Ли и Хэйвин

© Рико Нуро, 2025

ISBN 978-5-0065-9081-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

«– Ты расскажешь мне?

– Как и всегда…»

Я и мама работали на рисовом поле. Каждый день. Мы начинали в четыре утра и заканчивали около полудня, когда становилось невыносимо жарко, и все расходились по домам, чтобы немного отдохнуть, а потом снова возвращались на поля и работали до темноты. Чем больше сделаешь, тем больше получишь.

Меня звали Ли. Обычное имя для тех мест. Поэтому на рынке, на поле и просто на улице я часто слышала его, но не обращала внимания. Кто меня может звать? Хоть я и жила в этой деревне с рождения, почти восемнадцать зим, знакомых у меня было не много: пара соседей и наша маленькая семья: мама, сестры и брат.

Именно ради семьи я и мама каждый день вставали до первых лучей солнца и плелись к домику распорядителя. Там же собиралась почти вся наша деревня. Мы ждали, когда откроется крохотное оконце в каменной стене, и появится сытая рожа распорядителя. Раз в неделю он делил наделы на рисовых полях. Именно он решал, кто на этой неделе будет сыт, а кому предстоит побираться по соседям и вымаливать кусочек хлеба.

До того, как открыть окно, распорядитель долго смотрел на притихшую толпу. Думаю, в такие моменты он ощущал себя вершителем судеб. Отчасти так и было.

Со скрипом ставни открывались, и начиналась борьба за наделы. В ней не было места чести, состраданию, дружеским или соседским отношениям, все против всех, схватка похлеще Великой Столетней Императорской Войны. Часто мы оказывались позади крепких мужчин, тех, кто не хотел погибать в шахтах. Они расталкивали всех, кто попадался им на пути, они забирали лучшие места, они так же, как и мы хотели жить и прокормить своих родных. Но и мы были не так просты. Нет, мы не сражались, это бесполезно, две невысокие щуплые женщины едва ли справятся и с грубой силой, мы шли другим путём. Необходимо было подождать, пока другие семьи, где есть мужчины, получат работу, а когда они отступали, начиналось время жалких остатков.

Тут уже важна не сила, а кое-что другое. Женщины, перекрикивая друг друга, говорили такие комплименты, так елейно улыбались, что даже толстый распорядитель краснел. Кажется, они готовы были целовать его руки, если понадобиться. Нам повезло, так сильно унижаться не приходилось, у мамы был маленький секрет. Она рассказывала, что жена распорядителя её дальняя родственница, то ли шестиюрдная тётя, то ли пятиюрдная племянница, не помню точно, но знаю, что мама оказала ей очень давно одну большую услугу, за которую та очень благодарила мою маму. И эта благодарность выражалось в том, что распорядитель нехотя, но все же выделял нам крошечные наделы, в обход других желающих.

В тот день мама пробралась сквозь толпу к окошку и расплылась в самой сладкой улыбке, на которую была способна.

– Господин распорядитель, прекрасно выглядит! Вы, кажется, знатно похудели? – мамино лицо, тёмное из-за работы на солнце, смешно морщинилось, когда она разговаривала, одновременно пытаясь улыбаться и, кажется, даже строить глазки. Выходило это у неё неумело и стыдно. – Не заболели ли? А как жена? Как… – мама немного запнулась и искоса посмотрела на меня, – как ваш сын? – она встала на цыпочки, чтобы достать до окна, и потому пошатывалась из стороны в сторону. – Надеюсь, сегодня вы нас не обидите? Мы могли бы взять на эту неделю надел побольше…

– Все могли бы, – распорядитель скупо чеканил по одному слову, будто бы берег их для кого-то более важного, чем мы. – Но дам, что есть. И идите уже, идите не задерживайте толпу.

Так в руках у мамы оказывался заветный жёлтый клочок бумаги. Пока мама раскланивалась перед распорядителем, я пыталась рассмотреть цифры.

Мы ловили на себе завистливые взглядов, а вслед нам отправлялся осуждающий шёпот. Все хотели получить такую бумагу. Даже не так, все боялись не получить такую бумагу.

– Сколько дал? – я ловко забрала из маминых рук разрешение. – Это… это что такое?

Мама вернула себе разрешение и аккуратно сложив, убрала в карман, как великую ценность.

– Спросишь иногда такую глупость, будто бы и не знаешь! – пробурчала она. – Это наша работа на ближайшую неделю.

– Но это очень мало!

– Хватит.

– Он даёт нам каждую неделю все меньше. Скоро вообще без ничего оставит!

– Не оставит, – обрубила мама. – Хорошо, хоть это даёт. Нам следует быть благодарными, ведь из-за тебя мы и вовсе можем остаться без работы.

Мы брали две плетёные корзинки, кувшин с водой и ветхий зонтик, и направлялись в сторону полей. Надо было торопиться, солнце почти взошло, скоро станет жарко и придётся оставить работу до вечера.

– Мам, ты слышала, о чем говорят в деревне? – спросила я, и не стала дожидаться ответа. – Рисовые поля ссыхаются, говорят, их скоро закроют и все! Останется только базиликтовая шахта. Но мы там и дня не продержимся.

– Пока есть работа, будем работать, – мама всегда шла очень быстро, так что сухая земля под её ногами поднималась вверх серой пылью.

– Отлично! – я едва поспевала. – Пока есть работа, мы её работаем, а когда работы не будет?

– Что-нибудь придумаем.

– А что именно?

Мама резко остановилась и посмотрела на меня синими пронзительными глазами.

– Ли, говори прямо. Если есть, что сказать.

Да, у меня было, что сказать. И она это знала.

Я уже набрала воздух, чтобы разразиться гневной тирадой… но в последний момент выдохнула и промолчала. Мама знает, что я скажу, а я знаю, что она ответит. К чему этот пустой разговор?

Я скажу ей, что скоро наша деревня вымрет и мы вместе с ней. А мама подожмёт тонкие губы и сухо спросит: «с чего ты это взяла? рисовые поля ещё долго будут кормить нас». А я скажу, что это не так, и все это знают, и глупо это отрицать, а она ответит: «что ты давишь на меня? у тебя есть предложение? Если нет, то помолчи. От тебя только голова болит». Я, конечно, не смогу промолчать, потому что уже все – завелась и скажу: «предложений множество, но ты ни на одно из них не согласишься. Как тебе идея переехать из этой полупустой деревни в город или хотя бы в провинцию богаче, где не надо воевать с другими за работу? где твою судьбу не решает жирный распорядитель?» Мама скажет: «везде так же плохо, Великая Императорская война истощила страну» и, наверное, будет права. Но я буду упрямиться: «нет, не везде, есть места, где мы можем жить лучше. Давай поедем туда, или сюда, а может даже в столицу? Может быть Ви, наконец-то, сможет поступить в академию, и мы сможем вылечить Мю? А мама?» Она остановится, вдохнёт полной грудью и почти крикнет, что это все глупости и простые фантазии, что она не может, как какой-то хорёк с детьми на спине перебираться из город в город, что нам и здесь не плохо, у нас есть работа, какие-никакие связи и крыша над головой. А что будет с нами в другом месте, неизвестно, даже Верховному Хэйвину! Я попытаюсь возразить, мои доводы будут точны и продуманы, ведь у меня есть готовый план, как перевезти нашу семью, но мама посмотрит на меня так, что дурно станет. Потом скажет, что я слишком молода, и если она говорит, что мы будем жить здесь, значит так и будет. А мне лучше помолчать, ведь мои слова глупы, я лишь зря трачу силы, а ещё напомнит, что я самая старшая среди сестёр, и должна подавать пример, а не придаваться пустым мечтаниям. И я замолкну.

Так к чему начинать, если мы обе знаем, как это закончится?

В таких мыслях я и не заметила, как мы добрались до полей. До знаменитых затопленных полей провинции Сал-Ват, которые снабжали рисом жителей Серебряных Гор. Поля простирались до самого горизонта и, казалось, что им нет конца и края, но это лишь обман зрения. Конец, как известно, есть у всего.

Мы поднимали длинные юбки и завязывали их узлом на поясе, подгибали широкие рукава. Я собирала волосы в высокий пучок на голове и подвязывала косынкой, а мамины длинные волосы, цвета гречишного мёда всегда были уложены в тугую косу. Проходя мимо охраны, мы низко кланялись, показывали разрешение. Они долго смотрели на него, смотрели на нас, потом нехотя кивали и пропускали.

Плюх, и ноги погружались в прохладную мутную воду. Ступни тонули в мягком иле, и на мгновение, казалось, что вот-вот ещё немного и тебя полностью засосёт на самое дно. Но нет, ноги быстро находили опору. Осторожно, приподняв нехитрый скарб над головой, мы направлялись к нашему участку. Повсюду шум и гам, многие приходили на поля семьями. Кто-то смеялся, кто-то плакал, утром поля кипели и бурлили жизнью, но я знала, это временно. Скоро работа утомит и все затихнут, будут слышны лишь редкие слова, и плеск воды.

Что нужно сделать, когда пришёл на свой надел? Поставить зонтик, чтобы он закрывал нас от солнца на ближайший час, именно столько уходит времени на обработку территории на расстоянии вытянутой руки, опустить корзину в воду и приступить к сбору риса. А ещё нужно не умереть со скуки и печали, это очень важный пункт. Не умереть. Мой любимый пункт. Самый главный.

– Начинаем?

– Нет, ждём, – ответила мать.

Через минуту другую над полем раздалось неприятное кряканье и хрипы, а потом усиленный голос распорядителя раскатился по всему полю: «Да начнётся работа во имя славного племени Хэйвинов, что защищает нас от тьмы! И помните каждая рисинка, что попадёт в ваши руки пойдёт на благое дело, на пропитание наших защитников и пусть труд ваш будет наполнен смыслом и радостью! Во имя славных защитников рода людского – Хэйвинов! Во имя Небесных Покровителей!»

– Во имя Хэйвинов, – тихим гулом прошлось по полям.

– Во имя… – мама поджимала губы и едва слышно цедила. – Начнём.

Я опускала руки в мутную воду. Может быть тебе объяснить, что такое рисовые поля? Это совсем не то, что ты представляешь себе. Рисинки росли, как горох в стручках, а стручки были под водой, вытаскивать их было нельзя, стручки мгновенно высыхали, скукоживались и давили на рисинки с такой силой, что появлялись сколы. Приходилось на ощупь открывать их и осторожно выдавливать рисинки, а потом складывать в корзинку.

Вода холодила и спасала от зноя. но это если руки подержать и вытащить, а если они в воде целый день? Кожа начинает сохнуть и трескаться. К тому же на моих пальцах есть маленькие шрамы, крошечные, как царапинки, они не болят, но начинают неприятно тянуть кожу, когда руки долго в воде. Потом появляются трещины, которые кровоточат и очень болят, если их не обрабатывать. Каждый вечер мы обильно смазываем руки и ноги в гусином жире. Помогало не очень хорошо, но это единственное, что хоть как-то уменьшало боль.

За работой мы говорили редко, каждое слово забирает силу.

– Соседи уже уходят. Что-то сегодня рано, – вздыхает мама.

Она не боится подставить усталое лицо под солнце, она лишь становится чернее. Мне же солнце вредит, сжигает бледную кожу, так что потом появляются красные волдыри.

– Ага, – отвечаю я, двигая зонт, так чтобы его тень падала точно на меня. – Смотри, какая огромная рисинка!

– Осторожно, сейчас выскользнет! – мама хмурится и поджимает губы, от этого кажется, что губ у неё и вовсе нет.

– Держу я, держу…

– Вечером надо поработать подольше, за утро мало наберём.

– Тогда надо взять перекус.

– Лепёшек возьмём…

– И пирожков сладких.

– Нам и лепёшек хватит.

Сначала работа идет быстро, есть воодушевление, силы, и полупрозрачные голубые зёрнышки сами плывут в руки. Но чем дольше стоишь в воде, тем становится тяжелее. И рис выскальзывает, и вода раздражает кожу, и сильнее припекает солнце.

Полуденная тишина отчего-то навевала страх, было что-то неправильное в застывшем воздухе, в предметах без тени, мир казался нереальным и чужим, как во снах, когда места вроде бы знакомы, но никак не можешь вспомнить их. В прозрачной дымке горячего воздуха усталым глазам мерещились чудовищные образы бадуков, и нужно было приложить усилие, чтобы продолжать нудную работу. Это верный признак, что пора было идти на перерыв.

Перед тем, как закончить работу у нас с мамой была своя традиция. Трижды я предлагала маме закончить работу, и уйти, и трижды она мне отказывает. А потом, как ни в чем, ни бывало, она говорит, что устала и мы уходим. И так происходит каждый раз, с самого первого дня, что был уже четыре зимы тому назад.

– Что-то сегодня тяжеловато, да? – начинала я ежедневный ритуал. – Может отдохнуть?

– Тебе бы только отдыхать, – бурчит мама, не поднимая головы. – Не набрала и полкорзины, а уже уйти хочешь. Распорядитель, хоть и идиот – мама понизила голос и опустила голову, – но считать умеет. Работай.

– Но солнце такое злое, как бы удар не схватить, – не унималась я. В тот день мне особенно сильно хотелось домой. Которую ночь я плохо спала, слишком жарко, душно, и снились кошмары. После такой ночи тело болело, и каждое движение давалось с трудом.

– Подвинь зонт поближе, тогда и … – истошный вой прервал мамину речь.

– Что там? – от крика по спине пробежал холодок.

Кричала женщина, совсем недалеко от нас.

– Не знаю, – мама подняла голову и посмотрела в сторону, откуда слышались крики, – надо посмотреть.

– Я схожу!

– Нет. Стой здесь, – она передала мне корзинку, – я схожу.

– Лучше я…

– Стой здесь и жди меня, – отрезала мама.

И она, осторожно поднимая ноги, направилась на затихающие крики, куда уже стягивались работники со всего поля.

На жаре время длилось долго. Шум уже затих и все начали расходиться, только мамы не было видно. Я пыталась подслушать разговоры проходящих мимо людей, но слова тонули в общем гомоне голосов.

Что же случилось? Может быть, кто-то упал и расшибся? или потеряли кого? а может, рассыпали только собранный рис?! я бы тоже кричала!

Руки затекли, две корзины заполненные рисом – тяжёлая ноша, к тому же я никак не могла поправить зонтик, и солнце светило в глаза.

Многие уже шли к выходу, а мамы все было. Я начала по-настоящему волноваться. Поля огромны, они растянулись так далеко, что не видно краёв рисового моря, и здесь может случиться все, что угодно.

Узнав мамин силуэт вдали, я вздохнула с облегчением. А с кем это она идёт под ручку? С мужчиной? После смерти отца, я ни разу не видела мать с другим мужчиной.

Когда они приблизились, я увидела, что они идёт, опершись на старика-соседа по имени О.

– Спасибо, спасибо … – мама неловко раскланялась перед ним.

– Будьте осторожны, Кайра. Дома обработайте ногу, – старик не говорил, он хрипел и шелестел.

– Конечно, конечно. Так жаль её, – мама промокнула красные глаза краем косынки.

– Эти рисовые поля забрали много душ, – старик покачал головой. – Такова цена защиты. Нужна ли нам эта защита? Вот в чем вопрос, – он осторожно, так же высоко поднимая руки, направился к выходу. – Не хворайте

Внутри все похолодело. Я не сразу спросила, что случилось, и так поняла, что что-то с страшное и не хорошее.

– Дай корзину, – мама протянула руку, но я ловко извернулась, чуть не опрокинув рис. – Попробуй только просыпать! – она замахнулась на меня, но не ударила.

– Что случилось?

– Там, опять… – мама махнула рукой за спину.

– Опять? Что опять?

– Там семья одна, – она говорила сбивчиво, что совсем на неё не похоже, – они торговали раньше тканями, до всего этого… я их знаю… они взяли на поле своих детей. Одному четыре, другому и шести зим ещё нет… Наверное, кушать хотел, младшенький… взял рисинку в рот. И все, там уже не спасти было. Это его мать кричала, – по впалым щёкам мамы потекли крупные слезы. – Горе, горе.

Такое случается. На полях, в деревне, на базаре – везде. Люди страдают от голода и не знают, чем набить пустые желудки. Они готовы есть все, что похоже на еду. Особенно тяжело детям. И этот рис, он кажется таким заманчивым – круглый, гладкий, чуть отливающий синевой. Но этот рис не для людей, он для Хэйвинов. Всякая такая рисинка для человека яд.

– А с тобой что случилось? – спросила я.

– Упала, когда бежала. Расшибла ногу. За день заживёт. Пойдём-ка домой.

У входа нас уже ожидал распорядитель с весами.

– Как работа? – он тщательно взвесил нашу «добычу», недовольно цыкнул и что-то чиркнул в блокноте.

– Тяжело, господин распорядитель, солнце припекает, – заискивающе улыбалась мама.

– Вижу, – распорядитель морщил толстое лицо, – набрали совсем чуть-чуть. А ещё хотели взять большой надел. Может быть, отдохнёте на этой неделе?

– Нет, нет, что вы! Нам за радость поработать на вас! – мать низко поклонилась.

– Да, да, вы должны помнить мою милость и быть благодарными. Ты бы поговорила, Кайра, со своей дочкой, никакого уважения, – он чмокнул полными губами и бесстыдно оглядел меня с ног до головы.

– Кланяйся, Ли, кланяйся, – мать дёрнула меня за рукав, чуть обнажив шею.

Пришлось повиноваться, пришлось склониться так, что я коснулась волосами земли.

– Так-то лучше. С вами же по-хорошему нельзя, – довольный собой сказал распорядитель и дал нам монеты. – С вами только так.

Зачем он это делал? Хотел потешить самолюбие? Он знал, что мы не можем себе позволить такую роскошь, как отдых. Это была месть, небольшая, не смертельная попытка обидеть, уколоть, напомнить наше место.

На заработанные деньги мы купили четыре большие свежие лепёшки, мешочек крупы и даже хватило на пять сладких пирожков с карамелью, мои любимые. От них шёл такой ароматный запах, что я едва удержалась, чтобы не съесть их тут же.

Утро выдалось тяжёлым, и все что мне хотелось, это поскорее дойти до дома, и лечь в тени. Может быть, даже успею поспать. Я уже представляла себе, как вытяну ноги, выпью кисло-сладкой воды с лимоном и имбирём, закушу сладком пирожком, выгоню всех из комнаты и…

– Эй, Ли!

Я даже и ухом не повела, мало ли к какой Ли обращаются, у нас их было пруд пруди. Так о чем это потом я… посплю, а может быть даже…

– Ли!

Да, кого там зовут? Не может ответить что ли?!

– Ли! – голос становился всё ближе. – Ты что не слышишь?

Так это меня? Я повернулась и оказалась лицом к лицу с Бю. Я знала её с самого детства, мы были соседками и часто играли вместе, пока их семье, после смерти отца Бю, не пришлось переехать на конец другой деревни.

– Вы так спешите. С работы? Много собрали? – она, не стесняясь, заглянула в нашу корзинку и облизнулась.

– Мало. После того, что случилось работа не идёт, – ответила я.

– А что случилось?

– Ты не слышала? – удивилась я. – Такие крики! Вы, наверное, были ближе к выходу…

– Нас не было на поле сегодня, – прервала меня Бю.

– Такая трагед … – я запнулась – Не досталось наделов?

На широком лице Бю появилась кривая улыбка:

– Были, но распорядитель, сказал, что я не могу работать одна.

– А мать?

– Никто не может вывести из лёгких базиликтовую пыль, – на глазах Бю появились мутные слезы, которые она поспешно смахнула быстрым движением руки, – она до сих пор кашляет серой пылью. Я даже ходила к распорядителю шахт, хотела попросить у него хоть несколько монет, все-таки мама заболела из-за работы, но его сынок, этот… как его…

– Тонгу.

– Ты его знаешь?

Я вопреки своему желанию покраснела.

– Слышала.

– Он меня выгнал. Даже не дал зайти. А внутри их дома так пахло! Ах, они праздновали день восхваления Хэйвинов. Я так надеялась, что в честь праздника они хотя бы угостят меня! Я стояла на коленях, – Бю спрятала лицо в руках, – такая глупая! Все ведь знают, им не до нас. Остаётся только, – она подняла глаза кверху.

– Это последний вариант, – вклинилась в наш разговор мама.

– Я знаю, – хмуро ответила Бю, – но все чаще думаю о Серебряных горах.

– Пожалей мать и вспомни о брате, – поджала губы мама.

– Только это меня и останавливает, – Бю украдкой посмотрела на корзинку, а потом на меня, – а у вас не будет монетки? Хотя бы одной.

– Нет, мы уже купили лепёшек и крупы… а знаешь что, возьми хлеба, у нас четыре, возьми один, – я протянула руку к корзинке, но мама остановила меня. – Не хочу, есть, в такую жару кусок в горло не лезет.

– Тебе не лезет, твоим сёстрам вполне подойдёт, – мать нахмурилась. – Извини, Бю, но ты знаешь, скоро налог на имена. Попробуй подработать где-нибудь.

– Мне остаётся только идти в шахты, как и мать, – раздражённо ответила Бю. Ее нельзя винить, голод страшное чувство, тут уже не думаешь о чувствах других, о приличиях.

– Скоро будет День великого восхваления Небесных покровителей. Жрицы откроют храмы для нуждающихся.

– Главное дожить, – нахмурилась Бю. – Мне бы только…

– Доживёшь, – отрезала мать. – Пойдём Ли, пора.

«– С этого все началось?

– Да.»

Глава 2

Наш домик был совсем маленький, смешного розового цвета. Его когда-то красили я, Ви и отец. Розовый – папин любимый цвет, он получил его, смешав красные бутоны цветов и белую глину. Это было очень давно. С тех пор краска побледнела, в некоторых местах облупилась, сам дом покосился и частично ушёл под землю. Окна уже не открывались, а через щели в стене дул холодный ветер. Внутри дома было три комнаты: большая и две поменьше, одна кладовка, а вторая раньше была папиной мастерской, а теперь стала моей комнатой. Мама разрешила её занять, потому что я плохо спала, часто кричала и плакала по ночам, чем мешала остальным.

В тот день Ви встретила нас на пороге дома. Помню, тогда я впервые задумалась: почему её красивое лицо всегда выражает лишь скуку и неприязнь. Кривая ухмылка тонких губ и морщинки на лбу застыли на лице сестры, будто маска. Кажется, она никогда не бывала, довольна, наверное, даже Верховный Хэйвин не знал, что нужно ей для счастья!

– Это все?! За утро вы заработали только это? – тонкий, визгливый голос резал слух. Ви следовало родиться в семье какого-нибудь чиновнике или военного, а не в семье плотника и сборщицы риса. – Четыре лепёшки и пять пирожков? Это крупа? Но тут камни! Я не буду её есть.

– Не ешь, – устало ответила я. – Нам больше хватит.

Мы окунулись в прохладу дома, шумно вдыхая родной запах.

– Тебе может и хватит, килька тощая, а мне ещё расти. Мама!

Не знаю, куда Ви хотела вырасти ещё больше, она и так была выше и меня, и матери, ростом она пошла в отца.

– Не кричи, и не переживай, переберём мы эту крупу, – мама села на стул и вытянула ноги. – А ты Ли запомни, никому еду мы не отдаём. Времена сейчас не те. Наделы становятся меньше, скоро многие останутся без работы.

– Опять сократили наделы? – спросила Ви. – Распорядитель вами не доволен? Не удивительно!

– Ви, ты за кого за него, или за нас? – раздражённо сказала я. – Выходи с нами на работу покажешь, как нужно делать.

Этот разговор в нашем доме повторялся вновь и вновь, и тогда Ви отреагировала, как и всегда, она как-то раздулась и вспухла, загорелое лицо её надулось, и, казалось, огромные голубые глаза сейчас выкатятся из орбит

– Я не могу работать на полях, – прошипела она, – ты же знаешь! Мне ещё рано! Мама, скажи ей!

– Мне было тринадцать, когда я начала работать, – ответила я.

Ви не сводила с меня глаз, готова поспорить она хотела прожечь во мне дырку.

– Я слежу за домом и готовлюсь к экзаменам, – процедила Ви. – Не забывай, я единственная, кто может вытащить семью из бедности.

– Ты к экзаменам уже три зимы готовишься, никак не приготовишься, – я показательно провела пальцем по ветхим обложкам книг, того немногочисленного богатства, что осталось от родителей матери, и показала слой пыль. – Ты их даже не открываешь, ты даже не пытаешься…

Лицо Ви нехорошо побагровело, она открывала рот будто рыба, выброшенная на берег. Я искренне надеялась, что она не кинется с кулаками, все-таки Ви была сильнее меня.

– Откуда тебе знать про экзамены, Ли? Ты ведь никогда их не сдавала, и даже не готовилась, – растягивая рот в кривой улыбке, сказала Ви. – Тебя даже близко не пустят, ты же глупая.

– Прекрати, Ли, – мама закрыла глаза и приложила длинные пальцы к вискам. – Мы приходим в дом отдохнуть, а ты ругаешься с младшей сестрой. Ты старшая, будь мудрее, умей промолчать.

– Хорошо, мама.

Мне нужно было молчать. Молчать, чтобы не оказаться виноватой, но иногда даже и это не помогало. А ещё и эти экзамены, сейчас мне кажется просто смешной наша наивность! Мы верили, что Ви сможет соревноваться с детьми богачей. Мы были убеждены в её уме и даже таланте, с самого рождения Ви считалась одарённым ребёнком. Когда отец был жив, мама каждый день занималась с ней. И я сейчас даже не знаю, были ли у сестры настоящие таланты, или это лишь старания матери. Мы все надеялись, что Ви сдаст экзамены и уедет учиться в Императорскую академию. Один раз в конце зимы они принимали одного самого умного ученика из каждой провинции. Ему давался шанс обучиться бесплатно, и стать важным человеком. Учёба в академии – гарантия обеспеченной жизни. Не знаю, случалось ли так, что дети бедняков смогли поступить в академию. Нас не учили в школах, да и времени не было, работали с самого детства. Многие даже не умели читать и писать, нам ещё повезло, что мама происходила из знатного рода, но обедневшего рода, и потому многое знает, и нас обучила всему, чему могла.

Поступить можно было, пока тебе не исполнилось шестнадцать зим, это была последняя зима, когда Ви ещё могла попытаться стать ученицей академии. Только она не особенно старалась. Она потеряла всякий интерес и использовала подготовку к экзаменам лишь, как прикрытие. Больше всего на свете Ви боялась отправиться работать с нами на рисовые поля.

Незаметно на кухне появилась Мю, младшая из сестер. Она поставила на огонь кастрюлю с водой.

– Спасибо, Мю. Хоть кто-то помогает в этом доме, взрослые девки, а развели базар, – мамин голос дрогнул. – А где наш Ул? Где мой сыночек?

Это было действительно странно, обычно единственный мужчина в нашей семье, наш младший брат Ул скакал так, что его невозможно было успокоить, он кричал и шумел, он не умел сидеть на месте. Но сейчас ничего в доме не выдавало его присутствия.

– Весь день сидит в комнате, – развела руками Ви.

– Что-то случилось? – спросила мать.

– Да, что с ним может случиться? Наверное, переиграл или что-то в этом роде… Ул! Ул, мелкий пакостник, выходи!

Курносое личико младшего брата показалась из моей комнаты. Оглядев нас большими круглыми глазами, он тихо кивнул и скрылся.

Мама сощурила глаза, и едва заметным кивком головы указала мне на дверь – «Иди и проверь его». Я покачала головой и задрала брови – «Я устала и хочу просто отдохнуть». Мама широко распахнула глаза— «Ты будешь со мной спорить? Ли, ты старшая иди и проверь брата». Я дёрнула плечами и закатила глаза – «Может быть ничего страшного? Какие проблемы могут быть у ребёнка шести зим?». Мама свела брови к переносице и ещё раз кивнула на дверь – «Иди!». Даже в немом споре я умудрилась проиграть.

Брат лежал под тонким одеялом, так что торчали лишь непослушные вихры.

– Ул, что-то случилось?

– Ничего, – пробурчал он, не вылезая из укрытия. – Все хорошо.

– Мне ты можешь сказать, – я прижалась к нему всем телом и попыталась обнять. – Поссорился с мальчишками?

– Нет.

– Поругала Ви?

– Нет.

– Поругает мама?

Это уже было ближе к правде. Из-под одеяла высунулось бледное лицо.

– Наверное.

Этот разговор отнимал слишком много драгоценного времени, что я могла потратить на отдых, пора было заканчивать. Я притянула к себе брата, обняла его за худые плечи одной рукой, а другой ткнула в живот. Он слабо улыбнулся.

– Тю-ю-ю, что опять сделал? Пролил? Съел? Сломал? Скажи мне. Мы что-нибудь придумаем, – я состроила дурашливую рожицу и ещё раз ткнула его в живот. – Вот он съел что-то неположенное? Ну-как, ну-ка…

Брат не засмеялся, он все ещё улыбался, но глаза его были стеклянными.

– Я… я его видел, – прошептал он.

– Кого? Страшного медведя? Глупого волка? Или Ви после сна? Последнее самое страшное, уж я-то знаю, – покачала я головой.

– Нет. Это был Будак.

