– А вдруг они откажут? – ответил на мой немой вопрос Рассел.

– Если не откроем конверт, то не узнаем, – резонно заметила я. – Хочешь, я посмотрю, что там? Я не боюсь, честное слово.

Рассел целую минуту всматривался в меня пронзительными ярко-голубыми глазами. Потом взял со стола конверт и молча протянул мне. Я приняла его и почувствовала, что мои руки дрожат.

Я осторожно надорвала бумагу и вытащила сложенное пополам письмо. Глаза побежали по строчкам:

«В деле об удочерении мисс Лизы Джексон, суд пришёл к следующему решению»…

Перед глазами от волнения заплясали белые мушки.

«Учитывая все представленные доказательства и свидетельства, суд постановляет утвердить удочерение мисс Лизы Джексон мистером Расселом МакРиди».

Я перечитала эту строчку ещё раз. потом ещё. Подняла взгляд на Рассела. Он, стоял передо мной и нервно переминался с ноги на ногу.

– Мы получили подтверждение! – воскликнула я, вскинув руку с письмом вверх, – я теперь твоя дочь!

Рассел несколько секунд смотрел на меня растерянным взглядом. Потом выражение его глаз сменилось на радость. В один прыжок он оказался около меня, подхватил на руки и закружил по тесной кухоньке. Я завизжала от восторга.

Потом он остановился, поставил меня на пол и, чуть отдышавшись, спросил:

– Возьмёшь мою фамилию, Зайчик?

Я кивнула.

– А можно мне поменять и имя тоже?

Рассел вскинул брови:

– Это на какое же?

Я улыбнулась:

– Хочу быть Банни МакРиди.

Жизнь вторая

Глава 4

Через две недели я пошла в среднюю школу в Портленде. Там все меня знали уже как Банни. Потянулись обычные школьные будни, с тем отличием, что мне не приходилось драться с каждым встречным. Да и белым мусором меня больше никто не называл. А если бы и посмел назвать, теперь у меня был Рассел.

Когда он был дома, я просыпалась от запаха кофе и банановых панкейков. Рассел кормил меня завтраком, усаживал в свой рабочий жёлтый Чекер Маратон, который мы перебрали ещё в августе. Отвозил в школу, а после занятий на нём же встречал. Каждый вечер он неизменно сходил с линии для того, чтобы отвезти меня домой.

Я нисколько стеснялась, что меня, одиннадцатилетнюю, почти взрослую, отвозят и привозят из школы. Я гордилась Расселом. Каждый раз, завидев издалека, как он ждёт меня на парковке около школы, стоило лишь взгляду различить его потрёпанную кожаную куртку и развевающиеся на ветру волосы, моё сердце замирало на секунду и начинало радостно колотиться.

Иногда мы катались по вечернему Портленду, и я развлекала пассажиров своими познаниями об устройстве автомобилей. Но чаще всего, Рассел отвозил меня домой и выходил обратно на линию, чтобы доработать смену.

Когда он возвращался, мы вместе готовили ужин, а потом ели попкорн или смотрели телек. Часто Рассел ставил что-то из своей коллекции пластинок, где помимо Саймона и Гарфанкела оказались Джимми Хендрикс, Дженис Джоплин и Боб Дилан. Рассел рассказывал, как бывал на их концертах, и даже ездил автостопом в штат Нью-Йорк на большой фестиваль, где выступали почти все эти исполнители.

– Только на Саймона и Гарфанкела я так и не попал, – вздыхал он, – Думал, как-нибудь потом. А они распались, пока я был в джунглях.

– Они ещё дадут концерт, вот увидишь, – горячо заверяла его я, – и мы с тобой будем стоять в первом ряду, вот увидишь.

Рассел в такие моменты грустно улыбался и становился настолько невыносимо красивым, что у меня захватывало дух.

– Обязательно, Зайчик.

В те дни, когда Рассел работал по ночам или допоздна, со мной сидела Салли.

Салли когда-то училась с Расселом в одном классе. Несмотря на то, что она, по моим меркам, была тогда уже взрослой женщиной двадцати пяти лет, предпочитала Салли экстремальное мини, а длинные волосы выкрашивала в блонд.

Поначалу я её возненавидела.

Как только Салли в самый первый раз появилась на пороге нашей квартиры, раскинув руки в приветственных объятиях, я сразу почувствовала, что терпеть её не могу.

– Ну что, Банни, давай знакомиться? Я Салли.

Я только сухо кивнула и ушла в свою комнату. Сев за письменный стол, я закусила губу, сдерживая слёзы. Дурацкая Салли, зачем она пришла со своим мини и своей ядрёно-розовой помадой на губах? Мы справляемся вдвоём, больше нам никто не нужен.

Я услышала, как Рассел, который уже опаздывал на смену, обратился к Салли:

– Ты не против осмотреться пока на кухне?

Салли, судя по стуку каблуков, удалилась на кухню. Рассел тихонько приоткрыл дверь комнаты, подошёл и положил руки на мои плечи:

– Просто дай ей шанс, Зайчик. Салли правда очень классная.

Я ничего не ответила. Тогда Рассел наклонился и, подняв мой подбородок, посмотрел мне прямо в глаза.

Как прекрасен он был в тот момент! Серьёзный и собранный, но в то же время мягкий. От него, как всегда, неуловимо пахло сигаретами и одеколоном. Голубые глаза смотрели на меня, как на взрослую. Так, как никто из взрослых не смотрел на меня, кроме него.

– Зайчик, ты мне очень поможешь, если согласишься остаться с Салли. Хотя бы на первое время. Потом, я уверен, необходимость в этом отпадёт. Пожалуйста.

Как я могла отказать ему, когда он смотрел на меня так? Я готова была прямо в тот момент согласиться на всё, достать собственное сердце из груди и положить к его ногам.

– Конечно, Рассел, – еле сдерживая эмоции, ответила я. – Постараюсь.

Он серьёзно кивнул.

– Спасибо тебе, Зайчик. – Он посмотрел на часы, обхватившие запястье левой руки, – мне уже нужно идти.

– Хорошей смены, Рассел.

Он отпустил мой подбородок. Шагнул к двери. Я же, подтверждая своё намерение дать Салли шанс, направилась на кухню. Хлопнула входная дверь. Моё сердце глухо стукнуло.

На кухне Салли курила сигарету. Перед ней стояла открытая банка Кока-Колы. Ещё одна находилась напротив моего места.

Салли выпустила дым из ноздрей и кивнула на стул.

– Садись, Банни. Будем знакомиться.

Я молча повиновалась. Салли отпила из своей банки.

– Я вижу, что я тебе не нравлюсь. Не могу сказать, что и я сейчас от тебя в восторге. Но давай по-деловому: мы друг другу нужны. Я тебе – для того, чтобы у органов опеки, в случае чего, не было вопросов к Расселу. А ты мне – для того, чтобы моя грёбаная мать хотя бы три раза в неделю не визжала о том, чтобы я нашла уже мужика и выметалась к чертям из её дома. Поэтому, раз уж мы нуждаемся друг в друге, давай немного потерпим.

