Заточение

© Виктор Оболенский, 2025

ISBN 978-5-0065-9110-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Толпа тушевалась возле причала. Часть из них искала опору, дабы зайти на борт парома, что перережет водную гладь от континента к маленькой точке, все ещё не попадавшую в поле зрения; часть же безучастно стояла, смотря как отчаливала с порта третья часть туристов. Одна из состоятельных особ из этой толпы, одетая в белый платок и жакет цвета вольного мореплавателя, все таки смогла разглядеть ту самую точку. В бинокле разрисовывались цвета синевы и темный шпиль одного места. Туда пролегает их путь. Она передала бинокль своему мужу, указуя на волнительный миг, что это место все таки существует. Волнение имелось не только среди супружеской пары, но и тех же, кто впервые посещает данное место. Все наконец сплеталось воедино: открытый сезон отдыха, запуск людей на борт, рядом соседствующие гонки спортивных яхт и попросту отличная погода.

К причалу прибился паром с незатейливым названием «Патриот», в точь отражающий менталитет местных жителей, откуда ему удосужилось прийти. Супружеская пара взошла как раз на него, заняв свободное место, откуда с одной стороны их провожала архитектура континента с плодами апельсиновых деревьев, и загадочного острова в виде той самой точки, так манящего каждый раз иноземцев. Особенно он кажется загадочным, когда посещаешь его впервой, затем заметно привыкаешь к такому мотиву, с одним лишь исключением – когда не вглядываешься в историю острова. Казалось бы, остров как остров, возможно имеет общие черты с подобными себе или соседними странами, но все же всегда обособленный от мира, горделивый и потому не менее чудный. По слухам путешественников он содержал в себе тайны, но что были за тайны нам они, к сожалению, поведать так и не смогут, только лишь скажут, что там что-то имеется. Некая отличительная черта. То ли общественный строй и традиции населения, то ли хорошо уцелевшая средневековая архитектура. Словом, возможно придется в этом разбираться и нам, а пока что соизволим событиям течь своим чередом.

Рядом идущий белый парус обнимал дружеский ветер, и хорошо складная яхта раскрывалась на море свободой, как и соседствующий паром, на котором находилась супружеская пара. Жена облокотилась влюбленно на мужа, заслонившись на короткое время брошюркой из её сумочки. Глядя на женщину виднелась надпись, закрывавшая её лицо: «забытые виды искусства». Брошюрка имела цвет португальской керамики. От супружеской пары отдаленно на носу парома расставилась группа туристов с гидом. Все вместе стояли в наушниках и тех же брошюрках. Правда у группы брошюрки были цвета красно-белого, и имели совсем другое наполнение. Между делом в строках витиевато попадались упоминания о забытом виде искусства, но в целом повествование шло про краткую историю острова и его достопримечательностей. Мы могли нечетко услышать, как гид рассказывал про остров. Ещё не прибыв туда, мы могли понять, что нас встретит крупный город, некоторые исторические здания, – о коих будет сказано далее, – что остров имеет и свои особые природные места: каменистое побережье, холмистые ущелья, красочные возвышенности, плодородные поля. Гид поведает про местное население, что оно в целом приветливое и благосклонно относится к приезжим, но всегда держится изоляционно от континента. При этом, что удивительно, несмотря на свою изоляцию от мира, остров внимает к передовым инновациям в мире, вступает в торговлю со странами, обмениваются дипломатическими корпусами, взращивает свои умы, участвует в войнах, но всегда держится обособлено, как-то в стороне. Ничего страшного. Такова особенность народа.

– Прибыв на остров, нас встретит главный порт города, – скажет гид. – Он разделен на три части. Первая из них, и самая близкая от континентального порта – пассажирская часть. Она небольшая, но там всегда вы сможете угоститься свежей едой и кофе. Вторая же: торговая часть, туда постоянно стекаются суда, а в тысяча шестисотых годах было отстроено предпортовое здание, которое вы сможете посетить. Иначе это здание называли купеческими палатами, которые руководились гильдиями ремесленников, мастеров и торговцев. Именно с этого здания началось торговое владычество острова в этом районе. И третья часть: особо охраняемая часть, туда провозят стратегические ресурсы, и что особо нас не волнует в нашем путешествии.

