Предназначение
Предназначение
– Лена, Лена…, я пришёл, – дверь открыл своим ключом и, снимая ботинки в прихожей, протянул ей пакет, – вот…, по дороге из гаража зашёл в магазин и купил хлеба. Вовремя вспомнил, что у нас его на ужин нет.
– Молодец, – похвалила жена, забирая у меня пакет, – а то бы пришлось тебе обратно в магазин бежать, – и ушла на кухню, а глядя ей в след, вдруг понял, как я устал за эти месяцы.
– Руки мой и минут через двадцать кушать будем, – крикнула жена из кухни, откуда доносились весьма аппетитные запахи.
В ванной пустил воду и застыл, опёршись руками на блестящую фаянсовую раковину, всё ещё не веря, что всё-таки дома, всё закончилось нормально и впереди всё будет хорошо. Через минуту очнулся и как мантру сказал себе: – Соберись, Толя, в кучу. С тобой ничего не было и ты пришёл с гаража, а не с войны…
В небольшом домашнем кабинете, тяжело садясь в своё любимое кресло перед компьютером, я уже знал, что буду делать.
Хочу просто и правдиво рассказать про Великую Отечественную войну и как в ней участвовал…!? Что пережил!!! Но…, с другой стороны – нельзя. Да меня сразу же в психушку на обследование увезут, узнав, что я написал про войну и далёкое будущее. Даже жене нельзя ни пол слова сказать. А рассказать то хочется. Прямо свербит в заднице и, блин, нельзя.
Ладно, раз нельзя правду рассказать – тогда напишем книгу, фантастику, типа о попаданце.
На рабочем столе экрана компьютера решительно создал папку, в ней файл, открыл, отформатировал и написал рабочее заглавие «Эксперимент». Потом немного подумал, удалил и написал новое название – «Предназначение».
* * *
С трудом разлепил тяжёлые веки и неожиданный яркий свет неприятно и больно резанул по глазам, заставив тут же сильно зажмуриться. А невольно потянув в себя воздух, уловил едва заметный запах похожий на лекарство. Обрадовался – Значит живой…, не сумели, суки, меня убить.
Но данный приятный факт мелькнул лишь мимолётно, тут же сменившись на другой – горестный и сожалеющий – Лучше бы убили… И теперь впереди у меня столько нехороших событий – мама не горюй…
Всё получилось случайно, досадно и совсем по дебильному.
Мне в 2022 году исполнилось 70 лет. Военный пенсионер, на армейской службе звёзд с неба не хватал и дослужился до подполковника. Артиллерист. На пенсии тоже работал. Но как только наступило лето, а мне стукнуло 70 лет – Всё! Хватит, наработался. И целое лето мы с женой с удовольствием провели на даче. А вот поздней осенью всё и случилось
Только пришёл домой с гаража и открыл дверь, как жена меня огорошила просьбой сбегать в магазин за хлебом. Не раздеваясь и на пороге, получил от жены сумку и пошагал обратно в вечернюю темноту, в магазин, срезая путь через цыганский посёлок, по полутёмным переулкам. Цыган там давно уже не было, название одно только осталось. А лет двадцать тому назад они тут жили большой общиной и активно торговали наркотой, самопальной водкой и занимались другими неправедными делами, на деньги которых настроили огромных домов типичной цыганской архитектуры. А потом времена поменялись и за них хорошо взялись органы. Кого посадили, кто сбежал сам, отобрали незаконно построенные дома, передав их под разные мини детские сады и другие досуговые учреждения. И вот там, на тёмной улице, наткнулся на группу молодёжи то ли обкуренной, то ли поддатой. Вывернули из очередного тёмного переулка обступили и сразу жёстко потребовали денег. Причём, в очень наглой и агрессивной форме, схватив за грудки и для острастки сильно встряхнув меня. А чего не покуражиться…!? Я один, а их семеро. Наверно, большинство мужиков смирились бы и отдали. Тем более, что в кармане была, в принципе, мелочь и хватало на хлеб, да на пару бутылок пива. Но…, я офицер, с хорошими мужскими амбициями, хоть и на пенсии. Да и отдай им сейчас бабки, так они ещё больше оборзеют, чувствуя страх жертвы. Будут продолжать грабить, да ещё надругаются в тёмном углу над какой-нибудь беззащитной женщиной. Кому-то ведь надо было остановить и поучить их жёстко. Конечно, потом будет много воплей – «Они же дети…!!! Они же не понимали, что делают…!!! Зачем их было так бить…!!! Зачем им жизнь калечить из-за того, что они побили старика, которому и так жить оставалось…». Также прекрасно понимал, что из этой драки не выйду победителем. Они были моложе, резвее и у них подавляющее большинство. Но…, но…, по-другому поступить не мог и категорически отказался отдавать деньги.
Сама схватка, по моим ощущениям, длилась секунд тридцать-сорок. Но за это время, я одного всё-таки убил и троих серьёзно искалечил. Чему успел порадоваться, когда под градом ударов кулаков и ножевого ранения в спину, упал на землю….
Всё это мигом пролетело в голове и на несколько мгновений пригорюнился. Ведь после выздоровления мне предстоит следствие, суд и Зона. Ёлки-палки, я ведь там и помру…. Не доживу до окончания срока. Блядь! Еб….ые ублюдки! Вряд ли мне дадут условно и из-за этих скотов и теперь придётся сидеть.
Переживал, впрочем, совсем немного – это будет потом, а сейчас быстро переключился на настоящее: – Пффф… Ладно. Будем бороться, а сейчас надо разобраться – где и как я? И что мы имеем!?
Уже осторожно приоткрыл глаза, болезненно пощурился из-за полуприкрытых век, привыкая к непривычному освещению.
Действительно… Не было привычной лампочки на потолке или светодиодной системы. Свет лился, равномерно распределённый с потолка. Да и белые стены без единого пятнышка или царапины, тоже испускали мягкое освещение.
А я лежал на…, на… Сложно сказать, на чём лежал. Это не больничная кровать, ни диван или тахта с кушеткой. Я уж про операционный стол не говорю. Это было ЛОЖЕ – удобное и комфортное. И лежал совершенно голый. Чёрт побери! Осторожно приподнял голову, ежесекундно ожидая болевые ощущения. Всё-таки ножик мне воткнули в спину, да и пинали хорошо и качественно.
Так…, ноги на месте. Правда…, непонятно с чего они имели такой розовый цвет и кожа непривычно гладкая и без волос. Пальцы на ногах и ногти, как всё равно женские и аккуратные. Не как у меня были мужские «когти» – твёрдые, хрен их обчекрыжишь даже мощными ножницами.
Поднял руки и повертел их перед лицом. Хмммм… 70 лет есть 70, и кожа на руках должна соответствовать возрасту. Тем более, что дома всегда мыл посуду горячей водой и она у меня к этому времени стала сухой и сморщенной. А тут без единой морщинки, как у почти молодого. Она такой у меня была по крайней мере в двадцать-двадцать пять лет.
Хмммм…, хмммм…!? Ещё раз приподнял голову и посмотрел на тело. Пивного животика у меня никогда не было. Но…, он всё-таки был – простой животик и жировые складки по бокам, к сожалению, тоже были. Но сейчас и этого не было и тело, и кожа гляделись молодо, лет так на тридцать. Не понял!? Что за ерунда!?
Ладно. Разберёмся потом. А пока огляделся, что тоже добавило кучу вопросов.
Я лежал в помещении, так квадратов в тридцать. Ясно ощущал пол, стены, потолок, но вот когда пол переходил в стену. Или стена в потолок… Этого было незаметно. Я просто эту грань не видел, но на каком-то психологическом уровне ощущал. Вот это пол, а вот это уже стена. А вот границы всё равно не видел. Да сами стены и пол, ощущались каким-то мягким пластиком. Правда, пощупать и ощутить так ли это пока не мог, отчего у меня в мозгу возникла картинка из далекого прошлого. Фильм там был про нашего разведчика. Название не помню, но его, когда враги захватили, поместили в комнату с мягкими стенами, чтоб башку не разбил и звук такой унылый запустили, чтоб сломать его. Но там хоть стены с простёгнутыми ромбами мягким материалом были чётко очерченные. А тут ни хера. Сплошняк. И не дверей, ни окон. Один сплошняк.
– Пффф…, – озадаченно откинулся назад с кучей вопросов в голове, – их хде же я…..?
Что успокаивало – боли в теле не ощущал, но это тоже настораживало, рождая новые вопросы. И в голове поганое чувство, как будто кто-то грязными руками копался в моих мозгах. Так что в этих мозгах рождались весьма нетривиальные вопросы – А может я умер и нахожусь в чистилище? И вскоре за мной прилетят Ангелы или посланцы Тьмы? Впрочем, долго голову ломать не пришлось, потому что появились Ангелы.
Боковым зрением уловил некое изменение справа от себя, где вдруг! Даже непонятно – Как? И откуда? Проявились…. По-другому и не скажешь, потому что, никакие двери ни открылись или ещё чего-то, а в помещение просто возникли трое. Не Ангелы, а обыкновенные люди в нормальном обличие. Хотя посланцы Тьмы, чтобы искусить человека на грех, обычно являлись именно в человеческом обличии. Правда, одеты были в необычные, но явно удобные комбинезоны. По середине был в белом и даже слегка, размытыми очертаниями фигуры сливался со стеной за своей спиной. Справа мужик одет в зелёный, а левый в синий комбинезоны и чётко просматривались на фоне стен. Сидели они в комфортных креслах необычной формы и судя по их позам, довольно удобными. Молчали, с зоологическим любопытством разглядывая меня, что здорово раздражало.
Ну уж…, резко и, возмущённый их бесцеремонностью, приподнялся и без стеснения уселся на краю ложа, спустив вниз ноги. От резкого движения слегка закружилась голова, но тело слушалось меня нормально, хотя некая разкоординация движения ощущалась. Уставился на пришельцев и с обидой и лёгкой агрессией в голосе заявил: – Вы хоть какую-нибудь пижаму дали или простынь, а то голый чувствую себя не совсем комфортно под вашими взглядами…, – замолчал, ожидая реакции, но не дождался. Те, без зазрения совести, продолжали молча пялиться. Хотя, уровень любопытства в их глазах явно увеличился.
– И ещё бы хотелось узнать – Где я? А то ведь по идее, должен быть мёртвым… Или вот это всё, – экспрессивно обвёл рукой помещение и сидящих, – предсмертные видения?
Ну…, наконец-то ответная реакция пошла. Непонятная делегация зашевелилась в своих креслах, переглянулись, и сидящий по середине снисходительно улыбнулся, как неразумному дитю и заговорил.
– Анатолий Иванович, вы почти угадали, – развёл так ручками сокрушённо, – и вы не тут и не там….
– Так я умер или не умер?
– Так и есть – вы умерли и не умерли…, – снова последовал непонятный ответ, отчего я сразу возбудился.
– Так – где я? Что тут происходит? И кто вы такие, что тут загадки городите? – Пришлось рявкнуть командирским голосом, как на полковом плацу, – давайте откровенно и прямо говорить.
Сидящий по середине снова развёл руками, но уже как бы согласный на откровенный разговор, что тут же и подтвердил с лёгким смешком: – Конечно…, конечно, мы готовы к прямому и откровенному разговору и теперь вижу, что вы тоже готовы.
Он поглядел на собеседника справа, который ему одобряюще кивнул, посмотрел на левого и тот тому передал кивком право первого голоса.
– Что ж, – начал он деловито, подавшись чуть вперёд, – начну я. Меня зовут Дмитрий Николаевич. Кто я и какова моя должность – для вас ни суть важно. Главное, что я руководитель одного очень секретного проекта. Своих коллег, представлю чуть позднее. А может и не успею. Времени, как говорили у вас «рассусоливать» у нас нету. Есть всего несколько часов, чтобы ввести вас в курс дела и получить ваше добровольное согласие или отказ от участия в очень интересном и перспективном эксперименте.
Мы надеемся на ваше согласие. Вы боевой офицер, воевали, умело командовали своими подчинёнными в мирное и военной время. У вас устойчивая психика и то, что вы услышите наверняка не ввергнет вас в прострацию. Надеюсь…, – при последнем слове он значительно поднял указательный палец вверх. И так небрежно, как будто само собой разумеющее и прекрасно понимающее мною, заявил.
– Сейчас вы находитесь в внепространственной капсуле. Как я уже выразился – ни там и не тут. Это необходимо для чистоты эксперимента. Здесь и материально находитесь только Вы в стандартной оболочке специально выращенного биоробота. Именно на это тратиться много энергии, поэтому чтобы уложиться в лимит отпущенной энергии, разговор у нас будет короткий. Нас тут нет. Мы просто голограмма… И сейчас у нас 2574 год. Мы – Ваши далёкие предки.
– Ни фига себе, – не выдержал и засмеялся, слушая эту чепуху, – если Вы тут собрались ставить на мне психологические опыты, то это бесполезно. Мыслю вполне рационально, реалистично и гипнозу не поддаюсь. И что такую реальную голограмму сейчас сделать невозможно. У вас вон из левой ноздри волосинки чёрные торчат….
– Браво. На такую реакцию мы и рассчитывали, – гости поощрительно заулыбались и стали поудобнее устраиваться в креслах, а Дмитрий Николаевич пальцами потрогал ноздрю и весело предложил, – а подойди ко мне и попробуй выдернуть эти волосинки.
– А что!? Подойду и выдерну, – дерзко брякнул и спрыгнул с ложа на пол. Спрыгнул и пошатнулся. Белый пластик пола, как мне казался твёрдой поверхностью, таковым не оказался. Ноги погрузились по щиколотку непонятно во что, но я на этом стоял, ничего не ощущая под ногами. Парадокс. Я ведь стоял!! Остановился с недоумением глядя вниз на еле заметное клубление незнакомой субстанции вокруг ног.
– Чего застыл!? Иди ко мне, не бойся, – иронично позвал собеседник и я сделал первый несмелый шаг, потом второй и ещё и оказался около кресла с сидящим Дмитрием Николаевичем. Осталось только протянуть руку и выдернуть крупную, чёрную волосину из широкой ноздри.
– Ну…, – уже поощрил на действие интригующим возгласом Дмитрий Николаевич и я, откинув нерешительность, протянул руку к лицу оппонента и мелким, точным движением ухватил волосину. Это я так думал, что ухватил, хотя прекрасно видел, что всё-таки ухватил. А на самом деле пальцы ухватили лишь пустоту и даже слегка провалились во внутрь лица сидевшего и с насмешкой наблюдающего Дмитрия Николаевича. Отдёрнул руку и озадаченно застыл.
– Ну…, убедился!? – Все трое рассмеялись.
Попытался потрогать правого, потом левого, но везде была пустота. И что самое характерное, когда моя рука проваливалась в их тела, я видел только не погружённую часть руки.
Постоял, пожал голыми плечами, не зная что сказать. Развернулся и вернулся к своему ложе. Осторожно пощупал – вдруг это тоже голограмма и при попытке сесть ещё хлопнусь задницей вниз. Но нет – полумягкая поверхность. И, подпрыгнув, с лёгким шлепком голой задницы уселся на что-то твёрдое, тут же спросив: – А вы как меня видите? На экране…?
Дмитрий Николаевич, явно ожидая другого вопроса или большой кучи эмоциональных и бессвязных вопросов, приподнял в недоумении брови: – Нет… Точно также…, в виде голограммы. Я даже могу подойти и потрогать вас. Правда, вы ничего не почувствуете, – Дмитрий Николаевич тут же легко поднялся с кресла, сделал несколько шагов вперёд, протянул руку и положил её на моё колено. Всё было очень реально, но его руку совсем не чувствовал, хотя она несколько секунд лежала на ноге. Пока проходил этот простенький эксперимент, его коллеги перегнулись через пустое кресло и что тихо обсуждали между собой.
Дмитрий Николаевич вернулся на своё место и сразу включился в общий разговор, после чего троица снова переключила внимание на меня.
– А вы что…, совсем не удивились? – Заговорил правый собеседник, – приборы показывают лишь небольшое повышение активности мозга. Вот у вашего предшественника очень бурные эмоции были.
– Хммм…, – резко хмыкнул и слегка задумался, – а что вы думали – я тут прыгать буду от испуга или впаду в эйфорию, что в будущем!? Был бы человеком 19 века, может и был поражён. Тряс в отрицании головой, что этого не может быть. Или что совсем сошёл с ума и ко мне явились потусторонние силы. А так, на моей памяти за последние 20-25 лет такой технологический рывок вперёд прошёл, то представляю, что вы тут на изобретали за 500 лет. И мне будет очень интересно познакомиться с вашей жизнью. Наверно, давно уже обустроили Марс, Солнечную систему, выбрались в дальний космос… Вот тогда наверно и поохаю и по ахаю ярко и эмоционально….
– К сожалению, Анатолий Иванович, – воспользовался моей паузой Дмитрий Николаевич, – ничего этого не будет. У нас есть всего только два часа, чтобы мы пришли к какому-то решению. Если уложимся за полтора часа или меньше, это будет только приветствоваться. И сэкономленная энергия уйдёт в наш резерв. Вы готовы к конкретике? – неожиданно резко задал он вопрос.
Разочарованно и с силой почесал за ухом в досаде на такой облом: – Жаль, жаль… А я то уже «губу раскатал».
Дмитрий Николаевич скорчил лицо в огорчительном выражении: – Сожалею, но это необходимо для чистоты эксперимента, – тут же переходя на деловой тон и взмах руки на своего коллегу справа, – Николай Владимирович…, историк.
Жест влево: – Андрей Сергеевич, психолог. Итак, к сути дела. Институт, которым я руковожу, сделал невероятное открытие. Справедливости ради надо сказать – совершенно случайно. Мы, конечно, работали в этом направлении, но всё равно случаются и случайности. Причём, очень приятные.
Давно уже было известно о параллельности миров и наша ветвь является частью миросоздания. И эти ветви находятся в такой плотной связке, что они практически не отличаются от нашей. Но чем дальше от нас соседняя ветвь, тем больше отличий и дальние ветви развиваются в исторической парадигме совершенно по-другому.
Как уж мы обнаружили и как научились проникать в параллельные миры, я объяснять не буду, чтобы не занимать дорогое время и не забивать вам мозги. Мы-то сами ещё плохо это понимаем, а уж вам это ни к чему.
Так вот мы хотим понять, как изменится соседний мир и каково будет влияние на будущее, если там окажется человек из другого мира. Например, из нашего. Ну и естественно и как наш, если из другой ветви к нам кто попадёт.
Я сидел и охреневал и уже начинал понимать, какую роль мне предложат сыграть в их эксперименте. Даже в какой-то момент отключился и не слушал Дмитрия Николаевича, а когда вновь вернулся он рассказывал о первом этапе: – …и вот мы внедряемся в мозги этого майора и полностью подключаемся к нему. Вроде бы всё нормально, но не учли, что это было 21 июня 1941 года и майор со своими подчинёнными находится в Брестской крепости. А утром 22-го он погибает при первом же артиллерийском налёте немцев.
Мы его сознание выдёргиваем к нам. И вот также в такое же тело. Смешно, конечно, сначала было, когда он подумал, что попал на небеса и в рай. А потом жёсткое разочарование, когда ему объяснили, куда он попал и что ему надо возвращаться обратно. Проинструктировали, всё объяснили, как и что он должен делать и отправили. Но не в Брестскую крепость, а на несколько дней раньше, когда он поехал в командировку в Брест. Ведь объяснили ему, что крепость будет для него и его подчинённых ловушкой. И он должен избежать этого. Но…, в результате всего он снова попадает в Брестскую крепость и погибает вместе со своими подчинёнными.
Вот и решили послать туда другого человека, более современного и с гибким мышлением. Так уж получилось, что этим претендентом оказались Вы.
Я саркастически ухмыльнулся и обеими ладонями с силой провёл по лицу и возмущённо возопил: – Ну…, бля…!? Так вы что за мной следили, разрабатывали меня…? Ведь есть миллионы молодых и более умных, продвинутых мужиков и военных, которых можно подобрать на эту миссию… А вы выбрали меня. Я же старый…, блядь!!!
Дмитрий Николаевич со смешком сложил губы пучком: – А вот теперь, слово передаю своим коллегам, – и одновременно приподнял руки и большими пальцами показал на Психолога и Историка.
Те друг с другом переглянулись и Психолог слегка приподнял левую руку, беря на себя первую очередь: – За вами, Анатолий Иванович, никто не следил и не разрабатывал. Всю практическую часть эксперимента контролирует Искусственный Интеллект. Человек просто не в состоянии контролировать весь приходящий объём информации. Поэтому был создан определённый алгоритм – как ИИ должен действовать и кто нам нужен. И вас выбрал именно ИИ…
– Андрей Сергеевич, я тут вас перебью, – вмешался Дмитрий Николаевич, – чтобы внести ясность в механизм выбора претендента. Дело в том, что мы можем выдёргивать к себе только сущность человека… А не физическое тело.
– Как это сущность? – Не совсем поняв, пришлось уточнить. Хотя тут же понял, что он имел ввиду, но Дмитрий Николаевич уже стал объяснять.
