Уйское пограничье. Книга 1. И. И. Неплюев

1.1. Тут будет Крепость стоять

Земля до горизонта уходит нераспаханными огромными степными пространствами разнотравно-злаковых растений, степных, луговых и болотных ландшафтов; блюдцами заросших озер, кишащих дичью. Видны темнеющие урочища первобытных урёмных лесов и нагорных дубрав, лиственного влаголюбивого леса в поймах рек и на низких террасах предгорий. Глухие же массивы хвойных деревьев, спрятавших бурых медведей, рысей и глухарей, раскинулись дальше за рекой, впадающей в великий Тобол. Дичи много. Вот недалеко пробежал сурок-байбак. Дрофа уселась, посматривая по сторонам. Неприметный, величиной с курицу стрепет прячется в тёмных кустарниках. Тут же кречётка – крикливая подвижная птица, серые журавли, смелый кроншнеп с длинным клювом, серые гуси, глухари, рябчики…

Солнце уже взошло и ярко осветило безбрежное море качающегося от ветерка ковыля, который уже стал одеваться в серебристый пушистый цвет, подобно белкам в начальный период зимней поры.

Отъехав от Троицкой крепости, спрятав двух своих пассажиров – главу Оренбургской Комиссии и его жену, коляска споро катила, окружённая всадниками в военных мундирах. Немного позади шла телега с имуществом отряда. Быстро скакать было невозможно, т. к. трава и кустарники прятали лошадей по самое брюхо, мешая движению путников.

– Стой! – послышалась команда старшего. – Выезжаем к реке и здесь остановимся на привал, вон какая красота окружает нас!

– Давай, служивый, выставляй палатки, стол и всё, что нужно для работы и отдыха, а мы пройдёмся вдоль реки.

Человек в военном мундире выбрался из коляски и осмотрелся. За ним вышла молодая, с красивым, но болезненным лицом женщина, которой он подал руку и помог спуститься на землю.

В голове Ивана Николаевича Неплюева, будущего первого губернатора Оренбургской губернии, (а это именно он оказался человеком из коляски) проплыли в голове приятные мысли: «Тем, кто ни разу не ночевал на берегу степной речки, я бы посоветовал это осуществить хоть раз в своей жизни, чтобы понять всю прелесть окружающих тебя ароматов чабреца, полыни, шалфея, окунуться в «ночные песни» кузнечиков, птичек-подрожаек варакушек и степных «зайчиков» сеноставок. Я уверен, что тогда тот поймёт моё желание остановиться в этом благодатном месте».

– Недаром эти земли после исследования геодезистами летом 1735 года были выбраны для поселения, недаром… – продолжал он размышлять уже вслух. – Реки Уй и Курасан служат неплохой естественной преградой с южной стороны от неприятеля! А значит, быть на правом берегу реки Уй новому пограничному поселению, быть крепости Степной!

Наступала ночь.

– Заходи, не стесняйся. Кто там? – повысил голос Неплюев, уже минут пять прислушиваясь к похаживаниям, покашливаниям за стенкой офицерской палатки часового.

Полы палатки тут же открылись, будто ходивший только и ждал этого приглашения. Перед Неплюевым предстал статный молодой казак из сопровождающего его отряда.

– Ваше высокопревосходительство, дозвольте обратиться. Казак Голубев мы… Афанасий.

– Заходи, служивый, рассказывай, с чем пожаловал?

– Так вопрос он такой, хозяйский. Уж шибко мне понравилось это место. Говорят, шо вы распорядились тут станицу ставить?

– Да-а, будет здесь заложена крепость по правому берегу, а твой какой интерес?

– Так самый, что ни есть прямой, ваше высокопревосходительство! Жениться собрался, вот дом бы тут и поставил у реки, хозяйство завёл, робятков бы нарожали для службы царю-батюшке да сам ещё послужу Отечеству нашему!

– Хорошее желание, Афанасий, главное не побоялся обратиться! Считай, что зачисляю тебя казаком в станицу, только не подведи!

– Ой, радость-то какая, ваше высокопревосходительство! Век молиться за вас будем!

– Невесту как звать-то?

– Евдокией кличут, ваше высокопревосходительство!

– Ладно, ступай, казаче, я ещё посижу, подумаю в тишине… Не забудь на свадьбу пригласить!

Казак Голубев отдал честь, широко улыбаясь, и браво развернулся, насколько позволяло небольшое пространство палатки. Потом опять повернулся к Неплюеву. На его лице сияла улыбка во всё лицо:

– Благодарствую, барин! Благодарствую, ваше высокопревосходительство!

