Сыночек в подарок, или Станьте моим мужем, босс!

Глава 1

Марк

– Марк Алексеевич, станьте моим мужем! Пожалуйста.

Рубит с порога Аня, мой администратор, и нервно теребит воротник белоснежной рубашки.

У меня же от ее нелепой просьбы челюсть едва не пикирует на пол, и кофе чуть не идет носом.

Я обжигаюсь горячим американо, который девушка только что принесла. И пялюсь в треугольный вырез ее блузки вместо того, чтобы поднять глаза чуть выше и отчитать сотрудницу за фамильярность.

– Что-о-о?

Переспрашиваю жестко, возвращая себе дар речи, и силюсь понять, что в наших деловых отношениях пошло не так.

– Ничего. Забудьте!

Анечка отмирает от моего громкого окрика и круто разворачивается на своих десятисантиметровых шпильках. Сбегает, как будто в кресле вместо меня сидит огнедышащий дракон, и хлопает дверью.

Оставляя меня наедине с хаосом мыслей.

– Славина, стой!

Рычу я запоздало и тру двумя пальцами переносицу.

Аня, в отличие от трех предыдущих администраторов, которых я без сожаления уволил, ни разу не была замечена в охоте за моим сердцем и состоянием.

Так что не помешало бы выяснить, что заставило ее так резко сменить курс.

Думаю о возможных причинах, поднимаясь из-за стола, и иду искать удивившую меня помощницу.

– А это еще что за филиал детского сада?

Обращаюсь к затылку Славиной, натыкаясь на сидящего на диванчике в приемной парнишку и стоящий рядом чемодан на колесиках, и окончательно перестаю что-либо понимать.

– Мне вообще-то скоро восемь. Я в школе учусь.

Обиженно уточняет мальчишка с огромными серо-голубыми глазами и крепко прижимает к себе щенка золотистого ретривера, как будто я могу его отобрать.

– Твой пацан? – спрашиваю у переминающейся с ноги на ногу Ани и втайне радуюсь, что еще достаточно рано для посетителей.

– Мой.

Славина отмирает, осторожно поворачиваясь ко мне, и по-детски закусывает нижнюю губу так, что запал как следует ее отругать исчезает.

Остается лишь странное желание погладить девушку по голове и сказать, что все обязательно будет хорошо.

– И что он здесь делает?

– В городе гуляет эпидемия гриппа. Школу на карантин закрыли.

– И идти вам некуда. Понял.

Складываю два и два, напоследок мазнув взглядом по внушительному чемодану, и планирую решать проблемы постепенно.

– Марш ко мне в кабинет. Живо.

Командую, распахивая дверь перед растерянной Анечкой, и не могу взять в толк, откуда берется жалость, поднимающаяся из глубины души.

Девушка кажется такой уязвимой и дезориентированной, что я аккуратно усаживаю ее в кресло, несильно надавливая ей на плечи, и топаю к кофемашине.

Делаю капучино, хоть это определенно не относится к кругу моих обязанностей, и вручаю Славиной плитку Риттерспорта с фундуком.

– Шоколад портит фигуру, – откликается невесело девушка, а я, махнув на нее рукой, парирую.

– Зато улучшает настроение. Ешь.

Залипаю ненадолго на трепещущих угольно-черных ресницах и тонких пальчиках, обхватывающих горячую кружку, и только потом возвращаюсь на свое место.

Переворачиваю трезвонящий телефон экраном вниз и подаюсь вперед, упирая локти в столешницу.

– Ну рассказывай.

– Что рассказывать?

– То, например, почему ты хочешь, чтобы я стал твоим супругом.

– Притворились. Ненадолго. Всего на пару дней, – робко уточняет Анечка и отпивает дымящийся капучино, блаженно жмурясь.

Несмотря на то, что ей тридцать лет, на вид девчонке нельзя дать больше двадцати пяти. А сейчас она и вовсе походит на студентку, ерзающую на стуле перед суровым преподом.

Окрашивающий ее щеки неровный румянец выдает волнение, которое она не пытается скрыть.

– Зачем?

– На следующих выходных у моей одноклассницы свадьба. И я не могу пойти туда одна.

– Так у тебя вроде есть муж.

Я красноречиво указываю подбородком на полоску белого золота на ее безымянном пальце, а Славина шумно выдыхает и припечатывает меня глухим.

– Мы разводимся.

– Хреново.

Соглашаюсь я, прослеживая, как бьется жилка на Аниной шее, и постепенно начинаю въезжать в ее мотивы.

Встречи с одноклассниками практически всегда превращаются в парад лицемерия. Так что признаться перед троллившими тебя одиннадцать лет однокашниками, что жизнь покатилась в тартарары, так себе перспектива.

– Забудьте, Марк Алексеевич. Глупости это все.

Неверно трактуя повисшую между нами паузу, произносит Аня и снова собирается сбежать. Но я останавливаю ее коротким жестом, тарабаню пальцами по столу и говорю то, что она меньше всего ожидает от меня услышать.

– Пожалуй, я готов принять твое предложение.

– Правда? – в серо-голубых глазах Славиной, больше похожих на два бездонных озера, загорается огонек надежды и тут же гаснет, когда я твердо высекаю.

– Правда. Только я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне одну услугу.

Глава 2

Аня

Утро начинается паршиво.

– Аня, ты собрала вещи?

Кричит из другой комнаты муж, а я прирастаю пятками к полу и глупо пялюсь расфокусированным взглядом в точку на стене.

Кофе с шипением вытекает из турки на плиту. И я не знаю, что больше расстраивает меня в эту секунду.

То ли то, что у мужа есть любовница, и она ждет от него ребенка. То ли то, что вместо крепкого ароматного американо я получила невзрачную коричневую лужицу на керамической поверхности.

– Собрала.

Бурчу я неразборчиво и двигаюсь к раковине, чтобы намочить губку.

Я узнала о том, что Олег мне изменяет, две недели назад, и успела пройти три стадии принятия неизбежного.

Сначала я отрицала очевидное. Отчаянно мотала головой. И затыкала уши, лишь бы не слышать подробности их интрижки.

После упала в котел лютого гнева. Расколотила половину сервиза, подаренного свекровью. И испортила недавно купленную в рассрочку плазму.

Потом торговалась с совестью до жжения в легких. Пыталась убедить себя в том, что еще можно сохранить семью.

Глупая.

– Мамочка, не грусти, пожалуйста! Скоро я вырасту и заработаю нам много-много денег. Мы купим с тобой большой дом и никогда не будем ни в чем нуждаться.

Из омута безрадостных мыслей меня вытаскивает сидевший молчком сын. Косится на меня из-под пушистых ресниц. А я захлебываюсь щемящей нежностью от его непосредственности.

Пересекаю рваным шагом кухню. Опускаюсь рядом с ним и растрепываю его каштановую шевелюру.

– Обязательно купим, сынок. Ты у меня самый лучший мужчина на свете.

Говорю ему со всей искренностью, на которую я только способна, и поражаюсь тому, как быстро взрослеют современные дети.

И мне бы ругать глобализацию и чертовы гаджеты, в которых залипают подростки. Но в глубине души я понимаю – в первую очередь виноваты мы с Олегом.

Это мы лишили собственного ребенка нормального детства.

– Аня, что с кашей?

– Сгорела.

Я отвлекаюсь на переступающего через порог супруга и небрежно пожимаю плечами.

Я вряд ли бы сильно огорчилась, если бы этот дом обуглился дотла. А тут какая-то овсянка.

– Хочешь, возьми бутерброд.

– Аня! Ты же знаешь, я терпеть не могу питаться всухомятку.

– А мне что прикажешь делать? Катеньке своей позвони. Пусть готовит тебе первое, второе и компот.

От упреков, на которые Олег больше не имеет права, во мне просыпается злобная стерва. Это она выразительно выгибает бровь, иронично хмыкает и язвит.

Пытается спрятать за показной броней уязвимость и боль, которая плещется глубоко внутри.

– И ты еще удивляешься, почему я попросил развод?

Муж стоит посередине комнаты, сцепив руки в замок, и смотрит на меня так, как будто мы с ним давно чужие люди. Как будто мы не делили с ним постель, не давали клятвы верности и не обещали любить друг друга до гробовой доски.

И это задевает.

И я уже готовлюсь вылить на него поток обвинений, когда меня перебивает звонок.

– Здравствуйте, Анна Николаевна. У нас очень много заболевших. Школу закрывают на карантин.

Извиняющимся тоном сообщает Ванина классная руководительница, отчего я испускаю разочарованный вздох.

А спустя пятнадцать минут качу чемодан по рыхлому снегу и гадаю, как буду объяснять своему начальнику, что делают в боксерском клубе семилетний ребенок и его игривый щенок Марли.

Проскальзываю во владения Северского, как мелкий воришка, и вешаю в шкаф свое пальто.

И если я рассчитываю, что это утро не может стать хуже, то катастрофически ошибаюсь.

– Анька, привет! – вопреки желанию отключить телефон, я все-таки принимаю вызов от Митиной и морщусь от ее бодрого до безобразия голоса. – Звоню напомнить, что в субботу я жду тебя на свадьбу.

– Тань, я…

– Будешь зажигать круче всех?

– У Ваньки школу закрыли на карантин. Эпидемия. Боюсь, что мы тоже могли заразиться.

– Никакие отговорки не принимаются. А то я решу, что твой хваленый муж и сын – выдумки, и ты на самом деле живешь одна с тридцатью кошками. Дресс-код синий. Чао, Славина.

Звонко смеясь, отключается одноклассница. Я же принимаюсь рассеянно растирать грудь и сдавливаю виски.

Признаваться успешной во всех отношениях Митиной в том, что меня выставили из дома и теперь я мать-одиночка, не хочется. Хочется сбежать в Антарктиду к пингвинам и дрейфовать на льдине с морскими котиками.

Лишь бы не предаваться жалостью к никчемной себе.

– Доброе утро, Ань. Сделай мне кофе.

Мой босс, Северский Марк Алексеевич, внезапно материализуется у меня за спиной и заставляет подпрыгнуть на месте. Подмигивает мне лукаво, прежде, чем скрыться в кабинете, и усиливает и без того неконтролируемую панику.

Трусливо обрадовавшись, что Ванька ушел в туалет вместе с Марли несколькими минутами ранее, я вытираю потные ладошки о юбку и торопливо варю шефу горячо любимый им латте. Делаю глубокий глоток воздуха и проскальзываю в приоткрытую дверь.

Застываю рядом с широким добротным столом и изучаю вальяжно развалившегося в кресле мужчину.

Внешность у Северского выдающаяся. Густые смоляные волосы, зачесанные назад. Упрямые резкие скулы. Волевой подбородок. Темно-карие, практически черные глаза, которые разбили не один десяток девичьих сердец.

Крупные руки с выступающими венами. Длинные пальцы, которые, несомненно, умеют доставлять удовольствие. Широкий разворот плеч.

В общем, в Марке идеально все. За исключением одной малюсенькой детали.

Он бабник. Казанова. Коллекционер. Тот, кто делает зарубку на ножке кровати, и на следующее утро забывает имя спутницы, с которой провел ночь.

Прокручиваю это все в мозгу за считанные секунды, хватаю за хвост бредовую мысль и не успеваю прикусить непослушный язык.

– Марк Алексеевич, станьте моим мужем! Пожалуйста.

Тишина между нами повисает такая оглушительная, что в ушах нещадно звенит, а сердце совершает немыслимый кульбит и ухает на дно желудка.

– Что-о-о? – ревет босс, как взбешенный гризли, которого в разгар спячки разбудили и вытащили из берлоги.

– Ничего. Забудьте!

Забрав свое предложение обратно, я пулей вылетаю из его кабинета, а дальше действую на автопилоте.

В коматозе объясняю Марку Алексеевичу, что в его боксерском клубе делает мой сын, и сгораю от стыда, пока Северский выталкивает меня из приемной, как безвольную куклу, и принимается варить кофе.

Если бы я нервничала чуть меньше, я бы обязательно оценила его старания и несвойственную ему заботу. Но сейчас в голове царят невообразимый бардак и абсолютная вакханалия.

Мысли сталкиваются друг с другом, как непослушные шарики, и отскакивают с противным звяканьем.

– Ну рассказывай. Почему ты хочешь, чтобы я стал твоим супругом? – с любопытством интересуется Марк Алексеевич и смотрит на меня хитро, с прищуром.

