Девять хвостов бессмертного мастера. Том 5

Лисы в жизни руководствуются мудростью предков, которую называют Лисьим Дао и к которой приложила лапу каждая уважающая себя лиса.

По сути, это свод общих лисьих правил, часть которых является пословицами и поговорками.

1. Всякая лиса знай свой хвост.

2. После перекуса погрей на солнце пузо.

3. Ешь молча, чтобы влезло больше.

4. Ешь впрок – запасай жирок.

5. Береги нос смолоду – не помрешь с голоду.

6. Хвост лисы – половина красы, а все остальное прилижется.

7. Не умеешь мышковать – не пугай мышей, а мышкуешь – морду об землю не разбей.

8. На чужой хвост зубами не щелкай.

9. Лиса идет, куда нос ведет.

[434] Решается судьба наследников Ху

Ху Сюань крепко прижимала к себе безутешно рыдающего Ху Вэя и гладила его по ушам. Она была старше, но и сама едва сдерживала слезы: глаза предательски блестели. Их мать умерла, и они теперь остались одни на всем лисьем свете.

С матерью они не так уж часто виделись, и у них был отец, и куча дядюшек, и все лисы поместья Ху, но мать они все равно любили больше всех: в редкие встречи она читала им сказки и пела песенки, и ее глаза льдисто сверкали в полумраке спальни, куда отец приводил их ненадолго в отведенные дни. А вот теперь ее не стало.

Ху Сюань младшего брата очень любила и, как могла, утешала, но слезы градом катились по лицу Ху Вэя, а хвост Ху Сюань, который та использовала вместо платка, давно промок.

– Не плачь, А-Вэй, – уговаривала Ху Сюань, – цзецзе с тобой, цзецзе не даст тебя в обиду.

Но это были лишь слова. Ху Вэй даже в таком возрасте не нуждался в лишней опеке. Это был лисенок самостоятельный и задиристый, про него в поместье Ху даже сложили присловье: «Обидеть проще простого, теперь убежать попробуй».

В обидчика младший Ху вцеплялся намертво, зачастую превратившись в лиса. Зубы у него были крепкие, а когти острые, так что шерсть летела клочками, считай, повезло, если убрался с уцелевшим хвостом. Младший Ху воинственно фыркал и отплевывался от набившейся в рот шерсти. Желающих испытать на себе лисий гнев младшего Ху теперь не находилось.

А вот саму Ху Сюань задирали. До лапоприкладства не доходило: все-таки будущая глава Великой семьи Ху, но ее дразнили из-за кудрявой шерсти. Ху Сюань очень переживала, что не такая, как все. Полностью трансформироваться в человека она еще не выучилась, приходилось ходить с лисьими хвостами и ушами.

В лиса она превращаться не любила по той же причине: лисом она выглядела еще нелепее, чем в человеческом обличье. Ни в поместье Ху, ни в Лисограде других кудрявых лис не было.

«Феномен в единственном экземпляре», – ехидничали задиры… до того момента, когда это услышал Ху Вэй: после хорошей трепки ехидничать и зубоскалить им почему-то сразу расхотелось.

На время траура поместье Ху притихло, закутанное в белый креп, бумажные фонари из белой же бумаги стройными рядами свисали с потолков. Лисы-слуги старались ходить на кончиках пальцев: Ху Цзин, глава Великой семьи Ху, отец Ху Сюань и Ху Вэя, был мрачен и велел, чтобы в поместье никто лишний раз и не тявкал.

Горький плач младшего сына раздражал. Ху Цзин хотел было выругать его, но Ху Сюань так на него глянула, что у старого лиса язык онемел. Признаться честно, старшую дочь Ху Цзин побаивался. Ху Сюань была лисенком странноватым, не говоря уже о ее кудрявости.

Через несколько дней траура дядюшки Ху собрались в павильоне собраний, чтобы решить судьбу детей Ху Цзина. Сам он тоже присутствовал.

Ху Сюань подслушала их случайно: она ловила стрекозу, чтобы порадовать Ху Вэя, и подбежала почти под самые окна павильона.

Мать их, как услышала Ху Сюань, была лисьим знахарем. Согласно Лисьему Дао, лисьи знахари-мужчины не могли заводить лисят, но для лисьих знахарей-женщин делалось исключение, при условии, что одного лисенка из помета посвятят в лисьи знахари, чтобы соблюдать лисьезнахарское равновесие.

Обо всем этом Ху Сюань слышала впервые, а поскольку она была лисенком любознательным, то подкралась еще ближе, чтобы ничего не пропустить.

– Таков был уговор, – сказал шестой дядюшка Ху, который по совместительству был еще и лисьим знахарем. – Ты ведь не посмеешь его нарушить, Ху Цзин? Гляжу я на твою морду и вижу, что желанием исполнять предписанное ты не горишь.

– Я знаю правила, – хмуро ответил Ху Цзин, – но не слишком ли мал Ху Вэй, чтобы отдавать его в ученики? Он еще мелкий лисеныш, какой из него ученик лисьего знахаря?

– Сгодится, – возразил шестой дядюшка Ху. – Лисьи знахари уже справлялись о нем.

Ху Сюань широко раскрыла глаза. Ху Вэя собирались забрать из семьи и отдать в ученики какому-то лисьему знахарю, чтобы продолжить традицию, завещанную Лисьим Дао.

О лисьих знахарях Ху Сюань знала мало, но слышала шепотки слуг: лисьи знахари живут как монахи, им запрещается почти все на свете. Ху Вэй был живым и энергичным лисенком, своевольный и страшно упрямый, такая жизнь не по нему!

«Я этого не допущу», – подумала Ху Сюань решительно и полезла в павильон прямо через окно.

Пока она лезла, она подслушала еще и о Тьме, страшном бедствии, поражающем демонов испокон веков. Вероятно, она подслушала бы еще много чего, но не удержалась и, сорвавшись с подоконника, шмякнулась прямо на пол.

– А-Сюань? – воскликнул Ху Цзин, хватая ее за хвост и поднимая с пола. – Что ты здесь делаешь?

На мордах всех дядюшек Ху ясно читался ответ: «Подслушивает».

– Отец, – сказала Ху Сюань невозмутимо и степенно, будто рука отца не держала ее за хвост, что было довольно унизительно для лиса, – я хочу стать лисьим знахарем.

Ху Цзин от неожиданности разжал пальцы. Ху Сюань снова шмякнулась на пол, но довольно ловко вскочила на ноги и одернула одежду.

– Что ты сказала? – грозно спросил Ху Цзин.

– Я хочу стать лисьим знахарем, – твердо повторила Ху Сюань, решившая стоять на своем, даже если ей придется лишиться части хвостов. Что угодно, но Ху Вэй лисьим знахарем не станет!

– Глупости! – резко сказал Ху Цзин. – Ты старшая, ты унаследуешь семью Ху.

– Я не хочу наследовать семью Ху, – возразила Ху Сюань, внутренне готовясь к трепке. – Я хочу стать лисьим знахарем.

– Вот заладила!

Дядюшки Ху принялись шептаться. Положа лапу на сердце, они не думали, что Ху Сюань годится в будущие главы семейства: она была чудаковата, не казалась особенно сильной, да и кудрявая к тому же… Ху Вэй больше походил на наследника: рыжий, нахальный, ершистый.

– Слушай, Лао Ху, – подал голос наконец шестой дядюшка Ху, – а малявка дело говорит. Раз хочет, почему бы…

– Фыр! – еще грознее прежнего рявкнул Ху Цзин. – Глупости! Младшие дети семью не наследуют, таково Лисье Дао.

– Но младший больше подходит, – осторожно возразил шестой дядюшка Ху.

– Ни за что! Нельзя нарушать лисью традицию.

– Давайте голосовать, – предложил шестой дядюшка Ху. – В Лисьем Дао сказано, что спорные вопросы решаются голосованием. Кто за то, чтобы в лисьи знахари отдать Ху Сюань? – И он первым поднял лапу.

Все остальные дядюшки тоже подняли лапы: кто правую, кто левую, а кто и обе сразу. Ху Сюань, подумав, тоже руку подняла, за что схлопотала от отца подзатыльник.

– Я глава семьи Ху! Мой голос стоит всех ваших! – раздраженно сказал Ху Цзин.

– Лисий совет главнее главы семьи, – возразил шестой дядюшка Ху. – Решение принято. Ху Сюань станет лисьим знахарем.

Ху Цзин зарычал, схватил Ху Сюань за шиворот и встряхнул:

– И что ты собираешься делать, когда станешь лисьим знахарем? Это тебе не игрушки!

Ху Сюань, даже раскачиваясь, не растеряла твердости лисьего духа и ответила:

– Я стану лисьим знахарем, изучу все-все лисьи техники и найду лекарство от проклятия Тьмы.

Дядюшки Ху явно были впечатлены ее ответом. Но говоря это, Ху Сюань думала: «Я спасу А-Вэя от столь незавидной участи».

– Вот должный настрой! – сказал шестой дядюшка Ху. – Еще хвосты прятать не умеет, а уже строит грандиозные планы по спасению лисьего мира. Из нее выйдет хороший лисий знахарь.

– Да, да, – принялись подтявкивать остальные дядюшки Ху.

– Что ж… Пусть будет так, – процедил Ху Цзин, скрипя зубами.

Так судьба маленьких лисят была решена: Ху Сюань отдают в ученики лисьему знахарю, Ху Вэя делают наследником семьи Ху.

[435] Серебристый лис

В назначенный день шестой дядюшка Ху взял Ху Сюань за руку и повел ее в Лисоград, в лисьезнахарский квартал, где особняком жили лисьи знахари.

С собой Ху Сюань разрешили взять только узелок с одеждой. Ни игрушки, ни книжки взять не позволили. Ху Сюань была несколько расстроена прощанием с младшим братом: тот намертво в нее вцепился, его с трудом оттащили.

– Я вернусь, А-Вэй, – пообещала Ху Сюань, в последний раз потрепав Ху Вэя по ушам, – выучусь на лисьего знахаря и вернусь.

Она уже успела вынюхать, что лисьим знахарям не обязательно было оставаться в лисьезнахарском квартале, многие жили в родительских норах.

Шестой дядюшка Ху привел ее к каменной стене с воротами и сказал:

– Стой здесь, пока кто-нибудь из знахарей не заберет тебя с собой.

Ху Сюань поглядела на ворота. Лисы ходили туда-сюда, не обращая на них внимания.

– А если меня никто не заберет? – спросила Ху Сюань с беспокойством.

– Кто-нибудь да заберет, – махнул рукой шестой дядюшка Ху. – Ты должна стоять и никуда не уходить, сколько бы дней ни прошло. Это докажет твою решимость стать лисьим знахарем.

Ху Сюань этот ответ не успокоил. Она переживала из-за своей кудрявой шерсти. Кто захочет взять в ученики кудрявого лисенка? Кому такой понравится?

– А если никто не заберет? – проскрипела она с отчаянием в голосе, подергав шестого дядюшку Ху за рукав.

– Никогда еще такого не было, – сказал шестой дядюшка Ху и ушел.

Ху Сюань осталась перед воротами одна. Лисы входили и выходили, поглядывали на нее, кто-то посмеивался и даже показывал пальцем на ее кудрявый хвост, но ни один не подошел к ней.

«Если бы я научилась прятать хвост и уши, тогда бы все было по-другому», – приуныла Ху Сюань. Но она еще не умела этого делать.

День сменился вечером, а вечер ночью: в лисьезнахарском квартале зажглись огни. Ху Сюань так никто и не забрал.

Она уже устала стоять, ей хотелось есть и пить. Она поймала какого-то ночного сверчка и съела, хотя сверчки не были любимым блюдом Ху Сюань, а потом свернулась клубком на своем узелке и заснула.

Проснулась она от утренней сырости. Огни уже погасили, но лисы еще не проснулись. Ху Сюань встала, повозила ладонью по лицу и опять принялась стоять и ждать.

К полудню начался дождь. Зонта у Ху Сюань не было, а хвост был еще недостаточно длинным, чтобы укрываться им, так что пришлось стоять и мокнуть. Она подметила, что кудряшки выпрямляются, когда намокнут. Вот если бы всегда шел дождь, тогда никто бы и не знал, что она кудрявая… Ху Сюань приложила уши, чтобы в них не натекла дождевая вода. Выглядела она, должно быть, жалко.

Наконец дождь прекратился: вернее, Ху Сюань показалось, что дождь прекратился. Она удивленно посмотрела себе под ноги, потом чуть дальше. Над ней дождя не было, а поодаль он все еще шел. Ху Сюань несколько озадачилась: если уж дождь и идет, то он должен идти везде. Она подняла голову, чтобы поглядеть на небо, и увидела над собой зонт.

– Почему ты здесь мокнешь? – спросил кто-то.

Ху Сюань вытянула шею, чтобы выглянуть из-под края зонта на того, кто закрыл ее от дождя. Это был высокий молодой лис с роскошным серебристым хвостом и такого же цвета ушами. То, что отдав зонт лисенку, он мок под дождем сам, его нисколько не смущало: хвост у него был длинный, он накрыл им голову. Волосы у него были светлые, слегка серебрящиеся, в тон шерсти, а глаза – бледно-голубые. Очень редкий окрас для лиса. Белое одеяние говорило, что он из лисьих знахарей.

«Уж этот меня точно не возьмет, – подумала Ху Сюань, мрачнея. – Была бы я таким шикарным лисом, не взяла бы…»

– Мне сказали ждать здесь, – ответила Ху Сюань, – пока меня кто-нибудь не заберет, но я жду уже второй день, а меня никто не забирает.

– Ах, вот как? – сказал серебристый лис. – Значит, ты хочешь податься в лисьи знахари?

– Хочу или нет, а придется, – сказала Ху Сюань, решившая, что ей уже нечего терять. – Но если меня не заберут, то, конечно, я умру здесь с голоду или простудившись. Надеюсь, тогда долг будет засчитан, и моему брату не придется тоже через это пройти. Его бы взяли, он нормальный лис.

– Нормальный? – переспросил серебристый лис. – А ты нет? Поэтому тебя послали сюда, чтобы отдать долг? Что вы задолжали лисьим знахарям?

– А… – Ху Сюань с силой вытянула свой хвост. – Конечно, я ненормальная. Я кудрявая. Никто никогда не видел, чтобы лисы были кудрявыми. Поэтому вряд ли меня заберут. Такое позорище… – Она раздраженно отпихнула хвост обратно за спину. – Но один из детей лисьего знахаря-женщины обязательно должен стать лисьим знахарем, поэтому я буду стоять здесь, даже если меня не заберут.

– Значит, ты не хочешь, чтобы лисьим знахарем сделали твоего брата? – уточнил серебристый лис.

– Конечно, не хочу! – воскликнула Ху Сюань. – У лисьих знахарей самая незавидная роль в лисьем мире.

– Ты так считаешь? – отчего-то развеселился серебристый лис.

– Конечно. Мне даже игрушки взять с собой запретили.

Серебристый лис принялся хохотать, прижав ладонь к своему боку. Ху Сюань почувствовала, что краска заливает лицо.

– Ты слишком мала, чтобы становиться учеником лисьего знахаря, – сказал серебристый лис. – Игрушки? Ты хотя бы читать умеешь?

Ху Сюань слегка взъерошилась:

– Умею. И писать тоже.

– Вот как? И сколько лисьих знаков ты знаешь?

– Две тысячи, – сказала Ху Сюань.

– Сколько? – выгнул бровь серебристый лис и перестал смеяться. – Ты меня не обманываешь?

– Наверное, обманываю, – подумав, сказала Ху Сюань. – Отец говорил: чтобы читать Лисье Дао, нужно знать две тысячи лисьих знаков.

– Ты читала Лисье Дао? – изумился серебристый лис.

– А вы не читали? – спросила Ху Сюань, не слишком понимая, почему тот удивляется. Ведь все лисы должны знать Лисье Дао. А как его узнаешь, не прочитав?

– Не в таком возрасте, – отозвался серебристый лис.

Дождь между тем перестал. Серебристый лис сложил зонт и помотал хвостом в разные стороны, чтобы его высушить. Ху Сюань тряхнула ушами, но все равно выглядела жалко, по ее мнению: с одежды буквально ручьем текло, а хвост стал похожим на палку с нацепленной паклей, про волосы и говорить нечего.

Серебристый лис поглядел на нее, прикусив нижнюю губу острыми зубами, взял ее за руку и велел:

– Идем со мной.

– Отец говорил, – сказала Ху Сюань, не двигаясь с места, – что нельзя ходить с незнакомцами.

– Какой смышленый лисенок, – фыркнул серебристый лис. – А мне отец говорил, что нельзя подбирать с улицы… невесть что.

Ху Сюань хорошенько подумала и сказала:

– Я Ху Сюань, а не «невесть что».

– А я не незнакомец, – снова развеселился серебристый лис, – а Ху Баоцинь.

Ху Сюань опять хорошенько подумала и сказала:

– Приятно познакомиться. Как поживаете?

[436] В подмастерьях

Серебристый лис привел Ху Сюань в большой дом, упирающийся задним фасадом прямо в демонический лес. Как выяснилось позже, выстроен дом был по окружности таким образом, чтобы стены и террасы смыкались вокруг внутреннего двора. Выстроили этот «дом-бублик», вероятно, в стародавние времена: такие дома сейчас в Лисограде не строили, – но он хорошо сохранился.

Их встретили лисы-слуги. Ху Баоцинь велел, чтобы Ху Сюань переодели и высушили ей хвост, и это было в точности исполнено. Одежду ей дали невзрачную, но Ху Сюань щеголихой не была, ей было все равно, во что одеваться. Ее больше расстроило, что высушенная шерсть закудрявилась с новой силой. Лисы-слуги и ухом не повели, вероятно, были вышколенные. Но когда один из них взял лисенка за руку, чтобы отвести ее к хозяину дома, Ху Сюань поняла, что это не лис и вообще не живое существо.

Лисы умели превращать мелкие предметы в то, что им нужно. К примеру, в мире смертных они часто обманывали людей, подсовывая им листья вместо монет. Но чтобы создать фамильяра «в натуральную величину», который не терял бы формы и даже обладал способностью понимать приказы хозяина, нужно было обладать чудовищной демонической силой. Насколько Ху Сюань знала, ни ее отец, ни кто-то из дядюшек Ху делать этого не умели. Выходит, лисьи знахари сильнее остальных лис?

Лис-фамильяр привел Ху Сюань во внутренний двор: там были другие разновозрастные лисята в точно такой же одежде, что и Ху Сюань. Она была самой младшей. Они вытаращились на нее, кто-то затявкал и стал показывать пальцем на ее кудрявый хвост. Ху Сюань хотелось провалиться сквозь землю, но она старалась держаться с достоинством.

«Выпендривается», – решили они и принялись ее задирать.

Это было очень обидно, но Ху Сюань крепко стиснула зубы и смолчала. Ее младший брат, вероятно, уже давно бы вцепился в обидчика и проредил ему шерсть. Зубы и когти у Ху Сюань тоже были острые и крепкие, но она не стала начинать драку: ее могут выдворить, если посчитают зачинщиком. Конечно, унизительно терпеть насмешки и подначки, но даже это лучше, чем одной стоять под дождем за воротами лисьезнахарского квартала.

Раздался резкий звук, похожий на удар хлыста. Это Ху Баоцинь вышел на террасу и ударил сложенным веером по ладони, призывая к вниманию.

– Тому, – ровным голосом сказал серебристый лис, – кто скажет или сделает что-то подобное снова, находясь в этом доме, я собственнолапно отрежу кончики ушей.

Наступило гробовое молчание. Они все побледнели и схватились за головы, точно над ними уже завис острый нож. Уши лисам отрезали за серьезные проступки, и они отрастали вновь со временем. Но если отрезали только кончики, то уши оставались изувеченными до конца жизни, и это считалось величайшим позором среди лис. Поэтому Ху Сюань больше никогда не слышала от них насмешек.

– Всем понятно? – уточнил Ху Баоцинь.

– Да, сяньшэн, – нестройным хором ответили провинившиеся.

– Вы можете называть меня учителем, – фыркнул Ху Баоцинь, продолжая похлопывать веером по ладони, – но моими учениками вам все равно не стать. Вы будете жить здесь и выполнять мои поручения, за малейший промах вас выставят из дома и уже не возьмут обратно. Только один из вас в конечном итоге станет моим учеником, а покуда все вы лишь подмастерья. Откровенно говоря, вы не заслуживаете, чтобы вас даже так называли. Не утруждайтесь представляться, ваши имена я все равно не запомню. Я буду называть вас, как заблагорассудится. И только попробуйте не отозваться на кличку!

«Какой у него гадкий характер», – разочарованно подумала Ху Сюань.

Ей досталась кличка Коротышка. Надо заметить, ей еще повезло. По крайней мере, так считали Вонючка, Катышек, Пузан, Дылда и Лишай, которые принялись возмущаться. Остальные, получившие более приличные прозвища, благоразумно помалкивали и правильно сделали: всех пятерых, раскрывших пасть, тут же выдворили из дома.

«Так отбор уже начался», – сообразила Ху Сюань и заметила себе, что нужно держать ухо востро, а пасть закрытой, чтобы не попасть впросак.

Каждому из подмастерьев отвели по комнате, где было все необходимое для жизни: кровать, стол, шкаф со сменной одеждой, лохань для мытья, «Лисий травник» и книги о лисьих техниках. Воду предполагалось таскать из колодца во внутреннем дворе. Еду готовили на общей кухне и там же ели.

Каждый день нужно было намывать полы во всем доме и подметать двор. Поблажек никому не давали, лис-фамильяр следил, чтобы работу подмастерья распределяли поровну.

Ху Сюань приходилось нелегко: в поместье Ху всю работу выполняли слуги, – но она не жаловалась. Она была слишком маленького роста, чтобы доставать до котла на кухне, поэтому ее заставляли чистить овощи для похлебки, которую варили подмастерья. С ножом она управлялась неплохо.

Приготовленная подмастерьями еда ей не нравилась: то недоварено, то переварено, то подгорело, то пересолено. Подмастерья всегда между собой из-за этого грызлись. Ху Сюань выбирала только овощи, похлебку не ела и иногда ловила сверчков и мышей, если оставалась голодной. Они с Ху Вэем были отличными охотниками: кто знал, что детские забавы выручат в трудную минуту!

Ху Баоцинь каждый день давал подмастерьям задания, и если кто-то не справлялся, то его прогоняли. Задания зачастую были бессмысленные. Ху Сюань не понимала, зачем их выполнять. И она заметила, что ей всегда задают больше, чем остальным.

«Сяньшэн от тебя избавиться поскорее хочет», – съязвил кто-то из подмастерьев. Ху Сюань тоже так думала.

Так, например, когда Ху Баоцинь велел подмастерьям отделить лисий овес от демонического, перед каждым подмастерьем поставили полную чашку, а перед Ху Сюань – целую миску. Зерна были совершенно одинаковые, что у лисьего, что у демонического, разобрать их и не ошибиться можно было только чудом.

Ху Сюань взяла несколько зернышек на ладонь и начала к ним приглядываться. Единственным различием была крохотная бороздка посреди зернышка: у лисьего овса – красноватая, а у демонического – черная. У Ху Сюань глаза покраснели, как у мыши, пока она разбирала зерна – целую миску!

После этого задания из дома выгнали еще нескольких подмастерьев.

В другой раз Ху Баоцинь велел подмастерьям пойти в лес и нарвать сто стеблей лисьей крапивы.

Подмастерья турнули Ху Сюань:

– Эта наша крапива! Иди рви вон ту, мелкую, как раз по тебе!

У них-то крапива была в лисий рост, с толстыми стеблями и широкими листьями. Они начали ее рвать, обожглись и затявкали: от крапивы на руках появлялись волдыри. Некоторые порубили один стебель на несколько частей, чтобы набрать нужное количество, не прилагая особых усилий.

Ху Сюань постояла, поглядела на них, потом пошла к мелкой крапивке, росшей чуть подальше. Из-за того, что ее прогнали, она нисколько не расстроилась: она уже прочла и даже выучила «Лисий травник», поэтому знала, как обращаться с лисьей крапивой и какие растения нужны для лисьезнахарства. А чтобы не обжечь пальцы, она подрывала землю и вытаскивала крапиву за корешки. Правда, крапива покусала ее, когда она связывала сто стеблей в пучок, но Ху Сюань тут же зализала ужаленное место, и оно перестало болеть.

После этого задания из дома вышвырнули едва ли не половину оставшихся лисят. Ху Баоцинь рассердился на тех, кто схалтурил, порубив крапиву, и тех, кто выбрал крапиву-переростка, тоже прогнал: лечебная сила была только у стеблей высотой до лисьего колена, прочие были бесполезны, потому что сила ушла в рост.

В другой раз подмастерьям велели набрать личинок смолоеда, живущих под корой старых деревьев, всем – по пятьдесят штук, а Ху Сюань – сто. В лес их выгнали без всего, только с мешком для сбора личинок, так что кору пришлось отдирать зубами и когтями, а это было дело нелегкое: деревья только внешне выглядели ветхими, шкура к стволам крепко была приделана, да еще и не в каждом дереве жили личинки. Подмастерья разбрелись по лесу, выискивая подходящие деревья.

Ху Сюань кору зря не портила, она подходила к деревьям и прикладывала к стволу ухо, чтобы послушать, не скребется ли там личинка. Личинки смолоеда были прожорливые и постоянно что-то ели. Ху Сюань съела несколько: на вкус они были как молодые ростки бамбука, отличная закуска для вечно голодного лисенка!

Из леса все вернулись затемно, но Ху Баоцинь не разрешил им идти спать, пока они не нанижут личинок на веревочки и не развесят сушиться. Занятие это было кропотливое и хлопотное: иголку нужно было вкалывать только в особенное место – пятнышко под челюстями личинки, иначе личинка становилась непригодной для лисьезнахарства.

После этого прогнали еще нескольких подмастерьев, справившихся с заданием небрежно.

Выкинутые «гирлянды» личинок Ху Сюань тихонько подобрала, унесла к себе и съела.

Подмастерья ошибались, считая задания бессмысленными. Каждое из них было нацелено на определенные качества, которыми должны обладать лисьи знахари: лисий овес – наблюдательность, сосредоточенность; крапива – сообразительность, нестандартность мышления; личинки смолоеда – аккуратность, последовательность и так далее. Лисьим знахарям приходилось часами возиться с ингредиентами, прежде чем получалось достойное лекарство. Без всех этих качеств они долго не протянули бы.

Ху Баоцинь так серьезно отнесся к лисьему отбору, что к концу года в доме осталось всего пять подмастерьев. Ху Сюань была среди них. Она решила: как бы сяньшэн ни старался ее выжить, она не сдастся! Слишком высоки были ставки, чтобы проиграть.

[437] Проверка удачи

Помимо выполнения заданий полагалось еще читать «Лисий травник». У Ху Сюань была феноменальная память, она запоминала прочитанное с одного-двух раз, но в «Лисьем травнике» встречались и незнакомые слова, которые она сама не могла прочесть, а спросить было не у кого: подмастерья соперничали за место ученика. С какой стати помогать друг другу? А Ху Баоцинь, как выяснила Ху Сюань, любые вопросы игнорировал, точно ему в уши шерсть набилась. Ху Сюань, хорошенько поразмыслив, слисила из библиотеки в доме «Большой лисий словарь», где объяснялись все-все существующие лисьи слова, и с его помощью дочитала «Лисий травник».

Книги о разных лисьих техниках Ху Сюань тоже прочла. В основе практически всего на лисьем свете лежала медитация, призванная распределять или усиливать духовные силы. Ху Сюань в свободное время медитировала, чтобы научиться прятать лисьи уши и хвост полностью. Она не осознавала, что уже частично это умеет, раз ходит всего с одним хвостом, а не с девятью сразу.

Между тем подмастерьев осталось всего четыре – вместе с Ху Сюань, – пятого выгнали просто так, потому что он где-то подцепил блох. К чистоте в доме Ху Баоцинь относился очень строго.

В то утро Ху Баоцинь созвал подмастерьев и велел каждому вытащить из мешка по бамбуковой палочке, на них были написаны стороны света. Ху Сюань достался «Юг».

– Это последнее задание лисьего отбора, – сказал Ху Баоцинь, похлопывая веером по ладони, – в нем все будет зависеть от вашей удачи, а не от способностей. Один из вас станет моим учеником.

«От удачи?» – мысленно повторила Ху Сюань.

Удачливой она себя не считала. Если уж не повезло родиться кудрявой, о какой удаче можно говорить?

– Вы пойдете в лес, – стал объяснять задание Ху Баоцинь, – каждый в своем направлении, и принесете по одному растению из раздела «Редкотравье». Чье растение окажется более редким, тот и станет моим учеником. Воля случая. Даже я не знаю, где в демоническом лесу растут редкие травы. Следить друг за другом или отнимать друг у друга находку – запрещено, лисы-слуги проверят. В лес можно углубиться настолько, насколько позволит солнце: как только небо станет красным, вы должны повернуть назад, даже если ничего не нашли, и вернуться в дом до восхода луны. Вперед! – И он веером указал в направлении леса.

Подмастерьям в лес не разрешили взять ничего, кроме заплечных корзин. Что бы они ни нашли, это пришлось бы срывать руками. Каждый пошел в своем направлении, Ху Сюань – на юг.

Она все размышляла над словами Ху Баоциня. В этом задании было много подводных камней, несмотря на кажущуюся простоту. Нужно было принести редкое растение, но не было оговорено, как его принести: срезать соцветие, сорвать стебель или выкопать с корнями.

А еще в разделе «Редкотравье» не было сказано, какое из перечисленных там растений является самым редким, они все были редкие! Получается, Ху Баоцинь сам собирался решать, какое из них подходит. Не лучший расклад для Ху Сюань. Она вздохнула. Вот уж точно: все будет зависеть от удачи, а не от способностей.

Южное направление, как оказалось, было самым невезучим. Ху Сюань уже далеко углубилась в лес и внимательно разглядывала каждое встречающееся растение. Эта часть леса изобиловала лекарственными травами, но редких среди них не было. Она заглядывала даже под камни и под коряги, поскольку среди редких было несколько видов грибов, но находила только червяков и жуков. С досады она съела несколько.

Лес оборвался скалистой пропастью. Ху Сюань едва успела остановиться на ее краю. Провал был слишком широкий, чтобы перепрыгнуть, и глубокий, дна не видно. Ничего похожего на мост поблизости не было.

Ху Сюань помрачнела: она ничего не нашла в лесу и не могла идти дальше, значит, ее удача закончилась на этом. Придется вернуться ни с чем, ее вышвырнут из подмастерьев, и Ху Сюань вынуждена будет опять стоять у ворот лисьезнахарского квартала, пока ее снова кто-то не подберет. Домой она вернуться не может, только это и остается.

Ху Сюань помрачнела еще больше и пошла вдоль края пропасти, изредка спихивая в нее камешки и слушая, как они грохочут по склону и затихают где-то внизу. Кое-где в пропасть спускались дикорастущие лианы, но они были или слишком короткие, или слишком тонкие, чтобы воспользоваться ими и перебраться на ту сторону. Рисковать Ху Сюань не хотелось, к тому же неизвестно, есть ли по ту сторону что-то редкое.

Она решила повернуть назад и в последний раз заглянула в пропасть. На каменном уступе что-то сверкало синим цветом. Ху Сюань встала на четвереньки, пригляделась, принюхалась и определила, что это лисоцвет.

В «Лисьем травнике» его вообще не было, но он напомнил Ху Сюань о доме: в поместье Ху лисоцветы росли сплошь и рядом, и Ху Сюань с младшим братом частенько в них валялись, хоть отец и страшно ругался на них и даже гонялся за ними с палкой.

Ху Сюань подумала, что неплохо было бы достать этот лисоцвет и посадить в горшок: он будет напоминать ей о доме. Она потерла лапы и принялась плести маленькую корзинку для лисоцвета, а потом наполнила ее землей и дерном. Ху Сюань знала, что растения на камнях легко вырвать с корнем, потому что им негде укрепиться – значит, она легко может пересадить лисоцвет в эту корзинку, а потом и в горшок.

Добраться до каменистого уступа было непросто, но Ху Сюань положилась на природную лисью цепкость и сухую лиану, которая была совсем рядом с цветком. Пару раз она чуть не сорвалась в пропасть, и ее лисье сердечко каждый раз леденело от страха, но к лисоцвету Ху Сюань все-таки подобралась и вполне успешно вытащила цветок вместе с корнем из расселины между камнями.

Взобраться обратно оказалось легче, чем спуститься, но все вместе отняло много сил, так что Ху Сюань упала навзничь поодаль от края пропасти и долго пыталась отдышаться.

Небо между тем покраснело. Ху Сюань посмотрела на огненные облака и подумала: «Все равно я не справилась, можно не торопиться».

Она посадила добытый лисоцвет в корзинку, отыскала ручей, чтобы полить цветок, напилась сама.

Небо уже начало темнеть, когда она наконец поставила лисоцвет в заплечную корзину и пустилась в обратный путь. Темнота ее нисколько не смущала: все лисы, кудрявые или нет, отлично видят в темноте.

Ночной демонический лес был полон сюрпризов: многие растения и грибы светились, как светлячки, тем ярче, чем темнее становилось в лесу. Ху Сюань даже могла различить, на что наступает, и ни разу не споткнулась, хотя тропинки в лесу были коварные и неровные из-за древесных корней.

Настроение у нее улучшилось: пусть ее и вышвырнут из поместья, она смогла увидеть такое замечательное явление – ночное свечение леса. Однажды, когда она станет лисьим знахарем и вернется домой, непременно расскажет об этом младшему брату: им в лес было строго-настрого запрещено ходить, и лисы-слуги следили за каждым их шагом.

Ху Сюань шла и размышляла, что делать дальше. Луна уже засеребрилась на небе, она опоздала к назначенному времени. Ху Баоцинь уже выбрал себе ученика из вернувшихся подмастерьев, которые наверняка нашли в лесу что-нибудь редкое. Из вежливости нужно будет поздравить того, кого выбрал сяньшэн. Отец всегда говорил, что порядочные лисы должны быть вежливы. Вещи забрать ей, наверное, разрешат. В ее узелке ничего ценного, но хоть какое-то имущество. Она со вздохом поддернула лямки заплечной корзины и потащилась к дому Ху Баоциня.

В доме уже зажгли светильники, и он издали походил на гигантскую светящуюся гусеницу, свернувшуюся полукругом. Ху Сюань вдруг поняла, что успела полюбить этот нелепый дом. Жаль, что придется уйти.

[438] «Лисоцвет? Кто бы мог подумать!»

Вернувшись в дом, Ху Сюань обнаружила, что подмастерья сидят у террасы, выложив из заплечных корзин добытые растения, и морды у них страшно недовольные.

«Интересно, почему?» – удивилась Ху Сюань.

Они принесли довольно редкие травы и грибы, Ху Сюань даже чуточку позавидовала их удачливости.

Ху Баоцинь сидел, небрежно развалившись, на террасе и обмахивался веером.

– Ты опоздала, Коротышка, – сказал он.

«Они ведь не меня ждали?» – неуверенно подумала Ху Сюань.

Ху Баоцинь показал пальцем на место рядом с подмастерьями. Ху Сюань встала с краешку, крепко стиснув пальцами лямки заплечной корзины.

– Почему ты не выкладываешь добычу? – спросил Ху Баоцинь после паузы.

– Я не справилась с заданием, – сказала Ху Сюань. – Не нашла редких растений на юге.

Другие подмастерья явно обрадовались, услышав это: одним конкурентом меньше!

Ху Баоцинь повел бровями, вытянул шею и принюхался.

– Но ведь что-то ты принесла, – возразил он. – Из твоей корзины пахнет какими-то цветами. Что это?

– Просто цветок, – сказала Ху Сюань, пожав плечами.

– Покажи, – велел Ху Баоцинь. – Интересный у него запах.

Ху Сюань подчинилась. Она поставила корзину на землю и откинула крышку. Ху Баоцинь вытянул шею еще больше, чтобы заглянуть внутрь, и тут же вскочил на ноги, выронив веер.

– Что? – воскликнул он странным голосом. – Это что, лисоцвет?!

«Кажется, я принесла то, что приносить было нельзя», – подумала Ху Сюань и поджала уши.

– Его даже в «Лисьем травнике» нет, – извиняющимся тоном сказала Ху Сюань. – Лисоцветы не лекарственные цветы, а просто…

– Ты знаешь, что это – лисоцвет?! – громогласно вопросил Ху Баоцинь.

– Э… ну да, их же повсюду полно, – растерянно ответила Ху Сюань, – кто их не знает?

Впрочем, судя по мордам подмастерьев, этот цветок они впервые в жизни видели.

Ху Баоцинь, услышав это, отчего-то разволновался:

– Где их полно? Ты нашла в лесу поляну с лисоцветами?

– А… нет, – помотала головой Ху Сюань, – это не в лесу их полно, а в нашем саду.

– В вашем саду? – переспросил Ху Баоцинь. – В чьем это – в вашем?

– В поместье Ху, – сказала Ху Сюань.

– Ты из поместья Ху? – поразился отчего-то Ху Баоцинь, а вместе с ним и все подмастерья.

– Ну да, – растерялась Ху Сюань еще больше.

– И кем ты приходишься главе Великой семьи Ху? – быстро спросил Ху Баоцинь.

– А… я его старшая дочь, – сказала Ху Сюань.

Она не осознавала своего положения в лисьей иерархии, в отличие от других. Те поняли все сразу. Семья Ху была аристократической семьей, не из простолисья. Ху Цзин и дядюшки Ху были элитой среди лис, и немногим в Лисограде посчастливилось с ними разговаривать. Подмастерья задним умом подумали, что если Ху Сюань расскажет отцу, как они ее поначалу задирали и дразнили, то им не только уши отрежут, но и хвосты выдерут!

– Вот как, – протянул Ху Баоцинь, вытаскивая корзинку с лисоцветом из большой корзины. – Да еще и с корнями?!

Ху Сюань не понимала, почему Ху Баоцинь вдруг так разволновался. С чего так трястись над обычным садовым цветком? Хоть это и дикорастущий экземпляр, но никакой ценности не представляет.

– Его ведь даже в «Лисьем травнике» нет, – повторила она.

– Ты знаешь, что такое ты принесла? – спросил Ху Баоцинь, держа корзиночку с лисоцветом на раскрытой ладони.

Ху Сюань хорошенько подумала и сказала:

– Лисоцвет?

– Ты даже не представляешь, что такое ты принесла! – повторил Ху Баоцинь, неотрывно глядя на лисоцвет. – Это же редчайший цветок во всем мире демонов!

– Но ведь его даже в «Лисьем травнике» нет, – упорствовала Ху Сюань, а остальные подмастерья согласно тявкнули.

– «Лисий травник»… – повторил Ху Баоцинь и наконец взглянул на Ху Сюань. – В «Лисьем травнике» девять томов, подмастерья учат лишь первый, чтобы был задел на будущее. Лисоцвет упоминается в девятом томе и всего лишь раз, настолько он редкий. А ты говоришь, что в доме твоего отца их полным-полно? Говоришь, что это просто цветок? Что вы с ним делаете там, в поместье Ху?

Ху Сюань покраснела и не сразу ответила:

– В них хорошо валяться. Шерсть тогда приятно пахнет.

Ху Баоцинь посмотрел на нее так, точно Ху Сюань сказала что-то кощунственное. Ху Сюань смутилась и приложила уши еще сильнее.

– Как твое имя? – спросил Ху Баоцинь.

– Коротышка.

– Не прозвище, которое я тебе дал. Настоящее имя.

– Ху Сюань.

– Ху Сюань, – провозгласил Ху Баоцинь торжественно, – ты принесла самый редкий цветок, значит, именно ты станешь моей ученицей.

– Но ведь я опоздала, – напомнила Ху Сюань, а подмастерья затявкали еще одобрительнее, – я нарушила условие последнего задания.

– Это мне решать, – возразил Ху Баоцинь.

– Но ведь вы не хотели, чтобы я была вашей ученицей, и старались от меня избавиться, – сосредоточенно морща лоб, сказала Ху Сюань.

– Я? – с неподдельным изумлением воскликнул Ху Баоцинь.

– Вы давали мне задания сложнее, чем остальным подмастерьям, – начала перечислять Ху Сюань, – и постоянно ко мне придирались.

– Потому что ты мельче всех и во многом проигрывала другим подмастерьям. Но это не значит, что я старался от тебя избавиться. Я бы тогда вообще не приводил тебя в дом, если бы не решил дать тебе шанс, лисеныш. Но ты слишком маленькая, чтобы мыслить в перспективе.

Он присвистнул, подзывая лисов-фамильяров, и велел им переодеть Ху Сюань в лисьезнахарское одеяние, а других трех подмастерьев выпроводить. Что и было исполнено.

– Лисоцвет, – пробормотал Ху Баоцинь, бережно держа корзиночку с цветком в обеих ладонях, – кто бы мог подумать! Такая редкость! А они в нем – валяются!

[439] Ученица Верховного лисьего знахаря

Лисьезнахарское одеяние Ху Сюань выглядело точно так же, как одеяние Ху Баоциня: белое, скупо расшитое бледно-желтыми нитками по рукавам и воротнику. Правда, оно было великовато, Ху Сюань пришлось закатать рукава, – не то бы она выглядела пугало пугалом, – но подол все равно волочился по полу.

«На вырост его, что ли, подобрали?» – сердито подумала Ху Сюань, а потом догадалась, что ученики лисьих знахарей наверняка были взрослее нее, поэтому и одежда была заготовлена соответствующего размера.

Исправить ситуацию можно было, только отрезав подол на двадцать лисьих пальцев, но лис-фамильяр отнял у нее ножницы и покачал головой: портить ученические одеяния было нельзя.

Лис-фамильяр подтолкнул Ху Сюань вперед, и ей пришлось в таком виде предстать перед Ху Баоцинем.

Тот скептически оглядел лисенка с ног до головы, цокнул языком и протянул:

– Да-а, не рассчитали малость. Придется тебе, лисеныш, поскорее вырасти. А пока подвяжи подол за хвост, чтобы не спотыкаться.

Ху Сюань пришлось так сделать, и теперь она выглядела еще нелепее прежнего, но хотя бы не наступала на край одеяния и не шлепалась ничком. Хоть какое-то утешение.

В прежней комнате ее не оставили, переселили в другую. Новая была больше и светлее, а на полках в шкафу было много книг, в том числе все девять томов «Лисьего травника» и разные трактаты о духовных практиках. Комната тоже была «на вырост». Ху Сюань потихоньку перетащила в нее «Большой лисий словарь» и свои пожитки.

После ее опять позвали к Ху Баоциню. Ху Сюань пришла и долго дожидалась, пока Ху Баоцинь обратит на нее внимание, но серебристый лис сосредоточенно разглядывал какой-то свиток и делал вид, что не замечает ее.

«А все-таки характер у него гадкий», – подумала Ху Сюань.

Наконец Ху Баоцинь свернул свиток и протянул его Ху Сюань со словами:

– Это твои задания на будущий месяц. Когда освобожусь, проверю, как ты справляешься.

– А вы так заняты, сяньшэн? – спросила Ху Сюань, очень стараясь, чтобы лисье ехидство не просквозило в голосе, но, видно, оно просквозило.

Бледно-голубые глаза Ху Баоциня сузились, он испытующе посмотрел на Ху Сюань. Та довольно удачно притворилась, что разглядывает погрызенный угол свитка.

