Ищу девушку на конец света

Юлька умела определять время по солнцу. Сейчас солнце находилось между югом и западом, ещё далеко до вечера, особенно в середине июня. Так, западнее юго-запада, к северу, но слегка. Отсчитывала градусы, деля пополам каждый раз. Выходило три часа. И словно в подтверждение её мыслей от остановки отправлялся автобус редкого маршрута. Юльке говорили, что это несерьёзно. И когда рассказывала, что любит цветы, деревья, мокрые от дождя, в майском зелёном тумане, рассветы и закаты – отрезали, что так жить нельзя. Говорили, что надо любить деньги.

А Юлька не понимала. Как можно хотя бы так же сильно любить эти цифры и бумажки? Читала, что взрослые любят цифры. Странно. Папа всю жизнь любил математику, учился в спецшколе, дальше получил такую специальность, но долларов в глазах у него не было. Он любил говорить о природе, об астрономии, о технике. Как и бабушка, учительница математики, утром говорила про погоду, но не про курс рубля. И им точно не приходило в голову спрашивать, сколько зарабатывают сначала родители Юлькиных друзей, а потом сами друзья.

Она вообще дружила и с профессорами, и с рабочими, и с дворниками. Не делала различия вообще. Не надевала на людей статусы. Для общения у неё было два критерия: необходимость и интересность. Причём необходимость не та, о которой думают заводящие искусственные отношения с выгодными людьми. Она скорее думала о необходимости другого человека, например, одинокой соседки. Что ей тяжело и грустно, одиноко, хочется рассказать – а некому. И говорили, что в ней с возрастом не пропала детская способность утешать и давать энергию. «Ты всю боль забираешь», – сказала знакомая, когда плакала, а Юлька обняла. Юлька, которая дружила со взрослыми и хотела создать семью. У кидалтов, которые хотели сохранить детство через одиночество и игрушки, так не получалось.

Из Юльки хотели сделать успешного человека, а никак не получалось. Ей не нравился тот образ жизни, вообще, с детства. Надеялись, что изменится с возрастом, но в этом плане не было никаких подвижек. Как не могла поставить главной целью в жизни больше зарабатывать, чтобы больше покупать, так это с возрастом не изменилось. Ей для привития вкуса к богатой жизни покупали дорогие вещи, но результат был одинаковый – никакого интереса.

– Жизнь одна! Зачем жить плохо?

– Жить плохо – это закопаться в шмотках, их поставить во главу угла!

«Зарабатывать надо больше» – то есть, трудиться не там, где хорошо, не там, где польза, а чтобы хватило купить очередную ненужную финтифлюшку. А то счастливой не будешь, так ведь сказали. Образ человека в офисном костюме не внушал светлые чувства. Какая-то это клетка, предназначенная для отличников. Это им с детства внушают, что надо грызть и карабкаться, пятидневка лучше смен, а трущий галстук и белая рубашка – важные знаки отличия.

Лена, Юлькина подруга, снова шла на смену. Её Юльке было жалко: попала на пенсионную реформу, а так хотела выйти на пенсию, внуков нянчить. Ей в этом году исполнилось пятьдесят семь. Печальную новость Надя получила на свой юбилей в 2018, когда начался чемпионат. Хотела большую семью, а получилось лишь одного сына родить. Не позволило больше именно здоровье, а не те надуманные причины, которые обычно называют. И сегодня, в свой день рождения, она опять начинала цикл четырёхсменки. Как тогда, шесть лет назад.

Лена, как, впрочем, и Юлька, не замирала, глядя на экран. Ей интереснее было вживую наблюдать дворовую игру. Внуки соседки, тёти Иры, в свободное время составляли целую команду. Они дружат с Лениным сыном с детства, вместе учились. А футболисты эти – кто? Кто с детства ничего не видел, кроме футбола. Как вообще воспринимают их мнение в политике наравне со специалистами? Они выросли в теплице, их не учили ничему помимо побед. Бежать за мячом, как собака за палкой. Как тут понять, как надо управлять страной, если эти вещи не входят в круг их понятий?