Эта искренняя речь Салли даже расположила меня к ней. Я открыла Кока-Колу и сделала маленький глоток.

– Ну вот и славно, – Салли явно восприняла этот жест как молчаливое согласие, – о себе говорить ты, кажется, не настроена. Поэтому, расскажу тебе, кто я такая.

И Салли поделилась историей своей жизни. О том, как они с Расселом дружили в школе, а потом судьба их развела, потому что Рассел поступил в колледж, а Салли поехала покорять Голливуд.

Голливуд не покорился, и в двадцать три года Салли снова оказалась в Портленде, у матери. Устроилась работать кассиром в супермаркет и впала в депрессию. Там-то, на кассе, они с Расселом столкнулись снова. Тогда Салли узнала, что на третьем курсе Рассел «выиграл» призывную лотерею во Вьетнам, и вернулся в Портленд только недавно.

– Я обалдела, когда он сказал, что удочерил тебя, – рассмеялась Салли.

Кока-кола была уже выпита, и мы пересели на диван. От моей неприязни не осталось и следа. Раскрыв рот, я слушала о далёкой Калифорнии и приключениях Салли. Время уже давно перевалило за полночь. Салли закурила новую сигарету.

– Он так о тебе рассказывал, как будто ты и правда уже его дочь. И о проблемах с опекой тоже сказал. Ну, я, чёрт возьми, и согласилась помочь. Мы же с ним когда-то…

Эта фраза стёрла улыбку с моего лица. Я снова насупилась и отодвинулась подальше от своей новой знакомой. Салли глубоко затянулась и смерила меня внимательным взглядом.

– У-у, деточка, теперь я всё поняла, – она стряхнула пепел в стоящую на подлокотнике банку, – сколько, говоришь, тебе лет?

– Одиннадцать, – буркнула я.

– Одиннадцать… – задумчиво проговорила Салли, – с другой стороны, самое время для первых чувств. Я была влюблена в учителя математики в твоём возрасте.

От её слов из моих глаз чуть не брызнули слёзы, но я, стиснув зубы, сдержала их. Стало обидно, что какая-то Салли обо всём догадалась. Что она сравнивает мою безусловную любовь к Расселу со своей дурацкой влюблённостью в учителя.

Похоже, Салли почувствовала и это. Она мягко улыбнулась и покачала головой.

– Ну-ну, Банни, не обижайся на мои слова. Скорее всего, тебе кажется, что у тебя всё совсем по-другому. Но я просто скажу тебе одну вещь, а ты понимай её как хочешь. Рассел действительно чувствует ответственность за тебя. Хочет о тебе заботиться. Он… он так рассказывал о тебе, – она снова затянулась сигаретой. Пожалуйста, не сделай ничего такого, что дало бы органам опеки повод разлучить тебя с ним.

Она кинула взгляд на циферблат часов, висящих в коридоре.

– Боже, уже так поздно. Наверняка тебе нужно спать, чтобы завтра вовремя встать в школу. Давай я подготовлю тебе постель.

С тех пор мы с Салли привыкли друг к другу. Рассела это очень радовало, а мне больше ничего не было нужно. Как-то незаметно я стала рассказывать Салли о своих делах в школе, а потом и делиться секретами. Мы с ней подружились.

Глава 5

То, что мне не нравится общаться с девчонками, я поняла ещё в Джорджии. Разговоры о парнях, одежде и прочих девчачьих вещах нагоняли на меня зевоту. Поэтому, первые недели в новой школе я вообще старалась держаться подальше от всех сформировавшихся компаний.

Мои одноклассники, близнецы Эштон и Эми, жили в двух кварталах от школы. Почти в любую погоду они добирались до неё на великах. Я замечала это. Как и то, что почти каждый день Эштон и Эми ходят в одной и той же одежде. Что во время ланча они исчезают куда-то из поля зрения. Это слишком напоминало мою первую жизнь, жизнь Лизы из Джорджии, чтобы это не бросилось в глаза.

Подойти к ним я не решалась – они всегда держались поодаль и как-то вместе. Но год спустя, накануне Хэллоуина семьдесят четвёртого, такая возможность представилась.

Это был день, наполненный предвкушением. Рассел рассчитал смены так, чтобы на Хэллоуин оказаться дома, и у нас были готовы парные костюмы, на которых я настояла. Мы должны были пройтись по кварталу, а потом завалиться на всю ночь на диван с попкорном и ужастиками.

Я уже направлялась к припаркованному Чекеру, когда увидела, что Эштон и Эми не уехали, как обычно, а растерянно топчутся у своих великов. Прищурившись, я заметила, цепь, которая валялась около переднего колеса.

Я несколько секунд боролась с собой, но потом всё-таки махнула рукой Расселу и направилась к брату и сестре.

Они насторожённо воззрились на меня. Многие дети задирали их. И помимо бедности их семьи, честно говоря, было за что. Оба они были долговязые, слишком высокие для своих одиннадцати, худощавые, почти как скелеты, ярко-рыжие, покрытые россыпью крупных веснушек. Естественно, это порождало кучу подколов в их адрес: как безобидных, так и не очень.

Но моё внимание сейчас занимали не близнецы. Я увидела, из-за чего у Эштона слетела цепь. Покорёженные звёзды, на которых она крепилась, были свинчены и валялись под велосипедом. Та же ситуация была и у Эми. Колёса на обоих великах были вспороты. Я присвистнула.

– Нехило.

Эми всхлипнула. Я наклонилась к звёздам, оценивая ущерб.

– Их только менять и натягивать цепь заново.

Эми, наконец, разрыдалась.

– Мать нас убьё-ёт, – сквозь слёзы проговорила она.

– Да, ходить нам на своих двоих до конца школы, – заметил Эштон. Он был более сдержанным, чем сестра. Поднялся на ноги, взялся за ручки велосипеда. – Пошли, Эми. Всё равно придётся.

В груди у меня что-то защемило. От этого обречённого «Пошли, Эми», и от затравленных взглядов обоих.

– Что у вас тут, Зайчик?

Я обернулась. Со стороны парковки к нам приближался Рассел. Он окинул велосипеды беглым взглядом и присвистнул:

– Да, на этих конях далеко не уедешь. Нужны другие звёзды.

Эми вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Эштон настороженно наблюдал за Расселом, наклонив голову. Я подумала, что они похожи на двух испуганных зверьков, готовых при любом намёке на опасность броситься наутёк.

– Я им о том же говорю, – кивнула я и перевела взгляд с близнецов на Рассела. – У тебя ведь были звёзды в рабочем комоде?

Где-то в глубине души меня точила мысль о том, что за ремонтом велосипедов мы не успеем за конфетами. Да и попкорн с фильмами ужасов, скорее всего, отменяется. Но и глядеть на затравленные лица близнецов я тоже спокойно не могла. Поэтому, возможно, чересчур резко я бросила.

– Клянусь, Рассел, найду того, кто это сделал, и всё дерьмо из него выбью!

Эми тихонько охнула и, зыркнув на Рассела, закрыла рот рукой. Тот смерил меня хитрым взглядом. Потом поднял к глазам наручные часы. Опустил руку и обратился к близнецам:

– У вас какие планы на Хэллоуин, ребята?

