Атиров меч. Книга третья. Времен начало

Размер шрифта: 13

История первая. Вы́ха

Часть первая. Реки излучина

Ранний летний рассвет искрил солнечными зайчиками ресницы, заставляя открыть скорей глаза, и сквозь пелену сна втянуть полную грудь свежего прохладного воздуха, наполненного запахом тины, которой устелен песчаный берег и смоляного дна юркой лодчонки, которая зарылась носом в крупный рыжеватый песок этого берега. Ранний летний рассвет, один из немногих для молодого крепкого парня, растянувшегося на дне той юркой лодки, зарывшейся в песок берега Долины рек.

– Вставай. Скоро Ирга́ – перекаты обмелели в этом году. Дня пройти не хватит,– хриплый отцовский, напрочь простуженный голос ворвался в сон, тот самый, который так хочется досмотреть.

– Вставай, Выха! – накалялся отец.

Вслед за командой, похожей на весенний лай карахов, последовал пинок ногой в борт.

Паренёк поднял косматую заспанную физиономию на которой остались щербинки от досок борта. С отцом лучше не спорить.

– Да… я все… встал. А Лит где?

– В отличие от тебя бездельника, плоты уже мостит. Умывайся и за работу.

Стоя по колено в воде, Выха зачерпывал ладонями воду из реки и обильно омывал ей грудь, плечи и шею, сквозь плеск воды слыша, как просыпается вся хейма. Окатив прохладной от утра водой лицо, Выха улыбнулся сквозь прижатые ладони. Хейма проснулась: воздух наполнялся хриплыми голосами речных жителей, утренней хмурой перебранкой по поводу перетянутых узлов зашвартованных плотов и натяжным спором о том, как быстрей перейти перекаты Ирги – реки семи рукавов. И над всем этим слышался свист ястребка, выслеживающего, со свой безумной высоты полета, утреннюю добычу из мышей и хойрей поймы реки.

…

– Ты сам знаешь, Фа́рт, что Ирга скоро повернет свое течение на восток. Зимы стали суровей, и пережидать нам придется у чужих для нас берегов. Чем мы будем кормить нашу хейму?

– Не начинай старую песню, Ва́лех, если не помнишь ее слов. То, что ты предлагаешь – набег на наших соседей.

– А ты считаешь, что среди хеймы достаточно ремесленников, чтобы вести честную торговлю на Островах морей. Что можем мы предложить им? Ловить за них рыбу и строить им дома? Это добровольное рабство.

– Через два дня излучина Ирги. Там есть поселение рудокопов. Наторгуем столько, сколько сможем. И больше я не хочу обсуждать, чью кровь ты готов пролить этим летом: своих соседей или своей хеймы.

Вождь хеймы, Фарт, отяжелевшей поступью шел к своему плоту, на ходу бегло оглядывая правильность приготовления своих соплеменников к отплытию. Валех, младший его брат, был прав – времена сильно изменились и придется что- то менять. И выбор был за ним – ему начинать это или детям его хеймы.

Принявшая в свои мягкие руки вереницу плотов хе́ймы Фарта река Кааси, плавно несла свои воды на северо-восток, к могучей и своенравной Ирге – реке семи рукавов.

Выха, сидел на краю плота, свесив ноги, и ловко снимая снасть с мотови́ла, любовался всем, что этим утром окрасило первое солнце в свой причудливый цвет. Вот на соседнем плоту дядьки Валеха его приемная дочь Ките растягивает веревки с вяленой рыбой. Прозрачные сушеные тушки сверкают жирными боками и становятся похожими на янтарные смоляные камни берега Моря штормов. Вот старый дуб на крутом берегу Кааси раскинул свои сухие ветви над водой и, кажется, что он только проснулся и ото сна потягивает стомы́е руки. Даже гладь воды искрит золотом как ярко-рыжие волосы Ките – первой красавицы хеймы.

Выха ухмыльнулся – немало раз ему приходилось гонять назойливых парней, особенно, когда Ките с подружками уходили купаться.

