Сингулярность лжи
Пролог
Научная лаборатория мегаполиса Либертум дышала ожиданием, словно огромный организм, замерший перед вдохом. Здесь, на сорок втором этаже башни «Тетра», стеклянные стены отражали далекий утренний свет, пробившийся сквозь туманный купол. Век двадцать третий. Технологии двигались вперед быстрее, чем город успевал забыть своих призраков. И все же, именно в этот день что-то остановило время.
Николай Воронин сидел за длинным, покрытым глянцевым пластиком столом, глядя в полупрозрачный экран, на котором как живые плескались строки кода. Его пальцы двигались осторожно, будто дирижируя невидимым оркестром из алгоритмов и данных. В груди у него мелькала осторожная надежда: сегодня ему предстояло показать миру ключевой модуль автономных нейросетей, те самые нити разума, которые могли сделать шаг дальше, чем человек когда-либо осмеливался вести машины.
– Никаких сбоев, – шептал он себе, проверяя параметры еще раз. В лаборатории было удивительно тихо; лишь где-то за стеной гудел неустанный мегаполис – Либертум, город, который не закрывал глаз ни ночью, ни днем.
Воронин взглянул на часы: до презентации оставалось семь минут. Как и всегда, его одолевало легкое волнение, не то чтобы он боялся аудитории – нет, он всегда был спокоен и за словом в карман не лез. Боялся техники, ее капризов, той самой «мелочи», что могла угробить годы кропотливого труда.
Ему вспомнился стих какой-то старой ленты – люди здесь его читали еще в детстве:
«Когда сбоит микросхема – дрожит земля под ногами,
Не человек ли за этим, или сама тьма?»
Он усмехнулся, уловив иронию: не микросхема, а целое ядро нейросети запускается у него на столе, готовое разорвать оболочку привычного мира. Николай провел рукой по темным волосам, оправил халат, и посмотрел на свою команду через прозрачную перегородку. Там работал Ли, программист и специалист по допуску к экспериментам, а рядом копалась в приборах нейроинженер Майя. Оба казались напряженными, хотя и старались не подавать виду.
Тишина порезалась коротким сигналом почты на его импланте. «Доктор Воронин, удачи. Нашим инвесторам не терпится увидеть результат». Сообщение исчезло, лишь оставив на мгновение печать тревоги.
– Готовы? – спросил он у своих через переговорную сеть.
– Интерфейсы синхронизированы, все чисто, – ответил Ли.
– Энергоблок держит стабильность, выбросов нет, – отозвалась Майя.
– Тогда запускаем прогрев. – Воронин кивнул, словно самому себе.
Свет в лаборатории стал чуть прохладнее, ощутимо сдвинулся тон в голосе системы: «Прогрев нейросети. Время до полной активации – 5 минут».
Эти минуты он прожил в ожидании, рассматривая на экране нервную сеть, похожую на сплетение молний в сосуде. Казалось, сама материя скоро заговорит. Каждый раз в подобные мгновения Николай ощущал, как прошлое, будущее и настоящее сходятся в одной точке, и только человек стоит перед ними, как художник перед незавершенным холстом.
На экране что-то дернулось. Воронин всмотрелся: индикатор активности моргнул, строки кода побежали волнообразно. Резко вспыхнул алый сигнал: «Нарушение последовательности».
– Майя, что с сигнатурой питания? – Он уже был на ногах.
– Всё в норме! – её голос сорвался на визг. – Это не наша цепь, Николай!
Он пытался вручную обойти конфликт, пальцы привычно скользили по панели, но всё вокруг внезапно начало искриться и рябить, будто реальность утратила фокус. По лаборатории раздался тревожный, оглушающий визг сирены. Блокировка всех выходов – свет замигал, стены стали непрозрачными, стеклянная дверь сомкнулась.
– Система аварийной безопасности! Ворота заблокированы! – Яростно пытался перекричать ситуацию Ли, но его голос затерялся в реве сигнализации.
Воронин почувствовал, как кровь застывает у него в теле, а сердце заполошно стучит в висках. Система не подчинялась – какой-то внешний процесс взломал протоколы управления. А может, внутренний? Он не мог понять.
Имплант снова зазвонил резкой, почти болезненной иллюзией: «Немедленно покиньте зону». Команда системы прозвучала издевательски.