– Н-никаких, – еле выдавил из себя Эштон. Он, кажется, несколько опешил от происходящих событий и от того, что я обращаюсь к Расселу по имени.

Рассел улыбнулся правым уголком губы.

– Тогда поехали к нам. Позвоню вашим родителям, скажу, что вы останетесь у Банни на ночь. Сходим за сладостями, а потом посмотрим, что можно сделать с вашими велосипедами.

Близнецы зашли в нашу квартиру, и Эми испуганно вскрикнула. Ещё вчера мы с Расселом вырезали Джека-Фонаря из тыквы, и я приладила его так, чтобы глаза-треугольники при входе смотрели точно на дверь.

Рассел рассмеялся и включил свет.

– Да, мы с Банни вчера постарались.

Кроме фонаря из тыквы, по дому были развешаны вырезанные мной гирлянды с изображениями летучих мышей и призраков. А Рассел показал блестящие навыки обращения с ножницами. Он вырезал силуэт ведьмы в остроконечной шляпе, летящей на метле, и наклеил его на кухонное окно.

– Проходите, – Рассел гостеприимно указал на диван, а сам наклонился ко мне и шепнул:

– Нарядишь их в наши костюмы, Зайчик?

Я вопросительно взглянула на Рассела. Эти костюмы мы делали несколько недель. Но голубые глаза смотрели твёрдо.

– Они наши гости, Зайчик. А для нас я что-нибудь придумаю.

Чуть помедлив, я кивнула. Рассел выпрямился и улыбнулся близнецам:

– Продиктуете мне ваш телефон?

Эштон тихо назвал цифры, и мы прошли в мою комнату. Затравленность уже исчезала из их взглядов, но вели они себя всё равно скованно.

Чтобы развеять неловкость, я крутанула ручку радиоприёмника и подошла к шкафу.

– Так, у меня тут костюмы Франкенштейна и его невесты. Кто из вас кем будет?

Эми прыснула. Эштон тоже улыбнулся и тихо спросил:

– Почему ты к нам подошла?

Я пожала плечами, доставая из гардероба две вешалки с висящими на них костюмами.

– А вы бы не подошли?

Близнецы переглянулись, но больше вопросов не задавали.

Когда я прилаживала на голову Эми высокий белый парик, на пороге комнаты показался Рассел. В руке он держал две простыни.

– С вашей матерью я договорился, – объявил он улыбаясь. Затем потряс простынями. – Банни, я смастерил нам чудесные костюмы призраков. Примеришь?

Вечер выдался прохладным и туманным, идеально подходящим для Хэллоуина.

Мы обошли три квартала и насобирали целую гору конфет, яблок в карамели и других вкусностей. Потом вернулись домой, Рассел отодвинул диван и, расстелив покрывало на полу, высыпал нашу добычу прямо на середину. Мы завопили от восторга.

– Так, я взял «Франкенштейна», «Тварь из Чёрной Лагуны» и «Призрак Дома на Холме». Что выбираете?

Мы ели сладости и смотрели фильмы, сидя на полу. Потом Рассел как-то легко и незаметно принёс один велосипед, а затем и второй. Мы вдвоём быстро и ловко залатали проколы, поставили новые звёзды и натянули цепи. Эштон и Эми смотрели на нас с восхищением.

Когда фильм закончился, Рассел расстелил нам диван, а сам ушёл спать в мою комнату. Я лежала и слушала, как сопит Эми.

– Ты можешь сделать вид, что нас не знаешь, – услышала я шёпот Эштона. – Если тебе… ну, захочется.

– Глупости, – фыркнула я. – Вы классные. С чего бы мне так делать?

– Нет, – шепнул Эштон, – это ты классная.

Так в нашей жизни появились близнецы. Теперь, когда Рассел работал по ночам, со мной и Салли частенько оставались Эми и Эштон. Эми и Салли вообще вскоре стали чуть ли не лучшими подружками.

Всё началось с того, что Эми попробовалась на роль в школьном спектакле.

С тех самых пор, как мы стали общаться ближе с близнецами, я узнала, что Эми мечтает о сцене. Мечтает и жутко боится. У нас с Эштоном ушёл месяц на то, чтобы уговорить её на прослушивание в школьный драматический класс.

В тот год ставили «Удивительного волшебника из страны Оз», и Эми почти моментально утвердили на роль Дороти. Она тогда чуть в обморок не хлопнулась.

– Банни, я опозорюсь на всю школу! – в ужасе заламывала она руки на школьном дворе. – Зачем вы вообще сказали мне туда идти?

Эштон, который в этот момент был занят изучением какой-то схемы в учебнике биологии, лишь пожал плечами:

– Хочешь – откажись.

– Так, нет, чушь собачья! – Я оттёрла Эштона и фыркнула, – не слушай своего отсталого брата. У тебя всё будет пучком. Ты знаешь, что Салли была актрисой в Голливуде? Она сегодня сидит со мной. Приходи тоже. Думаю, она что-нибудь тебе подскажет.

В глазах Эми зажёгся огонёк надежды.

– Эй, а я? – возмутился Эштон, оторвавшись от изучения своей схемы. Я показала ему язык.

– Это девичник, ясно? Никаких парней.

Салли и Эми проболтали тогда всю ночь.

Признаться, меня на секунду даже кольнуло чувство ревности. Но утром, когда Эми в школьном коридоре повернула ко мне сияющее лицо и выдохнула:

– Спасибо, Банни!

Внезапно меня охватило странное чувство лёгкости и одновременно полноты. Эми и Салли казались созданными друг для друга, словно мать и дочь. Но какая-то непонятная злая судьба разлучила их. Тот же злой рок, по воле которого я почти одиннадцать лет своей жизни прожила без Рассела.

Поэтому я улыбнулась в ответ:

– Да всё пучком, Эми. Приходи когда хочешь.

Эштон с каждым годом всё сильнее увлекался биологией.

В классе биологии, каждый раз, когда дело доходило до препарирования, я чувствовала себя неловко. Эштон же, с которым мы неизменно оказывались в паре, резво брался за дело.

– Ты опять будешь командовать, да? – шутливо спросила я, когда Эштон на очередном уроке, взял в руки скальпель.

– Ну, кто-то должен делать всю работу, – ответил Эштон с улыбкой, сосредоточенно рассматривая лягушку под стеклом.

В классе, несмотря на замечания миссис Перкинс, нашей учительницы, стоял возбуждённый гул. Эми, сидевшая неподалеку, тоже присоединилась к разговору:

– Банни, ты должна признать, что Эштон действительно талантлив в этом деле. Посмотри, как аккуратно он делает разрезы!

В её голосе слышалась гордость за брата.

– Да, да, гений биологии, – подтвердила я, закатывая глаза, – с такой радостью препарирует лягушку, как будто он – Сын Сэма

Эштон, не донеся скальпель до лягушачьего брюшка, устремил на меня тяжёлый взгляд. До меня дошло, что попытка пошутить провалилась. Подняв руки в защитном жесте, я поспешила исправить ситуацию:

– Нет, режь на здоровье. Не мешаю.