Пальцы крепко сжали в кулаке внезапно натянутую нить снасти – на крючок попался кто- то серьезный. Выха сразу это понял и не стал торопить события. Медленно, но упорно поднимал он попавшуюся рыбину, то перебирая нить к верху обеими руками, то стравливая, не давая порваться снасти при каждом норови́том рывке добычи. Выха, оглянувшись через плечо, оценил длину уже выбранной снасти и понял, что улов скоро покажет себя во всей красе. Вот уже блекло блеснуло беловатое брюхо рыбины. Ахнуть хотелось – добыча то, в полный рост парня будет. Но рыбина, привыкшая к мраку своих глубин, не покажет себя в лучах солнца без боя.

Выха скользил по округлым бокам отшлифованных водой бревен плота, пытаясь хоть чем зацепиться, чтобы не быть утянутым на дно. Даже пальцы на ногах, опущенных в воду, растопырил в разные стороны. Не помогало.

Кряхтя от напряжения, еле изловчившись зацепиться за торчащий из бревна клин, тянулся Выха, даже зажмурился.

– Ты уж либо сразу бы за ней прыгал, либо себя к плоту привязал, – низкий хриплый отцовский голос напугал своей внезапностью.

– Я…уух!.. эта там!.. ну!.. фффы!..

– А на помощь позвать – гордый, значит?

Тяжело и не спеша отец подошел к уже дрожащему от напряжения борьбы парню и в один рывок за ворот, выволок его, уже наполовину искупавшегося, на твердь плота.

– Ну? Тащи! Кто там у тебя?

Выха медленно перебирал тонкую нить снасти побагровевшими от холода воды и напряжения пальцами, пока отец, удобно устроившись для удара гарпуном, безучастно смотрел на гладь реки, стоя на краю плота.

Мелькнув белым брюхом у края поверхности воды рыбина не оставила себе шанса – вождь Фарт бьет точно.

Ночь серебрила на глади воды дорожки, назойливо стрекотали сверчки, и звонкий смех наполнял всю пойму излучины Кааси. Рыбаки такой народ – вся жизнь их в реке. Вода несет их от места к месту, каждый раз показывая, как изменился мир из года в год. Вода же и скрывает от глаз людских тех, кто затаился в глубинах ее. Рыба ли это, живность какая или может сами Титаны Вечности. Вода дает все речной хейме Фарта и еду и место под солнцем, да и каждым таким вот вечером послушать былины и легенды, родившиеся из воды за долгие годы такой жизни.

А что за рыбак, если не может похвастать уловом своим. Вот и этим вечером вся хейма обсуждала удачу молодого Выхи, да как часто бывает, каждый вспоминал, что уже ловил таких рыбин. А то может и больше.

– Тебе, Фарт, тогда как Выхе было лет, помнишь? – сквозь хриплый смех начал свой рассказ дядька Валех. – А мне то и того меньше. Но та рыбина побольше была. Да и мы смелей были, Выха. Брали мы веревки крепкие с петлей на конце, да и ныряли за рыбой под коряги. Ловкостью и смелостью брали. Я только не вспомню, как река называлась. А, Фарт?

Прищуренный взгляд Валеха бегал от лица брата к лицу племянника. И встретив властный жесткий взгляд вождя, Валех слегка дрогнул и потупил взор.

– Помню, брат. Кальма.

– А как это – с арканом на рыбу? – кто-то из молодых сидящих кругом у костра парней спросил с явным интересом.

– А так, нырнул, поймал ее за хвост и петлю на тот хвост накинул. Да тащи, сколь сил хватит, – пояснил кто-то из стариков хеймы.

Молодняк живо и громко принялся обсуждать давно забытый метод лова и скоро перетечь бы этой перепалке в новое состязание на храбрость, но грозный голос вождя остудил пыл спора.

– Кому топиться вздумалось, подходи ближе к воде, сам искупаю. Не ловим мы рыбу сейчас так, и не позволю больше никому.

– Что ж ты, брат, парней потехи лишаешь? – встрял было Валех.

– Потому, что я – вождь хеймы Фарт и это мое слово! – прогремел голос Фарта, так, что даже Валех притих слегка сгорбив плечи,– больно спеси в вас много – по одному гордые ходите. Один храбрец накупался уже сегодня.

