48 часов

У него было 48 часов на все про все. Потом все теряло смысл. Так ему сказали: " У тебя есть только 48 часов". И он сразу не понял, много это или мало. Сидел и тупо пялился на носки своих ботинок. Но психика тут же услужливо подкинула спасение – это же двое суток, даже больше, это два, целых два дня и две ночи! За это время можно многое успеть. Он вскинулся, как заспавшийся пёс, упрямо тряхнул головой и взял телефон. Он сделает это, он это сделает и всё.

Часть 1. За два месяца до этого.

– Евгений Николаевич, к Вам соискатель!

–Пусть заходит!

В кабинет не спеша вошел молодой мужчина. О таких говорят, красив как бог. В меру высок, строен, темные волосы блестящей густой волной лежат назад, черты лица спокойные и четкие, твердый мужской рот хорошо очерчен, на губах мягкая улыбка. И глаза! Синие, именно синие, необыкновенно яркие глубокие глаза и пристальный неотпускающий взгляд. Одет дорого и одновременно с изящной простотой. Одно слово – хорош!

– Здравствуйте, я на собеседование.

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

Визитер согласно кивнул головой и как-то неловко опустился на стул. И эта легкая неуклюжесть совсем не вязалась с его таким безупречным обликом.

– И так, слушаю Вас, – внимательно взглянул на вошедшего хозяин кабинета, взглянул коротко, а будто сканером прошелся.

– Евгений Николаевич, могу я говорить прямо, без околичностей? – И папка с документами аккуратно легла на край стола.

– Да, конечно, меня, признаться, излишние реверансы утомляют. Слушаю, говорите.

– Меня зовут Олег Кравцов. Мне 34 года. Скажу без ложной скромности, я первоклассный финансовый аналитик. Работал в двух известных консалтинговых компаниях, всё есть в резюме. Год назад был вынужден оставить работу по личным обстоятельствам, сейчас хотел бы вернуться, но вот уже третий месяц не могу никуда устроиться.

– Почему? – поднял голову Евгений Николаевич.

– Не берут, – ответил визитер.

– Не понимаю… Должна же быть причина....

– Она есть, – легкая улыбка скользнула навстречу, – у меня нет ноги. Протез. Я успешно прошел все собеседования, везде получил достойные предложения. Но, как только дело доходит до медицинской комиссии, все заканчивается невнятными извинениями за недоразумение по вине нерадивых исполнителей, что, мол, оказывается, вакансия уже закрыта. Ну, и тому подобное. Поэтому я и решил сразу начать с причины, чтобы сэкономить нам время.

Повисло молчание. Время будто замерло. Только из коридора доносился офисный шум.

– Я Вас понял, Олег. Мы действительно ищем руководителя департамента вашего направления. Я посмотрел, у Вас хорошее резюме. Давайте поступим так. Я переговорю с Первым замом Председателя Правления и дня через два дам Вам знать. Думаю, все будет хорошо. А сейчас прошу извинить, должен идти.

Визитер поспешно поднялся, немного качнувшись в сторону: «Не привык еще», – неловко заметил он. Евгений Николаевич ободряюще улыбнулся и подал руку. Рука была сухая и теплая, пожатие вышло короткое и энергичное.

– Ну, все, я пошел, – сказал Кравцов. И только тут Евгений Николаевич заметил некоторую неровность и неуверенность его походки.

Прошло три дня. Была пятница, вторая половина дня. И Олег понял, что ждать уже нечего. А жаль, этот Евгений Николаевич ему понравился. Спокойный, без суеты, без пустой болтовни. Сухо, коротко, по делу. Лицо простоватое, но умные живые глаза. И спокойная внутренняя сила, которую буквально излучал этот человек. Сила, в поле которой было хорошо, было спокойно и безопасно.

Олег лежал на старом дедовском любимом диване головой на кожаном валике. Лежать было неудобно, но вставать не хотелось. Не хотелось ничего, кроме тишины и покоя. Вечерело, длинные тени легли на полу его маленькой комнаты. Тишину нарушали только часы. Незаметно стала накатывать дрёма. Как вдруг ожил телефон.

– Олег, добрый вечер, это Евгений Николаевич Боков. Прошу прощения, что затянул. Только что из поездки вернулся. С Первым я переговорил. Он, в принципе, даёт добро. В понедельник с утра сможете в кадры приехать?

