Трон

Глава 1

В моём детстве мама часто повторяла, что, в отличие от всех остальных, меня до беды может довести острота не языка, а уха. Мне никогда не была до конца понятна эта мысль, потому что мне от своих ушей приходила лишь сплошная польза.

Слух у меня развился очень рано, родные вспоминали, что ещё в три года я без усилий повторял сложные фразы, в начальной школе меня пленило звучание европейских наречий, к поступлению в университет я уже владел десятком языков и диалектов, и сейчас, в неполные тридцать, вполне заслуженно ношу профессорское звание и статус эксперта по древним языкам. И всё благодаря острому слуху.

Впрочем, на этот хорватский островок я приехал без профессиональной необходимости, просто хотелось немного отдохнуть, послушать море, подышать солью. По вечерам утомлённое жарой население заполняет узкие улочки гомоном и находиться в толпе неуютно, поэтому я выбираюсь на прибрежную косу, отступающую от берега на несколько километров, и брожу, наслаждаясь тишью, которую иногда режут крики чаек.

В этот раз я тоже вышел под вечер и, рассекая толпу, отправился привычным маршрутом. И тут-то слух и сыграл со мной злую шутку.

Самих девчонок я и не видел, только мелькнули впереди изящные силуэты и послышались голоса. И я встрепенулся, как тигр, учуявший дичь. Я даже не расслышал слов, только отголоски речи, но какой! Это был не хорватский – за две недели я овладел им вполне сносно для общения и точно выделял из гомона. Не итальянский, хотя мелодика была отдалённо похожа. Не французский и не испанский, и не один другой из знакомых мне.

У каждого языка есть своя мелодия. Я не рассказывал об этой теории даже студентам, но сам всегда воспринимал каждый язык как отдельное музыкальное произведение, слишком большое, чтобы выслушать его сразу, но совершенно узнаваемое, когда с ним познакомишься. Эффект выделяющегося родного языка знаком многим, но профессионал может отличить по интонации десятки и сотни знакомых языковых конструкций.

Интонации этого языка мне были незнакомы, и меня настолько заинтриговало это обстоятельство, что я невольно стал преследовать девчонок, правда, соблюдая осторожность, постарался себя не выдавать. Хорваты – народ резкий, хотя и дружелюбный, а нарываться на конфликт в малознакомой стране – не лучший отдых для иностранной профессуры.

На мою удачу, девушки шли, не торопясь, центральной туристической аллеей, благодаря чему я мог без труда волочиться за ними поодаль, сохраняя вид скучающего бездельника. Мы прошли таким манером через весь старый город, спустились к пирсу, где теснились на привязи десятки лодчонок и остановились, ожидая регулярного парома.

Здесь мне повезло, я занял удачную позицию буквально в нескольких шагах от девчонок. Купив бутылочку воды в прибрежной лавчонке, я уселся на скамейку и стал смотреть вдаль на море, краем глаза цепляя объекты моего наблюдения и навострив уши, как заправская гончая собака.

Девушек было трое, они оказались совсем молоденькие, самой старшей было не больше пятнадцати лет (я ещё раз мысленно похвалил себя, что не стал приставать к ним на улице) и говорили они, к моему изумлению, на английском. Это очевидно был не их родной язык, периодически им приходилось делать паузы, подбирая слова, однако произношение у них было чистое, речь отчётливая.

Обсуждали они то, что и положено девушкам в их возрасте, и я уже начал сомневаться в том, что мне послышалось, как вдруг одна из девчонок, забыв английское слово “afraid”, обронила «минцу тадур» и мои уши вскочили обратно в боевую стойку. И не зря. Девчонки снова перешли на непонятную речь. И это не были десять заученных шумерских фраз – это был полноценный, живой язык общения. Зачарованный, я слушал незнакомую мне мелодику, гадая, где и когда эти дети могли узнать давно забытые выражения. Некоторые из них я узнавал, одну из работ я писал по кодексу хаммурапи и проштудировал все доступные исходники, но большинство были мне совершенно неведомы.

