«И жизнь, и слезы, и любовь»

Бабушка

Я иду по тропинке вдоль деревенских заборов. Жара. Кругом тишина и только пчелы жужжат в малине. Наконец-то и наша калитка. В палисаднике никого. Дом открыт, на плите кипит куриная нога. Пусто. Выхожу в огород, тоже никого. И только из картошки доносится тоненький голосок:

– Христос воскре-е-ес из ме-ертвых, смертию смерть попра-ав…

Кричу: – Бабушка!!! Бабушка!!!Бабушка!!!

Из-под картофельных кустов появляется седая голова в платочке:

– Танька, чего ты орешь, я ж не совсем еще глухая!

– Бабушка, еле нашла тебя, ты что на земле сидишь?

– Я пальтушку постелила, жуки навалились, все утро их душу…Ты есть, небось, хочешь, пойдем, у меня щи вчерашние и нога куриная. Будешь, или опять на диете?

– Бабушка, я чай буду.

– Господи, царица небесная, владычица милосердная, опять не евши… Когда только эти диеты твои кончатся, мочи нет глядеть. – Бабушка кряхтя поднимается, хочу ей помочь, она отталкивает мою руку и ворчит: – Сама, не совсем еще старуха.

Мы идем в дом, я достаю нехитрые покупки. Бабушка ворчит, что много и кому это все есть. Но вижу, что рада. Потом долго пьем чай с малиновым вареньем.

– Таньк, ты надолго приехала, побудешь у меня чуток?

– Нет, бабушка, мне сегодня в Москву вернуться надо.

– Господи, и что вам там в этой Москве, медом что ль мазано? Хоть бы отдохнула в выходные. Ну, поди полежи, на ужин то небось картохи с огурцами захочешь?

– Ба, свари пожалуйста!

– Ну что ж, пойду в огороде пошкрыкаю, может уж молодая есть.

Я лежу в горнице на любимом диване и просто слушаю звуки. Незаметно наплывает сон.

Потом мы едим необыкновенно душистую мелкую молодую картошку с огурцами. Пьем чай, и я собираюсь ехать.

– Вот и не побыла ни чуточки, – вздыхает бабушка, – когда теперь тебя ждать-то?

– Скоро, бабушка, на той неделе приеду. Что тебе привезти?

– Попроси у матери, может, маслица лампадного достанет? Ну, пойдем, провожу тебя до поворота.

И мы идем по тропинке, потом бабушка поворачивает меня к себе, крестит мне лоб.

– Ну, ступай, с Богом!

Я целую её в щеки и дальше иду одна. И пока тропинка не повернула, я несколько раз оглядываюсь и машу бабушке рукой. А она все крестит меня вслед, и мне кажется, что я слышу её голос: – Царица небесная, владычица милосердная, спаси и сохрани.

Високосный Новый год.

Новогодняя ночь была на исходе. Уже стих грохот петард за окном, пьяненькие голоса нестройно и вяло тянули «пять минууут, пять минуууут». В комнате на столе догорали свечи. Селедка под шубой оплывала на блюде, меняя нарядный колер на буровато-розовый. Фантики от конфет, мандариновые корки, запах постоявших салатов и спиртного, перемешанный с табачным дымом и приправленный хорошим парфюмом – все говорило, что праздник закончился. По телевизору несчастный Ипполит в не счесть который раз мылся холодной водой с обреченностью приговоренного.

Лишь только небольшая искусственная ёлочка была все также нарядна и аккуратна. Таинственно мерцали маленькие свечки лампочек, подсвечивая мишуру то красным, то зеленым.

Мужчина и женщина сидели на диване, время от времени негромко переговариваясь.

– Вроде, все хорошо прошло, да, Маш? Тебе понравилось? – спросил мужчина, поглаживая подругу по руке.