Надя, ранняя внучка тёти Иры, тоже не любила большой спорт. Тогда она была в роддоме, как, впрочем, и сейчас. Сейчас ей сорок пять, и она просит не ставить её в пример тем, кто хочет отложить материнство. У Нади-то это далеко не первый ребёнок, а клюнувшие на пример родившей в сорок пять молодые девчонки останутся одни. И не просто, а предварительно измучив себя бесплодными попытками и добив здоровье. Надя всегда добавляла, что у неё ещё рост больше двух метров, и то, и то – исключение, а не правило. Она не хотела стать маскотом их несчастья.

Надя тоже дружила с Юлькой. И не раз рассказывала, как раньше провожали на пенсию. Тогда устраивали настоящий праздник! Юлька это и по телевизору видела. Прошлые реалии, уже никогда не повторится такое, все это понимали. Накрытый стол, торжественные речи, подарки – словно выпускной. Уже совсем скоро у виновника торжества тихое долгое утро, много времени с внуками, рыбалка… И никакой гонки. Юлька представляла себя на месте этих солидных женщин, не то, чтобы часто, но в её любимых советских книгах и фильмах было именно так. И родная бабушка вышла на пенсию вскоре после распада Советского Союза; Юлька была младшая в семье.

Представляла до 2018 года. До футбола. Тогда, в тёплые и жаркие, солнечные, дождливые и грозовые дни эта картинка необратимо треснула. И с тех пор лишь осколками собиралась. Пенсия вроде будет, вроде доживёшь, но такое всё уже не наступит. Нет, Юлька не была ленивой, из тех, кому заранее надоело работать уже в первом классе. Просто рушилась привычная картина. Над Юлькой попробовали смеяться из-за её возраста, мол, что думать о пенсии в юности, но, увидев её скорбь, испуганно отступили. Она думала не о деньгах, не о свободном времени. И обиды на власть не было, она лучше либералов знала, что в их любимых странах пенсионный возраст ещё выше.

Нет, не то это было. Юлька искала в Интернете аналоги своим чувствам, но было всё не то. Россию назначили на чемпионат ещё в 2010 году. В одно время – не обязательно намеренно, но вспоминается-то именно так. Футбольное поле, холёные лица – и внизу строчка новостей про реформу. Июнь, каникулы, самые длинные дни в году. Розовые вечера, далёкие закаты в ельнике – и такие воспоминания. Почему не осень, не слякоть, не беспросветная серость?

Надя потеряла мужа в прошлом году. Авария не по своей вине. Тогда ещё её уговаривали сделать аборт. Но всем неизменно отказывала и по возможности старалась меньше общаться с этими советчиками.

– Однажды я встречусь со своим любимым. И что я ему скажу? Что я убила ребёнка, струсила, променяла на глупость, которая потом исчезнет? Интереснее только с ребёнком объясняться.

– Как романтично! А деньги? Уровень жизни…

– На этих деньгах свет клином не сошёлся!

– Ты станешь беднее.

– А вот не факт.

Чуть отошла «доброжелательница» – к ней подлетела давняя знакомая:

– Не зли Надюху. Не видишь, она два метра и сто кило, по шее даст очень сильно!

– Я шла на этот риск.

– Какой? Ты ведёшь себя, слов нет просто. Зачем тебе смерть её ребёнка? У неё утрата, а ты ей такое!

Надя смотрела в окно. Волосы у неё рыжие, глаза зелёные, цвета вечной весны. А если бы той советчице попалась не Надя, а слабая, истощённая и загнанная в угол?