– Разумеется, я занят, – четко сказал Ху Баоцинь. – Как Верховный лисий знахарь может быть не занят?

– Кто? – удивилась Ху Сюань.

Наверное, удивляться так неприкрыто тоже не стоило. Бледно-голубые глаза Ху Баоциня сузились еще сильнее.

– Я, – сказал Ху Баоцинь, – Верховный лисий знахарь. Ты, что ли, не знала этого?

– Откуда? – опять удивилась Ху Сюань.

– А что, в поместье Ху ты моего имени не слышала?

Ху Сюань хорошенько подумала, прежде чем отрицательно покачать головой. Они с Ху Вэем редко вникали в разговоры взрослых лис, те были необыкновенно скучны. Ху Сюань и о лисьих знахарях бы не узнала, если бы случайно не подслушала.

Ху Баоциня такой ответ явно покоробил. Он возмущенно фыркнул, шерсть на его хвосте распушилась – признак раздражения.

– Теперь знаешь, – буркнул он. – У меня забот полные лапы. Некогда мне тут с тобой рассусоливать.

Ху Сюань опять хорошенько подумала и спросила:

– Тогда зачем вообще было брать ученика?

Хвост у серебристого лиса распушился так, что стал похож на метлу. Видно, не стоило и об этом спрашивать, хоть вопрос и напрашивался сам собой.

Ху Баоцинь мастерски проигнорировал его и сказал, вильнув хвостом:

– Помимо заданий из свитка ты должна будешь еще выполнять прежнюю работу: натирать полы, подметать двор и кухарить. Постарайся, чтобы все выполнялось вовремя. Никаких поблажек я тебе давать не буду: никто и не говорил, что лисьим знахарем стать легко.

«Об этом вообще-то речи и не было», – подумала Ху Сюань, на этот раз благоразумно промолчав.

Выйдя от Ху Баоциня, Ху Сюань села, свесив ноги, на край террасы и развернула свиток с заданиями. Сроки в нем указаны не были, предполагалось, что она должна выполнить все задания за месяц, а в каком порядке или с какой скоростью – значения не имело. Задания, в основном, касались сбора и заготовления лекарственных трав и корений.

Ху Сюань поболтала ногами и мысленно составила для себя расписание, не забыв отвести время для изучения «Лисьего травника». В свитке ничего не было сказано о том, что ей нужно учить «Лисий травник» дальше, но Ху Сюань рассудила, что это ей пригодится в любом случае: к тому же, она все еще не умела прятать уши и хвост.

В книгах, которые она прочла, прямого ответа, как это делается, не нашлось, но Ху Сюань сделала определенные выводы: нужно медитировать в любую свободную минутку, чтобы укрепить Лисье пламя внутри. Чем больше духовных сил, тем шире лисьи возможности.

Хоть у Ху Сюань, как и у всех лисьих демонов, было девять хвостов с самого рождения и девять же язычков Лисьего пламени, но управляла она своими лисьими силами еще с трудом. Да, прежде нужно укрепить Лисье пламя и освоить Лисий огонь – основа основ лисьей культивации.

«Наверное, стать учеником Верховного лисьего знахаря почетно», – подумала Ху Сюань.

Вообще-то в Лисограде так не думали. Характер у Ху Баоциня был скверный, и он уже не в первый раз набирал себе подмастерьев, чтобы выбрать из них себе ученика, но до этих пор ни один подмастерье не продержался до конца: их или прогоняли, потому что они не справлялись, или они сами сбегали, не выдержав придирок.

Лисы даже начали поговаривать, что Верховный лисий знахарь специально усложняет всем жизнь, потому что вообще не хочет передавать кому-то свои знания, но вынужден проводить отбор, потому что лисьим знахарям полагается брать учеников. Те, кто не прошел, рассказывали безумные ужасы, и слушатели были склонны верить.

Когда Ху Цзину донесли, что Ху Сюань от ворот увел Ху Баоцинь, он тут же решил забрать дочь и передать ее какому-нибудь другому лисьему знахарю. Как глава Великой семьи, такими полномочиями он обладал. Но лисы-фамильяры его и на порог не пустили, а Ху Баоцинь даже к нему не вышел.

Тогда он оставил у дома лисьего соглядатая и велел забрать Ху Сюань, как только та выйдет на улицу. Ху Цзин полагал, что Ху Баоцинь разгонит всех подмастерьев, как это всегда бывало, еще до конца года.

«Некоторые просто не созданы быть учителями», – сказал Лао Ху, а дядюшки Ху согласно закивали.

Но Ху Сюань из дома так и не вышла: подмастерья выходили не через парадный, а через черный ход, – а на исходе года лис-фамильяр прибил к дверям бамбуковую дощечку рядом с именем Ху Баоциня, написано на которой было: «Ху Сюань, ученица Верховного лисьего знахаря».

[440] (М)ученичество Сюаньшэн

Первое время Ху Сюань нечасто видела своего учителя: тот действительно был занят по самые уши и редко появлялся дома, а когда появлялся, то внимания на ученицу не обращал. Ху Сюань подумала, что это даже неплохо: если к ней не будут придираться, у нее останется больше свободного времени, чтобы изучать «Лисий травник». Ей хватало одного-двух раз прочесть, чтобы запомнить, и к концу первой недели своего ученичества она уже выучила второй том и принялась за третий.

Из этих соображений Ху Сюань решила не попадаться Ху Баоциню на глаза, даже когда тот был дома. Сделать это было просто: учуяв или услышав, что хозяин дома возвращается, Ху Сюань брала корзину и уходила в лес, и никогда не возвращалась засветло, поскольку знала, что Ху Баоцинь непременно уйдет до захода солнца. Она всегда могла оправдаться тем, что собирает травы для заданий из свитка (хотя давно уже все их не только собрала, но и высушила должным образом), а на самом деле медитировала в каком-нибудь подходящем местечке. Под тенистым деревом, к примеру.

Один раз, когда Ху Сюань вернулась из леса, оказалось, что Ху Баоцинь еще не ушел. Он был в кабинете, стоял у стены и сворачивал какой-то свиток, чтобы спрятать его в тайник под картиной.

Заметив краем глаза Ху Сюань, серебристый лис ощетинился и рявкнул:

– Тебе еще рано читать Лисьезнахарское Дао! И не вздумай разорить тайник!

Ни о чем подобном Ху Сюань не думала, а остановилась, лишь чтобы поприветствовать учителя, потому что пройти мимо было невежливо. Так она и сказала. Ху Баоцинь, видимо, не поверил: Ху Сюань потом заметила, что за ней повсюду ходит лис-фамильяр. Как приклеился. Это Ху Сюань не слишком нравилось, но лис-фамильяр хотя бы не ходил за ней в лес, так что привычный порядок дел нарушен не был. Ху Сюань просто сделала вид, что не замечает слежки, и исправно выполняла работу по дому: натирала полы, стирала белье, подметала двор.

Вот этого Ху Сюань не понимала: зачем подметать двор? В поместье Ху дворы не подметали, потому что в осенних листьях можно вываляться, а еще они шуршат под ногами или лапами. Ху Сюань нравилось шуршание листвы. Но в доме Ху Баоциня двор был до омерзения пустой стараниями лис-фамильяров: от листвы, травы и сора они моментально избавлялись.

«Это как-то не по-лисьи», – подумала Ху Сюань.

Ее так и подмывало нарушить правила и хорошенько намусорить, чтобы внести толику хаоса в идеальный порядок. Она взяла и кинула на дорожку веточку, подобранную где-то в лесу.

«Немножко напакостить очень даже по-лисьи», – подумала Ху Сюань удовлетворенно.

Один раз Ху Сюань потихоньку улиснула в лес, чтобы предаться медитативным размышлениям – ей казалось, что она вот-вот постигнет Дао Сокрытия Хвоста, – и так в этом преуспела, что даже не заметил, как Ху Баоцинь, проследивший за нею, взял ее за шиворот и встряхнул.

– Спишь в тенечке, когда у тебя дел полные лапы? – грозно спросил Ху Баоцинь. – Или ты все уже сделала, что я тебе велел?

Вообще-то Ху Сюань сделала, но предпочла о том умолчать, чтобы учитель не прибавил ей еще работы.

Она расправил воротник и ответила степенно:

– Я размышляла, сяньшэн.

– О чем? – насмешливо спросил Ху Баоцинь, заглянув в ее корзину. – Пустая!

– Как выполнить задание, – сказала Ху Сюань и показала пальцем на дерево, под которым сидела. – Вы велели собрать молодые побеги и завязь листьев, и я размышляю, как мне к ним подобраться, ведь они растут только на верхушке дерева.

Ху Баоцинь фыркнул:

– И над чем тут размышлять? Достаточно ударить по дереву, чтобы листья посыпались на землю. А впрочем, духовных силенок у тебя для этого маловато. Отойди.

Но, к его изумлению, Ху Сюань не только от дерева не отошла, но и расставила руки в стороны, не подпуская его к дереву!

– Ты что это делаешь? – изумился Ху Баоцинь.

– Во-первых, – сказала Ху Сюань строгим голосом, – если вы мне поможете, то получится, что задание я провалила, раз не смогла достать листву и ветки самостоятельно. Во-вторых, даже если вы засчитаете мне это задание, я не соглашусь, поскольку пострадает моя лисья гордость. А в-третьих, нельзя бездумно калечить деревья. Если ударить по стволу духовной силой, дерево сломается. Если так делать, никаких деревьев не наберешься!

– Этот лисеныш только что меня отчитал? – потрясенно спросил сам себя Ху Баоцинь. – Сюаньшэн, у тебя, что ли, лишний хвост появился?

Ху Сюань нахмурилась. Ученика полагалось называть сюэшэном, но Ху Баоцинь переврал имя Ху Сюань и называл ее Сюаньшэн. Это ей нисколько не понравилось.

– Ладно, – фыркнул Ху Баоцинь, – посмотрим, как ты решишь эту задачу. Не возвращайся домой, пока не соберешь листья и ветки, ясно?

– Да, сяньшэн, – сказала Ху Сюань и проводила Ху Баоциня спокойным взглядом.

Оставаться одна в лесу она не боялась, поскольку уже знала здесь каждый закоулок и каждую живую тварь. Перспектива провести несколько дней в лесу ее даже порадовала: не нужно выполнять работу по дому. Еда и питье в лесу найдутся, нужно только поискать, к тому же у нее за пазухой было несколько лисьих галет, которые она на всякий лисий случай прихватила с кухни. Лисьи галеты делали из сушеных мышей и муки, на вкус они были не очень, но голод утоляли отлично.

Но задачка оказалась не из легких. Сначала Ху Сюань попробовала взобраться на дерево, но ствол был гладкий, она и на два лисьих роста не взобралась и соскользнула на землю. Цепляться когтями при лазании Ху Сюань не любила: когти могли сломаться, а это очень неприятно, да к тому же кора у этого дерева была твердая, не вцепишься. Вероятно, это задание Ху Баоцинь вписал, чтобы Ху Сюань с ним помучилась.

– Да и фыр с ним! – проворчала Ху Сюань.

Ночь она провела на моховой подстилке и даже относительно неплохо выспалась, не считая того, что шерсть на хвосте промокла от росы.

Проснувшись, она разгрызла галету и стала думать, как еще можно достать листья с верхушки дерева. Способ нашелся, но для этого Ху Сюань требовалась веревка, а ее-то как раз у нее и не было, и вернуться за ней она не могла, раз учитель ей запретил. Ничего не оставалось, кроме как сплести веревку самой.

Ху Сюань никогда еще не плела веревок, но прилежно набрала пеньки, травы, тонких веточек и даже пощипала шерсть с хвоста – для крепости. Несколько неудач спустя веревка была готова. Ху Сюань подергала ее в стороны, проверяя на крепость: она не порвалась.

«Годится», – решила она.

Способ достать что-то, когда лисьи лапы коротки и не дотягиваются, был стар как мир: зацепи веревкой и пригни к себе, если гнется. Они с Ху Вэем так доставали персики с веток в отцовском саду.

Ху Сюань считала, что неплохо умеет закидывать веревку. Правда, она никогда не замахивалась на такую высоту, но все же… Ху Сюань задрала голову и посмотрела вверх, прикидывая, сколько лисьих пальцев высотой ее дерево, потом смотала на локоть веревку, подсчитывая ее длину.

«Ну, – подумала она, – необязательно ведь закидывать на самый-самый верх, достаточно подцепить одну из верхних веток, достаточно крепких и гибких, чтобы гнулись, а не ломались».

Ху Сюань поплевала на лапы и, привязав к концу веревки противовес – крепкую корягу, – забросила ее на дерево. Получилось далеко не с первого раза, и все время приходилось увертываться, чтобы не получить корягой по голове, но Ху Сюань была настырным лисенком, снова и снова закидывала веревку, пока она не обвилась вокруг толстой ветки почти у самой верхушки.

– Ага! – сказала Ху Сюань торжествующе.

Но торжествовать еще было рано: разве лисенку под силу согнуть дерево? Лисье пламя внутри нее уже окрепло, но не настолько же. Тогда она мотнула веревку вокруг толстого дерева и, упираясь в него ногами, стала тянуть, тянуть, тянуть…

Медленно, но дерево все-таки стало клониться к земле. Ху Сюань пыхтела на весь лес и сожалела, что не захватила с собой перчатки.

Когда дерево согнулось достаточно, чтобы до него дотянуться и нарвать листьев и молодых веток, Ху Сюань завязала конец веревки вокруг толстого дерева, подтащила свою корзину и стала собирать завязь листвы и обламывать молодые ветки.

Сколько нужно набрать – она не знала, поэтому решила наполнить корзину доверху. С одной стороны она уже все оборвала и теперь собралась перелезать на другую – когда нужно было обойти! – как вдруг услышала очень подозрительный треск, а потом – вжух! – только свист в ушах, лиса даже не успела бы сказать «фыр!» – как она уже сидела с вытаращенными глазами, намертво вцепившись в ветки, на самой верхушке распрямившегося дерева!

Веревка все-таки порвалась.

[441] Новый взгляд на Ху Баоциня

С верхушки дерева открывался замечательный вид на окрестности, но Ху Сюань была далека от того, чтобы восторгаться новым опытом. Она лихорадочно соображала, как спуститься на землю.

Способов было, разумеется, два: скатиться или свалиться, – но и то, и другое грозило неприятностями на свою лисью попу. Если она свалится, то потом и костей не соберешь – с такой-то высоты! А если попытается слезть, то скатится, потому что на стволе не за что зацепиться, и ее руки превратятся в птичьи лапы: она непременно сдерет с ладоней не только кожу, но и мясо.

Можно попробовать перепрыгнуть на другое дерево, которое выглядит многообещающе: ствол в сучках и ветках, по ним слезть будет проще, – а если промахнешься? Лисы ведь не белки, по деревьям не прыгают.

Если же сидеть на дереве слишком долго, то лапы затекут. В общем, как ни рассуждай, свалиться все равно придется – так или иначе.

Разумеется, можно было заверещать во весь голос и позвать на помощь. Вероятно, лисы-фамильяры бы ее услышали, но это было слишком унизительно. Даже представить страшно, как бы после этого над нею издевался Ху Баоцинь!

«Лис на выдумки горазд», – гласит известное присловье. Лисы были изворотливы и умели выкручиваться даже из безвыходных ситуаций.

Ху Сюань оторвала от подола два приличных куска ткани и обмотала руки – теперь можно было спускаться. И хоть она не свалилась в процессе, но с дерева спустилась не без потерь: она расцарапала лицо о ветки, а про одежду и говорить не стоит.

Корзина, по счастью, не улетела в неведомые дали, а лишь опрокинулась, так что Ху Сюань собрала рассыпавшиеся листья и ветки и подула на руки. Лекарств с собой у нее не было, она просто смыла кровь водой из ручья и зализала ссадины – до дома потерпит. А вот одеяние, конечно, было безнадежно испорчено, и Ху Сюань ожидала взбучки от учителя, когда вернется.

Ху Сюань надеялась, что Ху Баоциня дома не окажется, когда она вернется, но тот был дома и, вероятнее всего, специально поджидал ее возвращения.

Ху Баоцинь сидел на террасе, обмахиваясь веером, и пил чай.

– А ты быстрее, чем я ожидал, – сказал он, заметив Ху Сюань, и та поняла, что ее догадки оказались верны.

Ху Сюань поставила перед террасой корзину, чтобы учитель мог взглянуть на содержимое, и спрятала руки за спину.

Ху Баоцинь окинул ее скептическим взглядом и спросил:

– Тебя что, собаки гнали, или ты с котом поцапалась?

Ху Сюань ничего не ответила, но подумала очень даже многое.

– Покажи лапы, – велел вдруг Ху Баоцинь, и крылья его носа дернулись. – Ну!

Ху Сюань неохотно подчинилась, ожидая, что получит веером по рукам.

Ху Баоцинь показал на угол террасы:

– Сиди здесь.

Сам он поднялся и куда-то ушел. Ху Сюань очень хотелось пойти к себе: она устала, руки болели и требовали, чтобы о них позаботились, – но приказа ослушаться не посмела и присела на самый краешек террасы, как можно дальше от подноса с чайником и чашкой. Ей вовсе не хотелось, чтобы Ху Баоцинь вылил ей чай на голову, если рассердится.

Он, наверное, уже сердится. Сейчас принесет еще один длиннющий список заданий и отправит обратно в лес на необозримое будущее.

Ху Баоцинь вернулся с ворохом бинтов и какой-то гнусно пахнущей мазью в маленьком глиняном горшочке, сел рядом с Ху Сюань и опять велел ей вытянуть руки. Ху Сюань прижала уши, но подчинилась. Ху Баоцинь полил ей ладони из чайника, в котором оказался вовсе не чай, а лисье вино: руки защипало.

– Нельзя столь безответственно к себе относиться, – строго сказал Ху Баоцинь, протерев ладони Ху Сюань собственным рукавом, и почерпнул мазь из горшочка. – Руки лисий знахарь должен беречь, это чувствительный инструмент. Если они огрубеют или появятся шрамы, как ты сможешь точно определять, должным ли образом приготовлены порошки?

Ху Сюань невольно взглянула на руки Ху Баоциня – ухоженные, без единого шрама, с длинными когтями, которыми так удобно отмерять порошки для лекарств.

Ху Баоцинь, продолжая на нее ворчать, смазал ей ссадины мазью и туго забинтовал. А после позвал лиса-фамильяра и велел ему хорошенько отмыть Ху Сюань от грязи и смолы. Лис-фамильяр взял лисенка за шиворот и отнес в купальню, где в точности исполнил приказ хозяина, вооружившись щеткой на длинной ручке и так надраивая Ху Сюань, что из купальни она вышла красной, как ошпаренный рак. Слуга-фамильяр принес ей чистую одежду.

Поскольку Ху Баоцинь ничего не говорил о том, что Ху Сюань после бани должна вернуться на террасу, Ху Сюань ушла к себе, залезла под одеяло и тут же заснула. Некоторое время спустя Ху Баоцинь заглянул в комнату, постоял у кровати Ху Сюань, задумчиво глядя на нее, потом наклонился, подоткнул одеяло и вышел.

Ху Сюань отлично выспалась и даже проспала побудку. Это несколько попортило ей настроение: вот за это Ху Баоцинь, если он еще не ушел, выволочку ей устроит. Правилами дома было установлено, что просыпаться нужно в установленное время.

Ху Сюань поспешно умылась, оделась, все это время – дуя на руки, жжение в которых чувствовалось даже через бинты, и поспешила заняться обычными делами, но двор был уже выметен и полы натерты, лисы-фамильяры как раз собирали метлы и щетки.

Ху Сюань подалась на кухню, но там кашеварил толстый лис-фамильяр в поварском фартуке. Заняться ей оказалось совершенно нечем.

Ху Сюань проверила лисьезнахарскую лабораторию, но принесенные вчера листья и ветки уже были рассортированы и развешаны на веревках сушиться.

– Что ты мыкаешься, как неприкаянная? – раздалось у нее за спиной.

Ху Сюань подскочила на месте от неожиданности, хвост у нее распушился как щетка. Когда лисы пугаются или при внезапном всплеске эмоций, шерсть у них тоже встает дыбом. Она не заметила, как подошел Ху Баоцинь.

«Надо же так подкрадываться!» – сердито подумала Ху Сюань, рукой подталкивая хвост за спину.

– Я собиралась работать, но… – начала Ху Сюань.

– Работать? – непередаваемым тоном переспросил Ху Баоцинь. – С такими руками? Ты уже забыла, что я вчера тебе сказал, Сюаньшэн? Никакой работы, пока руки не подживут. Не хватало мне еще в учениках лиса-калеку! Иди учи «Лисий травник».

Вообще-то Ху Сюань «Лисий травник» уже выучила – все девять томов, и сейчас изучала книги по культивации.

– Но ведь… – начала Ху Сюань.

– Не спорь со мной, – возмутился Ху Баоцинь. – Учитель тебе дал задание, а она еще фыркает!

– Я не фыркала, – возразила Ху Сюань.

– И пререкается.

– Я не пререкалась.

– А что ты тогда прямо сейчас делаешь?

Ху Сюань невольно прижала уши и втянула голову в плечи. Но Ху Баоцинь только потрепал ее по ушам, а не стукнул. Ху Сюань удивилась. Учитель не то что ее не поощрял – даже не хвалил, а тут потрепал по ушам, когда, положа лапу на сердце, следовало за эти самые уши выдрать, чтобы не дерзила старшему.

– В общем, хватит фыркать, Сюаньшэн, – резко сказал Ху Баоцинь, пряча руку за спину, словно сам не ожидал от себя того, что сделал, и теперь постарался скрыть смущение за нарочитой резкостью. – Иди и делай, что я тебе велел.

– Да, сяньшэн, – растерянно отозвалась Ху Сюань и побрела к себе.

Быть может, не такой уж и гадкий характер был у Ху Баоциня?

Ху Баоцинь стоял, не двигаясь, пока Ху Сюань не ушла, потом громко выдохнул и уставился на свою руку. Было такое чувство, словно рука его жила своей жизнью, а он своей.

– Ты что это выдумал? – вопросил Ху Баоцинь и явно не у своей руки. Скорее, у себя самого.

[442] Феномен

Время в поместье Ху и в Лисограде шло по-разному, это Ху Сюань знала точно, а теперь она начала подозревать, что и время в доме Верховного лисьего знахаря идет особым образом. Иногда оно тянулось, как подстывшая живица, а иногда пролетало быстрее, чем она успевала щелкать пальцами. Часы отдыха, к примеру, всегда слишком быстро заканчивались: только закрыла глаза, а уже пора вставать и приниматься за работу.

«Лисьи чары», – подумала Ху Сюань.

Зато время в обществе Ху Баоциня тянулось бесконечно долго. Изредка он все же снисходил до того, чтобы поучить Ху Сюань чему-нибудь, и тогда Ху Сюань маялась. Сложно сказать, почему.

Ху Сюань уже успела понять к этому моменту, что Ху Баоцинь не такой страшный, каким казался. Он был строгим, но справедливым, и если Ху Сюань слушалась и справлялась с заданиями, то опасаться выволочки было ни к чему. Другое дело, если напортачила. Но с Ху Сюань это случалось редко.

Наверное, дело было в ауре серебристого лиса: она была могущественная и подавляла ауру Ху Сюань. Лисы неуютно чувствуют себя с превосходящим их по силе противником, а тренировать боевые лисьи навыки Ху Сюань приходилось именно с Ху Баоцинем. Ху Сюань стала значительно сильнее за это время, но разве сравнишься с матерым лисом? Пыли и шерсти из нее Ху Баоцинь повыбил порядком.

Каждое утро Ху Сюань начинала с умывания, как и полагается всякому воспитанному лису. Из бочки на нее смотрело отражение: сначала взъерошенный кудрявый лисенок, потом кудрявый же лис-подросток, потом девушка со слегка волнистыми волосами – и никаких кудрей!

Ху Сюань была бесконечно горда, что научилась прятать уши и хвост, а вместе с ними и кудрявость волос. Когда у нее это впервые получилось, она едва не расплакалась, а потом еще целый час вертелась перед зеркалом, любуясь собой и то и дело заглядывая себе за спину, чтобы удостовериться, не вылез ли хвост. Прямые, гладкие волосы было легко расчесывать и прибирать.

Ху Баоцинь нового вида ученицы не оценил. Увидев ее, он с кислой миной спросил:

– Ты лис или кто? Где твои уши и хвост?

– Я научилась их прятать, – сообщила Ху Сюань сияя, забыв о том, что сиять в присутствии учителя не стоит: он быстро спустит тебя на землю!

– А, вот, значит, на какую ерунду ты тратишь время, – протянул Ху Баоцинь.

Ху Сюань потрясенно на него уставилась. Ерунду? А впрочем, удивляться нечему: Ху Баоцинь ее не поймет, он-то ведь никогда не был кудрявым или вихрастым, у него волосы – шерстинка к шерстинке. Над ним никогда не смеялись, не показывали на него пальцем и не обзывали обидным «феномéн».

Ху Сюань была так возмущена несправедливостью, что многое из своих мыслей протявкала вслух.

– Фенóмен? – переспросил Ху Баоцинь. – Ты считаешь, что фенóмен – это оскорбление?

– Не фенóмен, а феномéн, – исправила Ху Сюань.

– Будешь ты еще меня лисьему языку учить, – возмутился Ху Баоцинь. – Фенóмен.

– Понятное дело, что фенóмен, – нахохлилась Ху Сюань, – но когда они обзываются, то всегда феномéном.

– Ну, так в другой раз натыкай их мордами в «Лисий словарь», чтобы речь не коверкали, – фыркнул Ху Баоцинь.

Ху Сюань эта мысль показалась интересной, и она какое-то время играла с ней, как лиса с мышью.

– И так, и так обидно, – сказала она после. – Все равно же понятно, что издеваются.

– Специально на такой случай существует секретная лисьезнахарская техника отрезвления ополоумевших лисьих демонов, – с серьезным видом сказал Ху Баоцинь.

– Что-что? – переспросила Ху Сюань.

Ху Баоцинь повторил и продемонстрировал, несильно стукнув ребром ладони Ху Сюань по голове.

– Если приложишь со всей силы, тявкать им тут же расхочется, – уверенно сказал Ху Баоцинь. – Потренируйся на досуге.

Ху Сюань схватилась руками за голову. Может, учитель и не вкладывал силу в этот удар, но у нее отчего-то вылезли уши, а волосы опять превратились в вихры. Она постаралась спрятать все это безобразие, но получилось далеко не сразу.

Ху Баоцинь с сожалением покачал головой: он нисколько не лукавил, когда говорил, что ему нравится кудрявая шерсть Ху Сюань. Но запечатывать ее возможности к трансформации, только чтобы потешить себя, было бы слишком жестоко. Поэтому Ху Баоцинь прищелкнул пальцами, снимая чары, и волосы Ху Сюань вновь стали такими, какими она и хотела, – прямыми и гладкими. Ху Сюань сосредоточенно ощупала голову и с облегчением вздохнула.

– Для лиса у тебя слишком много комплексов. Тебе нужно от них избавляться. Лисьему знахарю они ни к чему.

«Я просто могу спрятать уши и хвост», – подумала Ху Сюань.

А еще она подумала, что стоит уделить больше внимания контролю собственных сил, чтобы уши и хвост не вылезали в самый неподходящий момент. Они так и норовили вылезти, несмотря на ее старательную маскировку, особенно когда она волновалась или пугалась. И во сне она тоже нередко теряла контроль над личиной. В общем, ей еще было над чем работать.

О том, что Ху Сюань уже выучила все девять томов «Лисьего травника», Ху Баоцинь случайно узнал, застав ученицу читающей неположенный том. Отпираться было бессмысленно. Ху Баоцинь устроил ей настоящий экзамен, гоняя Ху Сюань по «Лисьему травнику» вдоль и поперек, и, кажется, остался доволен услышанным.

– Ты талантливее меня в этом возрасте, – заметил Ху Баоцинь, а это, как уже успела понять Ху Сюань, было высшей похвалой в устах учителя.

Ху Баоцинь действительно был непревзойденным лисьим знахарем. Ему не нужно было сверяться по книгам, он знал, кажется, все на свете и мог составить даже сложнейшее зелье за считанные секунды. Он мог управлять десятью потоками лисьей Ци одновременно (а может, и больше) и готовить десять разных снадобий в десяти котлах, не призываяпри этом лис-фамильяров.

Ху Сюань затруднялась сказать, насколько силен ее учитель, но лисья аура подразумевала, что несказанно или даже чудовищно силен. Вероятно, он был даже сильнее Ху Цзина.

Но, как успела заметить Ху Сюань, Ху Баоцинь был и несказанно ленив. Или таковым притворялся. Работу Верховного лисьего знахаря он выполнял неохотно. Лисы буквально приходили к нему на поклон, чтобы зазвать на какие-то лисьи советы, но у Ху Баоциня находилась тысяча и одна отговорка, чтобы никуда не пойти.

Когда Ху Сюань была помладше, Ху Баоцинь просто брал ее за шиворот и совал под нос просителям, назидательно цокая при этом языком, что означало: «У меня ученица, я ее учу, мне некогда отвлекаться».

Ху Сюань это не нравилось, просителям тоже.

«Была бы я Верховным лисьим знахарем, – думала тогда Ху Сюань, – я была бы ответственнее. Очевидно же, лисьи советы важнее уроков, тем более уроков, которые он и не думал проводить…»

Ху Сюань не знала еще, что в лисьем мире все не так просто, как кажется глупым лисятам.

[443] Самоволка Ху Сюань

«Это несправедливо», – подумала Ху Сюань, глядя вслед Ху Баоциню.

Тот никогда не брал ее собой в Лисоград, даже если отправлялся просто на прогулку, а не по лисьезнахарским делам. Ху Сюань, не считая походов в демонический лес, безвылазно сидела дома, а лисы-фамильяры зорко следили, чтобы она не отправилась в самоволку.

Ху Баоцинь всегда отшучивался на ее вопросы или возмущения. Мол, другие лисьи знахари спят и видят, чтобы похитить чужого ученика, поэтому чтобы сидела дома и носа на улицу не казала. Мол, в Лисограде нынче каждый первый блохастый, нахватаешься блох – придется обриться наголо, будешь тогда не лисий знахарь, а лисий монах.

Ху Сюань была далеко не дурой, понимала, что все это отговорки. Не понимала только, зачем Ху Баоциню так с нею поступать.

«Может, стыдится, что у него кудрявая ученица? Но я ведь научилась хорошо маскироваться…»

В общем, это было очень обидно, особенно когда Ху Баоцинь возвращался из Лисограда хорошенько навеселе.

Ху Сюань твердо решила: когда Ху Баоцинь пойдет по своим делам, она тихонько выберется из дома и проследит за ним, а лисам-фамильярам подсунет вместо себя обманку. Она уже хорошо научилась превращать одни вещи в другие. Чучелко себя сделать труда не составляло, нужна была лишь старая одежда и метелка. Ху Сюань проверила: лисы-фамильяры не были способны отличить подделку от настоящего.

Ху Баоциня в тот день позвали на лисье судилище. Ху Сюань не знала, что это такое, но заметила, что Ху Баоцинь разозлился, получив приглашение: он разорвал его в клочья и велел посыльному убираться. Посыльный поджал хвост, но сказал, что ему велели дождаться Великого лисьего знахаря и сопроводить его на вынесение приговора, а оставаться ли на приведение приговора в исполнение – решать самому Великому лисьему знахарю.

– Как будто они сами не знают, что я никогда не остаюсь, – сквозь зубы процедил Ху Баоцинь.

Посыльный только развел лапами, он был лис подневольный и говорил только то, что ему велели передать. Ху Баоцинь поморщился, но пошел с ним. А Ху Сюань, старательно скрывая свое присутствие, прокралась следом.

Поглазеть на Лисоград у нее времени не было: лис-посыльный и Ху Баоцинь шли быстро, и если бы Ху Сюань отстала от них, то сама ни за что не нашла бы, куда они ушли, потому что вокруг были тысячи незнакомых запахов. Ху Сюань решила, что поглазеет на обратном пути, только взглянет, что это за лисье судилище такое.

Она заметила, что Ху Баоциню кланялись едва ли не все встречные лисы, но он не удостаивал их и взглядом. В лисьей иерархии, видимо, Верховный лисий знахарь занимал не последнее место. Лисьей иерархии, к слову, Ху Баоцинь Ху Сюань еще учить не начал, говорил, что займется этим после посвящения Ху Сюань в лисьи знахари.

На Ху Сюань никто внимания не обращал: или она так хорошо выучилась скрывать свое присутствие, или оставляла столь незначительное впечатление. Но сейчас это ей было только на руку. Если бы Ху Баоцинь ее заметил, ей грозила трепка за нарушение правил дома, которые были в этом вопросе однозначны: «Никаких самоволок!»

Лис-посыльный привел Ху Баоциня в непритязательного вида дом, на котором красовалась вывеска: «Лисье судилище». Ху Сюань это место сразу не понравилось, оно оставляло гнетущее впечатление, но она никак не могла понять, почему так. Ведь снаружи дом казался обычным, да и внутри тоже ничем не отличался от других домов, разве только стены, полы и потолки в нем были некрашеные.

«Быть может, это лисье судилище еще не достроенное», – решила Ху Сюань.

Ху Баоцинь вошел в просторную комнату, где ждали другие лисьи знахари. Ху Сюань нашла щелочку в стене и приникла к ней глазом.

Все лисы были одеты в темно-серые одеяния, у некоторых были плащи с капюшонами, закрывающими морды. Запахи были Ху Сюань незнакомы, но не все: она смогла определить, что среди собравшихся затерялось несколько дядюшек Ху.

Ху Баоцинь в своем белом одеянии словно бы осветил комнату, но тем зловещее стали казаться все остальные лисы. Ху Сюань и не думала, что у лис могут быть такие темные морды и такие горящие глаза.

– Да начнется лисье судилище, – с явной неохотой сказал Ху Баоцинь, отвергая предложенный ему стул.

Он так и остался стоять, всем своим видом говоря, что задерживаться здесь не намерен.

В центре комнаты, окруженные лисами в сером, стояли лис с лисицей, в лапах у которых было по лисенку. Лисица горько плакала, у лиса была совершенно белая морда, несмотря на рыжий окрас.

– Знахарь Пу, ты нарушил Лисьезнахарское Дао, прижив лисят с этой недостойной лисицей, – быстро и без выражения, словно наспех сказал Ху Баоцинь, – да свершится Праволисие.

Сказав это, Ху Баоцинь развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Лисы в сером начали неодобрительно перешептываться.

«Очень невежливо так хлопать дверью», – подумала Ху Сюань, размышляя, что делать дальше: пойти за учителем или остаться и поглядеть, что это за Праволисие такое.

Она даже в «Большом лисьем словаре» такого слова не встречала. Вероятно, это было словечко из лисьезнахарского лексикона.

Остаться было чревато последствиями: если Ху Баоцинь сразу вернется домой, то, конечно же, заметит, что вместо Ху Сюань сидит и медитирует чучелко. Ху Баоцинь не лис-фамильяр, его не обманешь. Но любопытство все же пересилило.

Ху Сюань и не подозревала, что последствия могут оказаться еще серьезнее: через несколько минут ее безмятежному лисьему детству, в неведении которого она пребывала до этих пор, суждено было закончиться.

[444] Темная сторона лисьезнахарства

– Да свершится Праволисие! – хором сказали лисы в сером и повторяли это, пока их голоса не слились в гул.

– Я виноват, накажите меня! – завыл рыжий лис с белой мордой. – Только их, их не трогайте!

Толстый лис в плаще с капюшоном вырвал у него из рук лисенка, высоко поднял, держа за шиворот. Ху Сюань недовольно подумала: «Нельзя так с лисятами обращаться».

– Нет! Нет! – провыл рыжий лис с белой мордой, бросаясь на толстого лиса и пытаясь отнять у него лисенка.

Толстый лис отпихнул его задней лапой, перехватив лисенка. Раздался хруст, и в его руке повисло уже мертвое маленькое тельце.

Глаза Ху Сюань застыли. Это было лисоубийство. Толстый лис свернул лисенку шею с таким видом, точно цыпленка на обед разделывал, потом отшвырнул трупик в сторону и наклонился, чтобы отнять второго лисенка у лисицы. Он и этого собирался убить!

В глазах у Ху Сюань потемнело на долю секунды, темнота сменилась красной поволокой. Гнев, захлестнувший ее, был настолько силен, что Ху Сюань потеряла над собой контроль. Ее уже не заботило, что вылезли уши и все девять хвостов, что шерсть встала дыбом, что глаза налились кровью. Она легко могла бы вышибить дверь и ворваться туда. Нескольких взмахов когтей хватило бы, чтобы разделаться с убийцей, и второй лисенок был бы спасен. Именно это она и собиралась сделать, но кто-то схватил ее сзади, зажал ей рот и утащил прочь.

Ху Сюань была вне себя от ярости и не помнила, что отбивалась, кусалась и царапалась всю дорогу, пока кто-то утаскивал ее прочь от этого страшного места. Перед глазами была сплошная кровавая пелена.

Это был приступ лисьего бешенства. Не тот, что бывает у бродячих лис, когда они наедятся больных крыс и кусают всех без разбору. Тот, что случается, когда лисы, захваченные сильными эмоциями, зачастую плохими, теряют себя и совершают чудовищные поступки, даже не осознавая этого.

Когда перед глазами прояснилось, Ху Сюань обнаружила, что лежит навзничь на кровати, потолок и запахи были ей знакомы: дом Верховного лисьего знахаря.

Внутри было так пусто, что стук сердца и движение кишок отдавались гулким эхом. Ху Сюань не сразу вспомнила, как и почему здесь оказалась, в голове было какое-то сено, а не мысли. И очень солоно было во рту. Ху Сюань машинально потерла губы и увидела, что ее пальцы в засохшей крови и что под когтями тоже сукровица.

– Очнулась?

Ху Сюань повернула голову и увидела Ху Баоциня. Тот сидел за столом, лицо и руки его были расцарапаны и даже искусаны, рукава забрызганы кровью. На столе перед ним стояла миска с травяным отваром, в который он макал тряпицу и прилаживал ее к особенно глубоким укусам, чтобы остановить кровь. Ху Сюань одним рывком села. Она все вспомнила!

– Это… это… – прорычала она и вздрогнула, не узнав собственного голоса.

– Ты не должна была об этом узнать до посвящения в лисьи знахари, – хмурясь, сказал Ху Баоцинь.

– Вы… вы хотите сказать… вы знали о том, что произойдет? – проскрипела Ху Сюань, чувствуя, как под шкурой крадется ледяная дрожь. – Вы знали и не остановили это?!

– Остановил что? – спросил Ху Баоцинь, поджав губы. – Ты полагаешь, Праволисие можно остановить?

– Право… лисие? – споткнулась на слове Ху Сюань. – Убийство лисят – это Праволисие?

– Так это называется, – сказал Ху Баоцинь, поднимаясь и подходя к тайнику, чтобы достать из него Лисьезнахарское Дао. – Лисий знахарь, нарушивший Лисьезнахарское Дао, будет наказан. Испокон веков лисы следуют Лисьему Дао, никто не вправе его нарушать.

– За что? – резко спросила Ху Сюань.

– За что? – Ху Баоцинь взял свиток, бросил его Ху Сюань и вернулся за стол. – Ты не должна была его читать до становления лисьим знахарем. Но раз ты это увидела, ты должна его прочесть. Читай. Вопросы будешь задавать потом. Если будешь. Лисьезнахарское Дао все объясняет.

Ху Сюань сузила глаза:

– Объясняет? Или оправдывает?

Ху Баоцинь не то фыркнул, не то вскрикнул: он погрузил кисти рук в травяной отвар, который замутился кровью.

Ху Сюань развернула свиток и стала читать, шумно сопя носом. Шерсть у нее все еще стояла дыбом, но красный туман перед глазами уже рассеялся.

Лисьи знахари должны подчиняться строгой системе правил, и нарушение оных строго каралось.

Лисьим знахарям запрещено покидать мир демонов.

Лисьим знахарям запрещено участвовать в лисьих обрядах.

Лисьим знахарям запрещено вступать в брак, но лиситься запрещено не было. Однако же если лисий знахарь приживал лисят, то их следовало умертвить, поскольку они могли унаследовать лисьезнахарство, а лисьезнахарство должно передаваться лишь от учителя к ученику. Если лисят приносила лисий знахарь-женщина, то одного следовало отдать в лисьи знахари, а остальных не умертвлять, поскольку лисьезнахарство наследуется лишь по мужской линии, а не по женской.

– Что? – воскликнула Ху Сюань, швыряя свиток об пол. – Это бред какой-то! Как может лисьезнахарство наследоваться? Лисьезнахарство – это результат усердного многолетнего учения. Лисенок ничего не может унаследовать от отца или матери, кроме лисьих инстинктов. Это не Праволисие, а лисоубийство! Оправданное предрассудками лисоубийство!

– Ху Сюань.

Ху Сюань вздрогнула. Ху Баоцинь впервые назвал ее по имени.

– Да, сяньшэн? – отозвалась она, чувствуя, что голос отчего-то пропал.

– Никогда не произноси этого вслух, – строго наказал Ху Баоцинь.

– Но… – начала Ху Сюань и осеклась, потому что все поняла.

Ху Баоцинь тоже так думал! Ху Баоцинь тоже считал, что Лисьезнахарское Дао – свод лисьего мракобесия. Именно поэтому он неохотно выполнял свои обязанности Верховного лисьего знахаря, именно поэтому отказывался участвовать в лисьих советах и судилищах.

Ху Сюань разволновалась, шерсть у нее опять взъерошилась.

– Но, сяньшэн, вы же Верховный лисий знахарь! – с жаром заговорила она. – Вы ведь могли бы… могли бы…

– Не мог бы, – отрезал Ху Баоцинь. – Да, я Верховный лисий знахарь, но есть еще Совет знахарей, Совет высших лис и глава Великой семьи Ху. Я ничего не решаю, Сюаньшэн. Я лишь обломаю зубы и когти, а все останется по-прежнему.

– Глава Великой семьи Ху? – тупо переспросила Ху Сюань, глаза ее тут же помертвели осознанием, и она выдавила: – Так… мой отец тоже обо всем этом знает?

– Это ты ничего не знаешь о лисьем мире, Сюаньшэн.

Ху Сюань долго сидела, уставившись в одну точку, потом встрепенулась и уставилась на Ху Баоциня. Серебряный лис был потрепанный, исцарапанный и искусанный.

«Это я сделала», – сообразила Ху Сюань.

– Сяньшэн, – смущенно сказала она, выбираясь из кровати и подходя к столу, – простите… за… Это я сделала?

Ху Баоцинь небрежно отмахнулся:

– Приступ лисьего бешенства хотя бы раз да случается в лисьей жизни. Почему ты еще здесь, Сюаньшэн?

– А… где я должна быть? – осторожно спросила Ху Сюань.

– Разве ты не должна собирать пожитки? – с искренним интересом спросил Ху Баоцинь. – Неужели останешься здесь? После того, что узнала?

Углы губ Ху Сюань опустились.

– Я не могу уйти, – сказала она тихо. – Я должна идти до конца, каким бы чудовищным ни был этот путь.

– Ради твоего брата? – припомнил Ху Баоцинь.

Ху Сюань кивнула.

