Я (не) ведьма

Глава 1. Три девицы у ручья

– Да не верю я ни в сон, ни в чох, ни в черный глаз, – сказала я решительно, потому что лепет сестер надоел до оскомины. – Надо вам – идите и гадайте. А я буду спать. Завтра праздник, я не хочу выглядеть бледным призраком на вашем фоне. У вас все равно румянец – недельным постом не выведешь.

Окно в комнату было приоткрыто, и соловьи пели, будто хотели свести с ума всех девиц на выданье, и но мои сестры остались глухи к их чарам и не желали слушать соловьиное пенье этой ночью.

– Ну Кирия!… – канючила Ольрун. – Ну пойдем! Втроем не так страшно!

– И вдвоем не страшно, – отрезала я, забираясь в постель и отворачиваясь к стене.

– Стра-а-ашно! – тут же подхватила Стелла, и обе негодницы принялись стаскивать с меня одеяло, в два голоса упрашивая пойти с ними.

– Возьмите с собой леди Сюсту, – отрезала я, мечтая надавать подзатыльников той и этой. – Даже если встретите черта, он убежит в страхе.

Сестры прыснули, потому что леди Сюста, наша домоправительница, и в самом деле могла обратить в бегство кого угодно. Не только внушительной фигурой и лицом вроде раздавленной репы, но и вздорным характером и голосом, как охотничий рог.

Мне показалось, что сестры отстали от меня, потому что отошли и зашептались, но вскоре Ольрун подкралась на цыпочках и погладила меня по плечу через одеяло.

– Если пойдешь с нами, – сказала она вкрадчиво, – я не скажу папочке, о чем вы разговаривали с сэром Вильямом под липами.

Я медленно повернулась к ней, не веря, что слышу это.

– Ты – что?.. – спросила я, выгадывая время, но по лицу сестры все и так уже было понятно. – Ты шпионила за мной…

Она хихикнула, и Стелла ее поддержала. Глядя, как они посмеивались, уже зная, что победили, я от души пожелала им на завтра сварливых и старых мужей. Но села в постели, сунув ноги в туфли.

– Вот и хорошо, – с улыбкой заявила Ольрун, сложив руки на животе. – Ты можешь не гадать, Кирия. Просто постоишь на тропинке, покараулишь.

Я не ответила, надевая халат и туго подпоясываясь, как воин, собирающийся на войну. Мои сестрицы были уже готовы – поверх халатов надели еще и бархатные накидки, хотя ночь была теплой.

– Пойдемте, – сказала я с отвращением и полезла в окно.

Мне пришлось помогать Ольрун и Стелле – они испуганно пищали, не решаясь спрыгнуть с подоконника, хотя до земли было всего футов пять. Согнувшись и подставив спину, я, стиснув зубы, выдержала вес одной, а потом другой, хотя мои сестры были вовсе не худышки.

Кому из них пришла идея с лунным гаданием, я не знала и знать не хотела, но сегодняшним вечером они прожужжали мне все уши, что хотят сходить к ручью Феи и загадать на женихов, которых им предстояло завтра выбрать. Мои сестры были старшими дочерьми в роду Санлис, и хотя королевство было крохотное, а наш отец – король Бернар, считался вассалом верховного короля Альфреда из Байё, невесты они были завидные, и на завтрашний праздник по случаю их совершеннолетия приехали больше сотни рыцарей разных королевств и земель, чтобы побороться за право назваться зятем короля.

Вообще-то, старшей принцессой была я, но дома об этом вспоминали редко, а в семейные хроники меня и вовсе не вписали, потому что мой папочка не удосужился надеть моей матери обручальное кольцо, оставив ее конкубиной, а после ее смерти в тот же год женился на леди Готшем, уважаемой матушке моих многочисленных сводных сестер и братьев, которые получили все привилегии принцесс и принцев крови.

И хотя я не была служанкой в отцовском доме, но на мое совершеннолетие турнир не собирали, и вот уже три года как сэр Вильям безуспешно пытался заручиться у отца согласием на наш брак, но отцу то было некогда, то он находил это ужасно смешным – чтобы его дочь стала женой безземельного рыцаря, то попросту говорил, что мне еще рано покидать семью.

Леди Готшем, впрочем, мечтала об иной для меня участи. С тех самых пор, как мне исполнилось двадцать два года, она всячески намекала, что монастырь – лучшее место для такой девушки, как я. Тем, кто не особо красив, запятнан грехами распутной матери, да еще и сварлив характером, одна дорога – в послушницы, а затем и в монахини, чтобы исправить дурную душу молитвами и божеским послушанием. И я больше всего боялась, что если Ольрун или Стелла расскажут отцу о наших с Вильямом встречах, мачеха точно позаботиться, чтобы я поскорее отправилась в обитель святых сестер – замаливать грехи дурной души.

Поэтому сейчас я обреченно шла по тропинке к ручью Феи, а мои сестры семенили следом, ахая и пища от страха всякий раз, когда где-то в темноте ломалась ветка или суслик перебегал дорогу.

Каким образом я могла бы защитить сестер от призраков, нетопырей или разбойников, если таковым придет в голову напасть на них в королевском саду – для меня оставалось загадкой. Как оставалось загадкой и то, кто осмелился бы пробраться в королевский сад, обнесенный, к тому же, двухметровой стеной.

Дыхание ручья мы почувствовали шагов за тридцать – потянуло сыростью и прохладой… Собственно, это был не ручей, а маленькая река – шириной шагов десять. Ручьем ее называли по старой памяти – вроде как когда-то вместо реки здесь бил ключ и протекал ручей, а у ручья жила прекрасная фея, которая вышла замуж за смертного рыцаря и принесла ему удачу и счастье.

Я не верила в легенды, но мои глупенькие сестры верили. И были убеждены (как и все девицы в округе), что если в полнолуние прийти на берег и бросить шпильку в отражение луны в воде, то дух феи покажет образ будущего мужа.

В эту ночь луна как раз была полной, и Ольрун со Стеллой дрожали от предвкушения разузнать, кто же завтра окажется победителем турнира и попросит их руки у отца. Мы вышли на берег, и я сделала широкий жест рукой, приглашая сестер бросаться шпильками в отражение луны – благо, луна висела прямо над садом, желтая, как головка сыра.

Ольрун осмелилась первой и бочком приблизилась к самой воде, чтобы бросить шпильку наверняка. Я зевнула, услышав бульканье. Что-то подсказывало мне, что предсказания мы будем ждать очень долго.

Так и случилось – Стелла извелась в ожидании, пока Ольрун стояла столбом, вглядываясь в лунное отражение. Когда она вернулась, лицо ее выражало досаду.

– Ну что? – спросила Стелла с придыханием. – Ты что-нибудь видела?! Лицо разглядела? Старый или молодой?

– Ах, не говори так быстро, даже голова закружилась, – ответила Ольрун, поднося ладонь ко лбу, чтобы показать, как утомила ее болтовня Стеллы. – Лица не разглядела, потому что пошла рябь. Но он был на гнедом коне, и красивый.

Хотелось бы мне знать, как она определила, что он красивый, если не разглядела лица! Но Стелла приняла все за правду и завистливо вздохнула.

– Теперь я, – сказала она тоненьким голоском.

– Красивый, значит? – спросила я, когда мы с Ольрун остались в тени дуба, глядя, как Стелла крадется к воде, приподнимая подол, чтобы не промочить во влажной траве.

– Очень, – тут же ответила Ольрун.

– И конь гнедой?

– Да, с черной гривой и черным хвостом.

Почти у всех наших рыцарей кони были восточной породы – как раз гнедые, с черными гривами и хвостами. Я едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть, но не стала ничего говорить. Тому, кто хочет быть обманут, обманываться не запретишь. Мы услышали всплеск, а потом ждали, пока Стелла разглядит свою судьбу.

Стелла стояла, вытянув шею, потом начала переминаться с ноги на ногу, а потом оглянулась на нас раза три и поспешила обратно.

– Я ничего не увидела, – объявила она. – Только луну…

– Ну все, значит, завтра замуж выйдет одна только Ольрун, – сказала я скорбно.

Стелла вскрикнула и приготовилась разреветься, но Ольрун перебила ее слезы, зябко кутаясь в накидку:

– Кто хотел – тот узнал. Пойдемте домой. Я совсем замерзла.

Я была с ней полностью согласна, но Стелла захлопала глазами и затопталась на месте.

– А моя шпилька? – спросила она растерянно.

– Какая шпилька? – переспросила я, сразу насторожившись.

– Шпилька, – она махнула в строну реки. – Которую папа подарил…

– Ты бросила в реку папин подарок?! – зашипела Ольрун. – Жемчужную шпильку?!

– А ты какую? – спросила Стелла, запинаясь.

– Простую! – повысила голос Ольрун. – Ты с ума сошла – бросать драгоценности в воду?

На этот раз Стелла расплакалась.

– Я думала… я думала… – бормотала она сквозь слезы.

– Не плачь, – досадливо сказала я. – Завтра отправим кого-нибудь из слуг, они достанут.

– Как ты себе это представляешь? – напустилась на меня Ольрун. – Да ты тоже с ума сошла, Кирия! Если леди Сюста узнает – она обязательно донесет папе. А если он узнает, что мы ночью бегали по саду…

– Да что он сделает? – передернула я плечами. – Покричит на вас и успокоится… Вы что на меня так смотрите?

Но сестры замолчали и уставились на меня. Стелла даже перестала плакать.

– Ты же умеешь плавать, – сказала Ольрун, и ее голос очень живо напомнил мне голос леди Готшем. – Достань шпильку.

– Вы с ума сошли, – сказала я, потому что Стелла кивнула, соглашаясь со словами сестры. – Сейчас ночь, как я ее найду?

– Луна на месте, я бросила шпильку прямо в середину, – с готовностью подсказала Стелла.

– Пусть завтра достанет кто-нибудь из слуг, – попробовала убедить их я. – Вот, сейчас луна как раз напротив дуба…

– Завтра шпильку затянет в ил, – сказала Ольрун. – Она тяжелая.

– Не полезу туда, – огрызнулась я. – Надо – ныряйте сами, тут неглубоко.

Решительно разведя сестер в стороны, чтобы дали дорогу, я пошла по тропинке к дому, но сладкий голосок Стеллы меня остановил.

– А ты не боишься, что мы расскажем папе про сэра Вильяма?..

Я медленно обернулась. Сестры смотрели на меня, сложив руки и одинаково склонив головы набок – совсем как их мать.

– Вы бессовестные, – только и сказала я.

– Поторопись, пока луна не ушла в сторону, – с улыбкой пожелала мне Ольрун.

Не глядя на них, я распустила пояс, сняла халат и бросила в лицо Ольрун. Она недовольно заворчала, а я уже сняла рубашку, оставшись голой. Подвязав волосы и сбросив туфли, я босиком прошла к речке и осторожно спустилась в воду. Здесь все заросло осокой, и я раздвигала ее руками, с содроганием чувствуя, как пиявки тычутся в ноги. Зайдя по грудь, я оттолкнулась и поплыла. Теперь луна казалась мне длинным желтым пятном на черной воде, а не головкой сыра.

Ругая про себя недотепу Стеллу, решившую погадать отцовским подарком, я сделала глубокий вдох и нырнула, зажмурившись. Здесь оказалось глубже, чем я ожидала, но я достала дна и наугад черпнула ил и песок горстью. Неудача.

Вынырнув и отфыркиваясь, я увидела на берегу сестер – Ольрун прижимала к груди мою одежду, а Стелла в нетерпении подпрыгивала на месте.

– Нашла? – пискнула она.

Вместо ответа я нырнула снова.

Я умела плавать. В отличие от сестер, мое детство прошло не за обучением вышиванию и игре на музыкальных инструментах. Леди Готшем считала, что незаконнорожденной дочери не полагается изящных знаний, и личная служанка и гувернантка ей тоже не требуются. Поэтому я была предоставлена сама себе и предпочитала проводить время в компании нашего конюшего. Сэр Донован не умел вышивать и играть на лютне, зато знал, как вскочить в седло, не опираясь на стремя, и как плавать саженками.

На этот раз мне повезло больше, и я коснулась пальцем чего-то твердого. Задержав дыхание, я зарылась в ил двумя руками и нащупала эту проклятую шпильку. Я совсем задохнулась, и, вынырнув, едва отдышалась. Отбросив с лица прилипшие волосы, я поплыла к берегу, зажав шпильку в кулаке, и тут обнаружила, что то-то было не так…

Мои сестры исчезли, будто их и не бывало. Я нашарила ногой дно и огляделась. Ольрун и Стелла пропали, а вместе с ними пропали мои рубашка и халат.

– Не смешно! – сказала я в сердцах. – Даже не думайте прятаться!

Но мне никто не ответил, и я закипела, хотя вода в речке была холодной. Дурацкая шутка! Совсем дурацкая! Я подавила желание бросить шпильку обратно в воду – пусть бы сами ее доставали! Но в это время от дуба отделилась черная тень. Человек шагнул к реке, попав в полосу лунного света, и я увидела, что это мужчина… Он был мне незнаком – я никогда раньше не видела его среди вассалов отца или гостей. Я стояла в воде по пояс, но даже не сообразила прикрыться. А он не подумал отвернуться и смотрел на меня не отрываясь.

Мое сердце провалилось в пятки, если не ниже. Незнакомец показался мне страшным и грозным, как демон ночи. А ведь я не верила в демонов! У него были прямые, чуть нахмуренные брови, длинный, крючковатый нос, с хищно вырезанными ноздрями, сурово сжатые губы и нижняя челюсть, чуть выдвинутая вперед – что придавало ему свирепый вид. Неровно подрезанные волосы придавали ему диковатый вид, как и короткая борода и усы – все знакомые мне рыцари брились гладко, по моде, заведенной королем Альфредом. Но этому, видимо, мода была безразлична.

Мне показалось, что даже соловьи замолчали, напуганные появлением этого мужчины, а на меня словно навалилось колдовское оцепенение, хотя я не верила и в колдовство. Прошла минута, вторая, а мы все так же смотрели друг на друга – молча, не шевелясь.

Пиявки вновь засновали вокруг меня, и я дернула в воде ногой, прогоняя их. Это разрушило колдовство, и я вместо страха и удивления ощутила злость. Какой-то мужлан залез в наш сад и позволяет себе таращиться на голую принцессу! Пусть я и незаконнорожденная, но в моих жилах тоже течет кровь Санлисов. А благородному рыцарю в этой ситуации следовало бы отвернуться!

Можно было переплыть на ту сторону и убежать, но я не хотела бегать голой нахалу на потеху.

– Не желаете отвернуться, добрый сэр? – спросила я зло. – И может, дадите что-то, чтобы даме прикрыться?

Он медленно снял плащ и развернул его, держа на вытянутых руках. И даже не подумал опустить глаза, как будто ждал, что я выйду из воды прямо к нему в объятия.

– Положите плащ на траву и отвернитесь! – приказала я, теряя терпение.

В этот раз до него дошло, он положил плащ на поваленное дерево и отвернулся.

Я выскочила из воды так быстро, как только смогла, оскальзывая и падая на колени, потом схватила плащ, набросила на плечи и помчалась к дому, не оглядываясь. Побеги незнакомец за мной – вряд ли догнал бы. Но позади было тихо, он не стал меня преследовать. Я добежала до клумбы с тюльпанами и остановилась отдышаться. Туфли остались на берегу, но их можно забрать и завтра, зато шпилька была у меня. Вытерев мокрое лицо полой плаща, я подошла к окну спальни и первым делом швырнула туда шпильку. Из окна тут же показались лица Ольрун и Стеллы.

– Вы спятили?! – шепотом закричала я на них.

– Прости, Кирия, – виновато всхлипнула Стелла, протягивая мне руку, чтобы помочь забраться в окно. – Там кто-то был, мы так испугались!

Помощи от ее руки было никакой, поэтому я просто вцепилась в подоконник, подтянулась и нырнула в комнату.

– Мы убежали и только потом вспомнили про твою одежду, – вторила Ольрун. – Ой, а что у тебя за плащ? – она коснулась моего плеча, гладя тяжелую ткань, а потом взвизгнула: – Там был мужчина?!

В этот момент я готова была задушить своих милых сестер.

Что разговоры о любви с сэром Вильямом и пара поцелуев, если какой-то мужчина видел меня голой и даже одарил своим плащом – ночью, у ручья Феи? Да леди Готшем после такого точно отправит меня в монастырь, растрезвонив, что дочь пошла по стопам матери и отдалась первому встречному.

– Не кричи, – одернула я Ольрун, наступая первой. – Это плащ Донована. Хорошо, что ему не спалось, и он не бегал по саду голым, как могла бы бегать я, по вашей милости. Если папа узнает, что вы так жестоко надо мной подшутили, подставив под угрозу честь семьи Санлис…

– Это не шутка, Кирия! – переполошилась Стелла. – Мы не нарочно! Не говори папе!

– Еще и шпильку бросила в воду, – сказала я умышленно грозно, – вот так ты дорожишь отцовскими подарками…

Минут пять я наслаждалась тем, что сестры упрашивали меня хранить тайну нашей ночной прогулки. Позволив себя поуговаривать, я милостиво согласилась забыть обо всем. При условии, что они забудут о бедном сэром Вильяме и разговоре под липами.

Тут же было заключено обоюдовыгодное соглашение, и я налила в умывальный таз воды, чтобы отмыться от тины. Пока я купалась, Стелла улеглась в постель, прижимая к груди заветную шпильку. Ольрун тоже хотела лечь, но ее заинтересовал плащ, который я положила возле своей кровати. Я не успела остановить любопытную сестру, и она уставилась на небольшой – размером с ладонь – лоскут золотой парчи, нашитый на плаще.

– С каких это пор Донован обзавелся гербом? – спросила Ольрун удивленно. – И что это за герб? На нем змеи! Чей это герб? Кирия, ты сказала, что плащ дал Донован…

– Не было у него плаща, – ответила я резко. – Сходил и принес чей-то. Украл, наверное, у твоего будущего жениха. Хочешь пожаловаться отцу?

– Чего ты такая злая? – протянула она, бросая плащ. – Мне не надо в мужья того, у кого змея не гербе. Это нехороший знак, колдовской.

– Вот и держись от него подальше, – посоветовала я ей.

Сестры легли спать, а я еще долго расчесывала волосы, понимая, что на завтрашнем турнире не будет девицы бледнее меня. Ольрун и Стелла уже сладко посапывали, когда я подняла плащ, тоже разглядывая герб на золотой парче. Нет, это была не змеи, Ольрун ошиблась. Это было сухое дерево с изогнутыми ветвями. Я не знала такого герба.

Когда утром я сбегала к ручью Феи, чтобы забрать свои туфли, то не нашла их на берегу.

Глава 2. Победитель и пряжка

– Ты бледная, как призрак, – выговаривала мне леди Готшем, когда мы ехали в открытой коляске на ристалище. – Сядешь в стороне от нас, не желаю, чтобы твой унылый вид отпугнул женихов моих дочерей.

– Вам не стоит так беспокоиться, – ответила я сквозь зубы. Мачеха не знала еще, что после вчерашнего плавания у меня все ляжки были порезаны осокой. Не слишком приятные ощущения, когда под юбкой все горит и чешется, поэтому и вид унылый. – Не волнуйтесь, женихи посмотрят на меня, посмотрят на ваших дочерей, и найдут их божественными красавицами.

– Не дерзи! – прикрикнула она на меня.

Я пожала плечами и отвернулась, глядя на разноцветные шатры, покрывавшие поле от края до края. Ольрун и Стелла тоже смотрели на них – где-то там сейчас разминались перед турниром их будущие мужья. По крайней мере, один нам был известен – молодой красавец на гнедом коне. Между прочим, рядом с шатрами были привязаны боевые кони – все, как на подбор, гнедые, с черными гривами и хвостами.

Отец догнал нас верхом, он сидел в седле подбоченясь, лихо держа поводья одной рукой, и пребывал в прекрасном расположении духа.

– Отличный день! – похвалил он погоду. – Как раз для такого события! Верно, Гого?

– Вы правы, милорд, – ответила леди Готшем, хмуря брови.

– Что опять не так? – тут же понял ее недовольство отец.

– Почему вы решили, что что-то не так? – завела она обычную песню. – Все прекрасно, милорд! Все удивительно прекрасно!

Отец принялся уговаривать ее открыть ему душу, и мачеха открыла – нажаловалась, что я слишком бледная, и слишком унылая, и в результате мне было велено сесть среди фрейлин. Я не протестовала, потому что сидеть среди фрейлин – это значит сидеть не за спинами мачехи и сестер, а в первом ряду. Сидеть в первом ряду – значит, увидеть всё. А мне перепадало не так много развлечений, чтобы я из гордости отказалась сидеть с женами и дочерьми вассалов отца.

Ради праздника Ольрун и Стелла были наряжены с несказанной пышностью. Стелла потихоньку стонала, что не может наклонить голову – такими тяжелыми были ее серьги и диадема. В отличие от сестры, я могла вертеть головой, как вздумается – мои серьги были простыми золотыми колечками, а диадемы не полагалось вовсе. Зато я надела свое самое лучшее платье – темно-красного цвета, его сшили мне на совершеннолетие, и я берегла его, как хрустальное, потому что следующее платье мне, скорее всего, сшили бы только на похороны.