– Особо же остров выделяется вон тем зданием, – невзначай перебил гида плотный мужчина с густыми усами, указывающий на далекий шпиль. – Вы можете его разглядеть только в бинокль! Да, вон то. Ещё немного правее. Надеюсь вы видите. Оно имело не менее серьезное влияние на бескрайнее море возле нашего острова! Эта крепость отстроенная ещё в средние века! Извините, – подошел он к женщине, поправляя бинокль, – посмотрите правее, её отсюда плохо видно, но шпиль вы точно заметите. Ну как, вам что-нибудь видно?

– Да, я вижу.

– Вот и отлично! Прошу ваше прощение, – обратился он к гиду, – но я бескрайне люблю свой дом, и не мог умолчать про крепость. Так позвольте украсть ещё ваше время! Крепость, на которую вы смотрите, была построена ученым властителем острова, бывший меценатам ни только ученым умам, но и хорошо слаженным поэтам! – говорил мужчина, добавляя в свой рассказ годы постройки крепости, обводы внутренних и внешних стен, – последние давно обвалились, – и тем, что украшена крепость была различными мифологическими фигурами. Он успел дополнить, что сделана крепость из особого вида мрамора с небольшим темно-зеленым помутнением, цвета схожего с карельским мрамором.

– Извините, не могли бы вы нас не отвлекать? – ответит гид мужчине.

– Как пожелаете! – ответит он, перед уходом мягко задев пальцами конец от брошюрки, находящуюся в руках гида. – Такова история! Грозная крепость, не пугающая глаз! – довершил мужчина, кружа восклицающими руками. Он отошел от группы к перилам борта, достав из внутреннего кармана сигару с блокнотом. Дым от сигары рассеивался по направлению континента, не задевая туристов, а каллиграфическая ручка записывала мысли, быстро чередуя листы от блокнота. Своим взглядом он провожал спортивные яхты от цветисто-черничных до лазурно-кремовых, украшенные белыми или сливочными парусами. От яхт отставали катера, за ними плыли паромы с людьми. У некоторых из них в руках свисали те же брошюрки об острове, что подмечал мужчина. Он обернется, увидев, как жена объявит мужу, ткнув пальцем в книжонку:

– Я слыхала про него. Подруги рассказывали, что это один из тех мастеров забытого вида искусства. Он живет там.

– Я тоже слыхал, – ответит муж, – но говорят, что его никто не видел, и он никого не принимает из людей. А про его работы идут только байки. Полумифическая личность получается, – жена обернулась к нему.

– Ты в это веришь?

– Я не знаю, возможно это просто вымысел.

– Вот как? Тогда какой смысл от этих баек?

– Не знаю. Может быть кто-то его видел. По крайней мере говорят, что он работает только для местных, и то не для всех.

– Ты читал её? – укажет она на книжку.

– Нет, только из рассказов знаю.

– Здесь есть зарисовки, что он предположительно делает. Автор утверждает, что это подлинные работы. Необычно для восприятия, – разглядывала пара зарисованные эскизы из некоторых найденных работ мастера.

– Слишком необычно для нашего времени, – подтвердил муж, ещё разглядывая зарисовки, пока жена не отложила брошюрку в сумочку, переключив внимание на поданное глазированное пирожное с брусникой. Некоторые из предложений слышал мужчина, все еще пишущий стоя и раскуривая сигару.

Чайки кружили над морскими машинами, и их редеющими флагами континента или острова, указывая полетом направление пристани, которая, к слову сказать, все четче виднелась, как и разлёгшийся город вширь, не быв теперь маленькой точкой бинокля. Вслед за этим прочерчивался огромный порт, однако большую часть вида занимали пассажирская и торговые части, обделенные специально буйками, третья скрывалась где-то вдали. Все, как и рассказывал гид. Город жил непрекращающейся циркуляцией морской торговли. Об этом свидетельствовали исторические здания, например здание, которое, к сожалению, нам видно не будет, но сегодня его занимает департамент внешней торговли, быв прежде под юрисдикцией верховного адмиралтейства. Последнее, кстати говоря, тоже изобретение местного гения.