– Ладно, – преувеличенно бодро сказал Ху Баоцинь, – раз ты остаешься, у тебя есть шанс опробовать свое лисьезнахарство на живом пациенте. Я сам не достану, – признался он, разворачиваясь к Ху Сюань спиной и спуская с плеч одеяние.

Ху Сюань покраснела. Плечам и спине Ху Баоциня тоже досталось от когтей и клыков Ху Сюань.

– Простите, пожалуйста, – смущенно пробормотала Ху Сюань. – Я… не помню, совсем ничего не помню.

– Разумеется, не помнишь, – кивнул Ху Баоцинь. – Когда лисы впадают в бешенство, сознание отключается. Хорошо, что ты достаточно сильна, чтобы прийти в себя. Обычные лисы нередко сходят с ума, такие припадки могут и до Тьмы довести. Нужно себя контролировать… что бы ни случилось. Ты умная, ты должна понимать.

Ху Сюань уныло кивнула:

– Да… Но неужели ничего нельзя сделать?

– Разве только лисьи боги вмешаются, – усмехнулся Ху Баоцинь. – Но что-то не видел я лисьих богов, а ведь я живу на свете уже не одну лисью тысячу лет.

И еще не одной тысяче лисьих лет суждено было пройти, прежде чем у лис появился собственный бог.

[445] Посвящение в младшие лисьи знахари

Они больше не возвращались к тому разговору, но Ху Сюань показалось, что Ху Баоцинь к ней несколько смягчился после того происшествия. Как ни посмотри, а Ху Сюань заслуживала выволочки: и за нарушение правил дома, и за вольнодумства, и особенно за то, что искусала и исцарапала Ху Баоциня, пусть и неосознанно. Но Ху Баоцинь даже под домашний арест ее не посадил.

«Если я у него об этом спрошу, он разозлится», – подумала Ху Сюань и не стала спрашивать.

Лисы исцелялись быстро, скорость регенерации у них была впечатляющая, особенно если зализывать раны – знаменитый «Лисьелизь»! – а не лечить их традиционными способами. Ху Баоцинь почему-то предпочитал последнее, и Ху Сюань приходилось ему помогать. Ху Баоцинь называл это «практикой лисьезнахарства» и заставлял Ху Сюань готовить мази и притирки.

«Учитель слишком во мне уверен, – подумала Ху Сюань. – А если я ошибусь? Он ведь даже за мной не проверяет».

Но она не ошибалась: она знала «Лисий травник» назубок, и смешать лекарство для нее труда не составляло.

Когда царапины на лице Ху Баоциня поджили, он стал выводить Ху Сюань в лисы, вернее, в лисьи лазареты, чтобы она практиковалась там.

Другие лисьи знахари смотрели на них во все глаза.

Во-первых, выглядела эта пара впечатляюще. Ху Баоцинь был редкого серебристого окраса, а Ху Сюань, хоть она в себе этого и не замечала, была изумительно красива, и чем старше становилась, тем явственнее проявлялась эта красота.

Во-вторых, они уже знали, что Ху Сюань – дочь главы Великой семьи Ху (подмастерья постарались!), лиса-аристократ, что среди лисьих знахарей было редкостью.

Ну и, конечно же, сам факт того, что Ху Баоцинь взял-таки себе ученицу – да еще толком ее выучил, тоже сыграл свою роль.

Лисьи демоны болели, как и обычные лисы: кто-то страдал желудком, кто-то запаршивел, кто-то охромел или ослеп, кто-то страдал от паразитов, кто-то готовился ощениться. Больных отправляли в лисьи лазареты.

Ху Баоцинь строго-настрого запретил Ху Сюань трогать больных голыми руками. Для этого у лисьих знахарей были специальные перчатки из лягушачьей кожи. Если спросить саму Ху Сюань, то она лучше бы голыми руками в лисий горшок залезла, чем надела эти перчатки: они были склизкие, жуть как противно! Но приказ есть приказ, Ху Сюань не осмелилась ослушаться.

Ху Баоцинь по ходу дела учил Ху Сюань разным тонкостям лисьезнахарства: как различать пульс больного и здорового лиса, как вытащить паразита из раны, как соскрести паршу, как по цвету мочи определить запущенность болезни, как вытаскивать занозы из лап, как вправлять кости, как завязать грыжу, как правильно запилить сколотый зуб или вырвать гнилой. Он делился с Ху Сюань собственным опытом, многое из того, что он говорил, в лисьезнахарских трактатах не упоминалось.

Ху Баоцинь обладал потрясающим мастерством: немногие лисьи знахари умели разрезать лисье брюхо, потрошить больные кишки и зашивать обратно так, чтобы лис не просто выжил, а еще и пошел на поправку.

Ху Сюань была достойной ученицей своего учителя и уже через пару недель рвала зубы и вправляла вывихнутые хвосты ничуть не хуже, чем Ху Баоцинь. А может, даже лучше.

Посмотреть на Ху Сюань даже пришел старейший лисий знахарь.

– Думаю, пора посвятить ее в младшие лисьи знахари, – сказал Ху Баоцинь.

– Хм, хм, – одобрительно кивнул старейший лисий знахарь. – Она уже прошла взросление?

– Еще нет.

– Но ведь полагается, чтобы лисы прежде проходили взросление.

– Я за нее поручусь. К тому же, – добавил Ху Баоцинь, – ничего не изменится, она по-прежнему останется моей ученицей, нужно еще поднатореть.

«О каком взрослении они говорят? – удивилась Ху Сюань, которая хоть и занималась в этот момент пациентом, но все расслышала, потому что уши навострила загодя. – Я и так взрослая».

В споре победу одержал Ху Баоцинь, и было решено, что через несколько дней, аккурат в лисье луностояние, Ху Сюань посвятят в младшие лисьи знахари.

Ху Баоцинь в оставшиеся дни хорошенько натаскал Ху Сюань, чтобы та не провалила церемонию. Она, как поняла Ху Сюань, напоминала экзамен, всего-то и нужно правильно и без запинки отвечать на вопросы.

Ху Баоцинь строго-настрого запретил ей упоминать, что она уже прочла Лисьезнахарское Дао.

– Если спросят что-то из него, скажи, что не знаешь, – напутствовал он Ху Сюань.

– Я поняла, сяньшэн, – кивнула Ху Сюань.

– И про лисоцвет помалкивай, – спохватился Ху Баоцинь. – Незачем им знать, что ты нашла в демоническом лесу лисоцветы… и тем более, что в доме твоего отца их пруд пруди. Ясно?

Ху Сюань опять кивнула.

Посвящали в лисьи знахари в Главном лазарете Лисограда, в присутствии всех лисьих знахарей и старших лис, среди которых Ху Сюань краем глаза заметила и нескольких дядюшек Ху.

Церемонию посвящения Ху Сюань выдержала, коварных вопросов ей не задавали.

– Тогда, – сказал старейший лисий знахарь, а остальные одобрительно подтявкивали, – назначаем Ху Сюань младшим лисьим знахарем.

Он торжественно вручил Ху Баоциню сложенный замысловатым способом бледно-голубой пояс – отличительный знак младшего лисьезнахарского состава.

Ху Баоцинь подошел к Ху Сюань и велел:

– Расставь руки.

Ху Сюань послушалась. Ху Баоцинь развязал ее пояс, ловко придержал края одеяния, чтобы не распахнулось, и повязал ей на талию лисьезнахарский пояс. Ху Сюань почему-то смутилась. Может, потому что Ху Баоцинь стоял слишком близко. Обычно лисы в лисье пространство друг друга не вторгались, держались на расстоянии вытянутого хвоста.

– Младший лисий знахарь Ху Сюань, – сказал старейший лисий знахарь, на вытянутых руках протягивая ей свиток, – прими Лисьезнахарское Дао.

У каждого лисьего знахаря была копия, как поняла Ху Сюань.

– Я прослежу, чтобы она его изучила, – сказал Ху Баоцинь, забирая свиток прежде, чем Ху Сюань успела протянуть к нему руку. – Сначала пусть доучит «Лисий травник».

Лисьи знахари похихикали.

– Самый молодой лисий знахарь в лисьей истории, – сказал старейший лисий знахарь. – Ты, помнится мне, в ее возрасте еще в подмастерьях ходил?

– В учениках, – сухо исправил Ху Баоцинь.

– А сколько «Лисьих травников» она уже выучила? – спросил кто-то из лисьих знахарей.

– Шесть, – сказал Ху Баоцинь, прежде чем Ху Сюань успела ответить.

Ху Баоцинь явно не хотел отчего-то, чтобы они знали правду. Это показалось Ху Сюань странным. Разве учителям не хочется похвастаться своими учениками? Лисы в большинстве своем были хвастушки, и лисьи знахари не исключение.

«Может, он не хочет, чтобы они думали, что я лучше его?» – предположила Ху Сюань.

Так оно и было, но причиной тому было вовсе не лисье самолюбие Ху Баоциня. Если бы он признал, что Ху Сюань уже превосходит его, то пришлось бы признать, что больше нечему ее учить, а это означало, что Ху Сюань должна будет покинуть дом Верховного лисьего знахаря. Ху Баоцинь интуитивно старался отсрочить этот неизбежный момент. Как знать, почему.

[446] Неведомая хворь?

В мир демонов прокралась весна. Демонический лес наполнился жизнью, растения вошли в силу, – самое время собирать лекарственные травы, а лисам – линять.

Лисьи демоны в дни линьки принимали лисье обличье поочередно и вычесывали друг друга, а у кого были ловкие лапы, делали это сами.

Ху Сюань приходилось полагаться на лис-фамильяров просто потому, что выбора не было: Ху Баоцинь строго следил за чистотой в доме, был у него такой мышиный пунктик, а клочки шерсти, которые сыплются из лис во время линьки, если их не вычесать, несомненно, нарушают установленный порядок.

Чтобы проверить, началась ли линька, достаточно было выпустить хвост и подергать шерсть в разных местах. Обычно в пальцах оставались пучки подшерстка, но в этот год линька у Ху Сюань запаздывала: шерсть сидела, как влитая. Ху Сюань не придала этому особого значения, она была слишком занята сбором лекарственных трав.

Нужно было уточнить у Ху Баоциня пропорции какого-то зелья. Ху Сюань заглянула к нему, тут же вспыхнула и, попятившись, спряталась за дверью. Ху Баоцинь вычесывал хвосты, одеяние его было завязано очень небрежно, на полу и на кровати вокруг него были клочья серебристой шерсти. Ху Баоцинь что-то ворчал себе под нос. Лисы всегда были сварливы во время линьки.

А Ху Сюань стояла за дверью и размышляла с некоторым удивлением, почему же она смутилась и спряталась. В вычесывании шерсти не было ничего неприличного, за эти годы в доме Верховного лисьего знахаря она уже не раз видела, как Ху Баоцинь линял.

Ху Баоцинь принюхался:

– Сюаньшэн? Ты что-то хотела?

Ну конечно же, он ее почуял. Ху Сюань неловко повела плечами и вышла из-за двери.

На Ху Баоциня она старалась не смотреть, когда сказала:

– Сяньшэн, я хотела спросить, сколько пепла совиных перьев нужно для одной порции зелья бодрости.

– Два ногтя, – сказал Ху Баоцинь, продолжая выдирать шерсть из хвоста.

Он отмерял ингредиенты, подцепляя их ногтями, ему не нужны были весы.

Ху Сюань лишь кивнула и поспешила ретироваться.

«Что это с ней?» – удивился Ху Баоцинь, но не придал этому особого значения: у него было еще семь не вычесанных хвостов!

Ху Сюань проверила запасы: совиные перья почти закончились. Она взяла корзину, клеть с мышами – приношение совам – и отправилась в лес.

Демонические совы охотно делились перьями, если умеючи попросить. Ловля мышей была делом хлопотным, а демонические совы были ленивы по природе. Лисьи знахари этим пользовались, потому что все лисы отличные мышеловы.

За клеть мышей Ху Сюань получила целый ворох пуха и перьев и села под дерево сортировать добычу. Пух и перо полагалось использовать отдельно: перья отправлялись в тигель, чтобы получить совиный пепел для лекарств, а пухом набивали подушки.

Удивительно, насколько ее это утомило: Ху Сюань и половины не рассортировала, как начала клевать носом.

– Надо вздремнуть, – пробормотала она, глупо моргая глазами, перед которыми поплыла сонная пелена.

Она улеглась в тенечке, подтянув колени к животу, и моментально заснула. У нее вылез хвост, а следом и уши, настолько глубоким был сон.

Проснулась Ху Сюань через несколько часов, взъерошилась и уставилась перед собой, со сна не понимая, где она. В носу что-то скворчало, она расчихалась и с неудовольствием почувствовала, что еще и хвост ломит.

– То ли я простудилась? – пробормотала Ху Сюань, машинально трогая хвост, и тут же подскочила: – Хвост?! Почему?!

Она завертелась на месте, хватая себя за хвост, а потом и за уши. Как она ни старалась, спрятать их обратно не получилось, словно она вовсе утратила эту способность! Ху Сюань села, уткнувшись лицом в колени и обхватив голову руками. Катастрофа!

– А, вот ты где, – раздался голос Ху Баоциня, – а я тебя уже потерял.

Ху Сюань подняла голову. Ху Баоцинь сел на корточки перед ней, разглядывая ее. В волосах у нее было несколько перьев и еще какой-то сор, словно она побывала в курятнике. Хотя, в совятнике, если уж на то пошло, ведь перья были совиные.

Ху Баоцинь протянул руку, чтобы избавить кудряшки Ху Сюань от мусора. А может, чтобы потрепать по этим самым кудряшкам… Ху Сюань на него огрызнулась, щелкнув зубами.

Если бы Ху Баоцинь вовремя не отдернул руку, вероятно, Ху Сюань бы его укусила. Вышло это непроизвольно. Она сама от себя такого не ожидала и поспешно зажала рот ладонями.

– Проштите, – прошамкала она.

Ху Баоцинь выгнул красивую бровь, не сказать, чтобы удивленно:

– Что такое?

Ху Сюань отдышалась от внезапного припадка лисьей сварливости и сказала унылым голосом:

– Я забыла, как прятать уши и хвост.

– Забыла? – переспросил Ху Баоцинь. – Лисы не забывают, как прятать уши и хвост.

– Я забыла, – мрачно повторила Ху Сюань, – я же ненормальный лис, вот и забыла. Феномéн, – добавила она с ядовитой горечью.

Вот тут уже Ху Баоцинь удивился. Давненько он не слышал от Ху Сюань ничего подобного и полагал, что та давно преодолела свои комплексы.

«Нет… Ведь за все эти годы она так ни разу и не превратилась в лиса».

– Не говори глупостей, – фыркнул Ху Баоцинь, все-таки протягивая руку и выбирая из кудряшек Ху Сюань сор. – Не говори, что ты ненормальный лис. Кудрявые лисы – большая редкость. Серебристые, к слову, тоже. Если следовать твоей логике, так я тоже ненормальный? – И он наклонил голову набок, ожидая ответа.

Ху Сюань помотала головой:

– Вы – особенный.

– Значит, и ты особенная. Какая разница между кудрявой и серебристой шерстью?

Ху Сюань опять помотала головой:

– Почему я не могу их спрятать?

– Вероятно, – протянул Ху Баоцинь, – у тебя лисий ступор.

– Что-что? – переспросила Ху Сюань, о таком она слышала впервые.

– Лисий ступор, – повторил Ху Баоцинь и поскреб у себя за ухом. – Бывает же иногда, к примеру, что забываешь, как пишется какое-то слово, или не можешь вспомнить что-то, хотя прекрасно это знаешь. Лисий ступор.

– В «Лисьем лечебнике» такого диагноза нет.

– Официально он называется «Дырявая лисья голова», – с невозмутимым видом ответил Ху Баоцинь.

– И такого тоже нет, – возмутилась Ху Сюань, уже подозревая, что Ху Баоцинь ее просто дурит.

– Какая разница? – пожал плечами Ху Баоцинь. – Лисы называют это лисьим ступором. С кем не бывало! Вспомнишь.

– Как линять я, видимо, тоже забыла, – мрачно сказала Ху Сюань и дернула себя за шерсть на хвосте. – Это тоже лисий ступор?

– Линька запаздывает? – удивился Ху Баоцинь. – Ну, и такое с лисами иногда случается.

– Да? – с сомнением спросила Ху Сюань. – Я, наверное, чем-то заболела. Какая-то неведомая хворь.

– Неведомая дурь, – моментально парировал Ху Баоцинь и легонько стукнул ее по голове ребром ладони. – Собирай уже совиные перья и пошли домой. Или… я тебя за хвост к дереву подвешу!

Ху Сюань куда как поспешно принялась за работу. С Ху Баоциня бы сталось!

[447] Ху Сюань неможется

Хоть все лисы любят поспать, соней Ху Сюань не была. Она всегда просыпалась рано и легко сбрасывала с себя сонливость, но не тем утром.

Вернувшись из демонического леса, Ху Сюань потратила весь вечер на медитацию, чтобы спрятать хвост и уши, даже ужин пропустила, но безуспешно. Спать она легла страшно недовольная.

Многие лисьи хвори лечились сном, и она надеялась, что лисий ступор – или что это там было! – не исключение.

Спалось ей беспокойно: она уже привыкла, что сзади ничего не мешает, и не знала, как улечься, чтобы не отлежать хвост. Отлежанный хвост – очень неприятная вещь! Сны были странные, наполненные цветными кляксами непонятных образов.

Но даже промаявшись всю ночь, Ху Сюань проснулась в установленное время. Вставать ей отчего-то не хотелось. Она открыла глаза, поморгала ими, чувствуя, как лень цепляется к верхним векам и тянет их обратно, и снова закрыла, пробормотав: «Еще пару минут…»

Так повторялось несколько раз, и с каждым разом Ху Сюань становилось все ленивее вставать. Рот был наполнен сладковатой слюной, где-то за мягким небом пряталась череда зевков, а в руках и ногах была слабость. Ху Сюань раззевалась, щелкая зубами, перевернулась и уткнулась носом в подушку.

– Еще пару… – пробормотала она и заснула на полуслове.

Проснулась в очередной раз Ху Сюань от назойливого луча света. Она зажмурилась, потом приоткрыла один глаз и ужаснулась: как высоко стоит солнце! Но даже несмотря на ужас и неотвратимое наказание, Ху Сюань не смогла заставить себя встать. Телом по-прежнему владела слабость.

Она машинально пощупала голову. Нет, уши никуда не делись, и хвост на месте: за ночь ничего не изменилось. Она обреченно вздохнула и натянула одеяло на глаза: солнечный свет был ей неприятен. Голова казалась тяжелее обычного.

Ху Сюань, собрав симптомы в кучу, начала ставить себе диагнозы, один неутешительнее другого. Обычная демоническая простуда, которую она подхватила в лесу? Но это не объясняло лисий ступор. Лисье бешенство, то, настоящее, страшное и неизлечимое? Но при нем лисы теряют себя, а Ху Сюань прекрасно помнила, кто она такая. Тьма? Но с глазами у нее все в порядке, они все еще льдистые, хоть и подернуты какой-то странной поволокой.

Ху Сюань перекатилась с одного края кровати на другой, выкарабкалась из-под одеяла и, пошатываясь, побрела к бочке, чтобы умыться. Поглядев на свое отражение в воде – пунцовые щеки! – она прибавила еще один диагноз: совиная аллергия?

Вода была теплой, но обжигала лицо и руки, когда Ху Сюань умывалась. Полотенце показалось жестким и больно царапало кожу. Симптомом чего является повышенная чувствительность? Ху Сюань пыталась и не смогла вспомнить. Кажется, ко всему прочему, она еще и начала стремительно глупеть. Не слишком ли рано для лисьего слабоумия?

Она буквально по стеночке добралась до двери, повисла на ней, налегая всем телом, чтобы открыть. Никогда еще она не казалась такой тяжелой.

Нужно было припомнить, чем ей полагалось заниматься сегодня утром. Вымести двор, собрать лекарскую корзину, а потом они с Ху Баоцинем должны были идти в лисьи лазареты – практиковаться, вернее, это Ху Сюань должна была практиковаться, а Ху Баоциню полагалось за ней приглядывать и наставлять ее на лисий путь.

Ху Сюань взяла метлу, волоком потащила ее за собой по двору – неподъемная! Мести она не смогла, уперлась в метлу руками и подбородком и стояла так, пока лис-фамильяр не отнял у нее метлу и не занялся уборкой сам.

Ху Сюань, выписывая ногами странные па, добрела до террасы и села на ее край… хотела сесть, но промахнулась и плюхнулась на землю. Что-то странное творилось с ее зрением и восприятием окружающего пространства.

– Ты что, хлебнула лисьего винишка? – раздался над нею насмешливый голос Ху Баоциня. – Неужели нашла винный погреб?

Ху Сюань подняла голову, чтобы посмотреть. Ху Баоцинь казался страшно высоким, высоченным просто! Серебристая шерсть, в которой отражалось солнце, слепила глаза. Ху Сюань сощурилась и так смотрела.

– Я что-то подхватила, – заплетающимся языком ответила Ху Сюань.

– Подхватила? – переспросил Ху Баоцинь, выггнув бровь. – Что и где?

Ху Сюань уперлась ладонями в колени и попыталась встать. Ху Баоцинь наблюдал за ней какое-то время, а потом взял за шиворот и поставил на ноги.

– В демоническом лесу, – ответила Ху Сюань без особой уверенности, – думаю, это совиная простуда.

– Нет в «Лисьем лечебнике» такого диагноза, – возразил Ху Баоцинь и принюхался.

Нет, лисьим вином от Ху Сюань не пахло, значит, не обманывала.

Крылья носа серебристого лиса дернулись.

А вот запах самой Ху Сюань очень даже чувствовался. Ху Баоцинь почувствовал себя неуютно, повел плечами: в носу стало горячо, словно он вдохнул раскаленного летнего воздуха. Он взял Ху Сюань за плечо и развернул к себе лицом.

– У тебя жар? – воскликнул он, заметив пунцовые щеки и поволоку в глазах.

Ху Сюань с самым серьезным видом пощупала свой лоб. Есть у нее жар или нет, она определить не смогла: она плохо чувствовала свои пальцы. К диагнозам прибавился еще один: лисий паралич? Ху Баоцинь нахмурился и сам проверил лоб Ху Сюань. Руку обожгло.

– У тебя жар! – посерьезнев, сказал Ху Баоцинь. – Сильный жар. Как ты вообще на лапах стоишь?

– Вы держите меня за плечо, сяньшэн, – ответила Ху Сюань, не заметив, что вопрос был риторическим. – Так это все-таки лисья простуда?

– Скорее всего. – Ху Баоцинь взял Ху Сюань еще и за другое плечо и подтолкнул перед собой. – Тебе нужно лечь в постель.

– А лисьи лазареты… – попыталась упереться Ху Сюань.

– Лисий лазарет, я полагаю, будет у нас дома, – пробормотал Ху Баоцинь. – Как ты умудрилась подхватить простуду?

Удивление его было понятно: за все время, пока Ху Сюань жила здесь, она ни разу не болела. У нее было крепкое здоровье, хвори обходили стороной. Ху Баоцинь и сам был таким. Нужно хорошенько постараться, чтобы подхватить лисью простуду!

– И спрятать до сих пор не могу… – пожаловалась Ху Сюань, подразумевая хвост и уши.

– Понятное дело: ты слишком слаба, чтобы их контролировать.

Он заставил Ху Сюань лечь в постель и велел лису-фамильяру принести травяной отвар, которым лечили лисью простуду.

– Завтра будешь как новенькая, – заверил Ху Баоцинь, силой напоив Ху Сюань отваром.

Ху Сюань с отвращением высунула язык: было горько и противно.

Но когда утром Ху Баоцинь пришел проверить Ху Сюань, то обнаружил, что лучше той не стало: жар только усилился, Ху Сюань разметалась в кровати, тяжело дыша, и вся горела. Ху Баоцинь нахмурился и осторожно потрогал запястье Ху Сюань. С лица его тут же слетело выражение озабоченности. Пульс о многом мог сказать, и такой опытный лисий знахарь, как Ху Баоцинь, конечно же, сразу определил причину болезни.

Это была ни болезнь, ни лисья простуда, ни какая другая лисья хворь. Это было то, через что проходят все лисы рано или поздно, – лисье взросление.

[448] Лисий гон

В жизни каждого лиса, независимо от его происхождения или лисьего статуса, наступает момент взросления.

Лисье взросление, как понятно из названия, подразумевает, что лис становится взрослым, и нередко сопровождается недомоганием или сильным жаром, как было в случае Ху Сюань.

У каждого лиса оно проходит по-своему и длится по-разному, но итог взросления всегда один: лисы перестают меняться, расти или стареть и остаются такими, какими они были в момент лисьего взросления, до самой своей смерти.

Они могут менять личины: становиться старше или моложе, притворяться мужчиной или женщиной, если захотят. Но суть останется неизменной.

Ху Баоцинь свой истинный облик тщательно скрывал: он повзрослел очень рано и выглядел лисом-подростком, а не дело Верховному лисьему знахарю так выглядеть, поэтому он выбрал для себя личину молодого, но состоявшегося во всех отношениях лиса и поддерживал эту видимость уже многие тысячи лет.

Ху Сюань вступила в стадию взросления, уже когда физически развилась. Хоть она и уверилась в своей неудачливости, момент лисьего взросления у нее наступил в самый подходящий для лиса момент. Юность была пиком жизни любого лиса.

– Это не простуда, – сказал Ху Баоцинь с облегчением, – это лисье взросление. Сюаньшэн, ты знаешь, что это такое?

Разумеется, Ху Сюань знала, что такое лисье взросление.

«Лис перестает меняться», – так было написано в «Лисьем лечебнике».

– То есть я так и останусь кудрявой? – с трудом выговорила Ху Сюань, дышать и говорить было тяжело. – И не смогу прятать хвост и уши?

Ху Баоцинь фыркнул:

– Кудрявой ты была и останешься. Лисья масть при взрослении не меняется. Когда силы восстановятся, сможешь спрятать хвост и уши. Главное, не сгореть.

Он нахмурился и потрогал лоб Ху Сюань. Слишком горячий даже для процесса взросления.

«Неужели одновременно настали?» – неуверенно подумал Ху Баоцинь.

После лисьего взросления наступало лисозревание, другими словами – лисий гон. Лисы начинали заглядывать другим под хвосты, интересоваться лисьими лежбищами и лисоблудить. Но Ху Баоцинь не мог припомнить, чтобы и то, и другое приходило одновременно хоть к кому-то.

«Нужно проверить, так ли это».

Изменение пульса еще ни о чем не говорило, но он припомнил, как Ху Сюань на него огрызнулась. Лисья сварливость нередко была предвестником лисьего гона. И проверить это можно было лишь одним способом.

Ху Баоцинь протянул руку, потрепал Ху Сюань по волосам и аккуратно почесал ее за ухом.

Вообще-то подобное поведение причислялось к лисоблуду: трогать других лис за уши и уж тем более почесывать за ними могли только лисы, состоящие с ними в близкой или интимной связи. Не родственники по крови или не связанные лисьими узами лисы на то не имели права. Посягательство на уши считалось оскорблением и был чревато последствиями. Недаром и наказания за лисопреступления тоже зачастую касались ушей. Но именно по реакции ушей можно было точно определить, наступило лисозревание или нет, поэтому Ху Баоцинь презрел Лисье Дао.

Ху Сюань и без того полыхала жаром, а когда Ху Баоцинь потрогал ее за уши, то совсем разомлела и часто задышала. Шерсть у нее на хвосте распушилась и пошла волнами. Ху Баоцинь опять нахмурился. Да, это лисий гон, все симптомы налицо. Он невольно скользнул взглядом по телу Ху Сюань. Сложно было отвлечься и не замечать призывного фиалкового благоухания, исходящего от ее кожи.

Сексуальная энергетика лис во время гона сшибала с ног тех, на кого была нацелена. Ху Сюань вряд ли понимала, что и почему с ней происходит, но инстинктивно отреагировала на почесывание ушей.

Ху Баоцинь снова протянул руку и вплел пальцы в кудрявые волосы. Дыхание Ху Сюань опять участилось, по глазам пошла поволока, тело задрожало.

Ху Баоцинь почувствовал, что в горле стало сухо и колюче, как от жажды. Словно это был его первый лисий гон, а не Ху Сюань. Он еще раз попытался – и безуспешно – отвести взгляд от тела Ху Сюань, крылья носа его задергались.

Лисы пьянеют от запаха других лис во время гона, опьянел и Ху Баоцинь. Он взобрался на Ху Сюань, распуская одеяние и оправдываясь тем, что только так можно остановить лисий гон.

Вряд ли Ху Сюань понимала, что происходит, да и рука Ху Баоциня все еще почесывала у нее за ухом, и прежде чем она успела испугаться, все случилось, а когда все случилось, то горящее лисьим гоном тело подчинило остатки рассудка, и тогда уже было не до того, чтобы что-то понимать или пугаться. Голова ее металась по подушке, запрокидывалась. Ху Баоцинь ловил ускользающие от него губы и никак не мог поцеловать их. А поцеловать было нужно… нужно?.. Он ведь так давно хотел это сделать.

– Сюаньшэн… Сюань, – позвал он, крепко вжимая ладонь в щеку Ху Сюань.

Взгляд той на мгновение стал осмысленным, не затуманенным лисьим гоном. На склонившегося над ним Ху Баоциня она взглянула едва ли не с ужасом и дернулась всем телом, выбрасывая вперед локоть, чтобы защититься, но они были одним целым сейчас, крепко сцепленные, не говоря уже о разнице в силе, поэтому ей не удалось ни освободиться, ни спихнуть с себя серебристого лиса.

– Это единственный способ снять жар лисьего гона, – объяснил Ху Баоцинь. – Тебе больно? Потерпи.

Больно Ху Сюань не было. Она вообще ничего не чувствовала, кроме изнуряющего жара и где-то глубоко внутри засевшего страха. И боялась она не Ху Баоциня, а того, что сознание опять помутится и она лишится контроля над собственным телом.

– Почему… так? – выговорила Ху Сюань. – Всегда теперь будет… так?

– Первый гон пройдет, – успокоил ее Ху Баоцинь, – когда мы… закончим. Завтра утром ты снова станешь прежней. Выспишься и пройдет. Сюаньшэн?

Голова Ху Сюань опять запрокинулась. Ху Баоцинь продолжил, искреннее веря, что лисьи забавы – лучшее лекарство от лисовзросления. Так оно и было, всего-то и нужно было унять первую лисью похоть…

Но к утру жар Ху Сюань только усилился.

«Еще не хватило?» – растерялся Ху Баоцинь, поднимая с Ху Сюань одеяло и глядя на ее тело.

Оно казалось еще соблазнительнее, чем накануне. Потеря девственности должна была унять первый гон, но Ху Сюань в полузабытьи буквально фонтанировала лисьими феромонами.

«У кого из нас гон?» – слабо подумал Ху Баоцинь, чувствуя, что не может противиться их дурманящему зову.

У лис была легенда, что раз в лисий тай-суй рождались на свет лисы, способные подчинять себе других лис одним мановением хвоста. Ху Баоцинь всегда полагал, что речь шла о Владыке лис – так лисы звали Владыку демонов – или о мифическом Лисьем боге, но сейчас, где-то на задворках мыслей, подумал, что могла иметься в виду власть лисьих феромонов. Если бы Ху Сюань чего-то потребовала от него сейчас, Ху Баоцинь сделал бы это, не задумываясь.

– Лисодержимость… – пробормотал Ху Баоцинь.

И ни один «Лисий лечебник» не помог бы с нею справиться.

[449] Лисодержимость

Пришлось сделать это еще несколько раз, прежде чем жар лисьего гона начал спадать, но Ху Баоцинь так и не смог избавиться от сухого царапанья в горле и сосущей прохладцы в животе. Он слишком долго этого ждал, так просто не отпустишь.

Когда у него возникли эти мысли и желания? Они противоречили Лисьему Дао. Учитель, возжелавший собственную ученицу… Ни один здравомыслящий лис так не поступил бы.

«Лисодержимость…» – повторял про себя Ху Баоцинь.

Ху Сюань пришла в себя. Отголоски жара в теле еще чувствовались, но мыслила она уже ясно, и с глаз спала пелена. Она лежала в собственной кровати, накрытая до подбородка одеялом. Одежды на ней не было. Глаза ее широко раскрылись, когда она увидела рядом с собой Ху Баоциня, лицо залила краска.

Ху Баоцинь сидел, отрешенно глядя в пространство, на другой половине кровати, в одном лишь небрежно завязанном тонком нижнем одеянии, верхнее было накинуто поверх самой Ху Сюань. Последнее она ошибочно приняла за одеяло.

Поскольку Ху Баоцинь сидел к ней боком, то Ху Сюань заметила, что плечи и спина у него расцарапаны. Осознание пришло не сразу, но никого, кроме них, здесь не было, а значит, и никто другой это сделать не мог, кроме нее самой. Ху Сюань вскочила бы, настолько было сильно потрясение, но телом владела слабость, какой она никогда прежде не испытывала.

Хвост и уши, к слову, все еще были на месте. Ху Сюань несколько отвлеклась и постаралась сосредоточиться, чтобы их спрятать. С хвостом вышло, с ушами – нет. Ху Баоцинь повернул голову, услышав шебуршание со стороны Ху Сюань, и та сразу замерла.

– Очнулась? – спросил Ху Баоцинь, протягивая руку, чтобы потрогать лоб Ху Сюань. Голос у него был хриплый и надтреснутый.

– Сяньшэн… – только и произнесла Ху Сюань.

Она не знала, что сказать.

Почему они вообще оказались в одной кровати и оба были в столь неподобающем виде? Она смутно помнила, что Ху Баоцинь что-то говорил ей, нависая над ней в первый раз, но жар стер память об этом, а вот о том, что они делали весь день напролет, Ху Сюань очень даже помнила.

Ху Баоцинь долго держал ладонь у нее на лбу, потом взял ее руку и проверил пульс на запястье. Ху Сюань была красная как рак. Ху Баоциня, как ей показалось, все это нисколько не смущало. Он был сосредоточен так, словно готовился поставить диагноз пациенту. Чего ему стоило сохранять эту видимость!

– Думается мне, лисий гон отступил, – сказал Ху Баоцинь непринужденно. – Ты помнишь, что я тебе говорил, Сюаньшэн?

Ху Сюань отрицательно покачала головой.

– Жар первого гона можно снять лишь так, – объяснил Ху Баоцинь. – Думаю, стоит продолжать… лечение еще какое-то время.

– Но у меня нет жара, – сказала Ху Сюань, с самым серьезным видом потрогав себя за лоб.

– На всякий лисий случай, – добавил Ху Баоцинь. – Еще какое-то время. Недолго. Несколько лисьих дней.

Ху Сюань не могла не думать, что жизнь ее стала странной с того дня.

Она была уверена, что лисий гон прошел, но стоило Ху Баоциню к ней прикоснуться – и она начинала сильно в этом сомневаться. Уши и хвост то и дело подводили, хоть она и старалась их прятать, и вылезали в самые неподходящие моменты, а что с нею делалось, когда Ху Баоцинь почесывал у нее за лисьим ухом!

Но накатывающий на нее в эти моменты жар уже не был мучительным. Лисий гон прошел, точно прошел, это что-то другое, и это что-то только притворяется лисьим гоном… И лечение давно уже пора было прекращать, но Ху Баоцинь приходил каждый вечер и ложился с ней в одну постель, словно комната Ху Сюань была и его комнатой… или их общей комнатой.

Может, это не у Ху Сюань лисий гон, а у Ху Баоциня теперь? Явных симптомов не было, но вел он себя точно не так, как обычно. Днем, конечно, он гонял Ху Сюань в хвост и в холку, как и полагалось учителю гонять ученика, но вечерами словно превращался в другого лиса. Это раздвоение лисности Ху Сюань смущало и даже тревожило.

Заговорить об этом Ху Сюань решилась только через несколько лисьих месяцев. Отговорка «на всякий случай» уже не прошла бы, Ху Сюань уверилась, что никакого лисьего гона у Ху Баоциня нет: когда тот заснул, Ху Сюань проверила у него пульс и температуру, они были обычные, лисьи, как и у нее самого сейчас, и повышались, только когда они лисились, а значит, нужно прекратить лиситься, и тогда никаких «на всякий случай» не понадобится.

– Сяньшэн, – сказала Ху Сюань, когда Ху Баоцинь в очередной раз собирался распустить пояс, – почему вы это делаете?

Бледно-голубые глаза Ху Баоциня уставились на нее, но Ху Сюань выдержала его взгляд. Она твердо была намерена выяснить, что происходит и почему.

– Почему я делаю – что? – уточнил Ху Баоцинь.

– Ложитесь со мной?

Видимо, столь прямого вопроса Ху Баоцинь не ожидал. Глаза его раскрылись шире, потом по-лисьи сузились. Но он все еще держал руку на поясе.

– Лисий гон прошел, – добавила Ху Сюань, – ведь так?

– Так, – согласился Ху Баоцинь.

А вот теперь уже Ху Сюань не ожидала столь прямого ответа. Она-то думала, что Ху Баоцинь опять начнет отговариваться «всякими лисьими случаями».

– Значит, уже просто нет смысла этим заниматься, – сказала Ху Сюань потрясенно.

– А разве во всем нужно искать смысл? – спросил Ху Баоцинь с таким видом, точно надеялся, что Ху Сюань ответит: «Нет, не нужно».

– Как водится, – ответила Ху Сюань.

Ху Баоцинь слегка улыбнулся, но улыбка эта точно довольной не была. Он развязал пояс и снял с себя верхнее одеяние. Серебристые волосы зашелестели.

– Похоже, мне придется говорить правду, – сказал Ху Баоцинь в сторону, будто обращался к кому-то невидимому. Ху Сюань даже невольно посмотрела в ту сторону, но никого не увидела.

– И не пытайтесь меня облисить, – предупредила Ху Сюань, – я все равно узнаю правду, так или иначе.

– Так или иначе, – повторил Ху Баоцинь задумчиво. – Все происходит в лисьей жизни так или иначе. Ты хочешь знать, почему я с тобой все еще ложусь, хотя для того уже нет причин? Хорошо, я скажу, если ты действительно хочешь, чтобы я тебе ответил. Если я отвечу, назад пути уже не будет. Ты уверена, что хочешь, чтобы я тебе ответил?

Ху Сюань на долю секунды почувствовала неуверенность, но тут же взяла себя в лапы и уверенно сказала:

– Да.

– Ладно, – согласился Ху Баоцинь и, не раздеваясь дальше, навис над нею, вглядываясь в ее лицо.

Ху Сюань опять почувствовала, что краснеет. Лицо Ху Баоциня было слишком близко, она даже чувствовала его дыхание на своей коже.

– Ты мне нравишься. Поэтому.

Ху Сюань широко раскрыла глаза.

– И ты не испытываешь ко мне отвращения, не так ли? Мы могли бы быть вместе. Если я тебе тоже нравлюсь.

Ху Сюань долго не могла ничего ответить. Признание Ху Баоциня выбило ее из колеи. Она ожидала каких угодно ответов и объяснений, но точно не такого!

– Сюаньшэн?

Ху Сюань несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем смогла хоть что-то сказать:

– Но у меня есть условие.

– Условие? – выгнул Ху Баоцинь бровь. – Ты считаешь, что можешь выдвигать условия своему сяньшэну?

– Да, – твердо сказала Ху Сюань.

– Ну, давай послушаем, что за условие…

– Вы… вы не будете заставлять меня превращаться в лиса! – выпалила Ху Сюань и накрыла лисьи уши руками, чтобы их спрятать. – Я… я не хочу превращаться даже частично!

Ху Баоцинь улыбнулся, но улыбка эта была грустной. Ху Сюань почувствовала, что при взгляде на нее внутри что-то заныло.

– Вот как? – вымолвил он. – Значит, я не тот самый лис.

– Что?

– Когда ты встретишь того самого лиса, тебе будет все равно, как ты выглядишь. Ну, ладно, скажем так: я почти тот самый лис.

Ху Сюань не поняла тогда, что Ху Баоцинь имел в виду. Своего того самого лиса она встретит еще многие тысячи лет спустя, и это будет вовсе не тот самый лис. Это будет тот самый дракон.

[450] Лисья ересь

«Никогда не говори об этом вслух», – предупредил Ху Баоцинь свою ученицу после ее самоволки в лисье судилище.

Они и не говорили об этом с того дня, оба делали вид, что ничего не произошло, но Ху Сюань не могла об этом не думать. Правда, во время лисьего гона ей было не до размышлений, но теперь, когда жизнь вошла в лисью колею, а Ху Сюань достаточно успокоилась, чтобы принимать происходящее с нею как должное, мысли вернулись.

Вероятно, Ху Баоцинь не обманывал ее, когда говорил, что изменить Лисье Дао не в его власти. Отвращение, с которым он говорил о Праволисии, было подлинным, не напускным.

Мысль о том, что ее отец играет не последнюю роль при принятии решений, радости Ху Сюань не доставила. Сплошные лисоубийцы вокруг!

Ху Сюань была слишком умна и понимала, что так просто Лисьезнахарское Дао не изменишь. Даже Верховный лисий знахарь не мог, куда ему! Но была в Лисьем Дао лазейка, которой можно было воспользоваться: лисогеройство.

Лисы, совершившие подвиг во имя всего лисьего рода, имели право на одно абсолисное желание. Что бы они ни попросили, должно было исполнить.

И вот тогда Ху Сюань начала думать, что если бы она совершила лисогеройство, то смогла бы изменить Лисье Дао. Это была очень заманчивая идея.

Проблема в том, что в современном лисьем мире негде было геройствовать: войны давно закончились, лисьи кланы объединились, лисам ничего не угрожало. Не считая блох. И Тьмы.

«Если бы мне удалось отыскать лекарство от Тьмы…» – подумала Ху Сюань.

Но о Тьме мало что было известно, даже Ху Баоцинь неопределенно пожимал плечами, когда Ху Сюань заводила об этом речь. К больным, одержимым Тьмой, Ху Баоцинь ее и на лисий чжан не подпускал.

– А если Тьма перекинется на тебя, что тогда? – говорил он и выпроваживал Ху Сюань из лазарета.

Ху Сюань очень немного смогла узнать о Тьме, только о внешних симптомах и о конечных последствиях.

«Ладно, – подумала она недовольно, – вот стану старшим лисьим знахарем, тогда сяньшэн будет мне не указ».

За все то время, что Ху Сюань прожила в доме Ху Баоциня, лисы-посыльные приходили за Верховным лисьим знахарем, чтобы позвать его на лисье судилище, лишь несколько раз. Ху Баоцинь ругался, но идти все равно приходилось. Возвращался он скоро и очень мрачным, из чего Ху Сюань делала выводы, что Праволисие свершилось. В такие дни Ху Баоцинь много не разговаривал, и Ху Сюань к нему лишний раз и не лезла.

К вечеру Ху Баоцинь обычно отходил, и спать они ложились, как повелось, вместе, но ночами ему нередко снились кошмары, и Ху Сюань просыпалась от его крика.

«Совесть загрызла», – обычно говорил Ху Баоцинь, если Ху Сюань спрашивала, что случилось.

Лисья совесть Ху Сюань тоже мучила временами. Став лисьим знахарем, она словно бы молчаливо соглашалась с Лисьезнахарским Дао.

