Заметка от бессонницы
Обезличенно
Я стираю контуры своих губ,
Словно детский рисунок с асфальта.
Предисловие.
Неоднократно убеждалась в хрупкости сна. Одна неверная мысль может увести нас всё дальше от объятий Морфея.
Километры новостей и сотни пабликов, перебираешь их уже машинально, лишь бы заглушить этот поток мыслей, что мешают остаться наедине с ночным небом. А оно, между прочим, для тебя уже рассыпало звёзды.
И нет ни покоя, ни желания в этом уединении. Спасение в визуальном и аудиальном шуме. А если ещё тебя посетит “та самая”, что порой навещает тебя ночью? Мммм. Коктейль выйдет на славу. Так и встретишь рассвет за очередной подборкой «необычных фактов из жизни летучих мышей» или чем-то ещё более абсурдным.
Нет, разумеется, этим можно и не заниматься; можно тихо написать «завещание», лечь поудобнее и ждать. Ждать всего того, что нарисовал мозг в присутствии “той самой”.
Тут ведь как повезёт. Или попустит, и ты поймешь, что завтра наступит, но может затянуться и до отметки на часах, что больше подходит для пробуждения.
Я придумала себе лекарство – высвободив мысли на бумаге экрана.
Отныне в этих заметках моё – лекарство от бессонницы
Оконце
Я придумала лето в марте,
А снег посреди апреля.
На мысли слова не тратьте —
Услышать их не сумели.
А бархат по нежной коже
Так ласково ускользает.
Я видела, знаю тоже,
Как прекрасное умирает.
Мы ляжем, укрывшись ветром,
На мятое светлое завтра,
Покрытое серым небом,
Не дождавшись с тобою утра.
Будет, бледным лучом освещая,
Нас лелеять вчерашнее солнце.
Будет легче, тебе обещаю.
Будет жизнь в деревянном оконце.
Весной
Черствые души в накуренных кем-то парадных
Не оставались на чай, не слушали новостей.
Обходя стороной всех нелицеприятных,
К холодному ужину ждали незваных гостей.
Им весна не дарила надежду на скорое
Завтра —
Лишь свинцовое небо под давящий гул площадей.
Провожало их солнце, что больше не грело
Холодные цепкие руки пустых февралей.
Я наблюдала за ними зимой, в голод осенний.
Я задавала вопросы перед собой.
Я видела это не раз, но будто в первый.
Я думала, знаю, что будет весной.
Пока ты спишь
Когда ты спишь, я пишу стихи,
Себя теряя между строчек.
Они – моё прощанье и грехи,
Мой бессонный почерк.
Когда ты спишь, я живу стихи,
Найдя себя в одной из строчек.
Слова сейчас – как терпкие духи,
Удушье через лёгкий узелочек.
Когда ты спишь, я рву свои стихи,
Сминаю эти строки без сомнений.
От бесталанной жалостной души
Не стоит ожидать иных решений.
О главных героях
Ты слышала раньше, что недостойна
Любви, признанья, тоски.
Не оставалась прилежно спокойной,
Когда душу рвут на куски.
Ты слышала, что не с такими проводят
Досуг и не спят до зари,
Что от таких слишком быстро уходят —
Не разглядев, что внутри.
А теперь я пишу, как была недостойна
Той пройденной ты нелюбви.
Не терзают слова – за тебя я спокойна.
Теперь я пишу по любви.
Вечность
На часах без пятнадцати вечность,
Тихо тащатся стрелки назад.
Утонула в песках беспечность,
Что построила путь наугад.
Милосердие к падшим без бремени,
Жалкой скорби тянется нить.
В отражениях смутного времени
Правды тоже может не быть.
Чёт к ногам, венчик для поцелуев,
Холодный фарфоровый шелк.
На щеках сплетения кружев,
И знамение жизни – пролог.
Нетипичное
Вы убили моих бабочек,
Растоптали нежное.
Из окон многоэтажек
Смотрит пасмурное, вечное.
Хоронила их в баночке
Из-под чьих-то надежд.
Панихида на лавочке,
Да венок из невежд.
По солёным дорожкам
Слёзы чертят пунктир.
Вы не дали бабочкам
Улететь за пределы квартир.
В любовь
Пока ты ещё веришь в любовь,
Протяни мне руку.
О ней исписано столько томов —
Они сулили разлуку.
Пока ты ещё веришь в любовь,
Согрей мои плечи.
Кожи бархатных лепестков
Касаются свечи.
На двоих одиночество вновь —
Объятия лечат.
Теперь я тоже верю в любовь,
Вытянув нечет.
Н.
Я не любила его вчера, я не любила его сегодня. Я любила его всегда.
Ночью, когда слова замирают, мысли рождаются в голове. Наделяя их необычными формами и облачая в причудливые одеяния, мы помогаем им унестись вдаль и оставить нас с прошлым. Наедине слова приобретают новую силу, а чувства становятся ярче. Темнота помогает протянуть руку нашему страху, не отвергая, а принимая его.
Сердце в эти мгновения начинает биться быстрее, кровь, проносясь по нашим венам, становится горячее.
Так нас закаляет страх. Он помогает, не разрушает. С ним лишь нужно познакомиться ближе, чтобы это понять.
Так поняла и я, когда одним апрельским утром ощутила нелюбовь.
Нелюбовь к жизни, дыханию, лепесткам и ветру. Она проявила себя в каждом созвучии и не оставляла надежды на завтра. Завтра, по её мнению, вообще не должно было наступить. В нелюбви сегодня не остается надежд на завтра. Так я для себя и решила.
Прикосновения к коже были – не бархат, а сухие шипы дамасской розы. Цепкими и острыми. Я не хотела ранить; я хотела защищать и оберегать своё сегодня от вторжения. Но это было неправильно.
Неправильно было и то, что моя нелюбовь на самом деле и не была нелюбовью; она всего лишь играла на чердаке, где хранится всякое, что лучше забыть. Она наткнулась на старый сундук и отворила его – внутри оказалась маска из толстого дерева. Её надевают ради неуязвимости. Знаешь, в те самые моменты, когда нежность и ранимость принято защищать. Так вот, нелюбовь надела эту маску, и роли пришлось играть до конца. Раз маска на ней – как же их не сыграть? Ведь антракт ещё не скоро; третий звонок только прозвенел. Полный зал! Аншлаг!