Улыбка застыла на моем лице. Наверное, это выглядело жутко, потому что Ул поспешил отвести взгляд.

– Но… но… ты уверен? —усмехнулась я, все ещё продолжая нелепо улыбаться. – Этого же не может быть и…

– Это точно был он, – уверенно ответил Ул.

– Послушай, Будаки появляются только там, где блуждает Тьма. А её изгнали уже очень давно. Так, что… возможно, тебе просто показалось.

– Это был он! – крикнул брат.

– И как… как он выглядел?

– Он белый. Как будто бы прозрачный. У него было тело, как у коровы, а голова, как у человека, но не совсем. На нем не было кожи. И щупальца, – голос брата задрожал, – и щупальца! Щупальца у него из груди торчали. Они шевелились. Бесконечно шевелились. Как будто бы…

Он оборвался на полуслове и спрятал холодное лицо в моих руках.

– Как будто бы что-то искали, – прошептала я.

– Мне стало так страшно. Так одиноко. Мне до сих пор плохо, даже во рту эта горечь, – Ул заплакал, подрагивая тоненькими плечиками.

Внутри у меня все похолодело, Ул точно его видел. Так это существо может описать лишь тот, кому не посчастливилось встретить Будака на своём пути.

Я поверила брату, потому что тоже видела Будака. Тело и задние ноги лошади, передние лапы льва, два длинных щупа, как у морских тварей, длинная шея с жабрами и голова человека. А цвет такой, будто бы они не имеют этого самого цвета, будто бы и нет кожи на нем, все кости и органы на показ. Глаза у них вечно закатанные, а большой рот приоткрыт и иногда вываливается длинный змеиный язык. Ещё у них есть рога, а на спине короткие прозрачные крылья, как у мухи. Сам Будак размером с крупную корову. Они молчаливы, глухи и слепы. Они не опасны, но вселяют в души такую тоску и тревогу, что невозможно вздохнуть. И потом долго ещё ты ходишь потерянный и плаксивый, и ничто не может порадовать тебя.

– Где ты его видел? Он был около нашего дома? – я поднялась, чтобы побежать и рассказать все матери. Видеть Будака рядом с жилищем дурной знак.

– Нет, – Ул выпрямился и посмотрел в бок. – Я видел его в лесу.

– В лесу? Но это очень далеко! Ты опять один ходил в лес? А где была Мю? Где была Ви?

– Мю работала в саду.

– А Ви?

– Дома, – едва слышно сказал Ул.

– Ещё одна попытка.

– Она была дома, – упрямился Ул. – Или может, тоже работала в саду. Я не помню.

– Не ври мне.

– Я не вру.

– Тогда где была Ви?

– Она уходила на танцы, – сдался брат, – только не говори маме, а то когда вы уйдёте, мне достанется от Ви.

– Хорошо. Но надо бы…

– Пожалуйста!

– Хорошо, – кивнула я и вновь села рядом с Улом.

– Ли, это что значит, Тьма вернулась?

– Нет. Не-е-ет, – неуверенно протянула я. – Наверное, какой-то заблудший Будак. Они ещё долго будут блуждать по нашей земле, как последнее напоминание о великой Тьме. В конце концов, у нас же есть Хэйвины, – думаю в тот момент я пыталась скорее подбодрить себя, нежели Ул.

– А расскажи про Хэйвинов, – попросил брат.

– Сейчас придёт мама, ей это не понравится.

– А ты говори тихо.

– Чем они так тебе запали в душу?

– Они сильные! Смелые и самые лучшие! Защищают нас от Тьмы! Могут всякое. Расскажи, а?

У меня и сейчас перед глазами стоит его худое загорелое лицо, с зелёными, как у отца глазами, он смотрит на меня, он ждет, и отказать ему, нет никаких сил. Я устроилась удобнее и начала:

– Как там начинается во всех сказаниях? Вроде так: четыреста лет назад мир вокруг был совсем другим. Великая Империя процветала благодаря солнцеликому Императору Улану Шестому, величайшему из правителей. Каждый человек был сыт и доволен жизнью, вокруг росли персиковые деревья и летали дивные птицы, а в реках плавали огромные рыбы…

– И люди танцевали и пели, я знаю, знаю! Давай дальше!

– Надо же создать настроение. Ладно… Жизнь была прекрасна. Но всему, как известно, приходит конец.

– Это не так! – шумно пыхтя, возразил Ул.

– Это так, – ответила я. – И счастливой, спокойной жизни тоже пришёл конец. Началось все тихо и незаметно, первое время лишь на границах Империи пропадали люди. Все думали, что они, может быть, утонули, может быть, на них напали дикие звери или соседние воинственные империи совершали незаметные набеги. Но позже люди стали замечать, что пропавших становиться все больше. Ночью, когда на небе дрожала одинокая луна, а воздух был прозрачен и чист, нечто тёмное и злое пробиралось в деревни. Её назвали Тьмой. Тьму не видели, не слышали, лишь чувствовали, но чувствам не доверяли. Пока не стали пропадать целые деревни. Люди исчезали бесследно, оставляя после себя лишь пустые дома.

– И никто не знал, что происходит, – сказал Ул.

– Хватит перебивать. Может, сам расскажешь?

– Нет, нет, продолжай.

– Тот же. Так о чем я? Ах, да… все начали бояться за себя и свои семьи. Люди строили высокие заборы, чтобы никто не смог подойти к их домам, точили копья, делали стрелы, не спали по ночам, никто не тушил огня. Но и это не помогло, – голос мой вопреки желанию становился все тише и тише. – Стало опасно просто выходить из домов. В Империи было неспокойно. Граница была усеяна деревнями, где не осталось ни одной живой души. Ни военные, ни учёные, ни звездочеты не знали, что же происходит. И тогда отчаявшийся император Улан Шестой обратился к шаманам, что жили на высоких горах.

– Интересно, а там холодно? Ты была в горах, Ли?

– Нет. Я всю жизнь прожила в долине, как и ты. Не перебивай. У шаманов была связь со всем миром, со всеми стихиями и даже с великими небесными творцами. Когда Император пришёл к ним, они уже знали ответ: пробудилось древнейшее зло, что назвалось…

– Тьмой, – прошептал Ул.

– Она приходит в этот мир, когда последний луч солнца скрывается за горизонтом и наступает ночь. Тьма не имеет ни тела, ни разума, ни души и оттого почти непобедима. Чёрным туманом разлилась она по империи. Тысячи воинов отправились на борьбу со злом, все жрицы днём и ночью молились Небесным Покровителям, даже простые люди помогали, чем могли. Вместе наша Империя давала отпор Тьме, но она не собиралась сдаваться и призвала на помощь из самых глубин страшных созданий – химер, червей, диких псов, ядовитых скорпионов, и все они были огромные…

– Как наш дом?

– Э-э-э-э… – я на мгновение задумалась, примеряя достаточно ли огромный наш дом. По правде говоря, я сама никогда не видела ни червей, ни химер, ни других тварей, поэтому даже не могла предположить, насколько они могут быть большими. – Наверное, как наш дом, может даже больше.

– А может и меньше? – не унимался Ул. – Будак был большой, но меньше, чем наш дом.

– Может и меньше, это… это не так важно!

– Если они маленькие, то это не так страшно, – принялся рассуждать Ул.

– Тебя бы они все равно быстро сожрали. Не прерывай, я теряю мысль. Так и что там было… м-м-м… а! огромные чудовища! А ещё к ним на помощь пришли великаны, монстры, что жили тысячи лет назад, и, да, они явно больше, чем нам дом, – не дала я ничего сказать Ул. – Злые и голодные они пробудились, чтобы убивать и крушить. Монстры разгуливали по земле и не щадили никого. Знаешь озеро за деревней?

– Ага.

– Говорят, это отпечаток ноги одного из великанов. Если забраться на гору в солнечный день, то в очертаниях можно увидеть след!

– Никогда об этом не слышал, – протянул Ул.

Конечно, он не слышал, ведь я придумала это только что. Или не придумала? Кажется, я все-таки слышала об этом от кого-то, но от кого? Может от отца?

– Вся огромная армия солнцеликого императора Улана Шестого была брошена на войну, но ни люди, ни жрицы, ни войны не могли с ней справиться. Тьма была сильнее. И тогда император Улан поднял руки к небу, и взмолился, прося творцов послать для нас защиту. И тогда были посланы они, великие защитники Империи…

– Хэйвины! Сильные и смелые! Наши защитники Хэйвины! – Ул подскочил и начал петь знаменитую песенку. – Они красивы и умны, и всё люди им должны! Это Хэйвины!

– Тише, тише, мама может услышать, – шикнула я на брата. – Хэйвины, что были посланы людям в дар самими небесами, смогли загнать Тьму обратно под землю, и освободили империю от зла. Поэтому и боятся нечего. Все, иди мне нужно отдохнуть.

– Ты как-то быстро закончила, – недовольно протянул Ул. – Про Хэйвинов-то ничего и не сказала.

– Я устала. А про Хэвинов ты и так все знаешь. Великие защитники, покровители, они, как люди, только сильнее, смелее и обладают… тайными… – я запнулась, – волшебными силами. Что-то ещё?

– А те другие Империи, которые по соседству с нами, что они?

Тогда я не знала ответа на этот вопрос. На самом деле никто не знал. Нашу Империю охранял невидимый щит, который не давал Тьме проникнуть внутрь, но и наружу выйти было нельзя. Да и зачем, ведь Тьма была по всей планете, только лишь наша Империя смогла уцелеть благодаря Хэйвинам.

– Там везде Тьма.

– Значит, Тьма не ушла навсегда? Она может в любо момент пробраться к нам?

– С чего ты это взял?

– Слышал на базаре. Об этом говорил сын торговца зерном. А он это слышал от своего брата, что учится в Академии.

– Ты ещё и на рынке был, – покачала я головой. – Маме только не говори, и больше не ходи туда один. И не слушай всякий бред, – я растянулась на кровати и положила руки под голову. Хоть бы минуточку сна. – У нас есть защитники… Хэйвины… могучие и сильные Хэйвины… – я стала понемногу засыпать, но в этот момент Ул подпрыгнул и уверенно произнёс:

– Когда выросту тоже стану Хэйвином.

– Только маме не говори, – засмеялась я. – Она не переживёт, если её сын станет Хэйвином.

– А ими можно стать? В академии учат на Хэйвинов?

– Нет. Хэйвинами рождаются. Можешь стать, например, воином императорской армии.

– Да, – мечтательно протянул мальчик, – хорошо бы.

– Хорошо бы…

Неплохо получалось, я не ожидала, что после пяти часов работы под солнцем смогу рассказать, что-то подобное. Ещё не все потерянно, и в голове у Ли бывали умные мусли… то есть мысли. Я медленно проваливалась в сон, тело все тяжелело, немело.

– Помнишь, помнишь парад Хэйвинов?

По телу прошёл электрический разряд, и я вздрогнула.

– Помню.

Как такое забудешь? Мы тайком от мамы сбежали на праздник, где собралась уже вся деревня.

В честь двухсотлетия без Тьмы было решено устроить шествие Хэйвинов по всей стране. Ровно за сто дней они прошли всю Империю, заходя даже в такие маленькие и отдалённые деревни, как наша. Народу было столько, что некуда было встать. Я взяла Ула за руку, и мы как юркие змейки проползли между людей, и вышли прямо к дороге, по которой шагали они – великие Хэйвины.

Тогда я впервые увидела их так близко. Они были такие… Они были, как… Не знаю, как это объяснить… Как люди, только гораздо лучше. Все Хэйвины мужчины, высокие, очень высокие, намного выше любого из людей, сильные, с правильными чертами лица. А кожу у них такая, что хочется прикоснуться. И от каждого исходит свечение, от кого-то красное, от кого-то синее, а от кого-то золотое. Если бы не улыбки на светлых лицах, если бы не волосы, что треплет ветер, то их точно можно было бы принять за статуи, созданные гениальным творцом. Некоторые Хэйвины шли не торопясь, пешком, и можно было хорошо разглядеть рельефное сильное тело, прикрытое лишь белой тканью. Кто-то скакал на могучих, огромных лошадях, прищуриваясь от лучей палящего солнца, а кто-то ехал в золочёной повозке, удерживая от галопа горячих скакунов. У каждого Хэйвина в руках оружие: мечи, копья, секиры, луки, были даже серпы и базиликтовые молоты. Один такой воин стоит сотни солдат из армии императора.

Когда Тьма была изгнана под землю, было решено – Хэйвины остаются среди людей, чтобы можно было быстро отразить нападки восставшей Тьмы. А что бы нести пользу людям Хэйвины взяли на себя разные обязанности, кто-то покровительствовал провинциям (у каждой был свой защитник), кто-то занимался рудниками, полями, морями, науками, книгами, армией и много кого ещё!

– Помнишь Хэйвина с мечом? Вот с таким, – Ул развёл руками. – А тот, который морской? Он ещё на белом коне скакал. У него был трезубец! И он блестел! И он такой – кдыщ, а люди такие – ого! А у одного, у одного из них доспехи были изготовлены из чего-то такого блестящего, как монетка! А помнишь, помнишь, один остановился и посмотрел как будто бы на тебя?

– Какая глупость, – всплеснула я руками, отгоняя воспоминание. – Никто не смотрел на меня.

– Но это все заметили, – не унимался Ул. – Потом об это даже говорили в деревне…

– Не помню такого, – задумалась я. Или помню? Неужели я могла о таком забыть?

– А кто тебе понравился больше всего? – не унимался Ул.

– Хэйвин нашей провинции, – невпопад ответила я.

– Ты что! Он такой обычный, и оружие у него палка какая-то. Самый лучший Хэйвин – красный, – вздохнул Ул. – Который скакал на коне. У него ещё был меч из базиликта. Так хотелось его потрогать.

– Хэйвина?

– Что?

– Потрогать хотелось Хэйвина?

– Нет! Меч.

– Не помню такого.

– Ты смеёшься? Ты хоть что-нибудь помнишь? – Ул подпрыгнул на кровати. – Он самый сильный! У него такие волосы красные, и сам он прямо светится красным, и у него не было сверху ничего и таких мышц бум-бум-бум, кдыщ! И меч большой, такой пылает огнём, и плащ такой развивается…

– Нет. Не помню.

– Хэйвин войны! Он был самый лучш…

Ул замолчал и с испугом посмотрел куда-то мне за спину. Воцарилось молчание.

– Мама? – спросила я, хотя уже знала ответ.

Брат лишь кивнул и зарылся под одеяло с головой.

Глава 3

За мной стояли мама, Ви и Мю. У каждой были заняты руки: мама держала большую банку с жиром, у Ви был чай, а у Мю тряпки.

– Никакого упоминания о Хэйвинах в этом доме, – голос матери дрожал от злости. Её лицо изменилось, оно вытянулось, а на шее выступили пульсирующие вены.

– Мы просто вспомнили парад, – сказала я.

– Мы не говорим, не вспоминаем, и даже не думаем о … – голос матери вновь дрогнул, – Хэйвинах. Ты забыла? Ты старшая и я думала у тебя достаточно разума, чтобы запомнить одну маленькую просьбу!

– Да она просто тащится от них, – Ви поджала губки и покачала головой. – Думаешь, кто-нибудь из них влюбиться в тебя? И предложит выйти замуж? Да? И ты будешь жить с ними на Серебряной горе, раз уж Тонгу на тебя внимания не обращает.

– Что за глупости… – сказала я, чувствуя, как предательски краснею.

– Я не желаю слышать ни о Хэйвинах, ни о Тонгу! Мне нужно отдохнуть. Освободите комнату. Мю, натри мне ноги жиром. Ли, приготовь поесть и можешь прилечь. Ул сходи, набери сухого хвороста для огня на вечер, только не ходи далеко. Ви приготовь деньги, скоро придут сборщики налогов. Вновь повысили цену! Нужно рассчитать, сколько выйдет за всех нас, и не забудь вписать моё имя, как Ка.

Налог на имя ввёл ещё императора Улан Седьмой. Тогда Хэйвины уже прогнали Тьму, и остались среди людей, чтобы защищать нас, но им требовались продовольствие, жилье, развлечения. Прибавьте к этому содержание императорской семьи: многочисленных жён, наложниц и отпрысков. Казна пустела. И тогда был придуман налог за каждую букву имени, каждого члена семьи. Уставший и обедневший от войны народ, не придумал ничего лучше, чем называть своих детей одной буквой, но это было не выгодно для Империи, и тогда вышел новый закон, что имя не может быть меньше, чем из двух букв. С тех пор бедняки называют своих детей двумя буквами, а те, кто богаче может добавить ещё пару для благозвучности. В нашей деревне ещё оставались несколько стариков с именами в одну лишь букву, но с каждым годом их становилось все меньше.

Наспех приготовив еду, я растянулась на лежаке и задумалась. Мама никогда не любила Хэйвинов, и у неё на это были причины. Они для нашей семьи, что проклятье, сначала они забрали отца. А потом и Мю из-за них перестала говорить. И, если говорить правду, то Хэйвины стали для всего народа неподъёмной ношей.

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок, усеянный трещинами. Однажды, этот домишко развалиться и мы останемся совсем без крыши над головой, такая была моя последняя мысль, прежде чем я заснула.

Мои сны были разными, и в тоже время одинаковыми. Это были разные места, разное время года, и я будто бы была разная, но всех их объединяло одно – животный страх, чувство обречённости. Вот и в тот раз, я точно помню, мне снилось, что что-то гонится за мной. Я не вижу это, но чувствую. Оно ищет меня, а я прячусь, бегу через болота, кусты, развалины, по самому краю обрыва. Подо мной города, мерцают тысячами огней, но они далеко и мой сдавленный крик едва ли кто-то услышит. Я знаю, что это лишь вопрос времени, и скоро оно поглотит меня. В какой-то момент становится тяжело бежать, и я прячусь за большим камнем. В кровь, стирая руки, выкапываю маленькую норку и с трудом забираюсь туда, закрываю глаза и молюсь Небесным Покровителям, чтобы сейчас же появились Хэйвины. Но этого не происходит. Слишком поздно, оно нашло меня, оно близко, оно чувствует мой страх, становится слишком темно, и я начинаю кричать…

Я еле оторвала голову от подушки. Стук, назойливый стук въелся в голову, я спала или уже нет?

Нужно было вставать.

Выйдя из комнаты, я увидела странную картину: мама и Ви стояли друг напротив друга, как бойцы, что дерутся на потеху публики за деньги. Ви явно проигрывала. Ул и Мю стояли у стены, с трепетом ожидая: в чью пользу завершится противостояние. А между тем в дверь кто-то настырно стучал.

– Что происходит? – я спросила я Ула.

– Ви собирается на танцы, – не отрывая глаз от мамы, ответил брат. – А мама не пускает.

– И что? – сложно было сфокусировать взгляд на ком-то одном, все расплывалось и рябило.

– Да вот, Мю думает, что Ви удастся отпроситься, а я говорю, что сегодня Ви точно никуда не пойдёт, – Ул нервно ёрзал, наверное, беспокойное тело жаждало движения.

– Ты никуда не пойдёшь! – сказала мама и глаза, ееё воспалённые от солнца, нехорошо блеснули.

– Почему? Мы вообще никуда не выходим! – визжала Ви. – Ни меня, ни Мю, ни Ул! Даже поиграть с другими детьми им нельзя!

– Я переживаю за вас!

– Переживаешь? Я вот помню, как Ли играла со своей подружкой, как мы ходили на речку, как все было хорошо, но что изменилось теперь? Почему мы, как затворники должны быть все время дома?

– Ты не понимаешь, Ви. Не стоит говорить о том, чего не знаешь, – сухо ответила мать.

– Но меня ждут друзья, – заскулила Ви. – Я обещала им. Они сказали, что я могу статья частью их…

Словно в подтверждение этих слов в дверь снова постучали.

– Обещала? Кому?! – на мгновение мне показалось, что мама сейчас ударит Ви. – Этим бездельникам? Богатеньким детишкам? Тунеядцам? Они тебе неровня! В конец концов ты останешься не с чем, пойми это, – мама опустила руки, и плечи её задрожали. —Танцы и песни не помогут тебе в этой жизни стать большим человеком… Да, кто там стучит!

Ви дёрнулась к двери, но мама ловко перегородила ей путь.

– Стой, где стоишь, – приказала мать. – Ли, открой дверь и скажи, что твоя сестра никуда не пойдёт. Она вообще больше из дома не выйдет!

– Мама! – взвизгнула Ви.

– Молчать!

Я наспех пригладила волосы, расправила платье и рывком открыла хлипкую дверь.

– А Ви сегодня не вый… дет.

Я сразу его узнала. Как я могла его не узнать? Его образ часто мелькал в моих мыслях. Он был словно из рода Хэйвинов: хорошо сложенный, красивый, высокий. Мне пришлось задрать голову, чтобы взглянуть в его зелёные глаза.

– Привет, – он бесстыдно рассмотрел меня с ног до головы. – Ви уже выходит?

– П… привет. Нет. Сегодня… не выйдет…

– Нет? А завтра?

– И завтра тоже… она не выйдет вообще, – слова путались, а язык не желал слушаться, – и… да… до свидания.

– Очень содержательный разговор, – он подставил ногу, не давая закрыть дверь. – Жаль, мне очень нужна была Ви. А ты её сестра, да? Кажется, Ли? Верно? Ви говорила о тебе.

Если обо мне говорила Ви, я даже не хотела знать, что он теперь обо мне думает.

– Д… да. Ли.

– Не будет Ви, так может будет Ли?

– Спасибо за приглашение, – втянув голову в плечи, прошептала я, – но у меня были другие планы.

– Какие? – он сдвинул черные брови к переносице и картинно удивился.

– Заработать пару монет, чтобы не умереть с голоду, – в это время в голове у меня крутилось только одно: ради Хэйвина, Ли, просто замолчи! закрой рот и дверь!

– Ты работаешь в шахтах отца?

– Нет, – я никак не могла оторвать от него глаз. Вблизи он выглядит даже лучше, чем в те моменты, когда мне удавалось увидеть его на улицах или на базаре. – Я работаю на полях. С мамой, – последнее было явно лишним.

– Так ты сборщица риса, благородная профессия… точно, я вспомнил! Это ты же отказала Вуну?

Меня бросило в пот, а во рту стало очень сухо, так что язык приклеился к небу.

– Не… нет, вы меня с кем-то путаете.

– Да, да! Ты та самая – Ли, что разбила сердце жирному сынку распорядителя рисовых полей. Ого, и ты всё равно там работаешь? Наверное, ты очень хорошая сборщица риса!

Пора было заканчивать этот позор. Я сказала и так слишком много.

– До свидания, – я вновь попыталась закрыть дверь.

– Постой, – он не дал мне этого сделать и сам заглянул внутрь. – Может, все-таки пойдёшь? Мне нужна спутница на вечер.

– Выбери любую.

– Но мне не нужна любая. Мне нужна красавица. Я поспорил с ребятами, что приведу сегодня на вечер обворожительную девушку. Вроде тебя, – он улыбнулся, той самой искренней, открытой улыбкой, как улыбаются люди, которым нечего скрывать.

От его слов сердце в груди забилось сильнее, а перед глазами поплыли радужные пятна. Хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться – я не сплю. Иногда вечерами я представляла себе, как Тонгу говорит мне эти слова, как улыбается мне, а потом… мы женимся! Но едва ли сейчас эти фантазии смогут воплотиться в жизнь.

– Ли, закрой дверь! – крик матери пробудил меня из минутного забытья.

– Кажется твоя мама не в духе. Быстрее решайся! – Тонгу подмигнул мне.

– У меня работа…

– Я заплачу тебе за этот день. Хочешь, я заплачу тебе за неделю? Я серьёзно отношусь к спорам.

– Нет. Нет… Спасибо. Мне пора, – я поддела его ногу и вытолкнула незваного гостя за дверь, а потом вновь открыла. – До свидания.

– Подумай, если что, – он сощурил чуть раскосые глаза. – Где мой дом – знают все. Скажи, что тебя позвал Тонгу. Буду ждать.

– Хорошо, – прошептал я, и закрыла дверь.

Знаешь, о чем я подумала в тот момент? Почему он пришёл к нам в дом именно сегодня, именно сейчас, именно после того, как я только встала? Именно в тот момент, когда наверняка мои черные длинные волосы сбились в колтуны, а на бледном лице ещё есть следы усталости и помятости от сна? Тонгу, как всегда, был безупречен, а я была… как поломойная тряпка. Идеальный союз.

– Мама, он ушёл.

Ви стояла у окна и смотрела вслед удаляющемуся Тонгу с самым прискорбным видом. Она попыталась подать ему какие-то знаки руками, но мама грубо оттащила её от окна.

– Что он тебе сказал? – спросила Ви, нависнув надо мной, – что ты сказала?

– Ничего такого. Сказала, что тебя сегодня не будет.

– А он?

– Ви, какая тебе разница? – мама пыталась говорить спокойно, но голос её был выше, чем обычно. – Имей честь. Ты же девушка.

– Так что он сказал? – не унималась сестра.

– Сказал хорошо. Сказал и без Ви будет прекрасно.

– Вы об этом так долго говорили? – я почувствовала на лице горячее дыхание Ви. – Учти он даже не посмотрит на такую замухрышку, как ты, – прошептала она. – Я знаю, о чем ты думаешь.

– О сне, – сказала я, отталкивая Ви. – И отдыхе. О том, что нам уже пора идти на работу.

– Ты по нему уже давно слюни пускаешь, – прошипела сестра.

– Успокойся, – рявкнула я и зачем-то топнула ногой, получилось скорее смешно, чем грозно. – Куда мне тягаться с тобой, ты идеальна во всем и руки у тебя не сморщенные от воды. Довольна?

В этот день нас никто не провожал. Я взяла мать под руку, у неё болела ушибленная утром нога и мы спешно направились на работу.

Над полями навис призрак утренней трагедии. Все говорили чуть тише, чем надо, и даже работа шла медленнее.

Я заметила, что мать морщиться и часто потирает спину, все норовит распрямить ногу, то вновь её согнуть.

– Что с тобой? – спросила я не в силах смотреть за её мучениями.

– Нога, – она сморщила лицо от боли, – не успела обработать. Ничего страшного, день-два и пройдёт. К празднику Восхваления уже буду бегать.

Я разогнулась и высыпала пригоршню рисинок в корзину.

– Так нельзя. Если будешь болеть, не сможешь работать, – я попыталась повторить мамин нравоучительный тон, но получилось плохо.

Мама присела на пень, торчавший из воды.

– Если бы ваш отец был с нами, все было бы иначе.

– Все было бы иначе, – согласилась я.

Я думаю, мы вкладывали разный смысл в эти слова. Для мамы, Ви, Мю и Ул будь отец жив, все было бы лучше, жизнь их, несомненно, была бы проще. Для меня все было бы так же, а может и хуже. Об отце вспоминать не хотелось.

– Я скучаю по нему, – сказала мама.

– Я тоже.

Это не было враньём, иногда я очень хотела, чтобы он был рядом. Но чаще я благодарила Небесных Покровителей, что он покинул нас навсегда. Последние зимы рядом с ним стали для меня мучением. При воспоминаниях об отце заболели пальцы.

Я продолжала машинально собрать скользкий рис. Мама что-то говорила, но я не слушала, отвечая иногда невпопад.

– Пошли домой, – неожиданно сказала мама.

– Мы набрали совсем мало.

– Мне нужно отдохнуть.

– Хорошо.

Вечерние мгновения после работы были самыми любимыми для меня. Это не тоже, что днём, где после отдыха тебя вновь ждёт работа. Вечером совсем другое, есть целая ночь и кто знает, что может случиться, пока спишь. Даже идёшь медленно, вдыхая чуть сладковатый воздух, и в душе появляется странное чувство – все будет хорошо. Работники шахт уже в деревне и основные улицы оживают: слышен шум из питейных, с рынка долетают разговоры, на улицу высыпают дети, прятавшиеся от жары по домам. Нам нужно было пройти практически всю деревню, чтобы попасть домой. Я думала: «сейчас придём, я позанимаюсь с Мю (мама говорила, что это бесполезно), поедим и ляжем спать». Казалось и счастье где-то близко.

Мама шла тяжело, чуть вразвалочку, держа меня за предплечье. Она часто останавливалась и вздыхала. Даже через многослойную юбку было заметно, что её нога распухла.

– Тебе надо к лекарю, – уверенно заявила я.

– Это дорого.

– У нас есть немного средств.

– Это для Ви, если она поступит в академию, то нужно будет купить ей одежду, оплатить проезд, да мало ли что. Подождём. Осталось совсем не много.

До дома с остановками и отдыхом мы добрались затемно.

Глава 4

– Как это ушла?

– Она обещала вернуться раньше вас, – голос Улв дрожал.

Ви и не собиралась слушаться мать. Она покинула дом, как только мы скрылись из виду.

– Надо ее найти, – мать была настроена решительно. – Я схожу на площадь перед храмом Небесных Покровителей, там ведь собирается вся молодёжь? А ты пройдись по городу, сходи на пустырь.