Юльке на глаза попалась любимая книга детства. Там два брата попадали в удивительные истории всегда с хорошим концом. Юлька однажды подсчитала: только летние каникулы у них наступали сорок семь раз! А они всё в одном и том же классе. В третьем и пятом. И бабушке на дне рождения всегда исполняется пятьдесят. На годе нет акцента, но исторические реалии одни и те же. Это в мультсериалах пошли ещё дальше: президенты меняются, а дети не растут. В возрасте этих мальчиков из книги уже думалось: устанешь так от одного возраста, в школе учить одно и то же. Сорок семь лет в одном классе – это ещё веселее, чем двадцать лет под кроватью.

Уже не в детстве Юлька прочитала про мальчика, который не хотел ходить в первый класс, загадал желание и превратился в пятилетнего. И сразу представила: у неё только мама осталась жива, и тут стареющей маме придётся заново растить маленькую девочку. Но больше всего не любила языческое циклическое. Зачем заново рождаться, если уже прожил жизнь? Это даже не наказание, это издевательство. Заново учиться ходить, говорить, всякие детские трудности, а прошлое забыть. Ну как так? Причём об этом сейчас говорят, вроде в цивилизованных странах, не дикари.

Как и мифы из той толстой книги, которую Юлька после прочтения задвинула на дальнюю полку. Советская книга, там расписаны эры, в которые живёт человечество, и они идут по кругу. В 1970-х они спрогнозировали светлую эпоху на сто лет. Атеисты, а говорят о предсказаниях! Никакой Алисы из будущего не существует, её придумали. Всего четыре периода, всего четыре варианта жизни. Из этого, мягко говоря, неидеального мира не вырваться. Вечный круг. Юлька любила советские книги, но вот эта псевдорелигиозность наводила какую-то странную тоску на много дней.

Мир нулевых стремительно уходил из нашей жизни. Постепенно исчезали вещественные носители информации. Кассеты, диски, аналоговые приборы… Глянцевые журналы в киосках, плееры, кнопочные телефоны или даже будки – всё это можно увидеть в фильмах того времени. Последние годы недостатка информации, долгого ожидания и не заказных бумажных писем. И последние годы ветеранов Великой Отечественной. Бабушка Нади, Ирина Карелова, ветеран, воевала в детстве. Она старше самого молодого ветерана всего на год, войну встретила шестилетней. «Молиться, а не материться» – так и прошла до конца. Сражаясь, она всегда знала, что права, что за правое дело. И с той же уверенностью потом воевала с грехами подчинённых. И детям и внукам обещала бороться со злом в виде их капризов.

Рассказывают, что ветераны не любят вспоминать и не празднуют девятого мая. Она была явно не из таких: «Даже не пытайтесь забыть. Всё равно не получится. Лучше помнить преодоление. Раз выбрались из той ситуации – значит, было то хорошее, что вам помогло». Про свой опыт она всегда рассказывала. Это как с воспитанием детей: не расскажешь что-то важное – расскажут другие, совсем по-другому. Добро не должно стесняться. Ведь не дремлют и не стесняются уренгойские Коли и прочие «редакторы истории». Она ходила в школы, на всякие мероприятия, на девятое мая всегда надевала награды, в том числе матери-героини.

Надя была третьей по старшинству внучкой тёти Иры. У них вообще у всех было много детей в семье. И жили в разных регионах, настолько распространённо, что в каждом субъекте России могли найти родственников. Юлька в детстве говорила, что у неё три дома, потому что родственники в соседнем районе и в другой области. А тут – по числу субъектов, даже больше! С запасом на новые регионы, что ещё будут присоединять. Поехать к родственникам – лучше любого пятизвёздочного отеля. В отеле вспоминать нечего и не с кем. Там не смотрят, кто и как вырос, не помогают хозяевам с уборкой и готовкой, пока они работают.

