Подставить Ангела
Пролог
Перед глазами плясали ослепляющие яркие пятна, то расплываясь и перемешиваясь, то концентрируясь в чётких выпуклых границах. Фиолетовые, изумрудные, алые цвета сменяли друг друга, заставляя напряжённо наблюдать за хаотичным движением.
Это давалось мне с трудом – очень мешала острая боль. Чугунные веки не желали подниматься, лоб сдавило массивными тисками, при этом всю меня потряхивало, словно я скрючилась в барабане работающей стиральной машины.
Хуже всего было то, что я не помнила кто я и где нахожусь, больна я или здорова, есть ли рядом люди, готовые помочь, вытащить меня из ужасного положения, в котором я оказалась, объяснить, что со мной и как меня зовут.
Сквозь гул в ушах, сквозь плотную вату в голове прорывались незнакомые голоса. Впрочем, нет, один из них казался знакомым – довольно высокий, взволнованный тенор:
– Вы обещали! Я привёл её сюда, этого достаточно!
– Кто сказал, что достаточно? – отвечал сиплый, злой, принадлежащий мужчине постарше, голос. – Привёл – молодец. Больше ты ничего не должен. Пока. А теперь убирайся, если не хочешь остаться здесь навсегда.
– Нет! – кричал тенор. – Я не уйду без неё.
– Не уйдёшь – унесут, – грозился сиплый.
Я, сделав невозможное усилие, приоткрыла глаза и подняла голову. Пятна расплылись в стороны, образуя мутное окошко с надорванными краями. Сквозь болезненный туман я смогла увидеть серые, покрытые плесенью стены, решётку, загораживающую дневной свет. Меня сковал ужас: это тюрьма или больница для сумасшедших? Судя по тому, что я не помнила ничего о себе, второе было более вероятным.
Очень хотелось застонать и позвать на помощь, но я сдержалась. Подсознательно была уверена, что не нужно раньше времени сообщать, что очнулась.
Спор за стеной продолжался.
– Геля! Геля не верь им! Ничего не подписывай, они убьют…
Звук удара и последующего падения оборвал фразу.
– Идиот! – сквозь зубы выплюнул сиплый и позвал кого-то третьего: – Отвези его подальше отсюда и брось в ущелье, чтобы тело искали как можно дольше.
Последовал звук волочения. Моё сердце сжалось. К жуткой головной боли добавилась ещё и тянущая в груди. Кто этот парень? Кого он пытался предупредить? Меня? Тогда, выходит, я и есть Геля.
Геля… Как будет полное имя?
Тяжёлые шаги, последующий скрежет отпираемого замка испугали меня. Я уронила голову на комкастый тюфяк и плотно зажмурилась. Пусть думают, что пленница всё ещё в отключке.
Душный, пахнущий плесенью воздух пришёл в движение, потянуло куревом. Шаги приблизились, меня накрыла тень. Я не видела, но на физическом уровне ощутила её – озноб пробежал по всему телу. Боль усилилась, я сжала зубы, чтобы не стонать.
– Дылда! – позвал сиплый, но, вспомнив, что услал своего подельника, выругался, добавив: – Говорил, полдозы хватит этой слабачке! Так нет, тут все умные… Придурки! С кем приходится работать.
Высказавшись, человек направился к выходу, я осторожно приоткрыла веки, подсматривая за ним сквозь ресницы, но увидела только широкую, сутулую спину в грязной спецодежде.
Это совершенно точно не медицинский работник. На тюремщика тоже не похож. Вывод напрашивался неутешительный: я в плену у бандитов. Не зря парень кричал, что меня хотят убить, как только я что-то подпишу. Я богачка? У меня хотят отжать бизнес? Или просто квартиру или дом… Чем я владею?
Трудно сообразить, когда даже имени своего не помнишь. Геля…
Галина? Аглая? Глафира?
Ни одно из пришедших на ум имён не казалось родным.
======================
Дорогие читатели, рада приветствовать вас! Надеюсь, что останетесь с героями до финала. Впереди приключения современной девушки, столкнувшейся с удивительными, мистическими вещами прямо тут, в родном мире.
Глава 1
За полтора месяца до событий пролога
Кто любит зиму, тот я. Вернее так, я любила каждое время года по-своему. А больше всего мне нравилось их разнообразие. Летом тепло, можно выбегать на улицу, не кутаясь. Я, бывало, наслаждаюсь солнечной погодой или радуюсь очищающему дождичку и хочу, чтобы лето не кончалось! А придёт осень, вокруг такая красота и яркость! Подумается: какое классное время! Подольше бы не было морозов. А тут снег… Всё бело, свежо, по-детски счастливо!
Так примерно я и рассуждала, шагая декабрьским вечером из офиса домой. Размечталась и едва не налетела на стоявшего на моём пути парня. Сделала шаг вправо, чтобы разминуться, а он опять передо мной. Я влево, и он туточки. Посмотрела наконец ему в лицо и оторопела, узнав широкую белозубую улыбку:
– Эдик? Тихоновский!
– Привет, Удалова! Ты как всегда в облаках. Не зря в классе тебя Ангелом прозвали.
Я отмахнулась. Устала повторять, что прозвище моё – всего лишь усечённое имя, получила я его вовсе не по причине мечтательности и отличного поведения или успешной учёбы. Ангелина – Ангел, вот и всё! Тогда как Эдика дразнили Граммофоном как раз в соответствии с характером. Он вечно что-то вещал, всегда был в центре внимания и заводил весь класс. Завуч как-то сказала:
– Какой же ты Тихий, Эдуард? Очень даже громкий, граммофон просто какой-то!
Вот и повелось.
Я не стала вспоминать все эти истории, просто спросила:
– Каким ветром в наших краях? Тебя родаки вроде в Питер увезли.
– Ну-у-у-у… Не совсем в Питер, рядышком. Они там и живут, а я вот решил на разведку мигнуть в родной город, подвернулась интересная работёнка.
Мы шли в направлении к моему дому и болтали так, словно расстались только вчера, или позавчера. А ведь после школы уже семь лет пролетело! Около подъезда остановились, нужно было расставаться, хоть и жаль мне было терять душевный подъём, который Эдик умудрился организовать за четверть часа. Он всегда такой был: оптимист, весельчак, свой парень всем и каждому. Правда, я не особенно вписывалась в шумные компании, вращающиеся вокруг Тихоновского. Сторонилась, несмотря на то, что он был чуть ли не первым романтическим увлечением Ангела. Правильно говорят: противоположности притягиваются. Это я про себя. Эдик в притяжении ко мне замечен не был. Поэтому его слова поставили меня в тупик.
– На чай пригласишь, Гель?
Это в ответ на моё робкое «Пока». Догадался, что я не хочу с ним расставаться?
Стояла и хлопала глазами, словно пятиклашка, которой предложили решить интегральное уравнение. Попыталась вспомнить, что за обстановка у меня дома. Не разбросаны ли часом какие-нибудь детали женского туалета, вымыта ли посуда и вообще, найдётся ли хоть что-нибудь к чаю, кроме трёх корочек хлеба.
– Не комплексуй, Ангел! Я же не комиссия из Москвы. Посидим по приятельски, потреплемся. Пиццу я закажу. С тебя кипяток и заварка. Ну, и чашки.
– Ладно, идём, – согласилась я, точно вспомнив, что в квартире всё норм.
Всё-таки Эдик удивительный человек. Я не заметила, как пролетели три часа. Мы слопали пиццу, потом я раскопала в буфете бабушкино варенье из луговой клубники, мы его намазывали на крекеры и весело хрустели, вспоминая ласковый июнь. Тихоновский с таким мечтательным видом говорил о тёплом солнце, что я спросила:
– Тебе больше нравится лето?
– Да без разницы! Лишь бы не работать и не учиться. Ты, кстати, в деревню ездила на каникулы?
Я покачала головой:
– У нас нет родни в деревне. Так что только дача, дача и ещё раз дача. У меня родители фанаты грядок и теплиц.
Эдик посмотрел на меня недоверчиво и констатировал с кислой улыбкой:
– Много потеряла. Подростку в деревне раздолье. Никакого контроля, вкусная натуральная еда, экология, свежий воздух, купание, лес, грибы, всё такое.
– Ну, значит, не повезло мне.
Расстроилась я не из-за деревни, конечно, просто не понимала, к чему одноклассник завёл этот разговор. Он же продолжал с прежним нажимом:
– Гель! А разве тётки у тебя нет деревенской? Тут неподалёку, километров в ста?
– Какой ещё тётки? У меня и мама единственная, и у отца только брат.
– Не-е-е! Я имею в виду бабушкину сестру.
– Эк, маханул! – засмеялась я. – Ничего я от бабушки про сестру не слышала. Хочешь сказать, моих родственников лучше меня знаешь?
– Погоди! Неужели не слышала? Деревня такая – Баяки. Я туда с дружком одним ездил недавно. Познакомился с бабулей, мы ей дрова рубили. Так, чисто из благотворительности. Вот она и сказала, что имеет родню в городе, а фамилию твою назвала. Я удивился, мол, учился с Ангелиной Ударовой. Вот эта бабка и признала тебя за внучку. Собиралась письмо тебе написать.
– Не было никакого письма. Ты что-то путаешь, Граммофон.
Эдик посмотрел на меня долгим, необычно серьёзным взглядом и вздохнул:
– Ну, не было и не было. Может, ещё пишет. Но ты всё-таки в почтовый ящик заглядывай. Жалко бабулю, старенькая уже.
Я пообещала обязательно проверять почту и намекнула Эдику, что пора бы ему отчаливать. Из-за стола он вставал с печальным видом, немного повеселел, получив мой номер телефона, поскольку в его старой записной книжке значился только домашний стационарный, и тот в родительской квартире. Да и вообще, теперь все привыкли общаться в мессенджерах и, если разговаривать, то по мобильному.
Сговорились мы в ближайший выходной встретиться и погулять. Не скрою, мне был приятен интерес парня, который мне когда-то очень нравился. Всколыхнулось тепло в области сердца, я почувствовала себя школьницей, верящей в удивительное и прекрасное будущее.
***
Неужели в мою жизнь пришла любовь? Теперь, когда у меня появился парень – красивый, остроумный, щедрый, – все прежние переживания стали казаться глупыми, даже стыдными. Ещё месяц назад я всерьёз присматривалась к очкарику из курьерской службы, потом пыталась кокетничать с охранником офиса. А ещё коллега собиралась познакомить меня – приличную, как она тогда сказала, девушку – со своим великовозрастным сыном, который кроме игрушек в компьютере ничем не интересовался.