– Всё что внутри мозга – душа, информационное поле, сущность… Вот это всё Искусственный Интеллект выдёргивает в определённый момент, в момент пика действия мозга. И не только вас он выхватил, но и всех остальных людей, кто был на пике… Вот выхватил сущность, можно назвать это и матрицей. Но когда он просканировал всех, то выбор пал на вас Анатолий Иванович. Вы, оказывается, очень интересовались первым этапом Великой Отечественной войны и как бы психологически оказались готовы к миссии, – Дмитрий Николаевич в извинительном жесте развёл руки, – это так, совсем коротенько.
– Ха…, – тем самым проявил язвительно сарказм, – то-то ощущаю, будто кто-то грязными руками копался у меня в голове… Да…, я не скрываю, что не только интересовался, а даже пытался представить – А как бы действовал там, в первые дни войны?
– Ну…, тем более, – обрадовано воскликнул Дмитрий Николаевич и вся троица сразу оживилась.
Чуть руками не стали потирать в предвкушении к немедленным действиям.
– А что будет, если откажусь? – Невинным тоном произнёс, сразу притушив научный энтузиазм.
– Вернём обратно, – нейтральным голосом прозвучал ответ Историка, – вернём в тот же самый момент, из которого вас выдернули. Как историк, могу вам прояснить вашу будущую жизнь. Вас не убьют, но вы будете серьёзно ранены. Вас врачи вытащат и через два месяца, уже выздоровленный, вы умрёте дома. Сердце не выдержит того гнева обывателей за то, что вы убили двоих. Вы-то думаете, что одного, так второй умер через три дня от нанесённых вами травм и ещё двоих вы сделали инвалидами на всю жизнь. Один из убитых оказался сыном очень богатого человека. Так что…, – и Историк почти повторил в точности сожалеющий жест Дмитрия Николаевича.
– Сурово, – прокомментировал своё будущее и сразу задал вопрос, но уже деловым тоном, – а что будет, если соглашусь и выполню ваше условия эксперимента?
Слово опять взял Историк: – У вас появиться возможность остаться у нас в будущем и тогда увидите ВСЁ, чего мы достигли. Я думаю, что это отличная перспектива и мотивация. Или же вернуться обратно, но раньше на пару часов, со знанием того, что может произойти.
Да…, есть с чего выбирать. И выбрал. Решительно и звонко хлопнул руками по голым коленям, засмеялся и спрыгнул с ложе: – Готов. Отправляйте в прошлое…
Дальше была рабочая суета, последние инструктажи и ….
Часть первая
Глава первая
– Охо…, хо…, хо…, – у меня из груди удовлетворённо и одновременно с облегчением вырвался глубокий вздох, увидев на пыльной обочине дороги долгожданный и непритязательного вида дорожный указатель – «Брест», за которым и виднелись окраины долгожданного города. Мой невольный возглас охотно поддержал Селиванов, коротко рассмеявшись и тут же резво крутанувший баранку, объезжая приличную дорожную выбоину.
– Товарищ майор, так может в городе в баньку сходим? Мы-то в кабине ещё ничего, а вот в кузове ребята…!?
И то правда. Наш вновь формирующийся артиллерийский полк стоял уже несколько месяцев лагерем в районе города Лида. Выехали мы рано утром по утренней прохладе и до Бреста добирались исключительно сельскими дорогами, да по нешуточной жаре. Пропылились, пропотелись. Так что вопрос о бане был вполне закономерный.
– Счас…, приедем и конечно в баню пойдём…
– Отлично, товарищ майор, а в город отпустите? – Тут же задал вопрос водитель, пояснив затаённую надежду, – у меня в воскресенье День Рождения. Ребят в обед хочу угостить….
– Конечно. День рождения святое дело…, – легко согласился, искоса глянув на красноармейца, и грустно вздохнул.
Ничего-то они не знают. И будет ли у тебя День Рождения, Селиванов? И доживём ли мы в воскресенье хотя бы до обеда? Тот ещё вопрос. А я знал. Вернее, не знал, что будет со мной, с ними, кто сейчас трясся в кузове полуторки. Всё это будет зависеть от меня. Но вот что будет со страной – я знал. Вплоть до 2022 года, откуда бухнулся сюда.
В 2022 году меня убили или по крайней мере тяжело искалечили. Не знаю… Скорее всего всё-таки убили. Жалко жену. Она всегда говорила – «Хочу умереть вперёд тебя. Чтоб ты меня похоронил. Я тебя не смогу похоронить, чисто психологически». А оказалось, вон как. Ничего, дети похоронят моё тело. А здесь попал в февраль 1941 года. И оказался в теле сорокапятилетнего майора. Крепкого мужика и тоже артиллериста. В той жизни я увлекался фантастикой и тема попаданцев мне здорово нравилась. Не нравилось только, что в похожую на мою ситуацию по воле автора попадали продвинутые спецназовцы или люди владеющими кучей разных способностей и знаний о Великой Отечественной войне. Я уж не говорю про знания технологий военной тематики. Продвинутых в разных рукопашках, чуть ли не чемпионы по стрельбе, и тут они запросто косили целыми толпами немцев. Давали авторитетные советы Сталину, военноначальникам и военным конструкторам. А уж как они меняли ход войны, вообще сказка. Короче фантастика и лёгкое чтиво.
Возраст в 45 лет и хорошее здоровье, слава богу, оказались не единственным положительным моментом. То ты ощущал себя чуть ли не стариком, у которого тут болит, здесь колет, силы не те, да и стоит не так, как в одном из анекдотов. Деменция чёртова мучит. А тут всё равно как с Жигулей первой модели, сразу и без подготовки пересел в последнюю модель иномарки. Пышешь здоровьем, силой, мозги работают как надо и когда ссышь, от мощной струи мочи щебёнка разрушается. Если в книжках про попаданцев, как правило, описывалось, как попав в чужое тело, герой ничего не знал про прошлое носителя тела и ему приходилось изображать потерю памяти, отчего он попадал в разные скользкие ситуации с окружающими и с особистами. То в отличии, от книжных героев я помнил всё о прежней жизни хозяина тела, плюс накладывалась моя память. Что помогло органично и сразу влиться в местную жизнь и обстановку.
Перенос получился поздно вечером и, потеряв сознание или временно умерев, оказался в теле, спящего на койке майора Угорцева Степана Ивановича, 1896 года рождения, командира дивизиона.
Остаток ночи прошёл в осмыслении ситуации. По той жизни в будущем, был активным человеком, всегда ставил перед собой цели, задачи и целеустремлённо шёл к ним, в чём и заключался смысл моей жизни. Всегда понимал, что если что-то происходит, то это мне и мой семье надо. Ну…, а теперь тем более, где во всей этой движухе был реальный смысл. Жена у меня была оцерквлённой и искренне считала и видела во всё происходящем Божий промысел. Я тоже был православным, в детстве крещённый, искренне уважаю православие, веру моих предков. Но вот так сказать, чтобы верил или не верил в Бога – не скажешь утвердительно. Я верил в то, что за верой и религией что-то есть. Может действительно некий высший разум!? И раз я попал сюда… И если оказался в чужом теле и в чужой ситуации, попытался понять смысл вот этого, явно не случайного переноса – Для чего я сюда попал? С какой целью? Вот чётко понимал и осознавал, что меня сюда послали…. Но вот кто послал, зачем? Вот это упорно пряталось в глубине моих мозгов. То есть было некое предназначение. Причём твёрдо знал, что попал с какой-то целью, но вот её…, цель, никак не мог вспомнить. Прекрасно понимал, что сам по себе сюда попасть не мог. Морщил лоб, напрягал мозги, понимая, что что-то смутное бродило в моей голове, какие-то опять же смутные образы, казалось вот-вот вспомню – и ничего. Если переломиться ход войны, то как простой майор, хоть и командир гаубичного дивизиона – может повлиять? Вот как? Да только рот открою и начну рассказывать про предстоящую войну, про 1418 дней военного лихолетья – да тут сразу и кончиться майор Угорцев. И даже попадание в сумасшедший дом, вместо расстрела или лагеря, будет не худшим вариантом.
Поэтому и решил молчать, оглядеться кругом и потом определиться со своим багажом знания будущего. Хотя багаж этот был довольно общего уровня. Вроде бы общий ход истории знал, но вот конкретики…, даты там… или другое – это было очень зыбко.
Родился я, вернее моё тело, ну а теперь уже всё-таки Я, в 1896 году, в семье с дворянскими корнями. Отец в Москве был известным человеком, мама тоже. Поэтому, получив соответственное образование в 1912 году поступил в Московский университет и с третьего курса ушёл в армию добровольцем. Ускоренные артиллерийские курсы и с лета 1915 года я прапорщик, командир огневого взвода в одной из воюющих артиллерийских частей. В 1916 стал подпоручиком. Воевал нормально, к подчинённым старался относиться по справедливости и с заботой. Поэтому февральская революция и затем развал армии на мне сказались без особого ущерба. Даже, к моему великому удивлению, выбрали в полковой комитет, в котором принимал участие в руководстве полковой жизнью до октября. Скорее всего, после большевистского переворота я ушёл бы к белым, но не успел. Был мобилизован как военспец в Красную армию, где благополучно провоевал до конца Гражданской войны. Родители, уже мои, к тому времени уехали за границу ещё в семнадцатом году. А провоевав в Гражданскую четыре года, как-то сжился с новой властью и остался в Красной армии.
Последующие годы прошли тихо, периодически переезжая из одного гарнизона в другой. Служил в бурные годы на КВЖД, повоевал с басмачами в Средней Азии, захватил финскую, но продвигали по службе медленно. И причина здесь была в моём дворянском происхождении.
Миновали меня и лихие тридцатые, когда вовсю шли аресты. В партию не вступал, занимался службой, вёл себя тихо и как-то так проскочил чистку армии. Хотя писали на меня, доносили и только одно дворянское и офицерское прошлое могло утянуть в общую беду. Скорее всего и как это не удивительно, но помогла женитьба на активной комсомолке. Молодая, красивая, энергичная. А мне тридцать пять, красавец мужчина. Красный командир. Тайно льстило ей и дворянское происхождение избранника. Бурный роман, с бурным сексом. Она делала в комсомоле карьеру, активно и зажигательно выступала на собраниях и митингах с трескучими речами и лозунгами, что привлекало её руководство. Но на самом деле, в общеобразовательном смысле слова, была тупой и недалёкой, что в семейную жизнь вносило сильный диссонанс. На одном ведь сексе семью не построишь. Но…, красивая чертовка. Внешние данные – закачаешься и на лбу одно только слово мигающими буквами – Секс. Хотя этого слова в Советском Союзе не знали, заменяя народным и ёмким словом – Блядство.
Расстались тоже быстро, когда оказалось, что для очередной карьерной ступеньки здорово мешает происхождение мужа и всё мигом закончилось. Но…, я успел пережить очередную волну арестов. Да и то, что с первых дней в Красной армии служил и был довольно мелкой сошкой по масштабам репрессий.
Так бы и остался капитаном с одной шпалой в петлице, но помогла случайная встреча с товарищем по Гражданской войне, ставшего к этому времени большим военным начальником. Он то и поспособствовал попасть в вновь формируемый артполк на должность командира третьего дивизиона гаубиц М-30 и с «майором» тоже. Полк формировался медленно, постепенно наполняясь личным составом и техникой. В марте, я уже в теле Угорцева, получил первые четыре гаубицы, сформировал из красноармейцев первой волны пополнения седьмую батарею и сразу приступил к усиленным занятиям, вызвав среди сослуживцев нездоровый ажиотаж. Год назад закончилась Финская война, многие из прибывших командиров там отметились и ещё жили о ней яркими впечатлениями. А тут, один из них, тоже с Финской, без всякой раскачки начал занятия, что было вполне положительно воспринято командованием полка. И многие сослуживцы начали проявлять неудовольствие, мол – сбавь темпы…, не подводи других…, успеем ещё… Но я, уже в новом обличии, зная о близкой войне, только ускорился и из прибывшей техники, снова первый из всех сформировал очередную батарею. Начал теребить командира полка, чтобы тот усилил нажим на округ в плане укомплектования, желая к войне полностью сформировать дивизион и провести боевое слаживание. Но не успел. Вот и получилось, что сегодня пятница, 20 июня 1941 года, а я еду в Брестскую крепость получать автомобили и гаубицы на девятую батарею.
В командировку со мной ехали два командира взвода – лейтенанты Кузнецов и Волегов. Кузнецов прослужил год и был уже достаточно опытным и служил со мной с февраля этого года. Волегов выпустился из училища только в мае месяце этого года и на всё кругом смотрел с восторгом молоденького и совсем зелёного командира, не познавшего ещё каких-либо побед и неудач по службе. Селиванов, водитель полуторки. Заканчивал службу и осенью демобилизовывался. Вместе с лейтенантами в кузове ехало ещё четыре водителя. Они будут принимать автомобили для гаубиц.
– Товарищ майор, а вы дорогу в крепость знаете? А то я ведь здесь первый раз. – Прервал мои размышления Селиванов.
– Да я тут тоже первый раз. Сначала в комендатуру заедем, там отметимся и узнаем, как в крепость ехать, – пришлось покривить душой. Бывал тут проездом и много раз, только в будущем, когда служил в Группе Советских войск в Германии. Поэтому с любопытством оглядывал улицы довоенного Бреста.
Конечно, разница агроменная между тем, что видел в семидесятые года и что вижу сейчас. Хотя, довоенный Брест тоже имел свою изюминку – красивые здания старой, европейской архитектуры, чистые и ровные булыжные мостовые, круглые тумбы с афишами, неторопливая текущая жизнь гражданского населения, где на тротуарах спешили по своим делам только военные, коих было столько сколько и гражданского люда. А местами даже больше. Периодически попадались многочисленные патрули. Из того будущего узнал только двухэтажное здание на углу улицы, где в моё время размещалась гостиница «Буг» и вокзал. В моё время помпезное, а сейчас без излишней архитектуры. Да ещё, как не странно и здание военной комендатуры, которое в семидесятых посещал по некой надобности.
Серое, двухэтажное здание с четырьмя мощными колоннами на фронтоне, под высокой черепичной крышей. Справа и слева одноэтажные, аккуратные каменные дома с жилыми мансандрами. А перед самой комендатурой деловито суетился военный люд. Заходили, выходили, уходили или уезжали. Приткнули полуторку к тротуару, я вылез из кабины на подножку и глянул в кузов, где мои запылённые и грязные подчинённые поднялись на ноги, с любопытством оглядываясь по сторонам.
– Всё нормально? – И дождавшись дружного ответа, распорядился, – все находятся рядом с машиной. Я отмечусь в комендатуре и поедем в крепость. Устроимся там и пойдём в баню.
Обещание бани встретило довольное ворчание и подчинённые под негромкие смешки стали охлопывать себя, выбивая из формы хиленькие желтовато-бесцветные облачка пыли. Тоже самое сделал и я, почистил хромачи сапожной щёткой, поставив ноги на подножку полуторки. Потом одёжной, пошоркал форму и направился в здание. У небольшого окошка дежурного никого не было и я протянул командировочное удостоверение. Усатый и солидного вида сверхсрочнослужащий с двумя сержантскими рубиновыми треугольниками, неторопливо начал заносить данные в книгу регистрации и тут же остановился, глянув на меня из окошка.
– Товарищ майор, я вас сейчас зарегистрирую, но вы потом к коменданту зайдите. Он как раз у себя.
– А зачем?
– Он вам сам объяснит…, – неопределённо пожал плечами сержант.
– Хорошо…, – и кивнул головой.
Кабинет оказался на втором этаже. На двери солидного вида висела начищенная до блеска красивая латунная табличка «Военный комендант майор Борисов С. П.». На мой вопрос секретарь, пожилой сверхсрочник, молча мотнул головой на дверь. Открыл дверное полотно, шагнул в просторный кабинет. Комендант, плотный и невысокий майор, был в кабинете один. Глянул на меня красными от недосыпа глазами и приглашающе махнул мне рукой на стул у стола, занятый нервным разговором по телефону: – …Да меня это не интересует. У тебя есть приказ выделить мне машину с людьми, вот и действуй. Давай, через час я тебе звоню… Только не зелёных лейтенантов присылай, как прошлый раз. А то потом мне им всё приходится разжёвывать, да и всё равно вместо них действовать самому. Всё…, у меня люди.
Комендант положил, а вернее раздражённо бросил трубку на аппарат и спросил: – Да, слушаю вас, товарищ майор.
Я представился, объяснил причину прибытия и предъявил документы.
– Аааа…, – вспоминающе наморщил густые брови комендант, бегло проглядев бумаги, – понял, понял. Да…, звонили…. Сколько у вас человек?
– Я, два лейтенанта и пять красноармейцев. Один из них водитель машины.
– Вооружение?
– Я – пистолет, лейтенанты наганы, красноармейцы с винтовками. А что? – В свою очередь задал вопрос.
– Товарищ майор, послушайте, у меня есть нормальное предложение. Обстановка у нас сейчас довольно сложная, нервная. В крепость вам ехать сейчас нет резона совсем. Там ещё хуже чехарда творится. Все бегают, постоянные учебные тревоги, дёрганье. Так что до понедельника никакой приёмки у вас не будет, одна нервотрёпка. Тем более там все казармы забиты и как вас там устроят и в каких условиях – неизвестно. И будете там куковать все выходные. А мне нужно усиление на ночь с субботы на воскресенье. Вон…, сейчас звонил, – кинул он недовольный взгляд на телефон, – не могут выделить. Сломалась машина… А мне усиление нужно. Сейчас вас с вашими подчинёнными устрою в комендатуре, в нормальных условиях, накормим, а завтра с 16 часов вы с машиной и своими парнями отдежурите ночь. Будете моим дежурным резервом. А воскресенье хоть спите здесь, хоть гуляйте по городу, мне всё равно. И документ соответствующий вам дам, что привлёк вас по срочной необходимости к комендантской службе. Как вам такое предложение?
Это был весьма отличный выход. Мне совершенно не хотелось оказаться в ловушке Брестской крепости в ночь на воскресенье, когда наше оружие сдано в ружейку и мы там безоружные, раздетые будем судорожно метаться под арт огнём. Поэтому сразу согласился.
– Отлично, – обрадовался комендант, – выручил меня. Давай на «Ты» – Сергей, Петрович
– Степан, Иванович, – и обменялся с понравившимся мне майором крепким рукопожатием.
– Ты посиди чуток, я сейчас старшину вызову, чтоб он вас расположил и с кормёжкой определился, – майор тут же стал вызванивать какого-то Пирожкова, наверняка старшину. А входная дверь резко открылась и в кабинет уверенным шагом зашёл высокий капитан НКВД, шумно отодвинул стул и уселся напротив, уставившись на меня неприятным взглядом. Иной раз нетерпеливо поглядывал на коменданта, распекающего по телефону дежурного, и снова переводил взгляд на меня, бесцеремонно разглядывая.
Я тоже открыто его разглядывал. Лет 28-30. Высокий. Красив мужской статью, которая нравиться бабам, но правильные и приятные черты лица, портили пренебрежительный взгляд и злое, напористое выражение глаз. Так-то он был мне равнодушен, но раздражало вот эта бесцеремонность взгляда, с налётом некого превосходства. Типа, захочу тебя майор и арестую. Но пока сиди, вроде бы не за что прицепиться.
Комендант закончил телефонный разговор: – Ну, всё, товарищ майор. В коридоре подождите, сейчас подойдёт старшина и обустроит вас. А так думаю, вам всё понятно. Завтра примерно в 15:00 подойдёте ко мне на инструктаж и я поставлю вам подробную задачу. Всё ясно?
– Так точно! – Машинально буркнул и поднялся со стула, мысленно чертыхнувшись, увидев, как НКВДист мигом принял охотничью стойку.
Рабоче-Крестьянская Красная армия во многом отличалась от моей Советской Армии. Так в РККА чтобы она не была похожа на царскую, помимо того, что не было погон, присутствовали другие воинские звания. Так, например, нельзя было именовать красноармейцев «нижними чинами», рядовой или солдат. А только – товарищ красноармеец. И не было таких слов как – «Так точно», «Никак нет». «Есть». «Разрешите идти», «Разрешите обратиться». Не было слова в обиходе «Товарищ офицер или офицеры». А было – Товарищ командир или командиры.
И, получив приказание, военнослужащий отвечал, например – «Хорошо», «понятно» или «Да», вместо уставного «Есть!» или «Так точно!». Вот за моё «Так точно» и уцепился капитан НКВД.
– А ну-ка, майор, погоди. Документ предъяви, – он тоже поднялся со стула и стоял напротив меня, напружившись и готовый, если понадобиться, мгновенно выхватить наган из кобуры.
Я был спокоен. Понимал, что капитан может, если захочет, создать мне хорошую массу неприятностей, но и юлить мне перед ним совсем не хотелось.
– Прежде чем предъявлю документы, хочу вам, товарищ капитан, сделать замечание – обращаться ко мне на Вы и добавлять к слову майор – товарищ. Не лишне напомнить, что и по возрасту я буду постарше вас. – Всё это произнёс твёрдым голосом и прямо глядя ему в глаза. После чего протянул документы.
– Аааа… Из бывших!? – Понимающе качнув головой и, полу утвердительно, с лёгким презрением произнёс, – прямо чувствуется.
– Свиридов, перестань цепляться к товарищу майору. Он сейчас у нас будет на усилении.