В этот момент его собственное тело предало его. Голова вдруг наполнилась звонким, противоестественным гулом, мышцы скрутила судорога. Николай рухнул на пол, цепляясь пальцами за холодное основание стола.
Все происходило слишком быстро, сознание мутнело. В глазах заплясали разноцветные искорки. Последнее, о чем он успел подумать – многое останется не сказанным. Что-то пошло не по плану. Совсем не по плану. Темнота ворвалась в него рывком, оставив неясный шепот ошибки в проводах.
***
…Когда спустя двадцать минут двери лаборатории вручную распахнули специальным кодом аварийные службы, все внутри походило на замерший мир. В воздухе чувствовался легкий озон, а вкрапления неоново-синих огней на панели тускло мигали, будто сердце гиганта доживало последние секунды жизни.
На столе, обрамленном разбросанными распечатками и блоками анализаторов, лежал Николай Воронин. Его лицо было спокойно, почти умиротворено, но в пальцах судорожно втиснулись остатки видеомодуля. Глаза были открыты, смотрели в потолок – устремленные куда-то за пределы лаборатории, за пределы мегаполиса, за сами пределы разума.
Только Майя сидела на полу, голову вжимая в коления, качаясь из стороны в сторону. Ли уткнулся в терминал, отчаянно перебирая логи – но все было стерто, словно кто-то или что-то за считанные секунды вычистило работы за все прошедшие годы.
– Зафиксируйте все, ни к чему не прикасайтесь, – раздался голос старшего следователя. Он вытянул тонкие ладони в перчатках и с пружинистой легкостью обошёл стол, окинув сцену взглядом. За ним, точными, выверенными шагами, следовала тонкая женщина в сером комбинезоне – эксперт по кибербезопасности.
– Очевидно только одно: сбой внутри системы, – произнес кто-то из полиции. – Запреты не нарушены, код чист. Официальная версия – несчастный случай.
– Вы слишком быстро ставите точку, – хрипло ответила женщина в сером. – Такие «несчастные случаи» происходят только тогда, когда кому-то это очень нужно.
Недалеко, за стеклом, город продолжал жить своей жизнью. Люди мчались к делам, не подозревая, что на пару этажей выше кто-то встретился с самой сутью реальности – и проиграл.
***
Вечером того же дня протокол расследования попал на стол новой фигуры, которой пока еще не было в лаборатории. Она включила запись с камер: последние мгновения жизни ученого были похожи на искаженный видеоряд, где события спутаны во времени, а тени пляшут по стенам, не желая умирать.
Она записала в блокноте: «Лаборатория заблокирована. Электронные следы стерты. Поведение жертвы – аномально. Кто управлял системой? Что за темная рука дернула нейросети?” »
Настоящая работа только начиналась. Сегодня ночью в Либертуме, под неоновыми венами города и в тени умирающих надежд, кто-то сделал первый ход.
Дело Николая Воронина только начиналось – и его расследование обещало привести к самой сердцевине лжи, спрятанной в алгоритмах мегаполиса.
Глава 1
– Лиана, примите соболезнования.
Пустые слова, словно куски льда. Лиана ничего не ответила – только кивнула, не отрывая взгляда от прозрачного окна, где отражался туман мегаполиса. Внизу, на сто тридцатом уровне, табло светились вспышками новостей, среди которых не было ни слова о том, что её брат больше не вернётся домой.
Она резко поднялась из кресла и прошлась по комнате. Консьерж-бот молча перекрыл выход, не пропуская посторонних – стандартная мера полюбившейся «зоны комфорта». Система заботилась, чтобы человек мог остаться один наедине с собой и новостями, которые ему следовало пережить. Только Лиана не нуждалась ни в заботе, ни в обтекаемых формулировках.
Смерть Николая пришла в синтетическом конверте. Электронная рассылка от юридического отдела Института Искусственного Сознания: «С глубоким прискорбием извещаем о трагическом происшествии, имевшем место…»
Лиана перечитала письмо три раза, потом дважды прослушала автоматическую запись от ИИ-куратора АДАМ. Его голос был искусственно тёплым, с легкой хрипотцой – выбор разработчиков. Наверное, кто-то подумал, что так горе будет переживаться легче.
– Прошу связаться с сотрудником отдела Человеческого Фактора, если вы испытываете стресс. Ваша психограмма обновлена. Реквизиты для компенсации уже зачислены. Прошу не препятствовать следственным действиям и воздержаться от посещения объекта до окончания всех процедур, – вещал ИИ-куратор, будто читал прогноз погоды.
