Лучший мир

Лучший мир

Солнце грело уже совсем не по-весеннему, хотя май только начинался. Молодые кроны деревьев с легкостью пропускали его лучи, создавая между темных стволов косые шлейфы света, которые придавали лесу какую-то торжественную нарядность.

Дорога на озеро была усыпана мелким камушками. Они ритмично похрустывали под детскими ботиночками. Дети шли не спеша. Не сговариваясь, они подстраивали свой темп под небольшие шаги самой младшей из детей – Хайды. Да и зачем спешить, ведь путешествие началось уже из выхода из дома.

После завтрака они собрали свои маленькие корзинки для пикника. Без корзинки был только Хельмут. Он взял свернутое валиком и перевязанное кожаными ремнями большое мягкое шерстяное покрывало, на котором с комфортом могли расположиться шестеро детей. Сестры наполнили свои корзинки печеньем, конфетами, бутербродами, ну и конечно сельтерской с тремя разными вкусами. Такого набора им должно было хватить до трех часов. Именно во столько, к приезду отца, они должны быть дома. Семейные обеды были долгими часто перерастали в посиделки, когда отец приезжал домой с друзьями или просто интересными людьми. Особенно Хильде нравилось, когда с отцом приезжали актеры и музыканты. Одни рассказывали про новые кинокартины, но отец всегда запрещал им пересказывать сюжет, в итоге рассказ сводился к казусам и курьезам, которые случались на съемочной площадке, что делало предстоящий просмотр фильмов в домашнем кинотеатре еще увлекательней. Другие – музицировали. Несколько раз в неделю живая музыка наполняла дом. Не только из-за строгой семейной дисциплины, но и по причине общения с новыми и интересными людьми они никогда не опаздывали к обеду. Напротив приходили домой пораньше, что-бы привести себя в порядок.

От дома до озера было примерно пятьсот метров. Гравийная дорожка упиралась в деревянный пирс, рядом с которым лежала большая деревянная лодка. Иногда по выходным, если оставались дома, они всей семьей садились в нее и, не спеша, курсировали по озеру. Рядом с пирсом были обустроены аккуратно выстриженные газоны, на которых обычно для своих пикников и располагались дети.

Сегодня они выбрали место по старым дубом. На участке и возле озера было было много дубов. В их семье с особым пиететом относились к этим деревьям. Расположившись, они занялись своим любимым делом – разговорами. Они болтали обо всем. Сегодня разговор зашел о подарках. Он начался с обсуждения подарка, который пару месяцев назад родители подарили Хольде на день рождения. Это был микроскоп. Настоящий прибор с набором стекляшек, на которых можно было рассматривать небольшие образцы разных предметов.

Вначале сестры изучали под ним пленку от луковицы, потом они положили на стеклышко мертвую муху, которую нашли возле панорамного окна в гостиной. Но жизнь детей изменилась когда по совету семейного доктора они в бутылке от лимонада принесли воды из озера и капнули ее на лабораторное стекло. Вода буквально кишела разными страшными тварями. В этот же день после обеда Хольда рассказала о своем открытии отцу и матери. При этом сестры сказали, что больше не будут купаться в этом мерзком озере.

Отец внимательно выслушал все. Он молчал несколько минут. Девочки даже в начале подумали, что отец и сам удивлен наличием микроскопических тварей в озере.

– Нам всем как детям хорошо бы не знать какая гадость нас окружает. Ну а уж если узнали, то придется понятьее и научится жить с ней. – сказал он, обратившись к матери.

– К вам пришло знание о существах в воде, – обратился он к дочерям, – и, что вы о них знаете?

– Они мерзкие – хором ответили дети.

– Да, они могут выглядеть неприятно, но что вы знаете о них еще?

– Ничего, – сказала Хольда

– Вот, именно мы часто судим, по сути ничего не зная. А если я вам скажу, что тем есть маленькие защитники, которые будут защищать вас от других мелких и по-настоящему вредных тварей, ваше отношение к ним изменится?