– Да…!? На усиление!? – Ядовито протянул капитан, – хрен знает откуда они прибыли. А вы знаете, что есть оперативная информация – вот такая же машина с бандитами в нашей форме и, кстати из бывших белогвардейцев, колесит у нас тут и убивает одиночных командиров и красноармейцев. Не гнушаются и связь испортить. А у нас тут через несколько домов штаб 28го корпуса стоит. Так что, бдительность не помешает.
Капитан бегло просмотрел бумаги и поднял на меня глаза: – Партийный билет покажите…, – и тут же неприятно усмехнулся, – а впрочем, угадаю. Беспартийный!?
– Да…, я сочувствующий… Поддерживаю линию партии. А это что-то меняет.
– Понятно… Правильно почувствовал – из бывших. Только хочу напомнить, товарищ майор, на ваше замечание, – он даже сам не заметил, как перешёл на Вы, – что моё звание капитан госбезопасности, соответствует армейскому подполковнику. Я ещё вас по стойке Смирно могу поставить. Так что не ерепеньтесь.
Комендант сидел за столом с непроницаемым лицом, не вмешиваясь в перепалку. Было видно, что эта глупая ситуация ему неприятна и он не хочет становиться ни на одну из сторон. Может быть, он потом и был бы вынужден вмешаться, но осторожно открылась дверь и в неё просунулась голова.
– Товарищ майор, вызывали?
– Да, да…, – обрадовался комендант возможности прекратить конфликт, – заходи, старшина. Пирожков, вот товарища майора и его людей надо к нам определить на постой на несколько дней, и поставить на довольствие с этого момента, – комендант поднялся со стула и уже обратился к Свиридову.
– Товарищ капитан, если у вас к товарищу майору вопросов нету, а я думаю, что нету – отдайте ему документы.
Капитан недовольно дёрнул щекой и зло зыркнул на коменданта, потом посмотрел несколько секунд на мои документы, крепко зажатые в руке и процедил: – Я сейчас с ними на узел связи схожу и позвоню в его часть. Узнаю, что за птица к нам прилетела.
Заколебал. Я налился твёрдой решимостью и с вызовом прошипел сквозь зубы: – Капитан, у тебя что…? С памятью плохо, что не можешь запомнить мою фамилию и наименование воинской части? – И ледяным тоном решительно потребовал, протянув руку вперёд, – документы….
Я шёл ва-банк и рисковал. Если отдаст – нормальный расклад для меня. Если нет!? Вот что тогда делать? Не лезть же в драку с капитаном, у которого за спиной была реальная власть и сила. Не отдаст и будешь бессильно стоять перед ним мокрой курицей. Но капитан, решив не углублять в данный момент конфликт, сунул мне в руку документы и только многообещающе и зло прошептал: – Не беспокойся майор, память у меня отличная. Я долго помню. Так что, смотри. Не дай бог, если про тебя хоть одно слово негативное скажут…, – и НКВДэшник вихрем вылетел из кабинета.
– Пирожков, выйди, – а когда старшина закрыл за собой дверь, майор устало осел на своём стуле, – зря ты с ним, сцепился. Злопамятный он. Да и его понять можно. У нас тут под боком штаб корпуса стоит и с него за безопасность строго спрашивают. Да и дерут не слабо. Он чего, думаешь, такой взъерошенный пришёл. У него дел выше крыши, а тут прямо на голом месте проблемы возникают. Не поверишь, но к нам на выходные, на вечер и на танцы из Польши приезжают немецкие офицеры. Человек тридцать-сорок в вагоне. Впереди мотодрезина охраны шурует. Приезжают часов в 18, гуляют по городу, а потом в гарнизонный дом Красной Армии в буфете посидеть, выпить и там же на танцы. Наглые, сволочи. И с каждым разом всё наглее и наглее. В прошлую субботу они стали приставать к жене одного из командиров. Чуть ли не силой тащили её в круг. Та отказала и они её прилюдно оскорбили. Нашим не получилось ответку им дать, потому что немцев до вокзала очень плотно опекали патрули. И вот пришла информация, что наши младшие командиры сговорились завтра на обратном пути на вокзал, любым путём набить немцам морду. А это сам понимаешь, немецкое руководство воспримет как недружественный акт международного уровня. А тут из Москвы чуть ли не каждый час депеши шлют – не поддаваться на провокации…. Вот он и мечется, пытаясь предотвратить это. И как бы патрули сами, вместо охраны им не насовали приличненько. Вот ты мне и нужен. Майор всё-таки, не зелёный лейтенант. Ну да ладно. Давай устраивайтесь, в баньку сходите…
После бани я с обоими лейтенантами плотно присел в ближайшей, чистенькой пивной, а бойцов отпустил до 22 часов погулять по городу. Последний спокойный вечер удался. Все были довольные.
На следующий день, до 15 часов я снова подчинённый состав отпустил, но уже вместе с лейтенантами, которых отозвал в сторону и поставил им задачу: – Завтра у Селиванова День Рождение. А мне вчера подсказали одно местечко отличное на реке Муховец. Покупаемся, отдохнём все вместе. Заодно и поздравим красноармейца. Предлагаю скинуться, а вы во время прогулки зайдёте на местный рынок и купите продукты. Ну…, там колбаса, сало, картошки, чтобы там так хорошо покушать. Водки бутылки четыре….
– Товарищ майор…, – перебил меня в недоумении лейтенант Волегов, – мы что…, с красноармейцами пить будем?
– Волегов, – с укоризной пришлось усовестить молодого командира, – нет, конечно. Три бутылки я заберу. Это с моей доли. Надо ведь будет выпить с командиром сдатчиком. А одну бутылочку мы втроём раскатаем. Бойцам пива возьмёте нормальное количество. Я думаю, это будет не такое страшное нарушение. Пусть люди немного отдохнут. Да и при нас всё это будет происходить, под контролем. Да…, не забудьте какой-нибудь подарочек скромный подкупить. Приятное, сделать сослуживцу. И ещё берите продукты так, чтобы они не испортились за один день. Вдруг, завтра что-то помешает и мы на другой день перенесём. Да хоть как примем и выедем в среду. Так где-нибудь у речки на привал остановимся и посидим.
Лейтенанты с воодушевлением восприняли задание и весёлой гурьбой отправились в город, а я сам отправился в Брестскую крепость. Думал там растревоженный муравейник, но удивился, увидев вполне спокойную, деловую суету парко-хозяйственного дня. Все были заняты своими делами и ничего не предвещало завтрашнего страшного слома, который на многие десятилетия определит ужасную черту – До войны и После войны.
У большой доски объявлений толпилось несколько молодых младших командиров, громко и азартно обсуждая планы на сегодняшний вечер и на завтра. Тоже остановился и с любопытством прислушался к разговору, невольно пробегая обширный список мероприятий предстоящего выходного дня. Обсуждение крутилось в основном вокруг куда пойти вечером. Часть из них звало в город на концерт минских артистов. Но другая часть, справедливо возражала – что хрен там билетов достанешь. Лучше в летнем кинотеатре посмотреть фильм «Александр Невский». Первые свой вариант предлагали – если не достанем билетов, то просто прогуляемся по городу. Глядишь кого-нибудь и закадрим, а может быть и сообразим…. Но увидев подошедшего незнакомого майора, свернули обсуждение и быстренько ретировались, продолжая спорить о своём. Вместо них у доски объявления мигом появились вездесущие пацаны. Видать дети комсостава, проживающие тут же. У тех споров не было. Тыкая пальцами в крупные строки, где оповещались о воскресных соревнованиях пограничников – многоборье со стрельбой из пулемётов и винтовок, а также о выставке вооружения Красной Армии. Вот и решали пацаны – как совместить оба мероприятия. И там побывать и остальное увидеть в полном объёме.
Были тут ещё и ряд лекций в разных частях, приглашения на массовые гуляния в городском парке и многое другое, которое было интересным для молодых парней пришедших служить действительную службу из многочисленных деревень, где было минимум развлечений, а одна лишь работа.
Успел выловить командира полка, где должен был получать гаубицы. Тот как раз вышел из штаба и собирался ехать на совещание. Представился и показал документы. Тот бегло их посмотрел и вернул.
– Устроился уже?
– Да, в городской комендатуре. Комендант попросил.
– Вот и хорошо. Там и оставайся. У нас всё забито, да и твои гаубицы сейчас на выставке вооружения. В понедельник подтягивайся и быстро их примешь. Мы потому на выставку их поставили, потому что готовили к передаче и они чистенькие, обихоженные и в исправном состоянии. А сейчас давай по своему плану, раз повезло. Нам вот не до отдыха. – Сел в машину и укатил.
До обеда гулял по крепости, сопоставляя с тем, что видел в будущем, когда останки крепости стали музеем, где каждый квадратный метр был полит нашей и вражеской кровью. Ходил и с печалью представлял, что тут будет уже через сутки. Вот навстречу идёт группа красноармейцев. Весело разговаривают, смеются над чем-то своим, не подозревая, что завтра, в это время, скорее всего они буду убиты, изранены и окровавленные вести бой. Вдалеке мелькнули давешние пацаны. Сегодня они веселы и увлечены, а завтра… Даже представлять не хочется, что будет с ними завтра. Бывший собор, здесь сейчас устроен центральный кинотеатр крепости и завтра здесь произойдёт ожесточённый, рукопашный бой. Белый дворец, в котором был подписан Брестский мир и многое другое, сегодня целенькое, а завтра…. Тяжело было на душе, глядеть на окружающее, понимая – завтра тут будет Ад.
Плотно и вкусно пообедал в столовой комсостава и пешочком двинул в сторону комендатуры. В городе тоже было не празднично. Вроде бы внешне всё в порядке. И люди деловито спешат по своим делам или прогулочным шагом фланируют по тенистой стороне улицы, в предвкушении выходного дня. И солнышко с синего и глубокого неба сверкает и густые зелёные деревья манят в свою благостную тень. Но над всем этим нависло и давило тягостное, тревожное ожидание. По времени я не успевал заглянуть на вокзал, а то наверняка прочувствовал бы там самый пик тревоги и страха, от которого на поездах в сторону Минска и Москвы старался умотать гражданский люд, не верящий ни газетам, ни заявлениям вождей Советского государства.
Во дворе комендатуры неожиданно столкнулся с капитаном Свиридовым
– Ну что, товарищ капитан – Как моя проверка? – Не удержался от неприятного для него вопроса.
– Живите пока…, – недовольно буркнул в ответ НКВДист, проходя мимо, но я уже не мог остановиться.
– Подождите, подождите… Как-то двусмысленно. Давайте по конкретней. Мне совсем не улыбается если во время приёмки гаубиц вы начнёте меня отвлекать или какие-то препоны ставить.
Капитан остановился и мне в глаза бросилось, насколько он устал и сразу пожалел о своих придирках к нему. Тот наверно усмотрел в моих глазах некое сожаление, сочувствие и сам смягчился: – Всё подтвердилось. И о вас хорошо отозвался командир полка, – и сам, примиряюще, полюбопытствовал, – Что, в крепость ходили? И как ваше впечатление?
– Честно!? Плохое. В крепости войска скучены и выходов с неё катастрофически мало. И если начнётся война, то все они окажутся в ловушке под артиллерийским огнём. А если и вырвутся, то с большими потерями….
– Но, но…, майор, – глаза капитана мгновенно потемнели от накатывающего гнева, – не зарывайся.
– Товарищ капитан, вы спросили моё мнение – я вам ответил. А вы сразу готовы мне клеймо клеить. Тогда не спрашивайте. Наверняка, вы больше моего информацией владеете по городу, диверсантам, по тому, что за Бугом твориться и не связать всё это вместе – это надо, ты уж извини, быть совсем слепым или слепо верить разным заявлениям.
– Товарищ майор, вы забываетесь. А то завтра, после дежурства уже в моём кабинете своим мнением будете делиться, – с угрозой прошипел капитан.
С не скрываемым сожалением посмотрел на НКВДиста: – Свиридов…, вполне возможно, что завтра ни вас, ни меня уже не будет. И этой комендатуры тоже… Сходите на вокзал, откуда я только что пришёл, – пришлось слегка приврать для своей более уверенной позиции в разговоре, – там почти паника. Люди готовы на крышу вагонов лезть, только бы уехать подальше отсюда….
– Да это гражданские, трусливые крысы «с корабля бегут»…, – взорвался капитан, – а вы ими колете мне в глаза.
– Бегущие с корабля крысы – верный признак, что корабль вот-вот ко дну пойдёт…. Слушай, Свиридов, – вдруг поменял направление нервного и опасного разговора, переходя совсем на ТЫ, – а давай поспорим. Я утверждаю – завтра начнётся Война. Ты – наоборот. Не начнётся – приглашаю завтра вечером тебя в ресторан. Посидим, выпьем, по-человечески спокойно пообщаемся. А то собачимся постоянно.
Капитан был готов к ругани, вплоть до моего ареста и от такого неожиданного предложения так и застыл с открытым ртом. После чего сам довольно рассмеялся: – Пошёл ты к чёрту, Угорцев. Нашёл о чём спорить. Я верю, в отличии от некоторых бывших, товарищу Сталину и уверен – войны ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц не будет. Может через год-два!? Но твое предложение, – капитан почти дружески ткнул меня пальцем в грудь, – о ресторане принимаю. Отдохнуть по-человечески в спокойной обстановке тоже не мешает. А то совсем заработался. Ладно, я пошёл. Дел дополна. – И он скрылся за воротами комендатуры.
Подчинённые уже вернулись из города и лейтенанты с таинственным видом доложили: – Всё сделали, как вы приказали. Продукты заготовили, хоть роту можно накормить и подарок купили. Смотрите…, – и, воровато оглянувшись, вложили мне в руку приличного вида зажигалку.
– Уууу…, неплохо, неплохо. Контрабандная штучка, – закрутил в руке никелированную железячку.
– Ага, товарищ майор, на рынке из-под полы нам продали. Польская говорят.
– Молодцы, – вернул зажигалку Кузнецову и задумчиво посмотрел на лейтенантов, – ещё вот что. Объяснять для чего это сейчас не буду. Потом. Но все свои вещи и купленные продукты сейчас упакуйте в вещмешки и сложить их в кузове. Так чтобы, если «Тревога», сразу прыгнули и умотали….
– Куда? – Вылупил в удивлении глаза Волегов.
– Потом сами поймёте. Есть некие соображения у меня. Всё, выполняйте приказ, а я на инструктаж к коменданту.
Как такого инструктажа не было: – Будешь находиться либо в комнате дежурного по комендатуре, либо у меня в кабинете чай гонять. Я, когда усиление, тоже здесь нахожусь. Ну…, и если что-то и где-то случиться ты туда со своими орлами мчишься и разруливаешь ситуацию. Как уж там, учить тебя не буду – ты опытный вояка, сам разберёшься. Вопросы какие есть?
– Да. Целых два.
– Валяй.
– Заправиться мне надо. А то я ведь не рассчитывал, что здесь на машине крутиться буду. И у меня бензина в баке и в кузове только сюда и обратно. Ну…, может ещё подзаправить машины какие получу вместе с гаубицами.
– Резонно, – всколыхнулся за столом комендант, – сейчас записку напишу с ней и отправишь водителя на заправку. Второй!?
– Красноармейцы мои вооружены карабинами и к ним по сорок патронов. Лейтенанты по нагану имеют и к ним всего четырнадцать патронов, у меня ТТ и как у старого вояки патронов поболе. Подкинул бы ты нам патронов… А на дежурство мне бы дал ППШ. Я видел его у вас в пирамиде.
– Иваныч, – по-простецки в удивлении развёл руками комендант, – ты что тут мне небольшую войнушку решил устроить?
– Сергей Петрович, чуйка у меня. А я привык ей верить. Тяжёлая у нас сегодня ночь будет.
– Да ладно, тебе, – поглаживая по столешнице ладонями, успокаивающе произнёс собеседник, – всё как обычно будет. Вот увидишь.
– Сергей Петрович, у вас у местных глаз замылился. А я свежим взглядом тут всё оглядел. Вчера с подчинёнными сходили в баню, потом с лейтенантами в пивной хорошо посидели и народ послушал, о чём они вокруг нас говорили. Сегодня в крепость сходил и там всё поглядел, на вокзале походил и в городе с людьми пообщался. Чувствуется…, грядёт что-то. Причём очень скоро.
Комендант усмехнулся многозначительно: – Хорошо тебя Свиридов не слышит, а то бы…
– Почему не слышит! Я ему сегодня об этом же тоже сказал.
– И что? – Заинтересованно поднял брови Сергей Петрович.
– Сначала вспылил, а потом, когда кое-что, да с военной точки зрения растолковал, ничего… Мы даже поспорили. Я говорю – завтра начнётся война. А он смеётся – А я верю товарищу Сталину. Короче, решили так – если завтра война не начнётся, я его завтра, вечерком, веду в ресторан, чтобы посидеть хорошо, пообщаться…
– Чёрт, какой ты, Иваныч, дурак, – загоревал комендант, – дурак, дураком. Нашёл с кем спорить. Войны то завтра не будет. Ты перед кем хвост распушил? Да он на третий день как сюда был назначен, чуть меня польским шпионом не объявил.
– Не успеет, – тяжело вздохнул и крепко провёл ладонями по лицу, – завтра война будет. Для этого мне ППШ и патроны нужны.
С минуту сидели молча в тягостной тишине кабинета. Я задумался, а комендант озадаченно молчал, не зная, что говорить. Может в душе уже и жалел, что со мной связался. Вдруг я тихий псих!?
– Слушай, Сергей Петрович, – нарушил я тишину, – а во сколько немцы из Польши на танцы приезжают?
– Хммм…, – хмыкнул майор, – а зачем тебе это?
– А ты прозвони. Я вот уверен, что сегодня их не будет.
– Да ну тебя. Будут, но…, – и комендант поднял телефонную трубку и через минуту гудел наигранным баском.
– Николай, здорово. Да я, я…. Слушай, такой вопрос – Немцы приехали? Ну…, как зачем? Ты ж наверно слыхал, что они на прошлых танцах учудили…!? Ну вот. Как бы чего сегодня на танцах не сотворилось, а мне расхлёбывать. Что ещё не приезжали…!? И даже заявку не представили? Нуууу…, спасибо. Баба с возу, кобыле легче…. Давай, давай…, бывай.
– Даже заявку не подали, – задумчиво проговорил он, отнюдь совсем не радостным голосом.
– Вот тебе и первый признак, – подлил свою порцию сомнений, – что-то сегодня будет. Или война…
– Или большая провокация, – закончил отрешённо комендант.
– Ладно, будет тебе ППШ и твоим патроны.
Глава вторая
Дежурный по комендатуре, далеко закинув вытянутые руки за спину, сладко потянулся на стуле, вкусно и широко зевнул, красными, утомлёнными глазами глянув на меня: – Повезло вам, товарищ майор, давно такой спокойной ночи не было. Тишь и благодать. Если бы не эти пьяные красноармейцы, я вообще поражён…
Думал придётся с бойцами весь вечер крутиться, выезжая на разные происшествии, но тоже был удивлён спокойному дежурству. Даже слегка засомневался – может быть, попал не в ту историческую ветвь и война здесь либо не начнётся 22 июня, либо её вообще смогут избежать…
Вот тогда для меня это будет неприятный сюрприз. Наговорил тут слишком много и ни тем, кому надо было.
Пьяные красноармейцы были, но их привезла и сдала милиция, а я так и просидел в дежурке, слегка завидуя подчинённым, которые бессовестно дрыхали на топчанах в соседней комнате. Пару раз поднимался к коменданту и вместе пили крепкий до черноты чай и, взбодрившись, спускался в просторную дежурку. Заглядывал периодически через скрипучую дверь и Свиридов, но наблюдая спокойную службу, снова исчезал.
– Тишь и благодать только на кладбище бывает, – буркнул на заявление дежурного, на что тот громко застучал костяшками пальцев по столу и с готовностью от скуки продолжить разговор, парировал.
– Сплюньте, товарищ майор. Хочу так спокойно отдежурить до смены и после завалиться до обедика и поспать. А потом…, – старший лейтенант блаженно зажмурил глаза, – потом пару бокальчиков пива в шинке у Вацлава. Ох какое там пиво, товарищ майор. Крепенькое, вкусное и что немаловажно – холодное. Рекомендую. Не пожалеете. И в крепость. Я там познакомился с одной девахой с санитарной роты. Ох…, какая…, – дежурный от сладкого воспоминания снова не удержался, вскинул руки вверх и снова со вкусом потянулся, протяжно зевнув.
Меня тоже слегка разморило и было лень слушать дальнейшие планы дежурного. Даже обрадовался, когда громко и требовательно застучали в окно дежурки.
Дежурный моментально вскинулся и подскочил к окну, открыл его и нагнулся через широкий подоконник к часовому у крыльца, который и стучал.
– Чего?
– Да вот, товарищ старший лейтенант, прибежал гражданский и утверждает, что на соседней улице неизвестные обрывают телефонные провода.
К окну подошёл и я, через плечо дежурного разглядев молодого мужчину в распахнутом пиджаке, перебившего доклад часового: – …Иду, вижу какие-то люди в гражданской одежде обрывают провода. Камень обмотали прочной бечёвкой, закидывают на провода, после чего дёргают и обрывают. Я уж было собрался бежать за милицией, а она сама появилась. Я к ним и говорю – бандиты. Надо задерживать. Подходим к ним вместе, а те говорят – мы ремонтируем телефонную связь. Вон наши сумки с инструментом и проводами. Милиционеры махнули руками и пошли дальше. А я сюда. Никакие они не связисты. Надо срочно туда мчаться и задержать их, пока они там.