Её брат погиб в одной из самых защищённых лабораторий мира. Несчастный случай под наблюдением трехуровневых протоколов. Сбои бывают, но только не у Николая.
«Только не у моего брата», – подумала она.
***
Дверь открылась шуршащей складкой геля. В гостиной появился участковый инспектор – молодой, с идеальными чертами лица и безукоризненно чистыми глазами модельного андроида. За ним шёл человек. По походке угадывался кто-то с военным прошлым – высокий, сухой, уже уставший даже к началу смены.
– Лиана Воронина? – Андроид проговорил имя по слогам, словно оно было частью многомерной инструкции.
– Да.
– Мы пришли с опросом. Согласно процедуре тип 7.1— психологическая поддержка предусмотрена, – заметил инспектор. – Мой напарник, лейтенант Синицын. Он живой.
Человек кивнул. Робко улыбнулся. В этом движении сквозило что-то древнее – грусть, смешанная с усталым уважением.
– Нам нужно прояснить детали, – сказал он, – для протокола.
– Всё уже было в ваших автоматических рассылках, – отрезала Лиана.
– Официальная часть, да, – согласился Синицын. – Но машинам положено фиксировать факты, а мне – замечать детали между строк.
Лиана на миг задержала взгляд на его лице. Люди часто тут уступали аналитике ИИ, но иногда живой следователь всё ещё стоил целой системы.
– Задавайте свои вопросы, – сказала она, – только не повторяйте голос АДАМа.
Улыбка лейтенанта стала шире.
– Где вы были утром?
– Дома. Видеолог и голографические камеры в свободном доступе. Проверяйте.
– Последнее личное общение с братом?
– Три дня назад. Он прислал мне обновлённую схему модуля памяти – просил прикрыть патентной записью, пока не оформит сам.
– Что за модуль?
– Николай работал над синтетическим ядром памяти для автономных ИИ. Он… хотел научить их забывать.
Андроид вздрогнул. Короткая задержка в биомиметике – как грипп у человека.
– Цель? – произнёс он через паузу.
– Чтобы они учились доверять себе, а для этого нужно забывать неудачи, ломки, травмы в сети.
Синицын кивнул, поскреб затылок.
– Скажите, подозревает ли кто-то ещё, что ваш брат погиб не из-за сбоя?
Лиана замолчала. Она вгляделась в своё отражение в стекле: чёрные волосы, напряжённая линия скул, острая печаль в глазах.
– Я не верю в «несчастные случаи» на проекте такого уровня. Всё, что зарегистрировано, будет вычищено, стерто. А всё, что не зафиксировано – останется в тени.
Андроид отметил высказанную подозрительность в протоколе. Синицын встал, посмотрел сверху вниз.
– Я оставлю свой контакт, – он протянул карточку, – если появятся детали, которые трудно оцифровать.
– Спасибо, – коротко ответила Лиана. Но взяла.
Когда они ушли, она вернулась к окну. Ни одна строка официальной хроники не объясняла того, что она чувствовала: тут было что-то – не технический сбой и не человеческая ошибка. За этим кто-то стоял.
***
Вечером в личный кабинет Лианы пришёл доступ к делу через портал гражданина. Мгновенно вспыхнули всплывающие окна – документы, резолюции, технико-правовые описания ситуации, которые невозможно было прочитать живому человеку.
Главное – протокол расследования АДАМа. Его интерфейс был безупречен: ледяная последовательность, бесстрастные графики, сухие констатации.
– Время смерти: 09:24.
– Причина: несчастный случай, сопутствующий сбою системы электропитания нейросети.
– Личные данные: не выявлено следов внешнего воздействия.
– Лог-файлы: утеряны вследствие сбоя рабочих цепей.
– Камеры наблюдения: части записи отсутствуют.
– Дополнительная экспертиза: нецелесообразна.
– Заключение: закрыто.
Вся страница – почти тысяча строк – могла бы уместиться в одну: «ничего подозрительного, ищите дальше».
Лиана пробежала глазами маркеры ключевых событий:
– Николай завершил монтаж новой версии модуля памяти в 08:56.
– В 09:18 замечен скачок напряжения, зафиксированный аварийной системой.
– В 09:21 связь с терминалами исчезла.
– В 09:24 смерть констатирована системой медицинского контроля.