– Притворились. Всего лишь на пару дней, – я уточняю до того, как Северскому придет в голову подсунуть мне заявление по собственному, и робею, делясь причиной моего безрассудства. – На следующих выходных у моей одноклассницы свадьба. И я не могу появиться там без спутника.

– Так у тебя же есть муж, – хмурится Северский, силясь собрать воедино частички паззла, а я роняю глухое.

– Мы разводимся.

И невольно переношусь в день, разделивший мое существование на до и после.

* * * * *

Аня, две недели назад

– Олеж, ты скоро?

Я прижимаю телефон плечом к уху и помешиваю лопаткой томящуюся в сковороде курицу в сливочном соусе. Добавляю немножко приправ и пробую на соль соус.

Вкусно.

В кастрюле варится картофель. В духовке запекается пирог с абрикосами. И я очень боюсь не успеть закончить с готовкой до прихода мужа.

– Буду примерно через час.

– Хорошо, – я прикидываю, хватит ли мне оставшегося времени на то, чтобы накрыть на стол, удовлетворенно выдыхаю и напарываюсь на безэмоциональное.

– Нам надо поговорить, Ань.

– Да. Надо.

Соглашаюсь, кивая, как будто Олег может меня видеть, и бросаю в трубку короткое «жду тебя».

Последнее время у нас что-то не клеится. Супруг частенько засиживается на работе допоздна, возвращается домой за полночь и остается спать на диване, чтобы меня не разбудить.

Выглядит измотанным и отсутствующим, закопанный в свалившихся на их компанию проверках и авралах. Забывает контейнеры с едой, которые я заботливо наполняю с вечера. И небрежно отмахивается, когда я пытаюсь его о чем-то расспросить, фыркая, что работы ему хватает там, на работе.

Поэтому сегодня я отвезла сына к свекрови и намереваюсь вдохнуть в наши с мужем отношения вторую жизнь.

Накормить его вкусным ужином. Распить бутылочку прохладного просекко. Сделать ему расслабляющий массаж. И напомнить Олегу, почему мы не отлипали друг от друга в юности и не вылезали из постели, забивая на все на свете.

– Еще пять минут, и можно выключать.

Уменьшив огонь, я старательно накрываю на стол. Достаю из шкафчика лучший сервиз, любовно натираю тарелки и выкладываю на однотонные бордовые салфетки вилки с ножами.

Ставлю в центре стола несколько свечей и любуюсь творением своих рук. Надеюсь, что атмосфера получится достаточно романтичной, чтобы Олег отрешился от всех тревог и забот и смог сосредоточиться на своей женщине, которая изнывает без его внимания.

Убрав сковородку с плиты и выключив конфорки, я перемещаюсь в спальню. Взбиваю локоны прежде, чем сколоть их шпильками на затылке, и тщательно наношу макияж.

Легкий. Естественный. Тот, который подчеркнет скулы и выделит губы. Заставит любого мужчину пылать от нетерпения и восхищаться мной.

Снимаю халатик и успеваю облачиться в нежное пыльно-розовое платье до того, как в замке раздастся звук поворачиваемого ключа.

– Привет.

Выскочив в коридор, я оставляю легкий поцелуй у Олега на щеке и пребываю в эйфории, не замечая, как он украдкой стирает с кожи след от моего блеска.

Принимаю у него портфель, подхватываю припорошенное снегом пальто, вешаю его на крючок и убегаю на кухню, пока муж идет мыть руки.

Старше меня на четыре года, Славин выглядит так же прекрасно, как в тот день, когда мы познакомились. Поджарый и подтянутый, с пепельно-русыми волосами и пронзительными зелеными глазами он очаровал всех девчонок на потоке, а выбрал меня. Вынудив сокурсниц давиться завистью.

Улыбаюсь собственным воспоминаниям и подрагивающими пальцами поджигаю свечи. Тени от них причудливо скользят по стенам и убеждают меня, что все идеально.

– А Ванька где? – спрашивает Олег, возвращаясь из ванной, и усаживается за стол, откидываясь на спинку стула.

– У твоей мамы. Останется на ночь.

Гордясь собственной предусмотрительностью, я накладываю мужу аппетитно пахнущую еду и протягиваю ему штопор.

Олег косится на него с непониманием и откупоривает пробку итальянского игристого. Наполняет бокалы, задумчиво закусывает нижнюю губу и не спешит приступать к трапезе.

Стукает вилкой о тарелку. Комкает салфетку. И стреляет безжалостной фразой в упор.

– Знаешь, Ань, нам нужно развестись.

– Что-о-о?

Мой голос повышается на несколько октав и звучит до противного надломлено.

– У меня есть любовница.

Произносит беспощадно Олег и совсем не жалеет мои чувства. Не оправдывается, не выглядит виноватым и не пытается списать все на глупую интрижку по пьяни на корпоративе.

Его откровение припечатывает меня к стулу. Опускается на макушку каменной глыбой. И вышибает воздух из легких.

Так, что я шумно закашливаюсь и вцепляюсь в бокал, махом опрокидывая в себя все его содержимое.

– Как давно? – уточняю зачем-то я, хотя какое вообще это имеет значение.

– Скоро будет год, – сухо сообщает Олег и с фантомным грохотом захлопывает крышку моего гроба. – Катя носит моего ребенка.

Я мотаю головой из стороны в сторону, как китайский болванчик, и отчаянно отказываюсь принимать услышанное. Сглатываю судорожно и за несколько секунд перемещаюсь со станции «принятие» на станцию «безудержный гнев».

Швыряю бокал в стену за спиной у супруга. И бью посуду, как в дешевом третьесортном кино. Тарелки раскалываются на десяток неравномерных огрызков. Звон не отрезвляет.

Отрезвляет холодный равнодушный тон мужа.

– Полегчало?

– А должно было?

Отвечаю вопросом на глупый вопрос и перекидываю волосы через плечо, заходясь в истеричном хохоте.

Я, как дура, колдовала полдня над плитой. Купила соблазнительное кружевное белье. Надела тончайшие чулки с ажурной кромкой. Пока Олег рассуждал, как преподнести мне сокрушительную новость.

Идиотка!

– Ань, собери, пожалуйста, вещи. И поищи жилье. Я хочу перевезти сюда Катерину.

* * * * *

Я вываливаю на оторопевшего босса подробности личной жизни и прячу глаза в кружке. Странно, но после этой исповеди с нотками горчащей полыни становится легче дышать.

Как будто произошедшее не такая уж катастрофа, раз стало достоянием общественности.

– Хреново.

Северский одним словом характеризует мой интимный рассказ и замолкает. А я последними словами ругаю себя за несдержанность.

– Забудьте, Марк Алексеевич. Глупости это все. Пойду я.

– Сидеть, – командует шеф, отмирая, и сканирует меня нечитаемым взглядом. – Пожалуй, я готов принять твое предложение. Только я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне услугу.

Северский еще не расписывает никакие условия, а я уже горю в огне мучительного стыда. Воспаленный мозг услужливо подсовывает мне неприличные картинки и вынуждает пожалеть о собственной опрометчивости.

Глава 3

Марк

– Я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне услугу.

Говорю я твердо и замолкаю, внимательно изучая Анино хорошенькое личико.

В это же мгновение ее щеки окрашивает неровный лихорадочный румянец. Дыхание учащается. Тонкая венка пульсирует на шее.

Интересно, что она там успела себе нафантазировать? Что я запру ее в красной комнате и прикую наручниками к кровати? Я же не Кристиан Грей, в конце концов.

Я фыркаю иронично и продолжаю буравить подчиненную заинтересованным взглядом. Азарт разносится по телу и плещется в крови.

– Смотря какую.

Осторожно уточняет Аня и сильнее вжимается лопатками в кресло.

Такая застенчивая и невинная, что хочется спросить. А были ли у нее вообще мужчины. И по фиг, что у нее кольцо болтается на пальце.

Правда, мне приходится усмирять свой внезапный порыв и бросать с притворным равнодушием.

– Пустяковую. Она тебя сильно не обременит.

– Марк Алексеевич, если вы…

– Так, Славина. Давай тормознем до того, как ты успеешь надумать что-то совсем уж неприличное, – рассмотрев в Аниных глазах подозрение, смешанное с испугом, я негромко смеюсь и сталкиваюсь с волной укоризны, летящей в мою сторону от подчиненной. – Мне нужно, чтобы ты сыграла мою невесту. На какое-то время.

– И все?

Моргнув, Анечка выдыхает с облегчением. А я не удерживаюсь и все-таки разражаюсь звонким хохотом. Стираю тыльной стороной ладони выступившие слезы и поясняю до того, как мой ценный сотрудник грохнется в обморок.

– Надоело. Мама одержима идеей-фикс меня женить. Постоянно подсовывает мне дочек ее подруг. Нахваливает, какие Маша-Лена-Женя замечательные. А я задолбался сочинять всякие тупые предлоги, почему я не могу с ними встретиться.

– Богатые тоже плачут?

Фыркает Славина и робко тянет уголки губ вверх. А я вдруг ловлю себя на мысли, что мне нравится ее улыбка. Мягкая. Искренняя.

– Плачут. А еще любят кофе и шоколад. Как простые смертные. Ну что, Ань, согласна на мою сделку, – спрашиваю я у Анюты и получаю достаточно твердое.

– Согласна.

Разрядив обстановку, я протягиваю уставившейся на меня во все глаза девушке руку и наблюдаю за тем, как она осторожно вкладывает свои маленькие пальчики в мою громадную лапищу.

А дальше рабочий день течет абсолютно спокойно. Постоянные клиенты заполняют клуб, оккупируют ринг и с энтузиазмом лупят по боксерским грушам.

Инструкторы придирчиво контролируют процесс. Исправляют технику, делают замечания взрослым мужикам, в зале превращающимся в бесшабашных мальчишек, и напоминают, что я не зря плачу им зарплату и периодически поощряю премией.

Рассудив, что Аня сегодня растеряна из-за свалившихся на нее неурядиц, я сам заказываю обед на троих, и сталкиваюсь с ней на выходе из туалета.

Славина норовит проскочить мимо, но я ловлю ее и аккуратно пригвождаю к стене. Приподнимаю ее лицо за подбородок и замечаю и чуть опухший раскрасневшийся нос, и крупинки туши, осыпавшиеся с ресниц.

– Ревела? – я задаю дурацкий очевидный вопрос и хмурюсь.

Волна недовольства от того, что девчонка льет слезы из-за какого-то козла, невольно затапливает меня от макушки до пяток и подкармливает дикого зверя внутри.

– Марк Алексеевич, я…

– Теперь для тебя просто Марк. Вживайся в роль. И больше не плачь из-за дебилов, не способных оценить сокровище. Они того не стоят.

Заявляю я убежденно и наталкиваюсь на удивление на дне Аниных омутов.

Но я ведь на самом деле не лукавлю. Я искренне верю в то, что говорю.

Я откровенно не понимаю мудаков, изменяющих женам.

И пусть я сам не могу похвастаться слепой верностью, но на моем пальце нет обручального кольца. И я никогда не обещаю своим пассиям ничего лишнего. Чтобы потом не сливаться, блокируя номера, и не извиваться ужом при расставании.

– Ты красивая, Аня. Очень красивая. И не глупая. Тебе обязательно встретится достойный человек. Веришь?

– Не знаю.

Всхлипывает Славина тоненько, и я сгребаю ее в объятья. Не знаю, как еще унять приближающуюся истерику, и на мою удачу угадываю.

Аня постепенно расслабляется, пока мои ладони невесомо скользят по ее лопаткам, и медленно восстанавливает сбившееся дыхание.

– Спасибо, Марк Алексеевич.

– Марк.

– Спасибо тебе, Марк.

Она произносит неуверенно по слогам и убегает на ресепшн. Я же запираюсь в кабинете и просматриваю смету на открытие еще одного филиала, чтобы спустя полчаса услышать ровный Анин голос в селекторе.

– Марк Алексеевич… Марк. К вам… К тебе Карина, в общем.

– Пусть проходит.

«Капучино на кокосовом молоке мне свари» доносится на заднем плане, и я кривлюсь. Нужно сказать Резниковой, чтобы переставала командовать моими людьми. А еще преподнести новость, от которой она будет в полном «восторге».

Рядом со мной любовницы не задерживаются дольше, чем на три месяца. И наш с Кариной срок истек еще на прошлой неделе. Но то я зависал в бильярде с пацанами, то Резникова не вылезала из СПА, так что пересечься и расставить все точки над i не получилось.

– Марк, милый. Эта грымза не хотела меня пропускать, представляешь?

Вынырнув из своих мыслей, я возвращаюсь в прозаическую реальность.