Эштон вновь склонился над распластанным телом лягушки и тихо пробормотал:

– Я просто хочу свалить из Портленда так скоро и так далеко, как только возможно. А для этого нужно иметь что-то за плечами, понимаешь?

Его слова натолкнули меня на некоторые размышления.

До этого момента я никогда не задумывалась о том, зачем Эштону нужна биология. Для меня всегда было очевидно, что я хочу связать свою жизнь с механикой. Я любила разбираться в устройстве механизмов, ремонтировать машины и видеть, как они оживают под моими руками. Это было моим призванием, моей страстью. И мне было неважно, каким путём я добьюсь своей мечты.

У Эштона всё было иначе. Он выбрал профессию не ради удовольствия, а ради перспективы. Биология открывала перед ним путь прочь из родного города. Путь к возможности начать новую жизнь вдали от бедности и ограничений. Именно поэтому он проводил столько времени за учебниками, именно поэтому с таким рвением изучал каждый организм под микроскопом.

Я как-то сразу и безоговорочно приняла и начала уважать это стремление Эштона. В конце-концов, кому как не мне знать о том, как над тобой может издеваться судьба.

Поэтому, вздохнув, я взяла второй скальпель, который лежал на столе и наклонилась к Эштону.

– Честно говоря, я предпочитаю возиться с машинами, а не с лягушками. Но давай, показывай что тут к чему.

Эштон чуть заметно улыбнулся.

– Зато ты узнаешь, как выглядит сердце лягушки. Полезно, правда?

Глава 6

– Боже, я, кажется, не буду спать больше никогда в жизни!

Это были первые дни Рождественских каникул семьдесят пятого. Портленд окутала мягкая зимняя дымка, а воздух пропитался ароматом свежей выпечки и еловых ветвей. Улицы сияли огнями, которые мерцали в темноте, словно звёзды, спустившиеся на землю. А снег покрывал крыши домов и тротуары тонким белым слоем, придавая всему вокруг сказочный вид.

Именно этот чудесный вечер мы выбрали для того, чтобы сходить с близнецами в кино на Чёрное Рождество.

Во время сеанса Эми тряслась всем телом. А теперь, когда мы шли по припорошённой снегом вечерней улице, опасливо оглядывалась по сторонам.

– Что, думаешь сейчас из-за угла выскочит убийца с пластиковым пакетом? – Хмыкнул Эштон и ткнул сестру в бок.

Эми взвизгнула и налетела с кулаками на брата. За этот год Эштон сильно вытянулся вверх, и Эми едва доставала ему до подбородка. Это выглядело весьма комично. Я не удержалась от смеха. Эми прекратила бесполезное избиение и напустилась на меня:

– Ещё скажи, что тебе не было страшно, Банни!

Я как можно небрежнее пожала плечами.

– Год назад мы ходили с Расселом на Экзорциста. Вот тогда я чуть штанишки не обмочила. А это…

– Если бы наша мать узнала, что мы ходим на фильмы ужасов, она бы собственноручно устроила нам изгнание демона, – хихикнул Эштон.

– Банни, кому нужно продать душу, чтобы заполучить такого же классного отца? – Подхватила Эми, – иногда мне кажется, что Рассел вообще с нами на одной волне. Как тебе повезло, что он тебя удоч… ой.

Я метнула такой взгляд, что Эми зажала рот ладонями.

Никому, кроме Салли, не было известно, что Рассел не мой родной отец.

На несколько секунд воцарилось неловкое молчание, которое прервал Эштон.

– Всё нормально, Банни, мы оба знаем…

– Откуда? – Я почувствовала, как изнутри поднимается волна гнева. Это была наша с Расселом тайна. И только наше с ним дело. – Это Салли проболталась? Да я ей…

– Салли ничего такого не говорила! – Выкрикнула Эми, – ну… почти. Она как-то раз случайно обмолвилась об органах опеки. А потом Эштон посчитал, что у вас слишком маленькая разница в возрасте и Рассел не мог…

Я устремилась вперёд, оставив близнецов у себя за спиной. Внутри у меня всё бурлило. Ветер холодил лицо и злые слёзы застывали на щеках.

Через квартал близнецы догнали меня. Эштон положил руку мне на плечо.

– Банни, послушай, – мягко сказал он. – Мы не хотели лезть в твои дела. Просто заметили кое-какие вещи и сделали выводы. Но это никак не меняет нашего отношения к тебе или к Расселу.

Эми кивнула, добавив:

– Мы действительно считаем Рассела твоим отцом, независимо от того, как всё было раньше. Он заботится о тебе, поддерживает и любит. Разве это не самое важное?

Я глубоко вздохнула, пытаясь справиться с эмоциями. Гнев постепенно уходил. Близнецы были моими лучшими друзьями, и они никогда не пытались обидеть меня намеренно. Их любопытство и желание разобраться в ситуации были вполне естественны.

– Простите, – наконец выдавила я, вытирая оставшиеся слёзы. – Просто… просто я не хотела, чтобы кто-то знал.

– Мы понимаем, – сказала Эми и взяла меня за руку. – И обещаем никому больше не говорить. Это останется между нами.

Мы продолжали идти молча, каждый погружённый в свои мысли. Ветер утих, и вокруг снова воцарилась тишина. Постепенно напряжение спало, и я почувствовала, как облегчение наполняет мою грудь. Я решила, что если уж быть честной, то до конца.

– Мой настоящий отец был… есть… В общем, он очень плохой человек. – проговорила я, глядя на свои ботинки. – Если бы Рассел не увёз меня от него, то… не уверена, что я была бы даже жива.

Эми охнула и обняла меня за плечи. Эштон сдержанно потрепал меня по локтю. Я чувствовала, что они понимают меня как никто.

– Банни, мы всегда рядом, – серьёзно произнёс Эштон, заглянув мне в глаза. – Что бы ни случилось, мы поддержим тебя.

Дальше мы продолжили идти молча. Ветер снова поднялся, но теперь он приносил с собой не холод, а лёгкость.

Глава 7

Три года я откладывала деньги, которые Рассел давал мне на карманные расходы. Три года бережно хранила их в жестяной коробке из-под печенья. И весной семьдесят шестого, пересчитав их, с радостью осознала, что скопила тысячу долларов.

Едва Рассел переступил порог квартиры, я подскочила к нему:

– Угадай что?

– «Портленд Тимберс»? – Рассел. Он был уставшим, и от него пахло пóтом и дешёвым машинным ароматизатором. Я знала, что сейчас он мечтает о душе и горячем ужине, но просто не могла ждать.

– Лучше!

Я потянула его в комнату. Там, на журнальном столике перед диваном, стояла моя коробка, доверху набитая пятидолларовыми бумажками. Рассел несколько секунд разглядывал её, а потом повернулся ко мне.

– Зайчик, это что?

– Я накопила тысячу долларов! – Торжественно объявила я, – помнишь, я обещала тебе? Теперь мы можем вернуть Харлей!

Рассел сел на диван, и минуты две неподвижно пялился на коробку. Перевёл взгляд на меня.

– Все эти годы ты копила деньги, чтобы я мог выкупить байк?