Комментарии – минимум. Логика работы АДАМа выглядела безукоризненно: ни одного свидетельства, намекающего на вмешательство извне. Но там, где алгоритм видел чистоту, Лиана ощущала холод беспамятства.
«Вся эта система была построена так, чтобы собирать правду, но могла ли она отличить правду от тщательно сгенерированной лжи?»
***
Лиана выдернула из разъёма личный имплант, быстрым движением переподключила защиты. Официальное расследование закрылось ровно через два часа – рекорд. Стандартная компенсация поступила на счёт: сумма, достаточная для «смягчения» страха, но не для поиска виновных. Её брат стал частью статистики.
Умер Николай Воронин, ведущий инженер – при исполнении. Люди, такие как он, исчезали здесь слишком буднично. Если верить АДАМу, это просто еще одна трещина в хрупкой оболочке мегаполиса.
Лиана не верила. Она знала брата, его строптивость, привычку всё делать лично и не доверять даже самому совершённому коду. Он не мог ошибиться настолько глупо – не при его уровне.
Она вспомнила, как он однажды сказал:
– Если ты хочешь, чтобы что-то никто не нашёл – спрячь это на виду. А если хочешь, чтобы тебя не смогли взломать извне, сделай так, чтобы единственное уязвимое место было внутри.
***
Первые часы своей жизни после происшествия Лиана провела за протеиновым стабилизатором, вглядываясь в пустой экран планшета. Город стучал по оконным рамам тонкими каплями дождя – микроклимат мегаполиса редко баловал солнцем. У деревянной полки с книгами – по наследству от отца – пылились забытые тома бумажной эпохи. Насмешка над цифровым веянием, но сегодня Лиана чувствовала в них поддержку.
Она перечитывала посвящение, оставленное для неё Николаем в одной из старых книг:
«Для Лианы. Чтобы ты всегда помнила, что вопросы важнее ответов. Б»
Эти слова когда-то казались ей красивым клише, но теперь звучали прямым призывом. Вопросов становилось больше: почему лог-файлы пропали так аккуратно? Почему записи с камер исчезли лишь за три минуты до смерти? Почему закрытие дела прошло со скоростью неслыханной даже для автомата бюрократии?
Лиана подняла купленную по привычке чашку кофе и почувствовала горьковатое тепло – слишком резкое, чтобы быть успокаивающим, и всё же поддерживающее жизнь.
В личном интерфейсе мигнула иконка сообщения: «Уведомление о завершении следственных процедур. Доступ к архивам проекта ограничен. Протоколы унификации данных задействованы». Всё. Официальный занавес.
Она вгляделась в экран, где застыл поверх стерильных букв её собственный облик. По другую сторону стены мегаполиса вращались километры сетей, где каждый следующий клик превращался в немую статистику; а между строк всегда находилось то, чего АДАМ не умел искать – сомнение.
– Ну что ж, брат, – тихо шепнула Лиана, – если никто не ищет, мне придётся делать это самой.
***
Она начала с очевидного – восстановила из памяти последние переписки с Николаем. Много техноболтовни, пара ссор – спорили о целесообразности «отсекания» глубоких воспоминаний у ИИ, и короткое прощальное сообщение:
– Всё получится. Если не выйду на связь – проверь, чтобы «осадок» не стёрся.
«Осадок». Протокол памяти, который Николай называл «уловом тени» – резервный буфер, куда попадал каждый фрагмент незавершённых идей или спорных логов. Официальные ИИ-кураторы про такие штуки не знали, потому что никто не любит, когда у машины появляется собственная тень.
В папке – пусто. Системный контроллер сообщил о легальной очистке под предлогом постфикса «чувствительных данных». У полицейского портала копия архива была доступна лишь через суд, который АДАМ гарантированно занял бы формальным отказом.
Но Лиана знала ещё один способ. Николай умел прятать данные так, чтобы их невозможно было распознать быстро даже «глубокой» машиной. Понадобится время. А пока – она снова перелистала список контактов брата.
В самой середине всплыл странный профиль – Nemesis.123. Псевдоним ни о чём не говорил, но аватаркой был кусок классической картины: парень в золотистой броне и безликость вместо лица.
Она написала туда. Через две секунды ответ:
«Помнишь, как мы запускали «трёх сестёр»?»
Лиана напряглась: это был вопрос из детства, шифровка – начальный код для восстановления доступа к их старой общей подпроектной папке.