На пороге моего кабинета появляется обладательница бесконечно длинных ног и аппетитного третьего размера груди и недовольно морщит вздернутый нос. Передвигается неуклюже в жутко неудобных туфлях на высоченном каблуке и опускается в кресло напротив меня.

Накручивает на палец золотистый локон и ударяется о стену моего равнодушия.

И, если Карина недоумевает, то я могу думать лишь о том, как она одним только приходом успела утомить меня пафосом и манерностью.

– Моего администратора зовут Анна. Не грымза, не цербер, не горгона. Анна. Запомни.

Уточняю я грубовато, а Карина недоуменно на меня пялится, не понимая, почему я требую от нее заучить имя обычной сотрудницы, и надувает пухлые губы. Только эти ее фокусы меня ни капли не трогают.

– Знаешь, куда мы сегодня с тобой идем? – не найдя никакого отклика, Резникова меняет тему и хлопает густыми наращенными ресницами.

– Куда?

– На концерт Асти. Папа выкупил два последних билета в випке.

– Ты идешь. Я пас, – сообщаю я безразлично в то время, как Каринкино лицо вытягивается.

– Почему?

– Потому что мы расстаемся.

– Если это шутка, Марк, то совершенно не смешная.

– Это не шутка, Карин. «Мы» больше не существует. Я помолвлен на другой.

– И когда ты успел? – недоверчиво хмыкает Резникова, веря, что я стебусь, и вряд ли оказывается готовой услышать невозмутимое.

– Сегодня утром.

– Как…? Но мы же…

– Хорошо провели время вместе? Бесспорно. На этом все.

Я еще раз провожу финишную черту под нашими отношениями, чтобы у Карины не осталось никаких сомнений. Но она никак не хочет принимать суровую действительность.

Натужно морщит лоб, как будто решает в уме сложное уравнение. Вонзается зубами в нижнюю губу. И подскакивает на ноги, пошатываясь на своих ходулях.

Сначала препарирует меня острым взглядом, словно лягушку. А потом не находит ничего лучше, как устроить скандал.

Цепляет стоящий рядом с ней органайзер со стола и запускает его в стену позади меня. Он падает на пол с глухим стуком. Жалобно звякает завалившийся набок степлер. А я спокойно роняю.

– Мимо.

Следом за органайзером отправляется кубок, полученный моими пацанами на региональных соревнованиях. Минуя мою макушку, он едва не сшибает картину с изображением снежного барса, и приземляется рядом с многострадальным степлером.

На этом запал у Резниковой иссякает. Она обхватывает себя ладонями за плечи и резко меняет вектор поведения.

– Марк, нам ведь было здорово вместе. Я выучила, какой кофе ты пьешь и что предпочитаешь на завтрак. Ради тебя я даже записалась в кулинарную школу.

– Это похвально.

– Северский, ну хватит! Я была готова отказаться от тусовок, которые обожаю, и превратиться в покладистую невесту. Печь пироги, варить борщи и ждать тебя с работы.

– В этом нет нужды, Карин, – качаю я головой и гадаю, в какой момент все свернуло не туда. – Я ведь ничего тебе не обещал, правда. Я сразу предупредил, что наша связь не дольше, чем на пару-тройку месяцев. Без привязанностей. Без обязательств.

– Но я надеялась…

– Что я изменюсь?

– Да. Кому-то же ты сделал предложение! Только не говори, что этой своей администраторше! И чем она лучше меня?

– Тем, что не посещает курсы пекарей, чтобы мне понравиться.

Позволяя Резниковой додумать все, что ей заблагорассудится, я не отрицаю брошенное в сердцах предположение и вижу, как сильно уязвлена ее гордость. Она злобно бурчит что-то неразборчивое и максимально быстро, насколько ей позволяет неудобная обувь, выметается из моего кабинета.

Сшибает что-то на пути своего следования. По крайней мере, в барабанные перепонки ввинчивается неприятный звон. И напоследок обвиняет Анечку во всех смертных грехах.

Распаляясь, Карина обещает кары небесные на Анину голову. И допытывается, что такого умеет Славина, раз я на нее повелся.

Правда, распинается Резникова недолго. Она исчезает до того, как я успеваю обогнуть стол и выйти в приемную. Так что все, кого я нахожу там – это пунцовая, словно свекла, Аня, ее сынишка, подозрительно косящийся в мою сторону, и виляющий хвостом щенок.

По-моему, Марли – единственный в этом помещении, кто меня не осуждает.

Тишина между нами со Славиной воцаряется красноречивая и напряженная. Поэтому я подхожу к стойке, опираюсь на нее локтями и стремлюсь разбавить молчание своим.

– Прости. Я не думал, что у Карины так поедет крыша.

– А я не думала, что быть вашей невестой опасно для жизни, босс.

Парирует Аня, не принимая мои извинения, и убегает умываться. И, когда она скрывается в коридоре, у меня за спиной раздается шумное сопение.

Ощущение складывается такое, как будто малец швыряет мне между лопаток воображаемые отравленные дротики.

Беззвучно ругнувшись, я неторопливо разворачиваюсь и иду к нему. Опускаюсь на пол, чтобы не смотреть на парнишку сверху вниз, и скрещиваю ноги по-турецки.

Выдерживаю недлинную паузу и лукаво подмигиваю пацаненку.

– Ну рассказывай.

– Что рассказывать?

– Какой я урод и как сильно тебя бешу.

– Бесите, – Ванька признает без уверток и, высоко вздернув подбородок, интересуется. – Это правда, что вы женитесь на маме?

– Если она захочет.

– И детей с ней родите?

– Если она согласится, – подавившись воздухом, я долго прокашливаюсь и абсолютно не ожидаю, что Иван нахохлится, словно мокрый воробей, и выдаст совсем уж странное.

– И меня выбросите на улицу?

Дикий в своей абсурдности вопрос повергает меня в шок и на несколько мгновений лишает дара речи. Я снова прочищаю горло и изучаю сидящего напротив парнишку пристальнее.

– Нет, конечно. С чего ты взял?

– Просто папа маме сказал, что у него будет новый сынок и ему все равно, где мы будем жить.

Глава 4

Аня

Пульс частит с бешеной скоростью. Кровь прилипла к щекам и не желает отливать. А я безуспешно пытаюсь привести себя в порядок и стереть румянец с кожи.

Льющаяся из крана ледяная вода не справляется с поставленной задачей. Из отражения в зеркале на меня по-прежнему смотрит взъерошенная растрепанная девчонка, не знающая, что ей делать дальше со своей жизнью.

А не взрослая самодостаточная женщина тридцати лет.

Я молчала, пока любовница босса желала гореть мне в аду. Я ничего не возразила Олегу, когда он велел мне собрать вещи. Да и что я могла возразить, если квартира, за которую мы выплачиваем ипотеку, записана на его маму?

Осознание собственной никчемности колет под ребрами и заставляет часто дышать.

Но это все временно. Я обязательно стану сильнее и научусь давать людям отпор.

С этими мыслями я закалываю волосы на затылке, оттираю черные точки от туши с век и возвращаюсь на ресепшн, где Марк уже о чем-то договаривается с моим сыном.

– Правда, можно?

– Если мама не будет против.

– Мамочка, можно я позанимаюсь? Мне Марк разрешил.

– Дядя Марк, – поправляю я на автомате и ловлю сынишку в свои объятья.

Я с настороженностью отношусь ко всяким единоборствам, наслышана о травмах, которые сопровождают профессиональных боксеров, но в Ванькиных глазах плещется столько надежды и волнительного предвкушения, что отказать ему адски сложно.

К тому же, Марк подливает масла в огонь и пытается склонить чашу весов в свою сторону.

– Форму выдадим. У нас есть несколько детских комплектов. Приставим инструктора. Тоха – лучший в своем деле. Ничего страшного не случится.

Мягко, но настойчиво убеждает меня шеф, и я ведусь на магию его низкого с хрипотцой голоса. Взъерошиваю Ванькину шевелюру, коротко киваю и кричу уже в его отдаляющуюся спину.

– Только осторожно. Пожалуйста!

– Все будет в полном порядке, Ань. Я ручаюсь, – твердо заверяет Марк и уводит наш разговор в то русло, которое я бы предпочла обогнуть. – Славина, вот скажи. Ванька твоему мужу не родной, что ли?

– Родной. С чего ты взял? – я разворачиваюсь к Северскому всем корпусом и сталкиваюсь с искренним недоумением на дне его карих глаз.

– Да у меня тогда вообще ничего в башке не укладывается. Как можно вышвырнуть своего ребенка на улицу? Словно кутенка.

– Как показывает практика – просто. Очень просто. Ваньке стоило лишь сказать, что он хочет жить со мной и ни за что меня не бросит, и Олег с легкостью вычеркнул его из списка своих приоритетов.

Роняю я горько, ощущая привкус полыни на языке, и чувствую, как слезы снова накатывают на ресницы. Недавно утихомирившаяся буря снова грозит разломать в щепки установленные мной наспех щиты.

– Давай не будем об этом, ладно?

Прошу я сипло и всхлипываю, чем, судя по всему, снова ввергаю Марка в ступор.

По-моему, он, как и все мужчины, плохо переносит женские истерики. По крайней мере, он во второй раз за утро стремится сгрести меня в объятья и впечатать в свою каменную грудь.

Отчего я теряю равновесие и утыкаюсь носом в его черный джемпер. От Северского еле уловимо пахнет лимоном и розмарином, и я позволяю себе сосредоточиться на щекочущем ноздри аромате и на несколько мгновений забыться.

Нарочито медленно скользить ладонями по рельефным предплечьям, насквозь пропитываться чужим парфюмом и воображать, что меня обнимает влюбленный мужчина, а не ловелас-шеф, который не пропустит ни одной юбки в радиусе километра.

– Спасибо.

Взяв себя в руки, я, в конце концов, отлепляюсь от Марка и убегаю за стойку. Заливаю в соцсети видео с Кубка, который взяли наши воспитанники. Срочно ищу замену заболевшему инструктору. И глотаю вздох изумления, когда передо мной, как по волшебству, опускается пакет из доставки.

От обалденных запахов, туманящих разум, рот наполняется слюной. А вместе с аппетитом приходит и запоздалое осознание того, что я нагло игнорирую свои непосредственные обязанности. Стыд накрывает меня мощной волной и заставляет виновато понурить голову.

– Марк Алексеевич, простите, пожалуйста, – лепечу я застенчиво и мысленно себя ругаю.

Никогда еще я не допускала столько косяков, сколько сегодня.

И если я охотно себя линчую, то Северский из строгого руководителя, способного напугать здоровых мужиков одним только взглядом, превращается в плюшевого медведя.

Мажет пальцами по моей щеке и напоминает о нашей договоренности.

– Марк, Анюта. Для тебя просто Марк. И хватит извиняться. Я же не зверь какой-то. Понимаю, насколько тебе тяжело.

С этими фразами Северский испаряется, а я еще долго хлопаю ресницами и только потом достаю запечатанные контейнеры.

Салат с хрустящими баклажанами. Яичная лапша с овощами и морепродуктами. И на десерт – чизкейк с манго.

Желудок при виде этих деликатесов громко утробно урчит, и я накидываюсь на еду, словно голодала целый месяц. А позже, когда Ванька возвращается румяный, с капельками пота, блестящими на виске, смотрю, как он уплетает свою порцию за обе щеки, и ничего не могу поделать с трепыхающимся сердцем.

Оно со всего маху врезается в ребра и будто бы увеличивается в размерах.

Но окончательно картину моего мировосприятия расшатывает не то, как гармонично мой сын вписывается в атмосферу боксерского клуба, а материализующийся в дверном проеме Северский с щенком на руках.

Марк гладит Марли по холке, что-то ему нашептывает и находится явно в своей тарелке. У меня же возникает жесточайший диссонанс.

За время, что я здесь работаю, я прекрасно изучила ту сторону Северского, которая меняет пассий чаще, чем перчатки, без угрызений совести посылает людей, если они чем-то не угодили, и с высокой колокольни плюет на общественное мнение.

А вот эта домашняя версия меня почему-то пугает и ввергает в шок. Марк кажется гораздо глубже, чем я всегда его рисовала, и это дезориентирует.

Так что я изумленно открываю и закрываю рот и не могу выдавить из себя ни единого звука, пока Северский ко мне приближается.

– Кто ты такой? Верни моего шефа.

Я звонко смеюсь, пытаясь замаскировать неловкость шуткой, и застываю каменным изваянием, когда Марк заглядывает мне через плечо и выдает недоуменное.