– А где есть еще мелкие твари? – спросила одна из сестер.

– Да, везде! Даже на ваших руках.

– А как они будут нас защищать, – продолжили дети.

– Они уничтожат всех плохих.

– Изменится, но все равно, когда мы будем заходить уже не с таким удовольствием, как раньше – сказала, начавшая разговор Хольда.

В голове у Хильды, которая которая слушала, но не вмешивалась в разговор, возникла мысль, – странно все это одни мерзкие убивают других мерзких, но никто от этого менее мерзкими они не становится.

Раскинувшись на мягком пледе под ласковыми и теплыми весенними лучами солнца, вспоминая этот разговор, Хильда, как-то сильно погрузилась в свои мысли, что не словила момент, когда ее сестры переключились на другую тему – предстоящий день рождение Хедды, ей должно было исполниться семь лет.

Хильда не стала выхватывать нити из разговора сестер, а закрыла глаза и погрузилась в сон.

Во сне она видела маму, сестер и брата они находились в какой-то странной комнате. Все вокруг было освещено тусклым светом, в комнате вообще не было окон. Кто-то из детей сидел за столом, кто-то на диване. Брат сидел в кресле с резными деревянным подлокотниками.

Стоявшая перед столом мама обратилась к детям.

– Помните я вам рассказывала истории про древних рыцарей, какие они были сильные и отважные.

– Да-да, конечно, все ими только и восхищались, – ответил кто-то из детей.

– Так вот, наконец-то у нас есть чудо-эликсир, который сможет сделать человека сильным, как те рыцари, – сказала мама.

– Даже я смогу быть сильной как рыцарь, – спросила маленькая Хайда.

– Даже ты, – ответила мама. – Доктор Кунц сделает вам укол. Потом вы пойдете спать, и во сне к вам придет невиданная сила.

После этих слов. Закрытые двери комнаты распахнулись и в проеме появилась поджарая, статная фигура доктора. В руках у него был блестящий металлический поднос накрытый салфеткой. Он аккуратно поставил поднос на стол и легким движением сдернул салфетку. На подносе лежало шесть меленьких стеклянных шприцев с прозрачной жидкостью. Доктор молча взял с подноса первых шприц и подошел Хельмуту.

«В предплечье», – тихо, но четко сказал доктор.

Хельмут закатал рукав и подставил оголенное предплечье навстречу острой игле. Доктор Кунц не спеша ввел прозрачную жидкость под кожу брата.

Потом доктор взял второй шприц и направился к Хильде. Без лишних слов доктора она оголила руку до локтя и подставила ее. Тонкая игла, пронзила детскую кожу. Хильда почувствовала, как под кожей набухает маленький бугорок. Больно совсем не было. В этот момент, она думала неужели мной будут все восхищаться! Так, как юноши восхищаются Хельгой или как взрослые стремятся отметить улыбкой маленькую Хайду.

Такую же процедуру Доктор Кунц проделал и с остальными сестрами.

После уколов все дети направились в другую комнату, в которой тоже не было окон. Тут она поняла, что помещение, в котором они находятся это главное убежище страны, о нем рассказывал отец. Напротив двери, вдоль стены стояли три двухъярусные кровати, в которые улеглись она, Хельмут и сестры.

Через некоторое время тусклый желто-оранжевый свет в комнате погас.

Или Хильде так показалось. После пребывания в темноте Хильда опять увидела освещенную этим уютным светом комнату. Но комнату она видела с какого-то неправильного ракурса. Хильда видела сестер, брата. И себя. Все они лежали в кроватях.

Потом, она как будто перенеслась в другое помещение, в котором находились мать и отец. Родители сидели за столом. Их белые, какие-то злые и от того чужие лица освещала, висящая в металическом абажуре мерцающая лампа. Вся эта атмосфера, вызвала у Хильды ощущения отчаяния и страха.

– Вот и все, – тихо сказала мама. – никогда не думала, что наши дети пойдут по дороге к предкам раньше нас.