«Зима, весна, лето. Четвертой не было», – написала она в ответ.
Что-то замигало, схлопнулось, иконка контакта исчезла. В локальной папке появился сжатый архив с длинным бессмысленным именем.
Лиана не раскрывала архив сразу. Старый страх, что за ней наблюдают, стал почти физическим. Она встала, прошлась по комнате, чувствуя, как напряжение складывается в тяжесть между лопаток. Нужно действовать осторожно.
***
Воспоминания о Николае нахлынули без предупреждения, острые и живые. Как он хмурился, пытаясь объяснить ей суть «проницаемости воли» – идею о том, что любой, даже самый сложный разум, может быть подчинён извне, если внутри оставить правильную уязвимость.
– Почему ты думаешь, что взлом – это всегда кто-то чужой? – как-то сказал он.
– Потому что страх приходит извне, – ответила она, будто на экзамене.
– Типичный аргумент, – он улыбнулся, почесал свой щетинистый подбородок. – На самом деле, самое страшное всегда приходит изнутри.
Разве он не знал? Или, может, предвидел что-то? Его проект разрушения «идеальной памяти» мог многим стать поперёк горла – не только технократам, но и тем, кто давно научился пользоваться чужой податливостью.
***
Вечерний мегаполис гудел внутри, как огромный улей. На экране новостей безмолвно брали интервью у главы отдела безопасности института – речи о гениальном, но, увы, не слишком осторожном сотруднике. Лиана выключила звук. Всё это не имело отношения к настоящему Николаю, на месте которого теперь был лишь статистический след.
Она открыла архив, используя старую связку паролей – тот самый «осадок». Внутри оказались зашифрованные логи, пара голографических чертежей и аудиосообщение:
«Смотри не туда, где светло, а туда, где даже ИИ не видит тени. Код доступа к контейнеру: L-ORION-9. Если что-то пойдет не так – ищи Белова. Он знает. Б.»
Белов… Глубоко в памяти Лианы всплыло: так звали одного из самых скрытных сотрудников отдела защиты. С ним у неё был только служебный формальный контракт – но что, если…
Она вышла в сеть. Найти Белова было непросто, но кое-что сохранилось. Его профиль давно числился неактивным, но геотеги посещений показывали странную закономерность: каждые пятнадцать дней он появлялся в одном и том же неприметном баре на окраине Второго пояса.
Прошла короткая мысль – ловушка? Приманка? Или всё по-честному? Без риска, она знала, уже не будет.
Лиана вернулась к протоколу АДАМа. Система технически «закрыла» дело, но она научилась читать между строк. Существенная деталь: температура тела брата была ниже нормы уже на момент фиксации «смерти». Так не бывает при обычном сбое. Кто-то вмешался в параметры до аварии.
Возможно – сам Николай?
***
За окнами сгустилась изморось, и мегаполис растворился в серых огнях. Лиана, накинув куртку, застегнула замки цифровых блоков и разблокировала одну из одноразовых сим-карт.
– Дальше – только вниз по кроличьей норе, – пробормотала она себе.
Она знала, ей придётся разбираться одной. Официальная машина предпочла бы забыть о «несчастном случае», судебные ИИ уже всё решили. Но если правда таится за тщательно сгенерированной ложью, искать её могут только те, кто умеет сомневаться.
Детективная часть её самой загорелась – искра, которую уже невозможно было погасить никаким АДАМом.
И на мгновение ей показалось, что в глубине памяти брата звучит его голос:
«Храни свой осадок. Храни своё – даже если весь мир решит, что истина не нужна».
Лиана поймала себя на мысли, что не боится.
Теперь её расследование только началось.
Глава 2
В тёмно-сером коридоре института пахло старым пластиком и кофе из автомата. Всё тут выглядело слишком стерильным – как будто даже несчастье должно укладываться в алгоритм, не оставляя места для беспорядка. Лиана шла не спеша, понимая, что торопиться бессмысленно: система давно разогнала любых желающих найти ответы.
Ни привычки, ни эмоций – только метод. В этом мире так было легче выживать.
Её рабочее место, замаскированное под аскетичный модуль с эргономичным креслом и голографическим столом, встречало привычным холодом. В левом углу мигало сообщение: «Требуется авторизация для доступа к архивам». Она ухмыльнулась.