Смешно вспоминать, честное слово!
Первые недели после нашей случайной встречи с одноклассником я старалась скрыть от всех нечаянную радость, ведь сама ещё не верила, что Тихоновский всерьёз увлёкся мной. Бегала на свидания, каждый раз держа где-то на задворках сознания, что сказка может в любой момент закончиться.
Настоящая сказка! Эд относился ко мне словно к принцессе. Он был галантным, предупредительным, старался предугадать все мои желания, иногда ещё до того, как они возникли. А как целовался! О-у-у-у-у… Едва вспомню об этих нежных, будоражащих прикосновениях, по всему телу горячие волны расходятся.
Вечер, когда Эдик предложил мне стать его девушкой, не забуду никогда. Это было очень-очень эффектно. Я шла на встречу в полюбившееся нам кафе «Снежинка», не ожидая ничего особенного: ну, съедим по порции блинчиков, выпьем горячий глинтвейн, угостимся мороженым и пойдём гулять по центральному, уже украшенному к новому году проспекту. Граммофон будет как всегда сыпать шутками, окликать встречных девушек – тех что сканировали нас завистливыми или заинтересованными взглядами. Я же буду чувствовать себя самой счастливой девчонкой в городе. Да, что в городе? В стране! Или в мире. Так я думала. Однако в «Снежинке» меня ждал сюрприз.
Переступив порог кафе, я почувствовала согревающий, дующий с боков ветер тепловой завесы и сразу же стала разматывать толстый вязаный шарф, стягивающий на моей шее капюшон. Остановилась, оценивая уютную обстановку. Здесь было нарядно, празднично, красиво. Кругом поблёскивали новогодние гирлянды, с потолка свешивались гигантские мохнатые снежинки, в двух противоположных углах красовались, увешанные шарами ёлки. Народ ещё не успел набиться. За ближайшим столиком уплетали пирожные три юные подружки. Они хихикали, поглядывая в сторону, где сидел мой парень. Ещё бы! Он самый эффектный здесь. Нельзя не обратить на него внимание, если только у тебя есть глаза.
Возрастная пара, изучая меню, сидела по другой стороне от Эдика. За ними, в глубине, прямо около ёлки секретничали, склонив головы друг к другу, одетые в чёрное мужчины среднего возраста. Один из них глянул на меня, но тут же отвернулся, сделав вид, что пьёт из чашки.
Тихоновский встал, махнул рукой и крикнул, привлекая внимание всех присутствующих:
– Ангел! Любимая, я здесь!
Я побежала к нему, смущаясь пристальных взглядов.
Мы с Эдиком поцеловались, он помог мне снять пуховичок и отодвинул для меня стул. Когда я села, наклонился и, согревая ухо горячим дыханием, объявил:
– Прошу выслушать важное правительственное сообщение.
Я оценила сервировку стола, соответствующую торжественности момента, боясь предположить, о чём пойдёт речь.
Передо мной стоял бокал для шампанского, а на тарелочке лежали ломтики ананаса.
– Неожиданно, – других слов на ум не пришло.
Обаятельнейшая улыбка тронула губы Эдика. Он аккуратно открыл бутылку и разлил шампанское, сказав:
– Извини, безалкогольное.
– Это даже хорошо, – кивнула я, пьянея уже от предвкушения очень важного события.
Тихоновский сел и жестом фокусника выхватил из нагрудного кармана висящей на соседнем стуле куртки миниатюрную коробочку свекольного цвета. Раскрыв её, протянул мне:
– Ангел, ты согласна стать моей девушкой?
Я, как завороженная смотрела на изящное колечко, усыпанное мелкими бриллиантиками. Вообще-то я уже чувствовала себя его девушкой. Только его и ничьей больше! Потянулась, выдернула из мягкого захвата перстенёк, покрутила рассматривая:
– Какое красивое!
– Не думай, что бижутерия, – серьёзно заметил Эдик. – Золотое. И камни настоящие.
– У меня до сих пор не было ничего такого.
Тихоновский широко улыбнулся, забрал у меня кольцо и торжественно надел на мой подрагивающий от волнения палец:
– Так понимаю, ты согласна?
– Да.
– Обручальное будет дороже, обещаю.
Это что сейчас было? Лучший в мире парень намекнул, что наша дружба имеет перспективу?
У меня закружилась голова. От счастья, от чего же ещё?
Мы сидели, разговаривали. Эдик давал обещания, что как только решит свалившиеся на него проблемы, познакомится с моими родителями и попросит у них моей руки. Потом мы поедем в Питер…
Вообще-то я прекрасно знала его родителей, как и он моих. Всё-таки мы учились вместе, в классе часто устраивали разные праздники, куда приглашали мам и пап. Но ведь это совсем другое! Мне импонировал ответственный подход моего парня к выстраиванию отношений. Это было даже неожиданно, для его имиджа.
Лишь уходя из «Снежинки», я невольно обратила внимание на тех двух мужчин в чёрном. Уж очень недобрыми взглядами они провожали нашу сияющую счастьем пару.
Глава 2
На работе мой сияющий вид заметили все. Некоторые коллеги, кто считал себя моими подругами, так или иначе выпытывали, что такого грандиозного случилось в моей жизни. Молчать было сложно, а колечко, сверкающее на моём пальце, говорило само за себя.
– Признавайся, – теребила меня любопытная Вика из отдела снабжения, она всегда первой узнавала новости офиса, – замуж выходишь? Твой парень сделал предложение? Как это случилось? На свадьбу пригласишь? Когда будете отмечать?
– Мы пока ничего не планируем, – я пыталась унять её пыл. – Летом, наверное. Или осенью.
– Да ты чего! – возмущалась сотрудница, пихая меня в плечо. – Пока мужик не разочаровался, хватай и беги! Все эти откладывания добром не кончаются. Вон, Варя из бухгалтерии, тоже тянула-тянула, всё чего-то рассчитывала то по нумерологии, то по гороскопу, а её Вовчик на Лариску, подружку Варькину, запал. Тоже думала, что никуда не денется.
– Я ничего не думаю, – мне хотелось поскорее прекратить неприятный разговор, – Любовь либо есть, либо её нет. А если нет, и ловить нечего. Иди, пожалуйста, к себе, Вика. Я должна проект к завтрашнему дню завершить.
– Ну-ну, – фыркнула сплетница, отрывая зад от моего стола, на котором нагло сидела во время разговора, – типа умные все, в советах не нуждаетесь.
Вика ушла, а настроение моё не торопилось подниматься. Я полезла в сумочку, достала из неё фотографию выпускного класса, где в центре смеялся Эдик Тихоновский, подсунула карточку под стекло на своём столе так, чтобы, даже работая на компьютере, могла видеть любимого, чуть-чуть скосив глаза. Его улыбка всегда меня вдохновляла! Я постаралась забыть о навязчивой «подруге» и углубилась в работу. Начальник срочно требовал черновой вариант, торопится изучить и сделать замечания, чтобы я смогла до праздников исправить все ошибки и недочёты.
Сотрудницы шушукались, поглядывая в мою сторону. Иногда я слышала отдельные фразы, сказанные излишне эмоционально. Смысл их сводился к непониманию, что такого мог найти во мне – такой неприметной и неинтересной – эффектный, даже неподражаемый парень. Вывод сделала Вика, она нарочно сказала громче, чтобы кое-кто слишком увлечённый работой всё-таки расслышал:
– Да хата ему нужна Гелькина! У неё же двухкомнатная в центре! Женится, уговорит продать, и взять в ипотеку трёшку, а потом выставит нашу наивняшку за порог.
– А если дети родятся? С детьми не выставит, – резонно заметила рассудительная и вдумчивая Надя.
– Ой, – махнула на неё, отстаивая свою теорию Вика, – ты не знаешь мужиков! Видела Гелькиного брюнета? Да на нем жирным шрифтом написано: «альфонс и мошенник»!
Я торопливо сохранила файл, отправила его по сети начальнику и выбежала из комнаты. Пусть без меня обсуждают. Пустомели! Около четверти часа провела в дамской комнате. Прикладывала к раскрасневшимся щекам смоченные холодной водой ладони, долго и тщательно расчёсывала волосы, даже сделала несколько дыхательных упражнений. Успокоившись, пошла на рабочее место. К моему великому удовольствию, сотрудницы разошлись, и теперь каждая упорно смотрела в экран своего компа.
– Геля! – обратилась ко мне Надежда. – Там у тебя мобильный в сумке надрывался.
– А! – я полезла в сумку. – Спасибо, Надь.
– Наверное, парень твой тебя потерял, – выглянула из смежного кабинета Вика.
Перезванивать я не стала, увидела сообщение и ответила на него. Эдик собирался встретить меня после работы и спрашивал, когда удобнее подойти.
«Что ж, это очень даже кстати! – с чувством превосходства подумала я. – Пусть «эти» увидят, как относится ко мне мой парень! Никакой он не мошенник».
Стоило мне выйти на улицу, сразу же заметила Эдика. Он широко раскрыл руки, спеша мне навстречу, как всегда сияя улыбкой. Тихоновский приподнял меня, заключив в объятья, и закружился. Оборот, второй, третий… Недавно выпавший снег звонко скрипел под его ботинками, я смеялась, совершенно позабыв об испортивших мне настроение сплетницах. Ни о ком и ни о чём не хотела думать. Эдик опустил меня на землю, обнял за талию и повёл к дому.
По дороге мы зашли в магазин, купили продукты. Пакет получился тяжёлый, Эд вызвался его донести. Я обрадовалась и намекнула, что совсем не буду против, если мы поужинаем вдвоём.
– Отличная мысль! – воскликнул мой парень. – Я сам хотел напроситься, да не знал как.
– Ой! – шутливо подмигнула ему я. – Чтобы Граммофон растерял все слова? Никогда не поверю.
Весело, с шутками, мы довольно быстро дошли до моего дома. Я открыла дверь подъезда, оглянулась посмотреть, как Эдик протиснется в проём с тяжёлой сумкой, и запнулась. Я заметила двух мужчин, показавшихся мне знакомыми. Они были одеты в чёрное, держались поодаль, но пристально за нами наблюдали. Мои ноги будто вросли в пол.
– Ты знаешь, кто это? – спросила я, указывая глазами во двор.