Как-то Ху Сюань, погруженная в невеселые мысли, забрела в дальний угол дома и нос к носу столкнулась с двумя маленькими лисятами, которые гоняли сплетенный из коры мяч. Она удивленно воззрилась на них. В доме, помимо ее самой и учителя, еще кто-то живет? Но она не слышала, чтобы Ху Баоцинь брал других учеников, кроме нее, да эти лисята и были слишком малы для ученичества.

«Это ведь не его дети?» – машинально подумала Ху Сюань.

Нет, эти лисята нисколько не были похожи на серебристого лиса, а Ху Сюань не сомневалась, что дети Ху Баоциня унаследовали бы от него его шикарный окрас.

«Да он и не стал бы нарушать Лисье Табу», – еще подумала Ху Сюань.

– Кто вам разрешал выйти?! – раздалось громогласно за спиной Ху Сюань.

Она обернулась куда как поспешно. По коридору летел Ху Баоцинь, глаза его злобно сверкали, хвост был как щетка. Лисята юркнули в какой-то собачий лаз в стене, и все стихло. Ху Баоцинь остановился, тяжело дыша.

«Выйти», – мысленно повторила Ху Сюань. Выйти, а не войти, значит, лисята действительно жили в доме – тайком.

Ху Баоцинь обрушил на Ху Сюань тяжелый взгляд.

– Сяньшэн, – осторожно сказала Ху Сюань, успевшая сделать определенные выводы, – эти лисята… Вы спасли и спрятали детей какого-то лисьего знахаря?

– Ха? – протянул Ху Баоцинь, и шерсть его вздыбилась. – Я никого не спасал. Я лишь провожу эксперимент, а они мои подопытные кролики.

– Эксперимент? – еще осторожнее уточнила Ху Сюань.

– Хотел выяснить, действительно ли лисята наследуют от отца лисьезнахарство, – мрачно сказал Ху Баоцинь.

– И… – задохнулась от волнения Ху Сюань.

– Похожи они, по-твоему, на лисьих знахарей? – язвительно поинтересовался Ху Баоцинь.

– Значит, – разволновалась Ху Сюань, – не наследуют! Я так и знала! Лисьезнахарское Дао ошибается!

– Ху Сюань, – сказал Ху Баоцинь.

Ху Сюань вздрогнула, посмотрела на него. Глаза у Ху Баоциня были не просто холодные – как ледышки!

Ху Сюань сглотнула:

– Да, сяньшэн?

– Что я тебе говорил? – поинтересовался Ху Баоцинь, впечатывая ребро ладони Ху Сюань в макушку. На этот раз силы он не пожалел.

– Никогда не произносить этого вслух, – пискнула Ху Сюань. Глаза у нее заволокло слезами, это было очень больно.

– Тогда почему ты раскрыла пасть и тявкаешь об этом на весь дом? – напустился на нее Ху Баоцинь. – Это лисья ересь. Знаешь, что с лисами за нее делают?

Ху Сюань не знала, но могла догадаться, он ведь была неглупым лисом. Но это впервые, когда она слышала о лисьей ереси.

– Сяньшэн, – осторожно сказала она, выждав, когда Ху Баоцинь перестанет фырчать, шипеть и скрипеть, как и полагается всякой лисе в гневе, – а что такое лисья ересь?

Ху Баоцинь какое-то время смотрел на нее, ничего не говоря, но с таким видом, что Ху Сюань продолжать этот разговор расхотелось.

«Наверное, об этом нельзя говорить», – подумала Ху Сюань.

– Иди за мной, – суховато велел Ху Баоцинь, – и держи пасть закрытой.

Он привел Ху Сюань в свой кабинет, открыл тайник и вынул оттуда свиток. Это было не Лисьезнахарское Дао, что-то другое. Подержав свиток в руке, словно сомневаясь, стоит ли показывать его, Ху Баоцинь все-таки отдал свиток Ху Сюань со словами:

– Прочти и запомни. Это о лисьей ереси. Этого ты никогда делать не должна, что бы ни случилось.

Ху Сюань напряженно развернула свиток и стала читать. Это был свод правил, чего лисам и лисьим знахарям делать нельзя ни при каких условиях. Все эти проступки считались лисьей ересью.

– Так чем это от лисопреступлений отличается? – не поняла Ху Сюань.

– До конца дочитай сначала, потом вопросы задавать будешь, – оборвал ее Ху Баоцинь. – Совет высших лис решает, что есть ересь, а что – преступление.

Ху Сюань, хмурясь, читала свиток. Нельзя было вступаться за лисопреступников, особенно за лисьих знахарей. Нельзя было сомневаться в Лисьем Дао и тем более его оспаривать. А учителям нельзя было лиситься с учениками и наоборот. Ху Сюань покраснела и поглядела на Ху Баоциня. Тот сейчас очень походил лицом на тибетскую лису.

– Сяньшэн… – неуверенно начала Ху Сюань. – Но как же мне никогда этого не делать, если я все это уже сделала?

– Поэтому я и сказал тебе держать пасть закрытой, – раздраженно отозвался Ху Баоцинь.

– А-а-а… – протянула Ху Сюань, сосредоточенно морща лоб.

Выходит, она стала лисьим еретиком еще до того, как стала лисьим знахарем: когда отправилась в самоволку и подглядела лисье судилище. А теперь еще знала тайну Ху Баоциня, не говоря о том, что они лисились уже который год…

– Так все это лисья ересь? – пробормотала Ху Сюань.

Ху Баоцинь щелкнул зубами и поймал ее за рот пальцами:

– Держи. Пасть. Закрытой. Сколько еще раз мне тебе это повторять? У тебя лисье слабоумие развилось?

Ху Сюань, мыча, закивала. Из глаз опять брызнули слезы: слишком крепко Ху Баоцинь сжал пальцы, потом даже синяки проявились.

– Быть лисьим еретиком, – сказал Ху Баоцинь, понизив голос так, что Ху Сюань едва расслышала, – еще не значит быть плохим лисом, но если я еще хоть раз услышу от тебя что-то подобное, я побрею тебе хвосты и отправлю в монахи. Ясно? Ты меня поняла, Сюаньшэн? Почему ты молчишь?

Ху Сюань потерла рот, набычилась и пробормотала:

– Так вы сами велели мне держать пасть закрытой, сяньшэн.

– Ты меня до лисопреступления доведешь! – ругнулся Ху Баоцинь, вспыхнув от гнева.

Ху Сюань поспешила убраться, пока Ху Баоцинь снова не приложил ее ребром ладони по голове.

Ху Баоцинь рухнул в кресло и накрыл глаза рукой:

– Если уж не до лисопреступления, так до лисьей ереси.

Когда он отвел руку от лица, глаза его были спокойны и холодны.

«Тебя я за собой утянуть не могу, – подумал он, и его губы покривились. – Пора с этим заканчивать».

[451] Возвращение домой

Ху Сюань была очень довольна собой. Ей удалось отыскать в демоническом лесу гриб, похожий на куриную гузку. Такой вид грибов был описан в пятом томе «Лисьего травника», встречались они редко, но не потому, что не росли в демонических краях, а потому, что белки, разумеется, демонические, истребляли их, едва они появлялись в грибной сезон. Найти такой гриб считалось необыкновенной удачей.

Ху Сюань сорвала гриб, понюхала его, поглядела на верхушки деревьев. Белки за нею следили, но не посмели напасть и отобрать находку: она шикнула на них, по-лисьи оскалившись, а все белки, демонические и нет, знали, что с лисьими демонами шутки плохи. Лисы вообще-то и белок едят.

Ху Сюань спрятала гриб в котомку и отправилась домой.

В доме царила суета. Ху Сюань уставилась на лис-фамильяров, которые потрошили ее комнату: связывали стопки книг веревками и вытаскивали их во двор, где стояла большая телега, запряженная тягловым лисом. В телеге Ху Сюань заметила и свой собственный узел с одеждой.

«В моей комнате столько книг не было», – невольно подумала она, разглядев, что тележка уже наполовину заполнена связками книг и свитков. Как будто лисы-фамильяры уже успели перетаскать сюда всю библиотеку Ху Баоциня.

– Что происходит? – растерянно спросила Ху Сюань.

– А, ты уже здесь, – сказал Ху Баоцинь, проходя мимо нее к телеге и вытряхивая в нее из рукавов целую кучу коробочек и свертков с лекарственными травами и кореньями. – Ты возвращаешься в поместье Ху.

Руки Ху Сюань разжались, она выронила котомку с грибами. Ху Баоцинь тут же подхватил ее и тоже отправил в телегу.

– Почему? – выдавила Ху Сюань. – Что я сделала не так?

– Почему ты считаешь, что сделала что-то не так? – сощурился на нее Ху Баоцинь.

– Тогда почему вы решили от меня избавиться? – с горечью спросила Ху Сюань.

– Вот же глупости! Тебя повысили до старшего лисьего знахаря. Тебе не по статусу оставаться в учениках. Я уже сообщил твоему отцу, в поместье Ху у тебя будет собственная лаборатория.

– Но я не хочу уходить, – перебила Ху Сюань, и ее лицо залила густая краска.

– А твоего мнения никто не спрашивал, – отрезал Ху Баоцинь. – Так полагается. Ты радоваться должна: стать старшим лисьим знахарем в столь юном возрасте!

– Я… я… – промямлила Ху Сюань, чувствуя, что слова застревают в горле, превращаясь в какое-то скрипение.

– И не скрипи на меня! – возмутился Ху Баоцинь. – Что за лицо! Тебя ведь не в темницу отправляют, а всего лишь домой. Ты всегда можешь прийти в гости, когда… если захочется.

Ху Сюань об этом не подумала. Сейчас следовало приободриться, но ее не оставляла мысль, что что-то не так.

– Тогда почему вы отдаете мне все свои книги и запасы? – спросила она, сузив глаза.

Ху Баоцинь мысленно прищелкнул языком. Слишком умна, достойный ученик своего учителя!

Но он и вида не подал, сказал назидательно:

– Это мой тебе подарок. Книги мне без надобности, я уже все их прочел и выучил, а тебе они пригодятся. А запасы… Почему бы и нет? Ведь большую часть их собрала именно ты. Будет только справедливо, если ты их заберешь. Я же Верховный лисий знахарь, стоит мне только пальцами прищелкнуть, и лисы натащат мне втрое больше припасов. Тебе они на первое время пригодятся. Тебе предстоит устроить в поместье Ху собственное лисьезнахарское логовище. Сделай так, чтобы твой сяньшэн тобой гордился. Или я зря тебя учил все эти лисьи годы?

Его слова были убедительны, ни одной фальшивой ноты.

Но Ху Сюань все равно нахмурилась:

– Но все это может пригодиться вашим будущим ученикам.

– Ха? – воскликнул Ху Баоцинь и захохотал. – Хватит с меня учеников! Я свой лисьезнахарский долг выполнил, теперь они от меня отстанут. Никаких больше учеников! Ни за какие лисоцветы!

Ху Сюань невольно покраснела. Ху Баоцинь явно намекал на то, что взял ее в ученицы, потому что она тогда сумела разыскать лисоцвет – редчайший, оказывается, цветок лисьего мира.

– Сюань, – сказал Ху Баоцинь уже серьезно, кладя руку на ее голову.

Ху Сюань пришлось все силы приложить, чтобы не вылезли лисьи уши.

– Да, сяньшэн? – Ху Сюань старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.

– Сяньшэн тобой гордится, – провозгласил Ху Баоцинь торжественно. – Ты самый молодой старший лисий знахарь в истории. Уверен, ты сможешь пойти дальше… зайти дальше… чем кто бы то ни было. Сяньшэн тобой гордится.

Ху Сюань должна была напыжиться от похвалы, но вместо этого лишь шмыгнула носом. Ей не хотелось уходить, пусть у нее и оставалось разрешение приходить в гости, когда вздумается. Ху Баоцинь фыркнул, схватил ее в охапку и закинул в телегу.

– Трогай! – велел он тягловому лису.

– Сяньшэн! – воскликнула Ху Сюань, барахтаясь в телеге среди книг и бесчисленных коробок.

Ху Баоцинь, растянув губы в лисьей улыбке, помахал ей вслед рукой.

– Прощай, Сюань, – вымолвил он негромко, когда телега выехала и лисы-фамильяры закрыли ворота.

Встретиться снова им уже было не суждено.

Ху Цзин встретил дочь с распростертыми объятьями, с удивлением замечая, как та изменилась за эти лисьи годы: ушла сопливым лисенком, а вернулась взрослым лисом!

– Кто бы мог подумать, – довольно сказал Ху Цзин, похлопывая ее по плечу, – уже старший лисий знахарь! Я тобой горжусь, Сюань.

Для нее Ху Цзин отстроил отдельный павильон, как и полагалось Лисьезнахарским Дао. Ху Сюань несколько отвлеклась от нерадостных мыслей, поскольку лисы-слуги принялись стаскивать с телеги ее пожитки и приносить в ее новое обиталище, беспрестанно при этом спрашивая: «Куда ставить? Куда положить?»

Павильон был просторный так-то, но большая его часть отводилась под ряды стеллажей и шкафов с полками – настоящая лисья кладовая! Ху Сюань это понравилось. Лисы любят заковыристые норы и лабиринты.

Окно было всего одно, и она решила, что устроит себе возле него лежанку.

Лисы-слуги все таскали и таскали книги из телеги.

Ху Цзин крякнул:

– Сколько же их? Целая библиотека.

– Сяньшэн мне подарил, – отозвалась Ху Сюань, рассеянно глядя на пустые еще стеллажи и размышляя, в каком порядке лучше будет расставить лисьезнахарские запасы.

– Ху Баоцинь? – сощурился Ху Цзин. – Я слышал, он был твоим учителем.

Ху Сюань бросила на него быстрый взгляд, тут же снова отвела глаза. Она помнила, что говорил ей Ху Баоцинь: «Держи пасть закрытой».

В голосе Ху Цзина явно звучало неодобрение.

– Скверный лис, – действительно сказал Ху Цзин, – даже на порог меня не пустил!

– Ты приходил, отец? – поразилась Ху Сюань.

Ху Цзин оскорбленно фыркнул:

– Какого ты мнения о своем отце! Единственную старшую дочь бросили хорькам на съедение, а ты думаешь, что я бы не пришел тебя вызволять?

Ху Сюань непонимающе на него уставилась:

– Сяньшэн был ко мне очень добр. Почему ты так о нем говоришь?

– Ху Баоцинь?!

Ху Сюань кивнула. Ху Цзин открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут дверь с треском распахнулась, и в павильон влетело рыжее нечто, окруженное клубами пыли.

– Цзецзе! – завопил Ху Вэй.

– А-Вэй! – завопила Ху Сюань, забывая, что лисьим знахарям полагалось вести себя степенно.

Но им обоим уже было не до церемоний и не до отца, они ведь столько лет не виделись!

Ху Вэй выглядел старше и, кажется, стал немного выше. У него теперь был прекрасный рыжий хвост и великолепная лисья стать, но желтые глаза горели по-прежнему диковато и с долей самодовольства.

– Меня сделали наследником семьи Ху! – вопил Ху Вэй, прыгая вокруг Ху Сюань, словно ему все еще было пять лисьих лет. – А ты теперь лисий знахарь! Мы таких дел натворим!

Ху Сюань невольно засмеялась:

– Нисколько не сомневаюсь.

Если бы они только знали тогда, каких…

[452] Лисий вой

Первое время Ху Сюань была занята обустройством на новом месте и не сразу обратила внимание на то, что отношение к ней в поместье Ху изменилось.

Лисы-слуги теперь ей кланялись и больше не входили к ней в павильон. Еду они приносили и оставляли за дверью, а если им что-то понадобилось, то стучали, пока Ху Сюань не выходила за порог павильона, и только тогда раскрывали пасть, чтобы что-то сказать или спросить.

«Я что, в особом положении теперь?» – недовольно подумала Ху Сюань.

Ху Вэй повсюду ходил за ней следом. По старшей сестре он очень соскучился и не мог наговориться. Вот только Ху Сюань о проведенном вне поместья Ху времени не особо распространялась. Ху Вэю было страшно любопытно, чем старшая сестра занималась все эти годы, но Ху Сюань цедила слова и всегда следила, чтобы не сказать лишнего.

– Это была скучная жизнь, – обычно говорила она, – лучше расскажи мне, чем занимался ты.

Ху Вэй жил жизнью наследника Великой семьи. Его тоже заставляли учиться: вдалбливали ему в голову Лисье Дао, учили читать и писать, натаскивали в лисьих техниках и боевых искусствах. Ху Вэй очень хорошо выучился лисьему делу. И он был необыкновенно силен.

– Теперь я буду тебя защищать, цзецзе, – важно объявил он, упирая руки в бока.

Ху Сюань только улыбнулась и потрепала младшего брата по голове. Теперь она и сама могла себя защитить и продемонстрировала это буквально через несколько дней после возвращения домой.

Ху Цзин устроил праздник в ее честь, пригласил родню и высших лис. Пришли и бывшие приятели его детей, в том числе и те, кто прежде нередко задирал Ху Сюань и насмехался над ее кудрявостью. Ху Вэй сразу насторожился, у него был на этих лисьих типов зуб. Но когда они начали ерничать, Ху Вэю не довелось вмешаться.

Услышав их, Ху Сюань степенно подошла к ним, не обращая внимания на их оскал, и преспокойно припечатала того, что первым попал под лапу, секретной техникой отрезвления ополоумевших лисьих демонов по голове. Насмешника по колено вбило в землю, остальным тявкать тут же расхотелось. Ху Сюань окинула их равнодушным взглядом льдистых глаз и презрительно фыркнула.

– Ого! – пришел в восторг Ху Вэй. – Что это было, цзецзе?

Ху Сюань объяснила, что это специальная техника лисьих знахарей. Впоследствии ей не раз пришлось ее применять и на самом Ху Вэе – на правах старшей сестры. Но в тот день показательное «выступление» всех поставило на место и намекнуло прямым текстом, что с Ху Сюань шутки плохи.

Ху Цзин тоже был впечатлен. Внешне Ху Сюань не выглядела сильной, ее лисье присутствие не казалось выдающимся, и Ху Цзин до этого момента был уверен, что вся сила старшей дочери ушла в мозги, как и полагается у лисьих знахарей. Но насмешника из земли тащили вчетвером и никак не могли вытащить, так крепко Ху Сюань его вбила всего лишь ребром ладони.

Ху Вэй так хохотал, что его напополам перегнуло. Ху Сюань улыбалась одним углом рта. Оба они были молодые, красивые, перспективные.

«Это мои дети!» – напыжился Ху Цзин.

Обустроившись, Ху Сюань решила навестить Ху Баоциня, но… Ху Цзин ее из поместья не выпустил.

– Только-только домой вернулась, – проворчал он, – а уже назад поскакала! Где твоя дочерняя почтительность!

Ху Сюань стало немножко стыдно. Совсем чуть-чуть. Но ведь не могла она сказать отцу, что соскучилась по Ху Баоциню, не говоря уж о том, какую природу имело это «соскучилась». С момента их расставания прошел почти месяц.

Ху Сюань и не догадывалась, что в Лисограде прошло уже несколько лет: время в поместье Ху шло иначе, чем в остальном мире.

– Я навещу сяньшэна позже, – сказала Ху Сюань, чтобы не сердить отца.

– То-то же, – довольно покивал Ху Цзин. – Никуда не убежит этот твой сяньшэн.

Ху Сюань медленно кивнула и попросила отца отправить лиса-слугу в дом Ху Баоциня, чтобы передать ему, что Ху Сюань устроилась на новом месте и скоро придет его навестить. Ху Цзин пообещал это сделать, но не сделал.

«Нечего Сюань больше делать в том доме», – подумал старый лис и все лисьи силы приложил, чтобы отвлечь Ху Сюань от мыслей о Ху Баоцине.

Ху Сюань не сразу поняла, что дело нечисто и что ее нарочно держат взаперти в поместье. Ее все время что-то задерживало: то дядюшки Ху поочередно приходили жаловаться на ломоту в костях или несварение, то отец засаживал ее за книги, касающиеся дел поместья Ху, то лисы-слуги наседали с какими-то пустяками. Ху Вэй, разумеется, тоже к этому лапу приложил, но неосознанно: он наскучался по старшей сестре и не хотел с ней расставаться.

– Нет, что-то не так, – пробормотала Ху Сюань, когда обнаружила, что ворота поместья заперты на засов и возле них выставлены лисы-стражи.

Она навострила уши и стала принюхиваться и прислушиваться, чтобы выяснить, что происходит. Лисы-слуги держали пасть закрытой, а Ху Вэй сам ничего не знал.

«Значит, придется подслушивать», – недовольно подумала Ху Сюань.

Она скрыла свое присутствие и подошла к окну павильона собраний. Внутри было несколько дядюшек Ху, старые лисы пили чай и трепали языками. Лисы – болтушки, могут часами тявкать ни о чем, но Ху Сюань терпеливо ждала.

– Неслыханно, – проворчал вдруг шестой дядюшка Ху. – Этот Ху Баоцинь всегда был с дуринкой, но чтобы впасть в лисью ересь. Такого я от него не ожидал.

– Да, – протянул второй дядюшка Ху, – какой позор! И это Верховный лисий знахарь. Запятнал лисью репутацию.

– Нужно быть полоумным, чтобы на Лисьем совете во всеуслышание усомниться в Лисьем Дао, – проскрипел шестой дядюшка Ху.

– Поделом ему, – изрек седьмой дядюшка Ху, постучав когтем по столу. – Лисью ересь нужно пресекать в корне.

Ху Сюань похолодела. Ху Баоцинь прилисно объявил, что Лисье Дао… Велел Ху Сюань держать пасть закрытой, а сам…

– Поделом ему? – прошептала Ху Сюань, повторяя слова седьмого дядюшки Ху. – Что они с ним сделали?

Она резко развернулась, чтобы уйти от павильона, и едва не сбила с ног отца.

Тот нахмурился и схватил дочь за локоть:

– Куда это ты собралась?

Ху Сюань выдернула руку:

– Я должна увидеть сяньшэна. Это правда? То, что говорят дядюшки?

– Приличные лисы не подслушивают, – сказал Ху Цзин и расставил руки. – Возвращайся к себе. Нечего тебе сейчас делать в Лисограде.

– Отойди, отец, – скрипуче попросила Ху Сюань.

– На родного отца лапу поднимешь? – с угрозой в голосе спросил Ху Цзин и тут же отскочил в сторону, поскольку когти Ху Сюань прорезали воздух буквально в шерстинке от головы Ху Цзина, на земле осталась рваная полоса следа духовной силы. – Стой!

Но Ху Сюань воспользовалась его заминкой и сбежала через старый лаз у дальней стены поместья Ху. В детстве они с Ху Вэем часто выбирались через него на улицу. Теперь она с трудом в него протиснулась и помчалась в Лисоград.

В Лисограде царило смятение, лисы тявкали и волновались. Впервые на их памяти кто-то посмел усомниться в Лисьем Дао.

«Лисья ересь», – повторяли на каждом углу, и глаза шептавшихся злобно сверкали.

На Ху Сюань никто не обращал внимания, хоть она не особо церемонилась с лисами, прокладывая себе дорогу к лисьезнахарскому кварталу.

Ворота в дом Ху Баоциня были проломлены, половинки дверей криво висели на петлях и скрипели сквозняком. Полы в доме были испачканы следами грязных лап. Ху Сюань перескочила через порог во двор и тут же остановилась, будто натолкнулся на невидимую стену.

Три трупа, накрытые простынями, один взрослый и два детских, лежали на земле в луже крови у колодца. Ху Сюань не нужно было заглядывать под простыни, чтобы узнать, кому принадлежат тела, и торчавший из-под края простыни кончик серебристого хвоста она тоже не заметила. Ее лисьего обоняния хватило, чтобы это понять.

Перед глазами у нее потемнело, ноги подкосились, и она рухнула на колени возле трупа Ху Баоциня.

Так пусто в голове у Ху Сюань еще никогда не было. Она никак не могла заставить себя взяться за край простыни и приподнять ее, чтобы поглядеть на Ху Баоциня. Простыня была запачкана кровью, его наверняка изуродовали, прежде чем казнить. Готова ли она это увидеть? Нет, она так и не решилась.

Ху Сюань задрала голову и… завыла.

Этот вой безысходности раскатился над Лисоградом, лисы перепугались и попрятались. Лисы никогда не уподоблялись волкам и теперь решили, что в Лисоград явился оборотень из сказок, которым пугали проказливых лисят: «Вот увидишь, он придет, непослушного найдет, непослушного сожрет, оглушительно завоет, когда твой черед придет!»

Ху Сюань не помнила, что случилось дальше. Она не помнила, что Ху Цзин, прибежавший в Лисоград следом за ней вместе с несколькими дядюшками Ху, запихнул ей в рот скомканный платок, чтобы заглушить вой. Она не помнила, что ее взвалили на плечи и быстро оттащили обратно в поместье Ху. Она не помнила, что провалялась в беспамятстве целую лисью неделю.

Она очнулась мертвой в душе, равнодушной ко всему, сквозным взглядом глядя на лисий мир и полагая, что ничего хуже с ней уже случиться не могло.

Могло и случилось.

[453] Взлеты и падения

Поначалу Ху Сюань ни на что не реагировала, просто сидела у окна в своем павильоне, уставившись в одну точку. Ху Цзин даже приглашал к ней лисьих знахарей, но все сошлись на том, что это последствия шока и лечению не подлежит.

«Еще бы, – мрачно подумал Ху Цзин, – узнать, что училась у лисьего еретика!»

Но постепенно Ху Сюань начала оживать – благодаря Ху Вэю. Тот не отходил от старшей сестры ни на шаг, силой заставлял ее есть и пить, пытался всеми возможными способами привлечь ее внимание, колесом только разве не ходил.

Ху Сюань очнулась, когда в голове стукнула мысль: «А-Вэя могут забрать, если я лишусь статуса лисьего знахаря».

Когда Ху Цзин в очередной раз пришел проверить старшую дочь, то увидел, что та сидит за столом, обложившись книгами, а в котелке что-то дымится.

– Что ты делаешь? – осторожно спросил Ху Цзин.

Ху Сюань подняла голову, посмотрела на него холодно и отчужденно:

– Лисьезнахарству нельзя мешать, таково Лисье Дао.

Ху Цзин поднял руки:

– Я не хотел тебе мешать. Я не знал, что ты… ты…

– Я найду лекарство от Тьмы, – сказала Ху Сюань, не дослушав. – Распорядись, чтобы обо всех случаях Тьмы сообщали сразу мне. Пусть в лисьем лазарете отведут для них отдельное крыло. Я буду за ними наблюдать, проводить эксперименты, пока не найду лекарство от Тьмы.

Тон ее был повелительным и не терпящим возражений. Ху Цзин пригладил усы, морщась. Ему не хотелось подпускать дочь к одержимым Тьмой, поскольку никто точно не знал, как Тьма передается от лиса к лису, но ее хотя бы это заинтересовало и вывело из прострации, поэтому Ху Цзин сказал, что все сделает.

«Я найду лекарство от Тьмы, – думала Ху Сюань, – совершу лисогеройство и отменю Лисье Дао… Не все, конечно же, только ту чудовищную часть о Праволисии. Я сделаю то, что не смог сделать сяньшэн, чтобы он мог гордиться мной».

Она была исполнена решимости… А потом Ху Вэй совершил лисоубийство. Это едва не подкосило Ху Сюань. Младший брат упорствовал и отказывался отвечать, почему убил того лиса, даже когда ему пригрозили пытками. На вопросы Ху Сюань Ху Вэй только улыбался странной улыбкой. В итоге Ху Вэю отрезали уши и изгнали в мир смертных. Ху Сюань опять почувствовала, что душа мертвеет: она тысячи и тысячи лет ничего не знала о брате.

Когда Ху Вэй вернулся – самовольно, он уже был одержим Тьмой. Ху Сюань казалось, что она вот-вот сойдет с ума: ее брат, ее младший братишка подхватил Тьму и умирает, а она, теперь уже Верховный лисий знахарь, ничего с этим сделать не может! За все эти лисьи годы Ху Сюань так и не приблизилась к разгадке Тьмы.

А потом в поместье Ху появился он – Лисий бог. Ху Вэй притащил его, израненного, почти умирающего, и перевернул весь лисий мир с лап на хвост. Это был настоящий бог, первый бог, которого Ху Сюань и почти все лисы видели в жизни.

Ху Сюань этот юноша сразу понравился, глаза у него были почти такие же, как и у самой Ху Сюань – льдистые, отсвечивающие золотистыми искрами. И он нисколько не походил на богов, какими их расписывали в сказках. Он был совсем как лисий демон, да им и являлся.

Ху Сюань смогла поставить его на ноги, используя самые тайные лечебные техники. Какая ирония: она даже смогла вылечить бога, но была бессильна помочь младшему брату!

Ху Сюань была ошеломлена, когда Ху Фэйцинь объявил, что избавит Ху Вэя от Тьмы. Не было никакой уверенности, что получится, что Ху Фэйцинь не потеряет свою жизнь при этом, поскольку техника была очень опасной, но Ху Фэйцинь и слушать ничего не хотел. Лисий бог, бывший небожитель, готов был жизнью рискнуть ради всего лишь демона! Это было невероятно.

Но он рискнул и переманил Тьму в собственное тело. Ху Сюань отвела Ху Фэйциня в свой павильон, где никто не помешал бы Лисьему богу медитировать. Тот уселся на подушку в позе лотоса и закрыл глаза, ему еще предстояло запечатать Тьму.

А Ху Сюань вернулась к младшему брату. Ху Вэй крепко и безмятежно спал, эффект от сонной пилюли должен был развеяться еще нескоро. Ху Сюань села возле него, заглянула ему под веко, чтобы убедиться, что они уже не черные, а желтые, проверила пульс. Никаких сомнений, Тьма покинула тело Ху Вэя полностью. Ху Сюань приложила ладонь к груди и едва слышно вздохнула.

«Теперь А-Вэй в безопасности», – подумала она.

Ху Сюань покусала нижнюю губу, проверила пульс Ху Вэя еще раз и пробормотала:

– А ведь другого случая уже не представится…

Сейчас был подходящий момент узнать ответ на вопрос, который мучил Ху Сюань тысячелетиями. Ху Вэй не позволял к себе прикасаться, чтобы никто не смог прочесть его мысли, очень предусмотрительно с его стороны, особенно если хочешь сохранить какой-то секрет. Но теперь он спал и был беззащитен.

«Он и не узнает», – подумала Ху Сюань.

Техникой чтения мыслей она владела в совершенстве, это заняло бы долю секунды. Она убрала волосы с лица младшего брата, придержала собственные рукой и прижалась лбом ко лбу Ху Вэя, но тут же отпрянула, перехватывая рот ладонью. Глаза ее заволокло слезами.

Ху Вэй убил того лиса, чтобы защитить честь Ху Сюань. Услышал, как тот лис говорил скверное, и убил его.

Ху Сюань устремила взгляд в пространство. Они оба защищали друг друга, и каждый не хотел, чтобы другой об этом узнал.

[454] Хвосты просто так не волнуются

Достоинства лис инстинктами не ограничиваются, у них очень хорошо развита интуиция или предчувствия. И в том, и в другом лисы полагаются на хвост. Если хвост «волнуется», иначе говоря, шерсть на хвосте идет волнами, жди неприятностей. Это не всегда бывают именно неприятности, но всегда знаменательные события. Ху Сюань исключением не была и своим хвостом, хоть и не выпускала его никогда, гордилась: хвост редко ее подводил.

В тот день хвост Ху Сюань разволновался особенно сильно, и она никак не могла сосредоточиться на работе.

В поместье Ху царило напряжение: Ху Фэйцинь отправился на Небеса, Ху Вэя пришлось запереть в амбаре, Ху Цзин ходил мрачнее тучи. А вот теперь еще и хвост.

Ху Сюань принялась размышлять, в предвестии чего волнуется хвост. Ей не хотелось думать, что с Ху Фэйцинем что-то случилось. Хоть тот и уверял, что на Небесах с ним ничего не сделают, но Ху Сюань небожителям не доверяла.

Ху Сюань весь день пыталась успокоить хвост, но тот волновался только сильнее. А на другой день в поместье Ху заявился дракон.

Одного взгляда на Лао Луна Ху Сюань хватило, чтобы понять: от таких нужно держаться подальше. Хвост точно волновался из-за него!

Лисье любопытство, пожалуй, могло бы толкнуть на необдуманные поступки: у Лао Луна была необычная аура, и Ху Сюань хотелось бы ее исследовать, – к тому же незваный гость был очень хорош собой, на него было приятно смотреть. Было бы. Если бы не его взгляд.

С того момента, как Лао Лун увидел Ху Сюань, глаз от нее он уже не отводил, а Ху Сюань, как и всякому порядочному лису, не нравилось пристальное внимание.

Лучше всего – держаться отстраненно, самой не подходить и к себе близко не подпускать. Хвосты просто так не волнуются, в конце-то концов!

Но Ху Сюань столкнулась с небольшой проблемой: Лао Лун ее мнения не разделял.

Такого бесцеремонного существа Ху Сюань еще не встречала. Лао Лун не давал ей прохода, пытался заговорить, все время вторгался в ее лисье пространство и – подумать только! – не стеснялся хватать ее за руку.

В личные покои Ху Сюань он тоже входил запросто, как к себе домой, и ловко парировал любые недовольные возражения Ху Сюань по этому поводу.

– Так я не лис, а дракон, – пожал плечами Лао Лун, когда Ху Сюань проскрипела, что в покои лисьего знахаря лисам входить запрещено.

И Ху Сюань даже не нашла, что ответить: Лао Лун не вписывался в лисью иерархию, а отдельного пункта о драконах в Лисьем Дао, разумеется, не было. И Лао Луна, кажется, холодность Ху Сюань нисколько не смущала.

Вообще-то, положа лапу на сердце, Ху Сюань эти постоянные пикировки даже нравились: жизнь лисьего знахаря скучна, не грех ее немного разнообразить. Если бы Лао Лун не переходил черту…

С вторжением в лисье пространство пришлось смириться: Лао Лун намеков не понимал или делал вид, что не понимает, – но это Ху Сюань не особенно беспокоило. Лао Лун был интересным собеседником, несмотря на всю его бесцеремонность.

Когда Лао Лун вдруг схватил ее, повалил на пол и поцеловал, Ху Сюань не особенно удивилась, но преподать урок Лао Луну все-таки решила. Нельзя ведь так на ровном месте накидываться на лиса и не получить за это по ушам! Ху Сюань несколько смутилась: силы она не рассчитала, и Лао Лун проломил головой стену.

Но Лао Лун, кажется, урок усвоил. А Ху Сюань озадачилась, поскольку почувствовала не облегчение, а разочарование. Она неодобрительно покачала головой. Если Лао Лун так быстро сдался, значит, его интерес ничего не стоил.

Но Лао Лун и не думал сдаваться, это было стратегическое отступление.

Ху Сюань поймала себя на мысли, что думает о Лао Луне чаще, чем ей хотелось бы. Лао Лун явно сменил тактику и теперь старался ей угодить и даже услужить: заваривал чай, надо заметить, очень хороший выходил чай, не похож был на лисий; помогал растирать травы и коренья в ступке…

«Но ведь со своим же интересом это делает», – подумала Ху Сюань.

Лао Лун уговорил ее превратиться в лиса. Ху Сюань не хотелось, но это был справедливый расклад: Лао Лун превратился в дракона, чтобы она могла на него посмотреть. Стоило ответить ему тем же. Ху Сюань честно предупредила, что она кудрявая. Она надеялась, что Лао Луну тогда расхочется на нее смотреть. Но Лао Лун только еще больше загорелся.

Ху Сюань вздохнула обреченно и превратилась в лиса. Лао Лун пришел в восторг и даже попытался погладить Ху Сюань по кудрявой шерсти. Ху Сюань на него огрызнулась.

– Мне нравятся кудряшки! – заявил Лао Лун.

Ху Сюань поморщилась. Где-то внутри болезненно шевельнулись глубоко похороненные воспоминания прошлого.

Размышления у окна, как Ху Сюань всегда делала, ни к чему не привели. Ху Сюань мысленно пробежалась по цепи событий – от появления Лао Луна в поместье Ху до настоящего момента. Пожалуй, ухаживания затянулись, а она нисколько не сомневалась, что это именно ухаживания: птица вытанцовывает, чтобы впечатлить потенциального партнера, и Лао Лун вел себя точно так же. Вероятно, теперь он стерегся, памятуя о пробитой головой стене.

«Зря я его так сильно приложила, – почти с раскаянием подумала Ху Сюань. – А если он вообще больше ни на что не решится?»

Ху Сюань прилегла, щурясь на солнечных зайчиков. Пожалуй, стоит взять инициативу в свои лапы. Лао Лун ей нравился, Ху Сюань это понимала, и никакие волнения хвоста зарубить это чувство на корню не могли. Быть может, даже больше, чем просто нравился. Никому другому Ху Сюань не позволила бы себя так с собой вести, а это о чем-то, да говорило.

Ху Сюань фыркнула. Какое, интересно, лицо будет у Лао Луна, если вести с ним себя так? Вот удивится, должно быть…

Вместе с солнечным теплом пришла дрема. Лисы любят погреться на солнышке. Ху Сюань задремала, хоть и некрепко. Духовная сила и лисьи феромоны, которые она во сне не контролировала, расплескались вокруг. Очень уютно было плескаться в них. Ху Сюань вот-вот окончательно заснула бы, но почувствовала, что кто-то заслонил солнечный свет. Она открыла глаза и увидела нависшего над ней Лао Луна.

Тот явно хотел ее поцеловать, но растерялся, что Ху Сюань проснулась, и теперь выглядел несколько виновато, как нашкодивший кот. Потом по его лицу промелькнула решительность. Ху Сюань легко могла догадаться, о чем Лао Лун в тот момент подумал: «Получу, но получу!»

Вероятно, Лао Лун не ожидал, что Ху Сюань ответит на поцелуй и позволит ему зайти так далеко, как того сам Лао Лун пожелает. Интересно было наблюдать, как ошеломление на его лице сменяется дикой радостью. Ху Сюань безоговорочно приняла правила игры, моральный аспект ее почти не смущал. Было интересно, что из этого получится. Она думала, что тело за долгие тысячи лет забыло, как и что, но оно сразу же откликнулось и сладко разгорелось. Это было очень, очень хорошо.

Сердце Ху Сюань потихоньку стало оттаивать. Тысячелетние тревоги улеглись, и она перестала обращать внимание даже на волнующийся хвост, который все еще был уверен, что добром это не кончится.

Кончилось это тем, чем кончилось, и теперь Лао Лун сидел у ее постели и ждал, когда Ху Сюань очнется от беспамятства, в которое погрузилась, съев ягоды пробуждения.

А она все не просыпалась…

[455] «Назови меня по имени»

Ожидание было тягостно. Лао Лун невольно возвращался мыслями к тому, что с ним было.

Разрубленный, он провел в темнице тысячи и тысячи лет. Сначала он клокотал от бессильной ярости, потом им овладело тупое безразличие. Ему стало все равно, увидит ли он когда-нибудь небесный свет. И поскольку он ничего не ждал, то особенно и не мучился.

Но теперь каждая мысленно отсчитанная секунда тяготила его.

Беспамятство Ху Сюань было беспокойно. Лао Лун набрал небесной росы, смочил в ней платок и отирал лицо Ху Сюань от проступавшего пота. Ху Сюань изредка что-то бормотала по-лисьи. Лао Лун прислушался.

– Сяньшэн? – повторил он. – Что еще за Сяньшэн?

К великому его сожалению, пока Ху Сюань не очнулась, Лао Лун не мог определить, вернулась ли память. По пульсу или духовной силе ничего не поймешь: пульс у Ху Сюань был лисий – частый, аура не изменилась, поскольку Круг золотой рыбки воздействовал только на память, то есть на мозг, а не на Лисье пламя. Нужно было дождаться, когда Ху Сюань откроет глаза.

Лао Лун спрашивал себя, что станет делать, если Ху Сюань, очнувшись, снова спросит: «Кто ты?» – ведь волшебные ягоды могли и не сработать. Ху Фэйцинь ведь тоже не был полностью уверен.

«Должно сработать», – сказал он.

И Лао Луна не оставляла мысль, что Ху Фэйцинь как-то изменился: что-то неуловимое появилось в его ауре. А если и Ху Сюань изменится?

«Да какая разница! – оборвал Лао Лун сам себя. – Если к ней вернутся воспоминания, любые изменения не будут иметь никакого значения!»

Ху Сюань вдруг вздрогнула всем телом и села. Глаза ее были закрыты. Сердце Лао Луна пустилось вскачь, он выронил платок себе на колени, но ни дотронуться до Ху Сюань, ни окликнуть ее не решился, только впился в нее напряженным взглядом. Ху Сюань зевнула, клацнув зубами, и открыла глаза.

Сердце Лао Луна оборвалось: глаза у Ху Сюань все еще были синие, но уже не такие ядовито-яркие, как прежде, а приглушенно-синие. Лао Лун сглотнул комок в горле.

Ху Сюань растерянно смотрела на него с полминуты, потом отвела взгляд и с той же растерянностью оглядела все вокруг.

«Ей незнакомо то, на что она смотрит», – с болью подумал Лао Лун и осторожно похлопал Ху Сюань по руке, чтобы та перевела взгляд обратно на него.

– Как меня зовут? – скрипучим голосом спросил Лао Лун, решив не дожидаться первого вопроса.

Глаза Ху Сюань раскрылись чуть шире обычного, бровь поехала вверх, но она ничего не ответила, вот только взгляд, пожалуй, стал еще растеряннее.

– Как меня зовут? – повторил Лао Лун скрипучее прежнего. – Ты знаешь, как меня зовут?

– Почему ты скрипишь? – с искренним удивлением спросила Ху Сюань.

– Назови меня по имени, – проскрипел Лао Лун.

– Не скрипи на меня!

В голосе Ху Сюань прозвучало возмущение. Лисы скрипели, когда были чем-то недовольны, скрипение приравнивалось к ругани.

– Назови меня по имени, – повторил Лао Лун. Скрипа в его голосе не убавилось, но к нему примешалось едва ли не отчаяние.

– Да что на тебя нашло? – цокнула языком Ху Сюань и опустила ребро ладони на голову Лао Луна, не ударила, просто опустила. – Ты ведь знаешь, я не люблю, когда на меня скрипят.

– Что я знаю? – без выражения спросил Лао Лун.

Ху Сюань нахмурилась:

– Ты странно себя ведешь, Лунван… Лунван!..

Услышав это, Лао Лун повалил Ху Сюань на кровать, прижимаясь лицом к ее груди. Ху Сюань взбрыкнула, но Лао Лун пробормотал:

– Я побуду так… позволь…

Силы его разом покинули. Будто разрубили на части и снова собрали в тот же самый момент. Он не смог бы сдвинуться с места, даже если Ху Сюань приложила бы его со всей силы.

Ху Сюань выгнула брови, но спихивать Лао Луна с себя не стала, положила только руки ему на голову. То, что с Лао Луном творится что-то неладное, она почувствовала. Но и с ней самой было что-то не так: у нее кружилась голова, сознание туманилось, очень сложно было собрать мысли в кучу и подумать что-то конкретное, словно перепила лисьего винишка, но она ведь точно не пила лисьего винишка, так почему?

– Мне нехорошо, – сказала Ху Сюань.