Иван Иванович посмотрел на жену:

– Давай, Аннушка, будем отдыхать, день был тяжёлым, всё дорога, дорога…

Ночная тишина окутала временный лагерь.

1.2. Воспоминания

Неплюев снял сапоги и прилёг на походную кровать. В голову вместе с приятной дремотой со звуками степной ночи пришли воспоминания о прожитой жизни.

Хороший у нас род – знатных много фамилий! Вот тятя, отец мой, Иван Николаевич, обедневший помещик, потомок из рода Андрея Кобылы, боярина князя Ивана Калиты. Праправнук Андрея Кобылы, Фёдор Иванович, имел прозвище «Неплюй», от него и пошло потомство Неплюевых. (Словарь В.И. Даля объясняет слово «Неплюй», как оленёнок до полугода, шкура которого шла на изготовление непродуваемой шубы). Одно не задалось: помер отец на 38 году жизни, в 1709 году, когда было мне 16 лет отроду. Оставил 80 душ недвижимого имения.

Род Неплюевых примыкал к царствующему роду Романовых, Шереметьевых, Колычевых. Предки Неплюевых были воеводами городов Руси. Как не гордиться!

Матушка же – Марфа Петровна Мышецкая, из княжеского рода Мышецких, чьё происхождение от Рюриковичей. Род отделился в 14 веке и получил название Мышецкие по вотчине у речки Мышага, близ Тарусы.

В дальнейшем от Константина Мышецкого пошёл род князей Оболенских, от его брата Ивана – род князей Волконских.

Надо сказать, дорогой читатель, в дополнение к воспоминаниям Неплюева: князья Мышецкие во второй половине 17 века входили в десятку наиболее богатых землевладельцев Руси, но после раскола русской православной церкви (1653 г.) многие представители рода остались приверженцами старой веры, поэтому подверглись преследованию, и земли их частично были конфискованы.

Думы, думы… Так родной дед по матери, князь Пётр Иванович Мышецкий, ярый защитник старого обряда, узнав, что на него донесли и ему грозит суровое наказание, чтобы избежать бесчестия, совершил самосожжение. Сильные духом были люди, сильные! Это случилось за три года до моего рождения. Жалко не довелось увидеть деда!

Напомню факт, что П.И. Мышецкий стал прототипом образа старовера Досифея в опере М.П. Мусоргского «Хованщина».

Иван Иванович привстав, отмерил несколько шагов в одну сторону офицерской палатки, развернулся и, шагнув, тут же упёрся в другую стенку.

Да, женился в 18 лет по воле матери в 1711 году, 9 сентября, на родной племяннице новгородского наместника Ивана Юрьевича Татищева, девице Федосье Федоровне Татищевой, получив за неё в приданое 20 душ.

19 августа 1712 года родился сын Адриан, в том же Новгородском уезде, в селе Поддубье. В 1714 году 14 июля родилась дочь Марья…

Неплюев присел на кровать. Да, всему он обязан своей маме, высокообразованной женщине. Это она в годы его детства и отрочества, которые прошли в имении родителей, сумела дать ему глубокие знания и привить высокие нравственные качества.

Лёжа на кровати, он долго смотрел на горевшую на столе свечу. Сон не шёл. За стенкой шатра, что-то свиристело, ухало, порой подвывало – шла жизнь ночных обитателей в дальнем лесу.

1.3. Первые шаги

Надо сказать, дорогие читатели, что был очень важен указ Петра I о недорослях, который обязывал дворян определять своих детей на учебу в различные школы. Подошла очередь Ивана.

Марфа Петровна встала из-за стола и погладил сына по голове:

– Ну, что, сынок, ты уже подрос, окреп, пора и в люди выходить. Но для этого нужно много учиться. В силу разных причин, я могу тебе дать только имя Неплюевых да немного накопленного за жизнь, остальное ты должен добиться сам, голова у тебя смышлёная, разберёшься. У которых и имя, и богатство, тем легче. А тебя ждёт тяжёлая дорога упорной работы, только так можно достичь положения в нашем обществе!

После разговора с матерью Иван Неплюев был зачислен в марте 1715 года в Новгородскую школу «для обучения основам математики».

Одним из главных пунктов образовательной программы Петра I в ту пору было стремление создать кадры технической и административной интеллигенции. Нужно было поторапливаться. Спешная подготовка специалистов была необходима для новой регулярной армии, строившегося мощного флота, для новых мануфактур, дорожного дела, для создания нового правительственного аппарата.