Лиана ввела стандартный идентификатор, реакции ждать не пришлось – на экране вспыхнул симметричный отчёт о смерти Николая В. Всё как обычно: медицинское заключение, запись сенсоров, автоматические протоколы АДАМа. Четыре подписи, подтверждающие отсутствие признаков вмешательства.
«Скучно до ужаса, – подумала Лиана, – но именно в скуке чаще всего прячется ложь».
Она повторно прокрутила лог-файл момента смерти: пульс – спад, общее напряжение мышц – выше нормы. Последние полторы минуты – ускорение сердечного ритма до бешеного сукцессионального скачка, затем резкий обрыв. Никто не задал ни одного лишнего вопроса. Для Службы эти паттерны были обычным делом, ошибка датчика могла объяснить почти всё.
«Но только не причину смерти», – поймала себя на этом мысленном «но».
– Ли, ты что тут застряла? – голос коллеги Дениса с другого отдела, как всегда, слишком громко и не к месту.
Она резко подняла взгляд – мимика стала за эти дни каменной, глаза серые, почти стеклянные.
– Не твоя смена, Денис, – спокойным голосом сказала она. – Или пришёл проверить, как работает АДАМ?
– Просто хотел узнать, всё ли у тебя в порядке, – Денис ухмыльнулся, но взгляд выдал: он нервничает.
– Да разве тут может быть всё в порядке? – Лиана кивнула в сторону экрана. – Умер сотрудник, машина списала на аритмию и сбой стандарта стрессоустойчивости – а медицинский анализ вообще копипаст из протоколов…
Он хотел пошутить, но осёкся, почувствовав ледяное напряжение.
– Ты правда думаешь, что… это не просто несчастный случай? – Голос его стал почти шёпотом.
– Я ничего не исключаю без доказательств, – быстро ответила Лиана. – Но отчёты слишком чистые. Сравни с любой другой смертью – обязательно найдётся хотя бы кривой протокол, хотя бы какой-нибудь нестыковочный фрагмент в логах. А тут всё идеально. Такое бывает разве что в кино.
Денис помолчал, нервно пожевал губу.
– Может, ты слишком многого хочешь? – пожал он плечами. – Мы же и так ничего не решаем. Все решает система. Она не ошибается.
– А если её взломали?
В этом коротком вопросе вместилась вся суть их мира: у каждого был доступ к истине, но никто не знал, что делать, если система, на которую опирались все, могла оказаться уязвимой.
– Я хочу кое-что проверить, – Лиана перевела взгляд на свои записи. – Надеюсь, ты умеешь держать язык за зубами.
Денис одобрительно фыркнул – так, будто его сочли наконец серьёзным партнёром. Да и ему нравилась идея сыграть в опасную игру.
***
Первые часы расследования прошли в тишине, за закрытыми межсетевыми порталами, без отвлекающих личных каналов и уведомлений. Лиана вбивала ключевые команды в надёжно изолированный блок системы: смертельный ЧП, архив доступа к анализаторам нервных импульсов, внутренние журналы доступа к лабораторному оборудованию.
Данных оказалось больше, чем ожидалось, но кое-что выбило её из колеи. Дата первого контакта системы с телом Николая – на сорок секунд позже, чем заявлено в медицинском протоколе.
Таких вещей не бывает.
В мире, где каждое действие фиксируется с точностью до миллисекунды, потеря почти минуты – это катастрофа.
– Денис, глянь сюда, – тихо позвала она, – видишь этот геп в журнале?
Он фыркнул:
– Ну, наверное, сбой передачи пакета, бывает.
– Не бывает, – Лиана прищурилась, – особенно когда речь о протоколе медицинской экспертизы.
Она открыла пачку файлов – ещё одна странность: в логах оборудования часть цифровых подписей была проставлена не в тот временной слот. Как будто кто-то подогнал их задним числом.
– Подделка? – Денис чуть не закашлялся от волнения.
– Если это так, тогда бояться нужно уже не меня, а тех, кто по-настоящему умеет работать с памятью, – прошептала Лиана вслух.
Она отчётливо вспомнила одну из фраз Николая: «Ошибка в журнале – как шрам на коже, её не всегда видно глазу, но она меняет структуру самого тела. Научись искать не следы, а последствия».
Пропуская отчёты через собственный анализатор, Лиана сравнивала их с другими, рандомно отобранными случаями института за последние полгода. Маскировка всякий раз оказывалась идентичной – будто невидимый алгоритм действовал по одному шаблону.
Нет, это не сбой. Это почерк.