Лао Лун тут же отстранился, помог ей сесть. Ху Сюань прижала ладонь к виску, вновь оглядела покои.

– Почему я здесь? – неуверенно спросила Ху Сюань. – Мы ведь вернулись в мир демонов.

– Вернулись, – сказал Лао Лун, стараясь избавиться от скрипа в голосе.

– Но ведь это Верхние Небеса? Твой дворец?

– Да.

Ху Сюань поморщилась, прижала ладонь к виску еще плотнее, глаза ее вдруг округлились.

– Я… – задохнулась она, – я же применила Круг золотой рыбки!

Лао Лун утвердительно кивнул. На лице Ху Сюань проступил неописуемый ужас.

– Тогда почему я все помню?!

– Сюань…

– Я… должна была все забыть! – запаниковала Ху Сюань. – Я не должна вспоминать! Мне нельзя вспоминать! Я не хочу вспоминать!

– Не хочешь вспоминать? – ледяным тоном переспросил Лао Лун, чувствуя, как на него накатывает драконья ярость.

Он пригвоздил Ху Сюань за плечи к кровати и прошипел:

– Ты хоть представляешь, через что я прошел?

– Лунван… – беспокойно сказала Ху Сюань, пытаясь освободиться.

– А она говорит, что не хочет помнить!

– Лунван, если я не забыла, ты понимаешь, что это значит?

– Ничего это не значит, – отрезал Лао Лун. – Они отдали тебя мне. Сказали, что ты умерла для лисьего мира. Значит, это больше не их дело. Ничье дело.

Взгляд Ху Сюань застыл. Лао Лун встревожился, отдернул руки, полагая, что схватил ее слишком сильно и причинил боль.

– Так почему я вспомнила? – болезненно воскликнула Ху Сюань. – Я не должна была вспомнить! Я не могла вспомнить! Что ты сделал?

– Я ничего не смог сделать, – горько возразил Лао Лун. – Я только и мог смотреть, как ты снова и снова забываешь меня… и себя. Хушэнь это сделал.

– Как?

Лао Лун сделал неопределенный жест:

– Он принес волшебные ягоды. Я не знаю, что это за ягоды или откуда он их взял. Я никогда не видел ничего подобного… и оно точно было не из этого мира. Они вернули тебе память.

Ху Сюань накрыла голову руками и сидела так какое-то время. Голова словно была набита одуванчиками.

– Сюань, – сказал Лао Лун, привлекая ее к себе.

– Если они узнают, что я вспомнила, может случиться беда, – задушенным голосом сказала Ху Сюань. – Это нарушение Лисьего Табу. Я…

– Ты больше никогда не вернешься в мир демонов, – отрезал Лао Лун. – Как они узнают? И вообще это уже не их собачье дело.

– Хорячье, – машинально исправила Ху Сюань.

– Что?.. А… Неважно, – мотнул головой Лао Лун. – Ты теперь небесный лис. Иерархически ты подчиняешься Небесному императору. Мне даже утруждаться не придется, Хушэнь за тебя им сам хвосты оборвет. Он был очень недоволен, когда услышал о… об этом аспекте Лисьего Дао. И если он вернул тебе память, кто посмеет ему возразить? Никто во всех трех мирах не осмелится.

– Даже ты? – спросила Ху Сюань.

Лао Лун невольно поежился, припомнив, как его скрутило Небесной волей.

– Даже я, – твердо сказал он. – А ведь я не какой-то там лисий демон, я владыка Верхних Небес. И поскольку я теперь твой супруг…

– А-а-а, – протянула Ху Сюань непередаваемым тоном, – я ведь тебя еще не покусала за это!

– Что? – смутился Лао Лун. – Ты ведь даже спасибо сказала мне за эту свадьбу.

– Сказала, – кивнула Ху Сюань, – но это нисколько не мешает мне тебя покусать за то, что ты меня облисил. Что ты делаешь?

Лао Лун закатал рукав и подставил ей руку, сказав решительно:

– Кусай.

[456] «Тот самый» дракон

«Это так мило», – подумал Лао Лун, разглядывая след укуса на своей руке. Укусила его Ху Сюань совсем не больно, скорее деликатно, и Лао Луну даже понравилось.

– Можешь еще раз укусить, – предложил он, с трудом сдерживаясь, чтобы не разлыбиться.

Ху Сюань поглядела на него и сказала серьезно:

– По укусу за проступок, так полагается.

– Справедливо, – вынужден был признать Лао Лун.

Ху Сюань вновь окинула взглядом покои, словно что-то ища, и слегка нахмурилась.

– Сюань? – осторожно позвал его Лао Лун.

– Лунван, сколько я… Я долго ничего не помнила? – с запинкой спросила Ху Сюань.

– Не слишком, – смутился Лао Лун.

Рассказывать, в каком аду он жил все эти долгие двадцать пять дней, Лао Лун не собирался. У него хватало ума, чтобы не расстраивать Ху Сюань еще и этим. Может, Ху Сюань ему и не поверила, но вслух ничего не сказала. Но другой вопрос Лао Лун сдержать не смог.

Он небрежно спросил:

– А кто такой сяньшэн?

Ху Сюань слишком быстро перевела на него взгляд: ее зрачки на долю секунды сменили форму. Лао Луну это не понравилось, тем более что Ху Сюань еще и нахмурилась:

– Откуда ты узнал о сяньшэне?

Лао Лун кашлянул:

– Ты… ты его звала, когда была в беспамятстве.

И он опять поразился реакции Ху Сюань. Лицо той вспыхнуло.

«Еще и краснеет при его упоминании…» – совсем расстроился Лао Лун.

– Ху Баоцинь, – с усилием сказала Ху Сюань, и краска отлила от ее лица, – так его звали. Он был моим учителем.

«Ой, не только», – машинально подумал Лао Лун, но вслух спросил еще небрежнее прежнего:

– И где он теперь?

– Его казнили за лисью ересь. – Ху Сюань еще сильнее побледнела.

– За что?

– Буквально за то же самое, что я сказала отцу.

Ху Сюань печально пожала плечами. Лао Лун покусал нижнюю губу, размышляя.

– Тогда, – медленно начал он, – этот Ху Баоцинь был хорошим лисом.

– Очень хорошим, – встрепенулась Ху Сюань. – Он взял меня в ученики, хоть я и кудрявая… у-у…

Лао Лун сцапал ее пальцами за рот:

– Опять? Когда ты уже перестанешь стыдиться этого? Я ведь говорил, ты особенная, а не странная. И мне нравятся твои кудряшки. Мне тебя тоже покусать, чтобы ты поняла?

– И как покусы могут помочь понять? – с интересом спросила Ху Сюань, сдвигая пальцы Лао Луна.

– Ну, не знаю, помогут или нет, а неповадно будет.

Ху Сюань фыркнула, и какое-то время они возились, пыхтя, потому что Лао Лун стал делать вид, что хочет укусить Ху Сюань, а Ху Сюань притворялась, что сопротивляется. Эта возня разрядила обстановку, и Лао Лун остался доволен, поскольку своровал несколько поцелуев в процессе, а Ху Сюань нисколько не возражала. Лао Лун всерьез подумывал, чтобы…

Громкое бурчание прервало его мысли. Ху Сюань покраснела и прижала руки к животу.

– Хочешь есть? – вскинулся Лао Лун. – Я принесу.

Он вскочил с кровати и как на крыльях полетел за едой.

Все это время, что Ху Сюань была в забытьи, Лао Лун ничего не ел, поэтому на дворцовой кухне было ежом покати. Его это нисколько не смутило, он пробежался по ближайшим к дворцу домам небесных зверей и конфисковал то, что счел нужным. Он никогда не делал ничего подобного раньше. Его не то что остановить – даже спросить ни о чем не решились. Небесные звери смотрели ему вслед в немом изумлении.

Лао Лун свалил еду на стол, развернулся к кровати и… Его руки бессильно упали, он пошатнулся и на негнущихся ногах подошел к кровати, на которой, свернувшись клубочком и подложив руку под голову, спала Ху Сюань.

– О нет… – прошептал Лао Лун, чувствуя, что к сердцу подбирается холодная волна страха, – нет-нет-нет…

Ему было так страшно, что он не осмелился окликнуть Ху Сюань или растолкать ее. А если она проснется, опять все забыв? Лао Лун ничего не знал об этих ягодах пробуждения.

Послышалось сопение, крылья носа Ху Сюань задергались: она сквозь сон почуяла еду, – голодное урчание громко прозвучало в мертвой тишине покоев. Ху Сюань открыла глаза, живо спрыгнула с кровати, не обращая внимания на статуей застывшего у изголовья Лао Луна, и накинулась на еду.

Лао Лун на негнущихся ногах подошел к столу, сел рядом.

«Надо спросить», – подумал он, но язык словно отнялся.

Он машинально протянул руку, взял со стола засахаренную ягоду и протянул ее Ху Сюань. Та посмотрела на нее, слегка нахмурилась и сказала:

– Ты же знаешь, что я не люблю сладкое.

Глаза Лао Луна широко раскрылись. Он выронил ягоду и схватил Ху Сюань в охапку, та от неожиданности по-лисьи тявкнула, у нее тут же прорезались уши и хвост.

– Ты что! – возмутилась Ху Сюань, прижимая ладонь к груди. – Перепугал меня до лисьей икоты!

– Ничего, это я так, – прохрипел Лао Лун, не разжимая рук. – Ты ешь, ешь.

– Как я могу есть? Ты меня так схватил, что скоро съеденное назад полезет! – проворчала Ху Сюань, работая локтями. – Лунван! Вот точно укушу! По-настоящему! Ничто не должно вставать между голодным лисом и едой!

– Даже драконы? – Настроение у Лао Луна стремительно улучшалось.

– Даже драконы.

– Даже мужья? – коварно спросил Лао Лун.

Ху Сюань так покраснела, что стала похожа на засахаренную ягоду, от которой отказалась. Лао Лун чуток ослабил хватку, чтобы Ху Сюань могла вернуться к еде, но все-таки не отпустил. Перспектива быть покусанным его не пугала.

Ху Сюань помнит. Ху Сюань его помнит. Оказывается, как мало драконам нужно для счастья…

– Странный способ сервировки, – заметила Ху Сюань, выискивая в куче сваленной еды мясо. – И еда вся разная. Ты обчистил чью-то кладовую?.. Нет, что, серьезно? – поразилась она, заметив, как сконфузился Лао Лун.

– Забрал у небесных зверей, – неохотно ответил Лао Лун. – Так, что под руку попалось.

Ху Сюань смотрела на него широко раскрытыми глазами:

– Ты обворовал своих подданных?

– Вообще-то нельзя говорить, что я их обворовал, – возразил Лао Лун. – Кража – это когда тайком. Я же не таился…

– Тогда это грабеж, – серьезно сказала Ху Сюань. – Причем средь бела дня. Лунван, что твои подданные о тебе подумают?

Лао Лун и сам удивился, насколько ему безразлично, что о нем подумают подданные. Он сделал неопределенный жест, с хрустом сгрыз засахаренную ягоду и сказал:

– Ничто не может встать между царем небесных зверей и едой для его супруги!

Ху Сюань опять покраснела, вильнула хвостом… и тут сообразила, что хвост и уши до сих пор при ней: она заговорилась и забыла их спрятать. На лице ее промелькнуло волнение. Нет, не забыла – ей было все равно, снаружи они или спрятаны. И когда это перестало волновать? Волнение стало теперь абсолютно очевидным.

Откуда-то из дальних уголков памяти выплыли слова, которые когда-то сказал ей Ху Баоцинь: «Когда это будет тот самый… тебя перестанут волновать подобные глупости».

– А-а-а, – пробормотала Ху Сюань, – так вот о чем он говорил…

– Что? – переспросил Лао Лун, заглядывая ей в лицо. – Ты что-то сказала? Я не расслышал, прости, ягода попалась слишком… скрипучая.

Сердце у него тут же затрепетало. Ху Сюань ничего не сказала, только улыбнулась, но Лао Лун почувствовал, что одна эта улыбка стоит и тысячи летающих островов, и трона царя небесных зверей, и даже его собственной шкуры.

[457] Небесный дворец

Ху Сюань преодолела искушение облизать пальцы, достала платок и вытерла губы и руки. На столе к этому времени остались лишь несколько косточек и крошек. Все, что не стала есть Ху Сюань, доел Лао Лун. Ху Сюань с серьезным видом вытерла лицо и ему. Лао Лун опять разлыбился.

– Нужно будет поблагодарить небесных зверей, – сказала Ху Сюань. – Нехорошо вышло, что ты их ограбил.

– Я их царь, мне можно, – беспечно ответил Лао Лун, борясь с искушением уткнуться лицом в хвост Ху Сюань.

Кудряшки выглядели очень завлекательно. Ху Сюань, словно почувствовав это, прижала хвост обеими руками к спине и спрятала. Лао Лун едва слышно вздохнул.

– Значит, – уже другим тоном заговорила Ху Сюань, – А-Фэй принес волшебные ягоды. Лунван, нужно сказать ему, что получилось. Он наверняка переживает. И поблагодарить его.

Лао Лун кивнул, припоминая, как Ху Фэйцинь появился на Верхних Небесах. Вероятно, он снял печать с Верхней лестницы. Но почему он вдруг захотел повидаться с Тайлуном? Наверное, у него было какое-то дело, но тот не заговорил об этом в сложившейся ситуации.

«Нужно выяснить, – подумал Лао Лун. – А вдруг это что-то серьезное? Я ведь так толком и не знаю, что происходит в Небесном дворце».

– Сюань, – сказал он вслух, – давай слетаем в Небесный дворец? Поговорим с Хушэнем. Да и на Небеса, я думаю, тебе будет интересно взглянуть.

Глаза Ху Сюань, к этому времени поблекшие, но еще не вернувшие себе прежний льдистый оттенок, слегка вспыхнули любопытством.

– А-Фэй живет в Небесном дворце? – спросила она.

Лао Лун кивнул и деловито потер руки:

– Тогда я подберу тебе одежду и полетим. Я… закрутился и забыл про это. Я быстро. – И он умчался из покоев.

Ху Сюань поглядела на себя и обнаружила, что все это время щеголяла лишь в нижнем одеянии. Она покраснела, перехватила плечи руками крест-накрест. И как можно было этого не заметить?

Вернулся Лао Лун с ворохом одежды.

– Должна ли я спрашивать, где ты взял эту одежду? – выгнув бровь, поинтересовалась Ху Сюань.

– Не стоит, – смутился Лао Лун.

– Ясно, опять отлисил у небесных зверей, – кивнула Ху Сюань.

– Да они даже гордиться будут, что ты ее надела!.. На первое время сойдет и это, – сказал Лао Лун. – Я уже велел небесным паукам сшить тебе гардероб.

Ху Сюань поглядела на одежду, вздохнула и подумала, что придется мириться с местной модой. Все небесные звери носили одежду такого же фасона, что и Лао Лун: никаких просторных одеяний.

По размеру ей подошла одежда бледно-голубого цвета. Ху Сюань понравилось: она привыкла к блеклым цветам. Лао Лун с самым серьезным видом помог ей переодеться и прибрать волосы.

– Только давай договоримся сразу, – сказал Лао Лун, беря ее руки в свои ладони. – Конечно, ты пила кровь дракона, но мы еще не проверяли, насколько хорошо она действует в другой части Небес. Поэтому, если почувствуешь себя плохо, сразу же говоришь мне, и мы возвращаемся на Верхние Небеса.

Ху Сюань согласно кивнула. Не стоит пренебрегать осторожностью, если речь идет об Ауре миров.

Они вышли из дворца Тайлуна, Лао Лун без лишних церемоний взял Ху Сюань на руки:

– Так удобнее перемещаться между Небесами.

Ху Сюань покраснела, но без возражений обвила шею Лао Луна руками.

– Послушная лиса, – ухмыльнулся Лао Лун, за что и был основательно укушен в плечо, чувствовалось даже через одежду.

Лао Лун оттолкнулся ногами и взлетел, по ходу дела объясняя Ху Сюань, как устроены Небеса, мимо которых они спускались к Небесному дворцу.

Верхние Небеса считались высшей точкой Небесного Свода, каскады летающих островов были до самой Верхней лестницы. Ниже располагался Небесный дворец, где жил Небесный император, придворные, старшие боги и небожители высокого ранга. Далее шли Средние Небеса, где жили младшие боги и небожители, и Нижние Небеса, где жили все те, кто не вписывался в вышестоящую иерархию: малозначительные боги, рядовые небожители, различного рода духи.

Небесный дворец жителям Средних и Нижних Небес посещать разрешалось лишь по приглашению или по большим праздникам, но поговаривали, что Небесный император подготовил эдикт, упраздняющий это разрешение. Будто бы посещать Небесный дворец вскорости сможет любой бог, или небожитель, или дух. Небесные жители были воодушевлены и с нетерпением ждали этого, но грянуло известие о заговоре в Небесном дворце.

Ли Цзэ, старший бог войны и начальник личной охраны Хуанди, принял беспрецедентные меры безопасности, и теперь в Небесный дворец даже насекомое не могло проскользнуть: было изловлено на подлете и с позором изгнано туда, откуда явилось. Куда уж там рядовым небожителям! Оставалось дожидаться, когда волнения улягутся и Небесный император вспомнит о том, что собирался издать эдикт.

Лао Лун ничего об этом не знал, но запрет его не касался, поскольку он был царем небесных зверей, а это высший небесный ранг. После Хуанди, разумеется.

Лао Лун специально слетел с Верхних Небес окружным путем, чтобы показать Ху Сюань все нижерасположенные Небеса. Ху Сюань смотрела с любопытством. Нижние Небеса показались ей похожими на Лисоград: те же узкие, запутанные улочки и теснящиеся, как выводок цыплят, дома. Лао Лун между делом объяснил, что Нижние Небеса – самые густонаселенные. На Средних Небесах было чуть просторнее.

Небесный дворец не был дворцом на самом-то деле, так называлась часть Небес, расположенная под царством небесных зверей. Скорее это был огромный дворцовый комплекс, окруженный высокой каменной стеной и состоявший из бесчисленных дворцов, павильонов, пагод и садов. Дворец Небесного императора был в самом центре этого лабиринта, вокруг него вились спирально небесные сады.

Можно было, конечно, слететь сразу к дворцу, распугав небожителей, но Лао Лун все же предпочел опуститься у врат Небесного дворца. Ему хотелось, чтобы Ху Сюань на них посмотрела, а заодно похвастаться. Причин хвастаться было целых две.

Во-первых, нефритовое полотно врат было изготовлено самим Лао Луном в незапамятные времена и поднесено Почтенному в дар, и Лао Лун своей работой гордился. Немногие на Небесах могли похвастаться таким мастерством.

Во-вторых, Лао Луну хотелось похвастаться Ху Сюань. До собственно дворца Хуанди идти и идти, встречных небожителей попадется немало, многие Лао Луна знают, особенно боги, и наверняка спросят о его спутнице, а он им тогда скажет: «Это моя супруга».

Пусть смотрят и завидуют: другого небесного лиса на Небесах нет. Лао Лун, как и все драконы, был чуточку тщеславен и любил покрасоваться, тем более повод был.

Лао Лун спустился неподалеку от врат и поставил Ху Сюань на ноги, не сводя с нее глаз.

– Ну? – спросил он нетерпеливо. – Ничего не чувствуешь?

Ху Сюань прислушалась к себе. Ауру миров она чувствовала, но та не причиняла ей вреда, – значит, драконья кровь действовала. Она покачала головой. Лао Лун вздохнул с облегчением.

– Тогда пойдем, – сказал он, взяв Ху Сюань за руку. – Посмотришь на врата Небесного дворца. Это я их сделал.

Последнее он сказал с нескрываемой гордостью. Они прошли несколько шагов, причем Лао Лун то и дело шел спиной вперед, чтобы не терять ни одной лишней минуты и смотреть, смотреть, смотреть, пока не насмотрится, а он никогда не насмотрится, это уж точно, на Ху Сюань.

Ху Сюань вдруг остановилась как вкопанная. Глаза ее широко раскрылись потрясением.

– Впечатляет? – довольно спросил Лао Лун. – Я знал, что тебе понравится!

Поскольку он стоял спиной к вратам, то не мог видеть того, что заставило Ху Сюань остановиться и застыть в потрясении. Если бы он стоял к вратам лицом, думается, реакция его была бы точно такой же, как у Ху Сюань.

Кто бы не удивился, увидев, как «украшены» врата Небесного дворца!

[458] «Достопримечательности» Небесного дворца

Ху Сюань застыла в немом изумлении. Врата Небесного дворца действительно поражали воображение, но не их красота заставила Ху Сюань замереть.

Над вратами раскачивался на ветру подвешенный за шею труп, причем входивших и выходивших из Небесного дворца небожителей это нисколько не смущало, будто это и не труп болтался на веревке над их головами, а, скажем, «музыка ветра». А по левую сторону от врат, вдоль стены, были воткнуты в землю копья с насаженными на них оторванными человечьими головами. На двух из них сидели вороны и глумливо улыбались.

Ху Сюань легко могла представить такую картину в любом из поместий мира демонов, но чтобы на Небесах…

– Лунван, – несколько опомнившись, спросила она, – а что, на Небесах принято так… украшать вход во дворец?

– Хм? – не понял Лао Лун и повернулся к Небесному дворцу лицом.

Рот его тут же открылся, нижняя челюсть поехала вниз, а глаза начали стремительно округляться. Разумеется, ничего подобного он увидеть не ожидал. Выглядело очень колоритно.

– Разве только какое-то нововведение, – потрясенно сказал Лао Лун. – Прежде такого не было.

Он посмотрел по сторонам, высматривая небожителей, и схватил проходящего мимо сухонького мужчину в потрепанной одежде. Это был Пыль-бог, покровитель нищих и вообще странников.

– Спокойно, – велел Лао Лун, видя, что Пыль-бог изготовился, чтобы завопить и позвать на помощь, – я лишь хочу спросить, что это такое.

– Так вы не местные? – понял Пыль-бог. – Первый раз в Небесном дворце?

– Хм… – просто давно здесь не был. С каких это пор врата Небесного дворца… украшают висельниками?

– Так вы и о заговоре не слышали? – удивился Пыль-бог и несколько насторожился.

– Я отлучался в мир смертных по делам на пару-сотню лет, – быстро сказал Лао Лун и тут же воскликнул: – О заговоре? О каком заговоре?

Пыль-бог, который любил поболтать, тут же выложил все, что знал о происшествии на небесном банкете.

– А этот, – сказал он, указывая на висельника пальцем, – был одним из зачинщиков. Тьфу! А еще Первый министр!.. Ли Цзэ велел его тут повесить другим в назидание.

– Ли Цзэ? – переспросил Лао Лун.

Он уже подзабыл небесную иерархию и теперь силился вспомнить, кем в ней является упомянутый Ли Цзэ, что имеет власть отдавать подобные распоряжения.

– Кто здесь поминает мое имя без надобности? – спросил Ли Цзэ, возникая прямо перед ними.

Пыль-бог подскочил на месте и поспешил сбежать.

Лао Лун невольно заслонил Ху Сюань рукой, потом пригляделся и воскликнул:

– Ли Цзэ! Точно! Теперь вспомнил!

– А еще говорят, что у драконов абсолютная память, – ядовито процедил Ли Цзэ.

– Провалялся бы ты с отрубленной головой с драконий тай-суй, поглядел бы я тогда, что с твоей памятью стало бы.

Ли Цзэ фыркнул и церемонно сложил кулаки:

– Тайлун.

Лао Лун проделал то же самое:

– Генерал Ли.

Ху Сюань несколько растерялась: следовало ли и ей поступить так же? Она дернула Лао Луна за край рукава. Лао Лун тут же выпятил грудь: настало время хвастаться!

Ли Цзэ внимательно, но в рамках приличий посмотрел на Ху Сюань и, поклонившись, сказал:

– А это, я полагаю, шицзе Тяньжэня?

– Кто-кто? – вскинулся Лао Лун.

– Тяньжэнь предупредил, что вы придете, и просил вас встретить. – Ли Цзэ махнул рукой, приглашая их во дворец.

– Так А-Фэй нас почуял, – пробормотала Ху Сюань.

– Подожди. – Лао Лун опять показал пальцем на висельника. – Ли Цзэ, поверить не могу, что это ты распорядился подвесить труп к воротам!

Ли Цзэ поглядел на висельника, потом перевел взгляд на Лао Луна и спокойно подтвердил:

– Я. И смею тебя уверить, его не снимут, пока он не рассыплется в прах. В назидание…

– В назидание? – расхохотался Лао Лун, а Ху Сюань опять подергала его за рукав, потому что заметила, как нахмурился Ли Цзэ. – Серьезно? Это что, жилище сорокопута? Это Небесный дворец, Ли Цзэ, здесь живет Небесный император. А вы тут бошки отрубленные у ворот понатыкали и дохлятину вывесили! Почтенный бы в гробу перевернулся, если бы это увидел.

– Ну, допустим, переворачиваться нечему, поскольку тело было сожжено, как и полагается Небесным Дао, – с легким недовольством в голосе парировал Ли Цзэ. – Но Почтенный одобрил бы. На жизнь его единственного оставшегося внука было совершено покушение! Им еще повезло, что Владыка демонов сразу с ними разделался. У меня бы они легкой смертью не отделались, – добавил Ли Цзэ, и его глаза вспыхнули и на мгновение налились кровью.

– А-Вэй? – поразилась Ху Сюань.

Они с Лао Луном переглянулись.

– Да что тут творилось в Небесном дворце, пока меня не было?!

Ли Цзэ фыркнул:

– На досуге за чаркой вина расскажу. На трезвую голову такое ни рассказывать, ни слушать не стоит, уверяю тебя. Пойдемте, я провожу вас к Тяньжэню.

– Я тебе еще не представил мою супругу, – напыжился Лао Лун и за плечи выставил перед собой Ху Сюань, та страшно смутилась. – Это Тяньху.

Ли Цзэ на секунду вздернул брови, но никак это комментировать не стал, сказал только:

– Приветствую Тяньху в Небесном дворце.

Ху Сюань густо покраснела и взглядом пообещала Лао Луну хорошенько его укусить.

Они прошли через арку врат, причем Ху Сюань старалась не смотреть вверх. А вот Лао Лун, напротив, изучал «украшение» взглядом. Когда они шли по вымощенным белым камнем дорожкам и если кто-то попадался им навстречу и приветствовал их, Лао Лун неизменно говорил:

– Это Тяньху, моя супруга!

Ху Сюань мысленно подсчитывала, на сколько укусов Лао Лун уже напросился, но сбилась на втором десятке. Она встретилась взглядом с Ли Цзэ и покраснела, когда тот сочувственно покачал головой.

– Смотри! – сказал вдруг Лао Лун, когда они проходили мимо кучи камней и сломанных балок. – Здесь раньше была темница, в ней меня держали. Мы с Хушэнем ее разнесли. Вернее, разнес я, когда уносил Хушэня.

Лао Лун говорил с безмерной радостью в голосе. Лицо его, с улыбкой от уха до уха, так и сияло гордостью собственными достижениями.

Ху Сюань же размышляла, стоит ли прибавить еще один укус и за это, но решила, что все же не стоит: Лао Лун ведь спас Ху Фэйциня.

– Странно, что ее не отстроили, – заметил между тем Лао Лун. – Ли Цзэ, или теперь всех сразу на ворота вешают?

Ли Цзэ страдальчески закатил глаза. Если уж Лао Лун к чему-то цеплялся, то это надолго.

Ху Сюань между тем остановилась и принюхалась. Пахло знакомо. Пахло…

– Лисоцветы? – удивленно воскликнула Ху Сюань, вертя головой. – На Небесах растут лисоцветы?

– Лисоцветы? – переспросил Ли Цзэ. – А, я что-то про это слышал. Их вырастил небесный садовник.

– Но ведь это демонические цветы, – изумился Лао Лун, – как они могут здесь расти? Разве Аура миров не должна была их испепелить?

Ли Цзэ приподнял и опустил плечи. В устройстве Небес было слишком много нестыковок. Начнешь разбираться – голову сломаешь, лучше просто принять как должное.

– А откуда у небесного садовника семена лисоцвета? – спросила Ху Сюань.

– А, так он из ваших, из лисьих демонов, – ответил Ли Цзэ. – Этот мелкий лисий дух, который подкопался под все дворцы и зовет Тяньжэня шисюном.

– Сяоху? – поразилась Ху Сюань. – Сяоху – небесный садовник?

– Что творится, что творится! – патетически закатил глаза Лао Лун. – Лисы захватили Небесный дворец!

– Не только, я гляжу, Небесный дворец, – заметил Ли Цзэ, краем глаза глянув на Ху Сюань.

Лао Лун тут же сказал:

– Она небесный лис, это не считается.

Ху Сюань настолько привыкла краснеть, что даже не заметила, как залилась краской в очередной раз. Да, оказывается, нелегко быть супругой царя небесных зверей!

[459] О жизни в Небесном дворце (и немного о лисах)

Ху Сюань поглядывала по сторонам и на встречавшихся им небожителей, не скрывая удивления.

О небожителях в мире демонов слухи ходили разные и всегда скверные, и теперь странно было видеть, что небожители мало чем отличаются от демонов, если смотреть на них в целом, не придираясь по мелочам. Они не могли не чувствовать, что она демон или сродни демонам, но смотрели на нее без неприязни, скорее – с тем же любопытством, что и она на них. Они нисколько не походили на кровожадных тварей, убивающих демонов ради забавы.

И Ху Сюань подумала: «Тут как с рыбой. Если одна протухнет – всю бочку испортит».

Стараниями Ли Цзэ Небесный дворец был избавлен от «тухлой рыбы». Зеркало Чжэньли, полученное от Небесного императора, сослужило ему добрую службу, и он быстро нашел тех, кто мог «испортить всю бочку», и разделался с ними, выслав в отдаленную часть Небес, где за ними всегда будут приглядывать люди из тайной службы.

«При мне больше никаких заговоров!» – сказал Ли Цзэ.

Оставшиеся опасности для Небесного императора не представляли.

Хотя, положа руку на сердце, вряд ли кто-то вообще мог представлять для него опасность: с заговорщиками Ху Фэйцинь справился шутя, а Небесной волей, как уже выяснилось, владел в совершенстве. Но это была святейшая обязанность Ли Цзэ – беречь Небесного императора, что он и делал.

Ли Цзэ провел их во дворец. Ху Сюань понравилось, что здесь много коридоров: в порядочной лисьей норе тоже много ходов-ответвлений. На роскошь она внимания не обращала, но ей нравилась драпировка стен и расписанные картинами ширмы.

Они заглянули в главный тронный зал: там во всю стену был портрет Ху Фэйциня в парадном императорском одеянии.

Надо заметить, Ху Фэйцинь нисколько не хотел, чтобы его портретами увешивали стены во дворце, но это быстро вошло в моду, и теперь эти портреты были повсюду. Небесные художники были нарасхват. А на Нижних и Средних Небесах вошло в обычай устраивать дома алтарь для Лисьего бога-императора: куда ж и тут без портрета!

Сила богов зависела от количества их последователей, и не был бы Ху Фэйцинь уже так силен, что дальше просто некуда, он бы обрел неслыханное могущество на одном только поклонении его персоне. Ху Фэйциню все это страшно не нравилось.

А как бы он был удивлен, узнав, что Лисьему богу поклоняются и в мире смертных!

Потомки людей из деревни Чжао, поклонявшиеся одежде Ху Фэйциня с легкой лапы Ху Вэя, теперь считали себя Лисьим культом. Они строили храмы в честь Лисьего бога, денно и нощно жгли благовония и запрещали местным убивать лис.

Лисий культ шагал по Поднебесной и добрался даже до гор-близнецов. Надо ли говорить, что главный храм они выстроили именно на горе Хулишань, где лисы расплодились уже так, что не протолкнуться и шагу ни сделать, чтобы не наступить кому-нибудь на хвост.

– А-Фэй теперь так важно выглядит, – резюмировала Ху Сюань, глядя на портрет.

Лао Лун быстро глянул на нее. Похоже, Ху Сюань не помнила, что Ху Фэйцинь приходил в дворец Тайлуна: ягоды пробуждения вернули ей память, но забрали воспоминания о Круге золотой рыбки. Лао Лун подумал, что это хорошо.

– Это парадное одеяние, – смущенно ответил Ли Цзэ. – Тяньжэнь редко так одевается. Тиара Мянь вообще теперь есть только на портретах.

– Почему? – удивился Лао Лун.

– Тяньжэнь ее сломал, потому что подвески закрывали глаза.

«И правильно сделал, – подумала Ху Сюань. – Лисам ничего не должно мешать смотреть».

– То есть, – развеселился Лао Лун, – древнейший небесный артефакт утрачен безвозвратно?

– Бусины мы собрали, но Тяньжэнь сказал, что руки оторвет тому, кто попытается ее починить.

– Проняло же его, – фыркнул Лао Лун. – А парадное одеяние он в клочки не изорвал? Я слышал, там двенадцать предметов.

Ли Цзэ натянуто кашлянул и сказал:

– Его мы починили.

Лао Лун так засмеялся, что на него оглянулись все проходящие мимо небожители:

– Молодец, Хушэнь, навел тут шороху!

– Это не Тяньжэнь. Владыка демонов…

– А-Вэй? – покраснела Ху Сюань.

Ли Цзэ, немного подумав, рассказал в общих чертах о происшествии с рукавом. К этому моменту Лао Лун уже задыхался от смеха и даже начал икать. Ху Сюань лишь похлопала его по спине.

– Я гляжу, в Небесном дворце царит приятное оживление, – кашлянул Лао Лун, просмеявшись. – Теперь буду чаще заглядывать в гости.

– Тяньжэнь нередко пренебрегает правилами, которые должен соблюдать, – покачал головой Ли Цзэ. Осуждения в его голосе не было, но…

– Лисы никому ничего не должны, – заметила Ху Сюань, – а уж лис-император и подавно. Таково Лисье Дао.

– Тяньжэнь так и сказал. Но у нас впервые лисы в императорах, поэтому мы не всегда знаем, что с этим делать.

– Смиритесь, – философски провозгласил Лао Лун, которого все это неимоверно забавляло.

Ли Цзэ взглянул на него с неодобрением. Не Лао Луну же каждый день приходилось переписывать Небесное Дао, чтобы подстроиться под Небесного императора, и приводить в чувства Первого советника, который нередко падал в обморок от очередного новшества или пропущенного Небесным императором крепкого словечка. А также охранять Небесного императора от всяких незваных гостей, набивающихся ему в родственники… Все это свалилось на плечи Ли Цзэ..

– А-Фэй просто еще молод, – сказала Ху Сюань, решив, что Ли Цзэ нужно немного утешить, – он остепенится, лисы остепеняются с годами.

– Правда? – искренне удивился Лао Лун.

Ху Сюань сердито на него посмотрела, но продолжила:

– Когда на морде появится первый седой ус, лис остепенится, так считают.

– Да ну! Что хорошего в том, чтобы стать старым и скучным?

– Старый – не обязательно скучный.

– Это уж да, – ухмыльнулся Лао Лун, заставив Ху Сюань в очередной раз покраснеть.

Из всех присутствующих Лао Лун был самым старым: он знал еще прадеда Почтенного. Но возраст степенности ему не прибавил, с этим поспорить было невозможно.

[460] Рутина Небесного императора

«Экскурсия» по дворцу Небесного императора была краткой, но информативной. Ли Цзэ сказал, что во дворце три тронных зала, и они поочередно заглянули в каждый из них.

Ху Фэйцинь сегодня работал в малом тронном зале, двери в него Ли Цзэ открыл в последнюю очередь, изнутри горько повеяло воскуренными травами. Ху Сюань по запаху определила состав благовоний и одобрительно кивнула: и она бы не смешала лучше. Ли Цзэ сказал, что Тяньжэню не нравится запах цветочных духов, которыми обрызгиваются небожители, поэтому он всегда зажигает благовония, когда приходится работать в их обществе.

– И правильно, – покивав, сказала Ху Сюань. – Лисий нюх – очень тонкий инструмент. Его нужно беречь.

Они заглянули в тронный зал. Ху Фэйцинь сидел за придвинутым к трону столом, на лице его была написана обреченность, вот-вот готовая перерасти в отчаяние. Перед столом стояли вереницей небожители. Ли Цзэ шепнул, что Небесный император разбирает дела и жалобы небожителей.

– Давайте встанем в очередь, – сказал Лао Лун, и глаза его озорно вспыхнули.

– Зачем? – не понял Ли Цзэ. – Посетитель ранга Тайлуна в приоритете, ему не нужно стоять в очереди.

– Ну и скучный же ты, – закатил глаза Лао Лун. – Сделаем Хушэню сюрприз. Смотри, он так погрузился в рутину, что ничего вокруг не замечает. Он на просителей даже не смотрит. Что скажешь, Сюань?

Ху Сюань считала, что отвлекать Ху Фэйциня от важной работы не годится, поэтому согласилась постоять вместе с Лао Луном в очереди.

Ли Цзэ, что-то пробормотав себе под нос, встал рядом с ними. Как глава личной охраны Небесного императора, он должен был стоять у трона, но Небесный император велел ему встретить гостей, поэтому Ли Цзэ счел, что должен оставаться с ними, пока приказ не будет выполнен.

По отголоскам голосов, доносившихся от трона, можно было судить о важности разбираемых Небесным императором дел. Поскольку он передал зеркало Истины Ли Цзэ и его службе, то на суд Небесного императора выносились лишь действительно важные государственные дела. По мнению небожителей.

Ху Сюань навострила уши, но так и не поняла, как может считаться важным государственным делом спор о том, кому принадлежит упавшее на землю яблоко, если упало оно на стороне одного соседа с яблони, растущей на стороне другого.

– Мышам, – раздраженно сказал Ху Фэйцинь, – оно принадлежит мышам. Что упало, то пропало. Вы всерьез пришли сюда из-за какого-то паданца? У вас что, мало яблок на яблонях? Вам делать больше нечего, чем отвлекать меня по пустякам?

– У нас в саду нет мышей, – удивились оба небожителя.

– Так заведите, – еще раздраженнее сказал Ху Фэйцинь, – такова моя императорская воля. Следующий!

Небожители отошли от трона с озадаченным видом.

– И где нам взять мышей? – пробормотал один. – Мыши на Небесах нынче на вес золота.

Ху Сюань и Лао Лун удивленно поглядели на Ли Цзэ.

– На Небесах мыши перевелись? – недоверчиво спросил Лао Лун.

– Мышиный бог ведет им строгий учет. После мышеприношения Лисьему богу мышей в Небесном дворце помелело.

– После чего?!

Ли Цзэ без особого энтузиазма рассказал, что новый небесный садовник во славу Небесного императора передушил всех мышей в небесных садах, где те большей частью и обитали, и это объявили мышеприношением Лисьему богу.

– Очень похоже на Сяоху, – заметила Ху Сюань, не сдержав улыбки.

Лао Лун потер руки:

– Правильно сделали, что встали в очередь. Иначе бы не услышали столько интересного. Правда, Сюань?

Ху Сюань энергично закивала. Может, у следующего небожителя действительно важное государственное дело? Ху Сюань было бы интересно послушать, какие бывают важные государственные дела на Небесах. Но следующий небожитель ее ожиданий не оправдал.

У него была тяжба с Пчелиным богом: он считал, что Пчелиный бог специально подсылает к нему в сад пчел, чтобы те воровали цветочный нектар. От этого, как полагал небожитель, цвет осыпался и цветы вяли.

– Он что, слабоумный? – спросил Лао Лун, выгибая бровь. – Даже детям известно, что пчелы цветы опыляют, чтобы те дали семена на будущие всходы.

– Некоторые небожители, – смутился Ли Цзэ, – очень далеки от… реальности. В Небесном Дао не сказано, что все небожители должны знать принципы ботаники.

– Это принцип здравого смысла, – отрезал Лао Лун.

Ху Фэйцинь считал так же. Он одарил небожителя таким взглядом, что тот подскочил на месте и рысью помчался прочь из тронного зала, не забыв, впрочем, захватить с собой свиток с жалобой. Ли Цзэ машинально подумал, что разбираться придется ему.

Следующими были две феи. Они попросили Небесного императора рассудить, кто из них первая красавица в Небесном дворце.

Ху Фэйцинь высоко вскинул брови:

– Что-что?

Феи повторили. Ху Фэйцинь некоторое время смотрел на их в немом изумлении, а они подумали, что он их разглядывает, чтобы оценить их красоту, и стали прихорашиваться.

Ху Фэйцинь взял себя в лапы и сказал:

– Сначала сотрите с лиц всю краску и румяна.

– Зачем? – опешили феи.

– Сейчас я могу только рассудить, кто из вас больше накрашен. И вообще, почему вы к богу красоты не пошли? Разве не он должен разбирать такие дела?

– Мы ходили, – со вздохом сказала одна из фей, – но бог красоты в расстроенных чувствах и никого не принимает.

Ли Цзэ, заметив удивленный взгляд Лао Луна, объяснил, что бог красоты был сокрушен, так как он теперь всего лишь третий по красоте бог, тогда как всегда был первым, но небожители единогласно решили, что первый по красоте – их император, а второй – Владыка демонов.

Лао Лун ухмыльнулся:

– Ну так его ждет понижение в ранге. Теперь он лишь четвертый по красоте на Небесах. – И он многозначительно посмотрел на Ху Сюань.

Ху Сюань покраснела, потому что Ли Цзэ тоже посмотрел на нее и кивнул, соглашаясь с Лао Луном.

Феи, наотрез отказавшиеся смывать краску с лиц, были оттеснены от стола следующим жалобщиком.

– Если это не что-то важное, – сказала Ху Сюань, видя, какие метаморфозы происходят с лицом Ху Фэйциня, – то А-Фэй ему голову откусит.

Но у небожителя оказалось на удивление важное, хоть и не вполне государственное дело: одна из его жен собиралась рожать, и он хотел, чтобы Небесный император помог выбрать ему имя для будущего отпрыска. Было нагадано, что родится мальчик.

Ху Фэйцинь отнесся к делу со всей серьезностью, и они с небожителем довольно долго перебирали имена из «Книги наречения», чтобы отыскать подходящее.

Правда, тогда еще никто не знал, что родится девочка и что у нее наверняка будут вопросы к родителям, когда она вырастет, касаемо ее мужского имени, которое небожитель наотрез отказался потом менять: как же, ведь оно было выбрано самим Небесным императором!

После была еще пара ничего не значащих дел, но Ху Фэйцинь на них даже не взглянул:

– Следующий.

А следующими были Лао Лун с Ху Сюань. Ли Цэ собирался доложить, как и полагается, что гости прибыли и что он их сопроводил должным образом, но Лао Лун сказал вперед него:

– Я хочу, чтобы Хушэнь сказал мне, как теперь его приветствовать: складывая кулаки, вставая на колени или падая ниц? Достаточно ли будет пробить лбом пол, чтобы выразить мою бесконечную благодарность тому, кто спас смысл моей жизни?

Ху Фэйцинь потрясенно поднял глаза, потому что услышать такое от просителя явно не ожидал, и тут увидел, что перед ним ухмыляющийся, но вполне искренне спрашивающий об этом Лао Лун и с некоторой неловкостью улыбающаяся Ху Сюань.

Ли Цзэ просто сделал вид, что его тут нет, но подумал, как хорошо было бы сейчас выпить чашечку свежезаваренного успокаивающего чая. Или даже чайник.