– Мы опередим их и попадем туда раньше. Я распорядился и Кунц приготовит для нас сверхдозу. – ровным и холодным голосом сказал отец.

– Йозеф, рада, что он предложил нам быть свидетелями и уйти вместе с ним. Теперь я еще больше понимаю, как мы ему дороги.

– Мы нашли свои два пути, которые избавят нас всех от страданий. – глядя в глаза матери, сказал отец.

„Есть два пути избавить вас от страдания: быстрая смерть и продолжительная любовь.“ Ф. Ницше.

– Мы делали все что бы дать нашим детям достойный мир. То, что придет после, не стоит того, чтобы в нём жить. – ответила ему мама.

После этих слов Хильда подумала, что сейчас самое время проснуться. Она начала представлять себя на поляне у озера. Она уже даже, как ей показалась, почувствовала тепло солнечных лучиков на ее лица. Но в тот же миг лицо обдало сквозняком, от оставленной во сне открытой в помещение убежища двери. В дверном проеме вновь появился доктор со знакомым уже подносом.

“Было честью служить вам” – с этими словами доктор сделал инъекции родителям.

Хильда ущипнула себя, как учила мама, и изо всех сил попыталась проснуться.

Поляна. Озеро. Сестры оживленно спорят, о том – должны ли настоящие фрау и фройляйн ходит в шляпке. И почему мама гораздо чаще выходит в свет в шляпке, чем чем фройлен Ева.

Хильда не сразу заметила одну странность. Все вроде было как прежде, до как заснуть, только вот она видела себя по-прежнему спящую на покрывале рядом с сестрами и братом.

Она поняла, что это ей все еще снится. После очередной попытки проснуться она вновь оказалась в комнате, где еще недавно был доктор Кунц. Родители были все еще там. Они лежали рядом со столом. Лицо и китель отца были перепачканы какой-то белой пеной. Его открытые глаза не моргая смотрели в серый цементный потолок. Мать лежала рядом протянув к нему руку. Ее глаза были закрыты.

Хильда хотела закричать. Но из открытого рта доносилась только тишина. Причем это было не просто беззвучие. Это было что-то такое тихое, от чего даже свет от мерцающей лампы начинал тускнеть.

Хильда закрыла рот. И тотчас перед ее глазами вновь возникло озеро. С его рябью, с пронизывающим запахом хвойного леса и голосами сестер и брата.

Все играли в салки, а она все еще спала, свернувшись калачиком на шерстяном одеяле. Ей так захотелось побежать со всеми своими сестрами от Хельмута. Но ее тело не слушалось. Хильду очень огорчало, что она не может бегать со всеми. Она даже начала злиться по этому пустяковому поводу, забыв об увиденном недавно кошмаре.

И вновь она оказалась в убежище. В комнате, где уснула она и остальные дети. Только они не спали. Кто-то лежал с открыли глазами, смотрящими в пустоту, кто-то, как и она была перепачкана чем-то мокром.

Вдруг в голову Хильде хлынул поток. Поток из мыслей. «Я не буду сильной. У меня нет силы даже пошевелиться. Я не хочу так. Не хочу остаться в этом месте. Хочу на озеро, или в наш дом в городе. Даже пусть я не буду сильной и пусть меня не любят. Только не здесь. Хочу куда угодно, но не так и не тут.»

В этот миг, как будто, кто-то услышал ее. И она оказалась вновь на озере. Она уже не спала. Вместе с другими детьми Хильда сидела на уютном покрывале. Они ели печенье с конфетами и запивали их сельтерской. Никто никуда не торопился. Они были в лучшем месте.

«Зачем еще строить какой-то мир, про который говорила мама, если он у нас и так есть.» – подумала Хильда.

Послесловие.

За основу сюжета этого рассказа взяты реальные события, которые произошли в мае 1945 года.

Место – Берлин и озеро Богензе в 15 км от города, где было расположено имение министра пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса.