– Да, конечно, как-то отстраненно ответила та. Женщине было за сорок, но выглядела она моложаво – брюнетка со стильной седой прядью, выразительными зелеными глазами и хорошей фигурой, она была красива той зрелой красотой, которая привлекает и мужчин, и юношей. Мужчина был немного старше – высокий, седые виски, породистое строгое лицо, умный взгляд. Они встречались больше десяти лет. И всегда их отношения были теплыми и ровными. Оба занимались наукой в одном закрытом НИИ, оба защитили докторские и уже который год заведовали лабораториями. Мужчина давно овдовел, женщина была разведена. У обоих были дети и внуки. Они регулярно встречались то у нее, то у него, много времени проводили вместе, оба были заядлыми театралами, почти всегда ездили вместе отдыхать. Но жили они порознь – каждый в своей квартире – и ни разу за все время их связи ни у нее, ни у него не возникало желания жить одной семьей. Их все устраивало и не было причин что-то менять.

Новый год по традиции встречали у нее. Всегда приходили поздравить их дочери с мужьями, иногда заглядывали сослуживцы и обязательно приходили соседи – пожилая, бездетная пара. Оба они были нездоровы, все деликатесы праздничного стола были для них под запретом, но они всегда приносили какой-нибудь невообразимо сложный пирог, сами же попивали слабенький чаек и с восторгом смотрели на молодую Гурченко.

Женщина поднялась и начала убирать со стола. Мужчина помогал. Было видно, что ему не нравится это занятие, но он считал правильным помочь хозяйке. Они молча и слаженно наводили порядок, в кухонной мойке росла гора грязной посуды.

– Вот сколько раз говорил, купи ты посудомойку! Не понимаю, почему ты упрямишься? – недовольно спросил мужчина.

– Дима, я не упрямлюсь, а просто не хочу. Не нужна она мне. Сколько той посуды то? – устало ответила женщина. Она открыла воду и начала намыливать и ловко споласкивать тарелки, а мужчина расставлял их в сушилке.

– Ой, что это?! Дима! – с испугом вскрикнула Маша, глядя, как из стока раковины вдруг начала подниматься грязная жижа.

– А это, Маша, високосный Новый год, закрывай скорее воду. Надо звонить в дежурную аварийку – засор в стояке. Да уж, повезло так повезло, – хмуро пробормотал Дмитрий. По чести сказать, мыслями он был уже в такси, предвкушая, как поднимется к себе, заварит вкусного чая, не спеша выпьет большую чашку и завалится спать. Но не тут-то было. И теперь придется возиться с грязными тряпками, собирать воду и ждать, когда до них доедет аварийка, если доедет вообще. Но, как воспитанный человек и мужчина, он не может оставить женщину в столь бедственном положении. Так что надо держать лицо и терпеть – когда-нибудь это кончится. Маша безрезультатно набирала номер районной аварийной службы – было занято. Вода, слава Богу, остановилась, не дойдя до края, но зрелище было пренеприятное, не говоря о запахе. Наконец, трубку на том конце сняли и веселый мужской голос сообщил, что все бригады на выезде, адрес он записал и надо ждать.

– Дима, ты езжай домой, что ты тут будешь маяться. Они, может, завтра днем только приедут, ты же привык спать в своей кровати. Поезжай, – мягко сказала Маша.

– Нет, Маш, мало ли что, а если опять фонтан забьет, и потом, кто их этих аварийщиков знает, приедут пьяные. Нет, Маш, я останусь, мне так спокойнее, – Дмитрий удобно расположился в кресле и приготовился ждать.

Время шло, на улице начало сереть, Маша сосредоточилась на правке текста очередной статьи, Дмитрий нашел какой-то детектив и тоже увлекся. В квартире было тихо. Лишь в трубах время от времени что-то булькало и рычало, заставляя Машу испуганно вздрагивать, на что Дмитрий молча морщился.