Тихоновский не оглянулся, лишь легонько подтолкнул меня:
– Проходи, Геля! Не нужно смотреть.
– Ты их знаешь? – испуганно спросила я, когда дверь за нами закрылась.
– Не знаю, и знать не хочу, – ответил Эд и, взяв меня под руку, повёл вверх по лестнице.
Непривычно серьёзный, даже строгий голос удивил, моего парня будто подменили. Я шла, напряжённо размышляя, стоит ли расспрашивать дальше, или лучше успокоиться тем, что мне было сказано. Не успела ничего придумать. Эдик остановился на площадке около почтовых ящиков и попросил:
– Проверь, пожалуйста, нет ли письма.
Меня это почему-то разозлило. Чего он, спрашивается, привязался ко мне с этим письмом? Звякнув связкой ключей, нашла тот, что от ящика, открыла, продемонстрировала Тихоновскому пустоту внутри, сердито заперла и стала подниматься дальше.
– Гель, ну ты чего? Не дуйся, просто переживаю.
Можно подумать, он один переживает! Письмо какой-то неведомой бабули из неизвестной мне деревни меня лично совсем не волновало, а вот странные дядьки, то и дело попадавшиеся нам с Эдиком на пути, сильно нервировали.
Только войдя домой, я почувствовала себя в безопасности, прекратила молча кусать губу и даже взялась исполнять роль радушной хозяйки.
***
Мы с Эдиком в четыре руки занялись ужином. Это было забавно, как будто мы играли в увлекательную игру, то и дело отвлекаясь на обнимашки, подшучивая друг над другом и пускаясь в рассуждения о пользе совместной деятельности на кухне, что, в общем-то, нисколько не мешало процессу приготовления. Разделавшись с вермишелью, приправленной фирменным чесночным соусом Тихоновских, и куриными наггетсами, мы стали пить чай. Мною овладело благостное состояние, когда кажется, что ты достиг вершины чего-то очень доброго и светлого и стараешься растянуть чудесные мгновения до бесконечности. Однако, заданный гостем вопрос потревожил призрачный кокон, в который я спряталась.
– Это твоя квартира? Геля! Ангел, ты слышишь меня?
Я слышала, но насторожилась и не захотела отвечать сразу:
– А что?
– Да, ничего, – пожал плечами Тихоновский и хлебнул из кружки, издав при этом довольно звонкий хлюп. – Просто подумал, что редко кому к двадцати четырём годам удаётся обзавестись собственной хатой. Съёмная?
– Мамина, – ответила я, внимательно разглядывая своего парня. Неужели Вика права, и Эдик ухаживает за мной с прицелом на жильё. – А ты где живёшь?
– Ой, не спрашивай! – Отставляя опустевший бокал, вздохнул мой парень. – Родаки всё продали, когда переезжали, так что меня приятель приютил на самой окраине.
Такое у него стало печальное лицо, что я не могла не посочувствовать. Сказать ничего не успела, Тихоновский встал и попросил разрешения осмотреть квартиру.
– Ты же в прошлый раз всё обходил, – напомнила я.
– Да ладно, тебе, Ангел, – засмеялся парень, – не будь душнилой!
Не дожидаясь ответа, он пошёл в большую комнату, считавшуюся залом, а оттуда в смежную с ней спаленку. Порядок я поддерживала, на этот счёт не переживала, но в мозгу гвоздём засел вопрос о мотивации Граммофона. Неужели его интерес к бывшей однокласснице сводился к жилищному вопросу?
Даже хорошо, что квартира мне не принадлежит. Лет восемь назад крошечную двушку в центре города моей маме подарила благодарная пациентка по имени Дарья Матвеевна Матвеева. Так случилось, что эта очень состоятельная и успешная бизнес-леди попала в реанимацию, где медицинской сестрой работала моя мама. Что-то там случилось: прибор, поддерживающий больную, сломался, или электричество дало сбой, или ещё что, мама вовремя сориентировалась, забила тревогу и вручную поддерживала пациентку до прихода врачей. Ей потом даже премию дали. Кроме того, Матвеева уговорила отличившуюся медсестру оказывать ей услуги на дому: когда уколы делать, когда давление измерять, когда просто поддержать морально. Всё-таки одинокой женщине, окружённой завистниками, льстецами и недоброжелателями приходится несладко. После двух лет довольно тесного общения Дарья Матвеевна купила для надёжной помощницы квартиру. Всю эту историю Эдик постепенно выудил из меня, неторопливо прохаживаясь по комнатам.
– Да-а-а… – протянул он, – повезло тебе. Другие бы сдавать стали за большие деньги, а твои разрешили дочери здесь жить.
– Тут до работы ближе, – оправдывалась я. – Потом, ты же помнишь, у меня ещё брат с сестрой. Им теперь каждому по комнате досталось.
– Класс! – оценил мои обстоятельства Тихоновский, подошёл к письменному столу с журналами по дизайну, которые я любила просматривать, изучая модные тенденции, переложил их из одной стопки в другую, и сделал заключение: – Значит, письма нет.
– Нет! – рявкнула я. – Говорила же!
– Ну, не сердись, Ангел! – расплылся в обаятельной улыбке Эдик, шагнул ближе ко мне, обнял, поцеловал и шепнул на ухо: – Прости моё любопытство.
– Ладно, – смягчилась я. – Проехали.
Парень мягко потянул меня, приглашая прилечь:
– Ты позволишь мне остаться?
– Э-э-э… – Не то чтобы я была против близости, но настойчивый, даже самоуверенный тон заставил меня передёрнуться, снова вспомнились подозрения, высказанные главной сплетницей офиса. – Прости, Эд…
– Что не так? Геля, любимая, ведь мы пара! Разве нет?
– Ты насовсем хочешь остаться, или только на ночь? – спросила я, освобождаясь от объятий.
– А что, – криво усмехнулся Тихоновский, – насовсем не вариант?
– Вариант, – кивнула я, – только мне нужно согласовать это с мамой. Это ведь её квартира.
– Ты взрослый человек… – начал Эдик сердито, но сам оборвал себя и улыбнулся. – Лады. Извини, я просто не ожидал, что ты откажешь. Извини. Я подожду.
– В эти выходные как раз собиралась навестить родителей, – стараясь смягчить ситуацию, заверила его я, – думаю, они не станут возражать, но согласись, будет неловко, если кто-то из моих неожиданно явится и застанет нас.
– Ты права. Не парься, я всё понял. Тогда пойду? А то мне ещё добираться часа полтора, сейчас автобусы редко ходят.
Он быстро собрался и ушёл, даже не поцеловав меня на прощанье. Обиделся всё-таки.
Я кинулась на кухню, чтобы выглянуть в окно и позвать Эдика обратно. Что, в самом деле, выдумала? Родители меня уж года два не контролируют. Я успела увидеть, как парень вышел из подъезда, на секунду замер, осматривая двор и торопливым шагом направился к ближайшей остановке. Я лихорадочно дёргала ручку оконной рамы, но ту заклинило, мне так и не удалось её повернуть. Тогда я прижалась носом к стеклу, постучала по нему кулаком и крикнула, вдруг Эдик услышит.
Воздух как будто исчез, я оказалась в вакууме. Вообще не могла дышать – всё от того, что заметила две мелькнувшие в свете фонарей тени. Что? Снова те чёрные мужики? Они следят за Тихоновским? А я-то, дура, выгнала парня на улицу! Схватила забытый на кухонном столе мобильник, стала искать номер своего парня, чтобы предупредить его хотя бы. И тут…
Слушая гудки, я как заворожённая смотрела на неспешно, со звериным достоинством, бегущего по проезжей части волка. Настоящего, матёрого, очень крупного.
– Да? – отозвалась любимым голосом трубка. – Ты уже соскучилась?
– Тут волк, – сипло ответила я. – Эд, за тобой бежит жуткий волчара.
– Тебе показалось, – очень серьёзно, словно делая внушение, ответил Тихоновский. – Тебе привиделось, Ангел. Нет здесь никаких волков, даже собак. Ложись спать.
Зверь уже скрылся, так что я не могла сфотографировать его, чтобы подтвердить свои слова. Вздохнула и попросила:
– Позвони, когда доберёшься, пожалуйста.
В ответ раздался ядовитый смешок. Ну, понятно, могла бы оставить парня у себя и не волноваться за него. Через мгновение, Эдик всё-таки пообещал:
– Ладно. Пришлю сообщение. Споки!
Я поплелась готовиться ко сну. А что ещё делать? Не звонить же в полицию. Может, мне и правда, показалось.
Глава 3
Письмо всё-таки нашлось.
На следующий день, возвращаясь домой одна, я столкнулась около лифта с дамой из соседней квартиры.
– Извините, девушка, – обратилась она ко мне, – сын ещё неделю назад принёс почту, а я только-только стала её разбирать. Знаете, мы здесь недавно, новый адрес никому не сообщали, вот и не жду корреспонденции. В ящик одну рекламу пихают. А тут вдруг письмо. Странное такое. Конверт как из позапрошлого века. И толстое. Я даже испугалась сначала, а потом увидела, что и фамилия чужая, и номер квартиры другой.
– Мой? – насторожилась я.
– Всё забываю обратно в ваш ящик бросить, – извинялась соседка, – давайте, раз уж мы встретились, я вам прямо в руки отдам.
Мы поднялись на этаж, я, дожидаясь, когда мне вынесут письмо, достала мобильный и набрала номер Эдика, чтобы его порадовать. Увы, абонент оказался недоступным. Дама вышла через минуту. Улыбнулась мне, прочла строку с именем получателя:
– Ангелина? Приятно познакомиться. Меня зовут Светлана Сергеевна, а сына Серёжа.
Я улыбнулась, поблагодарила и поспешила скрыться в квартире. Признаться, конверт жёг мне руку. Не физически, просто взяв его, почувствовала тревогу, даже забыла, что собиралась звонить Эдику.
Может, не вскрывать, просто выбросить, как будто и не было никакого письма? Или сжечь… Я даже огляделась, прикидывая, как можно безопасно уничтожить объёмное послание. В раковине? Или лучше в ванной? Следы, наверное, останутся. А если противень подложить? Перед глазами возник образ пылающего в ванной костра и послышался тоненький плач.
Что такое? Это у соседей? Не такая уж у нас и слышимость. Другое дело перфоратор или низкие частоты современной музыки, но, чтобы разговоры или рыдания… Никогда раньше не проникали чужие голоса.