И Олег буквально ощутил, как пространство вокруг замерло на мгновенье, сгустилось, постояло, и вновь тронулось с места уже в новом направлении, будто кто-то невидимый перевел стрелки его жизни: – Конечно, Евгений Николаевич! Приеду. Спасибо большое, что сообщили сейчас, за выходные смогу собраться.

– Тогда до встречи, Вы сначала в кадры, а потом сразу ко мне, – ответил Боков и дал отбой.

А в понедельник утром Олег не смог подняться с дивана. Культя покраснела, опухла и немилосердно дергала, как больной зуб. О том, чтобы надеть протез, не шло и речи. Или ехать с подвернутой брючиной и на костылях, или оставаться дома. Кое как поднявшись и умывшись, Олег заварил себе травяную смесь, которой его поил после операции дед-травник. Отжимки сложил в тряпицу и сделал компресс на культю. Минут через 15 полегчало. Надо было что-то решать. А что тут решишь… И так плохо, и эдак нехорошо… Олег набрал номер приемной Бокова.

– Добрый день, приемная заместителя генерального директора, слушаю вас, – голос был не молодой и не старый, женщина говорила спокойно, без нажима и искусственной бодрости.

– Здравствуйте, я Кравцов Олег, был на собеседовании у Евгения Николаевича в начале прошлой недели.

– Я помню Вас, господин Кравцов. Могу чем-то помочь?

– Да… – неуверенно проговорил Олег, – только я не знаю, как… Тут, понимаете, такая штука… Евгений Николаевич назначил мне прийти сегодня, в кадры, а потом сразу к нему. А я никак не смогу, нога разболелась, совсем не транспортабелен. И не понимаю, что мне теперь делать, как выйти из положения. Вот ситуация…– закончил Олег совсем упавшим голосом.

– Я поняла. У Вас есть скайп?

– Конечно!

И вот уже минут через 15-20 Олег разговаривал с кадрами, заполнял онлайн анкету и прочее, прочее. И все было бы ничего, если бы не предстоящий визит к Бокову. Тут уж ничего не попишешь, и Олег попросил секретаря со сложным именем Калерия Наумовна предупредить Бокова, что не сможет прийти по причине нездоровья, а там будь что будет.

Полдня пролетело незаметно. К обеду в животе уже урчало от голода, и Олег решил на скорую руку сварить картошки. Почему-то вспомнилось, как бабушка варила картоху в мундире, а потом чистила и разжаривала с луком на постном масле. И ели они её прямо со сковородки, ложкой соскребывая прижарки, заедая черным хлебом в прикуску с солеными огурцами.

Олег сливал картошку, когда в дверь коротко позвонили три раза, то бишь к ним, к Кравцовым. Он поставил кастрюлю, прислушался, было тихо. Он никого не ждал, мало того, из тех немногих знакомых, которые помнили о его существовании, никто не знал, что он сейчас живет в дедовской комнате в огромной ветхой коммуналке на Старосадском. Недоуменно пожав плечами, Олег снова взялся за кастрюлю. Он сварил картошку так, как делала бабушка на праздники, чищеную, с укропом, перцем, дольками чеснока и лавровым листом. Дух стоял сногсшибательный. Такая картошка просто требовала к себе сливочного маслица. Масло, вроде, было.

Опять трижды прозвенел звонок. Получается к нему, все дедовы друзья знали, что теперь его нужно искать где-то в Алтайской глухомани на пасеке. Олег пошел к двери. Коридор был длинный с поворотами и арками, в его детстве вся квартирная малышня носилась тут с криками и визгом на трехколесных велосипедах, получая хлесткие шлепки полотенцами от снующих по коридору жиличек.

Олег подошел к двери: -Вы к кому?

– Я врач, к Олегу Кравцову.

– Я не вызывал врача. Откуда Вы узнали обо мне?

– Ну, Вы дверь-то откройте, или так будем разговаривать? – спросил басовитый сиплый голос.

Олег открыл дверь. На площадке стоял бородатый громила с совершенно бандитской физиономией, в руках он держал потертый кожаный саквояж, с такими в старых фильмах ходили доктора. Саквояж этот казался игрушечным в огромных ручищах и не монтировался с хозяином совершенно.