Я точно и не знала, где собирается вся молодёжь, свои дни я проводила либо, работая дома, либо работая на полях. Но одно знала точно, танцы это только название. Едва ли они действительно собирались по ночам и танцевали. Я не стала разочаровывать мать и согласилась разойтись. Пусть она сходит, пусть посмотрит, а я пройдусь по тем местам, где танцев нет, но скорее всего, есть Ви.

В первых двух питейных были только рабочие шахт. В темных помещениях, которые казалось, насквозь пропитаны базиликтовой пылью и скукой, они топили усталость и горечь в рисовой настойке. Они почти не разговаривали, многие спали тут же, завалившись на столы или уместившись на скамьях. Там я даже не стала искать Ви, а вот в кабаке на главной улице было не протолкнуться. Наполненное разномастным народом заведение шумело, ревело и дрожало от пошлых песенок. Слышался женский смех. Громко разговаривали хорошо одетые парни в сторонке. Чернолицые работники шахт звенели монетками, они праздновали ещё один день жизни, и возносили хвальбы Хэйвинам. Здесь, в этой мешанине из людей могла затеряться и Ви.

– Красоточка, подсядешь к нам? – схватил меня за руку тощий мужчина с удивительно бесцветными глазами, когда я лавировала между столов в поисках сестры. – Даю… даю две монетки!

Он по-хозяйски бросил на стол деньги.

– Нет, нет. Я спешу, – не потребовалось больших усилий, чтобы выскользнуть из его слабеющих рук.

– Больше тебе никто не даст, страшила, – крикнули мне вслед.

Прежде чем я закончила «обход», услышала ещё пару подобных предложений. Но они как-то стёрлись из памяти, голова была забита только Ви, которою найти так, и не удалось. Я уже поспешила на выход, когда путь мне перегородила толпа. Люди окружили двоих мужчин, один из которых плотный и коренастый в цветастом плаще, уже с трудом стоял на ногах, а второй, большой и одетый куда более скромно, угрожающе нависал над первым.

– А я говорю, что Хэйвины уже достали всех! – прохрипел великан.

– Ты яз… яз… язык то попридержи, – пискнул коренастый, – ты язык придержи свой! Хэйвины это за… за… защитники.

Кто-то заулюлюкал.

– Какие они защитник? – рычал высокий. – Они только пьют и пьют из нас кровь. Ничего не остаётся. У меня трое братьев померли в шахтах, а сестра на Серебряных горах. Все роем и роем нашу землю, чтобы они довольны были. Как рабы.

Большинство поддерживающе закричало, кто-то похлопал великана по плечу.

– Ты дурак! Вы все дураки! Хо… хотите, как в других странах то? Там за стеной то? Где Тьма сожрала все живое? Да? Так хотите?

– Кто был там за стеной? Кто знает, что там?

– Да у меня вся семья с Тьмой воевала, – заунывно ответил коренастый, – у меня отец умер то! Дед умер то! Все они в императорской армии служили, и думаешь все зря? У моей бабки трёх сестёр Тьма сожрала, даже костей не нашли! Ты этого хочешь?

Коренастый замахнулся, но ударить соперника не смог, а попал сам по себе. Взвыв от боли, он прыгнул на великана, пытаясь выколоть тому глаза, но едва ли смог допрыгнуть ему до груди. Толпа охнула.

Большой человек взревел, и с силой оторвав от себя коренастого, выкинул его за дверь. Толпа заликовала.

– Иди, отдохни. Проспись! – сказал великан.

– Зря он так, – раздалось рядом с моим ухом и тут же запахло настойкой. – Этот в цветастом плаще вообще-то казначей, приближенный к перфекту. Кончились теперь славные деньки нашего Ошу, придут за ним. А какой могучий был человек…

Народ, посмотрев на зрелищное действо начал расходиться. Я тоже решила скорее уйти пока не началась новая заварушка. Уходя, я все-таки оглянулась и ещё раз посмотрела на большую фигуру Оша, что удалялась от меня. Зря он так. Все знали, что не сегодня – завтра к нему наведаются стражники и если повезёт, то лишь побьют и отнимут скромное имущество, а могут и вовсе сослать на работы в императорские шахты или на Серебряные горы.

Немного отойдя к лесу, я остановилась и, прислонившись к поваленному дереву, поёжилась. К концу лета ночи уже были не так теплы, особенно это ощущалось здесь на краю деревни.

Тихий шелест травы и что-то пробежало по самой кромке леса.

– Ау! – крикнула я, и тут же зажала свой рот рукой. Зачем я кричу? Хочу разбудить духов? Или привлечь дикого зверя?

Величественный лес раскинул ветвистые объятия. Днём такой манящий, ночью лес превращался в нутро чудища, что требовало еды.

– Ви? – неуверенно и тихо спросила я. – Кто-нибудь?

Лес молчал.

– Будак?

Я зажмурилась и представила себе безобразное тело и закатанные глаза Будака. Он одинок, я это знала. Ему вечно больно. Больно и обидно.

По телу пробежала дрожь, надо идти дальше. На мгновение показалось, что среди деревьев что-то промелькнуло.

Мы с мамой условились встретиться у фонтана, но её все ещё не было. Я уже начала жалеть, что согласилась разделиться.

За это время я успела зайти в ещё один кабак, заглянула в маленькую столовую на главной улице, и мимоходом побывала в питейной. Немногочисленные заведения были переполнены чумазыми рабочими шахт, которые горланили непристойные песни, ругались и чересчур раздобрев от настоек, раздавали мелочь детям. Ещё я успела заскочить и на старую площадь, но сестры нигде не было.

Можно было дождаться Ви дома, а когда она придёт устроить великолепный разнос, но сердце было не спокойно.

Вскоре к фонтану подошла и мама. Я никогда не видела её такой: под глазами залегли глубокие синие пятна, волосы выбились из уложенной гладкой причёски, а руки дрожали. Она с тяжёлым вздохом села на каменный бортик фонтана и спрятала лицо в руках. Плечи её мелко подрагивали, она тихо-тихо всхлипывала.

– Нашла? – спросила я.

– Их там вообще не бывает, – мама подняла на меня заплаканные красные глаза и спросила, – Ли, ты мне скажи, что это за танцы такие? А?

– Я не знаю.

– Почему? Почему ты не знаешь, где твоя сестра? Ты старшая, ты в ответе за них, – немного помолчав мать, продолжила, – ты должна все знать о своих сестрах! Мы с моей сестрой все знали друг о друге.

– У тебя была сестра? – спросила я.

– Это сейчас не важно, – мотнула головой мама. – Где искать Ви?

– Не знаю… – я опустила голову и задумалась, – …знаю! – воскликнула я поражённая промелькнувшей мыслью. – Они в доме у Тонгу.

– Сын распорядителя шахт? – мама широким жестом вытерла слезы с лица. – Значит, идём к нему, – она встала, но тут же села обратно, – Ох.

– Нога? – я помогла ей подняться. – Иди домой. Я приведу Ви.

Мама не спорила, боль была сильнее. Немного посмотрев вслед удаляющейся хромой фигуры, я направилась к дому Тонгу. Как он сказал, где он живёт, знают все? Это было правдой.

Дом распорядителя шахт был огромным и самым богатым не только в нашей деревне, но и во всей провинции. Даже у префекта не было такого. А среди местных одноэтажных развалюх, огромный дом возвышался, как замок. Проходя мимо, многие жители деревни чуть ли не кланялись дому, словно это был храм.

Из-за высокого забора мне были видны лишь красные башенки и кусочек крыши. Я потрогала шершавое ограждение – базиликт, самый прочный материал на земле, именно его добывают в местных шахтах, и именно из него делают оружие Хэйвинам, а тут целый забор! Я оглянулась и посмотрела на домик справа, потом на домик слева и позади, нигде не было ни души. Может быть, там никто и не жил, а эти домики были лишь частью ограждений, защищающие дом распорядителя шахт от остального бедного народа?

Без особой надежды я подкралась к резной калитке, прислушалась – тихо. Тихо и темно, луна нехотя освещала местность, и мне мерещились странные силуэты. Я толкнула калитку, и она удивительно легко поддалась.

Вечерние сумерки окутывали дом, маленькие окна не пропускали ни лучика света, все было окутано чинной благодатью.

Нерешительно помявшись перед массивной дверью, вновь и вновь прислушиваясь, я все-таки постучала. Тишина. Кажется, дома никого не было. С чего я вообще решила, что они буду здесь весь вечер? Ещё один стук – чуть громче и вжатая в плечи голова – как же страшно. Может быть, они давно ушли? От этой мысли стало чуть спокойнее.

Словно в ответ тихо скрипнула дверь, за ней полумрак и лишь чей-то расплывчатый силуэт выдавал наличие жизни.

– Господина распорядителя дома нет, – пробормотал бестелесный голос.

– А-а-а-а… хорошо, – замялась я. – Приду в следующий раз.

– До свидания.

Я отвернулась, сделала шаг, но тут же вернулась к двери.

– Нет, постойте! – к горлу подкатил склизкий комок, отчего мой голос словно булькал, – я пришла к его сыну. Тонгу. Он приглашал меня.

– Все гости уже пришли.

– Я опоздала, но уверенна, что он меня ждёт. Я – Ли. Передайте ему.

Никто мне не ответил, зато дверь полностью открылась, меня впустили внутрь.

Лишь один шаг, и я очутилась в другом месте: каменные полы, задрапированные шелками стены, мягкие ковры, картины с неразборчивыми сюжетами, длинные свечи в ажурных подсвечниках. Даже полумгла, царившая здесь, не могла скрыть всего великолепия жилища. Мне пришлось судорожно вжаться в стену, чтобы ничего не испортить.

– Могу снять обувь, – пролепетала я, со страхом осматривая грязный след, тянувшийся за мной.

– Вам в подвал, – снова ответил мне кто-то скрывающийся в темноте. – Дверь под лестницей.

– Спасибо. Я ненадолго. Я потом все вытру.

Под широкой лестницей, конец которой утопал в темноте второго этажа, и вправду была дверь, а за ней крутая лестница вниз. Подобрав полы юбки, я стала тихо спускаться. И чем ниже, тем я отчётливее слышала шум. Кто-то смеялся, громко говорил, играла музыка, звенели бокалы. Чужой праздник вызвал в душе смутное беспокойство.

В подвале царил все тот же полумрак, лишь несколько свечей на большой зал. По комнате, разлился белый дым, сладкий запах душил. Молодые люди, которых было не меньше двадцати человек, стояли в центре комнаты, окружив что-то или кого-то посредине. Никто не обратил на меня внимания. Музыка стала тише, а голоса наоборот громче, это был горячий шёпот, смех и… плач. Тихий, тихий плач.

Я осторожно подбиралась к ним сзади, надеясь, что мгла и белый дым скроют меня от посторонних глаз. Я топталась позади, под разными углами рассматривая всех собравшихся. Я старательно, настолько насколько могла, не привлекая внимания, всматривалась в лица, но не смогла узнать никого из гостей. Особенно я рассматривала девушек. Их было немного, и все они были удивительно красивы с тонкими чертами лица, выразительными глазами, а их тела покрывали атласные платья с камнями, которые поблёскивали в свете свечей. Так я понемногу постепенно продвигалась в центр круга.

– Ну-ну, не плач, не надо разводить сырость, – произнёс кто-то из центра. – И так мокро, это же подвал!

– Тонгу завёл гостей в подвал, видимо мы не достойны, находиться наверху!

– Или он не хотел приводить туда эту! – крикнула одна из девушек.

Молодые люди засмеялись, кто-то невпопад грязно ругнулся.

– Тонгу, долго мы ещё будем ждать? Не все условия были выполнены! Так ты можешь и проиграть, – пробасил молодой мужчина. – Не для того я столько ехал, чтобы смотреть тут на слезы.

– Я не проигрываю, – раздался из центра голос Тонгу. – Давай же милая, все как договаривались, ты переоденешься и спляшешь.

Я все ещё не могла увидеть, что происходило в центре круга, мой рост был меньше, чем у присутствующих.

– Спляши для нас, мартышка, – хихикнула девушка по правую от меня руку.

– Эти лохмотья ничуть не хуже твоих! Раздевайся, – прошепелявил парень.

Я протиснулась вперёд. Безупречно красивая девушка в красном платье выругалась, наверное, я отдавила ей ногу.

Тонгу стоял в центре спиной ко мне, а перед ним кто-то сидел на полу. Сердце моё забилось быстрее, а горло пересохло. Я прищурилась в надежде развеять страшное предположение, но я уже знала, кто это.

– Не надо строить из себя недотрогу, – раздражённо сказал Тонгу. – Что же я прошу тебя сделать такого ужасного? Лишь одень этот наряд, – он ткнул в кучу серого тряпья, – и спляши для нас.

– Я могу, – всхлипнула Ви, – но это одежда и танец… Я не обезьянка! Можно я буду в том, в чем пришла?

– Это все лишь игра, – Тонгу присел на корточки, и я увидела лицо Ви. Свечи обезображивали её, делали старше и к своему ужасу я и вправду увидела в её лице что-то обезьянье. – Ты же хочешь быть одой из нас?

– Хочу, – сказала Ви, – по-другому никак нельзя?

– Никак!

– Я не знаю…

– Сделай это для меня.

– Если только для тебя…

Дрожащими руками Ви потянулась к тряпью, все ещё не сводя глаз с Тонгу.

Не помню точно, что было дальше, какая-то красная пелена затмила глаза. Я обнаружила себя около Ви, а на холеном лице Тонгу красовался красный след пощёчины, рука моя саднила, а сама я покачивалась из стороны в сторону.

– Ви! – я прикрыла сестру, на которой осталось только тонкая нижняя рубашка. – Что ты делаешь? Одевайся! И не трогай эти обноски!

На мгновение повисла тишина. А затем толпа неожиданно засмеялась и затопала.

– Тонгу, кажется, тебя побила какая-то простушка! – вскрикнул один из парней и стал бить себя по бёдрам в приступе нескончаемого хохота.

– Посмотрите! Тонгу проиграл спор!

– Расплата будет ужасной!

– С двумя не справишься?!

– Посмотрите! Посмотрите, как оторопел наш смельчак Тонгу! – гоготала толпа разными голосами. – Ударь её в ответ!

– Обноски? Да она пришла в одежде хуже!

– Это же мартышкина шкура! Она должна её надеть и станцевать!

– Тонгу, не будет танца – не будет выигрыша!

Все эти голоса, пёстрые лица искажённые вымеченным смехом, топот, лязг, звон глушил, слепил меня, практически душил.

– Ты кто? – Тонгу схватил меня за ворот и одним рывком приподнял с пола. – Что ты здесь делаешь?!

– Пусти меня! – выпалила я и с силой оттолкнула Тонгу. Его глаза нехорошо блеснули.

– Чего ты ждёшь, милый? – раздался сладкий голос. – Теперь каждая простушка может ударить тебя? Ответь же ей!

– Да-да, – поддержал её хор голосов, – покажи себя.

– Заткнитесь все, – Тонгу прищурил глаза и отпустил меня. – Ты же эта… сборщица риса? Это твоя сестра?

Ви не ответила, тихо скуля она плакала и поспешно натягивала платье.

– Не важно. Ви, собирайся мы уходим, – я помогла сестре подняться и подхватив её за руку потащила наверх.

– Они уходят! – опять приторный голос, я обернулась, чтобы найти его хозяйку и не ошиблась – «красное платье». – А как же спор? Тонгу, милый, я не хочу, тебя терять…

– Заткнись, Мэй-ли. Пусть уходят.

Я заметила, как Тонгу сощурил глаза, смотря нам в след и… на его лице промелькнула улбыка?

– Но…

– Я уже проиграл. Выметайтесь отсюда, – рявкнул он нам след. – И Ви, чтобы я тебя больше не видел. Ты меня подвела!

Ви особенно громко всхлипнула, чем вызвала новую волну хохота за нашими спинами.

– Что ты делала? – шипела я на неё, пока мы поднимались по лестнице. – Ты понимаешь, что ты лишь игрушка для них?

– Н… не знаю… я не знаю.

– Знаешь, что они на самом деле хотели?

– Не знаю! Отстань!

Едва выйдя на улицу, мы побежали и остановились, только когда крыша из красного кирпича скрылась из виду.

На улице было темно. Луна скрылась за тучами, которые принёс с собой холодный ветер. Последние ночные гуляки тащились по своим домам, бессвязно то ли ругаясь, то ли напевая песни.

– Боюсь представить, что бы было, приди я чуть позже, – я окунула руки под тонкую струйку фонтана, он уже давно не работал в полную силу, и, набрав воды, плеснула её в лицо Ви.

Это помогло. Она перестала дрожать, перестала всхлипывать. С мгновение она молчала, застыв в одной позе, а потом неожиданно выпрямилась, вытерла с лица воду, расправила подол пышной юбки, и зло посмотрела на меня.

– Спасибо, Ли, мама будет гордиться тобой, – сестра криво улыбнулась. – Добилась, чего хотела, да? Это был мой шанс, а ты все испортила!

– О чем ты говоришь?

Ви сжала губы, точь в точь, как делала мать, когда злилась.

– Вы прямо мечтаете, чтобы я прожила такую же жизнь, как вы. Теперь мне нельзя общаться с Тонгу. Ты хоть знаешь, откуда были его гости? – крикнула Ви, и голос её эхом прокатился по улице. – Из самой столицы! Они учились с Тонгу в Академии. Что теперь они обо мне подумают?!

– Ты из-за этого беспокоишься?! – крикнула я в ответ. – Они плохие люди, разве важно, что они подумают?

– Важно! Важно!

– Замолчите, дуры! – раздалось из одного дома, что стоял неподалёку. – Ночь на дворе.

Мы поспешно направились в сторону дома, все ещё продолжая ругаться, но уже тихо.

– Это был мой шанс, – прошипела Ви, и с силой толкнула меня в плечо.

– Они смеялись над тобой, – я пошатнулась, но устояла. – Это был не шанс, а унижение.

– Тонгу попросил это сделать. У него был важный спор, а я его подвела. Представляешь, если бы я все сделала правильно? Я бы уж была бы частью их компании! И Тонгу… он бы увидел, что мне можно доверять.

– Ты никогда не будешь частью их компании, – отрезала я. – Они нас даже за людей не считают. У нас другой путь…

– Какой? Работа с утра до ночи? Экзамены, которые я никогда не смогу сдать? Что меня ждёт? Поля? Брак с шахтёром? Выводок орущих детей? Если бы я осталась, моя жизнь стала бы совсем другой. Ты! – Ви остановилась и с ненавистью посмотрела на меня, – как всегда ты! Все испортила! Не зря отец всю жизнь сторонился тебя. Он был прав – от Ли одни беды. Он так и говорил мне, доченька держись от Ли подальше! Она принесёт нам несчастья.

Ви отвернулась и решительно зашагала к дому, а я поплелась за ней. Её слова все ещё звучали в моей голове.

Дом встретил нас молчанием, никто ничего не спрашивал. Мама зажгла свечи, чтобы отогнать страшную темноту. Ночь была долгой и казалась вязкой, словно масло.

А на утро мама не смогла встать с кровати.

Глава 5

На следующий день на поля я отправилась одна. Наверное, от того работа казалось особенно тяжёлой, а может быть я уж чувствовала начало конца. Утром, когда мы помогали маме встать с кровати, она закричала от боли. За ночь ушибленная нога распухла и стала неприятного серого цвета.

Увидев, что я пришла без матери, распорядитель недовольно цокнул, и показательно отвёл взгляд, а потом будто бы в пустоту сказал:

– Помните, если за неделю не обработаете свой надел, на следующей ничего не получите.

У меня был план: работать весь день, не выходить на обеденный перерыв и ночью пробыть до самого конца, пока не соберу дневную норму. Но стоило взойти солнцу, как силы мои кончились. Я едва перебирала руками, а рисинки норовили выскользнуть из негнущихся пальцев.

До обеда я собрала очень мало. Распорядитель долго щёлкал весами, то вправо, то влево и наконец, сказал:

– Не добираете, совсем не добираете… Без матушки тяжело?

– Да, господин распорядитель.

– Да, тяжело. К тому же, ты лентяйка, Ли. Сколько смотрю, мама твоя, всегда набирает больше, чем ты. Молодая и здоровая, а работать совсем не любишь. Не повезёт твоему мужу, если, конечно, такой дурак найдётся.

– Да, господин распорядитель, – я была готова согласиться на все, лишь бы эта пытка закончилась.

Распорядитель щёлкнул весами в последний раз и полез в нагрудный карман за монетами.

– Хорошо, что вы тогда отказали моему сыну. Представляю, как бы мой мальчик сейчас страдал…

Не успели три монеты коснуться моей ладони, как я, не дослушав распорядителя, тут же побежала домой. Если так дела пойдут и дальше, то я не закончу надел, а если я не закончу, то на новой неделе мне не выдадут ничего. Можно попробовать взять с собой Ви, но она нужна дома с мамой, а Мю еще слишком мала…

– Куда прешь! – сиплый голос заставил меня отскочить.

Дорожная пыль поднялась кверху, старая кляча надрывно заржала, и старая телега с грохотом проехала мимо меня. Долго ещё были слышны ругательства в мою сторону, но я их не слушала. Я стояла словно поражённая молнией. Такое уже было однажды. Когда-то очень давно. Или наоборот совсем недавно? Я оглянулась, страх накрыл меня с головой, и сейчас я услышу…

– Эй, Ли!

– Привет, Бю, – ответила я, не оборачиваясь, все ещё смотря туда, куда уехала телега.

– Ты сегодня одна?

– Моя мама… она заболела, – я наконец-то повернулась к Бю лицом, странное наваждение спало.

– Это плохо, очень плохо. Пыль?

– Нет, – покачала я головой, – что-то другое. Что-то совсем другое.

Немного помолчали.

– Слушай, – Бю судорожно втянула воздух, – извини, что прошу, но не будет у тебя немного в долг? – она искоса посмотрела на мою ладонь, где я всё ещё зажимала несколько монет, заработанных на поле. – Как только заработаю, все отдам.

– Это всё, что у меня есть… – я раскрыла руку и показала три серебряные монеты. – Самой не хватит.

– Жаль, – вздохнула Бю, – я не ела со вчерашнего дня.

– Попробуй попросить на рынке. Они иногда дают что-то испорченное.

– Оттуда гонят. Я попыталась просить милостыню у Главных ворот, посмотри, – девушка немного оголила плечо, показав сине-фиолетовую кожу, – страж меня отколошматил палкой. Говорит: нельзя стоить у ворот, чтобы не подумали, что в нашей деревне есть нищие! Хэйвин его распополамь! – выругалась Бю.

– Знаешь, что… – я немного замялась, – возьми, возьми одну монетку. Если кто-нибудь даст ещё одну, купите крупы.

– Спасибо! – Бю не пришлось уговаривать, не дожидаясь пока я протяну ей монету она сама забрала круглый серебряк из моей ладони. – Может быть, будет работа на следующей неделе, но я все-таки думаю… Мама, конечно, против… Но я думаю… пойти в услужение к Хэйвинам.

– К Хэйвинам? А они опять набирают людей?

– Сейчас все время набирают. Отправка каждые два дня.

– Кто-то идёт?

– Я не знаю, – Бю повела плечом, – но, если тебе совсем некуда деваться, то это выход, так ведь? Ты будешь сыт и при деле, и семья не голодает.

– Хэйвины очень благородны.

– Да, но моя мама против.

– Из-за брата?

– Он ведь так и не вернулся, – Бю немного помолчала, рассматривая монетку. – Мама говорит об этом каждый день. Слишком часто его вспоминает.

– Никаких вестей?

– Я думаю, он умер, – Бю задумалась. – Нам же давно престали платить. Но мама не согласна, думает, что его держат насильно. Ей так проще.

– Может, – я положила руку подруге на плечо, – если моя мама не поправится на этой неделе, то может быть, ты будешь ходить со мной на поля? Деньги пополам.

– Охранники не пустят меня без разрешения…

– Но они же там не целый день, – подмигнула я, – как только уйдут, ты зайдёшь, и так же выйдешь. А?

– Это было бы здорово! – воскликнула Бю. – Завтра? Или сегодня? Я готова сегодня. Вечером?

– Вечером!

Это было очень глупое решение, Бю и меня могли ждать серьёзные проблемы, если вскроется, что она прошла без разрешения. Но тогда я не думала об этом, наоборот мне подумалось, что жизнь моя понемногу налаживается. Помнится я даже шла в припрыжку до дома.

Но как только я ступила за порог, реальность придавила меня базиликтовой неподъёмной плитой. Маме стало хуже. Она не ела, почти не говорила, но зато много и часто пила. Нога распухла ещё больше и, кажется, стала размером с её тело. В районе колена появились странные твёрдые пузырьки, а на теле тут и там проступали мягкие вытянутые зеленоватые наросты.

– Совсем плохо? – спросила я.

Ви покачала головой:

– Сама не видишь? Ей хуже, намного хуже. Я все утро обтирала ногу, заворачивала в лечебные бинты, но улучшения нет. Надо к лекарю.

– Это дорого, – возразила я, не решаясь подойти к матери ближе. – Нужно восемь золотых.

– У нас же были сбережения!

– Там всего четыре, – я осторожно потрогала мамино колено, в ответ она громко вздохнула.

– Четыре?! – глаза Ви расширились ещё больше. – Скопили всего четыре золотых? Как бы я поехала в академию? Всего четыре золотых! – сестра бросила на пол мокрую тряпицу, что до этого прижимала к груди. – Четыре золотых!

– Не шуми, – сказала я. – Все время приходилось тратить. Сама же знаешь, то надела не дадут, то для Мю нужно, то налоги. Сколько отдали вчера?

– Золотой!

– Значит, осталось только три. Нужно что-то придумать.

– Нужно. Нужно! – взорвалась Ви, – ты же старшая! Придумай! Сделай!

– Что?! Что, Ви? – я больше не могла себя сдерживать, напряжение последних часов разрывало изнутри, и животный рык сам вырывался наружу. В груди заколол болезненный шарик. – Что?!

– А я откуда знаю? Заработай!

– Как? Я и так делаю, что могу…

– Значит не всё! – Ви нависла надо мной. – Той мелочи, что ты принесла, даже на еду не хватит. Ли, – прошептала сестра, немного подумав, – ты знаешь, у кого можно взять деньги.

– О чем ты?

– Начинается на Ву, кончается на нь, что-нибудь напоминает? Ещё подсказка, хотел взять тебя в жены. И он без ума от тебя!

Я вздохнула, и тио усмехнулась.

– Ты думаешь, он захочет помочь?

– Зря ты ему отказала, сейчас бы у нас были деньги.

– Это не так, – возразила я. – И ты это знаешь.

– Так. Он сделает все, что ты попросишь. Если ты хорошо попросишь. Хорошая идея, да? Скажи ей Мю?

Младшая сестра отрицательно покачала головой, и показала крест руками. Полностью с Мю согласна, идея кошмарная.

Родители Вуня пришли просить моей руки два месяца назад. До сих пор помню их лица, когда они вошли в дом, распорядитель выглядел, будто бы унюхал что-то неприятное, а его жена, бледная и маленькая женщина пряталась за широкую спину супруга, показывая лишь кончик носа. Я знаю, что она была не в восторге от этой затеи, и явно радовалось, когда ничего не получилось. Сам Вунь даже не поднимал глаз, я помню его красное раздувшееся лицо, потные ладони. Он ничего не говорил, а лишь протянул мне маленькое базиликтовое колечко с камнем луны – дорогое украшение. Он был уверен, что мы не откажем.

Вуня я знала с самого детства. Он был смешным пухлым мальчиком, неловким, заикающимся. Где бы я ни была, он всегда был там же. Приводила ли я сестёр на реку, он плескался тут же, или играла с Бю, он пытался играть с нами, смотрела за Улом или ходила с мамой на поле, Вунь всегда был рядом. Он почти не говорил со мной, чаще дразнился, или мог даже кинуть в меня грязью. Я и подумать не могла, что нравлюсь ему. Я вообще не замечала его.

Не знаю, в какой момент ему пришла идея, что мы были бы хорошей парой. Не хочу даже знать, как он уговорил на это родителей, думаю, они сопротивлялись, как могли, но это случилось. Этой встрече никто не был рад, и разговор был коротким – я сказала, что свадьбы не будет. Я видела радость в прозрачных глазах мачехи Вуня, она долго трясла мою руку и все заглядывала в глаза. Распорядитель тогда тоже выглядел вполне удовлетворённым, такое родство его не прельщало. А вот Вунь изменился в лице, побледнел, посерел и, не дослушав меня, он выбежал из нашего дома, громко хлопнув дверью.

И после этого Ви хотела, чтобы я пришла и сказала: «а дай-ка мне друг Вунь пять золотых монет, я потом верну. Но скорее всего не верну»

С другой стороны, я ведь не кинула ему в лицо то кольцо, не смеялась, никому об этом не рассказывала (только откуда тогда все об этом знают?), а просто отказала. Хэйвин побери! Нет. Как ни крути, звучало ужасно.

– Можно попробовать, – сказала я.

– Конечно, можно, – Ви похлопала меня по плечу, оставив мокрый след с запахом трав, – ты главное улыбайся, хихикай. Ты всегда такая угрюмая, к тебе и подойти страшно. Мужчины такое не любят.