В Берлине в бункере, где скрывалось высшее руководство нацистской Германии произошло одно из их последних преступлений. Вечером 1 мая 1945 года были убиты шесть детей министра пропаганды. Мать детей – Магда Геббельс со словами: «Не бойтесь. Доктор сделает вам укол, который делают детям и настоящим солдатам», пригласила в комнату, доктора Гельмута Кунца, который сделал детям инъекции морфия. Спустя некоторое время спящие дети были отравлены цианидом.

Из письма Магда Геббельс: «Мир, который придёт после фюрера, не стоит того, чтобы в нём жить. Поэтому я и беру детей с собой, уходя из него. Жалко оставить их жить в той жизни, которая наступит. Милостивый Бог поймёт, почему я решилась сама взяться за своё спасение.»

Девочка Хильда – имела особенности психического развития.

Цеппелин

Цеппелин

Диктор из радиоточки привычным баритоном передал в эфир точное время, после чего началась трансляция утренней гимнастики. Люба открыла глаза и села на край кровати. Посидев секунд десять, она вспомнила что сегодня первый день каникул. И ей никуда не надо спешить. Планов у нее было немного. Как следует покататься на качелях, и погулять с одноклассницей Олей, которая живет соседнем дворе. А потом, когда придет с работы папа, выпить газировки из автомата, который был на площади.

Родителей уже дома не было. Они уходили рано. Мама – в больницу лечить людей, а папа в контору – бороться с преступниками.

Люба умылась, почистила зубы и пошла прямиком на кухню. Там на круглом столе Любу ждала яичница глазунья. Мама, уходя на работу, заботливо накрыла ее тарелкой. Люба очень любила яичницу, особенно в мамином исполнении с обжаренным луком и помидорами.

Она достаточно быстро с большим удовольствием расправилась с завтраком и молнией вылетела во двор. Пробежав с десяток метров от подъезда, Люба остановилась. Она словно впервые оказалась в своем дворе. Вроде это был старый Любкин двор, но в то же время какой-то другой. Сквозь каштаны и липы на дворовую площадку, качели, скамейки и столик медленно и радостно струился солнечный свет. От этих неторопливых лучей, можно было подумать, что время вокруг замедлилось или вовсе остановилось. Эту временную паузу еще больше подчеркивали, повисшие в воздухе кусочки паутины.

Почему-то Люба поняла, что этот обычный день будет точно особенным. С этими мыслями она принялась реализовывать планы на день.

На детской площадке Люба была первой. Там она в полной мере смогла насладиться увлекательнейшим занятием – катанием на качелях.Это было так захватывающе. Ты изо всех сил стараешься подтянуть качель, как можно выше. И когда она оказывается так высоко, что выше уже некуда, ты видишь сквозь треплющуюся листву голубое небо и все твое тело ощущает, что ты на самой вершение. И это ощущение разливается волнами счастья по телу. Но вдруг, все резко заканчивается и ты проваливаешься вниз, словно в бездну. Аж сердце сжимается. Но это длиться всего миг и ты уже знаешь, что это падение скоро закончится. Качель пройдет нижнюю точку и начнет неминуемо отклоняться в обратную сторону, и там, ты сможешь увидеть все, над чем на встречу небу в очередной раз тебя пронесет качель. И самое прекрасное, что ты сама решаешь, как высоко тебе подниматься и как резко нестись вниз и сколько это будет повторяться.

Накатавшись от всей души, Люба дождалась пока качели остановятся сами. Потом она пошла в соседний двор к подруге Оле. Она зашла в парадный подъезд, поднялась по широкой лестнице на третий этаж и позвонила в латунный звонок. Дверь открыла Оля, которая уже была собрана и готова идти на улицу. Любе так нравилась бывать в квартире у Оли. Квартира была огромной, светлой. Жилье Олина семья получила по генеральской брони. Папа ее был боевым генералом. Он частенько рассказывал девочкам о своих подвигах на Гражданской войне. Люба знала, что благодаря таким как ее и Олин папа они живут свободной стране. Оля конечно пригласила Любу пройти в гостиную. Она то знала о любимом месте подруги в ее квартире. Обычно, в гостиной девочки пили чай с варением, которое, как тогда казалось Любе, никогда не переводилось в хрустальной вазочке. Они обсуждали все школьные и дворовые новости, посербывая из фарфоровых чашек душистый чай. Как же это было вкусно и весело. Так было и сегодня.