Подошёл паром и я, словно на привязи, увязался следом, безропотно заплатил необъяснимо высокую цену за перевозку и впился глазами в девичьи губы, стараясь не пропустить ни малейшего отрывка.

Девушки же мило щебетали, не обращая на меня внимания. Если бы я не был так сосредоточен, мне бы показалось это странным – любую девушку должно было бы напрячь столь пристальное внимание незнакомца на вечернем пароме. Да что там говорить, я бы мог заметить множество странностей – то, что с девчонок вообще не взяли платы, то, что перевозчик зачем-то записал адрес гостиницы, в которой я остановился, то, что мы прошли через основные островные порты, не останавливаясь и что кроме нас четверых и перевозчика, никого не осталось на палубе в тот момент, когда лодка тихо стукнулась о причал.

И только тогда я обратил внимание, как пустынно и тихо вокруг, когда вокруг меня выросли тёмные тени и к моей шее сзади прижалось холодное лезвие. «даннум еншам ана ла хабалим» – прошептал тот, кто держал нож, и я понял, что лучше не сопротивляться.

Девушки исчезли в ночи, а мы прошли по скрипнувшим доскам, оскальзываясь по камням, поднялись узким горным парапетом. Перед нами открылась небольшое плато, на нём стояли несколько каменных домиков. Свет везде был погашен, но даже если бы и горел – звать на помощь было бы некого. Мой провожатый, бесшумно ступая сзади, был явно у себя дома, вряд ли кто-то бы стал мне помогать. Оставалось надеяться на здравый смысл и американское консульство.

Я попытался заговорить, но лезвие недвусмысленно вдавилось в шею.

Мы прошли через всё поселение. Дальше дорога уходила в тёмный лес.

Страх уступил место любопытству – очевидно, что никто не будет тащить человека за тридевять земель, чтобы просто прикончить. Побывать же в качестве заложника на хорватском острове – в этом есть что-то экзотическое.

Совсем стемнело, на небе высыпали звёзды. Мы продолжали идти.

Лес оказался неглубоким, буквально через сотню шагов выросла приземистая избушка.

Дверь легко отворилась, я шагнул за порог, позади лязгнул замок.

Я остался один.

Ну что ж, сказал я себе, по крайней мере, пока я не пострадал. И это явно не преступники – меня даже не обыскали.

Я огляделся. В комнате не было мебели, голый пол и ровные стены.

Я попробовал открыть дверь, но со внутренней стороны не было даже замочной скважины.

В углу лежала свёрнутая узлом постель.

В очередной раз выругав себя за забытый телефон, я послонялся по комнате, присел на постель, и, убедившись, что комната нерушима, разложил её и растянулся во весь рост.

Завтра посмотрим, что будет.

И откуда они знают шумерский?

Глава 2

– Мистер Катлер! Мистер Катлер!

Меня настойчиво тормошил за плечо невысокий коренастый юноша. Я с трудом открыл глаза.

– У вас просто железные нервы, – с искренним восхищением сообщил молодой человек, и протянул мне руку, помогая встать.

В другой руке у него был мой паспорт.

– Извините нашего Стехана, он совсем не разобрался, кто вы, а меня не было, вот он и притащил вас сюда, как говорится, до выяснения.

Его английский отличался безукоризненным оксфордским прононсом.

– Ничего, – буркнул я. – Хотя я слышал другое о гостеприимстве в восточной Европе.

Парень искренне рассмеялся, показав великолепные зубы.

– Мы исправимся, вот увидите. Может быть, кофе с бутербродом?

Я только сейчас заметил, что в комнате появился столик полированного чёрного дерева, на котором дымила чашка. Рядом лежали несколько круассанов и целый арсенал подсластителей. У стола стояла низенькая табуретка.