– Ну, наконец-то! – процедил он, – когда послышался звук въезжающего во двор грузовика. Это и правда была аварийка. Машина затормозила возле их подъезда, хлопнула дверь, и на улицу неуклюже вывалился огромный мужик. В одной руке он нес бухту кабеля, в другой – рабочий чемоданчик. Запиликал домофон. Маша, не спрашивая, открыла и пошла встречать спасителя на площадку. Подъехал лифт, и когда двери разъехались, на площадку ступил Миша – её Миша, Миха, Минька, Михайло Потапыч, Мишка Чернышев – первая и единственная Машина любовь, потерянная, оплаканная, не забытая. О таких встречах не говорят, что они сразу узнали друг друга, нет, они, будто расстались вчера, а сегодня снова встретились. Им не надо было узнавать друг друга, словно, не было этих лет, словно, они знали друг друга всю жизнь и помнили каждый непрожитый вместе день из этой жизни.

Миха на мгновенье замер, а потом бережно, чтобы не задеть, отодвинул Машу плечом: – Привет, Маш, давай, показывай, что тут у тебя.

– Показывать? Тебе показывать?! Я тебе сейчас покажу! – схватила она его за лямки рабочего комбинезона и затрясла, как грушу. – Где ж ты был, Миха?!

– А что тут происходит? – вышел в переднюю Дмитрий.

– Да ничего особенного, Дима, просто пришел единственный мужчина, которого я любила и люблю, которого потеряла, искала, думала, умру без него, а он вот он, здрасьте вам!

– Миха, – протянул аварийщик ладонь размером с лопату.

– Очень приятно, Дмитрий Александрович, – ответил Дмитрий, развернулся и пошел в комнату.

– Чего это он? – удивился Миха, – чего такой недовольный, я ж трезвый. Вас не разберешь, не едем – плохо, приехали – опять не хорошо.

– Мих, вот ты как был дундук, так им и остался, – счастливо улыбнулась Маша, – пойдем, покажу размер бедствия, – и повела его на кухню. Она знала, она была уверена, что больше они не расстанутся никогда.

Города, города…

Поезд шел на восток вторые сутки. В купе ехали двое. Иногда кто-то ненадолго подсаживался, но эти двое ехали вместе от самой Москвы. Уже были съедены и Краковская колбаса, за ней крутые яйца и помидоры. Выпиты две поллитровки Столичной. Закончился даже хлеб.

– Ну, что ж, на следующей стоянке придется бежать за едой, а, может, повезет, и какая-нибудь бабулька продаст самогонки. Да, было бы хорошо, – вздохнул первый, – деньжат только маловато. Вот где справедливость? Он, как каторжный, мотается по командировкам, а жена Зойка денег вечно под расчет дает. Даже на продуктах экономит. Хоть бы раз курицу в дорогу зажарила, а то все яйца да яйца…Да…Надо намекнуть попутчику, что пора бы и поучаствовать, не все же на халяву – то.

А в это время второй сидел и думал о том, как бы дотянуть до дома – денег не было совсем. Он в который раз обшарил карманы плохонькой куртёшки, проверил задний карман в джинсах – и в который раз не нашел ничего, кроме старой квитанции из химчистки. Конечно, он знал, что все последние деньги отдал проводнику, чтобы тот посадил без билета. Но, как известно, надежда умирает последней, и каждый раз, когда пальцы нащупывали квитанцию, сердце замирало, а вдруг…

– Слушай, Николай, – позвал первый, скоро станция, надо пожрать купить и самогоночки. Ты как, поучаствуешь?

– Нет, я мимо. Ты не обижайся, Вов, что объел тебя, но я пустой – последние деньги проводнику отдал, – слегка покраснел второй.

– Ну, ё мое, – разочарованно протянул первый, – и я на мели, что ж теперь делать то? Ехать еще сутки – нет, не протянем, – он задумался и вдруг обрадованно воскликнул: – слушай, есть идея! Ты видел, в соседнем купе едет тетка одна, больше никого, давай раскрутим её на любовь, тогда точно до самого Красноярска будем и сыты, и пьяны.

– Вов, ты что, за деньги что ль хочешь? Это уж вообще, как-то… – растерянно протянул второй.

– Коля, ты жрать хочешь? Молчишь? Ну, вот и не строй из себя. Подумаешь, какая цаца! Да, и не за деньги вовсе, а натуральный обмен. Женщина одна, соскучилась без мужской ласки. А какая может быть ласка на пустой желудок? Так что все честно, – сказал, как припечатал первый, уверенный в своей правоте.