– Так и быть, – пообещала я письму, – прочитаю тебя. Но если что, уничтожу, не обижайся.
В зале включила торшер, уселась на диван и аккуратно надорвала конверт по его правому краю. Вытащила сложенный вчетверо лист шершавой серой бумаги – толстой и упругой. Разгладила его на колене, поднесла к глазам.
«Дорогая внученька, обращаюсь к тебе с великой просьбой. Прости, но больше не к кому. И, хоть я клятвенно пообещала сестрице своей забыть о ней и о её дочери, не смогла это исполнить. Все годы после нашей ссоры я интересовалась ими, а потом и внуками.
Поверь, милая Гелечка, если б не крайняя нужда, не стала бы тебя беспокоить, но так уж сложилось, не дал Господь женского счастья, своих детей не имею, и кроме вас некому передать своё послушание. Ты из троих старшенькая. Сестрёнка мала, не справится, а братец… Поверь, мужскому племени труднее удержаться от соблазнов. Вот и получается, что одна ты – моя надежда и опора.
Доверить опасную тайну бумаге опасаюсь, расскажу всё при встрече. Приезжай в Баяки, зайди в большой кирпичный дом рядом с магазином, скажи хозяину, что ты моя внучка, он тебе всё объяснит. А чтобы поверил, назови имя моей прабабки, Клаша помнит, у неё спроси.
Только про письмо моё молчи. Никто, даже родня, знать о нём не должен. Опасно это. Для них опасно. Ты, как моя преемница, не пострадаешь, а те, кто рядом, защиты не имеют.
Целую тебя в сладкие щёчки,
Твоя двоюродная бабка Ефросинья».
Что началось-то?
Я повертела бумагу, понюхала даже, уловив тонкий свечной запах. Ещё раз перечитала.
Тревога ушла, её сменило любопытство.
Как это называют в народе? Синдром отличницы. Он про меня. За вечное стремление решить задачу, тщательно выполнив все условия, меня уважали учителя и начальники, зато презирали одноклассники, недолюбливали коллеги. Увы, сколько ни убеждала я себя придерживать рвение и критически относиться к подброшенным жизнью испытаниям, переродиться не могла. Есть задание – нужно выполнить идеально, во всяком случае, постараться.
Итак…
Первое: я, конечно, поеду в эти Баяки, посмотрю, что за старушка там обитает, и узнаю, зачем я ей понадобилась.
Второе: в субботу так и так собиралась навещать родителей, а бабушка Клаша живёт в соседней с ними квартире, у меня будет возможность расспросить её о сестре.
Кстати, почему она молчала о ней? Просто забыла? И при этом помнит имя своей прабабушки. Бабуля вообще не рассказывала нам о своём прошлом, да мы, собственно, не интересовались. Значит, пришла пора выпытать у неё всё!
Третье, самое сложное. Не говорить Эдику о письме.
Ефросинья однозначно предупредила, что знание о нём опасно для всех, кроме меня. Даже не это явилось главным аргументом. За моим парнем следят, пусть он сам и не верит в это. Но я-то видела, и не раз! Мало чёрных мужиков, так ещё и волк!
Как бы не хотелось мне отправиться в Баяки вместе со своим парнем, я приведу туда «хвост». А этого делать не стоило. Во всяком случае до тех пор, пока не разберусь, что там вообще приключилось.
Конечно, есть вариант, что Ефросинья свихнулась от одиночества, но пока такие выводы делать рано. Тем более, если вспомнить, что Тихоновский вспоминал её, как вполне адекватную старушенцию.
Решено! В субботу навещу своих, а в воскресенье мигну к скучающей в деревне бабуле. Прямо от них и поеду.
Выстроив план, я стала готовиться. Нашла в телефоне карту, построила маршрут. Автобусы в эти Баяки ходили регулярно. Вернее, они проезжали мимо, останавливались на трассе, от которой нужно топать примерно полтора километра, зато из-за того, что это не конечная, я могла выбрать из нескольких маршрутов наиболее подходящий по времени.
Ого! Можно билет забронировать. Удобно.
Меня охватил азарт, который я всегда ощущала, получая новое нестандартное задание. Штамповать стандартные проекты – не мой удел. Всегда предпочитала что-то с изюминкой, с закавыкой, чтобы мозги включались.
В таком приподнятом, оптимистичном настроении я отправилась ужинать, предварительно спрятав письмо бабушки Ефросиньи в тайный карман дорожного рюкзачка.
***
Накануне моей поездки к родителям мы с Эдиком снова встречались. Домой ко мне он заходить отказался, лишь спросил, не приходило ли письмо из деревни. Меня так и подмывало признаться, сцепив зубы, промолчала. Моё напряжённое лицо заставило Тихоновского пуститься в объяснения:
– Не злись, Ангел! Я всего лишь переживаю за твою бабку, она ведь собиралась отправлять письмо! Вдруг с ней что-то случилось, теперь лежит, нуждается в помощи. Ты бы съездила в эти Баяки. А? Что скажешь? Я составлю компанию.
Соблазн согласиться был велик, но я отрицательно покачала головой, решив следовать первоначальному плану. Пробубнила только себе под нос:
– Тебе совсем нечем заняться?
– Да так… Я, конечно… – Пожалуй, я впервые видела, как Граммофон не может подобрать слов. – Ладно, подождём ещё. Ты завтра к своим?
– И завтра, и послезавтра.
– Тогда до понедельника?
– До понедельника. Будь осторожен.
– Что опять? – вернулся в обычное насмешливое состояние мой парень.
– Я серьёзно видела, как тебя преследовал волк.
– Не парься! Видишь, цел и невредим. Наверное, это был дрессированный волк, из цирка сбежал, его уже изловили и вернули в клетку.
– Ага! Да случись такое, блогеры подняли бы шум на весь интернет!
– Геля, пожалуйста, не поддавайся паническим настроениям. Всё будет нормально. Слышишь? Никто меня не преследует.
– Хм… – кивнула я, указывая за спину, – … а те двое просто так гуляют по тем же улицам, что и мы? И в кафешки те же самые заходят.
Эдик остановился, но оглядываться не стал, лишь притянул меня к себе, схватив за плечи, поцеловал в лоб и улыбнулся:
– Холодный. С тобой точно всё в порядке, Ангел? Мне показалось, что у тебя паранойя. Нет же никого!
Таким тоном говорят с малыми детьми или капризными стариками. Я через силу улыбнулась и пожала плечами. Раз Тихоновский хочет, чтобы я думала, что слежки за ним нет, сделаю вид, что ничего не замечаю. Только вот гулять у меня настроение пропало. Я попросила Эдика проводить меня и наказала сразу ехать домой, пока транспорт ходит более-менее регулярно. Парень, кривляясь, взял под козырёк:
– Есть, мэм!
Свидание оставило у меня непривычно подавленное настроение. Наверное, из-за обмана, хоть я и не впрямую соврала, а всего лишь умолчала о получении письма. Или сказывалось волнение перед запланированной поездкой к незнакомой старушке в неизвестную мне деревню.
Спала я плохо, стоило задремать, как видела волка и даже говорила с ним. Зверь голосом Эдика убеждал меня, что не имеет злых намерений, и вообще, в цирке четвероногих артистов отлично кормят, поэтому охотиться, тем более за людьми, им совершенно незачем.
Встала рано, быстро собралась и поехала по своему бывшему адресу. Брат ушёл в универ, сестра в школу, любящие родители встретили меня так, словно я опять была единственным ребёнком, хоть давно уже взрослым. После расспросов о моей работе и рассказов о своих проблемах, мама всё-таки переключилась на младших детей. Сына хвалила за серьёзный подход к занятиям, а на дочку жаловалась:
– Вообще не понимаю, в кого такая безалаберная уродилась! Вы же нормальные, ответственные люди, а у этой вертихвостки одни тусовки на уме.
Мы отлично пообщались, даже сыграли с папой в нарды. Он, разумеется обыграл меня три роза против одного моего, чему был страшно рад и приговаривал, потирая руки:
– Есть ещё порох в пороховницах, а, доча?
– Ты бы в шахматы с ней сразился, – смеялась мама, – я бы посмотрела, у кого ещё мозги работают как надо.
– Можно и в шахматы, – бравировал отец.
Осуществить это намерение мы не успели. Из школы вернулась Ленка – наша егоза тринадцати лет. Она наспех поела, чмокнула меня в щёку, назвав лучшей старшей сестрой на свете, и умчалась на тусу с девчонками. Вскоре пришёл братец, тоже съел мамин борщ, скупо поблагодарил и удалился в свою комнату заниматься курсовым проектом. С Данилой и прежде у нас точек соприкосновения не находилось, а теперь, когда я жила отдельно мы вообще стали посторонними, сложно было представить, что я этого серьёзного паренька когда-то забирала каждый день из садика и вела за руку домой.
Как же стремительно мчится время!
Задумалась и не сразу расслышала мамин вопрос:
– Ты ведь у нас переночуешь? Постелю тебе в Ленкиной комнате.
Хм… «В Ленкиной». Когда-то это была наша общая, девичья, комната.
– Ненужно, мам, – покачала я головой. – У бабушки переночую.
– А, ну правильно. Она что-то в последнее время всё тоскует. Обижается на нас. Хорошо, если ты её навестишь.
– Конечно, навещу. Я тоже скучаю.
Бабушку перевезли сюда, когда соседи выставили на продажу квартиру. Бывшую её хрущёвку в другом районе пришлось продать, и добавить денег, взяв ипотеку. Это казалось прекрасным выходом. Для нас возможно и так, особенно для меня, ведь я избавилась от обязанности гулять с Ленкой и проверять уроки у Данилы. А вот, бабушка через некоторое время стала жалеть о старом дворе, где остались её многочисленные подружки. Особенно после того, как мы все выросли и больше не нуждались в её заботе.
Так и не сказав маме о том, что собираюсь навестить нашу таинственную родственницу, я отправилась в гости к бабуле, благо для этого было достаточно перейти площадку на лестничной клетке.
Как же она обрадовалась! Тут же выставила на стол разнообразные сладости, в том числе мою любимую пастилу домашнего приготовления.
– Ленке не говори, – с загадочным видом просила меня бабуля, – прячу от неё. Половину того, что я приготовила, утащила – мать Тереза! Ладно бы сама, а то всё подружек угощает, будто голодающих каких.