Юность Нади пришлась на трудное время. Она училась на рубеже веков. В общежитии комната вмещала шесть студенток. Одна из них, Вика, вела разгульный образ жизни. И тут беременность. Четыре соседки в тот вечер начали смеяться: «Ещё скажи, что рожать собралась! Куда тебе»! Они были сами девочки-пай, но пример с них брать не хотелось. Даже если ты один против всех – это не значит, что ты не прав. Надя и не собиралась с ними соглашаться. Она прямо сказала Вике:

– Нет, ты родишь.

– В таких условиях?

– Каких таких? Это жизнь человека. Мы же про взрослых так не спрашиваем.

Вика расплакалась: «В меня никто не верил никогда. Почему я всегда плохая и меня всегда надо ругать? Мама всегда только недовольная. Всё время она меня дёргала. Школьные фото не разрешала дома держать, мол, у меня взгляд злой. Частые уборки; да так, что я сделаю – придёт домой и скажет, что я ничего не сделала, а так бывает в двух случаях: либо слишком плохо, либо было не нужно. Цель школьных отметок – доказать, что я дура. «Пять» не ставили никогда, хоть разбейся в лепёшку. Потом я уже узнала, что могла бы быть отличницей по знаниям. Дома: «Почему не пятёрка»? И дочери маминых подруг, которые всегда лучше. Помню, была в гостях у одноклассницы, так ей мама сказала: «Ругать за двойку я не буду, а вот исправить заставлю». А что, так можно было? Не орать, не оскорблять.

Некрасивая, не худышка, как модно. «Ты считаешь себя взрослой? А вот там туфли в коридоре валяются». И я сникаю. Я начала во всём стесняться мамы и всё скрывать. Она ругает за безынициативность – а мне это пережить легче, чем залезание в то, что мне дорого. Начинает жаловаться на жизнь: «Хотя, что я говорю? Тебе же плевать». Кто-то подумает, что моего рождения никто не хотел. И ошибётся. Мама мечтала о дочери, я родилась в семье. Я так мечтала быть хорошей! Но меня только ругали. И я отчаялась. Раз уж я плохая, раз меня списали, так буду совершенствоваться в сторону зла. Я не хочу стать такой же и уже своих детей ругать за каждый шаг».

Надя обняла её:

– Так ты и не будешь такой. Ты будешь лучше. Если тебя не любила мама, это вовсе не значит, что у тебя нет будущего. Ты сможешь быть хорошей. Отрицатели тебя здесь вообще не правы.

– Да кто в меня верит?

– Ну, я хотя бы. Моя семья. Подруги. И присутствующие здесь, если они люди. Ты сможешь быть матерью. Помнишь, как ты подросткам тогда помогла? Как по-матерински опекала…

Сын родился. Парень Вики обрадовался ему, взялся за ум, они поженились, но вскоре он умер из-за прошлого образа жизни. Соседки помогали с малышом. Это был первый курс, к концу учёбы мальчик ходил в детский сад. С прошлой компанией Вика рассталась навсегда. И стала ходить в церковь после того разговора. Сказала тогда, что только Надя её поняла, никогда больше такого не было.

Мир тесен. В соседнем квартале жила Катя. Она когда-то работала у бабушки Нади, Ирины Витальевны, которая умерла в мае 2025 года. Потом быстро заняла должность мечты, все удивлялись. У Кати счастливая семья, не без трудностей, конечно. Но она никогда не могла представить, как жила бы без старшего сына, который за ней ухаживал во время болезни и помогал с младшими безо всяких обид, что детство украли. Красавец, недавно женился, тёща теперь не нарадуется. Младшие вразнос не идут, у них есть пример. Отличник, работает и учится заочно, после учёбы получит повышение. Не хочется вспоминать, что его могло не быть, что беда не случилась только по одной причине: начальница запретила.

Тогда Катя была совсем юная. Только выучилась и пришла работать. Очередные временные, «пробные», легкомысленные отношения. И тест… Утром, меняясь с Наташей, болтала по телефону. Наташа очень перепугалась. Но её попытки утешить не возымели эффекта. Катя и слушать не хотела. «Начальница тебя зовёт», – сказала Наташа перед уходом.