– А, может, она не захочет, – робко возразил второй.

– А ты сделай так, что б захотела, – понемногу стал закипать первый.

– А что я то? Может, ей ты понравишься.

– Вот пойдем и узнаем, кто ей понравится. Может, оба сгодимся. И хватит ныть, Колян, ты мужик или кто? Короче, я в туалет – отлить, ну, и, это самое, причесаться-умыться. Ты тоже будь наготове, – и первый вышел из купе.

Варвара с сожалением перелистнула страницу, оставалась последняя глава. Больше почитать было нечего, и она не представляла, чем сможет занять себя – ехать было еще почти сутки.

"Графиня лежала на кушетке, корсет не скрывал её пышные формы, глубокое декольте подчеркивало белую спелую грудь. Немного бледное личико, обрамленное каштановыми кудрями, выражало скуку, сохраняя при этом природное очарование.

В комнату вошел молодой человек во фраке: – Жюли, наконец-то, я вижу Вас! Прием еще не закончен, и пока Ваш супруг сидит за картами, я здесь, у Ваших ног.

Он подошел, присел на край кушетки и, завладев рукой графини, принялся целовать её тонкие пальцы, постепенно поднимаясь губами к обнаженному локтю.

– Ах, оставьте, Жан, я не расположена к нежностям. Мне скучно, Вы же утомляете меня еще больше, – графиня выдернула руку и шлепнула гостя веером.

– Жюли, Вы убиваете меня Вашей холодностью. Где же та страсть, которая пылала между нами? – растерянно пробормотал Жан.

– Да, пылала – пылала и сгорела дотла, это естественный ход вещей, как Вы не хотите понять? – поджала губы графиня, – прошу Вас, уходите, не хватало, чтобы прислуга начала шептаться о ваших визитах. Уходите, я устала, голова болит, и, в конце концов, Вы мне надоели! – она ударила бывшего любовника веером уже всерьез.

– Что же, как Вам будет угодно, Ваше сиятельство! – поклонился Жан. У самой двери он обернулся и пообещал: – ты еще пожалеешь, Жюли!"

В дверь купе постучали. Варвара неохотно отложила книжку, встала и открыла дверь. На пороге стояли двое мужчин.

– А мы к Вам, можно? – развязно сказал первый и сразу шагнул в купе. И хотя Варвара не жаловала нахалов, этот ей почему-то понравился. В нем не было особой красоты, но мужская сила, обаяние били через край. Второй же, хотя и симпатичный, наоборот был тихий, даже какой-то пришибленный. Он молча мялся на пороге.

– Вам что-то нужно? – недовольно спросила Варвара. Ей было неловко за разобранную постель, за обилие еды на столе, за свой затрапезный вид: тяжеловесную фигуру, втиснутую в растянутые спортивки и выношенную футболку, взъерошенную голову.

– Да, хотели составить Вам компанию, – игриво начал первый, – видим, Вы одна едете, и мы с товарищем от самой Москвы уже надоели друг другу, да, Коль? – подмигнул он второму.

– Я не знаю, наверно …– протянул второй, которого Варвара про себя обозначила как "скромный".

– Ладно, входите, – пригласила она.

Они расположились за столиком. Скромный и нахал сели рядом, а Варвара – напротив.

– Ну, что же, давайте знакомиться! – нахал покосился на товарища и слегка подтолкнул его в бок, – я – Владимир.

– Очень приятно, а я – Варвара, сказала женщина и зачем-то вдруг добавила: – а мама зовет меня Барбара – ей нравятся французские романы.

– А что, Вам идет, – засмеялся Владимир и добавил: – а это мой попутчик – Николай. Предлагаю для разминки сыграть партеечку в дурака, заодно и познакомимся получше, – и положил на стол потертую колоду.

Варвара кинулась было убирать со стола свертки с едой, а потом вдруг спросила: – А вы ужинали? Может, кушать хотите? Мне мама в дорогу всего полным- полно положила, одна не одолею.