– Так? – я растянула рот в улыбке, но сестры и брат почему-то скривили лица.

– Это не улыбка, – прошептал Ул, – это что-то вроде оскала, как будто бы хочешь нас сожрать.

– У меня не получится, – я спрятала лицо в руках. Мне уже было стыдно.

– Получится, – сказала Ви, все ещё подозрительно косясь на меня. – Будь естественной, но не грубой. Чуть поклонись, как зайдёшь, но не падай в ноги. Можешь немного плечиком повести, вот так, – она грациозно приподняла плечо, словно прячась за него, – похлопай глазками. Он точно будет рад помочь тебе. И надень чистую юбку. Возьми мою.

Одежда Ви была мне великовата. Я хотела пойти в своей обычной одежде, но Ви сказала, что так я похожа на попрошайку.

– Что ещё? – спросила я, расчёсывая волосы.

– Что ещё, – задумалась Ви, – смейся над его шутками. Будь милой и…

– Улыбаться? – я заплела косу и уже готова была выйти.

– Нет! Просто будь доброжелательна и смотри ему прямо в глаза.

Дверь за мной захлопнулась, и я направилась к Вуню.

Мысли путались, а ладошки потели. Мне было страшно. Зря мы это затеяли. Я вспоминала, что там говорила Ви: похлопать плечиками и упасть в ноги?

Больше всего я боялась, что дома будет вся семья распорядителя. Если бы дверь открыл не Вунь, а кто-то другой, я бы ушла, но на пороге на счастье появился мой несостоявшийся жених.

– Ли! – куцые брови Вуня поползли наверх. – Что тебе нужно?

Это было вместо приветствия, но может оно и к лучшему, сразу перейду к делу.

Я поклонилась Вуню в ноги и, взмахнув рукой, нечаянно ударила его по подбородку.

– Извини, – пискнула я. – Приветствую тебя!

Все было не так. Глупо. Неловко. Очень странно.

– Что с тобой? – Вунь потёр ушиб и чуть прикрыл дверь. – Ты что пьяна?

Я громко засмеялась, но, кажется, это не было шуткой. Вунь смотрел на меня настороженно и сердито.

Нет, так не пойдёт.

– Извини меня. Ещё раз, – я не Ви, и не смогу ей никогда стать, лучше буду собой. – Мне нужно… у меня к тебе есть дело. Просьба. Можно зайти?

Вунь оглядел меня с ног до головы.

– Сначала скажи, зачем пришла? Если это насчёт наделов, то иди к отцу. Он меня не послушает, чтобы я не сказал.

– Нет, не об этом, – вдохнув больше воздуха в грудь, я выпалила, – можешь одолжить мне немного золотых?

– Что?! – лицо Вуня вмиг стало пунцово красным, а маленькие глазки широко распахнулись. – Ты шутишь?

– Мне нужны деньги. Не для мамы, а для себя, – язык не желал слушаться. – То есть наоборот! не для себя, а для мамы. Послушай меня, пожалуйста! – Я перехватила рукой закрывающуюся дверь. – Мне нужно немного денег, я всё верну. Маму надо показать лекарю, – слова полились бессвязным потоком. – Ей очень плохо, она почти без сознания. Все на поле случилось. Она упала, когда сбежала к мальчику! Тому, который проглотил рис, и сама кажется, заболела, – я выдохнула и упала на колени. – Прошу тебя!

– Сколько? – голос Вуня немного смягчился.

– Пя… ше… семь золотых.

– Семь? – присвистнул Вунь. – Это очень много.

– Я все верну. Мне больше не к кому идти.

Он ненадолго задумался, а потом раскрыл передо мной дверь и кивнул.

Дом Вуня был словно противоположностью дома Тонгу. Все было маленькое, цветастое, неряшливое, всего слишком много. Так много, что и не охватишь одним взглядом: вещи, ткани, мебель, расставленная по неизвестному принципу, горшки, посуда, книги, игрушки… чего здесь только не было. В комнате, куда Вунь привёл меня, стояла полумгла, несмотря на то, что за окном светило солнце.

– Семь золотых, – повторил Вунь, усаживаясь на длинный мягкий диван, – это много… Но они у меня есть. Предположим, я дам их тебе, – он жестом предложил мне сесть рядом, – а что ты дашь мне?

Я не знаю, но, кажется, Вунь думал, что выглядит довольно лихо и даже… соблазнительно? Он чуть закусил нижнюю губу, так что на пухлом подбородке образовались складки, приподнял одну бровь и смотрел как-то исподлобья. Это его выражение лица в купе с неловкой позой нога на ногу, вызывала у меня лишь смех, который пришлось маскировать за приступ кашля.

– Да, ты и сама болеешь?! – Вунь три раза поменялся в лице и чуть отодвинулся. – Это заразно?

– Нет, нет! Просто пыль осела в горле, – поспешила я успокоить Вуня, – у мамы другая проблема. У неё распухла нога, она её ушибла. Вчера на поле, когда кричала женщина, и мама решила посмотреть,… ты же знаешь, что было вчера?

– Нет, – искренне удивился Вунь. – Папа мало говорит о работе дома. Не хочет, чтобы мы волновались, – он на мгновение замолк, а потом слишком бодро и не впопад начал. – Я вот уезжаю завтра в столицу. Решил стать кавалером Его Императорского Величества. Приеду только через год, уже в красивой новой форме. И подтянутый.

Я молча кивнула. Видно, что для него это важно, возможно, что бы сообщите эту новость он и впустил меня в дом, главное не спугнуть, не разозлить его.

– Думаю, у тебя все получится, – я положила свою ладонь на его большую белую руку. – Береги себя, служба у Императора тяжела, но ты сильный. Так… ты можешь одолжить мне золотые?

Кажется, слишком рано. Лицо Вуня посерело, а брови насупились. Он всем телом вздрогнул и скрестил руки на груди.

– Я из-за тебя же туда еду, – сказал он обиженно. – Если бы ты мне тогда не отказала, мне не пришлось бы сейчас уезжать, чтобы скрыть от позора!

– Ты же знаешь, что твоя мама и моя мама родственницы…

– Не говори ерунды, – надулся Вунь, – это моя мачеха, у нас нет никакой родственной связи!

– Зато есть моральная связь. Глубинная связь. Ты же мне, как… брат.

Повисло молчание.

– Ты серьёзно? – парень грустно посмотрел на меня, – для тебя это так важно?

– Через это я переступить не могу. Это прямо тут в голове, что-то не даёт посмотреть на тебя, как на мужчину, – я нащупала то, что было нужно, Вунь понимающе кивнул в ответ. – Для меня ты всегда будешь старшим братом.

Я говорила сама себе: в этот раз не торопись Ли, дай ему время, ты же видишь ему нужно время…

– Не знаю, – пробубнил Вунь, – все это как-то не правдиво. Наши матери даже не общаются, какая тут связь? Моя мачеха вообще говорит, чтобы я с тобой не общался. Она как будто бы боится тебя.

На это я уже ответить не смогла. И мы оба замолкли.

За крошечным окошком кипела жизнь, кто-то ругался, смеялись дети, колеса телег шуршали и кряхтели, а здесь внутри серди вещей и пыли жизнь на мгновение замерла.

«Вуню надо уехать», – вдруг подумалось мне, – «ему здесь не место, среди хлама, среди этих людей, ему нужно увидеть другой мир».

– Я буду думать о тебе Ли, – прервал молчание Вунь, – о том, почему ты так и не полюбил меня… Может быть, когда я вернусь, ты посмотришь на меня совсем другими глазами. Сколько тебе нужно монет? Семь?

Я кивнула.

– Ты можешь сделать кое-что для меня? Перед отъездом я бы хотел, – Вунь запнулся, и на его лице выступила испарина – я бы хотел коснуться тебя. Обнять, ощутить запах твоих волос, – его голос задрожал. – Распусти их.

От просьбы веяло чем-то неправильным и запретным. Никто не запрещал женщинам ходить с распущенными волосами, но это не приветствовалось. Следовало сейчас же вскочить, надавать по лицу этому хаму, и в гневе хлопнув дверью уйти, но вместо этого я достала длинные тонкие палочки, что держали мои волосы в пучке. Темными волнами волосы рассыпались по плечам. Вунь вздрогнул и прерывисто вздохнул. Он осторожно, почти не касаясь, погладил пряди, перешёл на плечо и дальше на руку.

– Позволь, – он судорожно сглотнул, – позволь обнять тебя. Мне больше ничего не нужно…

Я кивнула, встала с дивана и распахнула руки для объятий. Вунь медленно наклонился, а затем резко прильнул и прижал меня к себе.

Я почувствовала, как сильно стучит его сердце, как дрожит все его большое тело, как он шумно вдыхает. Так мы стояли минуту или две. Кажется, он немного попривык и стал дышать ровнее. Я уже собиралась похлопать его по спине в знак дружеских отношений, как он вздрогнул и отстранился.

– Все могло бы быть иначе, и ты знаешь это, Ли! – прошептал он.

Знала. Все могло быть иначе, однажды могло быть иначе…

– Ладно. Не надо, – Вунь поднялся и начал ходить по комнате большими шагами, изворачиваясь, чтобы не задеть что-нибудь, – пока не надо. Ты же и так станешь моей, куда тебе деваться? Со всем выводком, что наплодил твой папаша. Но учти, когда это время придёт, ты за всё ответишь, за всё унижения, что я испытал. Ты сама приползёшь на коленях.

– Вунь…

– Молчи! Бери деньги и проваливай.

Он кинул на пол несколько золотых монет.

– Но… Но тут только пять…

– Бери, сколько даю, а то и эти заберу! Бери и уходи!

– Спасибо!

Он дал столько, сколько нужно. Может, я немного глупа и наивна, но не настолько, чтобы поверить в честность Вуня. Наверняка, он ждёт, что я ещё вернусь, но этого приключения мне вполне хватило. И уже скоро я и мама сидели в башне лекаря, ожидая своей очереди.

Глава 6

– Если так подумать, то с тех пор мало, что изменилось, – кряхтел подслеповатый старик, – до сих пор идёт война с Тьмой, а у императора Улана Восьмого все так же много жён и детей. А мы собираем рис и горбатимся на шахтах. Когда все это кончиться?

Пожилая слишком худая женщина, которой он это рассказывал, лишь приподнимала кустистые брови, и недовольно цокала, но старика это не останавливало.

– Тихо дед, – грубо сказал молодой мужчина, сопровождавший старика, – что ты такое говоришь! Мы прекрасно живём и вообще живы благодаря императору и Хэйвинам, это всем известно, – закончив говорить, он воровато оглянулся, словно проверил, все ли его услышали.

В этом не было нужды, его, как и его деда никто не слушал, в очереди к лекарю каждый был поглощён только своей самой тяжёлой и самой важной проблемой.

Маме за те несколько часов, что меня не было дома, стало хуже, хоть она и пыталась это скрыть. Она храбрилась и нервно невпопад шутила, но иногда вдруг резко замолкала и даже задерживала дыхание. Опухшую ногу не могла скрыть даже длинная юбка.

– Сейчас, сейчас, – я вытирала пот с её лба, – потерпи немного. Лекарь поможет.

Очередь из больных двигалась невероятно медленно: все сидели на крохотных, неудобных стульях и с опаской смотрели друг на друга, боясь подхватить неведомую заразу. Запах жжёных трав мешал вздохнуть и оседал в горле. Время тянулось бесконечно долго.

Но вот и старик, что был перед нами дождался своей очереди.

«Слава Хэйвину, скоро и мы», – не успела подумать я, как в комнату ввалилась большая шумная компания. С собой они принесли жар, суету и порцию свежего воздуха.

Новоприбывшие громко смеялись, кричали и выглядели комично в маленьком зале ожидания, где только что царили уныние и боль.

– П…п… ик… помогите! Тут это… че… человек помирает, – закричал невысокий парень, явно перебравший рисовой настойки. – Нам нужно без очереди! – он растопырил руки в разные стороны и едва удержался на ногах.

Компания загоготала и захлопала.

– Да! Да! Сейчас ещё и этот умрёт! Держите его! Держите! Он сейчас свалится!

Из кабинета лекаря показалась маленькая, сухонька голова, которую украшали длинная борода и причудливый колпак.

– Господа, тише, – дверь захлопнулась, а наступившая тишина взорвалась новым приступом смеха.

– Это он лекарь? У нас в столице такого бы и на метр к себе не подпустили! А вы уверены, что ему можно доверять?! – толпа говорила разными голосами от басовито-вальяжных до визгливо-натужных. – Нами нужен лучший лекарь! Тут дело серьёзное!

Отойдя от первого шока, я вдруг поняла, что уже слышала эти голоса, шуточки и смешки.

– Тонгу, с тобой все хорошо? – прощебетал женский голосок. – Нам надо вне очереди!

Это же вчерашняя компания из дома распорядителя шахт!

– Сейчас я договорюсь, – потный здоровяк мутным взглядом прошёлся по коридору лишь на мгновение, задержавшись на нас. – А, все людей тут и так нет! Проходи друг Тонгу!

Из самого нутра толпы, наконец, вышел он, самый главный «потерпевший». По его бледной щеке стекала тонкая струйка темно-бордовой крови и капала прямо на пол. Над бровью краснела рваная рана, скорее всего полученная в драке или от падения.

– Сейчас выйдут, и ты зайдёшь… – удивительно красивая девушка в красном платье прижималась к Тонгу всем телом, так, что даже смотреть на это было стыдно.

– Вообще-то, – пискнула я, – вообще-то мы тут сидим. Будете за нами, Господин Тонгу.

От собственной смелости у меня внутри все перевернулось.

Новая волна гогота потрясла помещение.

– Смотри! Это разговаривает! Есть голос! А-ха-ха! А кто это с тобой? Мешок кукурузы или твоя мамаша? А что это она раздулась?

– Это же та вчерашняя нищенка! Тонгу из-за тебя знатно отругал слугу, – красавица Мэй-Ли наконец-то отпустила Тонгу и надула тонкие губки. – А как сестрёнка? Это она? Или нет? Тут уже ничем не поможешь, как жаль, – она захлопала глазками, – так, что сейчас будет очередь Тонгу.

– Госпожа, но у него просто царапина, а мы ждём уже столько времени! – голос мой то был до безобразия высок, то срывался в хрипоту.

– М-м-м, – Мэй-Ли оглядела нас с ног до головы, – а в чем проблема? Не пойму? Выглядите так же отвратительно, как и всегда.

– Ли, не надо, – мама потянула меня за руку. – Будь мудрее. Проходите, Господин Тонгу.

– Мы пришли раньше и зайдём первыми, Госпожа. Мы будем не долго. Обещаю, – сказала я, а сама подумала: «не в этот раз мама, достаточно с меня мудрости, мы и так долго терпели. Слишком долго».

– Обещаешь? Ты обещаешь мне, нищенка? – злобно прошипела Мэй-Ли, – ты хоть знаешь кто наши родители?

– Нет, Госпожа. Однако манерам они вас не обучили.

«Вот, вот уже лучше Ли!» – подбадривала я сама себя, – «Главное чтобы дело не дошло до драки, одна лишь Мэй-Ли сможет уложить меня на спину»

Толпа глумливо заулюлюкала.

– Да кто ты такая?! – вся грация и красота девушки куда-то пропала. Теперь она была похожа на злобную гусыню, что готова ущипнуть обидчика за самое мягкое место.

– Ладно тебе, Мэй-Ли, – Тонгу облокотился об стену и с удовольствием смотрел на нас, – оставь их в покое. Видишь, сколько усилий ей стоит говорить с тобой.

Только сейчас я заметила, что вся дрожу, а руки сжаты в кулаки. Не хочу даже думать, как жалко выглядело моё искажённое злобой и бессилием лицо.

– Следующий! – прокаркал лекарь, когда дверь открылась.

– Пошли, – я потянула маму за руку, помогая ей встать, но перед нами встал длинный светловолосый парень, тот самый, что чуть не упал, когда вошёл.

– Н… нь… нет, идет Тонгу, а вы сидите…

– Не надо, отойди. Хватит, – Тонгу нахмурился, и тонкая морщинка залегла на лбу, – идите уже. Тошно смотреть.

Не став дожидаться, пока милость сменится на гнев, мы забежали к лекарю.

В кабинете пахло пряными травами, было темно и тесно из-за обилия баночек и скляночек с мутноватыми жидкостями. Я был тут лишь однажды, в детстве, мама привела меня к лекарю из-за частых головных болей. Помню, он долго осматривал меня и кивал головой, а потом мы как-то слишком быстро собрались и ушли. Кажется, это был тот же самый лекарь, что теперь стоял перед нами.

– Надеюсь, у вас есть деньги? – спросил он, едва мы успели переступить порог.

– Конечно, господин. Восемь золотых, – с гордостью ответила я. Уж и не помню, было ли в моих руках когда-то такое сокровище.

– Восемь? – лекарь поднял седую бровь. – Уже давно не восемь, деточка.

– Как это? Всегда было восемь! У нас… – я судорожно сглотнула, – у меня больше нет.

– Не переживай так, деточка, нужна всего лишь ещё одна монетка. Девять золотых.

Одна монетка. Одна монетка! Он даже не подозревает, на что пришлось пойти, чтобы добыть эти несчастные золотые! Я начала лихорадочно соображать, где же достать «лишь монетку».

– У вас же есть? – лекарь поднял руки, чтобы начать осматривать мать, но так и замер в нерешительности.

– Ли, думаю нужно уходить, – мать начала подниматься с низкого стульчика.

– Нет! Сиди. Я просто, не знала, что теперь дороже. Одна монетка у меня… у меня есть, – я не могла сдаться, не сейчас. – Дома. Просто мы с собой не взяли, но я принесу. Вы пока её осмотрите, а потом я занесу…

– Что за вздор? – лекарь окончательно убрал руки и презрительно посмотрел на нас, – деточка, ты думаешь, я поверю тебе на слово? Сначала деньги.

– Я все принесу! У меня есть. Да посмотрите же, ей очень плохо! – крикнула я и тут же осеклась, не хватало ещё, чтобы он выгнал нас, – она практически умирает, – уже шёпотом сказала я.

Лекарь осмотрел маму с ног до головы и на мгновение задержался на раздутой ноге.

– Девять монет, деточка. Таков приказ префекта.

– Ли, пойдём, – тихо сказала мама, и попыталась встать, но без помощи у неё не получилось.

– Обещаю, я принесу. Принесу сегодня же! Принесу!

– У вас ещё есть целый час. Оставьте маму и бегите домой.

– Домой?

– Домой, ведь именно там у вас лежат деньги, деточка? – лекарь раздражённо махнул рукой на дверь, – не занимайте моё время понапрасну, пусть заходит следующий.

В коридоре было тихо, шумная компания ушла, а Тонгу проводив нас взглядом, скрылся за дверью. Мамино тело показалось мне невероятно тяжёлым, неподъёмным, когда она оперлась об меня.

– Отдохнём немного, – я усадила маму и сама рухнула на стул, – а потом пойдём.

Мама молча кивнула. Она вздохнула, будто бы что-то собиралась сказать, но в последний момент промолчала.

Слез не было. Беспокойные мысли крутились в голове, предлагая разные варианты, но сознание никак не могло уцепиться хоть за что-то. Впервые будущее было настолько неопределённым и пугающим.

Не знаю, сколько мы просидели. Очнулась я, когда на плечо легла тёплая ладонь. Я погладила руку и сказала:

– Потерпи, мам. Сейчас пойдём домой.

– У тебя нежные руки, – с усмешкой произнёс кто-то сверху.

Я вздрогнула. Рука, которую я так активно наглаживала, принадлежала не маме, а Тонгу. На его лице не было и следа от рваной раны, а значит, лекарь использовал силу Хэйвинов.

«Такая мощь ради одной царапины», – подумала я. – «Это стоит дорого. Очень дорого».

– Прости… простите, Господин Тонгу, – мне нравилось произносить его имя, я готова была вновь и вновь повторять – Тонгу.

– Смелая сборщица риса, я тут услыхал, что тебе не хватает одного золотого?

– Да, господин Тонгу. Это… это будет хороший повод для шутки в вашей компании, – я попыталась улыбнуться.

– Это не смешно, – сморщился Тонгу. – Знаешь, – он ловким движением пальцев вытащил из нагрудного кармана золотой кругляшек, – у меня, как раз, есть одна лишняя монета.

Я недоверчиво посмотрела на предлагаемое богатство.

– И что вам за неё нужно?

– Ого, – усмехнулся Тонгу, – за всё нужно платить, да?

– Так уж устроена жизнь, Господин, просто так ничего не бывает.

– И то верно, – легко согласился Тонгу. – Бери в долг. Может, когда-нибудь и ты пригодишься.

– Спасибо, – я схватил монету, забыв обо всех приличиях, – огромное спасибо! Господин, вы спасли нас, – я была готова целовать его руки, лежать в ногах, но понимала – это будет слишком, чего доброго он ещё и передумает, поэтому я лишь низко поклонилась.

– Спасибо, Господин, – прошептала мама. – Ваша щедрость не знает границ. Мы упомянём ваши имя на празднике Небесных покровителей, во время всеобщей благодарности.

– Не стоит. Придёт время и мне все вернётся, – сказал он мне ещё раз, прежде чем уйти.

Лекарь внимательно осмотрел монеты. Он разглядывал их словно, я пытаюсь всучить ему камни. Я все ждала, когда он надкусит один из них.

– Надеюсь, деточка, вам не пришлось убиваться ради этих денег?

– Это не важно, господин лекарь. Осмотрите её, скажите, чем лечить и мы уйдём, – разговаривать с ним не хотелось, внутри все ещё была обида.

Лекарь прищурился, убрал монеты в карман, опустил тёмные очки и спросил:

– Для начала расскажите, что с ней приключилось?

После моего короткого рассказа, он долго щупал опухшую конечность, мял, щипал и крутил во всё стороны. Когда он, наконец-то оставил её в покое, то обратился к книгам. А потом снова начал осматривать маму. Когда он достал длинную иглу я не выдержала.

– Ради Хэйвина, что вы делаете?!

– Кто из нас лекарь, деточка? Вы или я? Мне просто нужно взять образец… Это не больно.

Одним быстрым ловким движением он загнал иглу в опухшую ногу, и так же быстро вытащил.

– Так я и думал, посмотрите сами.

Только сейчас я заметила, что на конце игла есть крошечный крючок, к которому прицепилась… зелёная нить?

– Что это?

– Это? – криво усмехнулся лекарь, – это остатки рисового побега, что пророс внутри тела вашей матери.

– Не понимаю, – улыбнулась я. – Это шутка?

– В моей профессии не шутят. Во время падения вы повредили ногу, – он обратился к матери, – сильно? Я так и думал. В эту самую рану попало рисовое зёрнышко. Оно и проросло.

– Но как такое возможно?!

– Свойства риса Хэйвинов, так до конца и не изучены. К сожалению, я уже видел такое, однажды: рисинка дала побег, и пустила свои длинные, тонкие стебли по всему телу. У того нечастного распухла рука. Он был главой большой семьи, семь или восемь детей, а жена ждала следующего малыша. Он ведь даже не работал на рисовом поле, просто…

– И что случилось с тем человеком? – перебила я лекаря.

– С ним? Он умер через четыре дня.

Глава 7

Земля ушла из-под ног. Разве такое может быть? Почему я не слышала об этом раньше? Как убрать эти ростки? Насколько это опасно? И что же нам делать?! Вопросы мешали сосредоточиться, хотелось узнать все и сразу, но изо рта вырвалось только урчание.

– Как это лечится? – шепотом спросила мама.

Лекарь покачал головой и, сняв очки, внимательно посмотрел на нас, так будто бы разглядел впервые. И вид наш ему явно не понравился, потому что лицо его сморщилось и посерело.

– Как? Никак на самом деле, – он пожал плечами.

– Брлк, – снова вырвалось из меня.

– Как это никак? – мама резко побледнела и прижала руки ко рту.

– Вот так. Побег уже дал ростки и высасывает вас, как плодородную почву. Видели, что случается с землёй после рисовых полей? Пустошь. Счёт идёт на дни.

– На дни… – эхом повторила я. – Всего лишь дни.

– Господин лекарь, – по щёкам мамы потекли мутные слезы, – у меня четверо детей! А старшей, вот она перед вами, нет и восемнадцати зим! Как они без меня? Неужели ничего нельзя сделать? Не может быть такого!

– Сделать… – лекарь задумался, а потом встрепенулся, и чуть понизив голос сказал. – Есть одно средство, оно конечно не спасёт, но жизнь… Жизнь продлит на год… Нет, что там! На года! Может быть и на десятилетия.

– Да! – воскликнула я. – Да! Это то, что нам нужно!

Я так и знала, что есть шанс, он должен был быть!

– Сначала послушай, деточка. Лечение есть, но у него два недостатка, – лекарь причмокнул губами. – Во-первых, нужно приходить ко мне каждый день, каждый! Иначе ничего не получится!

– Но мне нужно работать…

– Что ты такое говоришь! – прервала я маму, – она согласна. Что еще?

– И вторая проблема это… цена.

То, чего я боялась услышать больше всего. Хватит ли наших трудов, чтобы оплатить лечение?

– Сколько? – прошептала мама.

– Я так понимаю, вы сборщики риса? – лекарь снова покачал головой.

– Сколько стоит один день? – настойчивее спросила мама.

– Три золотых.

– Сколько? – я не верила своим ушам. – Что это за лечение такое, что стоит три золотых каждый день?

Лекарь ничего не сказал, он только надул губы и посмотрел на маму с видимым раздражением.

– Кажется, я знаю, – сказала мама, – Хэйвины?

– Да. Вас спасёт лишь милостивый Хэйвин нашей провинции – господин Хаймун.

– Три золотых… Эти очень много… Может быть, вы начнёте, а мы потом принесём, – попросила я.– Запишите на нас долг.

– Деточка, мне очень жаль, – лекарь сочувственно покачал головой и развёл руками. – Но от этих денег я получаю лишь один золотой, если вам очень нужно я могу этот один золотой записать вам в долг, но не думаю, что это поможет. Хэйвин не будет ждать.

– Но должен же быть какой-то выход! Хоть что-то! – взмолилась я.

– Есть… – начал, было, лекарь, но мама вдруг как-то оживилась и с трудом поднялась на ноги.

– Нам ничего не надо, пошли домой, Ли. Спасибо, господин лекарь.

– Мама, подожди. Так что за выход?

– Ли, нам ничего не нужно, – мама схватила меня за руку и потянула за собой. – Ещё раз спасибо.

И откуда в ней столько силы!

– Твоя жизнь исчисляется днями! – вырвалась я из цепких рук матери. – Так что за выход?

Лекарь недовольно посмотрел на мать, пошевелил бровями, и, выждав мимолётную паузу, с важными видом сказал:

– Вы можете пойти в услужение к Хэйвинам…

– Нет! – мама потянула меня к двери. – Нет, мы отказываемся! Ли, пошли! Быстро!

– А что мне нужно сделать? – упиралась я.

– Всё просто, деточка, – лекарь с интересом смотрел на нашу борьбу, кажется она забавляла его, и от того говорил он все медленнее и более певуче, – пока вы служите у милостивого Господина Хаймуна, вашу маму будут лечить. Как только уйдёте, лечение закончится. Если вам нужен год, то поработайте и можете вернуться…

– Ли, нам это не нужно… – согнувшись, мама стояла у двери, едва сдерживая слезы, то ли от боли, то ли от злости.

– Зря вы так, – лекарь вновь причмокнул губами, – она всего лишь пытается вас спасти. Не думайте, что у Хэйвинов нет жизни! У меня у самого были в родне, те, кто уходил на Серебряные горы по собственному желанию, ради того только, чтобы служить Хэйвинам. Мой дед, великий лекарь Императора, между прочим, рассказывал, что его сестра сама отправилась на Серебряные горы. Правда она отправилась туда, скорее, из-за собственной гордыни, много в ней было этой ненужно спеси… – дальше он уже что-то невнятно бормотал себе под нос, то, что я не смогла разобрать.

– Хорошо, – сказала я, – мы подумаем.

– Смотрите сами, – пожал плечами лекарь, – у вас осталось не так много времени.

Сначала мы шли молча, а потом мама начала говорить. И говорила она, не останавливаясь: что этого не нужно делать, что её дни и так сочтены, и нам теперь нужно учиться жить самостоятельно и я уже довольно взрослая, и сумею прокормить своих сестёр и брата. Потом она начала путаться в словах, но все ещё продолжала говорить, теперь уже о том, что нужно переезжать в другой город, как мы и хотели, что мы молодые и сильные, и всё сможем, что лекарь вообще шарлатан, и ей может ещё станет лучше. Всего я уже и не помню, я её не слышала и не слушала.

Мысли отчего-то вновь и вновь возвращали меня в детство, где был жив отец, где его плотницкая мастерская собирала множество людей, где было лишь игры, песни и веселье. Я вспоминала, каким неуклюжим и смешным был Вунь, какой озорной была Бю, как родилась крошка Мю, и даже, как мы играли с Ви. Я и сестра любили играть в идолов, которые делал отец, бегали купаться к реке, собирали ягоды, и мы почти не ссорились. Как давно это было…

Что случилось? Почему мир так изменился? Ведь по сути все осталось прежним: весной по-прежнему цветут персиковые деревья, и проглядывает первая трава, летом от жары рябит воздух, осенью идут долгие серые дожди и рисовое поле ненадолго закрывают, когда воды становится слишком много, а затем приходит холодная зима, без снега, но с ледяными ветрами с севера. Затем все начинается вновь и этот цикл бесконечен. Все такое же, как и было, и одновременно все меняется.