– Ну, – спросил Олег, – чему обязан?

– Да, ничему Вы, мил человек, не обязаны, – пробасил громила, – это я обязан моему приятелю Бокову и пришел по его просьбе. Так впустите?

Олег молча посторонился и кивнул вглубь квартиры. Они пошли по коридору. Впереди Олег, постукивая костылями, следом шел гость, задевая плечами стены, чертыхаясь и шаркая по обоям:

–У вас тут прям лабиринты какие-то, – весело сказал он. – И много народу живет?

– Раньше много было, в квартире аж двадцать четыре комнаты, у нас тут даже две кухни, а вот туалет и ванна одна. Бывало, не дождешься. Мы, если что, в историчку бегали.

– А историчка это что ж такое?

– А, ну, это Историческая библиотека, она прям рядом, соседний дом. А сейчас только в четырех комнатах живут. Нас уж несколько раз расселять хотели, место- то хорошее, самый центр, но пока все никак. Ну, вот, пришли, проходите, – пригласил Олег.

– А чем это у Вас так вкусно пахнет? – заинтересованно спросил бородач, – я, признаться, с утра не жравши, гоняю по пациентам, как Саврас без узды.

– Да, вот, картошку сварил. Будете? Только больше ничего нет. Как раз сегодня хотел в магазин сходить, да, не получилось.

– Буду, – живо ответил бородач. – Давайте перекусим быстренько, и я Вас осмотрю. Меня Филипп зовут. Я врач, хирург. Женька сказал надо помочь.

– Олег, – протянул руку Кравцов.

– Ну, что ж, будем знакомы, – ответил доктор.

Олег достал из старого буфета разномастные тарелки, из ящичка – вилки, разложил картошку, а в центр стола водрузил плетенку с Бородинским хлебом и початую пачку масла: – Ну, вот, чем богаты, – улыбнулся он.

– Эх, – потирая руки, сказал доктор, – натюрморт что надо. Пойду руки помою. Где тут у вас удобства?

– Идите в обратную сторону и в конце коридора две двери, ванна и туалет. Мое полотенце полосатое. А мыло у нас общее, мы вскладчину покупаем.

Доктор быстро вернулся, от него ядрено пахло дешевым мылом. Они сели и с аппетитом умяли все без остатка. Доктор хлебной корочкой вытер тарелку, бросил корочку в рот и удовлетворенно вздохнул: – Давно я так вкусно не ел, спасибо, накормили, не дали лекарю пропасть.

– На здоровье, – смущенно улыбнулся Олег, – рад был угодить.

– Ну-с, давайте посмотрим, что тут у нас, – и доктор потянулся к подвернутой штанине свободных домашних брюк. Но вдруг поднял голову и внимательно посмотрел на Олега. Тот сидел прямой и напряженный.

– Слушай, давай на ты, а? Не против? – и, не дожидаясь ответа, продолжил, – Олег, скажу тебе один раз, повторять не стану, ты давай, заканчивай очко поджимать, я на войне всякого повидал, и твоя культя меня не напугает. Если нужна помощь – я готов, но уговаривать не стану. Ну, что застыл, скидавай порты и на диван!

Олег молча поднялся и пересел на диван. Желваки на его покрасневших скулах ходили ходуном. Было видно, что он на грани срыва и держится из последних сил. Глаза его были зажмурены, воздух со свистом прорывался сквозь стиснутые зубы, крепко сжатые кулаки побелели. Шло время, никто не произнес ни слова. Наконец, напряжение ослабло, дыхание его выровнялось, и сам он как-то стёк вниз.

– Да! – коротко выдохнул Олег, – ты извини, Филипп, даже не знаю, как так вышло, вдруг накатило и не справился…

– Как по мне, так очень даже справился. Ну, да ладно, попаниковали маленько и будет, пора делом заняться. Давай ка, приляг и поглядим, что там.

Олег лег, вытянулся на спине: -я готов.

Доктор аккуратно поднял штанину и принялся осматривать воспалившуюся культю. Руки у него были крупные под стать комплекции, на первый взгляд неуклюжие, толстые его пальцы порхали над пациентом словно бабочки над цветком, он трогал, тыкал, мял, поглаживал, жамкал, щипал кожу, мышцы и все это мягко, быстро и осторожно. Иногда, когда Олег сильно морщился от боли, доктор убирал руки и тихонько приговаривал: – Ну всё, всё. Наконец, он закончил, понюхал руки и спросил: – А кто тебе смесь для примочек делал? Не Иван ли Платонович?