Я ощутил волчий голод.

– Кушайте, – пригласил юноша. – А как закончите, приходите в деревню, мы вас отправим домой. Тут одна дорога – не заблудитесь. Меня зовут Бован, можно просто Бови.

Он положил мой паспорт на стол.

– Ещё раз извините за неудобство.

Дверь осталась открытой.

Пока я жевал великолепнейшие круассаны, мне обрывками приходили в голову обстоятельства вчерашнего вечера. Допив последний глоток, я поставил чашку на стол и вышел за дверь.

Бови обнаружился во втором домике. Сидя за столом, заваленном бумагами, он одновременно их читал, говорил по телефону и что-то набирал на небольшом макбуке. Увидев меня, он приглашающе махнул рукой и указал на кресло у стены. Кресло оказалось мягким и глубоким, я с удовольствием утонул в нём, ожидая, пока Бови освободится.

Разговор он вёл на немецком, на котором также говорил без малейшего акцента.

Закончив, он предостерегающе поднял палец, быстро набрал несколько строк и захлопнул ноутбук.

Затем повернулся ко мне, белозубо сверкнув улыбкой.

– Завтрак был что надо?

Я почувствовал растущее расположение и попытался скрыть его за маской обиды.

– Завтрак нормальный. Но мне не нравится, когда меня похищают, угрожают холодным оружием и воруют мои документы.

Бови так искренне поник плечами, что мне стало неудобно.

– Мне, право, искренне жаль, – очень огорчённо сказал он. – Скажите, чем я могу загладить нашу ошибку, и я тут же это сделаю. Но поверьте, вам никто не угрожал и у нас не было никакого злого умысла. Наша страна живёт за счёт туристического потока – мы не режем кур с золотыми яйцами.

По его лицу опять блеснула улыбка и я невольно на неё ответил.

– А нож, под угрозой которого меня привели? И откуда у вас мой паспорт – я оставил его в гостинице.

– Паспорт украл я, – честно признался Бови. – Дело в том, что вы прибыли на остров нашим личным паромом, а для поездки на всех остальных требуется регистрация. Когда я узнал, что вы находитесь в гостевом доме, я поехал в вашу гостиницу, пробрался к вам в номер, стащил паспорт и привёз вам. Иначе вы бы отсюда и за месяц не выбрались. Поверьте, это было сделано исключительно в ваших интересах.

Он явно не врал и, судя по мешкам под глазами, пожертвовал ради меня несколькими часами сна.

– А нож? – все равно не желал сдаваться я.

Бови несколько минут глядел на меня, покусывая нижнюю губу. Ему явно хотелось рассмеяться.

– Не вижу ничего смешного, – отрезал я, но это вышло так неискренне, что мы оба прыснули.

Затем Бови поманил меня пальцем и подвёл к стене. На ней висела фотография – двое крепких мужчин открыто смотрели в камеру.

– Это Стехан, – пояснил Бови. – С моим отцом. Тридцать лет назад. Они вместе увлекались подводной охотой. Наткнулись на подводную мину. Чёрт её знает, как она сюда угодила. Отцу повезло, а Стехан потерял руку. Отец – один из лучших протезистов в стране, он сделал Стехану железную. Её-то вы и приняли за нож. Только Стехан никогда бы не причинил вам вреда, даже если у него была базука.

Взгляд с фотографии это подтверждал.

– Мир? – Бови протянул мне руку.

Я с удовольствием ответил на его рукопожатие.

– Я должен работать, – с сожалением произнёс Бови. – Если хотите, Стехан может отвезти вас на моторке. Или подождите, через несколько часов отплывает паром. Тогда ещё и пообедать вместе успеем.

– Вы тут местный король? – произнёс я по-хорватски, рассчитывая произвести впечатление.

– Что-то вроде этого, – Бови уже зарылся в бумаги, как крот. – Скорее вождь.