Усевшись между фрейлин, я поставила локти на деревянный щит, окружающий ристалище, и думать забыла о сестрах. Пусть красуются, высматривая женихов, а я намерена увидеть храбрых рыцарей в бою, и если Вильяму повезет – то выйду замуж и без золотой диадемы.

Турнир начинался общим выездом участников, и дамы беззастенчиво обсуждали рыцарей, и обсуждали не всегда – у кого глаза голубее. Я поджимала губы, чтобы не засмеяться, когда фрейлины совсем уж увлекались. Но их трудно было осуждать – рыцари в большинстве своем и правда были молодыми красавцами. Конечно – если приехали жениться на дочерях короля. Ведь старым и лысым вряд ли улыбнется дочь короля.

– А этого я раньше не видела, – сказала леди Мюрай, сидевшая рядом со мной. – Боже мой! Держите меня, иначе я сейчас оторву свои рукава и брошу ему еще до начала поединков!

– Вон тот, у которого штандарт – золото и черный? – подхватила леди Рюген. – Какой красавчик! Ах, я бы не только рукава ему бросила, но и все платье. Да и сама бы бросилась к нему… без платья!..

Фрейлины рассмеялись, а я не успела посмеяться вместе с ними, потому что в ту минуту увидела, о ком шла речь.

Рыцари ехали без шлемов, и я без труда узнала одного из них – и чуть нахмуренные брови, и хищно вырезанные ноздри, и немного выдающуюся вперед крепкую нижнюю челюсть. Но даже если бы я забыла черты лица того, кто накануне застал меня купающейся голышом, ошибки быть не могло – больше среди рыцарей не было ни одного усатого и бородатого.

Я тут же убрала локти со щита и постаралась укрыться за фрейлинами, которые размахивали руками, как ветряные мельницы крыльями, чтобы привлечь внимание рыцарей.

– Фу, он бородатый… – произнесла с отвращением молоденькая леди Лин. – Похож на варвара из диких земель!

– Что бы ты понимала, – поддразнила ее леди Мюрай. – Именно такие дикари особенно привлекательны в алькове.

– Чем? Своей дикостью? – фыркнула леди Лин.

– Куртуазности оставим для салонов, – сказала леди Рюген басом, и фрейлины опять покатились со смеху.

Словно назло, рыцарь с черно-золотым штандартом ехал во внешней шеренге, и, объезжая поле, оказался совсем рядом с королевской ложей. На всякий случай, я закрыла лицо руками, подглядывая между раздвинутыми пальцами. Как и все участники турнира, рыцарь не сводил глаз с моих сестер, и это было неудивительно – таких красоток, как мои сестры было поискать и не найти. Белокурые, румяные, как заря, и белые, как снег. Даже бессонная ночь не стерла румянца с их сдобных мордашек. Сестры и сами по себе были хороши, а в фамильных украшениях Санлисов и вовсе казались прекраснее фей.

– Какой у него герб? – перебила мои мысли леди Рюген. – Я не разглядела.

– По-моему, змеи, вставшие на хвост, – сказал кто-то из дам с недоумением. – Кто хорошо помнит геральдику?

– Там не змеи, – я отняла руки от лица и почувствовала себя спокойнее, потому что участники турнира удалились с поля. – Там сухое дерево. Черное, на золотом фоне.

Эту новость принялись обсуждать с огромным пылом, но никто не мог вспомнить подобного герба.

– Подождем, когда его объявят, – сказала леди Рюген. – Простите меня, подруги, но я намерена познакомиться с ним поближе.

– Какая прыткая! – засмеялась леди Слим.

– Остальные в очередь. Он ваш, если мне не повезет, – ответила леди Рюген со смешком и поставила локти на щит, совсем как я некоторое время назад. – А на вас он произвел впечатление, леди Кирия? – спросила она учтиво, но и я, и все остальные понимали, что учтивостью тут не пахнет.

– Произведет, если выбьет сэра Лукаса из седла, – ответила я ей в тон.

Сэр Лукас был победителем прошлых состязаний, и золотой венец королевы турнира вручил Ольрун. Ожидалось, что он и сегодня повторит свой подвиг, и моя сестра получит в женихи «красивого рыцаря на гнедом коне».

– Вы решили осчастливить нас вашим присутствием? – продолжала расспрашивать леди Рюген. – Или просто отсюда лучший вид, чем из-за спин принцесс?

– Ваша правда, – согласилась я, – вид отсюда лучше. Только слишком шумно, потому что вы стрекочете, как сорока. Сейчас герольд объявит участников, а вы не расслышите имени рыцаря, так поразившего ваше воображение. И пойдете на него в атаку, называя его «сэр-не-расслышала-вашего имени». Заведомый проигрыш, как мне кажется.

За моей спиной послышались смешки, но я даже не оглянулась.

– Ваша правда, – сказала леди Рюген с усмешкой. – Лучше буду сидеть тихо, чтобы не упустить своей удачи.

На этом разговор между нами закончился, и фрейлины предпочли не замечать меня, перешептываясь между собой.

Турнир начался с парных поединков по жеребьевке. Победители соревновались между собой, уже получая право выбирать соперников.

Сэр Лукас выступал первым, и его приветствовали цветами и восторженными криками, бросая букеты под копыта коня. Разумеется, в рыцаря летели и перчатки, и платки, и рукава, но он гордо нес на шлеме рукав синего шелка с золотом – цвета принцессы Ольрун. Я невольно позавидовала сестре – это кружит голову, когда первый рыцарь признает тебя своей дамой. Вильям вряд ли выиграет, если только повезет в жеребьевке и попадется не слишком сильный соперник на не слишком резвом коне. Странно, что Вильяма в числе участников я не заметила, и в душе подосадовала на леди Рюген, которая расщебеталась насчет бородатого рыцаря – отвлекла меня болтовней.

Сэр Лукас победил без особых трудов, и его слуги увели с поля коня побежденного рыцаря. Самого побежденного утащили, держа под руки – бедняга не совсем пришел в себя после могучего удара. Получив свои аплодисменты и восторги, сэр Лукас отправился отдыхать и дожидаться второго тура поединков, а мы продолжили любоваться увлекательным зрелищем.

Рыцари выезжали попарно, съезжались с длинными копьями, а потом, если оба оставались в седле, спешивались и рубились мечами. Я любила пешие поединки больше конных – так можно было оценить не только силу, но и ловкость участников. Бились на тупых мечах, чтобы избежать смертоубийства и излишнего членовредительства, но от этого сражения не стали менее занимательными.

Когда очередной победитель покидал ристалище, его осыпали цветами, платками и конфетами драже. С каждой минутой толпа становилась все более разгоряченной, и крики над полем напоминали уже громовые раскаты. Я заткнула правое ухо, потому что леди Рюген вопила, как резаная, подбадривая участников, а когда на поле выехал бородатый рыцарь, она и вовсе завизжала, едва меня не оглушив.

– Сэр Рэндел Эдейл против сэра Марвина Слоу! – объявил герольд, протрубив в серебряную трубу.

– Эдейл? – переспросила леди Рюген. – Он сказал – Эдейл? Это графство? Или маркизат?

– Или глухая деревенька в болотах Уорчестера, – подсказала я, посмеиваясь. – Вы ждали принца, дорогая леди, но что-то подсказывает мне, что появился простой рыцарь, у которого и земельного надела-то нет.

Леди Рюген была разочарована, но не смутилась.

– Пусть так, – сказала она, распуская вязки на плече, чтобы снять рукав. – Мне же не замуж за него выходить.

– О да, – снова подхватила я. – Лорд Рюген будет удивлен, если вернувшись из похода обнаружит, что его супруга обзавелась двумя супругами.

– Какая же вы язва, принцесса, – заметила леди Рюген. – Вы-то готовы бежать хоть за безземельным, хоть за его вассалом, лишь бы замуж.

– Как видите, мои рукава на месте, – я напоказ подергала себя сначала за один рукав, а потом за другой. – А свое сердце я берегу больше, чем рукава.

– Потому что на него никто не покушается, – не осталась в долгу леди Рюген.

Я благоразумно промолчала, сделав вид, что увлечена начавшимся поединком.

– Непросто ему будет против сэра Слоу, – заметила леди Лин. – На что спорим, что дикарь вылетит из седла, как камешек из пращи?

Фрейлины тут же устроили спор, положив в залог серебряные бубенчики со своих кошельков, а участники разъехались по обе стороны поля, ожидая, когда герольд даст знак к началу поединка.

Герольд взмахнул полосатым флагом, и кони понеслись!..

Я следила с замиранием сердца и удивлялась сама себе – никогда раньше я не волновалась так во время рыцарского поединка. Даже когда сражаться выпадало Вильяму.

Кстати, а где Вильям?..

Я вспомнила о нем и сразу забыла, потому что копья ударили в щиты и разлетелись в щепки.

Толпа восторженно и одновременно разочарованно ахнула – потому что оба рыцаря усидели в седлах и, кажется, даже не покачнулись.

Поединщики разъехались, отбрасывая сломанные древки, и оруженосцы поспешили поднести им новые копья.

– Второй заезд! – объявил герольд.

– Вы потеряли бубенчик, – промурлыкала леди Рюген помрачневшей леди Лин.

– Еще не потеряла, – парировала та. – Это была случайность, что он усидел.

– Я и забыла, что сэр Слоу – ваш дядюшка! – засмеялась леди Слим тонко, как будто у нее самой в горле звенел серебряный бубенчик.

Сцепив руки на коленях, я слушала болтовню фрейлин. Сэр Эдейл поправил шлем, прежде чем принять копье у оруженосца. На шлеме не было ни ленты, ни перчатки, ни рукава. Рыцарь без прекрасной дамы? Тогда у леди Рюген и в самом деле есть шанс заслужить его благосклонность. Мне стало досадно от этой мысли, и я предпочла тут же хмыкнуть, доказывая высшим силам (а прежде всего – себе самой), что мне это совершено безразлично.

Новый взмах пестрого флага, и кони опять полетели, как вихрь.

Копья ударили о щиты, разлетаясь в щепы, а вместе с ними сэр Слоу ласточкой вылетел из седла под вопли зрителей.

Леди Лин покривилась, и леди Слим, посмеиваясь, сгребла ее серебряный бубенец.

– Победа сэра Рэндела Эдейла! – крикнул герольд трижды, чтобы услышали даже в последних рядах.

Рыцарь-победитель снял шлем, пока оруженосец подхватил под уздцы коня побежденного сэра Слоу, и леди Рюген протянула, поглаживая себя кончиками пальцев по шее и не спуская с победителя глаз:

– А ведь он даже не запыхался… Какой мужчина…

– Не он же скакал по ристалищу, – заметила я, – это делал его конь. А вот у него-то все бока лоснятся.

– Признайтесь уже, что завидуете, – шепнула мне леди Рюген.

Говорить подобное вслух она, все же, опасалась, но от этого ее слова не стали менее обидными.

– Чему же я завидую, леди?

– Тому, что он станет моим, а вам не достанется, – она улыбнулась так сладко, будто мы с ней говорили о засахаренных орешках.

– Он еще и вам не достался, – сказала я, посмотрев на нее и похлопав ресницами.

– Хотите поспорить, что я его получу? – леди Рюген повысила голос, чтобы услышали остальные фрейлины. – На бубенец?.. О! Но у вас же нет на сумочке бубенца!

– Конечно, нет, – невозмутимо подтвердила я. – Я же не лошадь. Бубенцы и сбруя мне ни к чему.

Леди Рюген только прищелкнула языком, и мы продолжили смотреть на рыцарей, сходившихся в поединках.

В первом туре победили шестеро, и я с разочарованием обнаружила, что Вильяма не было среди участников. Что-то случилось? В последнюю минуту захромал конь?

Во втором туре рыцарям разрешалось самим определять поединщиков. Сэр Лукас смотрел гордо, и его противники вовсе не спешили вызывать его. На въезде были поставлены шесть щитов с гербами победителей, и для вызова полагалось ударить копьем в щит того, кого желаешь видеть своим противником.

Сэр Бертран, сэр Вильяр и сэр Колрим ударили копьями в щиты друг друга, сэр Арнулф вызвал на поединок сэра Эдейла.

– Как они боятся сэра Лукаса, – заметила леди Слим. – Кого же выберет новенький? И сам сэр Лукас?

Толпа предвкушающе загудела, когда рыцарь Сухого Дерева ударил копьем в щит сэра Лукаса.

Мы сидели достаточно далеко, но все равно услышали, как сэр Лукас захохотал. Он взбодрил коня, заставив его прогарцевать напоказ, высоко вскидывая копыта, а потом ударил копьем в щит сэра Эдейла.

– По-моему, он нашел себе равного, – сказала леди Слим. – Скорее бы они сошлись! Так хочется на это посмотреть!

– Старшая принцесса не особенно довольна, – леди Рюген покосилась на меня, но я сидела, как каменная, даже не двинув плечом.

Я – не старшая принцесса. Старшая, по закону – Ольрун.

– Наверное, ей не слишком приятно, что ее рыцаря вызвал тот, кто может его победить, – продолжала леди Рюген.

– Но сэр Лукас все равно победит, – возразила леди Слим.

Леди Лин благоразумно промолчала. На ее сумочке не было второго бубенца.

Бросили жребий, определяя очередность, и первый бой выпал между сэром Лукасом и сэром Эдейлом.

– Есть справедливость на свете! – захлопала в ладоши леди Рюген. – У меня сил не было ждать!

Я не утерпела и оглянулась на королевскую ложу. Отец подался вперед, жадно наблюдая за рыцарями-соперниками, Стелла зевала, прикрыв рот ладонью, а мачеха что-то нашептывала на ухо Ольрун, которая мрачно надула губы. Вот мачеха отстранилась, и Ольрун сразу же изобразила нежную улыбку. Правильно, не дело дочери короля показывать, что кого-то из рыцарей выделяешь особо.

Взмах флага – и кони мчатся друг на друга.

Рыцари прикрылись щитами, выставив копья, латы нестерпимо блестят на солнце!..

Поединщики сшиблись с грохотом, и оба усидели в седлах!

Я облизнула пересохшие губы, не зная, отчего так волнуюсь. Мне-то какая разница – кто победит?

Второй заезд – и снова усидели!

Толпа кричала, не переставая, ожидая, что после третьего заезда будет пешая схватка.

– Господи, он в седле, как влитой, – сказала леди Рюген с улыбкой. – Да у него ноги просто железные. Надеюсь, и кое-что между ними тоже…

Я притворилась, что ничего не услышала, а леди Слим ткнула леди Рюген локтем в бок, поведя глазами в мою сторону, но та только хихикнула.

После третьего заезда, окончившегося ничьей, был объявлен пеший поединок. Рыцари спрыгнули с коней, и оруженосцы поднесли мечи.

– До первого падения! – выкрикнул герольд правила.

Сэр Лукас сделал шаг по направлению к противнику, собираясь нападать сразу и решительно, а в следующее мгновение упал, потому что получил удар по шлему мечом плашмя.

– У-у-у! Как загудело! – воскликнула леди Рюген. – Неужели шлем сэра Лукаса пустой?!

Она могла сколько угодно кричать, не боясь, потому что голос ее никто бы не услышал в море воплей зрителей.

Все повскакивали с мест, потому что никто не ожидал такого молниеносного поединка.

Вскинув меч, сэр Эдейл показал, что поединок закончен его победой, но сэр Лукас поднялся, и бросился к герольду, что-то доказывая и размахивая руками. Щитки на его кольчуге пускали солнечных зайчиков на невозмутимое лицо распорядителя турнира.

Герольд выслушал сэра Лукаса и подошел к сэру Эдейлу. Тот расстегнул ремешок шлема и снял его, внимательно слушая.

– О чем они там? – леди Рюген не могла усидеть на месте и вскакивала посекундно. Она уже сняла один рукав и теперь немилосердно сминала его, даже не замечая этого.

– Успокойтесь же, дорогая, – посоветовала ей леди Слим. – Наверняка, сэр Лукас жаждет реванша.

– Если сэр Эдейл победил сэра Лукаса, – сказала вдруг молчавшая до сих пор леди Альва, – он победил и в турнире. Вряд ли кто-то осмелится вызвать его, если побоялся вызвать сэра Лукаса.

– Сэр Арнулф уже вызвал Эдейла! – хихикнула леди Слим. – Бедняга не упал в обморок?

– Нет, – леди Рюган, прищурившись, посмотрела на участников. – Но, по-моему, у него внезапно порвалась подпруга, и он выбывает из турнира.

И в самом деле – оруженосец сэра Арнулфа уже уводил коня своего господина, а сам господин огорченно разводил руками, показывая, что весьма опечален, что не может продолжить бой.

– Они решили биться до трех падений! – угадала исход турнира леди Слим на полминуты раньше, чем об этом объявил Герольд.

По моему мнению, это было нечестно, но протестовать никто не стал. Зрители пребывали в диком восторге, что поединок продолжится, и он продолжился.

Сэр Эдейл снова надел шлем, и рыцари закружили вокруг друг друга, рассыпая солнечные сполохи клинками мечей.

Второе падение сэр Лукас допустил так же позорно – даже не успев нанести ответного удара. Меч противника пришелся снова в то же самое место, что и в первый раз, только поднялся благородный рыцарь уже не так быстро. Оруженосец рванулся помочь, но сэр Лукас остановил его жестом, показывая, что справится сам.

По знаку герольда, рыцари сошлись в третий раз, и толпа зашлась диким хохотом и улюлюканьем, когда сэр Лукас снова повалился на землю, пропустив удар по шлему.

– Победа!! – леди Рюген замахала рукавом так неистово, что мазнула меня по лицу, оцарапав щеку золотым шитьем на манжете.

Теперь никто не сомневался в исходе поединка, хотя сэр Лукас поднялся и яростно заспорил с герольдом.

– Все не угомонится! – воскликнула леди Рюген. – Но это понятно – кому охота позорно проиграть на глазах у принцессы.

Меня так и подмывало посмотреть на Ольрун, но в этот момент сэр Эдейл снял шлем, передавая его оруженосцу, и посмотрел в нашу сторону.

Не знаю, что привлекло его – обилие хорошеньких, нарядных женщин, или неприкрытый восторг леди Рюген, но он посмотрел именно на нас. И взгляды наши встретились.

Его взгляд пронзил меня, как молния. Пока все вокруг меня хлопали в ладоши, смеялись и кричали, я не могла даже поднять рук, ощутив странное оцепенение во всем теле. А ведь умнее было бы прикрыть лицо, чтобы он меня не узнал. Я даже забыла, что изрезанные осокой ноги немилосердно чешутся и горят. В этот момент я ощутила совсем другой огонь – в груди, слева, там, где сердце. И испугалась этого огня.

– Он смотрит на меня! – сказала леди Рюген с придыханием, тяжело падая на скамейку рядом со мной. – Так смотреть могут только настоящие мужчины. Взглянул – и ты уже готова упасть в его объятия.

Я промолчала, потому что в тот момент совсем не могла говорить – словно и язык мой сковала неведомая сила.

Но рыцарь смотрел на меня.

Что бы там ни стрекотала леди Рюген.

– Победил сэр Рэндел Эдейл! – объявил герольд, несмотря на протесты сэра Лукаса.

Победитель вскинул меч, приветствуя зрителей, и взгляд мой зацепился за рыцарскую перчатку – из кожи тонкой выделки, сшитую на заказ. Но не ее качество привлекло меня. К запястью, крепилась брошка – медная, гладкая, без гравировок и чеканки. И в этой брошке я безошибочно узнала свою пряжку – такие пряжки были на туфлях, которые я забыла на берегу ручья Феи, и которые исчезли поутру.

Мне стало жарко уже от макушки до пяток, будто вместо крови от сердца по жилам разлилось жидкое пламя.

Сэр Лукас, неуклюже волоча меч, побежал к королевской ложе. Он промчался мимо, и я услышала, как тяжело он дышит. Терзая ремешок шлема, он расстегнул его, наконец, и снял шлем. Лицо у рыцаря было злым и красным. Потные волосы прилипли к вискам и лбу.

– Ваше величество! – орал сэр Лукас, пытаясь перекричать толпу. – Требую реванша! Я поскользнулся!

Герольд прорысил до королевской ложи, пытаясь успокоить сэра Лукаса, пока все с интересом смотрели, как он беснуется. Я с усилием отвела взгляд от сэра Эдейла, и увидела, что отец хмурится. Споры на турнире случались и раньше, но никогда – так явно, и никогда в этом не был замешан первый рыцарь нашего королевства.

– Вам и так пошли навстречу, добрый сэр, – говорил ледяным тоном герольд, – не устраивайте скандала перед их величествами!

– Всего лишь досадная случайность! – вспылил сэр Лукас.

– Три раза, – напомнил герольд.

– Значит, отказываетесь? – сэр Лукас оттолкнул герольда и бросился на колено перед королевской ложей. – Сир! Прошу о милости!

– Правила едины для всех, – примирительно сказал отец. – Смиритесь, сэр Лукас. В конце концов, это всего лишь потешный бой, а не настоящее сражение…

Еще за секунду до того, как он это произнес, я ощутила странный укол в сердце. Я уже знала, что сейчас произойдет. Перед мысленным взором возник сэр Лукас, который колотил острием копья в черно-желтый щит с изображением сухого дерева.