[461] Мышиный призыв

– Сюань-цзе! – воскликнул Ху Фэйцинь, поднимаясь с трона.

То, что Ху Сюань ему улыбалась и что Лао Лун был в приподнятом настроении, наверняка означало, что память к Ху Сюань вернулась.

Ли Цзэ поклонился Ху Фэйциню и стал выпроваживать оставшихся небожителей из тронного зала:

– Все, на сегодня аудиенция закончена, у Тяньжэня важные гости.

Поразмыслив, он встал за дверями тронного зала, чтобы никто не мог войти и помешать. Ли Цзэ помнил, что Лао Лун упоминал о каком-то важном деле, и полагал, что имеется в виду свадьба Неба и Земли.

«А вот это действительно важное государственное дело», – подумал он и не пустил в тронный зал даже Первого советника.

Лао Лун медленно встал сначала на одно колено, потом на оба, сложил перед собой руки, согнул туловище, упираясь сцепленными руками в пол, а лбом – в руки. Это был такой церемонный поклон, что Ху Фэйцинь обомлел. Ху Сюань, поглядев на Лао Луна, хотела повторить этот поклон, но Ху Фэйцинь подхватил ее за локоть и не позволил.

– Что ты делаешь, Лао Лун? – с недовольством в голосе спросил Ху Фэйцинь. – Мы друзья, вы не должны мне кланяться.

– Я говорил серьезно. – Лао Лун не поднял головы. – Царь небесных зверей в неотплатном долгу перед Небесным императором. Пока я не верну долг, я могу лишь выражать ему свое почтение и безмерную благодарность.

– Если встанешь, у тебя появится возможность вернуть мне долг. С твоим затылком я разговаривать не собираюсь, – отрезал Ху Фэйцинь.

– Об этом ты хотел поговорить, когда приходил во дворец Тайлуна? – спросил Лао Лун, поднимая голову, но продолжая стоять на коленях.

Ху Фэйцинь пальцем указал ему на один из стульев у стола. Лао Лун все-таки поднялся, кряхтя, и сел с таким видом, словно хотел сказать: «Ну, раз это приказ Хуанди…»

– Лао Лун, – Ху Фэйцинь пригласил за стол и Ху Сюань, – дело касается небесной «свадьбы».

Он в общих чертах рассказал им, для чего на Небесах было решено провести свадьбу Неба и Земли. Лао Лун о таком обычае слышал, поскольку древнее его на Небесах было не сыскать, и согласился, что союз миров, заключенный таким способом, будет считаться нерушимым.

– Но с этим не все так просто, – продолжал Ху Фэйцинь. – На небесной «свадьбе» должны присутствовать и демоны, но Аура миров на Небеса демонов не пропускает. За редким исключением. Поэтому небесную «свадьбу» нужно провести не на Небесах и, разумеется, не в мире демонов, поскольку там Аура миров уже враждебна к небожителям. Я хотел попросить тебя выделить нам один летающий остров и переместить его между мирами. Скажи, это возможно сделать?

– Вполне, – подумав, ответил Лао Лун. – Летающие острова можно перемещать духовной силой небесных зверей.

– Сколько это займет?

– Дней десять-двенадцать. Я этим займусь прямо сейчас.

Он поднялся, посмотрел на Ху Сюань, явно колеблясь, потом сказал:

– Сюань, вам наверняка есть о чем поговорить. Побудешь здесь, пока я не вернусь?

Ху Сюань кивнула.

– Сюань-цзе, ты в порядке? – спросил Ху Фэйцинь, когда они остались одни. – Воспоминания к тебе вернулись?

Ху Сюань ответила утвердительно. Ху Фэйцинь облегченно вздохнул. Все это время он ждал весточки от Лао Луна и переживал, что могло не сработать. Теперь можно было успокоиться.

– Но, Сюань-цзе, – сказал Ху Фэйцинь, – ты приняла такое серьезное решение… Это ведь разрыв со всем лисьим миром. Ты уверена…

Ху Сюань поглядела в сторону, взгляд ее на мгновение стал отрешенным.

– Понимаешь, я была готова к последствиям: так я думала. Вернусь в мир демонов, послушно приму наказание, буду до конца лисьей жизни сидеть на цепи у горы Хошань. Но когда я осознала, что это будет означать и вечную разлуку с Лунваном, Лисье Дао показалось таким глупым и незначительным. Все эти законы и запреты вдруг перестали иметь надо мной власть. – И она вздохнула, но скорее облегченно, чем с сожалением.

– Ты поселишься на Верхних Небесах? – спросил Ху Фэйцинь. Ответ он и без того знал, но спросить полагалось.

Ху Сюань слегка покраснела и ответила:

– Да.

– Теперь мы будем чаще встречаться, – с искренней радостью в голосе заметил Ху Фэйцинь. – Я покажу тебе Небесный дворец. И если тебе что-то понадобится, что угодно, я это для тебя разыщу.

– Знаешь, мне жаль, что я ничего с собой не забрала из поместья Ху. Вещей у меня было немного… Прежняя одежда, впрочем, здесь не понадобится, а мои книги я знаю наизусть…

– В Небесном дворце огромная библиотека. Скучно тебе не будет.

– Да…

– Что такое, Сюань-цзе? – удивился Ху Фэйцинь.

– Неловко говорить об этом… Понимаешь, у меня в мире демонов осталась мышь, – серьезно сказала Ху Сюань.

– Какая мышь?

– Белая.

Ху Фэйцинь подумал, что эта мышь была важна для Ху Сюань, но возвращаться за ней в мир демонов, конечно же, было нельзя. Он понимал, что лисам из поместья Ху лучше не знать, что к Ху Сюань вернулась память.

– Тогда нужно ее призвать, – сказал Ху Фэйцинь.

– Призвать? – переспросила Ху Сюань удивленно.

Ху Фэйцинь кликнул Ли Цзэ и велел ему позвать Мышиного бога. Тот явился незамедлительно, словно только и ждал обращения. Это был тщедушный корноухий старичок с волосами, напоминающими крысиный хвост, такие они были жидкие. Маленькие глазки бегали по глазницам, словно пытались увидеть все пространство целиком одновременно. Ху Сюань непроизвольно потянула носом: пахло мышами.

– Нужно призвать мышь, – распорядился Ху Фэйцинь.

Мышиный бог тут же оживился и воодушевленно спросил:

– Так Хуанди все-таки решил ввести в ритуалы Небесного дворца и мышеприношение?

– Нет, – отрезал Ху Фэйцинь. – Нам просто нужна одна мышь из мира демонов.

– Белая, – уточнила Ху Сюань.

– Демоническая мышь? – опасливо осведомился Мышиный бог.

Ху Фэйцинь вопросительно посмотрел на Ху Сюань.

– Обычная. У демонических рога растут.

– Тогда я могу ее призвать, – с облегчением сказал Мышиный бог. – Если обычная, то запросто! Да хоть сто белых мышей, если потребуется! – И он с явным намеком посмотрел на Ху Фэйциня.

– Одну, – строго сказал Ху Фэйцинь. – Ту, которая нужна Сюань-цзе. Не вообще какую-то, а ту самую.

Мышиный бог порылся в рукаве, достал талисман и положил его на пол. Ху Сюань вместе с Ху Фэйцинем следили за ним с неподдельным интересом: это был первый мышиный призыв, который они видели в своей жизни. Мышиный бог сложил пальцы правой руки в мудры и забормотал что-то на мышином языке. Талисман засветился, завибрировал и рассыпался, а на его месте появилась маленькая белая мышка, которая ошеломленно озиралась по сторонам.

– Моя мышка! – растрогалась Ху Сюань, хватая ее и прижимая к груди.

Разумеется, свою мышь она бы сразу узнала – по запаху.

Ху Фэйцинь невольно улыбнулся:

– Она тоже будет жить на Верхних Небесах?

– Думаю, Лунван возражать не станет. Если только она не сбежит.

Мышиный бог порылся в рукаве и достал маленькую клеточку, которую можно было цеплять к поясу и носить так. Ху Сюань с радостью приняла подарок и, посадив в нее мышь, прицепила клеточку к поясу. Это было гораздо лучше, чем привязывать мышей к поясу за хвост. На том Мышиный бог и удалился.

– Сюань-цзе, давай я тебе все тут покажу, – предложил Ху Фэйцинь.

Ху Сюань оглянулась по сторонам:

– А где А-Вэй?

– Он вернулся в мир демонов, чтобы распорядиться насчет «свадьбы».

Ху Сюань побледнела:

– О нет! Он ведь тогда узнает, что со мной произошло.

– Уже узнал, я полагаю, – пробормотал Ху Фэйцинь, навострив уши.

Где-то в отдалении он почувствовал стремительно приближающуюся демоническую ауру, которую ни с какой другой бы не спутал. Она точно принадлежала Ху Вэю.

[462] Лисоподвиги Недопеска

Возвращаться в мир демонов Ху Вэю не слишком хотелось: даже обжиться на Небесах толком не успел, а уже возвращайся! Он поглядел на Недопеска. Тот лапами идти поленился, потому что лапы у него были коротенькие и отставали от широкого шага Ху Вэя, вытащил духовную сферу, залез в нее и с важной мордой катился, не прилагая особых усилий: теперь, когда у Сяоху было семь хвостов, ему не нужно было перебирать лапами, чтобы сфера двигалась, он попросту вертел хвостами, задавая себе ускорение, и мог катиться то быстрее, то медленнее, в зависимости от того, сколько хвостов использовал.

– Везет Недопеску, – пробормотал Ху Вэй, – запрыгнул в сферу и лети себе…

Недопесок расслышал и широко раскрыл пасть в лисьей ухмылке. Духовная сфера была единственной в своем роде: на Небесах его часто просили показать, как он в ней летает. Ведь создана она была духовными силами Ху Фэйциня, Небесного императора.

Недопесок наловчился менять размер сферы на свое усмотрение и теперь мог летать в ней в натуральном размере, не сжимаясь, и страшно важничал: он увидел в книжке изображения каких-то древних бонз, вокруг которых были нарисованы круги, и теперь думал, что похож на них, тем более что одежда на нем была явно щеголеватее, чем у бонз. Недопесок не забыл ни шапку, ни нефритовую бирку садовника, когда собирался в мир демонов. Он собирался похвастаться перед лисами-слугами и знал, что выглядит слапсшибательно!

– Да еще и взялся «свадьбу» устраивать, – продолжал Ху Вэй, ткнув в сферу пальцем, от чего она подпрыгнула и откатилась в сторону. – Тебе грамотешки хватит?

– Шисюн меня назначил распорядителем лисьих свадеб, – сказал Недопесок, роясь за пазухой.

– Ты сам себя назначил, – фыркнул Ху Вэй.

Недопесок между тем вытащил из-за пазухи книгу, которую слисил из дворцовой библиотеки: «Устройство свадеб», и показал ее Ху Вэю.

Тот глянул краем глаза и опять фыркнул:

– Я тебе ее читать не буду.

– Я умею читать, – с некоторой обидой в голосе возразил Недопесок. Правда, читал он очень медленно, водя по строкам лапой.

– Может, ты еще и писать выучился? – хмыкнул Ху Вэй.

Сяоху облизнул усы, чтобы придать значимости молчанию. Писал он очень плохо, любая курица бы от зависти померла, увидев его почерк: лисьими лапами много не попишешь! Но сам он мог разобрать, что написал, а этого ему было достаточно.

– Да ладно! Куда катится лисий мир!

Сяоху скрипуче похихикал. Куда катится лисий мир, Недопесок не знал, но знал, что сам он катится в поместье Ху.

Ху Вэю показалось, что лисы-слуги от них шарахнулись. Они даже морды не подняли и не обратили внимания на Недопеска, который был страшно этим покороблен.

– Что, Недопесок, – ухмыльнулся Ху Вэй, – несет от нас небесным духом? Теперь от нас даже порядочные лисы шарахаются.

Недопесок с самым серьезным видом понюхал лапы, потом, поочередно, подмышки и сказал:

– Я чистый. Никаким духом от меня не несет. – И он очень-очень многозначительно поглядел на Ху Вэя. Мол, если от самого несет, так нечего на других сваливать!

Ху Вэй закатил глаза. Разговаривать в таком духе с Недопеском было бесполезно: он все воспринимал буквально.

– Вернулись? – нервно спросил Ху Цзин, когда увидел их. – Ну, что там с Хушэнем?

– Теперь все в порядке, – сказал Ху Вэй, ухмыльнувшись.

– Теперь? – с подозрением переспросил Ху Цзин.

– Распотрошил кое-кого из небесных хорьков, – объяснил Ху Вэй, ухмыляясь еще шире, – так что в Небесном дворце теперь тишь да гладь да лисья благодать!

Ху Цзин нахмурился было, но тут увидел Недопеска, который деловито прятал сферу за пазуху.

– А это еще что такое? – поразился он. Разряженный Недопесок уж точно поражал воображение.

– А это, – сказал Ху Вэй, беря Недопеска за воротник и переставляя его ближе к Ху Цзину, – небесный садовник и распорядитель свадеб… в одной морде.

– Лисьих свадеб, – уточнил Сяоху, расправляя воротник. – Меня шисюн назначил.

– У Хушэня вместо мозгов мышиные катышки? – фыркнул Ху Цзин. – Недопеска? На важные должности?

Ху Вэй фыркнул и, опять взяв Недопеска за шиворот, поставил его к Ху Цзину задом.

– Хвосты сосчитай.

– Семь?! – поразился Ху Цзин.

– Отъелся на небесных хлебах. Вернее, на небесных мышах. Недопесок, сколько ты там переел мышей?

Сяоху покрутил возле морды лапой:

– Я все хвостики сохранил, надо пересчитать, но никак не меньше двух сотен.

– Ты еще и считать выучился? – уже без особого удивления спросил Ху Вэй. – Смотри, отец, это единственный в мире семихвостый образованный недопесок.

Недопесок решил принять это за похвалу и осклабился. Счет он освоил до двух с половиной сотен (правда, ему нередко приходилось загибать пальцы, чтобы не сбиться). Это очень ему помогало подсчитывать количество съеденного, поскольку он еще прилисил себе должность отведывателя блюд, хотя такой при дворе уже имелся. Но Недопесок считал, что он плохо справляется с работой: блюда должны были выглядеть так, что их уже отведали, а Ху Фэйциню их приносили нетронутыми. Непорядок! Поэтому Сяоху неизменно присутствовал при каждой трапезе шисюна и первым совал морду в тарелку – к вящему ужасу Первого советника и прочих царедворцев.

– Я отведыватель блюд, – неизменно говорил Недопесок, когда Первый советник начинал ему выговаривать.

– У нас есть уже небесный отведыватель блюд! – возразил Первый советник.

– А я лисий отведыватель, – со значением повторил Недопесок и по самые надбровные вибриссы залез мордой в супницу.

Первый советник заголосил:

– Хуанди!

Но Ху Фэйцинь на выходки Недопеска смотрел сквозь пальцы и даже, к еще большему ужасу Первого советника, не брезговал есть с ним из одной тарелки.

– В общем, – вздохнул Ху Вэй. – Недопесок организует лисью «свадьбу» для меня и Фэйциня. Небесные хорьки уперлись, не признают демонические узы.

Ху Цзин сощурил глаза:

– Это ты о лисьей метке или о том, что сунул Фэйциня мордой в воду источника?

Ху Вэй очень недовольно фыркнул, мастерски проигнорировал это замечание и сказал:

– Поэтому нужно сделать эту «свадьбу». Свадьба Неба и Земли называется. Специально для небесных хорьков. Демоны тоже приглашены.

– Как? – вполне понятно удивился Ху Цзин. – А Аура миров?

– Фэйцинь сказал, что все устроит. Думаю, будет на нейтральной территории.

– Хм… – Ху Цзин, приглаживая бороду, глянул на Недопеска. – Этот разве справится?

Недопесок состроил недовольную морду и, пошарив за пазухой, вытащил «Устройство свадеб» и продемонстрировал его Ху Цзину.

– Он у нас знаток Свадебного Дао, я гляжу, – ядовито сказал Ху Цзин.

Сяоху напыжился, не обращая внимания на его тон, и важно сказал:

– Требую полного содействия и подчинения у всех обитателей поместья Ху.

– Требуешь?!

– А еще бирку, или ярлык, или цидульку, что я полномочный представитель Великой семьи Ху, – добавил Недопесок, потирая лапы. – Мне еще остальным Великим семьям приглашения разносить, никаких провозлочек быть не должно.

– Прово… что? – растерялся Ху Цзин.

Недопесок с сожалением поглядел на него. Ведь старый уже лис, а такого простого слова не знает.

В защиту Ху Цзина стоит упомянуть, что Недопесок не все слова прочитывал или подслушивал правильно, но любил ими щегольнуть, потому его речь пестрела «обмурдированием», «провозлочками» и прочими подобными перлами лисьей, а вернее, недопесьей, словесности.

[463] Ху Вэй приходит в ярость

Недопесок улиснул, чтобы проверить свой дом и вообще похвастаться встречным лисам нарядом и нефритовой биркой: отец с сыном остались одни.

– Ты, лисий сын, неприятностей Хушэню не доставил? – строго спросил Ху Цзин.

Ху Вэй озирался в поисках чайника, чтобы промочить горло с дороги, и рассеянно отозвался:

– Каких неприятностей?

– Что, в Небесном дворце принято небесных хорьков потрошить?

– А-а-а… – беспечно протянул Ху Вэй, – не один же я их потрошил, а вместе с Фэйцинем и при полном его одобрении. Они его убить хотели, а свалить на меня. Тут любой бы из себя вышел. Но ты не волнуйся, я их достойно выпотрошил: кишки по деревьям не развешивал, шкуру не сдирал, по частям их собирать не пришлось.

Он взял чайник, встряхнул его и прислушался, не булькает ли внутри вода.

– В общем, как я и говорил, будет «свадьба», – продолжал Ху Вэй, озираясь теперь в поисках чашки. – Вся лисья родня должна присутствовать. Где цзецзе, кстати?

Ху Цзин издал какой-то неопределенный скрип.

Ху Вэй поглядел на него, махнул рукой:

– Знаю, можешь не скрипеть. Лисьи знахари то и се, но плевать я на это хотел. Я хочу, чтобы цзецзе была на моей свадьбе.

– Ху Сюань на твоей свадьбе не будет, – сказал Ху Цзин.

– Я знаю, что Лисье Дао, то и се, но я так хочу, а если я чего-то хочу, то так оно и будет.

– Ху Сюань на твоей свадьбе не будет, – повторил Ху Цзин. – Ху Сюань мертва.

Ху Вэй, который уже успел наполнить чашку водой и поднести к губам, вздрогнул всем телом: пальцы его разжались, чашка упала, задев край стола, и разбилась.

– Что?! – потрясенно выдохнул Ху Вэй.

Ху Цзин поморщился:

– Она нарушила Лисьезнахарское Дао…

– Что?! – буквально прорычал Ху Вэй, не дослушав; шерсть на его хвосте встала дыбом, а глаза налились кровью. – Что ты сделал?! Ты убил мою сестру?!

– Я вынес приговор, – сказал Ху Цзин, продолжая морщиться. – Свою судьбу она решила сама.

Аура, окружавшая Ху Вэя, потемнела и уплотнилась. Ху Вэй взмахнул когтями, стол треснул и разлетелся в щепки.

– Ты убил мою сестру?! – рыкнул Ху Вэй и снова взмахнул когтями.

Стену располосовало, камешки рикошетом продырявили ширму, задели щеку самого Ху Вэя, но он не обратил на царапину никакого внимания.

– Почему ты на мне срываешься? – недовольно сказал Ху Цзин. – В этом виноват тот дракон, на нем срывайся. Это из-за него твоя сестра превратилась в лисьего еретика.

– Цзецзе не могла умереть! – рявкнул Ху Вэй и, ничего более не слушая, вылетел из павильона, в щепки разнеся двери.

Лисы-слуги, заметив его, попрятались. Аура, окружавшая Ху Вэя, была просто чудовищная, а разъяренному лису под лапу лучше не попадаться.

Ху Вэй ворвался в павильон, где жила Ху Сюань, но теперь это была безликая, пустая комната, все вещи и книги были вынесены. Ху Вэй потянул носом. Ничего! А ведь Ху Сюань прожила в этом павильоне несколько тысяч лет, как мог ее запах так быстро выветриться?

Ху Вэй гневно зарычал, ураганом вырвался на улицу и завертел головой, пытаясь вынюхать Ху Сюань, но ее запах начисто исчез из поместья Ху, словно его здесь никогда и не было.

Ху Вэй выругался, полоснул когтями по воздуху, волна-резак снесла несколько кустов. Прятавшиеся за ними лисы-слуги, по счастью, успели пригнуться, так что волной им лишь срезало шерсть на затылке, но никто серьезно не пострадал, хоть и перепугались они знатно.

Ху Вэй рыкнул и ринулся обратно к отцовскому павильону. Кто знает, что бы он сделал в слепой ярости, но кто-то сзади дернул его за рукав. Ху Вэй обернулся, занося руку. Тощая девчонка-лиса, прикрывая голову руками, плюхнулась на землю и заверещала от страха.

– А, это ты, – отрывисто сказал Ху Вэй, хватая ее за шиворот и ставая на ноги.

Тощая хоть и тряслась от страха, но, казалось, была полна решимости пойти до конца.

– Я знаю, гэгэ велел мне не показываться ему на глаза, – проскулила она.

Ху Вэй уже и забыл об этом. Все, что происходило с ним во Тьме, он помнил смутно, как помнятся сны после пробуждения: пару раз чихнул – и забылось. Но Тощая исправно выполняла его приказ все это время и никогда не попадалась ему на глаза, пока Ху Вэй был в поместье.

– Дело прошлое, – безралично бросил Ху Вэй.

Тощая понизила голос и продолжила:

– Но я должна была сказать тебе правду, гэгэ. Можешь мне уши откусить за это, но я все равно скажу.

– Какую правду? – насторожился Ху Вэй. – О чем?

– О твоей цзецзе. Они тебя обманывают! – зашелестела тощая девчонка-лиса. – Она не умерла! Я сама видела!

Она тут же испуганно тявкнула, потому что Ху Вэй схватил ее за шиворот, приподнимая над землей, и процедил:

– Рассказывай.

Тощая принялась рассказывать.

Когда лисы почувствовали, что аура лисьего знахаря исчезла из мира демонов, они потянулись к поместью Ху, чтобы выяснить, что случилось. Лисы-слуги бегали по поместью кругами и паниковали. Дядюшкам Ху было не до них: старики набились в павильон собраний, чтобы обсудить происшествие, и были настолько заняты, что даже не удосужились проверить за окном, где и подслушивала любопытная Тощая.

Вообще-то девчонка-лиса не подслушивать туда пришла, а сделать лисью нычку: ей удалось слисить с кухни приличный кусок баранины, а делиться с другими лисами не хотелось, поэтому она решила его спрятать в дыру под фундаментом. Об этом месте знал только Недопесок, поскольку сам эту дыру и вырыл, но сейчас его в мире демонов не было, так что Тощая с чистой совестью воспользовалась этой дырой для собственных нужд.

– Не отвлекайся, – раздраженно велел Ху Вэй, встряхнув девчонку-лису.

– Но это важный момент, – возразила Тощая опасливо, – кусок баранины играет в этой истории не последнюю роль! Это ведь была целая лытка!

Пока Тощая прятала баранину, она успела услышать, что Ху Сюань нарушила Лисье Дао, самовольно покинув мир демонов, и что Ху Цзин собирается выпустить лисий манифест.

А вот когда Тощая пришла к нычке, чтобы забрать баранью лытку и съесть ее, она невольно подслушала то, что происходило на малом лисьем судилище. Ху Сюань тогда вернулась вместе с драконом, и Ху Цзин сказал, что ее будут судить за нарушение Лисьего Дао. Уж такое Тощая ни за что бы не пропустила и, забыв про баранью лытку, принялась старательно подслушивать.

– Твоя цзецзе сказала, что Лисье Дао не право, что нельзя душить лисят лисьих знахарей, – принялась пересказывать Тощая, загибая пальцы, чтобы ничего не пропустить, – что она не хочет быть лисьим знахарем.

– Душить лисят? – переспросил Ху Вэй гробовым голосом.

Но Тощая подробностей не знала: не запомнила, потому что старшие лисы выражались сложными словами и все время цитировали Лисье Дао, которая сама Тощая знала очень плохо, – поэтому она пересказывала подслушанное так, как могла.

– А потом твоя цзецзе что-то сделала и стала как мертвая, – свистящим шепотом сказала Тощая, – но только она была не мертвая, а все-таки как мертвая.

– Как это? – не понял Ху Вэй. – Что цзецзе сделала?

– Фьють! – изобразила Тощая. – И из головы как фонтаном хлынул синий свет. А потом она стала как мертвая. Даже лисий запах пропал. Начисто.

– И что было дальше? – разволновался Ху Вэй. – Где цзецзе теперь?

Тощая подняла палец вверх:

– Старый ящер ее унес с собой, потому что ему сказали, что твоя цзецзе умерла для лисьего мира. Я не знаю, что это значит, – чистосердечно призналась Тощая. – Но они так сказали. А старый ящер сказал, что тогда заберет твою цзецзе, раз твоя цзецзе им теперь не нужна.

Ху Вэй задрал голову вверх:

– Унес на Небо? И цзецзе была жива?

– Жива, жива, она даже что-то сказала, только я не расслышала, – виновато добавила Тощая.

Она вспомнила о бараньей лытке, полезла проверять, на месте ли та, и так ударилась головой, что в ушах зазвенели лисьи колокола, тут уже было не до подслушивания.

Ху Вэй наконец поставил Тощую на ноги и повел глазами по сторонам, размышляя, что делать теперь. Гнев его несколько поутих, когда выяснилось, что Ху Сюань все-таки жива, но ему очень хотелось разнести в щепки пару-тройку павильонов или хотя бы сараев, чтобы выпустить пар, и оттаскать всех дядюшек Ху за хвосты поочередно. Он прекрасно понимал, что без них не обошлось: он помнил, как судили его самого, и все старые лисы тогда присутствовали. Но Ху Вэй все-таки сдержался.

«Сначала, – подумал он, – выясню, что с цзецзе, а уж потом вернусь и расчешу им шерсть вдоль и поперек!»

Ху Вэй похлопал обалдевшую от неожиданного счастья Тощую по голове и, превратившись в поток лисьей Ци, взмыл в небо.

Если с Ху Сюань что-то случилось, то в этом мире одним драконом и десятком высших лис станет меньше.

[464] Недопесок наводит лисий шорох

«Устройство свадеб» Недопесок прочитал от корки до корки, так что его нельзя было обвинить в небрежности.

Ему очень понравилось, как была описана свадебная процессия: молодые идут, а следом за ними – лисы с зажженными фонариками. Воображение у Недопеска было живое, и он легко мог представить не только красоту процессии, но и как перегрызутся небожители и лисьи демоны за право сопровождать Ху Фэйциня.

Поэтому Недопесок решил взять дело в свои лапы и, пользуясь своим правом как распорядителя лисьих свадеб и вообще доверенного лиса шисюна, собственнолапно выбрать для процессии сопровождающих. Собрать, так сказать, самые сливки с обоих миров. При мысли о сливках глаза Недопеска мечтательно сощурились, а язык прошелся по усам.

Еще в «Устройстве свадеб» было написано, что молодых принято посыпать трехцветным рисом и красными бобами – на удачу. Это было как-то не по-лисьи, и Недопесок всерьез размышлял: раз свадьба лисья, то не нужно ли обсыпать молодых мышами или куриными лапками вместо риса и бобов?

Если бы спросили мнения самого Недопеска, то он предпочел бы куриные лапки, но он смутно понимал, что к такой перемене в свадебном ритуале небожители окажутся морально не готовы, поэтому сделал себе пометку в книжечке, которую себе завел для записывания «умных лисьих мыслей», что нужно использовать рис.

Но уж свадебный-то банкет он устроит по всем лисьим правилам! Сяоху наперечет знал все любимые блюда шисюна (и прибавил к ним еще и свои любимые блюда, потому что собирался отведать всего понемногу, прежде чем приступят к трапезе: на яды проверить и все такое – первейшая обязанность лисьего отведывателя, коим Недопесок себя мнил).

Ху Фэйцинь сказал ему, что на «свадьбу» Неба и Земли нужно пригласить демонов всех Великих семей, чтобы никого не обидеть: «свадьба» ведь эта с подшерстком, должна предварить заключение мира между Небесами и миром демонов, – так что Недопесок осознавал возложенную на него ответственность, потому и потребовал у Ху Цзина, чтобы его признали лисопредставителем Великой семьи Ху.

Ху Цзин дал ему деревянную бирку с клеймом Великой семьи Ху. Недопесок оглядел ее, понюхал даже и прицепил к поясу, где уже болталась бирка садовника.

– Нужно набрать лис в свадебную процессию, – сказал Сяоху. – Лисья родня шисюна не в счет, нужно выбрать еще восемнадцать лис-фонарщиков, и восемнадцать лис-разбрасывателей риса, и еще восемнадцать лис-носильщиков, которые понесут паланкин шисюна, если он, конечно, не решит идти сам.

– Почему именно по восемнадцать? – не понял Ху Цзин, дядюшки Ху тоже не поняли, но решили дураками себя не выставлять и только важно кивали на каждое слово Недопеска.

– Общее количество хвостов молодых, – сказал Недопесок таким тоном, словно вещал праволисные истины.

Вообще-то ни в «Устройстве свадеб», ни в Лисьем Дао ни слова не было о том, что количество участников процессии не должно превышать общего количества хвостов молодых, но с легкой недопесьей лапы такой пункт в нем появился.

Ху Цзин в свадебных делах разбирался плохо, а дядюшки Ху почти все были старыми холостяками, так что спорить с Недопеском не стали: все-таки он распорядитель лисьих свадеб, ему лучше знать.

– Ладно, – вздохнул Ху Цзин, – я выберу…

Недопесок поднял палец и медленно им покачал прямо перед мордами Ху Цзина и дядюшек Ху. Они от такой наглости чуть ли рты не раскрыли!

– Я сам выберу, – сказал Недопесок, важничая, – шисюн сказал, чтобы я выбирал.

Разумеется, Ху Фэйцинь ничего подобного не говорил, но Недопесок сказал и сам поверил, что так оно и было.

Понимая, что с Недопеском спорить бесполезно, Ху Цзин сказал:

– С тебя тогда и спрос.

Недопесок тут же взялся за дело. Он разослал лис-слуг в разные концы Лисограда, созывая лисьих оборотней в поместье Ху. Ху Цзин сказал, чтобы и лапы всех этих лис в поместье не было, так что Недопесок расположился за воротами, важный, как лисий бонза или таможенник: вытащил из поместья столик, разложил на нем бамбуковый свиток, куда собирался записывать имена выбранных лис, и велел лису-слуге растирать для него тушь. В своей чиновника и сиреневом одеянии, с семью хвостами, распушенными сзади, как меховой веер, с биркой из настоящего нефрита на поясе, Недопесок выглядел очень представительно, лисы-слуги даже не посмели ему возразить и беспрекословно слушались.

Весть о том, что Лисий бог будет связан узами, тут же разлетелась по Лисограду, и лисы вереницей потянулись к поместью Ху: поучаствовать в «свадьбе» Хушэня каждый почел бы за честь! Но Недопесок подошел к делу основательно и придирчиво разглядывал каждого кандидата, при выборе руководствуясь какими-то собственными критериями: то хвосты пересчитает, то лисьими пальцами высоту холки измерит или расстояние между ушами, то в пасть заглянет и клыки проверит. А чтобы разглядеть высоких лисьих демонов, кто пришел в полулисьем обличье, а разглядывал он их еще придирчивее, чем лис обычных, Недопесок взбирался на лесенку, сколоченную им загодя собственнолапно.

Кое-кто из забракованных лис пытался дать Недопеску взятку – кусок мяса, скажем, или рыбу. Недопесок с самым серьезным видом взятку съел, а потом взял у услужливого лиса-слуги метелку и так отвозил подателя взятки, чтобы другим неповадно было, что остальные сразу поняли: с Недопеском шутки плохи, он теперь не какой-то там недопесок, подобранный Ху Вэем в мире смертных, а самый настоящий лисий демон с семью хвостами, и относиться к нему нужно с должным уважением.

Ху Цзин из любопытства тоже вышел поглядеть, как Недопесок рекрутирует лис, и с удивлением увидел, что Недопесок каким-то невероятным образом выбирает лучших представителей породы: сам Ху Цзин не выбрал бы лучше!

Имена выбранных лис Недопесок записывал в свиток. Ху Цзин глянул и ничего не смог разобрать, но Недопесок уверил его, что со списком полный порядок, и принялся читать Ху Цзину то, что успел нацарапать, и оказалось, что это действительно имена лис и все правильные, потому что лисы на них отзывались, когда он их зачитывал.

«Недопесок не так прост, как кажется», – подумал Ху Цзин, и в этом ему еще лишний раз предстояло убедиться впоследствии.

[465] Очень деятельный распорядитель лисьих свадеб

Выбирая лис для процессии, Недопесок умаялся, поэтому, прежде чем перейти к следующему важному шагу подготовки лисьей свадьбы, он устроил себе перерыв на обед. Он сунул лапу в рукав, пошарил там хорошенько и вытащил завязанные в платок медовые крендельки. Их ему вручила «на дорожку» цветочная фея, и Сяоху теперь с удовольствием их ел, болтая задними лапами – он взобрался на стол и свесил их – к зависти остальных лис.

– И что дальше? – спросил Ху Цзин.

– Дальше, – энергично работая челюстями, сказал Недопесок, – сговорюсь с фонарщиком, фонарей уйма нужна будет. И лисье вино еще выбрать надо. И одеяние для второго шисюна.

Вторым шисюном Недопесок в последнее время величал Ху Вэя, но, разумеется, только за глаза.

– Одеяние? – переспросил Ху Цзин. – Надо порыться в лисьих кладовых. Там может найтись что-нибудь подходящее.

Недопесок едва не подавился от такого святотатства:

– Ношеное! Торжественные одеяния должны быть новехонькие! Их специально ко дню торжества шьют!

– Вот морока, – проворчал Ху Цзин, пальцем затыкая то ухо, которым стоял к Недопеску.

Недопесок спрятал недоеденные крендельки обратно в рукав, повозил лапой по морде, чтобы избавить усы от налипших крошек, сосредоточенно поглядел на лапу и лизнул ее. Теперь можно было снова приниматься за работу, и Недопесок помчался в Лисоград, вертя всеми семью хвостами, чтобы не терять ни минуты.

Фонарную лавку он разыскал первой. Фонарщик оказался добрым малым и уже засадил подмастерьев за свадебные фонари. Его лавка была единственной в Лисограде. Сяоху и фонарщик поболтали немного, сговариваясь о цене. Недопесок не торговался: все равно платить не ему, а Ху Цзину, – и радостно попросил фонарщика отправить счет за фонари и украшения в поместье Ху.

После Недопесок заглянул в винную лавку. Лис-хозяин, уже прослышавший о лисьей свадьбе таких важных персон, успел налить в кувшины образцы свадебного вина и выставить на прилавок. Недопесок сунул морду в каждый кувшин, выбрал одно, показавшееся ему наиболее вкусным, и велел доставить вино в поместье Ху, снабдив кувшин ярлыком: «Свадебное вино». Сяоху знал, что лисы-слуги падки на винишко, не проследишь – выхлебают и хвостом не вильнут!

Потом Недопесок успел побывать в нескольких торговых лавках, разыскивая трехцветный рис, но ему вечно что-то не нравилось.

– Мелковат, – сказал Сяоху, запустив лапу в мешок с рисом.

– Это же рис, – удивленно сказал торговец.

– Это же «свадьба» Лисьего бога! – парировал Недопесок. – Рис не может быть с блоху размером!

– Он не с блоху размером, – обиделся торговец. – Ничего не мелкий, обыкновенный, везде такой, лучше не сыщешь.

– У меня крупнее, – перебил торговлю лис из другой лавки.

Недопесок метнулся туда. Рис был, действительно, крупнее, но…

– Затхловат, – сказал Недопесок, понюхав мешок.

– Какая разница? – возразил торговец. – Его же все равно разбрасывают.

Об этом аспекте лисьей свадьбы Сяоху как-то не подумал. Он поднял лапу, потрясенно глядя на торговца:

– На выброс? И не подбирают?

– Да кто его станет подбирать, – засмеялся торговец.

– Непорядок, – расстроился Недопесок, – нельзя едой разбрасываться.

И он сделал себе в книжечке пометку: нанять еще восемнадцать лис, чтобы шли за процессией и собирали разбросанные рисовые зернышки, а уж он, Недопесок, найдет им применение.

– Затхловат, – повторил Сяоху и пошел в другую лавку, куда его уже довольно долго манил плешивый лис-торговец.

– Мышами погрызен, – вынес Недопесок тут же вердикт, едва заглянув в мешок.

Ему не нужно было видеть попорченные зерна, которые пройдоха-торговец припрятал под отборными, Недопесок чуял мышиные катышки в мешке.

В конце концов, рис был куплен в какой-то маленькой лавчонке и оказался действительно неплох: крупный, хорошо пахнувший и без мышиных катышков. Недопесок не знал, сколько риса нужно для свадьбы, потому скупил все, что нашлось в лавке, и счет отправил опять-таки в поместье Ху.

Самое важное Недопесок оставил напоследок. В суконную лавку он наведался, промочив горло в чайной и доев сладкие крендельки.

Владел лавкой важный толстый лис, который так гордился своей длинной шерстью, что никогда не носил одежды. Он не только торговал тканью, он же был и портным, довольно известным в Лисограде.

Лис-портной вывалил на прилавок отрезы красной ткани, из которых шили свадебные одеяния. К тому времени, как Ху Цзин добрался до суконной лавки, ворча, что выдерет Недопеску все хвосты за непредвиденные расходы (лисы-посыльные начали доставлять в поместье Ху счета), лис-портной и Недопесок уже долго до хрипоты лаяли друг на друга, и шерсть на их загривках дыбилась.

– Что происходит? – недовольно спросил Ху Цзин.

– Ткань для торжественного одеяния такого рода должна быть красная! – одновременно пролаяли оба, и каждый указывал на свой отрез ткани.

Ху Цзин поглядел-поглядел, даже очки надел, но так и не понял, чем оба отреза друг от друга отличаются.

– Они же совершенно одинаковые, – сказал Ху Цзин.

И лис-портной, и Недопесок повернули морды и начали тявкать уже на него:

– Не одинаковые! Какие же они одинаковые, когда разные?

– Да тьфу! – рассердился Ху Цзин.

Недопесок тявкал громче, поэтому победа осталась за ним: на свадебное одеяние пойдет выбранный им отрез ткани.

Недопесок вытер морду платочком и сказал:

– А теперь обсудим вышивку.

Торжественные одеяния полагалось расшивать золотом, и на этом оба они, и Недопесок, и лис-портной, сошлись, но оказалось, что мнения по поводу вышивки у них расходятся.

– Утки-мандаринки или феникс с жар-птицей, – со знанием дела сказал лис-портной, который был еще и вышивальщиком.

– Лисы, – сказал Недопесок.

Они поглядели друг на друга, и обстановка в лавке опять накалилась. Ху Цзин предусмотрительно заткнул уши пальцами.

– Утки!

– Лисы!

– Птицы!

– Лисы!

Видно было, что лис-портной собирается стоять на своем.

Недопесок наморщил морду и выдал залпом, стрекоча, как сорока:

– Лисы-лисы-лисы-лисы-лисы!

– Утки-утки-утки-утки-утки! – прокудахтал лис-портной.

Через минуту оба умаялись и сорвали голос, но сдаваться никто и не думал. Некоторое время они тыкали друг в друга лапами, показывая намалеванные на деревяшках слова: «утки» и «лисы». Потом Недопеску это надоело.

Он швырнул деревяшку об пол и деловито стал закатывать рукава, потом раздумал, снял с себя сиреневое одеяние и шапку, аккуратненько сложил его в сторонке, поплевал на лапы, и через полминуты оба лиса, рыжий и черно-бурый, уже катались по полу, вцепившись друг в друга и ругаясь самыми последними словами. Шерсть летела клочками, шум стоял такой, что к лавке сбежались зеваки.

Толстый лис был старый и сильный, но Недопесок успел поднатореть в драке за свою недолгую лисью жизнь: на Хулишань лисы постоянно друг с другом дрались, – да к тому же у него было семь хвостов, а у лиса-портного только три, так что из этой драки Недопесок вышел победителем и даже без особых потерь. Он как раз начал линять, а подшерсток легко вырывается без вреда для лисьей шубки, какой бы свирепой ни была драка.

Недопесок пригладил шерсть, оделся, нахлобучил на голову шапку чиновника и сказал:

– Лисы!

Торговцы других лавок, куда он еще потом заходил, уже не рисковали с ним спорить: слухи в Лисограде распространялись с блошиной скоростью, а лисы-торговцы были не так хороши в драке, как распорядители свадеб.

«Лисьих», – уточнил бы Недопесок.

[466] Недопесок обходит Великие семьи

После плотного обеда из жареной курицы, отварной тыквы и пригоршни семечек Сяоху погрел пузо на солнышке согласно лисьему правилу: «После перекуса погрей на солнце пузо».

Лисы считали, что это помогает переваривать еду и нагуливать жирок. Недопесок всегда ел как не в себя, но не толстел и оставался сухопарым, объемы ему придавала ухоженная пушистая шерсть. Однако погреть пузо на солнышке – это святолисье дело! Недопесок даже одеяние развязал.

Но во время прогрева пуза Недопесок не бездельничал. Он размышлял, и в последнее время это у него получалось все лучше. Когда Ху Цзин подошел к нему, чтобы турнуть, Недопесок залпом выдал ему свои тревоги, и они были столь обстоятельны, что Ху Цзин даже не сразу нашелся с ответом.

Во-первых, согласно Свадебному Дао, родственники жениха должны принести свадебные дары, а родственники невесты – дать за ней приданое. Но когда мы женим не две жизни, а два мира, то чья сторона должна приносить дары, а чья – приданое?

Во-вторых, живых родственников у Ху Фэйциня не осталось, но поскольку он Лисий бог, то семья Ху и вообще все лисы могут считаться его родней, а если так, то что же это получается, они сами себе должны дары приносить?

Эту дилемму Недопесок самостоятельно разрешить не мог, поэтому вопросительно и с надеждой глядел на Ху Цзина.

– Кхем, – прокашлился Ху Цзин, – пусть вообще никто никому ничего не дарит.

– Так не полагается, – возразил Недопесок.

– Еще как полагается, – в свою очередь возразил Ху Цзин. – Это же свадьба Неба и Земли, а не обычная лисья свадьба, так что формальности можно не соблюдать. А еще лучше – пусть другие Великие семьи подарки дарят. Это их святая обязанность как гостей. И вообще, они еще Владыку демонов не одарили по случаю его… овладычивания.

– О, – просиял Недопесок, которому понравилась и идея, и новое словечко. Он потер лапы и тут же стал собираться в дорогу.

– Обратно на Небеса? – спросил Ху Цзин.

– По Великим семьям, – сказал Сяоху, запихивая лесенку в духовную сферу. – Шисюн велел их пригласить. Заодно и скажу, чтобы не забыли о подарках.

Недопесок залез в сферу сам и покатился, вертя хвостами, за ворота поместья. Ху Цзин подумал, что наконец-то в поместье Ху воцарится тишина и покой… Наивный, ему еще предстояло пережить возвращение Ху Вэя.