Насладившись атмосферным чаепитием, Люба и Оля, закрыв за собой массивную дверь квартиры, помчались вниз по широкой лестнице перепрыгивая через одну или две ступеньки. Правда, с недавнего времени, приходилось это делать не издавая ни малейшего звука. Потому как прошлой весной были пойманы за этим занятием соседом Александром Михайловичем, который им сделал замечание и предупредил, что следующий раз известит об их небодающим поведении родителей.

Выбежав на улицу, девочки направились к хозпостройкам во дворе. Прежде чем идти, они внимательно осмотрели двор, что бы их никто не видел.

Ведь то, что они собирались делать за сараями должно быть известно только им и больше никому на свете.

Люба достала из накладного кармана ее цветастого платья кусочек зеленоватого стекла размером со спичечный коробок. Оля в тот же миг протянула Любе кулачок. Повернула его по часовой стрелке, как будто ключ в двери, разжала. На детской ладошке лежал аккуратно сложенный кусочек бумаги. Люба бережно взяла его с ладони подруги. Развернула. Это была обертка от конфеты на которой был нарисован цеппелин, который в своей величественной стати проплывал над каким-то городом.

– Ух-ты, а где ты его достала? – спросила Люба.

– Поменяла у Надьки на четыре обертки от мишек. – ответила Оля.

– Вот бы здорово вырасти и полететь на таком в далекие страны! – глядя куда-то в небо сказала Люба.

– Да… – задумчиво ответила Оля.

После этого две девочки присели на корточки, спиной к дворовой площадке, заслонив собой небольшой клочок земли перед сараем с номером двенадцать. Осмотревшись по сторонам, начали рыть небольшую ямку справа от двери сарая. Оля рыхлила землю небольшой палочкой, а Люба используя принесенный кусочек стекла выравнивала дно ямки и удаляла излишки земли.

Вскоре ямка была готова. Неглубокая – всего сантиметров пять. На ровное дно ямки были уложены обрывки газеты, которые Оля предусмотрительно взяла с собой из дома. На газету девочки положили тот самый фантик с цеппелинном, бережно накрыв его стеклом. Потом еще несколько минут они молча сидели на корточках и любовались на свой секрет – обертку от конфеты под зеленоватым стеклом. После чего Люба ладошкой сгребла на стекло немного земли, присыпав его. А Оля нашла рядом плоский камень и положила сверху, закрыв секрет, сровняла ямку с уровнем земли.

Девочки поднялись с корточек, немного постояли, убедившись в надежности мер конспирации, направились во двор.

– А давай это будет наш с тобой секрет, – сказала Люба.

– Конечно наш, а чей же еще, – удивилась Оля.

– В смысле не только секрет под стеклом, а наша мечта – вырасти и улететь на цеппелине.

– Давай, – все также удивленно ответила Оля.

– Дело в том, что мои родители хотят, что бы я стала врачом, как мама. Они никогда не одобрят мечту летать на цеппелине, – грустно пробурчала под нос Люба

– Я думаю и мои не одобрят, – сказала Оля.

Весь оставшийся день девочки, то сидели на лавочке и мечтали как и куда они полетят на цеппелине, то просто бегали, играли и катались на качелях. А еще они обсуждали новинку, которая появилась в городе, – автоматического продавца газировки.

Они так замечтались, что когда в арке появились фигура в форме, сидевшая на лавочке Люба, аж подпрыгнула от неожиданности , и с криком: «Папа! Папа!» побежала на встречу человеку в форме. Не добегая полметра, она с разбегу бросилась на него, обняв большую мускулистую фигуру.