– Да! Это был потешный бой! – сэр Лукас взвился на ноги. – А я желаю вызвать этого деревенщину на настоящий бой!

Прежде, чем кто-то успел его остановить, он промчался по ристалищу, выхватил копье у оруженосца сэра Вильяра и трижды ударил в черно-желтый щит острием. Это был вызов на смертельный поединок.

– Бог мой, какие страсти, – протянула леди Слим.

Сэр Эдейл, оруженосец которого как раз пытался увести законный трофей – коня сэра Лукаса, махнул рукой, и оруженосец отпустил поводья.

Герольд проворно выхватил у помощника трубу и трижды протрубил, привлекая внимание.

– Сэр Лукас вызвал сэра Эдейла на смертельный поединок! – провозгласил он. – Но нынешний турнир – свадебный, и сэр Эдейл может отказаться без ущерба для собственной чести…

– Какой умница, – прошептала леди Рюген, следившая за происходящим с особым вниманием. – Не надо смертельных поединков. По крайней мере… пока.

Отец перестал хмуриться и благодушно кивнул – такой исход был ему по душе. Не хватало еще смертельных поединков перед свадьбами дочерей. Кровь во время праздника – всегда дурной знак, тем более что ожидается главный праздник жизни.

Сэр Лукас, весь багровый от ярости, еще раз ткнул острием копья в щит, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в серьезности намерений.

– Он точно сошел с ума, – хихикнула леди Слим. – Сейчас будет говорить всем, что Эдейл отказался, потому что испугался выходить на честный бой.

– Я принимаю вызов, – раздался вдруг голос сэра Эдейла, и ряды зрителей снова всколыхнуло.

Несколько минут невозможно было ничего расслышать, герольд перебегал от одного рыцаря до другого, пытаясь уговорить их не совершать необдуманных поступков, но, судя по лицам соперников, уступать никто не хотел. Тогда герольд поднялся в королевскую ложу и долго шептался с моим отцом и первым советником.

– Решение принято! – объявил герольд, наконец, и все примолкли, ожидая, что произойдет дальше. – Поединок между сэром Лукасом и сэром Эдейлом состоится! Он будет до первой крови, и произойдет это… завтра!

Разочарованные возгласы полетели отовсюду, но отец прихлопнул ладонью по подлокотнику, поддерживая решение, и недовольным пришлось замолчать.

– Если сэр Бертран, сэр Вильяр, сэр Колрим и сэр Арнулф желают продолжения сегодняшнего поединка, – крикнул герольд, – они вправе выйти на поле!

Но рыцари не пожелали участвовать. У каждого нашлась отговорка, и турнир был завершен без победителя.

– Давно у нас не было таких потрясений, – сказала леди Рюген, вставая и потягиваясь. – А завтра – продолжение! Мне надо спешить, – и она обратилась ко мне, поддерживая меня под локоть, чтобы помочь встать со скамьи. – Как вы считаете, леди Кирия, кто победит завтра?

– Думаю, тот, кто и сегодня, – ответила я преувеличенно любезно, освобождаясь от ее поддержки. – Только если вы, леди, не доберетесь до сэра Эдейла этой ночью. Иначе я опасаюсь, что завтра он вывалится из седла еще до начала поединка. От усталости.

У леди Рюген хватило ума не отвечать, но леди Слим, давясь от смеха, переспросила:

– От усталости?

– Это ведь так утомительно, – кивнула я очень серьезно, – всю ночь звенеть бубенцами. Что кобылке, что всаднику…

Фрейлины расхохотались совершенно неподобающе этикету, и леди Рюген помедлив, улыбнулась, притворившись, что оценила шутку.

Я мило улыбнулась ей и пошла вслед за отцом, мачехой и сестрами, которые уже выходили их ложи, обсуждая сегодняшние события.

– А он не промах, этот Эдейл! – восторгался отец, помогая сесть в коляску мачехе, а потом Ольрун и Стелле.

Мне подобной чести не полагалось, и я забралась в коляску сама, усевшись спиной к кучеру, в то время как мачеха и сестры расположились напротив.

– Завтра нас ждет кое-что интересное! – отцу подвели коня, и грум придержал стремя.

– Как вы можете говорить такое, папа?! – со слезами в голосе возмутилась Ольрун.

– Ладно, не хнычь, – добродушно одернул ее отец. – До завтра Лукас перебесится, может и отменит вызов.

– А если не отменит? – поджала губы леди Готшем.

– Положимся на волю небес, Гого, – философски заметил отец и подхлестнул коня, прекращая разговор.

После окончания турнира полагался пир в королевском замке, и туда были приглашены все важные гости. Сестры и мачеха были там, а мне присутствовать на пиру не полагалось. Обычно меня никогда не тянуло на эти сборища, но в этот раз большой зал, откуда слышались веселые голоса, смех, и звуки лютни, притягивал меня, как заколдованный.

Улучив минутку, я приникла к щелке между косяком и дверью, когда слуги вносили через черный ход блюдо с оленьей тушей.

Гостей было много, но все – джентри из числа вассалов отца. Ни одного бородатого или незнакомого я не приметила. Значит, сэр Эдейл не пришел на пир, хотя отец звал его. Леди Рюген тоже не было, и ее отсутствие не добавило мне хорошего настроения.

Боясь, что мачеха увидит, как я болтаюсь возле большого зала, куда вход мне был запрещен строго-настрого, я отправилась в королевский сад, побродить в гордом одиночестве.

Но до сада я не добралась, потому что встретила леди Слим и фрейлину из свиты мачехи – они прыскали в платочки, что-то с жаром обсуждая. Заметив меня, леди Слим приветливо помахала рукой. Я кивнула, но даже не замедлила шага.

– Не желаете переброситься парой словечек, леди Кирия? – окликнула меня леди Слим. – Уверена, вас это очень заинтересует.

– Сомневаюсь, – бросила я на ходу, но она уже догнала меня и преградила дорогу.

– Можете не волноваться, дорогая леди Кирия, – произнесла она таинственно, – завтрашний поединок будет честным, и сэр Эдейл не упадет из седла от усталости.

– Очень рада, – проворчала я, но уже остановилась, и леди Слим довольно захихикала.

– Леди Рюген ходила сегодня в палаточный городок, – рассказала она, – нашла палатку сэра Эдейла, но пробыла там не дольше минуты, после чего была выставлена вон весьма нелюбезным образом…

– Какой удар по ее самолюбию, – равнодушно передернула я плечами, хотя испытала в это мгновение самое замечательное злорадство, которое только можно было вообразить. – Значит, бубенцы не пожелали звенеть в унисон?

– Леди Рюген вернулась вне себя от ярости и даже не пошла на пир – сказала, что больна, – зашептала леди Слим. – Скажу вам, что сэр Эдейл выставил ее самолично…

– И что-то говорит мне, – подхватила я, – что вы стояли там, в темноте и смотрели на все это.

– Что вы, леди Кирия, – завозмущалась она, – я бы никогда не осмелилась…

– Пройти до его синего шатра, – закончила я, усмехнувшись.

– У него черный шатер, с красной полосой, – наивно поправила меня вторая фрейлина.

Леди Слим выразительно взглянула на нее, но было поздно.

– Надеюсь, вы-то там были за компанию с леди Рюген? – вежливо спросила я. – А не пытали счастья?

Леди Слим быстро поклонилась, схватила под руку свою незадачливую подругу и повлекла ее в сторону большого зала.

Я осталась в полутемном коридоре одна, переплетя за спиной пальцы и покачиваясь с каблука на носок. Сегодня на мне были праздничные туфли. Я надену их и завтра. А послезавтра мне придется объяснять, куда делись мои повседневные туфли, с медными пряжками.

Глава 3. Чёрный шатёр с красной полосой

Мне не составило большого труда покинуть замок. Праздничная суета предполагала, что туда-сюда бегали десятки людей – служанки, грумы, оруженосцы, да и благородные господа и дамы не отставали. Я накинула плащ с капюшоном, который позаимствовала у кухарки, пока она была занята приготовлением фаршированной рыбы, и преспокойно вышла через черные ворота, где гоняли на выпас свиней. В руках у меня была корзина, в которую я сложила плащ с черно-желтым гербом, и я намеревалась получить в обмен на него свои туфли. И пряжки разумеется.

Посылать для такого деликатного дела служанку было опасно, и я решила, что справлюсь сама. Потому что если хочешь, чтобы тайну узнали – доверься третьим лицам.

В палаточном городке было тихо – многие рыцари были приглашены на королевский пир, остальные расположились у костров поодаль, где жарились бычьи туши и благоухали бочонки с вином из королевских погребов.

Я пробежала вокруг палаточного городка, прячась в темноте, чтобы не наткнуться на подгулявших рыцарей, которые в пьяном виде могли и не проявить хваленого рыцарского благородства, встретив ночью одинокую женщину.

Шатер сэра Эдейла я нашла почти сразу. Мне повезло, что он стоял с краю палаточного городка, и возле него мальчик-паж чистил скребком коня – конечно же, гнедого!

Я подошла ближе, убедившись, что никого из рыцарей поблизости нет, и окликнула пажа. Неподалеку пылал костер, и над ним вкусно побулькивала ароматная похлебка с копченостями.

– Где твой хозяин? – строго спросила я у пажа. – Он дал мне починить свой плащ, работа закончена, хочу получить плату.

Мальчишка уставился на меня – круглолицый, белобрысый, с курносым облупленным от загара носом.

– Побыстрее! – прикрикнула я на него. – Мне до утра здесь стоять? Где хозяин?

Было бы хуже, вздумай сэр Эдейл отправиться к товарищам, чтобы поесть жареного мяса и выпить вина, но паж кивнул и сунул голову в шатер.

Я услышала его тонкий голосок, что-то лепетавший, а потом другой голос – от которого по моим жилам снова потек огонь.

– Гони всех шлюх вон, – велел благородный рыцарь Эдейл, и я покраснела до ушей. – Плащ? Она принесла плащ?..

Я вздрогнула и подумала, что сейчас самое время спастись бегством. Так ли нужны мне были эти туфли? Или я здесь совсем по другой причине?.. И если по другой, то чем я лучше леди Рюген…

Но мальчишка уже приподнимал полог, приглашая меня пройти внутрь, и я вошла – медленно, еле переставляя ноги.

Рэндел Эдейл сидел на разостланной на ковре постели, одетый лишь в рубашку и холщевые штаны. Он был босой, а вязки на рубашке были распущены, открывая мощную шею и часть широкой груди с темной порослью волос. Ворох заготовок для стрел лежал на ковре, и было похоже, что рыцарь только что шлифовал древки для стрел при помощи костяного кольца.

В шатре горели два масляных светильника, и курилась жаровня, распространяя приятный, терпкий запах. Наверное, от этого запаха голова у меня закружилась, и я сильнее вцепилась в корзину, как будто она единственная могла удержать меня в реальности этого мира.

Рыцарь медленно поднялся мне навстречу, откладывая стрелу и кольцо, и подошел совсем близко, не спеша заговаривать. Я тоже молчала, держа перед собой корзину, как щит.

– Выйди, Эдвин, – велел рыцарь мальчишке. – И проследи, чтобы не беспокоили.

– Да, сэр! – бодро пискнул паж, а потом я услышала шорох падающего полога, и мы с Рэнделом Эдейлом остались одни.

– Какой волшебный подарок этой ночью, – сказал он, протянул руку и откинул капюшон с моей головы.

Я не стала прятаться, хватаясь за капюшон, а посмотрела рыцарю прямо в глаза.

– Возвращаю ваш плащ, – сказала я, стараясь говорить твердо, – и прошу вернуть мои туфли.

Он смотрел на меня долго, словно лаская взглядом. Как будто запоминал каждую черточку моего лица. И я ощущала его взгляд на своих щеках и губах, как прикосновение.

Потом он отошел к сундуку, что стоял у опорного столба, открыл крышку и вынул оттуда мои туфли. Признаться, туфли были достаточно потрепанными, и набойки на каблуках сточились, но рыцарь держал их на ладони, как самое настоящее сокровище.

Я поставила корзину с плащом на ковер, толкнув ее ногой в сторону, и забрала туфли.

– Одной пряжки не хватает, – сказала я, держа туфли за каблуки. – Потрудитесь вернуть.

Он снова вернулся к сундуку и что-то достал оттуда. Сердце мое забилось – сейчас я получу пряжку и… и уйду. И всё, вряд ли нам придется еще хоть раз заговорить.

– Считай, что пряжку я потерял, – сказал сэр Эдейл и положил в каждый мой туфель по неограненному рубину, величиной с голубиное яйцо.

– Что это? – спросила я оторопело, глядя на великолепные камни.

В короне мачехи были южные рубины, но размером с ноготь большого пальца, и они не шли ни в какое сравнение с этими.

– Плата за потерянную пряжку, – объяснил он.

– Моя пряжка была медной, – сказала я угрюмо, – она не стоит так дорого. И я не стою, добрый сэр. Я вообще не продаюсь и не покупаюсь. Вы не потеряли пряжку, вы нацепили ее на перчатку, чтобы похвастаться трофеем.

– Не похвастаться, – возразил он. – Это знак служения моей прекрасной даме.

– Ха! – презрительно скривила я губы, хотя щеки предательски запылали. – Не желаете отдавать по-хорошему, заберу сама.

Его перчатки лежали на лавке, возле тканевой стены, и я, вытряхнув из туфель драгоценные камни, решительно шагнула к лавке и схватила перчатку – ту, на которую была пришита моя пряжка. Сунув туфли под мышку, я попыталась оторвать пряжку, но она были прихвачена намертво вощеными нитками.

– Дайте нож, – потребовала я, но в следующее мгновение рыцарь взял меня за плечо, развернул к себе лицом и крепко поцеловал в губы.

Перчатка сама собой выпала из моих пальцев, а следом упали туфли.

Мы целовались, и мне казалось, что пламя в крови уже захватило меня всю – и я сгораю, таю, как воск в сильных объятиях.

Наконец, он оторвался от меня, но не отпустил, а сказал:

– Я хотел найти тебя после турнира, но раз ты пришла сама… Поедем со мной, и у тебя будут сто рубинов и тысяча золотых пряжек.

«Нет!», – хотела ответить я, но не успела, потому что он опять поцеловал меня – жарко, страстно, и мне пришлось собрать всю волю, чтобы не забыть, что я – девица королевской крови, и не должна идти по стопам своей матери.

Но как помнить о чем-то, если я сгорала в его объятиях вернее, чем на костре. Я совсем задохнулась, когда он прервал поцелуй и коснулся своим лбом моего.

– Когда тебя увидел, – заговорил сэр Эдейл вполголоса, – сначала думал, что это фея появилась из ручья…

Он принялся целовать меня снова – легко касаясь губами моих щек, век, лба. Глаза у него горели, и этот огонь показался мне дьявольски пугающим и… привлекательным. Я уперлась ладонями в широкую мужскую грудь и только и смогла, что выдохнуть:

– Я не фея!

– Конечно, – ответил он и коснулся ладонью моей щеки – лаская, проводя большим пальцем по моим губам, – у фей не бывает таких стоптанных туфель. У тебя будут новые туфли, и самое красивое платье…

– Мне не нужны ни платье, ни новые туфли! – я снова попыталась его оттолкнуть, но он поцеловал меня в шею, оттягивая ворот моего платья.

– У нас тоже есть ручей феи, – зашептал он мне на ухо, и от его голоса у меня предательски-сладко задрожало в груди, – только нашу зовут Флёр-де Фарин, а вашу – Кандида… Там бьют горячие источники, и вода не замерзает даже зимой. Мы можем купаться там вдвоем…

– Остановитесь! – я пыталась отвернуться от его жадных губ, борясь не только с его напором, но и со своим желанием – больше всего мне сейчас захотелось остаться здесь, в черном шатре с красной полосой, где курились душистые благовония, и где мужчина, которого пожелали многие женщины, возжелал меня.

– Разве ты хочешь, чтобы я остановился? – грудь его тяжело вздымалась и опускалась, и он пытливо взглянул мне в лицо, словно не веря, что я прошу всерьез.

Я задрожала от сладкого волнения, слыша тяжелое мужское дыхание, и поняла, что надо спасаться бегством, пока разум не совсем меня покинул. Позабыв про туфли и пряжки, я бросилась вон из шатра, но рыцарь поймал меня за запястье и притянул к себе.

– Почему убегаешь? – спросил он. – Разве ты не видишь, что я весь горю, и это твоя вина.

– Ничуть! – воспротивилась я.

– И только ты можешь погасить этот огонь.

– С чего бы?!

Он засмеялся и погладил меня по голове, играя прядями моих волос.

– Ты воспламенила меня с первого взгляда – рыжая, как солнце, – сказал он. – И кудри мягкие… Мягче шелка.

– Мне нужны только туфли и моя пряжка, – напомнила я, отводя его руку. – Верните моё, и я уйду.

– Я приехал сюда с важным поручением, – продолжал он, словно не слыша, – завтра всё должно разрешиться, и мы возвращаемся. Я хочу жениться на тебе до отъезда, чтобы привезти тебя домой уже моей супругой. У тебя есть родители? Опекуны? Я хочу поговорить с ними.

– Жениться?! – я подскочила, как ужаленная, но он обхватил меня за талию, притягивая к себе. – Да я вас совсем не знаю! И вы меня не знаете!

– Я видел тебя, я говорил с тобой, – сказал он невозмутимо, – этого достаточно. А ты… Ну, вот он я. Могу раздеться, чтобы ты на меня посмотрела.

– Благодарю, не надо, – язвительно ответила я, пытаясь освободиться. – Людей я оцениваю не как молочных поросят – не по упругости их хвостиков. Меня больше привлекает душа.

– Наши души связаны, – просто сказал он, и я потеряла дар речи от таких небесных откровений. – Мне было предсказано, что я встречу свою судьбу у ручья Кандиды, и я встретил тебя.

– Предсказано? – уточнила я, когда смогла говорить.

– Да, – подтвердил он.

– А кем?

– Это сказала фея источника. Флёр-де-Фарин.

– Что ж, тысячу приветов и поцелуев вашей милой фее, – сказала я. – Но я как-нибудь найду мужа без помощи высших сил. Отпустите уже меня!

– Зови меня по имени, – попросил он, – и говори мне «ты». У нас муж и жена не разговаривают друг с другом, как вельможи на приеме.

– По-моему, я еще не дала вам согласия стать вашей женой, – напомнила я. – Просчиталась ваша фея.

– Разве? – усмехнулся он углом рта и поцеловал меня опять, положив руку мне на затылок и зарываясь пальцами в мои волосы.

Когда он меня отпустил, я только и могла, что судорожно дышать, и старалась унять бешеный стук сердца.

Это было безумием, чистейшей воды безумием!..

– Это судьба, – сказал Рэндел Эдейл. – Так у кого мне тебя попросить?

– У феи Кандиды! – выпалила я, схватила туфли и бросилась вон из шатра.

Рыцарь бросился за мной сразу же, но я оказалась проворней – промчалась мимо перепуганного пажа, уронившего скребок, юркнула в просвет между соседними шатрами, а потом запетляла, как заяц, пробегая среди коновязей, переносных наковален и брошенных седел.

Оказавшись в темноте, за кустами боярышника, я отдышалась и осмелилась выглянуть из своего убежища. На фоне костров мне была видна долговязая фигура сэра Рэндела Эдейла – он бродил среди шатров, высматривая меня, а потом побежал по главной дороге к городу. Наверное, думал перехватить меня там.

– Привет Флёр-де-Фарин, – попрощалась я с ним шепотом и побежала в сторону замка, а вовсе не в город.

Но встречи этого вечера еще не закончились. Взбегая по лестнице к замку отца, я столкнулась с мужчиной, который вдруг бросился мне наперерез. Я упала бы, но он успел подхватить меня и вскрикнул, когда я со всей силы ударила его своими туфлями по голове.

– Кирия! – воскликнул он, закрываясь рукой.

– Вильям… – только тут я узнала его. – Чего это ты вздумал бросаться на меня из темноты?

– Искал тебя, но никто не знал, где ты, – сказал он, потирая лоб. – Почему ты здесь? И одна? А почему несешь туфли в руках?

– Сколько вопросов! – отрезала я, сердясь и на него, и на себя, за то, что все получилось так глупо. – А почему ты не участвовал в сегодняшнем турнире? Мы же решили…

– Мунремур захромал, – развел он виновато руками.

– Досадно, – пробормотала я, ожидая чего-то подобного.

– Но где ты была? – Вильям оглянулся на огни палаточного городка. – Ты ходила… туда?!

– Не говори ерунды! – взорвалась я, хотя он-то ни в чем не был виноват. Особенно в том, что захромал его конь.

– Кирия… – он хотел взять меня за плечо, но я вывернулась. – Кирия! Что с тобой?

Я остановилась, на секунду закрыла глаза и глубоко вздохнула. Неужели общение с рыцарем, верящим в предсказания фей, и меня сделало безумной?

– Прости, Вильям, – сказала я уже спокойнее. – Ужасно устала сегодня. Мечтаю добраться до постели и уснуть.

– Я провожу тебя? До ворот? – голос его звучал просительно, и я сдалась, хотя нас могли увидеть.

Мы прошли черным ходом и остановились во внутреннем дворе, где горели факелы.