В чём другом, а в скупости моя сестрица замечена не была. С младшего садовского возраста подкармливала бездомных кошек, уток и белок в парке, и ребятишкам на детской площадке норовила вручить утащенные из дома конфеты или вафли.
Расспросив бабулю о её житье и слопав почти всю выставленную пастилу с ароматным смородиновым чаем, я задала интересующий меня вопрос:
– Ба, скажи, а как звали твою прабабушку?
– Прабабушку? – удивилась она. – А чего это тебе вдруг её имя понадобилось?
– Ну так, интересно. Сейчас ведь все, кому не лень, предков своих изучают. Сайты даже специальные есть, где можно генеалогическое древо семьи построить. А я не имею представления, кем была твоя мама и бабушка, тем более, прабабушка.
– Интересно, говоришь? – бабуля задумчиво помассировала мочку своего уха. – Что ж, слушай. Предки у нас были очень непростые. Раньше-то приходилось молчать о таких. Я привыкла, никому, даже матери твоей словечком не обмолвилась. Тебе скажу, только…
– Что? – я удивилась тому, что простой в общем-то вопрос предполагал какие-то условия для получения ответа.
– Очень прошу, никому больше не рассказывай. И ни в коем случае в интернеты эти свои не выкладывай. Обещаешь?
– И не собиралась даже.
Бабушка кивнула, облокотилась на кухонный стол, за которым мы сидели, устремила взгляд в неведомую мне даль и начала рассказывать.
Глава 4
Мне было тепло и уютно вот так сидеть на бабулиной кухне, слушать её неторопливую певучую речь. Во мне пробудились почти забытые ощущения, словно я, как это случалось в детстве, выполнила все домашние задания и, пока мама загоняет младших в постели, улизнула в соседнюю квартиру послушать сказки. Я много читала и очень любила книги, особенно, с иллюстрациями, однако именно рассказанные бабушкой Клашей истории оставляли в девичьем сердце ни с чем не сравнимое ощущение чуда.
…
Значит, любопытно тебе, Гелечка, что за предки были у нас в роду. Слушай. А то ведь мои тайны в могилу вместе с гробом закопают. Тебе, как самой серьёзной и ответственной, раскрою секреты. Ольге не говорила ничего, да она, слава тебе Господи, и не спрашивала. Я, честно говоря, боялась за дочь, и без того лет двадцать назад Олюшка мистикой увлеклась, прознала б тогда о своих возможностях, не успокоилась.
Чего глаза вылупила? Нет! Нет ничего, теперь я точно знаю, что на мне дар истаял. У Ольги не проявился, у вас с Ленкой тоже. Можно умирать спокойно.
Ты спрашивала о моей прабабке, так она и была самой сильной. Имя её Олига – особенное. Но так запросто люди к ней не обращались. Олига-Вещая – под этим прозвищем прославилась она в нашей округе. Великая прозорливица была, даже до столицы слухи о ней доходили, много кто приезжал в Баяки, чтобы про судьбу свою расспросить.
Хорошо ли это, всё наперёд знать, сомневаюсь. Олига на двести лет за собой потомков видела, от неё и пришёл наказ дар свой прятать, мол, настанут времена, когда всех особенных, что из толпы торчат, по дальним весям ушлют на погибель, а кого и тут расстреляют.
Дочь Олиги Меланья – бабушка моя – уже не так известна была. В будущее заглядывать отказывалась, уверяла всех, что Господь отнял у неё дар предвидения. Травы собирала, снадобья готовила, вот и считали её знахаркой, не более того.
Меланья родила Елену, мою матушку. Она и вовсе затаилась, стала как все односельчане жить, скопленное, что в избе нашлось, в колхоз сдала, работала на ферме, а если и ворожила, никто об этом знать не мог. Тяжёлые были года, как мы выжили, трудно понять. Кроме как чудом объяснить не могу. Вот и думай, был у моей мамы дар, или это Бог её хранил.
А я? Меня в город тянуло с неимоверной силой. Ещё девчонкой уговорила мать отпустить меня в училище медицинское, куда угодно готова была уйти, только бы от деревни подальше. Елена предупреждала, что бегать от своего предназначения нехорошо, я не слушала. Отреклась. Так что, если и было что во мне заложено, не проявилось.
Жалею? Нет. За себя, за дочь и внуков, приняла решение, и убеждена, что оно верное.
…
Бабушка замолчала, глядя на висевшие в углу над кухонным столом иконы. О чём думала, не представляю. У меня гортань жгло любопытство: почему не сказала про сестру? Ефросинья в письме сообщила, что Клаша взяла с неё обещание забыть о ней навсегда, неужели и сама выбросила из сердца память о той, с кем выросла под одной крышей? Выждав пару минут и убедившись, что бабуля ничего не собирается добавлять, спросила:
– Получается, у каждой женщины из нашего рода одна-единственная девочка рождалась? – Видя, как поджала губы недовольная моим вопросом рассказчица, я упрямо уточнила: – У Олиги Меланья. У Меланьи Елена. У Елены ты. Так? Почему же у мамы нас трое? Ещё и сын.
– Кто ж тебе скажет? Я не знаю. Связано это с предназначением, или ещё с чем. Не меня нужно спрашивать. – Бабуля поднялась, тяжело опёршись на столешницу и, строго сдвинув брови, велела: – Иди, Геля. Знаешь ведь, где брать постель, раскладывай диван. Поздно уже. Засиделись. Я, ежели в десять не усну, потом всю ночь буду вертеться.
Так и не сказала мне про Ефросинью. Что ж, придётся мне самой во всём разбираться.
Чем уж так утомили меня бабушкины рассказы, не имею представления, только проспала я дольше обычного. Утреннюю дрёму разогнал звонкий голосок сестры. Узнав о моём визите, Ленка с утра пораньше явилась к бабуле и безапелляционно потребовала срочно разбудить «эту засоню».
Виделись мы редко, но я следила за соцсетями сестрёнки, куда она регулярно выкладывала истории, селфи, рилсы и прочие новости, поэтому не слишком удивилась, увидев вполне оформившуюся девушку. Разве что полный любопытства и восторга взгляд выдавал её очень юный возраст. Мы немного поболтали за завтраком. Ленка трещала о своих тусовках и упорно игнорила мои вопросы про учёбу. Услышав, что я скоро собираюсь уходить, напустилась на меня с возмущёнными криками:
– Ты вот так по городу ходишь? Теперь понятно, почему до сих пор парня не завела. Кто на серую мышь клюнет? Разве что ботаник, такой же как наш Данька. Да и то… У них одни проги на уме, да учёба. На девчонок не глядят. Щас, погоди!
Она унеслась домой и вернулась через пару минут, я даже толком одеться не успела. Не слушая возражений, сестрица усадила меня на стул и принялась «приводить в порядок».
– Вот вы талдычите все как по телесуфлёру: учись, получай образование, развивайся… А зачем это вот всё, если мне нравится людей красивыми делать? – рассуждала Ленка, наклеивая мне ресницы, оформляя брови, накладывая на лицо слой крем-пудры. – Окончу курсы, да пойду косметологом работать. Они норм зарабатывают, кстати, особенно, опытные.
– Решила на сестре попрактиковаться? – с ехидцей спросила я.
– А что? Я на всех подружках практикуюсь, и никто до сих пор не жаловался. Жаль только, в школу с моим крутым дизайном не пускают. Мы только тусить такими красивыми ходим.
Когда сестрёнка завершила экзекуцию и позволила мне посмотреться в зеркало, я себя не узнала.
– Что за пугало?! – воскликнула бабушка, заходя в комнату. – Ленка, ты во что нашего Ангела превратила? В женщину-вамп? Геля, иди сейчас же умываться.
– Нет! – прыгнул, раскинув руки мой личный визажист. – Не дам портить произведение искусства!
Чувствуя, что назревает скандал, я примирительно сказала:
– Не стоит ссориться. Не переживай бабуля, дома умоюсь.
Правда, домой я в лучшем случае попаду только к вечеру, но об этом никому знать не следовало.
– Вот увидишь, – бубнила довольная сестра, ведя меня под руку в соседнюю квартиру, – уже в транспорте с тобой знакомиться начнут. Завтра будешь решать, кого из кавалеров оставить, а кого послать подальше.
Тут-то я и вспомнила, что так и не поставила родителей в известность о своих отношениях с Эдиком.
***
Мама, конечно, удивилась, увидев старшую дочь в гриме, но сразу поняла, чьих это рук дело и сказала строго:
– Ленка, ты бы лучше неправильные глаголы учила, ведь тройка в аттестат пойдёт по английскому!
– Нет! – возмутилась сестрёнка. – Ты зацени, мам! Правда ведь Геля совсем другой человек, если её накрасить.
– Правда, правда, иди уже, нам посекретничать нужно, – мама вытолкала её с кухни и едва Ленка, демонстративно топая, удалилась в свою комнату, зашептала: – Как там бабушка? Всё ещё обижается на нас?
– Понятия не имею, – ответила я растерянно и привалилась плечом к притолоке, подбирая слова признания. – Ма-а-ам… У меня новости. Вернее, просьба.
– Неужели замуж выходишь? – обрадовалась мамуля и даже шагнула ко мне, раскрывая объятья.
– Не совсем. То есть, пока мы решили пожить вместе, а поженимся, когда Эдик уладит свои проблемы.
– Эдик? – Мама уронила руки, покачала головой с очень недовольным видом. – Уж не этот ли из вашего класса, которого на всех собраниях склоняли?
– Тихоновский. Да… – начала я, как будто оправдываясь, но продолжила с нарастающим возмущением: – Мам! Он мальчишкой был. Просто весёлый, смешил всех. Одноклассники ржали, а доставалось Эдику.
– И где же это вы собираетесь жить вместе? – угрюмо поинтересовалась мамуля. – Уж не в моей ли квартире?
Она сделала ударение на слове «моей» специально, чтобы выбить у меня из-под ног почву. Даже не сомневалась ни на секунду, что у Граммофона нет собственного жилья. Я фыркнула и сказала сердито:
– Ну, если там нельзя, можем сюда переехать. Тут ведь есть моя доля?
В своё время, когда приватизировали квартиру, нельзя было обойти несовершеннолетних, поэтому скромная трёшка была поделена на четверых: папу и всех его детей.
– Гель, ты себя слышишь? – огорчённая мама опустилась на табуретку и сложила руки на коленях. – Не думай, я не то чтобы категорически возражаю, просто не приемлю новую моду на пробные браки, или гостевые… Какие там ещё бывают? Либо парень любит девушку и создаёт настоящую семью, либо… идёт он лесом.