Потом спрыгнула с него и побежала обратно к Оле. Попрощавшись с подругой, также справно вернулась к отцу.

– Ну, что, идем? – спросила Люба, взяв за руку отца.

– Куда? – удивился он.

– Ну как же, мы вчера договаривались сходить на площадь к твоей работе, за газировкой – немного надув губы пролепетала Люба.

– Конечно идем. – улыбнувшись, сказал отец.

Дорога до площади заняла минут двадцать. Люба шла, высоко подняв голову и крепко держа отца за руку. Она очень гордилась отцом. Она чувствовала, что ее отец особенный. Еще больше это ее чувство подогревалось встречными прохожими, которые завидев их издалека пристально рассматривали, а приблизившись старались не смотреть на ее отца и молча проходили мимо, даже если до этого разговаривали между собой. Кто-то смотрел в сторону, кто-то смотрел под ноги, иногда пересекаясь взглядом с Любой. Любе казалось, что прохожие немного завидуют ей.

Отстояв небольшую очередь. Люба с отцом подошли к автомату. Автоматический продавец воды был именно таким, каким его описывали одноклассники. Но вот газировка. Газировка была самая вкусная на свете. Люба никогда еще такой не пила. Они с папой взяли по стаканчику с сиропом и подошли к столику, который был выше Любкиной головы. Люба отпила пол стакана и поставила его на столик, в точности, как это сделал ее отец.

– Вкуснотища, – сказала Люба.

– Да вкусно, – согласился отец

– Папа, а почему там не такая вкусная? – кивнула Люба на прилавок с продавцом, возле которого не было людей.

– Действительно. – задумчиво ответил отец.

Нахмурив брови он посмотрел на женщину в белом чепчике за прилавком. От этого взгляда продавщица невольно поежилась и начала смотреть по сторонам.

– Думаю, там будет, тоже вкусная, когда будет стоять автомат и лить сиропа столько сколько положено, – продолжил отец.

– Что всех продавцов заменят на автоматы? – удивилась Люба.

– Не всех, но некоторых точно и очень скоро, – жестко сказал отец.

– А еще кого заменят? – поинтересовалась Люба.

– Много кого. Думаю, что некоторых врачей заменят, – продолжил отец

– Правильно! А то они так больно ставят уколы – посетовала девочка

– Некоторых учителей, ….. милиционеров – перечислял он.

– А тебя не заменят? – она с тревогой посмотрела в глаза отца.

– Э… нет. Не должны. Не, заменят, – запнувшись, а потом начав убеждать сам себя, ответил отец.

После этого вопроса отец погрузился в мысли. Они молча допили газировку. Отец взял ее за руку и они неспешно пошли домой.

Оставшиеся за столиками посетители автоматического продавца газировки внимательно смотрели вслед девочке и мужчине в военной форме с фуражкой с синим околышком.

Дома была мама. Она как будто знала, что они вот-вот должны придти и уже заканчивала накрывать на стол ужин. На ужин были котлеты и картошка.

Во время ужина за небольшим круглым столом Люба рассказала родителям, как замечательно провела день. Сообщила маме какая восхитительная газировка на площади. Конечно про секрет и свою мечту Люба не сказала родителям ни слова. Мама рассказала о блестящей проведенной профессором Кнейхецом операции. Папа внимательно слушал. После ужина папа с мамой остались за столом на кухне, а Люба пошла в комнату.

– Сегодня еще один из халатов сознался, – сказал он.

– Я надеюсь, как прошлый раз ничего застирывать не надо , – спросила она.

– Нет, он почти сам. Но разговорился не на шутку. Даже про вашу больницу и ваше отделение говорил. – улыбнулся он.

– Про наше? Так у нас точно никого нет из этих. Только профессор Кхейфиц? Так он ни с кем и не общается, уже как три года после смерти жены, работает молча, точно как этот автомат. Прооперировал и домой.

– Да нет. Не профессор. Этот халат твое имя назвал. – он колко посмотрел ей в глаза.