Если позволительно отступить от повествования, то мы поймем, что город избрал для себя особую форму правления. Являясь по сути морской торговой державой, город всегда заботился о своей устойчивой позиции в мире. Постоянно приходилось сражаться за свободу и независимость от цепких лап континента, так желающего дергать за ниточки остров. Это давняя история, длящееся практически с самого основания первого поселения, и потому, воздвигнутое здание верховного адмиралтейства во времена развития мануфактур в Европе, стало закономерным шагом принятия органа правления – Адмиралтейство. Такова была форма правления, отвечающая исключительно за внешние связи: войны, торговлю, экспедицию, доставку гуманитарных грузов, так и до обычных грузоперевозок. За должную работоспособности всей внешней политики острова отвечал Верховный адмирал, – как бы пафосно не звучало, – и Совет адмиралтейства, которым в противовес были представлены: северная сеньория – законодательный орган и в то же время орган, отвечающий за внутреннюю политику, ведущий свои корни от первых аристократов и меценатов города, а потому имеющий символично двухпалатное устройство; и городской центральный магистрат – судебный орган власти. Правда в некоторых исключениях адмиралтейство имело полное право решать свои задачи полностью автономно, но традиции сложились именно так, что всегда приходилось оборачиваться на своих коллег по внутренней политике.

– Купите парочку книг по истории, будете лучше ориентироваться в городе! – сказал мимо проходящий торговец книжонок и брошюр, а также мелкой бижутерии.

– Что у вас там? – окрикнул его мужчина с усами, закончив блокнотные записи. – Та-ак, посмотрим. Не очень-то богатый ассортимент! Вам бы добавить чего-нибудь эдакого… даже не знаю, может гравюры? – продолжал он рассматривать наполнение в переносной сумке, упирающейся своими бортами в живот продавцу. – Ах, вот оно! Забытые виды искусства. Чтож, кое-что надо дополнить, – пролистал быстро брошюру, заплатив и взяв с собой. Пролистав её снова быстро гармошкой, он заметил, как паром подплывал в порт, увенчанный поодаль стоящим зданием купеческих палат, за ним жилых разноцветных домов из белого, желтого, красного, снова белого, тускнеющего лилового и так далее… Меж жилых домов выстраивался второстепенный канал города, на котором расположился собор из белого камня с золотистым выпуклым куполом, изрекающим голос колокола с шумом городской жизни, соперничающих с приливами вод. Ясно виднелась и средневековая крепость, стоящая обособленно ото всех. От города, цветущей природы, людей. К ней тяжело подобраться ввиду её недосягаемого положения из острых утесов, валунов и глыб, возносящих её практически в небо. Об этом предупредит заранее гид, дабы туристы не тратили свои время и силы на это путешествие. В Новое время здесь было землетрясение отчего тектонические плиты расширили территорию острова, но отделили от него историческую средневековую крепость. Возможно кто-то и знает к ней путь, но по заверениям местных речей, таковых проводников на острове нет.

– Мой Маринхейм! Мой остров! – сказал мужчина с усами, спускаясь с парома. Сойдя на землю, он услужливо обнимется со знакомыми уличными музыкантами, пошутит с переодетыми в исторические личности мультипликаторами и вдохновится уличной кухней в дальнейшем пути. Обойдя одну из кофеен, мужчина не выдержит, купив красное вино и островной сыр с багетом. – Как всегда прекрасно! – сообщит он продавцу. – Вы можете соперничать с итальянцами или французами! Хотя что там… оно того право не стоит! Ваши кулинарные навыки стоят сокровищ! Ну-с, адью!

В водной глади канала дружелюбно отзеркалятся улыбки людей, перетекающих к широкой и главной улице по направлению разбитого фасада дворца, иначе именуемого северной сеньорией. По неким доносящимся речам мужчина слушал, как туристы сравнивали город с Венецией или Петербургом, за тем лишь исключением, что здесь комфортнее климат. Не такой теплый, и не такой пасмурный.