Вопросительно глянул на дежурного, как бы говоря – звони коменданту. Без его приказа не могу никуда ехать. А комендант, оказывается, услышав из своего кабинета громкий разговор, сам спустился и слышал о происшедшем.
– Степан Иванович, давай со своими туда. Проверить, и если надо – задержать.
В течении одной минуты загрузились, в кузов прыгнул и молодой мужик. Предварительно я его охлопал на предмет оружия, на что он возмущённо хмыкнул. Но – Бережённого бог бережёт. И мы поехали на соседнюю улицу. Конечно, никого на полутёмной улице не было, кроме большого клубка запутанной проволоки и её остатков, убого свисавших со столбов.
– Я же говорил – бандиты, – обрадовался мужик проявлением своей бдительности.
– Рано радуешься. А так повезло тебе. Если бы не милиционеры, лежал бы ты в этой куче проводов, как лишний свидетель. Ты сам где живёшь?
Мужика через мгновение перекосило, поняв какая смертельная опасность пролетела мимо него и совсем рядом. Он моментально сдулся и стал испуганно оглядываться по сторонам.
– Я домой сейчас не пойду. Лучше у вас переночую…
– Ну…, это ты решай с дежурным.
– Сергей Петрович, начинается…, связь рубить начинают, – доложил коменданту в его кабинете.
– Ну тебя на хер, майор, – вызверился тот на меня, добродушный до моего доклада, – заколебал ты своим нытьём. Вот на, смотри – связь есть, – он схватил телефонную трубку и через секунду торжествующе протянул её мне.
– Чёрт побери, я не думал, что ты такой мнительный и мне своими страхами голову заморочил, – уже более спокойным тоном, но уже категорично закончил, – иди в дежурку, слушать твои страхи совсем не хочу. Мне своих хватает.
В дежурке сидел капитан Свиридов и бегло опрашивал невольного свидетеля диверсии на телефонной линии. Сколько их было? Как выглядели? Приметы или яркие детали одежды или внешности, и тут же озвученные сведения заносил в блокнот.
Снова раздался стук в окно и снова часовой: – Тут ещё один гражданский прибежал…
Теперь мы со Свиридовым подошли к окну. Под неярким светом лампочки над крыльцом стоял пожилой еврей, тяжело дыша и вытирая большим клетчатым платком потное лицо. То, что он был типичным евреем, говорило всё. Ну…, может быть, только отсутствовали пейсы по бокам головы.
– Товарищи красные командиры, – кинулся к окну еврей, – я хотел в ваш самый главный штаб доложить, что в начале улицы, но меня туда часовой не пустил. Так я сюда прибежал с вокзалу. Там немцы, переодетые в форму пограничников. Они пристали к военному коменданту вокзала… Я там недалеко был и всё прекрасно слышал. Так они к нему пристали, начали требовать паровоз и два вагона, чтобы ехать в сторону Высоко-Литовска. Он не хочет давать, но те на него наезжают и угрожают…
– А как вы определили, что это немцы? – Недоверчиво спросил из окна Свиридов.
– Так они по-немецки говорили, – воскликнул мужчина и крепко приложил для достоверности своих слов руки к груди.
– Не понял! Так они с комендантом вокзала по-немецки говорили?
– Да нееее… Те, что с начальником говорили, те говорили по-русски. А остальные, которые стояли в сторонке, разговаривали между собой по-немецки.
– А вы что – немецкий знаете? – Прозвучал новый вопрос.
– Да я что – немецкий от польского не отличу!? – Возмущённо возопил еврей и уже умоляюще, – молодой человек, я патриот, я бежал от вокзала, чтоб вам сообщить и задержать, а вы тут сомнения производите. Я уже не знаю куда бежать. Я сначала пошёл к начальнику милиции вокзала, так он меня чуть самого не задержал за клевету на красных командиров.
– Хорошо. Одну секунду, – мы вернулись к столу дежурного и Свиридов попытался связаться с вокзалом. Но связь отсутствовала, чему я втихушку порадовался. Значит я в своей исторической линии, а не в чужой. Конечно, можно было сейчас сказать, что есть информация о диверсантах Бранденбургского полка, проникших на железнодорожный узел, о многочисленных переодетых диверсантах на улицах и окрестностях Бреста, рвущие линии связи и уничтожавшие одиночных командиров и красноармейцев. Но тогда пришлось как-то объяснять – А откуда у меня такая эксклюзивная информация!? И если бы даже мне сходу поверили, ничего бы это не поменяло в общей картине первого дня войны и последующие.
– Связи нет с вокзалом, – нервно сообщил капитан вошедшему в дежурку коменданту и тот зыркнул на меня злым взглядом, как будто я своими словами спровоцировал это.
– Этих забираю к себе и опрошу, – мотнул головой на еврея и молодого мужика НКВДист, – в конце концов там своя железнодорожная комендатура и транспортная милиция. Их там сейчас на вокзале порядка тридцати человек на смене, да и железнодорожная охрана. Пусть там сами разбираются.
После ухода Свиридова бросил мимолётный взгляд на большие настенные часы – 02:25. И в этот момент потух свет. Не только в дежурке, но и на улице, и во всём здании.
– Чёрт побери, – чертыхнулся в темноте комендант и бросил дежурному распоряжение, – керосинку зажигай и позвони, узнай – Что там?
– Сейчас будет, – доложил дежурный через две минуты, – генератор запускают.
– Мы запитаны от штаба 28 корпуса, – счёл нужным пояснить майор и тут же выдал новое распоряжение старшему лейтенанту, – позвони в горком и узнай, почему света нет и когда устранят.
– Связи с горкомом и узлом связи нет, – после пары попыток связаться сообщил дежурный. Комендант снова метнул в меня взгляд и проворчал недовольно.
– Чего молчишь!? То говорливый был, а сейчас молчишь….
– Началось, товарищ майор, – коротко и официально ответил на явный выпад.
– Чёрт, ты опять о своём. Да там может быть банальная авария…!? Ну вот! А ты – Началось, началось…, – с радостной надеждой в голосе прокомментировал комендант вспыхнувший свет.
Только и пожал плечами на эту наивность. Насколько помню историю начало Великой Отечественной войны в три часа пойдут волны бомбардировщиков, а потом начнётся арт. подготовка.
Комендант ушёл к себе в кабинет, но через двадцать минут вернулся злой как чёрт и набросился с упрёками на дежурного за то, что тот даже не попытался узнать причину отсутствия в городе электричества и связи.
– Так у нас связь со штабом корпуса есть, а там выясняют и пообещали сообщить, – оправдывался дежурный.
– Конечно, связь с ними есть. Тут расстояние сто пятьдесят метров до штаба, – уже миролюбиво ворчал комендант, сбросив своё раздражение на старшего лейтенанта. Посидел помолчал и дружелюбно предложил.
– Иваныч, пошли ко мне чайку попьём… Иваныч, ты чего? – Заинтересовано уставился на меня, а я уже начинал слышать приближающийся с западного направления мощный, низкий гул. встал со стула, подошёл к окну и распахнул створки в прохладу ночи.
– Да уже ничего. Не получиться, Сергей Петрович, чайку попить. Как я и говорил тебе – Началось. Слушай.
Гул уже окреп, приблизился и свободно вливался в дежурку. Самолётов ещё не было видно, да и окно было обращено в восточную часть.
– Чего это? – Спросил Сергей Петрович, уже и сам понимая, что это, но не желавший, не хотевший верить в это.
– Самолёты, Сергей Петрович. Немецкие самолёты и летят они бомбить наши советские города в том числе и Брест. Смотри, вон уже первые появились, – задрав к небу голову, часовой первый увидел, медленно и тяжело плывущую, нагруженную бомбами, армаду бомбардировщиков и начал молча тыкать рукой вверх. Потом и мы увидели первую волну самолётов.
– Нет, этого не может быть. Это просто большая провокация и демонстрация своей силы. Они сейчас пролетят немного вперёд, развернуться и улетят, – растерянно бормотал комендант и как бы опровергая его, на недалёкой окраине загрохотали взрывы. А в дежурку влетел взбудораженный Свиридов и, потеснив нас, тоже высунулся в окно. Только пролетели самолёты, как серая ночь взорвалась уже канонадой арт подготовки.
– А это что? – Закрутил головой, молчавший до этого дежурный.
– Это сейчас разбивают Брестскую крепость и военные городки, а скоро пойдут на штурм…, – начал пояснять, но меня злобно прервал Свиридов.
– Знал ты, сука. Всё знал и молчал, белогвардейская сволочь, – с ненавистью заорал капитан, лапая рукой кобуру с наганом.
– Утухни, капитан. Я вам обоим с обеда рассказывал про начало войны. Мне свежему тут человеку лучше видно, а вы как страусы головы в песок совали и прятались за заявления и пакты о не нападении. Вы не хотели верить в это. Да убери ты наган. Успеешь ещё настреляться.
Свиридов с матом засунул наган в кобуру: – Я в штаб корпуса…, – бросил коменданту через плечо и выбежал из дежурки. За ним выскочил и дежурный поднимать личный состав комендатуры по Тревоге. Хотя, наверно они и сами поднялись от грохота бомбёжки и артиллерийской стрельбы.
– Ну и мне, Сергей Петрович, пора…
– И ты меня бросаешь, – укорил, всё ещё прибывающий в растерянности, комендант.
– Ну…, у тебя сейчас тут своя свадьба будет, а мне надо к своим пушкам пробиваться, – пришлось ответить нейтрально, якобы буду прорываться в Брестскую крепость к своим гаубицам, – только поставь мне отметку об убытии и протянул ему командировочное удостоверение.
– Да, да…, давай, – машинально взял документ, сделал запись и шлёпнул сверху печать, достав её из кармана широченных галифе. С минуту посидел молча, прислушиваясь к артиллерийской стрельбе в районе Брестской крепости. Потом он нагнулся и открыл дверцу тумбочки, после чего бросил на стол диск к автомату, неожиданно сделав мне царский подарок, – бери второй диск и ППШ, он тебе в крепости больше пригодиться. И поделись, что тебе ещё чуйка говорит?
Я присел на стул у стола дежурного: – Сергей Петрович, собирай своих, вооружайтесь. Пали всю секретную документацию и покидай город. К обеду город будет занят полностью. Только крепость ещё будет биться и вокзал....
– А вокзал-то чего…? – Изумился комендант.
– Просто поверь на слово.
– Так может лучше оборону тут занять!? А там наши ударят…, – неуверенно предположил комендант.
– Сам погибнешь и подчинённых положишь бестолку. А так готовься к долгой и тяжёлой войне. Я тебе всё сказал, дальше решай сам. А мне пора. Удачи!
Глава третья
На сорокопятку мы наткнулись после часа беспорядочного метанья по городу в безуспешной попытке вырваться из него. Выехав из ворот комендатуры, сразу свернули влево. Медленно проехали мимо четырёхэтажного, квадратного здания штаба 28го стрелкового корпуса, вокруг которого наблюдалась лихорадочная суета погрузки имущества штаба, свернули налево и через триста метров, не доезжая до железнодорожных путей, недалеко от вокзала были обстреляны неизвестными. Причём, очень плотно. Пришлось срочно сворачивать вправо. Ещё через метров триста осторожного движения вдоль железнодорожных путей, нас снова обстреляли, но уже не так сильно. Ещё один поворот вправо от железной дороги и спешно углубились в узкие улочки частного сектора, где и остановился. Нужно было разведать путь на ту сторону железной дороги, чтобы уйти на Лиду и попытаться найти полк. Хотя…, с другой стороны, полк наверно уже подняли по тревоге и при самом благоприятном стечении обстоятельств, к моему приезду в обед в лагерь, его уже не будет на месте. Но всё-таки найти его там, снова встать во главе своего дивизиона шансы были достаточно велики. Оставив у машины старшим лейтенанта Кузнецова, сам с лейтенантом Волеговым и двумя водителями, стали осторожно пробираться вдоль одноэтажных домов в сторону недалёкой железной дороги. И уже через двести метров наткнулись на двух напуганных красноармейцев во влажном белом нижнем белье, босые и безоружные.
– Кто такие?
– С Брестской крепости, товарищ майор, – залепетали бойцы, кивая в сторону багрового зарева, грохота артиллерийских разрывов и интенсивной стрельбы, – как началось, нашу казарму сразу разгрохали. Нам повезло, мы решили на улице покурить. Ну…, мы и рванули, переплыли и до сюда добежали…
– Струсили, бросили своих товарищей…
– Да так получилось…, испугались… А как опомнились, хотели вернуться, там уже немцы крепость обкладывают. Да и здесь вон, метров двести тоже немцы….
– Понятно. Пошли за мной, – и скорым шагом вернулись к машине. Города мы не знали и как выбраться из него, понятия не имели. Но повезло. Оказывается, встреченные нами красноармейцы служили здесь уже год и примерно знали, куда нам надо ехать. Обсудили маршрут. Расселись и медленно двинулись по узким, безлюдным улочкам, но вскоре опять были обстреляны и пришлось сменить тактику.
Слезли с машины, я с Волеговым, с двумя моими водителями Уфимцевым и Бойко и примкнувшими к нам красноармейцами Жёновым и Сиротиным шли по улице впереди машины метров в ста, за машиной в пятидесяти метрах прикрывая наш тыл, шёл лейтенант Кузнецов с другими двумя водителями Беловым и Максимовым. Доходили до перекрёстка улиц, выглядывали из-за угла и, если всё тихо и пусто, продолжали движение. Шли второстепенными улицами, иной раз ныряли в узкие переулки и пока нам везло. Основной шум, движение техники, стрельба доносились с недалёких главных магистралей города, а здесь было пусто до поры до времени. Но вскоре, приблизившись к очередному перекрёстку, немного правее, вспыхнула стрельба из автоматов, донеслись громкие крики и через минуту всё затихло. Поворачивать было поздно, махнул рукой и машина с Селивановым послушно остановилась.
Осторожно приблизившись к углу, выглянули. Мы думали там стреляли немцы, но открывшиеся картина смутила и озадачила. Посередине не широкой и тенистой улицы парила расстрелянным двигателем полуторка с прицепленной 45-миллиметровой противотанковой пушкой и вокруг неё в разных позах лежали и свисали с кузова расстрелянный расчёт. Только двое в красноармейской форме и в фуражках, с ППШ в руках по хозяйки расхаживали между трупами. Иной раз нагибались и доставали документы убитых из нагрудных карманов. Действовали уверенно и даже особо не смотрели по сторонам. Время было суровое, жёсткое и вполне возможно это были НКВДисты, которые посчитали артиллеристов дезертирами и трусами и расстреляли их на месте. С нашего места и в предрассветных сумерках я не мог рассмотреть цвет фуражек на них. Васильковый или другой? Но, с другой стороны, идти и разбираться с ними мне совершенно не хотелось, объясняя им, что тут делаю с толпой подчинённых и почему двигаюсь на выход из города, вместо того чтобы двигаться на звуки боя. Слава богу, сомнения развеялись быстро. Один из них наклонился над очередным убитым за документами и удивлённо воскликнул явно на немецком языке, обнаружив что тот живой. Потом вскинул автомат и, отойдя на пару метров, всадил в лежавшего короткую очередь. Немцы. Диверсанты.
– Волегов, ты как с нагана стреляешь? – Откинулся от угла дома.
– Да нормально. А что?
– Сейчас мы с тобой вдвоём кончим диверсантов. Ты берёшь на себя левого, я правого.
Волегов осторожно выглянул из-за угла и в узкую щель между стеной и водосточной трубой поглядел в ту сторону.
– Готов, товарищ майор, – хрипло прошептал он.
– Вы здесь, прикрываете нас если что, – ткнул пальцем в водителей с карабинами в руках и мотнул головой Волегову, – пошли.
Мы спокойным шагом вышли на середину улицы и с уверенным видом направились к диверсантам, которые услышали и увидели нас, только когда мы приблизились к ним на тридцать метров. Насторожились, направив в нашу сторону оружие. ППШ у меня вольно висел на плече, стволом вниз. Волегов держал руки свободными, только клапан кобуры был расстёгнут.
Я шёл и улыбался деревянной улыбкой и вдобавок приветственно замахал рукой: – Камераден, вы с какого подразделения? – Закричал на немецком языке, сблизившись ещё на пять метров и надеясь без акцента. Благо учил в школе немецкий язык, да и в Германии служил в семидесятых годах пять лет. Диверсанты слегка расслабились и приопустили стволы автоматов. Что-то ответили, но это было уже не важно. Я резко вскинул автомат и одной очередью срезал своего. Слева и чуть сзади меня захлопал наган – раз, два, три… И всё мимо. Немец мгновенно прыгнул в сторону, сдёргивая автомат с плеча. Четыре, пять… Шестой и седьмой тоже мимо, потому что немца просто швырнуло на булыжную мостовую от моей очереди, а Волегов продолжал нервно нажимать на спусковой крючок, в холостую и сухо щёлкая курком.
– Всё, хорош, Волегов…, – пришлось положить руку на пустой наган и прикрикнуть на лейтенанта, который никак не мог остановиться, повысил голос и резко, как бичом стеганул, приказал, – лейтенант, быстро всех сюда.
Приказ подействовал и, моментально придя в себя, Волегов молча развернулся и побежал к углу, из-за которого выглядывали бойцы. Я в это время быстро проверил диверсантов, но можно было не проверять. Наглухо. Не было живых и среди артиллеристов. Заглянул в кузов и порадовался, там громоздились в несколько рядов лотки со снарядами, вещмешки убитых и ещё какое-то имущество.
В это время, глухо топоча сапогами по булыжной мостовой, прибежали мои водители и босые красноармейцы. Следом за ними, тихо подвывая двигателем, подъехала полуторка, а из-за неё вынырнул Кузнецов с остальными.
– Быстро снаряды перегрузить к нам и пушку прицепить. Три минуты. А вы что стоите, – прикрикнул на босых, – снимайте сапоги. В кузове вещмешки убитых. Шарьтесь там, вдруг обмундирование найдёте. Тоже три минуты.
Вокруг машин закрутилась спешная кутерьма, а ко мне подошли лейтенанты. Если Кузнецов смотрел на всё с любопытством, то Волегов находился в подавленном состоянии. Его мучил стыд от позорного промаха и сомнение: – Товарищ майор, может быть это наши!? А мы их!?
– А их кто и за что? – Раздражённо бросил лейтенанту, наблюдая и подгоняя подчинённых с перегрузкой, – ты что не видишь что ли!? Иди, расстегни вон у своего воротничок. Да смелее, смелее… Не укусит тебя… Ну…!? Убедился? Кузнецов, можешь у того расстегнуть… Я уж когда вышли из-за угла, обратил внимание, что они чересчур толстоваты и мешковато выглядят. На немецкую форму одета красноармейская… Вот и всё. Да…, Волегов, не забудь свой наган зарядить.
В три минуты, конечно, не уложились. Но через десять минут снова двинулись в прежнем порядке. Только теперь лейтенанты были вооружены ППШ и в вещмешках у диверсантов нашлось приличное количество патронов. И прибившиеся красноармейцы одеты и обуты. Только вот форма на них сидела несуразно из-за большего размера. Ничего. Главное и они вооружились карабинами погибших и чувствовалось, что оружие теперь ни за что не отдадут.
За последующие тридцать минут мы сумели пройти городом около километра, ожидая вот-вот выйти на окраину. Справа, слева, сзади слышалась постоянная стрельба, но не такая интенсивная как в бою. Так…, вспыхивала и через короткий промежуток затихала. Потом вновь, но уже в другом месте – ближе или дальше. Такое впечатление, что идёт отлов одиночек или расправы с мелкими группами растерянных русских. Пару раз нам самим приходилось срочно уходить на другие улицы, чтобы разминуться с группами немцев, затаиться и пропустить их мимо себя. Но вот с третьей, уже когда прилично рассвело… Можно было тоже уйти в сторону, благо как раз подвернулся густо заросший деревьями и высокими кустами переулок. Но…, пришлось атаковать.
Осторожно выглянув в очередной раз из-за деревянного забора, на перекрёстке нешироких улиц, увидел идущую навстречу нам короткую цепь немецких солдат. Шли они вальяжно, поглядывая по сторонам, чувствуя себя в безопасности и силой. Впереди себя они гнали связанного пленного, с гоготом пиная того под зад ради развлечения. Приглядевшись, мне показалось что-то знакомое в его фигуре, а когда через некоторое время немецкая цепь и пленник приблизились, чуть не присвистнул в изумлении, признав в нём капитана Свиридова.
А в этот момент создалась удобная ситуация. Непонятно по какой причине тыловое прикрытие с лейтенантом Кузнецовым вылезло вперёд машины и оказалось рядом с нами. Нас было за углом, не считая Селиванова в кабине, девять человек. А немцев явно больше десятка, но немного расслабленные, отвлечённые развлекухой с пленным. И наша внезапная атака увеличивала шансы на победу.