– Всё, дальше не надо, – быстро сказала я, боясь посмотреть Вильяму в глаза. Мне казалось, что лишь взглянув на него, я выдам себя с головой – где была и… с кем целовалась. Я вдруг вспомнила, что Вильям страдал год, прежде, чем осмелился подойти ко мне – бродил рядом, смотрел больными глазами, но не сказал ни слова, пока я сама не обратилась к нему. А Эдейл… Похоже, он привык побеждать женщин с таким же напором, с каким побеждает соперников на турнире.

И это мне не понравилось. Он выгнал леди Рюген, но тут же сообщил, что решил жениться на мне. Кто знает – не это ли обещал мой отец моей матери, когда сделал ей ребенка?

Вильям не торопился прощаться, переминаясь с ноги на ногу, и это меня разозлило.

– Доброй ночи, Вильям, – напомнила я.

– Почему ты такая… такая… – он искал подходящие слова и не находил.

– Какая? – спросила я с вызовом, испытывая непонятное раздражение.

– У тебя все волосы перепутаны, ты лохматая… – он хотел пригладить мне волосы, но я отшатнулась.

– С ума сошел? – напустилась я на него. – Мачеха увидит нас! Или мои дорогие сестрички! Кстати, не приходи больше в замок! Они видели нас вместе… в прошлый раз… – я замолчала, а мысленно добавила: «И заставили меня нырнуть в ручей Феи, сделав судьбой сэра Рэндела Эдейла».

– Я буду скучать, – он понурился. – После турнира снова схожу к твоему отцу, может он…

– Мне пора, – сказала я, повернулась к нему спиной и бросилась бежать, не остановившись, пока не оказалась в спальне.

Ольрун и Стеллы еще не было, и я рухнула на постель, прижимая туфли с одной пряжкой к груди.

Мысли мои летели и летели в сторону черного шатра с красной полосой.

Что бы случилось, задержись я там? Наверное, к утру я была бы уже вовсе не девушкой. И кто знает, сдержал бы благородный рыцарь свои любовные клятвы, если бы узнал, что я – незаконнорожденная дочь? А он не знал, что я – дочь короля. Притворяться ему не было смысла, не такая уж я завидная добыча. Всем в Санлисе известно, что мачеха позаботится, чтобы не тратиться на мое приданое из казны, да и ленных деревень мне не полагалось. Нет, корысти у рыцаря Эдейла быть не могло. Тогда… остается страсть? Или любовь?

Сердце мое сладко ёкнуло, и я принялась убеждать себя тысячью доводов, что все это глупости, и что благородные рыцари не ведут себя так с женщинами, которые им дороги, но…

«Хочу жениться на тебе до отъезда», – как наяву услышала я голос Рэндела Эдейла, и прошептала:

– Никто не давал вам согласия, добрый сэр…

Глава 4. Королевская награда

На следующий день, когда рыцарский турнир был продолжен, мне снова пришлось сесть среди фрейлин – мачеха отправила меня к ним, даже не утруждаясь получить поддержку отца.

Я опять сидела на той же скамейке, в окружении тех же дам, которые точно так же, как и вчера, сплетничали о мужчинах и ставили в заклад бубенчики со своих кошельков, споря, кто победит.

Все было как вчера, но в то же время всё было иначе. Леди Рюген уже не восторгалась сэром Эдейлом и делала вид, что не замечает насмешливых взглядов других фрейлин, а я… А я только и думала о нем, и мне совсем не хотелось язвить на его счет.

Мои сестры были разнаряжены в пух и прах, а отец был весел, предвкушая настоящий бой. Хотя я считала, что поединок до крови – совсем не развлечение. И королю можно было бы вести себя посуровее, не выказывая радости, что один из его гостей сейчас будет ранен, а может и убит.

Убит.

Сердце мое словно кто-то сжал холодной рукой.

Что я почувствую, если сэр Лукас, обезумевший в жажде добиться реванша, преуспеет больше, чем вчера?

«С каких это пор ты стала такой чувствительной? – с издевкой сказала я сама себе. – Не иначе благородный сэр Эдейл покорил тебя обходительностью и рубинами. Захотелось красивых платьев и туфель? Да он даже именем твоим не поинтересовался!».

Но как бы я ни старалась казаться безразличной, все равно не могла оторвать взгляда от всадника с черно-желтым гербом, выехавшего на поле.

Рэндел Эдейл еще не надел шлем, и ветер играл прядями темных волос. Рыцарь пустил коня особым шагом – боком, вдоль деревянного щита, приветствуя зрителей, и это было очень красиво и необычно. Под копыта сразу полетели цветы и ленты, а дамы словно взбесились и едва не прыгали на поле.

Когда он проезжал мимо нас, то нашел меня взглядом и чуть заметно покачал головой – словно укоряя за вчерашнее бегство, а потом улыбнулся одними глазами. На его перчатке по-прежнему красовалась моя пряжка – блестела, отражая солнце, и мне показалось, что между мной и этим совершенно незнакомым рыцарем натянулась и задрожала невидимая нить – звонкая, как струна, и необычайно прочная, как навощенная веревка.

Он сказал, что я – его судьба. Неужели такой мужчина и правда верит в судьбу? И неужели мне, всегда находившейся в тени сестер, суждено просиять? Поверить в это было так же трудно, как в то, что солнце может сойти с неба, чтобы поклониться мне. Но в груди разгоралось жаркое пламя, будто и в самом деле солнце снизошло на меня, проникло в кровь и воспламенило ее.

Конь рыцаря удалялся, но я продолжала чувствовать сэра Эдейла так близко, как не чувствовала ни одного мужчину в своей жизни.

Сейчас он победит и вдруг… вдруг подойдет к отцу и попросит меня в жены?.. При всех, с почтением и любовью?..

От одной мысли об этом мне стало трудно дышать, и я оттянула ворот платья, немедленно вспомнив, как вчера ворот моего платья оттягивал сэр Эдейл, чтобы поцеловать меня в шею.

– Похоже, его совсем не заботит, что придется сражаться боевыми копьями и мечами, – заметила леди Слим. – Сэр Лукас хмурится, а сэр Эдейл выглядит таким довольным. Я бы даже сказала – счастливым.

Услышав это, я не могла усидеть спокойно, но моего волнения никто не заметил, потому что дамы были увлечены совсем другой особой.

– Возможно, он счастлив, что вчера смог отдохнуть перед боем, – многозначительно произнесла одна из фрейлин.

– Или же провел ночь в очень приятной компании, – подхватила леди Слим, захихикав, и леди Рюген чуть не заскрежетала зубами.

Сэр Лукас угрюмо смотрел поверх холки своего коня, и когда герольд в последний раз предложил отменить поединок до крови, свирепо мотнул головой, отказавшись от примирения.

Герольд приблизился к сэру Эдейлу с тем же предложением, но тот тоже покачал головой – правда, без свирепости, очень спокойно.

Король благословил начало боя, помощники герольда сняли с копий защитные чехлы и проверили мечи соперников. Оруженосцы подали своим господам шлемы и поднесли копья.

– Началось! – леди Слим в нетерпении взмахнула платочком.

Герольд подал знак к началу поединка, и рыцари погнали коней.

Я не смогла справиться с собой и зажмурилась за секунду до того, как копья ударили в щиты. Я услышала чудовищный грохот и вздрогнула, пожалев, что не заткнула уши. Зрители вскрикнули, как один, а потом над полем разлетелся многоголосый вопль – восторженный и горестный одновременно.

Фрейлины молчали, хотя на них это было совсем не похоже, а потом леди Слим потрясенно прошептала:

– С одного удара! Это и правда впечатляет…

Только тогда я осмелилась открыть глаза.

Сэр Эдейл восседал на коне, как ни в чем не бывало, и я вцепилась в деревянный щит, стараясь сдержать радость, так и рвущуюся наружу.

Сэр Лукас лежал на земле, раскинув руки и ноги, засыпанный ощепками от сломанного копья и расколотого щита. Оруженосцы бросились к нему, и герольд задумчиво потер подбородок, ожидая, когда поверженного рыцаря осмотрят.

Но и без этого было понятно, на чьей стороне сегодня удача.

Победитель погнал коня по краю поля, помахивая толпе, и люди лезли по головам, стараясь оказаться в первом ряду.

Я прекрасно их понимала – сейчас мне тоже больше всего хотелось закричать, вскочить, замахать руками и бросить свой рукав, в надежде, что рыцарь поймает его…

Сэра Лукаса избавили от шлема, поднесли воды, и рыцарь поднялся, оттолкнув слугу, который подставил господину плечо.

– Еще не побежден! – крикнул сэр Лукас бешено, и толпа снова восторженно завыла, ожидая продолжения поединка.

– Все правильно, – сказала леди Слим, – крови-то не было!

– А вам всенепременно нужна чья-то кровь? – не смогла я промолчать.

– Полно вам, леди, – ответила она со смешком. – Можно подумать, вам не нравится!

– Я не упырь, чтобы мне нравилась чужая кровь, – ответила я.

Леди Слим предпочла закончить этот разговор, а герольд объявил, что по правилам сэр Эдейл может продолжить бой верхом, в то время как сэру Лукасу полагалось сражаться пешим, раз он не усидел на коне.

Но сэр Эдейл кивнул оруженосцу и спрыгнул на землю, доставая меч и снимая шлем, чтобы сражаться наравне с сэром Лукасом.

– Какое великолепное безрассудство, – сказала леди Альва. – А ведь мог бы победить следующим ударом.

– Мужчины обычно ведут себя, как драчливые петухи, – прорезался голос у леди Рюген. Говорила она презрительно и громко, чтобы услышали все сидящие рядом.

– Всё верно, – поддержала я ее. – Мужчины – драчливые петухи, а женщины – безмозглые курицы. Уже и голову отрубили, а все хлопает крыльями.

Выпад был лишен деликатности, и леди Рюген наградила меня тяжелым взглядом – куда только девалась вчерашняя игривость.

– Поединок продолжится на мечах! – объявил герольд. – Сэр Эдейл не пожелал сражаться верхом!

– Что-то мне подсказывает, что сэр Эдейл уедет из Санлиса героем, – пропела леди Слим. – Как он решительно настроен… Словно добивается руки и сердца принцессы…

– Зато и сэр Лукас сейчас пойдет напролом, – заметила леди Альва. – Ему уже терять нечего, и так Эдейл обошел его во всем. И зачем только он затребовал настоящего поединка?..

– Скорее всего, тоже мечтает о принцессе.

Медовый голосок леди Слим раздражал, как жужжание пчелы. Страшно хотелось развернуться и прихлопнуть надоеду. Но сэр Лукас вскинул меч и пошел на противника, и мне было уже не до леди Слим. Да что там! Мне были безразличны все на этом турнире, кроме… одного человека.

Сэр Лукас атаковал стремительно, надеясь сломить противника наскоком. Сначала ему и в самом деле удалось потеснить сэра Эдейла, но вскоре стало ясно, что сила не на его стороне.

Боевые мечи мелькали, как серебристые рыбки. Я вынуждена была признать, что это очень красиво – когда двое сражаются насмерть. Страшно, но красиво.

– Да он играет с ним, – озвучила леди Слим то, что заметили все – сэр Эдейл, отступая, водил противника за собой по всему полю, не нанося ударов, а только лишь обороняясь.

Но как обороняясь!

Как будто отгонял надоедливого комара!.. Казалось, ему даже лень было шевелить рукой, но его меч всегда становился на пути меча сэра Лукаса, и тот не мог пробить эту ленивую защиту.

Постепенно сэр Лукас терял терпение – движения его стали судорожными, резкими и беспорядочными. И тогда сэр Эдейл перешел в наступление. Никто не заметил быстрого движения, а я – тем более, потому что меня ослепил блик на клинке, но сэр Лукас получил обидный удар по уху мечом плашмя, и это вызвало уже не восторг, а хохот.

Да, толпа жестока – и вчерашний любимчик, беззастенчиво побиваемый сегодня, уже не вызывал сочувствия, а только насмешку.

Леди Альва покачала головой и произнесла:

– Только бы сэру Лукасу хватило ума остановиться. Уже все поняли, что ему не победить.

– Как же сдаться, если принцесса Ольрун смотрит? – шепотом сказала леди Слим.

– Но и у сэра Эдейла терпение не безгранично, – возразила леди Альва.

– Зато безгранична гордыня, – вставила леди Рюген.

– Вам это, несомненно, виднее, милая леди, – сказала я, и немедленно привлекла к себе внимание.

– Мы с вами как будто поменялись ролями, – леди Рюген придвинулась ко мне по скамье. – Вчера я горела, а вы были холоднее льда, а сегодня настала моя очередь язвить, а вы, вроде, защищаете сэра Эдейла? Произошло что-то, о чем мы не знаем?

Леди Слим дернула ее за поясок, но остановить леди Рюген было уже так же сложно, как вразумить сэра Лукаса, который дико заорал, подбадривая себя, и бросился в очередную атаку.

– Конечно, произошло, – ответила я, посмотрев на леди Рюген, хотя больше всего мне хотелось смотреть на поле. – Ночью мне приснился сон – святая Кандида сошла с небес и сказала, что я была ужасно несправедлива по отношению к Эдейлу, потому что он – самый богобоязненный и целомудренный из всех рыцарей мира. Ночь перед этим боем он провел в посте и молитве, презрев мирские соблазны. «Ты должна молиться о нем, дочь моя, – сказала мне святая Кандида, – потому что рыцарей, способных противостоять благородным блудницам, в этом мире осталось очень, очень мало. Да что там, только сэр Эдейл и остался, а остальных всех испортили».

Леди Слим не смогла удержаться от смеха, хотя и пыталась. Она повалилась на соседку, а та фыркала в рукав, как будто ее щекотали за два бока.

Леди Рюген побледнела, но пересилила себя и улыбнулась.

– Святая Кандида являлась вам во сне? – спросила она. – Это ведь покровительница вашей матери, леди Кандиды? Кажется, ваша матушка тоже была из благородных и… испортила вашего батюшку в юности?

В отличие от леди Рюген, я не побледнела – наоборот, кровь бросилась мне в лицо. Но я ответила улыбкой на улыбку:

– Вы совершенно правы, дорогая леди. И именно поэтому святая поручила мне бичевать пороки нынешнего мира, чтобы исправить грехи моей матери.

– Лучше бы вы ушли в монастырь, там грехи замаливаются быстрее, – посоветовала мне она.

– На этот счет святая Кандида никаких распоряжений не давала, – призналась я.

Неизвестно, как далеко зашла бы наша перепалка, но в это время толпа дружно ахнула, а герольд закричал:

– Первая кровь! Бой окончен! Опустите мечи!

Мы все жадно воззрились на рыцарей, а я неожиданно для себя припомнила молитву святой Кандиде – всю, от начала до конца, обшаривая взглядом сэра Эдейла и страшась увидеть кровь на нем. Но нет, он не был ранен. А вот сэр Лукас удивленно поднял руку, заглядывая под перчатку.

Сэр Эдейл не пожелал ранить его серьезно и лишь оцарапал запястье противника. Но этого оказалось достаточно – бой считался законченым.

– Это колдовство!.. – завопил сэр Лукас, но его голос утонул в море восторженных криков, и никто не слушал, что пытался сказать проигравший.

Отец хохотал так, словно смотрел потешное представление, а потом приказал играть фанфарам, чтобы объявить конец турнира и победу Эдейла.

Посрамленный сэр Лукас убрался с ристалища – не совсем сам, ему с огромной учтивостью, несмотря на возражения, помогли герольд с помощниками, а сэру Эдейлу подвели коня.

Сев в седло, победитель сделал круг почета по полю и остановился у королевской ложи.

Я чувствовала себя так, словно за плечами выросли крылья, и мне вот-вот предстояло улететь в синее небо.

– Вы порадовали нас своим искусством, сэр Эдейл! – отец торжественно взял с бархатной подушки, которую ему поднесли, золотой венец, и надел его на копье, которое сэр Эдейл положил на край королевской ложи. – Подарите это украшение самой прекрасной, самой достойной и милой девушке, – торжественно провозгласил отец, – и ее объявят королевой любви и красоты по вашей воле!

Рыцарь склонил голову в знак благодарности, а отец необыкновенно расщедрился и продолжал:

– Но еще вы поразили нас своим благородством и великодушием, добрый сэр! И поэтому заслуживаете особой награды. Я разрешаю вам просить о чем душа пожелает, и все, что в моих королевских силах, будет выполнено!

– Поистине, королевская награда, – прошептала леди Слим. – Кому же он поднесет венец?

Мои сестры сидели розовые от волнения, но мачеха смотрела на рыцаря подозрительно. Наверное, материнское сердце подсказывало ей, что все закончится не так, как надеются ее дочери. Я тайком вытерла вспотевшие ладони о подол платья. Я не могла даже дышать, ожидая, что произойдет сейчас.

А потом всё случилось.

– Этот золотой венец, – сказал рыцарь, переводя взгляд с одной моей сестры на другую, – я хочу преподнести самой прекрасной девушке на свете. Леди Кирии Санлис.

Ольрун ахнула, Стелла приоткрыла рот от удивления. Мачеха ничем не выказала недовольства, но сидела неподвижно, как статуя в саду. Отец смущенно кашлянул в кулак, зачем-то посмотрев сначала на Ольрун, потом на Стеллу, и вполголоса сказал:

– А где Кирия?

Я очнулась, только когда леди Лин схватила меня за плечи и встряхнула, что-то вереща прямо в ухо. Я не понимала ни слова из того, что она говорила, как будто мою способность думать отсекли колдовским мечом. Медленно, как во сне, я поднялась со скамьи, и рыцарь, заметив, куда были устремлены взгляды всех зрителей, повернул голову в мою сторону.

Брови его чуть дрогнули, но потом лицо окаменело, и улыбка пропала, словно стертая чьей-то властной рукой. Прошло несколько секунд, прежде чем он направил коня к нам, и я услышала отца:

– Вот и Кирия, – сказал он с преувеличенным удивлением. – Зачем только она туда забралась, скажите на милость?

– Отсюда лучше видно, отец, – сказала я. – Прошу простить меня за самовольство.

Я говорила, а сама не могла оторвать взгляда от золотого венца, горевшего на солнце. И такое же солнце – обжигающее, радостное – зажглось в моем сердце.

Венец покачивался на древке копья, подплывая все ближе, и это казалось чудом. Краем глаза я заметила, как закусила платочек леди Рюген, и сразу почувствовала себя королевой. А что? Чем я хуже Ольрун и Стеллы? Почему бы не признать первой красавицей меня? Тем более, что первый рыцарь турнира решил, что я – его судьба и предлагал мне руку и сердце.

И ведь он даже разузнал, кто я, хотя вчера и имени не спросил. Значит, чудеса случаются на свете. Вот именно так – приехал неведомый принц из далекой страны, победил всех рыцарей на турнире и захотел в жены меня. Меня – незаконнорожденную, нелюбимую королевскую дочь, бесприданницу, девицу в потрепанных туфлях.

Все смотрели на меня, и это было… восхитительно. Я не удержалась и скосила глаза на королевскую ложу – один вид ошарашенных сестер и мачехи, бледной, как смерть, доставил мне огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Я честно попыталась вспомнить о добродетели всепрощения, но солнце так ликующе играло на золотых пластинах венца – что я послала в тартарары все мысли о прощении.

Это был мой триумф, и надо наслаждаться им, а не переживать по поводу посрамленных красавиц-сестер.

Золотой венец покачивался совсем рядом, я сняла его с древка копья и надела на голову. Зрители взорвались приветственными криками, а я сделала в сторону рыцаря полупоклон, в полной мере ощущая тяжесть золота – теперь так же, как и Стелла, я не могла наклонить голову, и вынуждена была держаться очень прямо.

Фанфары трижды протрубили в мою честь, а отец хлопал в ладоши с таким рвением, будто я и в самом деле была его любимой дочерью.

– А сейчас награда и для вас, сэр Эдейл! – воскликнул он, когда восторги немного поутихли. – Просите! Любое желание!

Мачеха бросила на него быстрый взгляд, но тут же опустила ресницы, хотя губы ее сжались в узкую полоску.

Зрители притихли, ожидая, что скажет победитель.

Я хотела сесть обратно на скамью, но ко мне подбежали личные служанки мачехи, подхватили под локти и со льстивыми улыбками повели в сторону королевской ложи, где мигом освободилось плетеное креслице.

Рыцарь молчал, пока я не села рядом с сестрами. Я следила за ним и заметила странное – он передал копье оруженосцу и одним движением пальцев оторвал мою пряжку с перчатки. Оторвал напрочь, даже не глядя, каким-то чудом порвав вощеные нити.

– Просите, добрый сэр! – великодушно разрешил отец.

– Если мне позволено, – сэр Эдэйл говорил громко, но смотрел куда-то поверх головы моего отца, будто ворон ловить собирался, – я прошу старшую дочь вашего величества, по поручению моего господина – Чедфлера Сомареца, короля Баллиштейна. Прошу от его имени и для него – руку и сердце леди Кирии Санлис.

Вслед за словами сэра Эдейла в королевской ложе повисла тяжелая тишина. Только придворные, сидевшие далеко, возбужденно зашептались. Стелла ахнула, словно ее укололи булавкой в бок, но леди Готшем даже не посмотрела в ее сторону. Наверное, ее, как и меня, оглушили слова «король Баллиштейна».

Но что это за Баллиштейн? Я никогда не слышала о таком королевстве.