Дома мама сразу уснула, силы покидали её невероятно быстро. А я всё сидела и сидела, не в силах встать.

Кто-то прижался ко мне. Это была Мю, она крепко обняла меня и замерла.

– Сегодня не будем заниматься, отдохни, – сказала я.

– Днём приходила… эта… как её… такая плоскомордая… М-м-м-м… А! Бю, – голос Ви был хриплым, тяжёлым, – Спрашивала, почему ты не пришла на поля. С чего это?

– Хотела взять её с собой, на работу.

– Зачем? – Ви сморщила маленький носик. – Ты хоть понимаешь, что с ней придётся делиться?

– Одна я всё равно не смогу обработать весь надел.

Я совсем забыла про Бю, то, что утром было невероятно важным, сейчас казалось совершенно пустым.

– Придётся! Сколько ты сказала маме нужно на лечение?

– Три золотых. В день

– Три золотых! – захлебнулась словами Ви. – Это же что-то невозможное!

– Я знаю.

– Тебе нужно работать ещё больше, чтобы содержать нас и лечить маму! – сказала Ви, немного подумав.

– Помолчи, Ви, – процедила я, – даже если я не буду приходить домой столько не заработать.

– Тебе придётся заработать, – прошипела сестра. – Какие ещё есть варианты. Хотя я слышала, что Вунь ещё не уехал в академию, может быть, подумаешь над его предложением?

– Он не будет, да и не сможет давать нам по три золотых в день.

– Это смотря, как попросить! Какие-то сбережения у этого богатого сынка должны быть.

– Отстань от неё, – с другого бока ко мне прижался Ул. – Всё будет хорошо, Ли? Сейчас мама, немного поболеет и сразу выздоровеет!

Я рассеяно погладила брата по голове. В этот раз ничего не будет хорошо.

– Конечно, Ул.

Я рассеяно оглядела сестёр и брата, кажется, впервые я по-настоящему увидела их. Они показались мне такими чужими, такими маленькими, тощими, бледными, в их маленьких тельцах будто бы и не было жизни. Смогу ли я их вырастить?

– А что это за лечение?

– Её будут лечить Хэйвины.

– Хэйвины? – Ул резко встал и подпрыгнул от радости. – Прямо Хэйвины? Как это здорово! Они будут приходить к нам домой? А мы сможем увидеть их? А сколько времени её нужно лечить? Долго?

– До конца жизни.

Ви прижала руки ко рту и рухнула на стул. Её лицо резко побледнела, а глаза стали стеклянными и пустыми. Ул продолжал скакать по комнате, распевая гимн Хэйвинам, а малышка Мю замерла у моей руки, переводя взгляд то на меня, то на Ви.

– То есть, – голос Ви дрожал. – Ты хочешь сказать, что она будет жить, пока Хэйвины будут лечить её? И каждый день нужно по три монет до конца её жизни?! Не десять, ни сто дней, а всю жизнь?

Я ничего не сказала, мы и так поняли друг друга без слов.

Ви вдруг улыбнулась, но не радостно, а как-то криво, страшно. Постепенно улыбка превратилась в смех, сначала тихий, но он становился все громче и громче. Она смеялась так сильно, что из глаз брызнули слезы.

– Хватит Ви! – закричал притихший Ул. – Она меня пугает… пусть прекратит! – он и сам, кажется, был готов расплакаться.

– Сейчас, – я погладила Ула по голове, а затем подошла к сестре и с наслаждением отвесила ей пощёчину. Ви тихо ойкнула и тут же закрыла щеку рукой. – Ты всех пугаешь.

– Я пугаю?! – сестра подняла на меня глаза. – Если не будет мамы, ты думаешь, этот жирный распорядитель даст тебе хоть кусочек земли?! Ты же буквально растоптала его сынка!

– Никого я не растаптывала!

– Что же теперь делать? Что делать?!

– Есть решение… – начала я, но Ви не унималась:

– А как же я?! Я хотела поступать в этом году, хотела уехать из этой деревни! И все. Теперь мне остаётся только портить красоту в этих полях. Ты думаешь, такой парень, как Тонгу посмотрит на меня? Если мои руки будут выглядеть, как твои, если моя кожа станет такой же смуглой, как у мамы?!

– Прекрати, – тихо сказала я. – О чем ты вообще думаешь?

Я оглянулась вокруг, и на мгновение пелена спала – этот ветхий дом, эти испуганные лица, я не смогу, я не вытяну их всех. Почему они смотрят на меня? Что я могу им сказать? Они чего-то ждут? Я же знаю чего…

– Есть один вариант. Но только маме ни слова. Слушайте…

Эта ночь была тихой. Слишком тихой. А так хотелось услышать смех, щебет птиц, топот копыт или назойливый стрёкот цикад. Хотя бы далёкое ржание лошади, или плеск воды, хоть что-то, что напомнит мне, что я ещё жива.

Ви подкралась тихой кошкой. Она осторожно села на край скамьи и, не поднимая глаз, буркнула что-то неразборчиво себе под нос.

– Слишком тихо, – сказала я, и сама не знала, к кому обращаюсь к Ви или ко всему, что меня окружает.

– Помнишь в детстве мы так же сидели? Втроём: ты, я и отец, – прошептала сестра.– Он делала дудочки, помнишь?

– Помню. А помнишь идолов, что он вырезал. Их было так много. Он выставлял их на пол, на это скамью, просто на землю. Им не хватала места.

– Нет, – немного подумав, отозвалась Ви. – Каких идолов? Что это вообще такое?

– Только не говори, что ты не помнишь этих уродливых головастиков, размером с мою ладонь.

Ви немного помолчала, кажется, она на самом деле пыталась вспомнить.

– Может быть, я была слишком мала. И куда они делись потом?

– Мы сожгли их в первую зиму после смерти отца, чтобы согреться. Они очень хорошо горели.

– Не было такого. Ты это придумаываешь!

– Ладно, – не стала я спорить, не сегодня. Я положила ладонь на руку сестры, мне было важно почувствовать живое тепло, но как назло Ви была холодна. – Ты замёрзла. Иди в дом.

Ви покачала головой:

– Не хочу. Раньше было лучше, правда? – вдруг спросила она. – А казалось все не так уж и хорошо. Как в той поэме, что мама нам читала, помнишь? Ты ведь её очень любила… м-м-м… «… короткий миг счастья познать мне дано…»

– «… но был я так глуп, что потратил его…», – закончила я за неё. – Не будем о грустном, Ви.

– Да, да конечно, – сестра молчала не долго. – Я часто вспоминаю отца, а вот Мю его совсем не помнит. Я спрашиваю у неё иногда. Знаю, что не надо, но не могу сдержаться, – сказала Ви. – Было бы он жив, все бы было хорошо, да?

Я вздохнула. Кто знает, как было бы на самом деле. Заныли пальцы. Каждый порез, эта каждая пролитая слезинка. Отец иногда бывал жестоким. Он сильно изменился в последние годы, был уже не тем человеком, по которому скучала Ви. Я подумала: почему все помнят о нем только хорошее? Но в ответ сказала другое:

– Конечно. Но этого уже не вернёшь.

Хотелось просто помолчать, но Ви, наверное, от страха никак не могла остановиться:

– Тонгу рассказывал, что в академии слышал про то, что Хэйвины умеют оборачивать время вспять. Ты бы хотела вернуть время?

Время вспять. Такое не дано даже небесным покровителям! Чем этот Тонгу дурил голову Ви?

– Нет. Не знаю. Наверное. Ложись спать, завтра будет тяжёлый день.

Неожиданно сестра обняла меня. Ей такой сильной и высокой пришлось согнуться, чтобы уткнуться в моё плечо.

– Мне страшно, – голос Ви был на редкость спокойным. – Очень страшно. Что мне делать?

– Не знаю, – ответила я честно. – Ещё не думала об этом. Работай. Заботься о маме. Терпи. Продолжай заниматься с Мю.

– Это глупо, она никогда не заговорит.

– Продолжай, – настойчивее сказал я. – Каждый день после работы, книжечка под подушкой. Мою комнату отдайте маме, ей нужен покой. Тебе придётся работать, Ви, очень много работать. Слушайся Бю, она поможет, она уже давно одна. И не надо общаться с Тонгу и его дружками. Они никогда не примут тебя.

Ви постаралась незаметно стереть слезу с лица, но оставила грязной рукой след на щеке.

– Его друзья просто уроды. Но он не такой, – всхлипывая, произнесла Ви. – Ты его не знаешь. Он работал в шахте своего отца, два месяца! Он все время спорит с ним, пытается улучшить жизнь шахтёров, и много думает о людях…

– Не очень-то получается.

– Не все же сразу! – Ви подняла голову и посмотрела на небо. – Он смелый. Он все время говорил, что мне надо заниматься, что я должна больше стараться…

Ви ещё много чего говорила, но я не слушала. Потом она ушла, как-то незаметно, быстро, оставив на моем плече лишь влажный след солёных слез.

Глава 8

Нужно сделать несколько важных дел.

Сначала я сходила к Бю. Они жили на другом конце деревни, недалеко от базиликтовых шахт. Воздух здесь был тяжёлый и спёртый, а когда я подходила к покосившемуся домику, стены которого окрасились в чёрный цвет, над моей головой раздался гудок, означавший начало работы на шахтах.

Бю выслушала меня молча, изредка кивая головой.

– Так что надеюсь, ты их тоже не оставишь, – закончила я. – Они молодцы, но ты же знаешь Ви не собрана, Мю до сих пор не говорит, а Улу всего-то шесть зим. Им нужна будет помощь.

– Ты надолго?

– Сколько смогу.

Между нами повисло напряжение, та нехорошая пауза, которая тяжёлым грузом ложиться на плечи.

– Ли, это пропащее место, – голос Бю оказался ещё неподъемнее, чем молчание. – Брат уехал лишь на зиму. И где он теперь? Мы даже не знаем, жив ли он.

– Нам нужно это время, – упрямо повторяла я. – Хотя бы пять зим. Мама будет лечиться, а Ви будет работать вместе с тобой. И если она все-таки поступит в академию, то тогда с тобой будет работать Мю. А там уже и Ул подрастёт, и может быть, я уже вернусь и…

– Оттуда не возвращаются, – раздражённо перебила Бю. – Ты и сама знаешь.

– Если что помогай им по хозяйству. Ви не очень в этом смыслит, – я пропустила слова Бю мимо ушей. – Можете даже переехать к нам, нужно только с мамой поговорить.

– Ты меня не слышишь?! Ли, от Хэйвинов никто ещё не вернулся!

– Мне сказали, я могу уйти в любой момент, когда захочу, только маму тогда перестанут лечить…

– Ли, посмотри на меня, – Бю больно схватила меня за плечи и заглянула прямо в глаза. – Если ты завтра сядешь на этот поезд, то, это наша последняя встреча. Ты ведь это понимаешь?

– От меня здесь толку будет меньше. Помоги завтра Ви, это её первый рабочий день… в жизни. А как мама выздоровеет, то будете работать втроём. Они тебя не оставят.

– Подумай ещё раз, – Бю продолжала держать меня за плечи, но голос её стал тише.

– Не переживай, я ещё вернусь. Мама выздоровеет, Ви отучится, Мю заговорит, Ул вырастет, и я вернусь. Глазом моргнуть не успеете.

– Подожди, – Бю вдруг встрепенулась, забежала внутрь дома и вынесла мне три маленьких зелёных яблока. – Возьми. Дорога дальняя, тебе захочется есть, а это вчера я… украла из соседского сада, они правда кислые, но лучше чем ничего.

Не этого я ждала. Хотелось проститься как-то без слез, и горестных вздохов, а получилось наоборот, щемящее чувство тоски в груди стало ещё сильнее. Я крепко обняла Бю.

– Это не правильно, – тихо сказала она на прощание.

– У меня нет выбора.

Бю немного помялась, а потом шёпотом попросила:

– Если увидишь моего брата, вдруг он живой, передай, что мы ждём его.

– Хорошо.

По пути домой я заглянула к лекарю и распорядителю. У первого я узнала, во сколько мне прибыть, и как быстро начнут лечить маму. Лекарь говорил медленно, растягивая слова, и все время пытался поймать мой взгляд, словно хотел что-то спросить, но никак не решался.

– Так я и вправду могу вернуться, когда захочу? – спросила я.

Седые брови лекаря подскочили.

– Конечно, деточка, – ответил он. – Желающих и так много.

– И завтра тоже будет много? – спросила я.

– Завтра, вас будет только двое. Но так обычно много желающих. Много, много… я говорил, что сестра моего деда сама отправилась на Серебряные горы? Она была такая гордячка, правда я её и не знал… Но раз сама, значит не может быть плохо, ведь так, деточка?

Я шла по знакомым тропкам, мимо до боли родных домов и зданий. Сколько раз я проходила, и не замечала этой красоты. Толстоствольные деревья с усталыми от жары листьями, создавали живой коридор, в тени которого палящее солнце казалось не таким горячим. В домах кипела своя незаметная жизнь. Кто-то работал в садах, кто-то возвращался с полей, не выдержав жары, кто-то бесцельно бродил по деревне, видимо ожидая, когда откроются злачные места.

В голове крутилась надоевшая мысль: что ждёт меня там, на Серебряных горах? Никто точно не знает, никто не может рассказать, ходят лишь слухи, и то они настолько разнятся, что трудно понять, где правда, а где ложь.

Распорядитель принял меня сухо.

– Если твоя мать умрёт, вам придётся побороться за работу, – сказал он. – Пока она жива, эта… как её… Бю может помогать твоей сестре, но если Кайра…

– Мама будет жить, её будет лечить сам Хэйвин, – поспешила я напомнить распорядителю. Мне казалось, что этот факт придаёт какой-то особенный вес моим словам. – Её не будет лишь несколько дней.

– Я буду ждать её возвращения. А сейчас мне некогда, у меня сын сегодня отправляется на службу. В столицу. Ты слышала?

Солнце сегодня было особенно тёплым и нежным. Хотелось напитаться звуками, красками и запахами. Я и не заметила, как ноги сами привели меня в местную забегаловку «Три рисинки». В моем кармане сиротливо позвякивали вчерашние серебряки.

Заведение пользовалось дурной славой. По вечерам здесь собирались работяги. Они топили усталость в рисовой настойке и грязной драке. Зато днём здесь подавали вполне сносные сладкие лепёшки и травяной чай.

– Лепёшку и чай, – я положила на барную стойку одну монету.

Когда я принялась за еду в забегаловку зашли двое мужчин. Их лица были в темной пудре, и только кожа вокруг глаз была чистой, из-за этого они казались удивительно похожими друг на друга. Они сели недалеко от меня и заказав две рюмки настойки, стали перешёптываться. Я не хотела подслушивать, но невольно их разговор увлёк меня.

– Так, где ты говоришь, её нашли? – спросил один из них.

– Тихо, – ответил второй, – не надо о таком трепаться, ну ты! Совсем близко к деревне её нашли.

– Не может быть, – протянул первый. – Почудилось тебе что ли? Надо меньше пить.

– Друг, ну ты, что мне не веришь?! Ох, сколько вместе прошли и не веришь? Я тебе точно говорю, утром слышал, вот этими самыми ушами.

– Как?

– Как, как! А вот так! Вышел я, значит ну того, солнце ещё не встало, даже эти сборщики рисовые пылюку не подымали, ну вот вышел я, и слышу, как кто-то идёт вот так туц-туц, бряцает оружием, выглянул так за калитку и… – говоривший замолк.

– И?

– Там солдаты идут! Императорская гвардия! У нас тут, в нашей глухомани! Я аж оторопел, присел, ну чтобы не увидели и слушаю. А один другому и говорит, что в этот раз Тьма далеко зашла! Ага, ну представляешь себе?

– Да.

– Вот так и говорят! Хорошо, говорят, что Хэйвин какой-то, то ли Машири, то ли Шишири его остановил, а так говорят, к деревне подбирался! Ага, вот дела да? Страшно!

– Да.

– И я думаю, где наш Хэйвин-то? Этот, как его… Хаймун! Защитник наш? Что же не защищает? О-о-от, я своим так и сказал ночью не ногой из дома, мы же живём совсем рядом с лесом, а тут уже и граница. А я вот ещё знаешь, что думаю?

– Что?

– Что-то нехорошее назревает. Будаки ходят, их видели в лесах.

– Я слышал…

– А Будаки это вестники. Помяни моё слово, ну что-то не то.

– Может из-за границы проникают? Остальной-то мир пойди сгинул, вот они и лезут.

– Кто ж знает! Про Тьму давно уже не говорили, и сейчас молчат. Никто же не знает кроме меня, ну и тебя. А ещё вон той девчонки, что уши развесила, кажись.

Я вздрогнула и постаралась сделать вил, что ничего не слышу, но сделать это было довольно тяжело, сухая лепёшка застряла в горле, а руки предательски дрожали.

– Никто не слушает, – пробурчал второй. – Выпьем.

– А ну давай.

Не успели они осушить рюмки, как я уже побежала домой.

Будаки. Слово больно резнуло по сердцу, а перед глазами всплыл бледный образ. Будаки предвестники Тьмы, её разведчики, её безмолвные слуги. Они появляются там, куда скоро прибудет она.

Дома меня ждало скорбное молчание. Мама тихо лежала на кровати и кажется, уже была готова проститься с жизнью. Меня испугало, что в её глазах не было огонька, что был раньше. Остальные члены семьи исподлобья смотрели на меня и многозначительно вздыхали. Такое чувство, что я приехала в чужой дом в самый разгар похоронной процессии.

Чтобы хоть немного развеять панические настроения я трещала, как сорока. Говорила обо всем: о хорошей погоде, о том, как встретила Бю, о том, что завтра надо идти на поле, лишь умолчала о Тьме. И только когда все начали укладываться спать, я подошла к Ви:

– Будьте осторожны. Слышала, будто бы нашли… убитую Тьму, – я постаралась говорить непринуждённо, но голос натужно скрипел.

– Рядом с деревней? – спросила Ви, отвлекаясь от мойки большой кастрюли, к которой прилипли варёные бобы.

– Недалеко, – ответила я расплывчато. – Из дома ночью лучше не выходите.

– Хорошо, – медленно ответила сестра, внимательно разглядывая меня. – Это все?

– Это все.

Ночь была тяжёлой, я практически не спала, лишь изредка проваливалась в тяжёлую полудрёму.

Я думала о том, что никогда прежде не уезжала из дома. Было лишь одно воспоминание из самого раннего детства: отец посадил меня на повозку и мы куда-то едем. Я помню розовые деревья, и большой каменный мост, помню как сладкий ветер обдувал лицо, помню шелест травы, помню спину отца, подгоняющего лошадей.

Но мама говорила, что этого никогда не было, и не могло быть, ведь и я и мой отец никогда в жизни не покидали нашей провинции. Да и лошадей с повозкой у нас тоже не было. А Ви сказала, что розовых деревьев не бывает в природе.

Когда я встала было ещё темно. Мама тяжело дышала во сне. Когда утром она проснётся, я буду уже далеко.

Никто не встал проводить меня, я так хотела, но стоило мне только выйти из своей комнаты, как шорохи раздались с трёх сторон. Три пары глаз устремились на меня.

Наспех перекусив безвкусными лепёшками, я перекинула через плечо сумку и подошла к двери. Время идёт очень быстро, только в такие моменты чувствуешь это особенно остро. Не найдя в себе силы оглянуться, я вышла из дома и тихо прикрыла дверь.

Платформа была пуста. Только пыхтящий поезд и старик, подметающий выпавшие излишки риса из открытых вагонов.

– А этот поезд едет до Серебряных гор? – спросила я.

Мне думалось, что здесь будет много людей, провожающих, отправляющих, встречающих, да хоть кого! но нас было только трое: старик, поезд и я.

– Так и есть, – ответил старик, не поднимая глаз.

– Где вагон для людей?

– Для людей?

Поезд издал протяжный гул и тяжело выдохнул.

– Да-да! Для людей! – нервно ответила я.

– Так первые десять они для риса…

– Отлично, а для людей?! – я уже готова была сорваться с места и запрыгнуть в любой из медленно отъезжающих вагонов.

Колёса дрогнули под тяжестью вагонов, и тихо шурша, начали движение.

– Для людей-то? Последний. Но не советую туда садиться.

– Почему? – спросила я, останавливая свой бег.

– Так он идёт к Хэйвинам, чего там делать?

– Мне туда и надо!

Поезд тронулся, локомотив медленно потянул за собой длинный хвост из вагонов. Я едва успела зацепиться за дрожащую ручку и подтянуть себя наверх, в то же мгновение земля ушла из-под ног и станция медленно поплыла перед глазами. В последнее мгновение показалось, что я услышала крик, словно кто-то окликал меня, но оглянувшись, никого не увидела.

Внутри поезда было темно, лишь сквозь забитые досками окна просачивался рассеянный свет восходящего солнца. Что бы разглядеть внутренности вагона мне пришлось напрячь не привыкшие к темноте глаза. Длинный коридор заканчивался тупиком, а в самом конце коридора сбоку была открытая дверь. Туда я и зашла.

В маленькой комнатке было одно маленькое окошко, так же забитое наспех досками, и две длинные скамейки вдоль стен, а так же кто-то дремавший в углу. Это был мужчина в темных одеяниях, он спрятал голову под плащ и мерно дышал. Я громко откашлялась, заявляя о своём присутствии.

– Здравствуйте, Господин! Вы тоже на Серебряные горы? Будем ехать вместе, – силуэт дрогнул и зашевелился. – Меня зовут Ли, а ва… Какого Хэйвина! – не смогла сдержать я эмоций.

– Вот так встреча, – хрипло ответил мне мой попутчик. – Ну, присаживайся сборщица риса.

Вместе со мной на Серебряные горы ехал Тонгу.

«– Ты знала куда едешь?

– Думала, что знаю

– Продолжай, это интересно»

Глава 9

Поезд неторопливо набирал ход.

Я украдкой посматривала на неожиданного попутчика, в то время как его пронзительно зелёные глаза бесстыдно рассматривали моё лицо.

– Что вы здесь делаете, Господин? – прервала я молчание.

– Не называй меня так, какой я господин? – попутчик взъерошил тёмные волосы. – А ты что здесь делаешь, сборщица риса?

– я первая задала вопрос. Неужели… выгнали из дома?

Тонгу ухмыльнулся. И эта улыбка говорила сама за себя, такого, как он не выгоняют, такие уходят сами. Но зачем? Кому в здравом уме захочется покидать такую жизнь и отправляться на тяжёлые работы?

– Мой папаша любит меня до беспамятства, и если бы он знал, что я здесь, то этот поезд уже бы ехал в другую сторону. Тут другое дело. А ты, дай угадаю, едешь туда из-за… – Тонгу приложил к подбородку длинные пальцы, и деланно задумался. Морщинка, что залегла на переносице придавала ему вид строгий и серьёзный, – не знаю… денег?

– Да, – честно ответила я.

– У тебя очень серьёзные проблемы с деньгами? Ты готова умереть ради них? – он вальяжно расположился на скамейке, закинув ногу на ногу, и расспрашивал меня так будто бы все и без того знает и понимает.

– Я… я не собираюсь умирать.

– Но ведь ещё никто не вернулся с Серебряных гор. Ни одна живая душа! Ты слышала про это?

– Может мне, повезёт.

Тонгу сложил бровки домиком и покачал головой.

– Я тоже надеюсь на удачу.

В купе повисло молчание. То самое молчание, которое, нужно прервать, чтобы собеседник не подумал, что ты самый скучный человек на свете. Но ничего умного в голову не приходило. Тонгу снова завернулся в плащ и закрыл глаза, а мне ничего не оставалось, как уставиться в окно. Как и другие окна в поезде, оно было заколочено, но заколочено наспех, некоторые дощечки отвалились, другие разрушились, и через эти образовавшиеся большие щели можно было легко разглядывать местность, что мы проезжали.

Перед нами проплывали одинокие деревья, ветхие домики, и бесконечные поля. Первые ещё сонные жители выходили встречать рассвет солнца и многие оборачивались вслед поезду, будто бы провожали нас.

Я попыталась заснуть, но мысли уносили меня к дому. Хотелось представить родных, чем они занимаются, как проводят этот первый день без меня, что говорит мать, но в голове было пусто. Я словно уже не могла вспомнить их лица, имена, голоса.

– Зачем вы так поступили с Ви? – задала я мучавший меня вопрос, не думаю, что будет лучшее время, чтобы задать его. – Она думает, что вы ее друзья, что вы примите ее в свою компанию.

– Она дерзкая, смешная и хорошенькая, но как тебе сказать? – Тонгу открыл глаза и мечтательно посмотрел в потолок. – Будь она чуть, не знаю, чуть более утончённой. Понимаешь? Я не со зла с ней так поступил, это был просто спор.

– Разве ради спора можно унижать че…

– Да, – перебил меня Тонгу, – именно так. Спор – это честь. Это очень важно для меня. Понимаешь? Я не трогал её и пальцем, не вынуждал, она сама этого хотела, но в последний момент разрыдалась. И все испортила.

Тонгу засмеялся, обнажив ряд белых зубов. Не знаю, как выглядела я, но он был похож на Хэйвина, которого по ошибке усадили в грязный сарай. И так казалось, что все происходит не со мной, а присутствие Тонгу ещё больше заставляло усомниться в том, что это не сон и я даже пару раз украдкой ущипнула себя за руку.

– Знаю, – сказала я и отвела глаза. Ли, веди себя нормально! Хватит искоса смотреть на его тёмные растрёпанные волосы, на его руки с чёткими венами, на бледную шею… – а ты знаешь, к кому попадёшь? – голос предательски хрипел. – Я еду к Хэйвину нашей провинции, господину Хаймуну.

– Не думаю, что дадут право выбора, но если будет, – Тонгу на мгновение задумался, – я бы хотел попасть к Ташири. Знаешь его?

– Н… нет.

– Нет? – усмехнулся Тонгу. – Это Хэйвин покровитель военных, самый главный по борьбе с Тьмой. Ты была на параде? Он был примерно пять зим назад.

– Четыре. Четыре зимы назад.

– Да, точно четыре. И ты не запомнила его? Он нёс факел. Нет, не помнишь?

Я покачала головой.

– Нет.

– Значит, ты его не видела. Однажды, увидев не забудешь. Это истинная сила, мощь и власть, заключённая в одном существе, – и Тонгу задумавшись, вновь отвернулся к окну.

Взошло жаркое летнее солнце, дарящее земле тепло. И за окном все изменилось: деревья стали ниже и уродливее, вместо привычной зелени чаще стали попадаться полупустынные участки. Редкие дома, попадавшиеся нам по пути, сильно отличались от тех, что были в нашей деревне: стены этих домов были сделаны из чего-то красного, часто они были разрушены или имели большие трещины, окна были совсем маленькие, у многих участков не было крыш и заборов. На полях вместо привычного риса росли корнеплоды. Желудок невольно сжался от голода и издал протяжный вой.

– Извини, – прошептала я краснея.

– Похоже, пришла пора подкрепиться, – со смехом сказал Тонгу и начал раскладывать на маленьком столике припасы, которые достал из большой сумки.

Я много раз видела на рынке такую еду, но никогда не пробовала: копчённые крошечные куропатки с аппетитной коричневой корочкой, сладкий томлённый в масле картофель, лепёшки двух видов, сладости на мёду. Аромат дурманил и невольно рот наполнился слюной.

– Ты не будешь? – спросил Тонгу, медленно отламывая тонкими пальцами кусочек птицы. – Мы приедем только к завтрашнему утру.

– Не хочу, – соврала я.

– Правда? Хотел предложить тебе подкрепиться со мной. Если захочешь – бери, я столько не съем, и на такой жаре все быстро испортиться.

– Я не голодна. И у меня тоже есть с собой еда.

Тонгу пожал плечами, а я прижала к себе маленькую сумку, в которой было три кислых яблока подарок Бю, две серые лепёшки и фляжка с водой. Все это мне надо попридержать до утра, чтобы, когда прибуду на гору, у меня остались силы.

Тонгу ел быстро, но так аккуратно и изящно, что я не могла отвести взгляд.

– А теперь, немного чая. По особому рецепту, – одним движением Тонгу достал две кружки и разлил в них ароматный чай

– Нет, не нужно…

– Это просто чай, мы же должны выпить за знакомство? – он вложил горячую кружку мне в руки. – Это особенный чай. Давай выпьем, маленькая сборщица риса, чтобы нам довелось увидеться в добром здравии!

– Хорошо, – пролепетала я и выпила залпом.

Тёплая жидкость, обволокла тело, по венам заструилась горячая кровь и в груди что-то ёкнуло.

– Я же говорил, что чай с секретом. Это травы, которые отец заказывает из столицы. Их обязательно нужно заесть.

– Но у меня тут… – я начала открывать сумку.