– Я поняла, – направляясь в прихожую, сказала я через плечо. – До свидания, дела у меня.
– Погоди, Гелечка! Умойся хотя бы!
– Ничего, продемонстрирую народу Ленкино творчество, глядишь, у неё клиентура расширится.
Сообщать о том, что собираюсь ехать на родину предков, не стала. Ефросинья предупредила, что не стоит никому об этом рассказывать, да и желание делиться хоть чем-то после выслушанной отповеди пропало абсолютно.
Городская автобусная станция располагалась неподалёку от дома родителей, именно поэтому отсюда было удобнее стартовать. Я потопала по проспекту, на ходу открыла приложение и забронировала билет на ближайший рейс. Успела тютелька в тютельку: закинула рюкзачок на полку, спокойно уселась и стала смотреть в окно.
Зимние пейзажи за городом, куда мы скоро выехали, радовали чистотой и далёкими просторами. Бледное небо без облаков казалось ватманским листом, равномерно покрытым серо-голубой акварельной краской. Все полтора часа попутчица рассказывала мне о своих болячках и о том, сколько ей, бедной, приходится тратить на лекарства. А всё лишь потому, что я попросила её предупредить, когда будем подъезжать к нужной мне остановке.
– Баяки! О! Это знаменитая деревня. Там в последнее время какая-то дичь творится, а раньше, когда жива была ведунья, тихо было. Потом знахарка знаменитая тоже нормально управлялась, её ещё моя матушка помнила. Удобно, людей лечила, незачем было в город мотаться. А сейчас у нас даже фельдшерский пункт закрыли, вот и мучаемся!
Так было запущено длинное выступление. Я слушала, даже в телефон не стала смотреть, это показалось невежливым. Вздохнула с облегчением, когда женщина встала и полезла за своими котомками, собираясь выходить.
– Твоя следующая, – сообщила она, прощаясь.
Ехали мы ещё долго и всё больше лесами. Наконец, автобус сбавил ход, хриплый динамик объявил о том, что впереди Баяки. На этой остановке я выходила одна, но водитель помнил, что нужно выпустить пассажира, или у него шпаргалка была в навигаторе, не знаю.
Темная пустынная дорога, грязные обочины, голые деревья с тянущимися в мольбе ветвями, просека с утоптанной тропой в нужном мне направлении. Что-то мне стало не по себе. Одна в незнакомом месте. Был бы рядом Эд!
Грустить, однако, не стоило, я продела руки в лямки рюкзачка, поправила их на плечах и бодро пошагала сквозь лес.
Деревня началась сразу за его краем. Тропа, вынырнув из просеки, побежала между заборами, засыпанными до половины снегом, за ними виднелись личные сады и огороды. После каждого участка, в сторону деревенской улицы вела отдельная дорожка, на одну из них я свернула, надеясь выйти на площадку с магазином, как подсказывал мне навигатор. Большой кирпичный дом увидела сразу и уверенно направилась к нему.
Пока шла, из соседних дворов звонко лаяли собаки: каждая норовила подсунуть нос под ворота и высказаться по поводу чужачки, шныряющей по их территории. В нужном мне дворе, к счастью, лохматого охранника не нашлось. Даже будки я не заметила. Сняв со столба широкую резинку, я открыла калитку и пошла по расчищенной от снега дорожке прямо к высокому крыльцу, украшенному изящной деревянной резьбой. Окна тоже хвастались резными наличниками, что мне очень понравилось.
Поднявшись по ступеням, я постучала в дверь, потом увидела звонок и нажала на кнопку. Где-то в глубине раздался звук, похожий на вой то ли сирены, то ли скучающей по хозяину собаки. Может, она не во дворе, а в доме живёт?
Шагов я не слышала, поэтому вздрогнула, когда дверь резко распахнулась. В проёме возник высокий темноволосый мужчина в просторном свитере ручной вязки и тренировочных штанах. Несмотря на мешковатую одежду выглядел он стройным, даже накаченным. На глаз я определила его тридцатилетним, едва ли много старше.
Поздоровалась и спросила хозяина.
– Я хозяин, – ответил он, с прищуром меня рассматривая.
Я прочистила горло и представилась:
– Геля. Ангелина. Бабушка в письме велела к вам обратиться за объяснениями.
– Геля, вижу. Что-то ты на себя не похожа. – Он отступил в глубину веранды, пропуская меня.
– Я тоже вас иначе представляла.
Действительно, читая послание Ефросиньи, я решила, что со мной будет общаться убелённый сединами старик. Какой-нибудь староста или просто уважаемый человек. А этот чуть ни во внуки ей годился. Однако выбирать мне было не из кого. Раз хозяин молод, значит будем разговаривать с молодым.
Глава 5
Мужчина шёл первым, я за ним, на ходу расстёгиваясь – в доме было тепло. Мы пересекли веранду и попали в большую комнату из которой вели три двери на кухню, в санузел и в спальню. Догадливый хозяин указал взглядом на белую, чуть приоткрытую дверь и предложил помыть руки с дороги. Замявшись немного, я кивнула. Ещё неизвестно, какие удобства в доме Ефросиньи, на всякий случай надо воспользоваться здешними, вполне современными.
Я ненадолго скрылась в туалете, совмещённом с ванной, где пыхал жаром большой котёл. Вода оказалась горячей, мыло душистым, полотенце мягким. Почему-то я почувствовала себя очень уютно в этом совершенно незнакомом месте.
Выйдя обратно, увидела, что мужчина стоит в алькове между входами в спальню и на кухню. Он отодвинул скрывавшую этот закуток занавеску и теперь поджидал меня.
– Разве мы не идём к бабушке прямо сейчас? – уточнила я. – Она сказала, что вы мне всё объясните. Вы кто, кстати?
Он кивнул, жестом подзывая меня к вмонтированному в стену сейфу.
– Сергей Фролов. Местный участковый. Приложите сюда ладонь, Ангелина.
Приближаясь, я рассмотрела на металлической двери углубление в форме отпечатка раскрытой ладони.
– Зачем?
– Сейф может открыть только кровный родственник Ефросиньи.
– Хм… Контроль доступа. А зачем она, в таком случае, велела узнавать имя своей прабабки? Вы его даже не спросили.
Сергей не ответил, кивнул на сейф, торопя меня. Я прижала к вмятине ладонь, внутри раздался щелчок, и дверь с лёгким скрежетом отворилась.
– Бери ключи, – скомандовал участковый.
– Там ещё бумаги, – рассмотрела я.
– Дарственная на дом. Пусть пока лежат здесь, целее будут. Идём.
Я сунула ключи в карман и стала застёгиваться на ходу. Сергей схватил висящую у выхода куртку, сунул ноги в растоптанные боты и опередил меня, первым выскочив на улицу. Дверь запирать не стал, а на мой вопрос только усмехнулся, мол, сумасшедших здесь нет.
– Полицейских не грабят? – съязвила я, топая за ним по тропинке. – Кстати, не знала, что в деревнях бывают участковые. Тем более, такие молодые. Неужели в город не тянет?
Мужчина недовольно мотнул головой и процедил сквозь зубы:
– Хватило мне города, больше не хочу.
Ну, вот! А поначалу показался даже обаятельным. Чего злится? Разве я дичь какую сказала?
Мы прошли через всю улицу, миновали рощицу по одной стороне дороги, поле по другой. Из зарослей неожиданно выглянула усадьба – иначе и не скажешь. Не барская, конечно, и не купеческая. Однако представить, что в протяжённом деревянном доме с большим сараем, амбаром и курятником во дворе жил один человек, было невозможно. Тут на крепкую крестьянскую семью, где семеро по лавкам, вполне хватит места. За домом виднелись яблони, наверняка и огородик есть, может быть, даже теплица. А мама с папой горбятся на шести сотках в СНТ, не подозревая, что у бабушкиной сестры имеются такие владения!
Сергей терпеливо ждал, когда я отопру замок, который слегка заело. Поковырявшись, я посмотрела на спутника:
– Бабушка лежачая? Сама открыть не может?
– Не может, – кивнул мужчина и, ненавязчиво отодвинув меня плечом, легко повернул ключ. – Тут с оттяжечкой надо. Лучше бы тебе научиться самой.
Мы прошли в горницу. Помещение казалось нежилым. Воздух застоялся, остро пахло сухими травами: полынью, пижмой, крапивой. Вероятно, Ефросинья, как и её бабушка Меланья, занималась нетрадиционным лечением. Себя, как минимум, а может, и односельчанам помогала.
Я осмотрелась, не понимая куда идти дальше.
– А где же бабушка?
– Здесь, – ответил Сергей и крикнул: – Ефросинья! Внучку привёл, покажись.
– Книгу ей дай, – раздался низкий, приглушённый, будто говорили в подушку, голос. – И уходи.
Мой провожатый понятливо кивнул, подошёл к стене, взял с покрытой вязаной салфеткой полки очень толстую книгу большого формата, сдул пыль с кожаного переплёта и понёс к стоявшему напротив окна столу с толстыми ножками из тёмного бруса и такой же потемневшей столешницей.
Я успела снять и повесить на торчащий из стены гвоздь свой пуховик и обошла горницу, ища глазами дверь, за которой пряталась бабушка. Сергей водрузил на стол фолиант и спросил:
– Может, прибавить отопление?
– Не… – помотала я головой. – Норм.
– Ну, я пошёл.
Вообще-то мне не хотелось, чтобы мужчина уходил, во всяком случае, пока не показалась Ефросинья. Необъяснимое поведение бабки меня напрягало. Увы, моим мнением никто не поинтересовался. Дверь за Сергеем захлопнулась, я осталась наедине с фолиантом.
***
С текстом творилось что-то непонятное. При первом взгляде на страницу я увидела только графики, рисунки, схемы и каракули вместо пояснений. Однако стоило приглядеться, как сквозь эту нелепицу проступил вполне читабельный текст. Пробежав глазами по строчкам, я не совсем уловила его смысл, фразы были построены непривычно, словно древнюю сказку на современный русский язык переводила нейросеть. Я стала перечитывать более внимательно, ведя по словам пальцем, увлеклась и вздрогнула от неожиданности, услышав совсем рядом тихий голос:
– Ничего, привыкнешь. Всё, что надо, потом поймёшь и запомнишь.