И лишь потом до меня дошел смысл предложения – победитель турнира просил меня не для себя. Он просил за какого-то там короля, о котором я знать не знала.

Только что в моей груди горело солнце, заставляя кровь кипеть, а теперь я вся заледенела. Нет, я знала, что короли частенько отправляли за невестами слуг, в этом не было ничего странного или оскорбительного, но вот это… сейчас… Я почувствовала себя обманутой, и… оскорбленной. Еще и пряжку напоказ оторвал. Сначала оторвал с моей туфли, не спросив меня, а потом и со своей перчатки – потому что он так решил. Сам решил.

Похоже, отец тоже ничего не слышал, о Баллиштейне, потому что оглянулся на лорда Кавендиша, первого советника, который скромно стоял за его креслом. Кавендиш тут же сделал шаг вперед и что-то шепнул на ухо моему отцу.

– А! Вы – посланник из Норсдейла! – просиял отец. – Так бы и сказали!

– В ваших краях Баллиштейн называют Норсдейлом, – сдержанно подтвердил сэр Эдейл.

Его конь беспокоился, перебирая копытами и закусывая удила, но рыцарь удерживал его около нашей ложи и упорно смотрел куда-то в небо.

– Если вы предоставите верительные грамоты и подтвердите просьбу короля, я не имею ничего против этого брака, – важно сказал отец. – Тем более, если это желание победителя. Но такие вопросы не решаются на ходу. Прошу вас быть моим гостем. И сегодня вечером, после праздничного пира, мы обсудим предложение милорда Сомареца.

– Норсдейл!.. – почти прошипела Ольрун, глядя на мать, как будто она была виновата в том, что король захотел именно меня.

Леди Готшем сидела с каменным лицом, но я чувствовала, что в эту минуту она очень жалела, что не сплавила меня в монастырь месяц назад.

Даже я – не изучавшая геральдику и историю королевств, знала о Норсдейле. Земли нашего короля Альфреда граничили с Норсдейлом на севере, и тамошний король приходился его величеству Альфреду то ли троюродным дядей, то ли пятиюродным братом. Они воспитывались вместе, и долгое время король Норсдейла жил в замке Альфреда и был его верным другом и соратником. Говорили, что у них там, на севере, драгоценные камни валялись под ногами, как простые булыжники, а золотым песком посыпали дорожки в саду.

И вот этот король затребовал меня в жены?..

Я испытующе посмотрела на сэра Эдейла, но тот уже благодарил отца за честь и обещал к вечеру приехать в Санлис со всей миссией. Он развернул коня и погнал его к выходу с ристалища, а зрители бросали под копыта цветы. Дамы щедро бросали и рукава вместе с цветами, но рыцарь не поймал ни одного.

Не успел победитель покинуть ристалище, как Ольрун громко зашептала матери:

– С чего это король захотел Кирию?!

Леди Готшем не ответила и опустила ресницы, сидя очень прямо, разглаживая платье на коленях.

– Папа! – чуть не плача воззвала к отцу Ольрун, не дождавшись ответа от матери. – Почему Кирия?!

Но тот пожал плечами, улыбаясь:

– Откуда же я знаю? – весело сказал он и прищелкнул пальцами, приказывая, чтобы ему подали вина. – Породниться с Норсдейлом, это великолепно! Такими предложениями не разбрасываются.

– Наверное, король просто не знал, что Кирия – незаконнорожденная! – Ольрун говорила достаточно громко, чтобы ее могли услышать придворные, находившиеся в ложе, и леди Готшем положила дочери руку на плечо, призывая успокоиться.

Но Ольрун сбросила ее руку, голос у нее зазвенел, как от слез:

– Он просто не знает, – повторяла она на разные лады. – Просто не знает! Он думает, что она – законная и старшая! Папа, вы обязаны сказать, что законная и старшая – я!

– Поговорим об этом после, – было видно, что отцу не хочется ссоры, а она явно назревала, потому что леди Готшем приняла вид оскорбленной святой, и я уже догадывалась, как она напустится на отца по возвращению в замок, убеждая, что с королем лучше устроить брак одной из её дочерей, а с меня достанет и простого рыцаря.

Слушая хныканье Ольрун и смешки отца, я не произнесла ни слова, потому что еще не знала, что должна сказать. Собственно, я не знала и что должна делать. С некоторых пор всё в моей жизни пошло как-то странно, словно нырнув в ручей Феи, я вынырнула в другом мире, так не похожем на мир, в котором жила раньше.

Глава 5. Невеста короля

В этот вечер в большом зале снова были накрыты праздничные столы, и снова слышались звуки лютни, смех и хмельные мужские голоса, но мои сестры не были приглашены. Мы втроем сидели в комнате для вышиваний, хотя нужно было уже отправляться в спальню и готовиться ко сну.

Служанки были выставлены за дверь, потому что Ольрун была не в духе. Мы со Стеллой вышивали, а рукодельная корзинка нашей сестры даже не была открыта. Ольрун вышагивала по комнате – от одной стены к другой, теребя ожерелье.

Я прекрасно понимала, почему нас держат в девичьей, хотя час уже был поздний и принцессам полагалось помолиться и отправляться спать. Там, в зале, шли переговоры о том, кто отправится в Норсдейл невестой короля.

За всю дорогу с ристалища до замка я не проронила ни слова и старалась быть спокойной хотя бы внешне. Обида и горечь первых мгновений схлынули, и теперь я убеждала саму себя, что все сложилось к лучшему.

Хочешь посмешить небеса – расскажи им о своих планах. Для меня было ясно, что сэр Эдейл решил, что его воля – единственная на этой земле. Он меня возжелал, вознамерился жениться, и вдруг оказалось, что на девицу, у которой он не удосужился даже спросить имени (в самом деле, зачем знать имя будущей жены? это такая мелочь!), уже заявил права его сюзерен. Какая досада! И, судя по тому, как сэр Эдейл оторвал мою пряжку со своей перчатки, больше я не была его прекрасной дамой, и храбрый в сражениях рыцарь оказался вовсе не храбрым против воли короля. К чему муж, который будет заискивать перед своим хозяином, как верный пес?

Так что пусть всё будет, как будет. Стать королевой Норсдейла – не самая плохая судьба для незаконнорожденной дочери короля. Во всяком случае, на туфлях у меня теперь будут новые пряжки. Золотые. И туфли будут новые. Без облагодетельствования со стороны сэра Эдейла.

Только бы муж оказался не слишком старым…

Несмотря на всю мою браваду, я ощутила неуверенность и страх. А что если король будет вроде моего отца? Уже немолодой, с кучей незаконнорожденных детей, с любовницами и вечными интрижками за спиной жены?.. И я стану такой, как леди Готшем – буду ненавидеть бастардов и делать вид, что меня устраивают вечные измены.

Но такова участь всех женщин – подстраиваться под своего мужа и терпеть, терпеть… Если бы только Эдейл не целовал меня…

Кровь прилила к щекам, и страх отступил, потому что вспомнив Эдейла, его объятия и поцелуи, я разозлилась не на шутку. Если бы он не смутил меня своей страстью, мне было бы все равно, каким окажется король Норсдейла. А сейчас…

Правильно делают, что берегут девиц до свадьбы. Чтобы не стала слишком опытной и умной, чтобы не сравнивала поцелуи одного с поцелуями другого. Чтобы не мечтала о несбыточном – о прекрасной любви, как в романах.

Меня некому было беречь, но я мысленно поздравила себя за стойкость. Какова была бы моя участь, если бы в черном шатре с красной полосой я уступила бы сэру Эдейлу?

Вот так я размышляла – волнуясь, распаляясь гневом, испытывая неуверенность перед будущим, а руки мои продолжали втыкать в канву иголку, словно единственное, что меня сейчас заботило – то, как лягут нитки на узор.

Ольрун вдруг перестала метаться по комнате и застыла, уставившись в стену, а потом медленно повернулась ко мне.

– Это все из-за ручья Феи, – сказала она, и глаза ее загорелись сумасшедшим огнем. – Ты искупалась в ручье Феи в полнолуние, а это верный способ удачно выйти замуж.

– По-моему, ты бредишь, – сказала я, продолжая вышивать.

– Все знают об этом поверье, – отрезала Ольрун. – Ты знаешь, Стелла?

– Да, так говорят, – ответила Стелла нараспев. – Раньше девушки бегали к ручью Феи, чтобы поскорее выйти замуж. Я читала об этом в хрониках Санлиса.

– Вперед, – ответила я ей в тон. – Идите и ныряйте. Пусть вам повезет и посватается сам король Альфред.

Но сестры не поддержали мою шутку. Стелла испуганно ойкнула, а Ольрун уставилась на меня с неприкрытой злобой.

– Король Альфред женат, – прошипела она. – А сегодня уже не полнолуние. Ждать следующего – это целый месяц!

– Не говори глупостей, – оборвала я ее. – Ты и плавать не умеешь. Полезешь в реку – и точно не будет никакой свадьбы.

– Ты сделала это нарочно! – заголосила вдруг Ольрун, подскочила и вцепилась мне в волосы. – Ты украла у меня мужа!

Стелла завизжала, я попыталась оттолкнуть Ольрун, но она как обезумела – принялась царапать мне щеки, а потом выхватила шпильку и попыталась ткнуть меня острием в глаз.

Это было уже слишком! Я дернулась, оставляя прядь волос в кулаке сестры, и ударила ее локтем в грудь, как учил меня конюший. Мне совсем не хотелось бить Ольрун, она была хоть и выше меня ростом, но не такая крепкая, и уж точно не держала в руке ничего тяжелее ложки. Но обида и тело ответили раньше разума.

Удар получился хорошим – Ольрун улетела на три шага и тяжело села на пол, тараща на меня глаза. Дыхание у нее сбилось, и когда в комнату ворвались служанки во главе с леди Готшем, Ольрун не могла произнести ни слова, только хрипела и указывала на меня пальцем.

– Что произошло? – резко спросила леди Готшем.

– Ваша дочь оступилась и упала, – сказала я с вызовом.

Трудно было не заметить моих расцарапанных щек и прядку рыжих волос, которую Ольрун поспешно бросила под строгим взглядом матери, но жаловаться матери на родную дочь – это было еще глупее, чем обвинять меня, что я очаровала короля из Норсдейла, нырнув при луне в лужу в саду.

Стелла уронила пяльцы и стояла, прижавшись к стене, глядя на нас всех с ужасом.

– Она ударила меня! – смогла, наконец, произнести Ольрун, по-прежнему сидя на полу. – Она еще и колдовала – ходила ночью к ручью Феи, чтобы получить короля!

Я была почти готова, чтобы мачеха приказала запереть меня или наказать строгим постом недели на полторы, но леди Готшем даже не ответила дочери.

– Причешите леди Кирию, – велела она служанкам, – припудрите ей щеки, а кошку, которая ее поцарапала, вышвырните вон.

Служанки скользнули ко мне бесшумно, как тени, держа наперевес гребни.

– Мама? – изумленно спросила Ольрун, глядя на мать, словно видела ее впервые.

Мне и самой хотелось точно так же вытаращиться на леди Готшем. Потому что кошек у нас не было – Стелла начинала дико чихать, едва поблизости оказывалась хоть одна полосатая и хвостатая красавица. И то, что мачеха решила списать все на кошку, означало только одно – происшествие решили замять, словно его и не было.

– Мама! – воскликнула Ольрун уже зло и пронзительно, но леди Готшем смотрела только на меня.

– Сюда надо ожерелье, – сказала она и поманила пальцем Стеллу. – Дай-ка Кирии свое.

Стелла – притихшая и такая же удивленная, как мы с Ольрун, тут же подошла и приподняла волосы, чтобы служанка расстегнула замочек.

Ожерелье перекочевало с шеи Стеллы на мою, и мачеха еще раз придирчиво оглядела меня, заставив повернуться во все стороны.

Осмотр ее удовлетворил, и она кивнула, показывая мне на дверь:

– Идем, тебя ждут.

– Мама… – прошептала Ольрун уже со слезами на глазах, но мы с леди Готшем уже покинули комнату.

Мачеха вела меня к большому залу, и я, глядя ей в спину, гадала, что это значит. То ли леди Готшем смирилась и решила отдать меня за короля в обход родной дочери, то ли замыслила какую-нибудь каверзу и ждет удобного момента, чтобы разделаться со мной раз и навсегда. В ее добрые намерения я не верила.

Слуги распахнули двери большого зала, и я, повинуясь непонятному порыву, оглянулась. В полутьме сводчатого коридора виднелись боковые ниши. Когда мы с сестрами были маленькими, то любили там прятаться. Можно было сейчас бросить все и укрыться в такой нише, и стоять тихонько, пока все будут искать меня. Или не будут, а быстро приведут Ольрун – и всё сложится к общему удовольствию.

Но я не бросилась прятаться, а сделала шаг вперед – в залитый светом факелов и светильников зал, где было жарко и шумно.

Три шага, поклон. Три шага, поклон. Потом три шага, три поклона.

Мы с мачехой прошли к креслу отца, стоявшему во главе стола, и застыли, ожидая дальнейших приказаний. Мы стояли, опустив глаза, как и подобает благородным леди, но я все равно не утерпела и быстро окинула зал взглядом.

За столом было человек двадцать, и все они встали при нашем с мачехой появлении.

Я знала из них лишь нескольких – первого советника и двух или трех рыцарей, которые чаще всего приезжали в замок. Остальные были, вероятно, джентри из числа вассалов отца, а посланников из Норсдейла было шестеро. Одного я уже знала – сэр Рэндел Эдейл. Он смотрел в столешницу, в то время как остальные мужчины смотрели на меня. Посланников короля Сомареца легко было узнать – у них были отличные от наших камзолы, отороченные мехом, и у каждого мужчины были усы или борода. Лишь у самого младшего лицо было гладким. Но не потому, что он побрился по столичной моде, а потому что борода и усы у него еще не росли. Ему было лет восемнадцать, хотя ростом он превосходил отцовских рыцарей. Что касается сэра Эдейла – он и вовсе выглядел великаном. А говорят, что на севере так холодно, что люди и деревья не вырастают, так и остаются до смерти почти карликами.

– А вот и виновница переполоха, – весело объявил отец. – Господа! Кирия Санлис – моя дочь и дочь леди Кандиды Рэйвин. Садитесь леди, – он указал на два кресла, свободных по левую от него руку.

Мачеха села рядом с отцом, а я – рядом с ней.

Папочка усиленно пестовал образ старшей любимой дочери, и это нравилось мне все меньше. Собственно, я уже знала, чем закончится сегодняшняя трапеза, и это – видят небеса! – было для меня самым лучшим поводом покинуть родной замок, но что-то вызывало протест. Вызывало ярость, негодование и… страх.

Моим соседом справа оказался самый молодой из посланников короля, а напротив, через стол – сидел сэр Эдейл.

Юноша сразу покраснел, как девушка на выданье, Эдейл остался безучастным, и сразу налил в бокал крепкого красного вина, выпив почти до дна.

Краем глаза разглядывала послов. Сущие варвары! Лица резкие, обветренные, и сразу видно, что прибыли они из сурового края – никакой миндальной нежности в облике. Донован часто говорил, что где живешь, на тот край и похож. Судя по тому, что все рыцари были темно-русыми, их край был такой же серый. Правда, у юного рыцаря справа от меня волосы лежали волной и были светло русого, почти пшеничного цвета. Он смущенно предложил мне тарелочку с хлебом, и я взяла белый воздушный ломоть, вежливо поблагодарив.

Интересно, есть здесь сам король? И вдруг король – это вот этот неприятный старик, самый старший на вид?

Он сидел рядом с отцом, и на мгновение у меня все поплыло перед глазами, когда я представила, что именно за старика мне и придется выходить. Но потом я разглядела серебряную цепочку поверх камзола и немного воспряла духом. Вряд ли король, брат короля Альфреда, стал бы носить цепи из серебра. Металл королей – золото. Даже у моего отца поверх камзола лежала золотая чеканная цепь толщиной в палец.

Леди Готшем преломила хлеб и положила мне и себе на тарелки тушеных овощей и по кусочку жареной утки. Утка так и сочилась жиром, и меня замутило от одного вида и запаха. Я никогда не любила слишком жирную пищу, и предпочитала рыбу и овощи красному и белому мясу.

В отличие от меня, мужчины отдали должное и каплунам, и перепелам, и поросятине, жареной со сладким луком и капустой. Менестрель заиграл что-то легкое и ненавязчивое, а отец все посмеивался, то прикладываясь к бокалу с вином, то хитровато посматривая на меня.

По этикету я не имела права заговаривать первой, и сидела, как на горячих угольях, ожидая, когда отец соблаговолит объявить, для чего позвал меня.

Когда с птицей и свининой было покончено, вынесли оленину, зажаренную на углях, под соусом из красного вина.

Разбирая толстые розоватые куски, исходившие соком и ароматами душистых трав, послы оживились.

– Разрешите, я представлю леди Кирии моих людей? – обратился к отцу старший из посланцев – мужчина далеко за сорок, сухощавый, с желтым, изможденным лицом.

Мне он показался весьма мерзким человеком – с неопрятной бородой, длинным искривленным носом и маленькими глазами. Этими глазами он так и буравил меня, как будто решил провертеть в моей голове две дыры. И я похолодела, услышав, что это – «его люди». Может, серебряная цепь – вовсе не знак рыцарского ранга, а просто прихоть? И вот этот старик и есть король Баллиштейна? Не мог сам победить на турнире – отправил молодого вассала добывать невесту…

Я посмотрела на отца, но он добродушно махнул рукой:

– Представляйте!

И мне ничего не осталось, как с любезной улыбкой изображать послушную и благовоспитанную дочь.

– Сэра Эдейла вы уже знаете, леди, – заговорил со мной старший из послов. – Мое имя – Годвин Раскел, я бывший наставник короля Чедфлера, а сейчас возглавляю эту миссию.

Я кивнула, показывая, что поняла и запомнила. С моих плеч словно свались две наковальни. Не король. И на этом спасибо.

– Это – сэр Бриенн, – представил он мне еще трех рыцарей, – сэр Лаэрд и сэр Йорген, а рядом с вами – мой сын. Эрик Годвинсон.

Поприветствовав каждого рыцаря, кого называл сэр Раскел, я кивнула сэру Эрику самому последнему, и он опять порозовел от волнения.

Рыцари кивали в ответ, но как-то настороженно посматривая на меня, а сэр Эдейл и вовсе кивнул, глядя в бокал, и допил остатки вина, затребовав у слуги еще. Он не посмотрел на меня, и это было досадно, потому что его я приветствовала с таким холодным и надменным видом, что самой леди Готшем впору было позавидовать.

– Мы все поклялись служить вам до последнего вздоха, – торжественно сказал сэр Раскел, и было видно, что он очень горд своим служением. – Такую клятву взял с нас перед отъездом милорд Чедфлер.

– Его величество просит твоей руки, – подсказал мне отец, широко улыбаясь.

Я поняла, что он выпил уже столько вина, что мир кажется ему радужной страной фей, в которой не существует ничего плохого.

В отличие от отца, леди Готшем словно пребывала в мире ледяных троллей – даже лицо ее напоминало ледяную маску с застывшим выражением вселенской скорби.

Теперь, когда отец обратился ко мне, я могла говорить. И я сказала.

– Благодарю вас за добрые слова, милорд отец, сэр Раскел. Я смущена и удивлена оказанной мне честью.

Учтивые и пустые слова, но отец остался доволен. Наверное, ему было только на руку, чтобы я говорила поменьше и со всем соглашалась.

– Я дал согласие от твоего имени, Кирия, – сказал он, поддевая на нож кусок оленины и отправляя в рот. – Нет смысла тянуть, когда жених хорош, а невеста ценится на вес золота, – тут он хохотнул, но под змеиным взглядом мачехи кашлянул в кулак и произнес важно и громко, чтобы слышали все за столом: – В качестве свадебного выкупа Баллиштейн передал в Санлис двадцать тысяч золотом, двадцать ларцов отборных рубинов, двадцать тюков лучшей восточной парчи и двадцать мешков пряностей.

Присутствующие, не сговариваясь, ахнули, а что до меня – я и вовсе потеряла дар речи, превратившись на несколько секунд именно в ту молчаливую благородную девицу, которой пыталась показаться.

Выкуп и в самом деле был куда как щедр. Двадцать тысяч золотом – это пятилетний доход всего Санлиса, считая и монастырские земли. А уж драгоценные камни с парчой и пряности, которые ценились дороже, чем драгоценные камни… Но дело-то в том, что на свадьбу полагалось давать приданое дочери, а не получать золотом с жениха…

Я беспокойно заерзала, и мачеха взглянула змеиным взглядом уже на меня, приказывая сидеть неподвижно и молчать.

Может, на севере другие порядки?

Сэр Раскел, посчитал, что самое время сделать мне комплимент:

– Вы прекрасны, леди, – сказал он с полупоклоном в мою сторону, с хрустом отрывая от утиной тушки ножку. – Наш господин будет очарован. Уверен, вы тоже найдете его привлекательным.

– Это несомненно! – заверил его отец. – Кирия, скажи!

– Я буду счастлива увидеть мужа, милорд, – сказала я чинно, хотя все в груди так и кипело. – Мне известна ваша мудрость, я полностью доверяю вашему выбору.