И как не были правильны слова вождя, да дружный смех над Выхой развеял напряжение вечернего сбора хеймы.

Быть первому порогу на Ирге тем испытанием, что сплотит хейму. От молодых до старых – все в воде. Кому по пояс, кому по грудь, слаженно волочь плоты через перекат. Старики подбадривали шутками молодых. Парни, гикая и ухая, волокли как упряжи за собой свои плавучие дома. Женщины, что еще крепки были, шестами опирались в дно и подталкивали громоздкие набухшие от долгих странствий плоты. Остальные шли берегом, волоча за собой скарб хеймы, снятый, для облегчения работы на перекате. Тяжелые намокшие бревна гулко стучали по каменному брюху переката, острые валуны норовили распороть подошвы кожаных сапог тянувших, но на то она и хейма- семья, рожденная на реке – не вперво́й ей такие испытания. Знает она: и плот и река – вместе, все их дом.

Величественно возвышались Косматые хребты над берегами Ирги. Не первый раз видел их Выха и каждый раз дух захватывал этот вид. Утро, совсем еще раннее, золотило вершины, когда хейма пристала к берегу на повороте Ирги. С каким-то мальчишечьим трепетом ждал он похода на торг к поселению племени, что жило у подножия Косматых хребтов. Дядька Валех так и сказал перед этим:

– Ты, Выха, пойдешь с Литом – ему торговать не впервой. И захвати что-нибудь ценное, глядишь и наменяешь у рудокопов на новый меч или рабыню смазливую. Да только смотри хлам не собирай всякий, а то так и останешься с ним зимой наедине.

– А с чего так торопимся, дядька Валех?

С громким треском подзатыльником наградила отцова рука косматую голову Выхи.

– Собирайся тебе говорят, торопись, до заката отплыть надо.

Мелкие округлые бока прибрежной гальки сменялись под сапогами крупными валунами и мхом по мере приближения к поселку рудокопов. Выха плелся за Литом, размышляя об отцовых словах, так и не поняв спешки, с которой отец хотел отплыть. Молчание нарушил Лит.

– Ты с собой сколько взял, Выха?

– Что взял?

– Ты торговать будешь или надеялся обменять себе меч на ракушки?

Выха запнулся об камень.

– Меч? Железный?

Лит повернулся и не смог сдержать улыбки, увидев косматую недоумевающую физиономию младшего брата.

– Тебе деревянный поищем, чтоб полегче был.

Хмуро посмотрев на трясущиеся от смеха плечи брата, Выха побрел следом, не найдя что ответить.

Поселок давно проснулся: дым очагов плавно поднимался из дымого́нов в крышах жилищ рудокопов, струясь в танце с искрами пламени, повсюду слышался стук кузнечных молотов, смешанный с малословными переговорами ремесленников. Воздух был наполнен запахами дыма, готовящегося жаркого, дымящегося на очагах, по́том и железом.

Глазевший по сторонам Выха, споткнулся, упершись в спину брата.

– Ну, что ищите, кочевники? – прохрипел низким басом широкоплечий, коренастый коваль, выпятив вперед клочковатую подпаленную местами бороду.

– С чего взял, что мы – кочевники? – как всегда с улыбкой спросил коваля Лит.

– Тиной от вас несет, вот с чего. С чем пришли?

Выха с интересом переводил взгляд с брата на коваля, наблюдая за их перебранкой. Лит достал холщовый мешок из кармана и бросил на верстак перед хозяином прилавка.

– Торговать будем.

Коваль ухмыльнулся в бороду.

– Я мечи на ракушки не обмениваю, – почти беззвучно, с каким-то скрипом, засмеялся над парнями коваль.

– Кабы не пришлось тебе за даром меч отдать за обиду, коваль. Ты в кошель загляни сперва, – все с той же улыбкой сказал Лит ковалю.

Хозяин, потянув за ремешок, расстегнул кошель, обнажив его содержимое на солнечный свет: ярко засияли боками небольшие золотые слитки, заискрили янтарные камни, переливали перламутром жемчужины.

– Состояние целое, – почесав под бородой, пробубнил коваль,– что ж выменять собираетесь на него?