– Сейчас атакуем. Выскакиваем из-за угла и огонь по немцам. Только пленного не зацепите. Приготовились, – все кругом защёлкали затворами и напряжённо застыли в неподвижности, ожидая команду. А немцы неторопливо двигаются в нашу сторону. Тридцать метров до угла, двадцать…, ещё пять…
– Вперёд! – То ли выдохнул, то ли яростно выкрикнул короткую команду и в два длинных прыжка выскочил на улицу, одновременно открывая огонь длинной очередью по левому флангу цепи. За мной выскочили лейтенанты, усилив трескотню автоматными очередями, несколько раз сильно бухнули одиночные выстрелы… И всё. Все немцы лежат на тускло поблёскивающей булыжной мостовой. И Свиридов тоже. Но убили не всех. Двое раненых немцев ползли в сторону ближайших густых кустов у зелёного забора и ими тут же занялись красноармейцы. Я же кинулся к Свиридову. Неужели его тоже замочили по запарке!? Не…, живой. Зашевелился, неловко поднялся на колени и исподлобья уставился на меня.
– Ааа…, это ты… Чего смотришь? Давай, развязывай, – и повернулся боком, подставляя руки, связанные за спиной его же широкой портупеей, на которой продолжала нелепо болтаться пустая коричневая кобура.
– Суки…, – зашипел он, растирая запястья, огляделся и крикнул Волегову, – лейтенант, вон у того в кармане штанов пошарь. Он у меня наган и документы забрал. Во…, во… Давая, давай шуруй.
Свиридов поднялся на ноги и, болезненно морщась, пощупал задницу, нервно рассмеявшись: – По-моему, к вечеру она у меня будет одним фиолетовым пятном. Ты то, что тут делаешь? Драпаешь!? – Без всякого перехода наехал на меня НКВДист. Мы стояли одни, Волегов вернул Свиридову наган и отошёл к бойцам, помогая собирать с убитых немцев оружие, боеприпасы и ранцы.
Недовольно глянул на Свиридова, как на дурака, и как бы нехотя процедил сквозь зубы: – Да вот спасаю некоторых капитанов из плена. Ты-то сам что делаешь на восточной окраине города? Почему не на западной? И как так в плен попал?
– Это не твоё дело, что я тут делаю, – злобно вспылил капитан и сам перешёл в наступление, – это я тебе должен задать вопросы – Почему бежишь из города с исправной пушкой и кучей бойцов Красной армии? Почему не развернёшь пушку и не встретишь немцев огнём?
– Тогда тоже буду вынужден резко ответить – Не твоё дело, почему не принимаю бой на городской улице. Тем более, что ты ни хрена не разбираешься в военном деле и в артиллерии, – и с раздражением добавил, – чёрт побери. Освободишь вот такого, уничтожишь больше десятка солдат противника, а тебя ещё и обвиняют в трусости. Может, мне надо было свернуть в переулок и подождать, когда тебя мимо прогонят, пиная под зад?
Свиридов с силой втянул в себя воздух и я подумал, что тот сейчас разразиться бранью и угрозами, но тот почти спокойным тоном остановил пробегавшего мимо Волегова с двумя немецкими ранцами: – Лейтенант, дай мне патронов.
Волегов остановился и с готовностью полез в карман галифе, солидно бугрившейся парой десятков латунных гильз с утопленными вовнутрь пулями.
– Погоди, Волегов, – остановил подчинённого и, повернувшись к капитану, едко заявил, – Свиридов, я не знаю, как ты в плен попал. Может быть, сам ручки вверх поднял!? А!? Что глазёнками засверкал? Что…, неприятно, когда тебя обвиняют прямо в глаза, а не ты сидящего перед тобой безоружного арестанта? Вижу…, неприятно…. Ладно. Дам тебе патроны, если ты пообещаешь, что не будешь потом тыкать в меня наганом, обвинять в трусости и навешивать разные клейма. Да…, и ещё. Тут командую я, а ты выполняешь мои приказы.
Дааа… Это надо было видеть, как у него в бессилье сжимались руки в кулаки и в понимании – если я прикажу, ему не то что патронов не дадут, а как бы ещё и не шлёпнули прямо здесь. Поэтому вынужден был смирить себя.
– Ладно. Я согласен. Но только к этому разговору мы ещё вернёмся, – проговорил он глухим и намекающим тоном, – позже. Когда окажемся в спокойной обстановке.
Я разрешающе кивнул головой и Волегов щедро отсыпал в ладони капитана патроны. За это время трупы убитых немцев были выпотрошены, освобождены от боеприпасов, винтовки и ранцы закинуты в кузов, а один из брестских красноармейцев сунулся ко мне с немецкой гранатой колотушкой: – Товарищ майор, а как с ней обращаться? И лёгкая какая-то…
Подозвал остальных и просто показал, как откручивается колпачок и из длинной рукоятки вываливается на толстой нити фаянсовый шарик: – Дёргаете за него, тёрочный запал внутри загорается, досчитываете до четырёх и кидаете. Запал горит 9 секунд. Больше показывать не буду. Приготовиться к движению в том же порядке.
Все разошлись, готовясь к движению, а я обратился к капитану: – Свиридов, надо из города выходить, а я тут ничего не знаю. Ты всё-таки тут крутишься уже давно и должен знать куда идти.
Свиридов озадаченно покрутил головой по сторонам и после нескольких секунд раздумий, заявил: – На Жабинку надо идти…
– Что такое Жабинка?
– Деревня. Километров 15-20 отсюда. Там запасной командный пункт 28го стрелкового корпуса, туда все и будут выходить.
– Ну…, тогда тебе и флаг в руки. Выводи.
Мы к этому времени были почти на окраине города и могли и без помощи капитана сами выйти. Отъехали от домов через поле на километр и остановились за небольшим холмом, прикрывшись им от дымящегося и горящего в нескольких местах города.
Я вылез из кабины и приглашающе кивнул Свиридову, глядевшему с кузова. Тот слез и вопросительно уставился на меня, машинально расправляя складки гимнастёрки под портупеей.
– Чего смотришь? – Снова кивнул ему, – садись в кабину и веди в свою Жабинку. Я ведь не знаю в какой она стороне…
– Ааа…, хорошо, – и неожиданно заявил, протяжно матюкнувшись, – блядььь…, как фуражки не хватает. Как-будто голый…
Капитан полез в кабину, а я не утерпевшись, уколол его в спину: – Не фуражки тебе не хватает, а синего цвета околыша. Чтоб издалека было всем видно, что идёт НКВД, карающий меч партии.
Свиридов замер в напряжённой позе на подножке, потом медленно повернулся. С сожалением глядя на меня: – Угорцев, вот ты чего нарываешься? Чего ты хочешь доказать? Понятно, что я тоже не подарок и наделал полно ошибок. Тем более, что в долгу у тебя. У меня сегодня утром все мои подчинённые погибли в бою с немцами и я, сам, ты же видел, в плен попал… Спасибо тебе, что освободил меня, а не спрятался. Уж извини, но я сейчас на эмоциях. И тебя прошу – не переходи границы. Ты и так много наговорил лишнего и у меня куча вопросов к тебе есть. Вот не надо, чтобы задавал тебе их, в спокойной обстановке, но в условиях обиды и недоброжелательства к тебе.
Действительно – Чего я дёргаюсь против него? С досадой чмыкнул уголком губ и вынужден признать свою правоту: – Ладно, мы оба на нервах. Я был неправ. Извини.
Свиридов кивнул головой, принимая извинения, и стал устраиваться в кабине, а я полез в кузов. Правда, уже через пятьсот метров, мы вынуждены были шустро спрыгивать на землю и разбегаться в разные стороны от атакующего самолёта. Но…, то ли у немецкого лётчика было в обрез боеприпасов, может быть топлива. И он дал всего одну длинную очередь, пропахавшую землю чуть ли не в притирку с машиной и полетел дальше на запад. А мы быстро погрузились и через пару минут нырнули под спасительные кроны Тельмановского леса. Покрутившись по лесным дорогам, через пару лесных километров, вывернули к населённому пункту Тельма, южной окраиной выходящей к Минскому тракту. Шоссе было забито машинами и военной техникой, военными повозками, разрозненными группами и колоннами военнослужащих, выходивших из накрытого чёрно-серым дымом Бреста. Они двигались в назначенные им по Тревоге запасные районы и районы сбора. Среди них, несмотря на то что с начала боевых действий прошло всего три часа, виднелись и многочисленные гражданские, нагруженные котомками с вещами, сумками, чемоданами, уныло бредущие в восточном направлении. Над всей видимой частью шоссе помимо висевшего густого облака пыли, слышался сильный рёв двигателей, команды и крики. Мы только остановились недалеко от дороги, решая стоит ли туда соваться, как ответ пришёл сам. С нарастающим рёвом, низко над дорогой, промчалась пара немецких истребителей поливая землю из пулемётов и авиационных пушек. Стремительно промчалась, легко взмыла вверх, разворачиваясь на 180 градусов и уже с высоты вновь пошла в атаку на дорогу, откуда в разные стороны в страхе разбегались люди. Машины, яростно гудя, переваливаясь с боку на бок переезжали неглубокие кюветы, иной раз давя не успевшие увернуться человеческие фигурки. На дороге уже горела пара машин и по пустому дорожному полотну, сквозь огонь, дым, брошенные чемоданы, узлы и пыль, безумно мчалась пара коней, запряженных в громоздкую повозку. Крупный телом ездовой, туго натянув вожжи и откинувшись всем телом назад, пытался остановить этот бешенный галоп и, может быть, ему это бы удалось. Но очередь с самолёта перечеркнула коней и с диким ржаньем, они упали на землю. А резко наехав на бьющиеся в агонии конские тела, повозка стремительно взлетела на оглоблях, переворачиваясь вперёд и как катапульта запустила возничего в воздух. Отпустив вожжи, нелепо болтая в воздухе ногами и руками, человек пролетел над дорогой метров пятнадцать и всем телом грянул на разбитый колёсами пыльный и острый щебень. Для него уже всё закончилось – и жизнь и война.
Опасно перегнувшись через борт, я заорал Селиванову: – Заворачивай и гони вон к тому леску, – махнув рукой в сторону темнеющего пятна.
Кругом были ровные поля и только в двух километрах виднелся островок то ли леса, то ли небольшой рощи. И мы погнали и, Слава Богу, что самолётам было за кем погоняться вдоль дороги. Ну, а мы через десять минут дикой и тряской езды по кочкам и ямам, с хрустом ломаемых веток, вломились в хилый лесок и скрылись с глаз от воздушных бандитов. Перевели дух и, виляя между деревьями, тихо двинулись в глубь леса, который, к сожалению, окончился через метров семьсот и перед нами снова открылись обширные поля с несколькими крошечными деревеньками.
– Может тут переждём? А там глядишь и резервы подтянуться и вместе с ними вернёмся в Брест…, – спросил Свиридов, стоявший на подножке и разглядывающий поля, заросшие невысокой рожью и пшеницей, где в нескольких местах пылили одиночные машины и пара коротких колонн.
– Не…, часов через пять тут от немцем не протолкнуться будет, – возразил капитану, выбирая маршрут к ближайшему укрытию, которое было только в полутора километрах в небольшой деревне.
– Опять ты с этими паническими заявлениями, – выругался Свиридов.
– Я ничего не понимаю в твоих НКВДистских делах и не лезу в них. А если ты в военных делах не понимаешь, то тоже не лезь, – отмахнулся от Свиридова и приказал высунувшемуся из окна водителю, – Селиванов, дуй вон к той деревне.
– Понял, – и мы опять помчались вперёд. Как уж там чувствовал себя в кабине капитан – не знаю. Наверно, лучше чем мы в кузове, где нас мотало, подкидывало и как не выкинуло за борт или мы не по откусывали себе языки – даже непонятно. Но мы за десять минут проскочили открытое пространство и скрылись в зелени деревни в двадцать домов. Но тут же были отловлены военным с тремя шпалами в петлицах.
Он выскочил с несколькими бойцами из ближайшего двора, подлетел к кабине и одним рывком открыл дверь со стороны Свиридова.
– Капитан, сворачивай за колодцем вправо и за деревней занимай оборону в сторону Бреста…, – махая рукой в нужном направлении, свирепо отдал приказ.
Свиридов не растерялся от напора подполковника. Степенно вылез из кабины и суровым голосом отрекомендовался: – Товарищ подполковник, капитан госбезопасности Свиридов. По заданию, с орудием, товарищем майором и с расчётом пушки двигаюсь на командный пункт 28го стрелкового корпуса. Вот мои документы, – и сунул старшему командиру чуть ли не под нос бумаги.
Подполковник только сейчас разглядел перед собой НКВДиста и сразу потерял интерес к нему, к орудию, к машине и ехавшим в ней. Развернулся, зло махнул рукой бойцам – За мной и побежал вдоль пыльной, деревенской улицы к другой окраине деревни. А мы двинулись дальше. По полевой грунтовой дороге доехали до следующей, более улучшенной грунтовки, влились в пока ещё редкое движение, неторопливо доехали до высокой железнодорожной насыпи. И здесь еле успели проскочить с километр, где дорога резко уходила в сторону от железной дороги, как прилетело несколько немецких самолётов и начали бомбить еле ползущий длинный, товарный состав, забитый людьми. По всей видимости, это был последний поезд, ушедший с людьми с Брестского вокзала. Так что, мы для самолётов были мелкой мишенью, что и спасло нас от бомбёжки с печальными последствиями. А вот людям на составе не позавидуешь. В сам поезд немцы не попали и бомбы падали то справа, то слева. Чуть дальше, а то и ближе к рельсам, осыпая осколками и острым щебнем забитые людьми вагоны. Напоследок они дважды прошлись пулемётным огнём по товарняку и улетели.
Как я понял, перед нами была та самая Жабинка, где на пыльных улицах клубилось много военной техники, машин и военного люда. На одном из перекрёстков стояла эмка и около неё несколько командиров. Увидев нашу машину с прицепленной пушкой, от неё отделился один из стоявших и повелительно махнул рукой, останавливая нас.
– Кто старший? – Спросил подошедший майор.
– Мы тут старшие, – нейтрально отрекомендовался Свиридов, – капитан госбезопастности Свиридов и майор Угорцев с расчётом, – махнул рукой на кузов.
– Вас к себе вызывает полковник Матвеев, командир 333 стрелкового полка, – повёл рукой майор на группу командиров у эмки.
Полковник Матвеев с картой в руках ставил задачу подполковнику с артиллерийскими эмблемами на чёрных петлицах. Замолчал, слушая наши представления и как тут оказались.
– Понятно, понятно…, – пробормотал он, возвращая нам документы, – вас, товарищ капитан госбезопасности, я не держу. А вот вы, товарищ майор… Как ваша фамилия ещё раз… Ага… Угорцев. Вы товарищ майор с орудием и расчётом придаётесь подполковнику Савельеву. Он отвечает за создание района противотанковой обороны Минского шоссе. Понятно?
– Так точно! – Только и осталось ответить. Рано или поздно это должно было случиться и мне нужно было, так сказать, легализоваться для дальнейшего – если в первом же бою не погибну. А то можно было напороться на неприятности и быть обвинённым в трусости, если и дальше буду двигаться самостоятельно.
Стоявший рядом невысокий подполковник, который и оказался Савельевым, скупо махнул на небольшую колонну, вытянувшееся вдоль улицы: – Товарищ майор, вон туда езжайте и становитесь в колонну. Через десять минут трогаем…
Мы отошли к машине и я протянул на прощание Свиридову руку: – Ну что, капитан!? Вот наши дорожки и разминулись. Мне туда, а тебе наверняка в другую сторону.... Для тебя, как по закону подлости.
Свиридов недовольно поморщился: – Да уж…, закон подлости никто ещё не отменял. Мне тут топать до командного пункта ещё километров десять… Слушай, Угорцев, давай так сделаем – я с тобой доезжаю до твоих позиций. Наверняка тут недалеко. Ты разгружаешься и я на твоей машине еду на КП, а там её отпускаю к тебе.
– Не…, Свиридов, не…, – засмеялся в отказе, – не потянет. Может ты и отпустишь, а его какой-нибудь другой, чересчур решительный командир остановит и захомутает. Это в лучшем случаи… А то ещё и в дезертиры запишут. Нет уж, – продолжил уже серьёзно, – ты уж как-нибудь сам. НКВД ведь, уж кто-нибудь точно довезёт. Прощай капитан.
– Эххх, – с сожалением протянул капитан, – вроде бы отношения стали налаживаться, а ты мне взял и отказал. Ладно, прощай и удачи тебе, – и крепко пожал мне руку.
Мы действительно начали движение через десять минут, долго пробирались по длинной, забитой войсками улице и наконец-то выехали из Жабинки в южном направлении. Спустя три километра уткнулись в Минское шоссе, напрочь заполненное беженцами, техникой и колоннами подразделений, двигающихся, как в восточном, так и в западном направлении. Первые, скорее всего подразделения 28го стрелкового корпуса, сворачивали влево на нашу дорогу и ехали, шли к Жабинке, другие катили прямо и дальше. Тут же у дороги стояла батарея сорокопяток на конной тяге и несколько орудий, явно точно также задержанных и приданных Савельеву.
– Майор, – начал ставить мне задачу подполковник, когда я пришёл в голову колонны, – бери под свою команду ещё и 76 мм пушку, вон она стоит и становись… Смотри сюда.
Савельев несколькими движениями развернул карту, с ориентировал её по местности и показал рукой на дома, смутно проглядывающие сквозь плотную пыль за Минским шоссе: – Это деревня Федьковичи. Сейчас мы пересекаем шоссе и уходим в деревню. Там разделяемся. Вот здесь вот, – подполковник ткнул карандашом в крохотное зелёное пятнышко на карте, – лесок и ты на его западной стороне занимаешь оборону своим орудием и приданным. Я проезжаю сюда, – карандаш пошёл дальше по карте, – и занимаю оборону, так чтобы, когда ты откроешь огонь, танки начнут жать на тебя, подставляя мне свои борта, а я батареей сорокопяток начну их жечь.
– А если они на эту сторону дороги уйдут? Тогда ведь мы их не достанем. – Выразил своё сомнение и кивнул головой в сторону близкого леса.
Савельев повернул голову вправо и ткнул рукой в сторону Жабинки: – Там уже батарея М-30 окапывается на прямой наводке. Целых 6 орудий. Мало немцам не покажется.
– Аааа…, тогда понятно…
Лесок действительно оказался маленьким, с коротенькой грунтовой дорогой через него. Вот и занял со своими пушками оборону по обе стороны этой грунтовки на опушке леска, чтоб по ней и уйти, когда поступит приказ. Окапываться не стал, так как вдоль опушки проходила старая и широкая полу обвалившиеся канава с широким и невысоким отвалом по краю от выкопанной земли и заросшим густым кустарником. Нам только и оставалось расчистить сектора обстрела. А вот с приданной 76 мм пушкой, образца 1927 года на конной тяге, пришлось повозиться. Если сорокопятка была низкой и хорошо сливалась с местностью, то приданная пушка была высокой. Тут пришлось расчёту из пяти человек хорошо помахать лопатами. Да и со снарядами у них было не густо. Всего тридцать штук. Установка пушек и маскировка позиций заняла около часа. После чего провёл небольшое совещание обоих расчётов, где определил порядок ведения огня, ориентиры и дальности до них. А пока решили покушать. Если правильно помню, то Брест будет полностью захвачен к двенадцати часам дня и немцы здесь должны появиться к двум часам. А сейчас было около одиннадцати. Да и надо немного расслабить подчинённых и вселить в них спокойствие и уверенность.
Тем более и повод был – День Рождение Селиванова, про который после таких насыщенных событий, наверное он сам забыл. Сейчас он с машиной, с лошадьми и ездовым, находились в глубине леска на небольшой полянке, чтобы по первой команде быстро подскочили к орудиям, прицепили и утащили на новые позиции.
Немного суеты и прямо у орудия, на травке уютно развернули брезент, куда и выставили закупленные вчера угощения, а также диковинные немецкие продукты из трофейных ранцев, которые всем хотелось попробовать. Да и спиртное выставили и немецкое тоже для пробы. Сто грамм для расслабухи никому не помешает, а адреналин, щедро гуляющий по крови, не даст опьянеть. Зато немного снизит градус напряжённости. Пригласили к нашему столу и расчёт 76 мм пушки. Они пришли не с пустыми руками, добавив к нашим продуктам немудрящий солдатский паёк.
С удовлетворением оглядев богатый «стол» кивнул головой в сторону леса: – Давай Селиванова сюда… Но только не говори про День Рождения, – пригрозил пальцем Уфимцеву, готовому мчаться за именинником.
– Ух ты, как у нас богато…, – выпучил в весёлом удивлении глаза прибежавший водитель и тут же стал с удобством пристраиваться на брезент между товарищами. Огляделся и в недоумении спросил, – а чего вы так на меня все смотрите? И с кружками…?
– Ну…, ты и даёшь, Селиванов…!!! – Деланно удивился я под доброжелательный смех сидевших, – ты же хотел в воскресенье товарищей на День Рождение пригласить. Вот мы сами и сообразили.
– Ай…, – в лёгком испуге вскинул ко рту ладонь, – я ж совсем забыл…
– Ну…, вот. Ты забыл, а мы не забыли. От нашего коллектива поздравляем тебя с Днём Рождения. Необычным днём, который ты будешь помнить всю жизнь. Начинаются лихие военные будни. Поэтому тебе желаем – Главное Удачи тебе, Селиванов. Военной удачи! И прими от нас скромный подарок.