Ещё в молодости Пётр с охотой изучал математику и овладел ею в объеме, которого хватило бы, чтобы быть квалифицированным инженером, архитектором и навигатором. Практическое значение математики ему было ясно, и в первых школах, которые он организовал, математика стала одним из главных предметов. За уровнем преподавания математики в государстве тщательно следил сам Пётр и его помощники. Одним из ближайших при этом был Александр Данилович Меншиков.

В 1714 году военная карьера Меншикова закончилась – он вернулся в Петербург и занялся решением внешних и внутренних вопросов государства. Будучи первым генерал-губернатором Санкт-Петербурга, городу он уделял особое внимание. И это неудивительно: в 1713 году туда переехали императорский двор, дипломатический корпус и Сенат. В 1715 году он создаёт комиссию по проверке состояния дел в математических и инженерных школах.

Учёба давалась Ване Неплюеву легко, и надо сказать, что учился он с удовольствием. В один из дней июня школа готовилась к приезду инспекции. Иван, устроившись на стуле в одном из коридоров школы, увлёкшись, читал книгу и ничего не замечал. Вдруг над его головой раздался голос:

– Что изучаете, молодой человек, и как вас зовут?!

Он поднял голову и тут же вскочил. Лицо от волнения стало мгновенно пунцовым. Перед ним стоял инспектировавший учебные заведения князь Александр Данилович Меньшиков с сопровождавшими его членами комиссии и директоратом школы.

– Ваша Светлость, да вот изучаю «Арифметику» Леонтия Магницкого. А зовут меня Иваном, Иваном Неплюевым!

Директор школы заулыбался, видно, что-то его отпустило, и он расслабился после ответа ученика школы.

– О, молодой человек, вы, наверное, хорошо учитесь, чтобы самостоятельно уделять время изучению математики! Учитесь, учитесь, Великий Государь тоже уделял этому предмету большое внимание с детских лет! Учитесь, и вы далеко пойдёте!

– Я буду очень стараться, Ваша Светлость!

– Я приехал с инспекцией по проверке вашей школы, и учеников ждут особые задания. Я посмотрю на ваши ответы отдельно, так что, думаю, мы с вами ещё встретимся!

Александр Данилович похлопал Ивана по плечу и продолжил своё движение по коридору.

Задания были сложные, но Иван достаточно быстро справился с экзаменом и сдал свои ответы учителю.

С не меньшим трепетом, как и при первой встрече с князем Меньшиковым, Иван постучал по вызову в дверь директорского кабинета.

– А, Иван Неплюев! – на него смотрели весёлые глаза князя. – Я другого и не ожидал. Вы показали блестящие знания! Я перевожу вас, как лучшего ученика школы, в Нарвскую навигаторскую школу вместе с 84 другими учениками, показавшими хорошие результаты! Там вам уже будет преподавать сам Леонтий Магницкий, полюбившийся вам за написанный им учебник.

Перед этим событием умерла мать Неплюева Марфа Петровна. Жаль, она не смогла разделить радость сына.

1.4. Нарвская Навигационная школа

При Нарвской Навигационной школе, располагавшейся в палатах уничтоженной ныне Сухаревой башни (построена была в 1695 году в Москве по проекту Михаила Чоглокова), было четыре учителя – три иностранца: Фархварсон, обучавший детей математике, астрономии и морским наукам, Стефан Гвин и Ричард Грейс, специализировавшиеся на навигаторских науках и фехтовании, и один русский – Леонтий Магницкий. Последний происходил их тверских крестьян. Он самостоятельно изучил многие науки, в том числе математику и европейские языки: греческий, латинский, итальянский и немецкий, учил гардемаринов грамоте, письму, арифметике. Он также обладал обширным багажом сведений по астрономии и навигации. Его перу принадлежит, как мы уже знаем, знаменитая «Арифметика» – книга, сыгравшая большую роль в истории русского математического образования.

Надо упомянуть, что Магницкий, несмотря на то что являлся человеком, на котором держался весь образовательный процесс, получал меньше своих заокеанских коллег.

Согласно указу царя, принимали детей всех сословий, кроме крепостных. Прибывших (от 12 до 17 лет) расспрашивал сам Пётр I.

А. К. Саврасов. Сухарева башня. (1872 г.).

Его соседом по парте стал Семён Дегтярёв, младший по возрасту, добродушный, умный малый. Они стали вместе делать уроки и вместе жили в одной комнате тут же, в Сухаревой башне. Первые занятия оставили у Ивана хорошие впечатлениями и в то же время не очень весёлые мысли.