– Три десятка мечей, хозяин. И крепких. Дорога нам дальняя этим летом. Есть у тебя столько?

Прищурившись огляделся коваль по сторонам и повернувшись пошел под навес ко входу в свою кузню, бросив через плечо:

– Пойдем.

Выха еле успел догнать брата перед входом под навес к ковалю и, дернув его за рукав, шепотом спросил:

– А куда нам столько?

Лит дернул рукав на себя прошипел в ответ:

– Идем, не здесь быть этому разговору.

Младший отпрыск Фарта-вождя повиновался и шагнул за порог.

Темное, прокопченное дымом очага помещение жилища сдавило густым воздухом привыкшего к свободе речного кочевника.

Проморгавшись, Выха огляделся, разглядывая убранство жилища. Темный, копченый дымом потолок, с которого лохмотьями свисал сухой, почерневший от сажи мох, подкрашивал черным все, что находилось под ним. Темного дерева резные длинные лавки, поставленные вокруг массивного стола, стены, увешанные шкурами карахов и оленьими рогами, с которых лохмотьями болтались кожаные передники коваля и безрукавки, ждущие своей очереди быть надетыми, когда на порог к поселку явится зима. Один из углов был отведен под столовую утварь, наваленную на полки, грубо сколоченного шкафа. Утварь тоже была под стать хозяину жилья. Массивной, почерневшей, да и собиралась по настроению: деревянные, железные и глиняные миски стояли стопами. Огромное блюдо, из которого как соломенный сноп торчали рукояти ложек и ножей. Кувшины и котелки с вылизанными языками пламени от очага боками. Очаг был сложен посередине залы и обложен невысокой стенкой из камней, его окружали четыре столба державшие стропила крыши.

Оглядываясь по сторонам Выха наконец разглядел темный провал в стене, служившей дверью в соседнее помещение. За порогом двери раздавалось приглушенное бормотание и железный лязг.

Лит удобно устроился на лавке за столом и, подвинув к себе пустую глиняную чашку, принялся катать ее пальцами по столу, ожидая хозяина с обещанным.

– Так о чем не сейчас разговор? – спросил Выха, не решаясь последовать примеру брата и присесть без приглашения к столу.

Лит покосился на младшего:

– Верно подметил – не сейчас разговор.

– Илосима! Илосима, позови Галира с Илой! Пусть помогут.

Хриплый возглас коваля заставил дрогнуть от неожиданности обоих братьев.

Разложенные на столе мечи тускло поблескивали в свете, отбрасываемом языками пламени в очаге. Лит примерялся чуть ли не к каждому из клинков, пока коваль пересчитывал и взвешивал в руке содержимое кошелька кочевников. Выха же не спускал глаз с одного меча – сразу он ему приглянулся среди всех, со змейкой на рукоятке. Хоть и лежал тот меч заваленный всем остальным оружием.

– Ладно, Лаят. В кошельке было даже больше, чем надо, дай волокушу какую-нибудь и помоги погрузить это все, – пристально смотря на коваля, сказал Лит, пока тот пробовал золотой слиток на зуб, – пора нам.

– Так куда вам столько? – с прищуром спросил Лаят-коваль.

– Дорога у нас дальняя. Пригодятся, – ответил, перебив Лита, Выха.

Лит перевел взгляд на брата и одобрительно кивнул.

– Ваше дело. Галир! – рявкнул в пустоту дверного проема коваль, – выноси на двор все, к повозке.

Возница звякала на каждом валуне, пока братья упря́жившись, волокли ее к берегу Ирги.

– Ты так и не ответил, Лит. Куда нам столько? – сбивая дыхание, не унимался Выха, пытаясь выведать у брата новую тайну.

– За море мы будем уходить, – спокойно ответил Лит, – а там… неизвестно, что ждет нас.

– За море? Это к Островам?

– Да, – хмуро ответил Лит.

Дальше приставать с расспросами Выхе не хотелось. Представлялось ему когда-то, что сам он поведет всех в походы к дальним берегам и чужим странам, а когда узнал, что грезы его сбылись и увидит он страны чужие, не до радости стало – не ждут их там, раз мечи понадобятся.