Растерявшемуся Селиванову в одну руку вложил симпатичную контрабандную зажигалку, в другую руку товарищи сунули кружку с водкой и стали, чокаясь, поздравлять именинника.
Глава четвёртая
В приём пищи, поздравления Селиванова с Днём Рождения, уложились в сорок минут. Не торопясь свернули брезент, солидные остатки трапезы унесли к грузовику. Наступило томительное ожидание боя, где каждый старался найти себе занятие и немного отвлечься от грядущего. Водители Уфимцев и Бойко открыли лотки и протирали ветошью и так чистые снаряды. Белов и Максимов раскладывали лотки с протёртыми снарядами поудобнее – 30 снарядов с картечью отдельно от бронебойных, коих было 70 штук. Бойцы Жёнов и Сиротин усердно чистили карабины, доставшиеся от погибшего расчёта сорокопятки. Лейтенанты, стоя на коленях и негромко переговариваясь, суетились у прицельных приспособлений, занимаясь выверкой пушки. Периодически крутили маховики горизонтальной и вертикальной наводки приноравливаясь к низкому орудию. Я сходил к другому расчёту, где тоже не сидели без дела, после чего стал более внимательно разглядывать впередилежащую местность, гадая как будет действовать немец, когда мы откроем огонь.
Впереди и слева от нас широко раскинулось поле с невысокими стеблями пшеницы. Справа, в двухстах метрах оно ограничивалось Минским шоссе, по которому продолжали обречённо катиться толпы беженцев и потрёпанные армейские подразделения, коих с каждым получасом становилось всё меньше. Впереди, в двух километрах, протекала узенькая речушка, но переправиться через неё можно было только по мосту на шоссе. Деревянный он был или каменный, сие мне было неизвестно из-за дальности. Но в бинокль виден был хорошо. Так что немцам придётся идти только через этот мост, если его наши при отступлении не взорвут. Но стрелять по нему для меня далековато. Ещё когда разглядывал карту Савельева, видел, что впереди, перед нашими позициями, перпендикулярно к шоссе, поле прорезала глубокая канава, в данный момент эффективно играющая роль противотанкового рва. Тут тоже немцам не пройти и они дальше вынуждены наступать по шоссе. И здесь уже до меня остаётся километр чистого пространства.
Первыми будут идти лёгкие танки для разведки, за ними средние, потом бронированные машины и тягачи, набитые пехотой. Подпущу поближе и открою огонь, заставляя основную массу съехать на поле для атаки на меня. Ну…, и драться до финала – либо печального, который скорее всего и будет. Тогда непонятно – зачем меня сюда закинуло, чтобы в первом же бою и погибнуть?
А что!? Интересный расклад может получиться. Если меня, убивая на тёмной улице, закинуло сюда… То…, может быть, погибнув тут, меня выкинет обратно в своё тело. Хм…, вроде бы нормально, но чего-то не хочется. Я же там одного пацана точно убил в драке и нескольких искалечил, да и сам то ли умирал уже, то ли терял сознание…. Блядь!!! Очнусь там в больнице… А на мне висит уголовка! Посадить может и не посадят. Всё-таки защищался и был ранен. А они нападали толпой. Но зато сколько будет вони со стороны родителей, общественности, если эти щенки сговорятся и всё будут валить на меня. Типа – он сам к нам пристал… Мы спокойно шли, а он взял и напал на нас…, а почему мы не знаем…
Да…, что-то и как-то нет желания возвращаться. Опять же – быть старым… А тут…!? Если после боя останусь живым, то значит миссия моя пока не выполнена. Угу…!? А в чём она тогда?
За такими интересными и интригующими размышлениями немножко потерял контроль над окружающей обстановкой. И от бессонной, напряжённой ночи, незаметно для себя, слегонца вздремнул.
– Товарищ майор, товарищ майор…, – осторожно потряс меня за плечо лейтенант Кузнецов, – смотрите на шоссе.
За то время пока был в дремотном состоянии, Минское шоссе опустело, лишь несколько одиноких человеческих фигурок и пару небольших групп гражданских торопливо шагали в восточном направлении, катя перед собой нагруженные вещами тележки и велосипеды, с перекинутыми через раму чемоданами и узлами, периодически испуганно оглядываясь назад. А со стороны Бреста надвигался давящий гул летящей тройки вражеских бомбардировщиков. Люди в испуге стали сбегать с дороги на левую сторону, где тянулся приличный и спасительный лес и прятаться под густыми ветвями. Но «Юнкерсам» гражданские были неинтересны, и они несли свои тела, набитые бомбами, для более заманчивых целей.
Сам, энергично закрутил головой, обеспокоенно огляделся и тут же успокоился. Позиции наши были хорошо замаскированы и с воздуха их отлично прикрывали деревья лесной опушки, а немецкие самолёты в этот момент легли на левое крыло и плавно завернули в сторону недалёкой Жабинки, более важной цели, чем одинокие гражданские. И через пару минут послышались тяжёлые удары разрывов и совершенно недалеко. Прикинув по звуку, бомбили они в километре от нас поле за Минским шоссе. Как бы не позиции батареи М-30, на которую очень надеялся подполковник Савельев.
Самолёты улетели, а со стороны Бреста донеслось далёкое, но дружное стрекотанье мотоциклетных моторов. По шоссе, в нашу сторону, уверенно летела немецкая разведка. Если бы до нас донеслись звуки губной гармошки, можно было сказать – весело неслись.
– Всем приготовиться. Никому без моей команды не стрелять. Ни с пушек, ни с винтовок. Я стреляю первым. – Все замерли на своих местах, а я, встав на колени, у прицела сорокопятки.
Мотоциклисты, ни в коей мере не опасаясь засады или отпора деморализованных, как они думали, советских войск, лихо подлетели к краю леса за дорогой и разом развернули мотоциклы на ту сторону, что-то с интересом разглядывая на поле и возбуждённо перекрикиваясь. До них было метров двести, ни что не закрывало сектора обстрела и уже бы через минуту они валялись поломанными телами на дорожном полотне. Но это была не наша цель и не наша задача. В пол минуты обсудив увиденное, три мотоцикла сорвались с места и понеслись по шоссе дальше. А оставшиеся два, застрочили с пулемётов, после чего осторожно съехали по крутому откосу на поле и скрылись из нашего вида. Нам только оставалось слушать оттуда интенсивную пулемётную трескотню. Впрочем, в ответ вскоре послышались негустые винтовочные выстрелы и пулемёты замолчали. А через минуту уже только один мотоцикл выметнулся, подняв небольшое облачко пыли, на дорогу и помчался в сторону белесого пыльного облака, в котором двигалась на восток длинная колонна техники.
Чёрт! Из-за обнаруженной наспех обороны с той стороны Минского шоссе, немцы наверняка изменят тактику движения. А так бы мы начали жечь их ещё на дороге. Свои опасения озвучил лейтенантам, присевшие на корточки рядом со мной. А тут ещё у деревни Федьковичи и уже за нашим леском застучали винтовочные выстрелы, скупо донеслись пулемётные очереди Максима и щедро затрещали немецкие пулемёты. Видать немецкая разведка влетела в нашу засаду.
– Волегов, берёшь Жёнова и Сиротина и дуешь к Селиванову. Если мотоциклисты сунутся по дороге через лес… Кончайте их.
– Хорошо, – и лейтенант с красноармейцами из крепости шустро исчезли среди кустов опушки.
В это время немецкая колонна подошла к далёкому мосту, который, к сожалению, остался цел. Впереди шли два лёгких, разведывательных Т-2. Довольно хреновая цель. Юркая, блин…. 20 мм автоматическая пушка со сменяемым магазином на 10 снарядов. Опасная, скорострельная сволочь… Тем более, что сзади шли вперемешку средние танки Т-3 и Т-4. И тут ещё надо было выбрать что в первую очередь уничтожать. У сорокопятки дальность прямого выстрела 850 метров, а у Т-2 – 1000 метров. Пока я буду разбираться с Т-3, нашу позицию довольно эффективно окучат Т-2, своими скорострельными пушками и дружненько расхерачат тут всё. Начать разбираться с Т-2, тогда остальные танки спокойно займутся нами.
Но время ещё было и мы, затаившись, наблюдали за движением колонны. Танки благополучно переехали мост, похоронив последнюю надежду, что его сапёры прямо с танками взорвут. Но…, видать команды не было заминировать и взорвать. И самих сапёров в этой неразберихи не нашлось.
Ещё минут пять и танки миновали по дороге канаву на поле, которая ещё могла затруднить им передвижение. А дальше пошло не по нашему плану. Один Т-2 съехал на правую обочину, притормозил, пропуская вперёд четыре танка, после чего сам пошёл сзади их. Остальные танки в количестве более десятка штук стали грузно съезжать с высокой насыпи дороги на наше поле, сразу разворачиваясь в боевой порядок. Чуть помедлив, туда же съехало несколько бронеавтомобилей с пехотой и тоже двинулись в нашу сторону, держась немного сзади танков.
Стрелять всё ещё было рано и я поглядывал на танки, идущие в нашу сторону и на дорогу, где остальные бронированный машины уверенно двигались вперёд. Моя цепь постепенно начала разделяться, намереваясь обтечь с обеих сторон мой лесок, с выходом к деревне Федковичи и теперь хорошо подставляли борта под удар замаскированной противотанковой батареи. И расстояние было самое подходящее, что-то около пятисот метров.
И тут почти взмолился про себя, чтобы подполковник первым открыл огонь в такой выгодной ситуации, а не я как мы договаривались. Мои позиции ещё не были обнаружены, да и рано. И если Савельев сейчас откроет огонь, и пока те будут разбираться – что, где, кто? Принимать решение, и разворачиваться в его сторону, перестраиваясь, Савельев может хорошо им вмочить. Развернутся на него, а тут я ударю уже им в бок и выиграю время, пока они снова будут перестраиваться на другого обнаруженного противника.
Подполковник Савельев или Бог услышал мои молитвы – не знаю, но противотанковая батарея дружным залпом открыла огонь.
И сразу три попадания. Сбита и жирной змеёй размоталась гусеница, отчего танк резко развернуло боком ко мне. Второму танку совсем не повезло. Боковой люк скорее всего от жары был открыт и снаряд залетел во внутрь башни и там разорвался. Тяжёлая машина резко остановилась, мгновенно вспыхнув неожиданно багровым пламенем в ярком солнечном свете. Третьему досталось в двигательный отсек, выведя танк из строя. Остальные танки продолжали тупо двигаться вперёд, ещё не увидев и не осознав первые потери. А батарея продолжала стрельбу беглым огнём. Пока немцы разобрались и стали разворачиваться в нужную сторону, задымили ещё два танка. Ну…, а теперь наступила и моя очередь.
Хлёстко прозвучал выстрел, пушка резво подпрыгнула и трассер снаряда влепился в наглый
Т-2, который быстрей остальных танкистов разобрался куда стрелять и сейчас поливал короткими, довольно точными очередями из автоматической пушки позицию батареи, вздымая там невысокие, но смертельно опасные земляные фонтанчики. Но, в момент попадания моего снаряда в бок, танковая жизнь и его экипажа на этом и закончилась. Справа, под локтем, звякнул затвор, запирая очередной снаряд в канале ствола. Выстрел и задымил Т-3, которому в начале боя сбили гусеницу.
– Заряжай! – Выстрел. Очередной танк застыл на поле, а через люки суетливо полез экипаж, сразу залёгший в пшенице.
Между выстрелами в пару секунд я успевал охватывать всю панораму боя, а не только перед собой. Танки, шедшие по дороге, дошли до края леса, откуда открывался вид на поле за дорогой, развернулись влево и, выстроившись в ряд, стреляли по нескольким уцелевшим под бомбёжкой гаубицам. И довольно успешно задавливали их. Но и гаубичники тоже добились успеха. Да и что говорить, когда 122 мм снаряд, весом в 21 килограмм попадает в средний танк… Тому уже ничего помогало. Вот и дымил на дороге танк без башни, а та валялась рядом. Но всё равно, шансы были неравны. Пока тяжёлый снаряд донесёшь до гаубицы, засунешь в ствол и заряжающий досыльником загонит его с глухим звоном в нарезы, следом дошлёт латунную гильзу с полным зарядом, наводчик наведёт… Обученный и тренированный расчёт гаубицы на учениях, когда на них ничего не воздействовало и не мешало, мог дать пять-шесть выстрелов в минуту. А в боевой обстановке, кругом разрываются снаряды, половина расчёта ранена, контужено, а то ещё и погибла. И психологическое воздействие противной стороны не надо исключать, да и то что это был первый и настоящий бой. Тогда вряд ли можно было сделать более трёх выстрелов в минуту, а то и только двух. А танки стреляли быстрей, и скорострельная автоматическая пушка вообще сводила шансы к минимуму. И вскоре лишь одна гаубица посылала ответные снаряды. Погибнуть ей сразу не дала моя 76 мм пушка. Танки были от неё метров в двести пятьдесят, стояли к ней кормой и расчёт, довернув станины в ту сторону, практически в упор засадили первый снаряд в корму Т-2, наиболее опасному противнику на тот момент.
Немцы на поле тоже уже разобрались с ситуацией. Часть танков ввязалась в бой с батареей сорокопяток, а другая половина шла в мою сторону. И не только шла, но и активно стреляла. Я уже сделал около двадцати выстрелов после первых удачных попаданий и теперь никак не мог остановить бронированные машины. Злился, матерился, видя, как мои снаряды с пронзительным визгом рикошетили в разные стороны от лобовой брони атакующих танков. Переносил точки прицеливания на смотровые щели механика-водителя и стрелял. Понимал, что от попадания моих снарядов немецким танкистом внутри приходилось совсем не сладко. Но остановить не мог. Сбил с ещё одного танка гусеницу, что в целом ничего не изменило. Танк хоть и остановился, но продолжал стрелять. Нас бы уже давно урыли танковым огнём, но мешал толстый отвал земли на краю канавы и танковые снаряды либо попадали в бугор и нас накрывало тучей вскинутой в верх земли, либо снаряды уносились чуть выше и улетали в лес, где бессильно разрывались, ломая деревья. Беспокоила меня ружейная и автоматная трескотня в лесу, где видать лейтенант со своими бойцами вступил в бой с мотоциклистами. В довершении всего нас накрыли с миномётов. Сразу же прямым попаданием накрыв расчёт 76 мм пушки. Где ещё и боеприпасы с детонировали и от знатного взрыва на нас с пол минуты падала земля, ветки и другой лесной хлам. Нам пока везло. А после, всё-таки, подбития ещё одного танка, немцы стали отступать к колонне, а я прекратил огонь.
– Хватаем пушку и быстро оттаскиваем в глубину леса…, – резко скомандовал и все дружно навалились, покатили пушку по лесной дороге в глубь леса. Команда была подана вовремя и мины стали падать на пустую позицию. Я уже забыл о стрельбе в нашем тылу, но о ней, как только отдышались, напомнил прибежавший возбуждённый боем Волегов с немецким автоматом, сходу выпалив.
– Товарищ майор, немцев уничтожили. Потерь не имеем. И во… Трофей, – затряс радостно автоматом.
– Мотоциклисты что ли?
– Ага. Один мотоцикл и три немца. Там ещё пулемёт и мотоцикл целый…, – Волегов в азарте от удачного боя просто танцевал на месте и готов сейчас идти в атаку хоть на чёрта.
– Молодец, лейтенант, но давай возвращайся обратно и прикрывай нас с той стороны.
Волегов умчался, а я отдал распоряжение: – Кузнецов остаёшься здесь старшим, а я, – быстро огляделся и ткнул пальцем в Белова, – с ним пойду на опушку и гляну, как там обстановка и та батарея?
Пригнувшись, осторожными перебежками, осторожно прошли влево от нашей позиции метров триста и залегли в густых кустах. На поле продолжали дымиться подбитые танки, около двух суетились танкисты, споро натягивая гусеницы. Ещё несколько немцев парами, на носилках, трудолюбиво тащили раненых к низкой санитарной машине. По шоссе пока ещё медленно, но всё-таки двигалась в восточном направлении основная колонна грузовиков, набитая пехотой, не встречая сопротивления. В стороне батареи сорокопяток, изрытой воронками, движения никакого не наблюдалось, лишь в одном месте подымался жидкий дым. Да и периодически разрывались мины. Минут пять понаблюдав, мы вернулись к пушке. И тут обнаружилось: пушку мы в лес утащили, а вот про снаряды забыли.
– Чёрт побери! – Вырвалось с досадой. Прислушался и мне показалось, что миномётный огонь ослаб и сейчас был больше похож на дежурный, методический огонь. И то только по нашей позиции. По позиции 76 мм пушки огонь не вёлся, потому что там до дороги было около 200 метров и осколки или случайные мины могли долететь до шоссе.
– Кузнецов, я сейчас проберусь к 76 мм пушке. Гляну там. А ты на нашу позицию и собери оставшиеся снаряды, но только будь осторожен…, – опять же с Беловым, короткими перебежками, направились на разбитую позицию. Последние метры пришлось передвигаться ползком. Дорога была совсем рядом, гудели двигатели немецкой техники, изредка доносились сквозь рёв техники и голоса немцев. Открывшиеся картина удручала. Завалившаяся на бок и полу засыпанная землёй кургузая пушка, щедро разбросанные от сильного взрыва разбитые ящики от снарядов и сами не разорвавшиеся снаряды, разорванные и окровавленные тела артиллеристов. Проползли с Беловым по всем телам, собрав документы, и уползли обратно в лес, где поднялись и направились к своей пушке.
– Товарищ майор, – встретил меня докладом Кузнецов, – 30 снарядов с картечью и сорок два бронебойных. Больше не осталось.
– Чёрт! А мне казалось, что больше должно быть…
– Не…, все собрали. Двадцать четыре лотка и всё.
– Да…, особо не повоюешь, – разочарованно покачал головой, но с другой стороны – чего жаловаться!? При таком бое, подбито и выведено из строя несколько танков, а в расчёте даже раненых нет. Приказа об отступлении не было, но и так понятно – ещё пару часов и мы окажемся в полном окружении. А там – либо гибель, либо плен….
– Взяли, покатили пушку к машине, – через пять минут усилий мы выкатились к поляне, где вокруг мотоцикла копошились Селиванов и Волегов. Пожилой дядька ездовой с погибшей пушки горестно сидел около убитых лошадей, а Брестские красноармейцы таились в плотных зелёных кустах по обе стороны лесной дороги и напряжённо смотрели в направлении входа в лес со стороны деревни.
Надеялся, что в кузове машины всё-таки найдутся лотки со снарядами. Но бегло осмотрев кузов, к сожалению, кроме наших вещей, привязанных бочек с горючим и трофеев, ничего не было.
Взяв с собой Волегова, который просто сроднился с немецким автоматом, отдав свой ППШ Уфимцеву, мы выдвинулись к недалёкому противоположному краю леса на разведку. До деревни Федьковичи было около километра и выглядела она не очень, горя и пятная серым и чёрным дымом чистое небо в нескольких местах. На дальней от нас окраине шёл и гремел нешуточный бой. А слева на дороге стояла немецкая колонна, ожидая конца боя. Так что здесь не пройти и незаметно обогнуть деревню из-за открытых полей тоже нельзя. Прошли совсем немного вдоль опушки, не выходя из леса, вправо и с южной окраины леска тоже открылись поля. Правда, в двух километрах от нас виднелся лес, и по прикидкам в несколько раз больше нашего. И немцев в этой стороне пока было не видно. Чем мы и воспользовались, не дожидаясь темноты. Забрав с собой ездового с погибшей пушки, бросив мотоцикл за неимением среди нас мотоциклистов, но забрав с него все трофеи, в том числе и пулемёт с патронами, мы нагло выскочили на машине из лесной чащи и без препон достигли следующего леса.
Поплутав по лесной чащобе, через час выехали на южную окраину леса и разочарованно оглядели новые огромные пустые пространства полей, среди которых виднелся только один хутор и тот тихо горел, скорее всего разбитый немецкой авиацией. Я-то спокойно смотрел на всё это, зная, что дальше будет всё хуже и хуже, но вот лейтенанты и бойцы слегка приуныли, всё-таки надеялись увидеть мощные, подходящие резервы Красной Армии.
– Кто у нас любитель лазить по деревьям? – Серьёзно спросил спрыгнувших с кузова бойцов и после недолгого молчания и переглядывания, откликнулся невысокий Сиротин, – давайте я попробую….
– Залазишь и смотришь – где большой лес, – напутствовал его у самой высокой, но старой, раскидистой берёзы на опушке. Сиротин кивнул, зачем-то поплевал на ладони, подпрыгнул до толстой ветки, мощным рывком подтянулся и дальше довольно шустро полез к далёкой верхушке, где вскоре закачался на опасно прогнувшихся тонких ветках.
– Товарищ майор, – донёсся сверху голос Сиротина через минуту и ткнул рукой в восточном направлении, – вон там…, только далеко, виден большой лес.
Я невольно даже встал на цыпочки, чтобы увидеть этот желанный большой лес, но не увидел. Значит он за горизонтом и до него километров 7-8 и всё чистыми полями.