А Сяоху покатил прямо в поместье Мо. Начать он решил с клана рогатых демонов, поскольку с Мо Гуном состоял в приятельских отношениях, а Мо Э ему благоволил, так как Недопесок принимал непосредственное участие в спасении наследника Великой семьи Мо.

Когда Недопесок выбирался к ним в гости, он всегда ел от пуза. Но сейчас, конечно же, не время для еды! Время выполнять поручение шисюна. А если подумать – и язык Недопеска при мысли об этом чуть высунулся из пасти и покрутился у носа, – то небольшой перекус лишним не будет. В поместье Мо отличный повар, а как он готовит утиные лапки в кисло-сладком соусе – усы оближешь! Да, небольшой перекус лишним не будет, одно другому не мешает: можно есть и выполнять поручение шисюна одновременно: Недопесок умел говорить и с набитым ртом.

В поместье Мо его встретили, как всегда, радушно и тут же предложили угоститься упомянутыми утиными лапками. Сяоху отказываться не стал, взял миску и, поглощая одну лапку за другой и не забывая обмакивать каждую в соус, сообщил, зачем явился к рогатым демонам.

– Небесная «свадьба»? – переспросил Мо Э, слегка хмурясь.

– Небеснолисья, – уточнил Недопесок. – Поэтому я должен отобрать по восемнадцать демонов каждой Великой семьи.

– Почему по восемнадцать? – разумеется, удивился Мо Э, и Недопесок ему обстоятельно объяснил, что по общему количеству хвостов.

– Включая главу клана и наследника? – уточнил Мо Э. – Или сверх того?

Сяоху хорошенько подумал, даже что-то посчитал на пальцах той лапы, что не была занята утиными лапками, и сказал:

– Включая.

После этого Мо Э созвал рогатых демонов, которых считал достойными представлять клан Мо на небеснолисьей свадьбе, а Недопесок выбрал из них шестнадцать на свое усмотрение. На этот раз во всех шестнадцати случаях пришлось пользоваться лесенкой: демоны Мо были высокие и статные, в три-четыре лисьих роста (это если встать на задние лапы, разумеется). Особенно Недопеска интересовали рога, их замеры он делал особенно тщательно.

– И про подарки не забудьте, – напомнил Сяоху перед уходом. – На свадьбах полагается дарить подарки.

Далее Недопесок отправился в клан Яо, и тут все было наоборот: лестницей пользоваться не пришлось, поскольку в повседневной жизни демоны Яо бегали в зверином обличье: нечто среднее между волком, псом и чуточку шакалом. Сяоху выбирал свадебных представителей исходя из длины и пушистости их хвостов. И напоследок напомнить о подарках он, конечно же, не забыл.

На очереди был клан чародеев У. У Чжунхэ встретил лисьего посланца приветливо. Ему вообще был интересен этот маленький лисий дух: не демон, но и не небожитель и уж точно не обычный лис-оборотень. У Чжунхэ нередко бывал в мире смертных: демоны У выглядели совсем как люди, если скрыть необычную, ромбовидную форму зрачков, – но никогда не встречал там подобных существ. О том, что это техника Блуждающей души в чистом виде, У Чжунхэ не знал. Демоны были плохо осведомлены о небесных техниках.

Недопесок долго разглядывал представленных ему У Чжунхэ чародеев. Он не мог решить, по какому принципу их выбирать. У них ведь не было ни хвостов, ни ушей. Но вот их палки – волшебные чародейские посохи – выглядели многообещающе. Сяоху спросил, для чего они все ходят с палками, и У Чжунхэ, засмеявшись, ответил, что это не палки, а посохи и жезлы, которые являются непременным атрибутом любого чародея, и что они, как и одежда, манифестируют колдовскую силу.

Недопесок поскреб лапой за ухом и решил, что выберет самых расфуфыренных чародеев с самыми необычными палками. Он не знал, что это за слова такие – «манифестируют» и «атрибуты». «Атрибуты» было похоже на «огребут», и Недопесок решил: если кто полезет к чародею, то огребет этой самой палкой, потому и «атрибуты». У Ху Цзина тоже была палка для этих целей.

И про подарки Сяоху, конечно же, тоже напомнил.

Дальше Недопесок побывал в клане Хуань.

Хуань Инфэя он разглядывал долго и с пристрастием. Старый призрак выглядел очень представительно – для призрака: рваная хламида, ржавые кандалы на запястьях и гремучие цепи… Для призрака, но не для придирчивого Недопеска.

Он облизнул усы и сказал:

– Шисюн велел мне пригласить все шесть Великих семей. Но небожители поставили условия, и их нужно выполнять, если вы хотите присутствовать на свадьбе.

Разумеется, небожители никаких условий не выдвигали, но Недопесок так сказал и сам поверил.

– Какие условия? – насторожился Хуань Инфэй.

– Во-первых, надеть лучшее платье. Во-вторых, никаких цепей и кандалов.

– Но ведь призраку полагается греметь цепями, – возмутился Хуань Инфэй.

– Колокольчики, – предложил компромисс Недопесок, – вместо цепей можно прицепить колокольчики. Они звенят празднично, как раз для свадьбы.

Хуань Инфэй поворчал, но велел Недопеску подождать, пока он переоденется в лучшее платье и нацепит колокольчики, чтобы показаться ему. Вышел он в такой рваной хламиде, что Сяоху разинул пасть от удивления.

– Это что за рвань? – пораженно тявкнул Недопесок.

Хуань Инфэю комплимент понравился, он приосанился и сказал:

– Мое лучшее платье.

Недопесок пощелкал зубами, похлопал себя лапой по лбу и быстро сказал:

– Как же я это перепутал! Худшее платье. Обрядиться нужно в худшее платье.

– Это почему? – недовольно спросил Хуань Инфэй.

– Выпендриваются, – сказал Сяоху с притворным вздохом.

Хуань Инфэй, ворча, пошел переодеваться снова и вышел на этот раз в платье с иголочки.

Недопесок скрыл торжество и закивал:

– Хуже некуда, годится.

И про подарки, разумеется, он тоже сказал.

И вот Недопесок направился в клан Гуй – поднимающих мертвых. Он оставил их напоследок, поскольку Гуй Ин была пренеприятной личностью и столь же пренеприятно пахла, да чего там – от нее за лисий чжан мертвечиной разило!

Неверно полагать, что всем лисам нравится запах тухлятины и они не могут устоять, чтобы в ней не вываляться. Конечно, лисы мира смертных этим часто грешили, но Недопесок был не из таких.

Еще в смертном воплощении ему нравилось нюхать цветочки и благовония, а вываляться он предпочитал в росной травке или выжаренном солнцем песочке.

Теперь, когда он был лисьим духом и занимал должность в Небесном дворце, Сяоху натирал подмышки цветами и никогда не забывал мыться и вычесываться. Как говорится, «от лисьего духа не должно быть лисьего духа»!

Недопесок наморщил нос, прогнусавил приглашение на свадьбу Небесного императора и Владыки демонов и сказал, что приглашаются только главы Великих семей и их наследники: восемнадцать трупов на свадьбе – это, как хвостом ни крути, перебор! Вряд ли небожители обрадуются таким гостенькам.

– И чтобы обвязались пучками полыни, – добавил Недопесок, которого в этот день ослисеняли сплошь гениальные идеи.

– Зачем? – прожужжала Гуй Ин.

– Шисюну нравится полынь, – сказал Недопесок важно и подмигнул старой демонице. – Если хочется прилиситься к Лисьему богу, это лучший способ. Лисьим богам нужно угождать.

Гуй Ин просияла и потрепала Недопеска костлявыми пальцами за брыли. Недопесок поспешил улиснуть, напомнив, конечно же, о подарках.

Что ж, поручение Ху Фэйциня было исполнено. Недопесок потер лапы и достал духовную сферу. Теперь можно было вернуться на Небеса и заняться небожителями. Забот полные лапы! Хорошо, что у него их четыре.

[467] Что подарить на небеснолисье торжество?

– Лисами пахнет, – заметил Мо Гун, вернувшись с патрулирования границ.

Теперь, после завершения небесной войны, эти обязанности стали простой формальностью и были упразднены, но многие демоны продолжали это делать по привычке.

– Тот маленький лисий демон приходил, – сказал Мо Э, – пригласил нас на свадьбу Лисьего бога.

– А приглашение где? – спросил Мо Гун, поглядев по сторонам.

Мо Э неопределенно покачал головой. Недопесок приглашений не раздавал и даже не назвал дату свадьбы. Вероятно, решил Мо Э, вскорости стоит ждать Недопеска в гости снова.

– К свадьбе нужно подготовить подарки, – сказал Мо Гун. – У небожителей наверняка тоже так полагается.

– Полагается, – покивал Мо Э и довольно добавил: – Хорошо, что я погодил разбирать свадебные дары. Даже ленты на них менять не придется. Наши дары будут самыми щедрыми, остальные Великие семьи от зависти полопаются!

Подарки были один лучше другого, и Мо Э всегда было жаль, что не перед кем похвастаться такой роскошью. А вот теперь случай представился.

– Нужно только к надписям добавить: «И Владыке демонов», – уточнил Мо Э. – Я ведь на каждом подписал: «Лисьему богу». Как думаешь, Гун-эр, не обязательно же менять «Лисьего бога» на «Небесного императора»? Это ведь лишь еще одна его ипостась.

Мо Гун хорошенько подумал и сказал:

– «Лисьему богу» звучит лучше.

Мо Э тоже так думал. Он одобрительно кивнул и велел Мо Гуну принести кисть для письма и золотую краску. Свадебные дары подписывать полагалось золотом.

Яо Хань после визита Недопеска тоже озаботился свадебными дарами. Забегая вперед, скажем: как и все остальные главы Великих семей.

Клан оборотней не бедствовал, но жизнь их роскошной назвать нельзя было. У них вообще не было понятия о роскоши: логово и еда – вот что в жизни для счастья надо! Яо Хань хоть и жил в большом доме, но по меркам других демонов и уж тем более небожителей жилище его было непритязательное. Он оглядел свой дом, размышляя, что из наполнявших его немногочисленных вещей сгодится в качестве подарка по случаю свадьбы Лисьего бога.

– Сяо Я, – позвал он сына, – как считаешь, не будет оскорблением для Лисьего бога, если надарить ему звериных шкур?

Вот чего-чего, а звериных шкур у каждого демона Яо было превеликое множество! Оборотни любили охотиться: мясо и кости съедали, а шкуры выделывали и сохраняли в качестве трофеев. А поскольку демоны Яо были всеядны, то разнообразие шкур в их коллекциях превосходило самые смелые фантазии. Некоторые сохраняли еще головы, полностью или только черепа, и развешивали их по стенам своих логовищ.

Яо Хань оставлял только шкуры, но несколько черепов в его доме все же имелось: кое-что досталось по наследству от прапрабабушки Яо, очень сварливой старухи, которая головы с одного раза откусывала, настолько мощными были у нее челюсти.

– Я помню, – продолжал Яо Хань, – во время небесной войны на Хушэне был плащ с лисьим воротником.

– Если он таскает шкуры лисы, когда сам лис, – заметил рассудительно Яо Я, – то и шкуры других зверей его не заденут. Шкуры испокон веков считались лучшим подарком для любого демона. И, хоть говорить об этом не хочется, небожители частенько с собой шкуры демонов утаскивали после небесной охоты тысячи молний.

– Хм, про это я и забыл, – поморщился Яо Хань. – Но я слышал, что Хушэнь запретил охотиться на демонов.

Он поразмыслил немного и решил, что свадебными дарами от клана Яо будут все-таки шкуры, самые лучшие, какие только найдутся у оборотней, а от себя лично он прибавит еще и череп великолепного демонического оленя с раскидистыми рогами, его лучший трофей: Яо Хань охотился за ним не одно десятилетие.

У Чжунхэ над дарами долго не думал. Ху Фэйциня и Ху Вэя он знал очень плохо, поскольку видел их всего несколько раз, но впечатление о них составить успел. Выглядел Хушэнь прилично, интеллигентно и наверняка был любознателен, как и все лисы. Ху Вэй был вспыльчив, яростен и нахрапист, как и все лисьи демоны. Угодить таким было непросто, но У Чжунхэ полагал, что отыскал универсальный подарок на любой случай жизни: книги. Он бывал в мире смертных и знал, что книги там ценились на вес золота, не каждый мог себе позволить такое сокровище. Поэтому У Чжунхэ отобрал несколько книг из своей библиотеки и велел сделать для них чехлы из золота и редких каменьев.

Книги он подобрал такие, чтобы непременно пригодились в хозяйстве: для Ху Вэя – по военным стратегиям и боевым техникам, для Ху Фэйциня – о духовных практиках и устройстве миров. Поскольку все книги были составлены предками клана У, то в Небесной библиотеке таких уж точно не было, а значит, эти свадебные дары непременно Хушэня порадуют и запомнятся дольше, чем какие-то банальные штуковины, которые непременно надарят главы других Великих семей.

Хуань Инфэй к выбору свадебных даров приступил еще не скоро: он долго стенал и жаловался сыну на несправедливые условия, которые им придется соблюсти, если они хотят побывать на небеснолисьей свадьбе.

– Одеться в худшее свое платье, – скорбно сказал Хаунь Инфэй, – и никаких кандалов и цепей!

Сын Хуань Инфэя, Хуань Хань, был прогрессивным молодым призрачным демоном. Он предпочитал ходить, а не парить в воздухе, как остальные привидения, и водил дружбу с демонами У, поэтому у него были собственные представления о демонической моде. Вообще-то он прекрасно понимал, почему небожители выдвинули такие условия.

– Тогда оденемся в худшие платья, – сказал Хуань Хань.

Хуань Инфэй кисло оглядел сына:

– Ты и так в обновках ходишь. Подумать только, всего две заплаты, да и те на локтях! И почему у тебя цепь обмотана вокруг руки? Она же не будет греметь, если носить ее так.

Хуань Хань промолчал, смутно понимая, что отцу не стоит знать, что он не только обмотал цепь вокруг руки, но еще и смазал скрипучие звенья маслом, чтобы они не скрежетали, и покрыл их бронзовым напылением и лаком, чтобы скрыть ржавчину.

И о том, что в клане У его считают очень привлекательным молодым призраком и просватали за него не меньше дюжины молодых же и красивых чародеек, а он все их предложения принял и собрал целый гарем, поскольку в обеих Великих семьях многоженство не только не было запрещено, но и приветствовалось, отцу тоже лучше не знать.

– Я еще не решил, что будем дарить на Лисью свадьбу, – сказал между тем Хуань Инфэй. – Как считаешь, Хань-Хань, что лучше: цепи или кандалы? Я склоняюсь к цепям, вещь в хозяйстве нужная. Кандалы, впрочем, тоже лишними не будут. Если захочется кого-то связать или на цепь посадить, ни без того, ни без другого уж точно не обойтись. Я слышал, лисьих демонов частенько на цепь сажают, если ополоумели.

– А не слишком ли вызывающий подарок? – усомнился Хуань Хань. – А если сочтут за какой-нибудь намек? Я слышал, Владыка демонов тоже как-то на цепи сидел. А он на расправу скор. Видел, как сверкают его глаза, когда он сердится?

– Хм, да, – согласился Хуань Инфэй, – злить его лишний раз точно не стоит. Но что ж тогда дарить?

– Я тут подумал, отец, – дипломатично сказал Хуань Хань, – раз небожители потребовали, чтобы мы пришли в худших платьях, так давай и свадебные дары тоже выберем худшие? Если мы сделаем в точности, как они сказали, они останутся нами довольны.

– Худшие дары? – переспросил Хуань Инфэй.

– Да. Я слышал, в Небесном дворце принято украшать залы ширмами и занавесями. Давай выберем худшие отрезы ткани, которые для этого годятся, и подарим? Я видел, у нас в кладовой завалялся просто отвратительный рулон золотой ткани, даже моль зубы обломала – такой крепкий.

– Хм… да… – сказал Хуань Инфэй, – уж точно худший подарок! Ни одной дырки?

– Ни одной, – подтвердил Хуань Хань. – Такой подарок другим не переплюнуть.

Хуань Инфэй призадумался, а потом просиял:

– А перевяжем его цепями!

Все-таки от традиций призраков отказаться ему было нелегко.

В клане Гуй о свадебных дарах много не рассуждали. Гуй Ин была старая и опытная демоница, за свою жизнь она побывала на многих свадьбах, хотя зачастую являлась туда без приглашения.

Была у нее маленькая слабость – прийти на свадьбу и проклясть молодых по всем правилам клана Гуй, когда другие дают благословения: и самой приятно, и другим настроение испортила – не жизнь, а сказка! Но она понимала, что на свадьбе Лисьего бога и Владыки демонов такой номер не пройдет.

Ху Фэйциня она не то чтобы побаивалась, скорее относилась к нему с пиететом, особенно когда узнала, что Лисий бог даже Тьму может обуздать и поставить себе на службу. Никто из демонов такого не умел. А вот Владыку демонов она откровенно боялась: по силе с ним не мог сравниться никто даже из самых древних демонов. Гуй Ин, конечно, якшалась с трупами, поскольку принадлежала к клану поднимающих мертвецов, но становиться одной из них ей нисколько не хотелось. Нет, с Владыкой демонов шутки плохи!

Хотя можно было, конечно, проклясть избирательно, пожелать лисьим демонам процветания, как и полагается, а остальным небожителям показать дулю и сказать: «Чтоб вам пусто было!»

Но, поразмыслив, и от этой затеи Гуй Ин отказалась.

– Лучше всего, – говорила она своим наследникам-близнецам, – подарить то, что надолго запомнится, или то, что никто другой подарить не додумается или не осмелится.

Близнецы переглянулись и в один голос спросили:

– Живой труп?

Гуй Ин пожужжала себе под нос и сказала:

– Нет. Живой труп, пожалуй, не подойдет. Говорят, у Лисьего бога очень тонкое обоняние. Еще расчихается. А вот выжаренный солнцем и выбеленный временем живой скелет сгодится. Если будет скучно, так он своими кривляньями развлечет, а если голод настанет, так будет запас костей на черный день. Лисьи демоны, думается мне, кости жалуют. Живых скелетов у нас пруд пруди, выберем самого шустрого. И чтобы непременно на эрху играть умел: какая же свадьба без музыки?

С такими подарками смело можно было утверждать, что небеснолисья свадьба небожителям запомнится надолго!

[468] «У каждого своя лисья правда»

Ху Вэй возвращался на Небеса стремительно: чем скорее он выяснит, что на самом деле случилось с Ху Сюань, тем лучше.

Мысли пробегали искрами, но картина в голове не складывалась. Он явно что-то упускал. И еще это упоминание о каких-то удушенных лисятах. Ху Вэй хорошо знал только Лисье Дао, а Лисьезнахарское – в общих чертах. Полностью оно было доступно собственно лисьим знахарям и Ху Цзину – как главе Великой семьи.

Разумеется, когда Ху Вэй сменил бы отца на этом поприще, узнал бы и он, но в данный момент, несмотря на повышение в ранге, он все еще оставался лишь наследником Великой семьи Ху. У него были лишь общие представления о запретах для лисьих знахарей: не покидать мира демонов, не участвовать в лисьих ритуалах, посвятить свою жизнь знахарству и так далее.

Когда аура Ху Сюань исчезла из той палитры запахов, что хранило лисье обоняние Ху Вэя, он растерялся и испугался. В поместье Ху не осталось ничего, что носило бы на себе запах старшей сестры, словно его и вовсе не существовало. До этого момента Ху Вэй полагал, что мастер распознавать остаточную ауру существ, он и Ху Фэйциня нередко находил именно по ней, когда они разлучались в мире смертных. Но сейчас он и этого не смог почувствовать. А еще сквернее, что и на Небесах Ху Сюань не пахло, хоть Ху Вэй беспрестанно принюхивался.

Небожители от него шарахались. Вид у него был такой свирепый, что они уверились: Владыка демонов снова явился за чьими-то головами! Ху Вэй их даже не замечал.

На какой-то момент ему показалось, что и запах Ху Фэйциня пропал с Небес, и его так окатило холодом изнутри, что каждая шерстинка встала дыбом. Ху Вэй остановился, с искаженным лицом принялся ожесточенно нюхать воздух, но скоро черты его лица смягчились: запах Ху Фэйциня все еще наполнял воздух, просто к нему примешивалось что-то еще, одновременно знакомое и нет, поэтому Ху Вэй не сразу понял, что он принадлежит Ху Фэйциню.

«Нужно нос прочистить солью», – мрачно подумал Ху Вэй, решивший, что его нюх притупился из-за Ауры миров.

Аура Ху Фэйциня, как известно, несколько изменилась, когда он съел ягоду пробуждения: связь его с Тьмой стала прочнее и органичнее, сила Великого влилась в его собственную, – но Ху Фэйцинь остался Ху Фэйцинем.

Приближение Ху Вэя – стремительное, яростное, в клочья рвущее пространство – Ху Фэйцинь почувствовал сразу, едва тот пересек границу Небес.

– Ху Вэй возвращается, – сказал Ху Фэйцинь.

Ху Сюань беспокойно поглядела на него. Младшего брата она тоже почувствовала, особенно раскатившуюся в пространстве волну лисьего гнева.

– Сюань-цзе, встань за мной пока. Похоже, у Ху Вэя приступ лисьего бешенства. Я такой ярости со времен заговора не помню.

Ху Сюань кивнула и отступила за спину Ху Фэйциня. Пока они точно не знали, что именно вызвало гнев у Ху Вэя. Может, своеволие Ху Сюань, а не то, как с ней поступили из-за этого. Ху Цзин мог перелисить историю в свою пользу. С его лисьей колокольни Ху Сюань была преступницей, лисьим еретиком. А если выщипать из всего этого подшерсток, то получится совсем другая история. – Если что, – ободрил ее Ху Фэйцинь, – я воспользуюсь секретной техникой отрезвления ополоумевших лисьих демонов.

«Его гнев направлен не на тебя, – подал голос Бай Э. – Да я и не позволил бы ему причинить тебе вред».

– Сам знаю, что Ху Вэй мне ничего не сделает, не вмешивайся, – резковато отозвался Ху Фэйцинь.

– Что-что? – пораженно переспросила Ху Сюань.

Ху Фэйцинь смутился:

– Я не тебе, Сюань-цзе. Это я Тьме.

Глаза Ху Сюань широко раскрылись. О союзе Тьмы и Ху Фэйциня она знала только со слов Лао Луна, да еще Вечный судия обмолвился об этом, когда искал Лисьего бога в мире демонов. Но расспрашивать или проводить диагностику времени не было: двери тронного зала распахнулись, в них влетел Ху Вэй. Ли Цзэ и не пытался его остановить, только придержал двери, чтобы те не разлетелись в щепки, отмахнувшись на стену.

Не прошло и секунды, как Ху Вэй уже стоял перед Ху Фэйцинем и, не таясь, обнюхивал его, дергая головой из стороны в сторону.

– Ты что? – невольно напрягся Ху Фэйцинь и ладонью отпихнул Ху Вэя от себя.

Казалось, это обнюхивание Ху Вэя успокоило.

– Фэйцинь, – со странным выражением сказал Ху Вэй, как будто до этого сомневался, что перед ним Ху Фэйцинь, а теперь убедился.

– Да? – осторожно спросил Ху Фэйцинь, немало удивленный, что Ху Вэй не реагирует на Ху Сюань.

– Фэйцинь, – повторил Ху Вэй, и на его лицо опять наползло зверское выражение, – ты знаешь, что они сделали с цзецзе?

Ху Фэйцинь знал и в подробностях, но не знал, что сам Ху Вэй обо всем этом знает, поэтому еще осторожнее уточнил:

– Что?

– Я должен ее найти, – угрюмо сказал Ху Вэй. – Отец сказал, что она умерла. Тощая сказала, что ящер унес ее к тебе. Я ему голову откушу, если с цзецзе что-то случится! Ты должен разыскать ее для меня.

Речь его была отрывиста и сбивчива. Бровь Ху Фэйциня ползла все выше.

– Ху Вэй? – позвал он.

Ху Вэй не расслышал, продолжая бормотать свое. На оклики он не реагировал. Тогда Ху Фэйцинь решил, что пора переходить к решительным действиям: хорошенько припечатал Ху Вэя ребром ладони по голове, а потом взял за плечи и развернул лицом к Ху Сюань. Ху Вэй уставился на Ху Сюань, явно не узнавая ее.

Поскольку Ху Сюань лишилась запаха демона, а одета была по драконьей моде, то Ху Вэй поначалу ее попросту не узнал. С лисами иногда такое случается. Потом на лице его появилось неподдельное изумление.

– Цзецзе?

– А-Вэй, – сказала Ху Сюань, и по голосу уже Ху Вэй ее узнал.

– Цзецзе! – воскликнул Ху Вэй, хватая ее за плечи и принимаясь ее ощупывать и обнюхивать. – Это ты, цзецзе? Что с тобой случилось? Я не чувствую твою лисью ауру. Это ящер с тобой сделал? Если он что-то с тобой сделал…

– А-Вэй, – мягко, но решительно остановила его Ху Сюань, – Лунван ни в чем не виноват.

Ху Вэй сощурился.

Ху Фэйцинь счел нужным вмешаться:

– Ху Вэй, Сюань-цзе теперь небесный лис, поэтому ты не смог распознать ее ауру. Когда принюхаешься…

– У нее вообще нет ауры, – категорично сказал Ху Вэй. – Фэйцинь, ты меня за дурака держишь? А ну рассказывайте, что произошло.

Ху Фэйцинь и Ху Сюань переглянулись.

– Разве отец тебе не сказал? – осторожно спросила Ху Сюань.

– Это его лисья правда, – угрюмо ответил Ху Вэй. – Я ему не верю. Он сказал, что ты лисопреступница. Он сказал, что ты мертва. Как я могу ему верить? Мне нужна твоя лисья правда.

Ху Сюань покусала нижнюю губу, размышляя, что рассказывать, а что скрыть. Ху Фэйцинь о ее сомнениях догадался.

– Сюань-цзе. – Ху Фэйцинь аккуратно взял ее за локоть. – Лучше расскажи как есть, ничего не скрывая. Ху Вэй все равно доищется до правды, но чья это будет правда? Он правильно сказал: у каждого своя лисья правда. А ты, возьми себя в лапы, не то у тебя лисий припадок начнется.

– Какой еще лисий припадок! Не бывает у лис никаких припадков, – сердито отозвался Ху Вэй, уже забыв, что сам это выдумал, чтобы в очередной раз облисить Ху Фэйциня. Но Ху Фэйцинь-то не забыл!

Ху Сюань глубоко вздохнула:

– Ну хорошо. Вот как было.

Ху Вэй приготовился слушать.

К концу рассказа Ху Сюань глаза Ху Вэя вытаращились, как у лягушки, впервые увидевшей мир вне колодца. Ху Сюань ничего не стала утаивать, рассказала и о свадьбе с Лао Луном, и о подшерстке Лисьезнахарского Дао…

– То есть они… они… – прорычал Ху Вэй, глаза его налились кровью, – они… все это время…

– А-Вэй, – обеспокоенно сжала его плечо Ху Сюань.

Ху Вэй выпустил воздух через ноздри и обрушил гневный взгляд на Ху Фэйциня:

– А ты обо всем этом знал?!

– Откуда?! – возмутился Ху Фэйцинь. – Лао Лун мне сказал. Кто из нас прожил тысячи лет в лисьем мире? Разве не ты? И если даже ты за тысячи лет ничего не узнал, как мог узнать я за то недолгое время, что пробыл в поместье Ху?

Ху Вэй неохотно признал, что Ху Фэйцинь прав, но зубами скрежетал еще долго.

– Я с этим разберусь, – сказал он после, и в его голосе просквозило леденящее душу спокойствие, какое всегда наступает перед решительными действиями.

– А-Вэй… – забеспокоилась Ху Сюань.

– Я Владыка демонов! – рявкнул Ху Вэй, опять меняясь в лице. – Если они посмеют хоть тявкнуть против меня, я их в клочки разорву! Я им… головы оторву!

– О да, это ты делать умеешь, – кивнул Ху Фэйцинь. – Но пока ты еще здесь и подходящих голов не нашлось, давайте обсудим кое-что.

– Что?

– Свадьбу Неба и Земли, – кивнул Ху Фэйцинь.

И эта тема действительно стоила обсуждения.

[469] Трое лисов и один лисьекусь

– Свадьбу Неба и Земли? – протянул Ху Вэй. – Что тут обсуждать? Недопесок все устроит. Уверен, он уже, выпялив язык, носится по миру демонов, созывая гостей.

– В способностях Сяоху я нисколько не сомневаюсь, – возразил Ху Фэйцинь и добавил, обращаясь к Ху Сюань: – Сяоху вызвался устроить небеснолисью «свадьбу».

– Маленький проныра, – невольно улыбнулась Ху Сюань.

– Я хочу, чтобы Сюань-цзе тоже присутствовала.

– И я, – кивнул Ху Вэй. – Так и что?

– А то, что никто из лисьих демонов не должен узнать, что к Сюань-цзе вернулась память. Ты сможешь держать язык за зубами?

Ху Вэй нахмурился:

– Я душу из них вытрясу! И ты, цзецзе, сможешь вернуться домой. Они не посмеют…

– А-Вэй, – прервала его Ху Сюань, – я не хочу возвращаться. Я наконец-то стала свободной. Изменится Лисье Дао или нет, я не вернусь.

Ху Вэй тихонько зарычал.

– Круг золотой рыбки должен был навсегда стереть мою память, – продолжала Ху Сюань. – Именно поэтому отец позволил Лунвану забрать меня. Если отец узнает…

– И что он сделает? – угрюмо спросил Ху Вэй. – До Небес он свою палку не докинет.

– Ху Вэй, – строго сказал Ху Фэйцинь, видя, что Ху Вэй упрямится, – никто ведь не запрещает тебе взлисить их за… то, что они совершали, оправдываясь Лисьим Дао. Твой гнев понятен.

– Да что тебе понятно?! Я сам ничего толком не понимаю! Как… как они могли? Лисы… лисы так не поступают! Лисы не убивают друг друга! Грызутся только и выдирают друг другу шерсть. А тут… лисят! Глупышей, у которых еще глаза не прорезались!

Ху Фэйцинь ничего не стал на это возражать. Ху Вэю нужно было выговориться, вернее, проораться, если судить по высоте его голоса.

– Если так, чем тогда лисы отличаются от небожителей? – прорычал Ху Вэй.

Ху Фэйцинь высоко-высоко вскинул брови.

Ху Вэй поспешно добавил:

– Без обид. Но до твоего воцарения тут хорьками кишмя кишело.

– Я знаю, – вздохнул Ху Фэйцинь. – Ну, успокоился?

Ху Вэй поджал губы и некоторое время разглядывал Ху Сюань, кончик его носа при этом дергался. Вынюхать ауру так и не удалось.

Он мрачно сказал:

– От тебя больше не пахнет лисом, цзецзе. Если бы ты подкралась, я бы тебя даже не заметил. Что, у небесных лисов ауры нет? Как такое возможно? У всего на свете есть аура.

Ху Сюань несколько смутилась. Она была первым и единственным небесным лисом, лапа которого ступила на Небеса, поэтому ничего не могла сказать о других.

Ху Фэйцинь тоже не знал, почему вместе с воспоминаниями пропала лисья аура и не вернулась даже после съеденной ягоды пробуждения, но вдруг почувствовал, что его губы движутся сами собой и говорят голосом Бай Э:

– Волшебная ягода, которую он съел, подчистила остатки лисьей ауры, растрепанной Кругом золотой рыбки. При этом обычно вспоминается прошлая жизнь, и аура, которой обладал прежде, заполняет пустоты, но лисьи демоны не перерождаются, поэтому вспомнилось только забытое в этой жизни.

Ху Вэй отскочил в сторону и встал в оборонительную позицию, схватив при этом Ху Сюань за руку и оттащив за собой следом:

– Ты кто? Ты не Фэйцинь!

– Бай Э, – недовольно сказал Ху Фэйцинь уже своим голосом, – что ты делаешь? Я ведь просил… А теперь мне придется объясняться.

Губы его опять сказали чужим голосом:

– Тебе все равно пришлось бы рано или поздно, а я просто ответил на вопрос. Я им представлюсь?

Ху Фэйцинь вздохнул и позволил Бай Э просочиться на поверхность. Бай Э не стал вселяться полностью, только глаза изменили цвет на струящуюся Тьму.

– Мы уже встречались, – сказал он лисам, – но познакомиться случая не представлялось. Я Бай Э, то, что вы, лисьи демоны, называете Тьмой, а все остальные – Великим.

Ху Сюань тихо вскрикнула, прикрыв губы ладонью, но тысячелетняя привычка поборола страх. Она подошла к Ху Фэйциню и с самым серьезным видом взяла его за запястье. Пульс у Ху Фэйциня был ровный и сильный, хотя и не вполне лисий. Духовные силы, хоть и были разной природы, органично переплелись, и Ху Сюань не смогла определить, какая из них доминирует.

– Ты… ты не одержим Тьмой, – медленно сказала Ху Сюань. – Тьма… ты сам?

Ху Вэй зарычал и сделал движение, чтобы схватить Ху Фэйциня за горло, но остановился на полпути и резко спросил:

– И как эту дрянь из него вытащить?

– Эй! – обиделся Бай Э.

– Никак, – покачала головой Ху Сюань. – Никакая лисья техника на такое не способна. Они одно целое.

– Не нужно из меня ничего вытаскивать, – сказал Ху Фэйцинь, вернувший себе тело полностью. – Тьма теперь не представляет опасности для лисьих демонов, и это главное. Бай Э просто хотел сказать вам пару слов, поэтому я позволил ему проявиться.

Ху Вэй нахмурился:

– Так ты Ху Фэйцинь или не Ху Фэйцинь?

Ху Фэйцинь с самым серьезным видом обрушил ему на голову ребро ладони и спросил:

– А кто еще, по-твоему, может приложить тебя техникой отрезвления ополоумевших лисьих демонов? Не считая Сюань-цзе, конечно.

Ху Вэй на ногах устоял, но по мраморному полу пошли трещины, а в стенах тронного зала отозвалось гулом.

– И вообще, – продолжал Ху Фэйцинь, – у нас был важный разговор. О свадьбе.

– А-Цинь, я не уверена, что мне стоит там быть. Если отец заметит, что я… в себе…

– Тебе просто нужно притвориться, что ты не знаешь никого из тех лис-гостей, – возразил Ху Фэйцинь.

– Но тогда я должна буду притворяться, что не знаю и тебя, и А-Вэя.

– А Лао Лун тебе рассказал в общих чертах, кем ты была, – возразил Ху Фэйцинь. – Никто ведь не запрещал ему рассказывать. Вспомнить – это одно, а узнать – совсем другое. Лис кого угодно облисить может, даже другого лиса. Ху Вэй, хватит меня нюхать! – тут же огрызнулся он, потому что Ху Вэй сосредоточенно принялся что-то вынюхивать то на его макушке, то на ногах.

Ху Вэй все еще пытался убедиться, что перед ним стоит настоящий Ху Фэйцинь.

– Хвост выпусти, – велел он сурово.

– Зачем? – подозрительно спросил Ху Фэйцинь.

– Выпусти, говорю!

Ху Фэйцинь пожал плечами и выпустил хвост. Ху Вэй его нюхать не стал, но так за него дернул, что Ху Фэйцинь взвыл благим матом.

– Ты сдурел?!

– Настоящий, – удовлетворенно сказал Ху Вэй. – Ну, раз хвост не оторвался, значит, ты Фэй…

Договорить он не успел, потому что Ху Фэйцинь и Ху Сюань одновременно припечатали его секретной техникой отрезвления ополоумевших лисьих демонов. Тронный зал сотрясло отзвуком духовной волны, сил они не пожалели!

– И кто из нас сдурел? – воскликнул Ху Вэй, упираясь ладонями в пол, чтобы выбраться из дыры, которую он пробил собой, когда его вбило в пол.

– А-Вэй! – гневно сказала Ху Сюань. – Чему тебя учили? Никогда не дергать других лис за хвосты!

– Я должен был проверить, – пожал плечами Ху Вэй. – У подменыша хвост бы отвалился.

Ху Фэйцинь обеими руками прижал к себе хвост и поглаживал его. На глазах у него все еще стояли слезы.

– А не отменить ли мне «свадьбу»? – проскрипел он, сверля в Ху Вэе дырки взглядом.

– А что это изменит? – искренне удивился Ху Вэй.

Ху Фэйцинь поймал себя на мысли, что как никогда близок к тому, чтобы укусить Ху Вэя, хотя обычно он этим не грешил. Глаза его сузились.

– Выпусти хвост, – проскрипел он.

Ху Вэй выгнул бровь, потом пробормотал:

– Ну да, это будет справедливо…

Он выпустил хвост, развернулся к Ху Фэйциню спиной и сказал:

– На, дергай.

– Приличные лисы других за хвосты не дергают, – беспокойно предупредила Ху Сюань, глядя на Ху Фэйциня.

– Я знаю, – кивнул Ху Фэйцинь, – приличные лисы просто кусают.

Клац!

[470] Недопесок на Лисьей горе

Недопесок собирался было вернуться на Небеса, но раздумал.

– Меня не ждут там так рано, – сказал он сам себе. – Поручение шисюна я выполнил быстро. Почему бы не наведаться в мир смертных? Одна лапа здесь, другая там…

Несмотря на то, что в Небесном дворце Сяоху жилось неплохо, о жизни на горе Хулишань он вспоминал часто и даже грустил иногда. Конечно, тогда он был всего лишь недопеском, которого и за лиса-то не считали, но он все равно радовался – хотя бы и тому, что был жив.

Лис-с-горы его приютил, когда он только-только стал демоном, а когда на Хулишань появился Куцехвост, то жизнь Недопеска стала счастливее некуда: у него появилась первая настоящая работа – подглядывать и докладывать Лису-с-горы, что поделывает Куцехвост. А Куцехвост обращался с ним не так, как остальные лисы, и даже давал Недопеску что-нибудь вкусное. Или нет: пилюли, которые Ху Фэйцинь делал, были такие гадкие, что с ними даже жук-вонючка не сравнится! Недопесок из любопытства как-то попробовал съесть такого, так что точно знал, о чем говорил.

А еще Ху Фэйцинь позволил называть себя шисюном и никогда не обижал Недопеска, даже если он того и заслуживал. Недопесок полюбил Ху Фэйциня всем своим лисьим сердцем, а уж когда тот спас Недопеску жизнь, превратив его в лисьего духа… Во всех трех мирах не нашлось бы лиса преданнее, чем Недопесок!

– Нужно проверить, что сталось с Лисьей горой, – решил Сяоху, – и доложить шисюну. Никто другой до этого не додумается. Какой же я умный!

Руководствуясь этими соображениями, Недопесок довольно завилял всеми семью хвостами, похихикал, сунув обе лапы в пасть, как нередко делали лисы, задумав какую-нибудь шкоду, и покатил свою сферу в мир смертных.

Недопесок хоть и выучился считать подаваемые на стол Небесного императора блюда, но разницу во времени между мирами помнил нетвердо. Ху Фэйцинь пытался ему втолковать, как пересчитывать одно время на другое, но Недопесок во время этих уроков стремительно глупел и вываливал набок язык, при этом еще и кося глазами, этакий лис-дурачок, поэтому Ху Фэйцинь оставил попытки натаскать Недопеска в сложном счете. Недопесок запомнил лишь, что в мире обычных лис время несется так, словно его под хвост пчела ужалила, но и этого для него было достаточно: таких образованных недопесков еще лисий свет не видывал!

Когда Недопесок добрался до горы Хулишань, он пасть разинул от удивления. Место это теперь нисколько не напоминало Лисью гору из его воспоминаний.

У горы распластался большой город, людьми в нем кишмя кишело, во все стороны были проложены широкие дороги. На гору вели большие ворота, сверкающие красным, – целая череда расположенных друг за другом ворот, к которым были привязаны разноцветные ленты.

Недопесок решил, что у людей какой-то праздник: они поднимались и спускались по горной лестнице, как муравьи, поток не прекращался ни на минуту.

А на вершине горы Хулишань, которую начисто срезали небесные молнии, теперь возвышался храм, ощетинившийся пагодами и флагштоками, на которых реяли воздушные змеи в виде – Недопесок прищурился, чтобы разглядеть – лисьих хвостов!

– Ай-ай, – сказал Сяоху, прижав лапу к морде, – гора сама на себя не похожа. Надо взглянуть поближе.

Он вильнул хвостом и покатил сферу прямо к Лисьей горе, из любопытства решив пройти под всеми этими воротами, которые казались ему высоченными, и пощупать, из чего сделаны развевающиеся ленты. Он подумал, что неплохо было бы украсить Небесный дворец к свадьбе подобным образом, а значит, нужно было понюхать, потрогать и, может, даже попробовать на зуб.

О том, что не стоило показываться на глаза людям, Недопесок позабыл, а когда спохватился, то было уже поздно. Люди начали показывать на него пальцами, что-то кричать и размахивать руками. По счастью, духовная сфера Недопеска летела высоко, на уровне двух человеческих ростов, до нее людям было не достать.

Недопесок прислушался к тому, что они кричали, и расслышал:

– Лисоявление! Лисоявление!

Такого слова Недопесок еще не слышал, но оно ему понравилось, поэтому он вытащил свою книжечку и записал его, чтобы потом спросить у шисюна, что оно значит. Он опять поглядел на людей, надеясь, что подслушает еще что-нибудь полезное, и вот уж тут-то разинул пасть от удивления и вытаращил глаза так, что стал похож на лягушку: пока он летел под воротами на вершину горы, люди ему… кланялись!

– Мне? – поразился Сяоху.

Люди терли ладонь о ладонь, ритмично кланяясь, некоторые даже на колени бухались. Недопесок в жизни не слышал, чтобы кто-то кланялся недопескам!

Недопесок не знал, что Лисий культ процветал в этих местах и что Лисьему богу поклонялись. Началось все с деревни Чжао, в которой Ху Фэйцинь совершал чудеса, и с тех пор Лисий культ шагал по Поднебесной, подминая под себя другие культы, разбрасывая тут и там лисьи храмы и святилища и рассказывая о чудесах Лисьего бога, которые обросли такими подробностями, что у любого лиса-врунишки от зависти бы шерсть клочками полезла.

И уж точно Недопесок не знал, что храм на горе Хулишань, в который он поднимался, был… его собственный.

[471] Лисий культ

Первыми поклоняться Лисьему богу стали люди деревни Чжао в незапамятные времена. Отец и сын Чжао, ставшие свидетелями лисьего чуда, были первыми его адептами. Они уже оставляли для него приношения, еще когда он жил в их хижине, и исправно делали это и после, до самой своей смерти, как и все жители деревни, как и мать с ребенком, которого Лисий бог спас. Мальчик, которого назвали Чжао Синь – у всех в той деревне была фамилия Чжао, – стал первым лисьим священником, когда вырос.

Люди Чжао поклонялись одежде Ху Фэйциня, на которой была его кровь, и фигуркам лис. Местные гончары наловчились делать идолов так искусно, что лис можно было бы принять за живых, если бы не их крохотные размеры.