…

– Илосима! Илосима, принеси светильник! – раздавался на все жилище хриплый голос Лаята-коваля.

Илосима, жена коваля, мать его двух сыновей продолжала стирать свои передники, делая вид, что не слышит. Это чаще помогало – Лаят сам найдет то, что ему надо быстрей, чем приходить по каждому его зову и искать за него то, что он сам по своей короткой памяти положил неизвестно куда.

– Илосима! Ты оглохла!? Помоги – говорят!

Нахмурив брови и сжав губы в полоску, Илосима распрямилась, бросив работу и подбоченившись. Даже зажмурилась.

– Порты́ и те бы без меня потерял, – пробубнила себе под нос женщина,– как только я…

Ополоснув руки в ушате с бельем и на ходу вытирая их о подол длинного суконного платья, Илосима направилась к темному дверному проему, из которого раздавался голос ее мужа.

– Потерял что, Лаят? – стоя у входа в хранилище изделий коваля и разжигая светильник, стоявший на полке неподалеку, загодя принесенной лучиной, спросила Илосима, не обращая внимания на его суетливую возню.

– Светильник неси, говорю! Найти надо… не уж отдал я его? Быть не может, – бубнил себе под нос коваль.

– Что? Что отдал? О чем ты? – безучастно спросила женщина, входя в полумрак хранилища с горящим светильником в руке.

– Дай сюда, – суетливо выдернув светильник из рук жены, рявкнул Лаят, – то отдал. Его отдал…

Коваль продолжал шарить по ящикам и полкам и не заметил, как жена подошла и, встала у него за спиной, упершись руками в бока.

– Ты найдешь его, слышишь,– голос жены звучал, как звон кузнечного молота.

Тяжелый, суровый. И, казалось, что теперь кто-то другая стоит с ним рядом, а не та, что только что возилась со стиркой. Черные брови сдвинулись к переносице в одну полоску, взгляд карих глаз обжег Лаята, когда тот повернулся, почувствовав на своем плече ладонь жены.

– Хм… да… найду… хм-хм, – еле выдавил из своего внезапно пересохшего горла коваль.

Лаят опершись на открытый ящик, вытер испарину со лба и принялся судорожно соображать, как получилось так, что меч – реликвия рода Илосимы – исчезла из дома.

Вдруг, коваль зажмурился и, швырнув злополучный ящик с верстака, застонал от отчаянья. Шумно выдохнув и потирая сальный от пота лоб, принялся расхаживать взад-вперед и еле слышно рассуждать вслух:

– Кочевники это, рыбоеды, провонявшие тиной. Сын не виноват. Ила впотьмах даже разобрал бы, что выносит. Кочевники это…

Лаят выскочил на задний двор за навесом и, нервно оглядываясь, принялся искать взглядом сыновей.

– Галир?! Ила!? – не выдержав, позвал коваль.

Младший сын коваля, Ила, вылез из клети для хранения угля:

– Ты чего, отец?

– Сарший где?

Ила удивленно вздернув брови еле выдавил из себя:

– Галир к руднику пошел. Ты ж, это… сам сказал утром.

– Зачем? – сердито спросил коваль.

– Так… так ты же сам сказал? – все так же недоумевая, ответил Ила, – сказал, что работы прибавилось. Сам же, отец…

– Работы прибавилось… работы… Да, помню. Бросай все, пойдем!

Лит вел молча, изредка отвечая, что ведет по запаху и, ориентируясь на ветер – тот всегда дует с реки.

Выха угрюмо волок возницу, уже не приставая с расспросами.

– Ни запаха, ни ветра я не чувствую, брат, ты как хочешь. Чего отец костры не развел? – не выдержав, сорвался Выха, хотя и ожидал получить за подобный вопрос очередной подзатыльник.

Лит лишь угрюмо посмотрел на младшего брата и коротко ответил:

– Не знаю. Торопятся они с дядькой Валехом.

– Почему?

Лит промолчал.

– Может покричать? Идем то куда?

– Не надо. Там они. Смотри!