– Что ещё видишь?
Сироткин неуклюже повернулся среди веток в другую сторону, негромко матюкнулся, чуть не сверзившись вниз, и радостно закричал: – Товарищ майор, а вон там тоже большой лес и совсем рядом. Километра два-три… И там ещё дальше ещё один лес…
Проследил взглядом в каком направлении он показывал, но со своего места ничего не увидел. Мешал недалёкий мыс леса, выходящий метров на сто в поле.
– Белов за мной…, – и мы побежали по высокой траве вдоль опушки в ту сторону. До мыска было метров пятьсот, потом вдоль него ещё чуть-чуть и точно. В трёх километрах виднелся, вольно раскинувшийся лес, тянувшийся в южном направлении, а потом на восток, на сколько хватало взгляда.
В бинокль быстро оглядел открытую местность. Ни наших, ни немцев нигде не наблюдалось. А приглушенные звуки боя и канонады доносились из-за спины.
– Белов, дуй к нашим и гони сюда машину вдоль опушки.
Боец умчался, а я стал более внимательно осматривать маршрут движения к очередному лесному массиву, чтобы на максимальной скорости пересечь открытое пространство. Всё вроде бы ничего, но меня смущала редкая череда невысоких, раскидистых деревьев, перпендикулярно пересекавшая наш путь. И не понятно, то ли там проходила полевая дорога, что было неплохо, то ли небольшая речушка, по берегу которой они росли. Что было уже чревато. И сколько не вглядывался, никак не мог разобрать, что всё-таки там. Справа, примерно в километре наблюдалась небольшая деревенька, а слева, но дальше, большое село. Меня беспокоило отсутствие, как наших войск, так и немецких. По идее, данная местность должна быть заполнена нашими разрозненными частями, беспорядочно отступающими на восток. Или хотя бы окапывающимся. А здесь пустота. Никого. Ни войск, ни местного населения. Хотя, чего удивляюсь. Деревенские, как более практичные люди, сидят сейчас по глубоким погребам или не высовываются со своих дворов, беженцы, которые в основном городские, текут по другим дорогам. Наши либо ещё у границы дерутся… Тем более, что совершенно не представлял – А сколько отсюда до границы? Либо скоро появятся, отступая. Но и немцы здесь должны появиться вот-вот или через пару часов. Поэтому обрадовался, когда увидел наш грузовичок, мчавшийся ко мне. Чем быстрее мы переберёмся к тому лесу, тем лучше для нас. В одиночку я не собирался драться и бездарно класть жизни доверившихся мне подчинённых, да и самому погибать. Вот если примкнуть к крупной воинской части, тогда – Да. Можно и повоевать.
Прыгнул в кабину и махнул рукой, скупо обозначая маршрут движения: – Вперёд, Селиванов. Правь прямо вон на то большое дерево.
Водитель пригнул голову, секунд десять шарил глазами по опушке недалёкого леса и, найдя указанный ориентир, начал движение, постепенно набирая скорость.
И вот тут я получил первую порцию разочарования. Череда низких деревьев шла не вдоль полевой дороги, а долго тянулась в обе стороны по берегу неширокой речушки без всяких признаков брода. Недалёкая деревушка, с утопавшими соломенными крышами в зелени садов, предполагала там нахождения хоть какой-то переправы и мы даже промчались в ту сторону метров двести, но я вовремя заметил далёкое и опасное облако пыли, движущееся далеко за деревней параллельно нашему движению, но только навстречу нам. И это могли быть только немцы.
– Чёрт! Чёрт! Чёрт! Селиванов, Стой! – Выскочил из машины и под тревожными взглядами подчинённых стремительно взлетел на фанерную крышу кабины и завертелся на ней, оглядывая окрестности. Возвращаться обратно в небольшой лес не хотелось. Ведь, потом, ночью, всё равно придётся как-то перебираться в большой лес, а по занятой территории противника это было рискованным мероприятием. Поэтому решение одно – нужно опередить немцев.
– Селиванов, разворачивайся и шуруем вдоль реки…, только быстрее…, – но водителя, даже не надо было подгонять и мы помчались в сторону большого села. Там наверняка был либо брод, либо хоть какой-то мост. Мы успели проехать метров пятьсот, как уткнулись в очередное препятствие – поперёк поля тянулась довольно глубокая канава, наполненная водой, густо покрытая по всей поверхности ярко зелёной ряской. Запаниковать не успели, а просто свернули влево и через пятьдесят метров, хоть и с пробуксовкой, но благополучно переехали неожиданное препятствие. Дальше мы просто мчались вдоль реки и вскоре выехали к желанному крепкому деревянному мосту. Гулко пробарабанили по толстому настилу, устремляясь к недалёкой окраине деревни. Ещё немного и мы на приличной скорости влетели в улицу, гремя пушкой и всеми частями автомобиля, и можно было сказать выиграли так необходимое нам время у немцев, чтобы вскоре нырнуть в спасительную глубину леса.
Но действительность оказалась хуже. Неширокие деревенские улицы были забиты грузовиками и многочисленными прицепами явно технической части, среди которой бесцельно бродили бойцы или сбившись в кучки, дымили куревом и что-то горячо обсуждали.
– Где командир? – Спросил у группы красноармейцев, сгрудившихся у колодца, притормозив рядом.
– Там…, в центре…, у сельсовета…, – разнобой получил ответ и поехал дальше по наезженной улице, явно тянувшейся в нужном направлении.
Небольшая, пыльная площадь, куда сходились пять улиц, с большим деревом с густой кроной на краю, где в приятной тени уютно скрывалось скромное здание сельсовета с железной крышей, крашенной красным суриком. Почти круглая площадь тоже была забита машинами и неспешной суетой красноармейцев.
Выскочил из кабины и побежал в сельсовет. Но видать меня увидели в окно и навстречу, на высокое крыльцо выскочил капитан с чёрными петлицами.
– Майор Угорцев…, – быстрым жестом обозначил приветствие и представился.
– Капитан Тимченко, командир отдельного ремонтного батальона, – также кинул руку к головному убору полноватый командир и с надеждой уставился на меня.
– Капитан, подымай батальон по тревоге и уводи его на восток. Немцы здесь будут минут через двадцать-тридцать.
– Как это так, товарищ майор? Какие немцы? – Недоверчиво нахмурил брови капитан, – у меня приказ, выдвинуться сюда и ждать дальнейшего приказа…
– Какой приказ? Не понимаешь что ли, что началась война!?
– Ну…, мне в два часа ночи поступил приказ, свернуть лагерь… Мы тут, – капитан качнул головой в сторону, – в десяти километрах лагерем стояли… И выдвинуться сюда. А вы кто такой, товарищ майор?
– Я командир артиллерийского дивизиона и два часа тому назад принял бой с немецкими танками под Жабинкой. Несколько танков подбил и вон…, смотри что от моего дивизиона осталось, – пришлось немного соврать, чтобы побыстрей раскачать нерешительного командира батальона, – ты от кого ждёшь приказ?
– Мы относимся к 4ой армии и я жду оттуда приказа. – Ответ и голос был очень уверенный, но по глазам было видно, что он был готов выполнить любой приказ, но сам принять решения не мог. Банально боялся ответственности.
Чертыхнувшись про себя, категорическим тоном заявил: – Как старший по воинскому званию, я приказываю вам выдвинуться из этого населённого пункта…, – замолчал.
– Старое село…, – тут же подсказал капитан.
– Пусть будет Старое село. Карта есть?
– Да…, есть, – капитан с готовностью расстегнул полевую сумку, где под желтоватого цвета толстого целлулоида, виднелась карта.
Несколько минут разглядывал ближайшие окрестности и, выбирая маршрут движения батальона: – Отлично…, выдвигаешься вот сюда, – и ткнул пальцем в населённый пункт Гайковка, потом идёшь на Кобрин. В сам город не входи и по югу огибаешь его. Здесь пересекаешь по мосту реку и конечный пункт Детковичи. Это где-то 60 километров. Если до этого утыкаешься в крупную часть, переходи под их подчинение. Задача понятна?
– Да задача понятна…, – неуверенно протянул капитан, потом уже таким же неуверенным тоном попросил, – только давайте поступим следующим образом. Вы письменно напишите мне приказ и подпишитесь.
– Чёрт, где вас таких только берут и ставят на батальоны, – не сдержал эмоции и категорично потребовал, – бумагу дай мне и карандаш.
Бумага тут же выпорхнула из полевой сумки, а в руке оказалась авторучка: – Товарищ майор…, – извинительно загудел капитан, – я только полтора месяца как командую ремонтным батальоном. До этого был ротным. А комбата и начальника штаба арестовали. Оказались польскими шпионами…
– Блядь…, Свиридовщина…, – зло матюкнулся на слова капитана, быстро строча коротенький приказ.
– Держи, – сунул ему бумагу и, не удержавшись, спросил, – а кто тогда у тебя ротами командует?
– Кто, кто…? Лейтенанты…, – буркнул в ответ капитан и уткнулся в карту.
– Капитанннн…, ты чего стоишь? Давай команду на выдвижение… У тебя минут двадцать, тридцать всего, – рявкнул на командира батальона, видя его нерасторопность.
Тот растерянно глянул на меня, потом обвёл взглядом заполненную площадь и растерянно пробормотал: – Не успею, Мне надо минимум минут сорок…
– Тьфу ты блин…, – только и оставалось, чуть ли не по-детски, выразить своё возмущение. Оглядел скопище техники и повернулся к комбату.
– Чёрт с тобой. Будет у тебя сорок минут. Я сейчас метнусь… Дай сюда карту. – Снова впился взглядом в разноцветные пятна, нашёл населённый пункт с названием Старое село и уже более внимательно оглядел бумажные окрестности.
– Смотри, сейчас еду и занимаю позицию на опушке вот этого лесного мыска, – ткнул карандашом край зелёного пятна, – тут как раз до вот этой дороги, по которой немцы пойдут, метров восемьсот. Сначала пойдёт немецкая разведка на мотоциклах и я открою по ним из пушки огонь. Естественно, они повернут назад и доложат, что впереди артиллерия и пока они выдвинут вперёд танки, чтоб меня сбить с позиций, пока то…, сё…, у тебя как раз будет время уйти на восток. Задача понятна.
– Понял, товарищ майор. Так может быть я вам на помощь дам людей и мы уже вместе отобьёмся от немцев.
– Капитанннн!!! – Возмущённо возопил, – это тебе не кино. Давай уводи батальон. Да ещё… Поставь задачу толковому лейтенанту, когда последняя машина перейдёт мост… Что хочешь делай, но взорви его или сожги. Таким образом оторвёшься от погони. Всё, выполняй приказ.
Сбежал с крыльца, а в спину уже летела нормальная военная команда – Заводи! Командиры рот и взводов ко мне!
В две минуты изложил подчинённым, чем мы сейчас займёмся и прыгнул в кабину. Улица, по которой выезжали, была свободной от техники и мы, быстро достигнув окраины, помчались, подымая жидкий шлейф пыли, к мыску леса, отчётливо видневшемуся совсем близко, где и займу позицию.
Но промчались всего метров двести по полевой дороге, как по кабине неистово застучали кулаками и громко, предупреждающе заорали. Глянул вправо и сердце нехорошо ёкнуло. В полукилометре, по соседней грунтовке, заходящей в другую улицу Старого села, мчалась немецкая разведка на мотоциклах. Они тоже заметили нас. Замедлив движение, осторожно съехали с дороги и через поле дружно устремились в нашу сторону. Пока соображал – то ли рвануть обратно в деревню и там занять на окраине позицию, и потом уходить вслед за ремонтным батальоном!? То ли всё-таки мчаться прежним маршрутом к лесу!? Немцы за это время проехали по полю метров сто, остановились и дали предупредительную очередь перед грузовиком. Щедро хлестануло пыльными фонтанчиками поперёк дороги и стало понятно – ни до леса, ни до окраины села мы доехать не сможем. В несколько пулемётов они нас в пять секунд раскатают на дороге.
– Стой! – Заорал команду, одновременно выскакивая из машины, продолжая команду, – с машины. Отцепляй пушку…, к Бою!
Подчинённые и сами поняли, что жизнь свою они могли сейчас спасти только слаженными и быстрыми действиями. Да и что там к бою приводить сорокопятку!? Эти пятьсот килограмм. Пять секунд соскочить с машины и двоим снять с крюка станины. Ещё пять-семь секунд повернуть пушку в нужную сторону и развести в стороны станины. Несколько секунд поставить прицел и начать крутить механизмы вертикальной и горизонтальной наводки.
– Картечью…, – и ещё через пять секунд хищно клацнул затвор и Всё! Можно стрелять. Это не Д-30, ста двадцати двух миллиметровая гаубица из моей будущей жизни, которая приводилась к бою за минуту тридцать. Да за минуту тридцать немцы к нам подъедут и просто постреляют. А тут немцы всего сто метров и успели проехать, бесстрашно наезжая мотоциклами на марку прицела и мне только и осталось для себя скомандовать: – Выстрел!
Ба-ба-бахххх, – пушка резво подпрыгнула и дёрнулась назад, больно ударив тонкими станинами бойцов в грудь. Времени закапываться не было и своими телами они прижали станины к земле. А благодаря им, я сам еле успел отвернуть лицо от прицела, а то бы точно заработал хороший синяк или разбил лицо.
Второй выстрел…, и пушка уже не так прыгнула, немного зарывшись сошниками в полевую дорогу. Пыль и дым отнесло в сторону, открыв видимость, в которой уцелевшие мотоциклы веером разъезжались по полю в обратном направлении, а два перевёрнутых мотоциклетных агрегата впустую продолжали крутить своими колёсами.
Дал вслед ещё два выстрела, подбив один из мотоциклов и дав понять – лучше мотайте подальше и не надо по нам с безопасного расстояния стрелять.
– Отбой! – И тут много времени не потребовалось. Минута и мы помчались дальше.
Позицию заняли прямо на острие мыска, полуторку отогнали метров на сто, чтобы была в видимости и по первому сигналу подскочила к пушке. После чего затаились на своих местах.
Ждать пришлось недолго. Немцы, получив информацию об обстреле разведки и наблюдая, что случайные русские артиллеристы давно уже смотались, снова выслали разведку. И несколько мотоциклистов, растянувшись по дороге, уже осторожно, ежесекундно ожидая противодействия, направились к селу. А в это время из леса, к которому хотел первоначально ехать, начали медленно выползать танки и броневики. Тем временем, мотоциклисты поравнялись с местом, где мы обстреляли предыдущую разведку. Один из экипажей, съехал с дороги и подъехал к разбитым мотоциклам, спешились и разбежались, проверяя – живы ли камрады!? Убедившись, в отсутствии раненых и живых, мотоцикл с экипажем вновь устремился к дороге, и они дружной стайкой помчались к селу, где и скрылись в глубине улицы.
За эти несколько минут, танковая голова немецкой колонны вытянулась из леса и теперь оттуда выезжали многочисленные грузовики с пехотой. До них было примерно три километра и к селу они подтянутся минут через двадцать, что даст возможность остаткам батальона покинуть село, тем более что жидкое облако пыли от уходящей техники истончалась как раз в районе деревянного моста. Но в населённом пункте всё-таки кто-то оставался из ремонтников. Резко вспыхнула винтовочная стрельба, заспешили очередями немецкие пулемёты, а перекрывая их, дважды гулко донеслись разрывы гранат. Скорее всего Ф-1. Немецкие были послабее. Стреляли недолго. И кто там победил, а кто проиграл – так и осталось неизвестно. Мотоциклы из села не вылетели, да и дыма от горящих машин там не наблюдалось. Ну…, и ладно.
В принципе сорок минут прошло и можно было сворачиваться. Но всё-таки принял решение обстрелять колонну и дать дополнительные минуты для отрыва рембата от немцев.
А танки неспешно приближались к повороту дороги, когда они подставляли свои слабые боковые борта под губительный выстрел прямой наводки.
Выстрел и трассер бронебойного снаряда фиолетово-оранжевым росчерком воткнулся в борт первого танка. Я целился в открытый боковой люк, откуда торчала голова явно заряжающего. Но немного промахнулся. Но всё равно, это был эффектный выстрел – из бокового люка и двух верхних, с торчащими головами танкистов, красиво выметнулся сначала дым, потом огонь, мгновенно пожирая тела экипажа. Танк даже ещё проехал метров десять, после того как экипаж погиб, остановился и весь разом заполыхал.
Второй выстрел. Тут просто сбил гусеницу. Третий выстрел. Немецкий танк вовремя остановился и снаряд с визгом отрикошетил, уходя высоко в небо. Четвёртый тоже мимо. Всё. Пора отбиваться и уходить, так как немецкие танки уже развернулись на дороге в мою сторону и хоботами стволов стали нащупывать позицию наглых русских артиллеристов, в одиночку вступивших в бой с превосходящей силой. Даже стрельнули, но неправильно определили местонахождение одинокой пушки и снаряд бесславно разорвался в глубине леса.
Ещё один снаряд и уходим. В азарте навёл марку прицела на угловатый бронетранспортёр Ганомаг, мелькающий за тушами танков. Ещё чуть-чуть, ещё секунда и БТР вылез своим серым туловищем в широкий промежуток между танками. Наверно он хотел повернуться в нашу сторону носом, чтобы помочь танкам пулемётом. Но не успел. Выстрел, бронебойный снаряд легко проломил тонкую броню и бронетранспортёр сразу чадно задымил, а через борта суматошно полезли уцелевшие солдаты вермахта.
– Отбой! – И замахал рукой Селиванову.
Успели. Только мы отъехали метров на сто, нашу позицию всё-таки обнаружили и туда обрушился шквал снарядов, перемалывая всё кругом. Поздновато, фрицы…
Вдоль опушки, подпрыгивая на полевых ухабах, мы проехали всего километр и справа увидел узкий прогал заросшей просеки, уходящей в глубину леса. Туда же по ней тянулась едва заметная в высокой траве лесная дорога. Махнул в ту сторону рукой и Селиванов сразу зарулил туда, немного проехали вперёд и остановились. Погони не было, но с несколькими бойцами мы вернулись к въезду в лес и постарались замаскировать свои следы. Ещё метров четыреста и выехали на приличных размеров поляну. Примерно метров сто пятьдесят в длину и восемьдесят в ширину. Идеальное место для ночлега. Тем более, что дело шло к вечеру, а за эти сутки нам всем пришлось пережить столько, что иной человек и за всю жизнь не сподобен.
Проехали чуть дальше края поляны и остановились под раскидистыми кронами деревьев. Подчинённые спрыгнули с кузова машины, с любопытством оглядываясь кругом. Я им не мешал и сам осматривался. Место понравилось и в смысле привала, и обороны, и охраны.
Строить не стал, а лишь распорядился: – Кузнецов, ты старший. Организовывай привал, готовьтесь к ужину. А я с Волеговым пройду и осмотрю окрестности.
По своим следам вернулись к выходу из леса и ещё раз осмотрелись. Немцы наверняка посчитали нас случайными и мелкими одиночками, хоть и напакостили им прилично и погоню не организовали. Нашли рядом место для поста: – Сюда двоих, лейтенант, поставишь. Если что-то серьёзное они шустро отходят к месту привала и сообщают об опасности. Если совсем хреново – предупреждают выстрелами.
Ещё минут сорок полазили по окрестностям и вернулись к остальным. В вырытой ямке уютно потрескивал костёр, где в ведре грелась вода для чая. А на расстеленном брезенте расставлена посуда и еда – остатки закупленных продуктов и из немецких пайков.
– Что у нас с едой на следующие дни? – Отвёл в сторону Кузнецова.
– Да нормально, товарищ майор. На трое суток точно хватит…
– Ну…, тогда хорошо. Давай всех за стол, а потом проведём боевой расчёт на эту ночь. Да…, ещё. Водки у нас сколько?
– Две бутылки осталось из закупленных и три бутылки немецкого шнапса и в их флягах ещё в общем литр наберётся.
– Хорошо. Три немецкого шнапса выставляй. Народу надо немного расслабиться.
Ночь прошла спокойно, но последующие два дня прошли в безуспешных попытках прорваться через немецкие порядки на восток. Мы оказались в небольшом, лесном треугольнике дорог Брест – Кобрин – Малорита, по которым сплошняком шли немецкие войска и их тылы. Устраивались вблизи дорог в ожидании приличного разрыва между идущими, едущими на восток колоннами войск, метались в разные стороны, плутали по лесам… Да и лесами это было сложно назвать. Смешанный лес квадратами от одного километра до четырёх максимум. Не спрятаться толком, не по партизанить. Но что удивляло, это отсутствие в лесах наших солдат. Я-то думал из-за пограничного разгрома, тут будет кишеть от наших одиночек и групп, отступающих на восток. А за эти двое суток мы никого не встретили. Пару раз натыкались на брошенные машины. Но там мало чем было разжиться.
Пока немцы активно двигаются вперёд, им не до остатков русских войск, прячущихся по лесам. Но через несколько дней, здесь образуется новая немецкая администрация, появятся добровольные помощники из местного населения и всех окруженцев быстро переловят или уничтожат. Поэтому надо из этого треугольника срочно выбираться.