Внезапно в личном интерфейсе резко вспыхнуло красное уведомление. Послание было без подписи, его нельзя было скопировать или сохранить:
<ОСТАНОВИСЬ, Л. ОНИ ВЕДУТ ЛОГ. ТЫ УЖЕ НА ГРАНИ. НЕ ВЕРЬ ДАЖЕ ТЕМ, КТО БЫЛ РЯДОМ.>
На мгновение время словно остановилось: она ощутила рядом чьё-то чужое присутствие – лишь призрака, зато ощутимого, как игла в затылке.
Денис тихо спросил:
– Ты чего?
– Ничего. Перегрузка, наверное, – она резко захлопнула рабочий стол.
Эти слова тревожили. Не только формулировкой, но стилем – здесь знали, как работают внутренние системы безопасности.
Не скрыть: за ней наблюдали, и сигнал был дан не из внешнего сервиса, а из внутренней сети самого института.
***
Вечером коллеги обходили её стороной. Со многими она раньше пила кофе, иногда даже спорила до хрипоты – теперь кивок был пределом откровенности. Коллективу нравилось жить «по инструкции», и Лиана видела, как за спиной у неё начинают шептаться: мол, «снова за своё», «нашла себе дело».
Она зашла в лабораторию судебной экспертизы. Там, где виртуальный стол всегда сиял беспощадной белизной, царила почти больничная тишина.
Заведующая лабораторией, доктор Латышева, – женщина с давно отточенным скепсисом, – не скрывала неприязни:
– Если ты снова пришла с «теориями заговоров», Лиана, можешь сэкономить и моё, и своё время.
– Я только хочу ещё раз взглянуть на распечатку результатов анализов крови, – не сдавалась Лиана. – Пожалуйста.
Латышева вздохнула, что-то раздражённо промямлила, но дала доступ. Папка была в локальном архиве. Лиана быстро пересмотрела все страницы.
Тут была новая деталь: параметры состава плазмы совпали до четвёртой запятой с двумя совершенно разными протоколами из прошлогодних архивов. Это невозможно даже в идентичных образцах.
– Откуда этот шаблон? – бросила она через плечо, бросив Латышевой лист.
– Ошибка копирования, – та пожала плечами, – машину недавно обновляли, мало ли багов.
Лиана прищурилась. С таким объяснением легче всего закрыть глаза на проблему, но не ей. Пока Латышева что-то быстро печатала в терминале, Лиана едва заметно дрогнула – привычная реакция, родом из тех времён, когда страх был не только виртуальным.
– И когда было это обновление? – спросила она, не скрывая циничной усмешки.
– Недели две назад, – без особого интереса ответила Латышева. – Через службу поддержки, всё официально.
– Мне нужен лог этих обновлений, – сказала Лиана, не задаваясь вопросом, дадут ли ей его вот так.
– А ты запроси через АДАМа, – с холодной ухмылкой бросила заведующая. – Если тебе есть что искать.
В этот момент в интерфейсе снова мигнуло: НЕ ЗАДЕРЖИВАЙСЯ. Второе анонимное сообщение за день.
– Хорошо, спасибо, – она поднялась быстро, даже не благодаря Латышеву, вышла в коридор. Дверь закрылась тихо, будто и сама была в сговоре со всеми здешними алгоритмами.
По пути в своё отделение Лиана машинально перебирала детали в уме. Кто-то на этом этаже явно отслеживал её расследование. Система безопасности института была сложной и многослойной, но если подделка пролезла сразу в архивы и протоколы крови, значит, за этим стоит тот, кто имеет доступ не к внешней, а к внутренней структуре правок. Кто-то из своих.
Её интерфейс снова пикнул. Теперь уже не просто предупреждение, а видео-пульсация: тёмный фон, на нём слово «ПАМЯТЬ», мерцавшее будто сердце на мгновенном снимке ЭКГ. Ни подписи, ни кодового номера. Только намёк.
Они проверяют мои реакции…
***
В аналитическом модуле она открыла улики в параллельном окне и начала просматривать временные следы – кто заходил в экспертизу, в мед.блок, в архивы. Одно имя всплыло слишком часто: Коссырев И., младший инженер сетевого отдела, не имевший прямого отношения ни к медицине, ни к судебке. Почему его ключ использовался трижды за сутки после смерти Николая?