В кабинете начальницы стандартная мебель казалась маленькой по отношению к её росту. И крошечной казалась чашка чая в её руке. Вторая такая же чашка стояла на столе для Кати. Катя не могла пить чай, потому что руки тряслись от гнева:

– Это Наташа всё рассказала!

– Она молодец, скажи ей спасибо. Поняла, что ты в беде, она одна тебе помочь не может, вот и обратилась за помощью. Что не так?

– Она меня сдала чужому человеку!

– Во-первых, мы не чужие, мы связаны по закону, об этом тьма документов, начиная от Трудового Кодекса до всего, что здесь хранится в папках. Во-вторых, сдать, в смысле предать – это врагам. А я не хочу катастрофу, я не враг тебе.

Начальница продолжала:

– Ты хочешь карьеру? А что для тебя высокая должность? Красивое кресло? Его можно и дома поставить. А зарплата – не такая уж огромная, да и тратить некогда будет. Вот представь, что ты – это я. И к тебе пришла годящаяся минимум в дочери.

– Я бы её не вызывала по этому поводу, потому что это её личное дело.

– То есть, что бы страшное ни творилось на станции, ты вмешиваться не будешь?

– Это не на станции, это личное.

– А с личным работники приходят на станцию. И, поверь моему опыту, люди с личными драмами более склонны ко всяким неприятностям, а счастливые – наоборот.

Добрые карие глаза смотрели не злобно, как думала Катя сначала, а сочувственно. Ей трудно было понять начальницу.

– Ты боишься нынешней перемены и любым способом хочешь от неё избавиться. Это плохое качество для руководителя, он должен всё принимать, а не отрицать. И вот такой отказ от первого ребёнка – это желание сказать всем и самой себе в первую очередь: «Я маленькая». Но теперь представь, что здесь, на опасном производстве, что-нибудь случилось, ты говоришь мне, а я говорю, что я маленькая. Ты звонишь более высокому руководству, но там тоже все маленькие. Тебе очень страшно, это напоминает ночной кошмар или фильм ужасов.

Она ответила на звонок и продолжила:

– Ты хочешь приобрести власть над взрослыми людьми, которая даётся не всем, особенно в молодом возрасте, но при этом отказываешься от естественной власти над ребёнком.

– Я должна сделать карьеру! Я подавала большие надежды в детстве и должна стать успешным человеком.

– Грустно, очень грустно, что во власть идут не для того, чтобы быть старшими. Грустно, что высокие зарплаты начальства считаются не компенсацией за ответственность и переживания за подчинённых, а приманкой для алчности. Общество делает из детей успешных людей. Не счастливых, не тех, кому нравится работа, а тупо затолканных в белый воротничок. Зарабатывать красивые цифры, отсиживая часы, а из радостей – только купленные на эти деньги цацки и раздражение органов чувств.

Катя вспоминала рекламу. «Ведь ты этого достойна!»

– И очень страшно, – продолжала начальница, – что девочкам внушают: никакой семьи, никаких детей, поступай непременно на модную специальность, рвись за границу. А это вернейший путь стать несчастной. Когда ты никого не любишь, тебя никто не любит. Это с возрастом особенно чувствуется. В юности кажется, что с семьёй и детьми выпадешь из круга общения. Но вскоре понимаешь, что настоящие подруги, те, с кем интересно – замужем, а ты своим одиночеством не можешь с ними разговаривать на равных.

– Об этом, что ли?

– Обо всём! Ты на всё будешь смотреть по-другому. Глубже. Ты думаешь, что интересное в твоей жизни разом закончится, но на самом деле станет только интереснее. Скажу тебе не по секрету, наоборот, это надо знать всем: работать, жить в семье, помогать нуждающимся – это один и тот же вид деятельности: трудовая. Она ведущая у взрослых людей, через неё раскрываются.