Сгорая от обозначенной встречи, мужчина раскинет улыбку, пройдя к одному из столиков. Переплетаясь выходом меж группы туристов, и в мыслях смакуя, как он подаст красное вино с сыром. Мужчина почти вплотную предстает зрителю:

– Что за встреча, мой друг! Историк Толстов к вашим услугам! – улыбнется Толстов поправляя усы и заключая в объятия своего друга. – Присаживайся, присаживайся. Я нам прикупил немного. Ты как? О-ох, не стоит, я знаю, что в такую погоду и такой день, необходимо хотя бы бокальчик принять. А наш сыр! Ты погляди, – развернул сверток. – Сами небеса послали меня к тебе с этими яствами! Ведь перед нами ни абы кто, а сам мастер! Та-ак, хорошо, а это багет. А это забытые виды искусства!

– Да брось юлить, – сказал мастер, отпивая с бокала вино. – Как добрался? Как там на континенте? Давно я там не бывал…

– Да что вам этот континент! Делать там нечего! Публика неблагодарна, похабна, двулична! То ли дело у нас на острове, и ничего не надо. А так, поживает твой континент. Как и раньше, и после будет жить. Я прочитал там пару своих лекций про наш замечательный край, и кому-то понравилось, но меня все равно терзает ощущение, что эти с континента относятся к нам высокомерно, как будто бы обязаны прислуживать им! Да и про тебя кое-что говорят… я слыхал на пароме. Считают мифологической фигурой, – шутливо-пугающим тембром сказал Толстов. – А на самом деле вот же он! Из кости и плоти, собственной персоной. Так. Немного вина, – отпив пару глотков.

– Это все твои проделки. Шутка вышла из-под контроля. Искусства! Легенда! – спародировал голос Толстова. – А все намного проще. Я просто делаю, что должен…

– …и будь, что будет…

– Я не это хотел сказать. Просто как-то много внимания всему этому ты уделяешь… мне кажется оно и должно быть безвестно, но получается так, что забытое ходит в устах.

– Ну да, но не просто же так, мой друг! Все не просто так… – откусил кусочек сыра с багетом.

Собеседники расправили зонт у стола, скрываясь в тени на фасаде ресторана, принадлежащий общему знакомому.

– Вот эта пара вроде держала в руках мою книжку про тебя, – укажет Толстов на семейную пару, что удивленно будет бродить и фотографировать местность. – Да вот же, у этих моя брошюрка, и вон там где-то лежит… – начнет отмечать Толстов, не заметив, как супружеская пара подойдет к их столику, обратившись к нему:

– Извините, мы видели вас на пароме. Вы случайно не здесь живете?

– Все верно. Живу здесь с пеленок и этим горжусь!

– Да… правда… вы не подскажете, как нам пройти в адмиралтейский парк, но только со стороны предпортового портала? Мы подумали, что это где-то будет недалеко от порта…

– Вы не одни такие, кто путает этот вход в парк. Да, вам нужно дойди до самого адмиралтейства, а затем повернуть налево, там увидите скульптуру адмирала Волнова. Вот вам туда.

– А не подскажете ещё, это правда, что здесь проживает мастер этого вида искусства, – спросит женщина, протягивая португальскую брошюрку.

– Говорят проживает, но никто к нему не может попасть, за небольшим исключением: он сам определяет, кого можно пустить, а кого – нет. Выбор прост и одновременно сложен: человек должен уметь это созерцать!

– А его работы можно где-нибудь увидеть?

– Боюсь, что его работ нет. Точнее они есть, но… как бы вам объяснить, – посмотрит на мастера. – Они индивидуальны для каждого, и все, с чем вы можете познакомиться – красочные рассказы автора и тайного мастера чувства, коего держите в руках.

– Чтож, извините, что вас отвлекли, – скажет мужчина, не заметив, как пожмет руку Толстова, и затем растворится с женой на площади сеньории. Мужчины за столом продолжали наслаждаться смаком водного бриза с канала, и спадающих бликов на солнцезащитных очках.

– Как я их, правда? – усмехнулся Толстов. – Какие планы на неделе?

– Как обычно работать. Придам некоторым работам законченную форму, что-то непременно сожгу, зачеркну и снова работать.

– Хорошо. Я подумал, может заглянешь ко мне на недельке. У меня на первых этажах открыли новый ресторан! Мне честно было бы плевать, но те красные залы, это невообразимо! И я тебя кое с кем познакомлю, но об этом при встрече, мой друг.