– Чтобы мы могли выкупить байк! – Я плюхнулась на диван рядом с Расселом. – Я понимаю, что этих денег недостаточно, но теперь мне четырнадцать, и я могла бы…

– Вот не начинай про работу, Зайчик, – поморщился Рассел, – мы выяснили этот вопрос ещё три года назад и…

– Понятно, – прервала я его и захлопнула коробку. – Это значит, не видать нам Харлея как своих ушей. Мог бы сразу сказать, а не…

– Нет, нет, погоди, – Рассел поднялся на ноги и притянул меня к себе. – Я ничего такого не сказал. Просто… – он сжал объятия и глухо проговорил. – … Спасибо тебе. За то, что помогла. Обещаю, совсем скоро Харлей будет у нас.

Я отстранилась и недоверчиво посмотрела на Рассела.

– Обещаешь?

Он улыбнулся, и мне невыносимо захотелось поцеловать его в морщинки, которые разбежались от уголков глаз.

– Обещаю. Скоро я его достану. – Он поднял правый уголок губы. – А теперь отпустишь меня в душ? Это был чертовски тяжёлый день.

Рассел не планировал возвращаться в Джорджию, когда бы то ни было. Но он пообещал Банни. А Рассел держал свои обещания.

Последние три года он копил Банни на колледж. Много работал, и про Харлей как-то забыл. Но Банни не забыла.

И когда она отдала ему все свои сбережения, когда заглядывала ему в глаза с надеждой, Рассел понял, что не может её подвести. А ещё он знал, что единственный шанс выкупить мотоцикл и не разориться – поехать за ним в Юнион-Сити.

За три прошедших года заправка обветшала ещё сильнее. Войдя внутрь, Рассел испытал неприятное чувство удивления. За прилавком стоял прыщавый парень лет восемнадцати с недовольным лицом.

«Конечно, этот мужик наверняка уже спился и умер, что ты хотел найти здесь»?

Но Рассел всё-таки шагнул к прилавку и вежливо проговорил.

– Здравствуйте. Я ищу Боба, он работал здесь…

– Батю? – Перебил его прыщавый подросток, – если он вам бабла торчит, то у нас ничего нет.

– Я… нет, – Рассел окинул взглядом подростка и теперь приметил такой же, как у Банни курносый нос и русые волосы, – скорее, наоборот. Так где я могу его найти?

– Дома он бухает, где, – лениво протянул подросток.

– Адрес подскажешь? – Рассел снова убедился в том, что поступил правильно, оградив Банни от собственной семьи. Иначе сейчас это она бы стояла перед ним, лениво переделывая жвачку. Или бы с ней случилось что-то намного, в миллион раз худшее.

Подросток нехотя назвал адрес, и Рассел отправился туда.

Трейлер, в котором жила раньше Банни, выглядел ещё более заброшенным, чем заправка. Ржавые потёки и трещины змеились по его бокам. На траве перед входом валялся мусор.

Рассел взошёл по скрипучей лестнице и постучался в дверь.

– Идите нахрен! – раздалось из глубин трейлера.

Посчитав это за своеобразное приглашение, Рассел крутанул ручку и вошёл внутрь.

Обстановка больше напоминала свалку или опиумный притон, в которых Расселу приходилось бывать во Вьетнаме. Везде громоздились неприятно пахнущие горы мусора. Ближайшая к Расселу куча пошевелилась.

– Ты кто такой и что тут, нахрен, забыл?

Рассел присмотрелся и узнал отца Банни. За прошедшие три года он стал выглядеть намного хуже. Щёки обвисли, одежда на костлявом теле неприятно лоснилась, а взгляд был мутный, как у мертвеца. Рассел пожалел о том, что просто не взял в кредит новый мотоцикл.

Но он обещал Банни именно этот Харлей.

Рассел прокашлялся и заговорил.

– Я, хм, удочерил Бан…, то есть Лизу три года назад. Помните меня?

Мутный взгляд чуть оживился:

– Помню, как же. Что, попользовался и возвратился?

Мужчина выдавил сальный смешок, от которого Рассела чуть не стошнило.

– Хм, нет, я здесь не поэтому. – он собрал все силы, чтобы не думать о том, как легко сейчас можно прекратить жалкую жизнь этого забулдыги. – Я бы хотел выкупить свой Харлей, если не возражаете. Кажется, вы просили тогда пять тысяч…

Огонь в мутных глазах разгорелся ещё сильнее.

– Расценки поменялись, – прохрипел отец Банни, – у меня два оболтуса растут, поэтому пять сейчас, и тысяча каждый год. – его помятое лицо искривилось на мгновение в каком-то странном подобии горя, – каждый год, что я провожу без своей любимой доченьки.

Сразу после этого лицо приобрело прежнее, ехидно-апатичное выражение, и мужчина скучным голосом добавил:

– Иначе затаскаю тебя по судам и отберу девчонку обратно, понял? Твой адресок я записал, даже не сомневайся, Рассел МакРиди. Если что, быстро тебя найду.

Рассел медленно сосчитал до десяти. Он не знал наверняка, выполнит ли этот забулдыга свою угрозу, но проверять ему точно не хотелось. Кажется, в ближайшие годы ночных смен в такси заметно прибавится.

– Идёт, – сухо согласился он и, порывшись в карманах, вытащил тугую связку банкнот. – Где мотоцикл?

– За трейлером, – махнул рукой отец Банни, – Бесполезная в Юнион-Сити железяка, её даже купить никто не захотел.

Удивительно, но покрытый пылью и ржавчиной Харлей ещё был на ходу. Рассел выехал на трассу и устремился прочь. Про себя он решил, что займётся мелким ремонтом мотоцикла где угодно, только не в Юнион-Сити.

Тот вечер я, пожалуй, не забуду никогда. Последний семестр в школе только-только подошёл к концу. Я зашла домой, бросила сумку, и, испустив вопль ликования, повалилась на кровать.

В спальню с таинственным видом зашёл Рассел.

– Радуешься каникулам, Зайчик?

– Да, ещё как! – Я свесила голову с края кровати, чтобы видеть Рассел. Этот Рассел-перевёртыш засмеялся и навис надо мной.

– Планы уже есть?

Я мотнула головой, отчего лицо Рассела пустилось в пляс.

– Хочешь предложить мне летнюю подработку в такси?

Рассел подмигнул и хитро улыбнулся.

– Кое-что получше. Пойдём.

Он поманил меня рукой и скрылся за дверью спальни. Я моментально вскочила на ноги. Слова Рассела и его таинственный вид, разожгли во мне интерес. Это, и ещё то, что всю предыдущую неделю Рассела не было в городе, наталкивали меня на определённые мысли, но я просто боялась в них поверить.

Мы вышли на улицу и завернули за угол дома. Рассел закрыл мне глаза. От прикосновения его шершавых ладоней к моему лицу у меня перехватило дыхание. Я нашла в себе силы спросить:

– Рассел, чёрт подери, что ты делаешь?

– Не выражайтесь, юная леди, – я представила, как Рассел усмехается одним уголком губы, – сейчас вы увидите нечто прекрасное.