Шёл урок астрономии. Ученики относились к ней порой с прохладцей, как к чему-то далёкому, почти нереальному. Сёма, уставший представлять эти планеты и созвездия у себя в голове, решил спуститься на землю. Вначале что-то рисовал на листе бумаги, потом повернулся к Неплюеву, показывая нарисованное изображение и, прыснув в кулак, давился от смеха. В это время прозвучал злобный рык «дядьки», который постоянно находился на уроках параллельно с учителем. Семён резко выпрямил спину, пытаясь придать себе серьёзное лицо, но было уже поздно. Хлыст «дядьки» с шумом опустился ему по хребту, порвав рубаху.

– Дегтярёв! Вы что себе позволяете? – учитель астрономии Фархварсон, долго не думая, указал ему указкой на дверь.

Проскочить мимо «дядьки» не удалось, тот схватил его за руку и, смотря прямо в глаза Семёну, прошипел:

– А с вами, молодой человек, мы ещё раз встречаемся после бани в субботу, вы надеюсь знаете зачем!?

– Никак нет, я нечаянно!

– С вами мы встречаемся, чтобы вы, Дегтярёв, глубже поняли сегодняшний урок, а для этого получите от меня ещё порцию розог по спине, удара одного хлыста явно мало, чтобы его усвоить!

Эта неделя оказалась очень насыщенной на отрицательные события для учеников. За прогулы был жёстко оштрафован их сосед в соседней комнате через стенку – Пётр Заруба. Одного из учеников, который не платил, выставили на школьном дворе и публично пороли до тех пор, пока товарищи и родственники, скинувшись, не внесли деньги.

Вечером в субботу Семён лежал на кровати на животе. Рядом на столе лежали аспидные доски, грифеля или «каменные перья», карандаши, различные линейки, циркули, инструменты для определения времени по звездам, для определения широты и долготы, конечно, учебники и учебные пособия. Всё это выдавалось при поступлении в школу под расписку с обязательством вернуть их в целости. Также выдавали «Арифметику» Магницкого. Но бумагу ученики покупали сами.

Иван «колдовал» над посеченной розгами спиной Дегтярёва, меняя примочки. Семён тихонько постанывал.

– Ну, Сёма, ты как маленький, чего так расшебуршился на уроке, даже этот костолом заметил! Теперь вот болеешь…

– Ничего, заживёт! Вон должника выпороли, и у родителей грозятся конфисковать имущество в следующий раз. Хоть увольняйся ему из школы!

– Ага, скажешь тоже… Увольняйся! Родным за ходатайство об освобождении его от школы может грозить каторга. А вздумает бежать из школы – и вообще полагается смертная казнь.

– Очуметь у нас порядки, Иван!

– Так поступили, Семён, учиться, надо учиться, а не дурака валять! За неисправимую неуспеваемость в науках в прошлом году отдали в солдаты двоих, а случалось, говорят, посылали и на каторжные работы.

– Ладно, Неплюев, завтра дают получку: «кормовые деньги». У тебя хоть 5 алтын в день набегает, у меня три, а теперь ещё и штраф вычтут.

В скором времени их обоих перевели в другое отделение. В Навигационной школе ученики проходили все науки последовательно, в ней не было определенного времени ни для экзаменов, ни для перевода из класса в класс, учеников переводили из одного отделения в другое или, как тогда говорили, «из одной науки в другую», по мере выучки.

26 мая 1714 года. Корабль «Екатерина». В этот день в водах Балтики Пётр I находился в своей каюте на корабле. Морской ветерок развевал поднятый на корабле штандарт Петра. С 1712 года, согласно указу подписанному им, это был: «Штандарт, чёрный орёл в жёлтом поле, яко Герб Российской империи, имея три короны: две королевских и одну Империальскую, в которого грудях Св. Георгий с драконом. В обеих же главах и ногах 4 карты морских: в правой главе Белое море, в левой Каспийское, в правой ноге Палас Меотис, в левой Синус Финикус и пол – Синуса Ботника и часть Ост-Зее».

Все последние месяцы он усиленно работал по вопросу создания в Петербурге Морской академии. После Гангутской победы мысль об организации в новой столице Морской академии не отпускала его, не отпускала она и его ближайших соратников, участвовавших в строительстве и укреплении отечественного регулярного флота. И вот всё готово!

Пётр поднял на уровень глаз написанное им лично письмо капитан-поручику Григорию Григорьевичу Скорнякову-Писареву, и ещё раз прочитал: «Господин капитан-поручик! Понеже господин адмирал граф Апраксин писал, дабы выслали в Питербург с Москвы из Навигацкой школы учеников, которые выучили геометрию, 20 человек, и когда оные в Питербург приедут, тогда прими и учи артиллерии, а заранее о том донеси князю Александру Даниловичу Меншикову, дабы он велел к приезду их сделать в Питербурге в удобном месте избы, где их учить».