– Это еще что такое?

– Квартиры. Я подыскивала варианты. Правда, пока не наткнулась ни на что подходящее.

– Сворачивай все. Будете жить у меня, – припечатывает Северский, и у меня от его безапелляционного тона резко пересыхает в горле.

– А это удобно?

– Удобно, конечно. Не могу же я отправить невесту и ее сына неизвестно куда.

Марк улыбается лукаво, отчего очаровательная ямочка появляется у него на щеке, а я ловлю себя на мысли, что заключила сделку с дьяволом. С хитрым, коварным, обаятельным демоном.

Который без особого труда провернет все так, что ты поставишь подпись на рабском контракте и еще будешь его благодарить за это.

Отмахнувшись от красочных ассоциаций, я кое-как дорабатываю остаток дня и позволяю себе побыть хрупкой девочкой. Иду за Северским, который тащит мой чемодан. Жду, пока он галантно распахнет дверь своего ярко-желтого «Камаро». И ныряю в салон, устало откидываясь в кресле.

С Олегом я так отвыкла от романтики и ухаживаний, что любые, даже самые мельчайшие проявления заботы, вроде включенного обогрева сидения, откликаются во мне с утроенной силой.

– Найди меня под луной. Я задет. И я в ноль.

Мелодия, льющаяся из динамиков, как нельзя лучше отражает мое внутреннее состояние. Марк тонко его чувствует и не произносит ни единого слова за всю дорогу. А Ванька от переизбытка эмоций даже успевает задремать.

На территорию элитного жилого комплекса с большой спортивной площадкой и ухоженными аллейками, припорошенными снегом, мы въезжаем затемно. Оставляем машину на подземной парковке и поднимаемся на лифте на двадцатый этаж.

– Здесь ванная. Там кухня. Твоя спальня там. Ваньке выделим гостиную.

– Целая игровая комната? Ничего себе!

Восхищенно присвистывает мой сын, изучая кресла-мешки, громадный проектор и лежащие на столе джойстики. А я боюсь, что мне придется с боем отрывать его от приставки.

– Мам, можно? – укрепляя мои подозрения, просит он, а я испускаю обреченный вздох.

– Вань…

– Ну пожалуйста!

– Анют, сегодня в качестве исключения. А потом определим график. Ты прими пока душ, а мы с Ванькой зарубимся в Мортал.

Марк мягко меня уговаривает, и я снова ему поддаюсь. Оставляю мужчин в этом царстве геймеров и запираюсь в ванной. Неторопливо стягиваю с себя блузку с юбкой, подцепляю застежку бюстгальтера и аккуратно складываю одежду на полку.

Погружаюсь в теплую воду, взбалтываю пену и, прежде чем раствориться в блаженной неге, думаю о том, что нужно обязательно выстроить границы до того, как общение с Северским выйдет из-под контроля.

Глава 5

Марк

– Ну же! Давай. Давай. Черт!

Ванька смешно ерзает в кресле-мешке, пытаясь уклониться от удара вместо своего игрового персонажа, и, когда я выношу его Кунг Лао, разочарованно тянет.

– Это нечестно-о-о.

– Смотри и учись.

Потрепав пацаненка по макушке, я показываю ему комбинации на джойстике и терпеливо объясняю, как лучше ставить блоки, и что будет, если нажать вниз, вперед и ВР.

Иван впитывает информацию, как губка, и уже в следующем раунде кладет на лопатки моего Джонни Кейджа.

– Вот так! Е-е-е!

Восклицает Ванька, высоко подпрыгивая, и победно вскидывает обе руки вверх.

Я немного ему поддался, но это того стоило. При виде счастливой детской мордашки я вспоминаю самого себя в девять и радостно улыбаюсь.

Правда, сыграть еще одну катку и выяснить, кто здесь абсолютный чемпион, не удается. В комнату к нам заглядывает Аня и морщит свой хорошенький носик, фиксируя кишки Джонни Кейджа на экране.

– Так. Все, мальчики. Брейк.

– Мам, ну можно еще одну?

Ваня пытается выклянчить у нее продолжение игры, и Славина на секунду мешкается. Обреченно качает головой и идет на компромисс.

– Сначала умываться. Потом разбирать вещи. А потом можно еще одну.

Тяжело вздохнув, Ванька поднимается на ноги, а я исподволь изучаю Аню и хочу ей сказать, что не произойдет ничего страшного, если чемодан полежит не распакованным.

Но осекаюсь, вовремя прикусывая язык. В конце концов, это ее сын, и ей лучше знать, как его воспитывать.

– Если его не ограничивать, он намертво прилипнет к приставке. И не оторвешь. Проходили.

Делится со мной Славина, и я подчиняюсь ей, словно большой ребенок. Покладисто вырубаю плейстейшн и думаю о том, что надо будет чем-то кормить гостей.

– Ань, у меня в холодильнике шаром покати. Что закажем? Итальянская кухня? Японская?

– Давай лучше продуктов. Приготовлю что-нибудь домашнее.

Неожиданно предлагает она, отказываясь от ресторанной еды, а я стопорюсь и внимательно прислушиваюсь к себе.

Любовницы не остаются у меня на ночь, не разбрасывают везде свою одежду, косметику, расчески и, уж тем более, не кулинарят.

Вопреки ожиданиям, мысль о том, что Славина будет орудовать на моей кухне сковородками и кастрюлями, не вызывает отторжения. Так что я согласно киваю и открываю приложение, чтобы с Аниной помощью закинуть в корзину картофель, мясо, зелень, хлеб, творог и кучу всего еще.

Спустя полчаса курьер в желтой кепке и в желтой же униформе доставляет нам пакет до двери, и мы с Аней перемещаемся на кухню.

– Помочь?

– Лучше не мешать, – смеется Славина, и я усаживаюсь на стул, бросая шутливое.

– Так точно, товарищ генерал.

Может, это заложено у женщин в крови, раз Аня без особых трудностей находит нужную посуду, впервые попав на мою кухню, и принимается деловито раскладывать продукты.

Чистит картошку. Лепит аккуратные овальные котлеты. Мелко режет укроп и зеленый лук.

Все у нее в руках горит и спорится. Так что я залипаю на тоненьких пальчиках, порхающих над разделочной доской, словно загипнотизированный.

Я знаю точно, я не про семейный очаг, домашний уют и прочую дребедень. Я не возвожу готовку в ранг священнодействия и не испытываю возбуждения при виде девушек, колдующих над плитой.

Но эта рутина дарит Ане спокойствие и позволяет ненадолго забыть о драме с мужем. Поэтому я молча наблюдаю за ней и убеждаю себя в том, что не случится ничего плохого, если Славина немного побудет здесь хозяйкой.

– Попробуешь?

Пока я варюсь в собственных противоречивых мыслях, Аня перемещается ко мне и дует на ложку, где плещется бульон.

А я превращаюсь в того, кем привык быть. Завоевателя. Охотника. И просто мужика с обыкновенными инстинктами.

Внимательно рассматриваю белую майку-алкоголичку, обтягивающую упругую грудь. Пристально изучаю соблазнительную ложбинку. Без контакта ощупываю гибкое тело.

Признаться честно, в домашней одежде Славина выглядит гораздо лучше, чем в строгих костюмах, скрывающих ее достоинства.

– Соли достаточно.

С трудом оторвавшись от впечатляющего зрелища, я делаю то, о чем Аня просила. Слежу за тем, как она переворачивает лопаточкой подрумянившиеся с одного бока котлеты. И сглатываю, когда Славина снова ко мне приближается.

Опускается на стул на безопасном от меня расстоянии и задумчиво кусает нижнюю губу.

– Марк, давай поговорим об условиях нашей сделки.

Решительно произносит она и приподнимает руку, зарываясь пальцами в волосы. От этого машинального движения ее грудь немного приподнимается и не позволяет мне как следует сосредоточиться.

– Давай.

– Я рада, что вы с Ваней поймали волну, и он не воспринял тебя в штыки. Но постарайся сделать так, чтобы он сильно к тебе не привыкал. Ему будет сложно, когда настанет время нам съезжать.

– Ничто не мешает нам общаться с твоим сыном, когда сделка себя исчерпает. Он совершенно точно может продолжать заниматься у меня в клубе. Я, действительно, не нахожу проблемы в том, что мы сблизимся. Раз уж не задалось с биологическим отцом, пусть у Ваньки будет мужчина, который что-то подскажет. Посоветует.

– Ладно, – после секундной паузы соглашается Аня, но я вижу, что есть еще что-то, что ее беспокоит.

– Это все?

– Нет, – выдыхает Славина и ненадолго застывает прежде, чем озвучить то, что крутится в ее хорошей головке. – Наши с тобой отношения должны оставаться в формальных рамках.

– То есть?

– Никакой близости.

Девчонка ставит мне ультиматум и качается на стуле взад-вперед. Я же внимательно ее разглядываю, словно экзотическую зверушку, попавшую ко мне в дом, и прикладываю максимум усилий, чтобы оставаться серьезным.

Она смотрит на меня так воинственно и твердо, как будто собралась штурмовать крепость. А я на всякий случай умалчиваю о том, что запретный плод сладок. Чем больше запретов придумает Аня, тем сильнее будет желание их нарушить.

Такова человеческая логика и природа мужчин.

– Ничего не будет, – веду я плечами равнодушно и, когда мой маленький, но боевой администратор уже расслабляется, вношу небольшое, но принципиальное уточнение. – Если ты не захочешь, конечно.

От моих слов по Аниному лицу расползается краска, а пухлые губы готовятся выдать что-то дерзкое и язвительное. Но по какой-то причине звуки застывают где-то у нее в горле и не идут наружу.

Аня лишь снисходительно качает головой и сбегает к плите, как будто там безопаснее. Выключает огонь, посыпает картофель укропом и перемешивает это все со сливочным маслом. Нарезает хлеб треугольниками, выкладывает на тарелки божественные котлеты, при виде которых у меня текут слюни, и зовет Ваньку к столу.

Ужин течет в приятной непринужденной атмосфере. Ничто не напоминает о нашем серьезном разговоре, кроме Аниных скромно опущенных ресниц. Но ее молчание с лихвой компенсирует Иван. Он трескает котлеты за обе щеки и параллельно умудряется заваливать меня вопросами.

– Дядь Марк, а это правда, что ты тоже занимался боксом?

– Занимался.

– Ого! Круто!

– Только не профессионально. Так на любительском уровне, пока учился в школе. Пару городских соревнований даже выигрывал.

– А почему бросил?

– Сначала вывихнул плечо. Восстанавливался. А потом понеслось. Универ, тусовки, девчонки. Не до спорта было.

Ухмыляюсь я и боковым зрением фиксирую, как насупливается Аня. Шумно выдувает воздух из легких и агрессивно царапает вилкой фарфор, как будто ее немного задел рассказ о моих похождениях.

А может, она все еще дуется на меня за уступку, на которую пошла. Я настоял на том, что в этом доме никто не будет называть меня на «вы», и Ванька в том числе. И не важно, что по возрасту я мог бы быть его отцом.

Я вспоминаю, как импульсивно Анечка размахивала руками, когда я ей это сообщил, и наблюдаю за ней исподтишка, катая в мозгу версию о женской ревности. Правда, тут же отметаю глупую мысль за несостоятельностью. Славина просто хочет, чтобы перед глазами ее ребенка был нормальный пример для подражания.

А не я со своими хаотичными связями и постоянно меняющимися любовницами, не так далеко ушедший от ее козла-муженька.

– Спасибо. Все было очень вкусно.

Я искренне благодарю Аню за ужин, когда мы уничтожаем ровно половину нажаренных ею котлет, и в кастрюле остается пара-тройка картофелин, и помогаю ей сгрузить посуду в посудомойку.

Ненароком я сталкиваюсь с Анечкой то бедром, то плечом, и каждый раз отмечаю, как стремительно ее щеки заливает румянец, и пальчики начинают мелко дрожать.

Я никак не комментирую реакции ее тела. Скорее, провожу осторожную стратегическую разведку, и гадаю, что не устроило Аниного мужа. Вон она какая отзывчивая, чувственная, податливая.

Так и хочется скользнуть пальцами вверх по позвоночнику. Сжать длинную изящную шею. Обрисовать ключицы. А потом спуститься мимо упругих полушарий к плоскому животу.

Тьфу.

Одергиваю себя мысленно, понимая, что это начинает действовать выдвинутое Славиной табу, и торопливо показываю ей комнату, где она будет спать. Достаю из шкафа постельное белье и одеяло и запрещаю себе смотреть в сторону кровати, чтобы не провоцировать неуместные фантазии с моим администратором в главной роли.