– Мы не против, да, Коль? – опять пихнул товарища в бок Владимир.

– Ой, я сейчас, – засуетилась Варвара, она быстро и ловко разворачивала кульки – еды было много и разной. В завершение появилась фляжка. – Это коньяк, мама всегда мне с собой дает на всякий случай, и вот, надо же, пригодился, – неловко улыбнулась женщина. – Ну, что же вы, налетайте, – гостеприимно повела она рукой.

Владимир моментально соорудил себе толстенный бутерброд с сыром и копченой колбасой, откусывая по очереди то от него, то от куска жареной курицы. А Николай сосредоточенно чистил крутое яйцо.

– Господи, – подумала Варвара, глядя, как он осторожно откусывает от яйца – это ж надо быть таким малахольным… То ли дело этот нахал, сразу видно – мужик.

Мало-помалу завязался разговор. Крышечку от фляжки уже несколько раз пускали по кругу. У мужчин масляно заблестели глаза, а Варвара, хоть и пила по половинке, раскраснелась и все чаще заливалась смехом: – Ой, как же хорошо, что вы зашли! Настоящая вечеринка получилась: два галантных кавалера и дама, – неумело кокетничала она, не решаясь назвать себя прекрасной. Карты были забыты. В ход пошли анекдоты и чем дальше, тем сомнительнее. Владимир старался вовсю. По всему было видно, что дама дошла до кондиции и выбор свой сделала: она не сводила с Владимира восторженного взгляда, тело её, вопреки остаткам здравого смысла, непреодолимо тянулось к нему. Пора было переходить к основной программе, и Владимир уже было собрался отправить Николая спать, как тот сам позвал его покурить. Они вышли в тамбур.

– Ну, чего ты? – нетерпеливо спросил Владимир.

– Вов, скажи, она тебе правда нравится?

– Кто, Варька что ли? – выпучил глаза Владимир, – ну, ты, Колян, сказанул! Да, кому она вообще может нравиться? Я ж для дела, для нас стараюсь. И, заметь – один весь вечер кручусь, все сам, от тебя толку ноль. Ну, не испортил ничего и то ладно, – благодушно заметил он. – Так ты чего хотел то?

– Я с Варей хочу остаться.

– Ё моё, вот это поворот, – изумился Владимир.

– Нравится она мне, – еле слышно проговорил Николай и вопросительно глянул на товарища, – тебе же все равно?

– Ну, так-то да, но я, вроде, уже настроился, чего добру то пропадать. И потом, а если ты вдруг оплошаешь, нам же еще почти сутки нежрамши ехать.

– Вов, как друга прошу, ведь не нужна она тебе.

– А тебе нужна? Может, ты жениться на ней хочешь?

– Может, и хочу, – тихо, но твердо ответил Николай.

– Ну, ё моё, вот все у тебя через одно место, то молчишь весь вечер, а то вон чего удумал, – вдруг весело рассмеялся Владимир. – Ладно, топай, Ромео недоделанный, но смотри, суточное довольствие на двоих чтоб обеспечил – без этого не возвращайся, – сказал, хлопнул Николая по плечу и ушел в их купе.

Николай коротко стукнул в приоткрытую дверь и вошел. Варвара подняла на него глаза и улыбка сошла с её лица: – А где же Владимир? – нетерпеливо спросила она.

– А он спать пошел, устал очень.

– Устал? Спать пошел? Да, как же это возможно? Ведь я же.... Мы же… Да что ж это такое! – почти кричала женщина. Разочарование её было так велико, что она не могла сдерживать себя. Она заметалась в узком купейном пространстве, футболка сбилась на сторону, лицо покраснело и стало откровенно некрасивым. Николай молчал, он от всей души сочувствовал этой женщине, так жестоко обманувшейся в своих ожиданиях. Но помочь никак не мог, более того, он собирался сказать ей правду: – Варя, успокойся пожалуйста, послушай, – присел он рядом, – я должен тебе одну вещь сказать.