– Нет, нет – перебил Тонгу, – своё есть нельзя. Обязательно чужое.

Я не могла больше отказываться и положила в рот целую горсть сладких орехов. Стало намного лучше.

– Ешь, пока кто-нибудь ещё не зашёл.

– А могут быть другие? – спросила я, пытаясь не поперхнуться.

– Конечно, нам предстоит проехать не одну станцию. Думаю попутчиков прибавиться.

И словно в подтверждение этих слов мы остановился. Никто не зашёл, но поезд в какой-то момент слегка качнулся.

– Присоединили ещё вагоны, – объяснил Тонгу.

Станция, на которой мы остановились, была мало похоже на стоянку. Мы остановились где-то в поле, и только покосившийся каменный столб с большими тикающими часами, пара скамеек и табличка, криво приколоченная к остаткам кирпичной стены, давали понять, что это станция.

– Про… Про… Провинц… Провинция Фа…

– Провинция Фай-Ве, – не выдержал Тонгу и прочёл за меня. – Ты здесь бывала?

– Нет. Я никогда, – на мгновение вспомнились розовые деревья, – никогда не выезжала из деревни.

– Отец рассказывал, что когда-то это была цветущая провинция. Сейчас это просто безжизненные земли с вечно голодными крестьянами. Это ждёт и нас, – Тонгу покачал головой и внимательно осмотрел станцию через щели.

– Не правда. Мы ещё долго будем цвести! – ответила я словами нашего префекта. Он выступала в деревне в прошлую зиму, и долго говорил о том, что именно в наших силах сделать нашу провинцию лучше и богаче. – У нас есть шахты и рисовые поля…

– Здесь тоже когда-то были рисовые поля до горизонта, и кипела жизнь, – оборвал меня Тонгу. – А потом земля истощилась, и превратилось в красную пустыню.

– Ты должно быть рад, – пробурчала я, – когда и у нас поля иссохнут, всем придётся работать на шахтах твоего отца, умирая за гроши под завалами.

– И вправду говорят, что бедняки неблагодарные, – хмыкнул Тонгу, – мой отец платит, что может. Шахта может закрыться и тогда, такие, как вы просто помрут с голода.

– Шахта иссекает?

– Все конечно, сборщица риса. И запасы руды не бесконечны. Все уходит туда, на Серебряные горы. И нам с тобой выпал шанс увидеть куда.

– Это правильно, они защищают нас от Тьмы, – поезд снова тронулся и я вздрогнула. – Эта наша жертва. Во имя спасителей.

Тонгу пристально посмотрел на меня, и на его переносице залегла глубокая морщинка. Сердце моё ушло в пятки, я что обидела или расстроила его? Зачем же я так сказала…

– Когда-то и люди могли защищаться от Тьмы, – сухо ответил Тонгу. – Знаешь, когда я учился в академии, нам не показывали, как бороться с Тьмой, нас учили, как можно быстрее сообщить об этом Хэйвинам. Я поэтому и ушёл – это было не военное дело, а какой-то курс, как вызывать Хэйвинов на подмогу.

– Тьма почти уничтожила нас.

– Почти, а Хэйвины, кажется, доведут это дело до конца. А, – он вдруг встрепенулся и хитро улыбнулся, – не будем о грустном. Нам следует больше веселиться и отдыхать!

От сытного обеда меня разморило, и я едва держалась, чтобы не заснуть.

Виды за окном снова изменились, красная пустыня кончилась, на смену ей пришли сады с невысокими деревьями, то тут, то там попадались пастбища, на которых пасся скот. Мы проезжали одну станцию за другой, лишь изредка перебрасываясь несколькими словами.

На одной из особенно многолюдных станций к нам присоединилась девушка в плаще. Тёмная тень от капюшона закрывала практически все ее лицо, и я успела разглядеть лишь смуглую кожу и тёмные вьющиеся волосы.

Я кивнула Тонгу, чтобы он начал с ней разговор, но он не понял: подмигнул мне в ответ и отчего-то широко улыбнулся. Я закатила глаза и покачала головой, и ещё раз кивнула ему, в ответ он ещё шире улыбнулся и пожал плечами. За его улыбку можно многое простить, но только не такую тупость. Придётся брать дело в свои руки.

– Привет… Тоже на Серебряные горы едешь? – глупый вопрос, куда она ещё может ехать на этом поезде. – Я – Ли, а он – Тонгу. Мы из провинции Сал-Ват. А ты?

Девушка скользнула по нам одним глазом, тем, что не был сокрыт плащом и отвернулась. И снова в купе воцарилось молчание. Между тем за окном деревья становились все выше, и редкие насаждения превращались в густой лес, сквозь который проглядывались резные башенки каменных домов. Станции, на которых останавливался поезд, теперь были все многолюднее и чуднее. Особенно мне запомнилась станция, где на всех стенах были расписные изображения Хэйвинов в самых причудливых позах: Хэйвин поигрывающий мышцами, Хэйвин в крови, разящий мечом скорпионов, Хэйвин протягивающий руки к неотёсанным и уродливым людям.

– А что это за станция?

Тонгу сощурил глаза:

– Хэйвин, его разберёт. Не знаю точно, возможно это провинция Цай-Фу… но я не уверен.

– Какие красивые изображения Хэйвинов.

– Ты не видела храмы Небесных покровителей в столице! Вот где настоящая красота! Чем ближе к столице, тем Хэйвинов любят сильнее…

Из угла раздался короткий грубый смешок.

– Что-то не то сказал? – Тонгу изогнул бровь, – в этих краях люди и вправду обожают…

– Не позорься, – хрипло протянула девушка, – не следует говорить о том, чего ты не знаешь.

Я думала Тонгу обидеться, или скажет какую-то едкость в ответ, но он был на удивление спокоен.

– Расскажи нам, то чего мы не знаем, – лишь сказал он.

– Боюсь напугать твою подружку, – просипела наша попутчица.

– Тогда не надо, – легко согласился Тонгу. – Расскажешь мне потом.

День понемногу клонился к закату, теперь мы могли наблюдать за сиянием больших городов, чьи огни видели вдали.

Уже стемнело, когда поезд остановился снова.

Наша немногословная попутчица уже спала, чуть завалившись на бок. Я грызла яблоко, сок, которых разъедал кожу губ. Тонгу перекатывал в руках моё кислое угощение и внимательно смотрел в окно.

– Эй, сборщица риса, не спи, – он коснулся моей руки, – смотри, как красиво.

А я не могла повернуть голову. Какое мне было дело до того, что там за окном, когда тут я кожей чувствую тепло его тела.

С трудом я заставила себя отвернуться и не пожалела, это было воистину великолепно: станция, где мы стояли, была сделана из белого камня, который под тусклым светом больших свечей, словно лучился изнутри. Крышу станции на своих плечах держали две мужские фигуры из серого камня. За станцией горели разноцветные огни, казалось, мы видим целое море, наполненное светящейся рыбкой. Разноцветные бумажные фонарики игриво вздрагивали на ветру, создавая ощущение радости, а позолота, на стенах, на скамьях, на фигурах мужчин блестела и искрилась.

– Это столица? – шёпотом спросила я.

– Нет, но один из её пригородов, сейчас мы отъедем от станции, и вдали ты увидишь невероятное свечение. Это столица. Запомни это место, дальше городов и станций не будет, насколько мне известно, – голос Тонгу дрогнул, – дальше только Серебряные Горы.

Поезд качнулся, и засопел. Мы вновь набирали ход, и тут дверь с громким хрустом отварилась и в купе зашли… нет, ввалились двое.

– Осторожнее! – первым поднялся молодой невысокий парень, кокетливым движением он убрал с лица серую, словно седую прядь и лучезарно улыбаясь, помог встать своей спутнице, – тут вообще-то ценный груз! Ты в порядке дорогуша?

– Спасибо, братец! Ого, сколько тут вас. Один, два, три, – голос девушки, был на редкость тонок и пискляв, – О! в этот раз много барашек ведут на заклание.

– И вы одни из них, – подала голос проснувшаяся незнакомка из угла.

– И то верно, – согласилась новенькая.

– Посмотри на эти счастливые лица, сестра! – блондин распахнул руки, будто бы собирался всех обнять. – Вы же мои дорогие в первый раз? Такие радостные!

Они прошли к нам и сели друг напротив друга, так же, как сидели мы с Тонгу.

– Будем знакомиться! – пропищала девушка, – я Рюмин.

– Это ты была Рюмин, сестрёнка, а теперь ты просто крошка Рю.

– Ах, да! Была Рюмин, а теперь вот просто Рю, – девушка подала руку для приветствия. – А он – Юри, мой брат. И заноза в заднице, два в одном так сказать.

– Привет, – в унисон ответили я и Тонгу.

Кожа новоприбывшей была настолько бледной, что сквозь неё просвечивались тонкие ниточки-сосуды. А на руке у девушки я увидела едва заметный рисунок, несколько переплетённых красных линий, которые она поспешила спрятать под пышным рукавом.

– Ты, как всегда невероятно льстишь мне, сестра. А как зовут вас сладкая парочка? – Юри повернулся к Тонгу и скользнул взглядом по фигуре парня, задержавшись на оголённой шее.

– Я – Тонгу, а она – Ли, – Тонгу, кажется, и сам заметил странный взгляд Юри и чуть отодвинулся от него.

– Ох, какая компания, а ты чудачка в тёмном углу, так и будешь молчать? – Юри отвёл томный взгляд от Тонгу и переключился на незнакомку.

– Тебе какое дело?

– Да никакое, в общем-то, просто налаживаем связь. Кто знает, может быть, ты станешь большим человеком на Серебряных горах, а больших людей надо знать по именам.

Рю неожиданно прыснула, прервав брата.

– Рюшка-кукушка тихо, – Юри шутливо пригрозил сестре.

– Может и стану, только зачем мне тебя знать? – незнакомка чуть подалась вперёд, так что свет от проносящихся мимо фонарей осветил открытую часть ее красивого лица. – Не думаю, что такой, как ты может стать кем-то полезным.

– Фи-фи-фи, как не красиво, – Рю надула пухлые губки и скорчила рожицу, – мы, между прочим, можем быть очень полезны для вас! Вам можно сказать повезло, что вы встретили нас!

– И чем же? – спросил Тонгу.

– Например, тем, что уже были на Серебряных горах! – ответил Юри.

– Я дважды! – пискляво воскликнула Рю. – Надеюсь, и в третий раз удастся сбежать!

– Не может быть! – незнакомка в углу чуть подалась вперёд, – и почему вы опять здесь?

– И зачем, нам говорить это человеку, которого мы не знаем? – сказал Юри.

– Мы даже не видим твоего лица! – вскрикнула Рю. – Убери капюшон!

Незнакомка вздрогнула и глубже спряталась в угол.

– Отстаньте от неё, – выступил Тонгу. – Видите, она не хочет.

– А ты не лезь, симпотяжка, – протянул Ро. – Покажи личико, красотка!

– Тебе же самому не понравиться, – усмехнулась незнакомка в углу. – Без этого никак?

– Никак!

– Смотри, – девушка вздохнула и откинула капюшон.

Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. А Тонгу очень некрасиво присвистнул.

Половина прекрасного лица девушки была изуродована, сожжена, и, кажется, с ней это несчастье случилось недавно. На коже красовались розовые рытвины, затягивающейся кожи, что превращалась в рубцы. На обожжённой стороне не было волос и уха, а слепой глаз заволокло белой пеленой.

– Фу-у-у, да ты совсем не красивая, – протянул Юри.

– Не говори глупости, – оборвал его Тонгу.

– Не надо меня защищать, – хмыкнула девушка. – Так как вы сбежали от Хэйвинов? Подпольщики?

– А что? Я разве говорила, что сбежала от Хэйвинов? – Рю округлила и без того большие глаза, – я сказала, что сбежала с Серебряных гор. Дважды! От Хэйвинов можно уйти, только если не дойти до Хэйвинов. Я сбегала прямо из вагона прыгала и все. Жаль охрана у них сейчас стала лучше, – девушка понизила голос, – один прямо сейчас стоит за дверью. Наш личный охранник.

– Хэйвин вас дери, – ругнулась девушка, – эта информация и гроша выеденного не стоит. Я точно так же, как и вы не могу выйти отсюда, – она снова накинула капюшон и отвернулась.

– Ой, что спросила то и отвечаю. Зато, благодаря моей хитрости теперь мы все знакомы! Так, как вас угораздило оказаться здесь? – спросила нас Рю.

– Мы с одной провинции… – начала я.

– Оказались в одном поезде, вот и все, – закончил Тонгу.

– А что вас привело сюда? – не унималась Рю. Она все время улыбалась, казалось, что ее ничего не волнует и не тревожит, но между тем, я замечала, как ее глаза внимательно цепляют важные детали, как она прислушивается, чуть наклонив голову. В какой-то момент её улыбка стала совсем уж фальшивой, наигранной, и за этой маской где-то глубоко скрывались настоящие чувства.

– Это не важно, – сказали я и Тонгу хором.

– Так мило, – Юри не отводил взгляда от Тонгу, – а вы давно… вместе?

Хоть они и были похожи, а все же отличались друг от друга. Если Рю была похожа на куклу, восковую, бездушную, таких я видела в магазинчиках на базаре, то Юри был наоборот слишком живой, суетливый. Он держался расслаблено, и даже как-то сонливо, давал первое слово сестре, но чувствовалось, кто главный в этом дуэте.

– С самого начала, мы же с одной провинции, – ответила я.

Брат и сестра звонко рассмеялись.

– Я думаю, они о другом, – сухо сказал Тонгу, – мы не пара. Мы… друзья.

В тот момент где-то в груди разлилось приятное тепло. Вот как, мы оказывается друзья, а я даже и не знала. Тонгу назвал меня другом. Мы как бы наравне. Я и он.

– Пс-с-с, голубки – прошептал Юри. – Ещё не поздно слинять, если что. Вас тот громила за дверью выпустит, и лучше это делать сейчас пока поезд не набрал скорость.

– Но там никого не было, – сказала я.

– А теперь есть. К нам приставле-е-е-ен, – протянула Рю, – мы наказаны за побег с Серебряных гор. А наказаны, тем, что поедем на Серебряные горы… Вот такой каламбур! И наша первая поездка была тоже наказанием,… в общем, там все сложно.

– Нам бы и в этот раз удалось скрыться от стражников, если бы ты была менее пуглива, – погрозил сестре пальцем Юри.

– А что бы сделал ты, если бы увидел Тьму так близко! – раздражённо ответила Рю.

Показалось, что вот-вот сейчас она, наконец-то обнажит своё реальное лицо, но нет, под пристальным взглядом брата вернулась широкая улыбка.

– Ты видела тьму? – недоверчиво спросил Тонгу.

– О, да! – воскликнула Рю. – Вот так же близко, как вижу эту симпатяжку, – она повернулась ко мне лицом. – Только она была очень мерзкая, намного более мерзкая, чем ты, – она так близко наклонилась ко мне, что я почувствовала ее тёплое дыхание. – Я думала, что умру.

– И… и какая она? – спросила я, отсаживаясь от назойливого внимания.

– Зачем тебе? Я уверена, такая милашка, как ты никогда не увидит тварь, – поморщилась Рю. – Тьма… тьма… она ужасна, рядом с ней такой воздух… – она на мгновение задумалась, – такой тяжёлый, неподъёмный. Будто бы тебя душат. И неба не видно над головой. Сердце бьётся так часто, и такой запах… ты когда-нибудь жарила свежепойманную дичь на костре? Когда кровь капает на раскалённые поленца, а нежную кожу начинает подпаливать огонь, и ты словно сама в этом костре, и это чувство неминуемого конца…

Я шумно вздохнула и схватилась за голову. В висках стучало и пульсировало, а перед глазами поплыли тёмные круги. И этот запах. Запах жжённой кожи. Я знаю его. Я знаю, как пахнет Тьма. Но откуда?

– Хватит! – Тонгу поднялся на ноги. – Видишь ей не по себе. Все хорошо?

Он положил ладонь на моё плечо и участливо посмотрел мне в глаза.

– А говорите, вы не вместе, – хищно улыбнулась Рю, обнажив белоснежные острые зубки. – Но она правильно боится Тьмы, никто нас не защитит.

– А как же Хэйвины? – мой голос дрожал.

– Ха-ха-ха, – Рю подпрыгнула и разразилась громким смехом, – Хэйвин дери, из какой глухой провинции ты, девочка?

– Рю, и вправду, хватит, – Юри вальяжно развалился на скамье. – Зачем ссорится? Скоро всех разделят, и, может быть, мы уже и не встретимся никогда.

– Я просто сказала, что такого? Она же права, Хэйвины лучшие из существ, посланные нам самими…

– Хватит, Рю, – голос Юри стал холодным, строгим, приказывающим. – Уже поздно, пора ложиться спать. Серебряные горы совсем близко, и когда мы туда прибудем нужно быть бодрыми и полными энергии.

– Откуда ты знаешь, что мы близко? – поинтересовалась я.

– Пока ещё не слишком темно можете посмотреть в щели, – Юри развёл руки в стороны. – Прекрасные девушки и, конечно, юноша! Сейчас поезд начнёт замедляться, и скоро подъедем к Великому Каменному мосту.

– К мосту? – переспросила я, и припала к доскам, пытаясь в наступающей мгле разглядеть мост, тоже сделали Тонгу и незнакомка с обожжённой кожей. – А как ты это понял?

– Очень просто! Приглядитесь к листве! Это знаменитые розовые древа Серебряных гор! Они растут только здесь. Говорят, сами Хэйвины выращивают их. Многие пытались создать такие же, но все тщетно…

Дальше я уже не слушала. Перед глазами предстал целый лес из деревьев с розовыми листками.

Глава 10

Лишь глаза закрылись, я провалилась в сон, хотя думала, что не смогу уснуть из-за переживаний и страха.

И вновь снится кошмар, меня преследует нечто, но теперь оно приобрело имя, и это имя – Тьма. Она гналась за мной. Она хотела сожрать меня. Я ощущала зловонное дыхание, запах гари, воздух становилась гуще, холод пробирался до самых костей, Тьма становилась все ближе…

Проснулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо.

– Пора вставать, – пискнула Рю. – Скоро прибудем.

Я с трудом разлепила глаза и оглянулась вокруг. В вагоне был полумрак, лишь изредка тёмное пространство освещали внезапные лучи света, пробивающиеся через щели в окнах. Стоило глазам немного привыкнуть, как я поняла, что кого-то не хватает.

– А где Тонгу? И твой брат?

За эту ночь Рю сильно переменилась: под глазами залегли синие круги, кожа будто бы стала ещё белее, а щеки впали, и от того болезненнее она выглядела. Подняв на меня глаза, Рю усмехнулась.

– Их уже забрали. Мальчики и девочки приходят на Серебряные горы отдельно – такие правила.

– Правила… – пока я спала, то практически сползла вниз, и теперь с большим трудом удалось сесть нормально, – а это что?

На мне была какая-то тёмная ткань, развернув, которую я узнала свитер Тонгу

– Тот симпатяшка, укрыл тебя перед тем, как уйти. Ты так дрожала, бедняжка, – говорила она все так же, но в голосе чувствовалась усталость, взрослость. – Это было так ми-и-и-ло, что я чуть не прослезилась. Скоро и нас заберут, а пока если есть, что есть, – она покосилась на мой мешочек, – надо есть сейчас. И поделиться с друзьями. С теми, кому повезло меньше.

– Ах, да, конечно, – я открыла мешочек и разделила свои нехитрые остатки на три части.

– А это зачем? – указала Рю на третью порцию, жадно проглатывая еду. – Она не просила.

Это было так естественно и правильно разделить еду на всех, что этот вопрос меня смутил.

– Хочешь? – я протянула незнакомке кусок лепёшки, но она ничего не ответила, и даже не повернулась. – Положу рядом с тобой.

Есть не хотелось, от страха сводило желудок, но я заставила себя проглотить сухие кусочки, увидев, как жадно ест Рю.

– Фот и туфнель! – сказала Рю и из её рта в разные стороны полетели крошки.

– Что?

– Я говорю, а вот и туннель, сейчас будет темно!

И точно, стоило поезду заехать в туннель, как скудный свет мгновенно исчез, и поезд погрузился во мглу.

– А что дальше? – прошептала я.

В ответ раздалось быстрое чавканье, и я ощутила горячее дыхание рядом со щекой.

– Слушай меня внимательно, мышка, за вкусный завтрак я тебе немного помогу, – вместо ожидаемого писклявого, чуть надрывного возгласа Рю, я услышала нервный, но при этом сильный голос, – сейчас нас разделят, и я на прощание хочу дать тебе совет: не верь никому ни людям, ни Хэйвинам. Помни, каждый здесь твой враг. Ври, молчи, притворяйся, но при этом слушайся и не перечь. Что бы выжить усыпи их бдительность. Не дай им повода убить тебя. Будет возможность, свяжись с подпольщиками. Не упоминай моё имя. И если ты послушаешься, маленькая мышка, то может быть, мы ещё свидимся.

– Но…

Тонкая ладонь прикрыла мой рот и в тот же момент дверь купе с громким грохотом отворилась.

– Я тебя предупредила. И ещё, куда бы ты ни попала, постарайся остаться в доме. От работы в саду или фермах быстро загнёшься. Только работа в доме. Прощай.

Чужие горячие губы коснулись моей щеки, и тут же девушка отскочила от меня.

– Всем соблюдать спокойствие, – холодной металлический голос прорезал темноту. – Помните, вы должны молчать, пока вас не спросят, – кто-то больно схватил меня чуть выше локтя и поволок за собой, я едва успела схватить сумку и свитер Тонгу. – Добро пожаловать на Серебряные горы.

Мы вышли из вагона. Я так думала, ведь по-прежнему ничего не видела. Тьма окружающая нас была тяжёлая, плотная, она залепляла глаза, мешала вздохнуть. Все, что я могла – это следовать за конвоиром. Иногда я спотыкалась и падала, но меня не преставали тянуть, зачастую протаскивая телом по холодной земле. Я с трудом поднималась и вновь шла увлекаемая невидимым мне существом, вспомнился бестелесный голос, которого я встретила в доме Тонгу. Иногда я чувствовала тепло чужих тел и слышала вскрики.

– Эту куда? – спросил тонкий женский голос, когда мы остановились.

«Надо напомнить им, что бы меня отправили к Хаймуну» – пронеслось в голове.

– Мне надо к Хэйвину провинции… – начала я, но звонкая пощёчина заставила меня замолчать. Боль яркой вспышкой на мгновение озарило пространство и, кажется, я даже увидела кого-то в длинных мантиях.

– Разве ты не слышала, что слуги должны молчать? – крикнула женщина. – Куда ее?

– Отметок нет.

– Общее распределение.

Конвоир больно дёрнул меня за руку, и приставил спиной к каменной стене.

– Держись за стену и раздевайся.

– Как?

– Полностью.

Комок застрял в горле, и стало тяжело дышать. Я слышала множество женских голосов: кто-то плакал, кто-то пытался что-то спросить, слышались громкие пощёчины, и шелест снимаемых одежд. И я не стала спорить, в голове эхом звучали слова Рю: «слушайся… не дай им повода… и может, выживешь», а мне просто необходимо было выжить.

Юбки быстро слетели с меня, рубашка так же была сброшена на пол. Все, что на мне оставалось лишь тонкая нижняя сорочка, которую я медленно стягивал с плеч.

– Живее, – в металлическом голосе послышалось раздражение, и я одним махом сняла тонкую ткань.

Все, что мне оставалось это лишь обнимать себя руками, пытаясь прикрыть постыдную наготу. Камни отдавали свой холод и от этого тело бил мелкий озноб. Иногда меня касался другой человек, кажется, мы стояли очень тесно.

– Открыть врата! – громкий крик практически оглушил меня, посеяв в душе ощущение безысходности.

– Держи верёвку. Держи крепко, если отпустишь, то навсегда останешься во мгле.

В руках у меня оказалась грубая толстая бечёвка.

– Великой милостью Хэйвинов вы можете выбрать себе по одной вещи из всего того барахла, что принесли. У вас две минуты. Остальное мы придадим огню.

Не мешкая, я села на колени, не отпуская из руки верёвку, на ощупь стала ворошить сумку. Мне попадались разные мелкие вещи: гребень, обмылок, заколка, одежда, но все это было не то. Нужно было что-то, что поможет мне не забыть о прошлой жизни. Рука коснулась мягкой ткани. Свитер Тонгу. И как только я не потеряла его во всей этой суете? Может быть это судьба? Я представила себе кривую усмешку Ви, если бы она увидела меня в этот момент, и прижала тёплый свитер ещё ближе к себе.

– Время вышло, – объявил голос, – пора на распределение.

Верёвка натянулась, заставляя нас двинуться, а дальше темнота.

Мне показалось, что все это сон и ничего не было, ни рисинки, ни поезда, ни металлического голоса. А я в родном доме, за окном уже поднимается солнце и скоро будет светло и тепло нужно лишь потерпеть, и тогда холод отступит.

– Ты жива? Жива? Она жива? Да! Кажись жива…

Окружающий мир все ещё был в мутной дымке. Я смогла различить лишь нечёткие силуэты. Постепенно зрение начало возвращаться, и неясные контуры превратились в молодых незнакомых мне девушек, которые с подозрением смотрели на меня сверху вниз. Не сразу я поняла, что лежу на каменном полу.

Рядом со мной на коленях сидела хорошенькая, полненькая девушка с короткими, темными волосами.

– Где… – прохрипела я.

– Все хорошо, – ответила она, и улыбнулась, в уголках её глаз прорисовалась сеточка из морщин.

– Жива? – спросил женский сильный голос, – или ещё одна бросила верёвку?

– Она проснулась! Она очнулась!

– Где мы? – спросила я.

– Если бы я знала… – прошептала девушка, что сидела рядом со мной, – похоже, в поместье этого… как его… Руккура.

– Господина Руккура!

Девушки расступились, и я впервые увидела её. Позже я часто вспоминала эту встречу. Вспоминала, какое гнетущее чувство вызвало во мне её злое лицо, величественная осанка и тяжёлая походка. Тогда мне показалось, что она словно высечена из камня. Может быть, я запомнила это так хорошо, потому что впервые ощутила, что назад пути уже нет, а впереди не ждёт ничего хорошего. Она была немолодой женщиной в глухом чёрном костюме, который полностью закрывал её руки, шею, а длинная юбка собиралась складками, особо выделялись на ней ожерелье из красных камней и такой же массивный браслет. Она была высока, стройна и можно было бы назвать её красивой, если бы не уродливый шрам, который разделял лицо на две ровные половины: левую и правую. В руках она держала короткую толстую трость с острым железным наконечником, на которую опиралась при ходьбе.

– Я не знала, – пожала плечами девушка.

– Надо знать, деточка. Иначе учить вас буду я, и это вам не понравится. Вы все научитесь, как правильно обращаться к светлоликому, всевластному и всемогущему Хэйвину – Господину Руккуру! – при каждом шаге трость звонко била о каменный пол. – А сейчас выстройтесь в ряд. Посмотрю, кого в этот раз прислали.

Я поднялась и мы, путаясь и толкаясь, кое-как образовали неровную шеренгу.

«Девятнадцать девушек», – отметила я про себя.

Каждая из нас уже была одета в длинное серое платье с глухим воротником и длинными узкими рукавами, с двух сторон ниже талии на платье было по два больших синих кармана, а на пояс мне заботливо привязали свитер Тонгу.

– В этот раз поставка не очень, там внизу люди кончаются? – тяжёлый взгляд женщины в чёрном пробежался по нашим фигурам. – Будем работать с тем, что есть. Добро пожаловать в поместье прославленного Хэйвина, покровителя шахт и рабочих – Господина Руккура! – женщина развела руками, и мы оглянулись вокруг.

Это была большая комната, в которой пол и стены были сделаны из серого шершавого камня, горели факелы, по бокам стояли длинные скамьи из дерева. И больше ничего.

– Вы можете называть меня просто Хозяйкой, – трость вновь звонко ударила по полу, – и я на самом деле ваша хозяйка. Хозяйка ваших жизней и этого поместья. Вам очень повезло. У нас очень богатая резиденция, пожалуй, одна из лучших…

– Простите! Простите, извините! – слова вырвались из меня до того, как я успела подумать стоит ли вообще открывать рот. – Я должна была попасть к Хэйвину провинции Сал-Ват, – я говорила нескладно, путалась и заикалась. От страха во рту пересохло, а руки стали жить своей жизнью и бессмысленно жестикулировать. – Это было обязательное условие. Просто, моя мама…

– Ой, у меня тоже был вопрос…

– Я тоже хотела спросить…

– А когда…

Гул девчачьих голосов заполнил комнату, каждая галдела по-своему и наперебой, так что мой лепет просто утонул в гомоне голосов.

Трость Хозяйки стукнула об пол, и наступила гробовая тишина.

– Ещё раз, деточка, – обратилась она ко мне

– Господин Хаймун, Хэйвин нашей провинции, должен был лечить мою маму… у неё рисинка поросла, прямо через колено… и лекарь сказал, что только к нему… так было в договоре… вот.

– Твоя мама сборщица риса? – улыбнулась Хозяйка.

– Да, Госпожа. И я тоже.