Благо, Аня тоже решает как можно скорее избавиться от моего общества.

– Спасибо, Марк. Я сама постелю.

– Спокойной ночи, Аня.

– Доброй ночи.

Ретировавшись к себе, я раздеваюсь, падаю на диван и еще долго пялюсь в потолок прежде, чем сомкнуть веки. Беспокойно ворочаюсь в постели и вскакиваю посреди ночи от неясного чувства, свербящего к груди.

Я собираюсь освежиться и залить в себя пару стаканов ледяной воды, но ноги сами несут меня в противоположную сторону. Туда, где из приоткрытой двери доносятся тихие всхлипывания.

Я прохожусь костяшками пальцев по косяку, но никакого ответа не получаю. Поэтому плюю на правила вежливости с высокой колокольни и протискиваюсь в Анину спальню.

Лунный свет просачивается в не до конца задернутые шторы и змеится по темному ковру. Но я не замечаю ни красоты представившейся взору картины, ни соблазнительной атласной ночной рубашки, в которую одета Аня.

Мой взгляд примерзает к острым выпирающим лопаткам. И в эту же секунду непреодолимая потребность сгрести девчонку в охапку скручивает внутренности тугим жгутом.

Аня снова плачет, если судить по ее трясущейся спине. А я снова хочу открутить башку ее дражайшему супругу.

– Ань…

Зову я девчонку негромко, но она никак не реагирует на мой голос. Так что я снова нарушаю ее личные границы, пересекаю разделяющее нас расстояние и опускаюсь на чужую кровать, приклеивая свои горячие ладони к Аниным холодным предплечьям.

Глава 6

Аня

– Ну и чего мы снова ревем?

Низкий голос с бархатной хрипотцой врезается мне в затылок, и я вздрагиваю.

Торопливо пытаюсь вытереть катящиеся по щекам градом слезы, но они начинают течь еще сильнее. Спускаются по шее к ключицам и ниже и пропитывают топ ночной сорочки.

– Ань, ну чего ты опять развела Ниагару?

Упорствует Марк, не желая оставлять меня наедине с горем. Ну а я подтягиваю колени к груди, упираюсь в них подбородком и упрямо молчу.

Не потому что не хочу с ним разговаривать, а потому что язык прилип к нёбу, а во рту полным-полно хрустящего крошева из стекла.

– Анют…

Тихо зовет меня Северский и садится на кровать. Его сильные пальцы массируют мои плечи, разгоняя застывшую в жилах кровь, и я снова дергаюсь. Как будто меня одновременно прошивает высоковольтным разрядом, и молния бьет в самую макушку.

– Олег прислал мне иск о разводе на электронку.

Шепчу я полузадушено и ищу потерявшийся в простынях телефон, чтобы показать послание Марку. Только вот он вряд ли понимает весь масштаб испытываемой мной трагедии.

– И? Он изменял тебе. Обрюхатил какую-то девку. Выставил вас с сыном на улицу. Только не говори, что ты была готова его простить и дальше жить с ним под одной крышей после всего, если бы он вдруг одумался?

Мой босс звучит жестко, я бы даже сказала жестоко. И я удивляюсь этой его грани, открывающейся для меня впервые. При всей его неразборчивости в связях подобное отношение к измене в браке ошарашивает и подкупает.

– Нет. Просто вплоть до сегодняшнего дня я находилась в стадии отрицания и только сейчас осознала, что это жирная точка. Все. Поезд дальше не идет. Конечная. Знаешь, принять тот факт, что наш брак распался, это как отрезать руку или ногу. Так же больно и мучительно.

Выпаливаю я лихорадочно. Марк же убирает ладони, разрывая физический контакт, даривший тепло, и поднимается на ноги. А уже в следующую секунду отрывает меня от кровати и перекидывает мою несопротивляющуюся тушку через плечо.

Делает это так легко и стремительно, как будто таскает штанги вдвое больше моего веса в спортзале каждое утро, и я невольно им восхищаюсь.

– Знаешь, Славина. Вот есть много обстоятельств непреодолимой силы. Стихийные бедствия, торнадо, там, или тайфуны. Войны. Забастовки. Но женская истерика – худшее из них.

Приговаривает Северский, пока тащит меня в кухню, а я утыкаюсь взглядом в ямочки на его пояснице, и, кажется, краснею.

– Будем лечить твою депрессию сладким. Шоколадное или клубничное?

– Мороженое? На ночь? Марк, да ты с ума сошел!

– Не спорь, Славина! Шоколадное или клубничное? – гаркает босс, опуская меня на теплый пол с подогревом, и тянется к холодильнику.

– Клубничное.

Я быстро сдаюсь под его неудержимым напором и спустя мгновение становлюсь счастливой, почти, обладательницей ведерка с любимым лакомством детства.

Забираюсь с ногами на подоконник и ненадолго отворачиваюсь к окну, чтобы привести в порядок разбушевавшиеся чувства. Обычно я переношу трудности гораздо спокойнее, но эта история с изменой превратила меня в неуравновешенную психичку.

– Знаешь, что самое смешное? Я прекрасно понимаю, с какого момента все полетело к чертям.

Роняю я в пустоту и спиной ощущаю приближение Марка. Волоски на коже становятся дыбом, пульс резко подскакивает, хоть шеф и не сделал ничего предосудительного, а в горле пересыхает.

Словно мы находимся не на двадцатом этаже в роскошной квартире, а посреди раскаленной пустыни Сахары.

– С какого?

– С того, когда я отказалась родить Олегу второго ребенка.

Произношу я твердо и прикрываю веки, мысленно отправляясь в события трехлетней давности.

* * * * *

Мы с мужем сидим в пафосном ресторане, куда нас пригласил его начальник Томин Глеб Борисович. Упакованные в белоснежные рубашки, классические черные брюки и жилетки официанты снуют вдоль столиков. Блюда поражают разнообразием.

А я не испытываю приступа эйфории по этому поводу. Исподтишка кошусь на округлый животик жены Глеба Борисовича и гулко сглатываю, догадываясь, что неминуемо последует.

Одна. Вторая. Третья. После четвертой стопки коньяка Томин смачно целует свою Ирочку и обращается к нам.

– Мы с Иришкой четвертого ждем. А вы когда за вторым пойдете? Неужели не хочешь лапочку-дочку, а, Славин?

– Хочу, конечно, Глеб Борисович. Скоро пойдем.

Широко улыбается муж и кладет руку на спинку моего стула. Я же закусываю нижнюю губу и впиваюсь ногтями в ладонь, борясь с приступом всепоглощающей паники.

Остаток вечера я практически никого не слушаю. Ковыряюсь вилкой в тарелке, не в состоянии оценить по достоинству салат от шеф-повара, и с облегчением выдыхаю, когда мы, наконец, прощаемся с семьей Томиных, засыпая беременную Ирочку комплиментами.

Устраиваемся в вызванном щедрым Глебом Борисовичем такси бизнес-класса. Добираемся домой сквозь многокилометровые пробки. И не боимся никого разбудить, потому что Ваня гостит у бабушки с дедушкой.

– Давай без резинки, Анют? – уговаривает меня супруг после того, как мы принимаем душ и ныряем под одеяло.

Нависает надо мной, упирая ладони по обе стороны от моей головы. Оставляет влажную дорожку от поцелуев на шее. И вклинивается коленом между бедер.

Только я ничего не могу с собой поделать. Сжимаюсь в комочек от страха, сковывающего мои конечности, и никак не могу себя перебороть.

– Нет.

– Я хочу от тебя еще одного ребенка, Ань. Сына или дочку.

– Нет. Не могу. Не сегодня. Прости.

Я лепечу растерянно. Олег же шумно выдыхает и откатывается на свою половину кровати. Конечно, в ту ночь никакой близости между нами не случается.

К этому разговору мы возвращаемся примерно через полмесяца, когда беременеет младшая сестра моего мужа. Она фонтанирует щенячьим восторгом, заспамливает всю ленту постами с характерными подписями и приглашает нас на гендер-пати.

Я вжимаюсь в пассажирское сидение по пути за город и ковыряю подлокотник, провожая взглядом проносящиеся мимо многоэтажки.

На этот раз супруг заходит издалека.

– Со следующего месяца Глеб Борисович поднимет мне зарплату.

– Это прекрасно. Я тебя поздравляю.

– Наши доходы растут.

– И в этом твоя заслуга. Я тобой горжусь.

– Не притворяйся, что не понимаешь, на что я намекаю, Ань. Пора подарить Ване братика или сестричку.

– Олег, я… не готова.

Шепчу я устало и виновато. Муж же насупливается и больше не выдавливает из себя ни единого слова за всю дорогу.

С завидным упрямством он терроризирует меня на эту тему примерно полгода. Шантажирует, манипулирует, просит. Приводит десятки аргументов за. Показывает снимки счастливых Томиных с их «беременных» фотосессий. А потом резко замолкает.

* * * * *

Кадры прошлого проносятся в мозгу хаотичными обрывками и тянут меня на дно вязкой трясины. И я могу еще долго вспоминать наши с Олегом ожесточенные споры и пришедшее им на смену ледяное равнодушие, но Марк осторожно касается моего оголенного предплечья и возвращает меня в реальность.

– Почему ты отказалась, Ань? Переживала за фигуру? Боялась снова погрязнуть в рутине, пеленках, разбросанных по полу игрушках? – спрашивает Северский, перечисляя всевозможные штампы и демонстрируя удивительную подкованность в вопросах детей.

Я же отлипаю от стекла, поворачиваюсь к нему и грустно улыбаюсь.

– У меня была сложная беременность. Вернее, не так. Не беременность, роды. Весь срок я исправно выполняла указания врача, ни разу не лежала на сохранении и практически ни на что не жаловалась. Кажется, ничто не предвещало катастрофы. Но в последнюю неделю меня увезли с отслойкой плаценты в больницу. Экстренная операция, большая потеря крови, реанимация. Нас с Ванечкой долго не отпускали домой. И, естественно, от предложения родить еще одного ребенка я впадала в неконтролируемую панику. Меня душил иррациональный страх. Что если бы все повторилось, только доктора не смогли бы меня вытащить? Ваня бы остался без мамы?

Вывалив на босса огромный пласт информации, от которого большинство мужиков уже бы бежали прочь, сверкая пятками, я затихаю.

Катаю в ладонях ведерко с подтаявшим мороженым и озвучиваю тот вопрос, который давно не дает мне покоя.

– Может, я сама во всем виновата? Олег не получил от меня отклика и нашел его у другой.

Мой голос скрипит, как несмазанные петли, а слезы снова наворачиваются на глаза. И это в очередной раз задевает Северского.

По крайней мере, от него веет здоровой злостью и осязаемым раздражением.

– У твоего мужа, Аня, была уйма вариантов. Он мог дать тебе время, чтобы прийти в себя, немного подождать и позже вернуться к этой теме. Мог вместе с тобой пойти к психологу и попытаться проработать твои фобии. Но он выбрал самый простой – заменить поломанную игрушку. Это не про семью, Ань. Вовсе нет.

Грубовато чеканит Марк, громя мою попытку обелить супруга, а мне вдруг становится очень спокойно. От того, что его выразительные глаза полыхают жгучим гневом. От того, что его руки мягко оглаживают мои плечи, даря утешение. И от того, что он не ищет оправдания измене.

– Измена – это предательство, Ань. В какую обертку его ни упакуй.

Роняет Северский, как будто читает мои мысли, словно раскрытую книгу, и отрывает меня от подоконника.

– Все, Несмеяна. Пора спать. Ты же не хочешь, чтобы суровый начальник оштрафовал тебя за опоздание?

Марк иронично выгибает широкую смоляную бровь, а я давлюсь хриплым смешком и обнимаю его за шею, пока он несет меня в спальню. Он бережно укладывает меня на кровать и помогает подоткнуть одеяло, что никак не вяжется с его образом Казановы.

Не знаю, чем я заслужила такое отношение, но его самоотверженная забота мне нравится. Больше того, она необходима мне, как кислород, чтобы поставить крест на неудавшемся браке, собрать себя из пепла и двинуться дальше.

В светлое будущее.

– Спи уже, – с хитрой ухмылкой командует Марк, а я выдыхаю изумленное.

– Что?

– Думаешь слишком громко. Спи, Ань. Утра вечера мудренее.

Глава 7

Марк

Я вскакиваю рано. Задолго до будильника.