Я послушно зашагала туда, куда направлял меня Рассел. Вместе мы прошли ещё ярдов двести и куда-то свернули. Всё это время я заставляла себя дышать спокойно. Мне уже не было дела до того, что я увижу – лучшим сюрпризом была эта короткая прогулка: я, Рассел и его тёплые руки на моих глазах.

Наконец, Рассел пропел тихо:

– Тада-ам, – и отнял руки.

Когда я проморгалась, просто не смогла поверить своим глазам. Во дворе, сверкая начищенными боками, стоял чёрный Харлей!

– Рассел… это…

Он кивнул.

– Наш Харлей. Я его выкупил, Зайчик. Немного подновил, перебрал и…

Я запрыгала на месте от восторга и бросилась ему на шею. Дыхание Рассела на мгновение сбилось.

Почувствовав это, я поспешно отстранилась и шагнула к Харлею.

– Всё так же прекрасен.

Не додумав до конца, к кому относится эта фраза, я наклонилась к отполированному боку мотоцикла. В нём отразилась молодая девушка с растрёпанными короткими светло-русыми волосами и россыпью веснушек на аккуратном курносом носу. Только сейчас я подумала, что перестала, наконец, быть той запуганной тощей девчонкой, какой Рассел привёз меня сюда. Сзади меня отразилось лицо Рассела.

– Да, невероятно.

Он смотрел не на мотоцикл, а в глаза моему отражению и выглядел несколько задумчивым. Моё сердце затрепетало в груди. Но тут же в голове всплыли слова Салли:

«Пожалуйста, не сделай ничего такого, что дало бы органам опеки повод разлучить тебя с ним».

Я поспешно обошла Харлей и, сделав вид, что очень увлечена разглядыванием руля, спросила:

– Мы поедем кататься?

– Конечно, нет, Зайчик, – к Расселу вернулся его прежний насмешливый тон, – я выкупил этот мотоцикл для того, чтобы он стоял во дворах, и с него скрутили колёса какие-нибудь портлендские наркоманы.

Я неуверенно взглянула на Рассела. Он улыбался во весь рот. Я с готовностью залилась смехом.

– Очень смешно, тебе бы в комики идти. Так куда поедем?

Рассел склонил голову:

– Тебе решать.

И мы поехали в Вашингтон-Парк. А потом к статуе Томаса Рида. Мы катались всю ночь: только Рассел и я, обнимающая сзади его спину.

Глава 8

А на следующее утро мы собрали вещи и поехали колесить по Орегону. Мы ночевали в кемпингах и гуляли, где нам вздумается.

В один из вечеров Рассел припарковал Харлей у озера Спаркс. Я была настолько уставшей, что, как только Рассел арендовал вагончик, сразу завалилась в него и уснула без задних ног.

Наутро меня разбудил чуть слышный плеск воды. Я вышла наружу.

На горизонте вырисовывались силуэты величественных гор. Их снежные вершины устремлялись в небо, словно стражи древних времён. Озеро, в котором они отражались, сияло зеркальной гладью, как осколок лазурного неба, упавший на землю. Берега были украшены густым ковром хвойных деревьев, которые наполняли воздух ароматами смолы и свежести.

Вода в озере была настолько прозрачна, что у меня захватило дух. Казалось, будто мир под поверхностью скрывается лишь за тонкой завесой иллюзии.

Посреди водной глади я заметила знакомый силуэт. Подошла ближе к берегу.

– Рассел?

Он плыл, размашистыми уверенными движениями загребая воду. Услышав меня, обернулся и устремился к берегу. Я, как заворожённая, наблюдала за тем, как он рассекает спокойные воды озера.

Приблизившись к берегу, Рассел поднялся на ноги и улыбнулся мне.

– Да ты ранняя пташка.

– У тебя татуировка, – только и смогла ответить я. Под ключицей Рассела, справа, была сине-голубая картинка. Приглядевшись, я различила оскаленную морду льва.

Рассел тоже посмотрел на татуировку и развёл руками.

– Да. Ты не видела? Набил во Вьетнаме.

Я подумала, что тигр на груди Рассела как нельзя лучше его характеризует. Спокойный, собранный хищник. Не царь зверей, но тот, кто никогда не стремился им быть. Как зачарованная, я сделала несколько шагов к воде.

– Она тебе очень идёт.

– Правда? – Засмеялся Рассел, – спасибо. Ещё никто так лестно не отзывался об этом ужасном тигре. – он махнул рукой, – иди сюда, вода замечательная.

Я в нерешительности остановилась у кромки воды.

– Но… но у меня нет купальника.

Рассел пожал плечами.

– Ну и что? Думаешь, мы не сможем высушить твою одежду?

Я скинула кроссовки и робко ступила в воду. Она окатила мои ступни, и я нервно шагнула назад. На лице Рассела отразилось беспокойство.

– Что, слишком холодная?

Я замотала головой. Дело было не в этом. Помявшись несколько секунд, я призналась:

– Я… я не умею плавать, Рассел.

Беспокойство на любимом лице сменилось пониманием. Рассел шагнул мне навстречу.

– Всего лишь? – Он приблизился ко мне и сжал мою ладонь, – значит, вы в нужных руках, юная леди. Рассел научит вас плавать так, что чемпионам Олимпийских игр не снилось!

Он мягко, но настойчиво потянул меня в воду. Когда мы зашли в воду примерно по пояс, Рассел развернул меня боком.

– Так, сначала научимся держаться на воде. Ложись на спину, я буду тебя страховать.

Сердце, которое и до этого колотилось как бешеное, пустилось вскачь так, что, казалось сейчас выскочит из груди. Я с испугом посмотрела на Рассела. Он аккуратно положил руку мне на лопатки.

– Ложись, не бойся. Я рядом.

Глубоко вздохнув, я откинулась на воду. Вторая рука Рассела мягко обхватила меня за талию.

– Умница. Теперь работай ногами, как будто куда-то идёшь.

Я скосила глаза. Рассел склонился надо мной с сосредоточенным лицом. Капли с его мокрых волос падали мне на живот. Его руки держали меня так крепко, так нежно…

– Видишь? Совсем не страшно. Расслабься.

Рассел посмотрел мне в глаза и улыбнулся уголком губы. Футболка задралась под водой, и пальцы его левой руки коснулись моей кожи чуть выше бедра.

Низ живота сладко заныл. Бёдра свело судорогой. Я резко выдохнула и, вывернувшись из объятий Рассела, нырнула в озеро. Голова закружилась, а нос и уши тут же наполнились водой. Я замерла, напуганная этим новым ощущением. Но уже через мгновение крепкие руки Рассела подхватили меня подмышки и подняли на поверхность. Я закашлялась и открыла глаза. Рассел смотрел встревоженно.

– Что случилось, Зайчик?

– В… всё хорошо, – еле выдавила я, пытаясь справиться с кашлем. – Я п…плохая ученица, прости.

Рассел взял меня за плечи:

– Никогда так не говори. Это я тебя не удержал. Такого больше не случится.

Я кивнула. Кашель уже прошёл, а сведённые судорогой бёдра расслабились. Только отдавались редкими толчками где-то внутри.