– Леди не только красива, но и умна, – похвалил меня сэр Раскел, и остальные с готовностью его поддержали, превознося мой ум.

Хотя большого ума, чтобы поддакивать отцу, и не надо было. Справилась бы даже Стелла.

Я поблагодарила сэра Раскела улыбкой, тайком подавив вздох и облегчения, и разочарования.

Значит, все правильно. Жениха здесь нет.

Король Баллиштейна посчитал, что для Кирии Санлис будет достаточно миссии его слуг. К чему волноваться, если он щедро заплатил отцу, чтобы точно согласился выдать дочь. Когда Ольрун узнает, за сколько меня купили… Мне стало противно и мерзко на душе. И правда чувствуешь себя тёлкой на вилланском рынке. Особенно когда все так беззастенчиво на тебя таращатся.

Особенно отталкивающим был взгляд сэра Раскела. Я не могла избавиться от мысли, что он смотрит на меня оценивающе, как людоед, который решает – настолько ли вкусна дичь, насколько приятна на вид.

Последовала очередная перемена блюд и вынесли говяжьи ребра с шалфеем и гусей, фаршированных яблоками. Жареные гуси были любимым блюдом моего отца, и сейчас он поглядывал на них с такой нежностью, с какой, пожалуй, никогда не смотрел на своих дочерей. Особенно на меня.

Слуги все подливали и подливали вина, и гости постепенно становились веселее и развязнее. Кто-то раскатисто хохотал, слушая соседа, кто-то подпевал менестрелям, в такт ударяя по столу полой говяжьей костью.

Перед каждым гостем поставили по прекрасной фаянсовой тарелке, но многие предпочитали пользовались огромными ломтями хлеба. На них клали мясо, истекающее ароматным соком, а потом бросали хлеб собакам, которые крутились здесь же. Мне редко приходилось присутствовать на пирах и никогда не нравилось сидеть за общим столом – нечистоплотность многих лордов вызывала чуть ли не тошноту. Я опустила глаза в тарелку, вяло ковыряла в рагу ложкой, и избегая смотреть на пирующих, которые жадно подъедали все, что видели перед собой.

– Вы не голодны, леди? – спросил сэр Раскел, стирая ладонью жир с усов. – Может, кусочек поросятины?

– Нет, спасибо, – сдержанно отказалась я. – Не люблю мясо.

– Не любите мясо? Вам надо менять привычки, – он поднял бокал в мою честь, сделал несколько хороших глотков и поставил бокал на стол. – В Баллиштейне едят только мясо и запивают его красным вином. От этого кровь бежит быстрее по жилам.

– Замечательно, – пробормотала я, с ужасом поглядывая, как старый рыцарь грызет гусиные косточки.

Я отвернулась, чтобы не видеть его крепкие желтоватые зубы и лоснящиеся от жира усы, и встретила взгляд Эрика.

Юный рыцарь – румяный, как заря, смотрел на меня весело и даже подмигнул, скорчив на мгновенье забавную рожицу. Я не выдержала и прыснула, а мачеха тут же пнула меня под столом, призывая вести достойно.

– В Баллиштейне замечательная репа и чудесная капуста, если вам больше по вкусу овощи, – сказал Эрик, краснея все больше и больше. – И у нас собирают огромные урожаи орехов. Ими мы славимся на весь свет. Вы, верно, пробовали сосновые орехи?

– Да, конечно, – ответила я скромно, стараясь изобразить самую свою милую улыбку. Не стоило признаваться, что я пробовала сосновые орешки только раз в жизни, когда Стелла была столь добра, что отсыпала мне горстку полакомиться.

Тогда орехи показались мне удивительно вкусными.

Сэр Эдейл, сидевший напротив, вызывал у меня примерно такие же чувства, как если бы напротив сидел медведь – затаившийся, только и ждавший, когда бы напасть.

Я бы предпочла не замечать Рэндела Эдейла и продолжить беседу с Эриком, но тут сэр Раскел заявил:

– Венчание состоится в воскресенье. Незачем тянуть. Мы хотели бы вернуться, пока снег не закроет перевал. Сэр Эдейл будет представлять жениха по доверенности. Он – брат короля, милорд Чедфлер уполномочил его.

Меня словно ткнули вилкой в бок, когда я это услышала. Наверное, я не разозлилась бы так, венчайся со мной по доверенности хоть сэр Раскел с его сальными усами. Я вскинула глаза на сэра Эдейла, но он по-прежнему смотрел в бокал с вином, будто желал в нем утопиться, да посудина была маловата.

И правда! Зачем тянуть! – отец со стуком поставил бокал на стол. – К воскресенью мы устроим такой праздник, что на небе будут плясать сальтореллу! А почему не играют? – он махнул музыкантам. – Играйте! Да погромче! Мы желаем веселиться!

Музыканты грянули что-то задорное, но мне не стало веселее.

Очень хотелось сказать какую-нибудь колкость, но я сказала совсем другое – то, чего требовал от меня этикет:

– Для меня будет счастьем венчаться в воскресенье, и я благодарна милорду Сомарецу, что он прислал своего брата. Это огромная честь для Санлиса.

Сэр Раскел кивнул – он и не ожидал другого ответа, и предложил Эрику:

– Пригласи леди на танец, сын. Чтобы она не скучала, слушая мужские разговоры.

Юноша тут же с готовностью вскочил, предлагая мне руку, но мне совсем не хотелось танцевать. Тем более – единственной парой на весь зал, когда все будут смотреть. Обучение падчерицы танцам не входило в планы моей матери. Я могла исполнить несколько фигур – те, что заучивали в спальне мои сестры, но едва ли просияла бы в сальторелле, даже если бы Эрик был лучшим танцором в обоих королевствах.

Поэтому я ответила, стараясь, чтобы отказ прозвучал как можно деликатнее:

– Благодарю, но лучше я приберегу свои танцы для моего жениха, будущего мужа. Надеюсь, первый танец после помолвки я исполню с милордом Сомарецом, – говоря это, я улыбнулась Эрику и не могла не заметить, как после моих слов он воровато стрельнул глазами в сторону сэра Раскела.

– Думаю, милорд не обидится, если ты потанцуешь сейчас с его послом, – мягко сказала мачеха и пребольно пнула меня под столом.

– В самом деле, Кирия, – протянул отец, салютуя мне кубком, – тебя пригласили, невежливо отказываться! Пусть даже твой отказ из самых благих намерений.

Мне пришлось встать из-за стола и принять руку сэра Эрика.

– Должна признаться сразу, – сказала я вполголоса, пока он вел меня на середину зала, – я смогу исполнить только яичный танец. Если вы не мастер сальтореллы, то лучше притворитесь, что подвернули ногу.

Надо отдать юному рыцарю должное – он справился с удивлением достаточно быстро. Подворачивать ногу он не стал, но с пониманием улыбнулся и подошел к музыкантам, шепнув им что-то.

Они заиграли аллеманду, а это означало, что я, по крайней мере, не опозорюсь. В аллеманде мужчина вел женщину, и задавал перемену фигур, так что мне оставалось лишь подчиняться и постараться не наступить на ногу Эрику.

После второй перемены фигур Эрик осмелился заговорить со мной.

– Яичный танец? – спросил он, краснея до ушей.

– Да, – ответила я с нервным смешком, стараясь не запутаться в сплетенье наших рук и не споткнуться. – Не следовало бы мне этого говорить, ведь невеста его величества должны быть самим совершенством, но танцы – не самая сильная моя сторона.

– Но чтобы исполнить яичный танец, нужны отменные сила и грация, – заметил Эрик, и в глазах его заплясали искорки озорства. – Мне кажется, вы скромничаете, леди Кирия.

– Всего-то надо немного ловкости, – ответила я с улыбкой, – и… лучше танцевать босиком.

– Хотел бы я на это посмотреть, – тоже разулыбался он.

Я почувствовала себя свободнее, и уже не так важны стали взгляды, которые бросали на нас сэры и лорды. Да пусть смотрят, дыру глазами не провертят. Мы прошлись два круга, и ни разу не сбились с шага, ни разу не перепутали руки и двигались вместе так легко, словно танцевали парой с детства.

– Так и знал, что вы наговариваете на себя, – заметил Эрик на третьем кругу. – Вы прелестно двигаетесь. Зря я отказался от сальтореллы.

– О, прошу вас! – запаниковала я. – Я вовсе не скромничаю. Просто в отличие от своих сестер я и в самом деле не была прилежна в танцах. И лучше бы вам узнать сейчас, какое сокровище вы собираетесь привезти милорду Сомарецу.

Я говорила шутливо, но почему-то мои слова Эрик воспринял не как шутку. Взгляд его опять метнулся из стороны в сторону, и хотя он засмеялся, убеждая, что мне не о чем волноваться, и король будет очарован не только моей грацией, но и красотой, я почувствовала фальшь.

Что, собственно, нам известно об этом короле из Баллиштейна? Только то, что он – ближайший друг нашего короля, баснословно богат и… готов дорого заплатить за незаконнорожденную дочь одного из вассальных королей.

– Как ваш господин узнал обо мне? – спросила я напрямик.

– Вам лучше спросить об этом у него, при встрече, – уклонился юный рыцарь от ответа, и это понравилось мне еще меньше.

– Вы уверены, что не ошиблись, требуя меня?

Он повернул меня в танце так стремительно, что юбка моего платья вздулась пузырем.

– Никакой ошибки, – заверил меня Эрик. – Даже не сомневайтесь. Мы ехали именно за вами – за леди Кирией Санлис. И действительность превзошла все ожидания.

– А что вы ожидали увидеть? – не удержалась я от вопроса. – Что сказал вам король обо мне?

Но я напрасно надеялась на серьезный ответ. Лицо Эрика стало мечтательным, и он сказал:

– Мы ожидали увидеть звезду среди дев Санлиса, а нас ослепило солнце.

Я не привыкла к светской болтовне и предпочла промолчать, потому что в ответ так и тянуло съязвить. Неожиданное сватовство все больше и больше не нравилось мне. Но кто бы спросил, что я об этом думаю? Конечно, наш род очень древний, и породниться с домом Санлисов мечтал бы любой лорд нашего королевства, но король северного края?.. Не слишком ли великолепная партия для незаконнорожденной Кирии? И вдруг король Баллиштейна заблуждается, и на самом деле хочет всего лишь старшую принцессу, не зная, что старшая родилась вне брака? И не будет ли он разочарован, когда узнает правду?

Если бы поговорить об этом с отцом…

Но король Бернар о чем-то увлеченно беседовал с сэром Раскелом, и даже не смотрел в мою сторону.

– А… сколько лет вашему королю? – спросила я, стараясь говорить как можно равнодушнее, чтобы Эрик не догадался, как мне было страшно.

– Теперь он и ваш король, леди Кирия, – поправил меня Эрик. – Ему двадцать пять.

– Он очень молод. Для короля.

– Он король с шести лет, – гордо сказал юноша. – Он рано потерял отца, но на троне не было господина достойней.

Но я опять почувствовала: что-то не так.

Когда говорят правду – смотрят в глаза, и не оттягивают ворот камзола, как будто он тебя душит.

– Расскажите о нем? – продолжила я расспросы. – Что любит ваш… наш лорд в свободное время?

– Наш лорд – истинный мужчина. Он любит охоту и хороших лошадей.

«Верно, еще и женщин», – добавила я мысленно. О пристрастиях истинного мужчины мне было ведомо не понаслышке. И я снова взглянула на отца. Он раскатисто хохотал, хлопая сэра Раскела по плечу, а старый рыцарь сдержанно улыбался.

– Он… он галантен, – продолжал Эрик, – он красив, он нравится всем женщинам, можете не сомневаться.

«Сомнительное достоинство», – подумала я, не удержавшись, чтобы не посмотреть на сэра Эдейла. Тот как раз пригубил кубок в очередной раз и повернулся вполоборота, не спуская глаз с меня и Эрика.

– Он образован, – Эрик увлеченно расписывал достоинства моего жениха. – Когда милорд жил в столице, то очень интересовался науками и даже ходил на лекции в университет.

– Какое похвальное рвение, – сказала я, стараясь больше не замечать сэра Эдейла.

Пусть себе пьет, сколько пожелает, и смотрит мрачным взглядом. Еще бы напился перед венчанием, чтобы не мог встать на ноги, и пришлось бы подыскать другого жениха по доверенности.

– Милорд прекрасно играет на лютне, и танцует так же легко, как вы, леди, – уголки губ юноши лукаво задергались, и он закончил: – Вздумай его величество танцевать яичный танец – ни одно не пострадало бы.

Я не могла удержаться от смеха и совсем позабыла, что надо следить за фигурами и считать шаги. Забыла, но не сбилась ни разу. Наверное, в этом прежде всего была заслуга Эрика, и я взглянула на него с признательностью. Пусть мачеха кусает локти! Кирия Санлис не ударит в грязь лицом!

Музыка закончилась, и мы с Эриком раскланялись друг с другом. Он взял меня за руку, чтобы проводить к столу, но путь нам преградил сэр Эдейл.

Сердце мое забилось, когда он тяжело посмотрел на Эрика, и тот сразу отпустил мою руку.

– Разрешите и мне танец с невестой, – сказал сэр Эдейл очень любезно. – Что вам угодно, леди Кирия? Сальтореллу или бранль? – когда он наклонился ко мне в полупоклоне, я ощутила запах вина.

Похоже, сэр Эдейл немного увлекся красным фалернским, и оно придало резвости его пяткам, но вряд ли добавило разумности.

– Если позволите, мне было бы угодно вернуться к отцу, – ответила я, потупившись, как и положено скромной девице. – Прошу прощения, сэр, но я устала и хочу выпить немного воды, чтобы охладить сердце.

– А ваше сердце горит? – перебил он меня, взял за руку и почти насильно потащил в середину зала, крикнув музыкантам: – Играйте вольту!

Я перепугалась до дрожи в коленях и вцепилась свободной рукой в его запястье.

– Умоляю, только не вольту! – зашипела я, пытаясь остановить рыцаря, но легче было остановить взбесившегося жеребца.

Эрик отошел к столу, оглядываясь на нас, а отец по-прежнему был увлечен разговором с баллиштейнцами.

Музыканты браво ударили в бубны и по струнам, и сэр Рэндел поставил меня напротив себя, удерживая за руку.

– Значит, вот так развлекаются королевские дочери? – спросил он тихо, но взгляд был – как у сумасшедшего. – Они любят купаться голыми по ночам?

Услышать подобное было очень обидно, и я не сразу нашлась, что сказать. Ответить оскорблением на оскорбление? Но вдруг сэр Эдейл разозлится и решит опозорить меня при всех или начнет распускать сплетни? Интересно, что он сделал с моей пряжкой? Наверное, выбросил. Как выбросил меня из своей жизни, когда узнал, что меня хочет его брат и господин.

Но сейчас предстояло испытание пострашнее, чем словесное сражение.

Первые такты вольты уже были сыграны, и я, как и полагается, поклонилась сэру Эдейлу, а он поклонился мне.

Вольта – танец прыжков и поворотов, а потом мужчина берет женщину за талию и поднимает, и кружит вокруг себя. Я никогда не танцевала вольту с мужчиной, только сама исполняла мужскую роль, когда сестры повторяли этот танец в нашей спальне – дурачась и взахлеб рассказывая, как это волнительно, когда тебя заключают в объятия красивые юноши, словно ненароком задерживая руки на талии.

После поклона мы с рыцарем разошлись, сделав по кругу вприскочку, и снова сошлись, соединив руки.

Он ждал ответа, и я решила не испытывать его терпение.

– Судя по тому, как вы сверкаете глазами, добрый сэр, – сказала я, – это развлечение вам не по нраву.

– И вы не ошибаетесь, дорогая леди,– произнес он язвительно.

– Как странно, – я посмотрела ему в лицо, пока мы скакали друг перед другом, как два козленка на выпасе, – а ведь пока вы не узнали, кто я, эти развлечения вам даже нравились. И ваши глаза тогда смотрели на меня, сверкая вовсе не грозно. Я с тех пор не изменилась ничуть. Значит, что-то изменилось в вас?

– Во мне?!

Мы опять разошлись, и, протанцевав этот круг, я поняла, что совершенно не знаю, какие фигуры следуют дальше. А сэр Эдейл, по-видимому, чувствовал себя в вольте превосходно. Еще чуть-чуть – и у него появится новый повод для насмешек.

Мы приблизились друг к другу, музыка заиграла еще резвее, и сэр Эдейл схватил меня за талию, и поднял на вытянутых руках, сделав поворот. Мое сердце провалилось куда-то ниже пяток, дух захватило, и когда я снова ощутила пол под ногами, колени у меня дрожали. И вовсе не от страха. Это и в самом деле было очень волнительно – оказаться в объятиях красивого мужчины. Особенно когда он и в самом деле помедлил убирать ладонь с моей талии. Тем более что я уже была в его объятиях, и помнила их силу и нежность.

Но ему не следовало знать о моей слабости, и я перешла в атаку, пока он не начал обвинять меня в других преступлениях против нравственности.

– В свою очередь спрошу, а что вы делали ночью в саду моего отца? – поинтересовалась я.

Держась за руки, мы прогалопировали по всему залу, и мне удалось даже не сбиться с шага.

– Я-то находилась там на законных основаниях, а вот вас никто не приглашал.

– Вы не только скачете легко, как козочка, – парировал он, – но и бодаетесь, как она. Напомню, что еще вы пришли ко мне в палатку. Ночью.

– Потому что вы украли мои туфли.

– Прежде вы украли мой плащ.

– Вот и хотела его вернуть, а вы набросились…

Он снова закружил меня, подняв без видимых усилий, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. За это время я умудрилась шагнуть не в ту сторону, в какую требовалось, и столкнулась с рыцарем грудью в грудь.

Решение было принято мгновенно, и я отскочила, громко вскрикнув.

Лорды и рыцари, сидевшие за столом, оглянулись, а Эрик бросился ко мне, но сэр Эдейл успел первым и подхватил меня под локоть.

– Что случилось? – спросил он встревожено.

Музыканты не сразу перестали играть, но когда Эрик появился рядом, уже замолчали.

– Ах, сэр Эдейл наступил мне на ногу, – пожаловалась я. – Как больно!

– Обопритесь на меня, – засуетился Эрик.

Я не успела принять его помощь, потому что сэр Эдейл подхватил меня на руки и понес к моему креслу.

Меня усадили, подсунув под локти подушки, и столпились вокруг, на разные лады высказывая соболезнования.

– Прошу прощения за неловкость, – сдержанно извинился сэр Эдейл.

– Прошу прощения, миледи, – счел нужным извиниться и сэр Раскел. – Вы не сильно пострадали?

– По-моему, ваш добрый сэр раздробил мне суставы, – сказала я, всем своим видом изображая немыслимые страдания. – Надо немедленно лечь в постель и приложить лед…

– Конечно! И как можно быстрее! – впервые мой отец выглядел таким перепуганным, когда дело коснулось меня.

А ведь всего два года назад, когда я полезла в овраг, доставая оброненный Стеллой мяч, и упала, поскользнувшись на сырой глине, и врачи подозревали у меня перелом руки, доложив об этом отцу, он сказал, чтобы его не беспокоили по пустякам.

– Гого! Проводи Кирию в ее комнату! – распоряжался отец. – Надеюсь, ничего серьезного, и невеста сможет стоять у алтаря…

– Я помогу леди, – сказал сэр Эдейл и снова поднял меня на руки. – Покажите, где ее комната.

– Гого! Покажи! – отец даже легонько подтолкнул мачеху в спину, чтобы шла быстрее.

Я бы предпочла ехать на ком-то другом, но кроме сэра Эдейла помощи никто не предложил. Уже в коридоре мачеха указала направление к нашей с сестрами спальне и сказала:

– Проходите туда, я распоряжусь, чтобы принесли лёд.

Едва она исчезла в темноте, я попросила:

– Можете отпустить. Прекрасно дойду сама.

Помедлив, рыцарь поставил меня на ноги и сказал:

– С вами все в порядке? Значит, обманули? Снова обманули меня, миледи.

– Вы сами захотели обмануться, – ответила я. – Вините в обмане свою фею, которая напророчила вам сущие глупости. С вашего позволения, – я кивнула и хотела уйти, но он поймал меня за запястье.

– Она не обманула, – сказал он глухо. – Это я все не так понял.

– Вот и поразмышляйте об этом на досуге, – посоветовала я, пытаясь освободиться. – И отпустите, в конце концов!

Но он словно не слышал, и глядел тяжело, исподлобья, а потом невесело хмыкнул:

– Насмешка небес. Я думал, что когда Флёр-де-Фарин говорила о моей судьбе, она имела в виду мою судьбу. А оказалось, что я встречу невесту своего короля.

– Брата, – поправила я его.

– Короля, – повторил он. – Но от этого не легче. А вы не слишком противились, когда узнали, для кого вас просят.

Услышать это было еще обиднее, тем более что он так и не отпускал меня, притягивая к себе медленно, но все ближе и ближе.

– Я ничего вам не обещала, – сказала я резко. – Это вы придумали сказку, и в нее же поверили. А сказок не бывает на этой грешной земле, добрый сэр. Как не бывает фей и эльфов. Я – Санлис, и следую приказам моего отца. Если мой отец хочет, чтобы я стала женой вашего… короля, я стану ей. Хотя, признаюсь, он мне еще более противен, чем вы.