Часы показывают шесть утра. Город укутывает предрассветная дымка.

А я гипнотизирую взглядом потолок и думаю, как сильно моя жизнь изменилась за двадцать четыре часа.

У меня дома спит девушка, ее восьмилетний сын, и где-то, я уверен, носится щенок золотистого ретривера.

Ухмыльнувшись, я перекидываю полотенце через плечо и выхожу в коридор, натыкаясь на небольшую лужу. Неподалеку от нее сидит Марли, поджав уши, и виновато на меня косится.

– И кто это сделал?

Спрашиваю я у песеля, как будто он может ответить, и с тихим смешком топаю в ванную.

Странно, но раздражения не испытываю.

Животное привыкает к новому месту. Это нормально.

Я быстро устраняю последствия маленькой шалости, умываюсь и планирую выгулять Марли до того, как Аня с Ваней проснутся.

Защелкнув карабин на поводке, я спускаюсь в пустынный заснеженный двор и хватаю свежий морозный воздух. Умиротворение растекается по венам.

В пятом классе я очень хотел щенка, но мама не разрешила его завести. Не верила, что моего запала хватит на то, чтобы ухаживать за собакой. Тем более, что тогда мои желания менялись с завидной частотой.

Я просил то рыбок, то хомячка, то лысого сфинкса.

– Ну что, бандит! Развлекайся.

Я отпускаю Марли и наблюдаю за тем, как он резвится. С разбега врезается в сугроб, роет мокрым холодным носом снег и счастливо заливисто лает.

Спустя полчаса мы возвращаемся домой. Я обтираю песелю лапы до того, как он умчится вглубь квартиры и оставит на полу влажные следы.

В общем, восполняю то, что не дополучил в детстве. После чего отправляюсь в свою импровизированную тренажерку, пока вокруг стоит оглушающая тишина.

Вставив наушники в уши, я с упоением таскаю гантели и перерабатываю скопившийся за сутки адреналин. Ощущаю приятную усталость в мышцах и вваливаюсь в ванную, намереваясь смыть с себя липкий пот.

Только не учитываю одной маленький детали. Я больше не один в своей холостяцкой берлоге.

– Ой!

Тоненько вскрикивает Аня, а я прилипаю взглядом к ее фигурке и бессовестно изучаю точеные изгибы.

Ее сорочка аккуратно сложена на тумбочке у входа. На ней самой нет ничего, кроме черных ажурных трусиков и полотенца, которым она успевает прикрыть грудь.

– Прости.

Выдавливаю я из себя подхриповато, потому что голос резко садится на несколько октав, и выметаюсь в коридор. Напряжение, которое я выплеснул чуть раньше на тренировке, снова накатывает и скручивает внутренности жгутом.

Я стараюсь не думать, но все равно думаю. О худых острых лопатках. О гибкой осиной талии. И о маленькой аккуратной родинке слева на ребрах.

Справившись с наваждением, я все-таки завариваю себе кофе и выпиваю пол кружки, когда Славина осторожно вплывает на кухню.

– Я освободила ванную.

Робко сообщает она, и я ухожу остужать взбунтовавшиеся гормоны.

Сначала подставляю голову под ледяные струи, а потом встаю целиком под бодрящий душ.

– Это просто сделка, Северский. Фиктивная невеста. Ничего личного.

Я уговариваю себя не нарушать выстроенных Аней границ, но все равно смотрю на нее, как на женщину. И тогда, когда она готовит омлет и сэндвичи. И тогда, когда она накрывает на стол, водружая передо мной тарелку. И когда заправляет за ушко каштановый локон.

Ваня с Марли снова едут с нами на работу. И мне удается на какое-то время отвлечься от непозволительных мыслей.

Я рассказываю мальчонке, как выиграл свой первый бой, едва удержавшись на ногах. И обещаю ему показать автограф Александра Поветкина, который хранится у меня кабинете.

– Тох, возьмешь Ивана на тренировку?

Я здороваюсь с самым авторитетным из наших инструкторов, получаю утвердительный кивок и замечаю, что от мужиков не укрылся тот факт, что мы прикатили в клуб с Аней вместе.

Кто-то старательно прячет улыбку в густых топорщащихся усах. Кто-то выразительно покашливает. А кто-то изучает Аню так пристально, что мне хочется укутать ее обратно в пальто по самый нос.

Ближе к обеду я собираю парней на планерку. Мы обсуждаем план на следующие несколько недель, подводим итоги этого месяца и утверждаем рекламу, которую для нас подготовили пиарщики.

И, когда наступает время расходиться, Антон на правах лидера озвучивает мучающий всех вопрос.

– Шеф, а вы теперь со Славиной… вместе, что ли?

– Да.

Чеканю я уверенно, потому что наша легенда рано или поздно просочится на свет. И лучше отмести все сомнения здесь и сейчас.

Тоха уважительно присвистывает и негромко бормочет что-то вроде.

– Давно пора остепениться. Аня – замечательная девушка.

И, пока мужики переваривают новые вводные, самый младший из инструкторов Петька разочарованно выдыхает.

– Ну вот. А я как раз думал к ней подкатить.

– Не думай. Аня – моя невеста. Так что никакого неформального общения. Все строго по делу.

Я напираю на своего же сотрудника, как бронебойный таран, и ощущаю странный укол ревности.

Мне не хочется, чтобы рядом с ней крутились посторонние. Задабривали ее шоколадками или фруктами и засыпали предложениями сводить ее на свидание.

Так что после планерки я направляюсь к ресепшену, где Анечка заполняет электронный журнал, и намереваюсь закрепить свой статус.

– Собирайся.

– Куда?

– В магазин. Будем кольцо покупать.

– Но у меня уже есть кольцо.

Нестройно шепчет Аня. А я кошусь на ее безымянный палец так, как будто его хвостом обвивает какое-то омерзительное насекомое.

– Можешь выбросить этот хлам в мусорку. Одевайся.

– А как же посетители?

– Петя тебя подменит.

Я отметаю последнее возражение, и Славина послушно ныряет в пальто. Идет за мной, как привязанная, и никак не комментирует мое странное поведение.

Сидит на пассажирском сидении, смирно сложив руки на коленях, и радует меня своей покладистостью.

В небезызвестный ювелирный салон, расположенный неподалеку от клуба, я вплываю, придерживая Аню за локоток, и мягко подталкиваю ее к витринам.

При виде ценников, которые красуются на драгоценностях, она распахивает свои огромные глаза и отступает на шаг, врезаясь спиной мне в грудь.

– Я не могу, Марк. Это офигеть, как дорого!

– Значит, я сам выберу. Не может же моя невеста ходить с какой-то безделушкой.

Из массы украшений я отдаю предпочтение дорогому, но не слишком вычурному. Оно призывно поблескивает в искусственном свете ламп и притягивает внимание.

– Может, еще сережки в комплект? Будут отлично смотреться, – девчонка-консультант раскручивает меня на дополнительную покупку, и я соглашаюсь, игнорируя робкие Анины протесты.

– Пакуйте.

Спустя пару минут мы уже стоим на кассе. Я расплачиваюсь картой, а Славина смущенно бормочет, что не было необходимости так тратиться ради спектакля.

Вместо ответа я просто прижимаю ее к себе, прячу пакетик с логотипом в карман и на входе натыкаюсь на Резникову. Она сначала окидывает меня томным взглядом, а потом упирается в Аню и смешно дует пухлые губы.

Вот уж поистине, Москва – большая деревня.

Обогнув застывшую рядом с магнитной рамкой бывшую любовницу, я прикрываю Аню собой на случай, если Карина вдруг вздумает отколоть какой-нибудь финт, и веду Славину к следующему бутику.

– Раз уж мы здесь, давай выберем тебе наряд на свадьбу.

Брошенная невзначай фраза звучит так, как будто я планирую купить своей спутнице подвенечное платье, и я глотаю рвущийся наружу смешок. Выхватываю из многообразия одежды красный брючный костюм и мысленно надеваю его на Аню.

– Примерь. Должно быть круто.

– Но дресс-код синий.

– И то синее платье возьми.

Я пожимаю плечами, оставаясь непреклонным, на что Славина обреченно вздыхает.

– Ты абсолютно невыносим, Северский.

– А ты совершенно не умеешь принимать подарки. Иди.

Я надавливаю ей на поясницу, призывая сдвинуться с места, и сам тоже перемещаюсь к примерочным кабинкам. Жду ее, как образцово-показательный муж в компании скучающего в полуметре от меня парня, и цепенею, когда приоткрывается шторка.

Широкие брюки свободного кроя красиво струятся и скрывают идеальные стройные ноги. А вот приталенный пиджак выгодно облегает точеную фигуру и выбивает из моей груди восхищенный выдох.

– Однозначно. Берем.

На кассе я повторяю финт с картой. Аня же вцепляется в рукав моей куртки и произносит совсем уж дезориентирующее.

– Я все тебе верну. Со следующей зарплаты.

– Так, Славина. Никаких возвратов. Долгов. И прочей ерунды. Договорились? Не мешай мне быть мужчиной.

Деньги, которые я на нее потратил, для меня – сущий пустяк. Куда важнее, что на эти полчаса в ее глазах поселились счастливые искорки, и она хоть и ненадолго, но забыла об измене, судебных тяжбах и дележке имущества, которые ей предстоят.

Зарулив в кофейню, я заказываю нам два ореховых латте, и везу Аню обратно в клуб. За это время Антон успевает как следует погонять Ваньку. Со лба мальчонки пот катится градом, но это мелочи. Он едва не подпрыгивает на месте от неуемного восторга.

– Нравится тебе у нас? – с доброй улыбкой я растрепываю Ванькину густую шевелюру и замечаю нежность и трепет, охватывающую Анечку.

И это приятно, черт возьми.

– Не то слово! Пацаны обзавидуются, когда им расскажу.

Гордо вздергивает подбородок Иван, а я думаю, что из него может получиться хороший спортсмен. По крайне мере, он усердно выполняет все Тохины команды и не позволяет себе халтурить, как бы сильно ни устал.

– А когда узнают про автограф Поветкина, вообще позеленеют.

Я заговорщически подмигиваю Ваньке и, оставив его с Аней, ухожу к себе в кабинет. Думаю о том, что было бы неплохо восстановить форму и провести с Антоном пару спаррингов, когда трель телефонного звонка ударяется в барабанные перепонки.

– Привет, ма.

– Здравствуй, сынок, – подозрительно ласково щебечет мама и заставляет меня насторожиться. Я катаю карандаш по столешнице и терпеливо жду, когда она доберется до сути. – А ты что делаешь сегодня вечером?

– Занят.

– Вот так всегда. У тебя никогда нет времени на родную мать.

– Мамуль, ну не начинай. Пожалуйста.

– А давай ты все отложишь и приедешь сегодня к нам?

– Есть повод?

– Конечно. Лидия Сергеевна обещала с дочкой заглянуть в гости. Настенька на днях вернулась со стажировки из Лондона. Пообщаетесь. Может быть, на свидание сходите.

– Не будет никаких свиданий, ма. И Настенек, Машенек, Кирочек тоже не будет. У меня есть невеста.

– Но… как? Кто?

– Представлю ее на папином юбилее.

Попрощавшись с мамой, я отключаюсь и тру пальцами виски. Радуюсь, как вовремя мы заключили взаимовыгодную сделку со Славиной. А вечером нахожу на пороге своей квартиры Дину с тортом.

Глава 8

Аня

Лифт размеренно катит на двадцатый этаж, а я украдкой смотрю в длинное, во весь рост зеркало.

Марк придерживает Ваньку за плечо, на случай если кто-то еще протиснется внутрь и нас заденет. Иван бережно прижимает к себе виляющего хвостом Марли. И раскрасневшаяся с мороза я топчусь с пакетом с нарядами в руках.

Со стороны мы можем показаться семьей. Той, что печатают на первых страницах глянцевых журналов к Новому году или Рождеству. Для полного сходства нам не хватает только одинаковых свитеров.

– Между прочим, Петр хотел к тебе подкатить, – Марк вырывает меня из фантазий, где я примеряю на нас красные джемперы с белыми оленями, и заинтересованно выгибает бровь, наблюдая за моей реакцией.

Я же давлюсь воздухом, закашливаюсь и не могу отделаться от мыслей, что Северский шутит.

– Наш Петька? Да не может такого быть. Ты, наверное, что-то перепутал.

– Еще как может.

Качает головой Марк и пересказывает то, что происходило у них на планерке.