Лит указал пальцем на горизонт, и младший сын вождя, прищурившись, еле разглядел на почтительном расстоянии от них красную точку. Видимо, кто- то догадался навесить красный лоскут на шест.

– Ну, удачно? – помогая скинуть упряжи, спросил Валех племянников.

– Более чем, – отозвался Лит.

– А отец где? – оглядывая берег, в песок которого уткнулись три лодки. – И хейма вся где?

– Отец ваш ниже пошел. Помогай, Выха, – скупо отозвался Валех, погружая в лодки мешки с мечами и съестными припасами, купленными братьями на обратном пути.

На каждый взмах весла капли речной воды брызгали на и без того взмокшую от пота спину Выхи – дядька Валех с Литом ушли вперед, старался догнать.

Но широкоскулая старая лодка брата, та, на которой он еще совсем ребенком ходил с Литом собирать расставленные сети, не слушалась парня, и Выха отстал. Усердно работая веслами, да так, что уже кожа стала на ладонях съезжать и превращаться в кровавые мозоли, младший сын вождя речной хеймы бубнил себе под нос:

– Мало того, что дали это плоское неповоротливое бревно, так еще и нагрузили до верху…

Да сколь не досадуй, хейму догонять было надо и, ненадолго бросив весла, Выха оторвал от подола своей холщовой рубахи пару лоскутов, обмотал себе ладони и вновь взявшись за весла тихо затянул старую отцову песню. Лишь три раза слышал парень, как отец его, Фарт, поет ее сидя вечером у костра в одиночестве. Но этого было достаточно, чтобы запомнить и когда сам он, Выха был один, петь ее, стараясь повторить каждый перелив гулкого, хриплого отцова голоса.

– Ей, куда разогнался! – голос Валеха скинул пелену забытья, которой поддался Выха, догоняя хейму.

И не успев замедлить толком хода тяжелой нагруженной лодки, налетел на край плота.

– Далеко это вы… – еле переводя дух от усердной гребли и испуга выпалил Выха, – куда это все?

– Ко мне греби! – крикнул с соседнего плота Лит, опередив Валеха в ответе и бросив брату конец веревки.

Братья слаженно раскладывали мешки со снедью, припасенной в поселке рудокопов и связки мечей, по нутру плотовой постройки и, забывшись работой, не слышали окриков своих соплеменников.

– Да что они там! – накалялся Фарт, – плот загубят. Валех! Забагривай их! Не успеют.

Валех , Ките и несколько хеймсканов во все горло орали братьев на соседнем плоту.

Выскочивший на крик первым, Выха гаркнул брату:

– Лита, к прави́лу быстрей!

Оба уже во всю старались свернуть громоздкое сооружение из темных дубовых бревен, но было поздно.

Ирга – река со нравом. И всех, кто с ней считаться не вздумал, она встретит на своих порогах замшелыми от воды клыками.

С тяжелым треском наскочил плот боком на торчащий из воды валун. Не выдержали веревки и бревна плота разъехались, защемив меж собой зуб своенравной Ирги.

Лит, не удержавшись за прави́ло, рухнул на дощатый настил спиной, услышав, как в образовавшуюся щель, посыпались со звоном и плеском стальные клинки.

– Выха, брат, якорь кидай! Скорей! Мечи! – вскочив на ноги, Лит командовал брату.

В два прыжка старший вождя сын оказался у края и, не раздумывая, нырнул под плот. Выха еле успел сообразить, что произошло и первым делом пнул огромный камень, лежащий на краю плота – якорь. Не хватало, чтоб еще своенравной реке на зубы брат попался. Вскочив на ноги, младший было последовал за братом, но вдруг тяжелая отцова рука усадила его на место.

– Куда? Жди. Валех! Веревку давай.

Выха только и успел заметить, как дядька Валех нырнул следом за Литом. И, вопреки отцовой воле поднявшись на ноги, с облегчением заметил, как над водой показалась рука Лита со связью мечей.

Всей хеймой вытаскивали плот братьев из речной западни. И когда на берега реки спустилась ночь, у костров галдели и толкались хеймсканы: кто пытаясь просушить одежду, кто подтрунивая над соплеменниками, а кто просто наслаждаясь теплом и ночью.