– Где-нибудь вечером, – ответно Толстов кивнул мастеру, продолжив беседу. Толстов в свойственной манере шутил, рассказывал новые придуманные им находу истории, отчего придавал законченный вид безмятежности в атмосфере творца, что подтверждением спокойствия ляжет на его тени.

Время клонилось к тринадцати часам, площадь сеньории заполнялась все большим количеством людей. Допив по последнему бокалу, Толстов откланяется в сторону главного канала, возле которого расположена его квартира, а мастер же, минуя ревы событий сеньории, проследует к растянутому на добрые километры бульвару, быв одним из антиподов улиц сеньории, адмиралтейства, магистрата. Следуя по бульвару в свой особняк, мастер наткнется на один из близлежащих киосков, присмотрев свежую прессу, издающуюся исключительно в бумажном виде. Хотя прессу мастер и не признавал, стараясь как можно реже вглядываться в происходящие события острова, но в этот раз привлекла эстетская отделка первых полос, которым, к слову сказать, тогда мастер не придавал никакого значения. Он купил свежий выпуск, окончательно последовав домой, местами проглядывая в витрины одежды или украшений, но остановился в пару минут, пропустив прежде себя хорошо знакомый вид темно-бордовых лакированных туфель с удлиненным носком, дабы те не замечали его. Те прошли мимо. Свернув с бульвара и минуя несколько улиц, мастер вышел к одинокой тропе, ведущей прямиком к дому.

Мастер предпочитал работать на дому, сделав отдельную комнату для своих работ. Гостиная комната, зал и проход в мастерскую. Мастерская открывалась довольно поздно, к часам одиннадцати или двенадцати, как будет готов капризный характер, однако работы велись регулярно, но никогда в воскресенье. Стоит и дополнить истинный факт Толстова, что мастер принимал не всех посетителей, не только континентальных туристов, но и большую часть жителей острова. Не в силу высокомерного нрава, – хотя большинство так и считало, – а возможностей оценить эти труды и дать достойную плату. Конечно, как мы убедились, о мастере знали, о нем говорили, но местные вежливо умалчивали о нем, делая услугу особенности своей маленькой державе. Один лишь подобный слух придавал туристическую деталь острову – загадку о неком мастере забытого вида искусства. Мастер же простодушно шутил, что в этом нет ничего сверхъестественного.

Сегодня же, ещё до открытия работ, мастер прогуливался по затаенным от большинства глаз холмистой местности, впадающей в русло, а то в бескрайнее море. Стоя на каменистом побережье, он наблюдал за одним и тем же одиноким стариком, не перестающим ловить рыбу. Рыбак казалось всегда находился в одной и той же одежде: синяя рубашка летом, – зимой же синий балахон, – потертые темные штаны, темная трубка контрастно отбивающаяся от седины волос и густой бороды. Мастер проводил взглядом рыбака, отдаляющегося попутным ветром к другим холмистым далям, тот в свою очередь почувствовала на себе взгляд мастера, приветливо поклонившись.

В этих местах мастер ощущал себя несколько особо, несмотря на один и тот же вид, который видоизменяется лишь при контрасте погоды. Здесь он чувствовал себя целостнее, уединяясь мыслями в лабиринтах души. На часах било двенадцать, пора открывать мастерскую. По записи должен быть всего лишь клиент.

За соседним фасадом особняка играло пиано Рахманинова, растворяясь порывом вдохновения в мастерской особняка. Только в этой комнате вещам дозволялось лежать разбросано по углам или на полу, как это было с эскизами. Те занимали места свободных щелей книжного шкафа, того же пола, на рабочих материалах. Скульптуры могли лежать верх ногами на диване или подоконнике, а книги наслаиваться Вавилонской башней. Взгляд мастера спал на закрытое панорамное окно, встречая в отражении собственный зрачок. Затем они растворятся в запахе воспоминания о той, что стояла в этом пейзаже, аккуратно окутавшись идеально белым одеялом. На улице было прохладно, потому она обернулась к нему, придерживая ткань, скрывая свою грудь, но дальнейшее насыщение прекратится с нот симфонии одноименной с островом, и не в этой ли тайне двоих хотел он признаться будущим обвинителям? Увы, как бы нутро ни желало, ему оставалось об этом только молчать. Но прошу немного ещё обождать…