– Хэйвины всегда исполняют свои обещания, и твою маму точно будут лечить, но к господину Хаймуну ты попасть не можешь. Он… – Хозяйка на мгновение задумалась, – скоропостижно скончался буквально на днях. Такая потеря! Я знала его лично, он приходил на приёмы в нашу резиденцию.

– Но мама…

– Я же сказала тебе, деточка, за маму не переживай, – оборвала меня Хозяйка, улыбка сошла с её губ и голос стал сухой и не терпящий возражений. – Её обязательно вылечит другой Хэйвин. Хэйвины служат общему благу, так и ты послужишь не только для своих мелких целей, но и ради всеобщего блага.

Я кивнула и отвела глаза.

– Хорошо, что мы поняли друг друга, деточка. И больше никогда не перебивай меня, это в последний раз. Следующая, кто обратиться ко мне с вопросом будет жестоко наказана, – воцарилась тишина, даже дышать мы стали тише, – а сейчас я распределю вас на работы. У нас тут было… происшествие, и работниц откровенно не хватает: начиная от нашей маленькой фермы, Господин любит лошадей и разводит их, и заканчивая танцовщицами. Каждая из вас и вы все будете закреплены на своих работах в зависимости от того, что вы уже умеете делать. Ми из провинции Дау-Ей.

Тонкая рука взметнулась вверх.

– Это я.

Ми вышла вперёд. Ее хрупкая фигурка в свете факелов казалось лишь миражом, фантазией, огромные глаза были похожи на два чистых озерца, и лишь непослушные рыжие волосы, придавали ей земной вид.

– Так, чем нас порадуешь? Каким видом деятельность ты занималась на родине?

– Я? Смотрела за детьми дяди. Он был перфектом провинции, – зачем-то добавила она.

– Детей в нашей резиденции нет, – после не долгой паузы сказала Хозяйка. – Может быть, ты обладаешь ещё некоторыми полезными навыками?

– Помогала на кухне, стирала, следила за садом… – сбиваясь, начала перечислять Ми.

– Это то, что нужно. Будешь работать в саду. Твоё место по левую руку от меня. Рюи из провинции Донг.

Девушка, которая разбудила меня, вздрогнула и подняла руку вверх.

– Я здесь! – её звонкий эхом отразился от стен пустой комнаты. – Я могу все! – сказала она, не дожидаясь вопроса.

– Все? – изогнутая бровь Хозяйки взметнулась вверх.

– Все! Но лучше всего я умею петь, – искренняя улыбка озарила лицо.

– Петь? Спой нам.

Петь? Какой несерьёзный навык. Неужели она думает, что это что-то важное? Это умеет почти каждый. Я даже фыркнула от негодования. И тут Рюи запела. И мне пришлось взять слова назад, так петь я бы не смогла. Это словно журчание ручейка, или песня весенних птиц, или ещё что-то такое, чему не могу подобрать название!

– Не дурно, – Хозяйка покачала головой. – Ступай направо, будешь жить в замке.

В голове зазвучали слова Рю: «постарайся остаться в замке…», значит, мне тоже нужно попасть на правую сторону.

– Везучая, – прошёлся едва заметный шёпот по рядам.

Всех последующих девушек Хозяйка довольно быстро распределила на разные виды работы: кто-то должен был работать на кухне, кто-то стирать, шить, были и те, кто отправился в сараи, и кажется, меня ждало тоже.

– Хорошо, Тэ, ты прекрасно танцуешь. Не идеально, но тебя научат. Труппа господина Руккура одна из лучших. Иди направо. И последняя… Ли. И с вами мы уже знакомы. Какие у тебя ещё таланты, деточка, кроме того, чтобы перебивать старших? Шить? Рисовать? Петь или может быть танцевать? Чем ты занималась на своей родине?

– Собирала рис, – прошептала я.

– Здесь рис не выращивают, – поджала губы Хозяйка.

– Ещё я могу убираться, могу копать, – что ты говоришь Ли? Зачем ты сама роешь себе могилу? – нет! Я могу… могу…

– Конюшня.

Я кивнула и поплелась влево. Это был конец.

– И того двое в замок, трое в сады, пятеро в конюшни, – пересчитывала нас Хозяйка, – ещё пятеро на кухню, две в прачечные, две служанки и того всего девятнадцать. Как в тех стихах: «… девятнадцать красавиц в реку вошли и…», как там дальше-то…

– «… воды омыли и с собой унесли», – продолжила я и тут же прикусила язык. Ох и не следовало мне этого говорить. – Извините, – решила спасти я положение, но, кажется было поздно. – Простите, Госпожа.

– Что ты сказала? – к моему изумлению взгляд Хозяйки прояснился. – Ты знаешь поэму «О девушках»?

– Знаю, – пискнула я. – И… извините меня, госпожа. Я больше не буду…

– Дальше знаешь? – Хозяйка ещё раз оглядела меня с ног до головы и кивнула, будто бы соглашаясь сама с собой.

– «Затерян их след, не отыщет их мать, лишь солнце и небо будут все знать…», – прошептала я.

Эти стихи нам читала мама. Конечно, я знала, что в нашей деревне никто не слышал про поэмы, и даже не читал стихов, но не думала, что это может кого-то удивить. С другой стороны в нашей провинции не все даже умели читать.

– Ты из столицы, деточка?

– Нет.

Хозяйка заглянула в записи:

– Ли… сборщица риса. Неплохие знания для сборщицы. Наверное, ты одна из тех, кто хотел попасть в академию?

– А-а-а-а… да, – неуверенно произнесла я. – Да! Очень хотела, но не получилось.

– Такие у нас редко попадаются, ты хорошо образована, раз собиралась в Академию. Любишь эту поэму?

Вообще-то нет. Она жуткая, в ней рассказывается, как девятнадцать красавиц решили утонуть, чтобы не достаться в качестве жён чудовищам, но ответила другое:

– Очень. Моя любимая. Часто… часто читала её. В детстве.

– Я тоже её очень люблю. Не многие могут понять, она о силе духа и смелости – Хозяйка задумалась и пристально посмотрела мне в глаза. – Знаешь, давай ты пока переходи на правую сторону. Мне, как раз нужна была помощница.

Глава 11

– Теперь это ваш дом.

Коридор из чёрного камня казался бесконечными. Здесь не было окон, а множество поворотов, дверей и узких пространств освещались лишь уродливыми огарками свечей. То тут, то там пробегали слуги: девушки и женщины в таких же платьях, как у нас, на некоторых из них были грязные передники, на мужчинах были такие же по цвету рубашка и короткие штаны. Все они проходили мимо нас, словно не замечая, останавливаясь лишь на поклон Хозяйке, и тут же продолжали свой бег. Где-то гремела посуда и журчала вода, громко говорили люди, слышался смех, иногда ругань или крики.

– Нижняя часть замка Господина Руккура располагается прямо в скале, – с воодушевлением рассказывала Хозяйка, гордо шествуя по длинным проходам. – Этот коридор, эти комнаты выдолблены прямо в камне. Господин сюда практически никогда не спускается, – она говорила так, будто бы это её личные владения. – Наш милостивый Господин предпочитает оставаться в верхней надстроенной части замка, или гулять по саду. В такие моменты нельзя попадаться ему на глаза. Верхняя часть замка, так же разделена на две, в одной меньшей располагаются участницы труппы, личные помощники Господина и мои, – Хозяйка остановилась, нашла взглядом в толпе меня и Рюи, и многозначительно кивнула. – Это большая честь жить на одном этаже с Господином. Не стоит забывать, что вторая, большая часть, это то место, куда вы проходить без разрешения не имеете права. Что там – вас не должно интересовать, то же могу сказать и про третий этаж, – она вновь зашагала, ловко помогая своему большому грузному телу с помощью трости. – Эта дверь ведёт на задний двор, где находится сад, у нас чудесный сад! А так же в эту дверь скоро выйдут те, кто будут жить в конюшне и ухаживать за садом и лошадьми. Запомните – выход за пределы замка и его территории строго запрещены! Даже не найдётесь выскользнуть, везде дежурят стражники, с ними не договориться, их не подкупить, жалость им не известна! Кроме стражников, замок защищён ещё и более надёжным средством – силой Господина, любая попытка выйти за пределы или войти на территорию замка будет тут же пресечена. Не пытайтесь испытать это на себе. На первом этаже находятся разные бытовые комнаты: прачечные, кухни, спальни служанок, ниже подвал там находится кладовые, нижние проходные, архивы и, конечно же, клети для наказаний…

– Она что жена Руккура? – шёпотом спросила меня Рюи, а я в ответ лишь пожала плечами. Я вообще не знала, бывают ли у Хэйвинов семьи, как у людей.

– У Хэйвинов нет жён, – не поворачивая головы, ответила нам высокая девушка, которую звали Тэ.

– Молчать! – взвизгнула Хозяйка, и голос её отразился от стен. – Я не разрешала вам говорить! Запомните – закон и власть здесь я! И вы должны слушать каждое моё слово!

Мы ответили молчаливым согласием.

– Те, кто будет работать вне замка и на первых этажах остаются здесь, дальше вас проведут главные по комнатам, – Хозяйка толкнула одну из дверей и запустила девушек вовнутрь, и нас остались только три, – а вы, – она ткнула в нас пальцем, – идёте за мной. Вы будете жить на втором этаже.

Нам пришлось поспешить, чтобы не потеряться, не упустить из виду величественную спину Хозяйки.

Ещё какое-то время мы шли по узкому коридору, пока не подошли к круто уходящей вверх лестнице. Навстречу нам спускались несколько девушек в мокрых передниках. Они на ходу поклонились Хозяйке и, не сбавляя скорости, исчезли во тьме первого этажа.

– Поломойки, – фыркнула Хозяйка, проводив девушек взглядом, – наверное, уже закончили. Готовимся к празднику лета. Будет множество почётных гостей. Вам повезло больше всех, вы будете ближе всего к Господину. Но есть несколько правил: вы можете находиться только в правом крыле второго этажа, а в левом у нас, как мы их называем, официальные комнаты. Там Господин Руккур принимает гостей, проводит встречи, здесь же и мой кабинет. Господин так доверяет мне, что я единственная кому разрешено быть в левой половине в любое время. Ещё раз напомню, именно для вас: на третий этаж вход воспрещён, пока Господин не скажет иное. Понятно?

Я, Рюи и Тэ переглянулись и кивнули.

Второй этаж сильно отличался от первого. Стены на первом этаже были черные, каменные тут же все было сделано из светлой мозаики, украшенной тканями и узорами, уродливые огарки сменили изящные подсвечники. Каменные полы, незаметно превратились в благородное дерево.

– Внимательно посмотрите на лево, – Хозяйка указала на большую чёрную дверь с золотыми вензелями, – это половина Господина Руккура, там же и лестница на третий этаж. Здесь вы можете быть только в дневное время и только с разрешения, если нужно будет убраться, или помочь, или прорепетировать в большом зале. Это, – её длинный палец указал на маленькую неприметную, почти сокрытую дверцу, – чуланы, здесь храниться всякая мелочь, а тут, – она указала на узкую белую дверь, – это ваша половина.

За распахнутой дверью нас снова ждал узкий холл. Это было похоже на частичку первого этажа, тёмный камень и маленькие дверцы, но зато здесь были окна. Они были большие и занавешенные тканями, но сквозь щели в помещение попадал солнечный свет.

– Окна не открывать, – приказала Хозяйка, – это женские уборные, дальше чуланы. А вот здесь женская комната.

За дверью раздавались девчачьи голоса и смех.

– У них, как раз освободились места, – Хозяйка достала из широкого кармана маленький колокольчик, которым издала три коротких звонка, и тут же стало тихо. – Проходите и располагайтесь, ваши соседки все объяснят.

Мы остались стоять перед дверью и, наверное, выглядели смешно, потому что два парня в синей униформе (отличной от тех, что была на мужчинах первого этажа), что прошли мимо нас громко рассмеялись.

– А ну пошли вон, – прикрикнула на них Рюи хриплым от долго молчания голосом. – Никакого уважения.

– Не злись симпотяга, – без злобы отозвался рыжеволосый, а его друг с зализанными назад темными волосами подмигнул мне.

– Не обращайте внимания, – тихо сказала Тэ. Она была самой высокой и самой худощавой из нас троих, её вытянутое лицо было бледным и даже немного синюшным.

– Я и не обращаю, просто неприятно, – ничуть не стесняясь, произнесла Рюи.– А давайте, раз уж мы попали так вместе, то всегда теперь и будем держаться вместе.

Мы кивнули, набрали воздуха в грудь и открыли дверь, ведущую в женские спальни.

– Всем привет! – почти крикнула Рюи.

Мы окунулись в сладкий, душный аромат ванили, и на мгновение я ослепла от яркого блеска. Казалась, вся комната состоит из зеркал, стекла и других блестящих поверхностей.

Семь стройных, красивых девушек непонимающе уставились на нас. Большинство уже были одеты в серую униформу, но были и те, кто стоял полуодетой или даже в ночной сорочке. Но самое странное, что все они стояли по стойке смирно, вытянув руки вдоль туловища и не мигающим взглядом смотря на нас.

– А где Хозяйка? – спросила блондинка девушка в ночной сорочке. – Мы слышали звонок.

– Хозяйка? – переспросила Рюи. – Она ушла.

– А вы кто?

– Мы новенькие.

– Фух, – выдохнула девушка в ночнушке. И тут же остальные, вышли из оцепенения и начали заниматься своими делами. – Новенькие значит? Эби, подай мне платье. И где мой медальон? А вот, застегни.

Хорошенькая брюнетка спешно принесла серое платье.

– И медальон, медальон застегни сзади. Не дотянуться. Ты не видела мое зеркальце? Нет. Хм, понятно. Так, что с вами? Прият… нет, не приятно… просто рада познакомиться. Я – Идель, главная в этой комнате, и ведущий голос в ансамбле поместья Господина Руккура, а вы, я так понимаю новый урожай? Так, что тут у нас дылда, – она ткнула длинным пальчиком в Тэ, – пузырь, – очередь дошла и до Рюи, – и… – она остановилась прямо передо мной, по её взгляду я поняла, что недостойна даже тычка пальцем, – и замухрышка.

– Мы вообще-то не овощи, чтобы быть урожаем, – шагнула чуть вперёд Рюи. – Теперь мы живём здесь. И равны с вами.

Идель встряхнула густой копной волос и осмотрела Рюи с ног до головы.

– Пузырь умеет говорить, так и запишем. Тебе бы не мешало скинуть вес, Господин не любит, когда на сцене трясут жирами.

С лица Рюи пропала улыбка, она громко шмыгнула носом, чем вызвала смех. Я почувствовала, как лицо заливает краска.

– Не доставай их Идель, – фыркнула Эби. – Она у нас тут местная звезда, – обратилась она уже к нам, – и думает, что все здесь подчиняются ей. Но это не так, – она обошла нас кругом и прищурила глаза. – Я Эби, остальных узнаете со временем. А вы довольно хорошенькие, только вот проблема есть.

– Проблема?

– Да, места-то всего два.

– Как это два? – спросила Рюи. – Но нас же трое…

– Всего два, – уже жёстче повторила Эби. – Не я это придумала. Но ничего страшного, просто одной придётся спать в чулане сюда, там тоже есть кровать.

– И куча хлама, – гоготнула одна из девушек.

– Может быть, если сдвинуть кровати и убрать одно зеркало, все вместятся? – спросила я, но тут же поняла, что скорее меня задушат, чем уберут хоть одно из зеркал.

– Послушай, чулан не так страшен, как кажется… – начала было Эби.

– Почему ты говоришь только про чулан? – Идель улыбнулась, показав острые клыки, – а как же комната в конце коридора? Рядом с уборной.

– Идель, – Эби закатила глаза, и подняла руки, будто бы сдаётся.

– А что? Это же очень хорошая комната. Небольшая, уютная, а какой вид! Прямо на сад! Сосед всего один, и никаких зеркал. Хорошая же идея?

Мы переглянулись. Было понятно, что в комнате есть какой-то подвох, но какой нам никто не скажет. Можно было попробовать расспросить других обитательниц комнаты, но все старательно отводили от нас взгляд, при Идель они вряд захотят с нами даже говорить.

– Хорошо, – согласилась я.

– Вот же, замухрышке нравится эта идея, – Идель хлопнула в ладоши. – Вам надо решить, кому достанутся эти роскошества.

Обдумывали мы не долго, наверное, каждый уже знал, какой будет исход.

– Я не знаю, – начала Тэ, – но думаю мне и Рюи, будет лучше остаться здесь, вместе с группой, а тебе Ли…

– Нам надо держаться вместе, – горячо зашептала Рюи. – Это знак, что мы попали сюда втроём! Так решили Верховные покровители, значит, наши жизни связаны. Надо что-нибудь придумать, чтобы остаться вместе, может быть обратиться к Хозяйке?

– Не надо, – выбор уже был сделан в тот момент, когда мне чудом удалось избежать участи жить в конюшне. Сегодня мне уже один раз повезло, не будем испытывать судьбу вновь, – Тэ права, я уйду в другую комнату. Я и сплю плохо, буду мешать вам… Куда идти?

– Хороший выбор, – Идель похлопала меня по плечу, а потом развернула лицом к двери. – Выходишь и направо до конца, открывай, там точно не заперто. Здесь ничего кроме кладовых не закрывается.

Стоило мне выйти, как лицо бросило в жар. Невероятно, но, кажется, я попала в место, где живут Ви! В душе я была рада, что мне не хватило места в комнате, одно дело выдержать одну родную сестру, а другое – десяток её копий. Может быть, новая соседка будет чуть дружелюбнее?

Я поплелась по длинному коридору, рассматривая резные украшения на стенках и удивляясь натёртым до блеска полам, почтительно обходя длинноворсные, местами облезлые ковры. В конце в самом тёмном углу было две двери, одна из них оказалась уборной, а вот вторая была дверью в небольшую комнату.

Эта спальня сильно отличалась от предыдущей: никаких зеркал, столиков, вороха одежд и сладкого запаха. Две кровати, плешивый ковёр, большое окно, громоздкий покосившийся шкаф, запертый на замок, и огромный стол под окном, а над дверью висел маленький жёлтый колокольчик.

Одна из кроватей была не застелена. Белье, подушка, покрывало все было всклокоченно и перевёрнуто, казалось, здесь кувыркался бешеный зверь. На полу валялось скомканная ткань, а на столе аккуратной башенкой возвышалась стопка бумаг, лежало несколько открытых книг, два длинных пера с чернёными концами и баночка синей краски. По деревянной поверхности бегали солнечные блики, рождённые от союза солнца и стекла.

Сквозь приоткрытое окно в комнату просачивался свежий летний ветер, который разбавлял тяжёлый пыльный воздух. Не дурно. Все ещё лучше, чем в пропахшей ванилью цитадели красоты. И почему сюда никто не хотел селиться?

Спрятав под подушку заправленной кровати свитер Тонгу, я забралась на стол и, протерев пыльное стекло и посмотрела наружу. От красоты перехватило дух – за окном был сад. Высокие толстоствольные деревья переплетались ветвями образуя удивительные зелёные коридоры, каменные дорожки причудливо петляли по шелковистому газону, то тут, то там в гармоничном беспорядке были рассажены цветы всех оттенков красного: от нежно-розовых до тёмно-бордовых. Казалось, я чувствую запахи цветов и травы, что только проснулись после темной ночи, что стоит протянуть руку, и я коснусь бархатных лепестков.

Прямо под окно росло раскидистое дерево, одно из ветвей которого призывно протянулись прямо к окну, которое словно манило сбежать. Но выглянув из окна и посмотрев вниз, я спешно отпрянула. Такая высота мне не по зубам!

Я спрыгнула со стола и присела на край кровати. Было странное ощущение, что меня ждёт что-то невероятное, чудное и непременно хорошее, но я старалась задавить это чувство. Было страшно радоваться, словно стоит хоть немного расслабиться и случится что-то плохое. Осторожно я позволила себе насладиться моментом, но только глубоко в душе, так чтобы было не видно. Я улыбнулась краем рта и взглядом пробежалась по комнате. Над расправленной кроватью на стене висела карта, она посерела от старости и практически сливалась со стеной, и потому я заметила её не сразу.

Я видела похожие, только очень маленькие, их чертила моя мать, если её кто-то просил. Она хорошо разбиралась в этом, а ещё учила нас читать значки на картах, каждый что-то обозначал. Но те мамины рисунки, ни в какое сравнение не шли с этим чудом, что висело на стене. Большое полотно с витиеватыми буквами, линиями разных цветов, точками, и множеством других обозначений. Я не удержалась, подошла и коснулась чуть шероховатой бумаги. Приятно. Мне понадобилось время и все мои знания, чтобы найти нашу провинцию. Я оглянулась по сторонам и поставила один палец на провинцию, а другой смотрела на горы. Я не могла дотянуться до них другой рукой. Как далеко. Даже на карте очень далеко. Серебряными точками были обозначены рудники. Вот и в нашей провинции было два рудника. Где-то здесь, даже не обозначенная на карте моя деревня. Где-то тут рисовые поля, на которые я однажды вернусь.

Внезапный порыв ветра, ударивший в окно, заставил меня вздрогнуть и отскочить от карты.

– Все хорошо, – прошептала я, просто чтобы услышать собственный голос. – Здесь бы немного уюта, занавесок и может быть цветов. Конечно, красивые не дадут, но может быть, которые увяли…

Только я погрузилась в мечты, как дверь с громким скрипом отворилась. В комнату вошла высокая фигура, облачённая в чёрные балахон с большим капюшоном, тень от которого скрывала лицо. В руках фигура несла мешочек.

«А вот и соседка», – промелькнуло в голове. Кто же ещё мог так врываться в комнату, как не законная хозяйка?

Незнакомка, увидев меня, застыла на пороге.

– Привет, – просипела я.

Соседка была на редкость молчалива. Украдкой я осмотрела ее— высокая, худая, несколько нескладная. Несколько мгновений она, как мне показалось, ведь лица я все ещё не видела, осматривала меня, а потом хмыкнула и кивнула.

– М-м-м, – промычала она и, не отворачивая от меня головы, села на не заправленную постель.

Чего же она молчит? Давай Ли, представься, узнай, как её зовут, не известно, как долго тебе придётся находиться здесь. Будь дружелюбной и милой. Я широко улыбнулась и немного поклонилась, достаточно, чтобы выразить уважение, но не слишком низко, чтобы не показать слабость.

– Будем соседями. Меня зовут Ли, – слишком громко представилась я. – А тебя?

Незнакомка не ответила мне, а вместо этого перевязала горловину мешка верёвкой и быстрым движением закинула под кровать. Что-то в ней было не так, но я никак не могла понять, что именно.

– Только сегодня приехала, – не оставляла я попытки разговорить соседку, – буду помощницей Хозяйки. Нам, похоже, придётся жить вместе. А ты откуда?

Незнакомка повернулась и, вздохнув, спросила:

– Ты же не отстанешь?

У неё был довольно низкий голос и с приятной юношеской хрипотцой.

– Просто хотела подружиться, – пожала я плечами.

– Ну, ладно. Я Чин-Су, – незнакомка встала с кровати и откинула капюшон.

– А. А-а-а! – вот и все, что могла сказать я.

Под капюшоном скрывалось бледное лицо с большими голубыми глазами и вьющимися светлыми волосами, спадающими на лоб. Лицо выглядело удручённо-скучающим, безразличным. Глаза были полуприкрыты, так, что тень от длинных ресниц создавала причудливую ямку на щёках.

– А? – тонкие губы скривились в усмешке.

Я ещё раз взглянула в её лицо, и поняла, что это не она, а он!

– Ты… Постой… Ты… ты не девочка?! Но ты же не девочка? – закричала я.

– Ого, – парень картинно выставил руки перед собой, – вот это ты меня поймала. Ты, наверное, очень умная, если догадалась, что я парень. Постой, а ты чего девчонка?! – его лицо вытянулась, а глаза округлились. Он картинно прижал руки к голове, так будто бы она у него сильно заболела.

– Что? А так не видно?!

– Видно, – усмехнулся парень. – Думаю и по мне видно, что я парень. Хотел показать, что это не очень-то приятно.

– Ты смеёшься? Что ты делаешь в моей комнате?! Где моя соседка?

Чин-Су обошёл вокруг меня. Он сощурил глаза и цокнул языком, а потом, обиженно выпятив губу сказал:

– Неверный вопрос, коротышка, что ты делаешь в моей комнате?

Кусочки головоломки наконец-то сошлись: беспорядок, комната в конце коридора, смешки девушек, свободная койка, которую почему-то никто не занимает. Подставили меня и ждут, когда я перееду жить в чулан со швабрами.

– Я! Я? – а ведь и вправду, получается это его комната? Это я ворвалась к нему нарушив покой и привычный порядок. А где тогда моя? – я… там места не хватило. У них все занято.

– Ну и сколько вас на этот раз пришло?

– Девятнадцать.

– Ты туповата, да? – не смущаясь, спросил Чин-Су. – Я про тех, кого подняли на третий этаж. Все кто остались внизу, лишь расходный материал.

– Три.

– Три? Ну, посмотрим, – он резко развернулся и лёг на свою кровать прямо в одежде. – Так бледная заболела, а тёмненькая кажется сама… и та… с веснушками? А! И та тоже… – загибал пальцы Чин-Су, – хм, нет, все равно не сходится! Должно было как раз три места освободиться. Хотя может кого-то ещё взяли? Вас всех не упомнишь, – Чин-Су сочувственно покачал головой. – Знаешь, что случилось? Ты им просто не понравилась. Особенно этой, как ее… Идель? Она у них главная, знаешь типа матки в пчелином улье. Или главной обезьяны в стае. Ты знала, что у обезьян матриархат? И главная обычно самая старая обезьяна. Идель, кажется, как раз самая старшая из них? Или нет? Как думаешь, она может быть старшей обезьяной?

– Может быть, – уклончиво ответила я, присаживаясь на край стула.

В комнате повисло молчание. Где-то за окном раздавались голоса, в такт раскачивающейся ноге Чин-Су скрипела кровать. Говорить отчаянно не хотелось. Хотелось сбежать. Чувство вины и стыда накатило с новой силой.

– А ты что танцуешь? Поешь?

– Нет, я буду помощницей Хозяйки.

– Вот как, – Чин-Су сложил губы трубочкой и издал протяжный свист, – ну, это ненадолго. Хозяйка скверная тётка. Она сожрёт тебя, ну за месяц. Может чуть меньше. Знаешь, даже в конюшне у тебя было бы больше шансов. Можешь ещё пороситься туда.

– Ты сказал, что внизу лишь расходный материал.

– Я? Так сказал? – брови взметнулись к верху. – Не-е-ет! Ты такая не самая умная, да? В конюшне и люди приветливые, и тепло, и еда всегда есть. В конце концов, найдёшь себе подружку. Среди лошадей. Что думаешь?

Я ничего не думала. В голове было пусто. Одно я знала точно, из замка уходить нельзя. Раз уж мне повезло, нужно держаться, за это место, как можно крепче.

– Нет, спасибо, – прошептала я.

– Подумай, подумай. Может работа там тяжелее, зато, – парень сделал драматическую паузу, – зато помрёшь быстрее. Меньше трудностей. Здесь это ценно! Многие выбирают путь быстрого завершения.

– Это как? – прошептала я.

– Вот так, – Чин-Су рукой изобразил полет.

– И часто такое выбирают?

На мгновение лицо Чин-Су изобразило подобие скорби или боли, но он быстро взял себя в руки.

– Бывает. Я даже могу показать тебе одну прекрасное место для этого. Хочешь?

– Нет!

– Зато никаких мучений.

– Помучаюсь, пожалуй.

– Ну, это похвально, жить охота? Ага. Будешь бегать по поручениям злобной горгульи? Не повезло, – вздохнул Чин-Су, и резко сел уставившись на меня. – Слушай, тебе лучше подружится с маткой пчелой. Или придётся спать на коврике перед дверью.

– Я тут тоже неплохо устроилась. Уже, – и в доказательство я пересела с края стула на край кровати. Матрас оказался удивительно твёрдым и ни сколько не прогнулся под моим весом. – Так что придётся учиться жить вместе. Как хорошие соседи.

– Не получиться. Я слишком долго жил один, и не готов менять привычки.

– Если мы будем взаимно вежливы…

– Хочешь, я поговорю с Идель? – прервал меня Чин-Су. – Она не откажет! Вернёшься к девочкам, ну или немного освободим чулан, и… ты быстро привыкнешь жить со швабрами. Уже выглядишь, как одна из них.

Чин-Су, был вполне доволен эффектом сказанных слов, и с хитрым прищуром смотрел мне в глаза. Я же в ответ демонстративно разлеглась на кровати. Было жутко неудобно, неловко, но почему-то казалось, что, как только я встану, он тут же отправит меня жить в чулан.

– А… почему ты вообще живёшь отдельно от всех? Я думала, у мальчиков есть своя комната.

– Это тайна, – хмыкнул Чин-Су.

– Та-а-айна, – протянула я.– Тебе тоже не хватило места? Или не сдружился? Тебя тоже выгнали? Невзлюбили?

Чин-Су встрепенулся, довольная улыбка покинула его лицо.