– Да, дед Ваня, – Олег сел на диване и стал поправлять пустую штанину, – он меня лечил после и потом, еще, когда культю под протез формировали. Плохо у меня все заживало и сейчас нет- нет, да воспаляется. Дед Ваня говорит это потому, что я супротив иду, что никак не могу согласиться, что ноги больше нет, поэтому все у меня так долго и трудно идет. А ты откуда его знаешь?

– Да мы сто лет знаемся, он нам в Чечне в полевых госпиталях помогал раненых выхаживать. Сам приехал в расположение, привез мешок всяких трав, а потом девчонок гонял траву собирать. Знатный он травник, не гляди, что из начальников, сколько народу на ноги поставил, скольким ноги-руки спас, уберег от гангрены, от сепсиса. Ну, и теперь частенько к нему обращаюсь со сложными случаями. Ты деда слушай, он зря не скажет, а смирение для больного – первое дело. Ну, так! Лечение тебе никакое не нужно, продолжай пить дедов сбор и примочки делай. Если будет невмоготу, можно обезболивающие. Да, ты и сам все знаешь. Рубец у тебя неплохой, ничего тревожного не вижу. Если вдруг, культя цвет поменяет, отек будет нарастать, звони. И просто так, звони, – подмигнул он, – хороший ты парень, Олег, и картошку вкусно варишь! Пошел я, делов еще совковой лопатой не перекидаешь. Ты лежи, я сам дорогу найду и дверь захлопну. Давай, пока.

– Спасибо тебе, рад был знакомству, – протянул руку Олег.

Часть 2.

Во вторник ноге стало лучше, Олег даже сходил в магазин. Пошел без протеза на костылях. И не то, чтобы он пожалел, смысла жалеть не было, надо было идти, и он пошел. Но было тяжело и неуютно от чужого навязчивого внимания, было тошно слушать нескрываемый шепот, вот ведь беда какая, такой молодой, такой красивый и калека. И не было в этом искренности, был только страх и облегчение, слава Богу, что не у меня, что не со мной. Да еще на кассе вышла заминка, денег не хватило. Вроде, Олег все посчитал, но где-то промахнулся. Пришлось под недовольные возгласы из очереди спешно решать, что выложить, и Олег впопыхах выложил большую пачку пельменей, хотя именно за ними он и пошел. Захотелось вдруг пельменей, и вот, облом. Короче, день не задался с утра и самым лучшим решением Олег посчитал лечь спать и проспал до вечера.

А на следующий день ему позвонил Боков, и они договорились, что Олег через день придет на работу. Поговорили немного о пустяках типа погоды и ее влиянии на самочувствие. И как-то незаметно перешли на профессиональные темы и проговорили добрых полтора часа. Оба любили и знали дело, которым занимались, обоим было интересно. В конце они уже были на ты, тепло попрощались и Боков сказал, чтобы Олег не парился из-за костылей и приходил уже работать.

Утром первого рабочего дня Олег долго и придирчиво выбирал костюм, рубашку и галстук. И, наконец, остановился на темно-синем костюме в искорку, кипельно-белая, отдающая в легкую голубизну рубашка необыкновенно шла к его глазам. Окончательно собравшись, он придирчиво осмотрел себя в зеркало. Ну, что, вполне удовлетворительно.

Еще будучи совсем ребенком, Олег постоянно слышал вокруг восторженные возгласы. Волосенки его, тогда еще реденькие и светлые, торчали в стороны и создавали вокруг головы золотистый нимб, большие голубые глаза смотрели на мир радостно и с удивлением. Ангел, ну, чистый ангел, причитали материны подружки во время домашних посиделок и бабки у церкви, куда каждое воскресенье водила его бабушка, а потом дед. С возрастом волосы потемнели, глаза налились густой синевой, и Олег из ангела превратился в необыкновенно красивого парня, с той совершенной спокойной красотой, на которую не западал разве что незрячий. Той красотой, которая не имеет пола, над которой не властны время и мода, и при встрече хочется просто смотреть и смотреть, замирая от восторга. И Олег понимал это, он не считал свою внешность личной заслугой, которая делает его особенным, он вообще был убежден, что судьба человека – это прихоть планет. И это убеждение спасло его, когда он очнулся в госпитале на Пхукете и понял, что отныне его жизнь будет другой.