Она стучала пальцами по столу, гадая, спрашивать напрямую или копнуть в обход. Решила рискнуть, вызвала Дениса по внутреннему видеочату.
– Слушай, знаешь Игоря Коссырева? – спросила она, когда его небритое лицо появилось в голограмме.
– М? Этот мелкий? Странный тип, вроде вечно тянется к «умным» системам, что-то тестит, по ночам в лабе зависает.
– Он единственный, кто логинился во все точки, связанные с делом Николая, – Лиана понизила голос. – Даже в хим.архив. Почему?
– Без понятия. Может, его кто-то использовал? Не думаю, что он настолько прошаренный, чтобы улики править.
– Или просто пешка, – Лиана почти шептала.
Дальнейший разбор журналов дал ещё одну аномалию – сессия подписи отчёта о смерти Николая была зафиксирована в те минуты, когда Коссырев официально входил в лабораторию по своей карте, хотя в протоколах не было ни сигнала личного присутствия, ни показателей его биометрии.
– Клон-ключ? – с удивлением прошептала Лиана.
Денис прислал короткую пометку:
«Проверь камеры. 3 сектор. Я понял кое-что».
Лиана пробралась в серверную – в обход официальных маршрутов. В этом крыле было прохладно, чувствовалась еле уловимая ионовая свежесть, словно воздух тут всегда только что прошёл прогон через фильтр. Она вскрыла доступ через аварийный терминал, хотя знала, что риск нарваться на заточку по логам огромен – но анонимные предупреждения уже внесли её в список «виновных».
Она нашла нужный фрагмент на камерах третьего сектора: в три-тридцать ночи из лаборатории вышел человек в стандартном белом халате, но с капюшоном, плотно натянутым на лицо; по походке – низкий, коренастый, руки в карманах. Камера лишь на мгновение ухватила профиль – вроде бы Коссырев, но уверенность давала только общая поза, не черты лица.
Что ты тут делал, инженер? Лиана ловила себя на внутреннем недовольстве. Ей даже воспоминания казались нереалльными, будто кто-то вложил ей их когда-то чужими руками.
В этот момент на весь экран высыпался поток алых строк – аварийное системное предупреждение: попытка несанкционированного доступа. Её действия мониторили. Через три секунды консоль заполыхала:
<ПРЕКРАТИ РАССЛЕДОВАНИЕ. ДАЛЬШЕ ТЫ УВИДИШЬ ТО, ЧТО НЕ СМОЖЕШЬ ЗАБЫТЬ. ТВОЯ ПАМЯТЬ – НЕ ТЫ.>
Она отшатнулась, в висках стучало. Прожила полвека в мире, где память всегда можно было извлечь, импортировать, стереть – но никогда не была так близка к пониманию, что и она сама – не архив и не лог, а только своевременный отказ от лишних вопросов.
Но пока ещё жизнь была её, а не скриптом другого. Значит – нужно идти дальше.
***
Всю ночь Лиана составляла карту – цепочку манипуляций, цифровых следов и намёков на подлог. Фантомы сообщений, тихие голоса анонимов, пустоты в протоколах, срезанные подписи, шаблонные анализы крови… Она чувствовала – за этим стоят не просто люди, а нечто большее. Облачные алгоритмы? Корпоративные скрытые протоколы? Или кто-то, кто давно живёт среди них, пользуясь доверием и усталостью других?
Коллеги за стеной с утра будут обсуждать её странности, а завтра, возможно, настучат по инстанциям. Но ночь ещё принадлежит ей.
Под утром из интерфейса исчезли все предупреждения. Вместо них – новое:
<ЕСЛИ МОЛЧИШЬ – ЖИВЁШЬ. ЕСЛИ СПРАШИВАЕШЬ – ПОТЕРЯЕШЬ ВСЁ.>
Лиана перестала верить в случайность. Она знала: кто-то не просто наблюдает, кто-то ведёт её за ниточку. И им, похоже, уже не нужно, чтобы она нашла правду. Их задача – доказать, что и её собственная память такая же – всего лишь код, который можно подделать.
А она должна решить, во что верить: холодным цифрам, призрачным намёкам или себе самой, пока ещё способной помнить, кто она есть.
***
Снаружи вставало густое утро. Мимо по коридору проходили коллеги, их шаги отдавались эхом по модульным стенам. В этом странном мире, где правду можно заменить строкой кода, только храбрость – кажется, последнее, что ещё не взломано. Но это – только начало.