– Так было нужно. Хватит вопросов, – Чин-Су посмотрел на меня с нескрываемым отвращением, – и с чего ты так решила?

– Не знаю.

– Может, потому что я слишком красив?

– Нет. Просто ты такой, не знаю, жеманный что ли. Даже сначала подумала, что ты девочка.

– Ну, спасибо. А я подумал, что в комнату бобёр заполз.

– Бобёр? – не поняла я. Это все было похоже, на какую шутку. Я подумала – он смеётся надо мной, но, кажется, все было всерьёз. – Почему бобёр? Ты хоть видел их? Хотя бы одного?

– Я читал, – с вызовом ответил Чин-Су, – и знаю, что бобры шумные, грязные и волосатые животные. Пахнут соответствующе. Вот, как зашёл сразу запах почувствовал. Помойный.

– Бобры… бобры пахнут не так, – разговор становился все более странным и неприятным, но я не знала, как его закончить. – Они пахнут мокрой шерстью, немного илом…

– Не в том суть, – раздражённо сказал Чин-Су. – При чем тут бобры?

– Ты сам начал.

– Я говорил про твой запах! Запах помойки!

– Может это естественный запах твоей комнаты? – попыталась отшутиться я, но это было зря. Мой новый сосед, кажется, совсем не воспринимал шуток на свой счёт, потому что он нахмурился, дёрнулся и чуть выпятил вперёд нижнюю губу, совсем, как обиженный мальчишка.

– Зато это я моя комната! Пойми, такому, как я, не пристало жить с такой, как ты.

Хэйвин распополамь, это же просто копия моей младшей сестры! Только ещё и тупой. В голову закралась шальная мысль, что соседство швабр и тряпок не такое ужасное.

– Теперь это наша комната, – не хотела сдаваться я. С таким, как Чин-Су или Ви нельзя показывать слабость.

– Ну, а беспорядок, – Чин-Су вдруг размахнулся и смел все вещи, что стояли на столе на пол, – тут иногда бывает такой бедлам! Ох, самому заходить не хочется. Тебя это не потревожит?

– Нет.

– Совсем? Я храплю.

– Ничего страшного, – говорить о том, что я порой кричу и плачу во сне не хотелось. Пусть это будет для него сюрпризом.

– Хочешь жить тут?

– Да.

– Ну, хорошо. Попробуй. Попробуй. Посмотрим, сколько ты продержишься.

Чин-Су оказался довольно забавным в злости. Его глаза неестественно округлялись, брови летали по лбу вверх и вниз, при этом губы он держал строго поджатыми, а вот руки, которые не находили себе места, выдавали его отчаяние и бессилие.

– Не волнуйся, – решила я разрядить обстановку, – мне нужно продержаться лишь несколько лет. Может быть, пять, а лучше десять.

– Несколько лет? – сказал Чин-Су, нервно усмехнувшись, – ставлю на месяц! Если и это продержишься.

– Мне нужно несколько лет, – упрямо продолжала я, – а потом уеду домой. Понимаешь, моя мама…

– Уедешь? – глаза Чин-Су стали ещё шире и в какой-то момент я всерьёз испугалась, чтобы они не вылезли из орбит, – ты в этом смысле говорила? Ха! Ха-ха! Ты не уедешь отсюда. Я даю тебе месяц жизни здесь, не больше. Уедет! Ха-ха! Ну и ну! Уедет!

Хотелось сказать этому скорчившемуся в приступе неискреннего смеха парню, что-то колкое, обидное, едкое, такое, чтобы он тут же пристыженно замолк! Но в голову ничего путного не приходило, и я сидела словно рыба, выброшенная на берег, лишь открывала рот и пучила глаза.

Дзинь-дзинь, колокольчик над дверью ожил.

– Что это?

Чин-Су резко прекратил смеяться, он скривил губы и посмотрел на меня исподлобья.

– Отдых закончился. Рабочий день начался, – он одним движением стянул с себя накидку на мгновение, обнажив торс. – После третьего звонка все должны стоять по стойке смирно в коридоре. Не советую начинать знакомство с замком с подвалов.

Колокольчик прозвенел в третий раз.

Глава 12

Чин-Cу в коридоре уже не было, а девушки стояли ровной шеренгой вдоль стены. Хозяйка появилась за моей спиной, словно из-под земли.

– Надо всегда выходить до третьего звонка, деточка, – она отчеканила каждое слово. – Тебе не сказали?

– Извините, Госпожа.

– Почему ты вышла из этой комнаты? – её длинный палец указал на дверь комнаты Чин-Су.

Повисло тяжёлое молчание. Я почувствовала на себе испытывающие взгляды. Они ждали моего ответа.

– Это было… моё пожелание. Я плохо сплю, могу мешать по ночам.

– А не больна ли ты часом? – Хозяйка обошла вокруг меня.

– Н… нет, – прошептала я. – Мне снятся кошмары.

– Кош-ма-ры, – ещё один круг, будто бы дикий зверь, что готовится к нападению. – Руки вперёд.

– Простите, Госпожа? – я подняла глаза на Хозяйку, она улыбалась.

– Руки, – сказала Хозяйка, а потом обратилась к кому-то позади меня. – Прут.

Едва я подняла руки, как на ладони обрушались жгучие удары. Боль накрыла железным покрывалом и перед глазами заплясали цветные мушки, я пошатнулась и почувствовала, как кто-то подхватил меня и бережно положил на пол.

Пощёчина быстро привела меня в чувства.

– Вставай, – Хозяйка возвышалась надо мной, а с тонкого прутика, что был в её руках, на пол капала кровь. – Бери тряпку и вытирай! Ты даже не можешь вынести пять ударов! Это минимальное наказание! Вроде бы простолюдинка, а боишься боли. В моё время, таких как ты, стегали по несколько раз на дню. Нравы под нами совсем изменились. Ещё проступок и в подвалы!

Я поднялась, но тут же вновь чуть не упала, голова пульсировала, пальцы не могли согнуться. Не чувствуя тела я добралась до кладовой и наощупь вытащила швабру, и из последних сил аккуратно вытерла красную лужицу. Несколько раз перед глазами все плыло, так, что приходилось держаться за древко швабры, чтобы не упасть.

– То о чем я говорю, касается каждую, – повысила голос Хозяйка. – Господин Руккур недоволен. Вы должны доказать, что достойны нашего замка! Зря вы едите? Зря спите до восхода солнца? На предстоящем приёме наша труппа должна блистать! Пока вы не более грациозны, чем она, – она указала тростью в мою сторону. – Возможно, новые лица привнесут свежести. Сегодня в наших рядах пополнение, – удивительно, как быстро она менялась, только что её голос был высок, истеричен, а теперь она говорит певуче, растягивая слова, а в уголках холодных глаз множатся добрые морщинки. – У нас тут три счастливицы: Рюи, Тэ и Ли, – Хозяйка остановилась передо мной, критично осмотрела пол и кивнула, а её тяжёлая трость впилась в мою ступню. – Пока я разрешу тебе пожить с Чин-Су. Надеюсь, ты кричишь по ночам, деточка, – ещё тише сказала она. – А сейчас все свободны, а вы трое за мной.

Девушки кивнули и во главе с Идель выпорхнули за двери.

– Не тешусь надеждой, что вы сможете запомнить все помещения и ходы, поэтому постарайтесь первое время не ходить одни. Показываю только раз, и только для вас.

Кое-как перевязав руки тряпкой, что нашла тут же в кладовой, я заторопилась за ушедшими уже вперёд Хозяйкой и подругами.

Мы вновь спустились на первый этаж, и началось бесконечное хождение по коридорам.

– Сегодня я разрешу задавать вопросы мне, но это в последний раз. Дальше наши разговоры будут только по делу. Пока запоминайте: тут выход в сад, напомню, гулять по нему запрещено, можно проходить, если вам разрешено, но только если Господина нет. Не надо смущать его своим видом. После сада обувь должна быть вымыта, чтобы не запачкать ковры. Это рабочая зона, – она повела нас на нижний этаж замка, – здесь прачечная, – и пахнуло чем-то свежим, – здесь котельная, – нас обдал жар, – здесь мастерская, – нестройный стук молоточков на мгновение вырвался из-за приоткрытой двери, – здесь принимаем товар, здесь швеи, здесь лекари, здесь… – бесконечное количество одинаковых дверей, различающиеся лишь запахами и звуками слилось в одну вечно закрытую дверь.

– Разве Хэйвины болеют? – едва успела спросить Рюи.

Лицо Хозяйки на мгновение перекосилось, но она тут же вернула былое самообладание.

– Нет. Хэйвины величайшие существа на земле, они не могут болеть! В основном лекари занимаются расслаблением тела Господина: массажи, аромасла, аккупунктура…

– Госпожа, а от чего они могут умереть? – спросила я.

– Что за вопросы? – Хозяйка медленно повернула голову и уставилась на меня.

– Вы сказали, что Хэйвин моей провинции умер, Госпожа. Я думала Хэйвины бессмертны.

– Какая глупость, – Хозяйка нахмурилась, и немного помолчав, ответила. – Вы должны понимать, всему есть конец. Ничто не вечно. И, к великому сожалению, даже Хэйвинам не подвластна смерть, но поверь, деточка, тебя Хэйвины переживут. Здесь печная комната, здесь столовая, здесь кухни, кладовые, вам сюда нельзя…

Мимо нас стройным шагом прошли трое мужчин в темных замасленных костюмах, на их лицах была размазана сажа, а от рук пахло дымом. Они поклонились Хозяйке, а один из них подмигнул Рюи. Та издала короткий смешок и тут же отвела взгляд.

Не прошло и мгновения, как звонкий хлопок прокатился по коридору, а на щеке Рюи заалел след от ладони Хозяйки.

– Бесстыдница, – Хозяйка стукнула тростью об пол, – забудьте о мужчинах! Не за этим вы сюда приехали. Теперь в вашей жизни есть только один Господин —наш хозяин Руккур. Тесное общение между мужчинами и женщинами, – она многозначительно кивнула головой, – запрещено. Я, знаете ли, по доброте душевной, всегда стараюсь предупредить юных девушек, все дети слуг, рождённые на Серебряных горах, остаются на Серебряных горах до конца жизни. И их ждёт только одно – прислуживание Хэйвинам. Будьте мудрее, – голос ее неожиданно стал мягче, – не обрекайте своих детей на жизнь в… на жизнь здесь. Быстрее, – она встрепенулась, – у меня и кроме вас есть дела. Проходите.

Скрипнула очередная дверь. Она была похожа на другие, но все-таки отличалась. Больше, грубее и страшнее. Её расположили прямо за высокой колонной, над ней не было факела, а цвет её странно совпадал с цветом стен. Едва мы перешагнули порог, как тут же нос защекотал запах сырости и гнилья.

– Подвалы, – торжественно произнесла Хозяйка. – Ступайте осторожно, скользко. Если ушибётесь, лечить вас никто не будет.

Мы нестройным рядком спустились по длинной каменной лестнице, с одной её стороны была каменная стена, за которую мне приходилось придерживаться, а с другой ничего, обрыв, уходящий куда-то в темноту. В какой-то момент один из камней начал будто бы вдавливаться под нажимом моей руки, я глухо охнула, а сдвинутая часть стены, словно по волшебству встала на место. Больше касаться чего-либо я его не стала.

Подвал был похож на нору, прорытую гигантским грызуном, казалось ещё немного и потолок обвалится, погребя нас заживо под толщей земли.

После спуска с лестницы мы оказались на небольшой площадке, с одной стороны в недра замка уходил длинный извилистый ход, а с другой… я вздрогнула, с другой стороны были четыре большие клетки, поставленные вдоль стены друг напротив друга. Что-то подобное использовали в нашей деревне, чтобы ловить грызунов или диковинных птиц и выставлять их на всеобщее обозрение.

– Туда мы не пройдём, – Хозяйка показала рукой в тёмный проход. – Здесь архив, кладовые с нектаром, а вот это интереснее, это – камеры для наказаний. Я всегда показываю их. Несколько дней тут внизу, без света, без тепла, без еды, и человек по-другому начинает смотреть на мир. Посмотрите и запомните.

Меня передёрнуло, и, судя по каменным лицам Рюи и Тэ и для них это зрелище было ужасным. Земляные полы в клетках были изрыты, словно за них цеплялись ногтями из последних сил, стальные решётки проржавели, а в углах плясали странные тени. Когда Хозяйка сказала, что нам нужно вернуться наверх мы вздохнули с облегчением.

И вновь мы поднялись наверх. В этот раз остановились между двумя дверьми, одна вела к нашим комнатам, но мы вошли в противоположную.

– Ведите себя тихо, – даже сама Хозяйка будто бы стала меньше. – И запомните, если увидите Господина, в глаза ему не смотреть, и ни в коем случае не разговаривать!

Впервые в жизни я увидела такое богатство. Мы втроём буквально замерли на пороге не смея ступить. Все стены были сложены из гладких плит молочно-белого цвета, с небольшими разводами чёрного, розового и синих цветов, высокие расписные потолки держали мощные колонны из золота. На потолке было небо, нарисованное, наверное, самым искусным мастером на свете. На мгновение мне даже показалось, что солнце с картины слепит и греет по-настоящему. В больших вазах то тут, то там стояли огромные цветы, бутоны которых были размером с мою голову. На одной из стен было два больших окна, занавешенные тяжёлой, белой тканью, с другой несколько ажурных дверей, а в конце коридора вверх уходила массивная лестница из тёмного дерева.

– Ц-ц-ц, – Хозяйка властной рукой преградила нам путь. – Видите? Ковры. Снимайте обувь и проходите за мной.

Мы послушно сняли обувь и осторожно ступили на белоснежные ковры. Где-то вдалеке послышался тонкий девичий смех, и тихие перешёптывания.

Хозяйка с недовольством глянула в сторону лестницы, но ничего не сказала. Рывком она открыла двери, за одной оказалась великолепная гостиная, выполненная в том же стиле, что и коридоры, только без ковров и с большим количеством диванов и кресел, маленькой сценой посредине, несколькими столами, расставленными вдоль стен, и фонтаном.

В углу комнаты были три девушки в серых платьях.

– Что я вам говорила? – тихо сказала Хозяйка.

Служанки поднялись с колен и, склонив головы, стояли перед хозяйкой. В руках у них были мокрые тряпки, по которым на каменный пол стекала мутная вода.

– Простите, Хозяйка, – в унисон сказали девушки.

– Опять грязь разводите? – взвизгнула Хозяйка. Она подошла к одной из девушек, со странными седыми волосами, и с размаху ударила её тростью по ноге.

Девушка тихо ойкнула, и чуть присела.

– Это, что за лужа, – Хозяйка, тяжело дыша, схватила теперь уже другую девушку за волосы, и ткнула её лицом в мутную воду. – Это что такое? У Господина скоро приём, и вы хотите опозорить его?

– Простите, Хозяйка, – прошептала девушка. – Мы все уберём.

– Эта ваша единственная обязанность, мыть пол, а вы даже с этим справится, не можете?! – Хозяйка отпустила волосы служанки, и та упала. – Я вернусь, и береги вас Хэйвин, если я увижу хотя бы пятнышко!

Я стояла, не смея поднять глаза, лишь искоса смотря на развернувшуюся перед нами стену. Чтобы отвлечься от этого я стала украдкой рассматривать комнату. Особенно моё внимание привлекла стеклянная витрина, за которой на нескольких ярусах, стояло нечто странное. Несколько десятков необычайно похожих друг на друга, уродливых фигурки. Их тела и огромные головы были отлиты из ярко-жёлтого металла, они стояли на коленях, сложив руки домик перед собой, и подняв сверкающие глаза бусинки кверху. Меня неожиданно озарило – мой отец делал такие же фигурки! Это были идолы.

– За мной, – скомандовала Хозяйка разделавшись с поломойками, и мы засеменили следом. – Эти бездельницы, совсем не работают, сколько я с ними натерпелась! А Господин опять будет ругать меня. Надеюсь, вы будете более старательны. – Она поправила пару прядей выбившихся из идеальной причёски. – Продолжим, – мы вновь вышли в большой коридор. – В зале была дверь, она ведёт в библиотеку и делать там вам решительно нечего. А это, – теперь нас ждала уже другая дверь. – Это нижняя гостевая спальня. Это кабинет Господина, никогда не смейте заходить туда! А вон там видите дверь под лестницей?

Мы дружно кивнули.

– Это вход в репетиционную, оттуда есть выход прямо на сцену. Ещё раз повторю, кабинет, и третий этаж для вас закрыты, – Хозяйка насупила брови. – Только по приглашению Господина…

Резкий хлопок из большого зала прервал Хозяйку. Её реакция была незамедлительной, сильным движением руки она оттеснила нас к стене, и немного подобрав юбки, направилась в сторону звука.

– Отправлю их в конюшни, – пробормотала она, и уже громче добавила. – А вы оставайтесь здесь! И что бы ни шагу.

И мы остались стоять. Первой ёрзать начала Рюи.

– Шевелиться можно? – хихикнула она, подозрительно оглядываясь по сторонам.

Рюи вальяжно прислонилась к стене, рассматривая богатое убранство, и иногда прищёлкивала языком, если что-то особенно привлекало её внимание. Тэ напротив вытянулась по стойке смирно, казалось, она даже не дышит, руки были строго по бокам, а глаза опущены.

– Тихо, – едва слышно сказала Тэ, – не надо шуметь. Не надо рассматривать. И встань прямо.

В зале снова раздались крики и приглушенные рыдания. Мы переглянулись, и Рюи пожала плечами.

– Запачкала своей грязной спиной великую стену моего обожаемого Господина, деточка! В повалы её! – Рюи надула губки, изображая Хозяйку. – Ничего страшного не случится. И кстати, не все похоже следуют этим правилам.

– Ты о чем? – спросила я, прижимая к себе опухшую ладонь. Тонкая ткань пропиталась кровью и я боялась, что сейчас капну на пол, или, что ещё хуже попаду на ковёр.

– А вы не заметили? Когда мы вышли из зала, то на лестнице промелькнула фигура. А смех? Вы же тоже его слышали, да?

Тэ покачала головой.

– Кто знает, может быть… – начала я, но тут распахнулись широкие двери кабинета и послышались голоса.

Их было двое. Я ещё не видела их лиц и фигур, но уже знала, они прекрасны. Один из них говорил быстро, уверенно, несколько раздражённо, что совершенно не подходило его бархатному голосу. А его собеседник в основном хмыкал или утвердительно мычал.

– … налей-ка мне что-нибудь, – скомандовал безликий голос. – М-м-м, крепкое дело, хорошее. Прибереги для более знаменательного случая.

– Это что Хэйвин? – испуганно прошептала Рю.

– Тс-с, – прошипела бледная Тэ. – Нам нельзя слушать.

– А что делать? – спросила я. Как можно не слушать?

– … он был жаден, стар и голоден, – доносились обрывки фраз, сказанные более тонким, но не менее звучным голосом.

– Голод сильное чувство, но такого допускать нельзя. Он дал слабину и что из этого получилось?

– Нехорошо.

– Он уже не силен, как прежде. Но не глуп.

– И все-таки он никак не понимает, что пора уходить?

– Тихо-тихо, везде есть уши.

На мгновение повисла пауза, будто бы те двое в комнате пытались найти тех, кто подслушивает.

– А если он не захочет? – прервал тишину «тонкий».

– Он не захочет. Мы ему поможем.

– Другие могут быть не согласны.

– Мы и им поможем.

За дверью заёрзали стулья, и по шагам я поняла, что сейчас они выйдут из кабинета. И увидят нас. И поймут, что мы все слышали. Рука заныла, словно напоминая о «самом слабом наказании». Не сговариваясь, мы сделали шаг назад, и как можно сильнее вжались в стену, не смея поднять голову.

Я почувствовала, что солнечный свет, что лился из больших окон, померк под чьей-то тенью. Прятаться было некуда и незачем, нас все равно бы нашли.

– Кто это тут? – усмехнулся обладатель бархатного голоса и подошёл к нам совсем близко. – Твои?

– Думаю да.

– Что-то они у тебя молчаливые, Руккур.

– Я держу их в ежовых рукавицах, – вторая тень полностью закрыла солнце. – С людьми по-другому нельзя.

– Ну-ну, Руккур. Мы же защитники, мы должны быть милостивы.

– Я милостив, насколько это возможно, – усмехнулся второй. – Отвечай так?

Не знаю как, но я поняла, что они смотрят именно на меня, и ждут ответа. Стало душно, словно от их тел исходил жар, ладони намокли, а дыхание участилось.

– Д… да, Гопстодин Куккур, – язык плохо слушался, поэтому получилось, то, что получилось. – Рукку… куккур… кур…

Повисал тишина. Злая, напряжённая тишина.

Я ожидала удара, пощёчины наотмашь, крика, или даже немедленной казни, но раскатистого смеха, никак не ожидала, и от того вздрогнула.

– Как, как она сказала? Господин Кур… Куккур?! – громкий смех отражался от стен, заполняя комнату.

– Да, да… – зажевал слова второй. – Смешно. Да.

Смеясь, Хэйвин подошёл ещё ближе, и я ощутила на подбородке тёплые пальцы, что лёгким движением задрали мою голову кверху.

Коричнево-оранжевые глаза Хэйвина буквально парализовали меня. Я не видела ничего кроме них, целый мир сузился до размеров дрожащего чёрного зрачка. Казалось, он смотрит в самую душу, нагревая моё нутро.

Лишь позже я увидела аристократическое лицо с удивительно правильными чертами лица, темно-бордовые волосы ниже плеч, и множество амулетов на цепочках – все в его облике привлекало внимание, и я не знала на чем остановить взгляд.

По звуку я поняла, что из большого зала выбежала Хозяйка.

– Господин Руккур, я думала вы не дома! Как неловко! Господин Ташири, и вы здесь! Как я рада Вас видеть! – голос её переменился, теперь она говорила слишком тонко, слишком громко. – Эти служанки, они новенькие, ещё ничего не знают, я отвлеклась буквально на минуту. Господин…

Я слышала, как шуршит платье Хозяйки, как дрожит её голос, но не могла оторвать взгляд от янтарных глаз.

– Что сделала эта несносная девченка?! Я уж накажу её, Господин! Она у меня ни есть, ни спать, ни сидеть не сможет… Извинись, мерзавка.

– Извините, – пропищала я.

– Извиняйся перед своим хозяином, я лишь гость, – Хэйвин чуть наклонил голову, рассматривая моё лицо. – А знаешь что? Не наказывай её, Руккур. Не сегодня. Такой хороший день, такая милая юная особа. Мы не знакомы? – спросил он неожиданно.

Уж точно нет! Такого знакомства не забыть, но в ответ я лишь покачала головой, выдавив лишь булькающие звуки. Я перевела взгляд за его спину и увидела другого Хэйвина, видимо нашего господина. Руккур показался мне чуть меньше, и чуть худее. Волосы у него были короткие и черные. Глаза его были похожи на те драгоценные глазки идолов, что я видела сегодня за витриной. Они сверкали таким же зелёным, холодным, безжизненным цветом. Длинный чуть крючковатый нос не портил общую картину интеллигентного лица. В нашей деревне его бы признали первым красавцем.

– Простите, Господин, – прошептала я. – Мне нет прощения. Могу лишь верой и правдой служить вам, и надеется на…, – далее я совсем умолкла не в силах выдавить из себя ещё хоть слово.

– Таких как она, друг мой нужно поощрять, – Хэйвин отпустил меня, а я вдруг поняла, что стояла на носочках и чуть не упала. – Они служат нам верой и правдой. Посмотри в их лица, они так преданны. Это нужно уметь ценить. Что это у тебя? – он кивком головы показал на перевязанную ладонь.

– Это… просто поранилась, Господин, – я низко склонила голову, боясь вновь поймать обжигающий взгляд.

– Дай.

Повязка слетела с руки, обнажив рваные раны. Я ощутила всепоглощающее тепло, и тут же боль прошла, словно её и не было. Такое знакомое чувство!

Не в силах выразить благодарность я упала на колени перед Хэйвином и поклонилась, коснувшись лбом пола.

– Спасибо, Господин, спасибо… – вновь и вновь повторяла я, не в силах поверить, что только что ощутила на себе целебную силу. – Спасибо, спасибо…

– Видишь, как они благодарны? Именно так нужно с людьми, запомни Руккур.

– Хорошо, Господин Ташири, – сухо ответил Руккур. – Гвенда, уведи их отсюда.

– Быстро за мной, – прошипела Хозяйка, и мы послушно поспешили за ней.

Глава 13

– Ноа, возьми-ка эти новеньких. Пусть поработают, как следует.

– Как прикажете, Хозяйка. Садитесь сюда, – сказала нам девушка в переднике и чепчике, указав на низкую скамейку.

Мне запомнилось, что это была комнатка с влажными каменными стенами и низким потолком, с которого словно змеи тянулись трубы, из них лилась вода в большие тазы перед нами. Четыре девушки в одинаковых грязных, замасленных передниках и чепчиках ловко тёрли белоснежную посуду, окуная её попеременно то в таз с мыльной водой, то в таз с чистой водой, а потом протирая тряпками.

Рюи и Тэ прошли вперёд, а меня Хозяйка, неожиданно цепко схватив за руку чуть выше локтя, прижала к себе близко-близко, так что я почувствовала тяжёлое дыхание.

– Ты понравилась Господину Ташири, деточка. Не знаю только поздравить тебя, или… Ты знаешь, кто такой Господин Ташири?

Я покачала головой.

– Не знаешь? Он могущественный Хэйвин покровитель военного дела. Он излечил тебя. Ты… – она шумно сглотнула, – ты ощутила… это?

Я вдруг увидела в глазах Хозяйки, это большой и властной женщины какой-то детский задор. Лицо её на мгновение стало живыми и мягким.

– Да, Госпожа.

– Да, – Хозяйка блаженно зажмурилась. – И радость, и счастье, и тишину. Ты ощутила?

Ничего такого я не почувствовала, был лишь тепло, обволакивающее ладонь, но с Хозяйкой спорить не стала и кивнула.

– А я сразу поняла, что в тебе что-то есть! Но учти, живёшь ты у Господина Руккура. Не стоит с ним ссориться, деточка.

Я вновь кивнула.

– Слушайтесь Ноа, – сказала Хозяйка перед тем, как уйти. – Она главная среди посудомоек.

Ноа была необычной, невысокой, жилистой, с удивительно маленькими ручками, крючковатым длинным носом и маленькими раскосыми глазами, но все это не делало её хуже, напротив все это до того гармонично сочеталось в ней одной, что тяжело было отвести взгляд от её живого лица, от беспокойного тела. Сидела она немного косо, одно плечо было выше другого, и правая рука работала будто бы лучше и быстрее. Она быстро объяснила, что нам нужно делать, и мы приступили к работе. Дело сразу пошло из рук вон плохо. Скользкий фарфор все норовил выскользнуть из рук, мыльная вода быстро запачкала длинную юбку, а от изобилия мыла начало свербеть в глазах и щипать в носу. К тому же нам не хватало ловкости, мы едва умещались на маленькой скамейки, все время, задевая друг друга локтями или просто руками.

Другие посудомойки подсмеивались над нами, все кроме Ноа. Она лишь недовольно морщила нос и прикрикивала на нас, пугая, что за каждую разбитую тарелочку Хозяйка накажет двумя ударами розги, от того мы работали ещё медленнее.

– Это же наказание, да? – спросила Рюи брезгливо, одним пальчиком очищая с тарелки присохшую еду.

– Думаю да, это одна из самых отвратных работ во дворце, – ответила Ноа. – Но ничего справимся. Все справляются и кухарки, и печники, и прачки, все.

– У всех есть главные? – спросила я. – Это те, кто здесь дольше всех?

– Не, – мотнула головой Ноа. – Это не так работает. Вот на кухне главная повариха Нана она-то да, здесь уже пять зим, среди печников – Эн, а он совсем молодой, всего-то прошлой зимой прибыл, у прачек – Ру, но Ру… – Ноа задумалась, – Ру это немного другая история. И так везде. Это деление ни на что, как правило, не влияло, и нужно было лишь для того, чтобы Хозяйке не пришлось учить много имён. Все равно половина издохнет, – хрипло рассмеялась Ноа, ей вторили другие посудомойки. – А я здесь всего-то две зимы, так, что главным становиться тот, кто больше всего запомниться Хозяйке.

Ноа почему-то подмигнула мне, и я неловко подмигнула в ответ, чем рассмешила её.

– Как вы живете здесь? – спросила Рюи. – У нас внизу совсем другое говорили про Серебряные горы! А здесь все так… не так, хуже, – обиженно протянула она.

– Живём мы тут… по разному, – уклончиво ответила Ноа, вытаскивая из мыльной воды очередную тарелку. – Всякое уже было. И падучая, и наказания, и голод. И здесь тяжело работать, с непривычки и кожа грубеет, мы свиным жиром на ночь натираемся, и ноги гудят. Но здесь легче, чем на улице. Поэтому не жалуемся. Я бы, конечно, хотела, как вы наверх, а с другой стороны… не нужно мне это, – она работала быстро, привычно, так, что мыльные брызги летели во все стороны. – Я, как считаю, чем дальше от Хэйвина, тем лучше.