Когда Олег и Боков вошли в зону департамента экономики и финансов, все сотрудники толпились в холле. Калерия Наумовна уже предупредила, что Боков ведет знакомиться нового рукдепа. Хорошо бы прислали чьего-то сыночка. Будет себе попивать кофеек в кабинете и дожидаться очередного назначения, мечтал народ. От такого пользы нет, но и вреда никакого, если к нему с умом и осторожненько. А вот если новый «из простых» и пришел карьеру делать, вот это – трындец: сам будет жить на работе и другим жизни не даст. И вдруг общий гомон стих, на минуту повисла плотная тишина, а затем раздался звонкий женский голос: – Аф-фи-геть…! Народ, вы только посмотрите, Ален Делон нервно курит в сторонке! Товарищ, – ткнула женщина наманикюренным пальчиком в грудь Олега, – Вам не говорили, что Вы – оружие массового поражения?! Так, народ, не расходимся, будем писать коллективное письмо Первому, чтобы обязал, – она вопросительно посмотрела на Олега, – как Вас?

– Кравцов, – неуверенно просипел Олег, будто и сам не понимал, кто он есть, после пронесшегося торнадо в лице маленькой плотной яркой брюнетки средних лет.

– Ага, значит, Кравцов, так вот, так и знайте, господин Кравцов, мы будем просить, чтобы в офисе Вас обязали закрывать лицо маской, как Зорро, – хихикнула она, – во избежание нервных срывов в коллективе, – и вдруг засмеялась, молодо и звонко.

– Ну, Жильцова, ну, Света! – простонал Боков, – ты имей ввиду, что твое чувство юмора не все хорошо переносят, иммунитет нужен. Знакомьтесь, Олег, это Ваш прямой заместитель, Жильцова Светлана Алексеевна. С коллективом познакомитесь в рабочем порядке. Удачи. Работайте. – он коротко кивнул и вышел за двери.

– Ну, чего стоим? Начальство сказало работу работать. Давайте по местам. Никуда не денется ваш рукдеп, налюбуетесь еще, – и Светлана первая пошла к своему столу. Олег был благодарен ей за то, как легко и как-то между прочим она их всех объединила.

И покатилась рабочая жизнь. Олегу нравилось тут все. Работа была интересная и живая. Они понимали, что делают и, главное, зачем. Нравились люди, разные, каждый со своими прибамбасами. Но в целом, это был дружный боевой единый организм. И Олег часто с благодарностью вспоминал бывшего рукдепа, который сумел собрать и объединить хороших людей и отличных спецов. Они привыкли работать самостоятельно, только нужно было толково поставить задачу. По пустякам его никто не беспокоил, и уж если Света Жильцова заходила, значит, вопрос того стоил. Как-то они засиделись за полночь и, довольные результатом и друг другом, уже собирались домой. Светлана, покуривая Вок, вдруг спросила Кравцова: – Слушай, Олег, кадры дали инсайдерскую инфу, что ты не женат. Ты правда один, или …?

– Свет, сейчас отвечу, но в принципе не люблю я беседы на личные темы. Ты не обижайся, но как-то не привык я откровенничать по чем зря. Сейчас один, была жена, развелись не так давно. Детей нет.

– Ну ты даешь, – фыркнула Светлана, – детей нет, вот уж секрет, это в твоем личном деле есть. Ты лучше скажи, – ладно, ладно, – замахала она сигаретой, – все поняла и спрошу только один раз, она тебя бросила из-за травмы твоей?

Олег глубоко вздохнул и медленно произнес: – Даже если бы у меня выросла новая нога, я все равно был бы ей не нужен. Никакой. Не нужен. А травма… Что ж.. так совпало… Да, и какое это имеет значение. Если человек хочет уйти, его ничем не удержишь, ни чувством долга, ни чувством вины. И Света, на этом все. Не делай, пожалуйста из меня страдальца.

– Ну, последнее, Олег, на минуточку, – просюсюкала Светлана, – только скажи, она красивая была?