– Да ну ты что?! Я! Я – никогда! Ты же знаешь! – как-то странно шепотом прокричала она.

– Конечно знаю. Я один в допросной был. Вот я с ним и поработал, тщательно – растирая кулак сказал он. – Что бы говорил, но не заговаривался.

– Не знаю, что бы я без тебя делала? – с этими словами она обняла его за шею и прижалась щекой к его груди.

– Заканчивать надо с этим делом. Нужен лидер группы. Кхейфица назначим. – тихо сказал он.

– Кхейфица? Так он же не причем? – она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– А ты хочешь быть причем? – не моргая спросил он.

– Нет, – опустив глаза тихо сказала она.

Все это время Люба сидела за письменным столом и ждала родителей. Она уже все приготовила. Большой альбомный лист и острозаточенные карандаши лежали на столе.

– Ну что сегодня будем рисовать? – потирая здоровенные ладоши, спросила, появивившеяся в двореном проеме, фигура отца.

– А давай вашу площадь и автоматического продавца, – предложила Люба.

– А давай ты нарисуешь кем ты хочешь стать, – сказала мама.

Папа поддержал ее. И Люба осталась в меньшинстве. Она знала, что если нарисует себя пилотом цеппелина, родители возможно не одобрят. Ей очень не хотелось губить мечту на корню. И к тому же, кто его знает, как выглядит форма пилотов цеппелина. Может они носят белые халаты как врачи или продавцы газировки. Люба нарисовала себя в белом халате.

Но мама почему-то не обрадовалась. Посмотрела на отца, какими-то испуганными словами.

– Наша дочь хочет стать ученым – вдруг сказал папа.

– Ну вот и славно – выдохнула и резюмировала мама, не дав сказать и слова Любе.

– Потом было недолгое чаепитие, после которого все пошли спать.

– Разбудили Любу какие-то громкие звуки. Она встала, открыла дверь и подумала, что не проснулась. Дома было полно каких-то людей. Трое мужчин одетых в строгие костюмы. И двое милиционеров – худощавый мужчина с пышными, усами и женщина больших форм с гулькой из волос на голове. Отец и мать объясняли что-то людям в костюмах, пытаясь говорить негромко. Все замолчали, когда увидели в дверях комнаты Любу.

Первой заговорила мама. Повернувшись лицом, к одному из мужчин в костюме, она спросила, -

– Можно я сама.

– Три минуты, время пошло металлическим голосом – ответил он ей. Вскинул руку с часами и посмотрел на них своими маленькими и хитрыми поросячьими глазками.

– Только самое необходимое, там все есть – добавила женщина-милиционер.

Люба не успела моргнуть, как мама оказалась рядом с ней. Присев на корточки она обняла Любу руками за шею. И четко, спокойно, как будто ничего не происходит, сказала Любе: «Не задавай пожалуйста вопросов. Сейчас мы соберем немного твоих вещей и ты на некоторое время должна будешь поехать с этой женщиной. Она присмотрит за тобой и потом мы тебя заберем.»

Люба посмотрела на отца, ей почему-то показалось, что он стал немного меньше, какой-то ссутулившийся, с влажными глазами. Мама взяла Любу за руку и повела в комнату. Она быстрыми движениями достала из под Любиной кровати чемодан. Сгрузила туда какую-то одежду из комода. Потом сказала Любе взять одну игрушку. Люба взяла из кровати своего мишку, с которым спала каждую ночь. Именно с ним она перестала боятся спать по ночам. Его купил папа и сказал, что медведь особенный. Он в трудную минуту может защитить своего хозяина.

Они вышли из детской. Мама отдала чемодан женщине. Та покосилась на Любиного медвежонка. Мама попросила женщину оставить игрушку. «Ну, хорошо» – ответила милиционер.

Потом подошел папа взял ее на руки и прижал к себе. Мама обняла его и Любу. «Мы тебя заберем» – сказали они.

С этим словами папа поставил ее на пол. После чего его и маму увели люди в костюмах.

А Любу забрала женщина-милиционер.