Люди Чжао заметили, что демоны чураются этих мест, и решили, что это лисья благодать. Именно тогда они разделили одежду Ху Фэйциня на крохотные лоскуточки и стали запечатывать их в глиняные фигурки лисьих идолов. И именно тогда же люди Чжао, назвавшие себя Лисьим культом, отправились странствовать по стране, неся другим, не столь просвещенным людям Лисий свет.

Храмы и святилища появлялись одно за другим: лисьи адепты не просто рассказывали о чудесах, они их демонстрировали. Люди глазам своим не верили, когда видели, как всего лишь глиняная фигурка лисы прогоняет даже самых свирепых демонов!

Если люди соглашались поклоняться Лисьему богу и выстроить для него храм, то лисьи адепты оставляли глиняного идола и рассказывали, как правильно оставлять приношения Лисьему богу, какие благовония зажигать и так далее. Непременным условием был запрет на убийство вообще любых лис: кто знает, может, Лисий бог скрывается в одной из них?

Изредка случались совпадения: выстроили святилище – и урожай сняли хороший, или дождь пошел после засухи, или выздоровел кто-то, – и люди начинали верить в силу и всемогущество Лисьего бога, а слухи о чудесах плодились и множились.

Пожалуй, это все-таки были именно совпадения. Ху Фэйцинь и не подозревал, что так популярен в мире смертных, и за храмами, понятное дело, не следил. Но его одежда, вернее, его кровь, пропитавшая одежду, действительно несла на себе след небесной благодати, какую источают все небожители, и это благотворно влияло на ауру простых смертных, а чистая аура – залог здоровья и долголетия, поэтому неудивительно, что люди вблизи лисьих святилищ жили дольше и редко болели.

Когда количество лисьих храмов перевалило за две сотни, небесные чиновники все-таки обратили на Лисий культ внимание: мелкие боги и духи мира смертных начали писать жалобы, что их притесняют, что люди теперь помешаны на лисах, а про них забыли. Чем больше у бога было последователей, тем могущественнее он становился.

Ху Фэйцинь к тому времени уже был Небесным императором. Небесные чиновники, удостоверившись, что поклоняется Лисий культ не какому-то мифическому лисьему богу, а именно Ху Фэйциню, отрядили в каждый храм по духу-соглядатаю, которые бы следили за происходящим и в установленное время подкидывали людям небольшие чудеса и благодати, чтобы вера в Лисьего бога крепла. Небесный император априори должен быть важнее и могущественнее всех остальных богов! Так что мелким и незначительным богам пришлось потесниться.

И вот однажды Лисий культ добрался и до гор-близнецов. Лисью гору так и называли Лисьей, а гора Таошань превратилась в Мертвую гору: на ней ничего не росло, ничто не жило, а люди до сих пор рассказывали легенды о проклятии даосов, погубивших полубога, и о небесной каре, постигшей их впоследствии.

Мертвая гора лисьих адептов не интересовала, а вот о Хулишань они расспрашивали и скоро выяснили, что эта гора называется так неспроста, а потому, что на ней живут полчища лис. Лисий священник тут же изъявил желание пойти и поглядеть на эту гору, несколько местных согласились его отвести.

Лисья гора была заброшена, каменная лестница обветшала и покрылась мхом, оставшиеся ворота покосились, и краска на них давно облупилась и почернела.

Когда лисьи адепты и горожане поднялись на гору, то воочию смогли убедиться, что гора – лисья: лисы были повсюду, рыжие, желтые, крапчатые, даже белые. Завидев людей, они брызнули в разные стороны, но не разбежались и не попрятались: это была их территория, чувствовали они себя здесь вольготно.

– Здесь был храм? – спросил лисий священник, разглядывая груды камней и обломки каменных колонн. – Каким богам здесь поклонялись?

Горожане ничего на это сказать не могли. Лисий морок, наведенный на них Ху Вэем, все еще действовал.

– А мы и не знали, что здесь когда-то был храм, – сказал кто-то.

Лисий священник решил, что место подходящее, чтобы продемонстрировать людям лисье чудо: в заброшенных храмах часто живут призраки и другая нечисть, которую можно изгнать. Он вытащил глиняную фигурку Лисьего бога и высоко поднял над головой.

Чудо действительно случилось, только не то, которое ожидал лисий священник. Лисы, увидев идола, а вернее, почуяв Ху Фэйциня, распластались по земле, шурша хвостами, некоторые, оставшись стоять, пригнули головы и уткнули морды в землю.

– Лисопоклонение! – воскликнули лисьи адепты. – Смотрите! Лисы поклоняются своему богу!

На людей это произвело большое впечатление, и они решили выстроить здесь храм, где бы лисы поклонялись Лисьему богу.

Лисы, жившие на Хулишань, были не вполне обычными лисами, но в лисьих демонов еще не культивировали. К вмешательству людей они отнеслись равнодушно. Кто-то покинул гору, переселившись в лес, но большинство лис осталось на горе, и когда храм был выстроен: лисьи адепты лис подкармливали, а какая порядочная лиса откажется полакомиться дармовщинкой?

Когда разбирали камни, случайно натолкнулись на трупик чернобурки. Поначалу особого внимания на него никто не обратил, разве только на необычную масть: Недопесок был не из этих мест, здесь чернобурок не водилось. Люди отложили трупик в сторону, чтобы потом похоронить.

Но у лисьего священника был глаз наметан, и он сразу определил, что это необычные останки. Судя по всему, лежали они здесь очень давно, вероятно, со времени разрушения храма, но шерсть у чернобурки была целая, плоть не тронута червями, и мертвечиной не пахло.

Лисий священник некоторое время наблюдал за трупиком, но тление его так и не тронуло, а вороны, которых в окрестностях водилось много, не пытались его расклевать, как поступали с другими трупами.

Лисьи адепты посовещались и решили, что это мог быть трупик лисьего бога – одного из лисьих богов: тот, которому они поклонялись, был рыжей масти, – и решили посвятить ему только что отстроенный храм.

Они завернули трупик чернобурки в шелковый саван и положили в нефритовую шкатулку на самом видном месте в храме, чтобы приходящие в храм помолиться люди узрели еще одно чудо – нетленные лисьи мощи.

Люди заметили, что жить после возведения храма стало спокойнее: из города и окрестностей убрались зловредные духи. Лисьи адепты разъяснили им, что это лисья благодать, и люди охотно приходили в храм и оставляли приношения для Лисьего бога.

Приношения, к слову, подъедали лисы, но лисьи адепты никогда их не прогоняли. Люди даже приходили посмотреть, как лисы забирают приношения.

Лисы отъелись и расплодились, и перестали докучать людям, за курятники теперь можно было не опасаться. Самые старые лисы даже не боялись брать еду прямо из рук и довольно неплохо понимали человечью речь. Но пока ни одна лиса еще не научилась скакать на задних лапах.

Гора Хулишань стала главным оплотом Лисьего культа. К тому времени, когда на горе появился Недопесок, успело смениться пятьдесят с лишним поколений священников, а уж сколько лисьих – так и вовсе не счесть.

[472] Недопесок лиспоряжается на горе Хулишань

Недопеску, конечно, польстило, что люди ему кланяются, но больше удивило. Небожители-подлизы тоже нередко ему кланялись: он был на короткой лапе с Небесным императором, и они хотели его задобрить, чтобы он замолвил за них словечко. Но то небожители, они знают, что у Недопеска Небесный император в шисюнах. А эти люди его впервые видят, но почему-то тоже кланяются.

Недопесок поскреб лапой за ухом и решил, что все дело в его шапке чиновника, а может, они разглядели и нефритовую бирку. Он знал, что такие вещи в мире смертных высоко ценятся.

Когда он взлетел на гору, его уже встречали лисьи адепты и лисий священник. Недопесок вытаращился на них и даже рот открыл от удивления. На лисьих адептах были лисьи маски, закрывающие лица, а лисий священник носил высокую шапку, сшитую так, что ее края напоминали лисьи уши.

И все они ему тоже поклонились, нараспев сказав:

– Нам явился Лисий бог!

Недопесок вылез из духовной сферы, встал на задние лапы – вызвав у людей неподдельное изумление – и сказал:

– Я не Лисий бог. Я небесный чиновник.

То, что он умел говорить, людей вообще поразило до глубины души: говорящий лис, стоящий на задних лапах, разодетый с иголочки, да еще и с зажатой в лапе нефритовой биркой! Вот уж это точно было чудо так чудо!

Недопесок между тем принюхался и безошибочно отыскал в храме глиняную фигурку лисьего бога.

– Пахнет шисюном, – сказал он, беря идол лапой и обнюхивая его.

– Лисий бог твой шисюн? – поразились люди.

Сяоху поставил глиняного лиса туда, где взял, и задрал морду, глядя на подошедшего к нему лисьего священника. В руках того был поднос с едой, пахло очень даже завлекательно. Недопесок церемониться не стал, охотно отведал того и этого и облизнулся.

– Тогда кто же ты, если Лисий бог – твой шисюн? – спросил лисий священник.

Недопесок это знал нетвердо, но он слышал, что говорят другие, поэтому выпятил грудь и гордо сказал:

– Я единственный и неповторимый лисий дух. Шисюн меня создал.

Тут он опять принюхался, и шерсть у него вздыбилась. Другой запах тоже был знакомый, но он никак не мог его вспомнить. Недопесок покрутил мордой, выискивая источник запаха, и подошел к нефритовой шкатулке, где лежали лисьи мощи. То, что это он сам, вернее, его прежнее тело, Недопесок понял не сразу. Сначала он удивился, потому что никогда не видел других чернобурок, потом принюхался еще раз.

– Да это же я, – поразился Недопесок, хлопнув себя лапой по морде.

Лисьи адепты зашептались: так они не ошиблись, настоящие лисьи мощи!

Глядеть на себя прежнего Недопеску не нравилось, поэтому он скоро отошел и стал выглядывать и вынюхивать, не найдется ли в храме еще чего-нибудь интересного, о чем потом можно будет доложить шисюну.

– О дух! – провозгласил лисий священник. – Ты принес нам слово Лисьего бога? Что Лисий бог велел нам поведать?

– Какое шисюну дело до того, что вы едите? – удивился Недопесок. «Поведать» он ошибочно понял как «пообедать».

Лисьи адепты вытаращились на него, а он на них.

Лисий священник сообразил, что произошла ошибка, и уточнил:

– Поведать – это то же самое, что передать. Что Лисий бог велел нам передать?

Недопесок взъерошился: не могут нормальным лисьим языком говорить, что ли? Вводят в заблуждение порядочных лис…

– Ничего шисюн вам не передавал, – сказал Сяоху. – Он вообще про вас ни ухом, ни хвостом не знает. Как будто шисюну есть дело до каких-то людишек! Шисюн – Небесный император. У него на Небесах забот полные лапы.

Это людей несказанно расстроило.

– О лисий дух, – взмолился лисий священник, – когда ты вернешься на Небеса, расскажи Лисьему богу, что в мире смертных есть Лисий культ.

– Лисий кто? – переспросил Недопесок.

– Культ, – повторил лисий священник. – То есть ему поклоняются люди.

– А-а-а… – протянул Недопесок и решил это словечко записать.

Если он будет пересказывать шисюну то, что видел на Лисьей горе, лучше ничего не пропустить и не перепутать.

Вид пишущего в книжечке лиса поверг людей не то что в изумление – в настоящий шок. В мире смертных не все люди знали грамоту, а тут – образованный лис!

– О лисий дух, – разволновался лисий священник, – напиши нам какое-нибудь наставление, чтобы мы вывесили его в храме!

Недопесок покосился на него. То, что в храмах и вообще во дворцах вывешивают надписи, он знал и видел, правда, никогда не мог их прочесть. Для подобных вещей обычно использовали скоропись и старались написать как можно непонятнее. Вообще Недопесок считал, что это удобно: раз никто не может прочесть, что там написано, можно сказать, что там вообще что угодно написано!

Перспектива создать свою собственную не-пойми-что-написано надпись казалась очень заманчивой. Недопесок подвернул рукава, поплевал на лапы и сказал снисходительно:

– Ладно уж, так и быть.

Лисьи адепты развернули на полу храма большое полотнище и принесли ведерко с краской. От кисти Недопесок отказался и сунул в краску лапу. Выводил лигатуры он самозабвенно, но выпачканные в краске задние лапы – Недопесок нечаянно наступил в только что написанное – оставляли еще и лисьи следы.

Когда надпись была готова, Недопесок горделиво выпятил грудь и поглядел на лисьих адептов. Те явно силились прочесть, но это даже самому Недопеску было не под силу! Он и так-то писал неразборчиво, а уж лапами…

– О лисий дух, – сдался наконец лисий священник, – поведай нам, что здесь написано?

– Чтобы я краску жрал? – возмутился Недопесок.

«Поведай» он принял за «отведай», потому что благополучно позабыл недавние объяснения. Лисьему священнику пришлось объяснять еще раз.

Когда Недопесок все понял и сунул испачканные лапы в услужливо подставленную лисьим адептом бадью с водой, он объяснил:

– Это лиспоряжение.

– Лис… что? – не понял лисий священник.

– Лис-по-ря-же-ние, – важно повторил Недопесок. – Здесь написано, чтобы вы поклонялись шисюну и не улисывали от обязанностей лисоприношения.

– У… что? – опять не понял лисий священник.

Недопесок просиял и следующую четверть часа посвятил лисьему ликбезу, в результате чего словарный запас лисьих адептов значительно пополнился такими важными словами, как: лиситься, улисывать, слисить, прилисить, облисить, вылисить, лиспорядиться, лисьелизь и лисьекусь и, конечно же, обмурдирование. При этом Недопесок продолжал отмывать лапы от краски. Когда он закончил, лисий адепт подал ему полотенце.

– О лисий дух, – сказал опять лисий священник, – не останешься в храме, чтобы нести Лисий свет?

Недопесок в это время размышлял, что же это за «олисидух» такой и почему эти люди его так называют. Это слово он тоже записал в свою книжечку.

Но про Лисий свет он сказал однозначно:

– Ничего я нести сюда не буду. Тут и так светло.

После этого Недопесок выглядел и вынюхал в храме все, что его заинтересовало, вышел наружу и потолковал немного с лисами. Те сказали, что в храме им живется очень даже хорошо: еды от пуза!

Недопесок им сказал, чтобы они учились ходить на задних лапах, тогда они скорее смогут стать демонами и отрастить хвосты. Надо сказать, семь его хвостов лис-храмовников очень впечатлили. Трогать хвосты Недопесок не позволял, а вот смотреть – пожалуйста. Лисы расселись полукругом и уставились на его пушистый веер.

– Смотрите, – торжественно сказал лисий священник, – лисий дух проповедует лисам.

Впечатленные люди начали перешептываться.

А Недопесок краем мысли подумал, что люди какие-то дураки, честное лисье! Ничего про обед он лисам не говорил. «Проповедует» он принял за «пообедает».

На приглашение остаться в храме Недопесок ответил решительным отказом.

– Мне некогда, – сказал он, натирая лапой нефритовую бирку, – я выполняю важное поручение шисюна. Мне еще нужно разыскать Речной храм.

Лисьи адепты о Речном храме слышали, но Лисий культ покуда до тех мест не добрался.

– В том храме живет могущественный полубог, – сказал лисий священник.

Недопесок кивнул:

– Дядя моего шисюна.

Лисий священник несказанно удивился и всеми правдами и неправдами всучил Недопеску глиняную фигурку лисьего бога, чтобы тот поставил ее в Речном храме. Ясно-понятно же, что дядя Лисьего бога должен поклоняться Лисьему богу!

– О лисий дух, ты будешь посланником и понесешь Лисий свет людям тех мест! – напутствовал Недопеска лисий священник.

Недопесок сердито засопел. Никаким лиссионером он становиться не собирался.

[473] Вездесущая лисья лапа

День порадовал солнцем и теплом. Чангэ, небрежно прикрыв глаза тыльной стороной ладони, раздумывал, чтобы встать и сходить к водопаду.

Люди из соседней деревни прислали за помощью: в медной шахте, по их словам, поселился демон, и его нужно было изгнать. Он выл и рычал, скреб когтями по камням, и люди наотрез отказывались спускаться в шахту.

Чангэ подумал, что это вполне мог быть какой-нибудь дикий зверь, скажем, волк: упал или забрался в шахту и теперь не может выбраться. Шу Э ему о том же говорила: она послала теней и демонической ауры в окрестностях не обнаружила.

Но сходить, конечно же, придется: успокоить людей и вызволить бедолагу из ловушки.

Шу Э… Чангэ протянул руку, пошарил по циновке рядом с собой.

– Шу Э? – позвал он, отводя ладонь от глаз и окидывая взглядом хижину.

Шу Э, видимо, уже хлопотала во дворе. Чангэ слышал какие-то отголоски: Шу Э разговаривает с кем-то? Чангэ рывком сел, подтянул к себе одежду.

Как Шу Э следила за Чангэ, так и Чангэ следил за Шу Э: не хотелось, чтобы в их жизнь вмешивалась третья сторона. Люди не скрывали интереса к духу-помощнику, и этот интерес не всегда был любопытством. Шу Э ведь была так хороша собой, у людей наверняка возникали определенные мысли на ее счет. Чангэ не нравилось, что люди на нее заглядываются.

Вообще-то Шу Э тоже не нравилось, что люди заглядываются на Чангэ, но она не ограничивалась предупреждающими взглядами, как Чангэ, и распугивала тех, кто переходил, по ее мнению, все границы. У нее был своеобразный критерий для этого: любой, кто смотрит на Чангэ дольше пяти секунд, не отводя глаз! Людям, даже тем, у кого в голове не было подобных мыслей, приходилось несладко. Чангэ пытался унять Шу Э, но та и слушать ничего не хотела.

Чангэ поспешил выйти из хижины, быстро огляделся. Во дворе никого не было, кроме Шу Э. Она стояла у стола, на котором разложила вялиться рыбу, с озадаченным видом захватив подбородок пальцами.

– Шу Э, что ты делаешь? – позвал Чангэ, подходя к ней и трогая ее за плечо.

Шу Э рассеянно поглядела на него:

– Видишь ли, Чангэ, я никак не могу сосчитать рыбу. Каждый раз, когда я ее пересчитываю, становится на одну меньше. Я никогда не сбивалась при счете, но сейчас почему-то не могу сосчитать, сколько рыб вялится. Наверное, – с виноватой улыбкой добавила она, – я переутомилась.

– Я сосчитаю, – предложил Чангэ и быстро пробежался пальцем по разложенным рыбам. – Тридцать шесть.

– Вот, – со значением сказала Шу Э, – а было тридцать семь.

Чангэ поглядел на нее, потом на рыбу и опять пересчитал. Глаза его широко раскрылись. Пока они переглядывались, на одну рыбу стало меньше!

– Ну и ну, – растерялся Чангэ. – Их что, уже тридцать пять?! Только что же было тридцать шесть… Нет-нет, подожди, я пересчитаю еще раз. Сколько всего рыб было изначально?

– Сорок две, – сказала Шу Э. – Не пересчитывай. Уверена, их опять стало меньше.

– Тридцать четыре, – пораженно сказал Чангэ. – Исчезающие рыбы? Чудесные явления?

Он опять поглядел на стол и тут заметил, что из-под стола высунулась черная лапа, пошарила по краю стола, подцепила когтями одну из рыб и утянула под стол. Лапа совершенно точно была лисья.

Чангэ тронул Шу Э за плечо и, приложив палец к губам, показал на угол стола. Через некоторое время черная лапа снова высунулась и, пошарив, утянула крайнюю рыбину под стол. Не чудесные явления, а похититель рыб!

Шу Э взяла одну рыбу, тихонько подошла к углу стола, из-под которого высовывалась таинственная черная лапа, и подвигала рыбой из стороны в сторону. Лапа высунулась, подцепила рыбу когтями и попыталась затащить ее под стол, но когти соскользнули.

Шу Э подвинула рыбу ближе и, чтобы облегчить таинственному похитителю задачу, почти наполовину сунула рыбу под стол головой вперед, и услышала характерное клацанье: кто-то вцепился в рыбу зубами. Шу Э моментально дернула рыбу вверх, выуживая таинственного похитителя из-под стола.

Вцепившись зубами в рыбу и дрыгая лапами в разные стороны, как лягушка, в воздухе повис Недопесок. Ситуация, в которую он попал, была патовая: если отпустит рыбу – шлепнется на землю и отшибет лисьепопу, а если не отпустит, то вывихнет себе челюсть или слюнями захлебнется.

– Это что такое? – удивился Чангэ.

– Ряженый лис, – сказала Шу Э.

Пока Недопесок болтался на рыбном «крючке», шапка свалилась у него с головы и откатилась к ногам Чангэ. Тот шапку поднял, отряхнул и, рассмотрев, уверился, что сшита она небесными шляпниками. В мире смертных такой ткани точно не найти. Недопесок косил глазами в сторону Чангэ. Его любимая шапка!

Наконец он решился, щелкнул челюстями, откусывая рыбью голову, и плюхнулся на землю, но во время падения использовал хвосты для маневрирования, так что шмякнулся не как попало, а на задние лапы, расставив при этом передние лапы, как заправский уличный акробат после выполнения смертельно опасного номера. Чангэ и Шу Э невольно восхитились его ловкости и даже захлопали.

Недопесок одернул одежду, опять покосился на Чангэ и протянул лапу. Чангэ понял, что чернобурка требует вернуть шапку.

Получив драгоценную шапку обратно, Недопесок нахлобучил ее себе на голову, покосился на стол и сказал:

– Простите, не удержался.

Челюсти его при этом энергично двигались, пережевывая рыбью голову.

Доев, Недопесок вытер усы лапой, внимательно поглядел сначала на Шу Э, потом на Чангэ и спросил деловито:

– Это ты мой дядюшка?

– Дядюшка? – пораженно переспросили Чангэ и Шу Э.

Недопесок рассуждал так: если у шисюна есть дядя, то этот дядя приходится дядей и Недопеску, раз шисюн – его шисюн. Свои рассуждения он охотно повторил вслух.

– Кажется, я где-то тебя видел, – пробормотал Чангэ, глядя на Недопеска.

Его сбивала с толку чиновничья шапка Недопеска и вообще одежда, но если представить чернобурку без всего этого…

– А, я видел тебя в деревне Чжао много времени назад.

– Тогда шисюн тебя хорошенько приложил, – радостно подтвердил Недопесок, виляя хвостами. Ему нравилось, что кто-то его помнил.

– Так это Фэйцинь твой шисюн? – удивленно спросил Чангэ.

Недопесок кивнул, а пока Чангэ и Шу Э удивленно переглядывались, вездесущая лисья лапа слисила со стола еще одну рыбу.

[474] Недопесок лиспоряжается в Речном храме

Пока новоявленный родственничек расправлялся с очередной рыбой, Чангэ и Шу Э перекинулись парой слов. Чангэ не рассказывал Шу Э о своей первой встрече с Ху Фэйцинем, вернее, упомянул как-то, но в детали не вдавался. Теперь Чангэ пришлось расщедриться на подробности. Недопесок расслышал, о чем они говорят, и радостно осклабился: Чангэ упомянул его, когда рассказывал, как разбудили Ху Фэйциня.

– Это я его разбудил, – гордо сказал Недопесок и по такому случаю слисил еще одну рыбу.

– И как в него только лезет? – поразилась Шу Э. – У него что, не желудок, а бездонный цянькунь?

– Пузо само себя не наест, – строго провозгласил Недопесок, услышав это. – Небесный чиновник должен быть пузаном.

– С чего ты взял? – удивился Чангэ. – И что тебе до небесных чиновников?

– На картинках они все толстые-претолстые, – пояснил Недопесок и похлопал себя по животу. – А я никак жирка нагулять не могу. Костетуция у меня такая.

– Что? – переспросила Шу Э.

– Костетуция. Так шисюн сказал. Ну, я хотя бы пушистый. Не так уж и много найдется пушистых небесных чиновников!

– А ты небесный чиновник? – выгнула бровь Шу Э.

Неверие в ее голосе Недопеску не понравилось. Он схватил нефритовую бирку лапой и стал подпрыгивать возле Шу Э, тыча биркой ей в ногу. Шу Э пришлось нагнуться и посмотреть, иначе, она поняла, чернобурка не успокоится и всю ее истыкает, а это было не слишком-то приятно, тем более что Недопесок явно изготовился ее еще и лягнуть.

– Я небесный садовник! А еще лисий отведыватель, а еще распорядитель лисьих свадеб…

– А не слишком ли много рангов для одного недопеска? – фыркнула Шу Э.

– У меня может быть семь рангов, – обиделся Недопесок.

– Почему семь? – не понял Чангэ.

– По количеству хвостов.

Вообще-то такого правила не было, он сам его придумал и сам в него поверил, поэтому очень старательно изыскивал для себя еще четыре подходящих ранга, но пока безуспешно.

– И зачем же такая важная персона явилась к нам? – спросила Шу Э, помахав перед мордой Недопеска обкусанной рыбой.

Недопесок следил глазами, как рыба раскачивается, но искушение вцепиться в нее преодолел. А по правде говоря, он уже так объелся, что на упомянутом пузе можно было орехи колоть.

– Напомнить о свадьбе шисюна.

– У Фэйциня, значит, получилось то, что он хотел сделать? – пробормотал Чангэ.

Но Недопесок ничего не знал ни о ягодах пробуждения, ни о том, что Ху Сюань стала жителем Верхних Небес.

Он потер пузо и повертел головой, выискивая колодец или хотя бы какое-нибудь корыто с водой, чтобы напиться. Ничего не найдя, он юркнул в хижину и принялся рыскать там. В хижине была бочка с водой, но Недопесок сразу заприметил чайник и, схватив его, опрокинул над широко раскрытой пастью. Это была не вода и даже не чай, а невкусный травяной отвар, который Шу Э заварила специально на случай, если Речной бог опять наведается в гости, но Недопесок был неприхотлив и выхлебал весь чайник.

– А он уже в чужом доме распоряжается! – сказала Шу Э недовольно, отнимая у него чайник. – Целая же бочка воды, зачем ты в чайник полез?

– Не распоряжаюсь, а лиспоряжаюсь, – поправил Сяоху, старательно облизывая усы.

– Лиспорядитель!

Недопесок тут же вытащил книжечку и записал. Слово ему понравилось. Лиспорядитель свадеб звучало гораздо лучше какого-то там распорядителя!

– И вообще, – фыркнула Шу Э, – это храм, так что не суй лапы куда не просят.

Недопесок повилял хвостом, вдруг хлопнул себя по лбу лапой и вытащил из-за пазухи глиняную фигурку лиса, которую ему всучил лисий священник.

Высоко подняв ее в крепко зажатой лапе, Недопесок сказал:

– Где тут алтарь? Надо на него поставить.

– Это что? – удивилась Шу Э.

Остаточную лисью Ци на фигурке она чувствовала, та точно принадлежала Ху Фэйциню, но, пожалуй, тех времен, когда Шу Э встречалась с ним в Великой Пустоте.

Недопесок ответил не сразу, припоминая сложное слово:

– Лисий ку-культ. Они шисюну поклоняются.

– Но ведь это храм Речного бога, – сказал Чангэ.

Глаза Шу Э вспыхнули озорством.

– Алтарь вон там.

– Шу Э, – укоризненно покачал головой Чангэ.

Недопесок деловито протопал к алтарю и водрузил на него глиняного лиса, сдвинув в сторону деревянные фигурки, посвященные речным богам.

То, что его потеснили в его собственном храме, Речной бог почувствовал сразу и незамедлительно явился.

– Что случилось? – воскликнул он, затравленно оглядываясь по сторонам, и тут увидел глиняного идола-лиса. – А это еще что такое? Почему на моем алтаре стоит какая-то дрянь?

Он хотел было сбросить фигурку лиса с алтаря, но ему не удалось даже подойти: Недопесок ощетинился, хвосты у него стали похожи на метлы, так распушились от гнева! Выругать при нем шисюна было ошибкой, Юньхэ сразу превратился для Недопеска во врага номер один.

Недопесок хищно щелкнул зубами и проскрипел по-лисьи:

– Непочтение к шисюну карается смертью!

– Плевать я хотел на твоего шисюна! – рассердился Юньхэ. – Это мой алтарь! На моем алтаре могут стоять только мои идолы! Да кто вообще такой твой шисюн?

– Небесный император, – с нескрываемым удовольствием сказала Шу Э. – Небесным императором теперь Лисий бог стал, ты не знал? Иерархически он может потеснить тебя даже с твоего собственного алтаря. Но тебя же не спихнули, вон, стоят твои идолы. Что ты раскричался? Мы же в храме.

Речной бог вытаращился сначала на него, потом на Недопеска.

– Что-что? – переспросил он, не веря своим ушам.

Шу Э не отказала себе в удовольствии повторить свои слова еще раз.

Юньхэ рассердился еще больше:

– Тогда выстройте для него отдельный алтарь или вообще храм! Это испокон веков был мой храм! Мой! Почему я должен тесниться с краю, будь он хоть трижды императором! Ты, коротышка! – обрушился он на Недопеска. – Как тебя там? Немедленно убери эту дрянь с моего алтаря!

Хвосты Недопеска завились, как щупальца чудовищного осьминога. На оскорбления в свой адрес он никогда не реагировал, но этот тип, именующий себя Речным богом, вот уже во второй раз оскорбил шисюна, назвав его идол «дрянью». Сяоху был очень близок к тому, чтобы стать первым на свете недопеском, покусавшим бога, но вместо этого хорошенько его отлаял – так, что у всех в ушах зазвенело от лисьего лая. Недопесок, как известно, был голосистый.

– Юньхэ, – сказал Чангэ с некоторой тревогой, – нельзя говорить такое о Небесном императоре. Тебя могут разжаловать в обычные духи за такие слова.

– Голову оторвут или на воротах повесят за шею, – со знанием дела подсказал Недопесок.

Он специально выходил из Небесного дворца несколько раз, чтобы полюбоваться, и даже показывал им при этом лисьи дули. Злорадным лисом он не был, но ведь они собирались убить шисюна.

– Что-что? – переспросил Чангэ.

Недопесок тут же забыл о Речном боге и стал пересказывать Чангэ, как высшие лисы расправились с заговорщиками.

Конечно, Ху Фэйцинь запретил ему приходить на банкет, но кто бы остановил Недопеска, когда он под каждый дворец подрылся давным-давно и даже не по одному разу?

Расправу над заговорщиками он видел собственными глазами, поэтому очень натуралистично изобразил, как вывалился язык у главного заговорщика, и неважно, что на самом деле не вываливался: Недопесок решил, что так будет красочнее.

Рассказ его на всех произвел впечатление, хоть Шу Э и знала о заговоре от теней. Юньхэ взялся обеими руками за шею, будто хотел убедиться, что голова все еще у него на плечах, и потащился, шаркая ногами, к дверям.

– Ты куда? – окликнул его Чангэ.

– Пойду, – кисло сказал Речной бог, – устрою наводнение.

Шу Э презрительно фыркнула ему вслед. Да ведь люди уже давным-давно оставляют приношения не ему, а Чангэ, и ничего с ним не сделалось, такой же зануда, как и прежде, зачем же сейчас так убиваться из-за места на алтаре?

[475] Шисюны и шицзе Недопеска

– Не такой уж и сильный был кусь, – заметил Ху Фэйцинь с некоторым смущением.

– И вполне заслуженный, – добавила Ху Сюань.

Но Ху Вэй только оскорбленно фыркал. Ему перевязали хвост тряпицей.

– Ой, а что это? – удивился Недопесок.

Быстро-быстро перебирая лапами, он семенил через тронный зал к Ху Фэйциню и остальным. Духовную сферу он держал под мышкой, так носят шлемы воины, вернувшиеся с поля брани.

– Ему хвост дверью прищемило? – с сочувствием спросил Недопесок.

Ху Вэй так на него глянул, что Сяоху тут же юркнул за спину Ху Фэйциня и выглядывал уже оттуда, крепко держась за подол его одеяния. Ху Вэй с прежним оскорбленным видом принялся разглядывать свой перевязанный хвост.

– Хватит представляться. Возвращайся в мир демонов. По правилам мы вообще не должны видеться до «свадьбы». И не забудь то, о чем мы договорились.

– Я никогда ничего не забываю, – огрызнулся Ху Вэй.

Только вот Ху Фэйцинь прекрасно знал, что Ху Вэй становится на редкость забывчивым, когда ему это выгодно.

– У меня будут дел полные лапы, – зловеще прибавил Ху Вэй, – некогда языком трепать.

– Ху Вэй… – с беспокойством в голосе начал Ху Фэйцинь.

Но Ху Вэй небрежно махнул рукой и удалился. Именно удалился, но выглядел он не величественно, как надеялся, а даже забавно – с бантиком-то на хвосте.

– Ты вернулся, Сяоху?

– Я выполнил поручение, шисюн, – доложил Недопесок, деловито стягивая шапку и подставляя голову, чтобы его погладили, что Ху Фэйцинь и сделал. – Со стороны демонов все готово. Теперь займусь небожителями.

Недопесок потер лапы, отчасти в предвкушении, отчасти от удовольствия, что шисюн его потрепал по ушам, и тут заметил Ху Сюань. Он с подозрением прищурился, понюхал воздух и удивленно сказал:

– Ой, третья шицзе! И как это я тебя не заметил?

На морде чернобурки прочно обосновалось недоумение. Вообще-то Недопесок полагал, что у него отменный нюх, да так оно и было, но Ху Сюань, что неудивительно, он не почуял.

– Третья шицзе? – переспросил Ху Фэйцинь. – Сяоху, почему ты назвал Сюань-цзе третьей шицзе?

– Потому что она моя третья шицзе, – сказал Недопесок таким тоном, словно вещал правописные истины.

– Но ведь она старше меня и Ху Вэя, – возразил Ху Фэйцинь, – не должна ли она быть первой шицзе?

– Думаю, дело не в старшинстве, – заметила Ху Сюань, заулыбавшись.

Недопесок повилял хвостом, потому что Ху Сюань тоже потрепала его по ушам, и спохватился:

– Ой, третья шицзе, а как же ты – и на Небесах?

– Сюань-цзе теперь живет на Верхних Небесах. Она небесный лис.

«Третья шицзе – третий небесный лис», – подумал Недопесок.

Первым был, конечно же, Ху Фэйцинь, себя Сяоху считал вторым. Он считал, что небесные лисы – те, что живут на Небесах, так что Ху Вэя в их число не включил.

Припрятав духовную сферу и нахлобучив шапку обратно на голову, Недопесок обстоятельно доложил, как выполнил поручение шисюна. Разумеется, о драке с лисом-портным он умолчал, хотя ему жуть как хотелось похвастаться победой. Он смутно понимал, что небесные чиновники, к коим он себя причислял, так себя не ведут.

Зато он взахлеб рассказывал, что теперь творится на Лисьей горе:

– Лисий ку-культ поклоняется шисюну! Они все носят лисьи маски и ушастые шапки и лис на убой кормят.

– Лисий ку… что? – переспросила Ху Сюань.

– Ку-культ, – повторил Недопесок. – Смешное слово, правда?

Ху Фэйцинь понимал, что Недопесок неверно запомнил, но поправлять его не стал. То, что у него есть собственный культ, его немало удивило. Если бы он еще знал о масштабах!

– Разберусь с небожителями, – продолжал Недопесок, подразумевая подготовку к свадьбе с небесной стороны, – и полезу на Верхние Небеса. Небесных зверей-то тоже пригласить надо. Шисюн, шицзе, – сказал он, обращаясь к обоим высшим лисам, – я пошел!

И он вприпрыжку поскакал к дверям тронного зала.

– Генерал Ли, – позвал Ху Фэйцинь, слегка нахмурившись.

Ли Цзэ тут же появился рядом с ним:

– Тяньжэнь?

– Пригляди за Сяоху, когда он отправится на Верхние Небеса, – попросил Ху Фэйцинь. – Он задира, а небесные звери вспыльчивые. Как бы чего не вышло!

– Слушаюсь, Тяньжэнь, – поклонился Ли Цзэ и, скрывая присутствие, поспешил следом за Недопеском.

– На Верхние Небеса и я могла бы его проводить, – с некоторым смущением сказала Ху Сюань. – При мне вряд ли что-нибудь случилось бы.

– Я ведь еще не показал тебе Небесный дворец, – возразил Ху Фэйцинь. – Ты ведь теперь часто будешь здесь бывать, правда?

В голосе его звучала неподдельная радость. Ху Сюань с улыбкой кивнула.

Ху Фэйцинь показал ей Небесную библиотеку, зная, что это место заинтересует Ху Сюань больше всего. Так и вышло: глаза Ху Сюань сразу разгорелись, когда она увидела бесчисленные ряды стеллажей и шкафов, заполненных книгами и свитками.

Потом они отправились в небесные сады, они Ху Сюань тоже заинтересовали, но интерес этот был явно прикладной или, скорее, лисьезнахарский: здесь росло множество незнакомых лисьим демонам растений, а любознательность Ху Сюань никуда не делась, пусть она и считала, что перестала быть лисьим знахарем.

Ху Фэйцинь представил ей Хуа Баомэй и других цветочных фей и сказал, что Ху Сюань может расспросить их о небесных цветах. Цветочным феям Ху Сюань понравилась, и они наперебой начали рассказывать ей, что и где растет в небесных садах. Увести Ху Сюань оказалось непросто: цветочные феи не отпускали ее, пока она не пообещала, что придет снова.

Далее Ху Фэйцинь привел Ху Сюань в небесный лазарет и познакомил с небесными лекарями. Ху Сюань уже позабыла, что она более не лисий знахарь, и ринулась исследовать небесную лабораторию и запасы лекарственных трав. Инструменты и приборы ее тоже заинтересовали, многие из них Ху Сюань видела впервые, и ей, конечно же, захотелось их рассмотреть и потрогать.

– Сюань-цзе, – позвал Ху Фэйцинь, наблюдая за ее деятельной инспекцией, – ты можешь приходить сюда когда угодно и оставаться здесь сколько угодно.

Ху Сюань спохватилась, вспыхнула и спрятала руки за спину.

– Но ведь я… – начала она.

– Сюань-цзе, я знаю о причинах, по которым ты пошла в лисьи знахари. Но ведь дело не только в этом. Тебе же нравится быть лисьим знахарем.

Ху Сюань прикусила губу. Так оно и было. Если не брать во внимание темную сторону лисьезнахарства, она считала, что нет занятия лучше, чем возиться с травами и корешками, изобретая что-то новое.

– Но ведь я…

– Теперь ты житель Верхних Небес, – снова прервал ее Ху Фэйцинь с таким видом, с каким издавал эдикты. – Что мешает тебе стать небеснолисьим лекарем? Небесные лекари – не лисьи знахари. И никто не просит тебя выдавать лисьи секреты. Просто делай то, что тебе нравится, и живи в свое удовольствие. Разве ты этого не заслужила?

Ему не хотелось, чтобы огонь в глазах Ху Сюань погас из-за каких-то предрассудков и суеверий.

– Тогда я буду сюда приходить. Изредка.

– Изредка? – переспросил Ху Фэйцинь.

Ху Сюань слегка покраснела:

– Нужно еще поговорить с Лунваном. Вряд ли ему понравится, что я пропадаю в Небесном дворце.

Ху Фэйцинь понимающе кивнул.

[476] Недопесок лиспоряжается на Небесах

Выполняя приказ Ху Фэйциня, Ли Цзэ пошел следом за Сяоху. Присутствие он свое скрыл, чтобы лишний раз не смущать чернобурку: он подметил, что Недопесок всегда на него косится, когда разговаривает с Ху Фэйцинем.

На самом деле, проявлением неприязни это не было. Недопесок просто не определился еще, как относиться к Ли Цзэ. Он завел себе много приятелей среди небожителей и даже богов, потому что такой проныра везде пролезет и будет при месте, но Ли Цзэ казался ему чем-то недосягаемым: настоящим богом!

Во-первых, он был высокий и статный, а во-вторых и главное, он носил доспехи, а к «обмурдированию» Недопесок всегда питал слабость: вспомнить хотя бы, как он по случаю небесной войны вооружился дубиной и нахлобучил на голову котелок. Но здесь-то были настоящие доспехи! Недопесок бы от таких не отказался и временами размышлял, как бы прилисить себе ранг военачальника. Он считал, что вполне этого заслуживал (кто расправился с ядовитыми змеями, когда они наползли в спальню шисюна?), да и свободных хвостов у него еще хватало.

Вообще-то доспехи он уже прилисил: подкопался под Небесный арсенал и разыскал для себя снаряжение подходящего размера, – и частенько вертелся перед большим блестящим зеркалом в отведенных ему покоях (у Недопеска была своя комнатка в Небесном дворце, но ночевал он в ней редко, предпочитая ночью прятаться под кроватью Ху Фэйциня по старой памяти или в норе, собственнолапно вырытой и обустроенной им по всем лисьим правилам в саду Цветения) и любовался собой. Но Ли Цзэ, разумеется, ничего этого не знал.

К удивлению Ли Цзэ, Недопесок не сразу занялся делами, как грозился. Он забежал в небесные сады, чтобы сказать Хуа Баомэй, что вернулся, и вручил ей припрятанный – слисенный! – подарочек – шелковую ленточку для волос, как и полагалось галантному кавалеру. Потом вздремнул четверть часа, выбрав для сна самое солнечное место в саду. Лисы любят погреть бока, «вытопить жирок», как гласит лисья поговорка. А потом с заспанными глазами поскакал наконец на кухню.

Главный повар был хорошим приятелем Недопеска. Во дворце, где привередливые и избалованные небожители то и дело воротили нос от еды и требовали деликатесов, лисы вели себя по-другому, что несказанно радовало поваров: они ничем не брезговали. Недопесок всегда с готовностью пробовал новые блюда, решая, годятся ли они для Ху Фэйциня, и аппетит у него был – позавидуешь! Он по десять раз на день мог забегать на кухню и «проверять».

В этот раз главный повар, прослышав о свадьбе, приготовил множество разных блюд, чтобы Недопесок посмотрел, попробовал и решил, какие подавать на свадьбе. Недопесок, вертя хвостами от удовольствия, сунул морду в каждое блюдо и одобрил все, от первого до последнего.

«Свадебный пир должен быть роскошным!» – сказал он, и главный повар с ним согласился.

Заморив так червячка, Недопесок принялся носиться по Небесам, не забыв прихватить с собой лесенку. Ему еще предстояло набрать небожителей в процессию, и он отнесся к делу со всей ответственностью. Ли Цзэ поразился, насколько деятельной была чернобурка, а еще больше поразился тому, что и он бы не выбрал лучше.

При выходе из Небесного дворца и возвращаясь обратно, Недопесок неизменно показывал лисьи дули трупам заговорщиков.

Покончив с этим, Недопесок отправился к небесному портному, который уже ждал его: он испокон веков шил одеяния для небесных императоров и очень этим гордился. Недопесок полагал, что легко не будет, но они, к его удивлению, сначала поладили, потому что быстро сошлись на том, какого цвета должно быть свадебное одеяние Ху Фэйциня и выбрали один и тот же отрез ткани.

Насчет золотых нитей и алых шелковых, из которых полагалось соткать головную вуаль для Небесного императора, они тоже не спорили: Сяоху сказал, а небесный портной согласился, что хорошо было бы выткать цветы на вуали и что он принесет лисоцветы, потому что Лисьему богу полагается, чтобы на его головной вуали были лисоцветы. Небесный портной, оказывается, видел эти цветы в небесных садах и согласился, что они очень красивые и подчеркнут изящество черт лица Небесного императора.