Отдельно от всех горел костер Фарта-вождя.

Раздевшись по пояс и навесив свои рубахи на колья, братья угрюмо смотрели на языки пламени. Лит понимал, что от отца сейчас прилетит за нерасторопность, Выха понимал, что отец не будет останавливаться, и достанется им с Литом поровну. Дядька Валех никак не мог увесить свои сапоги так, чтобы костер их хорошо просушил – постоянно наклонялся и, тянувшись, ловил съезжающий с прутков сапог, поправлял обувку.

Из стрекочащей сверчками, плескающей на перекате рыбами темноты, раздалась хлюпающая мокрыми сапогам поступь Фарта.

Темным колосом заслонив свет костра от сыновей, вождь с кряхтением стянул прилипшую к спине мокрую рубаху и нещадно скрутив, выжал из одеяния воду.

– Чего расселись?

Валех поднял на брата прищуренный испытующий взгляд: не уж парней плот мостить впотьмах пошлет.

– Ты, брат, суров слишком. Не …– начал было Валех заступаться.

– Чего расселись, спрашиваю? Мечи сушите, да жиром смазывайте. Заржавеют же.

Лит достав из костра головню, понуро повесив голову и изобразив подобие смирения своей участи, побрел к своему пострадавшему плоту. Выха с кряхтением подтянул к себе один из мешков с мечами и, уложив его у ног, принялся копаться в своей сумке в поиске подходящей тряпицы. Запустив руку в мешок, младший сын вождя вытащил на свет один из мечей – тот самый, со змейкой на рукоятке. И замер, любуясь искусно исполненному оружию.

– Я думал, Фарт, ты опять парням трёпку устроишь, – почесав затылок начал было Валех, – суров ты с ними последнее время.

– Не тебе меня учить, брат. Они – сыны вождя, а это значит…

– Эко какой! Не уж все там такие? Глянь-ка, Фарт,– перебив гневную речь вождя, воскликнул Валех, – а-ну, дай-ка глянуть.

Выха потянул было меч дядьке, но фартова ладонь первая легла на лезвие и парень, повиновавшись, отдал клинок отцу.

– Доставай, доставай давай, да смазывай,– буркнул Фарт Выхе.

Вождь, усевшись на хрустящий песок, принялся вертеть меч в руках, разглядывая, как огненные блики играют на лезвии. Валех все прищурено смотрел на то, как его старший брат изучает оружие и молчал, ожидая слов, открывающих мысли вождя.

– Тоже думаешь, что тот самый? – спокойно спросил вождь Валеха.

– Я плохо помню легенду. Но старая резьба на камне, в доме у Иды-охотника как один в один с ним.

Выха, не отрываясь от протирки других мечей, все мельком поглядывал на меч в руках отца и, когда любопытство в конец превзошло верх, отважился спросить:

– А что за меч это такой, отец? Он мне сразу глянулся, еще на верстаке у коваля.

– Вот и я этому Лаяту ничего говорить не стал, – раздался голос Лита – Выха даже не заметил, как тот вернулся к костру. – Ты еще мал был, отец гостил на берегу Зеленой Вершины. Там под полом камень есть. И резьба на нем…

Фарт, ухмыльнулся и протянул меч старшему сыну:

– Твоим он будет.

И, улыбаясь посмотрел на оторопелого младшего сына. Только и осталось вождю слегка пнуть носком сапога Выху и окликнуть сына:

– Ну, поищи-ка мне там какой-нибудь побольше. Легковат этот мне.

Согревший ноги и спину костер быстро убаюкал Выху, и его разум отправился в чужую страну за море: там, где на закате последний луч Хаале раскрашивает каменные дома в радужные цвета, заставляя узоры на стенах из рыжего песчаника оживать и колыхаться в сумеречном свете, где живут могучие воины и отважные мореплаватели, мудрые правители и искусные ремесленники. И где много самых красивых девушек на свете. Они подносят тебе одеяния из шелка, лаская и тряся тебя за плечи… сильно тряся за плечи.