В конце концов решил двигаться на восток и всё-таки постараться перейти дорогу Малорита – Кобрин. И в серых сумерках перед рассветом 25 июня мы рванули к очередному, совсем близкому зелёному леску. Промчались через поле, опасно проехали по хлипкому и узкому мостку, где могла проехать только телега. Молодец Селиванов, я уж думал, что мы свалимся в коварную канаву. По полевой дороге пронеслись вдоль опушки хилого леска и выскочили к более крупному лесу. По дуге в несколько километров обогнули лес и нырнули в промежуток между ним и небольшой деревней. И через полкилометра неожиданно выскочили на приличную, гравийную дорогу. Но по ней промчались около километра, так как впереди замаячила окраина крупного населённого пункта и пришлось свернуть в поле. До большого леса оставалось полтора километра, когда мы на полном ходу вдруг влетели в торфяник, застряв на открытом месте.
Застряли в километре от деревни и если там заночевала немецкая часть, то их посты нас только так срисовали и вскоре вполне возможно здесь появятся «гости». По запарке, конечно, можно было бросить машину с пушкой, расхватать оружие, продукты, свои вещмешки и рвануть к большому лесу, где спокойно затеряемся. Но мы привыкли к своей машине, пушке, да и жалко было бросать трофеи и остальное имущество, хранившееся в кузове. Тем более, что горючего в баке и в бочках оставалось, как доложил Селиванов, ещё километров на 250. Да и даже плохо ехать, гораздо лучше, чем хорошо идти.
Успокаивало лишь доносившийся дежурный, брехливый лай собак, которых мы взбудоражили шумной работой двигателя. Раз собачки лают, значит там немцев нет, а то бы они их быстро перестреляли.
Особых команд подчинённым давать не надо было. Они сами прекрасно понимали ценность нашей машины. 10 минут активной суеты, матов, раскачки машины взад-вперёд и мы с оглушительным рёвом двигателя вытащили машину на твёрдую почву.
А там и в лес, где смогли облегчённо выдохнуть. Правда, успокаиваться было рано. Наличие крупной деревни у леса выдавало всё – многочисленные тропинки, наезженные телегами корявые лесные дороги, вырубки. Поэтому, двинулись в глубину леса, который оказался и не совсем большим. Максимум два на два километра. Поплутав по узким, петлявым лесным дорогам, затаились на днёвку на крохотной поляне.
После завтрака взял с собой лейтенанта Кузнецова и Селиванова, который уже достал меня своим нытьём, типа: – Я вечно около машины…, все воюют, а я только баранку кручу…, – двинулись на разведку, чтобы определиться с местностью и дальнейшим планом – Куда и как двигаться? Особо не задумываясь над направлением, пошли в южную сторону и уже через примерно полкилометра услышали слабые звуки интенсивного движения техники. Явно впереди была дорога, и скорее всего с Малориты, что нам и нужно. Пригнувшись, осторожно стали пробираться вперёд и вскоре в редких промежутках между деревьев увидели пыль и в ней движущуюся технику, в основном машины и медленно ползущие обозы немцев, иной раз пешие колонны. К близкой дороге уже подползали со всеми возможными предосторожностями и удобно расположились под густыми ветками ёлки. Сама дорога разрезала наш лесной массив на две половины, сжимая проезжую часть с обеих сторон, что давала возможность наблюдать за немецкими войсками чуть ли не в упор. А если нас обнаружат, то уйти будет довольно сложно.
Не сказать, чтобы движение было плотным и насыщенным. Но всё равно перескочить дорогу даже в одиночку и бегом было проблематично. Не успевала проехать машина и удалиться от нашего места, как появлялась другая, потом следующая и всё это двигалось в обе стороны. Но больше всего в восточном направлении. Можно было вскочить и в пыли проехавшей машины переметнуться на ту сторону и скрыться в лесу, но тут появлялся встречный транспорт. Было много колонн машин – коротких и длинных. Но если они проезжали быстро, то долго и нудно тянулись конные обозы. Бодро шли пёхом по обеим обочинам дороги пехотные подразделения. Периодически от этих колонн отделялись. со смехом и весёлыми возгласами, одиночки, пары или группы немецких солдат, чтобы справить нужду – малую или большую. Одна из таких чуть ли не нас поссала. Ещё метра три влево и они бы обильно оросили зелёные веточки, под которыми мы затаились, сжимая в руках оружие и готовые дать бой, если нас обнаружат. Но…, бог миловал и немецкие солдаты, застёгивая на ходу ширинки, бегом бросились догонять своё подразделение.
Понаблюдав за дорогой больше часа, стало понятно – днём мы не сможем без огневого контакта с противником пересечь дорогу и надо искать другие варианты. Осторожно пошли вдоль дороги влево разведать более-менее удобное место для ночного рывка через дорогу. И вскоре уткнулись в приличную просеку, где был удобный выезд нашей полуторки на дорожное полотно. Просека продолжалась и с той стороны, уходя в глубь леса. Чёрт побери, то что нам и надо. Опять залегли у дороги, прикидывая разные варианты, да и гадая… Если с нашей стороны выезд и пересечение дороги складывался без проблем. То вот что на той стороне – был ещё тот вопрос. Вдруг там канава глубокая или другое препятствие? И надо как-то разведать ту сторону. На это вызвался Селиванов: – Товарищ майор, давайте я один туда смотаюсь… И посмотрю, что там?
Здравый смысл в его предложении был и мы стали ждать удобного момента. Но два часа прошли бестолку и я уже решил отходить, как Селиванов с тихим возгласом: – Во…, нормально…, – вскочил с земли и в несколько прыжков достиг пылевого шлейфа от проезжающей машины и скрылся в нём. Момент был пиковый, потому что в трёхстах метрах сзади ехал одиночный грузовик с открытым кузовом и солдатами. Вот они и увидели Селиванова, когда тот скатился с дороги на той стороне, оказавшись без прикрытия пыли.
Солдаты весело заулюлюкали в кузове, а водитель грузовика поддержал их длинными, азартными гудками. Поравнявшись с местом, где они увидели русского солдата, остановились и с жаром открыли беспорядочный огонь по зарослям, куда скрылся Селиванов. Постреляв минуты две, грузовик продолжил движение, азартно галдя, заставив нас гадать – Зацепили Селиванова они своим огнём или нет? А проверить было невозможно – по дороге лились, шли и катили на восток вражеские войска. Прошло два часа и внезапно в густом потоке войск образовалась брешь. Ни справа, ни слева не было видно никакого движения и я с лейтенантом было уже собрались перемахнуть дорогу, как нам навстречу выскочил живой и невредимый Селиванов.
– Фуууу…, ёлки-палки… Мы уж собирались проверить, где там лежишь, а ты вон живее всех живых.
– Не дождётесь, товарищ майор, – осклабился в азартной улыбке водитель, – всё разведал. Можно здесь прорываться на ту сторону. Немцы как начали стрелять, я по просеке ломанулся дальше. А там-то лесу с гулькин нос, метров восемьсот и просека вся заросшая. Да, как раз посередине её пересекает тоже, когда-то бывшая просека, а сейчас там вполне нормальная наезженная дорога. Я по ней тоже прошуровал с полтора километра и она выходит в большое поле. Огляделся и справа ещё один лес. Километра три и всё полями…
К одиннадцати часа вечера движение на дороге прекратилось и мы благополучно перескочили на ту сторону и за 2 часа спокойной езды по полям проехали около семидесяти километров и уткнулись в Днепровско-Бугский канал. Это потом узнал, как он называется. А сейчас мы смотрели и не знали, как пересечь тридцатиметровое водное пространство. Пришлось срочно становиться на днёвку и вести разведку с целью обнаружения брода, мостов или парома.
Глава пятая
Длинная, серая колонна пленных уныло брела по дороге, бессильно шаркая ногами и подымая жидкие клубы пыли. Голова колонны с немцем на крупном коне и с автоматом на груди, видать старшим конвоя, миновала нас минут как десять, а конца колонны не было видно.
– Тысяч семь наверно…, и то, как минимум, – шепнул мне лейтенант Волегов и я, молча и согласно мотнул головой. Колонна действительно была большой.
– Блядь…, – тихо выругался Кузнецов, лежавший по другую сторону от меня, – стадо баранов. Там же конвойных, раз-два и обчёлся. Дружно напали, грохнули немцев и в разные стороны….
Помолчали, сожалеюще глядя на серую массу, скорбно тянувшихся мимо нас по дороге. Тяжело вздохнул и с досадой пояснил: – Нету там командиров, кто мог бы сплотить их и дать команду… А там одни красноармейцы и они уже смирились с пленом. Сам глянь, – и сунул бинокль Кузнецову.
Около семи тысяч красноармейцев…, половина дивизии… Да если бы каждый убил хотя бы по одному немцу!? А они безропотно сдались и сейчас безучастно идут в плен, не зная, что из этих семи тысяч дай бог хоть бы сотня, две доживут до освобождения от плена в 1945 году. А там ведь потом и наши могут заслать в лагеря на несколько лет за сдачу плен. А потом на всю жизнь отметка – был в плену. Лучше погибнуть честно в бою, чтобы тобой гордились, а не стыдились за сдачу в первом же бою.
А эти идут, как правильно сказал Кузнецов, баранами. Головы опущены, без ремней, расхристанные, полураздетые. Кто в пилотке, кто в каске, кто вообще без головного убора, у некоторых на плечи накинуты запылённые и грязные шинели без хлястиков и это уже не воины, а стадо. Ведь конвоиров действительно было мало. Немцы идут по обе стороны колонны с интервалом метров двадцать-двадцать пять и смять их дело одной минуты. Но нет, пленные послушно брели, их иной раз пинали или били прикладами, подгоняя, и вместо того, чтобы напасть, отобрать винтовку, кинуть боевой клич, жертва прибавляла шаг или наоборот пыталась забиться в середину колонны.
– Оооо…, оооо…, – вдруг удивлённо вскрикнул лейтенант Кузнецов, смотревший влево, в хвост колонны, который наконец-то вышел из-за поворота дороги в трёхстах метрах от нашей лёжки, – смотрите, товарищ майор, кажется капитан НКВДист брестский…
– Да ну…!? Ну-ка дай бинокль… Где он? – Выхватил бинокль из рук Кузнецова и навёл его на хвост колонны, – где, где он?
– Да вон, немец идёт и прикуривает сигарету….
– Ага, вижу немца. Аааа…, чёрт побери, точно Свиридов. Ну, блин, и везёт же ему на плен…, – это действительно был Свиридов, только он был одет в поношенную красноармейскую форму без ремня. И на ногах у него были не лихие «в гармошку» хромачи, а обыкновенная серая кирза. Шёл он с края и что мне понравилось, исподтишка, непримиримо зыркал глазами по сторонам. Да и рядом с ним красноармейцы, хоть и имели понурый вид, но их отличало от остальных более твёрдый шаг и некая целеустремлённость в движениях.
Если бы не Свиридов и явно сплочённые вокруг него красноармейцы, так бы и пропустил колонну мимо и пусть они сами строят свою судьбу, которой покорились, а не пытаются изменить.
В голове мигом прокрутилась куча вариантов освобождения и, не особо раздумывая, выбрал самый авантюрный и дурной.
– Селиванов, снимай гимнастёрку, – и сам стал поспешно стаскивать с себя свою, сердито шикнув на водителя, – чего ты вылупил глаза? Снимай и на мою…
Лейтенанты, тоже в удивлении уставились на меня, глядя как одеваю через голову гимнастёрку Селиванова.
– Парни, слушайте меня… Волегов наган мне, – я выхватил из его руки протянутый наган и вместе с ТТешкой сунул его за брючной ремень за спину. Запасную обойму пистолета засунул за голенище пыльного хромового сапога, резкими движениями ладоней беспорядочно встопорщил волосы на голове, придавая неряшливый и запущенный вид, и быстро заговорил, – сейчас я иду сдаваться в колонну, соединяюсь с Свиридовым и как мы поравняемся с нашим местом нападаем на конвоиров. Вы страхуете и поддерживаете огнём… Всё, я помчался…
– Товарищ майор, товарищ майор…, – первым от растерянности очухался Кузнецов, но я лишь раздражённо махнул рукой и злым, шипящим голосом пригрозил, – попробуйте мне только затупить…
И, низко пригнувшись, побежал вдоль густых придорожных кустов навстречу хвосту колонны пленных.
В нужном месте присел, прикрываясь зарослями, а когда с моим укрытием почти поравнялся Свиридов, выпрямился, поднял руки вверх и вышел на открытое пространство и сразу был замечен конвоирами.
– Оооо…, рус Ифан… Komm zu mir, – смеясь, замахали мне руками конвоиры. Немцы были ещё непуганые, беззаботны от лёгких побед первых дней войны и своей властью над многотысячной толпой послушных пленных. Изобразив на лице страх, я робким шагом двинулся к дороге, одновременно словив узнавающий и удивлённый взгляд Свиридова.
– Komm…, Komm…, – поманил к себе пальцем один из конвоиров и сам спустился ко мне с дороги. Я остановился и тот, держа в правой руке винтовку, легко обхлопал меня по бокам, после чего беззлобно толкнул прикладом в проходящую колонну, как раз к шеренге к Свиридову. Тот меня ловко подхватил и сунул в середку.
– Ты что, майор, сдурел что ли? – Сердито зашептал мне он на ухо.
– Это ты дурак, а я вынужден снова тебя спасать…, – огляделся, незаметно достал из-за спины наган и по низу сунул его в руку капитана.
– Оп-па-на…, – еле слышно выразил своё удивление и радость Свиридов, а я горячо зашептал, – через сто метров справа – видишь группу кустов?
– Угггу…, – понятливо угугнул капитан.
– Там мои сидят. Как поравняемся, по моей команде нападаем на конвоиров, кончаем их и ходу в лес. Мои помогут и прикроют. Понятно?
– Угорцев, – едва сдерживая рвущуюся радость, прошептал Свиридов, – конечно, дорогой, понятно.
И тут же сам чуть громче произнёс, вроде как бы не обращаясь ни к кому: – Бойцы, приготовились…, – как будто освежающий ветерок пронёсся по нескольким рядам и ещё несколько секунд назад, вяло бредущие люди, внутренне подобрались, готовясь к схватке.
А немцы продолжали беззаботно конвоировать послушную толпу, даже не заметив никаких изменений. Немец, который принял и обыскивал меня, на ходу закурил и с удовольствием, приподняв голову, выпустил в воздух струю сигаретного дыма. Бросил мельком взгляд на нашу шеренгу и слегка ускорил шаг, наверно увидев некий непорядок в впереди идущих шеренгах. А мы в это время поравнялись с местом нашей засады.
Свиридов бросил на меня вопросительный взгляд и я, сунув руку к пистолету, набрал в лёгкие воздух и громко закричал протяжно команду: – Ротааааа…! Слушай Команду! Вперёд…! В Атаку! Бей немцев! Бей гадов! – Последние слова выкрикнул на одном дыхании, одновременно кинувшись вперёд, замахнулся и пистолетом сильно рубанул по голове поворачивающегося ко мне конвоира. Колонна, как всё равно ждала командирскую команду, мгновенно ожила и немец ещё не упал на землю, а уже крайний красноармеец рвал из его руки винтовку. Я ломанулся вперёд и через несколько шагов выстрелил в следующего конвоира, успевшего отскочить в сторону и передёргивающего затвор. Но, получив пулю в живот, тот выронил винтовку, обеими руками обхватил рану и рухнул на колени. И через мгновение был сбит с ног, рвущимися к нему пленными.
Хлопнуло ещё несколько выстрелов и стрелять было уже в не в кого. Волна схватки покатилась в голову колонны, где тоже захлопали выстрелы немецких винтовок, застрочил автомат старшего конвоиров. Но их жалкий огонь не мог сдержать злобно-торжествующего порыва вдруг оживших несколько тысяч освобождающихся от плена людей и судьба этой колонны была бы решена в нашу сторону. Но как это часто бывает на войне – в одно мгновение военная удача могла повернуться в другую сторону и победа превращалась в поражение. Так и здесь. Всего лишь случайное совпадение. В голове колонны внезапно застучал пулемёт, к которому дружно присоединились многочисленные винтовочные выстрелы со встречной колонны немцев.
Да и к нам в хвост уткнулась легковушка с мотоциклом охраны, которые незамедлительно открыли губительный огонь по пленным, прекратив схватку. И вся масса пленных, посчитав на той стороне дороги лес более густым и близким, чем наша сторона, ломанулась в ту сторону, теряя по пути убитых и раненых товарищей от пулемётного огня. Побежал было туда и Свиридов, но я вовремя ухватил его за рукав и ткнул пистолетом за спину: – Не туда…. Там наши…
Мы стремительно скатились с дороги, огромными скачками пролетели короткое открытое пространство и благополучно вломились в кусты. Нам повезло, немцы на мотоцикле игнорировали нас и стремились расстрелять большую массу людей на той стороне. А когда мы влетели в кусты Волегов и Кузнецов дружно открыли по мотоциклистам огонь из автоматов, который поддержал и Селиванов из винтовки, быстро заставив немцев спешиться с мотоцикла и залечь с той стороны дороги.
Ещё минуты две постреляли в ту сторону и, убедившись, что все, кто хотел сбежать, убежали в лес, мы сами быстро ретировались от дороги. С полкилометра бежали по лесу, пока хватало дыхалки, после чего остановились, попадав на зелёную травку без сил в небольшом лесном овраге.
Несколько минут приходили в себя, прислушиваясь к отдалённым, уже редким выстрелам на дороге. По всем прикидкам, убежать удалось только хвосту колонны. От силы человек двести, остальные либо просто не успели или струсили и легли на дороге при первых же выстрелах. Ну и хрен с ними.
– Ну…, ты и авантюрист, майор, – с восхищением в голосе произнёс, наконец-то отдышавшись, Свиридов, – как ты тут оказался?
– Аааа…, – вяло отмахнулся рукой, сплюнув густую слюну, и сам задал встречный вопрос, – тебя-то как угораздило второй раз оказаться в плену?
Вопрос задал вроде бы нормальным тоном и без всякой подоплёки, но он неприятно задел самолюбие НКВДиста и тот обидчиво взорвался: – Я-то в отличии от тебя дрался и вот так получилось, что оказался в таком положении. Ты-то сам чего в красноармейской форме и чего по лесам прячешься? Смотрю, от десяти человек только трое с тобой осталось… И то уже раздетые до исподнего, – едко и уже более спокойным тоном закончил капитан и язвительно кивнул на Селиванова, который так и не стал одевать мою форму и нёс её аккуратно сложенной в руках.
– Как ты был, Свиридов, дураком так ты и им остался, – спокойным тоном констатировал оценку его умственных способностей, не стесняясь, при младших по воинскому званию. И, стянув через голову солдатскую гимнастёрку, протянул её водителю. И через полминуты, затягивая на себе командирскую портупею, насмешливо смотрел на Свиридова.
– Обижаться на твои слова не буду, сам через несколько минут всё увидишь. Пошли дальше.
Уж не знаю, что там думал капитан, но увидев знакомую полуторку, сорокопятку и остальных бойцов, хорошо вооружённых, он был изрядно смущён.
– Эххх… Ладно, Угорцев, чего в сердцах не скажешь. Извини.
– Ничего, бывает. Наверно перекусить хочешь? Да и нам не мешает…, – и распорядился насчёт лёгкого завтрака, так как после такой нервной встряски, желудок требовательно запросил потраченные калории обратно.
Утолив первый голод и прихлёбывая тёплый чай, Свиридов поведал свою историю. Правда, в кратком изложении, оправдываясь, весьма смущённо и только мне: – Ты, Угорцев, хочешь верь, хочешь не верь, но вот так получилось. Конечно, можно было вместо плена застрелиться. Ну…, застрелился бы и сейчас валялся в поле… А так живой и ещё буду немцев бить. Поэтому, когда все начали подымать руки вверх, снял с убитого красноармейца форму и переоделся. И ещё документы свои сумел сохранить, – развёл он руками, заканчивая свой рассказ. Снял сапог с ноги и из-за голенища достал свои документы, – воооо…, видишь…
Снова одел сапог и, крепко притопнув, с лёгкой обидчивостью в голосе продолжил: – Мы бы и без тебя освободились. Я ещё во временном лагере сумел ребят надёжных вокруг себя собрать и вот когда шли, мы уже подбирали момент… Спасибо тебе, но мы бы и сами… Так что, ты нос то особо не задирай. А то смотришь на меня с неким сомнением, как прокурор. Не веришь что ли?
Да я не особо и слушал его, просто смотрел и думал – Неужели из-за него меня сюда из будущего забросили? Ведь с самого начала мы с ним только и делаем, что сталкиваемся нос к носу…. За эти дни скитания по вражескому тылу перебрал всех, кто был на этот момент со мной. Ведь самое поразительное, что с первого дня по этот даже никого не ранило. Так…, царапины да синяки. Все целые и я тоже. Себя, на роль мессии, даже не рассматривал. Не собирался добиваться встречи с высшим руководством страны. Не собирался, основываясь на своих скромных знаниях истории, влиять как-то на ход войны. Я пешка – обыкновенная пешка, которую даже слушать не захотят. И остальные рядом со мной, простые, обыкновенные люди и тоже пешки в этой большой войне. Ведь каждый из нас мог запросто погибнуть в любой момент. Хотя бы даже когда мы с боем пересекали Днепровско-Бугский канал. Мы ведь там надолбали кучу немцев и все остались живы.