– Противен? – Эдейл встряхнулся, как мокрый пес. – Я не ослышался? Вы его даже не видели, леди!

– Его поступки говорят сами за себя, – сказала я мстительно. – Как и ваши. Ваш король прикупил меня, как поросенка на рынке, и даже не потрудился приехать сам, чтобы сердце невесты было спокойно. Я уже не говорю о том, что можно было ради приличия спросить – желаю ли я становиться его женой. Но у вас это семейное, как я погляжу. Вы ведь даже не потрудились узнать, как имя той, которую вы выбрали себе в жены.

– Сколько злости в вашем голосе, – казалось, он был неприятно удивлен. – Я выполняю королевский приказ, я связан клятвой и присягой…

– Как мило, – я уже не сдерживалась. – Все ясно – брат уполномочил вас обвенчаться со мной по доверенности. Надеюсь, больше он не предоставил вам никаких полномочий в отношении меня? Например, право первой ночи?..

Он долго молчал, глядя на меня и играя желваками, а потом отпустил мою руку, и я потерла запястье, подумав, что наверняка останутся синяки от железных пальцев.

– Вы принадлежите Чеду, – сказал рыцарь, – и я не позволю никому к вам прикоснуться. И сам не нарушу клятвы.

Я не смогла удержаться, чтобы не поддеть его:

– Вы ее уже нарушили, и не раз. Но вы правы – забудем об этом. Я уже заметила, что вы смелее на поле боя, чем в делах любви.

Наверное, сэр Эдейл слишком перебрал фалернского, потому что я оказалась в его объятиях быстрее, чем успела моргнуть.

– Упрекаете в трусости? – тихо спросил он, касаясь губами моего уха. – Хотите, чтобы я забыл о чести? Решили помучить меня?

От него пахло вином и смолой, и еще свежей хвоей.

Создавая хоть какую-то преграду между нашими телами, я успела выставить руку, и теперь ладонью чувствовала, как тяжело бьется его сердце.

В самом деле – чего я хочу? Чтобы он бросил меня поперек седла и умчал в далекую даль?

Дверь спальни скрипнула, и мы с Эдейлом шарахнулись в разные стороны. Из спальни вышла горничная и пошла в другую сторону, не заметив нас, подсвечивая себе плоским светильником. Я услышала взволнованные голоса сестер, и бросилась туда, как будто спасала собственную жизнь.

Но на самом деле мне ничего не угрожало, и сэр Эдейл не бросился за мной следом. Я влетела в спальню и промчалась к своей кровати, ни на кого не обращая внимания.

Первым моим желанием было рухнуть на постель и задернуть полог, чтобы отгородиться от всех.

Но моя кровать была занята.

На ней лежало самое красивое платье из всех, что мне приходилось видеть за свою жизнь.

Оно было сшито из пурпурного бархата, по последней моде – юбка-колокол чуть приподнималась впереди, показывая нижнюю юбку тоже красного цвета, но более темного оттенка. И подол, и отложной воротник, и рукава были украшены по краю галуном, а сама ткань расшита золотом, отчего платье сияло и переливалось, как солнце. Более роскошного наряда нельзя было вообразить, и это великолепие поразило и ослепило меня. Я на мгновенье прикрыла глаза, а потом оглянулась.

Мои сестры сидели на скамейке, рядком – смирные, как голуби на жердочке. А на другой скамейке – возле моей кровати, сидели три незнакомые мне дюжие девицы, больше похожие на переодетых рыцарей. Та, что сидела в центре – в белоснежном чепце с отворотами, с красными, как осенние яблоки, щеками, встала мне навстречу и поклонилась. На ней было простое коричневое платье, но передник был оторочен тончайшими кружевами.

Следом за ней поднялись и две другие девицы, а румяная представилась:

– Меня зовут Эдит, миледи. Эдит Брумфилд. Меня назначили вашей горничной, если вам угодно. А это – Хайди и Бет, – она повернулась в одну сторону и в другую, указывая, какую девицу как зовут. – Они тоже горничные. Если вам угодно.

На мой взгляд, все трое были похожи, как родные сестры, но я на всякий случай кивнула и ткнула пальцем в сторону бархатного платья, не в силах даже спросить, откуда такое великолепие.

– Это подарок милорда Сомареца будущей жене, – ответила Эдит на мой невысказанный вопрос. – А это – подарки от него же.

Она наклонилась и выволокла из-под скамейки сундук с медными ручками и железным навесным замочком. При этом горничная бросила такой выразительный взгляд на моих сестер, что те подскочили на месте.

– Вот ключ, миледи, – Эдит запустила широкую ручищу за лиф своего платья и вытащила ключик на шелковой ленте. – Мне приказано, чтобы никто, кроме вас, не смел открывать сундук и прикасаться к платью.

Еще один взгляд в сторону моих сестер, и я догадалась, что Ольрун и Стелла пытались рассмотреть подарки короля Баллиштейна поближе. Наверное, еще и пытались настаивать.

Она сняла ключ и передала его мне. Я сжала его в ладони, еще не зная, как мне себя повести. Все это и правда выглядело слишком… сказочно.

Пока я раздумывала, Стелла не вытерпела и попросила тоненьким голосочком:

– Давай посмотрим, что там? Кирия, а?

Ольрун промолчала, насупившись, но я видела, что и ей не терпится посмотреть, что находится в сундуке. Волосы у моей сестры были распущены – значит, шпильки у нее были изъяты до последней, и новое нападение мне не грозило.

Я позволила себе уступить слабости и встала на колено перед сундуком, открывая замок. Ключ повернулся легко, и вот я подняла крышку, с некоторой опаской заглядывая внутрь.

Там лежали стопками тончайшие шелковые и батистовые рубашки, красные чулки с золотыми стрелками, платки и ленты. Все очень красивое, изысканное, пахнущее лавандой – потому что между рубашками лежали мешочки с сухими цветами. Я испытала почти детскую радость оттого, что стала хозяйкой таких богатых вещичек. И их было так много! И еще в сундуке лежала плоская шкатулка, открыв которую я обнаружила ожерелье из рубинов – длинное, чтобы лежало на груди, с золотыми коваными розами. Отшлифованные камни были прозрачными и темно-красными, неправильной формы со скругленными краями.

– Какая красота… – за моей спиной с придыханием произнесла Стелла.

Она поднялась со скамьи и подошла на цыпочках, я и не услышала.

– Вас попросили надеть это ожерелье сразу же, – подсказала Эдит. – Как знак, что вы принимаете милорда Сомареца своим мужем.

– Надень, Кирия! – запричитала Стелла. – Пожалуйста!

Но я медлила. Красные камни в неровном свете светильников казались застывшими каплями крови. Перед моим мысленным взором вдруг промелькнула совершенно нелепая картина – капли крови на моих обнаженных руках, от запястий до локтей. Видение было таким ярким, что я испуганно посмотрела на свои руки. Но рукава моего платья были длинными, и конечно же, никаких капель крови я не обнаружила. Только я уже не могла радоваться такому, поистине, королевскому подарку. Захлопнув крышку шкатулки, я сказала:

– Не вижу необходимости надевать его сейчас. Оно подходит к платью, надену на венчание.

– Хотя бы примерь… – заныла Стелла, но я уже захлопнула и сундук.

– Не сегодня, – мне и в самом деле не хотелось ничего примерять, и радость от обилия богатых вещей схлынула, будто ее смыло дождиком. – Потрудитесь сложить платье, – сказала я Эдит, – я устала и хочу лечь. Может, его повесить на кресло?

– Оно помнется, – заявила Эдит безоговорочно. – Я поговорила с леди Готшем, до отъезда вам предоставят отдельную комнату. Там хватит места, чтобы разложить платье, и занесут остальные сундуки.

– Остальные? – переспросила Стелла.

– Вы думаете, милорд отправил бы своей невесте лишь один сундук с подарками? – ответила горничная, смерив мою сестру почти презрительным взглядом. – Там восемь сундуков и три ларца. Мы принесли сюда только подвенечное платье и кое-что из белья и украшений.

Глаза у Стеллы стали размером с чашку, а Ольрун поджала губы. И это мои сестренки еще не знали, сколько король заплатил нашему отцу, чтобы наверняка получить меня.

Но зачем я ему?..

Будь я даже старшей дочерью, король Норсдейла мог бы подыскать себе партию куда более родовитую, чем одна из Санлисов.

Почему я?..

Появилась леди Готшем в сопровождении служанки, которая тащила тазик с колотым льдом. Окинув меня холодным взглядом, мачеха все прекрасно поняла и сделала служанке знак удалиться.

– Если ты хорошо себя чувствуешь, то пойдем, провожу тебя в твою новую комнату, – сказала она.

Я бы не согласилась из чувства противоречия, но подумала, что не смогу уснуть рядом с Ольрун, пусть у той и отобрали шпильки, и согласно кивнула.

– Позвольте, миледи, – Эдит взяла у меня ключ и заперла замок на сундуке, а потом вернула ключ мне и вместе с Хайди и Бет они с великими предосторожностями подняли бархатное платье, держа его за расправленный подол, рукава и плечи, и понесли.

Мы с леди Готшем пошли впереди, мачеха указывала дорогу, и я сразу догадалась, что она ведет меня в южное крыло – там были лучшие гостевые комнаты и библиотека. В южных покоях всегда было тепло и сухо, и обычно там располагались родители леди Готшем, когда приезжали навестить дочь и внучек.

Я косилась по сторонам, ожидая, что где-то в темноте стоит сэр Эдейл, но в коридорах было пусто.

– Мы принесем остальные вещи миледи, – сказала Эдит деловито.

Она повесила платье на ширму, стоящую в углу, осмотрела комнату и осталась довольна, о чем сразу заявила мачехе.

Леди Готшем выслушала ее с холодной улыбкой, но горничную это не смутило.

– Завтра велите затопить баню, – говорила она мачехе, как будто отдавала приказы. – У миледи волосы такие, что понадобится часа два, чтобы привести их в порядок. Потому нам надо три часа. Чтобы никто не мешал, чтобы принесли два чана горячей воды, розовое масло и мята у нас свои. Все.

После этих слов я ожидала, что мачеха поставит зарвавшуюся служанку на место, но леди Готшем лишь улыбнулась еще шире и сказала:

– Я рада, что у леди Кирии будут такие знающие слуги. Надеюсь, ваш труд будет вознагражден вашим хозяином.

– Даже не сомневайтесь, – заверила ее Эдит. – А теперь – с вашего позволения. Миледи сказала, что устала и хотела бы поскорее лечь спать.

– Разумеется, и я не стану ей мешать, – ответила леди Готшем. – Отдыхайте, леди Кирия. Пусть вам приснится ваш будущий муж.

Глава 6. Разговоры перед сном

Мачеха ушла, оставив меня гадать – не было ли в ее словах скрытого смысла, и я осталась наедине с тремя новыми горничными.

– Здесь есть смежная комната, – тут же начала распоряжаться Эдит, – мы расположимся там. Если что-то вам понадобится, миледи, тут же зовите нас, – она достала из кармана серебряный колокольчик и поставила его на стол. – Вам только позвонить – и мы рядом.

– Благодарю, – ответила я сдержанно, наблюдая за всеми тремя очень внимательно.

Несомненно, Эдит была центром этого трио. Хайди и Бет помалкивали и подчинялись ей безоговорочно. Думаю, реши я приказать им что-то, они прежде посмотрели бы на Эдит, ожидая – даст ли она добро на выполнение.

Присев на постель, которая была такой широкой, что спокойно можно было лечь в ней поперек, я смотрела, как горничные расправили платье, накрыв его тканым чехлом, и как Хайди и Бет один за другим заносили в комнату сундуки и ларцы. Эдит по-хозяйски открыла один из сундуков и извлекла оттуда тончайшие шелковые простыни.

– Разрешите, я перестелю вам постельку, миледи, – сказала она, и я тут же встала и отошла к стене.

Из сундуков были извлечены пуховые подушки, атласные одеяла – видимо, король Норсдейла считал, что у нас о таких диковинках, как постельные принадлежности, никто не слышал.

Сундуки были заперты не все, а только те, в которых привезли наряды для меня. Эдит настояла, чтобы я сразу же выбрала платье на завтра, и мне пришлось открыть пару сундуков, сделать вид, что я выбираю, а потом ткнуть наугад. Платье, что я выбрала, было темно-зеленое, а на лифе красовалась вышивка золотой нитью – кленовые листья. Пояс был витой, из золотого шнура, и к нему полагалась зеленая поясная сумочка, к которой крепились сразу три серебряных бубенчика.

– К этому платью подойдут бархатные туфли, – тут же решила Эдит и нырнула в другой сундук, вытащив на свет пару самых прекрасных туфель в мире – из черного бархата с зелеными атласными лентами, и с золотыми пряжками.

Моя прежняя обувь выглядела жалкими обносками по сравнению с этой красотой.

Эдит водрузила туфли на подзеркальный столик, платье было развешено на кресле, и горничные тут же стряхнули с него невидимые пылинки, расправили складки и растянули пояс, расчесав пушистые хвостики кисточек.

Служанки хлопотали себе, а мне стало почти страшно в окружении такого огромного количества роскошных вещей. И теперь все это принадлежало мне. Как странно, порой, оборачивается судьба.

В одном из сундуков я заметила книги и пожелала рассмотреть их поближе. Это были великолепные фолианты по истории нашего королевства – с яркими миниатюрами, в толстом кожаном переплете с золотым тиснением. Я сразу решила, что подарю книги Стелле. Среди нас троих только она считала чтение очень увлекательным занятием. К тому же, не в пример Ольрун, Стелла была, как мне показалось, даже рада моему замужеству. Во всяком случае, зависти не высказала и не пыталась ткнуть в глаз шпилькой.

Книги заинтересовали меня только как подарок (подари то, что тебе не надо), а вот сапожки со шпорами и плетка, украшенная перламутром пришлись мне по душе. Я не любила охоту, но никогда не отказывалась поучаствовать в оленьем гоне. И если бы у меня были вот такие прелестные штучки, а если совсем мечтать – то и породистая лошадь…

– Вам нравится верховая езда, миледи? – спросила Эдит.

– Немного, – ответила я сдержанно, откладывая сапожки и плетку. Все же, я не привыкла, чтобы за мной ухаживали слуги, и в присутствии горничных чувствовала себя сковано.

– В качестве подарка вам прислали еще и лошадь, – сказала Эдит. – Я не разбираюсь в породах, но Бальди очень красивая, – она изобразила на своем пухлом, румяном лице что-то вроде улыбки.

– Бальди? – переспросила я.

– Ваша лошадь, миледи. Она гнедая, а грива и хвост у нее черные. Говорят, очень дорогая лошадь, сэр Эдейл купил ее за шестьдесят серебряных монет.

Мне снова показалось, что меня ткнули в бок вилкой – как когда сестренки забавлялись во время праздничных семейных трапез. Сэр Эдейл купил подарок для невесты. А что жених?..

– Почему милорд сам не выбрал лошадь? – спросила я, стараясь выглядеть простодушной девицей.

– Потому что милорд во всем доверяет сэру Эдейлу, – Эдит выкладывала на стол гребни, щетки для волос, какие-то флакончики и коробочки. – Но милорд прислал вам ожерелье. Не хотите примерить?

– Нет, – быстро ответила я и невольно передернула плечами, только представив крупные красные рубины, похожие на капли крови. – Не сейчас, благодарю. Возможно, позже.

В двери постучали, и Эдит тяжелой поступью прошла, чтобы открыть.

– Сэр Годвинсон просит принять его, – возвестила она важно, будто была привратницей при королеве. – Прикажете впустить, миледи?

Я не сразу вспомнила, что сэр Годвинсон – это юный рыцарь, Эрик, пригласивший меня танцевать. И зачем он здесь?..

– Да, конечно, впустите, – разрешила я.

Эдит посторонилась, пропустив юношу, и тот вошел, неловко кланяясь и краснея, как мак.

– Пришел узнать, как ваше здоровье, леди Кирия, – сказал он. – С вами все в порядке?

– Со мной? – я успела забыть, что подвернула ногу, но тут же спохватилась: – Да, уже все хорошо. Спасибо за заботу.

– Это чудесно, – закивал Эрик и замолчал, глядя на меня.

Он держал свиток, перетянутый витым шнуром – прижимал к груди, как что-то немыслимо ценное. И все смотрел на меня – как-то удивленно, с любопытством и жадностью, и… с опаской.

– Со мной все хорошо, – повторила я, потому что молчание затягивалось. – Вас послал мой отец?

– Нет, простите, – он спохватился и с поклоном протянул мне свиток. – Мой отец попросил передать вам вот это – письмо от милорда Сомареца.

– От короля? – я не торопилась взять послание, и Эрик положил его на стол.

Я подошла ближе, разглядывая круглую печать с оттиском герба – волк в прыжке. Герб северных королей.

– От короля, – подтвердил Эрик. – Письмо жениха невесте.

Что ж, письмо было бы очень кстати. Не приехал сам – хотя бы прислал письмо, чтобы все объяснить. Я взяла свиток и попыталась развязать шнур, завязанный крест-накрест, чтобы никто не мог прочесть письмо, не сломав печати, и Эдит тут же открыла один из ларцов и передала мне перочинный ножик с костяной ручкой.

Даже о писчих принадлежностях позаботились. Почему-то такая забота нравилась мне все меньше и меньше, я занервничала, и не сразу смогла перерезать шнур, смяв бумагу.

Наконец, письмо было развернуто, я отошла к светильнику, скрывая ото всех, что написано, но Эрик и служанки сами проявили деликатность – отступили к порогу и застыли там.

Буквы, написанные легким, изящным почерком, сначала никак не складывались в слова – я волновалась, и строчки прыгали перед глазами.

Но потом я увидела свое имя – это было так странно, я никогда не видела своего имени написанным. Заглавная буква была нарисована твердо, со стрелкой наверху, как острие копья – «Кирия».

Я глубоко вздохнула и принялась читать:

«Госпожа моя Кирия! Надеюсь, вы простите, что обращаюсь к вам по имени, без упоминаний ваших титулов. Надеюсь, что вскоре вы разрешите называть вас лишь по имени – Кирия. Ведь ваше имя означает – «госпожа».

Простите меня и за то, что я не смог приехать к вам сам, чтобы посмотреть вам в глаза, завоевать вас, убедить в искренности моих чувств и твердости моих намерений сделать вас своей женой и королевой.

Пусть вас не удивляет, что я говорю так, словно знаю вас. Я знаю вас, знаю все. Я видел вас в отражении источника Флёр-де-Фарин, и фея сказала, что вы станете моей судьбой…», – тут я оторвалась от чтения и подозрительно посмотрела на Эрика.

Он и служанки стояли поодаль, почтительно потупившись, но Эрик, как будто почувствовав мой взгляд, поднял голову.

– Что-то не так? – спросил он.

Вместо ответа я продолжила чтение.

«…что вы станете моей судьбой, и просияете солнцем в моей жизни и в жизни королевства Баллиштейн. С тех пор, как я увидел вас – рыжекудрую, с глазами, как зелень наших лесов, я не могу думать ни о ком другом. Обещаю, что если вы примите мою любовь, я окружу вас заботой и нежностью, и буду вашим верным рыцарем от этого дня и навеки. Искренне ваш, с любовью и уважением, Чед Сомарец».

Внизу стояла размашистая подпись и еще один оттиск печати с изображением волка. Я медленно свернула письмо и убрала его в шкатулку с ожерельем, плотно закрыв крышку.

Получи я подобное послание до турнира, письмо произвело бы на меня впечатление. Каждая девушка мечтает о красивой любви. А тут история предполагала быть, как из рыцарских романов – король далекой земли увидел портрет принцессы, влюбился и женился. Но дело было не в портрете, а опять в пророчестве феи! Опять Флёр-де-Фарин! Получается, фея, страдает забывчивостью? Ведь она нагадала двум братьям одну судьбу – меня.

Если это не злой умысел, то очень дурная шутка.

Если тут, вообще, дело в пророчестве, и это письмо не написано сэром Эдейлом, например. По вдохновению. Купил же он подарок невесте от имени брата, почему бы не написать и любовное послание?

– Кто такая Флёр-де-Фарин? – спросила я.

Я не спрашивала у кого-то конкретно, но Эрик и служанки переглянулись, и юный рыцарь, кашлянув в кулак, ответил:

– В наших краях верят, что в горячем источнике в заповедных лесах обитает фея. Она оберегает леса и поля, следит, чтобы вызревали колосья, и у людей было достаточно хлеба на зиму…

– И еще она пророчествует, – сказала я.

– Э-э… – замычал Эрик. – Да, вилланы верят, что фея может предсказать будущее.

– Вилланы? – я посмотрела на него пристально, пытаясь понять, искренен ли он. – Благородные господа в это не верят?

– Думаю, что нет, – ответил Эрик со смущенным смешком. – А почему вы спрашиваете?

– Просто так, – сказала я. – Благодарю, что передали письмо.

– Надеюсь, оно успокоило вас, – произнес Эрик с надеждой.

Я сдержанно улыбнулась, не желая об этом говорить.

– С вашего позволения, миледи,– Эрик раскланялся, собираясь уйти, но почему-то медлил.

Возможно, он хотел сказать еще что-то, а я не отказалась бы его порасспросить, но не под пристальным взглядом грозной Эдит, которой, похоже, не слишком понравился визит рыцаря. Может, она беспокоится за честь невесты своего короля? Тогда тем более не надо давать ей повод.