Я подняла взгляд и увидела сидящую напротив меня женщину. Ни шагов я не слышала, ни шороха, ни дыхания. Секунду назад не было никого, и вдруг возникла, словно из воздуха, вполне заметная незнакомка. Довольно молодая и даже привлекательная, разве что одета как богомолица из старого фильма, и ещё… Она немного светилась и будто не имела плотности, во всяком случае, я могла рассмотреть сквозь неё и окно напротив, и полку на стене, с которой Сергей доставал фолиант.
– Кто вы? – спросила я, икнув.
– Не бойся. Ничего плохого тут с тобой не случится.
– А где бабушка Ефросинья?
– Я и есть твоя бабушка Ефросинья, – улыбнулась женщина. – А молодая, потому что такой вид после смерти приняла.
– Какой такой? – ещё сильнее струхнула я.
– На том свете мы выглядим так, словно опять в силах, здоровье, крепкой памяти и без юношеской дури в башке.
– Получается, ты умерла? – не могла я поверить в происходящее. – А как же письмо?
– Серому поручила отправить, как меня схоронят.
– Жа-а-аль… – Мне, правда, было очень жаль, что я не застала бабушку Ефросинью живой. Она, конечно, предстала бы передо мной не такой красивой, но всё равно, родной человек, а не призрак.
– Ты уж прости, что выдернула из привычной жизни, да вот беда, некому мне пост передать, – продолжила она.
Слово «пост» вызвало у меня непонятный трепет, я сразу же уточнила:
– Дом с участком имеется в виду?
– Непростой это дом, внученька. Со временем разберёшься, а пока растолкую тебе самое главное.
Я нахмурилась при упоминании времени, которое мне теперь потребуется. Почему бы раньше не подсуетиться? Мы с Ленкой и Данилой ещё детьми могли приезжать сюда на каникулы. Раз других наследников нет…
Родственница-призрак будто мысли мои услышала, сразу же дала ответ.
– Не могла я раньше. Поклялась сестре, что не побеспокою её семью. Пока жива была, исполняла, а после смерти кто же мне указ?
– Понятно, – расстроенно вздохнула я, – а насколько ты моложе бабушки Клаши?
– Старше. Почти на семнадцать лет.
– Ух ты! Неожиданно.
Было сложно представить, что мелкие будут мне указывать, что делать и как поступать. По пустякам ещё ладно – вспомнился Ленкин эксперимент с макияжем – в чём серьёзном, я даже не подумала бы выслушивать ни её, ни Даню. А у нас не такая большая разница.
– Ну, об этом ты Клавдию расспросишь. Надеюсь, узнав, что старшая сестра в земле лежит, она помягчает и не станет меня проклинать.
– Да за что же проклинать? – возмутилась я. – Прекрасное имение, любой позавидует. Не хочется бабуле тут вкалывать, никто не заставляет, а мама с папой с удовольствием бы свою дачу продали, а здесь обосновались. Вон и река неподалёку, отец рыбу ловить любит.
Улыбка призрака показалась мне зловещей, может быть, из-за того, что сквозь прозрачные зубы я увидела птичку, качающуюся на ветке яблони за окном. В общем, замолчала, кивнув на вопрос, готова ли я слушать.
Рассказ Ефросиньи
Знаешь, как мою прабабку звали? Правильно – Олига-Вещая. Откуда она пришла, никто рассказать не может. Серенький искал хоть какие-то сведения по своим каналам, да так и не разнюхал ничего. Поэтому расскажу, что знаю.
Олигу, почитали как вещунью и предсказательницу, однако дар её был ширмой, скрывающей истинное предназначение. Наша прародительница охраняла врата в другой мир – страшный и жестокий. Таких мест на Земле – семь. И в каждом построен либо старинный замок, либо дворец, либо усадьба. Кто владеет этим зданием, тот и запирает врата. Ежели надвратное строение перейдёт алчным и жестоким дельцам, полезет из другого мира нечисть, чудовища и монстры, и не будет местным людям спасения. А дальше – больше. На соседние области перекинутся.
Эту непростую миссию мы из рода в род и передаём.
Какую? Так говорю же: дом хранить, врата запертыми держать.
Да не пугайся ты так! На нашей стороне ангелы, они вратарницу защищают. Ничего плохого с тобой не случится, если только ты сама не позволишь.
Не понятно? Ну, вот смотри… Представь, что злодей толкнул тебя под машину. Ангел отведёт беду: либо водитель затормозить успеет, либо тебя саму неведомая сила в воздух поднимет и в безопасное место перенесёт. Другое дело, если ты сама на проезжую часть выскочишь, по собственной воле. Погибнешь. Так что бди! Каждый шаг свой контролируй, к чему он может привести. Ну, с мозгами у тебя всё хорошо, это мне известно.
Ха-ха-ха… Ишь ты, любопытная какая. Откуда известно… Сама я давно из Баяк не выезжала, интернет не освоила, а по телевизору тебя не показывали. Глазами в городе мне Серёга Фролов служил. Он же в полиции работал, пока его не попёрли.
Ну, так это другое. Ты о будущем думай, о своей задаче.
Опять не поняла! Дом не продавай никому, не дари, не позволяй арендовать. Вообще лучше молчи о нём, как будто не знаешь, что есть такие Баяки, а в них твоё владение. И вот ещё что! Хахаля своего сюда не привози. Как замуж выйдешь, супругу ничего не рассказывай. До тех пор, по крайней мере, пока на двести процентов не будешь уверена, что он тёмным не продался.
Это всё серьёзно, внученька, трудно, а может стать очень страшно. Так страшно, что и ангелам не совладать.
Глава 6
«Тёмным продался» – эти слова застряли в мозгу, как рыбья кость под языком. Раздражает, колет, а вытащить не получается. Первая мысль была про Эдика. Теперь его шутки о деревенской бабуле и письме, которое она должна прислать, уже не казались ни смешными, ни безобидными.
Какие-такие «тёмные»? Мои предположения про ад и рай Ефросинья не поддержала, мол, это совсем другое. И ангелы, о которых шла речь, не те привычные христианам служители единого Бога, а вот она, например. Бывшая вратарница после смерти опекает новую, неопытную. Её саму мать Елена долго по жизни вела, а той Меланья помогала. Олига-Вещая со всеми возится, как с детьми. Вот и выходит, что служба продолжается ровно до тех пор, пока охраняемые врата на запоре.
Кто Олигу опекал, неизвестно, и не узнать теперь. Разве что у неё самой спросить, да только разговоров с ней об этом Ефросинье вести пока не доводилось.
Это что же получается? Я тоже после смерти ангелом стану? Очень непонятные ощущения возникали при этих мыслях. Словно меня голышом в снегу вываляли, да ещё бегать заставили, чтобы согрелась.
Выпроводила меня Ефросинья, как только стало темнеть. Заставила лишь повторить все её указания, как я их запомнила, удовлетворённо кивнула и велела захватить с собой фолиант, чтобы дома изучать. Без свидетелей, разумеется.
Я достала телефон, глянула расписание автобусов, до следующего рейса оставалось ещё два часа. Я испугалась, думая, что придётся топать по лесу в темноте, но призрак меня успокоил. Оказывается, Ефросинья заранее договорилась с участковым, он должен доставить меня в город на своей машине.
Сергей поджидал меня во дворе. Извинился, что не подогнал машину к воротам. Здесь давно снег не чистили, сельская администрация не считала нужным заботиться об умершей бабуле. Пришлось нам брести по неширокой тропе до околицы.
Фолиант я не без сложностей засунула в рюкзачок, и теперь его лямки ощутимо давили мне на плечи. Мужчина предложил помочь, но я завертела головой, уже не понимая, кому я могу доверить это сокровище, а кому нет. Настаивать Сергей не стал. Расспрашивать тоже. Шёл размеренным шагом и с очень сосредоточенным видом смотрел вперёд. Он явно готовился к поездке в город. Вместо растоптанных башмаков на ногах участкового были модные ботинки с толстой подошвой, растянутые спортивки он сменил на отутюженные брюки, драповое полупальто серого цвета выглядело элегантно и сидело на мужчине великолепно. Шапку он не надел, зато из-под ворота виднелось пёстрое кашне.
Я невольно залюбовалась спутником, смутилась, когда он перехватил мой взгляд и спросила его:
– Почему вы помогали моей бабушке, Сергей?
– Я? – Он хмыкнул, качая головой. – Всё с точностью до наоборот. Она спасла меня. Если бы не Евросинья, сидеть мне до конца жизни за решёткой.
Я вспомнила, слова призрака о том, что участковый раньше работал в городе, и его выгнали, вот и предположила:
– Типа оборотень в погонах? – Старалась говорить шутливо, но взгляд мужчины заставил меня съёжиться и пролепетать: – Извините, я ничего такого не…
Он снова хмыкнул и кивнул с кривой улыбкой:
– В некотором смысле ты права.
– Я тоже могу перейти на «ты»? – Беззаботно поинтересовалась я в надежде замять неловкость, вызванную моим нелицеприятным предположением.
Мы подошли к поджидавшему нас на обочине джипу. Пискнул электронный замок, Сергей распахнул пассажирскую дверь и ответил:
– Как будет угодно.
– Хорошо, – согласилась я, стягивая рюкзак и усаживаясь. – Давай по-простому. Мне сейчас вообще не до условностей. Столько всего!
– Ты справишься, – заверил меня участковый, обходя машину.
– Твои слова бы, да Богу в уши, – вздохнула я, всё ещё не до конца осознавая объём ответственности, который на меня свалился.
– Просто ничего никому не говори, – усмехнулся Сергей, запуская двигатель. – Особенно Тихоновскому.
Я и сама всё время думала про Эдика, и всё же удивилась, откуда малознакомый мне человек обладает всей полнотой информации. Проанализировав сказанное о нём бабулей и вспомнив, где он раньше работал, поняла, что долгое время была под колпаком. Так может, те двое в чёрном – люди Фролова? Слежка велась за мной, а я грешила на Эда!
Обиделась? Не то чтобы… Всё-равно неприятно. Минут двадцать я молча смотрела в окно. Мимо летели белые поля с изредка торчавшими там и сям редкими кустиками, покрытая льдом река то приближалась к шоссе, то снова уходила в сторону и терялась в белом полотне рельефа. Встречных машин можно было пересчитать по пальцам. Нас никто не обгонял, зато мы периодически объезжали то трактор, то грузовик, то легковушку.