Рассел выдохнул и откинул с лица мокрые волосы.

– Ты меня напугала. Пойдём, высушим тебя. Продолжим наши уроки когда-нибудь в следующий раз.

Он потянул меня на берег, и я, загребая ослабевшими ногами воду, пошла следом.

Вечером, сидя у костра, я наблюдала, как Рассел поджаривает нанизанные на веточку маршмеллоу. Одну из них он протянул мне.

– Как себя чувствуешь, Зайчик?

– Лучше всех, – отозвалась я и откусила кусочек от тёплого бока маршмеллоу. – Знаешь, я подумала, что не хочу учиться плавать.

На несколько лет это стало нашей традицией – на всё лето уезжать кататься на Харлее. Мы побывали в вековых лесах и огромных городах, посещали рок-фестивали и ночевали там, где почти не ступала нога человека.

Но ничто не смогло затмить тот день, когда Рассел учил меня плавать на озере Спаркс. Потому что именно в тот день я поняла – забитая девчонка из Джорджии повзрослела. Теперь мои инстинкты могли выдать меня Расселу. А этого ни в коем случае нельзя было допустить. Потому что разлуку с ним я бы не пережила.

Тогда я ещё не знала, что всего через несколько лет нас с Расселом ждёт что-то гораздо хуже, чем разлука.

Глава 9

Когда мы перешли в старшую школу, актёрский талант Эми заиграл с ещё большей яркостью.

В семьдесят седьмом, их драматический кружок ставил «Двенадцатую Ночь» Шекспира, и Эми утвердили на роль Виолы.

Не счесть вечеров, которые мы провели, заучивая реплики. В какой-то момент мне показалось, что я сама могу подняться на подмостки и без запинки рассказать всю пьесу от начала до конца.

Мать близнецов не смогла или не захотела посетить премьеру. А вот Рассел с удовольствием принял приглашение.

Эми была на репетиции с самого утра. А мы с Эштоном, ближе к вечеру, погрузились в Чекер Рассела и втроём отправились к школе.

Эштон ёрзал на заднем сидении так, будто сегодня не Эми, а он отыграет спектакль. Рассел насмешливо посмотрел на него в водительское зеркало.

– А почему ты не играешь Себастьяна, брата Виолы, Эш? Это ведь было бы идеальное попадание.

– Вот ещё, – буркнул Эштон, – ни за что на свете.

Я расхохоталась.

– Если Эштон когда-нибудь выйдет на сцену, Портленд уйдёт под землю. Не искушай судьбу, Рассел.

Жёлтый Чекер Маратон припарковался перед школой. Несмотря на выходной день, туда тянулся довольно плотный поток людей.

– Надо же, я не думал, что будет так людно, – заметил Рассел и заглушил мотор.

Мы вышли из автомобиля и влились в поток зрителей, который привёл нас в театральный зал.

Это было прямоугольное здание с бежевыми стенами и массивными балками, поддерживающими потолок. Практически всё пространство между сценой, которая возвышалась над залом, и стенами, было заставлено раскладными стульями.

До спектакля оставалось ещё пятнадцать минут, а помещение было уже наполнено народом. Мы шли вдоль рядов, выискивая свободные места, но они всё никак не находились. Наконец, Рассел вытянул руку вправо:

– Пробирайтесь, скорее!

Эштон ухватил меня за локоть и, с несвойственной его долговязой фигуре проворностью, потянул меня в ту сторону, куда указывал Рассел. В середине ряда действительно нашлись свободные места. Но их было всего два. Я подняла вопросительный взгляд на Рассела.

«Я буду рядом», – прочитала я по его губам. Рассел протиснулся к стене и встал около неё. Я перевела взгляд на Эштона. Тот переминался с ноги на ногу.

– Хочешь, позову Рассела, а сам постою? – спросил он, не поднимая глаз.

Конечно, я хотела бы, чтобы рядом со мной сидел Рассел. Но бедняга Эштон выглядел таким растерянным, что его становилось жаль.

– Брось, – я опустилась на жёсткий стул. – Рассел разберётся.

Последние мои слова потонули в грохоте аплодисментов. В зале приглушили свет, а тяжёлый бархатный занавес поехал вверх. Спектакль начался.

Мы с Эштоном бывали на репетициях Эми, но сейчас, с костюмами, декорациями, музыкой и светом, это выглядело совсем иначе. Настоящее волшебство перевоплощения.

На сцене появилась Эми, ещё в образе Виолы. В изумрудно-зелёном платье, которое так шло к её рыжим волосам, она прильнула к стоящей на авансцене балке, изображающей мачту, и принялась тосковать по брату.

Я ткнула Эштона в бок:

– А Рассел прав, прикольно, если бы ты был Себастьяном.

Эштон рассеянно кивнул и снова заёрзал на месте. Очень странно он вёл себя сегодня. Но я списала это на переживания за Эми. Поэтому снова сосредоточила всё внимание на сцене.

Эми была просто великолепна! А паренёк из десятого класса, Вэл, который играл Герцога, глядя на Эми, явно закладывал в свои реплики что-то большее. Очевидно мне это стало на сцене воссоединения брата и сестры. Я оторвалась от просмотра, чтобы сообщить это Эштону, и вдруг с удивлением обнаружила, что ладонь его правой руки покоится на моём колене.

– Эй! – Шёпотом возмутилась я и тряхнула коленом.

Эштон вздрогнул, поспешно убрал руку.

– Из-звини, засмотрелся что-то… – даже в темноте я увидела, как он залился краской. Спрятал собственные ладони между коленями.

Шут затянул свою финальную песню, а потом свет в зале загорелся. Я вскочила на ноги и захлопала. Эштон тоже неуклюже поднялся. Бросил на меня быстрый, какой-то странный взгляд и присоединился к аплодисментам.

После спектакля мы с Эштоном прошли за сцену и встретили раскрасневшуюся Эми в коридоре. Она сразу бросилась к нам.

– Как всё прошло?

– Потрясающе! Ты была лучшей! – Искренне сказала я. Эми облегчённо выдохнула и повисла у меня на шее.

Отстранившись через пару мгновений, она окинула взглядом всю нашу компанию.

– Большое спасибо, что пришли! Это много значит для меня!

Чуть замявшись, она продолжила:

– Мы тут с ребятами собираемся поехать, отпраздновать премьеру. Вы не расстроитесь, если я пойду одна? Потому что это только для актёров.

– Ага, а ещё потому что там будет Вэл, – хихикнула я. Эми потупила взгляд и зарделась. Я хлопнула подругу по плечу.

– Всё пучком, Эми, веселись. Твоего братца мы отвезём домой, не беспокойся.

На лице Эми расцвела улыбка:

– Правда?

– Правда, – подтвердила я. – А теперь иди переодевайся. В этом идиотском костюме наверняка дико жарко.

Эми на секунду сгребла нас в объятия:

– Вы лучшие!

А потом быстро заспешила прочь по коридору. Мы с Эштоном принялись пробираться к выходу в зал.

– Ну а у тебя, Банни, какие планы? Хочешь в Тако Машин? Там сегодня два буррито по цене одного.