Поэтому я поспешила распрощаться с Эриком:

– Доброй ночи, еще раз благодарю.

Он вышел нехотя, и горничная сразу заперла за ним дверь.

Служанки умыли и причесали меня на ночь, и нарядили в тончайшую батистовую рубашку – у меня никогда не было такого удобного белья, и я с величайшим наслаждением вытянулась в постели, на шелковых простынях, пахнущих лавандой.

Хайди и Бет пожелали мне приятных снов и удалились в смежную комнату, а Эдит задержалась, чтобы погасить часть свечей.

– Мне поручили служить вам, пока не приедем в замок Флёр, – сказала она. – А там вы сможете выбрать горничную по своему вкусу миледи.

«Замок Флёр, – подумала я. – Очень красивое и нежное название. Означает «цветок». Или – покров тайны, газовую ткань».

И я сразу представила легкое, воздушное сооружение, с башенками, флюгерами и красными черепичными крышами, а вслух сказала:

– Что вы, Эдит. Я не стану просить никаких других горничных. Если милорд посчитал вас лучшей, я не поставлю под сомнение его выбор.

– Вы можете оставить при себе свою горничную, – подсказала Эдит, с преувеличенным вниманием снимая нагар с последней свечи. – Заберете ее с собой…

– У меня нет горничной, – обрадовала я ее. – Поэтому я рассчитываю и впредь на вас и ваших подруг. Надеюсь, мы поладим.

– Вот как, – Эдит заметно ободрилась и отвернулась, скрывая улыбку, но я увидела отражение в зеркале. – Тогда еще прошу прощения, миледи. Если мне будет позволено говорить, то я скажу, что этот мальчишка, – горничная презрительно мотнула головой в сторону двери, – наговорил глупостей. Не верьте ему.

– Вы о сэре Годвинсоне? – уточнила я мягко.

– О нем, – недовольно буркнула Эдит. – Он тут так рассуждал о фее… Это все ложь. Госпожу Флёр-де-Фарин почитают в наших краях все – и простолюдины, и благородные.

– Ничуть в этом не сомневалась, – сказала я ровно, но горничная разгадала меня.

– И вы не верите, – произнесла она с осуждением. – Я сразу поняла, что у вас здесь не верят в древние предания. А зря. Флёр-де-Фарин никогда не ошибалась, предсказывая будущее. Говорят, если при полной луне прийти к ее источнику и бросить в отражение луны шпильку…

Дальше последовал пространный рассказ вроде того, что я слышала от своих сестер: «В отражении луны фея покажет будущего мужа… Мисси Луп бросила шпильку и увидела второго конюха…Все это – чистая правда…». Я подперла голову рукой, с трудом сдерживая смех, и представляя, как сэр Эдейл и его брат крадутся ночью к ручью Феи, чтобы бросить шпильку в отражение луны и увидеть будущую жену. Но почему – шпильку? Что бросают благородные рыцари? Может, охотничьи ножи? Или головки от стрел?

– Вы не верите! – Эдит резко прервала рассказ о чудесах феи из Норсдейла и уставилась на меня с осуждением. – А зря.

– Оставим это, – предложила я. – Каждый имеет право верить или не верить, и на чужую веру или неверие нет воли даже у королей.

– Вы такая умная, – сказала Эдит, но в ее устах это прозвучало вовсе не комплиментом. – Если что-то понадобится – звоните в колокольчик или просто крикните, миледи. Доброй ночи.

Она ушла вслед за Хайди и Бет, ступая тяжело и крепко, а я приспустила полог и легла на бок, подсунув ладони под щеку. Я глядела на огонек свечи и думала, что хорошо бы раздобыть какую-нибудь записочку от сэра Эдейла, чтобы сравнить почерки братьев.

И почему это герб одного брата – волк, а другого – сухое дерево?..

Глава 7. Предсвадебные хлопоты

Надо ли говорить, что никакой будущий муж мне не приснился. Проснувшись, я не вспомнила ни одного сна, но на душе было гадко, словно снилось что-то мерзкое.

Не успела я откинуть одеяло, как в комнату вплыли мои новые горничные – все умытые, одетые, в белоснежных чепцах, готовые служить. Наверное, они встали давно, и ждали, пока проснусь я.

После утреннего туалета я была наряжена в зеленое платье, мои простые золотые серьги-колечки были с презрением отправлены в шкатулку, а вместо них Эдит продела мне в уши куда более внушительные – в виде цветочных гирлянд, тонко сработанных из золота и крохотных изумрудов.

– Мы уберем волосы в сетку, чтобы серьги были видны, – приговаривала она, укрощая при помощи щетки и гребня мои непослушные кудри, а на шею я бы посоветовала миледи вот этот медальон – он хорош, но достаточно скромный, чтобы не затмить серёг.

– Согласна с вами, – тут же ответила я, потому что такие тонкости относительно украшений мне были неподвластны. Я бы обошлась и прежними серёжками, и не увидела ничего плохого в том, чтобы надеть жемчужное ожерелье, которое вчера ссудила мне мачеха.

Впервые утром я не знала, что делать.

Обычно я просыпалась вместе с сестрами, одевалась и причесывалась сама, пока возле Ольрун и Стеллы хлопотали их горничные. Потом мы молились, прогуливались по саду и шли к завтраку.

Но что полагается делать просватанной девице?

Поразмыслив, я все же открыла молитвослов и с сосредоточенным видом прочитала молитвенное правило, а потом направилась в сад. Две горничные остались в комнате, а Эдит отправилась со мной.

– Вам вовсе не нужно везде сопровождать меня, – сказала я ей, когда мы спускались по лестнице. – Я в доме своего отца, не заблужусь, и ничего со мной не случится.

Эдит посмотрела на меня с сомнением, и ответила, что ее миссия – быть всегда рядом со мной, чтобы выполнять любое мое желание.

– Пока у меня одно желание, – заверила я, – побольше узнать о милорде Сомареце. Вы видели его? Какой он?

Вопросы Эдит не понравились.

– Он хорош, миледи, – ответила она сухо и замолчала.

Что ж, этим мне пока пришлось успокоиться, тем более что мы с Эдит вышли в сад и я сразу увидела сестер. Обычно они валялись на травке, сидели в беседке, щипая розы, или сплетничали, укрывшись в сиреневых кустах, но сегодня Ольрун и Стелла топтались возле статуи у входа. И, судя по тому, как они встрепенулись, увидев меня – именно меня и ждали.

Глаза их расширились, и Ольрун беззвучно ахнула, ощупывая взглядом мое платье, золотой поясок, сумочку с бубенчиками… Я просто услышала, как застонала душа моей сестрицы, но волосы Ольрун снова были распущены – похоже, мачеха строго следила, чтобы шпильки не попались никому в руки.

– Кирия! Ты такая красивая! – с придыханием произнесла Стелла. – Какое платье!

– Нравится? – я не могла упустить возможность похвастаться, и с удовольствием показала платье со всех сторон, повернувшись вокруг себя.

– И сумочка… – Стелла подбежала, протягивая руки, и сразу же вцепилась в сумочку, позванивая бубенчиками. – Из парчи, Кирия!

– Да, – ответила я небрежно. – И бубенцы такие милые…

Ольрун подошла, ступая мелкими шажками. Она чуть не плакала – губы подрагивали.

– Там привезли в подарок несколько книг, – сказала я, потрепав Стеллу по щеке. – Отдам их тебе. Мне все равно некогда будет читать. У замужней женщины мало времени на развлечения.

– О! Спасибо!.. – Стелла благодарно прижала руки к груди. – А покажи туфельки?

Я показала и туфельки, и расписала великолепие остальных подарков. День и солнечный свет прогнали нервозность и страхи, и я упивалась своей новой ролью. Вряд ли теперь сестрам пришло бы в голову заставлять меня нырять в озеро.

Эдит держалась поодаль, но посматривала на моих сестер с неодобрением, а те вроде как не обращали на нее никакого внимания. Но Ольрун вдруг спросила – нарочито громко:

– Что сказал по этому поводу сэр Вильям?

Краем глаза я сразу заметила, как встрепенулась и насторожилась моя горничная.

– А что он может сказать? – пожала я плечами с самым равнодушным видом. – Отец все равно не давал разрешения на наш брак. Если у сэра Вильяма и были какие-то надежды, я к ним не имею никакого отношения. Я – Санлис, для нас долг и честь превыше всего.

Ольрун скривилась, а Стелла разглядела мои серьги с изумрудами и завопила от восторга.

– Ты уже мерила то ожерелье, с рубинами? – спросила она жадно.

– Нет, надену к подвенечному платью, – ответила я.

Признаться, это ожерелье мне не хотелось надевать вовсе. Я бы предпочла что-то другое, пусть и не такое роскошное. Но вряд ли меня станут об этом спрашивать.

– Папа сказал, устроит сегодня праздник, – доверчиво поверяла мне Стелла. – И сегодня, и завтра, и каждый день до свадьбы. Это чудесно, правда? Вот повеселимся!

Это и правда было чудесно. Особенно для меня, которой раньше был заказан путь на королевские торжества. Конечно, до свадьбы оставалось всего несколько дней, но даже их можно провести так, чтобы помнить потом всю жизнь.

Стелла пожелала тут же получить обещанные книги, и я попросила горничную распорядиться принести их в спальню сестер. Эдит хмуро кивнула. Скорее всего, она считала, что я поступаю неправильно, передаривая подаренное будущим мужем, но я ничуть не жалела, что нашла способ избавиться от этих многофунтовых фолиантов. Везти их в Норсдейл, откуда они приехали? Пожалейте лошадей! А вот Стеллу это развлечет долгими зимними вечерами.

Зато я с удовольствием наведалась в конюшню, чтобы посмотреть лошадь, которую для меня по поручению короля приобрел сэр Эдейл.

Донован, увидев меня в новом платье, ничем не выказал удивления.

– Пришли полюбоваться на свою лошадь, леди? – спросил он таким тоном, словно я каждый день заглядывала в конюшню в бархатном платье. – Хорошая лошадь, скажу я вам.

– А что скажешь про меня? – спросила я, приподнимая подол и выставляя на обозрение бархатную туфельку.

Старик будто бы только сейчас заметил мои обновки и кивнул:

– Как по мне, так вы всего этого и раньше заслуживали, леди.

Только вид у него был не очень довольный.

Я прошла с ним до стойла, где жевала овес чудесная кобыла-двухлетка. Я протянула ей припасенный кусок хлеба, и она милостиво приняла подношение, обнюхала мне руки и ткнулась атласной мордой мне в щеку. Надо ли говорить, что я полюбила Бальди тут же и безоговорочно. Ласково заговаривая с ней и поглаживая по холке, краем глаза я замечала, что Донован становился все мрачнее и мрачнее.

Наконец, я не выдержала.

– Ну-ка, выкладывай, – потребовала я. – Что у тебя на душе.

Он ждал этого, и ответил мне тут же, поправляя шапку с тощим петушиным пером:

– Не думал я, что вы согласитесь на этот брак. Темное место этот Норсдейл.

– С чего ты взял? – спросила я, помедлив, и радость от щедрых подарков жениха тут же померкла, а сердце захолодило, как от сквозняка.

– Слуги рыцарей говорили, – пояснил Донован. – Очень я переживаю за вас, моя милочка. Будьте там поосторожнее. Держите нос по ветру, да помните, что чем дальше на север – тем больше колдунов…

– Они рассказывали тебе что-то? – перебила я его. – Или говори толком или замолчи, и не пугай страшными сказками.

– Разве же про такое говорят открыто? – обиделся он. – Все больше недомолвками и намеками. Про черных нетопырей и оборотней, что рыщут по лесам в тамошних краях. Так что не выходите из замка без охраны.

Я нахмурилась, а потом засмеялась:

– Оборотни? Нетопыри? Что за чушь. Неужели ты купился на детские побасенки? Расскажи мне еще про ручей с феями, куда надо швырять шпильки, чтобы узнать будущее.

Донован проворчал что-то о том, что в каждой побасенке есть доля правды. Но я прижалась щекой к гладкой шее Бальди и спросила насмешливо:

– Много ты видел оборотней за свою жизнь? А упырей? То-то же. И нечего меня пугать. Я и так сама не своя от сюрпризов последних дней.

– Я сказал, а вы уж сами решайте – верить или не верить, – он упрямо скрестил на груди руки. – По мне, так смахивает на правду. Чего только про этих северян не рассказывают.

– Уверена, что в тамошних краях про нас врут еще бессовестней, – сказала я.

Донован только покачал головой и переменил тему:

– У меня для вас тоже есть подарок, леди.

Мне стало совестно, что я посмеялась над ним. Конечно же, Донован говорил от чистого сердца, и он в самом деле волновался за меня. Пожалуй, он был единственным, кто всегда принимал участие в моей жизни – с малолетства, как я себя помнила, и до сегодняшнего дня.

– Извини, – я оставила лошадь и подошла к нему, погладив по плечу. – Конечно, я приму к сведению все, что ты мне сказал. И твои советы – самые ценные подарки

– Есть кое-что получше, – пробормотал он. – Вот, прикупил специально для вас у нашей зеленщицы, матушки Клотильды, – он достал из-за пазухи и протянул мне шкатулку размером в ладонь. Обыкновенную деревянную шкатулку с металлическими уголками и замочком-штырьком.

– Хм…Очень мило. Что это? – я открыла крышку и обнаружила внутри шкатулки сухие листья. От них пахло терпко и сильно. – Это мята?

– Нет, не мята, – Донован оглянулся, не подслушивает ли кто, а потом поманил меня пальцем, чтобы придвинулась ближе. – Таких растений нет в наших краях. Если вы разотрете листья и всыплете щепотку или две в бокал с вином, то выпив, будете спать, как бревно от заката до полудня. Я сам проверял. Даже сны не снились. Клотильда дает это снадобье тяжелобольным, чтобы крепко спали.

Я медленно закрыла крышку и посмотрела на Донована, прищурив глаза, а потом сказала:

– Понимаю… Благодарю тебя. Это как раз то, что нужно.

Старик снял шапку и неуклюже мял ее в руках.

– Решите сами, леди, как этим распорядиться, сказал он грубовато, но этим совсем меня не обманул. – Только если ваш муж будет уж очень вам неприятен, сможете оттянуть первую брачную ночь… прошу прощенья. Я пойду, еще коней господских чистить и кормить.

Он повернулся и пошел прочь, но я догнала его и повисла у него на шее.

– Все… ну, все… – бормотал он, пытаясь от меня избавиться. – Что за нежности со слугами, леди?

Но я расцеловала его в обе щеки и только тогда отпустила.

И все же слова Донована встревожили меня. Конечно, слуги всегда болтают глупости, и даже мои сестры верят в сказки про предсказания женихов. Но кто знает, что там в головах у этих северян? Если их король и первый рыцарь верят, что фея источника пророчествует им судьбу?

К вечерней трапезе меня снова переодели – на этот раз в темно-синее платье, подобрали синие бархатные туфельки в тон и новые украшения. Я должна была признать, что вкус у Эдит был безошибочный. И когда я появилась в большом зале, где уже собрались гости, у Ольрун вытянулось лицо.

– Опять новое платье! – с восторгом приветствовала меня Стелла.

Она уже получила книги и начала пересказывать мне, что прочитала, хотя это было ужас, как скучно.

Баллиштейнцы сидели рядом с отцом, и первое, что я увидела – огромный синяк под левым глазом сэра Эрика. Он немного стеснялся и старался повернуться ко мне правой стороной.

– А что это с нашими дорогими гостями? – спросила я у сестер.

Я не слишком рассчитывала на ответ, но Ольрун желчно ответила:

– Служанки сплетничали, что вчера эти дикари с севера устроили у себя потасовку. Не знаю, что они там не поделили, но вот этот вот – который выиграл турнир, избил того, который самый молодой.

– Сэр Эдейл избил сэра Годвинсона? – не поверила я. – Из-за чего?

– Слишком много фалернского, как говорят, – ядовито сказала Ольрун. – Вот они, твои будущие родственники. Я слышала, у них там на севере принято бить жен. Плеткой, – она посмотрела на меня, но, не увидев ужаса в моих глазах, добавила: – И палкой. Толщиной в руку.

Стелла испуганно всхлипнула, а я сказала, чуть улыбаясь:

– Ты права. Я тоже слышала, как служанки сплетничали, что бьют тех жен, которые слишком много обсуждают мужчин. Совсем как ты сейчас. Поэтому я буду заинькой – ни слова ни про кого не скажу. Хоть пусть все с синяками появятся.

Ольрун поджала губы, и ссора иссякла, так и не начавшись толком.

На самом же деле, синяк сэра Эрика не давал мне покоя. Неужели это – подарок от сэра Эдейла? Этот господин еще и буйный пьяница? Я не отказалась бы найти в брате короля еще пару-тройку пороков и недостатков, но сэр Раскел что-то шепнул Эрику, указывая на меня, и юный рыцарь с готовностью подошел к нашим креслам.

– Отец спрашивает, понравились ли вам подарки, леди, – любезно обратился он ко мне.

– Понравились, благодарю, – ответила я чинно, понимая, что нельзя выказывать ни пренебрежения, ни особого восторга. Меня не учили этикету и светской беседе, но от сестер я кое-что узнала, и теперь была рада, что не ударю в грязь лицом. Леди должна воспринимать все так, словно жизнь идет мимо нее.

– А что понравилось больше всего? – продолжал учтивую беседу Эрик.

– Книги! – выпалила Стелла.

– Лошадь! – сказала я одновременно с ней.

Эрик засмеялся, и мы со Стеллой тоже позволили себе улыбнуться, а Ольрун только нахмурилась, но на нее уже никто не обращал внимания.

– Хорошо, что вы подошли, хочу кое о чем вас попросить, – я благожелательно рассматривала юношу, и он с готовностью подался вперед, показывая, что исполнит любой приказ быстро и с радостью. – Возьмите вон то блюдо с изюмом и инжиром, – показала я, и присядьте рядом с нами.

Взяв блюдо с лакомствами, Эрик сел на скамеечку у моих ног, и мы со Стеллой с удовольствием стали по очереди таскать сладкие виноградные ягоды.

– Почему у сэра Эдейла на гербе – сухое дерево? – спросила я. – Ведь герб Норсдейла – нападающий волк. Разве у братьев не один отец?

– Один, – несколько смущенно признался Эрик. – Только сэр Эдейл, с вашего позволения, никогда не носил фамилию Сомарецов.

Я забыла про изюм, услышав это. Ольрун заметно оживилась и придвинулась ближе, чтобы не пропустить ни слова.

– Хотите сказать… – начала я.

– Сэр Эдейл – незаконнорожденный, – подтвердил мои догадки Эрик. – Хотя и старший. Его матерью была леди Леттис, фрейлина покойной королевы Глорианды, матушки короля Альфреда. Покойный милорд Сомарец так и не признал его, но когда сэр Эдейл в битве при Гамельшире заслонил короля Альфреда от стрелы в упор, то был пожалован фамилией и получил герб. И теперь сухое дерево, где все это произошло, будет украшать герб Эдейлов до скончания веков, чтобы напоминать о верности и чести.

– Как поэтично! – восхитилась я. – Наверное, сэр Эдейл в восторге, что он является примером верности и чести.

– Поэтично? Хм… – казалось, Эрик был озадачен. – Да, можно и так сказать, леди. Тогда же милорд Чедфлер прозвал сэра Эдейла «Рука-в-несчастье», в знак того, что в беде он всегда приходит на помощь.

– Какой чудесный и самоотверженный человек, – продолжила я восторги и не удержалась, чтобы не посмотреть на сэра Эдейла. Тот, словно чувствуя, что разговор коснулся его персоны, посматривал в нашу сторону искоса и с подозрением.

– Рэндел такой, – признал Эрик, почесав припухшую скулу.

– Именно этот замечательный человек наградил вас этим украшением? – спросила я, понизив голос и коснувшись указательным пальцем уголка своего левого глаза.

Эрик покраснел так отчаянно, что мне стало его жалко.

– Просто недоразумение, – пробормотал он.

– Вы уверены, что это – именно оно? – спросила я с вежливым участием.

Наши взгляды встретились, и я увидела в глазах юного рыцаря неприкрытое восхищение – так смотрел на меня только Вильям. Лицо Эрика дрогнуло, и он произнес – хрипло, как будто не своим голосом:

– Знаете, миледи…

– Годвинсон! – крикнул вдруг через весь зал сэр Эдейл, хлопнув по столешнице ладонью – будто грозил собаке.

Эрик вздрогнул, потупился и поспешно вскочил.

– Лучше я вернусь к отцу, – сказал он таким тоном, словно испытывал немыслимые страдания, и метнулся к столу баллиштейнцев.

– Сэр Эдейл такой грозный, – сказала Стелла, взяв меня за руку. – Я не рассказала тебе про вторую книгу, Кирия. Там описывается…

Я слушала Стеллу вполуха. Вернее, совсем не слушала. Потому что все мое внимание было обращено на северных рыцарей. Эрик и в самом деле подбежал к столу понурясь, как провинившийся пес, знающий, что сейчас его ждет заслуженное наказание. Он сел рядом с отцом, и сэр Раскел тут же придвинулся к нему, что-то строго выговаривая.