Потом был детский дом. Там было много детей. Разных, плохих и хороших, добрых и злых. Кто-то, как Люба, каждый день ждал своих родителей, а те, кому было ждать некого говорил Любе, что ее родители «враги народа». «Враги народа» еще никогда не приходили за своими детьми. Вопреки всему этому Любе часто снилось, что воспитатель отзывает ее в сторонку и говорит, что за ней пришли папа и мама. Она бежит по коридору, открывает дверь, но за дверью никого.

Лишь однажды, во сне, за дверью она увидела маму и папу. Это было в один из дней уже после того, как им объявили, что началась война. После сна она с другими детьми гуляла во дворе детского дома. Был сильный грохот. Люба почувствовала, что что-то отшвырнуло ее. И потом темнота. Пришла в себя она в палате лазарета.

«Очнулась!» – сказала стоявшая рядом санитарка. «Повезло тебе. В рубашке родилась.» – продолжила она. «Если бы не медведь, осколок прямиком в сердце попал» – подытожила санитарка.

Люба вспомнила, что перед этим жидким грохотом она держала у себя возле груди своего медвежонка.

– Где он? – спросила Люба

– Кто? – удивилась санитарка

– Медвежонок. – ответили Люба

– А шут его знает. Выкинули с другим мусором наверно. – отмахнувшись ответила женщина

Люба молчала. По щекам катились слезы. Она плакала впервый и последний раз с того момента, как оказалась в детском доме.

Когда ей разрешили вставать и выходить во двор, Люба незамедлительно отыскала возле забора в горе страшного мусора, в котором то и дело вперемешку со щепками попадались окровавленные детские игрушки и обувь, своего медвежонка.

Медвежонок был сильно порван и весь в крови. Не хватало куска плюша и ваты. «Потерпи, не умирай» – попросила она его. Она со всех сил побежала с ним кабинет труда. Там она нашла кусочек ваты и какого-то материала. Небольшими стежками зашила его. А потом долго мыла, в начале просто холодной водой, а потом с мылом. Через какое-то время лишь аккуратная заплатка напоминала о случившимся .

Возможно именно этот случай предопределил Любину будущую профессию.

После выпуска из детского дома Люба получила профессию швеи. И очень скоро стала одной из лучших швей на комбинате, где работала. Начальство ее хвалило, давало премии. За счет исключительной аккуратности и высокой производительности Люба получала больше всех в цеху.

Каждый год на торжественном собрании в честь Первомая происходило награждение лучших работников. Как правило, им вручали знаки отличия передовиков производства. Но Любу никогда к таким наградам не представляли. Она догадывалась, что это из-за того, что она дочь «врагов народа». Присвоение этого страшного статуса родителям Любе подтвердили в органах, куда она ежегодно обращалась с запросом о их поиске.

Однажды, на одном из Первомайский собраний Любу словно пронзило током. Она услышала свою фамилию. Ее отметили. И не просто отметили. Любу наградили путевкой в санаторий во всесоюзную здравницу Крым.

Путевка была на июнь. Два месяца пролетели как один день. Люба представляла море. По дороге в аэропорт Люба не верила своему счастью.

На взлетной полосе стоял огромный самолет. Не такой большой, конечно, как цеппелин, но тоже величественный. Рядом с самолетом были статные и красивые девушки в элегантной форме. Наверное такая карсивая форма была бы у нее с Олей если бы они были экипажем цеппелина.

Люба прошла на борт заняла свое место.

Она сидела молча, затаив дыхание. Любу вдавило в кресло, как в детстве на качелях. Самолет оторвался от замели и начал набирать высоту. Люба заплакала. Вернее по ее щекам покатились слезы. Она молча плакала весь полет. Кто- то из пассажиров заметил слезы. Пассажиры пытались ее приободрить, мол летать не так страшно. Но эти заверения не ей никак не помогали. Утешить Любу попыталась и стюардесса. Но все было тщетно. Вскоре все оставили в покое странную женщину, которая наверно страшно боялась летать.