– Выха! Проснись же! Выха, – голос, очень знакомый голос было почти невозможно узнать – дрожащий, срывающийся от волнения и плача голос Ките.

Выха вскочил. Перед ним на коленях сидела его сводная сестра Ките и, закрыв ладонями лицо, сквозь горький плач звала, пыталась что-то рассказать.

– Проснись, Выха!.. беда пришла, Выха…

Оглядевшись, парень не увидел ни отца, ни брата, ни дядьку Валеха.

– Что?! Где все, Ките?! – обхватив за плечи, потряс Выха сестру.

Но девушка, зайдясь плачем, лишь указала рукой вдаль, к тому месту на берегу, где еле различимо во тьме ночи, горели множество огоньков факелов.

Оставив сестру и вскочив на ноги, младший сын вождя сквозь тьму помчался, спотыкаясь, к тому месту, что указала сестра.

На берегу собралась вся хейма, от мала до велика, стоя молча, полукругом и смотря на гальку берега себе под ноги. Тишину ночи нарушал лишь шум и плеск воды на речном перекате и легкое потрескивание факелов.

Выха протиснулся сквозь толпу и увидел отца.

Понуро, опустив голову и руки, стоял вождь. Даже ссутулился непривычно от чего-то.

Выха опустил взгляд к ногам вождя, и у парня перехватило дыхание. Еле справившись со стуком в висках, на подгибающихся и задеревеневших его ногах, он бросился к ногам отца. У ног Фарта лежал Лит. Выха поднял за шею голову брата и прижал к своей груди, еле сдерживая крик отчаянья от осознания того, что уже ничего не исправить – буро-черное пятно растекшийся по речной гальке крови, и зияющая рана на груди Лита говорила, что это конец.

Вдоль по берегу к сборищу бежали хеймсканы и, протиснувшись сквозь толпу, один из них – Граад, положив руку на плечо вождя, тихо доложил:

– Лодки Валеха нигде нет, Фарт.

Вождь расправил плечи, выпрямился и, не глядя на побратима , спросил:

– А сам?

– И его… нет.

Фарт поднял факел над головой и тяжелой поступью побрел к кожаному лоскуту, лежащему неподалеку от тела его погибшего сына. Это был пояс Лита. Тот самый пояс, к которому вечером примостил Лит кожаные ножны для меча.

Выха еле разбирал происходящее вокруг и не сразу понял, что отец его говорит с ним, а не с кем-то еще. Положив тяжелую ладонь на плечо Выхе, вождь обращался к сыну.

– Помоги мне устелить хворост на дно твоей лодки и принеси мой плащ, сын. Лит первым пройдет за Край воды из нашего рода.

Меньше всего хотелось верить Выхе, что он готовит свою лодку для последнего похода своему брату. Лишенный мыслей разум даже не разбирал дороги под ногами, когда младший сын вождя шел к отцову плоту, сказать, что все готово.

Отодвинув полог плотовой постройки – те́льта, Выха увидел как отец, обернув лицо старшего своего сына саваном, с тихим стоном прижал ладони к своему лицу и разрыдался.

Выха даже не разбирал слов своей сестры Ките, когда та, пытаясь его успокоить, что-то говорила о судьбе и жизни сквозь собственный плач, гладя его по косматой голове, сидящего прислонившись к стене надстройки у входа в тельт.

Часть вторая. У косматых хребтов

Ирга неспешно и ласково несла уходящего за Край воды хеймскана, давая его лодке смешать свет от поднявшихся над бортами языков пламени с первыми лучами рассвета, окрасив воду у переката в красно-оранжевый цвет.

Вождь и его младший сын стояли по колено в воде, направив лодку Лита, по обычаю на восток. Оба хмуро глядя Литу в след. Выха лишь слышал, как факел в руках отца, со злым шипением опустился в воду и погас, пока, не мигая, смотрел на плавный танец последнего похода лодки и ждал, когда Ирга, станцевав с ней, примет хеймскана в глубину подводной ямы за порогом. И Лит уйдет, за Край воды, в вечное плавание на восток на странствующем острове, который несут на своих спинах Хваалли – огромные рыбины, те, которых первыми сотворила Норда.

Продолжить чтение