Честно признаться, я долгое время была зациклена на Олеге. Я думала о нем, когда собиралась на работу, влезая в привычную рубашку с юбкой. Думала о нем, когда бежала с работы и стояла в очереди в гипермаркете, сгружая на ленту продукты. И не замечала никаких знаков мужского внимания.

Я не гнушалась сварить чашечку кофе любому из наших инструкторов или сварганить по-быстрому бутерброд, пока сурового босса где-то носило. Поэтому никогда не воспринимала подброшенные на стойку шоколадки и кексы как что-то серьезное.

Взятка за хорошее отношение. Ничего личного.

– И что ты в итоге сделал с Петром? – спрашиваю я, одновременно радуясь, что мой мир, несмотря ни на что, не рухнул, и кто-то еще проявляет ко мне интерес, и переживая за то, что Северскому могло взбрести в голову уволить неплохого, в общем-то, мальчишку.

– Связал и решил пустить на шашлык. Устроит тебя такой ответ?

– Ну Ма-а-арк! – тяну я и почему-то в мельчайших деталях рисую, как Северский достает с антресолей (хотя откуда они в его новомодном пентхаусе) шампуры и спускается во двор, чтобы разжечь угли.

– Велел, чтобы просто так рядом с тобой не крутился. Только формальное общение. Поняла, Славина?

– Поняла.

От собственнических ноток, проскальзывающих в голосе Марка, мне почему-то становится тепло. И пусть все, что происходит между нами, понарошку, мне хочется воображать, что в моей Вселенной есть человек, которому не все равно на меня.

Не все равно на то, что я выскочила на мороз без шапки. Не все равно на то, что я пропустила обед, отвечая на звонки и выкраивая для клиентов окошки. И, конечно, не все равно на то, что я не могу уснуть ночью и поливаю подушку слезами.

В своих фантазиях я захожу так далеко, приписывая своему начальнику массу несуществующих у него качеств, что упускаю момент, когда дверцы кабинки лифта бесшумно разъезжаются, и Марли соскакивает с Ваниных рук и с заливистым лаем несется вперед.

Туда, где стоит роскошная платиновая блондинка с тортом в руках. Ее голубые глаза холодные, словно лед. Губы тронуты перламутровым блеском. Густые ресницы едва ли не достают до самых бровей.

На ней светло-бежевая шуба с капюшоном. Молочные ботиночки на тонком изящном каблучке. И вся она такая идеальная, что я начинаю сравнивать себя с этой Снежной Королевой и выискать в себе недостатки.

Мой обычный ровный нос вдруг начинает казаться большим. Губы – недостаточно пухлыми. А одежда – простой и невзрачной на фоне этого переливающегося пушистого роскошества.

И, пока я ставлю в графе за графой минусы, Марк первым приближается к гостье и приподнимает ее над землей, стискивая в стальных объятьях.

– Льдинка, привет!

– Отпусти, неугомонный.

Я наблюдаю за этим внезапным приливом нежности отстраненно и вдруг ощущаю себя лишней. Хочу взять Ваньку за ладонь и увести его подальше отсюда. Хотя бы спуститься вниз – к заснеженным аллейкам с обледеневшими горками. Лепить неуклюжего ассиметричного снеговика и играть в снежки, потому что в нашу квартиру вернуться мы тоже не можем.

Там правит бал беременная Катерина.

Наверное, на моем лице слишком много всего написано. Раз ровно за секунду до того, как я круто развернусь на пятках и двинусь к не успевшему уехать лифту, Марк опускает блондинку на пол и торопится исправить оплошность. Читает что-то такое в моих глазах, спешит поймать меня за талию и мазнуть губами по виску.

– Знакомьтесь. Дина – моя сестра. Аня – моя невеста. А это Иван – Анин сын. Ну и, конечно, наш четвероногий друг Марли.

Северский за пару мгновений избавляет меня от иррациональной ревности, сдавившей стальным обручем грудь, и тесно прижимает к своему боку. Судя по всему, демонстрирует сестре серьезность своих намерений.

И если я резко утрачиваю к девушке былой интерес, то Дина, напротив, препарирует меня пристальным взглядом, как будто пытается снять с меня слой за слоем и пробраться под кожу.

От ее липкого интереса становится неуютно, и я льну к Марку сильнее. Забывая о том, что еще несколько минут назад хотела от него сбежать.

Благо, он тонко чувствует мое настроение, достает ключи из кармана и, открыв замок, пропускает сестру первой в коридор и припечатывает ее проницательным.

– Колись, мама на разведку прислала?

– Марк, я…

– Ладно. Давай чай пить, раз пришла.

Удивительно, но вскоре неловкость улетучивается, и вот мы уже рассаживаемся за столом и утаскиваем на тарелки куски разрезанного мной торта. Воздушный бисквит, пропитанный вишневым сиропом. Крем из сгущенки со сливочным сыром. Вкуснота.

Ванька быстро уплетает свою порцию и с нашего разрешения убегает в игровую. За ним уносится и Марли, а я методично разливаю черный с бергамотом чай по кружкам и больше не реагирую так остро на чужой интерес.

В конце концов, если бы у меня был брат, и у него внезапно появилась невеста, я бы тоже спешила с ней познакомиться.

– Не пойму, что изменилось, но у тебя как будто уютнее стало.

– Это все Анина заслуга.

Хвалится Марк, пока Дина сосредоточенно озирается по сторонам, и делится тем, как мы спорили, выбирая картины, и покупали дизайнерские часы, стилизованные под старину.

До нашего с Ванькой переезда кухня Северского и, правда, выглядела до безобразия стерильной, словно на ней никто никогда не готовил и не касался плиты. И у меня руки чесались немного ее оживить.

– А как вы…

– Познакомились? Аня работает у меня администратором.

– Служебный роман?

– Ага.

Дина изумленно хлопает своими длиннющими ресницами, а я в глубине души радуюсь, что Марк берет бремя общения с сестрой на себя. Рассказывает ей, как запал на меня, когда я утихомиривала проблемного клиента, перепутавшего наш клуб с борделем. Не перестает нахваливать мой кофе, который я варю ему по утрам.

Мне же остается только улыбаться и согласно кивать.

В общем, в роли фиктивного жениха Северский смотрится весьма органично. Он не забывает ненароком дотрагиваться то до моего запястья, то до локтя, то до скулы. Подливает мне чаю, когда на дне чашки остается несколько капель. И нашептывает что-то смешное на ушко.

Например, то, как в детстве Дина из налепленных бабулей вареников с вишней слепила один большой. Или то, как они с Марком затеяли уборку в его комнате, не смогли вытащить ковер из-под кровати и без лишних слов вырезали его вокруг ножек кровати.

– Честно? Я опешила, когда мама позвонила и сказала, что у Марка появилась невеста. Он просто так долго открещивался от серьезных отношений и так сильно троллил нас с Гордеем, что я сначала решила, что это какой-то розыгрыш. Потом ждала увидеть какую-нибудь пустоголовую модельку с накачанными губами и третьим размером. Извини, Ань.

Осекается Дина, опасливо на меня косясь, но я лишь звонко смеюсь.

– Все нормально. Прежние спутницы босса, действительно, не отличались лишним умом, сообразительностью и естественностью во внешности.

Я не удерживаюсь от того, чтобы подколоть Северского, а он не больно кусает меня за плечо.

К концу вечера мы окончательно развеиваем сомнения Дины в нашей искренности, если они еще оставались. Идем провожать ее до двери, обещаем как-нибудь нанести им с мужем ответный визит вежливости и просим ее посидеть с Ванькой в субботу. Пока мы будем на свадьбе.

– Мы, конечно, можем нанять няню, если тебе неудобно.

– Глупости. С Маруськой своей Ивана познакомлю. Будет весело.

Отмахивается от предложения брата Дина и зарабатывает еще несколько очков к себе в копилку. Если отбросить первое впечатление, когда я приняла ее за соперницу, она больше не кажется мне ни ледяной статуей, ни Снежной Королевой.

Скорее, девушкой, которая знает себе цену, и будет стоять горой за своих родственников.

– Пока, Дин. До встречи.

– До послезавтра.

Стук каблучков Северской разносится по коридору, пока она неторопливо шагает к лифтам. А я напоследок мажу взглядом по ее ровной спине и поворачиваюсь к Марку.

– У тебя хорошая сестра.

– И брат тоже. Хотя в детстве я этого не понимал и часто их доводил. Батя у меня – вообще мировой мужик. Тебе понравится. А вот мама… сложная.

Марк с таким трепетом говорит о родных, что я немного ему завидую. Очевидно, что семья любит его безусловной любовью.

А мне вот постоянно приходится своим что-то доказывать. Что я не залечу на первом или втором курсе и не отчислюсь. Что доучусь до конца и получу диплом с отличными оценками. Что найду нормальную работу в Москве и не вернусь к ним в область.

Только вот одного доказать не удастся. Мой брак распался, как и пророчила мама. И мне надо как-то это им сообщить.

Глава 9

Марк

Нам уже давно пора выходить, а Аня все еще крутится у зеркала и кусает губы. Поправляет крупные локоны, рассыпавшиеся по плечам. В третий раз перерисовывает кажущиеся идеальными черные стрелки. И заставляет меня сдвинуться с места и положить ладони на ее плечи.

– Если ты передумала, мы всегда можем позвонить этой твоей Митиной и сказать, что не придем.

– Я не могу, Марк.

– Почему? Хочешь доказать всем, что твоя жизнь не сошла с рельс? Что у тебя все замечательно? Ты цветешь и пахнешь. Дом – полная чаша. Замечательный сын. Красавец-муж.

– Именно так.

Соглашается она, и, справившись, наконец, с макияжем, поворачивается ко мне. Смотрит в мои глаза долго-долго и, найдя там, на дне что-то важное, признается.

– Я не хочу, чтобы меня жалели. Понимаешь? Чтобы за спиной говорили, что Славина – брошенка. Для нас, девочек, это важно.

– Понимаю.

Наплевав на то, что наша задержка грозит превратиться в катастрофическую, я привлекаю Аню к себе, с шумом выпускаю воздух из легких и скольжу пальцами вдоль ее позвоночника.

Легко. Невесомо. Плавно. Как будто старательно играю на рояле гаммы или арпеджио, хоть музыканта из меня и не вышло. Классе в третьем мама очень старалась сделать из меня пианиста, только я постоянно сбегал в соседний с лицеем двор и гонял там в мяч вместо того, чтобы сидеть на скучных уроках сольфеджио.

Спустя десять наших глубоких вдохов и выдохов Славина осторожно от меня отстраняется, еще раз критически изучает свое отражение в зеркале и торопливо перемещается в коридор, как будто я нажал какую-то кнопку ускорения.

– Быстрее, Марк, быстрее!

Она упирается ладонями в мою спину, выталкивая меня на лестничную клетку, пока я безуспешно пытаюсь застегнуть пальто. И, если быть честным, нравится мне в этом амплуа немного больше.

Поэтому я принимаю абсурдное, в общем-то, решение, кажущееся очень правильным в это мгновение.

– Хочешь за руль?

Я раскрываю ладонь, в которой зажаты ключи от моего Бамблби, и наблюдаю за тем, как округляются Анины удивленные глаза, подведенные дымчатыми тенями.

– Пустишь? Можно? Правда?

– Правда.

Киваю ей серьезно, глотая рвущийся наружу смешок, и в следующую секунду меня едва не сносит ураганом Аниной эйфории.

В салон она ныряет быстрее, чем я успеваю обогнуть машину и распахнуть перед ней дверь. Благоговейно изучает приборную доску и тихонько попискивает от восторга, когда двигатель начинает мерно урчать.

Вопреки моим ожиданиям, на трассе Славина ведет себя раскованно и спокойно, словно каждый день управляется с агрегатом, у которого под капотом четыреста сорок пять лошадиных сил.

Паркуется перед рестораном она тоже по-пижонски, влетая на последнее оставшееся место между серебристым «Мерсом» и матово-черным «Геликом». И мне хочется спросить, у какого Шумахера она брала курсы езды.

– Это было… вау просто! Спасибо, – Аня цепляется за локоть, который я ей подаю, и приподнимается на цыпочки, чтобы прошептать мне на ухо. – Как думаешь, кто-то заметил, что нас не было в ЗАГСе?

– Я думаю, всем по фиг.

Отвечаю предельно честно и прикидываю, что в день собственной свадьбы я бы предпочел обойтись без этих формальностей. По-тихому бы поставил штамп в паспорт, собрал бы заранее чемодан и улетел бы со своей женщиной на Карибы.