– Обыкновенная, Свет, обыкновенная миловидная женщина со средней фигурой.

– И почему же ты женился на такой простушке, выгода была?

– Была, Свет, огромная выгода, я любил ее. Вот ведь ты лиса Патрикеевна, и не хотел, а все тебе выложил за милую душу. Надеюсь, только тебе.

– Можешь не сомневаться. Со мною умрет тайна твоя, – подмигнула Светлана.

Олег ехал в такси и думал о том, как ему повезло с работой. Как все постепенно налаживается и быт уже так не тяготит его, и нога пока не подводит. Протез был хороший, пожалуй, самый лучший, дед Ваня тогда велел брать самый лучший немецкий Ottobock и добавил, когда не хватило. И теперь Олег не жалел, что отдал все свои накопления сверх того, что не покрыла страховка.

Особенно тепло он думал о Бокове. Тот сразу дал понять Олегу, что у него полный карт-бланш, есть задачи и их надо решать в срок, все остальное никого в принципе не волнует. И действительно не вмешивался, а на рабочих встречах часто хвалил Олега и работу департамента. И тут мысли Олега перекинулись на Первого зама Председателя Правления. Не нравился ему этот человек. И не в том дело, что внешность тот имел скорее отталкивающую. Дело в том, что рядом с ним Олег чувствовал опасность так, что волосы на загривке вставали дыбом. Очень неприятный был человек, Вениамин Семенович: – Но, начальство, как говорится не выбирают, да и встречаемся мы изредка, даже не разговаривали ни разу. Ну а то, что раньше встречались, так это ни на что не влияет. Так, эпизод и не самый приятный, я бы на его месте постарался забыть. Скорее всего, так и есть, и, похоже, он меня не вспомнил. – Так думал Олег Кравцов и ошибался.

Часть 3.

Двое мужчин вольготно расположились в глубоких креслах, рядом горел открытый камин, дрова уютно потрескивали, чуть-чуть тянуло душистым дымком. Когда-то давно молодой Веня Драгунов, сидя в тесной комнатенке на продавленной панцирной сетке, которая лежала на двух ящиках и служила ему кроватью, мечтал, что кровь из носу, любой ценой, но выбьется в люди, заработает кучу денег и построит большой просторный дом, в котором обязательно будет открытый камин. И он, Веня, сын вечно пьяного грузчика из овощного на углу, голодный и в обносках Жеки, мальчика из хорошей семьи и по совместительству его лучшего друга с детсадовских горшков, будет единолично наслаждаться тишиной, теплом и покоем, и никто и никогда не посмеет помешать ему. И Веня выбился, и не просто в люди, он входил в узкий круг сильных мира сего. И теперь, уже Вениамин Семенович, он номинально числился Первым заместителем Председателя Правления холдинга-гиганта, а фактически Вениамин Семенович управлял целой индустрией. Путь его был долгим, и даже будучи напрочь лишенный всех тех качеств, которые делают людей людьми, Вениамин Семенович не любил вспоминать прошлое. Ни к чему это. Да, всяко бывало, но он не один такой, ангелов вокруг него нет, они так высоко не залетают. Иногда Венина мать, старенькая сухонькая еврейка-полукровка, которая, будучи учительницей музыки, вышла замуж за уже тогда сильно пьющего слесаря Сему Драгунова вопреки не то чтобы запрету, а обморочному ужасу матери и молчаливому презрению отца, часто говорила, глядя на сына задумчиво и с сомнением, что, если бы он не был так похож на своего деда, ее отца, она бы подумала, что Веню подменили в роддоме. А так ей отчасти понятно, в кого же он уродился такой Иуда рода человеческого – в деда, который всю жизнь прослужил в органах и помнил еще Берию. Веня только усмехался в ответ. А дед помог ему и помог крепко, особенно на первых порах. Помог связями, деньгами, когда Веня только наращивал обороты. Помог бесценной информацией. Однажды он пригласил Веню в кабинет и передал ему несколько старых папок, в которых были собраны сведения на таких людей, что Веня по началу обомлел, но лишь на мгновенье. А потом ему как-то легко подумалось, что и такая номенклатура тоже люди со своими слабостями и ничто человеческое им не чуждо. Только вот за некоторые подобные слабости простых и даже не простых смертных приговаривали к высшей мере.