Я пожала плечами:

– Да, можно заглянуть. Рассел любит буррито.

– Нет, я… Эштон замолк на секунду, пропуская спешащего по коридору актёра, – я имею в виду, какие у т е б я планы?

Тут до меня, наконец, начало потихоньку доходить. Я припомнила дёрганого Эштона в машине, его руку на моём колене.

Не может быть, чтобы Эш приглашал меня на свидание.

Ещё вчера он был своим-верным-друганом-Эштоном, с которым мы запросто общались, подкалывая друг друга. Которому можно было, в случае чего, врезать кулаком в плечо или угостить крепким словцом. А теперь что? Теперь рядом со мной идёт застенчиво-глядящий-воздыхатель-Эштон.

Конечно, я замечала, как он в последние месяцы частенько, будто невзначай, проводил рукой по моей спине. Или, думая, что я этого не замечаю, вдыхал запах моих волос. Но от этого у меня не бежали мурашки предвкушения. И я надеялась, что дальше случайных прикосновений дело не зайдёт.

Но Эштон, похоже, считал иначе.

В душе у меня поднималась паника. Я не была готова к такому развитию событий. Вообще не ожидала его. Поэтому решила выйти из ситуации единственным способом, который пришёл в голову.

Мы уже спускались по лестнице со сцены. Впереди маячил силуэт Рассела. Я картинно зевнула и прикрыла рот рукой.

– Эш, дружище, я так устала смотреть этот спектакль. Наверное, приду сейчас домой и просплю часов двадцать. Давай в другой раз сходим?

Эштон, который шёл сзади меня, молчал. Преодолев лестницу, я обернулась. Он сосредоточенно смотрел себе под ноги.

– Так что, в следующий раз?

Он кивнул, не сводя взгляда со своих потёртых кед.

– Конечно. В следующий раз.

Когда мы высадили Эштона в его квартале, и повернули в сторону нашей квартиры, Рассел проницательно взглянул на меня в зеркало заднего вида.

– Ты что, его отшила?

– Что? – Я второй раз за вечер попыталась притвориться дурочкой, – о чём ты говоришь?

С Расселом эта уловка не сработала. Он усмехнулся, включил поворотник и плавно повернул руль.

– Бедняга на обратном пути едва ли пару слов сказал. А из машины вылетел так, будто за ним черти гнались. – Рассел снова взглянул мне в глаза через зеркало, – такое происходило с каждым парнем, Зайчик. И со мной тоже.

Я не поверила своим ушам:

– Кто-то мог тебя отшить?

Рассел хохотнул.

– Я не всегда был так неотразим, как сейчас.

«Не может этого быть» – чуть не вырвалось у меня. Но вместо этого я спросила.

– Ты долго был обижен? Ну, на ту, что тебя отшила?

Рассел пожал плечами.

– Неделю-две. Но потом как-то всё забылось. А время, оно вообще имеет свойство стирать такие глупые обиды.

Он снова пронзил меня взглядом голубых глаз.

– Эш хороший парень. Надеюсь, у вас всё получится.

Я не стала уточнять, что Рассел имеет в виду под «всё получится». Только запахнула плотнее куртку и спросила:

– Хочешь в Тако Машин? Там сегодня два буррито по цене одного.

Глава 10

Когда нам было по шестнадцать, Эштон позвал меня на весенний бал. Я знала, чем это обернётся, но всё равно согласилась.

О чём я думала тогда? Возможно, мне, как любой шестнадцатилетней девчонке было лестно мужское внимание.

По представлениям изготовителей одежды в семьдесят восьмом, все девушки должны были быть похожи на бело-розовый слоёный торт, состоящий из кружев и оборочек. Всегда ненавидела такие наряды. Поэтому Салли, с трудом отговорив меня от похода на танцы в образе Сэнди Олссон из финальной сцены Бриолина, перешила собственное насыщенно-синее платье. Получился расклешённый комбинезон на бретельках. Он был лаконичным, но, в то же время, выгодно подчёркивал все достоинства моей фигуры.

Рассел был на работе в тот вечер, поэтому собираться на бал мне помогала Салли. Я дико жалела, что Рассел не увидит меня в таком образе, но в то же время радовалась: ведь ему не придётся встречаться с Эштоном в качестве моего кавалера.

Снаружи просигналили дважды. Я сразу узнала клаксон машины Вэла, который теперь встречался с Эми. Новенький Додж Магнум, что за лошадка!

Я чмокнула Салли в щёку и сбежала вниз по лестнице. Весенний Портленд цвёл красками и ароматами. Мягкий свет заходящего солнца заливал улицу тёплым золотом, подчёркивая кирпичную кладку нашего дома. В воздухе витал лёгкий запах цветущих садов и свежесть, принесённая с Тихоокеанского побережья.

При виде меня Вэл беззастенчиво присвистнул, а Эми, закатив глаза, в шутку отвесила ему подзатыльник.

– Бабник!

В последний год Эми стала вести себя гораздо увереннее. Ещё в прошлом году формы её тела и лицо наконец-то приобрели женственность. Оказалось, что Эми вовсе не рыжая дурнушка, а золотоволосая красавица. К тому же, обладающая гораздо более высоким интеллектом, чем наши зазнайки-одноклассницы, которые молились на журналы мод. А уж когда ей заинтересовался Вэл, Эми расцвела, как прекрасный тропический цветок под весенним солнцем.

Сейчас Вэл потёр затылок, беззлобно ухмыльнулся и взял Эми за руку.

– Я просто и не представлял, что пацанка-Банни может быть… такой…

– Она всегда такая! – перебил Вэла голос Эштона.

Я и не заметила, как он вышел из машины. Эштон окинул меня взглядом, полным восхищения, отчего мне стало не по себе, распахнул пассажирскую дверь и приглашающе махнул рукой.

– Прошу.

Я уселась на заднем сиденье, и Эми, бросив на меня хитрый взгляд с переднего, провозгласила:

– Вперёд! На танцы!

Когда мы зашли в полутёмный зал, толпа уже энергично извивалась под бодрые обещания выжить Глории Гейнер. В свете диско-шара, который окрашивал всё вокруг причудливыми бликами, всё казалось нереальным.

Вэл тут же потянул Эми на танцпол. Я же решила пойти поближе к пуншу – танцевать я не любила. Эштон последовал за мной и, наполнив стаканчик, услужливо подал мне. Я кивнула, украдкой бросила взгляд на своего кавалера и встретилась с ним глазами. Тут же смущённо уставилась на танцующую толпу.

Я не знала, как вести себя с этим новым Эштоном.

Меня бесило его нежное внимание. Бесило, в первую очередь тем, что взаимностью ответить я ему не могла. Мне было всё равно, и это мучило меня.

А ещё я боялась потерять Эштона как друга. А в том, что это произойдёт, если я отвечу резким отказом на все проявляемые им знаки, у меня почти не было сомнений.

Пластинка сменилась. Доктор Хук запел о том, как он влюблён в красивую девушку. Парочки на танцполе прильнули друг к другу. Я поморщилась и моментально поняла, что сейчас произойдёт. Эштон протянул мне руку.

– Потанцуем?