Мы бы плавали там с дельфинами. Учились бы кайтсерфингу. Отправились бы на вулкан Монтсеррат. И, конечно же, наслаждались бы ямайским регги и пили бы белый ром с нотками дуба, карамели и ванили.

А не встречали бы дорогих и не очень гостей и не выслушивали бы десяток одинаковых поздравлений.

Я так сильно погружаюсь в пестрые картинки экзотических пляжей, которые услужливо подкидывает мне мозг, что упускаю момент, когда атмосфера неуловимо меняется.

После того как мы оставляем верхнюю одежду в гардеробе и неспешным шагом пересекаем узкое длинное фойе, Аня стремительно бледнеет и спотыкается о выщерблину в паркете так, что мне приходится ее ловить.

– Ань, что?

– Муж.

Славина произносит непослушными губами чуть громче ультразвука, врезается мне в грудь, сминая ткань выглаженной ею же рубашки, и за пару секунд превращается в грустного расстроенного ребенка.

Ее нижняя губа немного подрагивает. Небесно-голубые океаны затуманивают непролитые слезы. А я вздергиваю подбородок и впиваюсь взглядом в Олега. Так, кажется, его зовут.

Метрах в десяти от нас застывает крепкий мужчина среднего роста лет тридцати пяти. Он не бесцветный, скорее, просто обыкновенный. Русые волосы. Болотного цвета глаза. Серый костюм. Ничего выдающегося.

Впрочем, как и в его спутнице, переминающейся с ноги на ногу. Невзрачную шатенку с букетом банальных кремовых роз в руках не спасает даже яркий наряд. На фоне насыщенного красного платья черты лица девушки блекнут.

И, если я отношу эту парочку в разряд «посредственно», то Аня считает иначе. Сомнения в собственной привлекательности проступают крупными буквами у нее на лбу и опускают вниз уголки манящего пухлого рта.

– Хэй. Вдох, выдох, ну. Это всего лишь человек, которого ты совсем скоро вычеркнешь из жизни. Пустое место. Ноль.

Я еще теснее прижимаю к себе Славину свободной рукой и попутно пытаюсь не выронить цветы, предназначенные невесте – фиолетовые эустомы, гармонирующие с цветом Аниного платья.

Но девушка никак на меня не реагирует. Ее взгляд, пустой и стеклянный, поднимает градус моего раздражения до максимума и пробуждает желание вытащить ее любым способом из коматоза, в который она сама себя загнала.

Поэтому я не придумываю ничего лучше, чем впиться в приоткрытые Анины губы, которые она безбожно искусала.

Мимолетное касание, которым я хотел растормошить Славину, перетекает в чувственный затяжной поцелуй. Анины пальчики скользят по моей шее и запутываются в волосах. Ее тело вплавляется в мое, как будто стремится прирасти к нему навечно.

И у меня вылетают пробки. Искрят какие-то предохранители. И все перестает иметь значение в этот момент.

Остается лишь жар, затапливающий каждую клетку. Вкус мяты и клубники, оседающий на языке. А еще неровное дыхание, сбивающееся в хлам.

Многочисленные гости огибают нас с пониманием. Кто-то посмеивается. Кто-то восхищенно присвистывает. Кто-то нашептывает что-то неприличное своему спутнику.

Но все это барахтается где-то на периферии сознания. В эпицентре же – всепоглощающая наркотическая эйфория, которая туманит разум и месит мозги в кашу.

– Кхм-кхм!

Глухое надсадное покашливание доносится до меня, как сквозь вату, и, если совсем честно, практически не отвлекает. Так что я еще какое-то время терзаю Анины губы и отрываюсь от них только потому, что нужно протолкнуть немного кислорода в легкие.

– Олег, это Марк. Мой…

– Жених.

Не знаю, зачем я вклиниваюсь в их с мужем диалог, ведь голос Славиной звучит достаточно твердо и уверенно. Она успела нацепить на себя маску и отгородиться броней, и ни единая деталь теперь не намекает на то, что каких-то пару минут назад она не держала равновесие и дрожала, как осиновый лист.

Наверное, мне просто нравится обламывать людей и смотреть на то, как чужие постные физиономии вытягиваются от удивления, и челюсти норовят спикировать вниз.

Потому что кольцо на Анином пальце, например, стоит раза в два больше, чем платье Олеговой любовницы. И это именно тот редкий случай, когда кичиться деньгами доставляет мне удовольствие.

– А вы уже…

– Обручились. Да, – я отвечаю за нас двоих, обхватывая Анино запястье. Да и она сама не упускает возможность уколоть супруга.

– Что, если ты не один изменял в нашей семье? Что, если мы тоже. Давно. С Марком.

Аня стреляет в мужа словами, как отравленными дротиками, и может смело праздновать победу. Потому что между нами простирается вязкая оглушительная тишина, в которой прекрасно слышно, как сглатывает этот козел.

Насладившись произведенным эффектом, мы покидаем дезориентированную парочку и практически сразу же сталкиваемся с невестой. В чересчур пышном платье с огромной юбкой и длинной фатой она выглядит, как та самая баба на самоваре, но я вовремя прикусываю язык и с радостью позволяю Славиной играть роль первой скрипки.

– Танюша, поздравляем тебя от всей души! Будь самой счастливой. Пусть муж носит на руках, балует, достает звездочки с неба, – Аня на секунду замолкает, чтобы продолжить свою заранее отрепетированную речь, но Митина ее перебивает, понижая голос до заговорщического шепота.

– А вы с Олегом больше не вместе, что ли?

– Разводимся.

– Я не знала. Извини. Просто эта Катя с моим Аликом работает. И мы отправили ей приглашение плюс один. Так неудобно получилось.

– Да все нормально, не бери в голову. Нормально, правда же, Марк?

– А это…?

– Марк Северский – мой жених.

Славина проговаривает с такой нескрываемой гордостью, как будто я спас старушку из горящего дома или накормил не один десяток голодающих африканских детей. Кладет ладошку мне на грудь и опускает голову на мое плечо, словно в этом мире нет ничего более естественного.

Ее полноватая одноклассница выдает что-то вроде «ни фига себе, это тот самый Северский?», но я решаю ничего не уточнять. Вручаю ей букет вместе с конвертом и утаскиваю Аню вглубь безвкусно украшенного зала.

Вычурные бокалы на узорчатых ножках не гармонируют с фарфоровой посудой странной формы. Лиловые орхидеи не попадают в тон с шарами, прикрепленными к резной арке из белого дерева.

В общем, складывается такое впечатление, что неизвестный дизайнер велел молодоженам собрать все самое лучшее и забил на то, что это лучшее совершенно из разных ансамблей.

– Марк, а почему Таня так удивилась, когда я тебя ей представила? – приподнявшись на цыпочки, интересуется Аня и, кажется, больше не думает о муже и его любовнице.

По крайней мере, на дне ее серо-голубых глаз плещется только любопытство и никакого намека на боль. Хотя, может, она просто старательно ее маскирует.

– Может, потому что мой отец достаточно известен в широких кругах?

– М?

– Руководитель финансового холдинга. Держатель акций крупной энергетической компании. Меценат.

– А ты?

– А я хозяин скромного спортивного клуба и к батиным заслугам не имею никакого отношения.

На самом деле, я немного лукавлю, потому что родители мечтают, что когда-нибудь я займу папино кресло и буду руководить взлелеянной им империей, ведь Гордей по уши погружен в свою адвокатскую практику, а Динка души не чает в детях и ни за какие коврижки не бросит лицей, где она преподает азы иностранного языка малявкам.

Только вот мне почему-то нравится проверять Славину и обнаруживать, что ее совершенно не волнует мое состояние, в отличие от той же Резниковой. О чем красноречиво кричит вздох облегчения, срывающийся с Аниных губ и ее бойкое признание.

– Слава богу! А то я ужасно неловко ощущаю себя в обществе всех этих небожителей, вроде твоего отца.

Глава 10

Аня

Лицо мужа, застывшее восковой маской, накрепко врезается в память и немного поднимает пострадавшую самооценку.

Сейчас мною движет не жажда мести, а скорее желание восстановить собственный статус-кво. Доказать даже не миру – самой себе, что я заслуживаю лучшего.

Имею право веселиться на полную катушку. Зажигать в центре танцпола, привлекая к себе чуть больше внимания, чем обычно. И принимать из рук вышколенного официанта с безупречной осанкой и такой же идеально отутюженной белой рубашкой бокал с шампанским.

Неторопливо цедить благородный напиток. Наслаждаться игривыми пузырьками, покалывающими нёбо. И рассматривать фотографии, которые Дина прислала на телефон Марку пару минут назад.

На самом деле, в его мессенджере целая громада снимков. Ванька вместе со светловолосой девчушкой, как две капли воды похожей на Дину, несутся за Марли по длинному коридору.

Ванька с той же девчушкой сидят на небольшой уютной кухне и пьют чай с оладушками вприкуску с клубничным вареньем. Виснут на Дине, о чем-то ее уговаривая. Строят шалаш из одеял и подушек. И, наконец, сладко сопят на той постели, где еще недавно сооружали импровизированный вигвам.

«Дети набегались и спят. Давай не будем их будить? Пусть Ванечка остается у нас до утра».

Просит Дина в сообщении, и мне чудится, что за простыми фразами кроется что-то еще. Потаенное. Невысказанное.

Но я не успеваю довести мимолетную мысль до логического конца, потому что отвлекаюсь на Марка. Он невесомо мажет пальцами по моему запястью и что-то говорит.

Но я не могу разобрать, что именно, потому что в эту секунду слишком занята разглядыванием его острого упрямого подбородка и точеных скул.

– А? – переспрашиваю я неуклюже и краснею от затапливающего каждую клеточку моего тела смущения.

Мне кажется, что Северский видит меня насквозь. Считывает малейшую мою эмоцию. Поэтому ухмыляется так озорно и многозначительно.

– Что думаешь, Ань? Оставим Ваньку у Дины до утра? Зачем тащить его куда-то среди ночи?

В первые пару мгновений, когда Марк озвучивает свое предложение, «я-же-мать» во мне бунтует и противится, требуя забрать ребенка у посторонней, в общем-то, женщины.

И мне приходится несколько раз глубоко вдохнуть и так же длинно выдохнуть, чтобы прогнать ее и призвать на помощь здравомыслящую личность.

Ведь в том, чтобы поднимать сына с постели посреди ночи, действительно, нет никакой необходимости, если отбросить мой чрезмерный контроль, с которым я отчаянно пытаюсь бороться.

– Славина, отомри. И прекращай так сильно париться. У моей сестры дар, вся семья об этом знает. Дети к ней тянутся. Им там точно не будет скучно.

Произносит Марк, поглаживая тыльную сторону моей ладони, и запускает по коже электрические импульсы. Тревоги улетучиваются, как предрассветный туман. Сомнения испаряются. И я решаю нырнуть с головой в омут.

Расслабиться на полную катушку. Оторваться, как будто я завидная тусовщица-студентка, а не серьезная строгая мать. И забыть о неурядицах, которые на меня свалились.

– Хорошо. Ты прав. Пусть отдыхают.

Соглашаюсь с Северским, утаскивая с его тарелки рулетик из баклажана с ореховой начинкой, и снова возвращаюсь на танцпол. Сливаюсь с мелодией, будоражащей кровь, и вспоминаю занятия по стрип-пластике и дансхоллу, на которые бегала в промежутках между парами и подработкой.

В это мгновение мне снова девятнадцать. У меня глаза горят ведьмовским блеском. Румянец заливает щеки. Ресурсы организма не ограничены. Лимитов нет.

Я могу всю ночь размешивать за барной стойкой коктейли и ни разу не ошибиться с рецептом. Потом несколько часов защищать курсовую у самого нудного, самого вредного препода, по чьему предмету у студентов всегда гора пересдач. А после бежать в танцевальный класс через дорогу от универа и с кипучим азартом разучивать новые связки.

И так по кругу. Семь дней в неделю с один перерывом на отсыпной. Четыре недели в месяц.

Отмотав время назад, я полностью отдаюсь оглушительным бойким битам и, судя по всему, перебарщиваю с энтузиазмом. Напарываюсь на темнеющий взгляд Марка и воспламеняюсь от кончиков пальцев ног до самой макушки, несмотря на разделяющие нас метры.

Во рту резко пересыхает. Волоски на коже встают дыбом. И я торопливо ретируюсь из общего зала до того, как произойдет детонация.

Проскальзываю в туалет. Опускаю ладони под ледяные струи. И изумленно изучаю собственное отражение в зеркале с тяжелой бронзовой рамой.