– Дорога вроде неплохая, – я наконец нарушила молчание. – Почему автобусы сюда не ходят?
– Раньше были два рейса утром и вечером. Посчитали нерентабельными, отменили. – Ответил Фролов, не поворачиваясь ко мне. – Молодёжь в основном перебралась в город, а дома и участки оставила под дачи. Кто ещё живёт и работает в Баяках, имеет собственный транспорт. Потом, всегда можно дойти по просеке до трассы и сесть на автобус там.
– В Баяках, получается, тупик? Дальше дороги нет?
– Тупик, – подтвердил Сергей с таким хмурым лицом, что мне стало не по себе.
Я снова замолчала и теперь не открывала рта до самого своего дома.
***
Фролов, не спрашивал адреса, а ехал при этом уверенно. Не сказала бы, что меня радовало лишнее подтверждение того, что за мной тайно следили, знали, где живу и работаю, и вообще, казалось, читали мысли. Чуть не спросила Сергея, не его ли люди шатались за нами с Эдиком по городу.
Он остановился на проспекте, не сворачивая в дворы:
– Добежишь?
– Конечно. Спасибо, – взялась за ручку, чтобы открыть дверцу, и вдруг вспомнила: – Слушай, Серый… Ой, извини, Ефросинья так тебя называла, вот и сорвалось.
– Ничего, я привык, – уголки губ мужчины дрогнули в полуулыбке. – Что хотела спросить?
– Я насчёт имения. Я же не первой очереди наследница. Там, наверное, налог надо заплатить немаленький.
– Не переживай, всё уже уплачено.
– То есть как?
– Была такая возможность. Ефросинья попросила, я всё оформил. Владей спокойно. Только это… – он нервно почесал бровь, – …никому не рассказывай. Никому! Это понятно?
– Да понятно! – почему-то обиделась я и, не сказав до свидания, выскочила на тротуар. Побежала по улочке, ведущей к моему дому, на ходу надевая тяжёлый из-за фолианта рюкзак.
Свежевыпавший и ещё не сметённый дворниками снежок весело поскрипывал, за спиной шумел сотнями двигателей проспект, а у меня перед мысленным взором стоял широкий двор с крепкими деревянными постройками, одноэтажный дом, над крышей которого виднелись голые ветки яблонь. Надо же! Врата в другой мир, причём, с чудовищами, монстрами, прочими тёмными силами. Мистика какая-то! Материалистичная сторона моей личности не хотела принимать правду, в которую верили мои предки. Другая, всегда готовая воспринять чудо и волшебство, подогревала любопытство и гнала домой: посвятить оставшийся вечер чтению подаренной мне книги.
– Геля! – Тихоновский вышел в пятно света, распространяемого закреплённым над подъездной дверью фонарём. – Привет! Не смог дозвониться, испугался за тебя.
– Ой! – я похлопала себя по карману. – Батарея села, наверное. Привет, Эдик!
Он подошёл ближе, обнял меня поцеловал в щёчку.
– Ну, как?
– Норм, – я спрятала глаза, пытаясь сообразить, о чём он хочет услышать, о поездке к родителям или о письме: получила я его или ещё нет.
Тихоновский уныло покачал головой, отступая на шаг, и приподнял моё лицо, взявшись за подбородок:
– Не расскажешь?
Он всё знает, или я накручиваю себя? Проглотила ком, застрявший в горле, кашлянула и хрипло спросила:
– О чём?
Ужасно себя чувствовала! Взаимоисключающие мысли устроили в моей голове нешуточное сражение. Что предпочесть? Быть откровенной с любимым человеком или послушаться мёртвую бабку и оборотня в погонах?
– Обо всём, – усмехнулся Эд, – мы же пара. Не стоит начинать отношения с вранья.
Вот тут я рассердилась:
– А ты мне всё рассказываешь? Ну? Какие проблемы нужно решить? От кого ты прячешься, снимая угол?
– Ладно, – миролюбиво хмыкнул Эдик, отпуская мой подбородок. – Не хочешь, не говори. Предлагаю перевернуть эту страницу и начать заново. Идёт?
– Давай попробуем, – кивнула я и нервно поправила лямки рюкзачка.
– Впереди длинные выходные. Как ты смотришь на то, чтобы сгонять в горы, покататься на лыжах и вообще…
– Спохватился! – засмеялась я. – Такие туры с лета бронируют. Сейчас уже всё раскуплено наверняка.
– Знаю людей, которые устроят нам путешествие в два счёта. Супер-условия не обещаю, но уютная комната на двоих в горной гостинице будет. Согласна?
– Слушай, Эд, у меня ни лыж, ни формы…
– Всё можно взять напрокат.
– Так это же дорого?
– Не парься! У меня куча бонусов накоплено. Всё организую в лучшем виде. Главное, чтобы ты согласилась. Ну?
Опять внутри меня начался поединок. Очень-очень хотелось в горы! Мечта… Однако что-то внутри меня протестовало. Уж очень стремительно развивались наши отношения с Граммофоном. Он, конечно, всегда отличался некоторым сумасбродством, но так спонтанно покупать отдых в самый горячий сезон было слишком даже для него.
– Подумать можно?
– Нет! Я должен прямо сейчас заняться приобретением билетов и переговорами. Ну же! Ангел, чего ты тормозишь? Разве не хочется испытать яркие эмоции и набраться здоровья? Боишься, что дорого? Так я всё оплачу без проблем. У тебя ни копейки не попрошу.
Напор, с которым Эдик бросал одну фразу за другой, не оставил мне шансов на отказ. Я засмеялась и кивнула:
– Конечно, я очень хочу отдохнуть в горах. Всегда мечтала, но не могла найти компанию.
– Значит, согласна? Больше не сомневаешься?
– Прости. Я, честно говоря, устала.
Уже сказав это, спохватилась. От чего я могла устать? Эд не знает о поездке в Баяки, думает, что я была у родителей. Что они там, генеральную уборку заставили меня делать, или к ремонту привлекли?
К счастью, мой парень не заметил несоответствия, снова меня крепко прижал к себе:
– Вот и отлично. Побегу заниматься делами. А ты отдыхай.
– Хорошо, – искренне улыбнулась я.
Мы поцеловались, после чего я пошла к двери, доставая ключи из кармана. Тут меня догнала следующая просьба:
– Зарядишь телефон, пришли мне данные паспорта.
– Зачем? – оглянулась я.
– Билеты нужно покупать.
– А-а-а… Пришлю, конечно.
Я ещё раз махнула на прощанье и забежала в подъезд. Поднимаясь, размышляла об одном: почему Эдик не спросил о моём разговоре с мамой. Неужели ему безразлично, разрешили нам тут жить вместе или нет? Наверное, решил отложить этот разговор, ведь совместный отдых в горах может круто всё поменять. Вдруг мне так понравится быть с любимым парнем круглосуточно, что я наплюю на все запреты и приведу его в свой дом.
Глава 7
Эд Тихоновский
Эдик смотрел, как подъездная дверь закрывается за Гелей, и не хотел уходить. Вообще не осталось сил шевелиться. Произошло именно то, чего хотелось избежать. Ему с самого начала предлагали заманить одноклассницу в укромное место и слиться. Это было не по душе. Почему? Да тупо не хотелось выглядеть перед Ангелом продажной тварью.
Заказчики усмехались, слушая его аргументы, но разрешили осуществить собственный план. Он обладал ораторским талантом и убедил, что сумеет выманить у девушки письмо, заморочить ей голову, уговорить подписать доверенность, а дальше всё пойдёт по накатанной схеме.
Питерские дружки не раз использовали его, как покупателя недвижимости – одного из длинной цепочки, составленной для того, чтобы сложно было найти концы. Он прекрасно представлял, как это работает. Правда, в конце концов, аферу раскрыли, даже похватали мелких сошек и объявили в розыск деятелей покрупнее. А всё потому, что нужно было раньше остановиться! Вот и Эдику следовало бы выйти из круга ещё год назад, чувствовал же, что ищейки идут по следу! Повезло, что сумел убедить следаков в полной непричастности, неведении, наивности. Чего-чего, а болтать он умел и в отличие от многих не путался в показаниях.
От тюрьмы отвертелся, а вот долг… Немалую сумму занял для сорвавшейся махинации. В результате надеялся наварить двести процентов, а не смог вернуть даже вложенные.
С нового года его обещали поставить на счётчик, тогда…
Дело казалось простым как три копейки. Охмурить серую мышку – чего может быть проще? Тем более, что Эдик прекрасно помнил её восторженный взгляд тогда на выпускном… Он танцевал со всеми девчонками из класса, каждой отвешивал комплименты. Все они были счастливы получить внимание Граммофона и восприняли флирт как добрую и весёлую шутку. Позже, просматривая видео с последнего школьного бала, где он и был главной звездой, заметил, что Ангелина Удалова покинула тусовку, не дождавшись своей очереди. Его это, между прочим, задело. Не сильно, но… Ведь была влюблена в него по уши, а танцевать не стала.
Наверное, именно это воспоминание стало триггером, захотелось увлечь девушку, пробудить в ней давние чувства. И ведь получалось! А дальше… Всё выглядело ещё проще. Ангелина знать не знает о своём наследстве, значит, легко согласится продать участок в Баяках, где никогда не бывала. Эдик подстраховался – под разными никами выложил страшилки о местечке с дурной славой. На сайте, посвящённом аномалиям, организовал внушительную статью-исследование, где излагались факты давней и ближайшей истории. Удалова должна серьёзно воспринять выложенные в интернете материалы, она всегда была внимательным читателем, не отмахнётся. А уж то, что самой ей не нужно будет брать на себя юридические хлопоты, наверняка сыграет на руку мошенникам.
Ну, почему же мошенникам? Деньги-то ей отдадут! Не по рыночной стоимости, разумеется, часть суммы прилипнет к ладоням посредников, но Геля взрослый человек, должна понимать, что иначе в наше время дела не делаются.
Где он лопухнулся? Почему Ангел затаилась? Что она могла заподозрить?
Свет в знакомом окне зажёгся, через минуту шевельнулась занавеска. Эдик поднял руку и махнул выглянувшей девушке. Она, улыбнулась, помахала в ответ, исчезла. Парень продолжал стоять, задрав голову, и смотреть в то самое окно. Чего ждал, и сам не смог бы объяснить. Быть может, надеялся, что Геля передумает и позовёт его к себе, а уж там, что называется в тёплой дружественной обстановке, он внушит девушке любую мысль.